Я отлично помню, что на следующий день проснулся с на удивление светлой и лёгкой головой. Крепкий сон и трогательная забота Урсулы прогнали демонов сомнений и беспокойства, это раз, но кроме того сил придавало и ощущение наконец-то сделанного выбора. Что-то подобное, наверно, почувствовали жители Илиона, увидев, как догорают их корабли. Отступать некуда, вперёд и только вперёд.
Брат Варфоломей запомнил мои вчерашние слова. Он сел напротив меня и, не отводя пристального взгляда, спросил:
- Так что же это значит?
- Это значит то, что князьям придётся воевать с мятежниками в одиночку, только и всего, - невозмутимо ответил я.
- Сын мой, ты в своём уме? Неужели кесарь отдаёт Германию на растерзание нечестивцам?!
- Святой отец, у них достаточно сил для подавления мужицкого бунта. Ландграф Гессенский уже бьёт Мюнцера и его атаманов, как базилевс Василий - болгар (увлёкшись, я даже не подумал, что брат Варфоломей вряд ли слыхал о грозном Болгаробойце). Вы хотите, чтобы кесарь самолично сёк и вздёргивал распоясавшееся мужичьё?
- Хорошо, пусть так. А ермониаты? А лютеране? А язычники?
- Лютеране и подобники, коих Вы зовёте язычниками, вычистят Германию от ермониатов и бунтовщиков, что трудолюбивая служанка светлицу. И вся кровь будет на их руках, а вся грязь - на их сапогах.
Лицо брата Варфоломея исказилось неподдельной мукой. Шумно вздохнув, инквизитор вымолвил:
- Значит, всё это правда. А я так не хотел верить!..
- О чём Вы, святой отец?
- Иоанн, говорят, что ты советуешь кесарю Карлу заключить союз с еретиками и язычниками.
- Ну, не "заключить союз", - усмехнулся я, - а временно потерпеть их, как меньшее зло. Подобники и лютеране всё же люди, а эти - бесовское отродье. Сейчас у всех нас общий враг...
- Молчи, богохульник! - возмутился брат Варфоломей. - Ты сам уже на волоске от ереси. Какой общий враг? Святая Римская католическая церковь?!
В груди моей начал закипать гнев. Как и всегда в подобных случаях, я говорил особенно спокойно, отчётливо и неторопливо:
- Святой отец, Вам напомнить, благодаря кому Святая Инквизиция узнала о заговоре гемидаймонов? Может быть, Вам зачитать вслух показания Таккола и Гийома, чтобы Вы освежили в памяти замыслы секты?
Забудьте о разгроме патаренов. Времена изменились, христианский мир расколот, церковь в упадке, Европа перепахана Чёрной смертью, Христианской державы нет. Сколько крестовых походов разбили гуситы? Пять? Шесть? Вы этого хотите? Империя не может воевать со всеми сразу - осмелюсь напомнить, что в нашем тылу в Галлии сидит длинноносый коронованный подобник.
И уж если Господь в своей премудрости так всё управил, что "гуманисты" сцепились с гемидаймонами - упускать этот шанс нельзя! Я не меньше Вашего желаю победы церкви, но для этого надо сначала выиграть войну.
- Ты затеял большую игру, Иоанн. Изгоняешь бесов силою вельзевула, князя бесовского. Никогда не думал, что ты так азартен. Вот только Господь не бросает кости и не следит за карточными мастями. И тебе придётся дать Ему ответ за то, что ты втянул молодого кесаря в свои беззаконные и безбожные игрища!
Брат Варфоломей резко поднялся и вышел. Я крикнул ему вслед:
- Я такой же добрый католик, как и Вы. И мне милее другие слова: "Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби"! Мудры, святой отец!
Инквизитор вернулся:
- Что ты задумал, Иоанн?
- Простите, святой отец, но я дал кесарю, моему сеньору, клятву хранить это в тайне.
Карл и вправду велел пока молчать о походе на Рим.
- Что ж, я всё равно узнаю. Неужели вы думаете, что святая церковь слепа и глуха?
- Конечно, нет.
Я улыбнулся. Гнев покидал меня. Брат Варфоломей вышел, озабоченно бормоча что-то себе под нос.
"Он уже ничего не сможет изменить", - подумал я.
Разговор этот имел продолжение примерно неделю спустя. На этот раз брат Варфоломей буквально ворвался ко мне и возопил:
- Иоанн, ты и вправду задумал подвести Рим под мечи императорской армии? Ты это скрывал от меня?
- Не "подвести под мечи", а освободить и очистить от засевших там в лучшем случае со времён Борджиа, а то и пораньше чароплётов и гемидаймонов. Когда мы победим, на Вас свалится добрый кусок работы, - спокойно ответил я взволнованному инквизитору, прожигавшему меня неистовым взглядом.
- Языкмойприльпекгортанимоему, - еле выговорилбрат Варфоломей, руки его, как две плети, бессильно повисли по бокам тела. - Ты отговорил императора от похода на дьяволопоклонников и бунтовщиков, чтобы отдать Рим на поток и разграбление!!!
- Вечному городу не привыкать, - невозмутимо парировал я. - Гай Марий, Сулла, Гай Юлий Кесарь, Оттон, Гальба, Веспасиан, "солдатские кесари", Аларих, Теодорих, Велисарий... Это всё равно, что сожалеть об утраченной невинности бабёнки, сменившей дюжину лупанариев.
- Иоанн, откуда в тебе сей гнусный кинизм!?
- Святой отец, поймите.., - я понял, что перегибаю палку (пребывание среди варваров давало о себе знать), и приготовился выложить перед братом Варфоломеем все свои продуманные и выстраданные доводы, но тот, качая головой, отстранил меня.
- Молчи, грек. Молчи. Я не дам опутать себя сетью из твоих лукавых словес. Кто знает, что ещё у тебя на уме - может, яко проклятый Ногарэ, ты задумал силком вывезти святейшего владыку из Рима и заточить? Рассказать тебе, как подохла эта патаренская собака? Молчи, не раскрывай лживые свои уста, новый Аман. И сказал Харбона, один из евнухов при царе: вот и дерево, которое приготовил Аман для Мардохея, говорившего доброе для царя, стоит у дома Амана, вышиною в пятьдесят локтей. И сказал царь: повесьте его на нем. И повесили Амана на дереве, которое он приготовил для Мардохея. Так и ты окончишь презренную свою жизнь, рыцарь.
Доминиканец повернулся ко мне спиной и, продолжая говорить, покинул комнату.
- Господи, благодарю Тебя за сей урок смирения. Я поддался гордыне, возомнив, что разбираюсь в людях.
Я стоял, залившись краской, и не мог заставить себя пошевелиться. Мне точно надавали пощёчин на глазах у кесаря и всех придворных, хотя разговор мы вели с глазу на глаз.
***
Через несколько дней меня вызвали к Карлу. Тот поведал, что брат Варфоломей добился аудиенции и пытался отговорить его от похода на Рим.
- Я ответил святому отцу, что не вижу оснований для изменения принятого мною решения, но готов вникнуть в доводы генерального магистра Ордена проповедников, буде таковые имеются.
Дон Фернандо, в неизменной чёрной одежде, усмехнулся:
- Не волнуйся, рыцарь Иоанн. Alea jacta est. Даже если этот монашек ринется в Рим - у папы нет войска. Никто из князей-макаронников не придёт ему на помощь. Ну, поскребя по сусекам, понтифик наймёт, пожалуй, швейцарцев, но для их разгрома хватит и испанской армии, а у нас ещё есть ландскнехты. Вообще, скоро бедолага Климент окажется в щекотливом положении: ему придётся воевать со своими освободителями. Думаю, ребята Фрундсберга от всего сердца помогут ему хранить обет бедности.
Сухопарое тело испанца затряслось от смеха. Щёки мои пылали, и я лишь глухо выговорил:
- Я не об этом беспокоюсь, дон Фернандо. Такие люди, как брат Варфоломей, понадобятся нам после победы. Мне горько, что наше деяние начинается с таких раздоров.
Дома Урсула протянула мне письмо:
- Это для тебя, Иоанн.
Распечатав послание, я сразу узнал почерк брата Варфоломея. Инквизитор писал, что навсегда покидает Аахен. В память мою врезалась одна фраза: "Всё это слишком сложно для меня. Меня учили, что зло надо разить, какие бы обличья оно ни принимало. Я уверен, что нельзя заключить союз с одной головой змия против других голов. Сын мой, я денно и нощно буду возносить молитвы Господу и Деве Марии о твоём вразумлении. Прости, если чем обидел".
Меня словно ударили обухом в затылок. Ещё одна жертва! Сколько всего их будет? Схола, библиотека отца, Деметрио и вся его семья, теперь вот брат Варфоломей... Неужели свобода моя - свобода пущенной из арбалета стрелы, что летит и, не задумываясь, пронзает добрых и злых, праведных и грешных? Я ощутил абсолютное одиночество, одиночество пустыни. Лишь эта девочка, что доверилась мне, и сейчас смотрит непонимающим взором. Впрочем, уже через секунду я овладел собой, аккуратно сложил письмо и, улыбнувшись, сказал жене:
- Благодарю, дорогая. Это очень важные новости.
Забегу вперёд, чтобы поведать пару слов о Германии. Князья утопили восстание в крови, Мюнцера поймали, жестоко пытали, а потом тихонько обезглавили где-то в овраге. Обглоданная вороньём голова его, водружённая на кол, ещё долго пугала прохожих. На укрывшихся в Шварцвальдском лесу мятежников охотились, как на диких зверей, впрочем, кому-то удалось укрыться в горах, бежать в Богемию и Трансильванию. Я собственными глазами видел, как Рейн выбрасывал на свои берега обезображенные человеческие трупы, как плыли вниз по течению плоты с установленными на них виселицами.
Мои предсказания сбылись. По всей Германии началась облава на гемидаймонов.Тайные суды, называвшиеся "судами фемы" (название это напоминало о золотых временах Христианской державы) неумолимо шли, словно гончие псы, у них по пятам. Десятки тел, на чьей коже проступали сигиллы тьмы, украсили собой деревья. Вслед за этим по земле, описанной ещё Тацитом, поползли дым и отвратительной запах горелой плоти: началась охота на ведьм и чароплётов. Реформаты предавались этому занятию с невиданным пылом, вскоре оставив далеко позади Святейшую инквизицию.
Гемидаймоны не собирались сдаваться без боя. Мятежи вспыхивали один за одним; в 1534 г. безумец Иоанн - бывший портной из Лейдена - со своей шайкой захватил Мюнстер. Почти два года терроризировали они город, пытаясь построить земной рай. Рая у них, конечно, не вышло, а вот что-то вроде ада, да ещё и в магометанском вкусе (только у Иоанна было 18 жён), - вполне. В конце концов, архиепископ избавил горожан от этой мерзости; в ходе следствия среди сообщников новоявленного "царя Сиона" обнаружили трёх ермониатов.
Затем в нескончаемую германскую смуту вмешался кесарь Карл, но об этом я поведаю уже отдельно.