Сделал шаг в сторону первой, но потом увидел на спинке стула чей-то рюкзак и пошёл на последнюю. Ерундовый какой-то рюкзак. С бабочкой на клапане. И что хорошего - не понимаю. Может Катеринка права, что они другие. Не наши дети. Совсем не наши. Вот и я всё об одном и том же, а Алексей молчит и думает: думает - что завтра он заработает немного денег и они с Иришкой будут жить счастливо. И как она хочет - у них будет двойня. А разве он против? Вовсе нет. Он не против, он - за. За - работает и работает. И так каждый день. А ведь нужно совсем немного. И он это знает, потому и думает, а я всё об одном и том же. Что они другие. Совсем другие. Не наши дети. И рюкзак этот с бабочкой на клапане, благо, что не с кузнечиком или зайчиком. Бабочка - это ещё куда не шло. Тем более если на первой. Если на первой - то конечно, только с бабочкой. А я и на последней посижу. К тому же у меня на портфеле ни бабочки, ни зайчика, ни кузнечика - ничего и никого.
- Можно мне тоже листик?
- Ну, попробуй, только не списывай.
И смеётся. А ведь и правда, разве я когда-нибудь списывал на сочинениях? Никогда. Я просто всегда писал мимо темы, вернее хватался за "свободную" и держался за неё много лет. А теперь вот, даже не знаю. Катеринка написала на доске тему сочинения и подсела ко мне за парту.
- Ты что и правда собрался писать сочинение?
- Конечно. Сегодня же первое сентября и для меня это свято. А с некоторых пор ещё и любимо. Веришь?
- Дело твоё.
Она посмотрела на меня, словно не видела много лет: все те годы, что так незаметно пролетели между нами. И снова улыбнулась.
- Может, лучше расскажешь как у тебя дела?
- Давай, я лучше напишу. Тем более что и тема подходящая - как я провёл лето.
Я достал из портфеля ручку, блокнот и снял с руки наручные часы. Всё - как и тысячу лет тому назад. Она вышла из-за парты, взяла со стола журнал и вновь подсела ко мне.
- Что и оценки ставить будешь?
- Только тебе.
Я задумался. Посмотрел на них и задумался. Они уже вовсю пишут и шелестят тетрадными листами, а я всё никак. Сижу и глупо смотрю на них. И они на меня смотрят как на глупого: Что, мол, пришёл, что забыл? Начинаю вспоминать. Иногда сам не понимаю, как такое случается. Раз - и лето прошло. Два - и снова лето. Три - и мне уже бог знает сколько, и на меня смотрят, как на дурака, потому что они уже по две страницы, а я всё никак. Никак не могу вспомнить - зачем я пришёл, что забыл. И о каком лете мне писать. Какое из?
Весь июнь я работал, как впрочем и июль, несколько лет подряд. А на Карибах слишком жарко, чтобы туда так вот, запросто махнуть и без отпуска и без денег. И в августе в Москве как-то прохладней, чем на той же Гренаде допустим или какие ещё там острова. С географией проблем у меня никогда не было. Вот с Карибами - да, а с географией - нет. Там даже в декабре - лето. А у нас в декабре не лето, у нас бог знает что творится на улице и минус двадцать, а на Мартинике - бананы и апельсины, маленькие такие, сладкие, сочные. С рук капает. Под ноги. На асфальт. И течёт ручейками вдоль бордюров. Грузовики один за другим в очередь выстраиваются, ждут - пока им в кузова побросают, а они всё это в Яузу.
Апрель. И до лета рукой дотянуться. Тянешься, тянешься, и всё никак. Вся карта уже в клочья, жёванная, скомканная, а я всё тянусь до Доминики и вокруг меня домики, пятиэтажки, сталинские и здание ГУМа. И от него к Большому ленточкой рыжий плакат: Ваше лето на Карибах.
Не время. Поздно начинать что-то писать или продолжать обдумывать ненаписанное... они за это время исписали ворох бумаги: от обложки до обложки, а я - ничего. Выгляжу глупо и не скрываю этого. А они всё не могут понять, что же я такое вспомнил, что до сих пор ещё не ушёл и смотрю на них. Глупо.
- И это всё что ты написал?
- На всё остальное мне не хватило времени.
- Тогда можешь не сдавать своё сочинение. Останешься после уроков и мы обо всём поговорим.
- А оценка?
- Сейчас вводят другую систему. И дети сейчас другие. Не наши с тобой дети. Так что не знаю. Решай сам, как оценивать свою глупость.
Она откладывает журнал в сторону и выходит из класса. Я жду, когда она обернётся, но она этого не делает. Она не оборачивается, чтобы увидеть меня сидящим на последней парте.
Но ведь если на портфеле ничего нет, ни одного зайчика, ни одного кузнечика, ни одной бабочки, то что? Что мне делать за первой? Если у меня никого и ничего. А они совсем другие. Не наши дети. Совсем не наши. И оттого, что Алексей думает об этом, а я всё об одном и том же. От этого денег больше не становится и Иришка счастливее тоже не становится. И Катеринка конечно же права, что они другие. И он - за. И я тоже. И все работают и работают. И так каждый день. И я не понимаю - что хорошего? Рюкзак-то - ерундовый. И бабочка эта на клапане. А я уже шаг к первой-то сделал, но пошёл-то - на последнюю.