Оглавление:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Сноски
Это была большая земля. Если бы кто-то мог, как боги, выглянуть из-за пушистых облаков и окинуть её взором, то увидел бы необъятные поля, заросшие пшеницей, клевером или дикой травой; леса с проторенными тропами и непроходимыми чащами; широкую реку, в которую стекались ручьи со всего королевства, и небольшие озера на границе. А над всей этой щедростью природы на западе и юге высились горы со снежными шапками и предгорьями с россыпью хвойных деревьев. Если бы какой-то отважный, а то и отчаянный путешественник, рискуя жизнью, взобрался на западную каменную гряду, то почувствовал бы силу ветра, порывисто завывающего на высоте; вдохнул морозный прозрачный воздух; восторженно залюбовался бы небом на горизонте, окрашенным в мягкие цвета закатным солнцем. А потом этот странник нашел бы ровный кусочек на горном склоне, развел костер из того, что смог раздобыть вокруг, и съел часть своих скромных запасов у огня. А не повезло бы ему, так просто пытался бы согреть руки дыханием, а сердце - глотком вина, приберегаемым на крайний случай. И он бы видел, как после заката земля погружается в сумерки, как темнеет небо, заполненное серыми плотными облаками, пеленой нависшими над заснеженным лесом у подножия горного хребта. А в том лесу внимание зоркого странника привлекли бы несколько трепещущих огней. Там, под кронами стройных сосен и меж могучих елей, далеко от жилья и тепла домашнего очага, кто-то шел сквозь лес, преследуя тайную цель. В том лесу, прозванном жителями окрестных деревень Горелым и пользующимся дурной славой, по узкой, давно нехоженой дороге двигался конный отряд. Шесть дней назад он выехал из столицы и теперь возвращался с бесценным грузом, который надлежало доставить в королевский замок как можно скорее. Лорд Гайтус, знатный дворянин и землевладелец, возглавлял отряд и непрестанно подгонял его, полагая, что от успешности похода зависела судьба всего королевства. По меньшей мере, в это верили король и королева-мать. На первую часть пути ушло четыре дневных перегона по хорошей дороге. Обратно же решили двигаться окольными тропами, чтобы не привлекать лишнего внимания. Накануне праздника Излома зимы[1] на трактах стало слишком людно: королевские гонцы стремились доставить подношения крестьян вовремя; лорды-землевладельцы посылали слуг собрать праздничный налог; кнэфы[2] съезжались в стольный Брадос, чтобы как следует погулять, а то и получить случайный заработок во время всеобщего веселья. Хотя в отряде было два мастера магии, Гайтус приказал ехать через Горелый лес. Освальд и Браско - королевские мечники - старательно изучили единственную карту, полвека хранившуюся в родовом замке лорда, и осторожно вызнали у местных жителей, нет ли удобного и безопасного пути. Два солнечных года назад в лесу случился странный пожар: горели только стволы деревьев, а ветки и кроны оставались нетронутыми. При этом те перепуганные крестьяне, которым случилось оказаться неподалеку, рассказывали, что не было ни треска огня, ни дыма. Пламя поднялось по стволам, вычернило их и схлынуло, а животные бежали из леса. Теперь там было тихо и по-особому пустынно, обожженные деревья выглядели зловеще. Поговаривали также, что в лесу пару раз пропадали люди, но противоречия и скудность подробностей в таких историях делали их больше похожими на сплетни, чем на истину. Лорд Гайтус всегда презрительно отзывался о подобных селянских суевериях, поэтому теперь, нахмурившись, раздраженно сообщил, что если два королевских воина и два мастера магии считают себя достойными этих званий, им следует вести себя надлежащим образом и не позорить ряды своих соратников. Освальду, как старшему в отряде после Его Светлости, пришлось прокладывать путь по своему разумению, полагаясь на неточные сведения, полученные от крестьян, старую карту и собственное чутье. В первый день, держась южного направления, странники преодолели два лесных завала, где сухие деревья, отжив свой век, перегородили тропу, а также неглубокий, но стремительный ручей, неожиданно появившийся среди сугробов. Ночевали на небольшой поляне у самого предгорья в окружении низеньких елочек и нескольких валунов. На вторые сутки хлопьями пошел снег, небо оставалось серым, ветра не было, однако к вечеру снег прекратился, и воздух стал морознее. Никаких происшествий в пути пока не случилось, в лесу всадникам никто не встретился. Даже звериные следы не попадались на глаза, делая молву об этом месте всё более правдоподобной. Освальд сумел вывести отряд на узкую дорогу, о которой ему рассказали в деревне, хоть и начал уже опасаться, что пропустил её, выбрав не то направление. К его удаче, лорд Гайтус, поджав губы, терпеливо ждал, когда они выберутся из хвойной западни. Но он все же не мог позволить отряду потерять более двух дней в лесу, и потому теперь они продолжали путь даже в поздних сумерках при свете факелов. Земля была покрыта ровным слоем снега, только изредка под лапами елей темнели круги мерзлой почвы. Кони неохотно переставляли ноги, оставляя борозды в белом рыхлом полотне, и время от времени недовольно фыркали, утомленные долгим переходом. Всадники не переговаривались друг с другом, и самым громким звуком в лесу был шелест пламени, пока Освальд вдруг не поднял руку в толстой кожаной рукавице и не крикнул через плечо: - Стой! Его голос подействовал на остальных словно пробуждающий колокол, вырвав их из оцепенения, навеянного однообразной дорогой. Странники натянули поводья, на Освальда устремились недоуменные и настороженные взгляды. Лорд Гайтус молча ждал объяснений. - Там кто-то лежит, - мечник указал вглубь леса в сторону низенькой разлапистой ели. - Хорошо бы проверить. Кажется, человек раненый. Браско, рыжебородый воин с веселыми глазами, привстал в стременах, поднял факел повыше и прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, кроме деревьев в темном лесу. - Да нет там никого! Вон, рядом ветки на земле - тебе показалось. - Я тоже никого не вижу, - вставила Тесса. Это был ее первый поход, и, хотя мастеру магии не пристало опасаться зловещих слухов, она испытывала тревогу. - Не туда вы смотрите, - Освальд терпеливо доказывал свою правоту. - С другой стороны - у сосны, которая рядом. Браско проехал вперед, поравнявшись с собратом по оружию, и вгляделся получше. Ламберт, еще один молодой маг, честно смотрел во все глаза, но ничего особенного различить не мог. У старого лекаря Лекена зрение было уже не то, Гайтус даже не пытался, а наемник Грут был слишком далеко, чтобы что-то высмотреть в сумерках. Все ждали, что скажет Браско. - А и правда! - удивленно воскликнул он. - Кто-то лежит! По отряду пробежала волна оживления. Первая мысль, посетившая всех, была о ловко подстроенной засаде, ведь за прошедшие дни они не встретили никаких препятствий, кроме естественных, а это подчас способно лишь усилить подозрительность. Освальд, однако, оставался спокойным. За всю свою долгую службу он никогда не видел такой нелепой засады, и сомневался, что увидит её теперь. Место и время для нее были бы крайне неудачными. Гораздо удобнее напасть на путников у опушки или на поляне во время ночной стоянки, предварительно найдя их по следам или свету костра. Вдобавок всадники могли и вовсе пропустить эту дорогу или не заметить лежащего под деревом человека. Так что мечник высказал свои соображения вслух и предложил удостовериться, что в лесу лежит раненый или убитый путник, который не сумеет выстрелить им в спины, когда они продолжат путь. - Ты и Браско - проверьте, но только быстро, - приказал Гайтус. Потом, обратившись к Груту, велел ему на всякий случай держать арбалет наготове, а сам положил руку на дорожную сумку, привязанную сбоку к седлу и полускрытую плащом. Мечники спешились, отдали один факел Тессе, и, освещая себе путь вторым, сошли с дороги и углубились в лес по правую сторону от неё. Снегу намело до середины голени, приходилось высоко поднимать ноги, чтобы не спотыкаться и не натрясти в сапоги, хотя последнего Браско все же избежать не смог и теперь сердито сопел, чувствуя, как холодная масса понемногу сбивается за шнуровкой. Они проделали шагов тридцать, когда свет факельного пламени выхватил из полутьмы фигуру мужчины, лежащего на спине у подножия сосны. Одна его рука покоилась на выступающем из земли корне дерева, вторая была неловко подогнута под левый бок. Освальд поднес факел ближе, и стражники увидели глубокие порезы на груди человека, будто оставленные когтями крупного животного. Края ран расползлись, в некоторых местах наружу выпирала рваная плоть, виднелись реберные кости. Весь левый бок мужчины был залит кровью, красные брызги были и на снегу вокруг. - Это ж кто мог такое сделать? - полушепотом спросил потрясенный Браско. - Если только медведь, - тихо отозвался Освальд, - да и то очень большой. Ну-ка проверь, может, он жив еще. - Да какое там! Смотри, он уже синий весь. Небось замерз, лежа на снегу и на морозе. Или еще раньше умер от ран - столько крови вытекло! - Проверь, чтобы совесть была спокойна, - повторил мечник. Браско опустился на корточки и приложил палец около гортани неудачливого путника. Затем наклонился ближе и послушал, есть ли дыхание. Потом повернулся к соратнику: - Говорил же тебе, он мёртвый. На дороге громко всхрапнула лошадь, и послышались голоса, один из которых - недовольный - принадлежал лорду Гайтусу. По кивку Освальда Браско проковылял десяток шагов в ту сторону и крикнул: - Тут человек мёртвый! Его зверь задрал! Вроде как медведь. Гайтус поморщился и бросил взгляд в чащу леса, словно проверяя, не бродит ли там и сейчас голодный, озлобленный шатун, но стояла тишина. Сумерки почти превратились в вечер, и нужно было ехать дальше, чтобы не располагаться на ночлег в опостылевших всем дебрях. Хорошо хоть это оказалась не засада, а просто какой-то несчастный, которому они уже ничем помочь не могут. - Пусть возвращаются, и едем дальше, - сказал лорд, обращаясь к Тессе. Кричать мечникам он счел неподобающим. Девушка немедленно передала его слова Браско. Ей хотелось скорее покинуть это гнетущее место, где лежал растерзанный человек, и, возможно, обитало огромное животное, убившее его. Однако Освальд что-то сказал своему соратнику, и тот, вернувшись к отряду, донес его просьбу: - Освальд говорит, похоронить его надо. Негоже так оставлять, богов гневить.[*] - Глупости! - возмущенно отверг эту идею лорд. - Мы даже не знаем, кто это, да это и неважно! Как вы себе это представляете? Что мы сейчас разожжем костер посреди дороги и проведем ритуальное погребение? Вы, кажется, забыли, что у нас нет времени. - Ну, не костер, так хоть еловых веток обломаем и накроем его, - попытался прийти к обоюдному согласию Браско. - А вы уверены, что он действительно умер? - неожиданно вмешался Лекен. - А как же! - откликнулся мечник. - Я и сердечное биение проверял, и дыхание слушал. - Этого не всегда бывает достаточно, - нравоучительно заметил старик. - Древним лекарям были известны случаи, когда человек впадал в забвение и спал долгие годы. При этом сердце билось так медленно, что поначалу таких людей также принимали за мертвых. Исключительно редкое явление, вправду сказать. - Ах, оставьте ваши поучения, Лекен! - раздраженно перебил его Гайтус. - Его загрыз медведь, он истек кровью и умер. Или замерз и умер. Такая у него судьба, и мы ничего уже с этим поделать не можем. Пусть Освальд возвращается. - Ваша Светлость, - взмолился Браско, - храмовники ведь так не велят. Мы быстро обернемся, вот увидите! Только веток срежем да накроем его. Гайтус сердито стиснул зубы, и на лице его выступили желваки. Он чувствовал, что остальные члены отряда поддерживают мечников. Разве что Груту все равно. Лорд, вне сомнения, мог приказать двигаться дальше немедленно, и никто бы его не ослушался, но ему не хотелось остаток пути ощущать на себе косые взгляды, полные неприязни. Хоть Гайтус и облачился в холодность и отчуждение, как в броню, а все же его задевало злословие челяди и перешептывания за спиной. Решив прекратить этот принижающий его спор и проявить милосердие, Гайтус молча сделал повелительный жест рукой, означавший, что Браско может вернуться в лес, где они с Освальдом должны позаботиться о теле неизвестного странника. Мечник просиял и быстро сошел с дороги, стараясь попасть в свои прежние следы, однако в сумерках и без факела это ему плохо удавалось. За его спиной Лекен с некоторым усилием спешивался с лошади. - Хочу сам убедиться, - пояснил он спутникам. - А то похороним заживо. - Как хотите, - отрывисто бросил Гайтус, понимая, что запрещать что-либо теперь уже бессмысленно. Пусть идет, если так в седле засиделся и хочет чувствовать себя полезным. Когда Лекен добрался до лежащего на снегу мужчины, стражники уже срубили мечами достаточно веток, из-за чего стоявшая рядом елочка - свидетельница кровавой расправы медведя над человеком - значительно поредела. Старик наклонился над телом и при свете факела внимательно изучил раны, даже нажал на грудную клетку в паре мест. Повторил действия Браско, проверяя, бьется ли сердце, а также достал из кармана маленькое зеркальце и убедился, что дыхания нет. Затем поднял убитому веки и осмотрел зрачки. Глаза у человека были остекленевшие, темные и тусклые. По левой щеке от рассеченного лба тянулись замерзшие струйки крови. - А ведь молодой совсем, - с сожалением вздохнул Лекен, отступая назад и заканчивая осмотр, подтвердивший печальную правду. - Годов двадцать пять ему было. - Да, вряд ли больше, - согласился Освальд. - Я рассмотрел его, пока ждал. Одежда ношеная, но добротная, полотно хорошее. У бедных такого не найдется. - Не думаю, что он простолюдин, - задумчиво произнес лекарь. - У него тонкие черты лица. Наверное, из купеческих рядов, раз путешествовал. - Что же ему, молодому да ладному, в Горелом лесу понадобилось? - задал Браско наиболее занимающий его вопрос. - Торговать здесь не с кем, и добром не разживешься. И зачем в одиночку сюда забрался? - Может, не в одиночку, - Освальд, подавая пример, начал укрывать тело ветками. - Ехал со спутниками - тут медведь из чащи. Лошади понесли, он вылетел из седла, рванулся в лес, тут его и... - А где тогда следы копыт? - Снег же шел полдня, - напомнил Лекен. - Вполне могло следы занести. Медвежий след вы тоже не нашли? - Нет, - озабоченно отозвался Освальд. - Хотя вокруг тела снег истоптан, будто был здесь кто-то после снегопада. Звериных следов я не видел, как и человеческих, чтоб от дороги шли или в лес уходили. Хотя в сумерках поди разбери. И что еще странно - коли следы замело, то почему на теле снега нет? Словно кто-то его нашел, снег стряхнул, вокруг походил, да и канул как в воду. - Что и говорить, весьма странно, - пробормотал старик. - Неладное тут стряслось. Поежившись, будто от холода, он пошарил опасливым взглядом по лесной темени и заключил: - Давайте-ка возвращаться. Уговаривать мечников не пришлось. Даже Освальду теперь чудилось нечто необъяснимое и опасное в Горелом лесу. Браско же и вовсе был суеверен побольше иного крестьянина. Летом на привале он, бывало, бродил по полю, пытаясь найти клевер с четырьмя лепестками, а если находил - так непременно съедал его на удачу, за что терпел насмешки от соратников. На шее он всегда носил бирюзовый камешек на шнурке, якобы защищающий от дурного глаза, а когда один раз в таверне во время веселой попойки кто-то из вояк в шутку сорвал с него эту безделушку, Браско даже в драку полез, возвращая свой оберег. Теперь же ему чудился огромный медведь, затаившийся в темной чаще и ждущий случая, дабы покарать людей, проезжающих без позволения через его, здешнего хозяина, лес. Встречи с обычным животным мечник бы не побоялся, но предстать перед зверем, несущим справедливое возмездие, ему не хотелось. Вслух он, конечно, ничего подобного не сказал, но тайком приложился рукой к бирюзовой висюльке, вытащив её из-за ворота, а затем спрятав обратно. На дороге их с нетерпением ждали остальные путники. В душе у Гайтуса зрело раздражение из-за вынужденной задержки, но и ему не чуждо было любопытство. Когда мечники и лекарь вернулись к отряду, он с напускной небрежностью осведомился, не ясно ли, кем был человек, найденный ими в лесу. - Не узнали, Ваша Светлость, - ответил ему Освальд. - Бумаг при нём не нашлось, печатей тоже. На одежде никаких знаков не вышито. По всему, вроде не простолюдин, но и за знатного я бы его не принял. - Что же, он и без поклажи путешествовал? - Наверное, у него лошадь была, да испугалась медведя и убежала со всем добром. На нём даже плаща нет. - Ну что ж, - произнес лорд, - больше нам незачем терять здесь время. Надеюсь, ваша совесть успокоена окончательно - пора уже покинуть этот лес. Освальд склонил голову в коротком поклоне и спешно вернулся в седло, ожидая, пока Браско, подсадивший Лекена, не займет место в строе. Цепочка всадников снова двинулась вперед, освещая путь факелами и оставляя позади окруженную темнотой могилу. На покрывавшие её еловые ветки время от времени бесшумно и как будто нежно осыпался снег со стоящих рядом деревьев. * * *
Вечер уже наступил и решил одарить путников морозом покрепче. Облака на небе поредели, за ними угадывалась луна, ночь обещала быть холодной. Лошади и ездоки устали, хотели тепла и отдыха. От трапезы тоже никто бы не отказался, но она ждала путников лишь за пределами Горелого леса. Гайтус в своих расчетах отвел на эту часть пути два дня, и они почти истекли. Уже на следующее утро отряд собирался продолжить путешествие по малолюдной сельской дороге, идущей через поля и перелески в направлении столицы. Земля там была ненаезженной, но ровной, и всадники вполне могли добраться до Брадоса не к последнему, третьему дню празднеств, а ко второму, чтобы наверняка обеспечить успех Его Величества. Заслуги самого Гайтуса в таком случае сделались бы еще более заметными. Они проехали не так уж и много, когда лес внезапно закончился, и перед ними предстало заснеженное поле. Где-то в середине должна была пролегать та самая дорога, однако от края леса её видно не было. Освальд обернулся и поймал взгляд лорда, тот ответил кивком. - Ночуем здесь! - громко огласил мечник. Браско и Грут сноровисто спешились и принялись расчищать место для стоянки двумя лопатками, прихваченными с собой в поход. Лекен и Тесса в это время держали лошадей, лорд Гайтус - факелы, а Ламберта Освальд поманил с собой в сторону двух сосенок, растущих на самой окраине. - Можешь повалить? - спросил он. Ламберт задрал голову и оценил высоту деревьев, потом приблизился к одному и постучал кулаком по стволу. - Думаю, получится, но только выверну с корнем. - Хотя бы так, - согласился мечник. - А то рубить долго. Маг отошел по косой линии назад, увязая в снегу, и заботливо оттащил Освальда за собой. Затем снял рукавицы, потер ладони друг о друга и подышал на них, чтобы немного согреть. Это не слишком помогло ему, но на сей раз от задубевших пальцев особенной гибкости не требовалось. Притоптав снежный покров вокруг, Ламберт убедился, что стоит надежно, примерился и сделал резкий выпад в сторону дерева, вынеся вперед сжатую в кулак правую руку, будто отрабатывал удар на древесном противнике. Сосна содрогнулась, а на четвертом выпаде оглушительно затрещала и рухнула на растущий рядом молодняк. Вторую сосенку маг уложил таким же образом. Освальд обрубил топориком ветки и корни и вместе с кнэфом и Браско перенес бревна на стоянку, где их сложили в зимний костер. Он должен был отдавать тепло всю ночь, не требуя хвороста. Обтесанные сучья приспособили в устройстве навесов из лапника. Пищу приготовили на другом костре, поменьше. Браско сварил кашу из ячменной крупы и нарезал в неё вяленого мяса. Весь хлеб и сыр они уже съели, и лишь круп оставалось достаточно. Мяса им еще хватало на утро, но затем неплохо было бы пополнить припасы. Лошади бродили вокруг лагеря, разгребали снег мордами и копытами, добывая из-под него прошлогоднюю траву. Морозы их не пугали, и круглый год они питались подножным кормом. Табун таких лошадей по приказу предыдущего короля пригнали из степных земель, что к востоку от королевства, и пользовались ими в походах, где нужны были выносливые кони. Пока варилась, а затем остужалась каша, Тесса и Ламберт набрали снега в котелки и поставили их у огня, чтобы после напоить рысаков. Лекен присел к костру рядом с мастерами, погреться. Освальд примостился там же, и только Грут и Гайтус держались обособленно по разные стороны другого, большого костра, где тлели бревна. Лорд всегда предпочитал уединение обществу простолюдинов, а кнэф как будто ко всем относился с недоверием. Разговаривал он редко, нехотя разжимая зубы, и особого дружелюбия не выказывал, хотя работу свою выполнял исправно. Небо уже значительно расчистилось от серого полога, и ничто теперь не затмевало яркую луну. Рассыпавшиеся по темному своду звезды подмигивали с небес всем, кто смотрел на них, и говорили что-то редким людям, умеющим читать созвездия. Тесса подняла голову и устремила взгляд туда, где скоро должна была появиться Эрнэ - самая крупная из звезд, возвещавшая об изломе зимы и о скорой перемене к теплу. - Лекен, расскажите нам про Эрне, - внезапно попросила девушка, хотя неплохо помнила легенду. Ей захотелось услышать что-нибудь ободряющее. - Да вы и так наверняка все знаете, - засмеялся лекарь. - Каждому сызмала знакома эта история. - Вправду, Лекен, - неожиданно вмешался Освальд, - я бы тоже охотно послушал байку, пока каша доходит. - Какая же эта байка, - погрозил ему старик. - Звезда ведь появляется, а за ней и весна приходит. Не на пустом месте легенда появилась. Немного покряхтев и положив рукавицы на колени для просушки, он начал рассказывать: - Много-много веков назад, когда верховный бог Вейран только вступал в свою силу и первый раз сотворил зиму на земле, выпустил он табун своих прекрасных снежных скакунов размять ноги и порезвиться на воле. Кони разбежались во все концы, тряся гривами и вызывая снегопады, мчась быстрее ветра и неся вьюги. Люди закрылись в своих хижинах и думали, что не переживут ту зиму. Когда их дома занесло чуть не до крыш, а детей кормить стало больше нечем, бог наконец-то услышал их молитвы и принялся созывать лошадей, чтобы запереть их до следующей зимы. Но те и не думали возвращаться, радуясь свободе. Только одна кобылица пришла к Вейрану. Она была его любимой и самой красивой лошадью в табуне. Она низко склонила голову, коснулась земли своим дыханием, и в том месте появился ослепительный камень, сверкающий ярче тысячи звезд. Вейран вставил его в оправу своего посоха и поманил им лошадей - повинуясь неведомой силе, они вернулись все до единой. Тогда и зима стала подходить к концу. С той поры каждый год верховный бог достает свой посох, чтобы созвать снежный табун, а люди видят на небе камень в его навершии - яркую звезду, названную по имени той кобылицы, которая дала её миру. И появление Эрне знаменует собой излом зимы и грядущее тепло. Лекарь замолчал, окончив рассказ, и его задумчивый взгляд остановился на углях, тлеющих в костре. - Красивая легенда, - сказал Ламберт. Он слушал внимательно, подперев щеку рукой, а глаза его светились любопытством. - Но откуда тогда взялись другие звезды? Это тоже волшебные камни, хоть и не такие яркие? - Что тебе и сказать-то, не знаю, - растерялся Лекен. - Храмовник из Брадоса как-то уверял меня, что тех, кто лучше других служил Вейрану при жизни, после кончины верховный бог превращает в звезды, чтобы люди помнили о них и следовали их примеру. А один гадатель сказал мне, что звезды - это божественные знаки, по которым избранные могут прочитать судьбу мира, и ни для чего более они не служат. - А как же падающие звезды? - не отставал Ламберт. В своем стремлении к знаниям он бывал весьма дотошным. Старик открыл рот, собираясь ответить что-то, но Браско опередил его: - Каша давно готова! Потом меня честить будете, что застудил! Сам он зачерпнул ячменное варево ковшом и отнес лорду Гайтусу. Голодные желудки на какое-то время заставили путников позабыть про звезды, богов и зимние сказки, так что разговоры поутихли, уступив место скромной трапезе. Котелок с кашей сняли с костра, затушив пламя, и поставили под одним из навесов, чтобы всем было теплее и удобнее доставать ложками, рассевшись по кругу. Грут перешел на общее место, а Гайтус остался на своем и ел в одиночестве. В самом начале путешествия мечники опасались, что их простой стряпней он будет брезговать, но лорд оказался на удивление неприхотлив. В отряде никто не ведал, что он воспитывался не в роскоши, а в простоте и строгости: его отец приказал командиру своего гарнизона учить сына военным искусствам и дисциплине наравне с гвардейцами. Гайтусу исполнилось двадцать четыре года, когда он стал полноправным владетелем родового замка и начал вести образ жизни, более подобающий знатному землевладельцу. Однако с тех пор он все так же был воздержан в пище, сам запрягал коня, смазывал свой меч, объезжал владения, хотя другие лорды частенько посылали слуг делать это. При дворе Гайтус считался нелюдимым человеком. Большую часть времени он проводил в своих землях и мало с кем общался. Друзей он себе не завел, семьи у него не было. Его дни протекали в чтении книг, составлении смет, управлении землями - иными словами, в упражнении ума. Простолюдинов Гайтус не любил за то, что они, казалось, не думали ни о чем, кроме своих наделов, скотины и народных гульбищ. Когда он в юности учился среди отцовских ратников, те сторонились его. Затем он стал знатным господином и тем более возвысился над крестьянами и стражниками. Когда бы до него ни доходили разговоры селян, они либо жаловались на налоги, либо радовались урожаю и приросту скота. Говорить ему с ними было не о чем, и он только отдавал приказы. Лорда в его владениях не любили, и он знал об этом, считая такую неблагодарность порождением невежества. На людях Гайтус по обыкновению сохранял каменное выражение лица, чтобы кто-то из крестьян не вздумал к нему обратиться, но на деле его задевали угрюмые или боязливые взгляды. Как-то раз он увидел, как одна деревенская женщина загоняет своих детей в хижину, чтобы они не попались на глаза проезжающему мимо лорду. 'Дура', - подумал тогда Гайтус, и на душе у него остался неприятный осадок. Но этот случай оказался не самым худшим. Однажды лорд услышал, как на его счет травят байки замковые ратники, развлекая себя на посту. Тогда он понял, что про него, по всей вероятности, рассказывают нелепые сплетни и пьянчужки в тавернах, и нищие на улицах, и деревенские мужланы, и в душе его проснулась горькая злость. Теперь, возможно, даже Вейран не смог бы уверить Гайтуса в том, что простолюдины не безнадежны. Королева-мать, однако, разглядела в нелюбезном лорде человека, на которого можно положиться, и от имени короля повелела выполнить важнейшее поручение. Отказывать их величествам было не принято и попросту опасно, что вынудило Гайтуса ответить согласием. А чуть погодя он даже подумал, что это ему на руку: неплохо было бы заткнуть за пояс неучей из дворцовой свиты, позволяющих себе насмешки по поводу его привычек. К тому же, выезжая из столицы во главе отряда, он вспомнил, что когда-то давно мечтал овеять свое имя славой. Покончив с трапезой и отпив глоток вина из фляги, Гайтус посмотрел на черный бархатный мешок, лежащий рядом с ним и скрывающий от любопытных глаз нечто невероятно ценное, и подумал, что ждать признания осталось недолго. * * *
Когда содержимое котелка было съедено без остатка, а сам он - отчищен водой и снегом, путники разошлись по своим лежакам. На землю уже опустилась морозная ночь. Луну окружал бледный ореол, и она походила на начищенную печать, какие знать обычно носила на шейных цепочках. Вокруг стоянки спокойно бродили лошади, выдыхая пар. Под навесами накопилось тепло от тлеющих бревен, и спать на лапнике, укрывшись плащом, было ничуть не холодно. На страже остался Грут, затем его полагалось сменить Освальду. Кнэф сидел у костра с угрюмым лицом, на которое падала тень от капюшона, и коротал время, о чем-то раздумывая. Мысль о найденном в лесу теле, однако, не посетила его ни разу, в отличие от его соратников. Ламберт, к примеру, жалел, что не подошел ближе и не осмотрел труп человека, которого задрал медведь. Ему казалось нелишним узнать, как выглядят подобные раны, и вдобавок он мог заметить важные мелочи, упущенные мечниками и лекарем. Из-за того, что маг редко покидал столицу, его опыт путешествий был скуден, и теперь он хотел исправить этот недостаток. Тесса, напротив, пребывала в растерянности. Они с Ламбертом многие годы обучались на мастеров вместе, часто стояли в паре в тренировочных боях и разделяли мечты о приключениях, хотя друг, скорее, казался Тессе домоседом. Сама же она верила, что создана для опасных походов и сражений, однако в большом мире за крепкими стенами Брадоса всё оказалось не так, как она ожидала. В отряде пользы от неё пока было даже меньше, чем от Лекена, чье целительство, к счастью, до сих пор не понадобилось. Человек, найденный в лесу, заставил Тессу понять, что в любой момент она может столкнуться со смертельной опасностью, и неизвестно, сможет ли защитить себя, как её этому учили. Освальд засыпал неожиданно долго, хоть и привык за долгую службу к подобным ночевкам. Его терзала мысль о том, что найденного в лесу опознать не удалось. Неизвестно, кем он был, откуда родом. Мечник хотел бы разыскать его родных и сообщить им о его печальной участи. Сам он был одинок и оттого ценил кровные узы еще сильнее. Он с грустью думал, что лесная могила навсегда заберет путника в безвестность, ведь у духов нет имен и семей. Браско, как и Освальд, тоже вспоминал о семейном очаге, но только о своем собственном. В маленькой деревне у самой столицы его ждали жена и трое детишек. Мечник думал о них с нежностью и хотел непременно свозить на праздничную ярмарку по возвращении. Никогда бы он не отпустил своих детей в такое жуткое место, как Горелый лес, пусть бы даже они к тому времени завели свои семьи, а он бы уже сделался седым дедом. Лекена в тот вечер занимали весьма любопытные мысли. Он слышал ранее об одном молодом человеке, внешне походящем на найденного ими в лесу, и теперь ему стало любопытно, был ли это вправду он. И если да, то как же такое могло случиться, что с ним вот так справился медведь? А если это вовсе не медведь напал на него, то что за страшная сила вырвалась на волю в этих краях? И что за тайна заставила того человека поехать столь опасной дорогой? Когда луна сдвинулась на четверть своего пути, Грут повернул голову и внимательно оглядел спящих. Никто не шевелился, все дышали ровно. Кнэф опустил руку и медленно отстегнул от пояса флягу, затем отошел к краю стоянки и осторожно пролил немного жидкости на снег. По сугробу расплылось темное пятно, из которого в лунном свете выпорхнула прозрачная птица. Она села на руку Груту, и он шепнул что-то, наклонившись к её маленькой голове на изящной шейке. Затем он тряхнул рукой и птица взмыла вверх, почти незаметная в ночном воздухе. Когда приблизилось время будить Освальда, кнэф опять подошел к сугробу и засыпал темное пятно снегом. Птица уже должна была доставить послание.
Утром путники собрались быстро. Поднявшись незадолго до рассвета, они наскоро поели хлеба и холодного мяса, запив их водой. После забросали снегом тлеющие в костре бревна, убрали навесы, а лапник сложили в кучу - вдруг кому пригодится. Скрывать следы ночевки они не стали - это отняло бы время, да и лошади все одно продавливали снег копытами, указывая, куда направились всадники. Вдобавок не похоже было, чтобы кто-то преследовал отряд.
Небо еще до полудня затянуло ровной светло-серой пеленой, воздух потеплел, и странники уже не дрожали от холода. Дорога поначалу шла через поле, а затем по обе стороны выросло заснеженное чернолесье. Деревья в нем были не такие высокие, как в Горелом лесу, но зато стояли чаще.
Освальд опять ехал во главе отряда и снова оказался самым зорким. Он приметил, как впереди с правой стороны дороги качнулись ветки небольшого куста лещины, и с них легкими хлопьями осыпался снег. Мечник тут же осадил свою кобылу, однако Тесса позади него растерялась и проследовала дальше, а когда наконец попыталась остановиться, то чуть не вылетела из седла. Следом за ней строй сбился, кони кружили по дороге, мешая друг другу.
- Что на этот раз? - раздраженно спросил Гайтус?
Вместо ответа Освальд указал на орешник, который теперь, ко всеобщему изумлению, исторг клуб пара. Грут и Браско схватились за мечи, но тут же поняли, что от арбалета было бы больше толку, если б у кого-то рука поднялась совершить такой дикий поступок - из кустов на дорогу выбрался великолепный жеребец.
Степные лошадки, пусть даже выносливые и неприхотливые, явно не были ровней тому скакуну, на которого все в отряде, даже лорд Гайтус, теперь взирали с восхищением. Прекрасное животное впечатляло крепостью и мощью: под кожей на широкой груди четко обозначались бугры мышц, гладкая черная шерсть лоснилась в дневном свете и оттеняла гриву и хвост чуть темнее цвета золы. От жеребца шел пар, как будто он был разгорячен скачкой.
- Смотрите, - вдруг очнулась Тесса, - там, на седле!
К задней луке была пристегнута дорожная сумка, наполовину скрытая плащом, перекинутым через седло и одним концом заткнутым за подпругу. С другой стороны седла выступали две одинаковые рукояти мечей в ножнах.
- Это того мертвого торговца! - в возбуждении воскликнул Браско. - То-то у него плаща не было.
- Что-то не верю я, чтобы простой торговец прихватил для защиты два боевых меча, - с сомнением сказал Освальд.
- А он их на продажу вез! Оно и видно, что не воин - даже не подумал от медведя мечом отбиться. Небось и конь не его, сторговать хотел.
- Может быть, по вещам в сумке и плащу мы что-то узнаем о владельце? - предположил Лекен.
Освальд немедленно с ним согласился. Если это действительно конь того несчастного, то судьба предоставила им возможность узнать о нем побольше.
- Ваша Светлость, - обратился к лорду мечник, - позвольте попытаться изловить.
Гайтус снова посмотрел на животное. Теперь уже хмуро, как на очередную задержку.
- Что ж, - промолвил он без особой радости. - Попробуйте. Но затем его все же придется отпустить. Он лишь задержит нас и привлечет внимание.
Освальд тут же спешился и сделал несколько осторожных шагов в направлении коня. Черный красавец повернул морду, посмотрел на него большими, умными глазами. Затем внимательно оглядел остальных и махнул хвостом, словно раздумывая.
Мечник подошел ближе и начал подманивать коня, стараясь сделать голос помягче. Жеребец не спеша переместился на левую сторону дороги, затем отошел подальше от отряда, не выказывая желания знакомиться с толпой вооруженных всадников. Освальд причмокивал губами, говорил ласковые слова, даже посвистел, но ничего из этого не возымело действия. Напротив, конь внезапно присел и прямо с места сорвался в стелющийся галоп. Через несколько мгновений он скрылся из вида.
- Ну вот, - разочарованно сказал Браско, - а мечи могли бы пригодиться, раз уж коня нельзя оставить.
Освальд тоже ощущал досаду, но лишь по той причине, что ответы снова от него ускользнули.
- Может, он нам еще встретится, - утешительно заметил Ламберт.
Всем, однако, в это верилось с трудом: жеребец так смотрел на странников, что теперь если б и показался им, то лишь издали.
Мечник, скрывая свое недовольство, вернулся в седло. Чуть погодя по команде Гайтуса отряд снова выстроился вереницей и двинулся по снежной полосе дороги, продолжая путь.
Больше ничто их не отвлекало, и они долго скакали - сквозь перелески и поля, вдоль леса и через небольшой ручей по деревянному мостику. Привал сделали всего один раз, и тот краткий.
Наконец, когда солнце, сияющим полукругом выглянувшее из-за туч, уже клонилось к закату, путники увидели с невысокого холма столбики дыма, выдающие деревню. Гайтус подъехал ближе к Освальду:
- Что там? - спросил он.
Мечник помнил, но все же достал карту и указал лорду на один из знаков.
- Вот здесь, Ваша Светлость. Краминка. Небольшая деревушка.
- Не так уж она и мала, - Ламберт, вытянув шею, считал струйки дыма. - Полтора десятка дворов там найдется, а может, и больше. Карта ведь старая.
- Хорошо бы заехать, - просительно сказал Освальд. - У нас все мясо вышло, из припасов только крупы остались. А впереди еще день пути.
- И под крышей на обычной постели переночевать бы неплохо, - чуть слышно пробурчал Лекен в воротник.
Гайтус помолчал и подумал. С одной стороны, при мысли о склизкой каше со вкусом кострового дыма ему становилось дурно. Годы жизни в замке изнежили его больше, чем он предполагал, хотя ему удавалось производить впечатление обратного. С другой стороны, ему не хотелось привлекать к отряду излишнее внимание. В этот день они проделали большой путь, Гайтус был доволен. Дорога оказалась легче, чем он ожидал, и отдых этим вечером позволил бы продолжить путь с новыми силами, но цель их путешествия все же требовала хранения тайны.
- Так и быть, - решил лорд. - Остановимся в деревне на ночь, но никто из вас не должен распускать язык. Я назовусь другим именем - представлюсь как командир Левин. Это начальник моего гарнизона, вряд ли его имя известно в этих краях. Кто бы ни спросил, отвечайте, что мы смотрим земли по поручению королевского казначея, - он бросил взгляд на помятый и надорванный пергамент в руках Освальда. - А то старые карты уже никуда не годятся.
Спустившись по склону холма в белую пустыню полей, отряд отправился к Краминке. Дорога теперь была наезженной, и на ней остались свежие следы тележных колес. Крестьяне, видно, брали дерево на постройки и дрова из ближайшего леса и запасали сосновые ветки к празднику.
Вскоре тропа уперлась в деревенские ограды, заметенные высокими сугробами. Всадники проехали мимо колодца, а потом их глазам открылась улица из пяти дворов, стоявших особняком друг от друга. Ставни в низких бревенчатых хижинах с соломенными крышами были плотно закрыты, из труб к небу поднимался белый дым. Где-то на другой улице негромко лаяла собака. По дороге шел мужичок в тулупе и затертой заячьей шапке, нескладный в плечах, но все же крепкий на вид. Освальд дружелюбно обратился к нему и спросил, найдется ли им где переночевать в этой деревне.
- Отчего же не найтись, - ответил крестьянин, с любопытством оглядывая странников и их лошадей. - Вы, случаем, не за королевскими шкурами приехали? Они на дворе у Врана.
- Какими шкурами? - вырвалось у Тессы, ибо слова крестьянина для неё прозвучали ужасно: как будто кто-то содрал кожу с их величеств и бросил на каком-то Врановом дворе.
- Ну, как же - королевскими, - повторил мужик, глядя на нее, как на неразумную.
- В этом году в подарок к празднику Его Величеству изо всех деревень присылают куньи или беличьи шкурки, - подсказал ей Освальд.
Тессе стало очень стыдно за свое незнание. Она опустила глаза и даже отвернулась. Её уши запылали под капюшоном плаща.
- Мы не за шкурами, - вернулся к разговору мечник. - Мы из столицы, проводим смотр земель по приказу королевского казначея. Карты в замке совсем старые, там ваша деревня всего в восемь дворов.
- Да уж, с деревни побольше и налог побольше, - проворчал крестьянин, но дальше испытывать судьбу не стал и махнул рукой в сторону высокого забора, за которым виднелось жилище побогаче, чем другие хижины: верно, у хозяина хорошо шли дела. - Вот Вранов дом, там спросите. Он у нас обыкновенно с господами общается, да и двор у него самый большой. Еще в лавке места хватает, в ней и кабак заодно. Увидите дальше за поворотом.
Поблагодарив, всадники последовали к указанному дому, а мужик хотел остаться и посмотреть, что случится, но, встретив хмурый взгляд Грута, внезапно передумал и отправился своей дорогой, хоть и оглядывался несколько раз.
У больших створчатых ворот Освальд спешился и постучал по ним кулаком. На гулкий звук откликнулись собаки, забренчала цепь. Затем хлопнула дверь, во дворе послышались шаги по скрипучему снегу. Створка ворот приоткрылась, и из-за неё выглянула полноватая крестьянка лет сорока в короткой шубке, наброшенной поверх платья из грубоватого некрашеного полотна.
Ламберту женщина не понравилась. Он заметил алчный огонек, вспыхнувший в её глазах, когда она увидела важных гостей. Смотрела она с каким-то прищуром, а морщины возле ее губ говорили о частых недовольствах. Для путников, однако, женщина изобразила осторожное гостеприимство.
- Чем мы понадобились господам? - спросила она, глядя на Гайтуса, которого безошибочно выделила как самого знатного. За лорда ответил Освальд, повторив выдумку про казначея.
- Не пустите ли переночевать? - добавил мечник.
Ламберт увидел, как крестьянка чуть заметно скривилась, оценив число всадников. Со слуг короля не принято было брать денег за постой, но их полагалось кормить.
- У нас тесновато, - будто бы винясь, сказала женщина. - Все больше хозяйство строим. Сами в одном покое спим, другой моя сестра занимает. Но она теперь в городе, так что для двоих место найдется.
- Что, даже на полу не поместимся? - с большим недоверием спросил Освальд.
Ламберту было весьма любопытно послушать, что крестьянка придумает в ответ, но тут вдруг вмешался Гайтус:
- Нам нет нужды ютиться в тесноте. Мы с Лекеном останемся здесь, а вы поезжайте в лавку.
- Верно, верно, - поторопилась сказать хозяйка. - Микен вас разместит в своей лавке, у него места полно.
Освальд обменялся взглядом с лордом, понятливо кивнул и снова вспрыгнул в седло, уводя лошадь от ворот. Крестьянка широко распахнула одну из створок, и Гайтус с Лекеном проследовали во двор, где виднелись порожняя телега и прислоненный к ней хомут. Остальные путники смотрели, как за ними закрылись ворота.
- Правду говорят, что нет лорда, который бы себя обидел, - проворчал Браско.
- Во всей деревне этот дом самый сохранный от чужаков и воров, - пояснил Освальд. - Забор высокий, ворота запираются, на ночь собак спускают. Лучше хранить что-то в таком месте, которое труднее обокрасть, а милорду ведь есть, что хранить.
- Мог бы и я подсобить.
Ламберт фыркнул. Мечнику со всей очевидностью хотелось к живущим в достатке крестьянам, а не в какую-то лавку.
- Мог бы, но не подсобишь, - отрезал Освальд. - Нечего нам всем тесниться в одном покое, когда можно устроиться получше. А то и впрямь люди подумают, что непомерное богатство везем.
Давая понять, что пререкаться с ним дальше бесполезно, он направил лошадь по дороге, ведущей на соседнюю улочку. Здесь, как и вдоль первой, расположились пять хижин, опознать в одной из которых лавку оказалось не так-то просто, настолько мало они отличались друг от друга. Только заметив у двери пару пивных бочонков, путники вспомнили, что им говорили также про кабак.
Освальд сделал остальным знак подождать его, спешился и зашел в лавку. На то, что она действительно была таковой, указывал деревянный прилавок, весь в щербинах и царапинах. За ним на стене висели в связках деревянные ложки, головки лука и заячьи шкурки; на полках стояли глиняные плошки, свечные огарки и другая утварь, не новая и покрытая пылью. Торговые дела у хозяина не ладились, потому как в деревне крестьяне часто мастерили все сами и относились к хозяйству бережно, а городские товары для них были роскошью. Так что со временем лавочник стал привозить только пиво из соседней деревни, где его варил и потихоньку продавал на сторону зажиточный селянин, снабжавший местного землевладельца.
Пол в лавке был земляной, какой обычно и бывал в таких хижинах. Помимо прилавка, на котором хозяин теперь разливал из бочонков хмельной напиток, здесь чудом уместились два стола и три скамьи. У одной из стен был сложен очаг, и там что-то кипело в котле. В правом от двери углу примостился сундук, где хозяин хранил свои пожитки.
Сам лавочник сидел под прилавком на принесенном туда березовом чурбаке и топориком щепал лучины из смолистого соснового обрубка. Подняв голову на звук открывшейся двери, он очень удивился, увидев незнакомого мечника. На просьбу о ночлеге, изложенную Освальдом, он ответил:
- Я бы и рад всех пятерых приютить, да негде. Я ведь сам в лавке живу, скотину держу в хлеву во дворе. Сами глядите - хижина старая, пол земляной, по нему холод от двери тянет, от ставней. Я сам-то обычно на скамье сплю у той стены, где теплее. Но, так уж и быть, потерплю на сундуке ночку, если втроем захотите остаться. Вы бы к Врану сходили, у него места хватит, и полы из дерева настланы.
- Так мы аккурат оттуда. Хозяйка сказала, что сами в тесноте живут, всех не уместят.
- Уж она-то скажет! - захохотал мужик. - На Врановой супружнице весь дом держится, она своего вовек не упустит. Видать, кто-то познатнее с вами ехал, кого она к себе приняла, а вас отвернула.
- С нами командир приехал, - подтвердил Освальд.
- Ух, тетка, - досмеявшись до слез, лавочник теперь вытирал их рукавом. - Беда одна.
Про себя он, однако, отозвался о вредной бабе покрепче, ибо она не в первый раз отправляла к нему путников победнее и поскромнее чином, а сама выслуживалась перед королевскими гонцами и сборщиками налогов - те за пару серебряных монет могли прикрыть глаза на излишки хозяйства, которые Вран возил на продажу. Лавочнику же и от небогатых странников капали лурры[3], но иногда, как и в этот раз, приходилось давать приют слугам короля, а те могли рассчитывать на дармовое угощение.
- Так что, будете втроем оставаться?
- Будем, - сказал мечник, понимая, что лучше так, чем всем пойти по деревне, просясь к кому-то еще. - Лошадям сено найдется?
- Найду, - скрепя сердце, подтвердил мужик, мысленно записывая сено в длинный список долгов Врановой жены. - Только щепу приберу и выйду к вам, приму лошадок.
Освальд вернулся к ожидающим его соратникам и рассказал все, как есть.
- Придется кому-то пройтись по деревне, - признал Браско, - если нет охотников мерзнуть, как лавочник говорит.
- Я пойду, - вызвался Ламберт, которому интересно было посмотреть, как живут крестьяне. Лавки и кабаки он в и столице видел, хотя в последние заходил реже, а вот в селянских хижинах бывать не приходилось.
Тесса подумала, что её, наверное, уже все считают обузой. Лучше ей теперь самой о себе позаботиться, чем снова принять готовое из рук мечников.
- Я тоже пойду, - решительно сказала она.
Лицо у неё при этом сделалось такое, будто она собралась охотиться на стаю голодных волков. Браско это позабавило.
- Да уж не покусает вас там никто, - хохотнул он. - Разве что собака какая с цепи сорвется. Вы скажите, что мастера - любой пустит и вопросов не задаст.
- И держите в уме, что наше дело тайное, не сболтните лишнего, - добавил Освальд. - Завтра на рассвете встретимся у Вранова дома и продолжим путь.
Оставив лавку позади, маги двинулись по улочке, разглядывая крестьянские подворья.
- Знаешь, - вдруг предложил Ламберт, - давай разделимся. - Смотри, какие маленькие эти хижины. Там, наверное, большими семьями живут, как у крестьян принято. Сами ютятся, и нас двоих взять не смогут. Поедем по разным улицам.
- Хорошо, - храбро согласилась Тесса. - Сделаем так.
Ощутив прилив сил, она подумала, что наверняка сумеет быстро найти себе приют.
Послав коня быстрым шагом, девушка снова оказалась на околице, проехала мимо колодца и вдруг увидела, как по тропинке среди сугробов, идет женщина лет тридцати, а вокруг нее снует мальчишка. У крестьянки в руке была бадья с водой, и она несла её осторожно, стараясь не расплескать. Наверное, за деревней была речка, хотя Тессе чудились повсюду только белоснежные поля.[4]
- Я смогу нести! - уверял мальчик. - Она не тяжелая!
- Это она без воды не тяжелая, - смеялась женщина. - Я видела, видела, как ты её по вечеру на руке мерил. Думал, я не смотрю.
- А ты и не смотрела, - ошарашено сказал мальчишка. - Ты же спиной ко мне была!
- А мне колотун[5] сказал.
- Не стучал вчера никто, - насупился упрямец.
- Отчего же ему стучать, коли ты и так его впустил, когда ночью вставал звезду смотреть. Зачем только на цыпочках крался? Холода напустил, дверью хлопнул. Ты бы еще песню спел, чтоб я вернее проснулась, - ласково улыбаясь, крестьянка потрепала мальчугана по голове свободной рукой. - Не взошла еще звезда, но скоро уже. Потерпи.
Тут они вышли на деревенскую улицу и заметили Тессу. Женщина опустила глаза, не считая приличным в открытую разглядывать незнакомого человека, которого это могло обидеть. Мальчишка же восхищенно уставился на коня, принадлежащего девушке. Крестьянке даже пришлось шепнуть ему, чтобы перестал глазеть.
Тесса подумала, что женщина кажется очень доброй и уж точно не откажет ей в гостеприимстве, а провести время в её хижине будет приятно.
- Доброго дня, - обратилась к ней Тесса. - Я ищу ночлег в вашей деревне. Может быть, вы приютите меня?
Женщина слегка растерялась, и по лицу её скользнула смущенная улыбка. Если бы Ламберт был сейчас рядом со своей соратницей, он несомненно указал бы ей на изношенную, заплатанную одежду крестьян, на худобу мальчишки, на морщины на лбу женщины, путь которым туда проложили частые заботы и тревоги. Но юная Тесса, не вполне привыкшая заботится даже о себе самой, бывала еще нечуткой к нуждам других людей.
Крестьянка хоть и жила в бедности, но была женщиной незлой. Вдобавок она не хотела отказывать путнице, признавая, что ей трудно в одиночку растить сына. Вот и праздник скоро, нужно готовить угощение на деревенское гуляние, а они и так не едят досыта, хоть сын и убеждает её, что ему просто не хочется много есть. Гостью ведь тоже не должно голодом морить с дороги. 'Когда-нибудь станет лучше, - подумала женщина. - Вот бы только поскорей'.
Улыбнувшись на этот раз решительно, она посмотрела Тессе в глаза и ответила, что ей в радость принять гостью в своем скромном жилище.
- Меня зовут Мелья, - прибавила она. - А это мой сын, Ритт.
- Мое имя - Тесса, - в свою очередь сказала девушка, спешиваясь. И тут же поправилась, позабыв с непривычки важное слово. - Мастер Тесса.
- Мастер! - ахнула женщина.
Маги считались сильными воинами и опасными людьми. Дар у каждого из них был свой, и порой непредсказуемый, а мечами они все, как правило, владели хорошо. Через Краминку они проезжали в высшей степени редко - к счастью, как думали местные жители. Всякий знал, что магам покровительствует Вейран, а идти против верховного бога никому не хотелось.
|