"Кровь не вода", - любила говорить матушка. Королевское искусство, коим занимались поколения наших предков, нашло и меня. Рано, очень рано, раскрыл я трактаты по архимагии и алхимические дневники и начал задавать отцу многочисленные каверзные вопросы. Я мог часами копаться в сборниках "ключиков", водя пальцем по страницам и шевеля губами, снова и снова повторяя эти утратившие силу заклинания. Так мечтающий о странствиях мальчишка шепчет названия далёких диковинных стран: "Тавроскифия... Гардарика... Биармия... Счастливая Аравия..." И хотя элементали давно уже не слушались нас, умершая красота и мудрость вселенной алхимии светили мне каким-то отражённым, лунным сиянием.
Зародившаяся в Египте фараонов, алхимия долгое время считалась скромной прислужницей искусства механомагии. Когда же старые боги оставили мир своей железной опекой, именно королевское искусство на века стало двигателем и основой цивилизованного мира, обеспечив подъём и расцвет Христианской державы. Эксперименты Боэция в захваченном варварами и чароплётами Вечном городе закончились с арестом и казнью этого подвижника, но, к счастью, он уже успел переправить свои дневники в Константинополь. Следом империю сотрясла ожесточённая борьба алхимиков и их приверженцев с ортодоксами, видевшими в Королевском искусстве лишь ересь и колдовство. Разгоравшуюся свару пресёк эдикт великого Юстиниана, вставшего на сторону алхимиков, вслед за чем последовала планомерная, кропотливая, воистину муравьиная работа - её первые плоды явились в ходе Готской войны.
Алхимикам удалось тогда подчинить саламандр, стихиалий огня, и они не раз защищали Город от жаждавших славы и добычи врагов - славян, русов, арабов. Варвары разных краёв не раз пытались создать "живой" или "греческий" огонь, но всякий раз терпели неудачу.
Памятником начала алхимической эры стал храм Святой Софии, возведённый с помощью адептов Королевского искусства и на века украсивший Город, а памятником её заката и конца - недостроенный собор в Колонии Агриппины. Я увидел его в те годы, когда служил кесарю Карлу... впрочем, не будем забегать вперёд. После ухода из нашего мира алхимической премудрости возведение циклопического здания стало не под силу варварам. Так и стоит оно, безуспешно пытаясь напомнить утратившим знание людям о красоте и мощи того мира.
Искусство тетрасоматы было взято правительством под жёсткий контроль во избежание экономических потрясений и неурядиц. Заниматься им могли лишь придворные алхимики, имевшие особые императорские патенты. Аналогичные ограничения были наложены и на все работы с саламандрами - мощь стихийного огня не должна была попасть в недостойные руки.
Систематизировав и упорядочив алхимию, мы, ромеи, смогли сделать то, о чём мечтало, и будет мечтать не одно поколение людей - создать цивилизованный мир, живущий в согласии с природой. Адептам королевского искусства удалось покорить стихии своей мудростью и любовью, а не насилием. Элементали стали нашими друзьями и помощниками, а не рабами или слугами; оставшиеся без своих предводителей, которых некогда почитали как богов, они не питали вражды к христианству и стали относиться к людям с любопытством и дружелюбием. Саламандры защищали империю базилевсов от врагов и разжигали огонь в её печах и кузницах, сильфы гнали дождевые облака к нашим посевам или, наоборот, разгоняли их, ундины мчали дромоны по морской глади и вращали колёса водяных мельниц. Кобольды и гномы указывали на места залегания руд и самоцветов и превращали грубые металлы в золото и серебро, а феи и гамадриады подсказывали целебные растения для лекарственных тинктур и помогали пробудить vismedicatrixnaturae. Казалось, Христианской державе удалось развернуть время и вернуть мир в золотой век. Некоторые богословы даже сравнивали это время с Царством Божьим на земле; впрочем, подобные сомнительные учения сурово пресекались как базилевсами, так и церковью.
Многими, но, конечно, не всеми тайнами Королевского искусства Христианская держава поделилась с западными варварами.
Окрылённые алхимики пытались достичь венца своего искусства - создать философский камень, ребис, эликсир философов. Так они называли некий гипотетический набор заклинаний и операций, который позволил бы соединить и интегрировать силу и знания различных стихийных духов, открыв людям бесчисленные таинства природы.
К сожалению, силы зла никогда не оставляют нас своими кознями, так что эта идиллия не могла длиться вечно; оттачивая и преумножая своё мастерство, алхимики, сами того не заметив, поместили мир буквально на лезвие меча. В каком-то смысле это было повторение истории с библейским яблоком; искусом, толкнувшим некоторых адептов отступить от первоначальной чистоты Королевского искусства, стал именно философский камень. Шли годы, одна неудачная попытка сменяла другую, и терпение некоторых мастеров архимагии начинало иссякать. Думаю, здесь они, говоря мужицким слогом, рубили дерево не по себе; то, что они задумали, как мне кажется, под силу разве что Господу Богу. Но соблазн был слишком велик, так что мудрости и смирения отступить и признать ограниченность своих сил хватило далеко не всем. Как обычно бывает в подобных случаях, появились сторонники "короткого" и "широкого" пути, не думавшие, что он неизменно ведёт к союзу с силами зла. С помощью софистических ухищрений оправдывали они постепенное введение в алхимию элементов демонолатрии и чёрной магии; чароплёты же, чувствовавшие подобную мерзость так же хорошо, как вороны и стервятники - мертвечину, моментально появлялись к их услугам со своими гримуарами, наполненными неистребимой богомерзкой лжемудростью, корни которой тянутся из непроницаемой тьмы веков. В библиотеке отца имелся запрещённый трактат, что сохранился в единственном экземпляре, называвшийся "О злом благе"; безымянный автор этого лукавого сочинения писал, в частности, следующее: "Не должно гнушаться делать добро из зла, коли Божественное Провидение не оставило нам иного материала".Дело дошло до того, что один из таких заблудших адептов прямо предложил базилевсу приносить приговорённых к смерти преступников в жертву демонам, приближая тем самым миг создания эликсира философов. Мерзавца изгнали из цеха, после чего ослепили, лишили языка и сослали на безлюдный остров, но, к сожалению, в странах Заката, отдалённых от Христианской державы, и в землях арабов подобные идеи имели успех. Сорная трава, выполотая Велисарием и Пипином, начала давать новые всходы.
Волки в овечьих шкурах в этот раз действовали уже не так грубо, как во времена королевств вандалов и готов, они рядились в одежды мудрецов и философов и вливали свою отраву по капле. Чароплёты стали ловить людей не на жажде власти, наживы и успеха, а на любви, сострадании и желании помочь. "Малое зло избавляет от большой беды", - так писал автор "О злом благе", разбавленный в должной пропорции яд лечит, улыбка спасённого ребёнка аннулирует любой пакт с диаволом, а мудрость философского камня, который позволит человеку стать помощником Бога, стоит принесённой Тени жертвы. Скользкий путь, неизменно ведущий в пропасть.
(С чувством горечи перечитываю я эти строки. "Малое зло избавляет от большой беды" - разве не этим девизом я руководствовался я немалую часть своей жизни?)
Падать всегда проще, чем медленно карабкаться вверх. Тевтонский король Генрих, именовавший себя кесарем Запада, обогнал всех на этом пути, практикуя уже неприкрытое дьяволопоклонничество. От него даже сбежала собственная супруга - дочь архонта русов.
В те страшные годы Тень накрыла и самую Христианскую державу. Нашествия арабов, оттолкнувших руку базилевса, безумие иконоборческой ереси, едва не отдавшей самый Город во власть чароплётов, новое нашествие - теперь уже сельджуков... Цехи алхимиков проводили одну чистку за другой, падших адептов ссылали или предавали в руки палача - всё бесполезно, очистить родниковую воду Королевского искусства от демонической грязи становилось всё сложней. На смену одному казнённому чароплёту из Египта или Сирии приходила дюжина. От соприкосновения с Тенью элементали теряли силу или развращались, сильфы норовили устроить ураган с градобитием, саламандры - пожар, ундины и нереиды забавы ради топили корабли и заливали города. Дошло до того, что некоторые из стихиалий стали требовать кровавых жертв.
В странах Заката дела шли немного лучше. Величайшему из римских первосвященников после святого Петра - папе Григорию - удалось отразить атаку прислужников Тени. В этих условиях базилевс Алексей, отчаявшись, призвал на помощь крыжаков, надеясь, что те помогут, во-первых, разгромить чароплётов в самой Христианской державе, а во-вторых, уничтожить очаги колдовства и демонолатрии в Сиропалестине и Египте. Это была трагическая ошибка. Если до завоевания Святой Земли франками зло текло на Запад отдельными тонкими ручейками, то теперь крестоносцы, сами того не ведая, прокопали для него широкий удобный канал. Следом они нанесли нам удар в спину, разграбив Город и развернув в землях базилевса повальную охоту на алхимиков (пока что только ромейских).
1204 год от Рождества Христова стал началом долгого, растянутого, мучительного конца эры Королевского искусства. Падшие адепты и чароплёты вступили в союз с обосновавшимися в Нарбонской Галлии богомилами, но были разгромлены воинством северных варваров. Доминиканская инквизиция отправляла на костры уже всех алхимиков, до которых могла дотянуться. Оружие, благодаря коему воины Палеологов разбили крыжаков, создавали уже чистые механики, полагавшиеся только на разум и руки; элементали не принимали в той войне никакого участия. Кесарь Фридрих Гогенштауфен пытался заключить новый союз со стихиалиями, но потерпел поражение; упорнее всех цеплялись за Королевское искусство храмовники, пока галльский король Филипп не уничтожил орден. В наше время один из вожаков подобничества - гельвет Гогенгейм, носящий претенциозное прозвище "Парацельс" - однозначно относит стихийных духов к силам зла. Sictransitgloriamundi.
Крах алхимии стал знамением грядущего обрушения как самой Христианской державы, так и всего уклада, выстроенного во многом с её участием в странах Заката. Казалось, Удерживающий зло выронил свой меч, и все четыре коня Апокалипсиса топтали своими копытами владения базилевсов и земли варваров. Война, голод, бунты, пылающие города и деревни, и как венец этого ужаса - Чёрная смерть. Размахивая своей косой, подобно деревенской молодухе на лугу, чума срезала всех, не разбираясь - королей, герцогов, графов, рыцарей, мужиков, монахов, магов и архимагов, мужей, жён, детей, добродетельных и злодеев... Города пустели, в землях Христианской державы их заполоняли турки и горные пастухи, в странах Заката - вышедшие из лесов и болот шайки разбойников. Атаманы этих ватаг провозглашали себя графами, архонтами, дуками, а то и королями - у кого на что хватало наглости и амбиций - занимали пустовавшие замки, по-хозяйски прохаживались по бесхозным дворцам. Вымерли последние мастера Королевского искусства, многие механики и книжники, большая часть чароплётов, целые пласты знаний забылись навсегда, связь между поколениями прервалась. Между Европой до Чёрной смерти и Европой после неё пролегла пропасть.
Христианская держава сжалась до размеров Города. В его стенах горсть ромеев из последних сил пыталась сохранить осколки старого мира, вокруг же кипела чужая варварская жизнь - точно карлики деловито обживали развалины мира великанов. В 1453 году от Рождества Христова пал и Город, слова императрицы Феодоры о саване из императорской порфиры воплотились в реальность.
Чёрная смерть и сопутствовавшие ей бедствия были родовой травмой нового мира, ребёнок вышел напуганным и пугающим одновременно. Пережившие этот кошмар люди походили на нелюбимое дитя, с которым плохо обращались, или на женщину, которую некогда взяли силой, - они ждали от окружавшего их бытия только новых несчастий. Страх наказания вытеснил из многих сердец любовь к Богу, пастыри теперь предпочитали запугивать прихожан адскими муками, а не будить и зажигать их сердца. Другие же возненавидели Творца и обратились к демонам и идолам. Оборотной стороной испуга, разрухи и нищеты стала жестокость; варварство, дотоле сдерживаемое Христианской державой, наконец, смогло развернуться. Можете себе представить, какие порядки насаждали в своих странах новые государи-разбойники.
Таким был мир, на берега которого ступили ромейские изгнанники. Он напоминал царский чертог, захваченный дикарями; вот они жарят мясо на кострах из книг и изысканной мебели, шьют себе одежду из скатертей и гобеленов, наливаются старыми винами. Немногие уцелевшие мудрецы сочиняют пергаменты, которые подтвердят, что в жилах разбойничьих вожаков течёт королевская кровь. Благородные девицы и вдовы, подавив отвращение, протягивают атаманам лилейные свои руки, идут с ними к алтарю - уж лучше так, чем помереть с голодухи или стать добычей дюжины изголодавшихся головорезов. Прелаты мажут священным миром узкие лбы, возлагают золотые венцы на немытые головы. Выжившие воины учат лихих людей военному ремеслу. Крестьяне угрюмо мотыжат поля - в конце концов, какая разница, кому сдавать оброк. Жизнь продолжается, хоть и не в лучшем своём воплощении.
От Королевского искусства остались лишь смутные слухи. Чёрные колдуны также большей частью вымерли от чумы, выжившие напоминали скорее злобных ярмарочных фокусников, ползавших на коленях перед мелкими бесами.