События, приведшие меня в Аахен к престолу Карла, начались так же, как зачастую начинались перемены в моей жизни, - со стука в дверь. Я открыл - на пороге стояла женщина. Поклонившись, я впустил незнакомку и поинтересовался, чем обязан подобной чести. Дама была в тёмно-синем, почти чёрном от головы до пят; когда она отбросила с головы свою дорогую шерстяную накидку, я понял, что это Диана - супруга моего былого знакомого, подобника Деметрио. Её волосы, напоминавшие руно, заструились по плечам; мне всегда казалось, что волосы и фигура являлись самой сильной стороной Дианы; лицо её было скучновато и напоминало молодух из окрестных деревень, нос заставлял вспомнить цаплю, глаза - пасмурное осеннее небо, а ноги, хоть и стройные, были чересчур худощавы. Впрочем, Деметрио в ней души не чаял.
Деметрио был колоритнейшей фигурой, заслуживавшей отдельного разговора, поэтому я оставлю Вас в обществе благородной донны, а сам предамся воспоминаниям о человеке, помогшем мне обличить перед Карлом козни гемидаймонов.
***
Деметрио обладал непримечательной наружностью - невысок, лысоват, склонен к полноте. Демоническое честолюбие, недюжинная воля и острейший ум, запертые в далеко не геркулесовском теле, направили этого выходца из знатного, но захудалого рода Таккола на тропу познания - ту стезю, на которой он мог посрамить других людей, лучше сложенных и богаче одарённых родственниками и природой. К сожалению, Деметрио с ранней молодости попал в руки подобников и плифонианцев, избежал он только искуса чароплётства - ибо не верил ни в магию, ни в иные отклонения от известных людям законов дольнего мира.
Общаясь с этим человеком, я снова и снова ловил себя на том, что забываю: передо мною варвар, а не ромей. Наверно, такими были лучшие из варваров, живших до Чёрной смерти. Деметрио был блестяще образован, владел латынью (классической, а не кухонной) и греческим, его разум легко сплетал из нитей отдельных знаний причудливые и красивейшие гобелены. Он обожал писать письма - забегая вперёд, скажу, что брату Варфоломею понадобилось два дня, чтобы предать огню его возмутительные эпистолы. Деметрио обладал даром диктовать людям свою волю даже на расстоянии; особенно ярко об этом свидетельствовала его корреспонденция с неким безымянным конфидентом, жившим в Богемии.
(Имя этого человека стало известно лишь в 1547 г., когда он присоединился к бунту, подавленному братом кесаря Карла Фердинандом, и был, в конце концов, четвертован).
Помимо знания, другой его страстью была игра. О, сколько вечеров убили мы с Деметрио за спорами и игрой в тавлеи и кости! В привычках своих был умерен, хотя и любил вкусно покушать, платье носил чёрное и не пил ничего, кроме воды. Года за четыре до того визита Дианы Деметрио улыбнулась Фортуна: он получил внушительное наследство, женился, один за другим рождались дети.
Глубоко презиравший большинство людей, он, тем не менее, был очень приятен в общении. До сих пор перед моими глазами стоит его округлое благостное лицо, расплывающееся в тусклом вечернем свете, в ушах звучит его негромкий мягкий голос, которым он произносил то восхищавшие, то пугавшие меня фразы.
Этот недюжинный ум был полностью развращён подобничеством. Деметрио насмехался над верой, называя Святую Церковь "кружком по интересам". Да, нравы духовенства оставляли желать лучшего, но он-то бил глубже, стараясь разрушить самое учение Христа. Деметрио отрицал подлинность Писания и Предания и считал, что христианству от силы полтораста века. Он проповедовал, что мы уже никогда не сможем заглянуть за пределы времени Чёрной смерти, да, впрочем, и заглядывать-то незачем - наверняка это было время беспросветной дикости. Когда я пытался приводить книги и иные свидетельства, говорившие об обратном, Деметрио, сделав презрительный жест рукой, объявлял их подделками.
Одновременно с этим, как и все подобники, он преклонялся перед эллинами и языческим Римом. Не раз и не два я пытал я своего приятеля, требуя объяснить, почему хроники Романа Пселла - подделка, а диалоги Платона - нет, но сколь - либо убедительного объяснения я так и не получил.
Страсть к игре высушила ум Деметрио, мир в его понимании был огромной шахматной доской, а люди - безмолвными фигурками. В то же время он надсмехался над чароплётами, считая их мошенниками, поверившими в собственный обман. Хоть тут я был за него спокоен - Деметрио никогда бы не стал резать младенцев и насильничать невинных девиц перед алтарями демонов и баалов.
Рассуждая о механике, искусстве, архитектуре, политике, Деметрио приписывал все достижения рода человеческого кружку неких Людей(он произносил это слово так, что любому стало бы понятно, что его следует писать с прописной буквы).На мои вопросы - кого он подразумевает под ними - Деметрио лишь загадочно улыбался. "Люди никогда не ошибаются, Люди думают на пять шагов вперёд, видят на семь локтей под землёй...", - прожужжал он мне все уши.
Впрочем, я никогда и не настаивал - думал, что он имеет в виду каких-нибудь вожаков подобничества, - и лишь повторял:
- Будь осторожнее. Слава Богу, инквизиция ещё кое-что может. Я-то ограничусь молитвой за твою грешную душу, в конце концов, даже Господь не спасает грешников насильно, а вот они могут обрядить тебя в сан-бенито. На кого останутся Диана и дети, а?
Общение с этим просвещённым человеком порой было для меня единственной отдушиной среди грубых варваров, но бойкие ум и язык Деметрио в итоге поставили точку в нашем знакомстве. Прихлёбывая родниковую водичку и подливая мне вина, он однажды выдал примерно следующее:
- "Христианская держава, Христианская держава..." О чём ты, Иоанн? Пора бы понять, что не было никакой Христианской державы, а все вы - потомки греков, живших здесь ещё со времён Сиракуз.
На самом деле хитромудрому подобнику повезло, что перед ним был я, а не батюшка. С ним Деметрио бы не отделался изрядной трёпкой, отец вооружил бы слуг дрекольём, сам бы прихватил пищаль и повёл бы эту ватагу громить виллу хулителя наследия Константина Великого. Я же только поставил недопитый кубок, поднялся и медленно выговорил:
- Я очень прошу, чтобы ни Вы, ни кто-либо связанный с Вами никогда более не пересекали порог моего дома.
Я поклонился затянутой в вишнёвый бархат Диане и навсегда, как мне тогда казалось, покинул дом Деметрио.
***
Вернёмся же в моё обиталище. Усадив озябшую, нервно комкавшую платок женщину у очага, я раздосадовано повторил свой вопрос - чем обязан?
- Мой муж боится, что Вы не пустите меня на порог и поэтому здесь я, а не он.
"Правильно боится", - хмуро подумал я и не ответил ничего.
- Он очень, очень просит Вас приехать, прямо сейчас. Карета ждёт нас. Он умолял, чтобы я не покидала Вашего дома, пока не уговорю Вас!
Диана одёрнула подол платья. Я, наконец, сухо отозвался:
- Что-то случилось?
- Я сама не знаю. Деметрио недавно ездил куда-то по делам, говорил, что в Штирию...вернулся подавленный, молчаливый. Целыми днями твердит, что может рассказать об этом только Вам. Его мучают кошмары, он кричит по ночам.
Диана залилась слезами. Я подумал, что даже почти княжеская роскошь её одежды и украшений не может скрыть, насколько измучена и напугана эта женщина. Резко посмотрев мне в лицо, она вдруг запальчиво заговорила:
- Если Вы не поедете, я отпущу карету и побреду домой пешком, одна. Пусть на меня нападут брави!
- Я не могу допустить этого. Хорошо, я собираюсь.
Увидев Деметрио, я понял, что Диана ничего не преувеличивала. Мой давний знакомый осунулся, похудел, нос его, подобно жениному, стал напоминать птичий клювик. У него появилась странноватая привычка среди разговора глядеть куда-то перед собой. Я, впрочем, крайне холодно поприветствовал его, дав понять, что пришёл только ради его несчастной супруги.
- Ты пришёл, Иоанн, как я рад, Боже, как я рад, - несколько несвязно говорил Деметрио. - Наконец-то я облегчу свою душу...
- Ты с кем-то путаешь меня, Деметрио, - отрезал я, пресекая все эти излияния. - Я не могу быть твоим духовником. Исповедуйся, наконец, вот что действительно принесёт пользу твоей душе.
- И приведёт меня на костёр. Неет, ты - единственный кому я могу доверить то, что гнетёт меня уже второй месяц.
- Неужели? Странная честь, да и честь ли.
- Умоляю, выслушай меня, а потом уже говори и делай, что считаешь нужным.
- Знаешь, Деметрио, если бы не бледное лицо твоей жены, ноги бы моей здесь не было. Мне стало её жаль, подчёркиваю, её и только её. Вообще, тебе не стыдно отправлять несчастную женщину одну ночью?
Первый раз я увидел, как сеньор Таккола наполняет вином два кубка.
- С ней были надёжные слуги. Я отлично понимал, что иначе ты не придёшь.
- Гуманисты...бывалые брави сделали бы из этих слуг лазанью, а уж о том, что стало бы с Дианой, я и думать не хочу.
- Ну, раз уж я пришёл в твоё ведьмачье логово.., - я опустился в кресло.
- Ты отлично знаешь, что я никогда не якшался ни с чернокнижниками, ни с некромантами, ни с астрологами, - обиженно протянул Деметрио. Я молча кивнул.
Честно говоря, сначала я слушал его рассказ вполуха. Даже упоминание боснийского антисобора не пробудило моего любопытства - подобные сборища подобников, иногда разбавляемые парой-тройкой чароплётов и дьяволопоклонников, давно уже не были в диковинку. В конце концов, это дело подесты и инквизиции; меня нанимали разбирать книги, а не вести слежку. Я уже открыто позёвывал и даже, шутя, подумывал попробовать в отместку за это ночное путешествие соблазнить Диану (упаси Боже, конечно), как вдруг меня словно ударило молнией. "Гемидаймоны". Он сказал "гемидаймоны".
- Как, как, как?
- Гемидаймоны, ну, полугении. Странное слово, ни в одной из старых книг я его не встречал.
Мне показалось, что в воздухе заструился неуловимый запах серы, а на плечи мои легла незримая тяжесть. Похожее я ощущал, когда разговаривал с Пьетро.
- Они несли какую-то напыщенную чушь про гору Ермон, про браки земных женщин с сыновьями неба. Я не верил в это тогда, не верю и сейчас.
- Зря. А теперь давай сначала и поподробнее.
***
Я не буду целиком приводить длинный и сбивчивый рассказ Деметрио, тем паче, что вы уже представляете, о чём он повествовал. Он долго описывал путешествие в Боснию, захудалый городок Високо и окружавшие его диковинные пирамидальные горы. Рассказывал о жителях этого края, спустившихся с гор после Чёрной смерти и унаследовавших опустевшие города. Набранные из местных проводники напоминали зверей - дикие, одетые в овчину и увешанные оружием. По вечерам у костра они резались в зернь, переругиваясь на неведомом наречии, страшно дрались за выигрыш, грозили друг другу ножами и самопалами. Случалось, и блудили со своими овцами. А то начинали выплясывать, топтались на одном месте, монотонно пели, вводя себя в истому и одурь. Султанские чиновники же, ещё не обвыкшиеся в недавно завоёванных землях, мало что понимали и были падки на золото.
Сеньору Таккола порой казалось, что он находится среди волков, но он терпел и крепился, ибо был одним из тех избранных, кого призвали Люди. Зато здесь не было докучливых падре, и можно было не опасаться инквизиции.
Сам антисобор длился почти на месяц, за это время в волосах Деметрио появилась не одна седая прядь. Съехавшиеся со всех стран Заката чароплёты изощрялись в своём мерзостном искусстве, блудницы разных возрастов состязались в бесстыдстве, а рифмоплёты из подобников декламировали вирши во славу Тени и князя мира сего. На вертелах жарились целые туши, а вино текло рекой.
Слушая Деметрио, я то и дело крестился и шептал молитву.
Древнее беззаконие демонстрировало миру свои тайны. Деметрио и другие подобники видели, как чароплёты волокли к алтарям пригнанных неведомо откуда несчастных, обречённых на поруганье и заклание. Визг, плач и заклинания сплетались в безумную гамму. В клубах курений, то зловонных, то дурманящих, являлись силуэты демонов и эмпуз, лярв и ламий, слышалось хлопанье крыльев и еле слышные шёпоты. Некогда белоснежные статуи предавшихся злу баалов, стоявшие повсюду, были красны от жертвенной крови. На вершинах окружавших Високо гор сами собой зажглись странные огни, светившие каким-то болезненным, гнойным светом. По небу проскакала Дикая охота.
Деметрио собственными глазами видел чёрного козла и вереницу чароплётов, влёкшихся для свершения гнусного лобзания. На их телах проступали диковинные письмена и сигиллы.
А потом пришли гемидаймоны - те самые "Люди", перед которыми некогда преклонялся Деметрио. Увидев и услышав их, сеньор Таккола чувствовал, как земля разверзается под его ногами.
Премудрые устроители человеческого общежития пили и бранились, как тамплиеры, устраивали дикие перепалки, норовя вцепиться друг другу в волосы и бороды; на лицах многих поставил уже свои отметины люэс.
- Они безумцы, они и вправду верят во всё это. Что они зачаты от чертей. Что смогут пробить ход в преисподнюю, - Деметрио в отчаянии обхватил голову обеими руками. - У них полно денег, их люди повсюду, в Ватикане, при дворах королей и князей, в университетах, среди рыцарей, повсюду! Это заговор, Иоанн, понимаешь ли ты, заговор! Будет бунт, бунт страшный, и никто, никто не устоит.
- Ну что, Деметрио, увидал своих Людей? - не смог не съязвить я.
- Они такие же мои, как и твои!!! - мой собеседник вызверился так, что в приоткрытую дверь заглянула Диана. - Ступай, дорогая, не видишь - мы беседуем. Разве об этом я ... мы... мы все мечтали? Золотой век, новая Эллада, новый человек - свободный, гордый...прогресс...знание...
- Ага. А получили идолов, перед которыми режут детей и позорят девок, и возможность плясать под дудку служителей беса. Тысячу лет Христианская держава, которой, если верить тебе, не было, останавливала этих молодцов. Теперь её нет. Нравится? Кстати, дело не в них, уж поверь мне, вы бы и без гемидаймонов неплохо бы справились. Начали с философии, а кончили чёрными мессами.
Мы пытались кое-чему вас научить, но вы желаете жить своим умом. Пока что получается примерно так, как ты только что описал. Ждали Великого Пана, пришёл же великий Хам. А прогресс ваш без Бога одно ведает - как вернее людей бить.
Деметрио сник и выдавил из себя:
- Ты всё тот же, Скриба. Вернувшись из Боснии, я вспоминал наши прежние разговоры. Именно поэтому я позвал тебя сегодня.
- Разве я инквизитор?
- Если я пойду с этим в инквизицию, меня первого и спалят. Или примут за безумца и запрут в глухом монастыре. Я не знаю, что со всем этим делать. Вы, греки, лучше разбираетесь в таких материях. Помоги мне, Иоанн, а то я сойду с ума или наложу на себя руки.
- Ещё раз назовёшь меня "греком" и станешь первым, кому я вышиб за это зубы. Батюшка в моём возрасте сделал за это щербатыми как минимум дюжину.
Внутри меня всё пело. План сложился сам собой, дорога в Аахен была открыта.
- Для начала сядь и запиши всё, что говорил сейчас, а я за это время успокою Диану. И очисти, наконец, душу покаянием.
Посмотрев его лицо, я с горечью понял, что даже Босния не заставила Деметрио изменить взгляды. Ему противно и страшно, только и всего, он уверен, что побывал в вертепе бандитов и умалишённых и не понимает, что его коснулась Тень. Хотя, о чём это я? Она затопила его гораздо раньше.
Пока Деметрио писал, я прошёл к Диане. Не переменив суконного дорожного платья, она молилась. Я утешал её, говорил, что всё будет хорошо, что её муж придёт в форму, что всё это просто мелкие неприятности.
- Дорога и учёные труды измотали его. Он стал излишне впечатлителен. И попробуйте уговорить его сходить на мессу. Ему надо исповедоваться и причаститься Святых Тайн.
Чтобы немного развеять бедную женщину, я рассказал пару историй из старинных ромейских сборников. Недалёкая, но при этом не злая, не вредная, Диана быстро отвлеклась и развеселилась. Она повела меня показывать сына и дочь, мирно сопевших в детской.