Аннотация: А также - и ничейная земля, и вольный простор
"Дикое поле". Такое понятие было запущено в научный оборот польским историком Матеем Стрыйковским. Оно касалось земель южнее нынешней Белой Церкви - современного Подолья, а также восточнее Десны - современной Северской Земли. Подразумевалось наличие вблизи Киева безлесных необитаемых пространств, по которым гоняли свои табуны кочевники. Но что можно требовать от историка, не только далёкого от географии, но даже не посчитавшего нужным поведать в своёй 25-томной работе, на каком-таком языке говорят в Литве?
Наиболее известная работа Стрыйковского - "Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси" (польск."Kronika Polska, Litewska, Żmudzka i wszystkiej Rusi"; Кёнигсберг, 1582), в которой описываются события в Речи Посполитой до 1581 года. Содержит рифмованные вступления на польском языке, сочиненные самим Стрыйковским. Является творческой компиляцией хроник Длугоша, Меховского и других. "Хроника" состоит из 25 книг, поделённых на разделы. Повторно "Хроника" была перепечатана лишь в 1766 году Францишком Богомольцем, а в очередной раз в 1843 году Юзефом Крашевським. Значительно большей, чем в Польше, популярностью "Хроника" пользовалась в Российском царстве. Её влияния заметны от начала XVII века в Густинськом летописце, "Хронографе"- второй редакции 1617 года, "Хронике из летописцев древних" Софоновича, "Скифской истории" Лызлова, "Летописце Волыни и Украины", "Летописи" Грабянки. Первый перевод "Хроники" на русский язык достоверно был осуществлен уже в конце XVI века. В 1668-1688 годах "Хроника" четыре раза переводилась на русский язык.
Несомненной заслугой Стрыйковского-историка и фактором, привлекающим к его "Хронике" неослабевающее внимание исследователей, является использование богатейшего собрания разнообразных источников по польской, литовской и русской истории, целый ряд которых дошел до наших дней только в составе этой "Хроники", в авторском пересказе. Иными словами - на нынешний момент первоисточники "Хроники" отсутствуют. Стрыйковский сам добросовестно перечислил свои источники: старые киевские хроники, литовские, русские летописцы, ливонские хроники, московские истории. Первооткрыватель литовского летописания И. Данилович уточнял, что у М. Стрыйковского было под рукой 10 русских, 5 литовских, 5 прусских, 4 ливонских, 5 польских, 4 киевских и множество московских, болгарских и славянских хроник и летописцев, не считая трудов Длугоша, Меховского, Кромера и других видных ученых. До 19-го столетия полагалось, что работы Стрыйковского являются основными источниками информации относительно раннего периода истории ВКЛ. И. Данилович подчеркивал: "Вечная заслуга Стрыйковского в том, что он первым начал добывать из океана забвения и глухого молчания историю Литвы, чтобы сохранить её для потомков; без него не больше знали бы мы о Литве, чем сегодня об истории древней Америки".
Многие из источников Матея Стрыйковского уже "разгаданы" историками. Так, например, исследователь белорусского летописания Улащик доказал, что польский историк в целом ряде случаев пользовался Ипатьевской летописью. Описания Галицко-Литовской войны 1252-1254 гг. у Стрыйковского и в Ипатьевской летописи почти дословно совпадают. Данные Стрыйковского о Миндовге и Войшелке (Миндовг - основатель Литовского государства, а Войшелк - его сын) за конец 50-х - начало 60-х годов XIII столетия находят полное подтверждение в Ипатьевской летописи.
Поскольку Ипатевская летопись частично является списком с Радзивилловской летописи, датируемой концом XV века (не ранее 1495 года), то получается, что Стрыйковский пользовался одним из списков с Радзивилловской летописи,.
которая сама является сборником легенд.
Содержанием и пафосом своей "Хроники" Стрыйковский укреплял позиции польских магнатов и шляхты, которые особенно после Люблинской унии стремились подчеркнуть своё особое место в федеративном государстве Поэтому он одновременно принижал
значение народа ВКЛ.
Таким образом, становится понятным, что вся история ВКЛ, а с нею и входившей в него части Северской Земли - основана как на разнообразных преданиях, так и на домыслах самого Стрыйковского. Поэтому нет ничего странного
в том, что до сих пор так и не найдено никаких археологических следов подробно описанной Стрыйковским "Битвы на Синих Водах" 1362 года, в южной части этого самого "Дикого поля". Не этим ли объясняется тот факт, что его "Хроника" до сих пор не переведена на современный русский язык?
Основоположники российской историографии Н.М.Карамзин, С.М.Соловьёв и В.О.Ключевский не использовали словосочетания "Дикое Поле". Только у Андрея Лызлова, начитавшегося Стрыйковского, встречается понятие "дикие поля", относящееся к землям между Волгой и Днестром.
Лызлов также писал: "... поставиша грады в пустых полях татарских: Белград, Оскол, Валуйку и прочие. А прежде того в тех странах поставлены быша грады: Ливны, Куреск, Кромы". Поэтому в отечественной историографии междуречьье Десны и Дона и означало незаселённые места, существовавшие чуть ли не до середины XVII века.
Вероятно, решающую роль в распространении подобного мнения сыграло описание этих мест в конце XIV в. митрополитом Пименом, которое впоследствии неоднократно цитировалось: "Бяше бо пустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ничто же, ни града, ни селы, места точно пустошь все и не населено; нигде бо видети человека, точно пустыня велия и зверей множество. Стада же татарские видехом толико множество, яко же ум превосходящ - овцы, козы, волы".
В действителности же эта цитата из "Хождения Игнатия Смолянина в Царьград" в 1389 году имеет несколько иной вид: "Мы же в неделю святых мироносиц оттуда с Пименом митрополитом вси поидоша: Михайло епископ Смоленьский, и Сергий архимандрит Спаский, и протопопи, и протодьякони, и священници, и иноци, и слуги, влезше в суды, и поплыхом рекою Доном на низ. Бысть же сие путное шествие печално и унылниво, бяше бо пустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ничтоже: ни града, ни села; аще бо и быта древле грады красны и нарочиты зело видением места, точью пусто же все и не населено; нигде бо видети человека, точию пустыни велиа, и зверей множество: козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы, орлы, гуси, лебеди, жарави, и прочая; и бяше все пустыни великиа. В вторый же день речнаго плавания минухом две реце, Мечю и Сосну; в третий же день проидохом Острую Луку; в четвертый же день проидохом Кривой Бор; в шестый же день приспехом до усть - Воронежа реки. Наутрие же в неделю, на паметь святаго чюдотворца Николы, приеде к нам князь Юрьи Елетцкий з бояры своими и со многыми людми; посла бо к нему вестника князь велики Олег Ивановичь Рязаньский, он же сотвори поволенное и воздаде нам честь, и радость, и утешение велие. Оттуда же приплыхом к Тихой Сосне и видехом столпы камены белы, дивно же и красно стоят рядом, яко стози малы, белы же и светли зело, над рекою над Сосною. Таже минухом и Черленый Яр реку, и Бетюк реку, и Похорь реку. В неделю же пятую, о Самаряныне, минухом пловуще реку Медведицу, и Горы Высокиа реку, и Белый Яр реку. В понеделник же пловуще минухом горы каменыа красныа, во вторник же Серклию (Терклию) град минухом пловуще, не град же убо, но точию городище; таже и Перевоз минухом и тамо обретохом первие Татар много зело, якоже лист и якоже песок. В среду же пловуще минухом Великую Луку и царев Сарыхозин улус; и тако оттуду начя нас страх обдержати, яко внидохом в землю Татарьскую, их же множество обапол Дона реки, аки песок. В четверток же пловуще минухьом Бек-Булатов улус, стада же Татарскиа видехом толико множество якоже ум превосходящь: овцы, козы, волы, верблюды, кони. Таже в пяток минухом Червленыа горы; в неделю же шестую, Слепого, пловуще минухом Ак-Бугин улус, и ту многое множество Татар, и всяких скот стады без числа много. От Татарь же никтоже нас пообиде, точию, воспросиша ны везде, мы же отвещахом, и они слышавше, ничтоже нам пакости творяху, и млеко нам даяху, и сице с миром в тишине плавахом. В понеделник же проидохом Бузук реку. Канун в вознесеньева дни приспехом пловуще до моря, града Азова".
Из приведённого текста видно, что: 1) пустынность берегов Дона отмечена только в первый день пути, на территории Великого княжества Рязанского, выше реки с нынешним названием Красивая Меча, а про последующие дни - ничего не написано; 2) нижележащий бассейн реки Быстрая Сосна, как и низовья реки Воронеж - тоже не были ничейными, а принадлежали вполне населённому Елецкому княжеству; 3) первые татары были замечены на значительном удалении от начала пути, лишь "в неделю же пятую" после начала, а не в самом его начале, как можно понять из оспариваемой цитаты, после городища Саркел, незадолго до Великой Луки, за которой начиналась "земля Татарская", и, стало быть, существовала протяжённая не занятая татарами земля; 4) положение всех географических объектов вблизи Саркела перепутано, что свидетельствует о позднем неавторском редактировании текста; 5) ни автор, ни позднейшие редакторы никак не отметили, что спуск челнов на Дон произошёл в местах недавней, происходившей лишь 9-ю годами ранее, Куликовской битвы, археологических следов которой до сих пор так и не найдено; 6) никаких монголов замечено не было.
Дикое поле, историческое название территории между Доном, верхней Окой и левыми притоками Десны и Днепра, отделявшей Русское государство от Крымского ханства. Освоено в 16-17 вв. русскими крестьянами, бежавшими от феодальной эксплуатации и государственных повинностей. Так написано в БСЭ, освящённой КПСС.
А вот как выглядела эта самая упомянутая в БСЭ земля, по-прежнему именуемая в современной отечественной историографии "Диким полем": Павел Алеппский, "Путешествие антиохийского патриарха Макария в Москву в середине XVII века".
"Знай, что от Путивля до столичного города Москвы все идет большой подъем, ибо мы и ночью и днем взбирались все время на большие горы; а также ехали густыми лесами, которые своею чащей скрывали от нас небо и солнце. Ежедневно мы въезжали в леса новой породы: в один день ехали среди деревьев мялуль (дуб?), в другой-среди тополей, диких и персидских, совершенно ровных как в саду - вид прелестный! в иной день среди высоких кедровых (сосновых) деревьев, в другой среди елей, похожих на кедр, из которых делают корабельные мачты, диковинные, удивительные деревья!
...Одному всевышнему Богу известно, до чего трудны и узки здешние дороги: мы, проезжая по разным дорогам от своей страны до сих мест, но встречали таких затруднений и таких непроходимых путей, как здешние, от которых поседели бы и младенцы. Рассказать - не то, что видеть собственными глазами: густота деревьев в лесах такова, что земля не видит солнца. В эти месяцы, в июле и августе, дожди не переставали лить на нас, вследствие чего все дороги были покрыты водой: на них образовались ручьи, реки и непролазная грязь, Поперек узкой дороги падали деревья, которые были столь велики, что никто не был в силах их разрубить или отнять прочь; когда подъезжали повозки, то колеса их поднимались на эти деревья и потом падали с такою силой, что у нас в животе разрывались внутренности. Мы добирались к вечеру не иначе, как мёртвые от усталости, ибо одинаково терпели и ехавшие в экипаже, и всадники, и пешие".
Такова была часть тогдашнего пути по "Дикому Полю" от Путивля до Калуги, откуда шли суда вниз по Оке и далее, от Коломны - вверх по Москва-реке. Этим путём пользовались потому, что взводное судоходство по Дону отсутствовало из-за кратковременности полноводных периодов в его верховьях. Сухопутный же поток грузов и пассажиров был незначительным. Иное дело - сплавное судоходство вниз по Дону, обеспечивавшее интенсивную перевозку рабов в Танаис в полноводные периоды!
Путь наибольшего сближения, длиной 10 км, соединявший р. Хупта, где теперь с. Нижний Якимец Новодерев. р-на и р. Становая Ряса, ныне у с. Благи того же р-на, назывался "Рясский волок". Он соединял артерии Оки и Дона через их притоки, которые были полноводными. Провожая турецкого посла в 1502 году, Иван III указал маршрут следования своему послу Якову Темешову: "Отпустил есмь судном посла турецкого до Старой Резани, а от Старой Резани ехати ему Пронею вверх, а из Прони в Пранову (Ранову), а из Прановой Хуптою, вверх до переволоки до Рясского поля, да переволокою Рясским полем до реки до Рясы".
Таким образом, берега реки Воронеж и самого Дона, обеспечивавшие функционирование и безопасность напряжённого донского пути, никогда не были безлюдными.
Остальные земли, заросшие непроезжими лесами, расположенные между сухопутной дорогой до Калуги и речным путём в Танаис - никак не участвовали в жизни Великого княжества Московского, Великого княжества Рязанского и Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского. Вдобавок - эти земли подвергались регулярным набегам крымских татар по Муравскому шляху, что, хотя и не сильно угрожало населению, при необходимости уходившему со скотом в леса, но ощутимо мешало хозяйству. Северцы скрывались в дебрях и от княжеских гридней, отлавливавших подростков на продажу. Поэтому Северская Земля, из-за её видимой бесполезности, почти без междоусобных потасовок переходила от одного княжества к другому до тех пор, пока окончательно не досталась Российскому царству. Вот тут-то местные северцы, обитавшие на лесных полянах и до некоторого часа не ощутившие прелестей "окняжения", постепенно оказались объектом порабощения работорговым Московским государством. Но они не разучились укрываться в лесных чащобах, и преимущественно избежали порабощения.
Кто же уничтожил все эти лесные дебри, столь верно служившие северцам - коренному населению Северской Земли? Конечно, это - российские колонизаторы, немедленно разворачивавшие свою строительную и промышленную деятельность на постепенно присоединяемых территориях! Весь строевой лес пошёл на строительство городов, построек на оборонительной линии и на создание Азовской флотилии, а бытовой - на всяческие поташные и кирпичные заводы, кузницы и винокурни, фабрики и мастерские, а также - и на отопление городских домов. А главное - после введения помещичьего землевладения началась массовая запашка лесов и тем самым прекратилось их самовосстановление. В итоге - лесистость нынешней Курской области составляет 8,2%, а в 1927 году - вовсе составляла 4,9%. Видимо, создатели историографии поэтому и пришли к общему мнению, что пресловутое "Дикое поле" и всегда в полном смысле было Полем, где гоняли свои табуны кочевники.
Описывая колонизационные потоки на южное и юго-западное порубежье, практически никто из исследователей не упоминал о возможном проживании там автохтонного населения. Между тем, еще Д.И. Багалей отмечал, что "прежнее население нынешней Курской губернии не исчезло после монгольского нашествия... поредело, продвинулось к северу, попряталось из степных мест в лесные, но далеко не исчезло окончательно".
Данные о населении ничейной и свободной в тот период от захватчиков и колонизаторов Северской Земли - напрочь отсутствуют. Однако получить представление о численности тогдашнего коренного населения можно, используя более поздние данные о населении, а также и сведения о тогдашней исторической обстановке.
Для избавления от татарских набегов в непроезжих лесах на южных рубежах Московского государства в конце XVI века была создана Тульская засечная черта, которую можно было преодолеть только пешком, либо с вьючной лошадью на поводу. Цель была достигнута: набеги сделались малочисленными, да и бегство крепостных крестьян - затруднительным.
Однако колонизация Северской Земли началась только после создания Белгородской оборонительной линии в середине XVII века. Поскольку численность служилых людей - детей боярских из Московского государства - была недостаточна для организации обороны на этой оборонительной линии, то требовалось увеличение численности обороняющихся за счёт создания воинских подразделений городовых казаков. Эти подразделения можно было сформировать только из черкас Войска Запорожского, а совсем не из беглых крепостных крестьян Московского государства. Наоборот, беглые крепостные подлежали отправке в место закрепощения. Требовались и работники для хозяйственного обеспечения. Несмотря на обязательства Российского царства по Поляновскому миру 1634 года "не нарушать мирного постановления", шёл процесс переманивания с Левобережной части "польской Украины" черкас вместе с семьями. А после утраты военного значения Белгородской оборонительной линии потомки черкас осели на земле в сравнительно изолированных "черкасских слободах".
По данным четвёртой ревизии в Российской империи (1782) население Курского наместничества составляло 902 052 человек, из них мужчин - 489 245 человек.
В городах проживало 35 823 человека, из них "по службе обязанных" (чиновников, военных, представителей власти) 3 419 человек. В уездах насчитывалось 453 392 жителя мужского пола, из них 5 634 представителя духовенства и 2 682 дворянина. Кроме того, в число жителей не включены пехотные полки размещённые в Курске (Севский полк), Белгороде (Елецкий полк) и Рыльске (Белёвской полк). Понятно, что население тогдашних городов, а также духовенство и дворянство - как раз и принадлежали к колонизаторам из Московского государства. К ним следует добавить ещё и однодворцев - потомков служилых людей, отдельные сведения о которых отсутствуют.
Однако же, имеются данные и по населению соседнего Харьковского наместничества на 1 декабря 1781 года. Оно составляло 359370 мужчин, из которых привилегированных войсковых обывателей - 132541, владельческих подданных черкас - 176207, а однодворцев - 26282. Это даёт возможность определить процентный состав в общей численности мужской части населения - как однодворцев, так и черкас - соответственно 7,3% и 49%. Поскольку оба упомянутых наместничества были образованы на землях, граничащих с польскими, то примерно и одинакова численность потомков польских беглецов, только для Харьковского наместничества - это черкасы, а для Курского - как черкасы, так и севрюки.
Приняв численность потомков беглецов с польской части Северской Земли на землях Курского наместничества равной харьковской - 176207, определим их процентную часть в общем количестве крестьян и однодворцев.- 40%.
Процентную часть однодворцев примем равной харьковской, 7,3%. Тогда получим процент коренного населения Северской Земли равным 52,7%, а численность мужской части этого населения - 233000 человек.
По данным пятой ревизии (1795) численность населения Курского наместничества увеличилась до 950 430 человек. Это означает естественный прирост на 5,36% за 13 лет, или на 0,4% за 1 год. Нет никаких причин для изменения значения естественного прироста при распостранении его на прошедший период, кроме произошедшего после четвёртой ревизии всеобщего закрепощения крестьян (хотя даже по десятой ревизии 1858 года число крепостных не превышало 40% от численности всего населения тогдашней Курской губернии - странное совпадение с процентом потомков выходцев с польской части Северской Земли). Поэтому можно получить значения для численности коренного населения на период, предшествующий российской колонизации. При таком естественном приросте изменение составляет 49% за 100 лет и 38% за 81 год. Поэтому получаем следующие значения для численности коренного мужского населения на территории Курского наместничества: .......................1782 год - 233000 человек;
1700 год - 168840;
1600 год - 113316;
1500 год - 76050;
1400 год - 51040;
1300 год - 34256 человек.
Общая же численность северцев Курского края, с учётом женского населения - примерно в 2 раза больше.
Опустошения Северской Земли, произведённые в Смутное время татарами Василия Шуйского и черкасами гетмана Сагайдачного - затронули в основном укреплённые города, населённые колонизаторами из Московского царства, и в меньшей степени отразились на коренном населении - поэтому их влияние не учтено в расчётах.
Недостаточность имеющихся исходных данных не позволяет произвести подобный расчёт для численности коренного населения остальных территорий в междуречье Десны и Дона. Но даже произведённый расчёт позволяет утверждать, что, начиная с XVI века, происходил постепенный колониальный захват и последующее порабощение Российским царством жившего на Северской Земле народа северцев, а это - совсем не заселение безлюдной Северской земли, как это утверждает российская историография.
А упорное упоминание "Дикого поля" - это попытка оправдания колониального захвата!