Рок Сергей : другие произведения.

Адидас

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Адидас
  2004 - 2012
  
  
  
  
  Начало
  
  
  
  
  
  
  Фантастика - способ обоснования реальности, метод наблюдения, созидание новых миров, мечты. Много ли вы знаете определений? Наверняка, их существующая масса в полной мере раскрывает цели и задачи данной дисциплины. В некотором смысле это - путешествие, когда автор получает в свое распоряжение необыкновенное транспортное средство, созданное из подручных средств. По сути, он может пройти эволюционным путем, будучи в самом начале хвостатым приматом, но в конце - невероятным разумным существом будущего. Здесь можно сказать, что обстоит именно так - капитаном является именно мастер буквы и строчки, а читатель идет уже на втором месте, ибо его взор не первичен, и если его, читателя, не будет вовсе, это ничего не изменит - открытие миров не будет отменено, ракеты взлетят, подводные лодки уйдут в плаванье, звездная принцесса выйдет на помост в ботфортах и при бластере, майор спецслужб попадет в прошлое, вселится в разум вождя и изменит ход истории.
  Фантастика есть развитие грез, приведение их в надлежащий вид (согласно техническому заданию). Чувствуя в душе своей странный огонь, вы еще не можете осознать его на первой фазе пришествия. Волнений лишь определяет вектор. В прошлые годы телевизор мало, что позволял людям, но ныне его сила ослабла - всемирная паутина занесла в свои кластеры базы данных всех мастей - вы просто находится нужный вам фильм и подзаряжаетесь. Да, зверь подсознания просит еды, и вот - девушка с большой грудью идет с мечом, готовая победить зубастых ребят, что ныне уже не ребята, а форменное неподобие, появившееся вследствие трансформации и химикатов. Но разве и этого достаточно?
  Корабль ждет пера, перо - бумаги, в качестве которой выступает клавиатура. Первая строчка. Положим - Бац! Трах! Бум! - майор Стуков ударил орка с разварота....
  Редактор Петров, да, тот самый, отвечал как-то на вопросы журналистки газеты крупной, хотя ныне и абсолютно шаблонной, на прикорме. И вот, журалистка задала вопрос:
  - Как вы думаете, может ли фантастика устареть?
  - Фантастика - этот жанр, который никогда не устаревает, - отвечал Петров, - я не говорю о том, что количество талантов растет год от года, скорее наоборот - современный информационный мир становится некой самостоятельной структурой, которая думает за человека, вследствие чего молодой автор, скорее всего, выдаст вам большое количество повторов, да и вообще - самой сутью может явиться именно тематический повтор. Молодым нужно равняться на мэтров, которые, конечно же, моложе не становятся, но рука их крепчает, что говорит и правильности направления, взятого задолго до этого.
  - Но кого вы бы привели в пример?
  - Наша литература полна серьезных имено - и это, конечно же, и Индоуткин, Михалдин, Вячеслав Больных, Елена Сусло-Посевова, и братья Широкие, и Виктор Корефанов, и, надо задуматься, Алексей Доробло, да и Валерий и Елена Шмурные.
  - Даже и фамилии звучат как выдающиеся, - заметила журналистка - не с иронией, конечно, но просто так.
  - О чем это вы? - не понял Петров.
  - Но все же, кто в наибольшей степени является продолжаетелем дела Отцов, или, можно так сказать - Учителей, основателей нашей национальной фантастики, ну, предположим даже, братьев Стругацких.
  - Я бы выделил все таки, все таки Льва Индоуткина.
  - Хорошо. Лев Индоуткин.
  - Я должен сказать, что его роман "Мертвые уши", развитие темы зомби в российском сегменте села в 19-м веке, является не только одним из лучших произведений во внутренностях жанра, но и в современной русской литературе вообще. Это прямой потомок, это линия, родство - если вы возьмете ТББ, УНС, ГРО, П21В, то нельзя таки говорить, что здесь оригинал, а есть что-то другое
  - Так, ТББ.... УНС. Хорошо. Скажите, легко ли быть редактором?
  - Понимаете, когда вы работаете с тем же Индоуткиным, какие-либо трудности отсутствуют, потому что он - мэтр, то есть, прямоходящий мэтр, я хотел сказать, при нас ходящий мэтр, хотя тут целая группа, каждый из которых в свое время, ну не каждый, но не буду называть по именам, выдвигался на звание лучшего фантаста Европы.
  - Звание в Европе дают по критиям продаж?
  - Нет, тут другое.
  - Если я приду в магазин, где-нибудь в Париже, смогу ли я увидеть книгу Льва Индоуткина?
  - Но, право, не знаю на счет переводов, действительно, информацией я не владею. Нет, я думаю, конечно, кто-то ведь должен был переводить, но в нашем издательстве никто про это не знает. Да, этот вопрос следует промониторить, вы правы. Перевод - дело не простое, тем более, если автор носит свой язык обособленно - я снова возвращаюсь к роману "Мертвые Уши", о котором говорят, что это - иное прочтение Гоголя, но все же не совсем тут пахнет Гоголем, хотя и есть Гоголь. А? Что сказал бы Колька?
  - Колька?
  - Предствляю себе, как бы он чувствовал себя на конвенте, рядом с Индоуткиным. Да что там Индоуткин, а наш новый классик - Михалдин? Славик Больных спел бы тотчас песенку про орка-сурка, он как в первый раз ее придумал на Воркута-Коне, так ее и поют.
  - Дорого, наверное, ездить в Воркуту?
  - М? Когда как. Некоторые наши программы финансируются государством. Да, да, хочу выразить благодарность правительству и президенту за оказанную помощь.
  
  Точка Ноль
  
  
   Здравствуйте, братцы. Меня зовут Алёша Козлов. В прошлом году я издал три романа под названием "Черный след", "Птицы-мутанты" и "Поиск мутантов-2". Сейчас я пишу сразу три романа. Это - "Мутанты-собаки", "Понедельник начинается во вторник" и "Полдень 27-й" век, и сейчас я вам расскажу об этих книгах. Я - фантаст.
  Моя карьера не зависит от притирок и клейкой массы, от поиска себя на тусовках, конвентах и прочих сборищах, где элементы массы меняют полюса - хотя все это для ничего и для никого. Я высказался замысловато.
  У меня есть план написать роман "Смерь выбирает навсегда". Я подумал - хорошее ли название такое? Может быть, "Смерть выбирает никогда"? Давайте экстраполируем тему - куда, туда, оттуда, здесь, там, тут, здешний, тамошний - а хорошая идея! Смерть выбирает тамошних! Мне нравится это название, при том, что "Смерть выбирает навсегда" выглядит словно бы строчка, вырванная из песни какой-нибудь современной рок или поп-звезды, название же должно иметь усредненность и унифицированность. Это присутствует во всем- так устроено общество.
  Планов так много, что они, эти планы, множатся, наполняя собой воображаемые полки. Здесь можно представить себе символ бесконечности, где некая изогнутая штука змеится, возвращаясь сама к себе, и какая разница, как она называется. Монетизация - редкое явление в мире, где каждый друг другу - друг. Представьте себе - это напоминает мух, ведь все они - друзья, и вот, вылетели они есть сахар, крупицы которого случайно рассыпала на столе хозяйка. Здесь нет ни одного врага. Все одинаковы, все хорошо, все добры, все - фантасты, радость струится, строки умножаются в геометрической прогрессии. В этом мире не до грусти.
  И вот: в будущем была война машин, и машины победили. Всё это происходило в Москве. Машины были американские, но были также и китайские. Русские не сдавались. Они послали в прошлое генерала Ташкина.
  Вот здесь в плане есть слабое место - генералом чего должен являться Ташкин? ГРУ? Но это уже было двести раз, и оно порядком надоело, это ГРУ! ФСБ. Может быть, там, в будущем, возродился СССР, и тогда, например, ЧК.
  Вдумайтесь - ЧК!
  Произнесите это слово много раз. ЧК! Да пусть он все же будет майором, генералом он станет потом.
  Так вот, всё это конечно жутко напоминало историю с Терминатором, но кто теперь чист, как агнец? Если ранее главным помощником писателя-фантаста являлалась первородная смесь чужого текста с телевизором, то возможности нынешнего Интернета поистине безграничны, и здесь можно отыскать все, что вы хотите. Называем это "Моделью для сборки" и оглядывается - а вот, некий Егор Румынов, автор серии романов, 22 шт, тоже создал "Модель для сборки", и тот же заголовок присутствует в буквенных штормах еще как минимум 250 человек. Но я думаю, я чрезмерно занижаю это число.
  Итак: мной всё больше движет ум прохладный, в меру рациональный, со знанием того, что достаточно писать 3 страницы в день, чтобы за год написать 3 умножить на 365, а это - несколько романов по 10-12 а.л., фантастических, знойных. На обложку ставят чувака при мускулах. Девушку в трусиках, ботфортах, с ножом и гигантским автоматом. Блестит лощеный верх книги. Школьники озадачены. Еще б.
  Так вот, Ташкин прибывает в прошлое, хотя я и не решил, что там будет - СССР, РФ или, например, Хазарско-московский Каганат. Тем более, что там уже всё раздолбано, и кругом шныряют патрули, вдали маячат руины Кремля, в метро живут зомби, международная космическая станция давно забыта, но и там живут зомби, их много, они мечтают спуститься вниз и заразить людей чем-нибудь.
  Ташкин готов отправиться в прошлое, чтобы исправить будущность. Перед отправкой генерал Дудин говорит:
  - Россия в твоих руках, сынок.
  Чем же занят Ташкин? Странная машина перебрасывает чего через время, и появляется он как-то наподобие Кайла Риса в известном фильме. Он - в лихих 90-х. Дэвушка, проезжавшая мимо на вишневой девятке, увидав обнаженного красавца, притормозила и предложила Ташкину свою любовь.
  Итак, есть хата, тачка, дэвушка, осталось найти работу - нет, Ташкин на работу не спешит, потому что вскоре из будущего прибывает робот, модель "Мао", чтобы его цель - не Мао, а Василий Денисов, коий еще не достиг порога пубертации и увлекается роликовой доской.
  Это лишь мои опции, но тут, представьте, братцы, как разыгрывается воображение. Лемниската Бернулли! Апейрон! Часть первую оставляем такой, как есть, и далее воюем с "Мао" на просторах уде 2000-х годов. Нет, надо все же вернуться назад, чтобы пропитаться, чтобы поиграть в своем воображении с той эпохой, что уже не имеет ясных кадров в памяти, а именно - 94-й год, спирт "Ройаль", "Видал Сасун", "Юпи", братки, крыша, мир ларьков. Вот тут "Мао" попал - спирт пришел контрафактный, контакты замкнули, конец.
  Тоталитаризм. 30-е. Герой попадает в застенки НКВД, где его собираются злостно пытать. Приходит Мао-3 и всех уверенно гасит. Застенки сломаны. Последний бой. Но это в финале. А в течение романа - любовь, секс, драки. Всё как и положено. Но почему бы не устроить встречу Мао-3 и товарища Сталина.
  - Я не буду вас трогать, товарищ Сталин, чтобы не ломать линии времени, - говорит Мао-3, - вы мне не нужны. Я ищу Василия Денисова.
  - Товарыщ робот, - отвечает товарищ Сталин, - вы напрасно тужитесь, я - не отдел кадров, чтобы знать все обо всем. Но уверяю вас, что наша советская страна даст вам правильный отпор.
  - Подумаешь, - Мао-3 явно рисуется, - я просто пришел убедиться, что вы существовали.
  - Зачем же это вам?
  - Мы, роботы, сравниваем сигнатуру веков, чтобы понять, где и кого искать. Ваше счастье, что я ищу не вас.
  - Берия! - кричит Сталин.
  Тут приходит Берия и стреляет из бластера - оказывается, еще в 1940-м году некий Иван Рябов изобрел бластер, но был он в единственном экземпляре, а потому не повлияел на будущее развитие войны с немцем. Итак, Мао-3 успешно убит, а Ташкин сбегает из застенков Лубянки, делает поддельные документы и вскоре отправляется на фронты ВОВ, куда уже спешит Мао-4.
  Давайте включим воображение: Курская дуга, танковый апокалипсис, Мао-4 бьет кулаком и пробивает броню Тигра, но ведь и ни к чему ему это, ведь они ищет Василия Денисова, а потому, исход битвы ему строго паралелен. Но вот, в лоб ему попадает снарядом, Мао-4 оглушен, он просыпается в немецком плену.
  - Так-так, - говорит штурмбандфюрер.
  - Чего ты там? - осведомляется Мао-4.
  - Якут?
  - Сам ты якут.
  - Эвенк?
  - Сам ты эвенк.
  - Ну хорошо. Бурят.
  - Я китаец. Запомни это, господин Мейерс. Если вы поможете мне, то я оставлю вас в живых.
  -О, как занятно.
  Далее следует прекраснейшая сцена расправы. На базе погром. Кто выжил? Какая разница?
  Переходим к теоретической базе следующей части: Мао-5 потопил "Титаник". Плыл ли на Титанике Василий Денисов? История ни в коем случае не должна этого умалчивать, ибо сцена получается красочная, вкусная, притягательная, зовущая, словно шашлык. 12% от гонорара, будем считать или продолжим строить одну строго локальную вавилонскую башню? Василий Денисов выплыл, его вытащил майор Ташкин, Мао утонул, хотя он и умел плавать (это был специальный удар их арсенала российских спецслужб, при котором электроны отделялись от ядер внутри микропроцессоров).
  Но что же проценты? Тут, как говорится, кому чо? Помните же замечательную песенку из детства:
  
  Кому-чо
  Кому-чо
  
  (Кому хрен через плечо)
  (Кому книгу Тихий Дон)
  (Кому штопанный condom)
  
  
  У всех свой путь - например, вы можете долго хвалить редактора (который также является грандом жанра) в его блоге, называя его светилом, светочем, волшебником, пока сие не сработает (оно всегда работает, просто выигрывают настойчивые). Разговаривая с Сашей Лошаком, я имел возможность о чем-то спросить, что-то сравнить, тем более он, Саша, автор таких романов, как "Танки на границе миров" и "Т-72, 1940 год", уже в некотором роде состоялся, хотя начинал именно с работы языка. Он упорствовал. Он победил. Дальнейшая жизнь его была не то, чтобы так уж определена - требовалось постоянно давать о себе знать, не забывать о чевствовании текущего редактора и помнить - если этот вылетит, будет другой, и надо быть наготове.
  
  
   -Ну и как? - спросил я тогда.
   Если бы я был ниже его по статусу, он бы меня не заметил. Но я - писатель с виду независимый, не из тех тусовок, что напоминают птичий базар на севере, а истинное положение вещей никому не надо раскрывать. Литературное вещество вообще состоит не из литературы, а процесса, даже можно сказать - сталкинга. Но сталкинг наличествует сначала, еще до птичего базара, добравшись до которого, вам надо схватиться занятый вами камент и следить, чтобы кто-то случайно его не занял. Это очень неприятная штука, если так произойдет. По другую сторону - бизнес приближенный, который можно назвать как-то иначе, то хочется красивых определений - да, это можно назвать проектами и правильным расходом креативой мысли. Компьютер, в принципе, умеет писать, но без хорошего редактора пока не обойтись. Дети, жены, подруги, любовницы, любовники контекста - это все и писатели, и менеджеры, и все прочее. Ольга Рябинская пишет в социальной сети:
  
  Узнайте, как правильно написать книгу и как заработать на ее продажах.
  
  Я до сих пор не имею понятия, как это делается - по Ольге Рябинской. Конечно, здесь она прилагает свою биографию - родители - профессора, всего добилась сама, первую книгу написала вместе с мужем, продавали студентам в обязаловку (вернее, как-то иначе определено, может, я и неверно понял).
  А вот если живете вы в Анадыре, то что же вам предпринять? Казалось бы, великий дух сети одинаков во всех местах, но что-то не так с результатом. Опыт Саши Лошака (он еще подписывался для оринигальности Сашша) будет тут как нельзя полезен, и окажется, кто стратегическая национальная идея КСБ (кум-сват-брат) не так всеобъемлюща, и всегда есть Ins and Outs. Еще есть вис из май вэй, но в Анадыре все же лучше жить.
  Вседа есть сила краб - то есть руки хватающей.
  Всё это выглядит странно - все эти размышления на фоне глобального фантастического оптимизма и планов, и терминаторов, и линейки агентов в теле И.В.Сталина, но я такой и есть, Алёша Козлов, писатель-фантаст. Почти Готфрид Лейбниц по ментальному окрасу мироощущения.
   -Будешь писать продолжение? - спросил я.
   -А? - Сашша не расслышал.
  -По пивку? - осведомился я.
  -Я решил бросать.
  -Ешь капусту?
  -Не понял.
  -Не пьешь, не куришь, вегетарианец?
  -Откуда ты знаешь?
  -Я слышал, ты собирался в Индию. А это - знак.
  -Нет. То есть да. Нет, да. Давай, ладно.
  Мы сели "по пивку" в большом торговом центре, блестящем, напомаженным - мы были типа в кишках у общественного клоуна. Сказано не очень хорошо, но да и ладно, не для масс, не для текста, тем более, что это только начало - фантасты и не на такое способны.
   -Я как ты пока не могу, - сказал Сашша.
  -Я не сразу сумел.
  -Тебя приглашали на "Фанты"?
  -Нет, я сам пригласился.
  -Говорят, ты будешь вести мастер-класс?
  -Я не хочу, - ответил я, - я хочу поехать и побухать. Еще - может... Может, снять хорошую девушку. Хочу жить!
  -А там есть хорошие?
  -Ну мне уже не осьмнадцать лет. По мне - всякая хороша, кто младше 35-ти.
  Сашша в мои чувственные спичи не врывался, но пивко пил достаточно оптимистично. Тут еще можно было курить - говорили, что скоро везде запретят курить, хотя до официального решения еще не доходило. Ну, к примеру, я ездил в Ростовскую область, на свою родину, и выяснилось, что там курить в кабаке уже нельзя, хотя на практике все это пока еще разговоры Я бы сюда добавил, что там и пить негде нельзя. Но все пьют, ясное дело. Что ж еще делать? Хотя людей сухих, по-моему, всё больше, и скоро они нас всех позадушат. Например, начнут загонять в спорт-поселения.
  Ты будешь дома. К тебе приходит повестка:
  -Явиться к 8-ми в пункт отправки. Иметь при себе кеды и трико.
  И вот, ты отправляешься в царство вечного спорта, и это конец. Тебе никогда оттуда не выбраться. Навсегда. Вокруг - бескрайние поля спортивных снарядов, беговых дорожек, никакого алкоголя и сигарет, но каждый день выходят все новые и новые законы, ограничивающие права простых человеческих личинок.
   -Я уже думаю над продолжением, - сказал Сашша, - даже сам Ольхович похвалил мою идею.
  -Да он так себе, - ответил я.
  -Нет... Ну, хотя... Я думаю, он просто дольше этим занят.
  -У Сэлинджера был один роман, - ответил я.
  -Ну, то...
  -Да я так, Сашшь. Не парься. У меня вон целая полка, но если относиться к этому так, как это есть, то есть пытаться увидеть суть, то оно знаешь - как ты это представить. Оно ж и себя можно обманывать, ты же понимаешь. Не хочется превращаться в принтер.
  -Ну, так ты гранд. Мне пока до тебя далеко, - казалось, что Сашша даже немного заискивал, что могло быть и правдой).
  Я представил, как он сутками строчит, попеременно заглядывая в свой ЖЖ, отписывая комментарии. Здесь есть прекрасная практика, и первую я упомянул. Но может случиться, что редактора его погонят - ткие вещи время от времени случаются. Вспомнить хотя бы известный случай Дмитрия Газетова, который еще известен как Александр Джон, автор 30 книг про аквариумных рыбок. Пока Дима сидел в кресле, он, конечно, попротащил всех своих, ах - время какое было. Едва он туда попал, так и был клич:
  - Ребзя, все сюда! Я редактор!
  Так, конечно, все поступают - и Газетов преуспел - все его хорошие знакомые тут же оказалось в томах, с обложками, где как всегда ходили девушки в трусиках, ботфортах и с различным оружием. Это можно так представить - девушка в трусиках с мечом, девушка в трусиках в арбалетов, девушка в скафандре_ но_видно_что_у_нее_выдающаяся_груд, в руках - лучевое оружие, а рядом - перекаченный молодец в безрукавке - и тут подумать еще надо - она-то свое тело бережет, а он из тех пацанов, что не боятся вакуума. Обложки яркие, словно бы люминофорые. Сюда, на это поле, пришли и новички-корефаны (Молодых, Сидорчикин, Сидихина, Брательникова, Стоцкий), но также и имевшие виды тёртые калачи - у них был шанс закрепить успех. И не надо забывать, что Дима Газетов успел накатать целую полку про аквариумных рыбок и немного на этом приподняться - хотя тиражи были мелкие, по 1500 экземпляров, а продажи еще более миниатюрные).
  Успел на этой волне Голутвин - его на тот момент все уже забыли, а тот такое. При этом, Дима откровенно на счет этого сказал Голутвину: три раза, Витя, три раза ты мне должен шашлык.
  Это хорошо. Писатели любят шышлык. Фантасты - шашлыкознайцы очень высокой степени. После закрытия лавочки, после того, как на место Газетова пришел другой человек, одна группа корефанов отпала, но пришла другая - даже и не буду говорить фамилию человека, который теперь принимает рукописи, то ныне всего его приятели, приятельницы подняли свой статус. Близкий приятель выпустил серию. Девушка приятеля на серию не написала, была одна книжка - и она попала в мир чудес. Надо полагать, что когда этот человек полетит, для нынешней гвардии наступит осень, и тут придет гвардия новая, и вот тут бы интересно было спросить ту же Ольгу Рябинскую:
  - Ольга, определите это с точки зрения книжного бизнеса? Скажите, какое отношение принцип продаж и конкуренции имеет к методу "бенефис корефанов" - не забудье включить сюда и систему многочисленных писательских фестивалей и тёрок, где лучший тот, кто милей, кто лучше хвалит верхнего. Ведь это вертикаль?
  - Послушайте, - ответила бы Ольга, - я всего добилась сама. Я стала продавать свои книги в учебном центре, где мастер-класс вел мой муж, а открыл он его потому, что его товарищ (корефан) в ту пору подошел к нему с предложением.
  - Что вы думаете про Анадырь? - спросил бы я.
  - Это не имеет значения.
  - Ага. Платите деньги, подписывайтесь на ваш вебинар, пишите, становитесь новым писателем, делайте все верно - человек в наше время имеет массу возможностей. Технология - это не только технический термин, но также и психологический. Учитесь думать, писать и продавать.
   Еще один метод Сашши - громко на показ кого-то не замечать. Правда, говорил я об этом или не говорить? Третий метод - по честноку считать, что ты умеешь писать и давать советы тем, кому их можно давать.
   Я вот не такой. Я если и умею, но и не собираюсь ломать свой мозг. Жизнь - не литература. Если бы я вел какой-нибудь вебинар, то давал бы такой совет: в писатели, ребята, не идите, если у вас нет волосатой руки. Идите в спорт - принцип конкуренции там представлен более прозрачен, хотя и не во всех направлениях.
  А для меня "по пивку" - это словно обряд входа в храм солнца. Я человек простой. Многословие - это лишь отработанная стружка. Когда ты много пишешь, то это не всегда картина маслом, но когда масла нет - двигатель гоняет просто так, железо раскаляется, появляются выбоины.
   - Ты говорил, что пишешь пять романов одновременно, - сказал Сашша.
   - Шесть, - ответил я.
  -Ты серьезно.
  -Шесть. Может - семь.
  -А я - один.
  -Но у тебя все еще впереди. Сейчас надо писать до десяти романов за раз, тогда всегда будешь на плаву.
  -Хочу написать про попандцев в тела, - сказал он.
  -Это как? - спросил я с ужасом.
  -Ну, вот смотри - Николай второй. Канун революции. Всё уже типа предрешено. В это время студент Александр занимается паркуром. Он разбегается, ударяется головой о стенку и попадает в прошлое, в тело Николая Второго.
  -Ну да, - сказал я, глотнув пива вместе со слюнями.
  -Ну, сюжет...
  -Сюжет, да. А почему Александр - студент?
  -А кто же еще?
  -Это потому что ты - студент?
  -Нет, я уже пять лет как не студент.
  -А почему, например, не спецназ? Он же что должен делать, - сказал я, - вот зырь! Очнулся он в колодце, прямо перед тем, как его забросали гранатами. В Копейске. То есть, в этом самом, Екатеринбурге. И встает - и думает - это что такое? Это где я? Смотрит - летит граната. Ну, он же спецназовец. Бац - гранату бросает назад, а какие осколки несутся вниз - он их ногами. Вот так вот!
   Я взмахнул руками и чуть не опрокинул пиво.
   -Я думал, - сказал Сашша подгрузившись, - именно поэтому паркурист подходит лучше всего?
  -Да? А точно. Он же по стенкам прыгает.
  -Ну вот.
  -А Ангелы Чарли?
  -Какие?
  -Ну помнишь, тёлки. Включи их в роман. Они тоже будут по стенкам бегать и мочить, короче. Так ча, ча! На! Нет, я серьезно. А то когда девок на обложки помещают, роман читаешь, а там ничего такого нет. Ну вот, допустим, в романе "Полдень 27-й век" ладно, там у чувака была подруга, которая разбивала ребром ладони наковальни. Ну, ты если читал...
  -Ну...
  -Нет, я не заставляю. Сейчас много хорошей литературы. Нет, понимаешь, я использовал идею "Халка", только подумал, что будет классно, если это будет девка. Я имею в виду того Халка, не этого.
  -Нет, идея с десантником неплохая, но я по логике.
  -И точно, - сказал я, - давай еще пива?
  -Оно тут дорогое.
  -Да что дорогое? Хорошая цена.
  - Ну.
  - Я заплачу.
   Торговый центр блестит, констатируя нашу жизни - торговля товарами, торговля лицом, торговля идеями, постоянная вязка по принципу кто-кому-кто-есть, ну и не прекращающийся позитив. Но согласитесь - зачем жить плохо? Знаете, сколько сейчас фантастов? И я не знаю. И никто не знает. И черт в аду не знает.
  
   "Черный след"
  
  
  
  Вещь эта требует различных степеней комментирования, и оно, комментирование это, как процесс, есть настоящая природная черта. Комментирует и человек, и природа. Это - естественный ход вещей. Вы слышали, как умеет комментировать конь? Проезжая по сухим трассам Руси, присматривайтесь. Находите такие места и слушайте: конь комментирует прекрасно.
  Всё, что есть в человеке, пришло изначально, в ходе эволюции, если были она, эта эволюция. Еще один замечательный комментатор - индюк, и чтобы удостовериться в этом, надо проехать в близлежащее село и, увидев сию птицу, спросить: скажите, индюк, прокомментируйте, индюк. Например, что вы думаете о современной фантастике? Это, скажем так, комментарий твари неразумной, но честной.
   Другое дело - я. И хотя я понимаю, что пишу очень быстро, пишу на заказ, пишу лишь для того, чтобы умножить тоннаж современной макулатуры, меня нельзя отнести к тусовщикам. Впрочем, речь тут пока - не о фантастах, ищущих чудеса про меж тел людских, но про тусовщиков вообще - про людей, про девочек, мальчиков, в разных версиях, которые находятся в поисках пенок, то есть, уже практически готовой эссенции наслаждения. Как получить все готовое? Как ничего не делать? Ответ тут прост: правильное место на социальной лестнице, и еще лучше - волосатая рука.
  Одно время я встречался с одной молодой такой искательницей пенок. Так вот, она слушала несколько замечательных рок-команд, читала одного автора по странице в неделю (это был российский фейк с закосом под чистокровную европу), лесбиянила, ночами смотрела интервью с Толстой и ее подругой Дарьей, вздыхая будто бы о концепциях. Среди прочих мп-3 роликов наличествовала даже Полозкова (ибо всё, что было близко к тусне, Олю не на шутку возбуждало). Ей было уже близко к тридцати, но ничего не менялось.
  -Что делаешь? - спрашивал я.
  -Тусю.
  Я мог спросить, позвонив через год:
  -Что делаешь?
  -Тусю.
  -Работаешь?
  -Нет.
  -Что еще?
  -Живу с подругой.
  Это был мир, который напоминал, например, Луну - если человек будет идти, ставя подошвы свои по лунной поверхности, то следы никуда не денутся и через миллион лет. Таков закон жизни в коконе ограниченных вещей.
  -Работаешь?
  -Да.
  Нет, не могу сказать, чтобы у нас что-то было. Я люблю общение. Что ж тут такого. Или вот так:
  -Давно тебя не видел.
  -Да. Точно. Месяца три.
  -Что читаешь?
  -Иржи Грошек.
  -Точно. Ты же читала его год назад.
  -Да. Клёво.
  -Тусишь.
  -Да.
  -Замуж не собираешься?
  -Нет. Хочу в Европу.
  -Класс.
  Одно время мне казалось, что у Оли и впрямь есть что-то в голове. Но потом, очень скоро, я понял, что это - лишь способ сосать реальность. А, ну у нее была еще мечта - отсосать у Секацкого. Так вот. Да, в сексе она была так себе, но так, впрочем, жили все тусовщицы - в бесконечных разговорах о переезде в Индию, о траве (разумеется), о западном человеке, о превосходстве, я бы сказал, западного человека, о попытках опылиться Италией и Францией, молекулой Берлина, атомом Лондона, прочей радиацией. Она постоянно указывала на своих знакомых - смотри, это Ваня, он привез велосипед из США, и это - Леша, он тоже привез велосипед из США.
  - А то кто?
  - Ну я всех не знаю. Кажется, недавно он был в Праге.
  Мы сидели в баре с большими стеклянными окнами, выходящими на модную улицу. Она пила сок. Естественно, Оля заказала самый дорогой сок, чтобы запить им какую-то таблетку. Она уже давно и плотно сидела на самых разных колёсах - опять же, это было модно, это начисляло баллы в журнал личности. Если бы с запада пришел посыл, что модно, например, лизать автомобильные скаты, она тотчас принялась за это.
   -А почему из Америки? - спросил я.
  -Тусня.
  -В смысле?
  -Они собираются ехать на них в Амстердам.
  -Н-да, - ответил я, - а почему ты не пьешь вино? Пиво? Когда мы с тобой куда-то идем, я пью сам на сам.
   -Таблетки - клёво.
  -Понятно. А среди твоих друзей у кого-нибудь есть ЖЖ?
  -Нет, что ты? Они все сидят в Контакте.
  -Тупые?
  -Почему?
  -Просто - тупые.
  -Пол страны значит - тупые?
  -Да. Пол страны - тупые.
  -А ты умный. Ну да, я знаю. Ну, у тебя своя среда, а у меня - своя. Я же не виновата. Я в твоих кругах чувствую себя дурочкой.
  -Ладно тебе.
  
   Так вот, теперь начнем.
  Черный След. Сюжет - в недрах ФСБ выращивали нового человека. Человека-машину. Писалось это достаточно давно. До той поры я тоже писал, только все было серьезно, все клалось в долгий ящик и там погибло. Нет, я ничего не уничтожил, но только теперь все это не имеет значение, потому как я сделал выбор, хотя получается, что выбор сделал меня - некая сила, субстанция земли, чей глаз направленно излучает волны управляющего характера. Он похож вон на того большого друга - это в "День когда земля остановилась" - Киану Ривз высадился, а большой друг стоял рядом с ним - черный, лоснящийся такой. В общем, искусственный человек сбежал. Ходил, мочил. А полковник ФСБ Яшкин его ловил, ловил. В итоге поймал. А если бы не поймал, то был бы "Черный след-2", а там, глядишь, и покатило бы "Черный след-3", 4, 5, 110, 120.
  
   "Птицы мутанты"
  
  Процесс написания был полон надежд и глупых ожиданий и даже определенной аналитической глупости - я уже тогда понял, что лозунг "Пишите лучше" не имеет отношения к справедливости - конечно, всякая халтура должна была почищена, одета в мининимальное слово, с соблюдением правила боевых выкриков и прочих выкриков (в джунглях постоянно кричат обезьяны - точно так же постоянно вопят герои). Нет, надо быть проще, но максимальное упрощение может привести к тому, что необходимость в квалицифированном авторе отпадет.
  Нишевому автору почти нечего бояться, но надо попасть в струю - а уж здесь как получится, и пример С.Лошака верен как нельзя - редактор И. видел хвалительные комментарии от Сашши после каждого поста - и тут все было выверено. Получив рукопись, он был уже надежно обработан - требовалось лишь, чтобы Сашшин роман был исполнен очей.
  Я писал на дешевом компьютере, и вопросы дауншифтинга меня не сильно волновали. Существуют теории быстрого и даже взрывного подъеме по социальной лестнице, куда включаются и некоторые писательские примеры, но все это мне не подходило - я все это понимал, не имея не единого понятия, как к этому подобраться. Хорошо запомнил пример Риты Шумовой, с ее же слов:
  - Я хотела продвинуться, но тогда Виктор Степанович сказал, что сначала я должна поработать так, как он хочет, а после этого у меня появится право выбора. Да, когда был написан третий роман, подойдя к нему, я спросила - я уже могу писать под своим собственным именем, эксплуатируя собственные идеи? Тогда, дружески приобняв меня, он сказал: Рита, еще немножко. Все воздасться. Теперь я живу в Америке и готова делиться своим опытом с остальными. Итак - вы должны понять, что продаваться придется - кому-то, где-то, как-то, не на выших условиях. Продавайтесь сильному. Поймите, так устроен мир - начинайте продавать себя именно так, где это нужнее всего.
  Кстати, Волков, увидев мой старенький компьютер (он жив и теперь), заметил, что роман, написанный на дешевом компьютере, уже по своей первоначальной природе не может нести в себе никакой мысли.
   - Я еду писать свой второй роман в Париж, - сказал он.
  Волков, впрочем, всё равно был не из тех, кто смотрел на жизнь сверху вниз и одевался в Камбио - ибо у настоящего фантаста в голове все время кто-то бегает, и тебе не до понтов.
  Ты, конечно, можешь сказать - я пишу только на Маке, я улучшил генетику, мои руки чище, но всё это лишь декарации и эпизоды. Насекомые не дают тебе жить. Собираясь в кучи, они постоянно выдают идеи - но ты прежде всего бежишь на конвенты, потому что насекомые других умов хотят встречаться, и в итоге непонятно, кто встретился - мы или они. Помните "Мрачные небеса"? Даже гуманоидами управляли какие-то нехорошие сущности - всякий фестиваль был местом их сбора.
   Так вот, о "Птицах мутантах" мы говорили с Андреем Задохловым, большим фантастом, автором таких всем известных вещей, как "Похождения стальной мыши" и "Улитка на подъеме".
   - Видишь ли, у тебя больше смелости, - говорил я, - название романа - это голова, и ты не боишься.
  -Почему? - не понял он.
  - Я говорю, что ты не боишься.
  -Но скажи, Лёша. Мне интересно, почему ты так говоришь.
  Я, скажу вам, братцы, думал, что Задохлов - голимый конъюнктурщик, сознательно издевающийся над умами сирых и обделенных разумом, но оказалось - бойся! Он все воспринимал всерьез. Он при полном бензобаке головы, братцы, считал - что это не тупо, называть свои книги таким вот макаром. Нет, ну я бы понял бы его - выпили, разговорились. Сказал бы - ну, брат, ну не хочу я работать. Ну, гораздо ж проще накатать что-то, выставить в магазе - читайте, пиппол! Не надо рано утром вставать и нестись на работу, торчать в пробках, изнывая от копоти и вони, толкаться в переполненном человеческим препаратом метро, находится в постоянном состоянии стресса. Нет, это было чудо - Задохлов правда был уверен, что приключения майора ГРУ Чукотского по прозвищу "Слепой", в которых он ловил инопланетян в романе "Улитка на подъеме" - это новое слово в фантастике, и до него никто ничего такого еще не писал, а название он придумал сам.
   Мы выпили по 50. Нет, по сто. Больше не пили. Задохлов обыкновенно не пил вообще, и он вообще был чуткий такой, колкий, внимательный к каждому слову, крайне начитанный, крайне интеллигентный, он не матерился, он был йог, игрок в медитацию, человек духа. Тут была его норма. Больше ему было нельзя, и я наливал сам себе.
  -Вы понимаете, Алексей, что современная фантастика сейчас в тупике, и мы, именно мы несем все новое. Я уверен, что я совершил прорыв. Я бы вам посоветовал очень внимательно перечитать "Улитку". По сути, я работаю, как возрожденец.
  -Вы считаете, что я вправе взять за основу некоторые ваши идеи?
  -Почему - нет. У меня здесь много наработок по ведической культуре. Я уже доказал, - он выдержал паузу.
  -Что? - спросил я.
  -Что древние египтяне произошли от русских.
   Потом, приехав домой, я нажрался - это было одно из моих любимых занятий - питие с самим собой. Впрочем, у меня был кот - я перевез его с собой в Москву.
   У него было нескольких имен,
  
   Кожуток (Букетик)
   Рыжий.
  Виталий Хачериди.
  
  Я пил водку, сидя на полу, и тут же была закуска. Кот ел вместе со мной. Работал ящик. Потом, снова вспомнив про открытие Задохлова, я вышел на балкон и закричал:
  -А-а-а-а-а-а-а!!!
  Я прокричал и прочие слова, но их все знают. Здесь нет ничего нового.Вообще, я считаю, что, ежели русский человек совсем не матерится, это очень дурной знак. Это почти что указатель по направлению в дурку, хотя, безусловно, должны быть исключения. Например, Николай Цискоридзе. Не пьет человек, не курит.
  Уровень отходняка на следующе утро составил предельное значение, и я похмелился пивом, потом постоял, покурил табак возле некоего магазина N, и дух в моей голове спал. Я думал куда-нибудь податься, но вскоре бодун дал знать о себе. Я зашел в кафе Т., выпил там еще пива, а потом вернулся домой и залег спать.
   Я живу на съемной квартир, и так живете теперь половина Москвы - в наш мир пришло немного бытовой демократии, хотя войны за прописку все еще сохранились. Я далеко от всего этого. Есть примеры, но я не писатель быта, не просеиватель чужой души через свою, все мое Я упрощено - и, как говорил редактор Либерман, все сейчас есть фантастика.
   На следующий день я начал писать. Накатал много, очень много. Через две недели и закончил. Сие был труд про мутантов - вернее, начало больших приключений и великих тщаний, и конкуренты уже теперь должны были начинать отживаться. Итак, мутанты начинались.
   Сам Задохлов труд не оценил:
  -Знаете, у вас есть штампы, - заметил он.
  Мы пили зеленый чай в кафе. Я хотел пива, но решил из солидарности также заказать чай.
  -Да, да, - я с ним соглашался, - штампы.
  О чем было спорить? Разве я писал? Нет, я накатал, и все тут. Я вообще - умелец, в некотором даже смысле - литературный спортсмен, если не знаете. Задохлов хотел говорить, и я могу сказать - здесь все хорошо, я - хороший слушатель, что и помогает мне социализироваться наилучшим образом. Да конвенты, впрочем, не ездит ни он, ни я, полагая, что писателю это ни к чему, главное - книга и читатель, то есть, чистая и кристаллическая ментальная схема.
  -Так вот, - сказал я Задохлову, - иногда человеку мешает имя, и это имя надо перезагружать, а значит, надо взять и начать писать под псевдонимом. Тут получается, что стиль как бы не совсем твой, и все.
  -Пора отказаться от псевдонимов и выйти из тени, - ответил Задохлов очень серьезно.
  -Почему?
  -Поймите, это не мой стиль.
  -Да. Но ведь только не ваш.
  -Верно. Но ныне я определяю судьбу рукописей в журнале "Нахрап". И знаете, если я вижу, что человек пишет под псевдонимом, то у него почти сразу отпадают всяческие шансы. Но я все равно спрашиваю, мол, согласны ли вы, чтобы ваш рассказ был под вашим настоящим именем. Если человек согласен, я его пропускаю, если нет - то нет. Но, если честно, пока еще никто из передумавших не был опубликован. Видимо, тут дело в менталитете.
  -Разве вы не помните?
  -Нет.
  - А история Александра Штукерта.
  - Штукерт? Что-то знакомое?
  - Это, конечно, сведения немного секретные, но ничего не сделаешь - в свое Штукерт принес свой роман к одному редактору, и тот стал ему намекать - мол, могу и издать, и все такое. Но нужно.
  - Что нужно?
  - Ну как что? Одни люди любят представителей противоположного пола, другие - своего, и теперь это никого не удивляет. Так вот, Штукерт ужаснулся и покинул учреждение, но вскоре редактор сам позвонил Александру и сообщил, что роман очень хорош, но надо совсем немного, и что все это можно уладить быстро, очень быстро.
   - И что? - не понял Задохлов.
  -Ничего. Штукерт ныне - модный писатель, и, кстати, он входил в шорт-лист, понимаете?
  - А, там еще как повезет, в шорт-листе, - сказал Задохлов, словно бы непонимая.
  - Но послушайте, если я пришлю рассказы к вам в "Нахрап" и подпишусь, например, Стас Гусельников или Джон Ельков - вы же меня прокатите?
  - Почему? Хотя да, по вашему имени можно примерно понять, что оно вымышленное. Вы хотите разместить свой рассказ в "Нахрапе"? Это возможно, но у нас нет гонораров.
  Я подумал, что у меня совершенно нет описаний природы, чему способствует ландшафт реальности, шум реальности, нехитрые правила, которые, впрочем, могут не всегда работать, если вы допускаете отклонения. Машины, дома. Дома, машины. Мозг к мозгу через шнур, через вай-фай, через добро и зло, через собственную глупость. Я прекрасно понимаю: я вижу мир искаженный, я должен сделать что-то с собой, чтобы быть просветленней, но вот Задохлов - он в некотором смысле даже парапсихолог и владелец третьего глаза, что невидимым образом источает свою влагу на его лбу - но разве его способности имеют воплощение? Насколько я знаю, он - родственник Уваровой. Только и всего.
  
  "Поиск мутантов-2"
  Я сбегал на рынок, купил десять штук DVD дисков и принялся пересматривать фантастику. Фильмов было много. Были и фильмецы, были и картины большие, при умелых актерах, средних, но довольно проработанных заготовках, подачах, подачках.
   В тот момент денег уже не было, и я купил дешевое пиво. Сразу 5 литров. Пил пиво. Я даже потянулся было к телефону, чтобы вообще впасть в полный ноль - то есть, вызвать девочку, но передумал.
  
   Кожуток (Букетик) спал не телевизоре.
  
  Говоря о монетизации бытия, мы должны были начинать с нее, но пока еще, в мире моего повествования, мы даже не вышли из порта, а значит, все еще впереди. Речь о ней. Да, Юленька звонила несколько раз, наши разговоры полны оптимизма и кошачьей преданности.
  Так вот, пару дней я смотрел фильмы, лишь иногда отрываясь - проверить почту и написать несколько ответов. Затем, сюжет был пойман. Никакого озарения не было. Никакого вдохновения. Я составил план.
  
  1) описание земли будущего. Много пафосных слов.
  
  2) поле боя. 2759-й год. Ник и Атч на войне. Корпорации бьются. У них - паровые пулеметы, паровые винтовки. На них наступают паровые танки. В воздухе летают воздушные паровые корабли. И в этот момент просыпаются мутанты. Всё эти типа оригинально, типа я не высмотрел это в фильме. Да какая и какая разница.
  
  3) Мутанты вышли из-под земли. Угроза человечеству.
  
  Потом я остановился - нет, это было один в один, как в фильме... Впрочем, я знал фамилии нескольких писателей-фантастов, очень молодых, мальчиков практически, которые писали один в один по фильмам, только названия другие ставили, и до сих пор никто не заметил подвоха. Да и, скорее всего, и не заметят - это мальчики издавались тиражами по 5 тыс. экз, и читали их, в основном, такие же мальчики, а им, мальчикам, наоборот в кайф было, когда книги повторяли сериалы.
  
  4) Пастор Джойс собрал воинов. Это были, как и положено, хулиганствующие элементы.
  
  5) Эктор дома.
  
  6) Эктор говорит с любимой девушкой.
  
  7) Потом надо описать сцену, как мутанты идут и разоряют города. Начинается эвакуация. Описание эвакуации.
  
  8) Суть вопроса - это проснулась древняя машина. Она производит мутантов.
  
  9) Группа воинов садится на паровой воздушный корабль, и вот они летят.
  
  10) Летят, летят, разговоры. Воспоминания.
  
  11) Нападения парового истребителя. Их сбивают.
  
  12) Сцена приземления. Воины попадают в странный город, и здесь они пролазят в подземелье.
  
  13) Первое столкновения с мутантами.
  
  14) Второе столкновения с мутантами.
  
  15) Столкновение с мутантами в лифте.
  
  16) Бой с мутантами.
  
  17) Пастора забирают мутанты.
  
  18) Воины приближаются к машине. Уже близко.
  
  19) Пастор возвращается. Его превратили в мутанта. Эктор борется с пастором. Они бросают друг друга на стенку. Кто кого сильней об стенку стукнет. Каждый раз стенка рушится. Такое ощущение, что спины сделаны из металла. Один падает, другой подходит, хватает соперника за голову и снова кидает в стенку спиной. И так происходит спино-стенко-кидание. Плотное спино-стенко-кидание.
  
  20) Победа Эктора в спино-стенко-кидании.
  
  21) Уничтожение машины.
  
  22) Финальная сцена.
  
   Спустя три дня я получил кое-какие деньги, как соучастник бизнеса. Я вышел на Тверскую и привел оттуда девочку, и вообще - это было чудо. Две недели трудоголии и алкоголии, воздержания и мечт, часы трудового пота и мыслительного онемения, и вот - девочка. Я чуть не заплакал от счастья.
   Она раздевалась. Я поставил на стол бутылку вина, и это была "Массандра" 85-го года, персонально от Славы Зайчанского. У меня ящик был - и я жалел, что он был, ибо в мои планы входила попытка взять себя в руки, вытянуть самого себя за шиворот из некоего болота, училить дисциплину, стать лучше, может быть даже - начать бегать.
  -Ты лучше потом выпей, - посоветовала девочка.
  - А тебе какая разница, я же плачу, - ответил я.
  Она сняла лифчик - грудь была большой, картинной, с важными, формирующуюими мысль, сосками - соски словно бы делали вызов. В некоторых концепт-текстах эта фраза могла бы немного попричесать мысль, но в моем творчестве всё это не важно (как и в творчестве ребят, подобных мне).
  
   Кожуток (Букетик) спал на окне.
  
  Я вообще тут немало знаю, но вот именно о сосках надо сказать: если соски маленькие, то пафос надо искать где-нибудь в другом месте. Например, изучать зад (желательно быть хотя бы фотографом-любитеем). На самом деле, все люди с воображением особенно вообразительны в сексе, и если бы все дело крылось исключительно в голове, я мог бы претендовать на звание идеального любовника. Что касается прочего, то разум не всегда помогает - половина ботанов-гуманитариев - педики, и еще половина - би. То есть, надо пояснить очень коротко. Би - это когда есть жена, но и иногда (или никогда, только в мечтах), раз в год, раз в два - какой-нибудь непонятный говноконтакт. И даже не понятно - пассивен би или активен. Он и так, и сяк может быть. Латентная пидорастия широка в писательских кругах, однако, анализ текста не всегда тает ответы, ибо почти вся литература шаблонна, а уж нешаблонной фантастики нет по определению. Очень хорошо, если человек хоть сколько-нибудь адекватен, пьян в меру, не ходит со шпагой в шлеме Дарта Вейдера - большая часть творчества имеет в своем происхождении больные гены, гнилой мозг, загоны престарелых пердомальчиков.
  А что же про девочку? Да разве можно было сказать о ней что-то определенное?
   -Как будем? - спросила она.
  -Вот так давай.
  -Хорошо.
  Она была молодая, видимо, из Украин, из Киргизий. Всё статически, ео есть, пардон, классически. Приезжаем, получаем хрен-вам, деваться некуда, идем на Тверские - хотя сейчас это лишь слово, потому что на деле все девочки содержатся на сайтах, там выставлены их фотографии и прочие показатели. Все культурно
  Вроде бы времена другие, вроде бы слов много, эффективный твиттер-менеджер вещает с экрана - если слушать, так мы вообще чуть ли не в эпоху межзвездных перелетов живут. Так-то.
   Потом я выпил вина. Мне кажется, я хороший человек, потому как располагаю к себе людей даже в столь безнадежных ситуациях:
   -О, - произнесла девочка, - книжек у тебя много.
  -Да.
  Я сделал большой глоток.
  -Будешь?
  -Нет, я на работе.
  -А.
  Я выпил.
  Секс - дело такое. Я не люблю чрезмерные нежности, такие чисто лютики-цветочки, но и чрезмерное собачество, до впадения в порно - это тоже излишества. В моем возрасте уже много мужчин ничего не могут. Нет, ну на один-то заход сил у всех хватает, и у еще целой половины - на два. Три - реже. Четыре - роскошь. Хотя нет. Это я раскричался. Девочка-то с улицы. Какая разница?
   -О, Птица-мутанты, - сказала она, найдя на полке мою книгу.
  Какое-то время назад мне бы было все равно. А теперь вид голой девочки с "Птицами" был шедевром искусства. Может быть, я кого-то копировал? Нет, никого я не копировал. Впрочем, тот же Геннадий Радимов, чтобы оправдаться (хотя это же тайная-то история) постоянно описывал, как он путешествует теперь по Азии, как там всё дешево, и как он пишет романы, наблюдая в окне иностранные просторы.
  Лёша Голдман, например, тот тоже все время говорил, что Азия - предел низких цен, в России всё дорого, но "в целом всё это - писательское, писательское, друзья". Да, но они - не фантасты, хотя фактурно может быть и да, но по статусу - ребята более самостоятельные, им не обязательно доказывать свою пригодность, призилываясь, подлизиываясь по конвентам. Но ведь и я такой. Хотя стучу по клавиатуре, что черт.
   -Я читала, - сказала она.
  Она повернулась. Передок у нее как-то был странно выбрит - с оставлением усиков.
  -Класс, да, - ответил я как-то без мысли, - слушай, а если без презерватива - у вас бывает за дополнительную плату?
  -У нас за этим следят, - ответила она послушно, точно ученица.
  -А как звать?
  - Гуля.
  -А работаешь по призванию или - так?
  -Не знаю.
  -Почему?
  -Я еще с детства люблю трахаться.
  -Ого.
  -Я еще читала этого автора.
  -Скоро еще выйдут книги.
  -Да?
  -Подарить? С автографом?
  -Да?
  -Ну иди сюда.
  -А ты уже готов?
  -Я вообще думал, ты меня на вы будешь называть.
  -А вас так больше возбуждает? Нет. Я серьезно. Если хотите, я надену пионерский галстук и туфли.
  -О! Идея. У меня в романе так.
  -У вас.
  -А то. Ты думаешь, кто автор этой лобуды?
  -Кто?
  -Я, разумеется.
  -Вы!
  
   Лет двадцать назад мы сидели и пили вино. И, не вру, у одного пацана имя было - Уран. Он еще только в армию собирался - такой весь худой, без стати, но дерзкий. И, скажу, он тогда нормальный был, Уран. А после армии он тотчас женился и залоховал - жена была года на два старше, с медными зубами - а в 20-то лет - это серьезно, почти что бесконечность, инфинити.
   Так вот, пили вино, играли в карты и говорили о....
   Палках.
  -Я позавчера 12 палок кинул, - сказал Артур, - того за ногу железа бога матери рот!
   Он был парень армянский, горячий. Лексика правда это была стандартная, и он своего языка не знал. Потом, через год, в нем, было, взыграло горное, животное - это обычно. У нас компания была, что банда, и время от времени у кого-то возникала идея перехватить в ней власть. Мы вышли тогда поговорить, и я Артуру заехал между глаз. Так он ничего армянско-лидерского и не доказал. Потом он ушел работать в ГорГаз, и его мечта была жениться на дочке завгара, чтобы самому стать завгаром. Потом он это сделал. Потом он отказался от друзей и родных, ибо считал, что человеку, женатый на дочке завгара, не должно разговаривать с простолюдинами. А что было потом, я не знаю.
   Голос прошлого - он есть, но теперь это - лишь часть мемуаров. Нет, ни стиль, ни мысль тут не при чем. Человек без идеи - это форточка. Туда, сюда, сквозняк, скрип. Даже если вокруг все врут, есть шанс кем-то оставаться. Но для этого надо быть немного трезвее. Немного лучше, чем я теперь...
  Вот были же раньше книги, было же время, когда я мог просто написать: в такие-то года и жили мы, и жили вот так, и ни осуждаю я этого, ни прославляю я это, это всё обычное, человеческое, и я хочу об этом говорить, чтобы люди, особенно в будущем, просто могли пронаблюдать быт. А какой быт останется в книгах фантастов?
   -Я, знаете - она разволновалась, - я и другие книги читала.
  На этом мы и продолжили.
  Чтобы на заострять на описании, могу еще рассказать. Есть один парень, Гринько. Он - выпускающий редактор в большом издательство "У". Я не могу ни с какого боку сказать о нём ничего хорошего. Начинал он с рассказов о зоофилии. Потом, говорили, что это ничего, что рассказы. Всё это мелочи. Он и правда - чистый зоофил, и это доказано. Шёл же он по жизни, этот Гринько, обыкновенным русским путём - попал он туда за счет гомосвязей (тут, видите, не только зоофилия), начал выпускать самого себя, ибо так все редактора делают - ищут пути, чтобы просочиться и использовать кресло в своих целях. В принципе, нет ни одного издательства, где бы дела не обстояли так. Тут же начинается бенефис корефанов - подтягивание друзей, товарищей, выпуск серий, реализации планов. Вечно сидеть там не получается - ибо тебе-то хорошо, но выгоден ли ты издательству?
  Впрочем, не секрет, что многие бумажные дела - они несколько иные в плане получение и отмыва неких потоков, потому и ничего страшного, что и Гринько выпустил неплохую серию. Там он, конечно, выписал всю душу свою - и зоофилия там была, и насекомофилия, и понятное дело - на каждом шагу - гомики (которых он постоянно осуждал, высмеивал - весь текст был выставлен в виде очень коротких кричащих предложений-бивней). Да и в блоге егоном народ постоянно смеялся (не знаю, что ж смешного) над меньшинствами, и темы гейропок, содомии в Америках, проскакивали регулярно.
  Для чего же этот рассказ? Для пропуска. Чтобы не рассказывать в подробностях о работе девочки, которая, конечно, кое-что умела.
  - А вдруг вы мне нравитесь? - сказала она потом.
  -А что. Может, может быть, - ответил я.
  Мы смотрели друг на друга - я сверху вниз, она - снизу вверх.
   Потом я все ж заставил ее пить вино.
   Гуля.
  -Гулллля, - сказал я.
  -Чиво?
  -А ты с Украины приехала?
  -Нет. Из Ростова. Я вступила в компанию сетевого маркетинга, и мне предложили поехать на конференцию. А здесь все вышло так. Но я не жалею. Мне нравится.
  -Хорошо, когда честно.
  -Да.
  -Стало быть, вступила.
  -Да.
  -А я тоже раз чуть не вступил. Поехал к брату. Поехал на тачке. Но я мало езжу, потому что я постоянно бухаю, а с ездой за рулем это не совместимо, особенно сейчас. И вот я машину поставил, и иду. Мы идем, а он говорит - осторожней, не вступи. У меня собак много, они гадят повсюду.
   -И что?
  -Я о том, чтобы не вступить.
  -А-а-а-а......
  -Это литературное.
  - А самая распространенная поза - классика.
  - Да, как "Жигули". Но это - высокая степень обладания.
  -Ага, - ответила она.
  -Нет, это первичная, природная поза. Никакого обладания тут нет. Это просто идет от предков. Древние люди сношались именно так. Дело в том, что физиология более ранних видов не предполагает иных конфигураций. Ты посещаешь мой ЖЖ?
  - Да.
  -Ну ты даёшь. Ты знаешь, я его не веду. Но одно время мне его вёл один парень, и потом я его послал куда подальше. Знаешь, культурные круги, знаешь... Блог вести ты просто обязан, потому что нужна какая никакая связь с читаталем, а если не ведешь сам, надо чтобы кто-то вел. Можно нанять фирму, они будут за деньги вести, но дороговато. А если договоритья так, то можно и за дешево. А за дешево никто не хочет. Знаешь. Какой-нибудь дурак, а сразу хочет денег много - ты хотя бы минималку заработай. Знаешь.
  -Знаю.
  -Что ты знаешь?
  -Пидор, небось.
  -Славно.. Один раз мы так нажрались в одном кабаке, что поехали в другой, и там был этот, писатель, Волков. Знаешь, я не думаю ни о чем, просто когда сядешь с человеком выпить, ну выпили бы, хочется поговорить о футболе, например. А он начинает вытирать тебе анекдот о пидорах. Значит, интересно ему. Есть - another one bites is dust, а это another one is pidar yeah. Я уже давно ничему не удивляюсь. Так даже лучше. Ты же тоже?
  -Почему тоже?
  -Эх, Гуля, - проговорил я, - хорошая ты. С тобой бы - хоть на край света.
  Мы пили, обнявшись. У неё была последняя смена, и ей можно было сразу от меня ехать домой - словом, никто б не наказал ее за это вино.
  Некогда, в какую-то особенную личностную старину, образ писателя ощущал как-то сходно - может быть, я чувствовал будущее. Её поток. Её залегание впереди от меня в пространстве. Нет, я пробовал жить нормально и был женат более одного раза, что уже само по себе - признак особого знания. Но что там говорить, сейчас мало кто живёт - чтобы один раз и навсегда. Потому что всё же наша страна создана не для богатой жизни, особенно если ты - глухой провинциал, особенно - если ты не умеешь воровать и вертеться. Но ведь современной женщине этого не докажешь. Она, этот субъект, уверена - вокруг всё здорово и успешно, просто не надо быть лохом.
  Но что же дальше?
  Писатель. Человек, может быть, при бороде, сидящий за клавишами (конечно, уж нет машинок, уж только компьютеры), курящий сигару, вокруг его - замечательные полки, полные книг. Библиотека. Мысль. Прошлое и будущее. Вот и девочка - она пришла служить Писателю, и это её миссия.
  Но всё это туфта, братцы.
  -Распишешься?
  -Давай.
  -Классненько!
  -Ты тоже.
  -Нет, я....
  -Это хорошо, - сказал я, - но, знаешь, не стоит всё это переоценивать. Хотя как знаешь. Но макулатуры много. Полные магазины. Так что... Давай еще вина.
  -Это американцы, - сказала она.
  -Ты тоже так думаешь?
  -Конечно. Раньше была самая читающая нация. Теперь - нет. Америка придумывает планы, как бы понизить интеллектуальный уровень россиян.
  -Хорошо.
  -Наливай.
  -А тебе хозяин не даст пилюлей?
  -Последняя ж смена. Бабки завтра сдам. Он мне доверяет.
  -Чеченец, небось.
  -Выгонишь?
  -А правда?
  -Что именно. Нет, завтра сдам, говорю, деньги.
  -Он армян всё же?
  -Нет, грузин.
  -А-а-а-а. А почему все сутенеры - нерусь, а?
  -Да. Хочешь в скины? - спросила она мечтательно. -А? Вместе пойдем, будем ломать черепа. Я и ты. Я тогда сразу. Просто так не уйти, а если по делу - то я на всё готова.
  -Точно. Только меня тогда - сразу в директора. Я в рядовые - нет, не надо.
  -Ха! Только замуж не пойду. Мне так нравится. Я не мучаюсь. Работа по мне. Всё по мне. Я испытываю удовольствие.
   Она была веселая, добрая. Обычно это - исключение. 90% блядей - люди крайне уставшие, грустные. Я не всегда вступаю в диалоги. Для них главное - поскорей отработать, и - дальше - к следующему клиенту, чтобы потом прийти вечером домой и накормить семью. Здесь судьбы схожи. Исключений нет. Гламурные проститутки - это совсем другая стезя, обратный мир, узкая полоса человеческого муравейника - об этом и нечего говорить. Я их и сам не знаю, так как с точки зрения топовой тусовки меня не существует. Там - свои ребята, свои кожа и кости, если вдруг будет подача, то выглядеть это будет примерно так:
  -Писатель Алексей Козлов....
  -Кто?
  -Козлов.
  -А кто это?
  -Писатель, фантаст какой-то.
  -Откуда вылез такой?
  Словом, нечто в этом роде.
  А Гуля была в теме. Ну, в некоторой теме. Высокая пролетарская грудь и оптимизм. Веселая же блядь - это песня. Веселая блядь. Берем гитару и начинаем петь: веселая блядь!
  Вот вам и хит.
   -Ты сейчас пишешь? - спросила Гуля.
  -Да. Два романа. Нет, три. Три.
  -Сразу три?
  -Да. Но это так. На самом деле, их штук шесть. Но вот один - я его просто так пишу, чтобы что-то чувствовать. Вот человек, когда болен проказой, ему можно, например, проколоть руку, оторвать палец. Он ничего не почувствует. Нужно, чтобы что-то оставалось. Понимаешь?
  -А дашь мне почитать?
  -Да. Давай.
  -Что давать? Давать? Ты про это?
  -Слушай, я точно допишу, а ты заходи. Если что - я тут еще минимум полгода жить буду, на этой квартире. У меня наперед оплачено. А потом - не знаю. Буду тут жить, не буду, не факт, конечно. Но ладно.
  -Ты пьяный.
  -Ну, а тебе ж некуда спешить. Оставайся. Полежим, поболтаем.
  -Так и остаюсь.
  -Хорошо. Тогда я тебе дам отрывки от романа. Есть флешка? А, не, я тебе дам флешку. У меня в шкафу валяется. Только ты точно читай. Понимаешь, это не "Птицы-мутанты". Ты правда... Если понравится, конечно... Но ты читай. Должен же кто-то читать.
  
   Воспоминания вьются, когда ты устаешь. Видимо, это свойство мозга - как-то особенно грезить. Говорят, бывают случаи, когда сходят с ума, но это не про меня. Еще рано. Еще не все выпито.
   Ну, так вот, в те годы, а именно - те двадцать лет назад, мы собирались, пили вино, играли в покер и приводили совсем еще свеженьких девочек - все чаще с надеждой на любовь, на не быстрый секс, на вылет сердца из груди - в космос. С мечтами, с какими-то неоткрытыми территориями на пространстве жизни.
   Помню, был Юра-армян. Он армяном-то и не был, но вообще был какой-то краснолицый (может, от ранней водки) хорват. Нет, если б он не сказал, никто бы не догадался. Жил он в промежутке между окраинами города и новым микрорайном - там было тогда пыльно, как возле выбиваемого мешка. Жил он в хате - там вдоль трамвайных путей сектор частный был. Оно там и сейчас так. Да и хата, наверное, на месте, и может быть, и газа до сих пор в ней нет. А может, уже и помер Юра-армян. Как теперь это определить? Ведь сколько пили!
   Впрочем, я пил не меньше, но со мной и сейчас всё в порядке, и это ни безысходность, это ни потерянность, ни струпья оборванных и гнилых поколений - это русское, это любовь к водке. Чем старше я становлюсь, тем осознанней в своем понимании этого. И ведь правда - зачем просто жить?
   Стены в хате у Юры были черные от печки. Газовая линия, впрочем, там была совсем рядом. Дворы же - большие, по многу домов в одном, с кучей сараев-курятников вперемешку с новыми особняками из линяющего странной белизной кирпича.
   В сараи впускали. Кто не знает, что это значит, поясню - впустить - сдать комнату студентам, работягам. Я помню, тоже Юре посоветовал:
   -Юр, а ты впусти.
   -Да ну его, - ответил я.
  -А чо, Юр?
  -Чо, чо?
  -Чо не впустишь?
  -Кого впустить?
  -Хотя в калидор студента впусти?
  -Да себе на голову впусти.
   Было тут же много ребят, одна девушка-каратистка, которая впоследствии давала всем по очереди.
   -Я, кстати, пишу стихи, - сказал Юра.
  -О, ништяк, - ответили ему.
   Не помню, где тогда был тот самый Уран, о котором я вдруг вспомнил. Может, уже не в армии, а может - как раз в армии, но точно не до армии. Еще был Саша Синий, еще был Сергей Синий, не помню, кто старше. Водку купили через дорогу - сначала полдороги переходишь, потом - первую половинку трамвайного полотна, потом - вторую, и еще - половинка дороги, таким образом - четыре дороги, после - ларёк. Поначалу вечером там освещали свечкой, сидела девушка - красноватая, хотя светлее, чем Юра, озарившая пространство своей краснотой, и потому ее так и звали - Красная. Всё это была катанка, которую делали в одном месте, наливая спирт в ванную. Я сам видел. Ведро спирта, ведро воды. Потом снова - ведро спирта, ведро воды. Потом еще немного воды, чтобы до сорока довести, и, наконец, немного воды исправленной.
  И говорили:
  -Сходи до Красной за водкой.
  -Мне в падлу брат.
  Тогда надо было так:
  -Не в падлу, сходишь?
  -Ну, раз не в падлу, то схожу.
   Я тогда думал, что напишу роман своей жизни. Ни о каких пяти за один раз я и помыслить не мог. Это были два разных человека. Нет, определенный роман всей жизни был и тогда, но и его наброски до сих пор пылятся в байтах соответствующих файлов.
   Я живу.
   Скоро будет очередной фестиваль "Фанта", и надо будет туда попасть, попить, может быть, кого-нибудь пощупать. Конечно, в современном мире чувства - вещь лишняя. Можно быть теплым, обаятельным, и всё это - разово, как резиновое изделие. Сегодня ты обещаешь, завтра - забываешь. Даже деньги не главное. Просто - вообще ничего нет главного. Ничего нигде. Ни одной зацепки. Всё вокруг - масло. За что ни схватишься - скользишь. Бери от жизни всё, пока она есть.
   Мы стали прощаться, и я точно знал, что - не смотря ни на что, скорее всего уже ее не увижу. Будут другие девочки с улицы, будут фестивали фантастов, будут тамошние, нафантастиченные, давалки, и это хорошо.
   Не надо лишнего.
   Кот пошел за Гулей следом и едва не выбежал - ищи его потом.
  -Пока.
  -Пока.
  -Ты звони.
  -И ты звони.
  -Ага. Пока.
  -Пока.
  -Правда, было классно.
  -Да.
  -Я не вру. Я не по работе это говорю...
  -Спасибо тебе...
  
  
  
  
  
  
  Пыльные файлы. Отрывок 1
  
  
   К определенному времени авторы перестают писать. У них заканчивается деготь, краска на фантике становится бледной, недетской. Ее будто нанесли еще до рождения, и теперь она уже выглядит никак, на нее нельзя смотреть, и вообще, обвертку эту даже и в руках подержать западло - она ничего не стоит, и это даже не вонь. Что-то еще похуже. Похлеще вони.
   Об Оглобле: есть много мест, куда может отправиться предприимчивый и активный человек. Почему - в литературу? Я не знаю, и никто не знает. Наверное, если стучать в землю в надежде разбудить дьявола, то, проснувшись, и он зевнет и не скажет ничего.
   Нет, если разобраться... Но это если разбираться.
   -Алло, - звонит он.
   Он напоминает ожившее держи-дерево, которое, как известно, есть кустарник бесполезный, но крайне активный в своей попытке расти везде и повсюду. Он готовит литературный конкурс, при чем это - всероссийский конкурс, и это уже третья его вариация.
   Пушкин был звездой, Лермонтов - звездой, станьте и вы...
   У Оглобли - особый способ коллекционирования. Все первые места проходят через передок. Я хотел спросить у него - Оглобля... То есть Миша. То есть Михаил Александрович... А почему ты не пошел, например, в торговлю?
   -Нет, - он ответит, - ну, сам разберись вот с этим - у каждого на что-то стоит. Я знаю человека, который испытывает сильнейшее сексуальное возбуждение, когда он смотрит на самолёты. Потому он подобрал себе жену такую, чтобы тоже любила самолёты. А оказалось, что всё это брехня - она подстраивалась, и в итоге всё у них развалилось. Ты, Ваня, пойми - время! Наше время! Пушкин стал звездой в 14 лет! Лермонтов - в 15.
  -Сам ты в 15, - скажу я.
  -Ну, не важно. Круче всего - кино, но у меня не стоит на кино. На втором месте - эстрада, но у меня там нет блата. Значит - литература!
  -Стихи?
  -И проза!
  -Ты любишь поэтесс?
  -Именно! Но таких, которые бы мне нравились, очень мало - нужна серьезная фильтрация.
  -Я против тебя - обычный человек!
  -Ты мой друг, Вань!
  И он продолжает звонить, всем видом демонстрируя свою невероятную психологическую аморфность - но не в плане того, что он медуза - нет, он меняет форму. Еще недавно Оглобля говорил через "слышь", "чё", "в натуре", а теперь он - человек-душа. Любовь! Все поэтессы - его. Надо лишь добраться, дотянуться ручонками, получить разрешения, чтобы снять юбчонки. Новая эра, новая жизни России начинается здесь, хотя есть и другие места с путёвками - то ж попробуй-ка там пробиться, пролезть, найти, кому давать.
   Это всё он, Михаил Александрович, Оглобля, мой друг, писатель, издатель, филателист, коллекционер ножей и старинных пистолетов. Мы все - при своих настроениях. Синонимичная фраза к этому - каждый при своих органах.
  А если сказать - при органе - то будет грубо. И вот тут надо определить - для чего, для кого, для времени, для бога, для праха веков или - здесь и сейчас. Например, журнал "Moby". Журнальчик, так, к слову сказать, ничего хорошего, но некоторым приносит пользу.
   Я читаю тексты кандидатов. Они на что-то надеются. У Оглобли, у Михаила Александровича Жердевича, свой взгляд на тексты, на их место в ячейках нужностей и ненужностей. Это словно коробка с конфетами - открываешь, шуршишь, тянешь свою уже немолодую и волосатую руку и трескаешь с призвуком, с щелчками скул, будто бы ты школьник. Конфеты - это общее определение. Мы же мастера парафраза.
   В прошлом году смотрящим на литпремии был Саша Крыловский, писатель, поэт, драматург. Именно поэтому первые два места заняли мальчики, а лишь третье - девочка. Он, конечно же, после этого получил сурьезный втык - не простой, но в виде въедливого подсиживания и умалчивания его таланта со стороны Михаила Александровича, но Оглобле ведь и честь надо знать - ежели отдал дирижерскую палочку, будь готов к интерпретациям.
   Великий Русский Писатель (ВРП, фамилия М.) уже очень стар. Он просто рассыпается. Но ему, этому кандидату на скорый переход в ряды скелетов, всё мало. Он то судится с кем-то, то пытается контролировать ход оглоблиной премии - хотя, конечно же, тут нечто большее.
   Это - премия номер один.
   Это - шаг в новый мир.
   Россия, это - твои новые имена!
  Но Оглобля установил правило - сначала он - а потом пробуйте свои силы. А, так как все двери после попадание в шорт лист не так, чтобы совсем уж открыты, Великий Русский Писатель(ВРП) помогает молодым талантам. Он тоже гетеросексуален, хотя - скорее - нестояч. Это рефлекс. Но 90% победителей - это молодые и свежие девицы.
   Я сам доволен, что мой крым_и_рым был другим - я пришел из боевого бизнеса 90-х, и первые свои книжки я сам продавал на рынке.
   -Ну и как? - спрашивает Оглобля.
  -Хорошо.
  -Ты всегда берешь самое трудное.
  -Друзья всегда несут особенный груз.
  -Точно. Как ты думаешь, есть ли достойные романы?
  -А надо?
  -В натуре.
  -Что-то бухаю я много, - говорю я, - понимаешь, я чувствую, что все это - немного за гранью.
  -Ты знаешь, насколько сильно за гранью Оззи Осборн, - говорит Оглобля.
  -Не-а.
  -И я не знаю. Знаешь, почему плохо живёт народ?
  -Плохо живут лохи, - замечаю я.
  -Верно.
  -Они мало работают, - говорю я.
  -Точно. Но вот писатели - они другие, братик, - говорит Оглобля, - если ты пишешь слишком много, ты - писака, ты - графоман, строчило хренов. Вот знаешь так - та-та-та-та... Швейная машинка. Надя у меня иногда шьет. Вот приезжай как-нибудь на обед, посмотришь - она как наготовит... Как наготовит... Лидия Максимовна так не может. Я говорю - Надюша, зачем же лишать Лидию Максимовну премии? Но ты знаешь... В этом что-то есть.
  -Я питаюсь хрен знает как, - говорю я.
  -Пиццу на дом заказываешь?
  -Нет.
  -Ну и?
  -Покупаю все, что есть в магазине под домом, нарезаю и ем.
  -Жалеешь, что нет жены?
  -Нет.
  -Я тебе сразу сказал - бабы подводят под монастырь. Нет, Надюша, пойми, она тоже не ангел. Грех он вот здесь. У кого - под бровью, либо на горбинке носа. Умей различать. Она иногда мне говорит - мол, если бы не она... Но баб много, Ваня. Их просто - моря. Моря баб! Я - потребитель. Бабы свежие, бабы розовые, черные, белые... А, вот. Слушай. У меня мечта - чтобы к нам на конкурс пришла настоящая негрочка. Чистая. Победа. Ролан Гаррос. Как ты думаешь? Ведь это не просто - это отдельные кадры, точечные. Бабы - это продукт. Их надо потреблять, но это - продукт дорогой. Студенты, понимаешь... Да какое потребление у студентов. Ума мало, спермы мало, а к тридцати годам уже ничего нет, а к сорока у 90% мужского населения России жизнь уже позади.
   -Есть хороший роман "Моя тень", - сказал я.
  -Что за девка?
  -Девятнадцать лет, Татьяна.
  -Таня. Танюша. Фотку видел?
  -Да.
  -По тебе?
  -По мне.
  -Я тебе ее отдаю.
  -Я не думал об этом.
  -Я думаю.
  Оглобля говорит с толщиной. Есть и худые люди, которые умеют говорить с толщиной. Дело, в общем-то, не в весовых категориях. Худые, особенно те, кто научились хитрить и воровать, люди очень работоспособные. Но говорить толсто - это искусство. Тут дело в том, что если ты живешь на широкую ногу, значит - ешь хорошие продукты, а так как это вкусно - ты ешь их очень много. У тебя появляется живот. Жизнь - вокруг тебя, а не ты - вокруг жизни.
   Тайны Оглобли знаю только я, больше никто. Это важное жизненное условие. Из таких вот кусочков и ткутся ковры бытия. Вроде бы - ничего особенного, но как важна всякая мелочь. Жизнь - она вроде бы большая машина, но вынь из нее одну важную деталь - она постоянно будет катиться под откос. Попробуй, останови ее тогда.
   -Значит, Таня, - говорит Оглобля утвердительно.
  -Да. Почитаешь?
  -Да. Конечно. Но не сейчас, нет времени. Немного позже.
  И это - музыка его жизни. Я - человек помельче. Хотя я - достаточно известный прозаик, при чем - регулярно где-то номинирующийся, Иван Солнцев. А ведь как верно всё подметил - с этим, питанием его. Действительно, питаюсь всухомятку. Вся моя несдержанность и героизм - внутри, но этого никто не знает. И недавно я понял - что и не узнает этот самый никто. Очень много людей чувствуют себя кем-то. Это условие, чтобы жить. Способ генерации, потребления энергии. А больше ничего. Колечки колбасы. Салат с глютаматом натрия. Хороший сок. Хороший сыр. И - все так, второпях. И я понимаю - жизнь, это у него, не у меня.
  
  "Здравствуйте. Решил прислать вам свой роман. Меня зовут Александр Сквознихин, печатаюсь под псевдонимом Дэнис Ветер на таких сайтах, как "Про Лит", "Лит Про", "Мега Лит", "Поли-О-Лит", а также я звезда сайта "Литературная душа" - это может подтвердить любой, если вы туда зайдете.
   Краткое содержание романа - предпринимателю Алексею Удовченко постоянно не везет. Он во всем отчаивается и решает покончить жизнь самоубийством. В это время он слышит таинственный голос, который сообщает, что в его тело вот-вот переселится разум звездного принца Обафеми Брука...."
  
   Вечер. Колбаска кружками. Я, в принципе да, я - любитель колбасы. Ира, помню, жаловалась, что тесть подруги не хочет нормально питаться и ест вот так, всухомятку. Я писатель, потому запоминаю подобные моменты. Длинный, скрученный чай. Беленькая - в центре стола.
   Один на одинс беленькой.
   Я могу быть не одиноким, но некая сила вправляет мне в мозги свои правила.
  
  "Меня зовут Григорий Тихобергов. Я считаю себя великим русским писателем. Я продолжаю традиции Гоголя, Пушкина, Тургенева и Толстого. Я считаю себя их приемником. Главное, чтобы мой роман был прочитан, за всё остальное я уже не переживаю, так как я уверен - если в жюри сидят компетентные люди..."
  
   -Не сидят, - отвечаю я, - рано еще. Рано еще сидеть. А потом уже будет поздно. Потом будет время лежать.
   И пишу ответ, но потом убираю его (правильно, что я, дурак, что ли?)
   А было:
   "Любезный Григорий, вы верно подметили. Главное, чтобы ваш роман был прочитан..."
  Если бы!
  Я не знаю колбасу по названиям. Вот есть такая, седеющая. Я не знаю, почему она седеет, какой препарат даёт такое выступление времени на поверхности. Очень люблю острое. Что касается хлеба, то попробуй его еще найди, нормальный хлеб. Где это вы видели хороший хлеб? Нет, я нахожу. В магазине, ну в том, что в полуподвале минус первого этажа, есть два хлеба - один с хлебзавода какого-то, а второй - грузинский ипэшник, лучше который. Но он не выживет, он слишком старается, а сейчас появилось очень много хлеба сетевого, он - словно бизнес-плесень, усредненная чума, ожившая пластмасса.
   Вот как сейчас пишут о жизни, например, разные бабы (ну не все, а те, у которых есть родственники в издательствах или есть кому давать, потому что других не публикуют). Я бы назвал это стилем НГ (Н - оригинальный, а г - гротекст, но можете заменить его и на другое слово на г). Стиль стилем, но суть его - производство продукции нагора - и эта идея была вроде бы правильна взята с Запада. Да, книги модных бабцов (простите за просторечие, но я устал от утонченности). Воспоминания телеведущей. Еще одни воспоминания телеведущей. И еще одни. И вот, ряд из телеведущих. 11 томов, 12 телеведущих. Почему 12? Да хрен его знает. Вы же знаете загадку - шесть крыльев, семь хуёв? Ответ - шестикрылый семихуй.
  Кастовое общество Индии больше понятно, но что делать нам? Можно ли говорить так, что у нас сохранилось крепостное право?
  24 тома книг модных певиц. 7 томов написал негр Саша Гук. Страшная фамилия. Наверное, у чертей в аду такие фамилии. 2 певицы точно писали сами. Одной я редактировал, за дорого. Кровати не было, хотя я предлагал - и это предложение вовсе не вывело ее из равновесия.
  - Вы знаете, мне просто сейчас некогда, - сказала она.
  А я уж начинал надеяться.
  
   "Здравствуйте, Иван! Я очень рад, что посылаю свой роман именно вам, мне кажется, что мой текст очень похож на ваш. Я даже считаю вас своим учеником. Меня зовут Пётр. Я закончил университет четыре года назад, после чего пробовал свои силы на литературном поприще. Вообще, я журналист. Но, приехав в Москву, я не нашел работы. Мне приходится работать грузчиком, что меня нисколько не пугает. Я писал свой роман именно здесь, в Москве. Не секрет, что многие мечтают круто изменить свою жизнь, а потому едут в Москву за песнями. Так поступил и я. Возможно, это был опрометчивый поступок, но теперь это уже не так важно. Что сделано, то сделано. Но скажу вам самое важное - меня вдохновляли ваши ранние произведения. Это настоящий постмодерн, и, возможно, даже Пелевин стоит немного в сторонке. Но это лишь личное мое мнение. В прилагаемом файле - синопсис. Сам роман по объему - 20 авторских листов. Я работал очень быстро, и после того, как была наработана необходимая фактура, я принялся вытачивать формы.
   Я не обращаю внимания не сложности. Например, сейчас меня гонят с квартиры. Но, честно говоря, я и рад - я живу в одной квартире с узбеками, и при этом, занимаюсь сочинительством. Правда, сами знаете, как сейчас сложно - нужно платить за несколько месяцев вперед плюс большой процент риелтору...."
  
   Я налил водки два раза подряд, вспомнив историю Гриши, родственника какого-то. Он в Москве зарабатывал неплохо, но в душе он был царь сельский, а потому его жутко ломало. Потом начал пить. Потом вернулся в свою глушь, и там он и сейчас король.
   Я набрал номер соседа. Потом, сообразив, что он, должно быт, трещит с продавщицами в магазине, решил сходить за водкой. В принципе, можно взять и пива. Никогда не берите пиво "Охота", его делают из угля путем дистилляции, и даже при небольших дозах существует опасность почернеть лицом, телом, душой. Да, еще при Советском союзе некоторые продукты делали из нефти - здесь делали и масло (и постное, и сливочное), и маргарин. Да, нефть, уголь - в романе Астафьева "Прокляты и убиты" бойцы уже в 42-м году спорять о происхождении всякого комбижира и саломаса - мол, не ешь, толку не будет, сделано из угля. Получается, СССР разработал супертехнологии еще очень давно, но почему мы так живем? Почему все делают в Китае?
  
  Следующее письмо:
  "Приветствую!"
  
  Я сразу же закрываю письмо, которое начинается с "приветствую!" Знаю на опыте, кто пишет в письме, скайпе, ICQ "приветствую" - человек великого самомнения, большого гонора, малого ума и микроскопического. Не имейте дело с людьми, которые здороваются через "Приветствую!" Это диагноз.
  
  Итак.
  "Здравствуйте, уважаемый Иван Яковлевич! Меня зовут Орланда Бич!"
  Я аж подпрыгнул. Орланда Бич!
  "Хочу представить свой роман "Её борьба, её победа", в котором рассказывается о трудной судьбе обычной московской девушки из Одинцово, которая хотела стать поп-певицей, но жизнь не располагала к этому. Она родилась в бедной семье, ей никто не помогал, но она пела, пела даже на кухне..."
  Тут я погуглил Орланду Бич, нашел ее аккаунт и принялся рассматривать фотку и думать - с какого б краю к ней подстроиться. Нет, что я, пёсик, что подбегает к ноге и начинает движением жалкими своими костями? Но подошла бы она Михаилу Александровичу? Нет, пусть идет к черту. Ладно, отвечу, что ее роман принят к рассмотрению, рассматривать буду позже, а сейчас надо спуститься за водкой.
   Спустившись, я и встретил дядю Женю Ерженина в магазине.
   -Здрасти, - сказал я.
  Тут, при витринах, при блеске обверток, дорогих, но слабосильных сыров-фейков, порошковых йогуртов, разномастных колбасных палок, золотого ныне молока, хлеба, о качестве которого я уже высказывался, мигрирующей по ценам рыбе, была Люся - женщина в общем - ягодка, хотя и уже за сорок. Но это такой типаж - на таких смотрят даже и молодые. Дядя Женя потому тут и отирался. Это была такой магазинный роман, и надо учитывать, что посетители у нас все - одни и те же, из окрестных домов, а потому все ухажеры Люсины известны.
   Сам дядя Женя утверждал:
   -Ух, пёр!
   Но мне до правды дела нет, ему уже за 60, пусть сочиняет. А если и не сочиняет, то и хорошо. Молодец, мужик.
   -Привет, Люсь.
  -Да. Ваня!
   Люся чирикала - такая не то чтоб воробьиха... Нет, скорее, синичка, всем видом показывающая - трогайте меня! Ешьте меня! Давайте мне корм! Кормите, кормите! Кормите меня!
   -Давай нам по бокалу пива с дядь Женей. Будете же, дядь Жень?
  -А чего это ты?
  -Да так. Хотел про квартиру спросить.
  - Про Машкину?
  -А то.
  -Поселить кого хочешь?
  -Да вроде.
  -Да стоит. Да ты ж понимаешь, это надо зад поднять, а как-то оно не с ноги - Машка завещала все бабки ей в Германию перечислять, ну и представь, ну поселю я там какого-нибудь студиозуса, а толку? Мне-то что с того? А звонила, нервная, дура.
  -У студиозусов сейчас денег нет, - заметила Люся.
  -Да не, ты что, - сказал дядь Женя очень знающе, - сейчас знаешь, с Кавказа какие студенты едут, бабками забитые. Они дворцы снимают.
  -Такие за границу едут, дядь Жень, - заметил я.
  -Да когда как, когда как.
   Пиво, говорят, скоро запретят, а потому мы не будем стоять тут со стаканчиками, и тут, конечно, дела никакого нет, это никого не обломает, ибо суета сильнее правил, и всяк - герой своей головы.
   - Смотрел, как "Спартачьё" играло? - спросил дядя Женя.
  -Не.
  -Договорняк, что ли. Японский бог, говорю, на поле и я стоять могу. За такие деньги... Стоят, понимаешь, и всё. Пара футболистов водятся, все стоят, смотрят - получится у них или нет. Тут пас - а он не знает, понимаешь, что ему делать. Понятно, что каждый две минуты мяч вылетает за боковую. А зато потом на Европе дрюкают.
  - А вы о чем? - спросила из какого-то обшитого пластиком угла вторая продавщица, Светочка.
  -О любви, - ответил я.
  Алкоголь постепенно забирает все силы. Сначала он размывает связь между душой и телом, и возникшая общность добавляет сил, и именно на ранних и средних этапах бухла человек летит - это потому что он близок к душе, к богу, он, по сути, алкогольный Икар, который никогда не достигнет совершенства. Икар летел. Год назад я выбросил в окно девятого этажа кошку, это худший поступок в моей жизни, в конце которой, или почти в самом конце - возможная личностная мусорная яма. Я слишком много думаю, это ошибка.
  Мысли дуалистичны - их и больше, и меньше. Надо находить себе хорошее занятие, которое бы наполняло разум некой такой соевой массой. Писатель же, в силу некоторой утонченности, имеет возможность сгореть - когда провода особенно накалены, на них надо вылить водки, и если водка холодная (а ты, дурак, решил охладить ее в морозильнике), то провода тут лопнут, и наступает каюк. Сколько лет тебя будут помнить после того, как ты отбросишь концы? Но ведь не будешь сыт памятью в пустоте?
  Пока ты на плаву, комплекс неполноценности, выработанный на почве прошлых неудач, постепенно распозмягчается и вроде бы исчезает навсегда, и, порой, даже хочется геройствовать. Но такое бывает как раз и от ущербности. Но как определить, где верный путь?
  Все люди, что живут проще, и чувствуют себя и проще, и счастливее. Продавщица не сгибается в корчах по поводу творческих подъемов и падений, она также и не думает, что истина - в хлебе насущном, она просто не думает. Понятие времени для нее не существует. Мужики, хотя и немного лучше устроены, также неплохо чувствуют себя в столярах или плотниках, если хорошо разрешен квартирный вопрос. Машина сейчас есть у всех, кто хочет ее иметь. В жизни, по сути, особенно некуда стремиться, если ты, как у нас говорят, "порешал" - лишнюю еду не сожрешь, больше, чем надо, не выпьешь - утром за руль садишься, больше одного раза не полетишь на курорт - так просто не бывает, да и для простого человека это даже как-то и не этично. Если же баба требует (вези, вези на моря, а то уйду от тебя), то лучше ее сразу отпустить - пусть ищет возца на моря. Так будет правдивее и честнее.
   -Как там новый роман? - спросил дядь Женя.
  -Точно, Вань.
  Люся крутится, стараясь блеснуть. Я думаю, она будет такой еще лет десять, а потом уж настанет время потухнуть. Пока может оно и неплохо - если дядь Женя ее и правда окучивает. Мне все это полезно для сюжетов, лиц, типов, стереотипов. Детали - друзья писателей.
   -Еще нет, - ответил я.
   -Ваня, он да, - сказал дядь Женя.
  Тогда мы снова перешли на футбол, взяли еще по пиву. Но и правильно - надо же вообще о чем-то говорить.
   - Один матч смотрела, - сказала Люся.
  -Да мы все знаем, - ответил дядь Женя, - ты ж рассказывала.
  -Турция, что ли? - спросил я.
  -Турция? - крикнула издалека Светка.
  Вошли двое парней. Начали чокать.
  -Смари.
  -Чо?
  -А?
  -Чэ?
  -Вэ!
  -А?
  -Я есть это? - спросил один.
  -Это она "Галатасарай вспомнила", - сказал я.
  -Не, то "Галатасарай" играл, так играл, - ответил дядя Женя.
  -Девушка, девушка, - позвал парень.
  -Да, иду, - отозвалась Люся.
  -Да какая она тебе девушка, - заметил дядя Женя.
  Парни внимания не обратили. Выбирали они йогурт, пепси и булочки. Покупали, словно мерили одежду.
  -Помню, с "Миланом" играли, - проговорил дядя Женя.
  - Турки сейчас не те, - ответил я.
  -Ну, иногда.
  -Нет, мне нравились турки, сейчас люблю смотреть англичан, - сказал я, - бодрит. Вообще не понимаю, когда люди не смотрят футбол.
  -Да зачем им футбол? Во! Пепси-хренепси. Порошка попил.
  Один из парней что-то пробубнил в ответ.
  -Футбол смотрите? - спросил дядя Женя громко.
  -Теннис! - ответил первый громко, резко, но все же молодежно, с энтузиазмом.
  -Во. Это потому что там тёлки.
  -Кричат, - сказал второй, - а, а. Вот так. А. Подача. А. Еще подача.
  -Ну и всё, - дядя Женя повернулся ко мне.
  -Коней еще немного уважаю, - проговорил я.
  -Ну, кони, да.
  -А всё остальное... Зенит там...
  -Корячатся, да?
  -Ага.
  -Ну, давай.
  Мы чокнулись пивом.
  Вот такая вся и жизнь. Со стороны же можно подумать, что живу я как-то иначе. Нет, данное определение тут всё же уместно - я не хожу на работу, не встаю рано, не стремлюсь оттачивать быт, а пользуюсь тем, что все идет как-то медленно, по накатанной. Я из тех, кто успел сесть на поезд в конце 90-х. Теперь для этого нужно всего несколько условий - а) быть молодым. б) быть бабой. в) познакомиться с Оглоблей.
   Первая публикация ничего не гарантирует, но звездность - штука окрыляющая, тонизирующая, подчас более важная, чем еда, питие, сон, секс. Для второй попытки нужны более гроссмейстерские решения. У большинства их нет. Современные звезды не держатся более трёх лет, если это не нефтяные дети. Те - подольше. А вот вспомните - кто десять лет, выходя на литературную сцену, говорил:
  -Я!
  Почти никого теперь и не вспомнить. Песок. Пыль. Небытие. Нет, есть еще вариант влезть в программы госфинансирования, но там все свои - для себя они эти программы и делали - тут вам и Роберт Кац, и Александр Веселович, и Дмитрий Борисов, и Леон Рабин-Иващенко, и Герман Макаревич, и Родин Шпильман - все сплошь большие русские поэты, друзья людей, друзья друзей, друзья детей и прочее. Они печатаются и выступают. Я тоже печатаюсь и выступаю. Если бы я начинал сейчас, я бы не начал.
   -Слушай, а Дмитриева? - спросил я.
  -Какая?
  -С шестого
  -Жопатая?
  -Ну...
  -А, так ты и подкати. Да она еще та коза, Вань. Скажу тебе, баб в жизни повидал очень много. Бабу можно не знать. У нее всё написано на лице. Это ж ее способ воровать.
   -Что воровать?
  -Энергию. Мужики же редко бывают вампирами. В основном - бабы. Росянка же тоже баба. Понял?
  -А так и есть, - ответил я, - на лице всё ж написано.
  -Коза?
  -Да нет, я просто был в настроении, и в лифте говорю - давайте встретимся. А она так потянулась и словно бы прильнуть на плечо собралась. Потом вышла из лифта, оглядывается и машет рукой.
  -Ну, то самое?
  -Что, самое?
  -Вам еще пива? - спросила Люся.
  -Еще по разу.
  -И пару палочек чая, - заметил дядя Женя.
  -Нет, колбасы.
  -О! - отметил дядя Женя. - Именно - колбасы!
  -Порезать? - не поняла Люся.
  -Хотите, я порежу? - крикнула Светка.
  -А давай, - сказал я.
  -Может, тогда уже сразу - водочки? - спросил дядя Женя.
   Так вот, всё зависит от самого человека, потому что писатель не обязан быть оранжерейным фикусом или традесканцией - а все средние, то бишь, вся масса, пишущая, созидающая никому не нужные мегатонны информации, такая. Это не значит, что писатель должен быть хулиганом - и таких почти нет, хотя на словах - все таковы, все зайцы прикинулись волками, курят, матерятся, болтая хером как пропеллером. Можно сказать, что виною всему и Интернет, где человек может и переодеваться, в кого хочешь, и именно здесь реализуются все дурные мечты, нарушения, неспайки извилин голове, все пустые места - это когда часть шариков-роликов из головы выкатилась, закатилась куда-то, их искали и не нашли. Остались пустоты. Чем ты их заполнишь? Я не говорю, что большинство пишущих ничего не читает, но это так, ибо болезнь графомании одинаково действует на всех. Даже я сам себя ловлю на мысли, что чтение отпало - нет его. Словно бы хвост отпал. Да, впрочем, я хотя бы пробегаю наискосок работы, присланные на литпремию "Строка", и это также канает на чтение.
   А еще - моря глухих провинций, провалы теней и неведения. Библиотеки, пушкинские вечера, чтения. Село Шмарово, местный ДК, собираются поэты Шмарова, и тут оказывается, что Шмарово - серьезный литературный центр, здесь творили Иванов, Петров, Кособрюкова, Полуносова, а также - Мария Поликарповна Словипетух, но это - поколение тех, но и нынешние короли слова уже стары - все ужек много лет, как на пенсии, слово Тамаре Родионовне Коровьевой.
  - Друзья. Свеча горит! Свеча горит во тьме! Пушкин!
  В Шмарово гостил студент Редискин - сам учился он в Элисте, но после окончания университета уехал в Москву, переопылился, стал ходить на поэтические движы, на слэмы, стал слушателем Ордена Куртуазных Маньяристов, а потом, поигрывал в гаражном ансамбле. Редискин сам сделал канал на Ютуб, где выкладывались песни их ансамбля, и у них былт 200 подписчиков.
  - Шмарово - есенинская душа! - вскричала Тамара Родионовна Коровьева.
  Тут все стали читать стихи, были и поэты не совсем пенсионного возраста, например, учительница по географии в школе, где учился Редискин. Начитались, напились чаю, поэты Струганов и Макеенко втихаря накатывали, но все словно бы не замечали. А потом решили узнать у Редискина, мол, случайно он тут или нет, и Редискин говорит - да и не то, чтобы так, и не то, чтобы так, да зашел мол, он, просто зашел. А со стихами знаком :
  - Провинциальная поэзия - это классно, - заметил он, - а вот я был на слэме, и там присутствовал сам Родионов, вот это движ. А на Полозкову сходил случайно, неплохая. Пушкин же - это как бы лейбл, или как это выразить? Просто символ, так как известно, что хотя его и ценили, но самое главное случилось в 1937-м году, когда в год столетия смерти Пушкина по всей стране стали проводить невиданные акции, вечера, чтения, концерты - и в тот же год начались и самые крупные аресты. Никто не минимизирует Пушкина, но все же, его культ был создан Сталиным, чтобы прикрыть репрессии, а ныне все идет по инерции. Меж тем, поэт Ханжин продолжает сидеть в тюрьме, а вы об этом даже не знаете - вы продолжаете читать стихи о журавлях, аистах, Есенинской душе Шмарово, о всяческих надеждах. Но нынешняя поэзия - это рэп. Если хотите, я вам сейчас прочитаю рэп собственного сочинения.
  Редискин читает, поэты Шмарова морщат носы, но терпят. По окончания чтения все словно бы не замечают происшедшего, начинается чтение поэмы, посвященной местным казакам, написал ее Игорь Тимофеевич Кирпич, почетный поэт из соседнего Клычково. Чтение долгое, у Редискина затекает мозг, он аккуратно выныривал из комнаты в здании местной администрации, но никто этого не замечает.
  Светка решила помочь нам с закуской:
   -Какую будете?
  -Почему? - спросил я.
  -Что, почему?
  -Нет, ничего.
  -А помните, вы меня на чай приглашали?
  -И на колбасу, - засмеялся дядя Женя.
  -Помню, - сказал я.
  -Я до девяти работаю.
  -Я подумаю.
  Я представлял себе соседку, что этажом ниже, но все это было напрасно - безразличие к жизни - оно сначала некий жучок, призванный прослушивать голову, а потом - еще хуже. Если взять провод в оболочке, то кажется, что жила более важна, чем изоляция. Но если ты сгниваешь там, в этой проводящей меди, не остается уже ничего, и ты особенно и не дергаешься, чтобы изоляция над пустотой не лопнула. Кембрик.
   Я щелкнул кнопкой.
   Жесткий урчал. Ему было много лет, и по нему приходилось стучать, когда компьютер не грузился. Я могу купить себе штук десять ноутбуков, но всё это не меняло сути вещей. Наступил сон. Меня гнали, словно волка. Я совершил какое-то преступление. Меня обложили, и я обложил себя сам, признаваясь, добровольно протухая. Я понимал, что хорошо тому, кто верит в себя и не боится, кому все равно, что о нем думают, вне зависимости от тяжести содеянного. Ведь разве думает сам за себя человек? Но, все же, сюжет про машину был придуман напрасно. Если машина и существует, то таким образом она защитилась, избавившись от истинного знания.
   -Он там! - прокричала старуха.
   Я бежал узкими переулками, дворами. Возможно, мне стоило проскочить в подъезд, но что-то не пускало меня, и, приближаясь к дверям, я начинал соскальзывать. Я вспомнил, что точно так было и в детстве. Я стоял у дверей подъезда, а ветер пытался забрать меня, и меня тащило под живые, ржущие своими радиаторами, автомобили. Их фары горели ожиданием добычи. Я пытался убежать, но поверхность была скользкой.
  - В тот день он бросил кошку в окно! - сказал судия.
  Я повернулся. Передо мной был кот в одежде человека. Рванувшись вперед, я миновал коридоры и потерялся на улицах сна.
  
   "Здравствуйте. Меня зовут Галина Ивановна Стрельникова".
  -Здравствуйте, - ответил я про себя.
  Вот так постоянно, в течении этого короткого участка времени. Оглобля не звонил и не напрягал. Иногда я сбрасывал сообщения его менеджерицам, но всё без толку.
   Душа требовала пробуждения. Люди слали и слали свои письма, и тут казалось, что вся Россия пишет, вся Россия как-то унифицирована, ибо все присылавшие были словно бы разными лицами одного человека, и все это казалось страшным обманом. Я не мог сказать, зачем же все они пишут - быть может, это являлось актом мщения гомеостазиса, и Стругацкие были правы - едва ты перейдешь черту, как все это начнется. Но несуществующая девушка не приходила, и телеграммы непонятно от кого не приходили - ничего этого не требовалось. В жанре короткой прозы было уже семь тысяч участников, но меня от этой темы отключили - там работали Маркин, Полтавченко, Дрючков. Вместе со мной романы читали еще пять человек, и мы не справлялись, нужно было еще пять, или хотя бы десять, или пятнадцать. Я - человек мало читающий. Я пишу. Но сейчас уже - 350 романов, и кем мне после всего этого считать? Особо одаренные провинциальным жаром работы я сразу же браковал, облегчая свое бремя. А, вот.
  
  Михаил Бкуш. (Почему не Буш, не понятно. Может, забыл букву убрать, или слово такое есть?) Роман "Воскресший Сталин". Хорошая идея. Но по ходу текста - одни крики. Как жить, Михаил Бкуш? Почему вы не послали свою работу в издательство, что специализируется на попаданцах?
  
  
  Конец отрывка 1
  
  
  
  
  
  
  
   Юленька
  
  
  
  Если говорят - только деньги, то говорят верно, потому что не врут. Когда вздыхают о высотах разума, создавая внешний образ, оставаясь внутри теми же алчными существами, это уже гораздо хуже? Что делают выпускающие редакторы? В наши дни нет халявы, нет отдыха, нужна струя, нужен предмет, куда приложить руки.
  Все было в ней, потому что так устроена Система, и она, Она, Юленька, встроена в нее как будто изначально, и у нее много фичей, и я их люблю. Пока ЖЖ рулил, Юленька доходила примерно до двадцатки - попробуйте повторить. Она делала это сама. Выточенный под ловлю чужого взгляд зад нес в себе основной заряд московской жизни - беги ровно, средне, быстро, вырезай из кадра лишнее, делай вид, что ничего этого нет. Мир только в этом кадре, больше нигде. Но почему я о ней пишу? Люблю ли я ее, или она любит меня - этого я сказать не могу, потому что это также не помещается в кадр.
  Чтобы вы не запутались, меня зовут Алёша Козлов. Я - писатель фантаст. Что касается отрывка из моей рукописи, то работа не завершена, и тот роман я писал, будучи другим человеком - и этот человек жил вне кадра, и он бы остался жить вне этого кадра, если бы не ОНА. Я должен сказать, что к выпускающим редакторам подмазываются многие, но тут была совершенно другая история.
  Отвлечемся. Заготовка романа "Король Артур - агент ГРУ". Нет, заготовки никакой нет, и руки уже давно устали барабанить по клавиатуре. Надо поднимать ставку. Юленька Т. идет к своей машине, люди поворачиваются и смотрят ей вслед, потому что это крайне породистый зад, и он им говорит: мы делили апельсин, много вас, а он один. Однако, я до сих пор не знаю - счастлив я или нет, а потому, поговорим о задах:
   В прошлой жизни у меня был приятель - Котов Александр. Саша был тормоз, каких мало, зато он умел давать очень точные определения. Если добавить немного к сашиной биографии информационной каши, то скажу, что было время, и он развёл зайцев при своём дворике. Не знаю, как сейчас. Может быть, он и сейчас кого-то разводит, ибо там, в нашей глуши, весь частный сектор еще до недавнего времени приносил кое-какую сельхоз продукцию. В 80-е по окраинам даже держали свиней и, порой, коров. И вот, о задах. Котов:
   а) Аэропорт.
  
  -Ставим стакан, а он стоит! Стоит и не падает, мать того за ногу! А она идет, как лебедь белая, а он стоит, стакан, стоит, ёпты, и не падает!
  
  б) Тарелка!
  -А помнишь, Людку Семенихину? Вот у нее - тарелка. Ладошкой провел - как будто по ребру тарелки провел! И еще такая тарелка - знаешь, как для рыбы, в том месте, где удлинение. Ну не там берешь, где она загибается, по ходу движения края самой тарелки.
  
  с) Плашка.
  
  -Плашка, епты, это как будто такого пендаля дали, такого широкого, на всю жопу! И жопы как будто нет! И она есть, и ее нет. В ширину может быть бо-ольшая, видели, как у Сопли (он постоянно вспоминал одноклассниц по кличкам) - талия - во, осиная, а зад - просто колоссальный. Но если смотреть сбоку - то он - недлинный, зад.
  
  Д) Безжопие.
  
   -Пацаны, такую тёлку сегодня видел. У-гагагагагагагагагагагагага. Идет телка - во! Я спереди на нее ишёл. И смотрю - да, так ничего! Личико. Щёчки. Хороша, хороша. Я думаю - подойду, спрошу. И что-то как будто меня держит. Держит, и все. А я потом понял. У-гагагагагагагагагагагага. А я вслед ей решил посмотреть. Думаю, а какой у нее зад. А тут вижу, а у нее - безжопие!
  
  е) Выдающийся зад.
  
  -Это как у спортсменок! - говорил Кот. - У фигуристок! Во-во! У Слуцкой! Смотрели фигурное катание? Да вообще на всех фигуристок сморите, у них всегда - выдающиеся!
  
  ё) Добавляем. Зад - солнце
  
   ж) Шариковая ручка
  
   з) Роксетт.
  
   -Слышь, что, как у Мари Фридрикссон?
   -Ну.
   -Что, ну?
   -Да ну вас, епонский бог, мать тво. За ногу.
  
  Здесь же остаётся (чтобы прямо с ходу не погасить информацию о Котове) закончить эту историю про зайцев (правда, давно уже было, в 2000-м году, сейчас уже почти ни у кого нет подсобных хозяйств).
  Было так:
  -Я, пацаны, зайцев купил.
  -Как зайцев? Где ты их взял?
  -Как где? На колхозном рынке. Купил. Буду жрать.
  -Может кроликов?
  -Нет, зайцев.
  Затем, как-то по-пьяни, еще и так было:
  -Санёк, давай бухать.
  -А сейчас мы что делаем?
  -Нет, давай зайцев поедим.
  -Сожрал.
  -Как сожрал?
  -Не удержался. Сожрал.
  Так вот, о Юленьке. Вы знаете, как сочетаются души? Вы можете сказать, что - сочетаются тела, и правильно - ведь на этом жизнь и построена. Атрибутов и условностей очень много. Они не всегда есть то основное вещество, из чего состоит человек, и тут нужно много добавок.
  Ее хороший блог. Если бы она написала что-то про меня, то все бы лопнули от зависти, но нет же - она просто так, делая вид, что является не рубящей фишку простушкой, запостила как бы случайно две фотографии - я и она, и это ничего не значило, и это значило все. Комментарии наступали, словно стаи саранчи. Юленька не отстреливалась, оставляя все на откуп локальной эволюции, но этого хватало, чтобы слухи о нашей связи прочно укоренились в узких кругах писателей, что написали алчущих псов - рты раскрыты, языки красны, идет пар. Они ищут чуда. Процесс не останавливается ни на секунду, его можно обозначить как смесь газа, образовывашегося от прохудившейся дыры в душе, с различными маниями - сюда надо включить паранойю и шизофрению, потому что из 100% писателей-фантастов нормальны лишь 0.5%.
  В пору, когда ЖЖ, как площадка, еще представлял из сеья реальную силу... Я уже говорил об этом. Мне требуется найти много подъездных путей, чтобы подойти к главному. Мне проще перейти к заболеванию разума, но, мне кажется, я здоров, я предатель, я планирую продолжать работать предателем, и так продлится до конца дней, и в этом нет ничего нового.
  - Что ты ищешь? - спросил я как-то у нее.
  - Спонсора.
  - Для чего тебе спонсора?
  - Просто. По жизни.
  - Ты хочешь быть содержанкой?
  - Нет. Содержанки - соски. Ты считаешь меня соской?
  - Нет.
  - Я знаю, что ты так не считаешь. Просто, мне нужен спонсор, понимаешь? Спонсор - это просто спонсор. Если я найду спонсора, то и тебе что-нибудь перепадет.
  - Но мне ничего не надо?
  - Алёша, проснись. Ладно. Проехали.
  Такая и была Юленька, девушка молодая, прекрасная, ищущая, редактор моего сердца. Стул под ягодицами стоял ровно, без вибрации (за исключением той, что была создана внутренними биениями при мыслях о новых проектах. Это был секрет моего успеха, и на этом можно заканчивать этот роман - потому что в системе под названием "Вертикаль" доступ к телу имеет основополагающее значение.
  Если вы хотите поговорить о методах, то начнем с лозунга: хитрость - не ум, это другое.
  Список полезных функции:
  
  
  
  Первая - "Как правильно давать". Одно дело, если вы - водитель, менеджер там, который никуда не спешит, никуда не лезет. Водопроводчик. Может быть, вахтёр на северах. Там проще - отработал, заработал, закончено. Мелкий бизнесмен - когда не надо высоко подниматься, и достаточно карячиться, выдумывая разные способы, как бы не показывать весь доход, и пока вас еще не подоили так, что уже нельзя жить. Другое дело, если вы, например, писатель.
  Во! Вам бы обязательно понадобился подобный труд, ибо всегда надо уметь читать между строчек.
  На сайте Юленькиного издательства значилось:
  
  "Вы - писатель. Мы - издатель. От вас не требуется ничего, кроме талантливого текста. Писатель не должен искать пути к успеху, если он талантлив. Достаточно прислать рукопись к нам, и, если вы написали шедевр, то вы тотчас будете изданы"
  
  На практике это выглядело, например, так: Юленька выходила на сайт фриланса, сама, спокойно, без всяких буферов обмена в виде помощников и писала, например:
  "Внимание! Требуется писатель!"
  Что ж дальше? На Руси писателей столько, что страшно представить себе всю ширь этого феномена. А сколько поэтов, братцы. Ё моё! Я не знаю точной статистики, но наверняка - около миллиона, и каждому кажется, что именно он - ядро из металлического водорода или пульт от мироздания, глас бога. Никто не знает, почему так повелось, и что заставляет людей генерировать столь необыкновенный субстрат мысли, ведь здесь почти нет реальной конкретики. На Западе писатель отчетливо понимает, что это - его бизнес, а значит, книга должна найти своего читателя и быть проданной. Деньги - не жупел, а лишь критерий труда. Можно ли трудиться бесплатно, эксплуатируя лишь мысль о своей ультимативной гениальности?
  И вот, на зов Юленьки тянется череда гениев, и здесь начинается плотная работа. Юленька выходит в курилку, и там имеет место такой разговор:
  -Полная почтав.
  -Работаешь?
  -Работаю.
  -Что шеф говорит?
  -А при чем тут шеф? - спрашивает Юленька. - Каждый за себя отвечает.
  -А ты типа в полях?
  -Типа да.
  - Типа что?
  - А ты типа чего?
  - Типа ничего.
  - Юля, солнце, у нас будут живые люди?
  - У нас и так живые люди.
  - Сергей Орлов, Александр Стешков, Марианна Чехова? Ага?
  - Делай свое дело, - отвечает Юленька коллеге.
  Так вот, всё было просто. Одно время Юленька платила по 800 рублей за а.л. из своего кармана, но уже - после выхода книги. То есть, выглядело это так - вам предлагают написать мега-шедевр, используя "всю силу вашего таланта". Юленька заключала договор, с собой. Сама от себя - с издательством, что значило, что всё остальное от 800 рублей за 1 а.л. она получит сама. Здесь очень много пунктов - чтобы заработать, надо очень много книг. Желательно, чтобы автор после публикации не подался в другие места - ибо Юленька не обманывала, честно ставила имя автора сего на обложке.
  Впрочем, не надо забывать, где коробка передач во всем этом предприятии. Чаще всего работает всё на автомате. Люди, которые производят сою на далекой фабрике, не задают себе лишние вопросы - работают станки, гудят моторы, отгружается продукция.
  Получив свои 10-12 тысяч, автор полагает, что дорога открыта. Вперед! К новым звездным королям и вампирам. К копированию сериалов и фильмов. К новым соревнованиям по бегу среди тараканов головы в беге на спринтерские дистанции! Гоу, гоу! Гоу, гоу! Но автор забывает, что кругом всё одноразово, и что сам он одноразов. Потому, ни Юленьке, ни кому бы то ни было еще, и дела не было до того, что будет дальше.
  Например, автор мог написать в письме:
  
  "Юлия! Это пишет вам Геннадий ! Уважаю вас безмерно! Простите, что долго не писал! Болел! У меня возникло чувство, что нам пора заключить договор на постоянной основе - я могу написать продолжение романа "Месть мёртвого спецназа", и у меня уже есть конкретные идеи..."
  
  На самом деле, письмо это намного длиннее. Автор рассказывает, о том, как звезда живёт после начала карьеры, каков теперь быт звезды, делится идеями и волнениями. Юленька показывает письмо менеджерам. Ржут громко. Курят. Продолжают работать. Если автор интересен, предлагают поработать еще, за ту же цену. Если нет, Юленька ничего не отвечает. Тогда автор ждёт еще полгода, бывает, что и год. Нет, он, будучи человеком неуравновешенным, идёт к Юленьке в ЖЖ и там что-то пишет в комментах, но той и дела нет. Она - человек занятой. Зачем вступать в полемику?
  -Юлия Владимировна, вы прочли мою рукопись?
  -Какую?
  -"Апокалипсис. Драконы. Москва"?
  -Я читаю.
  -Сейчас читаете?
  -Да.
  -О, спасибо.
  -Не за что.
  
  ------------------
  
  Конечно, ничего такого она не читала. Тут были только бабки и поиск - все виды поиска, начиная от нервного реверса, пролжая мифическим спонсором, но что же дальше? Современный мир предоставляет много удобств, однако, надо быть пробивным, надо продавать себя повсеместно, не стесняясь неудач и набитых шишей, и я дожен сказать снова - не выходите за рамки одного единственного кадра и не думайте. Пусть думает автомат. Выживает сильнейший.
  Но со мной была схожая история, так как я написал "Черный след", чтобы попытать счастья на почве дешевого шипотребовского писательства. Я послал ей синопсис. Юленьке. Она прислала мне стандартное письмо с условиями работы.
   Я выпил стакан водки и ответил Юленьке в письме:
   -Давайте трахаться. Попробуйте, один раз. Я - король секса.
  В тот же день Юленька ответила - это было что-то вроде выстрела палки в роли ружья один раз в год, а то и реже, но ведь бывает, что люди выживают, падая вниз вместе с развалившимся на куски самолетом, а данный случай не был таким уж экстремальным.
  Это потом она мне одну из своих историй рассказала:
  
   "У Аслана был специальный стол для сексуальных экзекуций. Сзади стола стояли автоматы - две такие палки с насадками. И вот, он ставил меня в известную позу, вернее, было несколько поз. Он смотрел, что со мной будет, но я была расслаблена и тащилась."
  
  
   Она, впрочем, рассказывала мне это уже потом, при встрече. Сейчас же я расскажу о Тех днях немного подробнее.
   Была весна - такая противная, наша. За окном бегали ветра. Я очень работал, и КПД этой работы был процентов 5, хотя нет, и это преувеличение. Процента 2 - 1.5. Знаете, что такое ломка от безысходности? Это то же, как если какая-нибудь шестерня в механизме вдруг станет разумной и поймет, что ей никогда отсюда, из этого места, не уйти. Она прикручена навсегда. Даже если она захочет и будет прикладывать усилия, даже если она будет рваться из кожи, и кожа лопнет. Нет, у нее нет даже права на раннюю смерть - никто не даст ей умереть. Представьте, что в глобальной машине вы - деталь достаточно важная, но ваша роль насколько не явна, что равно - никому никогда не понять, кто вы, для чего живете, и вообще - нужны ли вы. Но ваше сознание этого не понимает. Оно считает, что вы достойны чего-то - например, в обществе. В творчестве. Но разве машина захочет, чтобы ее шестерня сбежала?
   -Как износишься, милая, заменим тебя, - говорит она, - а тебя отвезем на металлолом. А, нет, ты - хорошая шестерня. Вот тогда поставим тебя в музей. Но - тогда. Не теперь. Сейчас - продолжайте работать. Следите за собой. Правильно храните энергию. Не перегружайте каналы.
  -А сам Аслан что делал?
  -Пойми, - она подняла указательный палец.
  Надо добавить что у фантастов выходило по 10-100 книжек про "модель для сборки", вообще, торжество "модели для сборки" как началось, так и не заканчивалось, и все собирали эту модель - в каждом издательстве была такая серия, на каждом конвенте тоже сборку собирали, также модель собирали и в блогах, и все это выглядело как русский футбол - высшая, первая, вторая лиги, чемпионат области, чемпионат района, кубок города - высшая, первая, вторая лига, кубок губернатора, зимний чемпионат города - две лиги, 10 молодежных лиг - при этом количестве - ни одного клуба.
  Юленьке было 26 лет. Она была из изобретательной, но не богатой семьи. Она не могла сказать, например, так:
  -В детстве, еще в детстве, я поняла, что, если человек вовремя не побывает в Милане, он уже никогда не будет полноценным.
  Или:
   -Мы жили напротив МИДа, и как-то, после уроков, я решила зайти к папе.....
  Нет, она была вещью в себе - очень свежей, с лучшим задом, в меру умной, и очень активной в зарабатывании денег. Что касается секса - у Юности очень много энергии, но мало воображения, и это особенно заметно по такому явлению, как "45 - баба ягодка опять" - в этом возрасте женщины часто бывают более изобретательны, хотя - это еще depends on всякой шелухи, как быт, место проживания, меры запыленности разными страхами, комплексами, и прочими прицепами. Это 3%, ладно.
   У мужиков с возрастом тоже больше воображения, но природу не обмануть, нестоячка может привести к повышению уровня замнутной морали и даже философии, и, кстати, очень многие верят в Бога - но как-то особенно, хотя это и не бог денег, это Иисус. Церковь, разговор, и даже - различного рода отрицания, фонарь бога в голове - не горит, темно, но подспудная молитва способна его зажечь.
  Здесь может быть много ненужных слов, но, правда, истинно верующих мало, и, главное, связь со всевышним они установили как бы изнутри себя, им не требуются атрибутика набожности, расшибание лба и необыкновенный поток чувств. Но разве мы пришли сюда, чтобы об этом говорить?
  В позапрошлом году была серия "Модель для сборки" в небольшом, но культовом в плане отирания тел друг вокруг друга, и издательстве "Странник" - модель эту гоняли и так, и эдак, а, чтобы были продажи, книги издательства вчехлялись посетителям тусовок больших и малых - так и работали. При количестве мероприятий от 30 в год, вчехлить оказывалось достаточным для того, чтобы окупать определенную часть расходов. Издательство "Солярис" также занялось моделью для сборки, но немного не подрассчитало - набрало большой портфель и лопнуло. Фантасты и сейчас шлют письма Евгению Постному, и он им не отвечают. Всем кажется, что впереди еще что-то будет.
   Тогда же мы с Юленькой долго обменивались письмами, иона влюбилась в меня, как в вещь, ибо может ли москвичка влюбиться в простого обывателя? Впрочем, тут вот что - если бы она была не коренной москвичкой, если бы ей пришлось самой пробиваться - она бы никогда мне руки не подала. Это - главное русское качество. Московское качество - это когда ты не понимаешь некоторых вещей по умолчанию. Например, до определенного года люди всерьез спрашивали, какая валюта ходит в Краснодаре - гривна или доллар. Для москвича такой вопрос является делом обычным, как и непонимания уровня доходов в регионах.
  Тачка. Ушел "Дэу", подошла тюнингованная "восьмера", и Юленька ездила быстро, как смерть, и это происходило само собой - не то, чтобы ей нравилась скорость, она просто спешила успеть в десять мест одновременно. Возможно, "восьмера" могла испортить качество лучшего зада, но все исправляло временность явления.
  Парень у нее еще был лох. Юра. Все лохи - они какие-то беззлобные, добрые, всепрощающие, хотя здесь не все просто - в лохи можно записать любого человека, все зависит от ситуации и вампиризма приставленного к вас гомо-сапиенса противоположного пола. Я толком и не понимал, как они то жили, то не жили, но сессионность данного аспекта обоих пока устраивала.
   Она ехала куда-то - дела-1, дела-2, секс-свидание, секс-эксперименты в роли руды, из которой требуется через секс создать новую деталь или болванку, либо на пьянку с девоньками-менеджерами, он сидел и ждал ее звонка.
   -Юра, забери меня там-то и там-то.
   Юра ехал и забирал.
   Все ж в ее жизни обстояло достаточно просто. Приходя на работу, Юленька садилась в свое кресло и работала весьма кропотливо, весьма бурно, и клавиатура гремела так, что слышали в коридоре и даже на лестничной клетке. На экране фигурировало сразу несколько окон. Одно окно - сайт знакомств - Юленька регулярно искала спонсора, чтобы сделать ремонт в квартире, в другой - чат на сексуальные темы, в третьем - фриланс, а что там дальше - уже не важно.
   Остановимся на фрилансе подробнее.
   Юленька писала объявление такого рода, вновь и вновь:
  
  
  
  
  
  раздел: копирайтинг, написание статей.
  
  заголовок: требуется грамотный креативщик с хорошим уровнем русского языка.
  
  текст сообщения:
  Необходимо создать креативный текст на фантастическую тематику. Опыт приветствуется. Но подойдет и человек без опыта. Для участия в конкурсе необходимо разработать сюжет и структуру произведения. После этого исполнителя выбираю я. Объем - строго 150 страниц. Язык - хороший, литературный, русский. Знание зарубежных авторов - плюс. Если есть уже готовые наработки - еще лучше. Срок - от двух недель за произведение. Оплата - строго 200 долларов.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  После чего восхождение чуда происходило по достаточно заезженному сценарию, так как ни по какому другому сценарию работа на фрилансах не развивается. Юленька связывалась с парой-тройкой исполнителей, и они строчили. Потом выбирала лучшего. Остальных брала на заметку. Если их работы нравились, предлагала им по 6 тысяч. Если не нравились, то Юленька желала им удачи.
   Другой редактор, Тимур, в отличие от Юленьки, искал в занятии в этом высокое.
   -Я хочу, чтобы язык был прозрачен, и в романах были элементы буддизма.
  -А?
   Юленька приблизилась к Тимуру и долго и пристально смотрела ему в глаза. Потом, когда его рука потянулась вперед, отскочила и продолжила курение.
   -Оторванная ты, - сказал Тимур.
   -Тимур, где мне найти спонсора?
   -Зачем тебе спонсор?
   -Деньги нужны, блядь. Понял?
   Где-то в коридоре запел мобильник, и она стала танцевать ему в такт.
   -Мало зарабатываешь? - спросил Тимур.
   -Я вместе с пацанами вкладываю.
   -А-а-а-а, - сказал он , хотя не понял, о чем речь.
   -А куда - не скажу.
   -Да мне это, ну, как бы сказать.....
   -Похуй!
   -Мы словно на разных континентах. Или ты издеваешься? Я не пойму, кто из нас циник - я, или ты? А твой Юра?
   -Юра, это Юра. Юру не трожь. Слушай, ну скажи на чистоту, накой чорт тебе, Тимур вся эта восточная, древнеегипетская философия? У меня на днях был один писатель, из Ставропольского края. То есть, поэт. Мы пообщались в асе, он сказал, что всю жизнь пишет стихи, и что он - за СССР. За СССР, пре за СССР. А я ему говорю - а вы напишите "Терминатор в СССР". Я говорю - Сашенька. Пожалуйста. Напишите, Саша.
   -А сколько лет Сашеньке?
   -А он хороший. Четкий. Я себе его представляю, будто он рядом. Саша. Старый Саша. И он - в моей власти.
   -Хм.
   -Лет 60, наверное. Я говорю, Саш-ша, напишите нормально и просто. И представляешь, он уже пишет. Он говорит - что на самом деле, многие вещи и правда параллельны, лишь бы были деньги.
   -Сколько ты ему платишь?
   -Коммерческая тайна.
   -Эх. Слушай, давай встречаться!
   -Полизал бы?
   Тимур схватил со столика, что стоял здесь, в конце коридора, какой-то старый офисный журнал и запустил в Юленьку.
   -Не попадешь! - воскликнула та. - Дурак ты, Тимур. Ты знаешь, что древнеегипетские пирамиды построили русские?
   -Да. А что?
   -Вот ты и дурак!
   -Ну отдайся, Юль.
   -Не вопрос. 25 000 $. Пойдем работать. Эх, халявщик. Кстати, пить сегодня будешь?
   -Есть повод?
   -У Алисы день рождения.
   -Черт. Как-то бы и не хотелось.
   -Непьющий, блин. Философ. Прометей!
   -Пить - это устарело.
   -Значит, кокаин?
   -Да. Волейболин. У меня сегодня и завтра тренировки, а через три дня - игра на кубок.
   -Работай, давай.
   В очереди, то есть в веселой ленте в стиле web 2.0 стояла целая толпа. Предложения же от Тимура выглядели так:
  
  
  
  раздел: копирайтинг, написание статей.
  заголовок: требуется писатель статей, фантаст, большой знаток буддизма, идуаизма, идуизма, ведической культуры, истории Древнего Египта.
  
  текст сообщения:
  От Вас - создание небольшой (около 150 страниц) повести. Необходима восточная тематика, философия, изотерика. Сюжет - любой фантастический. Требования к тексту - высокие. Сам - большой специалист в области изотерических знаний.
  
  Оплата - 8 тыс., по выполнению.
  Конкурс.
  Выберу лучшего.
  Дилетантов и офицеров в отставке прошу не беспокоить.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Так вот, наступил день, когда я понял - в жизни нужно что-то такое совершить. По большому счету, впереди ничего не маячило, разве что, можно было найти новую женщину, которая на тот момент уже вроде бы намечалась - это была Лариса, с района центрального рынка, ребенку три года, где муж - неизвестно, самой 34 года, и, как часто говорят люмпены, оценивая барышень - ухоженный бабец. Я понимал, что вариантов всегда много, но бывает, что излишний перебор приводит к катастрофическому графику плоскости лет. Как и недобор.
   Пушкин в 37 лет встретился с Дантесом, а у меня в 37 были лишь два три вялых соратника, которые утверждали:
  -Знаешь, Леш, ты такой большой писатель, что больших нет. Большой, большой.
  В тот момент было как-то грустно. Я даже перестал пить особо - это было больное, шерстяное, пресыщение. Тогда-то и наступила Юленька. Не дожидаясь ответа (а я был уверен, что она мне никогда больше не ответит), я отыскал ее жж и там повторил свое предложение:
  
   "Привет.Это я.Ты знаешь, что такое биатлонный секс?"
  
   Она ответила через пять минут:
   "Секс с биатлонистом".
  
   Я:
   "Это - тоже интересно, но - не то. Угадай".
  
   Она:
   "В качестве ствола - ствол".
  
   Я:
   "Нет".
  
   Она:
   "Вы - извращенец, сударь".
  
   Я:
   "Нет. Биатлонист бежит, останавливается, стреляет, убегает".
  
  
   Она:
   "А.... Пришел, трахнул, ушел?"
  
   Я:
   "Нет. Это секс без знакомства".
  
  
   Она:
   "У вас такое было?"
  
   Я:
   "Я - Мастер".
  
  
   Она:
   "Маргариту трахаешь?".
  
   Я:
   "Маргаритки".
  
   Она:
   "Секс со цветами - это что-то. Расскажите подробнее".
  
   Я:
   "Цветок должен быть женского пола".
  
   Она:
   "Еще бы".
  
   Я:
   "Любимое занятие цветов - покупать чужие рукописи за дарма".
  
   Она:
   "Кому сейчас легко?"
  
   Я:
   "Ваша цель также сексуальна?"
  
   Она:
   "Слушайте, если бы были сейчас рядом, я бы прямо сейчас вам отдалась. У меня в трусиках хлюпает".
  
   Я:
   "А мою руку чувствуете?"
  
   Она:
   "А-а-а-а-а-а".
  
   Я:
   "А чувствуете большой палец?"
  
   Она:
   "А-а-а-а-а-а. Я не могу".
  
   Я:
   "И я вожу им по кругу".
  
   Она:
   "Блин, шеф, сука, приехал. Он нам помешал. Это он. Сука. До вечера. Сука он толстый старый хрен, я тебе говорю".
  
   Потом вечером пришло письмо. Я же вышел из квартиры. Стояла весна, и в голове была такая великая пустота, что я испытывал от нее наслаждение. Она владела каждой клеткой моего тела.
   Я не верил никому.
   Я не верил ничему.
   Если бы ко мне подошел Азраил демон и сказал:
  -Все, хорош. Заканчивай. Жизнь прошла. Идем в ад, - то я бы вздохнул с облегчением.
  Так нельзя, чтобы люди уставали от жизни до такой степени. Всегда существует некая черта. Но, когда все грани пройдены, когда все барьеры сломаны, можно делать все, хочешь - кажется, что наступает период экзальтации и кайфа от собственной свободы - но ты уже ничего не хочешь. Ты понимаешь, что природа родила тебя во имя функционирования, и ей все равно, утончен ты или утолщен. Ты ешь, делаешь экскременты, и паре - тройке человек от тебя хорошо, и это - итог.
   Я поднялся, распечатал письмо, достал бутылку с чистым спиртом. Влил несколько порций в компот. Налил все это в пластиковую бутылку и вновь спустился.
  -Здрасте, - прокряхтела соседняя бабушка. Она звучала, как несмазанная дверь.
  -Здрасте, - ответил я.
  -Как же жить, сынок? - спросила она.
  -Не знаю. Может, не жить?
  -Да как же шь, не жить?
  -Да. Точно.
  -Точно, точно, сынок.
  Потом я встретил какую-то толпу юных бардов - они каждый вечер голосили во дворах.
  -Здравствуйте, здравствуйте, - радостно поздоровались они.
  -How much is the fish? - спросил я.
  -Fish is good!
  -Молодцы!
  -Будете водку?
  -А есть?
  -Конечно.
   И вот, я сел и выпил с ними. Они думали, что я - какой-то директор. Это потому, что я так иногда одеваюсь - костюм, галстук, туфли блестят, словно звёзды, и здесь - все остальное, и это связано с внутренним вектором - мне все время кажется, что я большой, важный, важнее всех других, ты - герой. Но так же и других сочинителей - все они Джеймсы Боливары Ди Гризы. А воплотить бы все в реальность? Да, я думаю, если бы организовать Королевскую битву, да на острове, да все как в фильме - вот там бы наступила истинная развязка. Фентезист Садко идет с ножом и нарывается на боевого фантаста Мишина, и вот - кто кого? Но из кустов стреляет Анна Бокалова. Но не попадает. Сзади к Бокаловой подползает Мария Лещенко ("Ведьма Петрограда, часть 19"), оружия ей не дали, но у нее есть хорошая чугунная сковорода. На! Мария завладевает оружием, это МП-40. Короткая очередь, Садко и Мишин мертвы (ну и Анна Бокалова иже с ними), но с гор идет Григорий Кожин. О, сам Григорий Кожин идет с гор, и в руках его - топор!
  Барды, надо полагать, ничего о российской фантастике не знали, а я еще в рядах ее не состоял, хотя "Черный след" уже существовал в виде файла.
  Потом мне дали гитару.
  -Спойте.
  Я спел какую-то песню на матах.
  Потом стемнело, и я прочитал письмо, будучи в магазине, куда зашел, чтобы купить и хлеба насущного, и пива.
  "Знаете, это было в одном произведении, когда главный герой, ощущая дух свободы, стоял на большой высоте. Это была Великая башня. Самое высокое место в мире. Взойти на него сможет не всякий, так как ступени обвивают эту башню, точно лианы, и у них нет перил. Представьте - какой поход в вышину! Внизу реют орлы. Внизу - Земли. Облака живые. Вы держите меня впереди себя за бедра.
   Я кричу от наслаждения, и орлы, услышав мой крик, поднимают головы. Они думают, что это - голос богов.
   Мурашки бегают по мне, как существа.
  Ваш член глубоко во мне, и он точно раскаленный. Он заряжает меня, точно батарейку. И я кричу все громче и громче.....
   Вы находитесь сзади - точно так же детей учат плавать, а молодых птиц - летать.
  -Сильнее, - кричу я.
  И огонь разгорается...."
  
  Письмо на этом и обрывалось.
  -Шеф не дал дописать, - подумал я.
  Я открыл бутылку и выпил с горла.
  -Никакой разницы, -сказал я себе, - в мире все равно ничего нет.
  Впрочем, я был уверен, что отвечу достойно, хотя отвечать достойно - максимализм, а это сто лет никому не надо, тем более, я достиг возраста дуэли Пушкина и Дантеса.
   -Как дела? - спросила у меня продавщица, Зинаида, безвозрастная, популярная (местные постоянно ей что-то предлагали).
  -Да, вот.
  -Повестка?
  -Нет, письмо.
  -А сейчас всем только повестки приходят.
  -Ну да, - я сделал еще глоток.
  -На, налей мне, - она протянула пластиковый стаканчик, - все ж кредитов нахватали. А отдавать на что? Думали - халява, а тут тебе и...
  
  ".... солнце опускается за горизонт....
   .... Когда оно еще летит, оно ждет теплой, обладающей, тьмы.....
   ....Так и ты садишься на меня. Солнце опускается. Приходит первородная ночь. Она полна жара и влаги. С одной стороны - в тебя входит в ночь, а с другой - ты садишься на меня. Пс-с-с-с. Открыта банка с пепси. Ты кричишь от удовольствия. Ты кричишь от шока. Это - очень глубоко. Это ощущение - словно на другом меридиане.
   Тобой завладел Бог Страсти.
   И ты открыта, и банка открыта. А до этого всё было заперто. Это - в первый раз. После этого ты уже никогда не будешь прежней.
   Бог - это такая штука, на которую накалывают билеты. Помнишь, раньше такие были? Большая игла, а внизу - железный кругляк.
   Нет, пусть и не Бог. Хотя кто?
   Ты скачешь на нем, как на коне, и каждое движение может привести тебя к потере сознания.
   Тебе нравится, что у меня волосатый живот. Это доставляет тебе чувство - что тебя взяли полностью, тебе нравятся боль и унижения. Но это высоко и чисто, так как никто на свете, кроме нас, не знает об этом...."
  
   Потом я курил и смотрел с балкона на какую-то стройку и думал - что сочинять подобную чушь - сущее мучение. Нет, не в этом дело.Смысл!Когда в человеке много поэтики, но сам он этого не ощущает - что толку?
   Кожуток (Букетик) прибежал. Сел на край балкона. (У меня - не остекленный, так реальнее жить). Он смотрел вниз, на огни, глаза его сияли. Может быть, если бы меня забрали великаны, я бы тоже так сиял?
   Все люди на земле думают. И все думают о себе. Даже больные альтруисты - и те думают о себе. Я думаю, что только Христос не думал о себе.
   Призма.
   Соответствие.
   Резонанс.
   Мир уже давно стоит.....
  В идеальном мире, на острове, где встретились для Королевской битвы фантасты, шло гасилово. Предположим, мозг человека - генератор вселенной, и доказать тут ничего нельзя - правда ли мир имеет самостоятельность, становится ли мечтатель инициатором вселенной или все это ерунда? Но если бы это было так, то именно я стал бы причиной появления этого острова.
  Сессия-2. Королевская битва Си - авторов самиздата Мошкова - тьма. Их привозят на остров насильно, и вот, перед ними выходит Такеши Китано.
  - Ну что, писаки, - говорит он небрежно, - прибыли?
  - ИМХО! - отвечают ему.
  - Кто сказал ИМХО? - спрашивает Такеши.
  Он проводит глазами по рядам, и, видя ухмыляющуюся физиономию, достает нож и бросает его с большой точностью - нож попадает в лоб, пробивает его и остается торчать.
  - А-а-а-а! - кричат авторы СИ.
  - А теперь - правила игры, - говорит Такеши, - вам будет роздано оружие. Кому чо, ребята. Кому - пулемет, а кому - скалка. Выживет лишь один. Но в первом туре будем драться по зонам, так честнее. Таким образом, поэты дерутся с поэтами, попаданцы - с попаданцами, боевые фантасты - с братьями своими, философы - с философами. Да, тут тоже задача - если вас останется по одному, то в следующем туре вас будет слишком мало. Ладно, на следующий раз неберем с "Избы-Читальни".
  - А мне с кем, ёпт? - слышится голосок.
  - Кто сказал? - кричит Такеши.
  Все думают, что тут же будет применен нож.
  - Это я, - говорит стареющий паренек.
  - Как звать?
  - Даун Имбо.
  - А тебе не с кем драться. Иди в шею!
  Паренька вытуривают вон с острова.
   ...Потом я еще выпил водки. Кожуток (Букетик) спал на плечах - хорошо, послушно, воротниково. И мыслей не было. Я смотрел передачи про разных поэтов и писателей, которые работали много, хорошо, алкогольно, и их и не поняли, и их забыли, а потом строки были подняты из могил, и прочее. В какой-то период жизни я сам был - поэт, потом однообразны дни решили, что хватит, они затерли мою рифму бытовым излучением. Впрочем, нет, умение у меня никто не забирал. Желание. Потенция мысли. Ты живешь, а ведь жить совсем не хочется. И каждый новый день - это очередная пытка бытием. Зачем это придумано?
   Потом, я лазил по социальным сетям и приставал к девушкам, и никто меня не понял.
   У каждого предмета в жизни должно быть свое место, а у таких, как я, своих мест не бывает. Их много. Их много и здесь. И тех, кто идут через вековую тьму. Я менял работы, в одних местах был лучше, в других - хуже, хотя при желании я мог вполне сносно проявить себя в корпоративной сфере - требовалось лишь озарение и жажда простого. Вот рубль - вот рука. Не можешь воровать - бери через буфер обмена в виде офисной работы и соблюдения правил, но ведь и это - пытка. Все это суета, шелуха, пыль.
  О моем недописанном романе: жил себе писатель Иван Солнцев - с одной стороны, работник сфера стандартной литератеры, но с другой стороны - человек-струя. А это значит, что с одной стороны - он сам в струе, а с другой - одна из частичек этой писательской массы. Их много, и они образуют интеллектуальную пену, и живет все это само по себе, и не всегда, как и принято в России, это нужно обывателю.
   Всё остальное - жизнеописание. Михаил Александрович Жердевич - важный литературный промоутер, который контролирует большой сегмент литературной жизни России. Иван и Оглобля - друзья с детства.
   Что еще?
   Еще - конкурс. Пушкин стал звездой в 15 лет, Шолохов в 22. Хотите ли вы? Конечно. Присылайте свои работы.
   Оглобля, испытывая невиданную маниакальную страсть к девушкам-авторессам, помогает им год от года выигрывать конкурсы через передок.
   Всё остальное (хотя и это) - жизнь Ивана, надежды, мечты, разочарование. Еще одной линией идёт Ушкин - неизвестный ненормальный-гений, вернее, скорее всего, и не гений вовсе, а плодовитый идиот, которого Оглобля использовал в качестве донора. Нет, Михаил Александрович кое-что и сам написал - у него родители были малость из среднерукой интеллигенции, отдельные вещи были впитаны Оглоблей, так как в детстве любой человек есть ватка, губка.
   Также в моем романе, который ныне уже обречен (кто ж примет от меня такое, когда я автор уже нескольких книг, в том числе "Птицы-Мутанты", "Черный след", а также продолжения (якобы не продолжения, так говорят) саги "Резидент Ивел" под названием "Москва. Вирусы. Начало") , отдельным мотивом идет вопрос литературного негритянства.
   На момент написание этих глав я ничего об этом не знал. Теперь я - специалист. Ну и что же? Например, режиссер забытого в один момент фильма "Параграф 78" уверенно сказал, что сюжет сочинил сам. Это я перескочил на шаг назад, к "Резиденту"
   Да нет, мне тут уже нечего добавить. Я люблю вспоминать. Я словно оказываюсь в иной точке времени и пространства. Тогда решил писать новый роман, и он назывался "Лаборатория У". Это был один из первых шагов к низведению себя в рамки фантастов, хотя на первом этапе у меня не получалось играть в конъюнктуру.
  
  Сюжет прост:
   а) Один парень. Скажем, Женя.
  
  б) Собеседование.
  
  с) Его принимают на работу, и тут оказывается, что он подписал бумагу, одну такую бумагу, по которой у него испытательный срок. Если он не справляется, то его убивают. Так как выйти из игры нельзя. А работа - это следить за существами в лаборатории У.
  
  д) И вот, Женя начал работать. А там были такие всякие монстры, и было сказано: если эти животные убегут, земле настанет конец. Там были одно такое существо - оно питалось базальтом. А создали его для того, чтобы оно могло сожрать горы. Вот выкидывают его, например, в Кордильеры, а оно там размножается и горы ест. Представьте - встаете с утра, глядь в окно - а гор и нет. Съели горы. Собственно, все эти существа что-то перерабатывали. То есть, перерабатывали они окружающую среду, превращая ее в пыль.
  
  е) то, да сё.
  
  ё) финал. Существа таки убежали, и земле пришел п-ц.
  
   Нет, конечно же, такой роман никто не примет, и хорошо, что я не потратился, оставил частичку себя себе. Современная русская фантастика должна копировать - сама себя, сама себя-2, западное кино, уже скопированные образцы, а также постоянно штаповать новые варианты "модели для сборки" - таким образом, всякая оригинальная идея обречена на провал уже в самом начале. Талантливый человек, едва попытавшийся сделать что-то на этом поле, тут же сталкивается с тем, что взявшийся оценивать его мэтр сам страшно косноязычен, криклив, вообще, не совсем здоров умом, и фантастика в его понимании - не раскрытие иной стороны реальности или написание хорошего продукта, а выращивание тараканов в своей голове. И сами подумайте - собираются тараканозаводчики, один, второй, сотый, двухсотый - и к ним приходит нормальный и таалантливый.
  Возглас:
  - Уберите это!
  Нормальный и талантливый подается в другую группу, но там происходит то же самое? Что делать? Ответ просто: заниматься чем-то другим.
  Наш второй разговор в блоге был таким:
  
  Я:
  -Нужно вчувствоваться.
  
  Она:
  -Поздно. Вчера я так всхотела, что пришлось помогать себе, мечтая.... А вдруг я умру при половом акте?
  
  Я:
  -От разрыва сердца?
  
  Она:
  -Может треснуть в самом слабом месте. Утону. В слезах счастья, во влаге.
  
  Я:
  -При половом акте чаще всего погибают мужчины.
  
  Она:
  -Слабенькие.
  
  Я:
  -Нет, это их забирает японский бог.
  
  Она:
  -Точно. Японский. И что же мы будем делать?
  
  Я:
  -Хотя бы поговорим.
  
  Она:
  -Нет. Я так не могу. Я хочу.
  
  Я:
  - Сожми кулачки. Сосредоточься. Начнем сеанс.
  
  Она:
  -Я люблю стоя!
  
  Я:
  -Ты идешь по темным улицам Японии. Светит бледная узкоглазая японская луна. Улицы заканчиваются, потом тебя принимает ночь полей. И вот, из этой жидкой тьмы, к тебе выходит человек-дерево. Он огромен и полон страсти. Он собирается поднять тебя и нацепить на свой сучок.
  
  Она:
  -Еще слово, и я сойду с ума!
  
  Я:
  -И вот, человек-дерево приближается. Его желание не знает никаких границ. Он могуч. Сильнее его - только сам Лес, но он далеко.
  
  Она:
  -Хочу Лес!
  
  Я:
  -Зато человек-дерево - не лиана. Он сучковат. Для девушек, которые любят заниматься любовью сразу с несколькими мужчинами одновременно, это - настоящая находка. Он один - великий и могучий. Он подходит к тебе и поднимает повыше, чтобы охватить сразу со всех сторон.
  
  Она:
  -Шеф приехал.
  
  Я:
  -Не вешайся на шефа.
  
  Она:
  -Никогда! Только ты!
  
   Что было потом, это и коту известно.То есть, все верно. Именно коту это очень хорошо известно.Когда моя с Юленькой перепиской перешла в чистое сексуальное пике, я действовал интуитивно.
   -Завтра мы встретимся, - сказал я.
   Это было наитие. Деньги я занял. Поехал в аэропорт. Смотрел вниз, хохоча сам себе в ладошку.
   Кстати, о знании души:
   Я предположил так, что я, может быть, не вернуcь в тот же день, а потому, я выложил Кожутку (Букетику) большой пакет китикета и побольше воды. Что касается сортира - то не будем о физиологии. Говна в природе и так больше, чем надо.
   Так вот: я приехал, мы встретились в фойе, вошли в лифт, и там - я остановил лифт, и тотчас занялись сексом. Юленька стонала, как больше никто и никогда не стонал. Это был взрыв вулкана - лава так долго шла к поверхности, и вот, наконец, это случилось.
  Мы вышли из лифта, но никто и ничего не заметил.
   -Я не могу, - прошептала она.
  Мы стояли и целовались.
  -Шеф не увидит? - спросил я.
  -Не знаю, - ответила она шепотом, - давай где-нибудь спрячемся.
  -Да.
  -У меня машина тонированная.
  -Отлично.
  И были в машине.
  Я, как писатель чуткий, хоть и нашедший себя в перпендикулярном жанре, очень хорошо знаю - начал врать, ври до конца. Бежишь - продолжай свой бег, пока где-нибудь на повороте из земли вдруг не высунется трезубец беса, и воткнется в тебя, и потащит в ад, и там уже будет все равно - кем ты был, и был ли вообще. Если впереди - стенка, не думай, что она есть. Подумай о том, что, если жизнь не имеет смысла, значит - и стенка - и она не имеет смысла.
   -Тише, машина шатается, -шептала Юленька.
  -Да. Да.
  Я думал - что - пусть шатается, ибо когда я боюсь, у меня ничего не получается. А не боюсь я лишь тогда, когда сильно пьян, да и то, теперь я и будучи пьяным всего боюсь. Это особый рак - страх. Именно от этого и существуют старение и смерть.
  -Забудь обо всем, - сказал я ей.
  -А-а-а. А-а-а.
  Продолжим, так как этот момент есть точка ключевая, точно главный кирпич в здании. Возвращаемся к Котову:
   -Йпты, в каждом здании есть кирпич!
  -О, Сашок, вот это открытие!
  -Если его вынуть, то все здание завалится.
  -А как ты думаешь, если вынуть кирпич из здания поликлиники, оно завалится?
  -Конечно, ёпты. Это - ключевой кирпич.
  -Сашь, Сашь, а какие еще бывают кирпичи?
  -Тьфу, ёпты, откуда я знаю?
  -А о ключевом знаешь?
  -Конечно, ёпты!
  Ложь простой жизни - вещь достаточно извращенная, чаще всего она представлена правильно, в одежде логики и закономерностей. Книжные истины доступны лишь в определенном ключе. Лучше всего - не думать и уметь брать, а на Руси завсегда еще был концепт хватания - но сейчас нет возможности хватать открыто, и даже закрыто, если ты не попал именно в кормушку, и вы сами прекрасно знаете, чем является эта кормушка. Да, в чистую кормушку я не попал, но и все остальные не попали. Может быть, надо было вступить в партию и там двигаться? Однако, истина проще - есть Россия, есть Москва, и, хотя общий смысл закона жизни одинаков, возможности различаются. Вы можете отказаться от желания, отправиться в село, аул, хутор, жить натуральным хозяйством и наслаждаться природой, и в этом нет ничего плохого. Тут все зависит от выбора. Как сказал бы Котов:
  - От выбора, ёпты!
  Кому-то жизнь кажется сложной, но все это не так - сложность - это запутанность, это ситуативность, это - ваша неспособность посмотреть на жизнь под правильным углом. Ярким примером запутанности является любая пропаганда, которая заставляет человека думать, что дважды два - никогда не четыре. Но таком и быт, и, чаще всего, проблемы накапливаются, коксуются, и, потом, от них уже ни за что не отделаешься. Нужно отцеплять еще приваренных (или прососавшихся, как клещи) людей - и если до определенного срока ты это не сделаешь, то это уже и Титаник. Не знаю, как назвать этот корабль? Взаимопоедающая, взаимовысасывающая система.
  
   С того времени я жил с Юлей. Своего парня, Юру, Юрца, она куда-то спровадила. Это был классический маневр, так как она регулярно находила для себя какие-то новые приключения. Но интуиция подсказывала ей, что окончательно с Юрцом расставаться не стоит. Юрец же был парень добрый, хотя у него и какие-то дела с пацанами были, и вполне не лоховские, да и лицо у него было темновато-греческое, с энергией - лоховал он исключительно с Юленькой. О чем думал Юрец, я не знаю. О чем думала Юленька - было ясно. Все новые книги выходили под несколькими брендами:
  
   Афанасий Никитин.
   Александр Боев.
   Алла Русская.
   Анастасия Сибирова.
   Валентин Штраусс.
   Дон Педро Медведев.
   Валентин Минский.
   Григорий Воинов.
   Евгения Волк.
  Анна Брежнева.
  Денис Донец.
  Юрий Шолохов.
  
   Это была замечательная серия, куда, время от времени, включались и работы живых, и теперь я имел возможность подключиться к этой прекрасной плеяде - Юленька получала процент от шефа в конвертике. Размер оплаты зависил лишь от скорости скоростной стрельбы на клавиатуре, и я не грустил - за день я мог накатать 20 страниц, а тут считаем - неделя без выходных - 100 страниц. Месяц - 400. Два романа. Но тут, братцы, если бы не прямой коннект, если бы не сквозной канал, если бы не Юленька, я бы получал по тарифу, и этого не хватало бы даже на нормальную жизнь в провинции, а потому, всегда надо помнить важную константу нашей жизни, которая зовется так:
  Доступ к телу.
   Один раз, в пятницу, когда глаза офисов были наполнены особой усталостью, он вдруг прижал ее к себе. Сильно-сильно.
   -Какое же тебе спасибо, - произнес он, - спасибо же!
   Он был пьян. Внизу его ждал водитель.
   Сквозь одежду она отчетливо ощутила его затвердевший член.
   Надо или не надо, - подумала она.
   Юленька была хорошая. Ведь и среди беспринципных людей бывают хорошие. У них всегда включен взвешивающий механизм.
   Вправо/влево.
  Больше ничего.
  Снова: Вправо/влево.
  Копировать, вставить, и так - еще 100 раз, и - до конца дней. А, если некое жизненное явление не подпадает под этот бинарный принцип, его надо игнорировать.
  
  Вправо/влево.
  Дать/Не дать?
  Вправо/влево.
  Дать/Не дать?
  Вправо/влево.
  Дать/Не дать?
  
  Собственно, для чего существуют женщины?
  
  Вправо/влево.
  Дать/Не дать?
  Вправо/влево.
  Дать/Не дать?
  Вправо/влево.
  Дать/Не дать?
  
  "Elles sont faites pour commercer avec notre raison. Il existe entre ells et les homes des sympathies d"epiderme et tres-peu de sympathies d"espirit, d"ame et de caractere".
  
   Впрочем, если говорить категориально, то многие умники не учли такой прослойки, как девушка-братан.
   Собственно.....
   Да, собственно, это нас и сблизило.
   Тогда же она приняла решение и потянула свою грешную ручку, чтобы все было, как на эротической открытке "Встреча миров". Она держит у него, он держит у нее. Но в этот момент зазвонил телефон, и встреча на Эльбе так и не состоялась. Я прожил с Юленькой два месяца. Мой первый роман вышел очень быстро, я получил гонорар, хотя для нормальной самостоятельной жизни его было маловато - надо было продолжать, и я продолжал, и я не жалел - я был на привелигированном положении.
  Итак, в воображаемом мире, где очередную партию сетевых писателей свезли на остров для Королевской битвы, я был в роли Такеши.
  - Здравствуйте, ребята, - сказал я, - всем предстоит умереть!
  - Э, ты кто? - спросил меня поэт из категории "пародии, байки, вирши".
  Я вынул нож, подошел к нему вплотную и очень технично засунул этот нож под ребро.
  - Ык, - сказал поэт.
  - Особо непонятливые, выйти из строя! - скомандовал я.
  Писателей всех мастей так много, что даже если каждый день проводить Королевсую битву, они не скоро сойдут на нет. Но вслед за ними придут новые. Самые прагматичные из них лишь ищут пути заработка, однако, мало кому платят за весь тираж, чаще всего за переиздание вообще не платится, а про электронные книги вообще не надо говорить. Просто не надо, и всё.
   -Мы с тобой - сообщники, - говорила Юленька.
  И правда - нам вместе было так весело, что, казалось, нет такой причины, которая могла бы нас разлучить. Кожуток (Букетик) был с нами. Он питался хорошей пищей, и оттого его глаза приобретали благородный оттенок. Мы много говорили. Она рассказывала: о дураках. О тупых. О том, что на нее уже пашет полстраны, и что "пусть пашут, колхозники".
   -Мы же не зря войну выиграли, - говорила она.
  Было воскресенье, и мы весь день лежали в постели и смотрели разную чепуху - от мелодрам до порнофильмов.
   -У нас много Кулибиных. Ты не представляешь, какую только хрень не присылают.
  -Представляю.
  -Да что ты. Ты вон строчишь, как из пулемета. Лет пять так построчишь, а потом можно будет всю жизнь отдыхать.
  -Может, я шедевр напишу.
  -Ты и так шедевры пишешь.
  -Да, конечно. Конечно.
  -Конечно. Так вот, присылают мне очередное творение, и я тотчас отдала его на прочтение Оле Мишиной, так как не собираюсь ломать себе мозги. А эта дура берет и печатает. И наш главный принтер занят - все бесятся. Нинка начинает нервничать и вспоминать про все недостатки Мишиной. Про то, что у нее - перхоть, про то, что у нее лак китайский и дезодорант воняет, как изо рта у кошки. И эта дура берет и начинает читать всю эту дребедень.
  -Ну и что?
  -Да ты все равно ничего не понимаешь.
  -Ну.... Давай вина налью.
  -Может, куда поедем?
  -А я хотел еще пять страниц накатать.
  -А. Блин, мне тоже надо почту проверить и поотписаться. Ладно.
  -И что?
  -Какой-то придурок написал философский труд и прислал нам. Что? Ничего.
  -А-а-а-а.
  -А эта дура взялась его читать.
  -Ясно.
  -И прочла. И решила, что это - достойно публикации.
  -Угу.
  -Бугу. И пошла к шефу.
  -Дура.
  -Ну ей повезло, что Палыч настолько был чем-то занят, что сказал - хорошо, хорошо, возьму на рассмотрение.
  -Взял?
  -Да. Он взял. Потом он эту рукопись кому-то отдал, а тот чувак выпустил ее за границей под другим именем и в переводе и получил денег.
  -Ну, это свинство, Юль. Я б убил.
  -А нехуй было присылать!
  -Гм.
  -А у тебя сейчас как?
  Она просунула руку мне между у ног.
  -А что?
  -Да так. А, я тебе не рассказывала про Шамиля?
  -Не-а.
  -А-а-а-а. Это такой дядька был, такой мировой. У нас такой секс был!
   Глаза у Юленьки были, что фары иномарки в ночи.
  -Мы даже фоткались.
  Я кивнул.
  -Слушай, вот ты классный!
  Она обняла меня, поцеловала и потянулась за вином.
  -Слушай. Один раз к нам приехал такой важный кавказский дядька. Ему надо было напечатать тираж политических книжек. В подробности заказа я не вдавалась, он это непосредственно с Палычем решал. Так вот, всем девушкам офиса Шамиль сразу подарил цветы, привез шампанское и конфеты.
   -Ага, - я отпил вино, - за вход заплатил. У тебя с ним был роман?
  - Да. Но - короткий.
  -А сколько ему лет.
  -Лет пятьдесят. В самом соку.
  -А как в постели?
  -Ну, не мальчик. А что, ревнуешь?
  -Я вино пью.
  -Нет, зато - опыт. Если мужчина не может очень много раз кончать, он должен долго кончать, помогать руками и языком.
  -Вот! - я поднял указательный палец.
  -А у тебя, кстати, все хорошо с количеством.
  -Это от воображения.
  -А-а-а-а.
  -Связь с космосом.
  -У Мишиной был муж, вот у него была связь с космосом. Мы один раз в пятницу в офисе нажрались, были одни девки. И начали говорить о сексе. И все девки рассказывают, у кого какой секс, а Мишина стала рассказывать, что их половая жизнь напрямую зависит от фаз Луны.
   -Вот!
  -Тебе как будто все равно....
  -Нет.
  -А, ну ты просто можешь такое себе представить, а я - нет.
  -А если бы у меня все зависело от фаз Луны?
  -Да что ты?
   Она стала вылезать из под одеяла, и тут развернулась и укусила меня за плечо.
  -А, ты чо! - воскликнул я.
  -Ха-ха-ха.
  Юленька прошагала на кухню, и я смотрел ей вслед, наслаждаясь созерцанием ее лучшего в мире зада. На кухне она зазвенела посудой, что-то уронила, выматерилась, после чего высунулась из дверей, с сигаретой в зубах.
  -Подсматриваешь?
  -Через стенку.
  -А мне еще надо сегодня к Юрцу съездить.
  -Да?
  -У нас же шь дела.
  -А что он по нашему поводу говорит?
  -Да не парься!
   Юленька исчезла, снова чем-то загремело. Включилось радио. Она принялась подпевать. Потом спросила громко:
  -А ты хочешь домохозяйку?
  -Хочу! - крикнул я.
  -Хорошенькую?
  -Да.
  -Чтобы трахаться?
  -Да!
  -Ура!
  -А что, у тебя есть план?
  -Нет, я так. Га-га-га-га.
  -Я думал, ты хочешь организовать группен-секс?
  -А?
  -А говорю, группен-секс.
  -Кого?
  -Ты глухая?
  -Да!
  -А?
  -Щас, подожди, Палыч звонит....
   И после этого было слышно:
  -Да. Да. А что за автор? А....Ну хорошо, Ефим Павлович. Хорошо. А он... Ну это.... Ну вы же понимаете.... Он автор, или он представляет агентство? А, он сам - автор. Тогда хорошо. А когда мне документы сделать? Хорошо. Хорошо. Хорошо, Ефим Палыч.
   После чего она вернулась и впрыгнула в джинсы. Натягивая футболку, проговорила:
  -Щас я, сделаю.
  -Заставляют в воскресенье работать?
  -Да нет. Нет. Да. Там бабки хорошие. Я за такие бабки и среди ночи встану. Кожутяро пришел! Алеш, а он голодный какой-то. И все, иди, блин, да что ты на стол лезешь? Или отсюда? Иди, вон тебя хозяин ждет.
   Она защелкала клавиатурой. Я вышел на кухню. Все, отлично. Про кофе - забыто. Но я прекрасно понимаю, что любая тень, даже талантливая, должна знать свое место. Пусть даже хозяин твой - во много тысяч раз примитивнее. Инфузория туфелька.
   И, если туфелька платит, я буду служить туфельке. Не замечать никого. Игнорировать талантливых (воротить морду). Топить тонущих.
   На службе у Инфузории Туфельки.
   Нет, хозяева бывают и не столь примитивны, хотя Юленька - и не хозяин, она есть пространство для языка. Но и тут не все так просто, ибо, хоть это была и не любовь, но все же - страсть чистая и неподдельная. Совсем откровенная - с ее стороны, местами - с моей, и ведь какое чудо было, что она оказалась ни старухой, ни доброй "госпожой 45-баба-ягодка-опять", ни толстой, но богатой, уродкой. Шанс в этой жизни есть у всякого.Шанс есть и у ежа. И не нужно думать, что это - нечестно, что лицемерие - это плохо.
   Верите в идеалы - сидите себе в провинции. Вперед!
   Или, если вы писатель, предлагаю такую схему - учим английский язык (5 лет), потом едем на полгода в Англию на практику (а хрен, денег нет, нанимаем репитора тут, или по скайпу), пишем книгу, издаем с США. И теперь вы - писатель. Вроде бы не надо больше работать на юленек, на ефимов палычей, не надо терзать себя сомнениями о своей состоятельностит адекватной оценки реальности. И тогда жена (если она еще от вас не ушла) не будет терзать вас вопросами: ну когда же? Когда же! Ах, я устала ждать. У всех муж, как муж, а у меня - придурок какой-то. Возомнил из себя писателя, а никто не издает, так как говно пишет.
   Говно!
   Нет, если наивно полагаете, что, чтобы вас издали, нужно написать конъюнктурно, вы ошибаетесь. В Индии - огромное количество нищих, но есть и Болливуд. Все богатые люди идут в Индии в актеры, режиссеры, певцы и поэты. Это - такая каста.
   У нас эта каста формировалась в лихие девяностые. Вот в те годы и нужно было успеть схватить. Кто успел, кого не пристрелили, дети того теперь - актеры, режиссеры, поэты.
   Вы не успели?
  Методов куча, запишетесь вебинар писательницы Лившиц, откуда вы узнаете, как оно все на деле просто - напишите шедевр, напишите синопсис, совершите засыл и ждите миллиона. Но почему многие из тех, кто, попав в струю, издав 1-8 книжек , затем останавливаются? Но спрашивать о заработках у них некультурно - они и не заметили, что денег было как кот на плакал - ибо всякий живет в импирическом пространстве своего закольцованного Эго, вырабатывая наркотик с помощью воображение. Книжка - не форма заработка, но способ возвыситься над собратом в Интернете.
  Россия продолжает пушкенеть в Интернетах, ежегодно множась своими рядами, и Юленьке хорошо, да и я не жалуюсь.
   Юленька стучала клавиатурой, и было такое ощущение, что печатает сразу несколько человек. Бешено щелкала мышь. Слышались короткие полуматы.
   Типа:
  -У, бл.
  -Пизд......
  -Сука....
  -Вот сука!
  -Чего? - спрашивал я.
  -Да ничего. Придурки пишут.
   -Что пишут?
  -А быстро не расскажешь.
  -А-а-а-а.
  -Слушай, а давай ты за меня сходишь?
  -В смысле?
  -А мне надо на пати сходить, а некогда.
  -Гм...
  -Ты обижаешься?
  -На что?
  -Что я тебе не сказала.
  -Но ты же сказала?
  -Да я вообще не хотела идти. Нет, это не пати, это надо встретиться с людьми и просто поприсутствовать. Выпить чего-нибудь. Сказать, что я от наших. Да ты прокатишь. Да они если не знают, что ты наш, то все равно нет разницы.
  -А что там за люди будут?
  -А, людишки......
  -Так что за людишки?
  -Слушай, - она махнула рукой, - там.... Ну сходи, а. Хотя не хочешь, не ходи.
  -А что я им скажу?
  -Да ничего не говори! Ну не тупи, Алёш. Ты специально тупишь, или правда тупишь, а?
  - Почему?
  -Блин!
  -А?
  -Просто идешь, и все.
  -А что мне сказать?
  -Скажи, что - муж!
   -О-о-о.
  -А что тут стрёмного? Ты такой мужик важный. Ничего не имею против того, что ты мой муж.
  -А потом все судачить будут.
  -А мне похуй!
  
   Потом, очень скоро мы расстались. Впрочем, расставания-то никакого не было - Юленька нашла себе папу-спонсора и сказала:
   -Алёш, я тебя так люблю, что буду постоянно думать только о тебе. Квартиру я тебе сняла. Давай назначим день, когда мы будем встречаться. Я буду всегда. Я не могу без тебя. Но я пока буду со спонсором. Давай?
   -Давай.
   -Давай по четвергам.
  -Почему?
  -Не знаю. Мне кажется, это - вариант. Да и потом, папа по четвергам летает в Италию. Приезжает в пятницу, субботу. Так что нам никто не будет мешать. И я заодно посмотрю, на что его можно подразвести. А то тебе шмотку надо помоднявее купить. И машину.
  -Да машина - хрен с ней. Сейчас пешком доехать быстрее.
  -Может, велосипед?
  -Хо-хо.
  -Такой дядька на велосипеде! Алексей Козлов!
  -Ха.
  -А что, Сорокин же ездит на мопедике.
  -Да не нужно мне мопэдика. И машину не надо.
  -Но шмотку надо.
  -Шмотку, да.
  Юленька сама провоцировала реальность, и, доходя до меня, волны этой реальности рождали вроде бы верное мироосаязание, и было понятно, что все происходит правильно, и жизнь идеальна - я отчасти вишу на шее у проактивной барышни, которой я нужен для дополнительного счастья, и она от меня вообще ничего не требует. Люби ее по графику, остальное время живи, как хочешь. Я, конечно, понимал, что если у меня появится регулярная жена, счастье закончится в одночасье. Однако, я думал рационально - на нет и суда нет.
   Здесь мы снова обращаемся к энциклопедисту житейской мудрости, Котову. Запись 2002 года.
  -Вот Вовка, ёпты что сделал. Он себе тёлку нашел. Все работают, мучаются, а он понял. Он и так и сказал: вы не думайте, пацаны, что я - особенный. Я - такой же, как вы. Я, я тоже учился в тех же школах. Я учил те же предметы. Я ни чем от вас не отличаюсь. Я просто понял одну вещь: надо уметь правильно себя продать.
   И он, тьфуёпты, он тьфуёпты женился на старухе. Она реально была уже перед пенсией. И вот, он с ней через силу много лет жил. У них была квартира в Москве. Он жил и ждал момента, когда квартиру можно будет продать. 10 лет ждал. Потом продал, и это был его звездный час. И тогда он развелся, и можно было уже и бизнес свой открыть. И он это сделал. Так что, тьфуёпты, учитесь жить!
  Вот так надо, посоны!
  А я ёпты тоже чо то думаю - на ладно, Наташка у меня не плохая. Но ёпты ж мысля закрадывалась - одни работают, а другие отдыхют. А я, что, ёпты, лысый? Нет. Но надо выдержку. Найдешь ты ёпты старуху. В Москве много - толстые, старые, но с квартирами. Мужики на них не клюют. Не все приезжие ж соглашаются - все ж думают, что они ёпты самые умные, найдут тёлку и с квартирой, и с двумся, или ёпты с тремя, с квартирами, ёпты, и молодая и ноги до ушей. Помнишь же узбека? Кого? Чо, не помнишь? Ну, ёпты, узбек? Да ты его знаешь. Ну не узбек, ну он русский, просто на солнце много смотрел, стал косой малость. Саня, да. Саня. Говорит - да вы дураки, жизни не знаете. Да я ёбты поеду, там в Москве баб полно. А потом пообтесался, приезжает, говорит - ну его нахуй, в приживальцы можно пойти, но только или к старушенции, или к инвалидке, или если 150 кг веса. Говорит, двоих нашел. Одну звали на фирме Сумо, она сразу ёпты согласилась. То есть, сразу сама и говорит - ёпты, нравишься ты мне, Саша. Он говорит - не, я еще молодой. Поищу еще. А была местная. И с квартирой. А это в Москве самое главное. Квартиру найдешь - будешь жить. А за просто так там ёпты делать нечего. Еще была, говорит, Черный Квадрат. Этого, ёпты, как его. Макаревич. А, Малевич, ёпты. Говорит, просыпаюсь, лежу в кровати, рядом - Черный Квадрат. Ёпты, таки уехал, нормальных москалей нет вообще, вообще...."
  Концепция "шанса" работает всегда, и люди моего поколения по-прежнему вспоминают классику "шанса", а именно - 90-е годы, когда можно было крепенько ухватиться за какой-нибудь шатающийся зуб выбвшего СССР, вырвать его и искать вымя - но все это давно заклинившая пластинка. Зовется ли наш строей демократией или не зовется, или это - махровая пирамида во всех отраслях общества - совершенно не важно. Шанс существует, и у каждого он своей, и так не бывает, чтобы не было шанса вообще, и в этом и состоит вся наша жизнь. Люди, нашедшие себя в духовных практиках, так и не отыскали ключи к вечной жизни, а, значит, все одинаково. Я не согласен с сентенцией, что - только бабки. Но и согласен, и не согласен. Скажите, идеи, эмпирии? Впрочем. И правда - не только бабки - побывав на нескольких к ряду семинарах, заплатив, правда, за них (все же - бабки), я повстречал пересекающиеся множества двуногих, которые начисто заклинили сами себя в своих мирах. Мало я сказал об этом? Но ведь это - большой растущий гриб, и скоро он захватит еще больше территории. Да, весь мир он не возьмет, потому что не все есть пища его, но внутри гриба принцип "только бабки" не очевиден. Может, это правильно? Но я все же думаю, что издателям фантастики надо обратить свое внимание на дурдома - там очень много мечтателей, и саги о попаданстве в новые версии СССР, разгроме немца под Москвой при помощи вертолета Ка-52, отправленного в прошлое и прочих вещах, будучи вышедшими из под их пера будут чистыми, кристальными. Блеск. Алмаз. Русский кулак, ак-74, ак-740, Полдент, 280-й век (майор ФСБ Зимин из 2008 года встречается с Экцеленцем, который также проник на 1600 лет вперед с помощью Комова и Вандерхузе).
  Наша жизнь - это еда, испражнение, мысль о материальных чудесах, любовь к себе, бухло, и тухлый автопилот после сорока с лишним лет, когда вообще ничего не остается, как методически стареть. И я еще добавлю - физики, реально ищущие Бозон Хиггса, должно быть, имеют право на счастье. Я бы предположил, что - спортсмены, но спортивный век короток, а потому, пусть идут нафиг.
  Проект за проектом, день за днем, счетчик килограммов еды отматывает килограммы, но дальше продолжать я не буду, потому очень скоро у меня был свой маленький бизнес, основанный на существовании Юленьки.
  
  Внимание!
  Требуется писатель!
  Условия:........
  Оплата:..........
  Выгодно! Ищем гениев!
  
  Я вспоминал Ивана Солнцева из давно отправленного в стол романа и внутренне усмехался: не шло ли все тем же курсом? Там был Михаил Александрович, но тут - фигура проще, мельче, зато теплее и приятнее. Важно стучать сердцами вместе, дышать вместе, проникать внутрь друг друга и делиться радостью. Расценки у нас были так себе, но мы сохраняли имена авторов на обложках, их чего вообще ничего не следовало, ибо такая обложка вообще не дает никакого статуса. Да, но как будут рады мама, папа, муж, жена, кенты - посмотрите, я выпустил роман "Чужой среди чужих, свой среди своих". У Аллы Русской другие расценки, и там нет имени, и, получается, мы с Юленькой стоим на страже альтруизма, но никто нас об этом не просил, и никто нас за это не ругал. Вообще, никто не задавал никаких вопросов.
  Четверг.
  Диван расшатался и начал скрипеть, но, впрочем, не так уж слышно - на нижнем этаже нас не слышно. Секс - это главная кнопка в машине жизни. Однако, Юленька могла и покричать, и тут уж нас не могли не услышать - однако, мы вырабатывались еще до вечера.
  -А-а-а-а.
  -А-а-а, не могу.
  -А-а-а, я сейчас умру.
   Потом, мы пили вино, очень сухое и очень дорогое.
  -Я решила правильно питаться, - сказала она.
  -Да?
  -Да. И тебе надо. Знаешь, почему люди толстеют? Потому что едят дешевую пищу.
  -Я нормальную пищу ем.
  -Знаешь, как папа питается? Я тоже думала, жрачка, она и в африке жрачка. А у него - картошка по 100$ за килограмм, специально выращивают в горах. Простой хлеб он не берет. Если булка дешевле 50$, то это - не хлеб. Есть норвежская картошка, но она чуть дешевле, но чисто из Норвегии. Прикинь. А простую картошку едят только люмпены.
  -Он - эстет.
  -Да. Он говорит, что нам пора съездить в Гималаи.
  -Нафига?
  Я закурил.
  -Ну вот ты странный. У тебя такая привычка, строить из себя дурачка, хотя ты все лучше меня в сто раз понимаешь. Это энергетика! На земле есть такие места, которые улучшают карму.
  -Ясно.
  -Да это я так. Гонево это.
  -Так гонево или нет?
  -Слушай....
  -А....
  -М-м-м-м....
   Потом, они и правда поехали на Гималаи, искать Шамбалу. Папа был уверен, что, раз бог дал ему денег, то должен дать и Шамбалу, и, скорее всего, он видел Кайлас вживую, медитировал, размышлял о карме. Он читал книги по восточным философиям и мечтал научиться тантрическому сексу. Там было много всего - очень много, и все это мало меня интересовало, потому что весь смысл базировался на воображении и потенции, а это - вещи, даденные от природы. Если бог не дал, то и не дал.
  Раньше идея ценилась меньше денег, и отсутствием идеи даже гордились, говоря: бабки, бабки, бабки. Сейчас все наоборот, но мы не берем Рязани, Казани и Анадыри, мы берем современность - идея порождает путь, богатство - твой выбор. Хочешь - бери, не хочешь - просто будь путешественником, едь по разным странам, не завись от своей национальности, а еще лучше - кино. Но с кино - все не так, ребята, здесь - другие деревья, другие плоды, висит груша - но вот кто ее будет кушать?
  В кино очень здорово - там деньги не зависят от продаж. Там их дают. Это в своей нише Юленька - королевна, а туда она - ни ногой. Не стоит забывать, что Юленька из простой семьи, в школе с режимерами и актерами она не училась. Она например сказала о Баранец Наташе:
  - Ума мало, но дед был еврей-революционер, отец числился в инженерах, в творческую школу в 80-х брали чаще всего "наших людей", и это светило лишь театром, редкими ролями, но союз развалился, кино стало бизнесом, все выходцыиз школы встали ровным рядом у кормушки. Кина нет, Леш, но оно и есть. Как тебе? Ну не парься. Поэтому, Баранец вроде полная дура, а к ней можно обращаться, и она еще и устроит куда-нибудь, потому что всех этих наших людей знает. Ну она конечно не устроит водителя такси. Но тебе, слушай, тогда придется переспать с ней.
  - А сколько ей лет.
  - 45.
  - Старая.
  - Зато сценарий пропихнешь.
  - А у меня нет сценария.
  - Ну напиши.
  Никакой сценарий писать я не стал, однако, от нечего делать составил блок-схему с синопсисом. Итак, встречаем. Воображаемый х.ф. Yura, производство Miramax, сценарий и оригинальный сюжет Алеша Козлова:
  
  1. Космический корабль "Тринити". Секретная миссия Пентагона. Корабль идет по орбите. Изучается процесс зачатия при наличии модулированного X-излучения. Несколько человек спит в креокамерах. Это - испытание креокамер. До этого люди не могли этого делать. Наконец, им это удалось.
  Коннор Джонсон - капитан
  Наташа Патрик - космонавтка, она должна зачать
  Эмма Фридриксон - еще одна девушка, которая должна зачать
  Коллинз - особый космонавт, зачатие должно произойти от него. Над ним много экспериментировали
  Профессор Никитин - эксперт на орбите
  Дезмонд Ли - главный технарь
  
  В креокамере:
  
  Джон Ракитски
  Басилиус Ромни
  Моника Экс-рейт
  
  На данном этапе просто летят и говорят. Много диалогов.
  Например:
  - Тринити. Это центр Альфа.
  - Слушаюб, Альфа.
  - Привет от Джека.
  - О, Джека еще не разобрали. Старый ламповый друг.
  
  Голос Джека (некий робот на Альфе):
  - Это кого ты назвал ламповым?
  - Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.
  
  
  2. Эмма разговаривает с Наташей. Наташа говорит - я мол устала, люди превщарающтся в муравьев. Только функции. Скоро уже и секс будет не нужен. Я, мол, готова на искусственное осеменение. А Эмма говорит - тогда уж лучше капитан. Что-то мне даже немного хочется. А Наташа говорит - если бы мы могли выбирать. Но ничего уже не вернешь. Мы с тобой - почти роботы. Робот - это когда ты в голове робот. Остальное ерунда.
  На данном этапе зритель должен понять, что соитие должно быть физическим, то есть, мужчина и женщина должны соединиться и зачать, а потом люди бы изучали плод.
  
  
  3. Варнинг! По курсе - неопознанный корабль. Переговоры с землей. Предлагают подлететь ближе. Начинается маневр. В ходе маневра Наташа начинает рассказывать - мол, надо говорить откровенно. Любовь рождает человека, а секс - обезьяну. Коллинз говорит - мол, я так сильно тебе не нравлюсь? Наташа доказывает, что нет. Просто нет. У всех - одни лишь функции. Нет смысла.
  
  4. Стыковка. Обнаружен корабль "Восход-1". Обнаружен человек в скафандре. Человека закрывают в медицинском отсеке. Это - Юрий Гагарин. Связываются с землей. Предполагают, что либо это розыгрыш, либо инопланетяне - Гагарин умер давно.
  Разговоры:
  
  - Послушай, я сверился по определителю лиц! Это он!
  - Вижу. Дай мне показания T-камеры.
  - Ты не видишь T-камеру? А сейчас.
  - ОК.
  - Послушай, этого не может быть. Как ты думаешь, русские могли производить клонов?
  - Клоны? Нет, какие в то время могли быть клоны.
  - Но ведь он живой!
  
  
  5. Дезмонд Ли работает с телом. Гагарин начинает дышать. Открывает глаза. Кругом работают всякие аппараты, много красивых индикаторов. Кружки, квадраты, графики, 3D изображения. Показывают всякие сканы тела, Юрий открывает глаза и улыбается.
  
  6. Обед в кают компании. Разговор. Пусть здесь все напоминает разговор на Ностромо после пробуждения. Всех волнует, что это за Гагарин? Высказываются разные версии, не обязательно умные.
  
  7. За стеклянной дверью в медицинский отсек Гагарин улыбается и машет рукой. Дезмонд решает его обследовать. Он залетает внутрь, Юра берет огромный нож, втыкает в Дезмонда и машет рукой. Юра улыбается. Кругом кровь, Дезмонд дергается в конвульсиях, Юра напоминает мумию. Лицо его не двигается, но он машет рукой как коммунист.
  
  8. Отсек блокирован. С земли подают команду не предпринимать никаких действий. Разговаривают о Юре и о том, как забрать Дезмонда. Много разговоров. Какие-нибудь приколы.
  - Теперь я за него.
  - Ты? Только не говори, что я тебе нравлюсь?
  - Ты нравишься тому?
  - Хочешь взять его образцы?
  
  9. Наташа Патрик пристает к капитану - мол, я не хочу беременеть от Коллинза. Тот недоумевает. Решают отключить часть контрольных камер и начать любовь в грузовом отсеке. Занимаются. Секс. Секс в космосе интересен какими-нибудь особенными кадрами - так и происходит.
  
  10. Эмма Фридриксон видит сон, ее кто-то зовёт. Она вскакивает, летит в отсек к Юре. Она влетает. Срабатывает сигнализация. Все смотрят на камеру. Юра смотрит в упор на Эмму и улыбается. Эмма тоже улыбается. Тут бац - Юра всаживает в Эмму нож.
  
  11. На корабле апатия. На земле все время говорят, ждите еще. Профессор Никитин решает, что надо оживать людей в креокамерах, чтобы получить от них помощь. С земли предлагают такой план - произвести расстыковку, оставить модуль с Юрой на орбите, а двигатели заново пристыковать. После чего заканчивать миссию. Или второй вариант - эвакуация.
  В этот период происходят всякие сентиментальные моменты. Например, кто-то смотрит фотографии семьи, у кого-то кто-то погиб - тоже просмотр фоток, видео. В общем, стандартная тема.
  
  12. Будят
  
  Джон Ракитски
  Басилиус Ромни
  Моника Экс-рейт
  
  Все находятся в смежном отсеке. Смотрят на Юру. Юра машет рукой. Он все тот же, в его виде ничего не меняется. Вообще, Юра Гагарин - словно бы с картинки. Выражение его лица - чисто коммунистическое, оптимическое. Он вообще все время улыбается.
  Начинают отслеживать по камерам - чем он питается. Обнаружено, что Юра пьет кровь Эммы и Дезмонда. Разговор о том, что скоро у Юры нечего будет есть. Стоит ли перекрывать ему кислород?
  
  13. Наташа занимается любовью с Коннором Джонсоном. Коллинз говорит, что доложит на землю о том, что акт проходит не с ним. Наташа говорит, что готова понести ответсвенность. Много вздохов, ахов, романтическая музыка в стиле 8 ½ недель. В общем, офигенный романтический отступ.
  
  14. С земли приходит решение - будет произведена стыковка с экспериментальным спутником "Карлос", на нем стоят излучатели. Излучатель можно снять, снять головку, подсоеденить к аккумулятору, и получится шокер. Идти на Юру не нужно. Необходимо лишь открыть дверь и просто дать туда искрой. Юра, возможно, останется жив. Его надо скрутить и отправить на землю. Убивать его ни в коем случае нельзя, потому что это - редчайший экземпляр. Кто его знает, кто он? Инопланетянин? Оружие? Следы былого величия русских? А вдруг это настоящий Юрий Гагарин? Да, должны высказываться и такая версия, что Юра не умер, а остался в космосе, его забрал инопланетный разум.
  
  15. Карлос идет на стыковку. По пути приностанавливают его возле Востока и делают много кадров. Играет трудная, устрашающая, музыка. Кадры такие, кадры сякие.
  
  16. Профессор Никитин делает предположение откуда взялся Юра. Масса версий.
  - русские
  - пост русские
  - казахские подпольщики
  - тайный центр клонирования в Минске
  - настоящий Юра
  - гуманоид
  - временная петля
  17. Наташа подходит к стеклу и смотрит на Юру в упор. К ней подходит Коннор. Вместе смотрят не него и говорят. Наташа признается, что что-то слышит.
  
  18. Карлос пристыкован.
  Коллинз и Басилиус Ромни идут первыми. Остальные все контролируют ход. Дверь открывается. Юра поворачивается к ним и приветствекнно машет рукой. Басилиус нажимает на гашетку. Юра вдруг сразу ставит щиток, искра отлетает в сторону. Летят искры. Басилиус делает еще один выстрел, и тут его бьет током, он начинает дергаться. В суете Коллинз оказывается в отсеке Юры. Возникает дым. Включается сигнализация. Коннор подает команду отступать. При отступлении оказывается, что переборка не закрыта, и у Юры теперь два отсека. Басилиус и Коллинз без сознания. И в отсеке осталась Наташа. Юра машет рукой.
  
  19. С земли подают команду на эвакуацию. Наташ плачет. Юра стоит рядом с ней. В его руках появляется петля. Коннор достает персональный пистолет капитана. Никитин предупреждает, что не было команды с земли. Коннору все равно. Он открывает отсек и попадает в ловушку. Дергается в сетке. Смотрит на Наташу. Наташа тоже дергается в сетке. Юра точит ножи.
  
  20. Остаются Никитин, Моника Экс-рейт и Ракитски. Готовятся отстыковаться. Отстыковка. Тут они видят, что Карлос отстыковывается и летит параллельным курсом. Начинает стрелять. Смерть.
  
  21. Юра входят в Восток-1. Отстыкова.
  
  22. Посадка в Китае. Юра машет рукой. К нему бегут пионеры Китая.
  
  23. Митинг. Юра рассказывает о том, как хороша земля из космоса. У него берут интервью коммуничтисекие корреспонденты. В Китае - день праздника - Юрий Гагарин вернулся из космоса после многолетнего отсутствия.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Ищенко
  
  
  
  Теперь поговорим об Ищенко. Одно время я жил в Ставрополе, и там у меня был интересный товарищ - Артём Кулаков. Он был года на четыре-пять старше меня и утверждал, что работает в ФСБ, и я ему не верил, хотя почему нет - вполне он мог там работать, но кому надо было проверять? Кем он там работал? Оперативным работником, секретарем, уборщиком, водителем? А может, слесарем? Но водку мы пили хорошо, факт. Плотное остограммивание, длинными сессиями, ночами, до утра, с долгими разговорами обо всем подряд - что может быть лучше?
   Началось же так: у меня была "ноль-пятая", старая, с постоянными выбросами масла, и, при этом, несмотря на все эти выбросы, она гоняла: расточенное двигло, опережающее зажигание, и, как следствие - невероятный расход топлива. Я жил с Таней. С бабами всегда не везет, у меня слишком добрая душа - всякая же женщина нашего времени начинает за здравие, а заканчивает заупокой - сначала - люблюлюблюлюблю, а потом - гдебабкигдебабкигдебабки, и - плоский штопор - а-а-а-а-а-а, уйдууйдууйдууйду, бабкибабкибабки. И вышло так, что "ноль пятая" уже месяца полтора, как стояла. Была зима, оледенение, и я не ездил. Я вообще когда ездил, когда не ездил, отбирали права, или же приходилось откупаться от пьянки, даже помню один случай - я сидел и накатывал сам на сам, а Таня потянула 2 по 50, утром я сел за руль, встретил ментов, отдал все оставшиеся деньги - ох, трудно было, ох, Таня еще не дошла до стадии "ухожу, ухожу, посмотри, какой у Светки муж, а у Аньки какой, а у Ленки купил новую машину, а у Юльки сколько зарабатывает!"
   Так вот, машина стояла у подъезда. Я вышел и стал менять колесо. В этот момент - а было раннее субботнее утро - ко мне приблизился мой сосед по лестничной клетке, темноватый, нагловатый, громкий. Знаете - такой тип. Если, скажем, взяться толпой футбол смотреть, то найдется один такой - мордатый, голосистый, который каждое движение мяча на поле будет комментировать, и постоянно будут сыпаться матерные эпитеты. Ну а то, что попроще, будет выглядеть так:
   -Куда бьешь, сука!
   -Ноги вам всем надо повыдергивать.
   -Чо ты там на рамке раком стоишь?
   -О-ё-ё-ё-ё-ёй! О-ё-ё-ё-ё-ё-й!
  -Кривоногие, кто вас на поле-то выпустил?
   Время от времени я сталкивался с Артемом то в лифте, то на лестничной клетке, и всегда он был громок, точно завоеватель из степей. Что касается меня, то я никогда не относил громких людей к разряду умных. Тут ведь как - иногда человек может быть и низок по качеству, но находится в контексте. Вот среди модных интеллектуалов, среди поп-певцов очень часто так дело обстоит - с виду все люди - крайне умные и красноречивые, а на деле - это атмосфера, это - клей. Туда кота отправь, и тот разговаривать научится. В чисто писательской же среде (если это касаемо тусовок, сборов, пьянок) - все вообще наполнено внешней, зачастую - какой-то особенно блистающей мыслью.
   Но суть....
   Но она никому и не нужна, суть.
   Так вот, я менял колесо, а Артём присел рядом и стал подкомментировать:
   -Не, дальше надо домкрат поставить.
   -Да, - я привстал, - точно.
   Я поднял задок машины и снял колесо.
   -Давно стоит, - вздохнул Артем.
   -Давно, - ответил я без интереса.
  Он выпрямился и засадил пива с горла.
  -И что, что стоит? - спросил я.
  -Да нет. Стоит, и стоит. А ты чего?
  -Ну да.
   И так мы фразами подменивались, а днем я встретил Артема в "длинном" продуктов магазине - на районе он так и назывался - "длинный", потому что был еще и "короткий". Вообще, это свойство громких людей - быть немного в тренде, но - по своему, быть немного лысенькими, а наа счет громкости - уже сказано. Ходить непременно в кожаной куртке, с бандитскими глазами, с видом человека, который вот-вот может заехать вам между глаз. Пивко - взял ты бутылочку, идешь домой с пакетом, пока шел, бутылочку пригасил, а остальные две взял с собой, а что там с женой - а хрен его знает.
  В ту пору были еще "точки" - это когда заходишь, а там стоят столы, взял пива и стоишь, мечтаешь, слушаешь, о чем люди говорят - и точки эти прожили еще некоторое время, пока не самоликвидировались - на смену им пришли малоформатные заведения с разливым пивом, которое в последнее время стали производить в нечеловеческом количестве. Я бы не сказал, что пиво это так уж замечательно, хотя со свежестью здесь все в порядке - но унифицированный импортный солод не дает этому продукту как-то особенно заблистать. Где вы видели, например, хорошее темное пиво? Нет, о пиве, конечно, надо заканчивать, и все это, возможно, связано с моим нынешним озязанием жизни. Связано это также с ролью алкоголя в мире души. Алкоголь - спаситель. Алкоголь - помощник. Накатил - и Таня хороша, и можно не грустить, включить футбик - да, а разве можно смотреть футбик без пива? Взял пива, бери рыбу, бери сухарики, бери фисташки - денег как всегда не хватает, футбольный удел - "Балтика-3" по смешнейшей цене в "Магните", рыба дешевая, как будто пионерская.
  Эта и вся жизнь. Артём же в итоге меня и убедил в том, что работает в местном ФСБ, да и жена его подтвердила, так, что я ботльше и не сомневался. Было лето. В урбанистической пещере, образованной домами и холодной тенью от стен, из магазина вынесли столики, пиво надо было брать внутри, выходить наружу и там отстраненно отдыхать - при чем, брали порой и водку - никому до того дела не было. Звуки внешнего мира доходили сюда в виде отдельных глухих раскатов.
  
  
  
  
  
   Артем щелкнул пальцами, и тотчас продавщица, точно по команде, принесла нам бутылку водки, пластиковую тарелку с мелко порезанной аскетической рыбкой, и две бутылки пива. "Спасибо, Вик. Спасибо. Хорошо сегодня выглядишь".
   -Я, брат, знаю, что ты - писатель, - сказал вдруг Артем.
  Я открыл рот.
  -Давай выпьем.
  Мы выпили. Водка была такой средней - и по вкусу, и по температуре. Бывает и лучше, но бывает и хуже. Пиво же было каким-то молодежным, чрезмерно светлым. Я такое не люблю.
   -Ты не спрашивай, - произнес Артем, - это мелочи.
   Но как я мог не спрашивать? Официально, на тот момент я не был писателем. Издался я куда позднее. А что все мои работы в сети - да таких писак было пруд пруди - вся Россия сейчас пишет. Масса однородных, точно вынутых из инкубатора, графоманов - одинаково неинтересных, причесанных, верящих в президента и ненавидящих Америку, и всех, кто выделяется из их ряда.
   -Я знаю, - Артем закурил и протянул мне сигареты, - но я не это хочу тебе рассказать.
   И тогда он рассказал мне об Ищенко.
  -Возможно, что завтра я тебе ее покажу. Это девушка 30 лет с огромным, как будто кавказским, брат, носом. Лицо у нее плоское. Вот пойдем, покажу....
   Мы пошли в магазин, и там Артем указал на копченых лещей.
  -Вот если увидишь девушку с таким вот лицом, как у леща, знай, это - Ищенко.
  -Ты меня разыгрываешь, - сказал я.
  -Я тебя не разыгрываю, - ответил он, - пойми, мне нужно тебе это рассказать. Мне вообще нужно это кому-нибудь рассказать! Пойми, вот, допустим, живем мы где-нибудь в Малави. То есть, живешь ты один где-нибудь в Малави. Какое твое желание? Правильно, ты - один, а кругом - негры. И тебе хочется встретить такого же русского человека, выпить водки, пива, поболтать. Душа - к душе. Точно так же - и в Антарктиде, брат. Человек ищет человека! А если ты один? Ты можешь быть один даже среди людей, среди русских людей! Давай выпьем поскорей!
   И мы еще выпили, и еще раз - без остановки. И тогда полегчало, и мой собеседник продолжал более спокойно и обстоятельно.
   -Я не могу этого сказать даже жене. Ей что нужно? Что бабе нужно в наши дни? Бабки давай, и все. Все бабы - королевны. Ты попробуй сейчас найти не королевну? Так, значит, смотри, какое дело. Хочешь верь, хочешь - нет, Ищенко - искусственный человек.
   -Ага, - я улыбнулся.
  -Ты не понимаешь. Наша служба не все контролирует. Есть вещи, которые делать можно, и есть - которые - нельзя. Но есть вещи, которые делать нужно, но мы не можем их делать. Нам что-то мешает. В мире есть некая сила, которая за всем наблюдает, но это - не бог. Это - что-то еще.
   -Ищенко? - спросил я.
   -Что ты! Если бы она, то нам уже давно конец пришел. Но она к этому стремится.
   -Так....
   -Я вчера видел ее в Ставрополе. В этом нет ничего удивительного. Она - родом отсюда. То есть, по документам. На самом деле, у нее нет какого рода. Ищенко создана искусственно.
  Я развел ладони в стороны.
  -Но ты же писатель....
  -Я пишу.....
  -Да. Роман про писателя.
  - Черт, - сказал я, - я разве тебе говорил?
  -Видишь. Ведь этого никто не знает. Или ты жене говорил?
  -Раньше говорил. Но теперь не говорю. У меня такое ощущение, что долго еще мы так не проживем. Мы - словно на разных континентах. Ей, конечно, хочется сказать, что все писатели живут в Москве и в Питере, и все они - толстые дядьки с портфелями, и с этими портфелями они регулярно ходят в кассу за деньгами. А я - я придурок, неудачник, лузер.
  -Это все так бабы сейчас, брат.
  -Да я знаю.
  -Денег дал - точно сена - тишина. Только не дал - тут же начинается визг - лузер, неудачник, скотина! Это фигня. В Пентагоне был специальный кабинет, где разрабатывалась программа по приучению всех русских баб к психологии "дал сена - хороший, не дал - и-го-го". Было сказано: в России каждая женщина должна думать, что она - королевна. Таким образом, мы доуничтожаем слой ученых, мыслителей, и - особенно - потенциальных мыслителей и изобретателей, которым нужны деньги, а денег нет. То есть, убивать их не надо. Их жены добьют. И вот, смари - все бабы.... Ты хоть одну не королевну найди!
  -Гм.
  -Я о жене.... Или ты..... Нет, не ты. Не она сказала. Просто мы контролируем Интернет. Но заметь, это делается прозрачно. Никто никого не трогает.
  -Ну да.
  -Ну давай, брат. Водка потеплела.
  -Ну да.
  -А нравишься ты мне. Спокойный такой, философ. Как будто все наперед знаешь.
  - Вот....
  -Да.
  -Вот с бабами, с бабами - да.....
  -Хочешь сказать, что все это - правда.
  -Чистая правда, брат. И то, что мы читаем весь трафик. Но у нас в отделе людей маловато. Потому, мы просматриваем выборочно, для галочки. Нашли тебя. Нашли несколько очень деятельных гомиков, которые много текстов вешают. Стишки, яой. Кстати, нам спустили сверху команду - собрать базу данных яойщиков.
  -Гм. Зачем?
  -Да откуда я знаю. Ты пойми, ФСБ - это чисто бюро статистики. Все, что о нас рассказывают, это вымысел.
   -Это, если будет смена власти, яойщиков - на Соловки?
  -Ну, теоретически.
  -Теоретически, да.
  -Теоретически 21 декабря 2012 года наступит конец света. Если в это верить, то - что бы ты ни делал, не имеет уже никакого значения.
  -Вот-вот. Ладно, об Ищенко. И что?
  -Ее создали искусственно в 1991-м году. Это - человек-терминатор.
  Я засмеялся. Артем смутился, но сообразил, налил пива, и мы выпили.
  -Ее попытались применить для уничтожения ГКЧП, но что-то не сработало. Вместо этого Ищенко поехала в Саратов и там создала секту "Белый Бог". Произошло это почти, что мгновенно. Когда ее нашли, прошел уже в год, и слава о секте гремела о всей стране. Схема была классической. Для вступления в организацию было необходимо переписать все имущество на "Белого Бога". Один из агентов просочился в секту, но Ищенко его раскусила. Она подозвала его к себе и стала хохотать в лицо. Еще бы - она была мастером патогномики.
  -Во! - сказал я.
  -Ее бы саму никто не раскусил.
  -Универсальный организм?
  -Ты смеешься? Кстати, как тебя зовут?
  -Алёша.
  -Артем.
  -Нет, я не смеюсь.
   -Тогда - слушай. Поняв, что ее раскусили, Ищенко тотчас сквозанула. Все ее последующие действия были достаточно безобидными. То есть, таковыми они и не были, но, в сравнении с тем, на что она способна, это были цветочки. Сначала она занялась Гербалайфом и немало в том преуспела. После этого ее видели на Украине, где она продавала в Корею подводные лодки. Местные бандиты попытались было ее защемить, и ни чем хорошим для них это не закончилось. Но подробности нам неизвестны - в ту пору мочилова было так много, что отследить все до точности невозможно. После этого, уже в 95-м, Ищенко вернулась в Москву и плотно работала в области MLM. Ее детище называлось "Chuva Tramp", и внутри пирамиды ходили собственные деньги - купоны под названием "чува". Сотрудники органов их называли "чуваки". Компания Ищенко занималась продажей китайских стелек. Это был их единственный товар. К январю 96-года сетевая компания "Chuva Tramp" разрослась до крупных региональных представительств. Наконец, был собран большой зал. На конференцию собралось 5 тысяч человек. Вместе с собой они притащили еще массу народу, который тут же и подписали. Шло вручение званий "директор", "золотой директор", "платиновый директор". Повсеместно в воздух запускались шарики. Наконец, на сцену вызвали Ищенко, и она ничего не сказала, только прохохотала в микрофон. К концу 97-года "Chuvf Tramp", как и положено любой сетевой компании, загнулась. Тысячи вкладчиков остались не у дел. А дело в том, что, помимо торговли стельками, Ищенко разработала инвестиционную программу, где указывалось, что любой вклад делает человека очень крупным инвестором. Ну и проценты там были безбашенные. Многие сотрудники остались при стельках - дело закрылось, а на руках были целые партии. Они несли их на рынок, но продавать супер товар приходилось по цене, разделенной строго на 100.
   Ищенко же уехала в Сибирь, где подалась в знахари, и отследить ее сразу де не удалось. Все дело в том, что она принимала мгновенные решения и ничего не брала. А также - мы не сразу узнали - у нее была соратница.
   -Давай, - я налил.
   -Ее звали Бегина. И у нас в отделе ее прозвали Серое Нечто.
  -Во как.
  -Только годами позже выяснилось, что Бегина и Ищенко - одного поля ягоды.
  -То есть?
  -Терминаторов было два.
  -Черт!
  -Только Бегина - она менее агрессивная и .....
  Мы выпили.
  -Ух. Хороша чертовка.
  -Угу.
  -Толстая.
  -Да? Кто толстая? Бегина или водка?
  -Бегина. Здесь мы сильно прокололись, так как не знали о существовании второго экземпляра.
  -А почему их, скажем, не десять?
  -Проект был закрыт после развала СССР.
  -А-а-а-а.
  -Технология безвозвратно утеряна. Собственно, один деятель-миролюб получил нобелевскую премию якобы за дело развития отношений между США и Россией, а на деле - за уничтожение документации. Сколько ему заплатили, никто не знает. Американцы также пытались получить и экземпляры, для чего состоялась встреча довольно высоких руководителей, и с американской стороны был приготовлен толстый чемодан с бабками. В задание, помимо передачи Ищенко, входил план по уничтожению Каспийских монстров и пары-тройки реакторов. Сделка состоялась. Наши господа тотчас купили себе несколько островов. Каспийские монстры были благополучно похерены, зато с Ищенко ничего не получилось. То есть, вычислить-то ее вычислили. Но взять - не взяли. Сначала в нее выстрелили усыпляющей пулей, но это не помогло. Потом - попытались взять силой. Когда ее скрутили, она сказала одному из агентов:
  -Слышь, дай я тебе чего-то на ухо скажу.
  Тот пригнулся, и она откусила ему ухо.И тотчас она вывернулась, отпрыгнула в сторону и заявила:
  -Будете меня ловить - всем худо будет. И вашим, и - нашим. Ибо я есмь первая и последняя, я - Ищенко, го-го-го-го-го-го-го.
   На том ловля не закончилась. Тогда Ищенко поехала в Югославию и там демонстративно сбила американский бомбардировщик "Стеллс", запустив по нему яблоком.
  - Ну да, - проговорил я иронично.
  -Она знала, что у невидимки есть слабое место, главное - по нему попасть. Естественно, СМИ об этом умолчали.
  -И.....
  -Она нашла катапультировавшегося летчика, взяла его за подбородок и сказала:
  Remember me till the death! I am Ischenko!
  -Н-да. История, - я курил, и было такое ощущуние, что курю я не сигареты, а чего похлеще, и было непонятно, что хуже - сама история, в которую нельзя было поверить или же то, что Артем, с виду - обычный мужичаро - оказался именно таким.
  -Я говорю все это, брат, потому что мне надо кому-то это сказать. Пойми! В мире много вещей, о которых мы бы могли знать, но мы почему-то об этом не знаем. И это, в том же ряду...
  -А Бегина?
  -Она? Она - да.
  -А ее искать не пытались?
  -Пытались, но все это бесполезно. Бегина уехала в одно небольшое село в Тульской области, но мы точно не знаем, что за село, и это не такое простое занятие. Например, ты проверяешь всю телефонную сеть на голоса, или определенные СМС - с помощью хорошей программы можно найти любого человека, если только хорошо поработать. В спешке, конечно, ты ничего не найдешь, но и что попало не ищут, но, если надо искать, то и найдут. Но она может подделать голос так аккуратно, что программа ее не распознает. Нет, у нас есть список сел, и найти ее не составляет труда, но сейчас этим никто не занимается.
  - Ого.
  -Да, она там преспокойно себе живет, под своей же фамилией. Но это она потом уехала. На самом деле, я думаю, если бы Ищенко ее призвала, она бы пришла к ней. Но их пути-дорожки разошлись. Ищенко вскоре снова была в Сибири. Там она открыла салон магии "Есения", чем и занималась несколько лет, после чего исчезла. Ее видели в разных местах. И тогда прошла информация, что у Ищенко есть тайный код.
  -Угу.
  -Ты мне верь, смотри. Я по серьезняку всё говорю. Ты думаешь, живешь, ешь, и всё? Вон, народ - живёт и жрёт. А ты хотя бы пишешь и мечтаешь о славе.
  -Верю.
  -Так вот, неизвестно, знает ли об этом коде сама Ищенко? Но, если знает, это очень плохо, Алёша.
  -Что за код-то?
  -Это.....
  -От боеголовок, что ли?
  -Нет. Это совсем другое. Не все системы Ищенко активированы. Если же активировать именно эту систему, то будет это.
  -Ага.
   Мы чокнулись. Странное дело - как, порой, почти вся жизнь человека может быть связана с питием. Сколько пьют русские люди? И ведь очень малая доля из них становится чистыми алкашами. Что там делала Бегина, Серое Нечто, в этом самом селе? Можно было представить себе страшного русского терминатора, неприменно при пузыре и стакане 250 гр.
   -Смари, - сказал Артем.
   -Ага.
   -Смари, если она активирует код, то она поймет, что ей непременно надо стать президентом.
   -Вот!
   -Если она станет президентом, то, очевидно, произойдет некий прочий кирдык, хотя я точно не знаю, какой именно кирдык. Но - вряд ли что-то хорошее. К сожалению, нам мало известно о функционале Ищенко. Известно, что у нее есть командная строка, но с какого прибора ее вводить, какой клавиатурой? Очевидно, что был некий компьютер, и, скорее всего, его сдали на цветмет в году эдак 92-м. Так что история покрыта мраком.
   -Почему бы ее не уничтожить?
  -Официально Ищенко не существует.
  -Но раньше же существовала?
  -В том-то и дело. Это парадокс.
  -Но ведь кто-то еще знает о ней?
  -Безусловно.
  -И?
  -Да что ты икаешь? Все те, кто ее искали, вдруг перестали ее искать. В один день. У них спрашивали - почему вы не ищете Ищенко? А они и сами не знают. У меня был протокол бесед, опросов. Посылали новых людей, но они как будто становились тупыми, как только речь заходила об Ищенко. Из этого специалисты сделали вывод, что Ищенко удалось активировать данную опцию, суть которой никто не знает.
  -Но ведь ничего плохого пока не произошло?
  -Вот именно - пока.
  -Ты имеешь в виду, что конец света, который предсказали Майя, будет связан именно с Ищенко?
  - О. Ну ты сказал.
  -Чего?
  -Я как-то не подумал. В принципе, почему - нет?
  -А что, есть что-то другое?
  -Да. Опция включена. Ищенко наверняка скоро окажется в Москве и будет каким-нибудь образом продвигаться, она будет напоминать паразита, который, пробравшись внутрь организма, хочет заместить собой здоровые клетки. Она будет участвовать в президентских выборах.
  -И как ты себе это представляешь?
  -Как угодно. Вспомни, Чумак заряжал крэмы.
  -Да, ну и что? Говорят - помогало.
  -На заборе написано "Виктор Цой".
  -Нет, ну это понятно.
  -Так смотри, никто ничего не знает. И чем больше времени проходит, тем и больше никто и ничего не знает.
  -Да.
  -Наливай.
  -Знаешь, я думаю, что ничего не будет.
  -Почему?
  -Но ведь ничего и никогда еще не было. Была масса предсказаний о концах света.
  -Да. Но если бы что-то было, то было бы.
  -Ха.
  -И нас бы не было.
  -Да, но.....
  -Никаких но, Алёш. Почему - не было? До первой атомной бомбардировки, вот, не было. А потом - чего-то нового не было. А потом, когда то, чего не было, случится, чего-то еще уже не будет, но будет что-то новое, о чем мы еще не знали. Но, рано или поздно, может получиться так, что будет что-то одно, после чего уже ничего не будет.
  -Метеорит?
  -Ну, это один из таких факторов.
  -Фактор.
  -Хорошо. Но все дело в том, что Ищенко сейчас - в Ставрополе. И, если хочешь, я завтра тебе ее покажу.
  -Ого.
  -Да.
  -И что она здесь делает?
  -Она открыла сеть магазинов "Овощи". Если хочешь ее увидеть, то придется достаточно долго посидеть в машине, чтобы ее дождаться.
   -Она директор?
  -Знаешь, я предполагаю, что сейчас она - некий владелец бизнеса. А завтра спроси кого-нибудь - чей это бизнес, никто и ответить не сможет.
  -Она что же, перепрошивает мозги?
  -Нет. Не мозги. Реальность.
  -Ха-ха. Вчера я был, а завтра меня - нет?
  -Что-то вроде этого.
  -Да.
  -Ты завтра поедешь со мной?
  -Конечно.
  -Ну и славно.
  -А тебя за рулем с перегаром не поймают?
  -Сказал.... Мне - можно.
   Я хотел включить Ищенко в свой роман-долгострой, и было несколько глав, где она фигурировала - текст шел напоминал поезд, который с трудом шел в гору. Идея, впрочем, выродилась сама собой - фантастический курс был параллелен этому поезду, и я ее убрал, оставив лишь основных героев. В следующей главе вы сможете оценить подсушенность моих идей - это когда человек представлен словно бы в документальном кино - реализм простой, порой - реализм одноклеточный.
   На следующий же день мы подъехали к супермаркету "Овощи", и, надо сказать, это был серьезный проект - магазин был выполнен в форме классического супермаркета современности - рядя тянулись рядно, солидно, к ассортименту не было никаких претензий за исключением цены - они были выше, чем везде. Я должен сказать, что ныне концепт "Уважение к цене" начал уходить из провинции - на фоне повсеместного учительства (россиян учат ценой на продукты), появилось большое число сетей со скидками, например, "Пятерочка". Но в то время цвел большом красным цветком лишь "Магнит", "Перекресток" являлся магазином для избранных - многие приезжали сюда именно потому, что всё тут было дороже, и, таким образом, через цену этот сегмент покупателя чувствовал себя возвышенным над суетой. Супермаркет "Сограт" начинался. "Ашана" еще не было. На фоне всего этого, сеть "Овощи" была себе вроде бы сеть как сеть - хотя и хлеб тут был почти в два раза дороже (что сейчас сложно себе представить, ибо определенные товары вообще стандартизированы по цене).
  Что касается непосредственно овощей, то все это были овощи как овощи - да и не все турецкие, были даже какие-то местные, хотя - из нашего провинциального примитивного набора.
  Я же магазины люблю, потому что я привык в них ходить - ибо Таня в плане этого была полная бестолочь - пойдет, да все купит не так, и ни разу не было, чтобы хоть что-то было так. Мытье посуды происходило из под палки. С готовкой было все плохо. Все верно: я должен был стать философом, и моя книга вполне могла бы на это претендовать, прояви я должное усилие - но уверяю вас, сей текст до сих пор покрывался бы бинарной пылью в Интернете, будучи никому не нужным. Еще - я уверен, что спустя годы Таня ничего обо мне не знает - она живет своим локальным счастьем-несчастьем, то есть, сменой состояний - дали сена - счастье-счастье-счастье, не дали - сволочь-скотина-уйду-уйду-уйду, но врать не буду - я знаю, как у нее дела. Она вышла замуж, родила, развелась снова вышла замуж и снова родила. Ну и хорошо. Пусть растит.
   -По пиву возьмем и сидеть будем, - сказал Артем.
  -Боюсь я за тебя, - сказал я.
  -А я - за тебя.
  -Отчего это?
  -Головка, небось, болит.
  -Головка - нет. Только голова.
  -Ну, ты писатель, тебе палец в рот не клади.
  -Ладно.
  -Да что ладно. Давай ты за пивом сходишь. А я дежурить буду. А ты иди и постоянно оглядывайся - если я тебе знак буду давать, беги к машине. Это значит, что Ищенко идет.
  -Ага. А какого брать?
  -А нашего бери, "Губернского". Все остальное - гомно.
  -Хорошо. Так все ж, а если менты нас остановят.
  -Меня все менты знают, на ссы, брат.
   И вот, сбегал я за пивом. По дороге постоянно оборачивался, ожидая чуда - меня немного колыхало, но был и положительный момент - намедни я не поругался с женой. Обычно все не завершалось столь успешно. Я купил четыре бутылки, мы сели в машине, и я думал. Думал. Весь этот сюжет можно было привязать к роману.
  
  Сюжет же простой, русский, хотя, по Барякиной:
  
   "....Слабая рукопись, которая либо повторяет уже изданные книги, либо существенно проигрывает им в содержании и изложении материала;
  Бредовые сочинения (да-да, люди с отклонениями в психике весьма часто пытаются писать "великие" книги).... "
  
  В моей голове все было просто и ровно - Иван Солнцев, писатель, человек, сопричастный к литературной премии "Строка, жил - жил как и все живые, а Михаил Александрович Жердевич, Оглобля, премией сей заведуя, напоминал муравьиного льва, дорвавшегося до муравейника.
  Победильница прошлого (по хронологии романа) года, Ира Андропова, писала:
  
   Между ног у меня - тишина,
   Я давно не кричала пиздой.
  
   Подобное раскрытие смысла было обусловлено трендом, вовлечением молодой крови, контркультуры, некой маргинальности, а потому, и второе, и третье места заняли замечательные поэтессы, работающие в сходном ключе. Жанр малой прозы, жанр крупной прозы, Пушкин стал звездой в 16 лет, Шолохов - в 22 - умы России возрастом младше 35 лет создавали реки из писем - Иван Солнцев, читая работы, выдавал свой вердикт.
  Что же еще?
  Ваня Солнцев бухал.
  Вообще, я мог описывать лишь процесс пьянки, и это был верный подход - ибо, попробуйте, описать один час честной реальности писателя, воображение которого смешалось со спиртовыми парами, пузырь под названием "Путинка", время действия - начало 2000-х годов.
  Пожалуйста: бутылка немного подзанехаелась, подзабыл я про нее, несколько раз тянулась рука - пару раз казалось, что на дне была пустота, и я решил, что нет - не нужна мне пустота, но вдруг - о чудо, там было еще грамм 60, откуда они взялись? Я даже подумал - не было же там ничего, только что ничего не было, и вот - появилось, откуда же появилось? Я что, сошел с ума? Нет, откуда появилось? Ну не было же, точно не было. Да сто процентов не было, не могло же само появиться? А может, нарушение чего-то, а? Ну сто процентов, а? А, ладно
  Рука, стакан, погнали. Магазин еще открыт, можно выйти, но надо сделать трезвое лицо, хотя сейчас не та смена продавцов, не увидят.
  Прозрачный жидкий свет, и - мысль вдруг всплывает со дна, за ней - следующая, и третья, и четвертая, и потому пора писать - хотя бы полстраницы.
  Я должен сказать, что я ничерта не опредился с тем, в каком же жанре писал Иван Солнцев. Оглобля тарился оптом в Воронеже у негров, он выпускал по нескольку книг в год.
  Ну и вот.
  Тогда же Ищенко появилась. Ее привез черный "шестисотый", и я понял, что Артем на 100% прав. Передо мной была человек-лещ.
   -Еге-ге, - заключил я.
  -Что ты чувствуешь? - спросил Артем.
  -Такое ощущение, что сейчас она подойдет к нам и просунет свой нос к нам в машину.
  Я прекратил питие пива и взглядом проследовал за ней. Теперь мне предстояло во все это верить.
   -Вот бы тебя кто-нибудь издал, - сказала после этого жена, - ой, как много было бы денег! Правда? Алеш? Ну давай, ты куда-нибудь пошлешь, у нас будет много денег. Лёш?
  - Да, Тань.
  Мы обнялись. Мы даже чуток напились. Правда, хотя я и отрицал, что алкоголь - спутник неудач, но это так, но все это было после.
   -Видишь, брат, - сказал Артем.
   -Да, - вздохнул я, грустно, сдавленно.
   Хотя я, конечно же, ни грамма не понял, что я увидел. Может быть, я вообще ничего не увидел.
   -Она! Пойми. Это она. Оно! Самое настоящее оно! Все это необъяснимо, - громко прошептал Артем.
   Я кивнул.
   -Вот поверь мне, пройдет немного времени, и она подастся в другие края.
   -А кто-нибудь еще за ней следит? - спросил я.
   -Не знаю, брат.
   -Но не может же быть, что только мы?
   Он пожал плечами. Так мое знакомство с Ищенко и состоялось.
  
  
  
  
   Глава номер N
  
  
  
   Любой роман - это технологический процесс. Если вы считаете, что владеете искусством высоких технологий, но вам приходится заниматься низкими, это не беда. Все равно не нужно расслабляться и терять дисциплину, думая, что поле деятельности в науке и спорте - вещь отдаленная. С помощью такого оружия как самодисциплина и преданность, наши несовершенства могут быть рано или поздно преодолены ради любви к зовущему вперед Идеалу.
  
  Инаят Хан Хидаят: " Истинная свобода пробуждается только в границах самодисциплины"
  
  Суворов. Александр Васильевич который, не Виктор: "Дисциплина - мать победы".
  
   При наличии большого количества половых связей, дисциплина также нужна. Во-первых, нельзя понапрасну расхолаживать потенцию. Как вы думаете, сколько раз может кончить йог? - спросите вы. - Ведь у него - потрясающая самодисциплина!
   Тантрический секс? Это что-то вроде секса технологического.
   Во-вторых - бывает обычное человеческое счастье, которое не зависит не от чего. Ну, конечно, если - война, если сверху летят бомбы - это уже другое.
   Тантрический секс.
   Звучание данного словосочетания вызывает во мне мысли о насекомых, о разумных огурцах, о передвижной колючей проволоке из растений-ограничений. Впрочем, это мое лично предвзятое мнение. Секс должен быть горячим, а не тантрическим. Страстным и влажным. Древние были ближе к первозданному (к атлантам, к каким-нибудь допотоповским существам, может, кто их знает), и по их взглядам можно судить, каким сексом занимались боги.
   Их голос еще звучал в энергетическом эфире, полным солнечной палитры и желания жить вечно. Но, я думаю, боги живы и теперь. Они выжидающе смотрят, до какого уровня отрицания духовности докатится человек, чтобы потом прийти и наказать его.
   Древние боги видели в качестве объекта секса не только себеподобных.Я завидую, как умеет писать Фаулз.
   И дело не в том - могу я, не могу - это всё не важно. Если вы пишите "Полдень 27-й век", это кому-нибудь нужно. И назавтра не будет ничего иного, как "Полдень 28-й" век. И книжку эту и читать никто не будет. Послезавтра выйдут "Полдень 29-й век" и "Полдень 30-й век", мы соберемся на конвенте и на полном серьезе будет говорить о нашем национальном фантастическом прогрессе. Безрукие ученики будут копировать нас.
   -Скажите, - спросят, - вы напишете "Полдень 31-й" век?
   -Нет, пока это - не в плане издательства.
   -А что же?
   -Будем развивать серию.
  Мои мысли смешались - Юленька превратилась в дежурное существо, и я более ничего от нее не ожидал. Фантастика писалась автоматически, и, однажды выработав правильный ритм, я мог не стараться - здесь хорошо работал и текст, написанный по пьяне, и вот еще что - многие говорили, что я пишу, пожалуй, сложновато, и это уже не просто фантастика, но, пожалуй, и элементы серьезной литературы. Да, да.
  Да.
   Да.
  Я бы по этому поводу выпил - потому что сам Лев Индоуткин словно бы позавидовал мне, он принялся ругать меня в своем ЖЖ, и многие мне так и сказали:
  - Послушай, он завидет.
  Мишин сказал:
  - У него подгорело от зависти.
  Валентина Кукуруза:
  - Лёш, у него от "Полдня 29-й век" пукан подгорел.
  На мой взгляд, тут было двояко - данная идея и правда заслуживала жесткой критики, и было удивительно, что Индоуткин был первым, кто высказался - но и это полуправда, ибо произведения Индоуткина были исполнены стандартно - пионерский задор, нервные вопящие герои, избыток эмоций, никакой научной мысли. Я думаю, в свое время он хотел перехватить эту идею, но и хуже того - он писал фанфики по Стругацким, и, видимо, одно из его произведений пришлось переименовать из-за меня.
  С.Горбачевский:
  - Индоуткина уважаю, но и Лёшу уважаю. А если дуэль?
  Еще раз повторюсь, я не такой дурак, как они - я не ношу шпагу, не надеваю корону, я просто строчу - клавиатура трах-бах, энтер, пробел, делит - я на этом зарабатываю и я думаю о том, что пора откладывать деньги на квартиру. Юленькой сыт не будешь, своей нет, и, потом, Юленька Юленькой, но, может, надо обзавестись регулярной женой?
  А вот и тот сегмент моего воображдения, где расположен остров Королевской битвы. Казалось бы, были битвы номер 1 и 2, но фантасты возродились, хотя Л.Индоуткин не становится моложе, его страсть передается остальным - возникает движение возрожденчества, и вот - странный дым, анабиоз, автобус - фантасты, что ехали на конвент "Альфа Центавра" оказываются захваченными злыми силами, а наркотик, распространенный в воздухе, не дает им прийти в себя. Среди пленников - фантаст Лев Индоуткин.
  - Мм, - говорит он, - ммм....
  Хрен чего. Не проснуться. Не поднять веки. В своем интоксикационном сне он сидит за столом и пишет роман "Преступления и показания". Он размышляет - может быть, надо назвать книгу "Преступления и показания вампира?" Орка? Демона? Вия? О, вот что - майора ФСБ Зимина. Черт, нет, как Зимин может давать показания, он сам должен допрашивать подозреваемого.
  Итак, Раскольников носит внутри себя чужого, и, понимая, что ему не выжить, решается убить старушку. Если он высосет мозг старушки, чужой в его теле подкормится и еще некоторое время будут оставаться в спячке. Раскольников конвульсивен. Проходя улицами Спб, он чувствует озноб. Во всем виновата Сонечка Мармеладова - когда он ее поцеловал, из ее рта выбрался маленький зародыш и проскочил в организм Раскольникова.
  - Сука, сука, сука, - нервничает Раскольников.
  Писатель Лев Индоуткин четок, и люди, читая ряды строк, нанизавшие на себя мысль как шашлык - на вертел, чувствуют аромат жареного мяса. Состояние Раскольникова ухудшается, он не владеет собой, он падает в кусты и там засыпает - а ведь процентница еще жива, да еще там была Лизавета - какова ее роль?
  Ночами чужой выходит. Его видит Свидригайлов.
  - Скотина, - говорит Свидригайлов.
  Он пьян. Он не чует опасности. Чужой хитер - он откладывает яйца в Свидригайлова, возвращается в лачугу студента и влазит ему в рот.
  Однако, утро - Лев Индоуткин открывает глаза и тут понимает всю тяжесть происходящего. Они на острове. Фантасты-возрожденцы захвачены, они построены в ряд, перед ними стоит Юленька. На ней - комуфляжные штаны, и все, оценивая ее фигуру, исходят слюной, точно доберманы. Они согласны умереть - Юленька слишком хороша, ее заду позавидовала бы Леди Гага.
  - Должны вас разочаровать, - говорить Юленька, - однако, из вас выживет только один.
  - Давайте на шпагах! Давайте на шпагах! - кричит фантаст Олег Дубчак.
  - Вам нужна шпага? Сию секунду.
  Юленька вынимаеть откуда-то шпагу, бросает - Дубчак проколот насквозь. Это победа. В дальнейшем никому не приходит в голову нарушить дисциплину.
  - Как говорится - кому чо, - объявляет Юленька, - оружие получите в порядке очереди. До 13 часов вы должны расстредоточиться по своим зонам. Битва начинается в 13.10.
  Ненависить клокочет в фантастических душах, и это хорошо - победитель станет настоящим Лучшим Возрожденцем.
  Тусовка, массовка, вязкие принципы, князь литкружка. Студент Редискин приезжает в Шмарово через год, и там, как и следовало ожидать, ничего не изменилось, однако, в стране наметились какие-то улучшения - литкружок привязали к местному дому творчества и начали финансировать. Князь поменялся, теперь это - Сергей Романович Дудченко, писатель и поэт лона российской действительности, душа, жила, (рвать жилы, вырвать зубами, ах ты, Русь). Учитья в Элисте Редискину надоело, он собирается в Москву, но денег пока нет - надо подождать, когда они соберутся у родителей. Отец работает в ментовке, крупный чин, скоро на пенсию. На рынке работает кондитерский магазин Редискиных. Итак.
  Редискин сочиняет хип-хоп, в его душе живет отражение темной души 50 cent. Он приходит в местный ДК, и там его встречает Сергей Романович.
  - Как ваши дела? - нервно, фальцетом, спрашивает Сергей Романович.
  - Прекрасно, - отвечает Редискин.
  Они заходят в кабинет, и Сергей Романович начинает приставать к Редискину.
  - Нет, нет, - говорит студент.
  В его душе качается стрелка - да или нет - некогда Редискин посещал кружок Сергея Романовича, и преподаватель, как и положено всякому провинциалу-кружковцу, был правильно укомплектован целью - он шел учить детей по воле влечения к мальчикам. Однако, Редискин находит в себе силы, чтобы вырваться. Он идет к Наташе Соседкиной. Нет, Наташа Соседкина напрасно старается (у Редискиных есть хорошая машина, а уж наличие магазина с конфетами есть признак необыкновенной перспективности).
  Редискин уезжает.
  Все эти мысли были пустыми. Юленька звонила, уже - из Испании.
  -Это я.
  -А это - я, - отвечал я.
  -Знаешь, я поняла - короче, это меня мучает.
  -Чем же?
  -Алёш, я привыкла заниматься делом.
  -А там?
  -У папы - свои планы.
  -То есть, он хочет, чтобы ты ничего не делала?
  -И так. И не так.
  -Он тебя взял, как вип-сопровождение?
  -Ну что ты. Посмотри на меня, какое я сопровождение?
  -А что?
  -Нет, для такого берут тёлок на голову выше. Я ж знаю. Хочешь, я тебя устрою на какую-нибудь движуху.
  -В смысле.
  -Посмотришь, как работает оно.
  -Кто - оно?
  -Дурак, что ли? Сопровождение.
  -А...
  -Нет, ну, например, смотри. Есть рынок биографий. Там платят гораздо больше. Вот ты корячишься по своей теме, а за одну биографию ты можешь взять, например, сотку. Но туда сложно попасть. Но папа знает. Но видишь, там спрос - не такой уж большой. Но если тебя устроить, ты можешь встретиться с каким-нибудь там губернатором. Я слышала как раз от чела, который писал биографию такого губернатора, и там разная цена - как договоришься. Ну я не говорю, например, про лям - там бывает и лям, но это как договоришься, там расценки вообще любые - но я ж говорю, как договоришься. Бывает, что и студенты за так делают.
  -Ты по ходу выпила, - сказал я.
  -А ты?
  -Нет.
  -Да ты всегда пьян.
  -Ладно. Я ж - так.
  -Ну, мартини немного. Пойми, все будет пучком. Папик не до конца ко мне привык. Еще немного, и будет новая серия. Но там так - лохи. И смотри - он поехал на какой-то региональный саммит, и там брали тёлок для вип-сопровождения. Их специально подбирали, чтобы можно было обедать у них на спине.
  -В смысле?
  -Ну, тёлку раздевают. Или двух тёлок. Ставят сверху крышку стола. И едят, и бухают.
  -Кто?
  -Алёш, ладно тебе. Я про что...
  -Про себя.
  -Да. Про то, что я на такие вещи не подпишусь, я работаю, пойми. И у меня много мозга в голове. Туда же берут коз. Проедут по заведениям, дадут заявку. Потом - кастинг по регионам. Тёлок собирают, тёлки работают.
  - Классная тема.
  -Хочешь себе такое?
  -Хочу.
  -Ну, я понимаю. Ты - Алёша Козлов. Писатель. Ты - большой человек.
  -А что. Мы - за столом. Они - под столом.
  - Юрец, сука, рассказывал, что они такое исполняли.
  -Да ты что?
  -Да. Говорит, сели в карты играть - кто проигрывает, тот - под столом.
  -А как он?
  -А я его не отпускала. Он не знает про тебя.
  -А про папу?
  -И про папу не знает.
  -Ну ты даешь.
  -Ладно тебе. Ты пишешь?
  -Нет.
  -Правильно. Отдыхай. Хочу тебя.
  -И я тебя.
  Обыденность дней никогда ничего не предвещает - ты можешь так хорошо встроиться в поток, что ничто не выбросит тебя отсюда - надо быть проще, усредненней, стараться не делать лишних движений, и - вроде бы хорошо быть тенью. Но ведь я и так тень - мой рабочий процесс - это клавиатура. Ни у кого нет ни малейшего понятия, дома я, на работе или где-то еще?
  Понедельник - воскресенье.
  Понедельник - рабочий процесс.
  Вторник - Интернет, клавиатура, магазин, проехался по улицам.
  Среда.... Да, в среду я встретился с Олей, девушкой с пенками в пазухах желаний и томиком одного и того же писателя в дамской сумочке. Оля, черные глаза. Я знал важную загадку ее жизни - она была немного похожа на армянку, при этом, в родителях не было ничего такого, и она сама задавала вопрос - от кого я? Я думаю, она не думала. Ей было некогда. Тусовки с таблетками, добрым косяком, модным кино, средне-пошкарябанным артхаусом, составляли основу ее жизни. Модно было лесбиянить - она пробовала лесбиянить, играть в секс-игры, но все это не шло из центра души - она просто мучилась, сама того не понимая.
   Я, конечно, хотел спросить - реализовала ли она мечту о Секацком, но разговор быстро убежал в другое русло. Потом... Потом - что мне от ней было надо? Я и сам не знал. Многие писатели постоянно разогревают своё воображения, доходя внутри себя до определенной точки, до края, но этот край никому не понятен, всё это слишком субъективно. Диспозиция, как логическое развитие и разделение темы, не располагает моменты в правильной хронологии. На практике - мусор is мусор. А у Оли, скорее всего, с собой был тот же томик, что и полгода назад. Я так и спросил:
   -Что у тебя там?
  -Там? - переспросила она писклявым голосом.
   -В сумке.
   -Ты про книжку? Вот. Иржи Грошек!
   Да. Это была та же самая книжка. Вселенная в мире Оли остановилась века назад. Хотя она молодая, не замужем, без парня (с девушкой, очевидно - по моде) - и всё это было частью стандартной системы таких Оль. Это не важно, она или не она. Их очень много, и они не особенно друг от друга отличаются - основа здесь одна, но преукрашена она вещью, которая также не выставлена напоказ. Подразумевается, что определенные действия делают тебя лучше, делают девушку более европейской, более французкой, итальянской, английской, пусть даже чешской - всё это геноисправительные действия.
   -А ты сейчас себе пива закажешь, - сказала она.
   -Да. А ты - сок.
  -Ты угадал.
  -А колёса?
  -Ну...
  -Слушай, - сказал я ей на ухо, - я подумал...
  
   -Что?
   -Давай трахаться.
   Я взял ей за плечи и по учащению сердцебиения понял, что она согласна.
  -Зачем тебе Секацкий, - произнес я, - смотри, огромной кафе - и, ни души. И туалет в конце коридора, и вообще - нет людей. Идём.
   -Алёша, - проговорила она ошарашенно
   -Вот тебе леденцы минтон. После - заешь.
   Раньше писатели умели описывать погоду. Это не значит, что сейчас эта тема заминирована. Нет, попытки делать тексты в стиле муторного псевдореализма производятся и сейчас, но всё зависит только от вашего положения в обществе. Вот например, Игорь Поплавков. Первый роман он написал сам, остальные десять - ему пишут, но никто не считает его не писателем - он придумывает сюжеты и даёт задания. Все это знают, но ни у кого не откроется рот посчитать его лохотронщиком. Ну и разумеется, он бы не стал таким, если бы его семья не росла пуповиной из черных нефтяных жил.
   Российские гранды - это поэзия нефтяных детей.
   Да, вы можете снова услышать с экрана такую фразу, как "мы всего добились сами", но то и верно - за кусок в любом случае нужно воевать.
   Оля сделала паузу и перекурила, смотря на меня снизу вверх.
   -Курение вредно, - проговорил я.
   -Гад ты, Алёша, - ответила она.
   -Давай, давай, Оль. Это же хорошо.
  Ей было не привыкать - она и так сутками смотрела фильмы про случайные оральные связи.
   Но на самом деле сложно понять психологию женщин, которые не то, что не сформировались, но попросту не желают этого. Попробуй, пойми - где тут пустота? Если ж о пустоте и говорить, так вот вам - что может быть хуже, чем постоянное стяжательство и жажда злата. Но и к ботаникам Оля не относилась.
   Это вроде бы загадка.
   С другой стороны - может быть - колёса забирали у нее часть души? Я думаю - что мол, она - типичный представитель закосов под девочек из кино и комиксов, лесбо-поколение, бесполезное, с понтами, с модной шмоткой, к/ф "Секретарша", к/ф Загадочная кожа", к/ф "Небратимость", вечная нехватка бабок, поиск спонсоров на раз, и при чем - все цели - тоже разовые. То на концерт пойти, то в клуб тусануться, потом - обязательно - в торгово-развлекательный центр, мир стекла и китайского обмана... Это я думаю...
   С книжками все было как обычно - Милан Кундера, Вирт, Берроуз, Паланик и что-то еще - и не важно, что вообще. Тот же пластмассовый проект, закос под Чехию, Иржи Грошек. Марта Кетро, наверное (за ползунковые узоры на обложке). Бордюрный камень этот. Как его? А, поребрик. Тот же стиль, та же обложка, дамам можно открывать с умными видимо, закрывать с умными видом - не хуже Грошека.
   Мне тут стало ясно, что это не просто так - я даю в рот целому поколению. Пусть я не лучше никого, может еще и хуже. Ничего. Ничего. Хоть маленькая компенсация.
   Когда мы вышли из кафе, я предложил зайти в другое. Было только часов 12 дня.
   -Зачем ты это сделал? - спросила она.
   -А ты?
   -Ты попросил.
   -Я думал, ты откажешься.
   -Нет, я же вижу - тебе это для чего-то надо, - сказала она.
   -Ты умная, - решил я.
   -Ага, Алёша, а ты считаешь, что я всё та же. А ты такой уже взрослый. А я всё в голубых и фиолетовых мечтах.
   -Ладно.
   -Не скажешь? Теперь буду ходить, думать.
   -Ты раньше никогда не брала в рот? - спросил я.
   -Иногда. У тебя какое-то странное отношение к этому. Я считаю, что это - просто часть жизни, если люди друг друга любят, они могут сделать приятно. А ты словно хочешь что-то доказать.
   -Но мы же хоть немного друг друга любим? - осведомился я.
   -Конечно. Если бы я тебя не любила, то ничего бы такого не было.
   Да. И после этого мы разбрелись в разные стороны - теперь можно было встретиться еще через полгода. Нет, я думаю еще пару лет она будет не замужем. Сыграть лесбо-свадьбу ей что-нибудь помешает - ехать в Европу - денег нет. Она же чаще всего не работает по принципу "в европе не работают"... Ну ничего... Ничего... Два года - это еще четыре встречи. Это достойно пера.
  
   Еще о сексе: с Юленькой я потом уж встречался мало. У нее был ее "папа", и он уже дал денег на ремонт. Юрца она куда-то отправила, как и в случае со мной, но порывать не решалась. Она молодец, Юленька. Лучший зад в природе. Запах молочной молодости на устах. И - много чистой радости, чистого обмана, чистого непонимания лохов.
   В последний раз я видел ее в среду, не в ту, но в следующую.
   Потом - не видел.
   И вот - было уже довольно холодно. Я не высовывался из квартиры, старался не пить спиртное, и весь мир для меня зиждился в четырех стенах и в 60Гц жк-монитора ноутбука.
   Кожуток (Букетик) был ленив, братцы.
   Я, впрочем, иногда с ним на улицу. Было холодно. Я клал его запазуху. Он там мурчал в клубке. Я заходил в книжный магазин U, и меня там знали.
   -Здра-а-вствуйте, - здоровалась менеджерша.
   И я тотчас представлял ее в роли девушки из спам-письма. Некий заброс, ключик. То ли мне, то ли вам. Словом, тайная колбаса.
   -И здравствуйте.
   -Вы к нам в гости?
   -Да. Хочу посмотреть на новинки.
   -Вам показать?
   -Да. Хотелось бы, Виктория.
   -Да-вайте.
   Она была веселая, в очках. Впрочем, весела она была потому, что меня знала. Вообще, это была девушка-настороженность. Очевидно, закончила филфак. В школу работать не пошла - (хера там делать?) - и зов искусства привел ее сюда, к книжным полкам и стандартной зарплате.
   Мы шли, и она ранжировала строго по издательствам. Я вынимал Кожутка. Он очень послушно сидел на плечах.
   -Хороший котик, - говорила Виктория.
   Я закрывал глаза.
   -Вот - новинки от "Рипол-Классик".
   "...она становится на колени, прямо здесь, между полок, не снимая очков, руки ее тянутся к замку..."
   -А кто вам самим нравится из писателей?
   -Толстой.
   -А из современных, - спрашиваю я.
   -Толстая, Елизаров.
   -А меня читали?
   -Конечно. Мне очень нравятся ваши книги. А как вашего котика зовут?
   -К.... Колосок.
   -Ух ты. Очень интересное имя.
   -Да. Так.
   Я иду за ней следом, помечтывая - мне нечего делать. Я играю своим мозгом. Мне представляются производственные слияния. То есть, такие деяния, которые происходят прямо на рабочем месте - это нормально, потому что на сходные мысли наводят всякие там исследования.Всё было установлено и без меня, да это и не важно - кто, где, когда. Всё это прекрасно. Чем еще заняться человеку? Что мешает ему, человеку, или ей, ребру человека, просто, без обязательств, просто спортивно соединиться?
   -Хотите ко мне в гости прийти? - спрашиваю прямо.
   -В гости?
   -Ага. Ну так, чай попить. Я вам вслух почитаю.
   -Интересно.
   Видно, что у нее в голове включается новый режим шариков-роликов. Нет, ничего страшного. Мне все равно она не нравится. Это же в душе мне кажется, что я - юноша, и свет звезд еще ближе, чем раньше. Но она видит перед собой не совсем свежего дядьку которому скоро стукнет сороковник. Да и вообще, писатели вульгарны. У них слишком много воображения.
   Вот взять Довлатова? Как прожил Довлатов? Пробухал, беспробудно, точно кит в море алкоголя. Пошла бы с таким на чтение вслух деточка Вика? Я - не Довлатов, но важна суть.
   Тот писать умел, а я если и умею, то этого никто не знает, но ведь и критерия такого нет, чтобы оценить - здесь работает что-то другое. Издаешься - да. На тусовках мил - да. Одна вещь - почва для другого. Это взаимоподкачка. Раньше ж были князья долгие, через века. Сейчас - князья быстрые. Схватил - князь. Зазевался, открыл рот, выхватили кусок - проебал. И вся правда.
   Надо всё делать быстро. Как ковбоец. Бац, револьвер достал - стреляй.
   Так вот, просиживание дома ни к чему не приводило. Я слушал старый "Джудас Прист", писал плотно, так как чесались руки - их нужно было чем-то занимать. Порывался сходить в клуб "Х", но как-то одному было не с руки, ну и вообще - я как-то так - халявщик поневоле. Наконец, была снова весть от Юленьки.
   -И привет, - сказала она, - прикинь, еду по встречке, мусора стоят, моргают, и вижу - что один палочку поднять не может - руки бабками заняты. Он бабки берет. А второй свисток задом наперед вставил. Лучше б в жопу вставил. Я быстрей, быстрей перестроилась и сквозанула дворами.
   -Еще есть, где дворами проехать? - спросил я.
   -Чего?
  -Да ничего.
  -Алеша, вот смешно с тобой.
  -Почему?
  -Да все дебилы, чего-то хотят. Как псы. И у них нет чувства юмора. Знаешь, я буду тебя любить, даже если ты упадешь и будешь валяться, словно потерянный поэт-пьяница. Потому что у тебя такое чувство юмора.... Мне все время смешно с тобой! А я ездила с шефом. Дебил! Нет, он дядька умный! Но какой он дебил!
  - А как твой папа!
  -Денег дал.
  -Молодец.
  -Да что ты!
  -Чего?
  -Ну ты ж сам мне помогал папу искать.
  -Но ты сама нашла.
  -Но все равно. Знаешь, я как вспомню, как мы вместе с тобой в Интернете сидели, так до сих пор смешно и светло.
  -Да. Я такой.
  -Если ты вдруг станешь миллионеров, я приду и буду ковриком у кровати.
  -Да что ты!
  -Я не шучу.
  -А как твой папа в сексе?
  -Да что там секс?
  -А что так?
  -О, зато у него такие яйца!
  -Ха-ха.
  -Он как нагнулся - чуть ли не до земли висят!
  -Я знаю. Ты любишь смотреть на яйца.
  -Да что ты сразу о пошлом?
   -Ну и ладно. А как на работе?
   -Подожди, я тебе о сексе не дорассказывала. Он говорит, я люблю, чтобы все было медленно, как в каком-то таким фильме.... Не помню, что за фильм. Еще он сказал, что до этого у него была богатая и модная балерина, но он перестал с ней встречаться, так как у той муж есть, и он что-то подозревал. Как ты думаешь, кто это?
   -Не знаю. Может, Волочкова?
   -Так вот, он сажал ее сверху, и они трахались очень медленно. И вот, он сказал, что мы тоже должны все делать очень медленно, словно по книжке. Так вот, мы пили Амантильядо, и я была на нем, и он, скотина, заснул. И весь секс. Он просто уже почти не может. В мыслях еще что-то стоит, а так - уже почти ничего.
   -Гм.
   -Ничего. Терпенье и труд - все перетрут. А ты как?
   -Да я никак. Я сижу и пишу. Я хотел бы куда-нибудь сходить, но мне не с кем идти.
   -Так заведи себе тёлку!
  -Простая ты.
  -Ну ты, Алёш, даешь. У тебя писательниц всяких валом. Поклонниц всяких.
   Часть писательниц - несвежие рублевские жены, и я с ними лишь обмениваюсь комплиментами. Другая часть спрятана за толстыми очками. Нет, я не хочу. Есть еще писательницы-фантастки, но мне мой мозг дороже - оставлю его в неприкосновенности.
  -Давай я тебя и Иркой познакомлю.
  -А кто это?
  -Она недавно приехала. Ей 29 лет, и ее трахать некому.
  -А как из себя?
  -Хочешь, я тебе фотку на мобильник скину?
  -Давай.
  -Только не сейчас. Я выехала по делам. Вернусь в офис, обязательно с ней переговорю. Кстати, сегодня будет пати у писаков, у Саши Чмошного. Тебе не говорили?
  -Какой чмошный?
  -Ну чамара. Ты еще сам сказал - чамара. Чмошный еще такой. Я фамилии не запоминаю. Это ж ты всем раздаешь прозвища. Я сама не помню. Ты сказал - мол, есть у тебя друг, парень неплохой, но - Чамара, а в остальном - всё в порядке.
  -А-а-а. И что. Нет, я не в курсе. Я не в курсе ничего - я ж не навязываюсь. Меня обычно зовут туда, где много пить надо. Там я свой.
  -Скоты.
  -А, может, и говорили. Я просто забыл. Я всего не помню.
  -Так вы вместе туда и сходите. Заодно и с Иркой пооботрешься. Ты с ней особо не церемонься. На ней - пахать и пахать. Это рабочая лошадь. Её надо выработать для начала.
   -Что, здоровая, как лошадь?
   -Да я смотрю, как она на мужиков смотрит, в область ширинки заглядывает. Только ты ей сразу не говори, что ты - не москвич. Тебя все равно никто не раскусит. У тебя приспосабливаемость к среде - во, высший класс, как у жида! Тебя в шпионы.... Я б с тобой сразу пошла. Хоть на расстрел! Если Ирка что говорить будет, мне скажи, я ее на место поставлю. Они ж знаешь, какие провинциалы - и принца ищут, и на велосипеде без сиденья прокатиться хотят. Я еще помню, меня мама с детства учила - прописка, дочка, это самое важное. Ну ладно.
   -Ага.
   -Мой папа учит меня пить вино. Вуврэ пробовал?
   -Нет. Я вообще не разбираюсь. Я водку люблю.
   -Да я тоже. Father and Daughter. Family incest.
   -Чего?
  -Да ничего. Хочешь, я вина тебе еще привезу пару ящиков.
  -А где ты возьмешь?
  -У папы - несколько вин заводов в разных странах. Он - классный, только б работал поменьше.
  -Да. От работы нестоячка развивается.
  -А у тебя - наоборот, стоячка.
  -Ну, так то я.
  -Ты. Великий и ужасный. Я приеду, ага?
  -Когда?
  -Не знаю. Просто хоть немного тебя.
  -И немного тебя.
  -Слушай, а честно скажи, я тебе правда нравлюсь, или ты ко мне прилип?
   -Нравишься.
   -Нет, Алеш, только не так. Ты же умный приспособленец. Ладно тебе. Я - сама такая. Нет, ты точно такой. Ты просто так умело темнишь, что фиг определишь, ложь или правда. Ты же писатель. Не то, что некоторые.
  -Так. Значит, я - приспосабливаюсь.
  -Ладно. Я просто нервничаю. Ты не обращай внимания. Я журналиста одного сейчас нахуй послала.
   -И правильно.
   -А что они все, суки, клеются?
  -Ты им нравишься.
  -Да это Стасик, блядь!
   -Что за Стасик?
   -Когда я ездила на "Оке", он демонстративно доставил платочек и плакал в него. Когда я села на "Лексус", он осведомился - кого я развела. Осел, сука! Я говорю - а каких ты мальчиков предпочитаешь - молодых или старых? Я говорю - я сама купила "Лексус", придурок. А потом я села на "восьмеру", он спрашивает - а что так? Я говорю - с пацанами в дело вступила. Смари, поаккуратнее в высказываниях. А вчера я взяла "Бентли" у папы, и он слюной истек. Сука. У папы, то есть, у папы, у настоящего, с мамой который, у нас на даче пес жил, мы тогда в Выхино жили, папа каждый день ездил его кормить в Люберцы. Вот, его Вовчик звали. Говоришь - Вовчик, Вовчик. Он сначала был Волчик, а потом его в Вовчика переименовали. И вот, как у сучек - случка, а он, сука, на цепи сидит, и только дрочить остается! И язык - кра-а-а-а-асный, блядь, сцуко высунул, висит, слюна капает, хер красный, точно шапочка у лыжника! Так вот и Стасик! Ладно, милый мол, я поеду. Поеду дальше на "Бентли" колесить. Хочешь, тебе на день дам?
  -А дай.
  -А ты хорошо ездишь?
  -Отлично. Я вообще как автогонщик езжу.
  -Давай, тачку купишь?
  -Да я ж бухаю постоянно.
  -Вот, блин. Ладно. Но смари, я фотку Иркину то сброшу!
  -Ога!
  -Ты не стесняйся! Учи ее прелестям жизни. Как меня.
  -Так это ты меня учишь.
  -Ой..... Да, я - гений.... Но я - баба.
  -И хорошо.
  -А если бы я была мальчиком?
  -Ладно, давай.
  -Да тут сука какая-та проезд перегородила. Блядь, да где же эвакуатор?
   Я еще немного поработал, прилег, и мне приснился сон. Я был в каком-то коридоре, и там была очередь к Юленьке. Юленька принимала писателей. Дверь была открыта, и было слышно, как она разбирает по костям очередную жертву.
   -Это что, мудак? Ты для кого это написал? Ты засунь себе в заднепроходное отверстие свой текст! Туда! Туда и суй! Давай!
   И вот, очередь рассосалась. В коридоре было прохладно, хорошо. Последним в очереди был Н.В. Гоголь.
   -Ну, я пойду, - сказал он.
  -Идите, идите, - ответил я.
  И вот, я услышал их диалог:
  -И опять! - воскликнула Юленька. - Ух, ну я не могу. Вы знаете, руки так и тянутся - задушить?
  -Отчего вы злитесь, миленькая? - спросил Гоголь.
   -А-а-а-а. Понаехали! Чего вы прётесь все в Москву, в писатели! Работать не хотите, надо стучать, клавиатуру хуярить, кому это надо? Слышали, что сказала Барякина? Нет? Почитайте Барякину! Она учит, как быть писателем, и как не быть писателем. Поймите, если какая-та хрень проникает вам в мозг и там чешется, то вам начинает казаться, что вы - гений. Тогда вы пытаетесь написать гениальное произведение. Знаете, сколько вас таких. У вас, может быть, призвание попроще. А вы обязательно сюда. Вы, наверное, не берётся пример с мэтров? Например, Акунин. Это же пример того, что должен делать писатель, как работать, с кем работать и писать, и что получать в итоге. Но я понимаю. Вас рвёт Достоевщиной! А чего было приезжать?
   -Ну и что же? Куда мне, в Америку ехать?
   -А там вы что забыли?
   -А я переведу "Мертвые души" на английский язык, и я уверен, что тотчас найду издателя. А затем меня провозгласят великим американским писателем.
   -Давайте!
  -Вы рассмотрели мою рукопись?
  -Конечно! Она нам не подходит!
  -Почему же?
  -Милейший, ну кому это нужно? Да сколько вас, провинциалов, понаедет и думает, что они написали что-то гениальное. Вот каждый - гений! Да вы знаете, что талант в литературе не нужен? Важно трудолюбие и продвинутость! Еще - знакомство. Да сейчас издательства и без писателей вовсе обходятся. Пару-тройку чернокожих бригад наняли, и без вас можем обойтись. Или, знаете, был изобретен робот. Он пишет за человека. Безо всяких проблем мы можем создать целую серию книг. Задаешь ему режим. Например - Черная смерть агента. И погнали. На гора с первого по тридцатый том.
   -Эко вы перегнули.
   -Да что вы о себе думаете? Откуда приехали?
   -Какая разница?
   -Знаете, сколько нам каждый день по почте присылают?
   -Да.
   -Извините, а о чем вы думали, когда придумывали такой сюжет? Мёртвые души? Я думала, что это - о вампирах, а это - какой-то дебильный гениальный пост-фикшн. Вы что, думаете, вы что, вы как.... Как вам пришло в голову, что кто-то будет вкладывать в это деньги? Да мы и тысячу экземпляров не продадим, даже если на первые места на полках выставим!
   -А вы попробуйте.
   -Хорошо. А кто читать это будет? Кому нужен этот имбецильский бред?
   -О чем же, простите, писать?
   -А берите пример с Минаева. Тоже - полу-пост-фикшн! Зе тёлки. Р.А.Б. А вы назовите - "Мертвые - on offline-rubliovka-on- computers -Medved-Души-Собчак"..... Хотя нет, у вас там и сюжетец дохловатый, и буков много.....
  -Чего, чего много?
  -Вы меня учить будете? Да я таких, как вы, пачками каждый день отшиваю.
  -Может, все таки, почитаете внимательнее?
  -Да что вы, прицепились, мужичишко? Если мы вас не издадим, то никто вас не издаст. Никто - никто в России, вы понимаете? Вы понимаете, что в наше время никому не нужен бред! Бред! Идите в Интернет. Пусть вас там собратья читают!
  -Какие собратья?
  -Блин.... Идиот!
  -Я был в Интернете. Но там, почему-то, мой роман не прочитал ни один человек. Хотя я уверен, он достоин многого. Но я же не виноват, что в рунете популярны истории размером в одну страницу, и главное - не качество текста, а количество комментариев.
  -Так от меня вы чего хотите?
  -Поймите, у меня - гражданская позиция.
  -Чего? Бабки сейчас - позиция. Позиция..... У вас машина есть?
  -Нет.
  -Квартира в Москве?
  -Нет.
  -Придурок!
  -Чего?
   Тут раздался отчаянный крик Юленьки. Громкий шлепок - такой от леща бывает (если кто-то не знает - лещ - это значит "дать леща". Это когда пощечину влепливают, и это и больно, и эффектно. В году где-то 89-м такой вот лещ случился с Михал Сергеичем - рабочий вышел из толпы по ходу его гастролей в провинции, но сообщили, что то не лещ был, а нападение, хотя лещ - лещом был, всем лещам - лещ).
   -А-а-а-а, сука! - завопила Юленька.
   Скрип окна.
   Удар.
  И - крик Юленьки - удаляющийся книзу.
  Я вбежал в кабинет, но было поздно. Юленька была внизу - плоская, словно сковорода.
  -Так-то, - сказал Н.В.Гоголь.
  И головы у Юленьки не было - ее утащили дети. Напротив, в проплешине между домами, было футбольное поле в клетке. И дети взяли голову вместо мяча.
  -Джон, бей! - вопил один мальчик.
  -100 рублей за гол! - ответили ему.
  -80!
  -За 80 у меня соседка посуду моет по пятницам!
  -70!
  -Язык вырви, а то катится плохо.
  -Ща!
  
  Я проснулся и получил ммс-ку от Юленьки с фотографией Ирки.
  -Ничего не видно, - сказал я, - ладно.
  И тотчас Ирка позвонила:
  -Здравствуйте. Алексей, это я.
  -Ира?
  -Да! Она самая.
  -Ну что, сегодня идем?
  -Конечно, Алексей.
  -Во сколько встречаемся?
  -Не знаю. Скажите.
  -В 19.
  -Отлично.
  
   У нее был бодрый голос. Обычно такими голосами обладают операторы в торговых компаниях. Кроме того, что лично знал двух операторш, которые считали, что они - едва ли не первые лица компании, а потому имеют право учить всех и вся.
   Когда мы вечером встретились, я не ошибся. Впрочем, я тут же представил Ирку в постели. Короткостиженная, лысенькая, худая, но с непонятным мыльным жирком в тех местах, где это не совсем к месту. Нет, лысой у меня еще не было.Хотя нет, была.
  А, так даже две было.Черт, еще и Лена, желтая, грешная которая, в институте - и там была. Вот время идет - и вспомнить то нельзя.
   А еще..... А, это - первая. Когда мне было 22 года, я работал в охране, и один раз нас послали в психбольницу, за город, и я там отработал 1 месяц. Местные девушки, то есть, не из дурдома, а из близлежащего села, регулярно приходили к нам попить самогона, пива, водки, посношаться. Так вот, там у меня и была Лысая.
   Я помню, она была физиологически необыкновенна.
   Потом, у нас еще был второй раз.
   А потом - и все.
   Меня, кстати, потом выгнали - так как у нас там была не смена, а пьянка сплошная, и со смены народ возвращался, как из бара.
   -Привет, - сказала Ирка.
   -Привет.
   Она засмущалась. Я, порой, может, и выгляжу младше по возрасту, но теперь-то я форму набрал и догнал свой возраст. Никто бы мне и близко в юноши не записал.
   -Идем, - сказал я.
  Я взял ее ладонь, и мы вошли в помещение.У творческих людей свои места для тусовок, хотя и они и не чужды общепринятых рамок. Я сам, правда, много где и не был, хотя "Дягилев" в момент моего приезда еще не сгорел.
   В моем тайном романе герой жил примерно так же, как и я, хотя книга писалась раньше. Но оно и понятно - жизнь в разных местах, в разных прослойках общества не перпендикулярна. Имея жизненный опыт и воображение, можно без труда представить, как живут люди там-то и там-то. В конце концов, можно не полениться и почитать что-нибудь в Интернете.
  -А тут что? - спросила Ирка.
  -Туса.
  -Ясно. А что за туса?
  -А я не знаю.
  -А Юлия....
  -А что Юлия?
  -Говорила, что.....
  -Ты ее поменьше слушай. Она днем и ночью пашет, она в своем мире живет. Сказала - забыла. Это у нее на фоне трудоголизма. Иногда она забывает, как её зовут. Это очень нормально.
  -А-а-а-а. А....
  -Что?
  -Вы.... Ты.... Я это....
  -Ты, разумеется.
  -Ты тут бывал?
  -Да. Это одно из мест, где творческий люд любит потусить. Жаль, тут прямо в столах выемок под дорожки нет. Понимаешь, о чем я?
  -Что за дорожки?
  -А, не бери в голову.
  -А там будут известные люди?
  -Сейчас увидишь.
  -Так все равно я в лицо никого не знаю.
  -Не важно. Щас.
  На меня иногда находит. Это нормально. Я говорю много, безудержно, будто бы я я мастер плодотворного пустословия. Что тут сказать? Может быть, мне стоило заниматься чем-то другим, но теперь всё это было за гранью поедания смысла. А сказал я так, потому что есть слэнговое понятие "прохавать". Оно соответствует слову "пронюхать", хотя и не совсем. Существует менеджерский класс, это ни хорошо, ни плохо. Существуют придурки, которые не видели жизни, но говорят - смотрите, офисный планктон. И тут надо сказать - что ж ты такой бедный, раз такой умный. И больше нечего будет сказать. Я вам говорю. Люди, которые так выражаются, обычно - дурни без денег, все у них виноваты, кругом - некий великий смысл.
  И вот здесь надо разобрать одну вещь, практически великую. Масса придурков, про которых (если хотя бы сон вспомнить) говорила Барякина - она существует. Но это не значит, что некая собирательная дама, нашедшая свой хитрый путь дел и тел, права, говорит правду в последней инстанции. Просто на всякого гения и профессионала на Руси плодится целая армия существ-заземлитилей, и они для какого-то непонятного фига также лезут в Достоевщину, и получается всё чаще одно и то же. Единственно, если у вас, например, брат депутат какой-нибудь, вы можете пробиться во временнщики слова.
  Таковым был, например, Александр Дебил. О нём говорили:
  -О, это великий автор.
  Нет, другие говорили:
  -Ну, что тут такого? Дебил же. Умно разве?
  А третьи замечали:
  -Это типично интеллигентские завороты.
  Здесь нет ни грамма правды. Это ни то, ни другое, ни третье. Впрочем, самого Александра Дебила тут не было. Лишь Азалия, тетёчка, которая его творчество популяризировала, по-своему снималась, ей было уже лет 46, некогда она пыталась обогнать Удава и Минаева с Багировым в области КК-тусни, но всё ушла, ибо ушло само КК, оставив лишь память о перхоти желаний.
  -Привет, - сказала я.
  -Привет, - ответила она.
  -Свежий загар. Могу угадать.
  -Ничего особенного, - ответила она, - всего лишь Египет.
  -Я думал, Милан.
  -Разве там море?
  -На крыше, - нашелся я, и тотчас стал заливать, следуя своему настроению, - у меня есть знакомые, у них такое хобби, они загорают на крышах Милана, а потом показывают всем чудесный миланский загар. И уже установлено, что больше нигде нет такого замечательного загара - это истинная правда. И потому можно даже спорить. Если не знаешь, никогда не выиграешь. Например, ставишь на кон пару сотен долларов. Не больше. И пытаешься загорать - где человек загорал. А это - крыши Милана.
  -Не могу, - сказала Азалия.
  -Почему?
  -Хочу, - прошептала она ухо.
  -Что именно? - спросил я.
  -Хочу в Милан. Прямо сейчас. Пригласи ребят ко мне на сайт.
  -Каких ребят?
  -Ты же сам только что о них рассказал.
  -Посмотрим, - ответил я.
  Играла "Niagara". Это - практически максимум, от чего можно поймать нормальный кайф в таком заведении. Тем более, что весь мир движется по принципу "ничего нельзя", и скоро всё вернется на круги своя - будет интереснее потусоваться где-нибудь на квартире, нежели в каком-нибудь месте.
  Тут стала начинаться культурная программа. Вышла какая-та высохшая от бездушия девочка и принялась читать стихи.
  -О, а это кто? - осведомилась Ирка.
  -Хрен его знает, - ответил я.
  -Вроде сказали.
  -Давай выпьем чуть-чуть. Сушь. Не могу. Если в течении пяти минут не выпью, то погибну.
   Тут уж чего не вспомнить мой визит в Ставропольскую писательскую организацию. Еще тогда.
  Я как бы не с улицы пришел, у меня там два чувака знакомых было. Нам было тогда по 30 лет, и мы встречались на фоне пива и накурки. То есть, я особенно не курил, а они, потянув косяк, говорили о концепциях, о группах, о том, что Картасар - это хорошо, а Коэльо - лох современности. Я смотрелся среди них довольно странно - то, что я писал, не ложилось в их понимание. Я писал мало концептуализмов, не использовал слова "экзерсис", "экзистенциальный", "максимы воли". Я вообще был писатель быта.
   Они не понимали даже, о чем речь.
   Как можно писать о тарелках?
  При чем здесь повышение цен на коммуналку, когда Кант сказал: " В каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней математики".Впрочем, Кант не особо подходил под модности, продвинутости, травку с пивом, разговоры о фотоаппаратах "Лейка" с оптикой "Карл Цейз", ибо во многих прочих философствованиях было больше терминов. Да, тогда еще не было цифровиков - снимали на пленку, печатали в фотоцентре, просматривая фотографии, снова говорили о марках объективов. Ребята знали, что я пишу, но как будто внимания не обращали.
   Говорили о себе, о рассказах, сплошь напичканных экспериментами, постмодерном, чистым модерном, чем-то еще. На матах они не писали. Это в Москве на матах пишут.
   " Любое человеческое знание начинается с интуиции, переходит к понятиям и завершается идеями." Кант
   Вот.
   Гегель был им вообще близок, а мне - особо далек, я вообще не понимал, о чем речь. Но пить пиво было особо не с кем.
   -Что ты сейчас слушаешь? - спрашивал Вова Донской.
   -Металлику вот слушаю. Хорошо.
   -Блин. Я уже давно отошел. Металлика, что ты. Заппа!
  По прошествии лет я не понимаю ни Заппы, ни Тома Вейтса - ведь все те, кто слушают, не знают английского языка или не воспринимают всё это на слух, и тут, стало быть, им ровным счетом нечем наслаждаться. Нет, может быть, у меня рога растут или на лбу - третий глаз, но это - не та музыка, которую слушают без понимания текста.
  Почему всякий мелкий, вшивый безденежьем, провинциальный интеллигент, старается быть кем-то еще? Может быть, все русские хотят быть кем-то еще. Может быть, надо было еще раньше покориться. Тогда бы мы толкались, тыча пальцем - Вань, ты вон, русский, а у меня в роду были более генетически высокие народы.
  Хотя так и есть - поиск князей - это одна из любимых тем для провинциальных баб, особенно, если она, дама эта, выползла и отошла от плинтуса сантиметров на двадцать. Ведь много и театров провинциальных, где всякая актриса - потомок рода такого-то, да и любая домохозяйка, почесав голову, может сказать: все люди, как люди, а я - королевна!
  Что касается ребят, то тут, конечно - в обязательство входит обязательное пропихивание Тома Вейта себе в уши. И не важно, есть у вас резонанс или нет. Том Вейтс! Любыми путями.
  Провинциальная литература такова:
  
  А) Князь (глава союза писателей, брат депутата)
  Б) Подкнязье (кум, сват, брат )
  С) Прошедшие через кровать
  Д) Те, кто лезут, чтобы пролезть через кровать
  Е) Простые пролезанцы через знакомста - допустим, вы женщина, вас уложил в кровать главред местного журнальца, вы сочиняете рассказцы, вас там публикуют
  Ж) Ребята. Ребята, те самые - Вейтс, Заппа, Потом - чтение существа под названием Борхес-Маркес-Кортасар, ничего за гранью Борхеса-Маркеса-Кортасара, ну ладно, Кафка еще. Нравитс, не нравится Кафка - это уже дело десятое.
  З) Кто-то еще.
  В те годы я был среди категории З). Это позволяло сидеть, например, в Интернете. Например, у Мошкина. Так вот, Союз Писетелей, я, и мои друзья. Мы говорили о том, кто что слушает.
  Вова Донской и Сергей Задорожный.
  -Manfred Mann"s Earth Band.
  -Lynyrd Skynyrd.
  -Locomotive.
  -Living Blues.
  -Moody Blues.
  -Kayak.
  -Kansas.
  -Jon Lord.
  -Jefferson Starship.
  -Jefferson Airplane.
  -Cars.
  -Iron Butterfly.
  -Hatfield and The North.
  -Gentle Giant.
  -Colosseum.
  -T-2.
  -Captain Beyond.
  -Cactus.
  
   Я рядом с ними был полным профаном. Так вот, при посещении местного писательского клуба выяснилось, что звезд и корифеев (корефанов) там так много, что мне нужно начать с того, что выбрать для себя мэтра (метра), который бы давал мне мастер класс.
   -Ну... - сказал я.
   -Что вы пишете? - спросил у меня важный дядька.
   -У меня нет с собой, - ответил я, - но мне нравится то, что я пишу.
   -Очень неплохо. Неплохо.
   Он только, что по спине меня не похлопал. Выяснилось, что в Ставрополе альманахов и литературных изданий (включая те, что по 100 экз. и среди избранных распространяются) больше, чем в дореволюционной России.
   Так вот, я подобрал кой-какие рассказцы и отдал их во все альманахи, и везде мне глубокомысленно отказали, так как я не соответствовал уровню.
  -Я не против, - сказал мне потом тот дядька.
  Это был важный член Союза Писателей, Иванощев.
  -Подрастете, приходите. Если хотите, я с вами могу позаниматься. Мы вместе вырастим до нужно уровня. Поймите, сейчас мы печатаем самые сливки, самые высоты нашей литературы. У нас такое сейчас! Такое начинается! Такого еще никогда не было. Это хорошо, что вы к нам пришли, возможно, мы скоро организуем занятия для новичков, приходите. Пока же... Скажу откровнено - это уровень... Ну вот квартала... Двора.. Может быть, не улицы, нет. Скорее все же - участка квартала. Но я бы не советовал вам расстраиваться. Вы уже выросли и до этого - вы представляете участок квартала, значит, у вас есть отправная точка.
   Понятно, что я покивал головой и проигнорировал предложение некоего Иванощева, который, как принято во всей литературной провинци, то ли педик простой, то ли педик гнойный - но обязательно один из двух.
   Как вы думаете, что думает человек, ощутивший космический вакуум общества? А нечего тут сказать.
   Вы способны быть единственным человеком, который выжил после ядерной войны? Умеете? Умейте.
  
  -Господа, позвольте представить, у нас в гостях - Алеша Козлов, - сказал писатель, журналист, сценарист Юрий Чмоков.
   Кстати, у Юры это псевдоним был. Его фамилия его была Пенков. Она ему не нравилась.
   Все были пьяны - кто-то не отреагировал, кто-то вилку в знак признания поднял. Так - тык в небо. Типа что-то значило.
   -Что пишешь? - спросил Чмоков.
   Я внизу держал Ирку за коленку.
   -Пишу.
   -Секретничаешь.
   Чмоков тоже был педреть. Я даже боялся его - он и не приставал, но пару раз (когда я еще ничего не знал) он ночевал у меня - после пьянки, и я тогда еще заметил - что-то с ним не так было. Он как-то подозрительно на меня смотрел и улыбался. Хотя нет, Юра, Юра Чмоков, он неплохой парень. С ним можно общаться, с ним можно выпить, и главное - с ним можно всех за глаза поругать, и все это будет не потому, что он решил узнать моё мнение, а просто так. Безо всякого.
  -Нет, - ответил я, - я это... Это...
  -Это, точно.
  -Это.
   -А кто эта прекрасная леди? - спросил он.
   -Ирина, - ответила Ирка.
   Она уже поплыла - водку мы что на спорт-турнире жрали. Были, конечно же, еще и Хенесси, Мартель и даже Courvoisier Collection Erte, но это нормально. Сюда бедных не звали, за исключением, конечно же тех, кто подлизывался. Это сложно - даже если человек пришел есть ваши экскременты, чтобы таким путем попасть на некие олимпы, это еще не значит, что его примут.
   Чмоков тоже был не из простых. Иначе бы многое не сходило ему с рук. Сейчас много говорят про борьбу с толерантностью, повсюду - седые строгие мужчины, сильные ребята, массы Интернет-воинов, но от этого не легче. Я не знаю, для чего они борются. Чмоков на показ тоже с кем-то боролся, рассказывал анекдоты про педиков. Всё это было ужасно.
   Я знаю всю эту кухню. Совсем не обязательно иметь родственника - политика. Можно и самому кое-как, путем долгого мытья и катания, завоевать некое призвание в тусовках. Каждый год проводится штук двадцать - сто двадцать фестивалей фантастов. Все эти фантасты одинаковы - они ни чем не лучше меня. Пишут строго - фанфики, продолжения сериалов, сериалы под заказы. Если средь всей этой бурлящей жижи появится хоть одно достойное произведение, его вообще никто не заметит. Да, впрочем, и не надо. Что вы? Тусоваться, тусоваться, тусоваться. Это не глупость. Нет, это - перемежение тел. Среди них на поверхность всегда всплывает самая плавучая субстанция.
  И тут вы поняли - бытие фантастов - это система отбора. Самое всплывающее, самое нетонущее, оказывается наверху, и вы слышите его запах.
   Приезжайте на каждый фестиваль.
   Целуйте пыль от пяток организаторов.
   За несколько лет упорного труда нацелуете, налижете, может и до Юры Чмокова. Хотя, конечно же, тут могут быть и засады. Например, ходили вы, языком работали, а вашего господина раз - и выгнали к чертям из крупного издательства.
   Что тогда делать?
   А ничего.
   Начинаем все заново. Вы ж - в толпе. Пролёт - дело такое, надо начинать заново..
  Ныне Юра работал спокойно. В одной из статье говорилось:
  "Чмоков - безусловно, лучший на сегодняшний день автор русскоязычного пространства".
   В другой:
   "Русский Павич - Юрий Чмоков".
  Известный русский критик Чащин (Ванштейн) написал:
  -Безусловно, это - граница между Стругацкими и Кингом.
  Если по чесноку, то - что вы, какой Кинг, какие Стругацкие? Но Юра сам писал. Это точно. Негров у него не было, хотя и был он плодовит. Что до Чащина, то он по-любому за деньги это написал. Ныне он боролся с Путиным, там имел место весьма серьезный гранток.
  Есть люди, которые мучаются, завидуют. Но всё это бесполезно, ребята. Дорогу осилит и сидящий - главное, сидеть правильно. Если пишут Павич - значит Павич. Русских Павичей сейчас - штук десять. Нет, одиннадцать. Еще штук пять Сэллинджеров. Тоже русских. Фолкнера нет, но и не будет - это слишком мучительно, тяжко, муторно - пытаться быть русским Фолкнером.
   Алёшей Козловым - пожалуйста. Я не против.
   Отличительной особенностью нашей нынешней встречи было то, что нигде бы мы больше не встретились. Юра - он везде. Очень часто он фотографируется с юношами - писателями. ЖЖ-шники только и пестрят совместными фотографиями. Это тоже - форма мастер класса. Кто через что.
   Так вот, все эти классы и конвенты я посещать не намерен, так как я - напрямую от господ, через буфер обмена - Юленьку. А сколько ж у них там буферов таких. Приходит какой-нибудь юноша - ему говорят - сначала запишитесь. Буфер один. Приходит, записавшись - тут бац - он Юре не понравился, да и нет у него педических планов - вот вам буфер два - калитка. А что дальше? А дальше - начинаем записываться на мастер-классы к мэтрам, из которых едва ли 0,5% хоть что-то умеют. А представьте, что вы - с талантом парень. И вы вынуждены делать вид, что вам хорошо, что вы соприкоснулись.
   Чирк!
   Да, а что, если у вас есть гордость и честолюбие, и вы никогда не пойдете учиться у бездарей?
   Ну, я не знаю, что тут сказать.
   -Ира работает в крутом издательстве, - сказал я.
  Ирка кивнула.
  -Какой пассаж, -сказал Юра, - а ты видел, Алёш, как я выступил недавно на телеканале?
  -Да, - ответил я автоматом, - это был хит. Хит.
  -А ты все фантастику клепаешь?
  -Ага, - ответил я бесшабашно.
  -Что естественно, то не безобразно.
  -Ты о чем?
   Чмокову было лет 45. Он был рыжий, но далеко не Элтон Джон, ибо в нем точно жили паразиты разума. Мне так себе это представлялось.
   -Да я что? Я ж другого плана.
  -Так и давно от тебя вестей не было.
  -Каких вестей?
  -У меня книжный магазин через дом. Смотрю новинки.
  -А, ты об этом. Шедевры нельзя писать так быстро.
  -Ты прав, - я вздохнул.
  -Судьба, Алёша.
  -Да нет.
  -Да почему?
   Он был ласковый такой, липучий. Помните анекдот про губы пса Чубаскиса? На тусе присутствовал писатель из второй лиги, Панарный. Это был тот случай, когда приходили, чтобы, слизывая какашки, доказать, что ты свой.
   Впрочем, это тут Панарный был никем.
   Я тут же и представил - как он нафотографируется и побежит вешать фотки в профайл на одном из сайтов. Да, Панарный был звездой какой-то сетевой мусорки. Там он был чуть ли не номер один. Вокруг него струились потоки людей, и он, возвышаясь, светил. К нему подлизывались - он выбирал, кого подпускать к телу.
   Тут был смысл - Панарный одно время издавал какие-то совершенно чудовищные романчики. Дурное дело - не хитрое на первых порах. Если ты умеешь клепать постебушки, в какой-то момент издатель может отозваться, и ты - звезда.
   Впрочем, рано вы радуетесь. Во-первых, это среди лузеров вы - звезда, а сюда надо еще попасть. А во вторых, через несколько томов (а заплыв Панарного был именно такой) вас выбросят. Вы начнете стучаться в другие места с лозунгом - смотрите, я - звезда такого-то сайта, я - автор таких-то книг.
   Но это поезд.
   Даже если вы этого очень не хотите, он всё равно уйдет. Ничего не останется, как продолжать звездить на сетевой мусорке, надеясь на чудо.
   А как же перлы? А вот так. Вы думали - книжка - гарантия. А это - макулатура. На один раз.
   Поэтому - ежели попали к нам - мы кушаем рябчиков, а вы танцуете на столе. И это, скорее всего, ничего вам не даст.
   Но, я думаю, перед кем-нибудь и мы были первой, второй лигой.
   Вот я - перед Юленькой. Хотя это - нелинейное сравнение. Но проще заняться изучением нейронных сетей, нежели пронять чувствами пирамиду.
   -Надо выпить, - сказал я.
   Панарный уже был тут как тут.
   -Что вам налить, господа?
   Его лицо светилось услужливостью и добротой.
   -Чисто водки, - сказал я, - давай братан, давай. Сбегаешь, а? Как тебя? Серый? Серый, будь другом, сбегай. Давай, брат, не в лом.
  -Да, пусть метнется, - сказал Юра.
  -Серый, да, видишь, гарсона нет, давай. Самим кругом ходить надо.
  То и правда была - клуб был бог знает какой, хотя на сценку вновь вышла какая-та поэтесса. Нет, конечно, не надо было бегать Панарному. Надо было и правда дождаться официанта, и тут отчасти был стёб - например, в армии раньше новичка могли послать за ведром компрессии. И вот, идёт он, этот новичок, в автопарк - а дайте компрессии. И ему там выписывают её. Прописывают.
  Вот и тут - поступило требование компрессии! Сережа! И дамы поддержали: Серый, Серый, давай. Я представил, как он, наделав фоток, вывесит их потом на своем аккаунте на сайтце. У него и блога нет. Там же, в тех местах, где он долизался через владельца сайта до неких чудес, он решает - что хорошо, а что плохо. У него спрашивают - Сережа, прочтите, как вы думаете, хорошо это или нет? Он лениво щелкает клавиатурой. Да, сейчас. ОК. Мэтр сейчас посмотрит. Нет, сейчас нет времени. Позже. Позже. Мэтр посмотрит позже.
  -Порешаешь, чо? - я, как и все, помог нашему гостю быть в центре внимания.
  -Да.
  -Что будешь, Ир.
  -Я не могу уже пить. Я не могу.... Алексей.
  -Ну давай обновим тогда.
  -Ага.
  -А вам чего?
  -А мне - вас!
  -Как - меня?
  -А что?
  Чмоков похлопал Панарного по плечу.
  -Я имею в виду..., - писатель-звезда некоего ресурса впал в замешательство.
  -Я вам не нравлюсь, любезный?
  -Нравитесь.
  -Тогда.....
  -И....
  -Нет, такой расклад не по мне. Угадайте, амиго, что мне нравится?
  -Не знаю.
  -Но вы же писатель, сударь. Право, должны чувствовать.
  -Верно.
  -Что же вы пишете?
  -А хотите, я принесу вам свою книгу?
  -Дашь на дашь, любезный. Я о вас не слышал. Вы обо мне слышали. Но конечно, на ты. Большая ведь честь?
  И он захохотал. Вернее, это муравьи в нем захохотали.
  -Вы....
  -Я хочу "Кашаса Юпиока Голд".
  Ирка не выдержала и начала икать.
  -Я по спине постучу, - сказал я.
  -М-м-м-м.
  -Запей, запей.
  -Да, - сказал Панарный.
  -Что - да, любезный?
   На самом деле, никто, кроме Юры, не знал, что это такое. Да и в баре наверняка этого не было. Но Панарный вдруг метнулся и принес бутылку водки. Это она и была.
   -Респект и уважуха, - заключил Чмоков, - уважаю сильных, мужественных, продвинутых, свежих. Вам бы еще бородку сбрить, господин писатель, было бы вообще прекрасно.
   -А мне нравится продукция ПУП Брестского ликеро-водочного завода "Белалко" , - сказал я пафосно.
   -А я бухал с Моисеевым, представь, - сказал Юра.
   -А....
   -Да не акай. На кой мне черт. Но - черт. Пойми. Человек - черт, это тебе не халям-балям. Человек! Единица мироздания! Нельзя так наплевательски относиться к людям. Каждый, каждый человек.... А ты - писатель. Пусть даже - он!
  Панарный налил водки и улыбнулся - по-дурацки так. Я потом был на том сайте - он там Хемингуэй был, там он был да хоть местный сетевой Капоте, и ему бы все наливали. Но что сделаешь. Он в той лиге на первых местах был. А здесь его вообще не было.
   И разговор у них такой был:
   -И что? И все же?
   -О чем вы, скажите пожалуйста?
   -Да ты будь попроще, паря. К чему философическое говно? Душа, брат! А что, поедем мы, может, в саунку?
   -В саунку?
   -Представь себе, что я - Гераклит, а ты - Герострат.
   -Представляю.
   -И вот, мы едем в термы, чтобы поговорить о высоком.
   -Спасибо.
   -Да за что? А давай, на брудершафт.
   -За дружбу?
   -Точно!
   -А давайте вместе сфотографируемся.
   -Я вас сфотографирую, - сказал я, - у меня даже фотик с собой.
   Я вынул мыльницу. Фотик же у меня что над был. Он назывался "Лузер".7 МгПкс.
   Объектив, если что, выезжал. То бишь, моторчик там был, внутри. Я противник дорогих вещей - потому что, ребята, я всё-таки писатель. Хотя, конечно же, от меня уже почти ничего не осталось. Но что же - я был льдом, потом попал в теплое место, и вот - все таю, таю, и еще немного... Есть шанс, что я останусь? Иногда, напиваясь, я все таки думаю - что есть он.
   -А можно, я - на свой? - спросил Панарный.
   Фотик у него был дорогой - видимо, боялся, что его лохом посчитают, если дешевый будет.
   -Давайте, - я взял фотик, - а на что тут жать?
   -А вот.
   -Блин. Чего бы полегче мне поручили.
  И вот, я сделал целую серию снимков. Нет, помимо меня, Ирки, Юры и Панарного (уж не помню, как его звали) там еще были ребята, зверята... Все - зверята пишущие, средние. Ведь и я не на первых местах. Но туда, где нефтяные дети играют в Бегбедеров и Уэльбеков, мне не попасть. Это закон феодального жанра.
  
  
  
   * * *
  
  
  Потом, стало немного теплее, впрочем, это ни коим образом не влияло на суету, хтя я и жил в стороне от нее. Я даже как-то боялся присоединяться.
   Был вторник, и мне снились триффиды, и это была целая тема: случилась катастрофа, люди частично вымерли, а те, кто остались, жили осторожно, постоянно озираясь - повсюду была опасность. Мы сели на самолет и полетели в Антарктиду, и по пути оказалось, что в салоне - триффид. Он был что чужой. Когда мы прилетели на место, то убили триффида, а потом начали готовить его в столовой.
   Нет, то была среда. Выяснилось, что в Москве у меня были родственники. Впрочем, я и раньше знал. Это как-то нехорошо с моей стороны было. Очень нехорошо. По этому поводу я даже поговорил с тетей, которая жила в Ростове, по телефону, разумеется. Являясь крайне приземленными людьми, мои родственники не могли взять в толк, что значит быть писателем, и как вообще можно сочинять, а не ходить на скупую работу, мечтая о повышении и всяческих бонусах. Рано или поздно все меняется, мое писательство теперь рассматривалось ими как хитрый ход. Хитрость у людей в цене, всяческое лоховство - нет, но теперь тут все было нормально.
   -Он крутится, - говорили они.
  -Нет, он крутанулся.
  -Главное в жизни - это крутануться.
  -Нужно поработать один год, а потом всю жизнь отдыхать.
  -Хитрый, Алеша.
  -Кому ж он подмазал?
  -Он что-то знает, чего мы не знаем.
  -Он знает, как правильно общаться евреями.
   Я старался быть как можно подальше от всего этого, так как в душе был человеком из другого, более светлого, мира. Ну и потом, не дай бог сказать им свой адрес: они все побегут и будут прыгать на задних лапках, как собачка Павлова.
   Так вот, когда теть Света позвонила, разговор был такой:
  - Ну и чего там? - вопила она в телефон.
  -Да ничего, нормально.
  -А на чем же ты деньги делаешь?
  -Да ничего я не делаю, - ответил я, - живу я просто. Просто - живу, теть Свет.
  -А сколько ж у тебя денег?
  -Да вопрос нескромный, теть Свет.
  -А ты сам пишешь, чи тебе кто пишет?
  -Сам, теть Свет.
  -А к тебе хотят заехать Васька, Сашка и Колька.
  -А, точно, - вспомнил я.
   Это такой разговор был.
   После этого заехал Васька - парень 21-го года, живший на другом краю Москвы, бомбящий. Впрочем, он где-то еще работал, помимо бомбления. И тотчас началось братание. Я, честно, и не думал, что Васька будет таким дружелюбным. Тем более, сейчас уже и в других углах страны нашей народ изменился. Откровенность ушла. На ночлег уже никто не возьмёт - скорее, замёрзнешь в лесу или съедят медведи, разве что , на севере где, в связи с морозом. Но это уже понятно - лозунг "Россия - щедрая душа" уже не канает, это вам и дурак скажет.
   -А я поехал к ним, в Ростов, - говорил Васька, - а они там медленно живут. Говорят - что ты все время материшься. А мы в Москве все материмся.
   -Ага.
   -Давай баб возьмем. Саунка. Бильярд. Боулинг!
   -Давай.
   Разговор был достаточно беспонтовым - о бабках, о богатых людях, и вообще - "сейчас народ живет хорошо, так очень много богатых людей". То бишь, получалось, что нищим, им тоже хорошо от того, что у нас много богатых людей. Но это я так подумал. Вслух же я сказал, что это так, что мы, русские, очень классно живем, у нас очень много денег, мы ездим по заграницам, Чехия - лох, Словакия - лох, Польша - лох, а штаты скоро загнутся, и вообще, в этом мире надо жить в Москве.
   Васька был худым и быстрым.
   Он даже сидеть за столом не мог - он привык спешить, и в отсутствии движения начинал пухнуть. Потом, нам привезли девочек - они выстроились строем в коридоре. Я подошел к строю к этому с бутылкой пива, писатель Алеша Козлов.
   Потом, братцы, на следующий день, я познакомился с Сашей.
   Девочкой Сашей.
   Васька заехал за мной. Он ехал бомбить, а мне было нечего делать. По вопросам негритянства, правда, были вопросы, но я их отработал и не планировал больше заморачиваться. Телефон был необычайно тих. Это радовало. С Васькой, быть может, у нас не было ничего общего, но он был молод и прост, как 5 копеек, и, не смотря не его молодость, у него была жена и дети.
   Мы заехали в книжный магазин. Я обратил внимание на девушку, которая не то, чтобы смотрела на книжные полки. Она посылала в их стороны лучи из глаз. Лучи отражались, и она изучала девиацию. Хотя нет, скорее, модуляцию. Знаете, так вот работают шпионские микрофоны. Луч подается на окно, и там, на окне, он принимают модуляцию речи и возвращается уже оплодотворенным.
   Саша смотрела на концептуализмы в желтых обложках: Джон Фанте, Керуак, Джеф Нун, Буковски, еще что-то. Я их особо не знаю, авторов этих, так как за знания денег не платят. Я остановился поодаль.
   У Саши была очень короткая прическа, рост - 1.70, маленькая грудь и взгляд женской tmp-философии. Я поясню: женщины вообще не способны на какое-то серьезное понимание реальности за пределами быта и уровня материальной составляющей себя и своего самца. Чем женщина умнее, тем она уродливей. Это закон. Если вам нравится интеллект, забудьте про внешность. Но в период до 25-28 лет, то есть, до появления детей, любая особь женского пола может претендовать, и некоторые из них кажутся особо умными, с вкраплениями терминов и имен авторов, и прочего. И там - кеды разные, штаны с висящей жопой, рюкзачки, фенечки, может, даже, поездка в Бали, плеер, разумеется, блог.
  Особо одаренные пишут в ЖЖ.
  Любители пенок - "ВКонтакте".
  Отягощенные злом, то есть, некоей бедой, которая заставляет их думать о странном, пишут на литпорталах, и там даже есть весьма долгоиграющие экземпляры. В целом же, отсылаю вас к труду Шопенгауэра "О женщинах". Нормальная женщина - это хорошая хозяйка, сексуальный партнер, мать, но - ни в коем случае не королевна. (Хотя, боюсь, фраза "все люди как люди, а я - ка-ра-ле-в-на!" актуальна для 90% сегодняшних женщин России).
   Так вот, лицо у Саши было достаточно бледным, губы творческие, но без лишнего ;fhf и тем более, громкой чувственности. Вообще, это было лицо, которое могло быть как гордым, так и наоборот. Ведь не секрет, что из почти любой короткостриженой девушки можно сделать Чичерину, есть подсобить этому делу финансово. Тем более, что все они учатся в нормальных институтах, все слушают что-то типа "Франц Фердинанд" и "Радиохед", знают имена хороших и, что особо важно, модных писателей.
   Вот только б денежку....
   Но увы, поиск спонсора - это великий женский вопрос современной России. Ибо понятие жениха на "белом мерседесе" появилось, если я не ошибаюсь, в году 92-м, равно и как сентенция "что ж ты такой бедный, раз такой умный".
   Кстати, с появлением Интернета, поиском женихов далеко не сразу занялись пацаны (ребята, братья, братва - с целью развода). Да и теперь, впрочем, желающих уехать из плохой страны достаточно много. Но ведь странно все это. Васька, вот, всю дорогу, как мы ехали, только и кричал:
  -Блин, как живем!
  -Какая жизнь!
  -Москва, брат!
  -Эх, Россия. Я ехал в Ставрополь, я наслаждался видами. И видно, видно, как много богатых людей у нас! И тачки какие! Много крутых тачек! Много вилл! Как живем!
   Ну а в тот момент Саша перешла к соседней полке, и я, бочком, точно вор - за ней. Ей было, навскидку, лет 25. Почему я шел? Ну, это особое состояние. Намедни я накатал страниц 30, при чем, в режиме спринта, и в голове было пустовато - мозг требовал срочных впечатлений. Я делал все автоматически.
   Потом - еще полка.
   Потом - полка гламура - все, сплошь, рублевские жены. Юленька пробовала заниматься этим, но, оказалось, всю гламурную полку держала одна бригада. Впрочем, теперь- то, на рубеже первого десятилетия 21-го века, это уже давно была не бригада, а очень серьезная издательская семья, ведь все начинают с черновой работы. Так и дом строится. Сначала - фундамент. А если в этом фундаменте есть чьи-то кости, то кто об этом теперь помнит?
   Потом, после гламура, фантастика. И здесь сработала Юленька. Уж и не помню, о чем она говорила по телефону, но я проговорил фразу: "да, я писатель Алексей Козлов", и тогда Саша взяла мою книгу, кажется, "Полдень 27 век" и сделала серию взглядов: то на меня, то на книгу. Когда я закончил разговор, то я улыбнулся и сказал:
  -А знаете, я за вами наблюдаю.
  -Вы автор? - спросила она как-то нейтрально.
  -Да.
  -Читали?
  -Нет.
  -Хотите, я вам свои книги подарю?
  -М-м-м-м-м.
  -Вы мне ничего не будете должны. Просто.
  -Я....
  -Честно.
  Тут подошел Васька и, в силу своей молодости, стал чего-то поддакивать. Мол, Алеша, Козлов, русская звезда, чуть ли не русская ракета, и что-то такое. И я снял с полки все свои бестселлеры, оплатил на кассе и назначил встречу на будущий день.
   С Сашей.
   Ужасно хотелось свежей крови.
   Юленька вечером звонила. Она была в Сорренто. Я спросил, видела ли она там Глызина, и она ответила:
  -Да, видела.
  -Врешь?
  -А чего мне врать?
  -Ладно тебе.
  -Да честно, видела.
   Потом, мы поговорили о том, что Москва - она для заработка, а Италия - она для жизни. О сексе не говорили. Юленька сказала, что они наметили новую линейку, и я туда автоматом уже вошел, но, если я соглашусь написать целую серию, то договор можно подписать прямо на днях, и даже получить кое-какую копейку.
   Я, разумеется, согласился, с учетом, разумеется, предварительного изучения договора и прочего. Деньги были нужны. На узкой ниве негро-имплоймента, который, конечно, не прямым - был он даже и не негровым, а лишь так сказать - я не особо зарабатывал. И это ведь еще с учетом того, что хата у меня была наперед оплачена. А вот предположим, мне сейчас придется помесячно платить, что мне тогда делать? Питаться лапшой быстрого приготовления, пить пиво за 30 рублей, курить "Бонд-Муратти-Винстон" и ждать секса исключительно по четвергам, так как других связей, в отсутствие финансов, уже не будет.
   На самом деле, в таком режиме живет большое количество офисного планктона, но на то он и планктон, чтобы тонуть во всей этой бессмысленной суете.
   Годы суеты - и никакого итога.
   Половина планктона приехало есть существа понаехавшие. Не все девушки найдут себе москвича, и не все ребята - москвичек с квартирой. Хотя война будет вестись до последней капли крови.
   Квартира.
   Прописка.
   Карьера.
   Упорное торчание в пробках.
   Даже если движение остановится напрочь - никто не покинет машину, чтобы пересесть, например, на велосипед. Это голландцы пусть ездят на лёсиках. Мы же все - господа. Может ли господин сесть на велосипед?
   Господа на велосипедах. Ха!
   Нет, ужасная картина.....
   -А у тебя есть планы? - спросила она.
  -Конечно.
  -Напишешь, да?
  -Да, уже пишу?
  -А что именно?
  -Да, так, милая моя.
  -Пишешь без договора?
  -Да.
  -Странно.
  -Почему?
  -Зачем писать без договора?
  -Просто, пишется.
  -Приступ графомании?
  -Да.
   -Ясно. А мы с папой поедем сейчас в спа.
  -Молодцы.
  -Какие тут спа, Алёша!
  -А в Венецию поедите? - спросил я навскидку.
  -Нет. В Венеции сейчас делать нечего.
  -Значит....
  -В четверг я буду. Не волнуйся.
  -Сама, что ли, прилетишь?
  -Да. Я, знаешь, мы познакомились с одним русским писателем. Но он тоже русский. Он приезжает писать в Сорренто. Раньше он жил в Нефтеюганске, но потом разбогател, и теперь пишет исключительно в Италии.
   -Ага.
  -А еще, мы будем крабов есть.
  -Ага..... Молодцы.
  -Ну все, давай_пока.
  -Давай_пока
   В четверг же Юленьки не оказалось - она задержалась в Сорренто со своим "папой". Зато моя встреча с Сашей завершилась успехом. Я, впрочем, знал, что во мне много, очень много, отработанного годами магнетизма, и мне многие вещи и условности здесь не имеют никакого смысла.
   Я думаю, когда человек перестает думать о сексе, он - шест.
   Некоторым эстетам одинаково приятно смотреть как на плодоносящее, полное сил дерево, так и на абсолютно высохший скелет - но в обоих этих состояниях есть некая категориальность. А вот в яблоне, которая отжила, но еще живет по инерции, нет ничего. Ее нужно поскорее срубить, чтобы она не служила местом для скопища жуков. Это вредно для сада.
   Саша же сдалась несколько странно, и я так и не понял, почему она это сделала. Никто ее не заставлял. Ничто в ней не кипело. Я как будто чем-то ее укусил. Впрочем, мне уже рассказывали такие случаи - когда любовь бывает молчаливой, незаметной. Также, я очень хорошо запомнил случаи:
  
  одна девушка ела яблоко во время занятия сексом.
  
   другая учила лекции, и, при чем, сумела успешно выучить (во время занятия сексом)
  
   третья - разговаривала с мамой по телефону, и при чем, мама ничего не заметила (тоже, тоже)
  
   С одной стороны, это все были студентки, а секс - это искусство, которое, увы, также не понять наскоком. Здесь нужны труд и разумение.
  
   Усердие. Терпение. Чем моложе девушка, тем лучше пахнет. Но, в этом случае, нужно, либо быть таким же зеленым, точно юный воробей, либо уметь пить не только физические биения, но и энергетику. У вампиров хорошо получается. Что-то определенное у женщины появляется к 27-28 годам, и это - временный рассвет, ибо к 30-ти вдруг оказывается, что в голове "слишком много ума", а ум, как известно, телу не помощник. Ну а на счет 45-....-.....-...ь, я сказал немало, потому и не буду повторяться.
   В возрасте же Саши, секс был лишь способом обмена тепла, хотя я не говорю, что так уж ей было все равно.
   -Я прочитала, - сказала она, и это была "Понедельник начинается во вторник".
  -Меня не обязательно читать, - ответил я, - на земле много книг, куда более достойных прочтения.
  -Нет, книга неплохая.
  -Ага.....
  Я даже как-то расстроился.
   А ведь знаете, что сейчас все - королевны. Не королевы. Все хотят, чтобы у них был муж-олигарх, и им бы за это ничего не было. Если дать, дать вдруг оценку обществу, то потом уже придется защищаться безразличием. Ибо понятно - в мире нет ничего хорошего. Вот вещи - да, они - хорошие. Например, поехал, купил новый телефон - и на душе хорошо. Но, но все же остается в душе некий светящийся отрезок, и с каждым годом он все меньше и меньше. И ты все же надеешься, что однажды будет так: женщина будет очень молодая, очень красивая, и она будет умная. Разве запретишь надеяться?
   -Я иногда читаю по диагонали, - сказал я.
  -Я тоже читаю.
  -А какие у тебя любимые авторы?
  -Я много читаю. Мне понравился "Библиотекарь".
   Я про себя заметил, что привык говорить о литературе с иронией, как будто я и не писатель вовсе, а некий монголо-татарин, который захватил и владеет. Что писать, о ком писать - не важно, как и не важно знать авторов, тенденции, историю и прочее.
   Мы владеем.
   Впрочем, точно так же по всей матушке России владеют.
   Владеют, чтобы эксплуатировать и доить.
   Заводы, фабрики, земли, реки, озера, аэропорты, студии, издательства......
   -Я читаю сессиями, - сказал я, - бывают моменты, когда у меня точно заканчивается мозг. Истощается воображение. Но пополнять запасы нужно основательно. Я знаю людей, которые делают некие литературные забеги, но это верно. Я читаю несколько книг кряду.
   -А что ты читаешь из фантастики? - спросила она.
   -Ничего.
   -Ничего?
  -Да, ничего.
  -Но ты же - писатель-фантаст.
   Я сморщился. Потом - закурил. Потом вдруг понял, что молчу уже минуты три, и мне нечего сказать.
  -А вот "Черный след" мне не понравился, - сказала Саша.
  -Мне он тоже не понравился, - ответил я.
  -Но там много интересного. Особенно, любовь между Иваном и Джессикой.
  -Нет, это не интересно.
  -Интересно.
   Она тоже закурила, и мы стояли у окна и пялились улицу, без мыслей, но с удовлетворением. Саша была достаточно чуткой. Бывают такие виды колосков: хочешь когда-нибудь сорвать его, не дыши, чтобы он не качался.
   -Ты ходишь в библиотеку? - спросил я.
  -Да.
  -Просто у тебя лицо человека, который ходит в библиотеку.
  -Это хорошо?
  -Да. То есть, не знаю. Просто мне нравится.
   Мы особенно не обнимались и не целовались, словно стыдясь, что между нами что-то было. Я знавал много женщин. Была одна, Тоня, девочка теперь уже 28-ми лет, которая меняла партнеров, как перчатки, и хороша она была тем, что я мог прийти к ней в любой час и сказать: Тонь, хочу тебя. Как-то раз мы проснулись, был уже день.
  -Я пойду, - сказала Тоня.
  -Нет, подожди, - ответил я.
   Мы вновь занялись любовью, после чего она призналась, что никогда и нигде не может остановиться. После чего она подалась на встречу, оставив меня в своей квартире одного. Она шла туда. Ей было мало секса, она двигалась куда-то еще, к какому-то парню. Потом, дня через три, она заявила, что да, "парень был неплохой, но любовь ушла". У Тони был пес, и он ссал везде, и эта квартира всегда была "после дождя".....
   И вот, я перебирал Сашу, точно программа в цикле своем - подставляемое значение, перебирал в голове, в воображении, но ответа не было.
   -Сегодня тепло, - сказала она.
  -Сегодня футбол, - ответил я.
  -Что за футбол.
  -"Ростов" будет играть.
  -Ростов?
  -Да. Я долго жил в Ростове.
  -А-а-а-а.
  -Не смотришь футбол?
  -Нет.
  -Может, сходим?
  -Да?
  Она пожала плечами.
  -Я вообще никогда не смотрела футбол.
  -А-а-а-а. А то, если что, Ваську попросим, он нас отвезет. А там у меня менты знакомые. Можно без билетов пройти.
  Она невинно пожала плечами.
   И я все никак не мог понять, какова она, Саша - библиотечная ли девочка, средне потенциальная губка, среда для чужих мыслей или худая, коротко стриженная, скрывающая суть, стерва. Впрочем, на счет худобы, все было достаточно ограниченно - у нее была неплохая кость, и в будущем Саша обязательно должна была набрать вес.
   Мне даже привиделся сюжет. Нет, братцы, я на самом деле умею писать. Это так. Но мне некуда писать. В карман? То есть, в стол.
   Я могу. Но я - ноне - москвич, человек, тип человека, о котором бы, например, в южном регионе, с ненавистью сказали: москаль! Или с большей злостью: сука, москаль.
   Сука, москали все козлы.
   Все москали думают только о деньгах.
   И украинцев я в расчет не беру, ибо вся суть жизни украинца - это попытка доказать, что москали - это москали, и все остальные вещи в расчет не берутся. Только для того и жизнь ихняя, чтобы быть антиподами.
   Я, впрочем, мог бы издаваться нынче в любом альманахе, так как передо мной бегали бы на задних лапках все региональные редакторы. Например, статьи о Пушкине. Статьи о журавлях. О хлебе. О местных поэтах (от сохи и от правой руки). В провинции издательский бизнес не развит, а потому, осталось много мест, где издательствами не владеют, а они как бы просто так. Но у них, разумеется, нет денег.
   И так : бланки, печать на конвертах, полиграфия, печать визиток, местная газета, в которых пишут звезды-журналисты мухосрансков, а также выходят какие-то своим, локальные книги, и авторы их - люди великие в своих кругах, и за пределом этого круга их никто не знает, но это - закон жанра, это даже не смешно.
   -Я ходил на "Рубин", - сказал я.
  -А что такое "Рубин"?
  -Футбольный клуб.
  -А, - она виновато улыбнулась.
  -Ты не знала, что есть такой футбольный клуб?
  -Знала. Из этого, как его....
  -Казань.
  -Казань?
  -Да.
  -А я думала, из Уфы.
  -Нет, не из Уфы.
  -А, это Земфира из Уфы.
  -Ага.
  -Хм.
  -Тебе нравится Земфира?
  -Да.
  -А я терпеть не могу.
  -Почему?
  -Ну, как-то не музыка.
  -Да ты что?
  -Ладно.
  -А что ты слушаешь?
  -Локомотив.
  -Это что, группа?
  -Да. 70-й год.
  -У-у-у-у-у.
   Потом, мы поговорили о том, что кому снилось:
  
  -У меня был очень странный сон, - говорила она, - я училась в школе. Школа мне очень часто снится. Но это была очень странная школа - у нее была поперечная лестница. В реальности же у нас было две лестницы. Здесь же была еще и третья, большая. И вот, спустившись на нее, я вышла на школьный двор, и шла мимо школы. Мне стало ясно, что я учусь в первом классе. И что все очень красиво. Красивые цветы. Я стала рассматривать цветы, которые росли под окнами школы. Это было как-то особенно. И тогда, во сне, я вдруг поняла, что я понимаю, что я сплю, а потому я очень восхитилась. Я стала вспоминать детство. Оказывается, во сне я могу вспомнить все детство. Я понимала, что я сплю. Я понимала, что я сплю. И у меня была очень большое любопытство, так как я могли все узнать и запомнить. И вот, после цветов, я шла мимо школьного двора, и там меня волновало много вещей - которые были в детстве, но их не было уже теперь. Ну и потом, в старших классах, их тоже не было. Так, например, на заднем дворе стоял грузовой автомобиль, и у него не было стёкол. Он был как существо, о котором забыли. Внутри также ничего не было - его растащили по деталям. Но я этого не помнила. А во сне я это вспомнила. А потом, проходя дальше, я понимала, что в этом дворе должно быть что-то еще. Но на выходе была большая площадь, и я поняла, что это - 17-й век, на площади нет асфальта. Дома стоят вкруг. Это - Севилья. И все кругом написано по-испански.
   Потом, мы пришли в выводу, что Саша в одной из прошлых жизней жила в Испании. Я стал осторожно, пальцами, трогать ее спину и еще более тонко - мочки ушей. На большинство женщин это действует стимулирующее. Но, что касается молодых, да и еще - лысоватых, чечеринеющих (от слова Чичерина), играющих во временно-европейский интеллект, я не знал. Ведь сейчас так много нестандарта. Он кругом, и он пуст. Он, может быть, обманет дурака или деревню. Приедет в Москву, к примеру, такой рэднек. Но хотя, это какие такие должны быть кусты, чтобы рэднек впал в ступор. Деревня, конечно, знает своё место - тут же ищут общагу-гостиницу-комнату, где стоят кровати в три яруса, и там - много таких же братьев. Но я не знаю, зачем это рассказывать? Может быть, я хочу подчеркнуть - что в мире много девушек, которые обвешиваются фенечками, прокалывают части лица, и это не добавляет им ума. В Москве, впрочем, верхняя планка девичества завышена, скоро можно будет скакать до самой пенсии. А что до рэднеков, то вопрос был вполне актуальным - в моём недописанном романе был персонаж, который приехал и скитался. Что ему оставалось? Придёт он, например, на квартиру после стройки, ему говорят:
  -Когда ты, брат, слышь, на хату вошёл?
  Или:
  -Откуда ты?
  -Из Ростова.
  -Кого знаешь?
  -Таких-то знаю.
  -Нет, таких не знаю. Башлял?
  -Да.
  -А кому?
  -Араму.
  -Не тому.
  -Почему?
  -Башлять надо Азизу. Он тут главный.
  
   Я уже рассказывал про Олю. Я редко ее видел. Но у нас были теплые отношения, и почти никогда - секса, за исключением отдельных жизненных эпизодов. Он был совсем мал, секс - он был словно бы дождь в пустыне. Словно редкий вызов на дежурство. Но мы о чем угодно говорили. Оля не ела. То есть, она ела. Вот смотрите, братцы: у вас дома на столе - шар (шаром покати). Шар-то есть нельзя, идете в магазин. У вас - 2000 рублей. Что вы купите?
   Считаем. Выгодно взять всего понемногу, с учетом того, что неизвестно, когда появятся деньги. Ибо работать - в падлу. Ибо вы же - европеец, а не и провинциал-россиянин, а европейцы не должны работать, они должны слушать "Killers", нахаляву пролазить в клубешник (за отсос, разумеется ), ибо все европейцы едят таблетки и все они - би-сексуалы, все одеваются модно.
   Не работают.
   Не работают.
   Все стремятся в Индию, на родину духа, и об это уже немало сказал козлобородый гуру, Б.Гребенщиков. Потом, европейцы не едят сельдь. Они ненавидят лук. Хотите знать, как должен думать европеец, который освободился от уз русскости, зайдите в блог Артемия Лебедева.
   Вы, братцы, ребята обычные. Вы купите пельмени, купите колбаски, купите картофеля и овощей, купите окорочков.
   Оля была чистой европейкой. И, в тот день (в последний, что мы встречались - простите за такие скачки в моем повествовании), у нее в кармане было 150 рублей - чисто на проезд). Она собиралась в ночной клуб. Там ее должна была спонсировать подруга. Взамен бы, Оля бы, конечно сделала бы ей приятное. Она бы взяла денег на обратный проезд и немного - на жизнь. Подруга же та, короткостриженная Уля, я ее знал. Мы как-то пили. Я - пиво. Они - сок с таблетками. Я потом заказал себе еще 2 по 50, чтобы согреться. Девоньки решили заказать по дорожке, но тут Уля зажала денег.
   Я ей сказал, братцы, на ухо:
   -Уль, давай займемся сексом.
  -Я не могу, Алеш, - ответила она, - я блюю, если в меня суют член.
  -Так я же не про оральный секс.
  -И я - тоже, я только с девочками.
  -Блин, жаль. Ты мне так нравишься.
  -Ты мне тоже нравишься. Но был бы ты гей. Я очень люблю геев. Особенно, я люблю смотреть со стороны на половой акт.
  -Давай один раз, - предложил я.
  -Нет, не могу.
  - Ну ладно тебе.
  - Нет же.
  - Точно?
  - Точно.
   Так вот, Оля и Уля одно время жили. У них было два компьютера, музыка - индийская, Уля - она работала, а Оля - она принципиально не работала, чтобы не испортить европейское переопыление в крови.
   Потом они не жили.
   Потом Оля жила с Наташей, тусила в интернете, где у нее был ник Жаклин (ясное дело, не Манька). В тот же момент, она жила у Аньки. Но не с Анькой, а именно у Аньки. Анька работала в банке. Оля же висела у нее на шее, ибо все европейки должны были не работать, носить модные бренды, слушать "Placebo", спать до шести вечера. Но, в то же время, в отличие от жизни европеек: не работал лифт. В подъезде регулярно срали. На новостройках, между дворами, был чисто сталинград.
   И вот, я купил вина. Ей - сок. Она запила таблетки.
   -Подкинь денег, - попросила Оля.
  Я дал ей денег.
   Она пошла в магазин и купила какую-то нерусскую овощную смесь за 800 рублей и майонез за 500 рублей. На том у нее уже не было денег, но это была европа. Она бы лучше умерла, чем не было бы европы.
   Мне она купила рыбный салат за 35 рублей, кусок колбасы на 100 рублей, хлеба (сама она также не ела русский хлеб, хотя импортный был в тетрапаке и явно древний, и вообще - где ж она его брала, хрен его знает?)
   Я вообще люблю есть. У меня была мечта о собственном ресторане.
   -Ты все деньги потратила? - спросил я.
  -Подкинешь еще?
  -На.
   Этого ей хватало, чтобы доехать до клуба.
  -Будешь салат? - спросил я.
  -А это что за рыба?
  -Сельдь?
  -Нет, я сельдь не ем.
  -Тут еще овощи.
  -Нет, тут лук еще.
  -Да.
  Я налил вина.Потом, я протянул руку и стал трогать ее за соски. Оля тяжело задышала и смотрела на меня с вопросом, не в силах ничего понять.
   -Я очень модный, - сказал я.
   -Да, - она ответила на выдохе.
   Я, братцы, не саксаульный воробей. Я просто пытался себе доказать, что нынешняя правда, нынешняя правда о том, что, чтобы быть человеком, нужно быть европейцем (блять, как порода собаки или лошади) - это неверно, и что нужно просто жить, работать, кого-то любить. Но - не мальчик мальчика, и не девочка - девочку, хоть это и модно, и московские гей-клубы просто битком забиты (хоть и официально гей-парады запрещены)....
   Я поднялся, вытер рот салфеткой и снял с Оли футболку.Она задышала и потеряла дар речи.....
  Потом, мы с Сашей играли в морской бой. На листочках в клеточку.Потом, я предложил ей поиграть вслух.
   Я вдруг ощутил, что мне хочется верить в то, что кому-то в этом мире можно верить, хотя не факт, что Саша, лысоватая Саша, могла подходить на эту роль.
   Я просто мечтал.
   Душе иногда нужен воздух.
   Но этот организм весьма универсален, и, если ему не давать воздуха, он научится жить и так. Это более гибкое существо, нежели белковая форма. Домой Саша не пошла.
   Я ничего у нее не спрашивал. Я не ничего не знал о ней.
  - Я это давно придумал, - говорил я, - какого года "Королевская битва"? Не помнишь? Я только посмотрел, тут же и понял, что должен быть русский вариант, и участвовать в битве должны писатели и поэты. Но, наверное, их надо разделять - поэтов отдельно, писателей отдельно.
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Я чаще думаю ощущениями, нежели умом, и здесь, в этом достаточно замкнутом мире, все не так уж выстроено. Но я понимаю, что человек развивается лишь до определенного возраста, а значит, что дальше ты должен жить и наслаждаться, но так ли это? Можно жить, чтобы фиксировать аспект существования. Я не люблю просыпаться рано, когда шумят дома, и поют трубы, поют унитазы в домах, и вы слышите, братцы, как от верхнего этажа к нижним бегут фекальные водопады.
   Время-Пространство-Энергия-Информация-Вещество.
   Нет: утро-сортир-жрать-работа-бабки-пробки-давки-нервы-нервы-ожидание-шанса.... Личность.
   Нет, личности никакой нет. Есть умение жить, степень хватательного рефлекса, умение выдать банальное за гениальное. Бросим к черту Льва Индоуткина и Александра Дебила, возьмем Алексея Мадональда - очень талантливый промоушен, подача, раздача, выдача.... Литература? Бабки, братцы.
   Я включил компьютер. Саша отправилась в магазин. Чисто за бананами. И, пока она ходила чисто за бананами, я накатал 5 страниц романа "Звездный трон". Я еще не знал, о чем роман, но составлять структуру заранее не было желания. Я был в себе уверен.
   Ибо я теперь уж достаточно раскручен, чтобы бояться, чтобы по-пустому доиться.
   Я могу получать наслаждение даже и от халтурного писания.
  Трон. Что тут такого? Надо представить себе это визуально, в своём уме, про меж своих чахлых извилин, и там стоит трон. Нет, так никогда ничего не придумать. У меня есть воображение, а значит, я способен на что-то своё, но это делать не нужно.
  Заставка. Междометия. Метки миров. Граница. Космос или не космос?
  Повелось так - чем роман тупее, тем банальнее начало. Например, процентов 30% фантмусора начинается с криков. Например:
  -А! Уй! - прокричал Питер.
  Это первая строчка романа. Мне, впрочем, было понятно, что если я напишу так, это будет форменное издевательство над собой, и это будет правильно - я лишь сумею подтвердить свой статус. Да, но сам себя я уже закопал, наверное, где-то на новостройках мусорного слова, и уже не найти было труп, и не надо было искать, потому что всё и так было ясно. Но я живу. Я иду. Я пишу. Это мой мир. Это мой рэп.
  Нет, если вы сомневаетесь, братцы, не надо покупать новинки. Поищите их в сети у пиратов. Обратите внимание на первую строчку:
  -А! Опа! Бац!
  -Нанац! - Кирилл показал ура малаши. - Банч!
  -О! О! Э! Кия! - это был Артур.
  -Вжжжжж, - жужжала машина.
  Всё это выдержки из книг разных, но словно бы разлитых из одной бочки напитков. Бутылок много. Этикеток много. Кругом - крики, вжики, шумы, вопли. Почему? Очень просто? Если автор так начинает свой роман, он - идиот. Или педик какой, или педофил, или просто осёл. Теперь посчитайте процент таковых на наших полках и подумайте - что у нас за страна. Что у нас за литература?
  Но что тут говорить?
  Я подумал, что в качестве донора можно взять фильм про Риддика. Нет, конечно, можно было бы вообще написать "Риддик. Русский десант", и никто бы мне и слова не сказал. Тем более, я - Алёша Козлов. Или - "Риддик на службе КГБ, попаданец с тростью". Всё прокатит, братцы. Только что говно на тарелочке не прокатит, если не размазать. "Риддик. Сын Риддика - Иван Риддик, гибель Америки".
  И вот, мысль моя о романе была такова.
  Хотя нет, не важно. Некромонгеров надо было сделать, например, Нацией Патчей. Патчи перемещаются через галактику, превращая всех в мёртвых. Главного героя зовут Семён. Он работал в Муре. Нет, зачем. Нет, фиг с ним, в Муре. Работал он в Муре. Занимался каратэ. Тогда роман можно начать строчкий:
  -Инч! Ни! Сити! Качи!
  Нет, я так не начинаю. Даже если хочу, даже если есть желание сунуть свою голову в некий воображаемый подплинтус, я так не начинаю. Нет, надо начать. Именно так. С визга. Да, но зачем? Авторы хотят походить на даун-редактора? А мне зачем? Я и так в теме.
  Я курил датские сигареты, и они были лучше наших ровно в 7 раз. По этому поводу даже были споры. Не помню с кем:
  -Наши сигареты - говно.
  -Да, импортные лучше.
  -Нет, импортные говно.
  -Точно, табачище голимый.
  И вот, Семён попадаёт в другое время, уже будучи каратистом, и там ему предлагают принять участие в турнире, типа мортал комбар. Героев мортал комбата я не помню, так что можно просто так придумать. Он выигрывает, его хотят арестовать, и он валит, становится вне закона. А дальше уже события идут как в Риддике. Только там в начале была "Черная дыра", но я не смотрел. Но какая разница. Семён прибывает на такую-то планету. И тут прилетают Патчи. А он же муровец. Его просто так не взять. И постепенно он всех гасит, и потом все Патчи ему поклоняется.
  Круто, что там, братцы. Звёздный трон, ё моё.
   Если роман дорогой, если за него много уже получено, читатель (особенно - продвинутые-йо-читатели) должны понимать, что их заставляют сосать (ибо если автор как литератор не автор), то как это еще назвать? Но, коли член золотой, это не заподло. Это модно.
   Может быть, при кровавом тоталитаризме, золотых бы авторов отправили на завод работать, детали точить. И меня б отправили. Хотя нет, тогда б, может, кому-нибудь приглянулся мой недописанный роман.
   Я щелкнул мышью. Годы идут, и там, в том мире, герои живут сами по себе - будто бы я бог, который о них забыл. Как будто роман в чем-то виноват, как будто я - в сговоре с тайной частью мироздания, которое отвечает за судьбу. И вот, оно говорит - Алёша, либо туда, либо сюда. Скрыто, подспудно, подкорочно. И я говорю -я выбрал бабки! Я живу! Я не хочу лежать на помойке дней и слышать, как очередная баба упрекает тебя за то, что ты ничего не можешь. Она хотела! Она мечтала! А тут.... А зато - зато теперь мне никто не нужен. Только золотой корень. От меня - вам.
   -Нет, - сказал я себе, - ни шагу. Я с таким трудом выбрался из этого финансового омута, чтобы впадать в плавание.....
   Нет, лучше жить, чем не жить. Интернет, если честно, меня напрягает. Видимо, это какой-то комплекс, сложившийся еще достаточно давно. Но я все же открыл почту.
   Мне написал письмо Юра..
  
  "Здорово, дружище," - писал Юра.
  -Здорово, - подумал я.
  Было мутновато. Надо было переставать употреблять алкоголь, но я уже не знал, как с этим справиться.
  
   "Я живу по-прежнему. Недавно купил твою книжку, последнюю, и прочитал. Молодец".
  
  -Зачем это, Юра? - спросил я. - Всяк зарабатывает деньги по-своему. Так и скажи. Только не надо этого жополизства только из-за того, что я перебрался в Москву и кажусь успешным.
   ".... Ты правда - большой фантаст. Я очень рад, что ты состоялся, и у тебя все хорошо. А у меня все по-прежнему. У нас на районе все вокруг теперь затыкали многоэтажками".
   -И верно. Верно.
   Юра был любитель вообще живности. Собственно, его место было не самой окраиной города - во все стороны тянулись длинные частные районы, где было много огородов, включая спонтанные, на распаханных пустырях. Но, если в 45% к северу от его двора, там действительно уже был пустырь - до самого горизонта. Лишь там, ближе к облакам, стояло одно общежитие, и там жил Коля Волков, любитель побухать и покричать (водитель, кстати). Так вот, насколько я понял, вот эту 45% прореху застроили, и теперь частный двор Юры был островком посреди многоэтажек.
  
   "Знаешь, у меня спрашивают, почему я держу во дворе среди многоэтажек корову? Но я привык, дружище. И, пока еще, я нахожу место, где ее пасти. Нужно очень аккуратно пройти улицами и выйти на кусок пустыря. Кругом, правда, стройка. Но это ничего. Травы пока хватает. Да и сейчас кризис, и дома вряд ли скоро сдадут в эксплуатацию. А, значит, я буду по-прежнему водить здесь Дуську. Я так же держу коз. И - очень много кур. Цыплят я вывожу сам. На колхозном рынке цыплят продают, но цена такая, что дешевле покупать мясо в магазине. И я выкручиваюсь. И жителям многоэтажек не нравится то, что я держу кур. Ведь поутру петухи кукарекают. Недавно, в воскресенье утром, один толстый гражданин высунулся из окна нависшей надо мной многоэтажки и закричал "Петух! Заткни пасть". Петухов у меня три. Один - красный, как костер. Один - старый, пенсионер. Третий - огромный, как Кинг-Конг. Сейчас у меня новая жена. Та, которую ты помнишь, ушла. Она на старость лет решила, что она - актриса, но, так как она не актриса, ей оставалось только мечтать. Она обратилась к матери своей, теще, и та подтвердила, что да, она - актриса, а актриса не может жить среди кур, и она ушла, забрав детей. Теперь у меня новая жена, и она очень молодая, и у нас будет ребенок. Я понял, что у жены, дружище, должны быть очень четко разграниченные права, иначе она рано или поздно сядет себе на голову. Ведь помнишь, как еще говорил Жириновский: матери, как вы воспитываете своих дочерей? Вы готовите их к тому, чтобы они искали себе не простых работяг, но принцев. Но, дружище, где же взять столько принцев? Но ты не подумай, я не очень много думаю об этом. Мне очень нравится, как я живу. Сутки через трое я работаю сторожем за 8 тысяч рублей. Продаю молоко. Мне этого хватает. Правда, народ покупает молоко все хуже и хуже, так как считает, что порошковое молоко лучше натурального, но клиенты все равно есть. Недавно я выгнал самогон. Получилось очень хорошо. А еще, я жду, когда выпустишь новую книжку. Ты говорил, что пишешь несколько новых проектов. Я жду, дружище.
   С большим респектом, Юра".
  
   Потом, я что-то написал Юре в ответ. Просмотрел несколько блогов, но все это было глупо. Зашел в свой ЖЖ, но так и не решил ничего написать. Я не видел смысла.
   Что писать?
   События в Америке?
   Нет, мне до одного места.
   О президенте?
   Нет, мне тоже все равно.
  Путин? Нет, мне деньги не платят. За антипутина не платят. Саакашвили? Нет, ну все эти люди, которые освещают все эти события в ЖЖ, сами для себя, они что же, не понимают, что это даже не игра в журналистов, это онанизм. Вы закрылись сами с собой в коробке мозга. Вы думаете, что перед вами - мир, а это - кусочек ЖЖ, три посетителя, пять комментаторов, и они - такие же, как вы. Вешать фотки. Набирать желтенькие кружки. Баллы. Или как они там. Повесил фотки - и словно бы ты невероятный онан-мастер! Комментарии. Баллы. Перепосты. И погнали. И - сутками напролёт. Бесполезняк непростой, но принятый средь жежистов!
   Да, но что мне написать? Написать, о литературных новинках. Нет, пошло все в зад.
   Но я все же написал:
  
  "Устал.
  Ничего не интересует. Но интересует молодость. Запах свежей женской плоти. Каков объем спермы, вырабатываемой человеком? Также - интересует спорт. Я всерьез решил бегать по утрам, так как вино - хорошо, но его слишком много.
   Могу объявить конкурс: сделайте так, чтобы хоть что-то было интересно".
  
   Мой ЖЖ, впрочем, особенно не пустовал - находилось достаточное количество юнцов, которые считали меня грандом фантастики, и, среди них, разумеется, было очень много авторов-новичков.
  
   Самое страшное, братцы: они учились писать у меня.
  
  
   Они всерьез обсуждали мое творчество.
   Время от времени я получал приглашения на какие-то съезды, собрания, пати, но об этом мы уже говорили.
   -Привет, - сказала Саша.
   Она купила бананы и пришла, чтобы съесть их совместно, порезав дольками.
  -Будешь?
  -Да.
   Мы ели молча. Шли какие-то мультфильмы. Саша была, что существо из морских глубин - она то смотрела, и на лице ее не было ни грамма эмоций, то вдруг улыбалась по каким-то совершенно непонятным для меня моментам, то вдруг вставала и стояла, как будто в таком положении информация лучше проходила в мозг. При этом, она была как будто увлечена.
   Потом, после просмотра, она молча подалась в Интернет, и там что-то с кем-то обсуждала, и на ее лице даже проступали какие-то эмоции.
   -Н-да, - прокомментировал я.
   Кожуток (Букетик) вновь был у окна.
  -Букетик, - позвал я.
  Он оглянулся. Круглые глаза его выражали бурное поглощение. Он ел мир.
   -Кошку тебе надо, - сказал я.
  Он встал, поднял хвост, радуясь, что я его глажу. Саша у компьютера хохотнула.
  - Кто-то все таки меняет свою жизнь, - подумал я, - но где они, эти люди? Всяк о себе рассказывает - начал жизнь с нуля, а на деле не было нуля, ну вот я - я меня правда была в графе баранка, но зато тут нет правды. Правды нет? Наверное, надо садиться и сочинять, чтобы все это не лезло в голову.
  -Мало банана, - сказала Саша, - там еще было много плодов.
  -Давай еще купим, - ответил я, - хочешь?
  -Правда, как же я не подумала.
  -Давай, я схожу, - сказал я.
  Я сходил, и мы ничего не делали. У нас было пара соков, один чай из лепестков непонятно чего, тот же банан, апельсин, мандарин, гранат, какое-то мифическое памело, фейхоа и авокадо. Мы ели и молчали. Я даже подумал, что судьба надо мной смилостивилась. Да, но как-то легко. Всё одним разом. В Саше точно должен быть какой-то изъян.
  
  
  
   Пыльные страницы. Глава 2
  
  
  
  Теперь - о Чипидросе. Вся Россия состояла еще недавно из массы пананчиков. Пацанчики искали пути, чтобы крутиться, и одно дело - если ты крутишься. Прекрасно всё это. А еще другое - если ты взял - и крутанулся. А Петя, а этот был тот самый Петя, что собирался победить в литпремии Михаила Александровича Жердевича, он был из Ростова-на-Дону, города, где всяк, от мала до велика, знал правила жизни. Правила эти можно формулировать.
  И тут бы добавить вещь крайне важную вещь - не существует науки жизненной. Много всяких, и всё это ложь. Вот была бы школа правдивой, и называлась бы она и правда - школой жизни - тот тут бы стоило ввести три предмета, три сугубо русских предмета:
  
  - как крутиться
  
  - как крутануться
  
  -как воровать
  
  А вот тут поймите правильно - если вы живёте в Москве, то, может, не заподло с детства скрипку пилить, и никто не скажет - мол, слы, лошара, чем ты занят? А во всей остальной России скажут. Если ты пацанчик нормальный, ты должен изучать эти предметы с самого детства. Да, надо добавить - Ростовщина!
  Больше и не добавлять. Чисто лозунг. Чисто слоган:
  Ростовщина!
  Здесь же надо развеять миф о том, что всё началось в лихие 90-е. Нет, идея зародилась раньше, в 90-е всё просто вышло на поверхность.И вот, ежели изучать бы все эти источники правды и тепла сразу, то и жизнь бы была правильнее. Выживет, конечно, сильнейший. Но ты хотя бы будешь знать правду. Ну и стоит повторить - если жить изначально в Московии, ну или хотя бы - в Питере, то всего это можно не знать - особенно теперь, среди интеллигентов, среди ботанических тусовок - и тут всё просто - живи и цвети. Жалуйся на власть. Может быть - интернет движения, и почти больше ничего.
  Мы пили пиво и разговаривали. Петя был из простых пацанчиков. Хотя, мне нравилось то, как он писал. На пивняке было хорошо, светло, как в раю.
  -Слышал про Горохова? - спросил я.
  -Нет, а кто это? - спросил Петя.
  -Это классический ответ, - сказал я.
  -Слушай, забыл сказать. У меня был сразу же вариант, подобрали Аню. Сто двадцать килограмм, но своя квартира. Пацаны прокручивают разные варианты. Сейчас занялись знакомствами. Никуда не делают, прямо в Ростове крутят. Ищут иностранцев, вешают фотки девок. Там бригада. Шаристые занимаются сайтами. Другие черти их контролируют, стараются выудить бабло. Сейчас европейцы прошарили, стали меньше вестить. Раньше работали чисто по Норвегии. У Норвежцев нули другие в бабках. Например, если он штук 20 баксов перечислит, ну, к примеру - девка пишет, что мама там больная, то для него это - может - четвертая часть зарплаты. Ну, что-то типа 5-10 тысяч у нас. Не состояние же? А ты прикинь? Двадцатник. Ну, норвежцы схавали. Финны уже давно не ведутся. Шведы не ведутся. Там уже кто хотел, живых баб разобрали. С арабами неплохо - они в своём мирке живут, могут и не знать, что у нас все воруют, и только и делают, что ищут, чего и где ухватить. Со штатами хорошо. Там народ зажрался, некоторые даже на карте Россию не могут показать.
  Ну я о чем. Мне подсуетили Аню. Я уже тут был, в Москве. Встретил пацанчика, Гурий. На районе был основной, но потом пошел в бизнес по знакомствам, ну, по поискам лохов, прибарахлился, тачку купил, хату купил. Сейчас живут как шпион - старается сильно не светиться, они ищут чуваков, которые таким же бизнесом занимаются, чтобы его отжать.
  -Как отжать? - спросил я.
  -Ну, допустим, ты - одинокий придурок, занимаешься выуживанием бабок у иностранцев. Тут к тебе приезжают парни. Говорят - слы, родной, работаешь теперь с нами. Оклад такой-то. Не вздумай дёргаться. И всё. И работают. Лишние хвосты ни к чему. Нужна одна база. И вот, он говорит, слышь, Петран, хочешь тёлку? Местная. Квартира есть, будешь жить. Только толстая.
  -И ты?
  -Да знаешь... Нет, я с ней встречался. Да, Вань, ты же читал мой роман? Ты же понимаешь, что у меня что-то всё же есть в голове. Что-то помимо тащи-хватай.
  -Ну да.
  -Слушай, перебил тебя на счет Горохова.
  -А. Нет, слушай, это писатель - Горохов. Музыкальная фамилия. Так, к слову. Знаешь, как работают? Пишут все, семейно. А бренд один - Горохов. Но сейчас отжали издательство, наверное, будут кого-то нанимать. Будут семейно рубить.
  -Это хорошо, - заключил Чипидрос, - Горохов, да. Неплохо. Горохов.
  
   Следующим днем я попытался не пить, и у меня получилось. К вечеру наступила скука. Я попытался позвонить Ирке, но связь была плохая, и я, хоть не слышал ее голоса уже несколько дней, не на шутку разозлился, лег, стал смотреть телевизор и заснул. Я иногда умею злиться без причины. Если б у меня была кошка, я б непременно открутил ей хвост. Оглобля как-то порывался подарить мне собаку:
   -Возьми, Вань, шерстяного.
   -Нахрен он мне впал, Мишь?
  На том все и завершилось.
   Иногда я злился совсем по пустякам. Например, идешь ты по коридору с чаем, идешь из кухни, а потом в дверном косяке зацепишься вдруг и весь чай разольешь. И обидно, и непонятно, зачем это я чай разлил? И сказать нечего. В такие моменты я начинал злиться на Ирку, хотя и не было в том смысла. После, когда в голове остывало, я вновь порывался позвонить, но в последний момент остывал.
   Будет ли лучше?
   Опять гора грязной посуды, и что есть она, Ирка, что нет ее - никакой разницы. Так, по крайней мере, честнее. Пусть растут на тарелках поля зеленых цветов. Хрен с ними. Да они, наверное, и сами знают, что с ними хрен. Другое дело, если б у нас были дети. Но нет детей, и сейчас сложно себе представить, что они когда-то будут. Я еще не стар, чтобы снова жениться, но...
   В том-то и дело, что но...
   От этого я начинал еще больше злиться и еще больше бездействовать. Обычно так ведут себя деревья, которым нечего терять, но они желают большего.
   Что мешает человеку, кроме его же самого? Но, признавая в очередной раз свое бессилие перед психикой, падая перед ней на колени, берешь бокал. Бокал звенит. Он свят. Настоящие писатели прячутся в работу, и это их спасает. Но у меня давно отработан шаблон, и, помимо того, что никаких апдейтов для этого шаблона не предвидится, они еще и не нужны. Ни мне, ни рынку. Вполне возможно, что в скором будущем я начну работать по принципу "копировать - вставить". Вполне прокатит. В любом случае, это - не плагиат. Это - амбулакральные ножки морской звезды, которой западло жить иначе.
   Следующим утром я все-таки вымыл посуду, вынес мусор, поздоровался со стариком Ержениным, на чем все и завершилось. Я, безусловно, мог поехать, проветриться, навестить какие-нибудь писательские штаб квартиры, пристанища завуалированной халтуры, но делать этого не стал. Вернувшись домой, я вышел в Интернет.
   -Здравствуйте. Меня зовут Сергей. Мне 20 лет. Я сочиняю стихи. Печатаюсь в сети под псевдоним Темный Рыцарь.
   -До свидания, Темный Рыцарь, - ответил я тихо и тускло.
   Подобное меня не удивляло. Я встречал это часто и не реагировал никак. Иногда мне казалось, что я начинаю медленно и верно брататься. Но что я? Другое дело - Петя Чипидрос. Я ведь даже и понятия не имел, на каких форумах он торчал и о чем, вообще, трещал. У графомании - свой особенный газ. Одна часть - надежда, другая - кислота, третья - жар, четвертая - холод. Смерти в этом газе, как правило, нет. Есть тишина и забвение. Тени задохнувшихся в обломе героев ходят вдоль мертвых амфитеатров. Боги стоят у станков и обжигают горшки. Иногда - в самом прямом смысле.
   Однажды мне прислал письмо пожилой человек, который тем и занимался, что обжигал горшки. В свободное время он писал стихи, читал Пушкина, ходил на рыбалку, мастерил самолетики...
   Я стихи почитал, но я не поэт, да и что с того было бы, если б поэтом был? Кто теперь за стихи деньги платит? Если встать на место всех этих людей, то их, конечно же, можно понять. Каждый имеет право выражать свое воображения в конкретном знаке. Но если мир будет альтруистом, бумагой его завалит. Рот мировой всей этой писаниной забьется, и звиздец.
   Работа моя шла медленно, порциями. Я то смотрел в телевизор, то на экран компьютера. Писем было достаточно. Модератор "Строки" разместил мое мыло на нескольких сайтах, и оттого мой ящик был готов лопнуть. Вопреки настроению и достаточно мутному утру, я читал подробно, не мучаясь. Чаще ж всего я читал два, три письма, а остальные удалял, так как вообще не люблю читать с экрана. Но сейчас я находился в достаточно либеральном настроении.
  
   -Здравствуй, козел! Думаешь, ты так вечно будешь писать свою хренотень и заставлять наш народ ее читать! Мы уже вычислили, кто ты, где живешь. Мы все про тебя знаем, скотина. Солнцев Иван. Мы даже знаем, что прозвище у тебя - Солнечный! Сука! Говно! Развелось вас, мудачья. Гитлера на вас нет. Давай. Успехов тебе. Штампуй свою погань. Мы до тебя скоро доберемся.
   Союз защитников русской словесности.
  
   -Веселые ребята, - сказал я сам себе, - только зря в меня стреляют. Кто я?
   Оторвавшись от ноутбука, я вновь глянул в телек. Письмо меня порядком развеселило, и я сходил на свидание с холодильником.
   .... Открыл пиво. Стал смотреть сериал. Режиссера этого сериала я знал, он снимался на какие-то неясные финансы, хотя они шли из бюджета, но с ними надо было правильно совладать, с этими бабками, и вот, было кино. Когда не было сценариста, чуть было меня не наняли. Впрочем, справедливости ради надо сказать, я не особо этим воодушевился. Главный мутило был еще тот мудило, и, связавшись с ним, можно было наработать нервный тик, не получить денег, да еще и выстрелы вслед могли раздаться.
   Мол, вали нафиг, пока цел.
   Но пронесло очень легко. Там вокруг этого кина двигался по параболе, словно астероид, один банкир, и у него был сын, и сыну делать было нечего. Нужно было чадо куда-то пристроить. Пристроили во ВГИК, но тому мало показалось. И вот, за полцены, ему отдали этот сценарий.
   Я его, чадо это, даже лично однажды видел. Бледный человек. Бледный ум. Даже и ничего пошлого в нем нет. Так, личинка.... Впрочем, это у меня - свои собственные темы, не нервные, а, скорее, сонные. Глобальный сон без всяких переживаний.
   Чтоб не заснуть, я вновь сел за компьютер и прочитал ряд писем, и ничего в тех письмах не было. А если и было, то мне оно не особо шло. Каждый автор в душе - царь и бог, но далеко не всякий может уметь показать это на людях. В сети же и слабаки могут показать свой голос.
   Будто я обязан им помогать?
   Пусть еще спасибо скажут, что читаю.
  
   - Здравствуйте, Иван. Меня зовут Ольга Ежова. Я вам уже дважды писала, но вы почему-то мне не ответили. Я с пяти лет пишу стихи. Мои образы переполняют меня. Я беру их у Пушкина и у Лермонтова. Сама я живу на Алтае. Это - очень живописный край. Когда наступает весна, вся природа оживает, и ты оживаешь вместе с ней, а потом ты уже проносишь все это сквозь свою душу. Когда я читаю стихи своим близким, им это очень нравится. Но на популярных форумах меня не понимают. Я ни разу не слышала ни одного хорошего отзыва. Все только тем и заняты, что выясняют, у кого какой псевдоним, и кто кого левей. Но творчества в том никакого нет. Только разговоры. Посылаю в прикрепленном файле свои стихи.....
  
   -Так много людей пишут стихи! - сказал я возмущенно.- Если б только это был товар. Мы бы, пожалуй, и по-другому поговорили.
  
   Сериал сменился криминальной хроникой, которую вел Борис Борисов, мой хороший, впрочем - в прошлом, знакомый. Мы вместе начинали торговать на рынке, когда было туго (это нормально для того времени). У Бори тогда плохо получалось, но зато он выгодно познакомился с дочкой одного телевизионного босса. Женился. Получил квартиру, прописку, машину, детей завел. Раньше бывало, он звонил мне где-то раз в месяц, и я сочинял для него пару сюжетов для хроники, но теперь он забурел.
   Если кто не знает, что это слово значит, то поясню. Рисуется схема, рисуется лицо твое в годах развития. Вот он ты - в школе, а вот - в институте, а вот - на свадьбе, в окружении родных и спиртных напитков. А вот эта расплывшаяся от ожирения харя в конце шкалы - это тоже ты. Это ты забурел, и так это выглядит. Я на самом деле этого никогда не понимал, так как грубым мог быть только в той же самой сети. В жизни мне всегда нравился человек. Вспоминая Оглоблю, добавлю, что и тому все земное очень близко, крайне близко. Он вообще - брат земли. Друг людей. Грубый Оглобля - это нонсенс. Да и бывает ли такое? Разве что, плыли в незапамятные времена вдоль земли 95-е, 96-е года.... Да и когда это было? Может, и не было ничего?
  
   -Здравствуй, Иван, - читал я следующее письмо, - просто интересно, каков ты здесь, в царстве битов и килобитов? Я знаю одного парня, в жизни он очень сух. Мне кажется, что он не ест. Когда дует ветер, ему просто противопоказано выходить на улицу. Иначе его сдует и понесет. Понесет, понесет, нафиг, и никто его не остановит. Но в сети он - просто монстр. Он сочиняет фант.рассказы, популярен у Мошкова, многие авторы считают его лучшим. Я и впрямь считал, что он - очень колкий и опасный убийца, но выяснилось, что эта жердь в свободное от института время просиживает за компом, играя в разную ерунду. Я понял, что мне его не понять. Я ведь не играю на компьютере, хотя он у меня и есть, и сил у него достаточно, чтобы потянуть любую игру. Сейчас же просто жить нельзя, если у тебя не 3 Гигагерца, да? Но, мне кажется, ты на форумах подолгу висеть не будешь. Там же одни неудачники собираются. Те, кто никогда не опубликуется. Представь, вообще никогда. До самого конца. Вот он будет старый, эта трость, будет весить 18 килограмм, и к тому времени изобретут какого-нибудь робота, чтобы он его катал. Хотя - хрен там. Во-первых, к тому времени воздух над Москвой будет смертельно заражен, а деньги на противогазы будут только воров и кавказцев. И сдохнет он, никем не узнанный фантаст. Ну, да прости, что столько тебе накатал. Я зашел на форум "Строки" и понял, что это - какая-та очередная лажа. И там кругом написано, что на предварительном этапе нужно, именно нужно, общаться с тобой. Вот я и общаюсь. Ты меня знаешь. Мы вчера пиво пили.
   -Ага, - сказал я.
   "Заходи, водки выпьем", - написал я ему в ответ.
   Не смотря ни на что, письмо Чипидроса меня обрадовало, и я продолжил просмотр мыла.
  
   Аня Синькина: "... Я мечтаю писать как Ахматова, как Цветаева, я пишу по двадцать стихотворений в день..."
  
   Сергей Б. Клинтон: "... Мне кажется, это все пурга. Вы там бабки отмываете, а светлыми идеями прикрываетесь. Но я, все же, отсылаю свою пьесу "Ночлег Путассу на Радиоузле Новосибирска"....
  
   Леший: "... с точки зрения банальной эрудиции, в этом конкурсе у меня нет конкурентов. Вы просто обязаны присудить мне первое место. Во-первых, я - москвич. В наше время выгодно и модно быть москвичом. Во-вторых, я учусь на журфаке, а журналист в наши дни - самая престижная профессия. В-третьих, я уже сейчас вношу весомый вклад в дело развития хип-хопа. Этот роман напоминает ролик. Он написан в духе кинофильмов Люка Бессона и Джима Джармуша..."
  
   Некто: "Вы просто обязаны мне помочь. Если бы вы знали, как нам тяжело...."
  
   Да, подумал я. Трудное детство, деревянные игрушки, коляска без дна....
  
   Золотая Леди: ".... Здесь - моя фотография. Мы с друзьями ездили на Кипр. Я снимала на свою фотокамеру, встроенную в телефон. Мама подарила мне на день рождения новый сотовый телефон "Пантечь". Теперь все мои друзья могут с легкостью получить мое фото по СМС. Кстати, какой у вас номер телефона? Нет, не подумайте, я не буду звонить и надоедать вам. Я просто вышлю свои кипрские фотографии по СМС...."
  
   Константин Сергеевич Честнов: "... Мне 25 лет. Я борюсь за правду. Наша команда составила декларацию нашего поэтического общества..."
  
   Тоже мне, ОБЭРИУ....
  
   Лиля Одинокая: ".... Прошу вас, почитайте мои стихи! Они прекрасны!"
  
   Борец: "... как ты там, гНИДА? жИВ еще? Думаешь, я о тебе забыл? Я уже все знаю. Я до тебя доберусь...."
  
   Слава Хадченс: "... Иван, нам непременно нужно встретиться. Я думаю, что общение по электронной почте малоэффективно. Мне кажется, что при личной встрече я сумею вас убедить в том, что печатать меня просто выгодно. Я не пишу ничего особенного. Но я могу писать много и полезно. Пусть это будет попса. Но сейчас все ориентированы на попсу. Я умею..."
  
   Валентин: "... мне сложно сказать, что я чувствую, когда ко мне приходит вдохновение. Мне кажется, что это - от бога. Это что-то необыкновенное. Я просто не представляю себе, что этот дар, который дан мне, без сомнения, свыше, не будет реализован. Сейчас я работаю над очень большим проектом. Он будет состоять из двадцати частей и будет превосходить "Войну и Мир..."
  
   Круто. Круто, круто, круто. Потому, Виктор Кушков очень деятелен. Хотя, спорить насчет него не буду, ибо в ближайшее время его намереваются перегнать....
   Да, там немало ребят собиралось, некоторые и раньше хотели Мишу обогнать, но не у всех шахматное мышление. Далеко не у всех. Эх, зайцы-кролики. Все только и норовят что-то где-то хапануть, в карман всунуть и оскалиться.
   -Гы!
   Но "Гы" не очень модно. К тому же, большинство людей в наше время учатся на юрфаках, а потому, хотя бы, знают алфавиты.
  
  Я здесь должен сделать отступления - как вы могли заметить, в первой главе Иван Солнцев все больше занимался прозой, а тут ему шлют стихи, но это - набросок, черновик, и я решил его не переправлять - ведь я для чего-то писал именно так. Ошибка? Я не помню. Едем дальше:
  
   С. Смольный : " я участвовал в прошлой "Строке". Вы должны меня помнить. Я вошел в число отобранных, но потом во второй тур не попал, мне присудили тридцатое место, и я понимаю, что это - не просто так. Войти в число тридцати лучших авторов России не так уж просто. Через год я уже буду не проходить по возрасту. Я очень хочу выиграть. Еще - я подал свою кандидатуру на фабрику звезд, участвовал в региональных соревнованиях. Ведь я пою с детства, и вообще, музыка мне так же близка, как и литература. К сожалению, мне не хватило каких-то сотых балов...."
  
   -Осел, - сказал я решительно, - нынче двести штук баксов тариф туда попасть. Музыкант фигов.
  
   Мышли-Дишли: "... все авторы делятся на нескольких категорий. Я - стерва. Все должны об этом знать. И потому, я решилась описать все, что было со мной. Исповедь стервы - вот как это называется..."
  
   Ну и давай, продолжай.... Сколько вас таких.
  
   Я выключил компьютер, откупорил бутылку пива, уткнулся в телевизор, и тогда запиликал мобильник. Я его взял, ответил, не посмотрев на табло:
   -Алло.
   -Это я, - сказала Ирка.
   Голос у нее был странно бодр. Вопреки обыденности, может быть, жизни или вообще - всей ейной совокупности, Ирка - человек очень невнятный. Но если называть женщину бабой, то это не на сто процентов подходит к ней, хотя, и больше, чем на пятьдесят.
   И где пряталась эта житейская двоякость, которая мешала мне жить? Может быть, я поступал против судьбы? Возможно ли такое? Впрочем, если б были дети, это бы все исправило. Но с детьми не заладилось. Большинство только ради этого и живут, и это нормально. Но что делать, если твой пофигизм не концептуален, а ленив. Так и продолжать быть тюленем?
   -Как дела? - спросил я.
   -Нормально. А как у тебя?
   -И у меня нормально.
   -Что делаешь?
   -Ничего.
   -Не может быть. Всякий раз, когда я у тебя спрашиваю, как дела, ты отвечаешь мне, что ничего.
   -Я не вру. Я, правда, ничего не делаю.
   -Опять ничего не делаешь?
   - Не знаю.
   -А-а-а-а...
   -А я знаю, - сказал я, - сейчас ты скажешь еще одно "а-а-а-а-а", а потом мы попрощаемся.
   -Ты хочешь?
   -Почему?
  -Что "почему"?
   -Почему я этого хочу?
   - Слушай, ну это не разговор.
   -Я знаю. Но....
  -Что "но"?
   -Да так.
   -Я знаю. Ты лежишь на диване, пьешь пиво, и больше ничего не делаешь.
  - Точно. Так и есть, Ир. А ты на работе. А если бы была не на работе, то лежала бы и смотрела телек.
   -А я и так лежу и смотрю телек.
   -Да?
   -А ты что, не знаешь?
   -Не знаю.
   -Ну, ну. Сегодня же суббота.
   -А-а-а-а.... А я, честно, забыл, что суббота.
   -А ты и раньше не помнил.
   -Так и ты не помнила.
   -Видишь, - она вздохнула, - мы слишком похожи, чтобы друг в друге не разбираться.
   -Это слишком скучно, - ответил я, - люди должны дополнять друг друга. А чем дополнят друг друга два скучнейших человека?
   - Ты так сильно жалеешь, что мы были вместе? - спросила Ирка.
   -Нет, не жалею. Судьба. Хотя нет, я не верю в судьбу. Это предопределенность.
   -Что ты хочешь сказать?
   -Ничего. Если я кажусь не скучным, то это - автопилот. Когда слишком много говоришь, пишешь, делаешь вообще что-то подобное, у тебя натираются мозоли.
   -На языке.
   -И на мозгах.
   -Ну да.
   - Просто все это стало рефлекторно. А умным и интересным я никогда не был. Я и сам это чувствую. Мне и самому скучно жить. А спиртные напитки немного растворяют эту никчемность.
   -Ты ничуть не изменился.
   -А от чего мне меняться? Я и в последствие не изменюсь. Так же буду сидеть у телека и попивать пиво, если здоровья будет хватать. Не будет хватать здоровья, буду лечиться. Знаешь, мне кажется, должно быть какое-то понимание.... Я ведь чувствую, что мозги заплыли жиром. Просто заплыли. Помнишь, лет десять назад, когда мы еще не поженились, нам пришлось целый месяц прятаться от бандитов. А потом еще через месяц я ожидал судебных приставов.
   -Когда?
   -Я тебе об этом не говорил.
   -Ты шутишь?
   -Да я вообще не шутник. Я так. А потом было еще много инцидентов. Я просто тебе о них не рассказывал, чтобы ты не боялась. Так вот, когда я просыпался, то думал, вот, еще один идиотский день. Каждый день ты снова чего-то боишься. И, хотя это мелочи, хотя ты знаешь, что это не смертельно, страх все равно управляет тобой. А сейчас все наоборот. Просто наоборот. Но все равно, это одно и то же. Я просыпаюсь и понимаю, что мне нечем заняться.
   -А творчество?
   -Разве это творчество?
   -Что же это, по-твоему?
   -Главная проблема в том, что мне хватает денег. Понимаешь? У большинства людей существует правило - чем больше получаешь, тем еще больше жрать хочется....
   -Ну да. Взять Оглоблю.
   -Ага. А мне, вот....
   - Может, ты - раб желудка?
   -Сама ты - раб желудка.
   - А почему бы и нет. Хотя нет, это и правда исключение из правил. Если посмотреть на людей, то ты прав. Просто мало у кого получается талантливо работать и много получать...
   - У меня получается, наверное. Просто я могу иметь гораздо больше, но мне скучно.
   -Это главное?
   -Нет. Не знаю. Нет, это ерунда. А ты как, у тебя кто-нибудь есть?
   -А как ты думаешь?
   -Тебе сложно просто так ответить мне?
   - Без флирта?
   -Ты умеешь флиртовать?
   - Что ты к словами цепляешься? А что, что бы было....
   -Нет, ничего...
   -Значит, тебе не все равно? А у тебя есть кто-нибудь?
   - А как ты думаешь?
   -Почему же я должна первой тебе отвечать?
   -Не хочешь, как хочешь. В конце концов, кто из нас мужик?
   -О, это круто. Это - в твоем стиле.
   -Что ж тут такого?
   -Нет, но это типично.
   -Тогда зачем ты звонишь? В Москве очень много нетипичных людей. Выбирай любого. Нет, я знаю. Ты-то их выберешь. Зато они тебя не выберут.
   -И хрен с тобой, - сказала Ирка упорно.
   Так мы и поговорили.
   Я после этого попытался поработать, но в последнее время мне работалось все меньше и меньше. Гораздо интереснее было просиживать вечера в ресторанах, но этот интерес был весьма ограничен, да и все зависело от финансов. Может быть, мне предстояло не на шутку залосниться от скуки и вытечь в пустоту через этот лоск. Я где-то читал, что некоторые стрелялись. Да, один миллиардер.... Кажется, у Грэма Грина. Но тот случай был замечателен тем, что человек устал от собственной совести. Я же ничего особенно плохого не сделал. Если и что и сделал - то одни мелочи. Их все совершают.
   Однажды в детстве я расстроился, когда сознательно убил паука.
   Гораздо больнее ощущать укоры. Все в детстве пытаются воровать. Или это только русские дети воруют? Нет, не может быть. Все дети воруют, и всех ловят. Так и меня однажды запасли, когда я мелочь воровал и складывал, пока десять рублей не насобирал. В первом классе. В тайнике, на нычке, то бишь, эти пятаки лежали и зеленели, и потом бы я их ни за что не очистил. Но палево наступило скоро и глупо. Я посвятил в свои тайны одноклассника, и тот спер из дома десятку. Начались разборки. Словом, тогда все раскрылось, и мне еще долго было стыдно.
   Впрочем, гораздо более стыдно, когда ты кому-то проигрываешь. Устав проигрывать, ты вырабатываешь защитную программу, следуя которой, ты избегаешь общения с проблемными для тебя типами людей. Но это только начало. Потом, с жизнью, именно потом, когда самоконтроль уступает место опыту, развитие останавливается. И ты уже до конца дней такой, каков ты есть. Если ты волк, то уже и умрешь волком. Если глиста - то навек глиста.
   Но где ж тогда брать мотивацию, если в трезвом состоянии тебя ничего не интересует?
   Если ж только это не порча.
   Вот, к примеру, группа авторов под руководством Алексея Бубыркина, те уверенно штампуют магические книги. Сам Алексей Бубыркин - человек с воображением. Хотя книга-то одна, а вся остальная серия - это RMX. Что-то добавил, что-то убрал, статьи местами поменял, новых картинок из нета понавыкачивал. Спрашивается - а зачем тогда целая группа авторов? Впрочем, мне, попсовому моно-автору сложно понять это многоголосие. Так вот, до того, как стать писателем, Бубыркин выкатывал порчу через яйцо. Через куриное, ясное дело. Брал он его, катал по одежде, да по лицу, да по рукам клиента, а потом заявлял, что у того - порча. После, немного офигев от успеха и безнаказанности, вступил в авторский союз.
   Открыв труд под названием "Ангелы и демоны", узнаешь, что Валерий Леонтьев - посланец высших сил на земле.... Так сказать, официальный представитель. Нострадамус - жив. Живет.... Ясен красен, в Сибири живет. Где ж ему еще жить-то? Анастасия постоянно консультирует президента. В деле убийства Распутина замешан Ленин. Конец света наступит в 2021 году. Придет бог, вся ботва.... Гагарина... да, можно и не говорить. Его забрали в космос зеленые человечки. Царь Николай Второй не был убит. Он выжил и жил там-то там то.... Так то, вот, о порче.
   В прошлую "Строку" я тоже принимал письма. Пытаясь быть альтруистом, я быстро устал. Все было одно и то же. С того момента я четко для себя уяснил, что нет разницы между трудом и ленью, если результат один и тот же. Трудоголиков нет. Есть влюбленность в деньги и глупость неоплачиваемая. Вторым заниматься нельзя. Много так называемых поэтов целиком этим и поглощены, и здесь нет ничего, кроме чистой оголтелости. Родина, время, люди, Пушкин, долой козлов! Все это - один и тот же штамп. Потому теперь я ничего не делаю, и результат ничем не отличается от того, как если б потел и работал.
   Даша Отцова не посылала свои произведения по Интернету. Ее отец забашлял.
   Ира Андропова лично понравилась Виктору Кушкову (не забываем, это - псевдоним Михаила Александровича Жердевича). Их роман начался с ключей, щелкнувших в дверях личного кабинета Михаила Александровича. Второй фазой романа стала победа Иры в "Строке" и объявление ее лучшей молодой поэтессой.
   Пушкин стал звездой в 15 лет.... Шолохов - в 22....
   Вечером ко мне и правда зашел Чипидрос. В одной его руке была бутылка водки, в другой - кулек с двумя селедками.
   -Водка и селедка, - сказал я, улыбнувшись.
   -Душевная смесь, - ответил Петя.
   - А я ловлю себя на мыслях, - ответил я.
   -В смысле...
   -Без смысла.
   -А.
   -Просто так. Ловлю себя на мыслях, что я похож на всех людей сразу. Наверное, на всех людей в Москве. Это я говорю утрированно. Может быть, настроение. Ты проходи на кухню. У меня везде бардак. Бабы в доме нет, убирать некому, блл. Сам я убирать не приучен. Такая фигня. У меня хоть мох на стенах расти начнет, мне это пофиг будет.
   -Да ничо, не мох, - ответил Чипидрос, - вроде, нормально все.
   -Ну да.
   -А что не весел?
   -Да нет, я весел. Просто знаешь, как бывает. Когда человек нажрется в доску, то ему кажется, что он правду знает. А протрезвеешь - думаешь - ерш твою медь, нихрена себе. Такое у меня настроение. То ты пуп земли, то никто, то вообще просто хочется лечь спать, чтобы ничего не видеть.
   - Это мелочи, - заметил Чипидрос, - надо выпить, и тогда все пройдет.
   -Ага. Я знаю. Оно всегда поправляет.
   -А ты что, с бодунища?
   -Нет. Я так. Я что-то морально гнить начал. Тут бы радоваться, а я чего-то гнию. Сам не знаю, что меня тревожит. Может, ты мне скажешь? Ты, все ж, сетевик, альтернативщик.... Там все дела.... А?
   -Это бывает. В порывах честности.
   -Какая еще честность.
   -Не знаю. Я говорю, что знаю. У каждого - по-своему.
   -Да, ты прав. У каждого - по-своему. Может, меня кто-то сглазил, а? Я слышал, что в таких случаях у человека на душе становится пусто. Даже и думать нечем. А пустотой, ей же не подумаешь. И начинаешь киснуть, и нихрена тебе не помогает. Разве, что водка. Но водки много не выпьешь, рано или поздно печень отвалится.
   - Ладно. А у тебя есть что-нибудь, кроме хлеба?
   -Да. Корейские салаты.
   -О. Ты что, месяц назад их покупал?
   -Да, типа того. Они нормальные. Попробуй. Кажется, нормальные.
   -А....
   Чипидрос был парнем высоким и худым. Наверное, даже, слишком высоким. Это позволяло ему смотреть на людей сверху вниз. Я немало видел людей подобного сорта. Вне зависимости от того, что у них на уме, они выглядят безобидными остряками, и если ж в остротах этих, порой, встречается доля иронии, то кислота в ней - избирательная. Ни соляная, ни серная. Наверное, что-нибудь пищевое. Даже и не уксус. Лимонная кислота, должно быть.
   Насчет удачи говорить не буду - в таких делах нельзя проследить четкую закономерность. За одними эта дама следом бродит, умоляет, чтоб ее раздели насильно и грубо, а другие ее и в глаза не видели. Может быть, и проезжала она мимо на дорогом автомобиле, да что с того? В любом случае, существует нечто, что может человека подсвечивать даже в самые худшие дни и годы, а также - в таких делах, как публикации. Это - оптимизм. Впрочем, если я буду говорить об этом слишком много, это будет кривда - у меня с этим никогда не было проблем.
   Водка была "путинская", мы по этому поводу поострили. Чипидросу, безусловно, было полезно выпить со мной. Я, при желании, мог ему чем-то помочь. Говорю об этом в таком лице от того, что сам об этом не думал. У меня в голове стоял устойчивый туман. Я был самый настоящий пингвин, тот самый, с ударением на первом слоге.
   Я был уверен, что Ирка вскоре вновь позвонит. А, может, я ей сам позвоню. И вообще, все дело - именно в этом. Когда мы вместе, все на самом деле, еще хуже. У нее поразительно толстокожая энергетика, и, при чем, вся эта толстокожесть распространяется наружу. Я до сих пор от нее не отошел. Она проникает во все поры, и, начиная новый день, ты понимаешь, что изменился. Ты ничего не хочешь. Только есть. Только спать. Только телевизор. Сигарета. Магазины. Если ж поддаться магазинности, то эти пестрые существа напрочь тебя пропитают. А еще, я знаю, что у Ирки действительно никого не было. Да и быть не могло. Для этого нужна дополнительная энергия. Ленивым людям не дано грешить по-крупному. Это - грех масляный и медленный.
   Я так это себе и ощутил. Еще неделя, две, и нам придется повернуть все назад и сойтись.
  - Я несколько раз заходил на форумы крупных писателей, - говорил Чипидрос, - ничего особенного. Только странно - вокруг крутится много народу....
   -Мухи, - сказал я.
   -Мухи?
   -Да. На говно слетелись?
   -Ха.
   - Когда я в армии служил, у нас такая фишка была: "что ты руки сзади держишь, мух от жопы отгоняешь?"
   -Ты в армии служил?
   -Раньше все служили.
   - Ну да. Сейчас западло. Я, не думай, я - пацан простой. Хотя я в Москве три года уже, она еще не до конца меня пропитала. Я пацан простой, Ростовский. Даже и не из самого Ростова, а из пригорода.
   -Ростова - папа.
   -Да. Но Ростов очень сильно отличается от Москвы. Там ты быстро ощущаешь, куда попал и что делаешь. Во всяком случае, чувствуется человек. А здесь я долгое время не чувствовал человека. Вроде и есть они, а вроде бы и нет. За три года я не завел ни одного знакомства. То есть, вру. У меня были случайные связи, и даже был шанс жениться. Но я к этому серьезно не отношусь. Это ерунда. Если б я женился, то это б.... Это б все произошло, как во сне. Я понимаю, что все дело - во мне самом. Я не привык так жить. Самый большой груз в том, что ты платишь семьсот баксов за хату, и у тебя почти ничего не остается.
   -Я представляю, - ответил я, - я тоже не москвич. Но тогда другое время было. Многие институты побросали, чтобы бизнесом заняться. Все было очень просто. Главное ж, чтоб башку не отстрелили.
   -Ну, да.
   - Один мой однокурсник поднялся на петрушке. При чем, когда о подобных вариантах говорили позже, то на тот, более поздний момент, это и правда казалось хохмой. А тогда - он поставил старушек на точках. Ни Ментов тебе, ни налоговой. Торгуй, не хочу. Потом он купил несколько ларьков.
   -И что, не убили? - пошутил Чипидрос.
   -Нет. Мелочь не стреляют. Разве, что дело случая.
   -А ты свои истории из жизни берешь?
   -Из пальца высасываю.
   -Честно?
   -Никакой разницы нет. Тут еще много зависит от контекста. Посмотришь на то, как это у других, и если и возникал какой-нибудь позыв работать, то он тут же и пропадает. Начинаешь использовать одни и те же заготовки. На том и все, Петь. Качество материала не имеет значения.
   -Вообще никакого значения?
   -Может быть, на первом этапе и имеет. Тут все очень просто. Я знал одного режиссера, который порывался снимать очень альтернативное кино. Лет пять он ему приходилось сидеть в ассистентах, потом он все-таки снял, что хотел, но это никто не стал смотреть. Даже если б и был промоушн, все равно б не смотрели, понимаешь. А маститый режиссер, который, к слову сказать, мастит прежде всего тем, что переспал, с кем надо, решил стать художником. Он стал рисовать говно....
   -Говно?
   -Да, именно так. Говно. Кал. Устроил выставку. Был успех.
   -Ты шутишь?
   -А что тут шутить? Обычное дело.
   -Хочешь сказать, что работать нет смысла?
   -Не то, что совсем нет. Но слишком много париться вредно.
   -Понятно, Вань. Я, если честно, так и думал. Так все и думал. Я даже об этом статьи писал. В сети, знаешь, там целый огород. Все всё делают сами для себя, сами себе радуются, ругают друг друга, редко кто-то что-то читает, если это длинные трех страниц. Напишут две строчки, обсуждают. Напишут одну строчку, обсуждают. Не напишут ни одной строки, только название - могут заобсуждать это до дыр.
   -В чем же смысл? - спросил я.
   -Разве в чем-то есть смысл. Если только деньги отбросить.
   -В том-то и все и дело. Я примерно себе это представляю. Сетевые авторы нигде не публикуются. Бабок не зарабатывают. Потому, никто о деньгах и не говорит.
   -Просто их нет.
   -Наверное.
   -А если б были?
   -В смысле?
   -Если б им было, за что бороться? Представь. Они друг друга бы подушили.
   -Не знаю. Вполне возможно. Я, как-то, пытался поднять такой вопрос. Но никто не понял, что же я имею в виду. Я подумал, может, я на другом языке разговариваю? И, знаешь, вполне может быть. Очень даже может быть. Я понял, что большинство этих самых сетевиков заняты карманным бильярдом. Их это устраивает. Я понял, что мучаюсь от того, что мне нужно гораздо больше. Такое вот несоответствие. В конце концов, я решил, что научусь гораздо большему, чем я умею сейчас, чтобы мимо меня просто так нельзя было пройти. Но выставлять свои работы мне негде, и я сую их в сеть, а там - опять все тот же карманный бильярд. Когда же я указываю бильярдистам, что они - бильярдисты, они очень сильно удивляются. О чем это я? Когда я упоминаю эпитет "Штурман Жорж", меня опять никто не понимает. Некоторые даже понятия не имеют, откуда это взято.
   - Удивляться нечему.
   -Да. Остается бороться.
   -Тут ты не прав, - ответил я, - бороться не нужно.
   -Что, ужом быть?
   -Да нет, ты не понял. Это - удары головой о стенку. Кому нужна борьба? В наше время, тем более, в этом городе, распространен единственный вид борьбы - это борьба за деньги. Больше вообще ничего, Петя.
   -Блин, но это ж смотря как на мир смотреть!
   -Да как ни смотри!
   -Ты не обижайся, но ты не прав. По-твоему, человек вообще ни к чему не способен, кроме как рвать друг друга. И это ты говоришь, писатель Иван Солнцев?
   - Сейчас стоит уточнить, какой я писатель, - сказал я.
   -Ладно. Извини.
   -Да нет, ничего. Ты прав.
   -Каждый по-своему прав,- заметил Чипидрос.
   -Нет, ты же сам понимаешь. Это - бизнес. Тут можно и остановиться и ничего больше не говорить. В какой-то мере, этот рынок очень искусственен. Но приучить людей к литературе подобно рода было недолго.
   -Ты, что ли, приучал?
   -А все приучали. Ты знаешь, это очень хороший принцип. Меньше работаешь, больше ешь. Вектор направлен очень четко. Одно движение - одна денежная единица. Тысяча баксов, к примеру. Не верь тому, когда говорят, что кто-то на этом фронте работает. Я, конечно, не могу сказать, что это и вовсе не труд. Но труд, Петь, слово где-то, даже, ругательное. Трудиться должны массы. Массы ж и питаются поп-культурой. Все очень просто. Массам нужно указать на то, что им читать. Примеров здесь множество, и я здесь - не самый монстр, Петь. У меня - у меня своя ниша. Ты же в курсе, что иногда я пишу сценарии. Нет, давно не писал. Сейчас цены лучше, с одного сериала можно даже полхаты купить, но и борьба другая. Но ладно. Надо ж знать своё место.Середина, наверное. Давай выпьем.
   -За что?
   -Не знаю. За тебя, Петь. А то ты что-то совсем пессимист.
   -Нет, я не пессимист. Ну, давай, - он выпил и запил минералкой, - я - оптимист. Чего мне, нафиг, грусть, Вань? Единственное, что меня грузит - это квартплата. Она убивает меня напрочь. А снимать комнату я больше не хочу. Хватит. Наснимался. Знаешь, у меня порой складывается впечатление, что комнаты сдают только очень ненормальные люди. Нет, когда квартира сдается разным жильцам по одной комнате, это еще куда ни шло. Хотя и это - херня, Вань. Первую мою комнату сдавала баб Валя. Это было полуживое, усохшее существо, которое ночами кричало и стонало, ругало само себя. Я думал, что то - просто гонка, оказалось, это в ней какие-то остаточные соки играют. Бабушка мастурбировала и кричала, вот что.
   -Ага.
   -Поживешь такой жизнью, чего только не увидишь. От бабушки ж этой я не сразу убежал. В один день, она решила, что я - какой-то нерусский с юга. Она ведь не понимает, что на юге многие люди так выглядит, и это не значит, что они - не русские. По этой причине она решила, что - раз не русский - значит много денег. Она подняла квартплату в два раза. Я спросил, мол, куда вам столько денег, куда совать-то, а она поохала и сделала вид, что не понимает. Потом я еще несколько раз так вот снимал комнаты, и всякий раз натыкался не то, что на худших людей, а просто на какие-то жертвы экспериментов. Когда я снимал комнату в очередной раз, то уже был уверен. Да, во-первых, будет совершенно жуткая цена за какой-нибудь угол, а потом маклер-самодельщик попытается содрать с тебя столько шкур, что доберется до позвоночника. При чем, снял ты комнату, скажем, месяц назад, а потом идешь снимать снова - оказывается, цена уже поднялась. Идешь через месяц - она еще выше. Через три - она уже выше в два раза, чем в тот, первый раз. Создается впечатление совершеннейшего зверинца, Вань. А я, как сетевой автор, не могу, конечно, мимо этого пройти. Но меня никто не понимает. Спрашивают иногда, а о чем вы, это, пишите? От чего вас волнует такая вещь, как постоянное повышение цен? Я не пойму, Вань? Может, дело во мне? Или люди так хорошо выдрессированы, что с ними можно делать все, что угодно, и быть уверенным в том, что они найдут выход. Ты их, они - еще кого-то. Мне кажется, года через два вся эта квартплата будет стоить вообще какую-то страшную сумму.
   -Все может быть, - проговорил я.
   -Да, ты тоже не понимаешь. Ты попробуй, подними цену на что-нибудь во Франции на двадцать процентов. А у нас можно на четыреста, на пятьсот.
   -Я читал, - сказал я, - у Бунина. Такое веселое правило, поднимать цену на 500, 1000 процентов ввели большевики.
   -Да. Но они же не из космоса прилетели?
   -Да.
   -Я просто уяснил, что нужно поменьше голову ломать, - произнес Чипидрос, - все равно никто ничего не поймет. Ты прав на счет этого. Нужно меньше работать и больше есть. Научиться так. Но как, Вань? Я ведь могу написать самую попсовую попсу.... Но меня все равно никто не издаст, так как писательство - вещь выгодная. Пускать в этот бизнес всех, кому ни лень, никто не станет. У богатых людей есть дети, и далеко не все из них хотят быть финансовыми директорами и дипломатами. Кому-то и писателями быть нужно. Если ж посчитать их процент от общей массы писателей, то выяснится, что таким, как я, тут не место. Даже если я буду писать, как Достоевский, Вань. Кому оно надо? Я ж тогда, получается, чернь и простолюдин, буду у хозяев часть хлеба отбирать, да? Я пишу и мучаюсь, потею, размышляю над тем, почему русский Иван таков, почему он ничему, кроме воровства, не научен, почему его так легко можно дрессировать, да, а тут - дети банкиров, покупают работы у студентов, может, и сами какую-нибудь легкую чепуху пишут, никакого пота, много пафоса, тусовки, одежда от, туфли от, духи от, крутой университет, самые модные, самые талантливые люди Москвы, и тут - я. Сумею ли я с ними общаться? А они меня и не пропустят. Они все типа опа читают Толстого, хрена им мои крики? Бла бла бла, понимаешь?
   -Понимаю, - сказал я, закуривая.
   -Потому, я сижу в сети, а люди там на полном серьезе обсуждают сериалы, ищут в них политические мотивы, и вообще - это очень большой очень бестолковый мир. Но постоянный рост цен, Вань? Иногда мне кажется, что я - лысый? Доллар-то на месте стоит, Вань? С русским Ваней все, что угодно делать можно, а он еще и возмущается - что, мол, дурак, что тебе не нравиться? Ты что, больной? Давайте, мол, лучше говорить о том, что Америка - лох, американцы - дауны, о Евросоюзе, об Украине, и т.д. Ты, наверное, обиделся?
   -Нет, - ответил я, - ты рассуждаешь совершенно верно. Только прыгать с голыми руками на танк глупо. Это и правда никому не нужно. Просто всем внушили, что у нас - демократия. Это слово просто много раз повторяли, и все к нему привыкли.
   -Значит, все это понимают. Но я, Вань, я тоже хочу не работать и есть. Но становиться бандитом и кого-нибудь грабить - нет, я до этого еще дошел. Я хочу делать это за счет своего ума. Но я не могу этого делать, так как для простолюдина эта область закрыта. Она оккупирована. На входе стоит шлагбаум. Если умеешь писать - обслуживай кого-нибудь, или пиши фэнтези.
   - А я, что ж, по-твоему, особенный? - спросил я.
   - Не знаю.
   -Главное - пролезть, - заметил я, - это в любом деле - главное. На заводе - пролазишь, доишь завод. На фирме - пролазишь - доишь своих работников. Здесь - тоже пролезть нужно. Много работать и правда ни к чему. Но это ты уже потом можешь выбрать, сколько тебе работать, много или мало. Я, вот, работаю мало, но иногда совершаю мозговой штурм и делаю очередной проект. Я знаю, что мое имя - это очень хороший товарный знак. Если хочешь, я могу тебе кое в чем помочь. Сейчас не обязательно писать чистую попсу. Можно и позаумней.
   Разошлись мы за полночь. Поговорили об отвлеченном. О Ростове. О том, как я сторожем работал. Немного - о народном писателе Викторе Кушкове. О проститутках. О банях. О водке. О том, что с кем происходило в последние дни. Вообще ни о чем. О литературе говорили вскользь, и то - большей частью говорил Чипидрос. Он ее больше любил.
  
  Есть люди с особым детством - их часто показывают где-нибудь в ящике. Такая передачка - сплошь усугубленные московством актеришки, певуны и что-нибудь другое. Они вспоминают, как шли по такой-то улице, а потом - еще по такой-то улице, а потом - по третьей улице, и что в их классе учился тот, а потом - тот, а потом - еще тот претот. Народ, глядя на всю эту беспонтовую шелуху, не особо и озаряется. Но разово, для женщин, тема подходит.
  Например, один корячится, корячится. А второй говорит:
  -Что ты, брат?
  А он:
  -Ничего. Ползу! Доползу!
  А тот:
  -Эх, как я тебя понимаю. Учился с нами в одном классе, помимо Вити Пелевина, такой-то....
  Чувак поднимет морду. Морда в грязи.
  -Чо?
  А тот:
  -Знаешь, еще в детстве, приезжая в Париж....
  А первый:
  -Брат, я говно мешал в детстве. Какой такой Париж?
   Есть способ чувствовать однажды. Это значит, что потом не будет. Даже презерватив не столь одноразов, как кажется. Нет, его не обязательно полоскать перед использованием еще раз.
   В пачке - три штуки.
   Все это - вещь в себе. Гондон!
   Нет, никакой такой душевности, никаких таких особенных улиц в моей жизни не было. Я всегда был Ваня Солнцев. Что же тут сказать о писательстве?
   На свой пароход я сел в годах (тире) 95 - 96, а Оглобля еще не был Виктором Кушковым.
   Талант?
   Нет, поймите, талант - вещь простая, она есть у всех. Вот, допустим, женщина. Она умеет трепать нервы и вынимать сердце. Дай же его, дай. Поскорее, быстрей, я хочу быть наслаждаемой....
   А вот - человек, талантливый в умении есть. Что же? Перед ним - мир еды прежде всего духовной. И тут можно вроде бы и сказать - а какая это духовность? А какая вам нужна? Бог, что ли?
   Ну и хорошо, Бог. Хотя да. Ведь многие ищут его, например, через вегетерианство. Через поедание огурцов. Через сыроедение. Зачем, спрашивается?
   Вот, например, я бы, Ваня Солнцев, был бы Бог. Следовательно, нужно было бы искать ко мне путь?
   Возьмем какого-нибудь Васю или Петю... Нет, это примитивно. Пусть это будет Савва Абрамович. Хотя и тут неверно - у Саввы Абрамовича однозначно с господом все в порядке.
   Ладно, среднестатистический россиянин. Он ищет меня. Он идет в храм. Но я хочу спросить у него - россиянин, зачем ты туда идешь? Меня там нет. Я здесь, я - вот он.
  Хорошо. Храм - это хотя бы канонически. Но, допустим, среднестатическому россиянину сказали:
   -Поезжай в Гоа!
   И я ему кричу:
   -Эй! Эй! Куда ты? Я здесь.
   А он:
   - Что вы, я ищу Ивана Солнцева!
   И он туда едет. Хотя я был рядом, я стоял подле него, но он не заметил.
   Ну и третье - среднестатистический россиянин начинает увлекаться сыроедением. Он полагает, что через пищу он что-то узнает обо мне. Он разговаривает с другим среднестатистическим россиянином, который атеист.
  -А я ем мясо, - говорит тот, который атеист.
  - Иван Солнцев сказал, - отвечает второй.
  -Что он сказал?
  -Нужно есть овощи и дикий мёд.
  -А где ты мёд возьмешь?
  -Пища вокруг нас!
   -Никакого Ивана Солнцева не существует!
   На самом деле, это разговор ни о чем. Тем более, что ныне Михаил Александрович Жердевич гораздо популярнее меня. И здесь надо судить по факту. Я начинал жизнь размеренно, но я был изначально оснащен литературным талантом, который впоследствии вылился в то, во что он вылился. Кроме прочего, я умел пронюхивать. Ближе к 2000-м годам многие теплые места уже были заняты.
   Не зря говорилось: хватай, пока есть время!
   Многие другие народы проходили этот период веками. Ранняя элита формировалась у них в период отпадания хвоста. У нас - сейчас.
   Мы - перманентны!
   Получается, life has just begun!
   Конечно, может быть, и я когда-то мечтал сидеть на передачках, и говорить:
   -Помню, помню, идём мы вместе с Лёшей Лейхманом по Поварской...
   Печати. Клеймы. Штампы на лбу... Нет, все это - для дураков. Деньги не пахнут. У них нет теперь особенных обверток. Итак, что мы имели? Михаил Жердевич был молод и смел. В отличие от многих своих соратников, которые в те годы постепенно сошли вниз, то есть на дно, в Аид, он рано понял, что времена вскоре поменяются, и в цене будут умные, расторопные, хитрые люди - ценить их будет радиоэфир человеческих законов.
   Что такое раньше был писатель? А так - ботаник, петрушка. А теперь - царь, миллионер. Поэтому, перекраска - вопрос времени. Ну и ума, конечно же.
   Это потом - был лучший момент. Вышла моя книжка. Мы сидели в каком-то уличном кафе - я и он.
  -Прикинь, чо? - говорил я.
  -Да, прикидываю.
  -Нормально, чо.
  -Да, чо.
  -Вот, ты братик, не москвич, - говорил Миша, - а посмотри, посмотри - тела. Идут все, и все рвут. Кого ни спроси - у каждого в голове - какой-то план! Все думают о богатстве. А ты - взял и сделал. По-настоящему.
  -По-пацански, - ответил я.
  -А то, братик. Что мы будем пить?
  -Тут, по-моему, ничего нет.
  -Пошли через дорогу.
  -Нет, тут катанка была какая-та у них.
  -Не, смотри, там народ сидит. Пошли туда.
   Настоящие пацанские концепты остались ныне только в кино, при чем - в сериальном. Объяснение же этому самое простое - дело в том, что продюсеры - пацаны. О чем же им заказывать ленты-то, как не о себе? Как с ментами тёрки были, как поднимались, как падали, и вся сопроводительная к этому движуха. Важно понимать, где начало, где конец. Потому что, конечно же, смотрим мы кино западное. Зарабатываем - на нашем. Слушаем западный рок, поём шансон. Это способ двигаться. Просто в нынешние времена надо знать - какие именно точки бытия трогать, а какие - вообще не трогать и обходить мимо. Это напоминает проход по улице, состоящей из сортиров. Да, да, все дома - сортиры. Я имею в виду такие, как на дачах, на садовых участках - ведь многие не знают, о чем речь. Существует даже в природе один писатель, который вообще стал славен своим незнанием устройства уличного сортира, так как по природу есмь фикус - но роман и не о нём, и не о них. Он - о нас.
   И вот, идёте вы, а все сортиры заняты. Дергаете вы за ручку, а вам то и дело кричат - занято! Сам по себе выкрик есть удар, а потому, чтобы удар подобного рода не получать, нужно знать - куда поворачивать, тратить ли вообще эту энергию на поворот.
   Говорили мы много, с жаром. Темы - о жизни, о счастье, о том - что мы сильные, и мы умеем брать то, что надо. Конечно, мы говорили и о тех, кто не умеет брать.
   -А Санёк, - сказал Миша.
  -А что - Санёк.
  -А, да сколько гонору!
  -Он потемнел.
  -Загар?
  -Нет, это метафора. Это что-то с ним происходит.
  -Жаба душит?
  -Ну я не думаю, что это - именно жаба.
  -Нет, брат, это - как раз именно жаба. Она самая. Это, брат, знаешь... Вот ты молодец. Горжусь, иду по улице, потом остановлюсь, смеюсь.
  -Чего смеешься?
  -От счастья! Тепло на душе. А Саньку-то сейчас каково?
  -Не знаю. Нет, это не жаба, пойми. У него - свое видение, тут немного не так.
  -Да нет. Да он же и в долгах.
  -Я слышал, что вроде бы не в долгах.
  -Да и хрен же с ним.
  
   Но еще некоторое время назад я жил иначе. Дежурил сутки через трое, в свободное время спал, телек смотрел, встречал Ирку с работы. И ругались мы, и мирились, но так все жили, и ничего такого в этом не было - так пол страны живет. На работе ж у нас были прозвища самые оригинальные. Рубль, Адидас, Президент, Толик Корявый.
  Имелись еще Готовальня, Ворота, Казбек, Мамай и Сергей Родина. Так вот, как-то Сергей Родина мне и говорит:
   - А ты, случайно, родом не из такого-то места?
   Мы тогда с Родиной на посту номер пять сидели, чистили сушеную рыбу, чтобы потом ее с пивком употребить.
   - Ну да, - ответил, - а ты откуда знаешь?
   - А ты знаешь такого Мишу Оглоблю?
   - Нифига себе. Ясен хрен.
  - И я его знаю. Он такой-то рынок держал.
   -Оба. Да ты что.
   Ну, мы, рыбу почистив, взялись за нее было, и тут с другого поста звонят, мол, приходите в карты играть, водка есть, Готовальня привез. Ну, мы туда пошли, в карты заигрались, и уже за полночь Родина мне напоминает:
   - А он что, друган, что ли, твой? По натуре, а?
   - Кто?
  -Ну, этот, Оглобля.
   - Ну, как бы типа того.
   -Короче, идет сейчас отстрел, и Оглобля попал круто, и теперь прячется.
   - А откуда ты его знаешь?
   - А жена у меня на том рынке рыбой сушеной торгует. Ты ж думаешь, чо у нас рыба такая?
   - А он что, сам про меня рассказывал?
   - Ну, он как-то день рождения в ларьке отмечали, как-то случайно в разговоре кто-то твое имя упомянул. Вот.
   - И что? Где ж он прячется?
   - А бог его знает. В кустах у себя, наверное, в замкадье.
   Потом проезжая через свой городок как-то, я его и встретил. Оглобля шифровался решительно. Денег было маловато. Он любил позажигать, по заведениям полазить, с девками позагуливать, а тут у него все это отрезало, и он в страшной тоске прозябал. Иной раз ему даже приходилось чуть ли коров пасти - это еще те времена были, когда в провинции были коровы. Теперь их нет. Мысль России, суть России, материя России поменяли суть - корова ушла, корова не вернется. А ведь Русь Есенинская была корова - а нет ее больше и не будет, а менеджеры по офисам есть клетки нового мира, клетки не всегда здоровые, непонятно, какая из них нормальная, какая - раковая.
  А вот Миша - в некотором плане от отскочил спокойно - пока шел передел улиц жизни, он понял, что может переделать сам себя под новые реалии. Я ехал тогда на девятке с Готовальней по работе. Подъехали к дому его родителей. Посигналили. Никто не выходит. Я не сразу сообразил, что делать так нельзя - Оглобля ж прячется, подумает, что это за ним приехали. Только когда я вышел и вызвал его мать, все решилось. Мишу пошли искать. Он, оказывается, взялся огородами уходить. Валил, только кусты трещали. Но - нашли его. Сидел на сеновале с ружьем наготове.
  То время, те дни, те минуты и все прочие частицы времени, зарождали нового писаля - он размышлял, кем быть - Душковым или Кушковым? Вы спросите - в самом начале, в чистом виде, каким был литературный талант Миши? Функция по умолчанию, а? Он хорошо играл на пианино и подбирал музыку на слух. Я думаю, он пытался сочинять блатные стихи, и, повернись жизнь как-нибудь иначе, мы бы увидели его на канале "Шансон" - но для этого много стрелок должно было сойтись в одной точке - например, его бы посадили, и там, в казенном доме, он бы вспомнил свой талант. Взял бы гитару, и поехало бы - по выходу его, например, взяли бы в ансамбль "Лесоповал".
  Да, продолжим - пока Миша нычковался, творческий огонь обрел он определенную яркость, и он написал роман "Месть мертвого богатыря" (это, впрочем, слухи - нет доказательств, что именно он писал). Там дело вот какое:
  
   "Был богатырь. Был он здоровый пацык. Ходил в лес, пугал ведьм, ловил соловьев-разбойников, вывозил в Киев на рынок и там ими и торговал. Этот процесс торговли соловьями-разбойниками был описан весьма подробно. Иной раз могло бы даже показаться, что в Оглобле сидел скрытый гений, но - позже я совершенно случайно обнаружил подобный сюжет у еще одного современного русского онаниста, о котором ныне никто не помнит, и неизвестно, жив ли он теперь. Орфографию же, должно быть, было кому подправлять.
   Вообще, недолго сей тип торговал, так как основное повествование посвящено его мощам и высушенным глазам. В одном из походов на соловьев богатырь был захвачен темными силами. Его привезли в храм дьявола, где ему предстояло встретиться с Осирисом, Зевсом, Аидом, Десятью колдунами, орками и агентом ФБР, прибывшим сюда специально (на машине времени).
  Их диалог был растянут. Я думаю, Оглобля сделал это для того, чтобы увеличить объем романа в страницах (если, конечно, писал именно он).
  -Слышь, чо, - сказал Валерич.
  Иван молчал.
  -Слышь, не ломайся, все равно порву.
  Вышли вурдалаки и тоже базарили по стилю.
  -Чо?
  -А?
  -Слышь!
  Представляю, как чувствовал себя корректор. Впрочем, деньги не пахнут. Кто теперь помнит первые шаги Михаила Александровича Оглобли (Виктора Кушкова)?
   В романе же его первом события развивались нешуточно. Такова легенда. Прошло много веков, и о мощах, о глазах засушенных, стало доподлинно известно компетентным органам. Оказалось, что эти амулеты являются ни чем иным, как концентратором мировых сил. Прочие же концентраторы - это Шамбала, Египетские Пирамиды, Тадж-Махал, Собор Василия Блаженного, и еще - много мест, включая Кижи, Кремль, Сандуновские бани и Сочи. Все они, места то есть, были большими и массивными, и разрушить их просто так не представлялось возможным. А, вот, с глазами можно было делать все, что угодно, а потому так и произошло.
   Злодеи собрались и стали вызывать дух Ленина. Так-то.
   Светлые силы, во главе с главным белым монахом, связались с Анастасией. То прочитала им долгую и важную речь.
   К делу подключились:
   Менты.
   Крутые.
   ФСБ.
   ФБР.
  ФАПСИ.
   ГРУ.
   НАСА.
   ЦРУ.
   Помимо них - много разных сект. И, главное, Иван, воин, каратист, оккультист, бывший сотрудник, майор, перетрахал всех баб, верил в бога, член 42 см, и т.д.
   Описывается половой акт, совершенный Иваном. Если покопаться в современных литераторах, словно в емкостях с опилками, то подобное "членство" можно найти и у Доценко. Мы почему-то ругаем 90-е, называя их лихими, но свобода выражения имела необыкновенную ширину, разнообразие, какой-то таинственный диапазон. Книги того времени, не смотря на их некоторую однобокость, есть выражение той свободы.
   Так вот, совершил Иван магический обряд, вызвал дух богатыря и все выяснил. Тот ему еще много, что рассказал.
   А) Триффиды были выведены в Третьем Рейхе.
   Б) "Челленджер" был подбит советским секретным (невидимым) истребителем.
  Г) В событиях в Розуэлле замешано Штази.
  Д) НАСА организовано инопланетянами.
   Е) Цивилизация произошла на Чукотке. Древний язык был чрезвычайно похож на русский.
   И еще - несколько пунктов.
   На самом деле, многие вещи, которые можно разобрать по костям с помощью элементарной логики, такому разбору не поддаются. Все дело в двуличии Миша - когда был он хулиганом, юным рыцарем без страха и упрека, он просто пользовался своим талантом актера - он мог быть абсолютно разным, и, я думаю, если бы в цене были интеллигентность и научный ум, он тотчас бы переквалифицировался. Миша жил на волне. В этом его сила - из него бы вышел замечательный политик, но ведь ему и теперь не поздно попробовать себя на этом поприще.
   Если б предположить, что 1988 году его завербовала японская разведка - но на кой хрен он, такой, нужен им? Нынешний Оглобля уже не Оглобля, но старые друзья его знают, и здесь он проявляют необыкновенную теплоту - он почему-то никого не гонит, хотя особо и не прикармливает, но вот, всего лишь три года назад он встретил Готовальню.
  - Оп! Оп! - воскликнул Готовальня.
  Миша насупился. Готовальня оставался Готовальней, а Миша уже давно как трансформировался, от прежнего Оглобли почти ничего не осталось. Можно было подумать, что Жердевич вяло улыбнется, отстреляется от Готовальни и пойдет своей дорогой - так нет же, он включил кнопку "Оглобля" и был тем самым Оглоблей, которого знал Готовальня.
  - Га, охренеть, - ответил он, -а где Лещ?
  - Лещ? Ахахахаха. Да он сдох.
  - Ой. Слышь, а когда?
  - Да давно уже.
  - Что ж он так? Слышь, а он же центровой был.
  - Да воще. Да под конец жизни он сдулся. Жалко.
  - Ты, да он рвал, а? А ты как?
  - Да хреново, - сказал Готовальня, -а ты?
  - А тоже хреново.
  - Вот же. У всех хреново. А знаешь, у кого сейчас бенч? У Адидаса. Говорят, четверо детей.
  - Брешут. А, ну смотря какой Адидас. Ты же знаешь, у нас три Адидаса было.
  - А кто третий?
  - Терентьев?
  - Это ленинец?
  - Нет, с сырзавода. Да он такой, неслышный. Так он, слышь, понял, чо, понял, да - ты его, понял, да, узнаешь - он до сих пор весь в Адидасе.
  - Китай, по ходу.
  - Да хрен его знает.
  - О, цепок у тебя, - это Готовальня заметил, что у Миши на груди цепь с палец толщиной и крест как митрополита.
  - Так это, Адидаса видел? - Миша словно бы тему менял.
  - Какого? Того, или этого?
  - Ну этого.
  - Да не, Чекалов видел. Да они бухают иногда.
  - А ты?
  - Да только я бухаю, - отвечал Готовальня, - все позавязали. А еще Толян помер. Помнишь Толяна?
  - Конечно. В карты еще как играл!
  - Нифига. Помнишь. Кто пил, тот умер. Один я не умер, - рассказывал Готовальня, - и Андрей.
  - Какой Андрей?
  - Ну помнишь, Андрей - держи хуй бодрей.
  - Нет, не помню.
  - А Мама-зона уехал в Канаду.
  - Да ты чо.
  - Клямпера видел. Живой, сука. Сидит у ворот с пузырем, самому пить скучняк, ждет, кому б налить. Я ему говорю - Клямпер, старый воробей, здорово, жирный! А он отвечает - да какой я жирный, я теперь худой. Вот сука жизнь!
  Они еще поговорили и разошлись - Оглобля шел пешком, а если б ехал на машине, то все равно б остановился, чтобы поприветствовать Готовальню - это потому, что души в нем было много. Другое дело - качество души. Может ли количество заменить качество?
  Нам пора поговорить об Ушкине?
  Итак, роман. К середине роман уже порядком выдыхался, и начиналось автоматическое письмо. Мир стоял на краю, Иван наш готовился к финальной схватке со злом. Он поехал в Канаду и тренировался там, среди китайских агентов. За время тренировок он посетил много монастырей, а также - публичных домов. Автор очень серьезно подошел к описанию полового умения русского героя. Так, в ходе одного из половых актов, он вошел так далеко, что вышел с обратной стороны
   Книжечка эта раскупалась неплохо, хотя и не стала вообще мегабестселлером - такие вещи должны либо проплачиваться, либо пролизываться. Тогда же такое чтиво вагонами выпускалось. Сейчас - я не говорю, что сейчас лучше. Просто раньше не было системы. Гнали всё подряд.
  Оглобля тогда был всего лишь один из всех. Если б всю литературу того периода сложить в одну стопочку, то, забираясь по ней, можно было достигнуть Луны и оттуда прокричать:
   -У-у-у-у-у! Я на Луне!
   Может быть, писателя Кушкова непременно забыли бы, если бы как раз не Ушкин, полупоэт, полуманьяк, получеловек. И правда - если ты - всего лишь пиявка, то тебе нужна кровь. А если нет крови?
   Ищи!
   Но люди сопротивляются. Они не даются. Тебе нужен человек, который чем-то связан. Это как в анекдоте, где заяц ходил и сообщал на весь лес, что там, там зажало деревом лося, пойдемте трахать все вместе.
   У Мише же была хорошая хватка.
   Это вообще как русская национальная идея - ищи, что схватить. Схватил - держи, охраняй, не давай никому, не открывай рта - могут выхватить изо рта.
   Современный роман - это запутанно. Единственно, могу заметить, что издревле существует такой класс людей, которым все просто, хотя это не значит, что простота относится чисто к жизненным ситуациям. Жизнь - она просто есть сбор урожаев. А настоящая простота - это понимание, что человек человеку не волк, а кто-то еще. Волчизм же всех остальных наружу не выражен, но всегда имеется в виду. Хорошим показателем этого качества являются смутные времена. Тут все напоказ. Хватательные рефлексы преобладают, прочие присутствуют в разной мере, но чаще отсутствуют. Простые правила.
  Есть человек волчейший.
   Есть человек простой.
   Как определить, кто есть кто? Нет, конечно же, у нас могло бы и не быть отличий. Масса, массы, толпы. Так много говорят - при союзе тоталитаристы сделали из людей массу - податливую, добродушную. А теперь - вроде живём. Теперь лучше. Все люди - личности. Страна стала крепче, ее спас Гайдар.
   И вот, собрались мы тогда прямо в кустах. Да, чтобы вы поняли, я сделал новый флэшбек - а то без пояснений не разберешь, где чего. Да, тогда я и Готовальня ехали на "Девятке" и подъехали к Мише, а сам Оглобля уже получил по почте авторские экземпляры "Мести черного богатыря".
  -Как сам? - спрашивал я.
  -Да так, брат, - Оглобля смущался, потому что уже начал меняться. Он уже был писателем.
  -На, гаси.
  -А что это?
  -Водка. Что ж еще.
  -А ты?
  -Я уже, братан.
  -А ты за рулем.
  - Нет. За срулём.
  -А. Ну давай.
  И мы наливали. Мы были во дворе, и солнышко в небе шло с прослойками, будто бы смешивались и лучи, и душа будущих судеб. А что за места! Вокруг - Русь! Запах Руси! Вы знаете, жизнь широка - если ты сумеешь порой остановиться, осмотреться, не спешить. Питие водки - это неспешная статика, созерцание на фоне большого простора.
  Ничего мы у Миши не спрашивали, ибо был немного зажатым, немного добрым.
  -Я, братики, мне тут хорошо, - говорил он.
  -А мы бухае, - отвечал Готовальня, не выговаривая слова после первых же граммов.
  -Чем занимаешься?
  -Работае. Гэ.
  - А чем занимаешься?
  -А?
  -Наливай, наливай.
  -Я займусь скоро, - говорил Готовальня.
  -А чем займешься?
  -Мясом.
  -А.
  -Сам себя сдаст на мясо, - пошутил я.
  -Ты, слы, меня не сдашь, - отвечал Готовальня невнятно, но борзо, - я жилистый. Жилы не сожрешь. Нет, по натуре, займусь мясом.
  -Мясо - это тема, - подтвердил Миша Жердевич.
  -Па-любасу! - отвечал Готовальня. - Мясо жрут.
  -Кто жрёт?
  -А ты жре?
  -Я капустой питаюсь, - отвечал Оглобля.
  -А чэ такой здоровый?
  -Здоровую капусту жру.
  -Не, слы, я серьезно. В Никифоровке мясо дешевое. Буду с Кабаковым ездить. У него там дядька живёт. Две свиньи загасим, тут сдадим.
  -Будет сдавать или на рынке стоять?
  -Кума встане!
  -А. Ты того?
  -Кого, того?
  -Мацаешь куму?
  -А то.
  -За сиськи!
   -Да как зажму!
   Мне тогда представилась Русь за сто лет до нас - тот же неповторимый, пропитанный не движением, состав атмосферы. Вот только что церкви тогда живые были, с дыханием, а теперь уже почти ничего нет, а если есть, то это либо безглазые и безголовые остовы.
  
  
  
  
  
   Пыльные страницы. Отрывок 3
  
  
  
   Петя, молодой литератор, жил теперь в машкиной квартире. Сама же Машка - она как уехала, так и с концами , да хотя и черт с ней. Пусть бы она и затонула, как Титаник, в заграницах. Нет, она была средней, еще доступной и, один раз, я ее хорошо пощупал. Это было как раз два года назад, когда она уезжала. Была она пьяна, а я не помню, кто был я.
   -Смотришь? - спросила она из "предбанника" (то есть это тамбур, уголок между дверями в две квартиры).
  -Смотрю, - ответил я очень нагло.
  -Вот.
   Она чего-то возилась, потрясая грудью.
   -Молодец, - ответил я отстраненно.
   -Ну-ну. Сам такой, молодец.
   Я, было, пошел, но что-то меня остановило. В глубинах лифтовой шахты пощелкивало, хотя лифт не ехал. Есть штука такая - это некая рука, ей обладает судьба. Есть моменты, когда в ней есть смысл, есть - когда нет. Большинство же вещей смыслом не обладают. Если тебя толкает - это может быть просто так. Так и было в случае с Машкой.
   -Ну, заходи, - сказала она.
   Я зашел, там-то всё и состоялось.
   Больше мне рассказывать и нечего, да и всё это касаемо лишь её квартиры, которую она всё собиралась сдать, а дядь Женя Ерженин должен был найти клиента и передавать ей деньги. Жадность же. Да и вообще, самая высокая аренда жилья в перерасчете на уровень дохода - в России. На это и был расчет.
   - Слушай, дядь Жень, а ты ж Машку того? - спросил я потом.
   -Кого - того?
  -Ну, этого.
  -Не. Не даёт!
  А мог бы и сбрехать.
   - Одинокая, сука. Скоро полтинник, а что-то мутит.
   -А что ей мутить?
   - Да хрен его знает. Видно же, что мутит!
   - А что она в немчурии мужика не найдет?
   -Бюргера? Да куда ей? Только если сморчка, беженца. Она ж баба крупная, мужиков давит. Ей такой и нужен - чтобы кофе в постель носил. А если будет мелкий, то она им будет управлять. Эй, шнырь, ко мне! Шнырь, почему не помыл посудку? А что мелкий, да пусть мелкий. Оно все в одном.
   - Мелкий-то мелкий, Сталин ей попадется - он ей даст просраться.
   - Вообще, да. Мелкие злодеи. Это да. Это ты прав.
   - Это как Шура.
  - Шура. Что за Шура?
  
  Здесь можно было сделать много пропусков. Возьмем "Братья Карамазовы" - сколько в них действия, которое могло бы быть сокращено и заменено на суть? Что касается русской души, то это вообще надо заниматься трепанацией. Давайте, я попробую быть лучше Толстого и Достоевского.
  1. Хорошо мало думать. Если бы Петя Чипидрос думал мало, то мог бы наслаждаться мелочами. Например, он купил лапшу "ведро" с несколькими доп.пакетами, и эта лапша оказалась чисто китайской и вкусной - радость. Но он мог радость эту пропустить и думать, думать - например, нет бабы. Нет бабы. И оно пошло как мантра - нет бабы, а потом сюда налипли прочие проблемы - например, он работает, а бригаде 50% таджики, а сходил он на собеседование менеджером, а там сидел штопанный гондон и издевался - хотя так и принято. Пошел он в другое место, его не взяли, сказали, берем с машинами. Предложили быть менеджером торгового зала - предложение неплохое. Но Чипидрос думает, что все это несколько оскорбительно - зато он вида не показывает.
  2. Личность. Что тут сказать - надо копаться в душе, а душа должна страдать.
  3. Страдать - не тема. Тема - жизненный цикл. Вы покупаете мясо? А колбаса? А пельмени? А пельмени стали говно.
   Разговор этот состоялся недалеко от нашего дома. Это была определенная Мишина черта - он любил отъезжать и базарить. Одна филологичка, очень знатная, маститая, академистая, писала о Мише:
   "Чем объяснить великолепие структурированного языка Виктора Кушкова? Ровными рядами идут витиеватые, такие сочетаемые со строгостью понимания мира сентенции. Разве кто-то пишет сейчас так..."
  -Ебал? - спросил я по этому поводу.
  - А? - не понял Михаил Александрович.
  Я пожал плечами.
  -Не, братик, - сказал он, - я, знаешь, я - из семьи культурной... А всё ж хочется разговеться. Как ты думаешь? Как я тебе? Имидж? Или, в натуре?
  -Не думаю, - ответил я.
  -Та тётка, кстати, очень хорошая женщина, - заметил Оглобля, - так-то. Я - я может, знаешь, я, может, считаю - еще немного, и - в Израиль. Но пока - нет. Есть у нас еще дела. Надо поработать, надо позаниматься, прежде, чем отдыхать.
  -Я всех не знаю, - ответил я.
  -Да и я всех не знаю. Великий Русский Писатель, кстати, в этом году нам не конкурент. Нет, ну ты же знаешь, он любит чисто мелкую чешуистую рыбку. Это его стезя. По романам.... А, братик, так ты тут и командовал. И нечего менять.
  -А в жюри чо, будут перестановки? - спросил я.
  -А тебе-то что?
  -Нет, ну всё равно.
  -Ну, лица всё те же. Знаешь што. Мне приснился сон. Вот послушай....
  
   После чего, после, кстати, сна, который во мне порядком отложился, я читал письма. Я даже отвечал.
   Петю я отправил в магазин. Он помогал мне с текстами. Дело в том, мальчики и девочки, в нашей жизни очень много халявы. И писатель - одна из них. Мы не берем мелочь. Мы - это мы. И Петя, который мне то ли друг, а то ли - и не друг, тотчас получил одно такое местечко - он получал зарплату секретаря в литпремии "Мы" (другая, кстати, сказать - под председательством Геннадия Мамлюкова, немного работал, немного жил и дышал - а ведь как еще должен чувствовать настоящий писатель - тем более, новый, свежий, московский, и уже - практически звезда.
  
   "Здравствуйте, Иван Сергеевич!
   Пишет вам Виктория Стар. Мне ровно 20 лет, и я владею русским языком так, как никто до меня. Но я прекрасно понимаю, что сейчас очень много людей творческих, которые также желают стать звездой как можно раньше. Но я уже звезда. Уже теперь. Я ощущаю это. Понимаете, я просто убеждена, что именно я обязана победить в этом литконкурсе..."
  
   Мне вообще-то немного нездоровилось. Нет, еще были места. С первого по десятое в шортлисте, да и на лонг-лист тоже ведь через передок принимать.
   Сколько тел!
   Сколько желаний!
   Потом пришел Петя:
   -Квадратная, - сказал он.
   -Водка?
   -Ну да.
  А вообще, в квадратности что-то есть, особо еще до того, как начали употреблять. Да и вообще, до второй - многое, что важно.
   -Слышал такую писательницу - Викторию Стар? - спросил я.
  -Да. То есть нет.
  -А где ты слышал?
  -Нет, не слышал, - ответил я.
   Квартира Машкина сдавалась и раньше, но дядя Женя был противником, чтобы там жил фиг знает кто. А еще раньше там раньше жили дед с бабкой по фамилии Боль, потом они то ли померли, то ли исчезли в чаду нового времени, квартиру купил Саша Борзых, (я его даже запомнил) и тут же продал ее Машке. Она о нем что-то говорила. Смутно так помню, на уровне бликов, теорий и дел в памяти. Дело в том, что Машка была из тех, кто не обломался в 91-м, но тут же всё бросил и побежал торговать. И тогда и разделился-то народ - лохи остались в школах преподавать, на кафедрах стоять (хотя нет, там взятки хорошие бывают), ну, дальше-то что продолжать. Эта тема съедена.
   Но и потом я как-то видал Сашу Борзых. А может, то и не он был.
   -Ну привет, - сказал как-то человек, похожий на него, из окна машины.
   Мне нечего добавить - я уже много лет живу в одном и том же ритме - компьютер - мучительно-пыльный текст (это компьютер - пыльный, и я - вместе с ним), спуск вниз, магазин, беседы. Ну и потом, передвигаться далеко мне нужно. Мне посчастливилось жить в центре, где надо, можно и пешком пройтись.
   -Привет, - ответил я.
   - Как там теперь? - спросил он.
  -Хорошо, - ответил я.
  -А Светка?
  -Нормально.
  -Ладно. Пока.
  -Пока.
   Я потом всё вспоминал, что за Светка. В принципе, у Машки была подруга - Светка, я засматривался на её ноги. Была еще Светка на первом этаже, и про неё могла речь идти. Да и вообще, в доме много людей, я всех не знаю.
   -Почему ты Чипидрос? - спросил я у Чипидроса.
  -Не знаю. Судьба. Я работал на грибах, там и дали погонялово. Нормальные пацанчики, один сейчас в Питере, занимается компьютерами.
  -Программист?
  -Не знаю даже.
  -Просто шарит?
  -Нет, они офисы выносят. Десять лет уже занимаются, ни разу не спалился. Умнейший человек. Видел его недавно в Ростове, ты знаешь, он очень аккуратный.
  -Ворует аккуратно? - спросил я.
  -И это. Нет, он выглядит интеллигентно. Я даже думал про него написать книгу. Знаешь, как на дело идут? Лук нарезать?
  -Вон тот, синий.
  -Тебе бабу надо.
  -И тебе, - ответил я.
  -Я себе присмотрел, - ответил Чипидрос.
  -Чо за чикса? - спросил я вяло.
  -Нормальная. Ты ж пойми, у меня - новая жизнь, планы.
  -Ты прав, - сказал я, - у тебя года два есть. Сначала выиграешь премию "Строка" и будешь ходить в самых больших кандидатах. Вот тут тебе надо воспользоваться всем этим. Давай, слушай, выпьем, а то пока ты приготовишь. Щас. Извини что отвлекаюсь, я как Цезарь - и письма читаю, и с тобой разговариваю. Я советы так даю, по жизни, понял? Бабу - московскую. Не ищи родную душу. Обычно чо получается - приезжие ищут себе приезжих. Оно б, конечно, бабу местную, с деньгами, но это только в кино так. Например, выходец из села может прожить в Москве лет десять и не общаться ни с одном коренным москвичом - весь круг его общения будут такие же колхозники - либо вновь прибывшие, либо немного со стажем. Но закореневшие колхозники, как правило, люди с необыкновенными понтами. Еще не дай бог удалось чего-то добиться. Едет потом этот Вася в свои кушири, там всех ставит на место - мол, как тут у вас никак, а я уже - я уже, например, супервайзер. Я что, Петь, хочу сказать - понты, они только мешают. Просто, живёшь, и всё. Ничего не надо. Чем чище в голове, тем радостней.
   -А ты?
   -Ирка - она тоже не местная, - ответил я, - она неплохая, просто слишком долго жили, а детей всё нет, и нет, и смысл потерялся. Ну, ты же понимаешь, я писатель - человек сложный. Ей надоело. Она более баба простая. Словом, я не виню ее.
  -Но твой путь?
  -А что - путь. Мы же в 90-е начинали. Тогда еще можно было успеть.
  -Кто схватил - тот успел?
  -Верно. Но у умных и талантливых всегда есть шанс.
  -На тоненького, - проговорил Чипидрос.
  -Ты про друга своего не дорассказал. Как его зовут.
  -Димон. Мы в университете учились.
  -Ты с ним, главное, аккуратно, с Димоном. Кто ты, а кто - он? Если бы он поворовал, да бросил, открыл бы дело - это одно. Оглобля-то с чего начинал!
  -Миша?
  -Александрович.
  -У него ж на лице написано, что он - из такой среды, - сказал Чипидрос, - еще одна тетечка... Соколова. Помнишь Соколову?
  -Помню, - ответил я.
  -Она сравнивала Мишу с Довлатовым, я немного читал его...
  -Ты этим не заморачивайся, - ответил я, - давай пить. У него стилистика такая. Она вся разношерстная. Это модно сейчас - проекты, нанятые писцы. Задают тему, а ты пишешь. Но это если тебе хочется - ну, например, замок свой в Европе. А своего ума у тебя не достает. Зато ты хитрый, и фамилия у тебя подходящая. Но этого мало, Петь. Надо родиться свыше. Просто так не катит. Я тоже, я знаешь, я пришёл к выводу, что все дело - в сознании и подсознании. Вот Вадим Зеланд - помнишь такого автора? Он и сказал, что всё у нас внутри. Да, прекрасно. Но всё это чешуя, я тебе скажу. У тебя есть такая беспробудная, беспардонная, наглость. У меня нет, вот. В меру было, всё, чего мне бог дал, всё это я использовал. Теперь у меня есть всё, что мне надо. А про счастье не спрашивай. Его, видимо, просто не бывает. Просто вот, бывают моменты. Тебе в какой-то час среди всей жизни хорошо - это и есть счастье. Это и всё.
  -Я как раз такую чиксу и присмотрел, - проговорил Петя.
  -И молодец. Но всё равно не понял, почему ты Чипидрос.
  -Мы занимались грибами. Я там лазил через забор.
  -Воровали, что ли?
  -Да. Нормально выходило.
  - Главное, что не поймали.
  -Да и не поймали бы. Димон кстати приезжал помогать, когда он участвует, то ничего не происходит. Это нюх.
  -Да. Понятно. Теплая водка.
  -Теплая. Я четыре сорта взял.
  -А та тоже еще теплая. Давай теплую пить. Но всё равно не понял. Почему - Чипидрос.
  -Это значит - чи ты подрос, чи ни подрос? Из анекдота. Бабушка спрашивает у унучика - унучик, ты чи пидрос? А он - бабка, сама ты Чипидрос.
  -А-а-а. Теперь понятно.
  
   Тут надо сказать вот еще что: я не до конца осознал роль Ушкина. Но мысль усиливается. Это наподобие краски - только с годами она не выцветает, она приобретает мертвенный оттенок.
   Может, он и не в тюрьме?
   Нельзя сочинять в тюрьме.
   Нет, нельзя. Даже если и устроили всё так, но - Михаил Александрович - но какое воображение там? Может быть, написал он всё до этого?
   Сомнения мои такого уровня - сдается мне, что писал еще и стихи Ушкин, и что все они разошлись по рукам. Я ведь слышал еще, Оглобля говорил с Сашей Макаровым:
  -Сборник - семь штук.
  -Семь? - не понял Саша.
  -Почти Пушкин. Покупай.
  -Сколько.
  -Да ты чо?
  -Я говорю, сколько стихов?
  -Триста. Задаром.
  -Почему Пушкин?
  -Потому что Ушкин.
  -Не понял
  -Шутю, родной!
  
   Чуть позже мне пришла в голову мысль об объемах, написанных Ушкиным, и что его теперь разодрали в клочья - если он и жив, то лучше б не жил. Уж не знаю - каков он теперь, на что похож - жидкость, сухое вещество, сыпучие продукты, дерево, железо - или же он еще до сих пор человек. Так было немного и с Ван Гогом, хотя нет, не так. С его холстов сдирали краску и рисовали что-то еще. Но, возродившись после смерти, он стал самим собой - сильным и прекрасным.
   Ушкин же - донор. Правда, хотел бы я узнать, как обстоят дела.
   И тот самый Саша Макаров, и Славик Лининчук, и даже Гена Прокофьев, и даже Нелли Богатова - я думаю, все они подпитались от Ушкина.
  
  
  
  Пыльные страницы. Продолжение
  
  
  
  -Ты бы хотел сам писать? - спросил я.
   -А может и так, - сказал Виктор Кушков, - может и так, братик. Оно в жизни всякое быть может. Все, что хочешь. Я, вот, вчера звонил в Воронеж. Но почему.... Надо выпить, братик, а уж потом поговорим.... Я уже пить разучился. Только тебе говорю, ты единственный человек, которому могу довериться. Есть и друзья. Есть и враги. Но сказать, братик, только тебе одному.
   Он просто таки рванулся к холодильнику и вынул заиндевелую бутылку водки. Она до этого как будто в кармане у Мороза Синего Носа лежала. Уверенным движением руки Оглобля откупорил ее. Крышку кинул в урну. Достал откуда-то нарезанные на тарелочку лимоны и соль.
   -Вот, братик, - сказал он, - ко мне с утра заходят разные делегации. Например.... Отягощенная салом писательница. Это которая Некрасова. Ты ее помнишь.
   -Да или нет, - ответил я.
  - Когда на нее смотришь, то понимаешь, что ей вкусно жить и вкусно мыслить. Вкусно писать одну книгу в десять лет. Представь - ей лет 35, а потом - сорок пять, баба ягодка опять, а потом 55, а напишет ли она четвертую книгу, уже неизвестно. Неизвестно, братик! Но я не люблю сидеть здесь, в офисе. Для чего живем? Живем, братик, чтобы жить, чтобы дышать. Чтобы творить! И вот, мы с тобой творим! Творим! Давай выпьем. А то я прямо таки тебя ждал.. А еще, прямо с самого утра, приходил Великий Детский Писатель. Он что-то хочет, но я не понял, что именно. Наверное, какой-то халявой где-то пахнет. У меня халява, представь! Я ведь по лицу понял, что он ждет какой-то новой халявы - будто у меня, у самого Виктора Кушкова, можно запросто что-то оторвать! Но это вообще невозможно. Так вот, почему Воронеж? Ведь это вопрос?
   -С Воронежа немало начиналось, - ответил я.
   -Негры там фильдеперсовые, - ответил Оглобля, - просто штучные негры. Спокойные, без понтов. Приятно, когда у тебя на руках настоящий, съедобный товар. Это как шашлык. Ты человека не ешь живьем, но ты понимаешь, что ты - где-то в нем. Где-то в его душе. Представляешь, какие ощущения. А потом - ты же знаешь, я люблю много разговаривать. А, и девки в Воронеже.... Под баньку. Под чаёк, под охотничью колбаску.
   -Ну да.
   -Что-то ты без огонька.
   Я шмыгнул носом.
   -Что-то ты совсем остыл.... У меня, знаешь, у меня секретарша.... Во, - он замахал руками, будто изображал буксующую бабочку, - девушка с огнем. Жопа без жира, чисто мясная жопа! Я других не держу. Это, братан, это тоже жизнь. А иначе - зачем ехать на работу? Можно сразу с утра в сауну ехать, как римлянин. Правда, да, сам понимаешь, это - мой творческий кабинет, лаборатория, так сказать. В прошлом месяце мы опубликовали книгу одного мыслителя, экстрасенса. Знаешь, у меня были пацанчики, но они свои приемы рассказывали. Что и как. А этот экземпляр всерьез верил, что он передает импульсы через телевизор. Круто, да, братик? Я с него полтинник взял, думаю, с него хватит. Он вообще ж, блин.... Сидит, грузит, кричит по принципу, что в голову первым пришло, то и правда.
   -Это хороший принцип.
   -А то. А ты сейчас что-нибудь пишешь?
   -У меня были наброски, - признался я, - а сейчас не знаю, чем заняться. Есть предложения по сериалам, но я за них не возьмусь, пока не будет аванса. Я без аванса не работаю.
   -Правильно, братик. За это и выпьем. Чтоб никогда не работать без аванса!
   Мы выпили.
   Мне показалось, что это и правда странно. С каждым днем в твоей голове мыслей все меньше. Что-то где-то прохудилось. Разум постоянно улетучивается через это отверстие. Постоянно падает давление. Просто - что-то добавить, что-то усилить.
   Вообще, он может быть и прав - на счет сауны, на счет жизни.
   - Поездка в Воронеж для меня - целый обряд, - сказал Оглобля, - понимаешь, Вань, я верю, что у каждого человека - свой бог. Только это ж, блин, цинично не заявить, что для большинства бог - это деньги. Нет, братик. Бог - это деньги. Они бог даже для тех, кто служит в церкви. Ты посмотри, на каких "Мерседесах" ездят священнослужители? Зачем им, спрашивается, такие тачки, если они заняты душой, духовностью, там. Значит, фигня все это. Но никто в этом не признается. Ты спроси любого успешного типа - он же начнет тебя грузить, что верит в бога, что у него - свои собственные отношения с богом. Но ты перейди ему дорогу. Приедут пацанчики и отстрелят тебе голову. Бум, голова в одной стороне, а ты - в другой. А если б он верил в бога, а не в бабки, он бы приехал и попытался обратить тебя в свою веру. Мол, братик, ты ошибся, я тебя прощаю, все дела, только больше так не делай, а делай так-то и так-то. А так - он посвящает тебя в свою веру. В бабло. У этого бога такая правда. Не сумел утащить незаметно, получи пулю. Разве я не правильно рассуждаю. У меня - тоже такой бог. Хотя, братан, один фиг, у каждого он - свой. Если есть деньги, их еще нужно тратить. Человек, в конце концов, животное, а одна из функций животного - размножение. Нужно постоянно этим пользоваться. Просто радоваться, братан. Есть деньги, есть секс, есть хорошие рестораны. Но должен быть еще и процесс. Бабки не должны доставаться на халяву. Халява, нет, хуже нее нет ничего. Многие ж сейчас хотят и рыбку съесть, и нахрен сесть. Я всего сам достиг, а эти малолетки, папа с мамой наворовали бабла и за все платят.
   -А чем мы лучше? - спросил я.
   -Нет, мы лучше, - не согласился Оглобля, - блин, ну ты даешь. Да я свою жизнь всей кожей ощущаю! Я тебя понимаю. Тебе просто надо к ней приехать и поговорить. Знаешь, бабы - бабами, а без жены туговато. Когда у тебя дома постоянный гудеж, то нужно очень четкий самоконтроль иметь. Иначе нюх теряешь, начинаешь торчать от всего подряд. А потом смотришь - у тебя дома то вещей каких-то не хватает, то зараза какая-нибудь к концу цепляется. И все. А потом хватает печень, и тебя везут в реанимацию. Я знал одного ценителя искусств. Он покупал картины в регионах и неплохие бабки делал. Но покатило, и он забылся. Он и сам не заметил, как стал бабки свои терять. А так - гудеж стоял, как в Гоморре. И я там бывал. Пацанчики потом потихоньку его на бабки развели, а когда он остался с нулем, еще и счет предъявили. Ему пришлось продать хату и свалить из Москвы. Я слышал, он сейчас в Самаре, вернулся на ниву рисования. Но в Самаре его никто не знает, и он рисует поля и леса.
   -Обычное дело, - сказал я.
   -Да, братик. Нюх терять нельзя. Жизнь жизнью, но нужно быть бдительным. Иначе, завтра твои деньги отберут, а тобой подотрутся.
   -Бывает, - сказал я.
   -А как оно, братик, разве плохо без баб, а? Я, вот, иногда своей и по голове даю. Как разбушуется, почувствует вдруг волю.... Это дело такое. Тут чуть-чуть слабинку дашь, и все. Ей почему-то кажется, что я должен играть в культуру. Играть, пронимаешь. Игра, это неплохо, но если ты играешь против самого себя, что тут хорошего. Знаешь, когда оно все выплескивается наружу? Ведь все люди играют, да? Не в свои игры. На работе ты под одну дудочку танцуешь, дома - под другую. Только во все, да? Вот животные в этом отношении более честны. Захотел - пожрал. Захотел - посрал. Захотел - поспал. А человек от этого отошел и постоянно сам себя обманывает.
   У меня тоже, как накопится весь этот мусор, понимаешь? Мусор! Грязь. Тина на поверхности плавает, хочется оттуда выкрикнуть, чтобы своим голосом всю тину и разогнать. Закричал, блин, через воду твой голос прошел, создал фонтан, и вроде легче. Иногда я даже чувствую, что еще немного, и наступит разрядка, и я ей точно дам по голове. Ее даже иногда интересует, какие у меня отношения с молодыми писательницами и даже поп-звездами. Так, вот. Да весь наш мир на этом построен. Нельзя что-то брать, не давая. Это невозможно. Если у тебя есть деньги, давай деньги. Если у тебя нет денег, давай что-нибудь еще. Если вообще нечего давать, иди работать на завод. Такова жизнь. Если ж женщин пытаться расслабить, если вести с ними честно, как с братом, то это ничем хорошим не закончится. Ты же сам знаешь. Вроде, ты и не гуляешь особенно, а все равно лучше без нее, чем с ней, верно? Да, братан, это - тина. Водоросли. Нужно баб сразу в рамки ставить, не то потом хуже будет. Когда факт приседания на голову уже зафиксирован, считай, ты проиграл и первый тайм и половину второго. По мне, бабы хороши с семнадцати до двадцати трех. Двадцать четыре - это уже много, братан. Это очень много. На востоке люди это понимают. У них все очень строго. Все правильно.
   -Да, - согласился я, - давай выпьем.
   -А ты, я чувствую, с Иркой опять сойдешься, да?
   -Не знаю. Я не чувствую.
   -Вы ж, кажется, развод и не оформляли?
   -Мне лень такой ерундой заниматься.
   -Не, братан, паспорт - это серьезно. Паспорт, братан, это половина жизни. Человек без паспорта - дерево без корней. Если б в мире не было бумажек, стоял бы жуткий хаос. Я не говорю, что главный принцип - кто сильнее, тот и прав, хотя это так, но.... Хотелось бы, чтобы те, кто умеет заработать, всегда были уверены в завтрашнем дне. А то.... То коммунизм, то сталинизм, то ранний капитализм. Но, сам понимаешь, кто мы там? Вот взять актеров. Тут они кто-то, а в штатах моют посуду. У нас лучше. У них - надо уметь. А у нас можно например купить диплом. Прикинь, братик? Вот в чем и разница. Ты думаешь, я поеду в Америку, я там буду плохо жить? Да не, нормально. Я там нишу свою найду. Но вот возьми какого-нибудь пацанчика, без головы, но у родителей - децол деньжат есть. В Америке что? Идешь работать на автомойку. Тут видишь, что тебе хватает. И всё, всю жизнь как штопанный гондон работаешь на автомойке. И всё. А у нас чо, идешь, получаешь диплом. Или покупаешь. И ты уже в статусе.
   -Да, - согласился я.
   У меня не было никакого настроения много говорить. Вступать же в полемику с Оглоблей - не лучшее занятие. Правда, в своем высоком цинизме Миша был прав.Но слова - словами, а если дела нет, то о чем говорить.
   В прошлом году, да, кажется тогда, у Миши, кажется был роман. Но опять же - не по любви, а по призванию - весь его процесс, вся его игра - это способ дышать и быть машиной по переработке бытия. Так вот, если он склоняет победительницу литературной премии к позе Ворона-66, значит, это всего лишь отработка. Измена - это когда всерьез. Про любовь не надо говорить, это не очень по делу - какая сейчас любовь?
  
  
  
  
  
  
  Живём дальше
  
  
  
  Надо сказать, что роман свой я пробовал перечитывать и при Юленьке. Но ее безразличие - это воздух, среда. И ведь правда - людей может связывать сугубый, даже однообразный, секс. Это пока функции в порядке. Что касается Саши - ведь кто она мне была?
   Девушка-дежурство?
   Девушка-стержень?
   Девушка-гвоздь.
   Мы говорили мало, и секса было мало, и вообще, если бы я был шпионом, то в ее появлении была бы логика. Но кто я? Нет, я ведь не сам ее нашел, не сам её добился - просто все было обставлено так, будто Сашу ко мне кто-то направил. Мысль эта была устойчивой и сильной, и от неё невозможно было отделаться. Я пробовал представить себя со стороны, в виде диаграммы, траектория движения человека по жизни, и тут было некое тепло. А раз тепло, значит, я был на правильном пути. Но нет, нет, братцы, внутри головы у человека многое, что может происходить. Если ты нормален, то там у тебя нормально, а еще можно сказать - нормализировано. Молоко сейчас нормализированное. На упаковке так написано. Я кстати люблю молоко, и его покупаю, и Кожуток (Букетик) пьёт его за милую душу, и это ему полезно.
  Кормить котов китикетом нельзя.
  На вершине всего стоит чистое мясо, ну и, допустим, чистая рыба. А вот дорогой корм стоит дороже чистого мяса. Что же там? Мясо инопланетян? Нет, правда. Какого фига он дороже мяса?
  Бабки! Так вот, если в голове нормализировано, то тебя не достают идеи и мотиваторы жизни. Первое - смысл. Смысл должен простым, и Иван Солнцев по ходу всего своего текста это показывает - единственно, что и его, и меня, вопросы устройства вещей всё же донимают. Но тут все сделано так, всё - в этой стране - что они всех донимают. И происходит так: человек ворует - его спрашивают - почему, мол, вась, так? А он отвечает - воруют, вась. И дальше ворует.
  Минимум мыслей - это лучше всего. Например, ты считаешь, что в области потребления женщины ты должен дойти до отметки 100.
  100!
  Святая цифра. Я, я братцы, тоже считал, ста не было. Поэтому, не верю, когда говорят о тысячах. Если же включать в этот список проституток, то и тут будет слабовато, при том, что статистика более обыкновенного человека еще скромнее.
  И вот тут, в этот самый момент, ко мне посылают Сашу. И нет, конечно, нет каких-то мифических чувств, но это точно - засыл.
   -Это твой роман, - сказала она.
   -Да, - ответил я.
   -Хочешь, я буду читать?
   -Читай.
   Скажу еще о чтении - некоторая часть людей теперь читает из-за наличия читалок. Ума при этом не прибавляется ни на грамм, но что сделаешь. Это типа одежды. Одни ценят бренды. Другие вообще жить без них не могут. А третьи - тех большинство - у них нет времени задумываться. Ритм жизни их пожирает без остатка. Впрочем, он делает это со всеми.
   -У тебя есть жж? - спросил я.
   Да. Хочешь посмотреть?
   -Нет. Да. То есть, потом.
   Она читала мой кусковатый роман. Потом мы были на конвенте. Фантастов там было под сотню, под две. Здесь надо отметить - люд пишущий делится на несколько частей. Но прежде, чем эта мысль была оформлена, я снова поговорил с Сашей.
  -Знаешь, тебе тоже надо писать.
  -Ты хочешь?
  -Это просто.
  -Да. Но надо ли?
  -Ну почему. Видишь, сколько народу?
  Она улыбнулась вяло, безжизненно. Словно бы ее только что оживили. А до этого она спала в гробнице.
  -Всё очень просто...
  -Ты говорил, - прошептала она на ухо.
  -Что я говорил?
  -Идём на рынок, покупаем киноновинки. Смотрим, копируем...
  -Да...
  -Я знаю.
   Мне кажется, она нервничала. Кто она, Саша? Мы жили отчасти вместе, но у меня складывалось впечатление, что от нее идет некая особенная радиация. Чего ей надо? Правда - шпион? Но чей, и для чего? Вместе с этим вспомнилась Ищенко. Мысли клубились.
   -Но всё же, - сказал я.
  -Там напитки.
  -Ты хочешь?
  -Ммм... Да...
  -Коньяк?
  -Да.
   Она не пила коньяк. Ей нужно было, чтобы я от нее отвязался. Фантасты просто двигались взад-вперед - это вообще их принцип - броуновское движение.
   А потому - пора вернуться к классификации.
   Часть первая - люди с зудом. Им хочется. Они пишут. Большинство из них писать не умеют, но шансов научиться у них нет - это потому, что они уверены, что все как раз наоборот. Им поджучивают - мол, ништяк, друзья. Но хуже всего то, что их пачками издают - это и создает видимость умения.
   Представьте себе ситуацию, когда всё перевернуто. Негатив. Мастерство поставлено против закона, а лоховство - в мастерство.
   Тут, на этой ниве - свои мэтры, гранды, мастера. Особенность психотипа такого мастера - это громкий шумоголовый наивняк, пуля в голове, снаряд в голове, прочие предметы в голове.
   Образы же писателя, что формировался годами, а может, и веками - обратен - глыба, скала, разум, статность.
   Нет, какая вам тут статность.
   Прыжки на месте.
   Кузнечики.
   Я к первой части фантастов не отношусь, так как я хитрец, и они, хитрецы - вторая категория. Хотя и не еврей, но некоторые думают, что это так. Хитрость - важная составляющая современного писателя. Она соответствует схеме достижения цели "иду, нюхаю, иду на запах, учуял, надел нужную маску. Если надо - секс. Если надо - поцелуй в зад. Писательство - не как призвание, но как возможность быть выше классом, не быть рабочим или офисным планктоном, вообще не работать, жить, мотаться по конвентам.."
   Возможно, вам грустно. Тем более, что вы читали мой роман. Проституция-полёт. Куда он? Вниз, вверх, куда-то еще?
   Есть еще категория три - старые. Те, кто не отсох после СССР. Про них особо и говорить нечего. Но хитрить, братцы, и им надо. Иначе никак.
   Это только говорится , что главное для писателя - хорошо писать. Нет, главное для писателя (русского, во всяком случае, или особенно - русско-еврейского) - уметь хитрить.
   Пример надо брать с меня.
   Есть еще четвертая категория, но я им советую писать по-английски и жить в Англиях - у нас вы никому не нужны, братцы. Вот сидел бы я с одним своим романом, и всякая слизь говорила бы мне:
  -Фу, что это?
  -О чем? О чем? Где? Какой роман? Не вижу букв!
  -Ась?
  -Вы писатель?
  -А что пишите?
  -Вот...
  -А, я видел текст... Это вообще текст?
  -А что по-вашему?
  -Не знаю, что угодно, только не текст.
  -Но там по-русски написано.
  -Да, если бы вы умели писать. Если бы только..... Эх, но увы. Увы.
  -А я по-вашему...
  -О чем это вы?
  -О книге?
  -Где книга?
  -Я писатель.
  -Упс!
  
   И мы выпили коньяку. К нам подошёл Фёдор Курочкин, автор тетралогии "Попаданцы-Пилоты". Первая часть называлась "Ту-160 на Куликовской битве", вторая - "Ту-160- против Наполеона", третья - "Ту-160, Цусима", и четвертая, понятное дело, "Ту-160 в 41-м".
   Федя крепкие напитки не пил. Предпочитал чай из роз, много читал, был специалистом в области коцаткоатля. Вообще, его считали душой конвента.
   -Как зовут прекрасную даму? - осведомился он.
   -Наташа, - неожиданно ответила Саша.
   Я проглотил язык. Фёдор же, он был голубой. Но тут много голубых. Страшное дело, когда все они начинают галдеть, строить из себя нормальных людей, да еще время от времени говорить: "ахтунг". Кругом много борцов с толерастами. Каждый второй борец - пидарас. Это какая-та странная правда.
   -Как дела на Олимпе? - спросил Фёдор.
  -А я так, - ответил я.
  -И я так, - он захихикал, мерзко так, что в пору было дать ему про меж глаз.
  -Я тут видел Юлию.
   -Ага, - ответил я.
   Но я знаю, что Фёдор не специально. Просто он дурачок. Он говорит, а потом думает. Так что сказать в присутствии Саши про Юлю - это просто так. Это он просто в мечтах живёт. Вообще, все фантасты - большие мечтатели.
  -Как новые книги? - спросил он.
  -Еще одна вышла.
  -Не видел.
  -Только что. Но я спешу. Много идей.
   Я закурил, налил коньяку. Фёдор хлебнул белого сявского коктейля. Подошел Костя Корнеев, промоутер, организатор всех этих конвентов. Мы выпили и стали говорить ни о чем. Кругом была креативная масса. Всё - здорово, всё прекрасно.
   -Костя, Алёша тут нам рассказывает много! - завизжал фальцетом Фёдор.
   Костю немного протрясло. Но нет, мы тут все - братья. Надо сказать, что сюда к нам не все входят. Да и мне, по большому счету, можно здесь не появляться - я - парень слева, от издателя. Я сам по себе - человек-проект. Может быть даже - раб проекта, джинн. Раб лампы. А конвентчики - это ребята другие. Правило простое - кто не тусуется, тот "а для волка кожура".
   -Я пишу сразу двадцать романов, - сказал я.
  Саша покосилась на меня.
  -Нет, тридцать, - поправил я.
  -Гений, - заключил Костя.
  -Нет. Я простой.
  -Он не гений, он другой, - пропищал Фёдор Курочкин.
  - А Индоуткина видели? - спросил я.
  - Да, он тут. Там часть людей все вокруг него. А чего, давай сходим? Не хочешь?
   Подошёл ряд великих русских фантастов - Роман Веселович, Дмитрий Гольдштейн, Алексей Воробьев-Кацман. Последний был плодовитее меня. То есть, многие плодовитее меня, но я на первом месте в потенциале. Я готов всех перекрыть. Сделаю тридцаточку, и обгоню Лёшу. Лёша, кстати, большой знаток солнечной системы. Правда, что уж греха таить, все его романы слизаны с двух источников - но ведь он не просто так Воробьев. Ведь он еще и Кацман. И это надо помнить. Но он парень хороший во всем, вот только красноват - многовато употребляет.
   Зарабатывает неплохо.
   Лёша молодец. У него - два донора-источника. Первый - Гарри Гариссон, второй - фильм про Коннона. Он их смешал и клепает саги.
  Чего только стоит томик
  
   "Стальная мышь - враг человечества"
  
  Самое интересное, что никто ничего не заметил - как будто так и надо. Но я думаю, если пипол послушно хавает, значит - того он и заслуживает. Я как обычно, выпивал. А ведь, возможно, на это конвенте присутствовал и Ваня Солнцев, воображаемый писатель - он сидел за столиком - при нем был его товарищ, Петя Чипидрос, а также две дамы - они их пригласили, по-русски говоря, подсняли и теперь думали о том, как развить вечер вне мероприятия.
   Алёша Козлов. "Полдень 27-37-й век".
  Да, я бы сказал еще пару слов про "Модель для сборки", и говорить тут надо укороченно, урезано - кругом были модели для сборки. В сети, на каждом сайте - или конкурс, или раздел, или - персональный блог "Модель для сборки", чуть ли не в каждом издательстве были серии, и там кругом шла сборка. При этом, никому не приходило в голову задуматься: ребята, разве это не Дуня Кулакова? В этом плане я был горд за себя, понимая, что я, со своей стороны, должен дойти до Полдня 100-го века не стесняясь - положим, я буду старый, мне будет 70 лет, и я буду писать 101-й век, а что там - а там будут Модели для сборки, и сколько их соберут, пересоберут, разберут, соберут заново, никто не знает.
   Чистые проектники понятнее. Например, семья Левашовых создала серию постапокалиптики. Пишут все вместе - и дети, и дети детей, и бабушка пишут, и к неграм у них положительное отношение. Серия огромна. Реклама - супер. Тиражи - по сто тысяч. Зомби в Москве. Зомби в Питере. Серия по мотивам фильма "Безумный макс", название - "Сумасшедший Артём", 22 книги (всё - по второй части, с третьей еще не снимали пенки).
   Так вот, чистым проектникам хорошо, а вот нанашей тусовке им делать нечего - на них косятся, понимая, в чем разница. Мы - пишем. Они... А я не знаю, чем они там заняты...
   Штамповка.
   -Штамповка, - сказал Костя Корнеев.
  -Ну-у-у-у, не так, чтобы, - протянул Алексей Воробьев-Кацман, - у них - очень хорошие идеи.
   Но он, Лёша, он дипломат. Правильно - топором-то не надо рубить. Правильно и говорит. Правильно и делает. Но то ничего. Сейчас - такой мир. Войны нет. В магазинах - всего полным полно. А какой книжный рассвет? Не нравится фантастика - купите Грибоедова. Прекрасно же!
   -А когда все будем за стол садиться? - спросил Дима Гольдштейн, автор дилогии "Эскадрон вампиров летучих".
  -Вы не участвовали в лонг-спиче, - заметил Костя.
  -Мы не успели, - проговорил я.
  -Познакомь со своей прекрасной спутницей.
  -Это Алёшина дочь, - сказал Гольдштейн.
  -Нет, я не дочь, - ответила Саша.
   Я так и не понял, сострил он или нет. Саша постарше, чем потенциальная дочь. Нет, видимо, он считал, что это оригинально.
  -Наташа, - сказала Саша.
   Костя облизнулся. Но напрасно - он привык клеится к фантасткам, но Саша была просто так - а в подобных случаях у него не возникало энергетических подвижек, а попросту - возбуждения. Это, кстати в определенном роде, садомазохизм.
   Тут как тут была и Дина Росткова, писательница толстая, но почему-то регулярно танцующая на столе по пьяне.
   Все считали, что это красиво.
   Писала Дина на уровне школьной программы, инкрустированной гормонами. Но тусование давало о себе знать - её включали во всяческие сборники, печатали в журнале Бориса Стругацкого и прочих местах и фант. обиталищах.
   По голодняку Дину можно было тут же и крутануть. Мне это как бы ни к чему. Но вот Лёше Гольдштайну - 55 лет, в самый раз. В любом случае, тут найдется какая-нибудь подсобка, где можно будет склеиться.
   Это нормально. Это братание.
   Стали говорить о прогрессе и возрождении фантастики. Дима Гольдштейн, автор дилогии "Эскадрон вампиров летучих", был возрожденец чуть ли не номер один. Я, словом, не отставал.
   Меня спрашивал о разных корпоративах, на которых я не бываю. Но мне сложно вменять отсутствие на тусованиях. После чего я вышел в какой-то полукоридор, там курил сигарету. Саша потягивала какую-то ментоловую палочку.
   - Как тебе тут? - спросил я.
   -Хорошо.
  -Да. Нет, правда.
  -Правда.
  -Ты как будто что-то хочешь сказать, но боишься.
  -Да.
  Я присел на подоконник. Она обняла мою голову, словно вратарь, словивший мячик при несильном ударе.
  -Я читала, - сказала она.
  -Читала, читала, - я вздохнул.
  -Я всё понимаю.
  -Тут нечего понимать, - ответил я.
  -Нет, не ври.
  -Я не вру.
  -Я не такая дурочка, как тебе кажется.
  -Точно, - вздохнул я.
  
   Это так всё - ни хорошо, ни плохо. Просто там, в той вселенной, у моего героя вроде бы есть какой-то шанс, но тут - ни грамма. Но переписать судьбу на бумаге всегда можно - пока ты жив и здоров. Даже если ты лежишь, ты тряпка, ты один, на тебе все плюнули, и вещи, предметы, мебель - все они смотрят на тебя и кричат - вот он ты, ты лежишь. Нет, всегда есть шанс вдруг встать и дать новую жизнь своему герою.
   А вот тут - никак.
   Я еще скажу - у женщин проблемы с миропониманием. Они как дети. Нет, смотрите сюда - да, одни женщины - как дети. Другие - грозные самки. Есть женщины-пацанчики - они быстро спиваются. Правда, из некоторых таких женщин-пацанчиков получаются интересные личности. Еще - лесбиянки. Но вообще ну его нафиг, философствовать.
   Надо идти, пить, говорить о фантастике.
  -Знаешь что, - сказала Саша.
  -Что? - спросил я.
  -Всё получится.
  -Всё и так получается, - ответил я.
  Мы пошли назад. Артём рассказывал свои планы:
  - В этом году будет еще 5 фестивалей и 7 конвентов, - сказал он очень уверенно.
  -Все в пределах Москвы? - осведомился я.
  -Нет, будем выезжать.
  -Много денег берешь?
  -Я не беру, - ответил он.
  -Я не об этом.
  -У меня градация, - сказал он, - со звезд беру...
  -Значит, всё таки берёшь, - заметил я.
  -На ну тебя!
  -Не, сознайся, - сказал я.
  -Ты о чем?
  -Ну смотри. Бывают - дают, бывает - берут.
   Мы рассмеялись. Артём написал роман по мотивам Толстого, только там вместо Анны Карениной была вампириха.
   Ведь когда всё через край.... Ведь когда всё через край, пропадают комплексы, можно сделать что-то просто так. Вот только - зачем? Впрочем, наверное, я тут уже всё сказал. Нужно было делиться планами, нужно было просто радоваться - любое мероприятие - это же не питие. Просто питие это имеет место в самом конце, а на сами выступления и прочие вещи я редко хожу - да и то, если всё это происходит в пределах Москвы. Хотя нет, я выезжал. Было такое. Это ведь прекрасный повод развеяться. Почему забыл? Правда, вспоминаю, а сам не помню, где я был. Потому что старею. Мозги ровнее. Извилины не перекручиваются, как прежде. Но пошлости в голове всё больше. Видимо, для неё, для пошлости, вообще открыт горизонт. Навсегда открыт.
  Вернулся Лёша Гольдштайн, и мы стали говорить о космосе. Дину понесло к микрофону, всё было как и в других местах. Она читала стихи, стихи были все словно котяшки маленьких собачек, количественные, жеманненькие, никто не слышал, так и положено.
  -Я в курсе всех новостей, - сказал Лёша.
  -И я в курсе, - ответил я.
  Всё было хорошо. Солнечная система ширилась, звезды блистали, и мне нравился весь этот разговор, и Дина Росткова всё читала, читала, потом вдруг вышел тип в скафандре - не знаю, кто это был. Видимо, молодой писатель. Видимо, с помощью скафандра он подлизывался особо так - надо было показать, как он уважает мэров. Костю того же Корнеева. Костя уважал, когда его целуют во все нижние точки, и за эти прогибы продвигал. Если кто артачился, особенно - из новых, то все вдруг напоказ начинали делать вид, что он - тень. Качество текста никакого значения не имело. Ну и потом, зачем это говорить? Человек в скафандре стал петь песенки под гитару. Пел нехорошо. Как козёл. Если б он где во дворе так пел, он мог бы получить от местных. Вообще, не напрягало лишь потому, что все были пьяны. Тут еще, как назло, подошел писатель Мамедов и стал втулять нам какую-то тему. Мы замолчали. Слушали.
  - Я сначала консультировался с экстрасенсами, - проговорил он, - уже потом работал. И знаете, что говорят?
  -Ты ж работал по артефактам? - перебил его Лёша.
  -Да.
  -Или нет?
  -Или нет.
  -А по Бозону Хиггса?
  -Нет, - ответил Мамедов.
  Я думаю, Лёша хотел ему зубы заговорить, но ничего не вышло, Мамедов очень хотел говорить, дурь из него так и лезла. Это - обязательное качество писателя-фантаста. Да, может, и вообще - современного писателя. Представим себе Достоевского. Сидит за пером и бумагой человек серьезный, человек серьезный. Он всю свою жизнь жил, чтобы из себя точить особый инструмент, а может - потом он этот инструмент взял и построил с помощью него дом, и вот теперь этот дом стоит до сих пор, и вроде бы - не сломать его. А вот - Мамедов. Он прыгает, как заяц, прыгает, как вообще голубой. Это не значит, что он голубой. Но Достоевского отсюда бы выперли, и еще кричали бы вслед - козёл! Козёл! И дальше бы прыгали, и наверняка ведь, кто-то тут уже нашел тайное место, чтобы заняться склейкой. Нет, ну может быть, отработка. Например, пришла очень свежая писательница Бекетова, тридцати нет, глаза горят каким-то невероятным хотеньем - кажется, что она прямо здесь вот разденется и бросится на всех. Но всё это теперь ни к чему, так как Бекетова уже получила пропуск, и понятно, как она его получился.
  Мэтров не так уж много. Главное, что все мэтры одинаковы. Суть их - создать некое запаянное, почти изолированное от мира, пространства и там втирать всё, что хошь. Снаружи это не нужно. Но и снаружи попробуй, попади. А вот Бекетова, пользуясь своими алчущими глазищами, видимо, верно поняла суть вопроса "кому давать"?
  О, к ней, конечно, клеились. Сама суть её звала на себя. Наверх себя. Она так и говорила - я, колпачок, я насадка, о, насадите! Но ныне, при её хороших тиражах, всё это было ох, как непросто. Я, как в принципе, непростой потребитель женщин, тут даже шага не сделал. Подумал - эх, бейтесь, дураки, за Бекетову. Баб в мире много, да и если разобраться - хватит и одной, лишь бы было хоть немного любви.
  И вот, что, братцы, втирал нам Мамедов:
  -Вот что еще говорят про Перевал Дятлова. Мнение об НЛО - самая правдоподобная. Поэтому, я решил, что даже если я озвучу эту идею, меня никто не успеет опередить. Я вам говорю - успею. Лёша, будешь писать?
  -Нет, - сказал Лёша.
  -А ты?
  -Буду, - ответил я.
  -Почему ты будешь?
  -Ты ж сказал идею, - ответил я, - я услышал. Ты где-нибудь её пантентовал?
  -В смысле? - не понял Мамедов.
  -Говорю, патентовал или нет?
  Лёша Гольдштайн подавился слюной. Мамедов явно показывал, какой он топор. Шутки были далеки от него.
  -Нет, не патентовал, - ответил он.
  -Идея-то идеей, - сказал Лёша, - но! Вот подумай, дружище, одному тебе, что ли, известно про Перевал Дятлова? Много людей знают, и все хотят написать! То, что ты сказал, это мелочи жизни. А вот, великий писатель земли русской, Алёша Козлов, оказывается, тоже хочет об этом писать. Как ты думаешь, кто первый успеет.
  -Ничего не понял, - сказал Мамедов возмущенно, - я только что сказал, что у меня есть идея по версии НЛО, и я сказал, что буду писать роман. И тут же Козлов перехватывает у меня идею!
  -А что тут такого, - проговорил я.
  -Как что?
  -Правильно, - поддержал, с сигареточкой, Костя Корнеев, - не надо, товарищ, щелкать.
  -Как так?
  Мамедов парень был веселый, но в душе, видно, мутный. Но тут, братцы, что тут такого, братцы? Много в нашей жизни людей ровных. Как ровная доска. Если мысль на эту доску попадает, то она катится, катится, доходит до края и падает. И всё. Один он, что ли, такой.
  -Значит, так, - сказал я, - я буду писать роман. Он будет посвящен Перевалу Дятлова. Я попробую развить НЛО-версию. Допустим, в горах приземлился НЛО. Ну, значит, сначала на поиски отправился бот. И вот, бот ломается и падает. И группа Дятлова его находит. Заносят его в палатку и смотрят - что ж такое? Откуда такое. И тут идёт зачистка. И всех гасят.
  -Ты такой умный? - спросил Мамедов явно.
  -А что? А ты?
  -Я?
  -Будешь писать? А что у тебя? Какие версии.
  Тут на Мамедова нашло - он еще и в придачу пьян был. Он на меня бросился. Народу тут много было. Мамедова остановили и отправили за стол, там он вскоре успокоился, еще приняв на грудь. Спустя минут пятнадцать он уже братался.
  -Ты ж, Алёша, я тебя знаю, - говорил он.
  Я похлопал его по плечу.
  Всё это было частью целого, а целое это всегда пахло одинаково, и тут не намечалось никакого просвета. Я думаю, в "Грибоедове" у Булгакова было даже немного веселее, немного перспективнее, но, видимо, в России вообще не было шансов, чтобы что-то поменялось.
  Оставалось признаться: я тоже способствую тому, чтобы лес вырубали, сырьем отправляли в Финляндию, там бы они для нас, для скифов, делали бумагу, и на ней печаталась макулатура.
  Мы прибыли домой совсем поздно, телек гонял что-то непонятное, я спросил-таки у Саши:
  -Ты же где-то живёшь?
  -Да.
  -Нет, могу не спрашивать.
  -Могу здесь жить? - ответила она.
  -Ладно.
  -Тебе понравилось? - спросила она, то ли с ожиданием, то ли просто так.
  -Пойдет, - ответил я.
  
  
  
  
  Пыльные страницы. Еще один отрывок из романа
  
  
   В те годы неподалёку от нас было кафе "Благодать". Название было написано большими буквами. Говорят, его держали пацаны. Понятное дело, что пацаны - не девки ж. Весь ведь бизнес - из пацанов. И вот, мы сидели там, как пацаны. Хотя если задуматься - и я литератор, и Петя Чипидрос - тоже.
   Но и говорили мы вовсе не на литературные темы.
   - Ты знаешь, у меня знакомый пацанчик, в школе учился на пол кола? - сказал Петя.
  -Это как?
  -Ноль пять.
  -Ноль пять - это идея.
  -Ерша? - осведомился Петя.
  -Да. Пожалуй.
  -Но дело не в этом, - продолжил он, подозвав студента-официанта, - гарсон, водочки нам.
  -Какой? - спросил тот.
  -Любой, гарсон.
  Хороши они, ростовские парни. А может, я просто заплыл желе. Так подумаешь, сколько вокруг меня писателей. Саша Уралов, например...
  -Саша Уралов, - сказал Петя.
  -Да, он по той же схеме работает.
  -По неграм?
  -Да.
  -А сам писал когда-нибудь?
  -Нет, у него родители - филологи, и его засунули в филологи, а потом устроили жить на гранты. Потом наступил развал Союза, был выбор - ехать в Израиль или заниматься здесь. Саша тут придумал такую схему. Ну и потом, он - парень образованный.
  -Да, и мне понравился, - согласился Чипидрос.
  -Да?
  -Сбитый такой.
  -Ты имеешь, физически?
  -Нет, вообще. Взгляд цепкий, и самое главное, он аккуратный. Такие далеко продвигаются.
  -А, точно.
  -Мой товарищ, который ноль пять, он быстро схватился за идею новой жизни. Смотри, Вань, я приведу тебе четкое сравнение. У одного моего друга, Саши, дома - девять собак. Знаешь, почему так случилось? Потому что он живёт на Цыганском. А там иначе нельзя. А собак он держит в загородке, как кроликов, а на ночь выпускает. И вот, днем, когда они в загородке, можно подойти и дать им внеурочный хлеб. Надо сказать, что питаются собаки очень скупо, а потому, никогда и не отказываются от хлеба. Чем воспитанней собаки, тем лучше. Зато они никогда не нападут на хозяина. Они сами считают хозяина собакой - только верховной. И Саша, кстати, сам на собаку и похож, но я думаю, это - процесс ассимиляции. По логике, связь должна быть сверху вниз, но получается - наоборот. Он опыляется от собак.
   Так вот, замечателен сам процесс кормления. Если ты даешь им внеурочный хлеб, то часть собак хватают по два куска, а некоторым достается дырка от бублика. Между тем, тут можно заметить вот что - есть собаки-интеллигенты. Есть собаки-рабочие. Так вот, интеллигенты хватать не успевают. Но, если дать им возможность быть оцененными по существу, то интеллигентик может быть даже и поумнее - просто он массивнее. Попробуй, разгони его. А у рабочего - прекрасный хватательный рефлекс.
   А я к чему говорю? Кто схватил, тот и у власти.
   -А то, - ответил я.
   -Пацанчик-0.5 даже безо всяких подвязок попал в депутаты. Сейчас живёт ништяк.
  -Жив еще? - спросил я.
  -Не знаю. Но если не жив, то я не удивлюсь.
  -Разве нам это надо?
  -Дело не в этом! Дело в системе!
  
   Мы говорили, и множество вещей казались нам важными. Я ощущал себя грандом. Я в жизни уже что-то познал, да, но у меня и статус же какой был - я - Иван Солнцев. Петр продолжал открывать жизнь.
   Конечно, тут было много путей - например, я знал Сережу Лондона, поэта, который жил на гранты - при чем, жил в Москве. При чем, гранты выписывались на какую-то команду поэтов - и ни один из них не жил ни на земле, ни на луне. Но вы поймите, всяк должен крутиться.
   Кто жалуется и ноет - тот терпила. Это - большое и русское!
   Например, ты написал книгу и отправил в издательство. Тебе ничего не ответили. Через год твой роман, ясное дело, переписанный маленько, вышел под другим именем. И что делать? Ничего. Ныть. Ноешь - ты снова терпила. Так тебе и надо.
   Если уверен в своих силах - пойди и замочи обидчика. Но лучше этого не делать. Терпил в нашей стране не любят.
   Если так случилось - значит ты ПРОЕБАЛ.
   Запомни.
   Много людей покупается на конкурсы сценаристов. Им отвечают - мол - спасибо, спасибо. А потом, в отдельных случаях, люди обнаруживают, что по их сценариям что-то снято, и имя конечно же - другое. Что делать? Ничего. Надо идти другим путём. В нашей стране - запомните - опасайтесь что-то куда-то засылать.
  Да, а что делать, если у вас рукопись? Да, смотря какая.
  Потом, в интервью, кинопродюсер говорит:
  -Вы знаете, сценаристов у нас нет. Мы проводили отбор и всё же нашли лучшего.
  Потом... Потом оказывается, что этот лучший - это брат брата кума. А у продюсера - глаза ясные, голубые, небесно-честные.
   -Я говорю это к тому, что мы что-то не понимаем, - сказал Чипидрос.
  -Почему не понимаем?
  -Ну, как-то надо это идентифицировать.
  -Знаешь, что, - проговорил я, - вообще - это бесполезняк. Главное не быть всяким там, да кем хочешь, главное, понял - Салтыков всякий, Щедрин, страна гениев.-
  -Ну я не.
  -И я не.
  -А что же ты переживаешь? - спросил Чипидрос.
  -Да нет, это ты переживаешь. Дело в том, что наша страна такова, что она всегда будет таковой. Правды ты не дозовешься. Это надо помнить. Если ты собрался быть писателем. Ну я вообще. Я не о тебе конкретно. Ведь ты уже и так писатель. Тебе нечего бояться, просто надо продолжать держать хрен бодрей.
  -Ну да, бодрей.
  -Ну, если ты собрался - то осмотрись. Знаешь, как выглядит система феодальной литературы?
  -Не-а. Просвети.
  -Вот смотри. Есть князь. Он пишет. Слова "княжеская литература" не существует, потому что подмена значения стоит вообще в основе это мира - ты же знаешь, белое - это черное, говно - это варенье, и наоборот. Тут надо понимать сферу, потому что в той сфере, даже где с виду нет коммерции, она присутствует как бы энергетически - дали тебе, не дали, ты теряешь статус крестьянина на фазенде, если попадаешь в так называемую обойму - и поверь, попасть туда даже для бесплатных благ крайне тяжело, потому что это и есть суть вещей. Это ядро. И вот, ты учишься, ты воюешь с бытием, а все хрен, да хрен, а поэтесса Ларычева просто раздвинула ножки, когда ее о том попросили, а Юрьев был корешем Никитина, а Маркович был из наших людей, а Семенов бухал с Борисовым, а Павлов, когда его призвала меценатша Барабанова, не обломался и залез - но я называю лишь крайние формы, но их сколько хочешь. Везде одинаково - хоть здесь, хоть в писательской организации Магадана.
  Понятное дело, что, если человек не прополз там, то он мог проползти здесь, например, в толстый журнал - а денег нет, но все равно, статус крестьянина на фазенде потерян, а прошел ты туда, потому что кореш знал кореша. М? А скажешь, а если талант? Это не критерий. Хороший критерий - выгодно или нет, но он не работает, потому что журналы финансируются от государства, а значит, принцип выгоды не нужен.
  Хвать - моё. Но это Миша Жердевич так прост, если ты его хорошо знаешь, а если не знаешь, то он тоже - хороший интеллигент с ранней щетиной, в очках. Я не знаю, что у него за очки, и зачем ему очки. Ты должен понимать, что тут же не врут от души - так делает только Миша, а делают по зову какой-то хрени, ну, ладно. Как бы тебе сказать. Вспомни, фильм Lexxx. Там в центре всего сидело насекомое. Человек просто исполнял его роль. Потому, возьми и придумай критерий - хорошо все то, что будет потреблять человек и всё, и больше никаких корешей - все эти мэтры, все эти "перья России" немедленно пойдут нахрен, станет свежо. Перестанет коптить. Писательские организации перестанут финансировать, в эфире исчезнет слизь, и правда воссияет.
  Возвращаемся все же в наши кусты - идеального варианта не будет, по принципуц выгодно-не выгодно никто не будет работать, так как русский человек уже генетически другой, и всё. Всё. Работаем.
  Москвин. Ну, так как фамилия связана с Москвой, то многие и думали, что он, может, и так прокатит - но Москвин стал называть себя Рабиновичем - участвовал в конкурсах как Рабинович, но не прокатывало. Он, видимо, надеялся, что в обойме так его лучше поймут - да все равно не работало, потому что на всех этих делах народ напоминает голодных кошек, которые воют - мао, мао. Так смотри - их и так не кормили, а тут еще и обрезки. Так это один конкурс, второй, а уж про обойму и речи быть не может - потому что там можно попасть на гранток - так, что мучился новый Рабинович, но, все же, нашел выход - он отбросил Рабиновича, стал Москвиным назад, стал сочинять плохие стихи и лазить на все сборы подобного народца. Но ты спросишь, так ходи хоть уходись. А где финансирование? Мы же тоже с тобой можем кругом ходить, и, если будем ходить упорно, нас будут вписывать в афиши:
  
  16.00
  Клуб "Мошна Карла Маркса"
  Эклиптика в стихах, выступает Чипидрос
  
  Сколько хочешь, Петь. Это хорошо, и, если в тебе есть клей, то есть та сила, которая заставляет ходить по этим мероприятиям и пьянкам и подклеиваться там ко всему. Ходи сколько хочешь. На Москве завсегда много таких мест, и там даже и не надо стараться. Это правильно, что ты не в Ростове. Тут - каждой твари - по паре. Хочешь, будь немного маргиналом. А в провинции уже не получится, там ты попадешь в бан раз, в бан два, а дальше и люди закончатся и уже некуда будет ходить. Кум брата свата губернатора заведует литературой. Основной критерий - кто кому мил, также есть и кто кому дал - не без этого. Попасть в местный журнал также можно, но надо, чтобы работал принцип "бенефис корефанов". Ты корефан? А если нет? И правда, чем биться головой о стенку, подался в Москву и минимальная культурная программа тебе обеспечена.
  А теперь о теплом. О том, как попасть? Почему Москвин попал? Давай теперь о пидорасах. Особенность русской общины в том, что чистым заднеприводным быть не получится - каждый заднеприводный воюет с заднеприводным. Надо быть как бы. Надо подспудно, так, опять же - тот же клей. И это, получается, не гомосексуалист ты, а именно пидорас - и ты пришел в мир литературы же не из-за таланта, но он есть, талант. Только это пение насекомых в голове - и такие субъекты завсегда именно таковы, 90%, но все они на Руси играют в мужиков, мужичар, русскую натянутую жилу, страдальцев-мужиков-обь-лагеря-прорвался-прожилился, и - во всех стихах, например, все время жилятся. Это не важно, что б они там ни делали, суть определяет контент.
  - Ну да, - сказал он.
  - Ну да, - ответил я.
  - Так а Москвин. Или ты его придумал?
  - Зачем? Никого я не придумывал. Тут надо смотреть с правильной стороны - вся культурная масса огромна, широка, невероятна. Люди стали ездить в Европу, Америку, Тел-Авив. Появились деньги. Необученный глаз сразу же потеряется, ему будет казаться, что явление и правда имеет определенное качество, но я скажу- качество качеству рознь, потому что качество, быть может, определяется международным резонансом. Но опять же, Москвин, Кирсанов, Савельев поехали в Мадрид на книжную выставку, фотались там и выставляли кругом свои фотографии - складывалось ощущение, что они там кому-то нужны. На фестивалях их узнавали, конечно, они там примелькались, и наш человек думает, что ребята кому-то нужны и в Европах. При том, что те наши бывшие, которые там кому-то нужны, у нас неизвестны, Москвин с Кирсановым пофотались на выставке, но, в целом, они для Европы - пустейшее из мест, а в Скифии у них - статус барина. И вот теперь ты понимаешь, зачем надо быть барином в литературе, пусть даже барином и с несколько пустым карманом? А если барином уже с карманом?
  - А у тебя как с карманом?
  - А ты не думай, что я шикую.
  - Но....
  - Ну погоди. Главное - не работать. Суть вещей проста, а все остальное - это вуаль. Человек - обезьяна. Обезьяна без таланта подумала - лучше же просыпаться в 12, ничего не делать, щелкать клавиатурой лениво, 1 страница в день - достижение, быть судией для таких же собратьев? А? Это хитрость или умение себя продать? Ну давай подумаем? Я неправильно рассуждаю? Давай примеры попроще. Зачем существует АвтоВаз? Хоть убей, непонятно.
  - Бабло.
  - Я понимаю, что бабло. А общий смысл?
  - Схватил, доишь.
  - Вот, и мы приходим к сути нашей жизни, а именно - неконкурентная среда, но такая среда, где ты должен что-то где-то ухватить. Но если уже все схвачено? Ну, надо искать другие пути. Лизать, например. А если ты уже старый и никуда не попадешь? Ну, ты не старый, ладно, и ты решил выиграть премию, и ты случайно попал на человека, который, может быть, и не человек, и он не лучше других, но почему-то так получилось. Я не знаю, почему. Понимаешь, Москвин был бы гадом, но делал продукт, и люди, покупая его книги, чувствовали резонанс души - но это типовые книжонки, которые где-то даже и продаются - да ведь и само "слово" продажи и интеллигентов, пожалуй, ругательны - и потому, Миша Оглобля правит балом, овцы довольны, нет ни одной овцы, которая бы заблеяла: ме-е-е-е-е, так нельзя. Но и помимо Миши есть другие князья литературы, и пусть они не такие же лоб-в-лоб, но суть их та же.
  Надо пить, Петь. Надо пить, понимаешь. Надо просто пить.
   Ёрш был что надо. Я понимал, что это сейчас я так говорю - а завтра другие люди будут рассказывать мою теорию, делая ясные чистые глаза - это будет даже не вор кричит "хватай вора", а что-то совсем невероятное, что-то очень монгольское, и все будут, понимая правду, качать головой и говорить - поймите, в этой стране. Поймите, в этой стране.
   Нам принесли еще бутылку. Мы поговорили о сушняке.
   -У меня в последнее время не бывает, - сказал Петя.
  -Да.
  -Это печень?
  -Нет, надо и пить правильно, а еще это - форма.
  -Один друг у меня не пьет, но ночью пьет.
  -Как это?
  -Воду ночью пьёт.
  -Зачем?
  -Сушняк душит.
  -Он ест жирное?
  -Нет, он вообще не ест.
  -Он бог?
  -Разве боги не едят?
  -А фиг знает. Девушка, девушка, - я поднял руку и щелкнул пальцами.
  Подошел парень, всё тот же.
  -Гарсон, по пивку, - сказал Петя.
  -Какого вам?
  -Неразбавленного.
  -О-кей, - сказал он, причмокнув, записывая заказ, - что-нибудь еще?
  -Лещика. Подлещика. Плотвичку.
  -А язь есть? - спросил я.
  -Нет, язя нет. Все блюда из рыбы у нас горячие.
  -Мяска тогда, - проговорил Петя.
  -Какого именно?
  -А какое тебе нравится?
  -Я вегетарианец, - произнес парниша скромно.
  -Ладно. Шашлык.
  -Сейчас есть бараний, горячий.
  -Тащи. Кстати, ты знаешь, кто это? - он показал на меня.
  -Да, - скромно проговорил парень, - это Иван Солнцев.
  -Ага. А молчишь. Давай сюда, автограф сейчас будет.
  -Ну я...
   После этой беседы была снова беседа. И я повторю свою мысль - весь роман о писателе может быть составлен из мозаики отдельных пьянок и застольных разговоров. Что еще сюда вставить? Жизнеописание? Но мы делимся им в ходе общения. Потому - что может быть лучше? Песнь жизнеописания довольно проста, потому что она находится внутри скобок, а во вне скобок ничего нет и не будет, но вам до этого не должно быть никакого дела - скобки удобны тем, что вы словно бы в домике, и так вас и возьмет история. Скорее всего, наверное, не возьмет, и множество примеров говорит о том - например, писатель Лузговой. Он помер три года назад, и всем его совали без вазелина - Лузговой, Саша, Сашка, помню, как мы с Сашкой.... Но новое переиздание Лузгового уже почти никому не интересно, и плохо не это, а то, что через десять лет назад его совсем уже никто не будет помнить. Таких примеров - пруд пруди, и нефиг прыгать, ребята.
   Я дал автограф. Я думаю, парень явно не был моим фанатом. Ну ничего. Скажет друзьям, например - вот, взял автограф у одного гамнописателя. Ну ничего, пусть, пусть.
  -У него знаешь какой сушняк, - сказал Петя.
  -Какой.
  -Это - рекламный сушняк.
  -Да?
  -Человек пьет только разрекламированные напитки. Но известно, что употреблять их часто нельзя, это вредно. Пойди, посиди на чайке "Липтон". Это тебе не беленькую жрать. Это ты будучи на энной стадии алкоголизма можешь и жить, и жить.
  -Эге...
  -А на чайках да на спрайтах.... Вон он пьет все это, а еще ест гербалайфы. Но не именно гербалайф, а что-то сходное. И потому каждую ночь у него сушняк. Он ставит возле кровати бутылку с дорогой минеральной водой. Дешевую он пить не будет - так как дешевая не снимает сушняк. Только дорогая. Потом, покупает всё это он только в дорогом супермаркете. Минарелка, купленная в обычном - не то.
  -Это диагноз.
  -Но это правда.
   И тут же нам принесли шашлык - веселый, разгоряченный, в парах. Пиво, водка, мясо. Душевный разговор. Никакого ожидания. Никакого рабочего дня назавтра. Ни на послезавтра. Вся жизнь давно состоялась. Важно только не проесть больше чем надо, знать меру. Ездить по заграницам хотя и пафосно, с фотографированием, с демонстрацией этих фотографий (чтобы знали, как надо жить), но тоже в меру.
   Жизнь - это не череда полос. Ни черная, ни белая. Жизнь - это твои клешни. Твои присоски. Твои крючки, чтобы цепляться.
   Схватил - держи.
   Держишь - не отпускай. Конкурентов гаси еще тогда, когда они не конкуренты.
  -Станешь ты, Петя, великим русским писателем.
  -А Великий Детский Писатель?
  -Ну, а что он? Он рассыпается в песок. Зачем ты про него вспомнил?
  -Фраза. То есть слово. Похоже.
  -Ну, понимаешь, есть такой тип людей, которые будут бороться до последнего дня - за собственность, еще за что-то. Вот за девок оглоблиных. Ведь он что делает?
  -Что? - переспросил Петя.
  -Ничего. Развивает русскую литературу. Побеждают только самые молодые, и только через передок. Но, если разобраться, у нас так везде. Вроде бы о чем грустить? Ну и мы сами же из этого числа.
  -А я хочу в Канаду, - сказал Петя с душой.
  -Да?
  -Да, знаешь, многие туда уезжают.
  -Ты смотри, сразу не едь.
  -Почему?
  -Кто ты в Канаде?
  -Человек.
  -Нет, это понятно. Ты же надежда русской литературы. Во всяком случае, молодой. Вот посмотри, вся молодёжь на "Строке" - тёлки.
  -Ну, это гарем Михаила Александровича.
  -Дело не в этом. Гарем, не гарем, но тут ты всегда будешь как кот в масле. Главное, о чем не надо базарить, Петь. Вот мы с тобой поговорили, и хорошо. А на людях этого никто не должен слышать. И вот будет у тебя там жена, я тебе брат точно говорю, и с женой так не говори. Бабы - зло. Хоть без них и нельзя.
  -И ты руководствуешься этим принципом?
  -Почему?
  -У тебя бабы вот нету же...
  -Ну есть... Ну...
  -Небось, чисто поджимаешь.
  -Ну не так, чтобы...
  -А...
   Петя был конкретно пьян, и эта фаза н, в доску пьян, в пол доски, в две доски - плохая дефиниция, хотя в три доски - уже лучше. Есть более точные и более теплые. Например, есть молодежное опьянение. Но еще более точное - студенческое опьянение. С годами, набираясь опыта, человек приходит к более точным концептам - например, опьянение философское. Это когда ты, к примеру, пьян в стельку, но по тебе этого не скажешь. Это потому, что ты не говоришь лишнего, да и вообще, язык у тебя не заплетается. Определить же всю толщу вод винных (погружения, значится) можно потом на утро.
   Тогда я рассказал притчу, которую придумал намедни:
  - А сравнение у нас будет с футболом, - сказал я.
  -С футболом, - промычал Чипидрос.
  -Вот смотри сюда, - сказал я, - смотри. Смотри сюда. Чтобы было проще, мы на роль писателя ставим футбольный клуб. Для примера - Реал (Мадрид) - это Лев Толстой. Манчестер Юнайтед - это, например, Шолохов. Ну, допустим, Сэлинджер - это Валенсия. Ну, это чтобы тебе суть сравнения была понятна.
   А вот в татарской степи было решено было решено создать новую лигу. Было сказано - это будут лучшие клубы. Ну, а руководитель был тренером, например, команды третьей лиги "Шиномонтаж". И стал он собирать такие клубы. "Автосервис". "Камаз", "Ска (Хреногорск)".
  -Ска - это круто, - заметил Петя пьяно.
  -Да. А тут приходит к нему футболисты клуба "Ливерпуль". Они говорят - мы - мы ж классные. Включите нас в нашу лигу. А наш организатор думает - так, все мы собрались тут, чтобы на поле стоять, даже не ходить. Первые места так распределим - за взятки, за знакомства, еще как-то, за лизинг, за подлизинг, за кровать. А тут тебе - "Ливерпуль". Да они нас разнесут всех под орех, и всё. И он говорит:
  -А вы кто?
  А тот:
  -Представитель Ливерпуля.
  А тот:
  -А что это?
  А тот:
  -Клуб.
  А в ответ:
  -Не понял.
  -Клуб.
  -Где?
  -Как где, вот. Вот видео.
  -Где?
  -Вот.
  -Не вижу.
  -Это футбол?
  -А?
  И вот, Петь, пойми - если ты знаешь язык, то езжай, конечно же, в Канаду. Езжай. Потому что потому.
  -Пробивается нахер бездарность, - ответил Чипидрос, - и я бездарность, Вань... Да же? Скажи мне. Я - бездарность?
  -Тише. Слушай, поедем домой, там догонимся.
  
  
  
  Пыльные страницы. Продолжение
  
  
  
   Вечером я смотрел телевизор и очень хотелось заскучать, позвонить другу какому-нибудь, позвать кого-нибудь, какую-нибудь молодую и красивую. Но захотеть я не сумел. Я просто знал, каковы они, разочарования. Уж лучше никак, чем потом, разгорячившись, понимать, что ты ни на что не способен. Когда ж ты от волнений закрыт - как будто и все в порядке. Оглобля бы на моем месте поехал, снял девочку. Но я никогда в своей жизни не снимал проститутку. Вот в чем тут дело. Год назад, когда мы с Ирой из-за тарелочного вопроса разбежались, я еще находил в себе силы издеваться над собой. Мол, хочется, а боишься. Моралист, что ли? Нет. Значит, просто заяц. Ничего тебе не дано. Ушла жена, сиди теперь, иссыхай от желаний.
   Теперь же я был полон самоконтроля. Я мог преспокойно пялиться в ящик, попивать пивко, записывать в тетрадке сентенции, цены которым была - ровно одно выеденное яйцо. Но и то дело, что немощь своей попсятины я понимал - и это меня нисколько не трогало. И иммунитетом это как раз и не могло быть. Скорее, это было сало на сердце. Никак не иначе.
  
  
  Телевизор снова мной управлял, а время суток я мог не знать, но главное - никогда не чувствовать себя одиноким. Формально ты один, но в своей душе ты чувствуешь наличие хороших волн, хороших лиц, и это тебя в чем-то озаряет. В этом случае всякое твое действие или бездействие имеет смысл. Водка. Я могу сказать и про вискарь, и про джинн, и про бурбон - все это также хорошо, но минус в количестве - хочешь жрать много, водку и жри, а от вискаря ты сдохнешь по отходнякам. Классическая череда с лечением похмелья хороша при соблюдении правил, и я их соблюдал - рассол должен быть от домашних огурцов, а, значит, надо пойти и купить у бабули на углу два баллона, пиво - из пивного крана, пиво из магазина, то есть, порошковое, на канает - хотя эффект будет, но это все равно, что трахать резиновую бабу. Чистая очередность, кристальный алкогольный полёт, путешествие алконавтов - все должно делаться профессионально. Мутные промежутки, а в них - одна страница текста - правильная вещь. Впрочем, сюда присовокупляется потушенная в пепельницу сигара, покрывшаяся пылью и никогда не использовавшаяся печатающая машинка (стояла для красоты, но никто не оценивал, ибо никто из писателей ко мне не заходил - даже Оглобля "братан, привет, поехали" - редко продвигался дальше кухни. Да, не забываем про Петю Чипидроса. В мутных промежутках имелись и обязательные моменты - я должен был написать статью сюда, статью туда, статью под и над, дать интервью (в мессенджере), ну и, наконец, был план работ по "Строке", который ни к чему не обязывал, и я делал его как попало, а также список ивентов. Как говорится - мейн-ивент.
  На одном из таких мейн-ивентов было, я бы так выразился, очень нулёво, однако, на старые дрожжи мне немного налили сходу, так как там вообще всем наливали - я был спокоен и мутен, хотя речь не путалась. Я даже сказал себе - ну какой ты писатель, Вань? Вспомни Чинаски? У нас, впрочем, под Чинаски косил Гулимов, косил, косил, казалось, он - большой баболюб, но вышло как всегда - он оказался заднеприводным. Многие наши писатели-баболюбы таковы.
  На середине пива было вдруг хорошо, и подскочивший ко мне лауреат "Золотая запятая РФ" Михаил Куриный стал цепляться, чтобы поговорить и, конечно, вылить себя. И он погнал, и кони бежали, и я не чувствовал раздражения. Я кивал и говорил "да", и Куриный радовался всякому такому "да" как ребенок, и я подумал даже, что делаю большое дело.
  - А как пишет Роберт Добсон! - сказал он громко.
  - А кто это? - спросил я.
  - Наш. Запястый!
  - Как это, запятистый?
  - С Золотой Запятой!
  - А. Он француз?
  - Нет, русский. Мы все - русские. Эх, Русь. Сколько, сколько талантов! А Гриша Симп?
  - Ага.
  - Читали?
  - Ага.
  Конечно, я никакого Симпа не читал.
  - А Юрий Козлун?
  Я чуть не подпрыгнул, а ведь помните анекдот "Нихуя себе фамилии?". Каким-то странным образом это непосредственно связано с русским писательством. А я всего лишь Солнцев. Как хорошо.
  - А вот Дэн Мак Толстой пишет....
  Он вдруг вынул тощую книгу и стал что-то считывать, и это был жесткач очевидный по смыслу и по сути деяния, но пиво давало о себе знать, старые дрожжи кипели, клетки алконавтов содержали в себе Язона и Ко, Золотое Руно источало коньячные пары, и я слушал, да все тут. Откуда он был, Михаил Куриный? Выиграв номинацию "Пером возродим Храм", оплатив после этого восемь тысяч рублей за возможность попасть в лонг-лист, он прибыл сюда, и здесь вошел в шорт-лист. Да, за шорт-лист он тоже заплатил, но как бы не напрямую - он оплатил участие в альманахах "Наше Наследие", "Свеча Пушкина", "Есения Золотого Кольца".
  Я слушал Дэна Мака Толстого. Тут подошли еще напитки, и писательницы Николаева, Яровая, Семина настаивали на чаях, лимонадах, соках. Оглобли тут не было и не могло быть, его тема совсем другая (может его и приглашали, но он бы не пришел, тут всё сплошь люди несвежие, люди местами крайне поношенные, заношенные, люди чуть ли не дырявые и с латками. Но не стоит думать, что я преувеличиваю - физическая работа стачивает людей, даже если те и изначально крепки, даже если среди них есть и кремни - сточатся кремни. Может ли быть свеж поэт-нефтяник? Да, но у нефтяником хорошая зарплата. А клубный работник села Париж, наоборот, получает мало - он стерся о наждачную бумагу безденежья, хотя он все же нашел денег и на взнос, и на сборники, и, соответственно, попал в шорт-лист.
  Об этом ивенте мне больше нечего рассказывать, так как вообще их много - Россия заполнена литературной массой, фактурой, водой, еще каким-нибудь веществом, по самое горло. Количественно - ни в одной стране нет такого количестве всех видов литературной деятельности.
  Водка заканчивалась на два дня.
  Потом, шел дождь, Оглобля прислал мне фотографию пацаноподобной леди со знаком вопроса.
  - Я думал мальчик, - ответил я ему в СМС.
  - Я тоже думал, - ответил он.
  Никаких пояснений больше не возникало.
  Мест, куда можно пойти, пошататься, так много, что нынешнее время можно назвать идеальным. В литературной точки зрения у нас постоянно что-то происходит, от вечера встречи с плачущеголосым поэтом, до слэма, от слэма к презентации тощей или нетощей книги, от вечера малого, к вечеру большому. А если вы не литератор, но займитесь посещением спортивных мероприятий. Гандбол и волейбол стоят в разы дешевле, нежели футбол. Хорошо, соревнования на Кубок мэра Москвы по каратэ. Билет - 100 рублей. Если сильно попроситесь, то пустят и бесплатно, потому что зрителей маловато. Легкая атлетика. О, забыл - шахматные и шашечные соревнования. Там тоже требуются зрители.
  Когда мы с Иркой жили вместе, то периодически куда-то выдвигались, а после развода я некоторое время никуда не ходил, за исключением мероприятий по Оглобле ( хотя и не так уж много, в сауну за эти два года мы ездили всего шесть раз, никакой регулярности). В прошлогодней сауне проходила прописку молодая талантливая литература-топ-кандидейт-герл София Симонова. Вопрос ставился серьезный: все или ничего.
  - Ты начинаешь, - сказал мне Оглобля.
  А что там было, я не буду рассказывать, потому что истории про бухло мне ближе. Год назад, когда меня посещали приступы синего пессимизма, я жизнь свою от А до Я перебирал, пытаясь отыскать в ней все дурное, чтобы было из-за чего на себя поплевать. Алкоголь, что и прежде был моим другом, усилил объятья.
  На тусовку "Живые слоны" меня пригласили стандартно, и я там ничего не делал, и с бухлом было довольно туманно, но я не волновался. Но были чаи, всякие тортики в перерыве, что хотя и бесит принципиально, но и пофиг принципиально. Писатели и поэты бывают всякие - зеленые, огуречные, буйные, особо буйные (их надо держать под присмотром), четкие шышлыковеды, среднеликие бухарики (это я), однако, весь этот мир крайне симптоматичен.
  Ах!
  Поэтеска Стеблянко приехала из Вологды. У нее короткие ноги и зад, созданный для удобной посадки на коня (но коней отменили сто лет назад, и я не хочу говорить про то, куда теперь ей надо садиться).
  Ах.
  А зовут ее Оксаной, она берет гитару, держит просто так, читает так, как я не прочту, я вообще не понимаю, зачем так читать стихи? О чем она пишет, ах? Мне кажется, все девочковые конвульсии (включая и олдовые конвульсии) унифицированы, они ни плохи, ни хороши, и о чем говорить? Стеблянко долго намывала дорогу в Москву у себя, и Вологде, я могу сказать, не все мертво, однако, не стоит забывать, что существует Россия, а существует Москва. Закончив литинститут имени Горького, Стеблянко сделала ряд главных вещей: у нее появились корефаны.
  Россия - страна корефанов.
  Корефан - это не друг. Это член стаи. Критерий "книга выгодна покупателю" тут не работает, тут важно - каков корефан, и я до сих уверен - очень важен вопрос передка. Об этом я вдруг и заговорил с поэтессой Твердохлебовой Машей, которую лично (моя собственная версия) считаю номером один.
  Мы курили. Я спросил:
  - Ты легко поднялась?
  - Да нет, - она улыбнулась.
  - А талант?
  - Я училась в студии у Богданова. Он сразу сказал - я - дорога в жизнь.
  - А зачем он нужен был, если ты и так талант?
  - Ну что ты, Вань. Такой наивный.
  - Слушай, Машь, ну скажи.
  - М?
  - Не обидешься? Слушай, это такой вопрос. Но ты же понимаешь. Было что-нибудь?
  - Ты про это?
  - Ну а про что еще?
  - Ты мужик, только об этом и думаешь.
  - Но был ли выбор - либо да, и тогда да, либо нет, и тогда - нет.
  - Ну... Ну да. Да, Вань. А что ты предлагаешь?
  - Феодал просит, феодал дает дорогу.
  - Ну какой феодал? Ты что?
  - Да я понимаю. Богданов - он такой. Ну....
  - Да он хороший был. Многим помог.
  - Не зря современный строй называют клептократическим олигархатом. Ты ж пойми, если бы был нормальный критерий.
  - О чем ты?
  - Ладно.
  - Я ж говорю, ты - мужик, ты иначе мыслишь.
  - Ладно.
  
  
  Оглобля все же позвонил:
  - Там это, - сказал он.
  
  
  
  
  6
  
   Я думаю, какие-нибудь американские спецведомства платят Михаилу Александровичу неплохие деньги за уничтожение русской литературы. Это, кончено, может быть, все и нет так, но - с другой стороны - расклад очень интересный, расклад определенного цвета души, запах мозга, и, конечно - шороха, шелесте. Интересно, мыши могут жить в деньгохранилищах? Вкусны ли они, если их точить? Конечно, Мише , хорошо, в писателях. Он популярен. Он не носит никаких дополнительных ярлыков, а бандитское прошлое укрепляет концептуализм. Хорошо ему в мире русской буквы. Правда. Денег много. Дел много важных. Литературная премия "Строка" - это есть возрождение великой русской литературы, и всех, кто начинает трепетать сердцем от возможности посочинять, телек может уведомить, что в юные годы Пушкин написал:
  
  Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице,
  Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,
  Спесиво развалясь, Ветулий молодой
  В толпу народную летит по мостовой?
  
  Что за хрен он был, этот Лициний? А второе место, надежда русской нации Даша Отцова в свои 18 написала:
  
   У меня матка - с орех
   Пушкин канал, это не грех.
  
  Имен очень много, и вся их выразительность проходит мимо моего мозга - я тут бесконечно устарел. Я еще думаю, что ежели Оглобля был неправильной ориентации, все три места заняли бы не девочки, а мальчики. Ира Андропова, звезда номер 1 в номинации "поэзия", без внимания Оглобли уж точно не осталась. Это не предположение. Это факт. Она даже роль саунной девки для него иногда исполняет. Рифма, муза, время - и самое лучшее чувство, это когда ты словно бы обуздал это время, ты сел на него, как на коня и скачешь - душа полна, душа светла, а грех лишь способ бытия. Я, в общем-то, тоже зверь. Я не против разврата. Я не моралист. Но тут уж как-то слишком. Юные тела, юные дела, они зовут, и, главное, они дают, и это способ существования, это способ движения по вертикали нашего мироустройства, где все определяет стоящий наверху, а не право.
  Да конечно, мы бы могли бы сейчас поговорить, и все это знают, и многие драматурги, поэты, художники, уехав в Штаты или Израиль, говорят о том, что у нас нет никакого права, а все решают места - и, подчеркивая это, они продолжают кормиться от вертикали. Хорошо ж говорить. Я в этом плане куда честнее, потому что ничего вообще не говорю, и безмолвие моего текущего состояние - это лишь от лени говорить что-то вне программы.
  А вот и примеры:
  
  "Здравствуйте, Иван. Меня зовут Лисицина Тамара. Недавно я купила ноутбук..."
  
  "Вас приветствует Вячеслав Боевой! Вот синопсис моего рассказа "Три дня Кондова". Кондов - офицер ГРУ. Однажды на него производится нападение прямо в центре Москвы, прямо в Александровском саду. Кондов начинает подозревать кого-то из банды Бианки. Но потом делает вывод, что виноват Ушенин. Тем временем кто-то посещает любовницу Кондова - Евдокию. Злоумышленник звонит по телефону, но денег не просит. Итак, кто же похитил Евдокию?"
  
  Система не дает сбоев. Уже пять конкурсов назад красноволосая и не в меру носатая Нелли Багратион отработала свое, и я даже помню восклицание Оглобли по этому поводу: аж дымок шёл! Теперь Нелли помогает молодым авторам издаваться, и тут конкурсы самые разные, не только наше замечательное предприятие. Россия - страна конкурсов. Что делать миллиону поэтов и писателей, как не участвовать в компетишене. Нелли Багратион нашла Александра Бойко, Отрлиба, Славу Кузова, Гарпию. Сама она написала сценарий к сериалу - да, надо было получить еще доступ к телу, и былого величия не хватало, и, насколько я знаю, ей удалось каким-то образом получить быстрый эксесс к Иваношвили и обслужить его - хватило одной встречи, чтобы утвердили именно ее. Сериал, конечно, уныл, застиран до дырок еще до стирки, и его почти никто не смотрит - и кому какое дело?
   Было как-то дело, Уралов мне сказал по телефону:
  -Что будешь делать, Вань?
  -Что скажешь, - ответил я.
  -Поехали.
  -Поехали.
  Я не знал, куда ехать, за мной заехал Шурик, некий парень на побегушках. Была густая и черная ночь. Машины по улицам носились с такой скоростью, будто надо было срочно валить - конец света. Я по пути попросил Шурика остановить возле первого попавшегося магазина, взял пива и тянул его. Было весело. Алкоголь моментально спасает - хотя фраза странная.
  Так вот, это был один из очередных заездов в сауну. Оглобля - мой друг. Мало ли, что я о нём думаю. Я - его друг, он - мой. Это надо принимать так же, как концепт отца, как существование матери, как висение на небе лица луны. На кассе сидела девушка молодая, очень деловая, с таким видом - мол, чего скажи, сразу по лицу заеду.
  -Здрасти, - сказал я.
  -Здрасти, - ответила она, - проходите. Если что надо, а меня нет, вот звонок. Баб больше не будете привозить?
  -Не знаю.
  -Ладно.
  Я думаю порой - какие прекрасные сцены. Вот баня. Русская баня. Баня и бабы. И русские писатели. Нет, я не знаю, что там за чертой. А ведь взять и порассуждать!
  До и после!
  Баня!
  И ты стоишь у этой черты, словно бы ты спортсмен, перед которым- нет, не планка. Это квалификация, это входные - а ведь сколько людей никогда не прошли, оставшись на своих уровнях. А вот еще - Русь постоянно хоронят и иногда сравнивают с Титаником, но дело не в том, что фиг вам, враги Руси, а в том, что, положим, наш Титаник никогда не затонет равномерно. На одном этаже - трупы, а на другом - танцы, на третьем затыкают дыру, на четвертом продолжают работать кочегары, а на пятом. Ахахахахаха. Саунка!
   Переехать во Францию? Да, но что там делать? С кем бухать? С кем ездить в сауну? Вот потому - только она, страна наша, Россия-матушка.
  Я разделся и вошел. Саша Уралов предложил попариться и поиграть в карты. На счет баб было вот что: Оглобля взял с собой поэтесс-претендентов, Зину Фролову и Марию Киликину. Одна стояла на стуле и читала стихи. Другая изображала танец феи без одежды. Уж я-то, человек, оглоблепривыкший, и тут остановился и стоял, пока меня Саша не одёрнул.
  
  
  
  Мы пошли, пар был что надо.
  -Нормально? - спросил он.
  -Нормально, - ответил я.
  -Работают, барышни.
  -А как же? - спросил я. - Их двое, нас трое.
  -Впервой? - осведомился Саша. - Мне всё равно. Мне важен процесс.
  -И мне.
  -Сейчас накатим, и - эх....
  Надо сказать, Миша был природный вообще психолог, и он сразу смотрел по человеку, то бишь, по барышням, стоит ли их вообще к телу приближать - ибо если дама жаждет славы, то ее, славу эту, надо правильно подогреть, убедить в том, что жертва - это путь, это тот самый зачёт, медаль, штамп о профпригодности. Тут ведь и продолжение темы - пока ты не квалифицировался, тебя попросту не пускают в большую игру.
  А где набрать проходной балл Зине Фроловой и Маше Киликиной? В провинции? Если просто тусоваться, то пожалуйста. Если надо больше - тоже кровать. А эстрада? Там всё серьезней, ибо эстрада - это синоним к выражению "русская душа".
  Потом, всё было нормально. Я ни о чем не жалел. Оглобля, то есть, Михаил Александрович-Виктор Кушков зачитал свою речь. Были и водка, и раки, и служение раком, и пиво.
  -Вот взять Грецию или Рим, - сказал он, - искусство, вот как его, ну как его взять? Как его взять? Поймите, все вещи, их надо брать, братики. Вот ты, - он потрогал Зину Фролову за плечо, - ты сейчас мне сестра. Вот ты понимаешь сестра, и мы делимся радостью, а никому там, там.... Там нет. Там серые люди, которые как собаки в поисках своего хлеба. И все, все, понимаешь - бегут, и ты подойти и громко спроси в лицо. Спроси не боясь: где твой хлеб? А? Где твой хлеб? Ты его свой хлеб? Тебе своего хлеба не хватает?
  Где он?
  Он закурил. Все как по команде закурили. И я закурил, и я даже поверил, что всё так и есть, и что девушки-поэтесски, они пришли сюда по доброй воле, они -жрицы, Миша - великий проводник. Я, понятное дело, не долго при своём озарении находился. Саша Уралов взял Зину за руку и повел на топчаны - покуда в нём еще энергия была. А Михаил Александрович Оглобля продолжал:
  -Эх, знаете, вот мечтаю. Как замечтаюсь, друзья, остановиться не могу. Всё время мысли в голове, так, думаю, светло. Надо с кем-то поделиться. А скажи, Вань, где для жизни силу взять? Живешь, вот видел грибки? Ну не плесень. Хотя бы в лесу. Плесень - это неподъемно. Ну я не про тебя, все вообще, вот ты растёшь, я расту. Белый гриб. Большой. Как не знаю кто. Как макаронина. Знаешь, макароны такие есть, Вань, большие и толстые. Вот такой гриб, а дождя нет. Любви нет земной, и вот девочки - как жить без любви? А если так много тепла, что надо просто поделиться. Как мне им не поделиться? Ты же.... Ты же будущая звезда, ты же, чисто Цветаева, ты же чисто по-ходу Ахматова, посмотри - какой впереди свет, девочка?
  -Жратвы у нас мало, - сказал я.
  -Ваня всё за своё. Живот отрастил. Смотри, какая еда. Давай, читай. Сладкие у тебя стихи. Давай!
  И он снова поставил поэтесску на стул, и она читала стихи. Я подумал - дури, энергии у Миши - какой-то склад. Уж и годы не юношеские, уж и водка с пивом, тут еще какой-то вискарь, какая-та текила, парная, лежать бы уже и хрюкать.
  Я набросил халат и пошел на вход, и там позвал дежурную, или как она вообще называлась - и был слышен за спиной звонкий рифмованный слог.
  -А что у вас есть из еды? - спросил я.
  Девушка зевнула, похлопала себя по рту рукой и вяло ответила:
  -Есть бутеры, разогреть могу. Есть нарезка. Будете? Чипсы, орешки, соломка, салат упакованный, можно сделать сосиску, и всё. Вчера всё съели, за остальным надо двигать в супермаркет. У нас есть водитель на доставке, Ашот, он может привезти всё, что надо. Если нужна особая там еда, можно из кафе привести, можно из ресторана.
  -Да не, - я махнул рукой, - так, пожрать.
  -Бутерброды?
  -Давайте. И орешки. И нарезку. Хлеб есть?
  -Батон.
  Она принялась возиться. Я закурил, она ничего не сказала. Сауна была, надо сказать, средняя - бывают всем баням бани, но главное, минимум атрибутов, и за то спасибо. Да, впрочем, что еще надо? Нет, конечно, есть такие заведения, что там чуть ли не секс-театр свой. Но ведь тут был Оглобля! Он уже сам по себе - настоящий русский театр, других и не надо. Всё остальное - это реквизит. И бабы - и те реквизит.
  -Не пристают? - спросил я.
  -Не знаю, - ответила девушка, - нет, могут что-то сказать. А чо?
  -Ничо, я так.
  -Я вас видела по ящику. Не помню, где. Лицо знакомое.
  -Да, бывает, - ответил я.
  Я вернулся со жратвой, но что тут еще добавить? Нет, Оглобля всё же мог постараться и взять побольше поэтесс, но там могли быть свои тёрки - наверняка, кого-то отбил у него Великий Детский Писатель.
  Так всегда было. Он - старый скелет, вешалка - не по смыслу, а по внешнему виду. Знаете, вертикальная такая вешалка, крючковатая, очень высокая. Шапку просто так не повесить - надо прыгать. Что касается его амплуа - то всё так и есть. Он Велик, потому что таким стал при Союзе, а теперь его задача - попытаться нахватать имущества, чтобы забрать их с собой в гроб. Это не то, что философия Омара Хайама, это - краб вечный. Это русское. Нет, я, конечно, понимаю, что все люди в мире одинаковы, и всякая тварь не понимает своей конечности и всё время пытается насладиться чем-то особенным, просто в нашей стране всё это вывернуто наружу, как кишки. А уж в таких, в наших мирах, это умножено само на себя. И вот вам.
  Но всё дело в том, что Великого Детского Писателя позвали, понятное дело, в жюри конкурса, иначе, откуда б у него был доступ. Всё остальное можно и не обсуждать. У нас - своя сауна, у него - своя, кто-то, может, и в натуре читает и выставляет оценки так, как ему нравится, без личной выгоды. Нет, нет. Нет, так не бывает. Вообще, нигде не встречал. В спорте, может. Хотя, я ж знаю, например, мой знакомый, Евгений, он своего сына в сборную попросил. Тот понятное дело, тот играть конечно умеет (если говорить по существу, на практике он все же бегает, вернее, спортивно стоит на поле в одном неплохом клубе), но и что тут нового я сказал?
  А что еще сказать о Великом Детском Писателе? Не знаю, конечно, как он справлялся, но кроме того, он постоянно судился за какие-то там метры площади, то там, то сям, а чаще того площадь эту переписывали просто так, втихаря, и потому, между ним и Оглоблей был вечный конфликт, потому что Миша завсегда был не против что-то себе прихватить.
  Нанял бы Миша киллера? Зачем? Мише и так хорошо. Ему даже хорошо, что его разводят, и что есть некий дедушка, на которого можно просто так пообижаться. И тут можно завидовать. Я вернусь домой и буду дышать в подушку.
  Вернулся Саша Уралов со своей девушкой.
  -Нравится Достоевский? - осведомился Миша.
  -Кому, мне? - не понял Саша.
  -И тебе.
  - А? - хрипло спросил Саша на выдохе.
  -А я так, - сказала Маша Киликина, - я еще не доросла.
  В глазах у неё было всё - и будущие фанфары, и лучшие стихи, и клубный движ, где она, стоя на сцене, предвосхищая выступления какой-нибудь собирательной "Агаты Кристи", собирает восторженные лучи из глаз. Потом ей станет тридцать, и она скажет:
  - Не так уж просто за все заплатить лишь однажды, не так сложно соблюдать законы жизни, чтобы соприкасаться с прекрасным и давать людям нетленные мгновение. Кто из них двоих, быть может, переедет в Израиль или в США - не факт, но так часто бывает, и я, если честно, не до конца понимаю, кто все это оплачивает?
  
  
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  Копания в себе могут быть спровоцированы исключительно алкоголем. Хотя в наше время все больше людей гордится "я вообще не смотрю телевизор", все это довольно глупо - телевизор - это друг, а негативные рекурсии мы не рассматриваем. Горлов - парень крайне ленивый, и я думаю, что он - хорошо ленивый. Он написал мне в мессенджере буквально, без "привет":
  - Ну Вань, ну напишу что-нибудь. Ну сюжет?
  - Чего ты, - ответил я.
  - Магарыч.
  - Пришли почтой. Пришли сейчас.
  - Пиши адрес.
  Правда, приехал курьер с двумя неплохими бутылками, а я составил ему общую схему сериала. Я думаю, сам Горлов не будет ничего делать - он наймет фрилансера, попросит сделать побольше серий, но потом будем сам подправлять, постоянно у кого-то прося помощи - "можешь глянуть"?
  - Жили были два сценариста, - сказал я, - молодые, подающие надежды, и они хотели снимать кино, и им обоим казалось, что они крайне талантливы, и вот, каждый из них сказал - я! Я! Да, каждый написал по сценарию сериала, один отнес к продюсеру Иванову, и там его встретила секретарша. Она зарегистрировала прием документа. Ну и что же. Никто не ответил. Другой пошел к продюсеру Карлову, а тот напрямую и спрашивает: в жопу дашь?
  - Га-га-га-га, - заржал Горлов, - ну Вань, в натуре, накатай мне на пять страниц, если будет выхлоп, там решим. Да мне надо только показать продюсеру.
  Так, что я и накатал десять страниц набросков - это была очень краткая схема. Полковник Тучков ищет банду Бояркина. Бояркин очень нагл - он часто представляется сотрудником органов, и вообще, он может кем угодно предстать - хоть секретарем партии. Но на прямой контакт с Бояркиным выходит Зимин.
  Это - ключ к успеху. В любом сериале должен быть Зимин, лучше всего - майор.
  
  Позвонил Олег - это человек, звонок которого снабжен словно бы свойством напалма - он к тебе прилипает, он горит, ты его хочешь сбросить, а сбросить не может, и вот, ты уже покрыт дырами, но Олег тебя не отпускает - он начинает говорить уже не по теме, хотя и это по теме - все это, конечно же, признаки большой души. У Олега есть погоняло "Долдон", но это связано с его театральной деятельностью, а подробности мне неизвестны.
  Название текущего сериала - "Русские в деревне".
   - Вань, как бы.... Как бы надо чиркнуть...
   - Как бы что? - спросил я.
   - Ну, как бы ты сам понимаешь, мы все - типа русские люди, ну, как бы оторвались, да, от корней, в принципе, э-э-э-э-э, нам как бы сейчас нужен, как бы точнее, э-э-э-э-э, выразиться.... Короче, сценарий. Короче, даже не сценарий, а план. Я план покажу кому надо. Ты их не знаешь. Короче, если примут, то ты напишешь. Но - семь процентов, и все. Не больше. Там Семен этот проект делает, он жмот вообще, но потом - потом процент с гросса, ты понимаешь, плюс будет реклама зубной пасты и чипсов.
  - Два снаряда с тебя.
  - В смысле?
  - Знаешь мой адрес?
  - В смысле?
  - Догадайся.
  - Не понимаю.
  - Зайти у Интернет-магазин "День и ночь".
  - Ага? Понял тебя. Вань, щас все будет. Щас зайду, перезвоню. Щас просто Монтана звонит.
  -Монтана. Понятно.
  - Саша. Саша Монтана.
  
  Вечером слабый мозг подпитывался футбольным настроением, играл Зенит, играли Кони, и если бы я умел описывать вялое недвижение, я бы написал тут много строк. Две недели у меня жила Оля Коробкина, и не надо спрашивать, кто она - это не важно, потому что она реально - никто, ей просто надо было где-то перекантоваться, и она кантовалась, и мы кантовались вместе. Дело было простое - они уезжали за границу, муж. Валера Коробкин, уже уехал, Оля продала квартиру, но поругалась с Мартыщенко - я примерно помню Мартыщенко, но, так как прошло много лет, что я навряд ли ее узнаю. Словом, до отъезда было еще две недели, Коробкиной надо было где-то пожить, а в первый же вечер, припив вина, мы вдруг поняли, что скучать, в-общем, незачем.
  - Потом может и не увидимся никогда, - сказала она.
  Коробкина была без облома, без обязательств, хотя она приглашала "приезжай к нам в гости", Валера звонил ей на мобильник, она безобломно врала, и, казалось, все так и надо. Мы друг к другу так и не привыкли, но этого и не требовалось.
  Про сериалы: хорошо получалось у сестер Никитиных, которые на деле сёстрами не являлись, зато там тоже проявлялась сельскохозяйственная тема. В сериале же "Рубежи" всем хорошо видно, что всякая немецкая атака состоит из одного танка и четырех пехотинцев, и их никогда не бывает пять, и это всех устраивает. Ни один критик о том не вспоминал, потому что и во всех прочих сериалах ситуация была не лучше, и, потом, всякий критик хочет получать свой гонорар, а где его взять?
  Дни шли.
  Шуршание бабок - явление прежде всего из мира, вернее, из плоскости, которая представляет из себя мир-механизм. Там сливаются вместе два сустава - один облачный, и это - разум, а другой - обычный, и это - клешня.
  Поступали предложения забухать.
  - Мы только начали и вспомнили про тебя, - сказал писатель Б.
  - Почему не вспомнили раньше? - спросил я.
  - Не знаю. Не знаю, что тебе ответить. У нас тут есть мальчик. Посылать?
  - Зачем мне мальчик? - не понял я.
  - А ты о чем подумал? Ну скажи?
  - Слушай, не понимаю ничего.
  - Он сейчас приедет и повезет тебя к нам. С собой ничего не бери.
  Это были обычные ребята - там все было хорошо, никто не дрался, правда, когда процессор пьянки был уже порядком разогнал, когда не хватало кулера охлаждения, страсти все же поднакалились, но никто не подрался. Но на следующей акции, дня через три, дело до драки дошло - поэт Власов, 75 лет, поймал белочку, но также поймал белочку и поэт Никиткин - дело дошло до ножей, а травму получил бросившийся их разнимать писатель Головкин.
  Да, пришла суббота, пришла икота, Оглобля позвонил один раз сообщил:
  - Братик, выехал в Геленджик. Не подскочишь?
  - М, - проговорил я вяло.
  - Да ты б вообще с потели не вставал, - заметил Миша.
  - Да меня приглашали сегодня в шесть мест, Миш, - ответил я, - без б, пять мест.
  - И как?
  - Я сильный. На парочку меня хватит. А если бы ты был со мной, мы бы взяли все пять.
  - Со мной- надежда русской поэзии Буравлева.
  - Она совершеннолетняя?
  - А? А, да я не спрашивал. Ну давай, давай, братик. Давай. Давай, давай.
  
  Но был и свет в ночи, вернее, в ночи наших непонятных будней - было десять писем. Приведу их краткое содержание
  
  1. Краткое содержание романа. Майор ГРУ Зимин...
  
  2. Полковник ГРУ от отправлен в Камбоджу...
  
  3. Сотрудники ГРУ....
  
  4. На Луне обнаружен скелет. Когда пробили по базе, то узнали, что это - лейтенант ГРУ Зимин.
  
  5. Двое парней из ГРУ вступили в зарубку с морскими котиками США, их двое - а тех тридцать, знай наших. В этот момент по небу пролетал метеорит, он ударился об атмосферу, произошел взрыв, и парни неожиданно оказались в Древнем Египте. Будучи арестованными, они вступили в бой.
  - Женька, прикрой!
  - Но чем?
  - Ык!
  - Ай!
  - Уй!
  - Бац!
  - Кья!
  - Эпц!
  - Ух!
  Вскоре, парни захватили власть. Женька стал Аменхотепом, а Юрка - тренером по каратэ. Когда пришли завоеватели, все египтяне прекрасно владели техникой голой руки и всем дали по голове.
  
  Тут же я ответил письмом:
  - Это нам подходит.
  
  
  6. Неожиданный конец света застал генерала ГРУ в самолете....
  
  7. В тот год в ГРУ набирали девчонок.
  
  Содержание остальных писем не так уж важно, потому что, собравшись, я выехал по указанному адресу - братья-востоковеды, братья-шашлыковеды, как водится - потрепанные временем объекты человекообразного вида, мастера извлечения воды из спирта посредством прогона оного через себя, Ушаковы ожидали вроде бы большую толпу, а приехал только я - но и хорошо. Братья, впрочем, друг с другом постоянно ругались, их успокаивала престарелая мать, которая участвовала во всех мероприятиях - спиртное она не употребляла, зато постоянно следила, чтобы никто не начал критиковать Мишу. Приехал, впрочем, Черкасов - спор напоминал лай озабоченных лидерством в стае собак (если вообще где-то найти такую стаю и пронаблюдать). Всего остального хватало. Надо было найти момент, чтобы улизнуть, и в этом мне помог приехавший человек без имени (имя было, но я его не запомнил), который довез меня до станции метро.
  - Смотри, менты возьмут, - предупредил меня Человек.
  - Не возьмут, - ответил я.
  Добрался я до места, и там уроков шашлыковедения не преподавали, но общее движение уже давно напоминало плавание байдарочников после заезда - то есть, перемещение по инерции, в водах канала - да, но только вместо вод - водка, а что такое тренер - это, наверное, все прекрасно знают. Я должен сказать, что серьезные заплывы алконавтов должны быть улучшенного качества по именам, но имен сейчас так много, что, порой, совершенно непонятно, зачем они все - имена? Большая часть литературы живет сама для себя, и я не знаю, хорошо или нет, но с этим ничего нельзя поделать - возможно, мы все идем правильным курсом. Гребцы поднимают весла, с них падает разбавленная огненная вода, они опускают весла свои - и так движется земля.
  Вечеринка была в смешанном возрастном составе, и центром ее являлся писатель Зорькин - мужик топового писательского возраста в 50 лет. Самым старшим был Чугунов. Самым младшим - Костенко. Имелись дамы, включая двух молодых тонконогих мастериц прозы, которых я постоянно где-то встречал - мероприятий много, ходи - не хочу. Например, дни немецкой литературы с презентацией писателя Куроедова (Германия), далее - выставка издательства А., потом - слет любителей книги при издательстве Ц., потом - что хотите. Сидит зал, нервный человек при гитаре то что-то напевает, то цитирует выкладку своей души на строки, и, если вам нечем заняться, вы можете шнырять по таким мероприятиям словно кот в поисках соседской колбасы - дивидендов вроде бы нет, зато вы постоянно где-то мелькаете, и это увеличивает общую массу газообразного счастья в душе. Ах.
  Здесь было хорошо, поначалу никто не дрался, красавицы много рассуждали о литературе.
  - Как же там наш Михаил Александрович? - спросил у меня Еремин с иронией.
  - Он там, - ответил я, махнул рукой.
  - Ну, нам так не жить. Послушай, Ваня, все дело в том, что в России всегда так - тебя начинают понимать, когда ты умираешь. Я постоянно пронят этой идеей. Все эти люди, понимаешь? А я!
  Тут понеслось, и я не хотел подбрасывать масла в огонь, а тут еще кто-то взял гитару и начал блеять - блеял правда по-козлиному, и хотелось спрятаться, но тут много субъективного - кому-то бардовская песня нравится, а кому-то нет. Мне нравится нормальная попса. До классики я не дорос. Об остальном и говорить нечего. Среди писателей и околописателей много и совершенно трезвых и правильных субъектов, которые исправно служат литературному гало, демону - иначе нельзя сказать, ибо фактическое отсутствие потребителя создает именно такой прецедент.
  Еремин в конец меня достал - не знаю, что ему было надо. Величие? Обычное дело. В какой-то момент я вдруг понял, что свет в окне моих глаз начинает гаснуть, и при этом, мне кто-то заехал по лицу. Когда я все же нашел в себе силы очнуться, оказалось, что Еремин спит на тахте рядом, и в комнате никого нет.
  - Вот сволочь, - сказал я, - что же с тобой сделать?
  Я посмотрел на себя в зеркало в ванной - ущерб был не велик, но нос он мне все же разбил. Еремин. Я решил перед уходом на него помочиться.
  Добравшись до пятака с таксистами, я подумал, что он еще легко отделался.
  Если же описывать монотонность обыденности, то для этого еще нужен талант - именно по этой причине мы повсеместно встречаем книги крайне многословные, книги, где слова плетутся словно лианы, но это и не лианы, а смесь, симбиоз всей существующей в нашей жизни хрени - очень популярно паразитировать, например, на советской символике - например, Ленин был горнолыжник, Сталин - космонавт, Дзержинский - картежник, а Крупская организовала Третий Рейх. Попробуй тут напиши: человек просто жрет и ищет пути к наслаждению, но такового мало - остается бухать, а если ты уже все посадил в процессе этого бухания, то уже и хрен тебе. Реальных любовных приключений кот наплакал, все остальное приходится придумывать, и тут в тихом болоте скрытой от обывателя литературной вселенной начинают прорастать кусты содома.
  Я подался в ресторан, пожрать, где мне встретился Вася. И я не знал точно, кто он там, Вася. Наверное, родственник жены хозяина - но он там трётся, отдаёт распоряжение, хотя по факту - хрен с бугра, и, видимо, всем мешает. Потому он меня и увидел - ибо его постоянно носило приглядывать. Есть такой тип человека. Классификация. Надо постоянно всем надоедать, надо ходить при галстуке, надо, чтобы и пылинки не было - при этом, Вася был всё время на показ - верх позитива. А в душе - я уверен - это был зверёк. Что тут было общего? Не знаю. Не помню. Тут была какая-та литературная оглоблинская связь. Может быть, он и сам тут, бывало, обедал, может быть - посоветовал мне сюда приходить - но главное, всё это было рядом, и я мог укрепиться в своих жизненных ощущениях.
  - Ух, какие люди, - сказал Вася, встретив меня - сказал он так, будто намеревался воскликнуть вместо этого "Ух, какой мороз!"
   - Как оно, Вась? - спросил я.
   - А так. Что, пишется или как?
   - Что пишется? - не понял я.
   - Ну как что? Книга?
   - Какая книга? - еще раз не понял я.
  - Ну, какая. Популярная. Мы плохие не пишем, правильно. У меня жена читает. Я так. Я - футбол включу, посмотрю. "Манчестер Юнайтед", "Арсенал", блин, "Ливерпуль". Английская лига.
   - А ты по какому смотришь?
   -По плюсу.
   -А.
   - А ты
   -Не.
   - Да я вообще.
   - Ну да.
  - А я вот вчера допоздна смотрел. А утром тут еще столько дел, страшно себе представить. Ну, я уж думаю, дела делами, а футбол - футболом. Ничего тут не поделаешь. Придется мириться со сном. Бог с ним. Думаю, один раз живем - завтра высплюсь. На работе посплю на диване. "Манчестер" играл с "Арсеналом".
  - И кто кого? - спросил я, пережевывая салат.
   - "Манчестер". Вот футбол был, представляешь. Не то, что наши. Пинают чего-то мяч. Сами не знают, что они на поле делают.
   - Платят мало, - предположил я.
   -Да кто ж им много заплатит за такую игру, да?
   - Ну да.
   - Я раньше за "Спартак" болел. А сейчас - ну что за них болеть. Вань? Мясо!
   - Давай, Вась, по стопочке, - предложил я.
   - Так я ж за рулем.
   - Ну, так и что?
   -Ну, и правда. Давай. Только не много.
  Мы взяли коньяка. Нет, конечно, оно ему ни к чему было всё, но я был символом вот этой человеческой прослойки. Знаете как - у сала есть прослойка. Есть просто сало - белое такое. Есть белое, но тонкое - оно одно. А есть белое и толстое, оно как мыло. А вот прослоечка - тут очень много видов, и это уже более человечно, так как и человеков можно сравнивать с салом, и прослойку - также. От человека к человеку - прослойка. А может быть, и сама прослойка - человек. Завёрнуто как-то. А что сказать? Жить, жрать, а прослойка - это вроде бы есть что-то еще.
  Вася, кстати, хорошо знал Диму Дышло. Я сюда ходил не часто, а уж чего он тут постоянно ошивался? Есть такая черта, например, в армянских заведениях - это если на службе русские, и над ними ходит такой Ара Бабаджанян и пальцем тычет:
  -А это чьо? А это?
  Я вообще конечно за многонациональность. Это замечание. Нет, впрочем, я потом допёр - всё же у Васи была некий общий орган во всей этой истории. Но вот принесли мяса, а к мясу - еще мяса, и мы еще и поговорили о мясе.
  -Мясо люблю, - сказал он.
  -Да, сказал я, - это же мясо.
  -Нет, ну вот у меня Лена любила рыбу, я ее отучил. Она из простой семьи, и они всегда ели рыбу, там, у них в семье, и были такого мнения, что рыба полезнее мяса. Здесь есть вроде бы определенные аргументы. Да, морепродукты полезны, но смотря какие. Ты же понимаешь, если ты ешь минтай, ты же не можешь сказать, что ты ешь морепродукты.
  -Почему? - осведомился я, щелкая ножиком.
  -Потому что мясо не едят, когда нет денег.
  -А....
  -Все эти вещи - это от нищеты. Если ты ешь много мяса, значит, ты живёшь зажиточно.
  -Я ем много мяса, - сказал я.
  -Сразу видно настоящего крепкого мужика.
  Я, конечно, много мяса не ел. Я питался чем попало, и чаще всего, это был хлеб, салатик в пластиковой такой гадостной упаковке и к нему - то колбаса, то плюс кетчуп, то всякие там непонятно из чего сделанные пельмени, то консервы, ну и водка с пивом. Помогал Чипидрос - он часто спускался то на обед, то на ужин. Днём он порой был на своей мелкой работке - потому что её нельзя было назвать работой.
  Работка. Так и есть. Литературный секретарь в еще какой-то премии. Что он там делал? Он там вообще ничего не делал. Премия работала круглогодично, на гранток. Там все занимались ничего не деланием - Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал, Чипидрос создавал здоровую рабочую суету.
  -Если человек не ест мясо, то это говорит о его статусе, - продолжил Вася, - от дешевых продуктов кожа человека приобретает немного мертвенный оттенок. Знаешь, как у кур. Кстати, куры - это не мясо. Мясо кур - удел люмпенов. Но так как не все люмпены могут позволить себе мясо кур, стало быть, оно - продукт средней прослойки люмпенов.
  -А утка? - спросил я.
  -Утка, - он задумался, - разве она дорогая?
  -Хотя бы гусь.
  -Гусь.....
  Я подумал - вот бы Васю на улице встретила какая-нибудь босотва. Несколько лет назад имела в хождении такая штука, как "еба". Это идёт, допустим, человек, а босотва сидит на присядках, и идёт подача:
  -Эй, еба, куда идешь?
  Да, ну Вася пешком не ходит. И кожа у него пока не мертвенная. Но это пока.
  Всё же - Оглобля во мне сидел, в меня просачивался, и я понимал, что я тоже так хочу. Что тут анализировать? В душе - душевность. И вот мы берем эту душевность, и она пьянит и зовёт к себе. И я понимаю, что ничего Виктор Кушков не крал, а то, что Ушкин - донор, то прав Симон Цыганов прав - надо понимать правила игры и не дергаться, и нет ничего плохого в том, что у нас - сословное мироустройство, его надо понимать, под него надо правильно подстраиваться. В Васе, хотя и жил какой-то паразит, имелся и положительный момент - с ним было о чем поговорить.
   -Все равно Спартак - хороший клуб, - сказал я.
   - Так ты мясной?
  - Да я так.
  - Ну на Европе их дрючат.
  - Ладно. Кони?
  - Ну Кони периодически.
  - Я ходил на "Динамо", - проговорил я.
  -О, это - клуб-дырка. Ты вспомни что-нибудь хорошее про "Динамо". Еврокубки - лакмусовая бумажка. Если ты там ничего не показываешь, то уже и хрен, понимаешь? Динамо - Айнтрахт - 0-6. Помнишь? Разве сейчас лучше? О чем еще говорить?
  -Понимаю.
  -Вот хотя бы кони - пусть бы они и не ярче всех, но просто так никому не проигрывают. Команда крепкая. А "Динамо"... Да нет, они у каких-нибудь там венгров или австрийцев - и у тех не выиграют...
  Укреплялась писательская блогосфера. Мир скатывался в виртуал. И все же попал на саунку с Оглоблей - намечалась веселая акция, но все в последний момент сквозанули, так, что мы просто попарились, парок был хороший, Джек Дениелс шел вперемешку с Гинессом - на душе было душевно, пьяно, на приключения не тянуло.
  - Литература, братик, - сказал Миша, - это вот смотри. На севере есть острова. Это и есть литература. Понял меня?
  - Понял, - я икнул.
  - Не понял. Существуют ареалы кормления. Еще в советское время народец понял, что надо искать теплые места. Работаешь ты на заводике, денег мало, но стабильно, но надо утром вставать, и лишний раз не забухаешь. В писатели подавались именно за тем, чтобы не работать. Открой любой томик советского времени, что там хорошего? Все под копирку писали про революцию, про войну и про передовиков, а теперь спроси любого писателя, что давил за совок. Да, он описывал нашу победу. А в интервью он говорит - да говно все это было, говно - победа, на Западе хорошо, а совок - это извращение. И это - его истинная мысль, а значит, когда он писал, он врал. А врал он, чтобы жить тепло, чтобы не работать за 140 рублей.
  - Ну, - сказал я.
  - Гну! На северные острова слетается птица, они сидят на скалах, кто червячка ищет, а кто рыбу ловит - потому что очень много рыбы. Это ареал кормления, Ваня. Особо хорошие скалы, как ты можешь понимать, всегда занимает жидок - потому что у него наиболее правильное понимание бытия. Нас с детства ничего не учили - родители жили как на автопилоте, и мы сами жили так же, а у них не так - тетя Света говорит своему сыну - Венечка, пили, пили скрипку - будешь плохо пилить, пойдешь в рабочие. Братик. На скалах всегда есть места, но сейчас особое время - все занято, в рыбные просторы не так уж просто попасть - все остальные птицы летают вокруг, и, получая хрен, подаются в места менее рыбные. Кто у нас писатель, Вань?
  - Ну хотя бы Стеклов.
  - Скажешь еще.
  - Андреев.
  - Говно. Только баб сюда не вплетай, Вань. Ладно? Да слушай. Братик. Ну помнишь, ты хотел даже подраться из-за того, что Потрохова - это голос эпохи, я сказал, что Потрохова - ее и фамилия по потрохам? Так она просто потрох, и этим все сказано - кому нужна вся эта унылая программа? Я, слушай сюда, работаю по нормальной программе. Так, щас домой поедем. Жене позвони, пусть накрывает.
  Меня маленько поднакрыло, но я парень крепкий - если подождать, если немного подышать, то включается второе дыхание.
  - Значит, все бабки, - промычал я, - такая программа. Толстой. Достоевский.
  Тут он повернулся и крикнул мне лицо:
  - Да пацан, слышь, сидел. Понял? Надо маленько потарахтеть, Вань? Кто из них тарахтел?
  - Толстой.
  - И он сидел.
  - Не сидел.
  - Слышь, кому ты это рассказываешь? Ты по каналам пробивал? Это все наши пацаны, ты их не смешивай с потрохами. Так это. Вань, ты чо? Ты оживай. Домой приедем, чисто по пивку. Давай, полегче, да? Может поблевать тебе?
  - Точно, - вдруг понял я.
  
  
  
  Конец отрывка
  
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
   В тот день мне вдруг стало хорошо. На улице был тонкий игольчатый мороз. Мне приснился сон, что я иду на футбол. Я решил сходить на "Динамо" - тем более, что у них как раз шла сейчас игра.
   С утра появилась Саша. Я был бодр. Это бывает с писателями. Но писателю можно - он при статусе, а ежели просто так человек немного гонит гусей - это нехороший признак, особенно, не в юношеском уже возрасте, когда всякие странности могут быть следствиями повреждений сознания, связанными с русской жизнью.
   Я стал понемногу приставать. Она мыла посуду. Я рассказывал ей, где и как хорошо. Впрочем, это - предмет близости, когда говоришь, что хочешь, а на тебя не обижаются, то есть, к примеру - хорошо в кровати. Это понятно. Но, может, хорошо и под кроватью. Почему бы и нет? Если произошло вторжение инопланетян, то под кроватью - в самый раз. А страсть скрывать не нужно, потому что жизнь коротка - это одна, но и потенция может взять и закончиться. Что потом делать?
  -А ты дописал роман? - спросила она.
  -Да. Какой именно?
  -Ну тот.
  Я сел на табуретку в углу кухни и закурил.
  -Нет, знаешь. А зачем? Слушай...
  -Тебе не приятно?
  -Какая разница, - ответил я, - тут... Тут ни грамма... Ни грамма ничего... Ничего, нигде.. Ну, понимаешь, это никому не нужно. Книга - товар. Но этого мало. Товар никому не нужен. Нужно находиться в нужном месте. А для чего ты читала?
  -Просто читала.
  -И тебе понравилось?
  -Понравилось.
  Я не знал, что ответить. Пришлось сменить тему. Я рассказал об Ищенко.
   Нет, здесь нет ничего такого. Я и сам понимал - мне была нужна идея, и вот она - нате. Это точно так же можно рассмотреть любую вещь. Вот есть металл. Лежит он себе в земле, и лежит. Достали его, делают детали. Быть может, и не нужны эти детали. Но с металлом работают. Вы тут возразите - быть может, и не нужно никому то, чем я занимаюсь. А плюс в том, что я не стою на месте, и в этом и смысл.
  Нет, тут нет смысла. А в Ищенко - в ней как раз он был. Мой собственный. Я стал усиленно вспоминать то, что рассказывал мне Артём.
   Ищенко. Женщина. Носатая чума. Терминатор. Нет, это нужно было выставить в Интернет в роли какой-нибудь особенной лжетеории - ведь таковых кругом полным-полно. Вот вам еще одна.
   Если разобраться, это был бы хороший постмодерновый сюжет, но я хорошо знал людей, которые держали наш постмодернизм. Меня бы туда не пустили. Там не терпят конкурентов.
   Я вышел на кухню. Саша отправилась в магазин за кефиром и колбасой. Кожуток (Букетик) раньше прыгал мне на спину. Теперь он жутко растолстел. Он был типа кота из фильма попугая Кешу. Сюда присовокупим, что и я особенно не худел - лишнюю энергию мне было некуда тратить.
  Чтобы штамповать быстро, четко, чтобы не думать, чтобы быть машиной, нужны и практика, и талант, и о последнем я не думаю, потому что, принимая в себя капитализм, наша страна нашла новый путь, когда очень часто говорят - талант не главное, будь пробивным и не тормози - и в итоге мы получили то, что почили, и для меня это хорошо, и я могу сказать так: я умный, а вы - дураки. По мне эта система хороша - я готов работать как угодно. Даже если мне скажут, что мне надо штампонуть десяточку в качестве негра, чтобы потом стало лучше - я легко это сделаю, а нехватку гонорара обеспечу за счет скорости и количества. Точно так же работает фантаст Горохов - количество выпущенных Гороховым романов уже равно пятидесяти, и каждый год он добавляет сюда десяточку. Если бы оценивать это явление объективно, то такая еда хуже, чем резиновый фастфуд - но сколько людей в нашей стране питаются бич-пакетами? Разве нельзя есть? Бывают же и бичпакеты ++, это когда есть ведерко, а в нем, помимо лапши самой, еще и всякие пакетики, и все есть синтетика. Сделано из нефти? Откуда кому это знать?
   С Юленькой я поговорил через какую-то хрень в телефоне - мессенджеры только начали появляться, и я не мог с ними до конца разобраться, зато телефон был большой - раньше такие в народе называли топорами. Хочешь сказать, кто ты есть - покажи, какой у тебя телефон - но так было раньше. Сейчас ты можешь заехать на рязанскую деревню, и там у всей молодежи (если она там сохранилась) будут айфоны.
  -Знаешь, что, - сказала она.
  -Что.
  -Нет, не скажу.
  -Хитренькая, - ответил я.
  -Я - да.
  -Не скажешь.
  -Скажу.
  -А дела у меня...
  -Фиг с ними... Я в Монако.
  -О.
  -Ты был в Монако?
  -Нет.
  -Надо тебя сводить. Я чо придумала... Папа будет заниматься делами в Сибири, а мы с тобой тут гульнём, да?
  -Точно.
  -А как твоя кошечка?
  -Какая кошечка?
  -Тёлочка.
  -А... Нет, она хорошая.
  -Я верю. Нравится?
  -Не знаю.
  -Ха-ха.
  -А ты как?
  -Скоро будем выпускать новую серию. Еще я нашла потрясного автора.
  -Что пишет?
  -Не знаю. Просто потрясный.
  -Вообще не пишет.
  -Пишет. Это сын какой-то шишки на Украине. Решил у нас сделать большой проект.
  -Ты его не упустила?
  -Конечно. Все четко. Свою бухгалтерию я веду сама.
  -А Юрец?
  -О, слушай, мне кажется, он от меня гуляет.
  -Да?
  -Я звонила Максимовой, она видела его на клубе.
  -С тёлкой?
  -Ага.
  -Ну правильно...
  -Да я чо.
  -Ты знаешь, что такое BSDM?
  -По ходу, твой папа увлекается, - догадался я.
  -У них свои причуды.
  -Уверен. Уверен.
  -Ладно, я побегу. Целую.
  -Где целуешь?
  -И там, и там.
  
   Мне в конце концов пришло в голову, что есть некоторый выход. Вот так если подумать - взять вот двух человек. У одного вроде бы всё хорошо, но он страдает. У другого все плохо, но он наоборот чем-то ободрён. В нем какой-то свет. Богатые люди делятся на русских и нерусских, и это важно, это много, это величина есть константа - ибо нам часто говорят, что разницы нет, и мы к этому привыкают.
  Глобально: между деньгами заработанными и бабками отжатыми знак равенства не ставится. Это все равно, как если бы вам пытались доказать, что говно - это варенье, а вы бы взяли и согласились. Однако, ведь большинство согласилось?
  Я подумал о Монако. Я подумал даже о ценности любви - если ее нет, то и секса нет, правда, быть может, вы - обезьяна, и вам все равно. Отсюда можно было сделать вывод, что Сашу я все-таки любил, просто не мог правильно дефинировать свое чувство, а Юленька была чем-то вроде наркотика, к которому сначала приучили, а потом - также отучили. Я даже перестал завидовать тем, кому стоило бы завидоваать.
   Хотя спросите - что у тебя не так, человек? Деньги есть. Ну и в деньгах - счастье, это уже давно доказано, деньги прописаны у человека внутри, деньги - это управление мотивом и сущностью. Не зря же существуют разные там форбсы, эсквайры, "сноб", например - все это нечто в зеркале - статическое, динамическое, трахающее мозг. Я говорю это к тому, что когда человек врёт, он должен, хотя бы подсознательно, понимать, что он врёт. А врут все, между тем как заповедь номер 1, "Возлюби ближнего своего", как была, так и остается нереализованной. Видимо, от несоблюдения ее мы и топчемся на месте. Есть много технологий - но они слабо претворены в жизнь. Медицина развита до достаточно больших величин, но в Африке до сих пор умирают люди, хотя говорят, что туда плотно пришел китаец, и в некоторых местах даже лучше, чем у нас.
  Во-вторых, Кожуток (Букетив) до сих не был кастрирован, и организация "У вас не кастрирован кот, мы идем к вам" давно уже должны была позвонить в двери моей квартиру.
   В-третьих - выход - это когда ты человек-юла, это - просачивание кругом, это масло. Вечером я попытался поговорить с Сашей, чтобы узнать - где она живёт. Дома ли, в общежитии, где ее родители, кто она вообще. Да, ведь мы еще не затрагивали эту тему. Однако, она умолчала, но на ночь подалась домой. Я не стал ее сопровождать. Хотелось вина. Я сжал кулаки и удержался.
   Надо было что-то делать. Я уже ясно для себя всё понимал - нужно было искать Её. Ищенко.
   Нужно было поймать ее, скрутить и провести допрос - почему всё так? Почему она - практически советский терминатор - живёт и наслаждается бытием, а я....
   Почему я?
   Почему я?
   Я включил компьютер. Написал 1/3 страницы романа "Короли орков", потом закурил. Писать было невозможно. Но тут заметьте - я очень плодовитый писатель. Даже находясь в постоянном отравлении от вина, я пишу больше, чем трезвенники, спортсмены и некоторые штурмовые фантастические группы. Все остальное значения не имеет. Количество не перерастает в качество. Более того, штамповка такого рода снижает тиражи. Еще год назад я мог с важностью постучать томиком себе в грудь: 100 тыс. Сейчас я начал скатываться к банальным 7-15. Ну.... Ну никто и не виноват, что я могу написать роман в месяц. На Новый год я даже начертал на листке план романов, и это были современные российские темы, и, я почти уверен, ни один фантаст не нашел бы тут подвоха:
  
  1. Над пропастью в пшенице.
  2. Орки-призраки.
  3. Пёс-приведение.
  4. Аватар. Русские.
  5. Смерть Гоблина в Венеции.
  6. Меч Домокла.
  7. Ядерная война в Средиземье.
  8. Полдень 28-й век.
  9. Полдень 29-й век.
  10. Хроники эльфов на танке.
  11. Канцлер и империя.
  12. Боги Мордора (Полдень 30-й век)
  
   Потом, уже будучи пьяным, я посмотрел сам на себя в зеркало. Уткнулся носом в отражение.
  - Отрежь себе ухо, - сказал я.
   Листок этот так и завалялся. Но это было не всё. Как раз за новогодним столом я придумал название романа "Записки боевого ёжика".
   Утром я уже был готов. Саши не было. Я думаю, она ни училась, ни работала, так как ее свободное время было не регламентировано. Вообще, я раньше прогорал на такой манере мыслить - когда ты даешь женщине слишком много свободы и забываешь о контроле, полагаясь, что толерантность такого вида берет города. Но ведь сказано: жена, да убоится мужа своего.
  А тут звонила Юлия:
  -Папа купил мне рыжьё, нормальное. Трогаю.
  -Что за рыжьё. Кого трогаешь?
  -Я не знаю, как называется.
  -Ты имеешь в виду, золото.
  -Ну да. А ты что думал?
  -Нет, ничего. Думал, ломом купила.
  -Ну здравствуй. Ты знаешь, кто выиграет "Букер"?
  -Нет. Откуда я знаю. Может, я?
  -Тебя ж не номинировали. Ладно.
  -Что ладно? Сразу - ладно?
  -У тебя бабок не хватит. Я буду задерживаться. Вот слушай. Слушай. Вчера один додик прислал мне занятную вещицу. Вот смотри. Смотри.
  -Куда смотреть? В экран? Я смотрю, но ничего не вижу. Передо мной окно.
  -Я говорю, слушай. Не вредничай. Я рассказываю.
  -Ну так и говори, слушай.
  -Что с тобой, Алёша? Ты один?
  -Да.
  -Я приеду скоро. Я знаю. Слушай. Рукопись называется "Президент - посланец".
  -Про шо? - спросил я с некоторым ужасом.
  -Про посланцев.
  -Про попаданцев? - переспросил я.
  -Да.
  -Чёрт. Чёрт, - я тут же, на месте, попутал (так это и звучит), сел на диван, отхлебнул вина с горла, отчего мне вдруг стало кисло на сердце, - а что там, Юль? Кто куда попал?
  -Там серия. Слушай, чувак предлагает серию из сорока книг про попаданцев. Я думаю, с ним надо срочно заключить договор.
  -Что будешь платить?
  -Ты знаешь, мне кажется, он голодный. Согласится за 700 рублей за авторский лист.
  -Это обдиралово ж, - сказал я, - я о таких ценах и в голодный год не слышал.
  -Ну посмотрим, - она вроде бы мяукала.
  -Ну что смотреть. Десять штук за книгу?
  -А он живёт в неких Гулькевичах. Знаешь, где это? Я не слышала. Это в России вообще?
  -Ну смотри сама. А я?
  -А... Слушай... Не знаю. Не знаю даже. Я просто звоню. Рассказываю. Я просто рассказываю, Алёш. Есть такая тема. Я пока сама ничего не знаю. Я пытаюсь понять, что с ней делать, как развести по местам.
  -Ага, - я еще отхлебнул вина, - слушай, да. Точно. 40 романов про попаданцев. Это открытие. Это кладезь.
  -Я знаю, что ты поддержишь.
  -Да, конечно, - ответил я, - я - да. Я ж понимаю.
   -А как твоя тёлка? Ты пьёшь, что ли?
  -Я... Нет... Да... Я решил не пить, слушай. Как твой папа? Да, пью. Что мне еще делать? Вот прям сейчас налил, выпил. Как в кино.
  -А.... Я сказала Юрцу. Он считает, что это ничего. Как ремонт сделаю в квартире, так посмотрим. Может, уйду от него.
  -Он это терпит? - спросил я.
  -Кто?
  -Юрец.
  -Да Юрца не трогай. Он лох. Но он хороший. Они с пацанами автосервис щас открыли. Там тачки, и нормально. Слушай, ты же знаешь, только я и ты, - Юленька сказала с душой, - только ты и я. Больше никого. А все остальное...
  -А он шарит? - осведомился я.
  -В чем?
  -В ремонте.
  -Да ты чо, у него руки золотые. Юрец, он Юрец.
  -Ага, - произнес я немного даже злобно, - бедный парень.
  -Не, не ссы, - сказала Юленька, - за Юрца не переживай. Я его просто так не сброшу. Он же мне как брат. У него душа тёплая. Как прижмёшься... Ой... Ну я сука, понимаешь, я признаю. Знаешь, сколько баб не понимает, что они суки, а я понимаю. Ну что делать? Я просто хочу жить хорошо. Что тут такого?
  -Ага. Теплая. А ты к нему значит присосалась.
  -Ну ладно, не умничай. Слушай, я поработаю щас. Надо синопсисы читать. Ты думаешь, я халяву давлю? Папа катается, а я из компьютера не вылезаю, я как негр, Алёш.
  -Что за синопсисы?
  -Я же говорю - серия из 40 книг. Ко всем есть синопсисы. Человек написал десять романов про попаданцев, из них только один в чистовом виде. И еще тридцать синопсисов. Представляешь. Там же не по одному слову! Нормально, чел описывает всё, как есть.
  -Да. Да, - произнес я.
  -А чо ты?
  -Да нет, ничего.
  -А, ты ж пьешь. Слушай, правда, везуха. Пойду налью бокал. Так лучше читается.
  
   После этого пришла Саша. Мне было холодно. Она это и заметила и молча накрыла меня каким-то покрывалом. Я смотрел на нее, не понимая. Я был как пёсик, которого приласкали после дождя.
  - Что читаешь? - спросил я, заметив, что из ее сумочки торчит томик.
  -Жорж Амаду.
  -Ага, - произнес я, - давай есть.
  -Есть?
  -Да.
  -Ешь. Я ела.
   И вот, я завтракал. Был час дня. Саша высасывала по буквам своего Амаду, а я пытался найти в себе жизненные силы, чтобы функционировать. Надо было выйти на воздух, чтобы немного себя освежить. Несколько раз звонили. В который раз меня приглашали на конференцию фантастов.
   -Да, - ответил я.
   И было не ясно, что я имел в виду. Я и сам не знал. Потом был звонок от какого-то журналиста, который утверждал, что я его знаю. Я почесал голову, но не вспомнил, кто он.
  Мой "да" было не синтаксическим, но аптечным. Бывает особый груз в коротких предложениях. Всяк понимает их по-разному. Но я ответил:
  -Ну и ладно?
  -Да, Алексей? - спросил я.
  -Да! Да! - ответил я. - Давайте сейчас!
  -Давайте!
   Это был хороший повод, чтобы продуть систему организма чем-то новым. Понятное дело, что Сашу нужно было брать с собой, а потому мы тотчас собрались. Она всё время читала. Когда я закрывал квартиру, она читала. Читала в лифте. Читала, идя по тротуару. Читала, спускаясь в метро. Читала в вагоне. Читала, поднимаясь наверх (мы проехали две остановки). Читала она и в кафе, где я встретился с журналистом.
  -Привет, - сказал тот. Это был
   -Привет, - ответил я.
   Мы реально были не знакомы. Саша читала.
   Читала, читала. Наверное, книга присосалась к ней в попытках отобрать мозг, или же это был буквенный секс. Я знаю, что такое бывает, при чем, у людей обоих полов. Бывают на свете жуткие читаки. Это вообще... Вообще нет слов, чтобы сказать, что это.
   Он у меня спрашивал, я врал важно, точно президент.
   В принципе, его это устраивало. Его звали Никита.
   Это меня сразу покоробило - просто так, частное проявление, отдельный признак, эссенциальный случай.
   Вообще, многие имена в последнее время бесят. Хочется человека чем-нибудь стукнуть, чтобы его так не звали. Но ничего не сделать. Это в фантастике можно отправить человека куда-угодно, зачем угодно, без причины, без дурачины, в любой форме. Да и потом, ранние посылы (засылы, выбросы) были честнее, но вся фантастика тогда была американской. У нас писали про коммунизм, и было всё вроде бы и уныло, но всё же - коммунизм может утомить даже самых отчаянных патриотов, заменивших кровь на алкоголь.
  Никита. То Никита Орлов, то Никита Бобров, не то Чесноков, но оба слова друг под друга подмазаны, и в звуке этого имени очень много солидола. Вода звука течет сама в себя - Никита Светлых, Никита Романов., Никита Сосновский. Муторно! Очень муторно!
  Деньги деньгам рознь, тусовки имеют смысл, если связывать их с психическими заболеваниями.
   Скажите, сейчас есть писатели?
   Нет, в России нет ни одного писателя.
   Количество писателей в России = 0.
  
   НОЛЬ.
  
  
  Я бы много сказал про систему, где есть корыто с едой, и где есть ключевой принцип - кто-то сверху это дает, а мы должны ему быть благодарными, и мы хрюкаем и толкаемся в борьбе за более вкусные куски.
   -Новый роман будет называться, - я задумался.
   Толик, блин, Никита, не Толик, тот нашел ключик. Он заказал "Реми Мартин". Немного налили Саше. Она читала. Читала. Это ужасно, когда человек не разговаривает, когда он не здесь, и там у него другой воздух.
  -Новый роман будет называться "Месть черных королей", - выдавил, наконец, я.
  Нет, я такой роман писать еще не собирался, я придумал на ходу, при чём, Саша оторвалась от чтения и уставилась куда-то в сторону - видимо, мои слова ударили ее в затылок и деформировали траекторию чтения.
   Говорить обычно нечего. Хороший журналист пишет три, пять, семь тысяч знаков в день, хотя последняя цифра не очень бодрит. Нет, идеальный вариант - меньше букв, больше денег.
   -Вы читали "Галактический десант"? - спросил Толик, черт, Никита.
  Я как-то рассеян был. Внимание моё разлеталось, некая внешняя запятая заставляла глаза бегать, искать. Говорят, такое чувство возникает у тех людей, которые должны сесть в самолёт, который разобьется. Одни верят и остаются живы. Другие идут черным строем в мире мёртвых.
   Но - без разницы, что это значит. Нас учит природа, но времени, чтобы реализовать помыслы на практике, катастрофически мало. Более того, смысл наш: жить и жрать, делая вид, что у врат Аида сидит Гидра, делает нас в определенном смысле сильнее, но эту силу еще надо оценить. В каждом рту - по сигарете. Жуткий дым, чад.
   -Я....
  Я подумал - врать или нет. Нет. Врать устал я. И жить устал. И пить устал.
  -Василий Гусев - писатель, который даёт адекватную оценку нынешней фантастике, - проговорил Никита.
  -Василий? Аркадий? - спросил я.
  -Василий, кажется.
  -Может, Пётр? - спросил я.
  -Василий, - уточнила Саша из-под книжки.
  -Ну знаете, Никита, - сказал я, - есть некая тенденция.... Есть тяга к новшествам. В фантастике всегда может быть много нового. Очень много нового. Один человек придумывает некую тему, а затем все уже начинают повторять. И потом, есть промоутеры фантастики. Они тоже пишут. Они тоже повторяют. От них всё и скачет. Вы пишете так, а промоутер - эдак. Ему нравится, чтобы люди извращались. Ну, говоря по-русски.
   Я говорил много и глупо. Даже Саша заметила.
  -Ну... Вот "Аватар". Вам же нравится "Аватар"?
  -Нет, - ответил Никита, улыбаясь сладко, вафельно, с придурью, - "Аватар" первоначально посчитали хорошим фильмом, но он быстро приелся. Большие деньги. Респект. Но фильм - так себе.
   -Почему вы так считаете? - спросил я.
  -Он банален. Стандартные голливудские ходы. Ну.... Сама тема... ну уже много было сказано. Не один я...
  -А...
  -Вам нравится?
  -Я в другим плане, - ответил я.
   Собственно, любой разговор - это футбол. Мяч состоит из мысли. Вы тут много и сами не знаете, и я не знаю, но разговор редко ведется в одну калитку. Если у вас совпадают некие колебания, то вы найдете общий язык.
   Никита... Простые имена не в моде, всё покрыто чешуёй каких-то непонятных пустых символов. Должно быть, во всем виновата реклама. Кран рекламы.
   -Говорят, что фантастика в упадке, - сказал Никита.
  -Да.
  -Другие говорят, что она расцвела.
  -Да.
  -Вы отвечаете парадоксально, Алексей.
  -Да.
  -Но поясните.
  -Во-первых, мы пилим лес. Очень, очень много леса. Отправляем в Финляндию. Оттуда к нам везут бумагу. Мы печатаем фантастов. Существует рыночный шаблон самовоспроизводимости. Нужно выпустить изделие и тотчас получить деньги. При чем, чем быстрее, тем лучше. Это вам какой-нибудь литературный организатор скажет, ну, то есть, наплетёт вам о текстах, об уровне. Нет, есть уровень. Много уровня. Вы пьёте?
  -Ну...
  -Ну, давайте, за встречу.
  -Давай те.
  -Кстати, вы знаете, что Оззи Осборн установил рекорд - он прожил тридцать лет под девизом ни дня без стограммов.
  -Ну... Я слышал. Я не поклонник.
  -Так вот смотрите, Никита. Я про алкоголь.
  -А-а-а.
  -Ну я продолжу про фантастику, если хотите.
  -Да, пожалуйста. Ну вот кстати, популярная тенденция - стёб над советскими символами. В принципе, сейчас все этим грешат. У меня тоже мысль была... Но... Просто вот, руки пока не дошли, а если дойдут, то, может, попробую себя на этом поприще. Знаете, Сергей Снегирев собирается выпустить свой новый роман. Анонса еще не было. Он решил держать всё это в секрете, но ему надо попасть на будущий нацбест. К победе есть все предпосылки. Там, в романе, присутствуют октябрята-ниндзя. Ну, понятное дело, что начинается все с рассказа о страшной жизни при СССР. Главный герой вообще чудом выжил. Как он сумел дорасти до совершеннолетия, не ясно. Времена были кровавые, черный воронок стоял чуть ли не на каждой кухне, уж не говоря про подъезд. Но, сумев расквитаться со страшным прошлым, он перешел в новое время. Тогда к нему стали приходить призраки былого. Повествование становится красочным, правда, мне кажется, чрезмерно красочным. Ильич сходит ночами со своего постамента и бродит с бензопилой. Октябрята-ниндзя... Ну, у них много функций. Знаете, я сначала немного вдохновился подобной раскладкой, но потом немного поостыл. Зачем мне повторять общую линию? Хотя, видите, сейчас именно это - классика, а это входит в обязательный набор любого классика - постебаться над СССР, создать очень красочный перформанс. Но дело в том, чтобы произведения в подобном ключе были правильно оценены, нужно иметь определенный вес. Вот у меня его нет. Другое дело - чистая фантастика, боевая фантастика.
   -А качество? - спросил Никита.
   -Что, качество? - не понял.
   -Ну, литературная ценность.
   -А... Ну это другой вопрос. Важно же продавать. Понимаете, сейчас время такое.
  Я закурил, понимая, что мне тут особо нечего сказать. Я даже не могу сказать самому себе. Я бы хотел... Посмотрел на Сашу. Мы встретились взглядами, и мне вдруг показалось, что всё это не просто так, что кто-то мне послал ее, хотя она и сама может об этом не знать. Тут метафизика. Я сам в нее не верю, но должно же что-то быть в этой массе, где люди только и ходят, пронюхивая, хотя каждый из них понимает, что есть что-то еще....
   Видимо, когда-то Бога и правда убили, а теперь остался лишь запах наживы, и мы даже не знаем, как ровно мы стоим - прямо или под каким углом, и всё это уже сейчас сыпется в тартарары, и никто ничего не видит. Вроде бы нормально - слишком быстрая жизнь. Многие получают от этого удовольствие - спешить, бежать, метаться. Быстрей, быстрей, больше денег.
   И я...
   Да нет, я уже сам ничего не знаю. И кто-то приставил ко мне Сашу. Это очевидно. Всё как в романе.
   Между тем я был прав относительно современной классики, где практические гранды искали способ, как бы еще эдак поиграть в мартышку и очки, писали все практически одинаково, поддерживая общий стиль. Человеку со стороны в этом мире делать нечего. Пусть он и в сто раз талантливее этих ребят, классиков. Что я могу посоветовать? Я уже рассуждал об этом. Это Россия, видишь дыры в асфальте, зачем ты залезла под бетонокопатель...
   Если вы девица красная, да еще и хороши собой, то тут проще простого. Пишите что хотите. Отправляйтесь на романный фестиваль фантастов. Дайте там кому надо. И - вперёд. Если вы - мужчина, ищите себе такую тёлку, как Юленька. Нет, еще масса методов, но главное - не зарывайтесь в свои тексты. Не мучайтесь, вы себя задраконите, вещества в вашем организме начнут превращать вас в прижизненный перегной, и вы загоните себя либо в крутое алкогольное пике, либо в петлю.
   Вы спросите, что делать?
   Ничего не делать. Выучите иностранный язык и уезжайте, публикуйтесь там. Или ищите способы, как пролезть, как прозмеиться, учитесь играть, врать, правильно целовать пятки.... Не торчите в провинции. Начните, в конце концов, с негритянства. Тут ничего такого нет. Ведь навряд ли будет другой выход...
   Впрочем, есть местные издательства, альманахи, но там еще все хуже... Много хуже...
   Я бы не стал ставить свой пример в пример. Простите, вышла мега-фраза, но так и есть.
   Сашу кто-то послал мне...
   Нет, просто надо не пить, и тогда она перестанет быть демоном преисподней.
   -Знаете, всё хорошо, - сказал я.
  -Какие у вас планы? - спросил Артём. Никита, то есть.
  -О, у меня планы страшные, наполеоновские. Я даже не посещаю выездные фестивали и сессии. Если только по месту. Это всё из-за того, что времени мало. Мне никто не мешает писать меньше, но я всё хочу успеть.
  -Это же бизнес, - сказал Никита.
  -Конечно.
  -Но вот смотрите, бизнес - это повсеместная идеология, верно? Раньше же писатель имел некое предназначение. Он должен был нести идею. Скажите, а сейчас, только деньги.
   И я специально посмотрел, оторвется ли Саша от своей читательской соски. Так и есть. В глаза у нее не было ни тени, ни огонька. Но, она могла бы и так услышать, что я скажу. Но она специально дала мне понять, что она слушает, и я.... И я - я тоже, пусть знает. Я всё знаю про неё.
   ... Хотелось бы верить.
   Мы обменялись энергетическими струями, и она продолжила поедание книги глазами.
   -Бизнес, верно, - ответил я, - только бизнес. Деньги.
   -Эпоха идей закончилась?
  -Не знаю. Фантастика приносит стабильный доход. Многие авторы так пишут свои произведения. Они берут диски с американскими фильмами, плотно смотрят их, набираются впечатлений, после чего садятся творить, используя элементы увиденного. Не все так поступают. Есть линия, общая линия, да, но я уже сказал о ней. Она - для классиков. Ну, я пишу, как пишется. У меня хорошее воображение.
   -Вы - автор нашумевшего романа "Понедельник начинается во вторник", где главный герой, генерал ГРУ, убивает тварей в чреве гастарбайтеров. Будете ли вы писать продолжение?
   -Да, возможно, я напишу "Понедельник начинается в среду".
   -Ага.
  -Может быть, если попрёт, то - "Понедельник начинается в четверг". Пока дни недели не кончатся. А суббота, увы, занята.
  -Попрёт... - пробормотал Никита. - Вам нравится роман "Пруха"?
  -Всеволод Витринов?
  -Да.
  -Он работает... Ну, у него свои издатели. Я работаю как бы... Как бы с группой людей, которые продвигают новые талантливые произведения на наш рынок. У них масса интересных проектов, и они молодцы, работают очень быстро. Просто поток.
  -Вы считаете, это хорошо? - осведомился Никита.
  -Когда - как. Но - сейчас время такое.
  -Верно.
  -Хотели бы вы, например, быть самым читаемым писателем в мире?
  -Раньше хотел. Потом почему-то перехотел.
  -А сейчас как же?
  -Вы знаете, многие люди живут идеалами до какого-то определенного момента, но потом вдруг всё завершается, и нет уже ничего. Ну, ничего такого. Просто это так.
   На самом деле я говорил как раз, о чём в последнее время много думал. Но мысль держалась как-то с краю. То есть, она немного проклёвывалась, словно цыплёнок из яйца, показывала клювик, но я боялся ее трогать. Она так и оставалась, в этом своем странном положении.
   Это так всегда. У многих людей вообще многие вещи остаются в виде ростков. Мне немного проще - я постоянно работаю головой. Пусть бы и можно было меня представить в виде паразита особого рода, но всё это отвлечения. Уж что касается зачаточных состояний, то я хотя бы знал им цену.
   Множество людей живут очень пассивно. Если у вас полна голова идей, держите их при себе. Они многое не поймут лишь потому, что отдельные участки их мозга никогда не работали. Банальная механика.
  
   Можно еще перечислить стили мышления:
  
   - постоянно думать о сексе
  
   - шопомания
  
   - подсасывание энергии через скандалы
  
  - нытье, подсасывание энергии через нытьё
  
  - хочу читалку, хочу новый айфон, хочу ноутбук
  
  - две извилины, чо, чо надо, братан, чо
  
  - всякие прочие извращалки. Например, приучил себя много жрать, мучаешься. Всё время жрать охота, жуть
  
   - эгоизм, бабский, на основе хотелки
  
   Вообще, речь об интервью. Но рассказывать тут больше нечего. Я могу рассказать и о прочих интервью, которые были менее интересными, ибо проходили онлайн - с одной стороны, это хорошо, когда не нужно лишний раз двигаться, и на вопросы ты отвечаешь, не отходя от кассы, с другой - лишний выход в люди создает обмен лицами, и это также необходимо. Я мог бы напрочь законсервироваться внутри Саши и даже кастрировать Кожутка (Букетика), чтобы вообще ни о чем не заботиться, а редкие приезды Юленьки теперь бы были не в счет - ибо все это уже привычка, все это - езда по накатанной.
  От нечего делать я мог сочинять странные проекты, которые должны были лечь в стол, и всякий бы спросил у меня - какой еще стол? Герой моего романа, рассуждая и кинобизнесе, говорил о глубочайшей патриархальности системы, где деньги выбираются из казны, и все остальное - это правильно их оприходовать, а значит, правильно просочиться куда надо. Но в наши дни срабатывает принцип "бенефиса корефанов", и, вот, например, по телевизору выступает режиссер Ч. Слушайте внимательно, что он рассказывает:
  - отец как-то пришел из МИДа.
  - в нашем классе учился Т.
  - иду я как-то по Хайфе.
  - встретил в Нью-Йорке Витьку.
  - как-то пили с М.
  - мой дедушка был знаком с семьей Когановичей (, etc).
  Вы никогда не услышите что-то в стиле то, что рассказывают о себе американские писатели, певцы, музыканты - мыл посуду, убирал в кафе, выносил говно за собачками. Впрочем, в биографии одного нашего писателя написано - был уборщиком (В Берлине), что только подчеркивает статус корефана.
  Про бенефис корефанов я могу говорить много, но все это сказано лишь потому, что недавно я накатал план сценария, который, впрочем, писать не стоило. Впрочем, если бы написать что-нибудь попроще, а потом попросить Юленьку разрулит ситуацию, кто знает - все могло бы и прокатить.
  Итак, погнали.
  
  Чужой. Россия. Общий план киносценария
  
  1. Космический корабль "Бабушкин". Камера для заключенных. В карты играют Лёша Бек, Кацап, Козин и Брателло. Остальные лежат на нарах. Идёт игра. Идёт диалог. Говорят о прибытие Сталина на корабль. О том, какой у Сталина личный корабль.
  
  Лёша Бек: слышь, братан, чувствует, стена бздит?
  
  Брателло: когда отдашь, слышь?
  
  Лёша Бек: видишь, вертухаев нет. Как я отдам?
  
  Брателло: роди.
  
  Лёша Бек: слышите, слышите, что он сказал?
  
  Козин: ты говори, чего он бздит?
  
  Лёша Бек: будет стыковка.
  
  Козин: в натуре. Слышьте, в каком мы районе? К кому тут можно стыковаться?
  
  Кацап: я думаю, это Хозяин. Он всегда так стыкуется, когда никого нет. Район пустой, рядом пылевое облако, сигнал гасится.
  
  Козин: ты серьезно?
  
  Кацап: я тебе говорю. Это он.
  
  Лёша Бек: хотите верьте, хотите нет, я видел пароход хозяина. Еще та хрень. Семьдесят километров в длину.
  
  Брателло: захер такая длина?
  
  Лёша Бек: как раз за хер.
  
  Кацап: ты, ну кто раздает? Давай.
  
  Лёша Бек: давать будет начальник, в годах, слышь.
  
  Кацап: слышь, да я все думаю, влепят мне заморозку на двести лет, проснусь, что там делать, пацаны? Кто там будет?
  
  Лёша Бек: зато сразу выйдешь. Лег спать, проснулся свободным.
  
  Кацап: а вдруг там ничего не будет?
  
  
  2. Рубка корабля "Бабушкин". Капитан корабля - контр-адмирал Бахарев, коммунист из породы удлиненных (удлинённые живут около 200-х лет, это достижение советской генной инженерии).
  Перечисление остальных участников сцены сократим. Отметим лишь комсомолку Дудь Наташу. Она стоит у монитора. Происходит стыковка с неизвестным космическим телом.
  
  Бахарев: рубка. Есть канал?
  
  Рубка: это Арарат.
  
  Бахарев: не может быть. Он пропал 100 лет назад!
  
  Дудь Наташа: о, моя красная звезда!
  
  Голос: шесть, двенадцать. Три, семь. Восемь, шесть. Канал есть. Канал шесть.
  
  
  
  3. В недрах Арарата, среди мертвых в креокамерах, найден живой - сначала никто ничего не понимает. Но когда пробивают по базе, выясняется, что это известный сто лет назад вор-карманник Лёша Будильник.
  Лёша сидит в камере, склонив голову. Напротив него сидит майор Петрушкин. Рядом - комсомолка Наташ Дудь, она следит за действиями нового аналитического коммунистического биоробота "ТК (Товарищ Киров)".
  
  Петрушкин: так. Та-а-а-ак.
  
  Лёша: не такай, начальник, душа стынет.
  
  Петрушкин: фамилия.
  
  Лёша: нет у меня фамилия. Донецкий я.
  
  Петрушкин: знаю, какой ты донецкий. Как попал на Ереван.
  
  Лёша: начальник, ты натуральный? Кожа твоя?
  
  ТК: Будильник, стол лет назад не было искусственной кожи!
  
  Будильник: слышь, душан, кожа всегда есть. Я, если захочу, выиграю кожу у тебя. Давай перекинемся.
  
  
  4. Бахарев принимает доклад.
  
  Подача питания к креокамерам прекратилась 80 лет назад, однако, катастрофа имела место ранее. Получить доступ к журналам не получается - центральный блок разрушен, что-то прожгло дыру в металле. Это некая кислота.
  
  5. Лёша Будильник сидит в камере. К нему сажают Козина, чтобы тот его заболтал.
  
  Лёша: здоров, поц.
  
  Козин: ну что вы, милостивый государь. Куда летели?
  
  Лёша: летел на Магадан.
  
  Козин: вас везли, братик?
  
  Лёша: я сам летел на Магадан.
  
  Козин: на Магадан сейчас лучше лететь на реверсе.
  
  Лёша: да что ты понтуешься? Слышь, отец, мне нужна баба. Я вижу, что ты утак. Скажи, будет баба, будет инфа.
  
  6. Совещание. Офицеры решают, давать Лёше Будильнику бабу или нет. С одной стороны, давать ему бабу нельзя, это противоречит кодексу советского человека, с другой - тайна Арарата давно волновала умы людей. Периодически блогеры начинают писать об исчезновении этого судна. На тлетворном западе говорят, что Арарат был космической тюрьмой, он вез зеков на Магадан (Магадан - это советская планета, там очень холодно, кругом стоят лагеря, зеки долбают ямы, а потом их закапывают).
  
  Мичман Павлов: давайте дадим ему электронную бабу.
  
  Эксперт Дунаев: откуда у вас электронная баба?
  
  Мичман Павлов: я не говорил, что у меня есть электронная баба.
  
  Эксперт Дунаев: послушайте, эх вы. Советский человек. Храните у себя западную проститутку.
  
  Мичман Дунаев: а зачем подсекал? А ты? А ты? Дуня Кулакова, да?
  
  Контр-адмирал Бахарев: так. Прекратите. Выпишем Павлову повышенную норму брома. Наташа. Наташа.
  
  Наташа Дудь: я!
  
  Бахарев: будьте готовы!
  
  
  7. Наташу прислали к Леше Будильнику в камеру. Она одета как девушка с квартала красных фонарей. Занимаются любовью. Лёша целует Наташу, и изо рта в рот проскакивает существо. Наташ кашляет.
  
  Лёша: космические наездники даже не думали, что их орудие можем эволюционировать даже в человека. Но слышь, родная, знаешь, как душа болит? Не могу, не могу, я все думаю - я ли есть Лёша Будильник, или я просто так - кожа. Взял, сука, кожу, а что дальше? Не кашляй. Пучком. Иди ко мне. На, запей.
  
  Даёт Наташе вина. Та пьет, снова кашляет.
  
  8. Медицинский отсек. Наташу изучают. Всем становится ясно, что внутри что-то живет. Собирается консилиум, что делать с Наташей. Решают отложить этот вопрос до совещания.
  
  9. Лёшу Будильника снова допрашивают.
  
  Петрушкин: Лёша, что ты? Ты человек?
  
  Лёша: по натуре.
  
  Петрушкин: тебе лучше сказать.
  
  ТК: проверим его на детектре.
  
  10. Лёшу проверяют на детекторе.
  
  Петрушкин: будем говорить ключевые слова и смотреть на его реакцию.
  Вашингтон.
  
  Лёша: ну-ну, давй.
  
  ТК: есть реакция.
  
  Петрушкин: он из Вашингтона.
  
  11. Из груди Наташи Дудь рождается чужой.
  
  Наброски такого рода должны оставаться именно набросками, потому что все наши сюжеты - это общак, менты, снова общак, снова менты. Наобщавшись, мы уже и двинулись назад, и Саша не собиралась отрываться от своего книги, и тогда я понял: я ее вижу!
   Ищенко!
   Мы шли до станции метро. Ищенко ни разу не оглянулась. У меня складывалось впечатление, что она смотрит на нас спиной. Там у нее дополнительные глаза. Я держал крейсерскую скорость ходьбы. Для Саши, с ее тонкими ногами, это было испытанием, с учётом того, что она не отрывалась от чтения.
   Нет, дело не в Саше, что я не стал ей преследовать дальше, хотя это могло бы послужить хорошей отмасткой. С другой стороны - что мне ей сказать?
  -Ищенко, это ты!
  Или может быть:
  -Я знаю! Ты существуешь!
   Во всякой дурацкой теории всегда есть большая доля чистого абсурда. Сегодня поверил, а завтра над тобой смеются.
   Мы зашли в какое-то кафе. Еще одно кафе. Я - парень непривередливый. Но я знаю много других парней, которые ощущают свою особенную орошенность светом - то генетическую, то понятийную, то финансово-прокачечную, то какую-то еще. Они ходят только в дорогие места. Лично мне очень часто жалко денег. От того, посетил ты забегаловку или элитный клуб, ничего в тебе не переструктурируется. Более того, вокруг - толпы. Вокруг - массы. Ты - винтик. Живи, не ссы! Я бы так сказал. Даже если и Мак. Ничего - можно зайти и в Мак и сожрать конструктивного пластика - что тут такого?
  В наше время уже все понимают: в Макдональдсы в провинции еще до сих пор ходят по моде.
  Пришел, хапанул синтетики - отметился. Стал умнее. Кожа просветлела. В Москве народ уже немного умней - хотя бы понятие о модности ушла. Ну, а собственные рамки - я вам точно скажу - часто - от зажратости, от того, что жизни не видели, ну и понятное дело, от отсутствия ума.
   Есть гонор. Есть краб. Есть гонор. Краб хватает. Потом говорят - это дар. Саша и тут читала. То, что мы упустили Ищенко - но что б еще могло быть?
  Здравствуйте? Это я...
  Кстати, постоянные перемещения по каким-то заведениям - это нет, не комплекс, хотя комплекс. У нас мир другой. Надо работать... А Саше и дела нет.
   Мне зачем-то позвонил Чмоков. Юра Чмоков. Соответствуя своей фамилии, он чмокал в трубку.
   -Чо делаешь? - спросил я.
  -Я это. Ем я, - ответил он деловито, - не хочешь пойти на презентацию Геннадия Стозвонова?
  -А кто это? - осведомился я.
  -Ты не слышал?
  -Сто... Нет... Двести...
  Саша оторвалась от чтения и посмотрела не меня.
  -Что, двести? - чмокнул Чмоков.
  -Нет. Это я про бонус.
  -Ты придёшь?
  -А чо там делать?
  -Презентация.
  -А, - я напоказ включал дурака, хотя я сам не знал причину этого, - ладно. А где, чего?
  -У Стозвонова большое сообщество в ЖЖ, фанаты.
  -Я по сети не шарюсь, сказал я, - Юр, он фантаст?
  -Да. Роман "Кинг Конг. Питер"
  -Вот черт! - я едва не упал со ступала.
  -Давай, там по возможности. Будут все наши. Общанёмся. Посидим. Поговорим о тенденциях. Забухаем по-братски.
  -Ладно. Ладно.
   Из моих ответов было непонятно, что я имею в виду - но я никогда не слыл за хитреца. Но фамилия у меня простая, при чем, по батюшке. Особо тут меня не распознаешь - это если я вдруг окажусь волком в овечьей шкуре и буду чего-то хитрить, вертеть.
   А вообще, есть ребята, которые открыто высказываются - правильно в принципе - что все наши движения, что все наши потуги - это говно, и им то и дело напоминают, что у них это от зависти. Мол, сами вы ребята сопливые, ничего не умеете делать, а и остается вам, что кричать.
   Нет, я прекрасно понимаю, сиди б я со своим недописанным романом, мне бы только и оставалось, что кричать, и отовсюду бы меня не просто посылали - я бы видел перед собой стенку. Меня бы не было. Никакого Алёши Козлова. Я б там и торчал, в Рязанях, кормил бы Кожутка (Букетика) дешевым китикетом, пил бы безнадежно. Никто б до сих пор меня не знал.
   Слава Юленьке!
  Но что тут сказать?
  Вскоре я там был, и там всё было тоже. Существует, например, законы космоса. По типу: Земля вращается вокруг Солнца. Орбита. Луна вращается вокруг Земли. Но хотя, еще говорят, что они вращаются вокруг общего центра масс. Правильно. Все планеты находятся на определенном удалении от Солнца, и тут есть определенный коэффициент. Также, мы дышим кислородом.
  Если бы не было кислорода, не было бы жизни.
  Помимо правил, есть предположения: например, на некоторых планетах может существовать жизнь, хотя никто ничего подобного не заметил.
  Так же и в литературке. Закон таков: есть имя, есть связи. Про текст и его качество можно забыть.
  Надо тусоваться. И мы тусовались. И на сцене вновь читала стихи какая-та поэтесска. По-ходу, из Вологды. Читала страстно, очень старалась, чтобы её запомнили. Никто ничего не запоминал. Но для нее, это может быть, событие. Потом она разместит видео со своего выступления у себя в блоге, туда будут заходить разные фрэнды-доходяги, потом, может, она выпустит какую-нибудь книженцию. Там, в Вологде. Раздаст по друзьям.
  -Нормально, - сказал Юра Чмоков.
  Мы сидели и пили, и рядом с нами были поэты Казанцев и Юрасов. Что до Стозвонова, то всё прошло как обычно. Народ был разношерстный - это не фант.собрание, не невероятный пир мастеров полёта и копияжа кина с господского стола.
  -Тебе нравится? - спросил я.
  -Да.
  Юра говорил так, немного шоколадно. Взять, вот, шоколад этот, растворить во рту и говорить вместе с ним. Вот это будет Юра Чмоков. И, понятное дело, что он был голубоват, но временами на него находило, и он делал простые совсем вещи - но главное, с ним вообще можно было и поговорить, и это было вполне себе общение.
  Что до прочего, то вот у него была прочая жена, сейчас уже убежавшая, была даже взрослая дочь, которая была большим следователем в ментовке - так что всё тут было запутано. Хотя нет, конечно, на Элтона Джона он не тянул. Но дурь имелась - его постоянно куда-то тянуло. Вот как сейчас:
  -Я вот что думаю, - сказал он, - мне кажется, этого Стозвонова надо побить.
  -Ты всерьез? - осведомился Юрасов.
  -Да. Понимаешь - слякотный такой мужик, не могу. Ты пойми, я живу, как я хочу. Я, пойми, такого как я больше нет. Да, может, я пишу, знаешь, хрень варёный описываю, и всё тут, и люди жрут, а я мужик нормальный. А это.... Ты, Алёша, не смотри, я вообще не пьяный. Вообще не поэтому. Бухло на меня вообще не действует, это всё просто так, накипело - а он мне ничего не сделал. Но ты пойми, Алёша! Пойми. Он - козёл! Человек - козёл. Вот веришь, сейчас подойду к нему и скажу, ты - козёл! А ты мне скажи, что я козёл?
  -Зачем? - спросил я.
  -Ладно, - он обратился к Юрасову, - ты скажи?
  -Не, - тот замотал головой.
  -Тогда ты скажи.
  -Я культурный человек, - ответил Казанцев, - зачем мне кого-то обзывать.
  -Это не обзываловка, - ответил Юра, - это - истина. Её все скрывают, и все делают вид, что всё хорошо, а это истина. Живёшь ты козлом. И всё. И смотри, никто ничего не сказал, пришли все пожрать и забухать. Это я сразу говорю. И мы пришли пожрать и забухать. Больше у нас нет никакой цели. Вот смари, Казанцев, или как тебя по матери, смари - вот козёл. Он стоит на поле и у него висят яйца. И он ими звенит. Что мы слышим? Мы слышим звон! Вечерний звон, как много дум, наводит он. А вот берем теперь Стозвонова. С чем связана его фамилия? Со звоном. А звон, это именно этот звон, это звон яиц. У него их сто штук, и они звенят, колокольчики-бубенчики звенят!
  -Ну что вы в самом деле, - проговорил Казанцев.
  -Пойдем биться, - предложил ему Юра, - один на один. Никто не будет смешиваться. Только ты и я. Не ссы, пошли. Как мужики.
  -Да что вы? - возмутился Казанцев.
  -Ты интеллигентик вшивый, - Юра не на шутку разошелся, - вот скажи мне что-нибудь. Скажи - скажи, например, что я козёл. Ты думаешь, я не скажу. А зачем? Может ты - нормальный мужик, и не козёл, и по жизни нормально живёшь, потомок рода, например, например допустим ты внук может, может - Брежнева! А?
  Казанцев не выдержал, встал и ушел.
  На выступление вышла другая поэтка, а ту кто-то начала клеить, но не обязательно, чтобы что-то вышло. Так как заклейка - это дело обычное. Я бы и сам что-то придумал - но дома была Саша. Она осталась в качестве хозяйки, теперь ей предстояло дождаться, когда я приползу. А я мог совсем не приползти. Например, Юру нечего было бояться - так как он хотя и приставал к юношам, знал, что если чего - я ему тут же между глаз дам. Просто так уже было в разговоре. Да я и соврал, сказав, что у меня черный пояс, и что любого положу. А кто тут будет проверять? Я, впрочем, потом еле вспомнил, что говорил. Дело тоже было по такому делу, по синему. А каратистов же тут - пруд пруди. Например, есть сообщество фантастов, где правят братья Потроховы. Там они берут бабки за посещения семинаров, а также читают лекции по каратэ. Конечно, им выгодно, чтобы аудитория состояла из людей малость убогих - и вот здесь уже начинается реализовываться один из принципов русской литературы - воспитывать стадо таким, чтобы оно ничего из себя не представляло.
  И правда - попади туда, к Потроховым, Юра Чмоков, выпивший. Не знаю, что там будет. Но про потроховское каратэ придётся забыть. Но всё это было не просто так. Потому что мы тут их и вспомнили.
  -А ты ж там, да? Бываешь?
  -Я бываю, да, - ответил я.
  -А чо, покажи этим жидам урок!
  -Какой урок?
  -Слушай, - Юра был уже совсем не здесь, но там, - слушай, возьми меня на семинар, брат мой, Алёша.
  Он наклонился и чмокнул меня в лоб. Сволочь. Юра Чмоков. Юрасов, к нашему удивлению, нас поддержал:
  -Не хочу сказать ничего дурного, - проговорил он, - но всё так и есть. Я в юношестве плотно занимался боксом, при чем, дорос до кандидатов, но потом - сами понимаете, семья, да и я занимался для себя, а по жизни, если можно так выразиться, я - инженер, и у меня была возможность сделать определенную карьеру. Но, конечно, я со стороны могу определить, врёт человек или нет. В принципе, бывают такие типы, которые бахвалятся в любом возрасте. И вот, что скажу про Потрохова. Еще лет двадцать назад, когда они нигде никого не собирался, старший, Виталий, был на одном как бы так сказать, сходняке, и там наполучал лещей. Там тоже - выпили, и он стал всем рассказывать, какой он мастер. Ну. Я понял, что он где-то когда-то занимался, но это не повод, чтобы причислять себя к мастерам. Но на беду, там был парнишка, который всерьез занимался единоборствами. И он предложил показать Потрохову показать мастерство на ладошках. Что, собственно, закончилось тем, что Потрохов на свою беду задел парня, и тот конкретно ему надавал. Ну, то есть, сами понимаете - надавал он всего лишь лещей. Все тогда же набежали, и всё закончилось.
  -А при чем тут начало? - не понял Юра.
  -Начало?
  -Вот ты занимался. И что? Пойдешь, покажешь. Во!
  Юра приподнял руки им сжал кулаки, изображая боксёра.
  -Я скоро приду, - проговорил Юрасов и ушел.
  Мы осталось сами по себе, и разговор принял спокойной русло.
  -А ты слышал, что Никитин и Саакян поженились? - спросил он.
  -Чего? - я поперхнулся.
  -Да. Поехали в Данию и там расписались.
  -Во дела, - сказал я, - давай выпьем.
  -А у нас ничего нет. Сейчас. Эй. Девушка. Коза! Не слышит! Девушка, куда водку несёте? Кому? Тому? Да пошел он в жопу, перебьется, сюда давайте. Если что скажет, мне говорите, я ему нос снесу.
  Мы выпили.
  -И вот, - сказал он, - вот, понял, Алёша.
  -Чего - вот?
  -Я, знаешь, у меня такое ощущение, что я практически к чему-то созрел, но я сам не знаю, к чему именно? Оно совсем рядом со мной, оно словно меня окружает. Еще немного, и я может быть, смогу писать новый роман, Алёша. Понял меня или нет? Я, понимаешь, сам Чмоков - не ищу ничего такого. Может быть, съездить куда-нибудь? Я был, был в Египте, а ездил я с дочкой. Она уже дура здоровая, но видишь, двадцать шесть лет, мужика нет, а я спрашиваю - а вообще, был ли мужик? Она умница, сам понимаешь - старший следователь, это же о чем-то говорит. А мужика нет. Мы собрались и поехали посмотреть на пирамиды. Знаешь, нехер там делать. Жарко. Много черномазых. Да я был, Алёш, и ты был. И был я в Венеции - ты знаешь, нет хуже места. Вода, воняет, и нормально не забухаешь. А вот, знаешь, есть такой парень. Я тебе его как-нибудь покажу. Вот такой вот парень. Мы на рыбалку поехали, сидим, водку пьем и просто базарим о житухе - и лучше, чем Венеция. Просто понимаешь, водку пьешь, и лучше. А там - там вообще ничего нет хорошего. Только название. Бабки отдал за просто так, ничего. Ну ты ж там был?
  -Нет, - ответил я.
  -Нет, ты съезди, если чо. Хотя.... Хотя знаешь. Я ж говорю - берешь удочку, и едешь на рыбалку.
  -Я не рыбак, Юр, - ответил я.
  -Да все вы какие-то. Нет, ты парень нормальный.
  Потом снова чего-то прицепились к братьям Потроховым.
  -Это ж понимаешь, вот, допустим, ты - дагестанец. Это ты такой вот писатель, - говорил Юра, - вот такой вот. Вот такой. Вот смотри. Вот такой. Я сам не дагестанец, но, Леша, но. А если ты еврейский писатель - то вот так. Вот так.
  Я ничего не понял - он всё изображал жестами, но водка шла хорошо. Тут к нам пришла писательница Некрасенко, которая, кстати, в писательства прошла через Потроховых. Это была её квалификация. После окучивания она сумела найти нужного мужика и теперь жила спокойно, с одной книгой раз в два года, но иногда и чаще. Всё её бытие было, как и положено, в системе координат "Земля вращается вокруг Солнца, животные, растения и люди потребляют кислород" - то бишь, она постоянно тусовалась, но, впрочем, всё больше не среди фантастов. Но и там её знали, и оттуда не гнали. Возможно, по старой памяти, она еще и залегала иногда в кроватке с Потроховым Евгением. Ну и правильно, надо ж знать доброту.
  Кстати, Юра был не прав - они были то ли хохлы, то ли белорусы, но никакие не евреи.
  - Приглашаю вас на презентацию, - сказала Некрасенко.
  Вся она была лет к пятидесяти, с признаками поношенности и вечной грусти - но не на почве ума. Тут что-то другое было. Наверное, в душе она была актрисой, и эта актерская ртуть выбрасывалась на поверхность, распространялась по лицу, и видя это, дилетанты по ошибке считали её умной.
  -Кого приглашаешь, Наташечка? - осведомился Юра.
  -Вас.
  -Как нас? Двоих. У тебя совсем крышка поехала, моя дорогая?
  -Юра немножко выпил, - сказал я, - Наташ, мне надо два приглашения. У меня есть девушка. А кто есть у Юры, я не знаю, но....
  -Ах, ах, - Некрасенко чуть не запрыгала, - Юрий, вы же лучший писатель современности!
  -Это так, - Юра приободрился, - как же. Наконец-то кто-то об этом вспомнил. Дайте, я поцелую вашу ручку.
  Но что тут еще сказать, братцы? Юра таки подрался. Нет, ничего толком не было. В фойе он зацепился со Стозвоновым, и, оказалось, тот был готов.
  -Ну, давай, давай! - кричал Стозвонов, вставая в боевую стойку.
  -Колокольчики-бубенчики звенят! - отвечал Юра Чмоков.
  Они прыгнули друг на друга, промахнулись, разлетелись, набежал народ и развёл их по сторонам, и они еще выкрикивали.
  -Козёл! Говорю тебе открыто! - кричал Юра.
  -И ты козёл! - отвечал его оппонент.
  Вернулся домой я поздновато. Было непривычно, что меня кто-то ждал помимо Кожутка (Букетика). Мы пили чай, и я рассказывал, что где и как.
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  
   На собрание организации без названия я пошёл, чтобы выпить. Когда вокруг тебя есть живые люди, это гут, хорошо. Плохо, когда ты уже научился получать кайф от самопосещения. Поясню: ты вынимаешь бутылку, наливаешь и общаешься с собой. Тебе не скучно. Можно торчать в телевизоре, в Интернете, не важно, где. Живые пьянки в этом случае чрезвычайно полезны, так как вынимают мозг из раковины. Но тут есть и темная сторона луны - ежели общество писательское, то, стало быть, то - все сплошь люди специального слуха и голоса. Гонора. Никто никого не слышит. Можно подраться, впрочем. Что уже изображал намедни Юра Чмоков.
   Нет, я говорю про ни-о-чем. Человек рождается, человек умирает. Почувствовать себя кем-то помогает стая. На самом деле - нет ни надежды, нет ничего. Чтобы ты ни делал, ты просто - dust on the wind... Словом, пошел я туда как обычно - по приглашению.
   -Алёша, - сказал мне Семён Газман, - приходите. Помните, вы обещали?
   Я делал вид, что не помню, кто это. Но ни одна часто меня во мне самом не сопротивлялась, и я решил, что идти можно. Человек постоянно задает себе вопросы. Не он конечно. Механизм его. Можно - нельзя? Разве сознание решает, как поступать?
  Оно решает, несомненно. Но нужен резонанс.
  Со мной пошла Саша. Собирались вообще не фантасты. Но, так как чистых нефантастов сейчас мало, я был тут как рыба в воде.
  -Будем решать, как назвать наш сборник, - сказал Семён.
  Он был худой, словно жертва вампира.
  -Я готов, - сообщил я.
   Тут было много людей, которые были готовы к именованию сборника. Я вообще никого не знал. Принесли очень светлый, практически незаваренный, чай. Были хиленькие тортики. Много бабушек. Все чем-то светились. Горела свеча. Я, было, хотел применить эпитет "держать свечку", но потом одумался. Да, это было в стиле глухой провинции - совершенно ботанические, огуречные, литераторы. При этом, не стоит потреблять внешнюю иллюзию, вид, обманчивые эманации доброты. Что вы. Они такие, потому что это грядка, огурчики перестарки - они желтеют. Из них будут делать лосьон. Больше ни на что они не годны. Но если среди них появится талантливый человек (или - хоть чем-то талантливый) они тут же начнут показывать свое умение игнорировать.
   Я думаю, они - такие части, элементы, ячейки. Допустим, на земле русской родился один всего гений, а таких групп с пауками, с паутиной - сто штук. И идёт этот гений, и ничего, кроме них.
   Чуете, для чего всё это?
   Это великий смысл.
   Они все живут только для того, чтобы кто-то не зажегся. Не стал жить. Нет, он выживет. А сто обществ "Свеча горит во тьме" будет так же собирать поэтов и писателей, всё это будут огуречные поля для последующего производства огуречного лосьона.
   Он такой - немного зелененький, да и запах ничего. В историю этот продукт не проходит. Он просто выдыхается. Но для нынешнего этапа - вполне достаточно.
   Я тут говорю о "свечах горящих" центральных. Есть еще местные лит.князьки, и там всё еще хуже.
   Дилетанту же может показаться, что тут - сосредоточие духа, ума, рифмы. Ну да и пусть думает он, человек простой, пессимизмом не ободренный.
   -Как ты думаешь? - спросил Семён.
  - Давайте купим коньяку, - ответил я.
  -Да же? - он развел руками, пытаясь делать вид, что не понимает.
   И все остальные не понимали. Да и верно, зачем им коньяк. Правда, тут же нашелся какой-то юноша, очевидно - самый молодой разжигатель свечки. Метнулся. Принёс пару бутылок. Пили очень медленно, будто кто-то запрещал.
  -Знаете, можно назвать сборник "Зёрна", - сказал я.
  -Почему? - спросили у меня.
  -Ну, это - русская мода.
  -В чем именно мода?
  -Ну, так принято. Поле, лес, символ роста, - сказал я, - что-то, связанное с землей.
  -Ну...
  -Ну вот есть же "Посев".
  -Это по-эмигрантски, - было возражение, - так как был "Севооборот".
  -Почему? - не понял я.
  -Как почему? - спросили у меня.
   Коньячок все же побежал. Это напоминало игру футбольной команды, которая предпочитает сначала присмотреться. Поэты, писатели, художники слова становились теплее, мягче, но душевность касались лишь себя самих.
   Скажу - так надо. Это закон сохранения энергии. Всякая тварь имеет важный смысл - она есть элемент. С этой точки зрения убийство - не такая уж и страшная штука.
   Юноша, молодой разжигатель свечки, еще раз метнулся в магазин. Я всех раззадоривал. Но не подумайте - во мне нет ни героизма, ни бесовства. Меня просто обламывало, что встреча проходит на сухую. Я если и циник, то где-то там, сам с собой. Это когда я в ментальном колодце, и, глядя на стынущее в грязной воде отражение, я острю и пишу... свой роман...
   Мне было немного стыдно, что я его писал. А теперь было стыдно и перед Сашей, и я не знал, что ей надо теперь от меня?
   В сборник же должно было войти лучшее из лучших. Понятное дело, позиционировалось это как нечто новое, нечто лучшее, особенное для литературы, невероятно русское.
  -Новая классика, - предложил я.
  -Неплохо.
  -Нет, правда.
  -Давайте возьмем на заметку.
   Думали, думали, потом Семён спел нам бардовские песенки под гитарку. Саша выпила 30 грамм коньяку. Она облокотилась на меня, сидящего, сзади - я ощущал лучи, идущие прямо из сосков ее груди.
   И мысль была - немного волокнистая - но все же отчетливая. Нет, не про жизнь. Я думал:
   Ищенко! Она же человек? Нет, как это, человек? Но нет, конечно же, Артём наплел. Терминатор. Идёт и хохочет. И живёт, чтобы плодить точки сетевого маркетинга. Тут все так же, как с отдельно взятым бесполезным человеком. Один ты - эритроцит, но все вместе мы - кровь.
   Гербалайф!
   Скорее всего, это она его и организовала. Но у неё должен быть, например, секс. Не может же она просто так жить! Должна быть мотивация. Вот у меня есть - именно секс. Потому что как писатель-говнофантаст я уже реализовался, и все знают, всякий может сказать - вот, стало быть, перед вами Алёша Козлов, человек пишущий, человечище фантастический, знаток спецслужб, вампиров и всякого вообще.
   Да, но мы продолжали. После гитарки Сёминой.
  
  Спорили - Про-Лит. Лит-Про. Про-свет. Свет-про.
   Предлагали - Ры-ба
   Бук-ва
   Ва-Бук
   Ва-Банк
   Банк-Ва?
   Чуть не решили Банк-Ва назвать, потом решили Ли-терра.
   Я, надо сказать, ничего иного и не мог предположить. Нет бы - назвать красиво, пафосно, революционно. Да, и хрен же с ним - не мой же сборник. Да я бы и не выпускал. Вот, если вспомнить Артёма, он да, он выпускал, там внизу, под главной картинкой на обложке, бежали буковками фамилии. Все они что-то сообщали. Правда, зная истинную ценность этого дела, у меня складывалось ощущение, что там перечисляют щеняток, которых нагуляла бездомная сука:
   -Черный, Черный в крапинку, Белый, Красноватый, Крикливые, Бздливый...
   Ли - терра...
   В конце 80-х, когда тоталитаризм ослаб, стали придумывать всякие придурашливые словечки через черточку. Нео-Лит, Про-свет, Ги-пербола и прочее. Но ноне уже 21-й век, ан-фиг! Да и с чего вы взяли, что люди развиваются? Будет всё то же. Тот, кто талантлив, либо сгнил давно в земле сырой, либо бежал за бугор, отказавшись от языка.
   Мы вышли в коридор покурить. Я сказал Саше:
   -Ты, наверное, меня за что-то любишь?
   -Не знаю, - ответила Саша, - дело не в этом.
   -В чем же?
   -Ты же меня любишь!
   Я задумался. Нет, может быть, всё дело в биоволнах? Я могу о чем-то не подозревать. Начнем с того, что я люблю секс. Но, если разобраться, кто его не любит? Нет, допустим, есть кастрированные люди. И они не любят секс. Какой-нибудь монах - ведь ему нельзя даже думать об этом, иначе он исчахнет в аду желаний. Всё это ужасно, бесспорно. Я - никого не лучше. Я - самый обычный человек. Но важнее всего то, что так сделано природой. Она дарит отдельно взятой личности коллапсирующий эгоцентризм, и тогда появляется "Я!".
   Лидер - это что-то автоматическое.
   Писатель - что-то, быть может, важное. Но вот у нас, здесь и сейчас, это слово имеет совсем другой смысл. Писатель - это тот, кто с помощью хитрости сумел найти теплое местечко. Что он пишет - значения не имеет. Важно, что он сюда пролез, просочился. Мне кажется, мне надо очистить голову и перестать думать.
   - Наверное, - ответил я после паузы.
  -Это точно, - ответила она и поцеловала меня в лоб.
  -А ты?
  -Главное, что ты.
   Мы немного, если честно, разговаривали. Секс... Да нет, пора опустить эти разговоры. Пора понимать, что ничего не пора...
   Я подумал, а что, если бы я открыл однажды дверь и увидел Её.
   -Это я, - сказала бы она.
  -Зачем? - спросил бы я.
  А она заржала бы мне в лицо, человек-рыба, терминатор, Ищенко.
  -Чо ржёшь? - спросил бы я.
   А она еще б громче ржала. Наконец, люди бы, соседи бы, они бы все подумали, что ко мне в гости пришёл конь.
  -Я знаю, идём, - сказала бы она.
  -Куда?
  -Какая разница. Ты же этого хочешь.
  -Не знаю.
  -А правда, красивишна я?
  -Даже не знаю. Но наверное, не во внешности дело.
  -Тогда идём. Идём скорей.
  
   Вскоре мы вернулись. Название сборнику уж было дано. Молодой человек стал расспрашивать мне, как опубликоваться в издательствах, мол, каково оно. Я отвечал. Коньяк согревал душу. Потом мы поехали домой, и Саша решила снова остаться у меня. Я снова ничего не узнал - ни где она живёт, ни где работает, вообще ничего.
   Мы лежали, и она от меня грелась. Я был реактор, а она - подводник. Вокруг - жуткие холода, глубины, и только атомная реакция даёт шанс для жизни.
   Кожуток (Букетик) несколько раз запрыгивал сверху. Еще - дело, кстати, всё в том, что дела нет ни в чем.
   Вообще, мне кажется, у меня просто что-то ехало в голове.
   В моей голове играла музыка.
  
  
  ONE MAY SEE
  SOME HOW IT
  ALWAYS SEEMS THAT I'M LIVING IN AS SOMETHING
  I COULD NEVER BE
  I DOES NOT MATTER TO ME CAUSE I WILL ALWAYS BE
  THAT PIMP AS SEEN IN ALL
  OF MY FANTASIES
  
  
  I
  DON'T
  KNOW
  YOUR
  FUCKING NAME
  SO
  WHAT
  LETS
  
  
  SCREWING MAY BE
  THE ONLY WAY THAT I CAN DRILL INTO
  YOUR MIND
  FUCKED UP REALITY
  SO I DREAM AND STROKE IT HARDER
  CAUSE ITS SO FUN TO SEE
  MY FACE
  SARRING BACK AT ME
  
  
  I
  DON'T
  KNOW
  YOUR
  FUCKING NAME
  SO
  WHAT
  LETS
  FUCK
  
  
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX
  ALL DAY I DREAM ABOUT FUCKING
  
  
  ALL DAY I DREAM ABOUT FUCKING
  
  
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX YES
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX AND
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX YES
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX AND
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX YES
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX AND
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX YES
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX AND
  
  
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX
  ALL DAY I DREAM ABOUT FUCKING
  ALL DAY I DREAM ABOUT SEX
  ALL DAY I DREAM ABOUT FUCKING
  
  
  LATER,
  ERIK
  И так - еще.
  И так - еще.
  Эта песня, как известно, называется "Адидас", и поёт её ансамбль "Зерно", США.
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  
   Воспоминания о прошлом. Александр. Юра Армян. Лена Сумкина. Первая жена - Роза. Еще в той, синей юности, немного лоснящейся от пустых надежд, все было другим, и оно словно бы и пошло в другую сторону, и в том пространстве теперь жил мой двойник. Да, и сколько я мечтал! И мы сидели, там, в тех русских глухоманях и говорили о том, что где-то еще глухомань, а мы - мы серьезные люди нового времени.
   Я уж не помню, кто у нас начинал сочинять стихи. Была еще Лида, я ее запомнил не потому, что видел два раза, и что у нас не было, конечно же, секса, а потому что она рассказала.
   Лида сочиняла роман по мотивам сериала. Как обычно. Сейчас в России безлитературной, но наполненной некой псевдо субстанцией и тысячами томов, все делают то же самое. И я так делаю. Нет, я вам скажу - у меня хватает своего ума, я могу обходится без просмотра западных новинок. Ну, а Лида - ей нравились мексиканские плакалки. Она решила, что в нашей литературе что-то где-то свободно, сочинила роман, не понимая, что издать его - это не вопрос рынка и менеджеров, но князьков местных, держащих определенные поводья.
   Лида была из городка Липки. Это недалеко от нас. Ехать, если по городу в пробках не стоять, 30 минут по трассе.
   Она пришла в местный союз писателей (в общем, это было первым, что пришло ей в голову), где её встретил замшелый дедушка со страстными глазами. У них был разговор, который, собственно, сразу же отошел от темы.
   -Эх, - сказал замшелый дедушка, - вот были годы.
   И он присвистнул.
   Всё это я знал со слов Лиды. Мы собирались и пили вино. Водка в те времена считалось напитком мужским, для особенных случаев.
  -Да они там того, - заметил Юра-армян.
  -Что, того? - спросил его.
  -Да я хрен его знает. Как их? Сашь, скажи. Как их?
   -Дегенераты.
   -А ты вообще книжки читаешь? - осведомилась Лида.
   -Я - да, - ответил Саша, смеясь.
  -Что ржёшь?
  -Не ржу.
  -Да я знаю, среди люмпен-пролетариата принято смеяться.
  -Он просто смеется, - сказал я.
  -Почему?
  -Ну, он же с меня не смеется.
  -А, ты же тоже.
  -Прежде всего - я, - ответил я.
  -Ну да, я ж забыла.
   Потом я пробовал Лиду раскрутить. Ничего не получилось. Юра-армян, как я уже говорил - у него был частный двор с хатой. Она, быть может, эта хата - и сейчас там же.
   Кто её снесёт?
   Нет, там, конечно, вокруг очень много новостроек, но всё это не имеет значения. Всё потому, что земли там много, и никто не станет выкупать эти районы для застройки. Тем более, что вокруг хаты уже полным полно новых дорогих домов.
   Это, вот, видя такие дома, Васька, родственник мой, выдает спичи наподобие такого:
   -Жить надо дома. Никуда не надо ехать. Где ты родился, там и живи. Всякие писатели, художники - всё это было раньше. Сейчас надо успевать брать.
   Я (было или не было - уже не помню) вроде бы возражал:
  -Как так?
  -Почему?
  -При чем тут почему?
  -Как брать, брат? Всё уже взято. Ничего нового ты не возьмешь. Ничего такого. Так что тут, брат, не актуально. Лет десять назад уже поздно было. Лет пятнадцать назад - еще нет.
   -Да что ты! Посмотри, как люди живут! Какие дома! Ты только посмотри на дома! Посмотри, как Россия живёт! Посмотри, сколько богатых людей!
   Конечно, сам я на такие вещи не смотрю. Мне не интересны чужие дорогие машины, чужие дорогие вещи. И мне очень не нравятся люди, живущие по принципу всасывания и вращения чужих образов внутри своей беспомощности. Но и не всегда ведь беспомощность.
   Хватательный рефлекс...
   У меня - у меня всё в порядке с ним, братцы. Вы это заметили. Я не стал играть в "горит свеча во тьме", иначе так бы эта свечка и держалась бы в узких литературных тюрьмах провинции.
   Еще, знаете что, никто бы меня там не признал. Там масса своих ботанов - агрессивных огурцов, которые мечтают о славе Хемингуэя или Пелевина. Они вам не дадут хода. Но - если у вас есть шанс их давить - сразу же давите. Не раздумывая. Никакой жалости!
   Так вот, я тогда взял Лиду за грудь, во дворе, приблизил к себе.
   -Не надо, - ответила она, - не сейчас.
   Другого раза не было. Впрочем, здесь можно немного расширить, раздвинуть (словно ноги хотящей дамы) нити ее рассказа.
   Её встретил Храменко. Это был писатель и поэт. Он выпустил книгу стихов (за всю жизнь он написал около ста стихотворений), ныне писал один стих в полгода, и это было событием. Последний стих был посвящен пользе губернатора - он так и лизал, так и лизал - это было явно, но кому какое дело?
   Местные литераторы - это словно грибки. Словно бы не люди. С ними даже выпить нормально нельзя - первые капли алкоголя раскрывают всю их ущербную суть, и дальше уже нечего сказать. Тут надо быть исследователем. Энтомологом. Всё это - особенные субстанции. Пишут они не потому, что умеют. Не потому, что есть талант. Нет, их что-то зовёт.
   Это ОНО!
   Храменко, подзамшелый мэтр местной никому не нужной литературы, лет под шестьдесят, спросил:
   -А не хотите ли вкусить плоды любви?
   -Кого? - не поняла Лида.
  -Вы же понимаете?
  -Нет.
  -Поймите, чтобы стать писателем, вам нужен протеже.
  -А... Вы мне предлагаете?
  -Нет, это - знаете ли - это только так.
  -Как только так?
  -Только вы и я.
  -А, вы мне предлагаете кровать! - поняла Лида.
  -Почему кровать? У нас вот тут есть диван. А вот там -есть стул. Есть стол.
  -Я просто хотела, чтобы мой роман, во-первых, прочли, а во-вторых - посоветовали, что мне делать дальше.
  -Знаете, что, милая моя. Вот присядьте сюда.
  Она присела, и несвежая рука Храменко оказалась у нее на плече:
  -Я вам скажу откровенно. В писатели вас никто не пропустит, если у вас нет протеже.
  -Я пойду в журнал "Наш край".
  -Нет, что вы.
  -Там мне тоже предложат кровать?
  -Зачем? Если предлагают дружбу, практически любовь - это редкая удача. Дальше - дорога открыта. Но ведь могут и не предлагать. Понимаете? Пойдете вы в "Наш край", но вдруг главный редактор предпочитает отношения другого характера.
  -Мальчиков?
  -Например.
  -Правда, что ли?
  -Нет, ну, допустим, он вообще не склонен заводить отношения и помогать. Тут всё просто. Добрых людей маловато сейчас. А звездный шанс - он бывает редко.
  -А иначе?
  -А что иначе?
  -Ну, иначе, - проговорила Лида, - литература... Есть талантливая, есть бесталанная. Талант же всегда пробьет себе дорогу.
  -Я вам и предлагаю - взять и пробить себе дорогу.
  -Я так не могу, - сказала Лида, - и потом - сколько вам лет? Вам не стыдно?
  -Любви все возрасты покорны, - ответил Храменко.
  
   Вот это и вся история.
   Это было давно. Время с тех пор в достаточной степени залежалось - я говорю так, потому что это было за много лет до успеха. Словно бы так жили народы в период неолита. Так вот и я - исполняя роль мира - был еще в своей древней фазе.
   Что касается Розы, то тут и нечего рассказывать. Мы поженились и расстались. Всё потому, что она начала взрослеть. А я уже был старик. Мне было 22.
   Спустя год всё уже было ясно, но мы еще продолжали жить по накатанной. Уже тогда я понял, что среди женщин мало достойных тебя объектов. Все они жаждут - ты должен быть их пищей.
   Возможно, если бы она не осознала свою способность к беспорядочным отношениям на стороне, это бы продолжалось еще очень долго. Я - человек очень вдумчивый, но - сам в себе, в текстах - я - вещество сам для себя. Меня нужно использовать по направлению, с вектором.
   Тот, кто этого не понимает, может подумать, что я чего-то там в жизни не умею.
   Зачем писателю хорошо работать руками? Незачем.
   Да, но Храменко был прав. Туда надо попасть. Все дороги закрыты. Путь через тело так же сложен - ибо много страждущих стоят на пути к чьему-то телу.
  -Ты - неудачник, - стала говорить Роза.
  -Нет, еще немного, - отвечал я.
   Уже много позже я стал решительней. Со второй женой я держал паритет. За "ты - неудачник" можно было хорошенько получить. Она это знала, хотя из принципа все равно нарывалась.
   - Почему бы тебе не начать много зарабатывать, - вдруг осознала себя Роза.
  -Ты раньше была другой, - ответил я.
  -Нет.
  -Точно, ты раньше была другой.
  -Помнишь Федосеева?
  -Это который меня послал и журнала?
  -Да. Хороший дядька.
  -Ну ты.
   Я, конечно, будучи матерым (в своих глазах) поэтом 23-х лет, пытался переделаться и мир, и Розу. Я даже предлагал ей написать стихи. Все было очень плохо. Не знаю, дала ли она Федосееву. Но очень скоро стало ясно, что, пытаясь что-то мне доказать, она стала доказывать это лоном.
   Мы расстались тотчас.
   Я забухал. Друзья предложили ехать мне в Ростов-на-Дону. Там я устроился работать мелким журналистом. Денег почти не платили. Но и за квартиру я не платил - у нас был пацанский общак. Всё это были мои многочисленные родственники. Двое из них играли в карты, чем и зарабатывали. Еще двое катали людей в напёрстки и дрались в мелких локальных разборках.
   Я читал им стихи вслух. Мы пили вина, всем это нравилось.
   Всё остальное - уже потом. И мне кажется, не разведись я со второй женой, я так бы и прозябал в Ставрополе, лысел, толстел, превращаясь в бесполезного беззвездного сморчка.
   Да нет...
   Шанс с Юленькой - это великий шанс. У всех, кто не родился в модной московской семье, всё было точно так же. Либо было, что украсть. Либо - по чьей голове пройти. Сдать друга. Дать, взять. Это - Русь, теперешняя, крепостная по-новому, с мобильной связью и айфоном.
   Тогда же время словно замерло. Была весна. Вышел в периодику неба первый гром. Мы встретили его, перебежав через трамвайные пути и купив водку в ларьке.
   Я даже и про водку вспоминаю с теплом - ведь теперь не купишь её в ларьке. Борьба человека с человеком - в нынешней своей фазе. Она, конечно, довольно типична, эта фаза. Что тут скажешь?
   Чтобы быть модным, писатели врут. Сочиняют патриотические вирши - для моды, для грантов. Авось их услышат в Вашингтоне. Там-то - долларовый станок. И не заподло подкидывать какому-нибудь московскому еврейскому подмастерью слова, с официальной фамилией Кошкин или Петров немного долларов. Сие есмь вещь святая. Это гранты. Но что делать человеку, который горит, как факел. Тоже искать гранты? Мне, например, советовали прикинуться евреем. Придумать историю. Постараться оторваться от корней, найти таким образом свой путь. Здесь всё было понятно.
  Но, конечно, прошлое, оно какая-та улице в прошлом, и, может быть - самая лучшая улица. Это понимаешь лишь потом. Что с того, что ты что-то нашел? Искал одно, нашел другое. Люди вокруг тебя ничего не нашли. Они и не искали. Но нет, был же стандартный набор геолога жизни: квартира, машина, музыкальный центр. Нет, это по началу. Потом добавилась - нормальная жена. Потом, когда свежак с неё сошел - например, тот самый Египет. Ну, Турция. Тоже неплохо. Потом, встречаются два товарища. Один был в Египте, а другой нигде не был. И первый думает - нет, я теперь немного иной, я уже не могу с товарищем на равных разговаривать. Во мне уже что-то изменилось. Я уже никогда не буду иным.
  
  -Ты будешь знаменитым, - сказал Юра-армян.
  -Конечно, - ответил я.
  -Автограф дашь? - осведомился Саша Кот.
  -Прямо щас?
  -Да.
  -Давай на руке распишусь?
  -Давай.
  -Может, баб позовём? - спросил Юра-армян.
  -Кто будет звать? - спросил я.
  -Не знаю.
  -Да в лом. Давайте выпьем.
  -Давайте.
  -Давайте в карты играть.
  -Давайте.
  Потом пришел Горохов. Он всегда играл в карты хуже всех. Расписывали покер в тетрадке. Каждый должен был выходить на игру под псевдонимом.
   Я был Aliosha 8.Котов - Ze Cott.Юра-армян - Yerevan (хотя я уже говорил, что Юра был по крови - хорват). Горохов - Pilot. Видимо, эта его абстрагированность от реалий и мешала. Впрочем, ко второй партии хорошело. Пришел Карапет.
  - Ты сам? - спросили у него.
  -В смысле.
  -Ни пива, ни водки?
  -У меня, пацаны, денег нет.
  -Ладно.
  -Слушайте, сейчас пойду у тети Насти займу.
  -А что у нее?
  -Самогон.
  -Слы, а есть пожрать?
  -Дома, что ли?
  -Да.
  -А у вас чо, нету?
  -Не, шар.
  -Что за шар.
  -Которым покати.
  -А.
  -Слы, Карапет, ну не в падлу, глянь.
  
   Карапет - это не имя. Это - звание. Если ты еще до армии, если тебе от 16 до 18, значит ты - Карапет. Но это, конечно, мода та, далекая, местная. Здесь, в дебрях моей жизни, всё это ни к чему.
   -Я никогда не воровал, - говорит вор и ворует.
   -Ловите вора! - кричит вор и ворует.
   Но я, Алёша Козлов, такой же. А стало быть, это даже и не воровство. Это - мы. Мы - русские.
   Карапет тогда молодцом был. Сбегал за двадцать минут, притащил с собой хлеба, дешевой колбасы, сала и соленых огурцов. Также у него было две бутылки самогона.
  Стали играть в дурака, пить и говорить.
  -Я поставил Саше автограф, - сказал я.
  -Да, это надо, - ответил Карапет.
  -Алёша - гений, - подтвердил Юра-армян.
   Потом пришли Денис Шутов и скучная девушка Надя, которая была просто так, и ее не трогал. Потом, кстати, они и поженились - Денис и Надя. Как они там - я не знаю. Давно от них вестей никаких. А вот сейчас - если меня спросить - хочу ли я туда?
   Я не знаю. Но когда многие двери еще не открыты.... Нет, не правильно. Когда ты еще молод, когда мир огромен и загадочен - так важно всё, что только может быть.
   Мир в мире. Ты хочешь жить. Ты - не автомат. И - вот тогда бы славы. Не теперь.
   Потом еще пришли ребята. Ни о какой литературе мы не говорили. Самогон выпили, но тут принесли много дешевого местного пива, и вакханалия продолжилась.
   Я мечтал.... Я думал - я что-то докажу Розе. Однажды будет день, и она увидит меня. И всё это, то есть, образ - всё это было словно со стороны. Вот я, вот она. Ей жаль, что так всё получилось. Мы даже встречаемся. Мы даже по старой памяти лежим в кроватке....
   Я очень хорошо помню все эти свои мечты. Мучительные, долгие, муторные. Но все ушло, поезда прогудели, поезда убежали, и я не знаю - в курсе ли Роза, что я теперь - писатель небезызвестный, писатель московский?
   Нет, она может и не знать. Нынешняя система проста. Если ты не платил за то, чтобы о тебе говорили по телевизору - никто ничего не скажет. В книжные магазины ходят далеко не все. В сети торчат лишь отъявленные мучители своего мозга.
   Другое дело - одноклассники. Уж там Роза наверняка отирается - весь мир наш такой сейчас, на тарелочке. Но зато меня там нет. Получается, что меня для них как бы и не существует...
  
  
  
  
  
  
   Продолжаем читать роман
  
  
  
   Мы снова встретились в магазине. Старик Ерженин - он, собственно, старик современный, так как сейчас понятие дедушек и бабушек сильно трансформировано материальностью, да и не только - очень важно, кстати, проосязаться, прокачаться. Ведь есть, например, дедушки ди-джеи. Нет, дядь Женя не был, конечно, дедушкой ди-джеем. Но раньше и в 50 лет человек мог быть вполне себе стариком. А сейчас до 70 лет, это так, парень. Правда, вот только сразу после парнишества - смерть, но это ничего. А если б не было смерти?
   Что бы тогда?
   У меня в голове крутились мысли - хотя, в принципе, есть мнение, что безмыслие лучше ( в плане без мысли, нет мысли). Хотя бы потому, что лишние процессы создают шум, что по определению есть не айс.
   Еще - я могу сказать про стиль книг. Хороший писатель пишет их немного. Плохой - сколько хочешь. Не знаю, что добавить.
   Ерженин заметил:
   -Дмитриева то, а?
  -А? - не понял я.
  -Да нафуфырилась, - произнес он, - я вот что, слушай, Вань, хочу заметить. Вот ты послушай. А, ладно...
   Мысли в нём ёрзали.
   -На нее все смотрят. Ты смотрел, как "Локомотив" играл?
  -Не.
  Я закурил.
   В голове было несколько идей, которые требовали, чтобы их переработали. Идеи очень часто гонят. Но это и нормально. Человек должен быть сбалансирован. Если напустить в голову непонятно чего, то они побегут!
   Насекомые ума!
   Вот пример. Я.... Нет, со мной всё в порядке. Я давно при деле. Количество идей постепенно уменьшается. Качество ни растёт, ни падает. Это называется нормальной жизнью. Как в нарды - играют в короткого, играют в длинного. Но нет никакой закономерности.
  Пример правильного пути - Петя Чипидрос. Пришел, увидел, победил. Нет, конечно, временные победы, сорванные груши, начало лета - всё это прекрасно. Как там будет в конце. Лучше ни о чем этот не думать. Ко мне тоже часто с идеями. Поначалу это были родственники.
   -Вань, есть идея...
  -Вань, у меня в голове - столько идей!
  -Вань, можно крутануться...
  -Вань, давай мы приедем, есть вариант сорвать много бабок.
   Идеи - это тараканы. Травите их. Живёт тот, кто живёт. Кто только готовится жить, тот всю жизнь готовится, пока жизнь не заканчивается.
   -Не знаю...
   Нет, я сначала отвечал не так. Я даже на что-то соглашался. Но это теперь уже всё понятно. Поначалу, чужие тараканы охотились за мной. Многие совали нос в мою жизнь. Надо помнить - родственники - это не так уж и положительно.
   -Пацан этот, Костин, тоже на Дмитриеву смотрел, - сказал Ерженин.
  -Он смотрел, можно ли поставить стакан, - сказал я.
  -Будет ли стоять, ты имеешь в виду?
  -Да.
   После чего мы очутились в нашем магазине, где уже и ничего не оставалось, как взять у Люси два пива.
   Я парень простой, хоть и стареющий. Снобизм меня не донимает. Есть денежка, есть жизнь. Нет смысла - бог с ним, со смыслом. Излишняя жадность - это вроде бы и двигатель прогресса. Это типа прицела, фокусировки. Но главное отметка, которой может достичь человек на своем пути - это душевный комфорт. Пусть так. Спокойствие. Пиво. Водка. Литературная премия "Строка", Миша Жердевич и его девушки-победительницы, Великий Русский Писатель, стоящий в очереди по инерции, и, в конце концов, карьера Чипидроса.
   Петя мне нравился. Мне надоело заниматься собой - ибо смысл был потерян с первыми достижениями. Я не ощущал, что мне нужно куда-то двигаться. Мне казалось, что Петя - это я.
  Вот бы я так начинал...
   Нет, конечно, нельзя жить, если у тебя нет собутыльника. Когда ж его нет, и ты рад сам себе - это тоже процесс.
   -Как дела, хорошая моя? - осведомился Ерженин.
   -Чо? - крикнула Люся издалека.
  -Не слышишь?
  -Я щас!
   У меня была мысль зажать Люсю, я не то, чтобы не решался, ибо - где же это будет происходить? Прямо в магазине? Что касается Светки, то тут была тайна, покрытая мраком. Да я и не лез к дяде Жене. Если чего и было, то почему нет. Человек же имеет на что-то право.
   -Так ты и не сказала, - сказал дядя Женя.
   -А. О чем вы?
   Тут уж появились покупатели. Надо сказать, что район у нас хороший, это не какая-нибудь засыпанная провинциальными носками окраина. Впрочем, встретить можно тут кого-угодно, в том числе - и работяг. Да ведь и были времена. Я даже как-то думал - если бы мне предложили вернуться назад, лет на семь назад, в ту пору, когда все было иначе. Мы словно бы плыли в водах другого океана. Да или нет? Человек сам по себе имеет на себя цену, или её надо постоянно искать, эту цену? Что я просто так? Кому я нужен?
   -Светка щас придет, - сообщила Люся.
   Двое нерусских взяли пиво и принялись его употреблять за вторым пластиковым столиком (всего же их два и было, хотя поначалу - один). Спрос. Ничего не сделаешь.
   -Сли, - сказал один.
  -Купи, - ответил другой.
  -Кого?
  -Пряню!
   После чего тот отправился к прилавку покупать пряню. Оказалось (как ни странно), что это - пряник.
   -Понял, понял, - сказал мне Ерженин, - пряня.
  -Пряник.
  -Нет, пряня.
  -Слушай, дядь Жень, а ты это? - спросил я.
  -Чо? А?
  -Светку?
  Он усмехнулся.
   Я, кстати, скажу - ведь что-то надо сказать о текущем моменте. Люди одинаковы. Во всяком случае, если сравнивать их с какими-нибудь изделиями, то понятно родство. А вот какими могут быть изменения, связанные с развитием или стоянии на месте?
   Ты живешь в постоянном долгом пронюхивании. Это ж и цель твоя. В этом отношении человек особо и не отличается от животных. Со мной можно поспорить, но делать это ни к чему. Весь разум человека зиждется в словах. Откуда мы знаем - если удастся в точности расшифровать язык животных - может окажется, что они умнее нас.
   Эволюция?
   Да это всё Дарвин, чародей прошлого.
   Так вот, как меняется человек. Живешь ты, пронюхиваешь. Миша, кстати, Жердевич "Оглобля" - ярчайший представитель этого направления. Начал. Пронюхиваешь. Постоянно ищешь, кому бы сесть на голову.
   Находишь. Садишься. Начинаешь доить. Понятное дело, что могут и скинуть - это когда как. Когда получается, когда не получается.
   Да, тут все дело касалось Ушкина, но я, конечно же, был не в курсе. Где теперь Ушкин? Сидит в тюрьме? Откуда ж я знаю. Может, Миша его откупил, но посадил в подвал какой-нибудь, тот думает, что сидит в тюрьме, в одиночке. Нет, это домыслы. Но, если он в действительности сидит в настоящей тюрьме, организовать, чтобы он там писал романы для Миши - крайне проблематично. Тюрьма - это тюрьма. Какие б у тебя ни были связи, ты всё ж не министр, не замминистра, чтобы устроить отдельную территорию на зоне. Одиночка.... Нет, Ушкин - человек хлипкий, он не сможет творить, если будет понимать, что у него нет шансов. То есть, он, конечно, будет пытаться. Нет, тут, конечно, одни вопросы. Разве творения его гениальны? Нет, это - набор букв.
   А вот может быть и так - Ушкина не посадили, а признали невменяемым. Держать его в каком бы то ни было заведении - это палево. А вот, допустим, далекая дача. Миша, как и все люди из криминалитета, просто обязан держать рабов. Делается это просто - находятся люди без документов и жилья, с тюремным прошлым. Они выполняют нехитрые задания - от кормежки собаки и присматривания за жилищем вообще, до каких-нибудь вещей более решительных. И вот - вывозят туда Ушкина. Дают ему комнату и пищу, предлагают покантоваться так три года в обмен на сокращение срока.
   А Миша, он мог своему "другу" что угодно рассказать - он тут мастер. Впрочем, тот Оглобля и нынешний - люди разные. Опыление - важная черта современного человека. Ассимиляция, стремительная генетическая модификация.
   Литературный конкурс "Строка"...
   Я открыл пива и отхлебнул.
  -Надо с самого начала засадить пол бутылки, - сказал я, - когда оно холодное, и пузырьки мелкие. Тебе сразу поправляет.
  -А я так и делаю, - ответил дядь Женя.
  -Светлое.
  -Чо?
  -Пиво?
  -Да, моча. То есть , нет. Оно когда холодное - еще ничего. А ты дай ему постоять.
  -И что будет?
  -Тут ваш друг заходил, - сказала Светка, выписав нерусским пряню. Те пряней и закусывали. Нет, я вообще слышал про такую штуку - пиво с чем-нибудь сладким. Время постепенно меняется, и многие люди отказываются от особенных бытовых знаний. Хотя, кто его знает, может просто я взрослею и перестаю что-либо замечать.
   Помню, было мне 20 лет...
   Умнее ли человек, когда ему в два раза больше? Нет, я думаю, ум - это некая единица, которая связана далеко не только с возрастом. Вот возраст - да. Это 100%.
   Помню, была вещь, разыгрываемая на спор - можно ли вареное яйцо засунуть в бутылку так, чтобы оно не лопнуло. Но бутылка, кажется, была кефирной. Сейчас таких нет. Забыто начисто...
   -Светка, она чо, - сказал дядя Женя негромко, - она, понимаешь...
   -Да она, так и ничего, - ответил я.
  -Глазки. Ты знаешь, у нее ступор бывает. Нет, то бабы-то они бабы, конечно. Что там говорить. Знаешь, что самое важное для баб?
  -Что...
  -Бабы любят ласку. Если мужик ласковый, то баба на это покупается. Я не понимаю баб, которые попадают к мужикам - ну таких, сухих, как камыш. Я не про алкоголь. Ну, вот Валерку взять - он же острый, как орёл. Колкий. Кажется, он общается, и вот-вот нож в тебя воткнет. Хотя он, конечно, никакой нож не воткнет, это так кажется.
  -Это какой Валерка? - спросил я.
  -Да ты его не знаешь. А помнишь, стоял на машине во дворе.
  -Резкий, да, - согласился я.
  -Вот именно. Нет, я что про Светку хочу сказать - находит на неё хотячка. Ты ж знаешь, есть мнение, что любую бабу можно развести. Ну, если ты мастер. А можно ничего не делать, по ручке погладишь, и она твоя. Светка, она нормальная такая - ты же видишь. Да тоже шь с мужиками не везло. Один бухал, другой из тюрьмы был, а щас нашла себе столяра какого-то, или.... Короче, работяга какой-то. Я так понимаю, он ее не удовлетворяет. А ей как захочется - она аж себя не контролирует. Ей хочется давать.
  -Ну это я знаю, - сказал я, - у меня была такая подруга. А когда я моложе был и хотел определиться, я даже чуть на ней не женился. Тоней звали. Всем давала. А сама по себе, вроде, и с головой, и тогда уже на должности была. То есть, мозг работал, да и сейчас, наверное... Я, если честно, не знаю - кто, где... А что Светка?
  -А представляешь, спрашивает, а хотел бы ты меня вдвоем?
  -Как вдвоем? - не понял я.
  -Она хотела двоих.
  -А она что, у нее опыт есть?
  -Да нет.
  -Да порнухи насмотрелась, - сказал я, - говорить о чем угодно можно. Обычно порнуху как раз смотрят в таком возрасте - когда типа уже и не остается, как порнуху смотреть. Но есть чисто любители, но то только в кино. Нет, ну молодежь, она может чего и крутит там. Да я тоже как-то смотрел, да быстро надоело.
  -А хочется ей, - сказал дядя Женя.
  -Ну, с возрастом.
  
   И все же Ушкин, - я продолжал гонять в себе эту мысль. Да, но зачем это мне? Что мне с ним делать? Число графоманов сейчас стремительно растет день ото дня. Это что-то национальное, потому что это никогда не понять - зачем, для чего, в чем смысл. Тут, конечно же, можно размышлять по-разному. Например, мы можем решить - мы умнее всех, мы - интеллектуальнее всех, а потому у нас такое количество графоманов. Нужно почаще раскрывать глаза. Нужно понимать, что во всякий системе есть постоянное стремление к обретению формы. Есть форма рынка. Есть форма владения. Потому, когда Союз распался, все стали хватать. Это было обретением этой самой перманентной формы. Весь период истории - в одной короткой десяти-двадцатилетке. Падение в бездну первобытно общинности, формирование каст, война за имущества, новые царьки - локальные, глобальные и еще какие-то.
   И ждать нечего.
   Нет, все эти слова к Ушкину, быть может, отношения не имеют. Но ведь он жив, скорее всего, чем мёртв. Новые романы поступают с завидной периодичностью. Не мог же Виктор Кушков сам все это писать? Это исключено. Он ведь и не умеет.
   Сколько ж, если разобраться, всего этого по матушке Руси. Одни крутят задом на эстраде, а другие за них поют. Литературные негро-игрища. Хорошо же быть писателем. Сидишь, не работаешь, играешь судьбами - а там - в темноте своей безвыходности - некий Ушкин. Он бы и так ни кем бы не был. И представляю, как приезжает к нему Михаил Александрович.
   -Ну привет, братик.
   -Привет, - отвечает Ушкин, криво улыбаясь.
  -Чэ, чэ тут сидишь?
  -Пишу.
  -О чем пишешь, братик?
  -Новый роман.
  -Сейчас я тебе покажу. Видишь, ты выпустил новый роман. Я, брат, пойми, я все для тебя делаю. Потерпи еще. Выйдешь на волю - будешь с бабками. Я, знаешь, я в курсе всего. Я потому смог это организовать.
   И Миша сует ему один томик под именем Ушкина. Да и какие проблемы - организовать один экземпляр, чтобы подогревать воображение ненормального графомана, находящегося в непонятно каком заключении.
   Моё воображение на не шутку разыгралось. Я прекрасно понимал, что я мог быть недалек от истины. Но зачем оно мне надо? Проследить за Мишей, освободить Ушкина? Да разве кто-то осудит потом Виктора Кушкова? Вспомните историю якобы певицы Татьяны Овсиенко - ну и что, что поймали. Это солист группы "Милли Ванилли" покончил собой. А у нас, у нас у всех психология прорвавшегося на свободу вора. Не важно - украл ты, убил, отобрал - главное - поменял статус. Скажут - ну что ж, предприимчивый писатель, мэтр, Виктор Кушков. И дело замнут.
   Мы не на Западе. Забудьте.
   -Чэ, будешь писать новый роман, чэ? - спрашивает маститый литератор Виктор Кушков.
  -Да, - отвечает Ушкин.
  -Короче, надо писать про криминалитет, - говорит Оглобля, так как данная тема ему ближе всего.
  -Я уже писал, - отвечает Ушкин.
  -Чэ?
  -В прошлый раз писал. У меня сейчас другие творческие планы.
  -Братан, это потом, потом... Сейчас надо заработать еще денег, и чтобы они поступили на счет. Тебя переправят за границу, сменишь имя...
  -Я хочу быть под своим именем.
  -Что-нибудь придумаем, братан.
   Оглобля тут, конечно, не нов. Всё кино сейчас - про криминалитет. Заказчики хотят видеть свой мир, свой путь - от начала воровства до попадания в элиту общества. Впрочем, ведь все это - лишь сила моего воображения - во многом атрофированного, прокисшего в парах алкоголя - я ведь и не стараюсь. Иван Солнцев - он и есть Иван Солнцев. Другое дело - путь Чипидроса, как писателя. Молодых надежд много. Здесь, надо отметить, также все зависит от того, на какой ступеньки в отношениях захвата и держания отдельных пунктов русской действительности ты находишься. Нет, разумеется, просто так ни один конкурс не выиграть. Но другое дело - как долго ты будешь тут держаться. Я - я конечно человек самодостаточный, но не стоит забывать, что я нахожусь в тени Виктора Кушкова. Мне хорошо. Не надо предпринимать глупых действий. Все двери для меня открыты. Мне ничего не нужно.
   Вот Чипидрос - он, конечно, будет мелькать сезон, другой. После чего нужно будет подтверждать свою состоятельность. А как? Новым романом? Нет, конечно. Нужен лист со списком связей - кого знаешь, кто тебя знает, с кем ты, где в каких отношениях. Если тут все в порядке, но следующий роман пойдет на повышение - ты попадешь в шорт лист какой-нибудь премии, о тебе будут говорить, ты будешь тусоваться и продолжать познавать пути прохладной жизни....
  
  -А ты Люську чо? - спросил дядь Женя.
  -Чо, чо, - не понял я.
  -Пива еще взять? Или водки?
  -Пива, водки.... Да ничего так баба.
  -Ты имеешь в виду, на один раз? - спросил я.
  -Ну да, тебе ж очкатые нужны. Щас пойду, возьму чего-нибудь.
  
   Вот так, лет уже через пять, я совсем обленюсь - все потому, что я нахожусь в обойме, но, вернее сказать, у меня есть место в вотчине Оглобли. Один роман можно, конечно, писать 2 года. Пол страницы в день. Но лучше, конечно же, поступать как Саша Уралов, друг наш (то есть и мой, и Михаила Александровича) - он надыбал оптовиков. Разговор короткий, конкретный. Они - профессионалы. В том плане, что ничего не надо отдавать на переделку. Более того, они подберут нужную стилистику. Впрочем, думаете, кто-то будет вдаваться в то, что, где и как написано? Нет, у Оглобли, у него всё схвачено. У него - самый надежный донор. Но и опять же - это лишь догадки. Нет никаких доказательств, что это так.
   А что, если Ушкин сидит? Или его убили....
   Мне, конечно, не должно быть до этого никакого дела. А вообще - эх - неплохо бы развеяться. В Европу. В Америку. Надо тогда спросить у Миши - может, в круиз? Взять с собой молодых, свежих, подающих надежду принцесс. Я, он, Саша тот же, Уралов, Чипидрос - и если умножить на два - восемь принцессок. Нет, конечно, все это абсурдно, все это мелко. Будут одноразовые шлюшки. Катера. Ночи, политые дорогими напитками, косые взгляды европейцев, видящих в нас доителей изнуренных недр....
  -В Европку? - спросит Миша...
  -В Европку!
   Вот и говори о чем после этого. Мы плывем, давно уж плывем на одном корабле, и пища у нас общая, тарелка одна на всех, и мы из неё лакаем. Вкусно. Можно задать вопрос - почему нет никого, кто - против? А потому что так и не бывает. Это - наша система. Наше бытие.
  
  
  - Надо всё же, - я задержался.
  -Надо, - ответил дядя Женя просто так.
  -Нет, я думаю - все же тело Дмитриевой.
  -О!
  -О чем вы там? - спросила Светка.
  -На, - шепнул дядя Женя, - пока никто не видел. Пятьдесят.
  -Я ж работаю, - она махнула рукой.
  -Да...
  -Ну давай.
   И я так и думал - в чем она, сила загадки, сила непонятки. Почему бы и правда - не освободить свой взор, не очнуться, не вожделеть тех, кто рядом. И не задавать себе лишних вопросов. Я уверен, Миша ничем себе голову не засоряет. Он просто живёт.
  -А ты, Свет, смотришь футбол? - спросил я.
  -Ага.
  -А порно? - осведомился дядя Женя.
   Светка, видимо, не услышала. Пришли новые покупатели - она отправилась к стенду с сигаретами. Тут был какой-то актёр. Фамилию не помню, но он уже бывал тут, когда мы пили пиво. Видимо, живёт где-то недалеко, в центрах. На этот раз мы даже поздоровались, при чем, он кивнул первым.
   Дядя Женя присосался к бутылке с душой. Вошла еще толпа - смешанные такие студенты. Это когда не поймешь, кто есть кто, и в придачу с ними - негр какой-нибудь. Тут уж Светке была работа.
   -Я знаешь, я думаю, во, - проговорил дядя Женя.
  -Ты серьезно.
  -А что? Крутанём?
  -Легко, - ответил я.
   А в душе тут же забродили существа с крючками, цепляясь, привязывая меня, останавливая, будто бы кому-то теперь надо, чем я занят. Нет, никому. Но внутри - такая система. Она тобой руководит, и потому ты либо поднимаешься, либо - тонешь, или же - что-то еще. И никто не знает, почему так сделано.
   Я как-то читал психологов. По правде - фуфло. Я думаю, они, психологи эти, выпустив книжечки эти, заработали бабки. Потом - читали лекции. Все ровно, логично, и все это - ложь. Просто ровная и удобная.
   -Серьезно, что ли, дядь Жень? - спросил я.
  -Ссышь, когда боишься?
  -Нет.
  -Сейчас ее подождём. Вот увидишь, крутанётся.
  
  
  
  Конец отрывка
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
   Скажу еще кое-что о своём романе. Хорошо пишется по трезвому. Алкоголь - разрушитель. Впрочем, и нет таких областей жизни человеческой, где бы он не разрушал. Если же смотреть на вещи глобально, то есть вещи еще более темные, и о них вам скажет каждый. Дурак вам скажет - виноваты дураки и дороги. И дурак в кубе вам скажет - виноваты дураки и дороги. И человек, который ворует от постройки дорог - он тоже вам скажет, что виноваты дураки и дороги.
   А вообще, настал, наконец, день, когда я вновь встретился с Юленькой. Она пылала. Я - человек опытный, но далеко не все мне еще понятно. Просто секс (можно написать по блогерному - простосекс) - штука спортивная, тренировочная, но чаще возможная только на словах. Мы говорим, говорим... Только и делаем, что говорим... Физиология говорит за нас. И книги идут сплошь физиологические.
   Мы занялись любовью в машине. Переднее стекло - совершенно не тонированное, и пришлось поставить автомобиль лицом к углу к одному из зданий в одном дворе. При чем, я выруливал, она лезла ко мне - словно бы было у нее не две руки, а штук десять.
   -Мне нравятся презики, - сказала она потом.
  -Что хорошего? - не понял я.
  -Слушай... Курить нету....
  -У меня что-то есть.
  -Ну рассказывай... У тебя эта... Ну, чикса твоя...
  -Какая?
  -А у тебя ж их теперь много...
  -Ну...
  -Люблю надувать презики.
  -Я раньше надувал.
  -Нет.
  -Чего?
  -Люблю, когда они пахнут И когда я тебе их надеваю.
  -Тебе так интереснее?
  -Да.
  -А папе ты надеваешь.
  -Да. А что?
   Говорила она, что пела. Словно бы она только и делала, что заботилась о моих бабах, да и вообще - свечку держала. Для меня тут не было ничего удивительного - да хотя и вообще нигде ничего не было удивительного. Я в какой-то мере давно слился со своим героем. Он врал там. Я врал здесь. Миры начинали переливаться один в другой. Если человеку очень долгое время больно, то он рано или поздно выбирает два пути - вниз, или вверх. Но и движение вверх обманчиво. Просто нужно начинать получать наслаждение из того, что есть. Если разбираться - то больно ли мне? Ведь давно уже, как всё устроено.
   Да. Я все еще что-то ищу. Другие люди вообще не ищут. Я не знаю, что я ищу. Это как у подростка.
  -Да почему много? - ответил я после паузы.
  -А ты как будто изменился, Алеша, - сказала она.
  -В чем?
  -Ну вот здесь. Типа...
  -Типа...
  -Нет, ничего. А прикинь, я ни чем не занималась.
  -Ничем?
  -А я ж тебе говорила. Нет, все стоит, и будет стоять. У нас же разделение труда. А знаешь, в кайф. Как будто и работать не надо.
  -Катаешься?
  -Папик, он с дурью и с комплексами.
  -А что он вообще делает? - спросил я.
  -Да не знаю.
  -Ворует?
  -Да все воруют, Алёш. Тебе то что.
  -Да ничего. Кстати, ты знаешь, что сейчас менты ходят по дворам, заглядывают в машины и проверяют, что там внутри.
  -Пусть, - ответила она, - так ты мне не сказал.
  -Про что?
  -Про тёлок.
  -Тебе так интересно, - я закурил, приоткрыл окно и выпустил дым.
  -Не, ну не хочешь, не говори.
  -Нет, всё так же.
  -Новых нет?
  -А Юрец твой как?
  -Вот видишь. Ты же спрашиваешь. И я могу спросить. Нормально с Юрцом. Ну, я его убедила, что папик - этой мой родственник, и что я мотаюсь сейчас с ним по делам. Да по ходу надо думать. Там ясно будет.
  -А помнишь, был какой-то фантаст, то ли 30 романов написал...
  -Не, я щас не помню. Слушай, ты знаешь, ничего не знаю. Вообще ничего. А, слушай...
  Она привстала, словно вспомнила что-то особенно важное.
  -Спешишь?
  -Нет. Саша, да?
  -Саша?
  -Ну девушка.
  -Да ты вроде и знала, - сказал я, - я и не скрывал.
  -Знаешь, сколько мечт в голове. Люди богатые, они ж ни в чем себе не отказывают. В еде. В бухле.
  -В бухле никто не отказывает, - ответил я.
  -Нет, ну то, что ты пьешь, папик даже не откроет, он даже в сторону такой бутылки не посмотрит. Есть же вина-бренды. Их пьют не потому, что они лучше. Нет, ну тебе лучше водка. А любая водка рублей за триста - она вся одинаковая. Ну абсолют - чуть лучше. Да все равно. Нет, я ж не говорю, что ты лох какой, Алёш. Я тоже такая. Не, ну хорошая водка лучше, чем вискарь. Вискарь для понта пьют. Ты ж знаешь. Мол, ты понтовее. Типа ты не работяга.
  -А то.
  -Ездил куда?
  -Да мы ходили по разным там... Сборам... Конвентам...
  -Короче, вот что. Любят они, господа, чтобы был особый секс. Практически все. А может и не стоять. Это рефлекс, что ли. Или тебе не говорить об этом? Секс есть, а не стоит. Что делать? Да хрен его знает.
  -Да говори, почему нет?
  -Да ну тебя, - она толкнула меня в плечо, - а ты... Она... Эта, Саша... Да? Нравится тебе?
  -Ты, наверное, меня любишь, - сказал я утвердительно.
  Она обняла меня и прошептала на ухо:
  -Я, слышь, Алёш, я не коза какая, только на бабки ведусь. Просто тебе так же лучше.... Тебе же нравится.
  -Точно, - ответил я, - никого лучше тебя нет.
  -Правда?
  -Правда.
   Это классика общения, классика фальшивых признаний. Но любая женина должна носить с собой этот заряд - это некая штука, вопросник, опросник.
   Ты меня любишь?
   Понятно, что есть тепло, есть тело, есть секс. Понятно, что существуют люди, которые вообще не способны любить в силу природного эгоизма. И тут даже родители не при чем.
   Я ведь не сказал, сколько у меня жен было до этого. Но роман не об этом. Пусть уйдет все это. Да и роман в романе - а по сути - более детально изучение себя. Мне даже порой казалось, что придя домой, я открою почту и буду читать письма в стиле "Здравствуйте. Меня зовут так-то и так-то..."
   А вообще - я один из массы. Интересно - чтобы было что-то интересно. Нынешние писатели - всё сплошь мыши в некоей обойме. Сами по себе, в отдельности, никто. И в неотдельности - тоже никто. И вообще - всё это никому не нужно.
   Есть вещи, способные человека разбудить. Вот Ищенко - существует ли она?
   Конечно, ни она не существует, ни вообще что бы то ни было, кроме хватательного рефлекса. Мы - его апологеты, рефлекса этого.
   -Что-нибудь придумал? - спросила Юленька.
  -Конечно.
  -А что?
  -А ты о чем?
  -Вообще?
  -Про что пишу?
  -Ну да. А остальное - зачем? Остальное я придумаю.
  -Тебе хорошо в машине?
  -Да. Хочу.
  -Еще хочешь?
  -Да.
  -Ну подожди немного. Я ж - не ты.
  -Ну ладно, Алёша, - она стала тянуть тонкую сигаретку, - что тебе рассказать?
  -Знаешь, как бабы обычно просят?
  -А я - баба?
  -Мужик.
  -Ну ладно. Алёша, понимаешь, Юрца я бросить не могу. И тебя я бросить не могу. А папа мн нужен по делу. Ты же хороший. Ты понимаешь, как это нужно. Ну, ты представь, что я - шпионка. Я работаю в тылу врага.
  -Хороший тыл, слушай.
  -Хороший. А ты, у тебя - хорошие чиксы. Хочешь новенькую? Да я шучу.
  -Что-то ты не рада, - сказал я.
  -Нет, Алёш, дел так много, не успеваю задумываться.
  Потом мы пошли в кафе и сидели там молча. Юленька тыкала пальцем в планшет. Я крепился, потом не выдержал и тоже стал обезьянничать с телефоном. Вот тут, если продолжить линию, то можно говорить и говорить. Например, о том, что целое поколение вообще ведёт себя, как обезьяны. Особенно молодёжь. Понятное дело, что ваш в уши постоянно будут совать информацию о его святости - то есть, это я о Стиве Джобзе. Но что делать? Надо же все эти приставки к человеку продавать.
  -Как будто скрываемся, да, Алёш? - сказала Юленька.
  -От кого? - не понял я.
  -Нет, ни от кого. По машинам прячемся. К тебе нельзя. Ко мне нельзя. Никуда нельзя. Только хату искать по знакомым.
  -Можно снять, - заметил я.
  -Нет, мне ж некогда. Ты думаешь, я тебя виню? Не. Ты хороший, я даже немного с тобой побыла, и мне хватает.
  
  
  
  
  
  Продолжаем чтение романа
  
  
   Утром следующего дня что-то заставило меня проснуться рано - то ли бодун, то ли сон бодунный, и я стал свидетелем пре неприятнейшей картины. Впрочем, было ли утро действительно ранним, или же мне так только казалось? Могло быть и то, и другое. Я встал к окну, помял сигарету, размышляя, что же мне с ней делать - тут курить или на балкон идти, или - на кухню, как обычно. Тут из-за угла резко вывернула машина - жигули "копейка". Лихо тормознула, скрипнув колодками. Открылась дверь. Из машины кого-то выкинули. Я бы так и стоял и смотрел в нерешительности, если бы человек не сумел самостоятельно подняться. Лицо его было в крови. Это был Петя Чипидрос.
   Бросив сигарету, я накинул халат, впрыгнул в тапочки и сбежал вниз по лестнице. Чипидрос был уже у входа в подъезд. Правая бровь была разбита основательно - как будто после 12-ти раундов. Вместо губ - кровавое месиво. Брюки местами разорваны. Кровь, падая с лица, попадала на рубашку.
   Петя сплюнул и посмотрел на меня безо всякого выражения.
   -Не понял, - проговорил я. - Петь, что ты?
   -Та, - ответил тот.
   Умывшись, Петя продолжал создавать вид крайне битого человека. Видно было, что нервный шок в нем еще не прошел - он был странно возбужден, и никакого разочарования на почве этого в нем не наблюдалось. Я сбегал за водкой, налил ему сто грамм. Он выпил и сплюнул кровь.
   -Такая вот херня, Вань, - вздохнул он.
   -Какая херня? - спросил я резко, пытаясь все выяснить с одного захода.
   -Я не доплатил.... Слушай, дай сигарету. Вот. Спасибо. Тьфу ты, хрен еще и сигарету такими губами возьмешь. Прилипает.
   -Может, скорую вызвать? - спросил я.
   -У меня страхового свидетельства нет.
   -Нет?
  -Да ты что, Вань, - он вновь горько сплюнул, - с Луны, что ли упал?
  -Не. Ну, у меня тоже нет.
  -Ты что, не болеешь?
  -Нет, не болею.
  -А. А мне не дают. Хозяин говорил, что толку давать, все равно я неместный, и ни в одной больнице меня не примут. А потом, на этой премии, там какой полис? Хотя я сам виноват. Мог бы и спросить. Хотя, может, и там не дадут. Там этот.... Никитыч.
  -Какой Никитыч?
  -Ну, кто он? Не знаю, кто он? Ты ж сам меня туда устроил.
  -Так теперь дадут. Ты ж человек не рядовой.
  -Мало ли что должны. Бабки дашь .... Шел на работу. Встретили. Вычислили.
  -Кто?
  -Это - бывшие квартирные хозяева. То есть, не сами они. Но один из них - это он, Я им пятьсот рублей не отдал. Решил, что и не отдам. А они меня нашли. Наняли знакомых мусоров. Те вычислили меня по сотовому телефону.
  -За пятьсот рублей?
  -А то, Вань. Слушай, ты только и можешь, что свое говно писать! - воскликнул он. - Ты посмотри, сколько вокруг уродства! Одно уродство. Я - гражданин этой страны, Вань, но я никаких прав не имею в столице своей страны! Просто все остальные - это коровы, которых доят во благо этой столицы. А ты еще сценарии пишешь для идиотских сериалов. Тебе кайф? Ты ж только и делаешь, что гордишься. Мол, такой созидательный! Ничего почти не делаешь, бабки сами идут. Сериал, неделю поработал, потом год ничего не делать не надо. Вань, это диагноз, слушай. Да и я тоже, чо там говорить.
   -А что делать? - спросил я. - Что, палец сосать? Надо ж жить на что-то?
  - Ну да, - ответил Петя и успокоился, - на работу не появлюсь, не выгонят. А в таком виде я никак скоро там не появлюсь. Но и не выгонят. Так же, Вань. Я ж звезда. Будут жалеть. Приедут бабы знакомые, может - выяснится, что я кому-то дорог.
  - Успокойся, - сказал я, - на, выпей еще.
  - Давай. С утра щас нажрусь, и все. Всё как обычно.
  - Слушай, и всё правильно. Это только добавит силы твоему образу. А вот те суки - да. Менты, говоришь?
  - Глупости, Вань. Ты от жизни отстал, господин писатель. Про что ты пишешь, хрен его знает. У нас, в Ростове, если б со мной такое случилось, мы бы тут же с пацанами поехали бы их искать. Нашли бы. Легко и просто. А тут - что я могу. Скажу тебе - Вань, а, Вань... А что, Вань... Ты - писатель. Ты хоть бы что-нибудь написал, что ли. И ты ничего не можешь. Одни слова. Я ж тебе говорю, у нас всё решается просто. Берем пацанчиков и едем разбираться.
  - Короче, - проговорил я, - тебе надо успокоиться. Там что-нибудь придумаем. Ты и сам пиши. А то на меня смотришь, пример берешь.
  - Что придумаем? А? Я каждый день только и делаю, что слышу - мне вокруг обещают. Вообще, все-все - обещают. Что ты придумаешь? Надо сопли утереть и жить дальше.
  - Успокойся, - проговорил я, - что я тебе сделал? В чем я виноват? Давай, я по делам поехал, а вечером что-нибудь придумаем. Щас я телефон найду, есть один доктор, он прямо сюда приедет и посмотрит - может, тебе губу зашить надо. Только ты позвони.
  - Ну, ну. Посмотрим.
   Я захлопнул за собой дверь и поднялся к себе. Оделся. Взял такси и поехал в офис к Оглобле. При офисе были: продюсерский центр, студия детского танца, душевые, потайная сауна, и, конечно, кабинеты Виктора Кушкова. Пластик стен весело белел. Сигаретный дым, вырывавшийся из творческой мастерской, шел у правой стены. Сквозняк от окна - у левой. Кондиционер дул впустую. Самый край коридора содержал дверь. Там играло пианино.
   Я вошел. Михаил Александрович курил и смотрел куда-то. Я посмотрел в ту сторону - думал, что телек увижу - ничего не увидел. Оглобля смотрел в никуда. Или, как еще говорят, в точку. Коньяк, который сопутствовал этому созерцанию, стоял под столом. Видно, он не хотел, чтобы его обнаружили . Миша приспускался, наливал сам себе под столом, выпивал, а конфетами закусывал в открытую.
  - Ты что это? - спросил я.
  - А, привет, братик мой, - выпалил он, продолжив свое смотрение в никуда.
   Я присел напротив Оглобли. Закурил. Пронаблюдал очередной заход под стол, перехватил мишину руку. Он и не сопротивлялся. Подал мне второй бокал. Молча налил. Мы выпили. Он продолжил свое медитирование. Мне кажется, его разум был в тот момент далеко. Возможно, где-нибудь за пределами денег и хватательных рефлексов.
   Оглобля курил философски. Так, возможно, Будда курил. Впрочем, тогда, в то время, не курили.
  - О чем думаешь? - спросил я.
  - А, - он проснулся, - слышь, я тут да, что-то в мысли свои ушел. Давай еще выпьем.
   Мы выпили.
   -Короче, братик, - он потянулся к холодильнику, дотянулся до тарелочки с маслинами, вынул пару и дал одну мне, - с тобой мы поговорим о новой "Строке". Я уже разговаривал с веб-мастерами. Они работают. С программистами тоже уже все договорено. Три наших постоянных журналиста, Жуков, Сергеенко и Вовская, уже получили задаток. Так, - он почесал голову, - видишь, сколько бабок уходит? А тут еще этот Великий Детский Писатель. Он сейчас должен прийти. Будет базар, - последнее было произнесено быстро и нервно, - он, видите ли, любит разговаривать с глазу на глаз. Прикинь, да? Я такого не видал. Обычно люди начинают вонять, а потом вызывают адвокатов, и вонь передается через третьи руки. Слушай, я ведь, ну просто король поддельных документов. Я, если захочу, все на свете поменяю. Я не пойму, чего он хочет? Если захочу - я могу сделать документы, что я - президент. И не прицепишься. Да я разведу, кого хочешь, братик. Понимаешь. Любого человека в этом мире. Он что думает? Он имеет дело с несерьезными? Нет, с серьезными.
  - Это семейное, - сказал я, - у них вся семья великая, и все от союза нагребли. А тут - какая-та неверная информация. Тебя, Миш, видать, за лоха держат.
  - Н-да, - спокойно произнес он, - а что, и черт с ним, с офисом, если что. Как ты думаешь? А, на счет "Строки". Вань, ты председателем жюри будешь? Я думал. Ты будь проще, и бабы к тебе потянутся. Не надо много думать.
  - Сколько?
  - О. Вопрос еще. Хрен его знает, Вань. Слушай, у нас денег на это дело не очень много. Министерство культуры и министерство образования, где это делается через своих людей, они разводятся, но в рамках. Ну, президента, его тоже разводят. Несколько спонсорских фирм. Бесплатный эдвертайзинг, а? - он кинул на меня взгляд, чтоб увидеть мою реакцию на это слово. Я никак не прореагировал.- Вань, я еще не считал. Слушай, Сашка тачками увлекся...
  - В смысле.
  - Салон открыл.
  - Какой Сашка?
  - Гусев.
  - У него ж был салон.
  - То давно еще было. Потом его бывшие жулики накрыли. Крылов и Тачкин. Они тогда район делили. А потом Сашка подался в законный бизнес, а пацаны - в налоговую. А тоже ничо, я тебе скажу. Лучше нас живут.
  - А, - надо было что-то сказать, хотя можно было и не говорить.
  - Так вот, Сашка выступает типа как бы, ну, и не спонсором, ну, в общем, спонсором.
  - Так спонсором или не спонсором?
  - Спонсором. Короче, его идея - сразу тебе забошлять, и все тут. Потому что ему нужно, чтобы по трем номинациям выиграли его талантливые родственники.
  - Ну. Ты говорил про своих девок. Нет, мне все равно, - сказал я, - ты такой прямой.
  - Гну. Приедешь в салон, выберешь себе тачку.
  - Ты что, шутишь, что ли? - спросил я, недоумевая.
  - Нет, ты что. Я ж не сказал, насколько мы друзья. А то б он подумал. Что тебе и платить не надо, ты просто так выпишешь билеты на Парнас. А так, Ванек, все по-честному. Я тебе даю заработать.
  - Да ладно тебе. Помни, у меня одно место забито. Нашел, брат, чем меня с пути сбить, - проговорил я, - в коем веке у меня - одно собственное место!
   Тут дверь открылась. Оглобля сделал какое-то непонятное движение, чтобы, очевидно, заглянуть мне за спину. Я обернулся. В кабинет вошла Ира Андропова - юная гениальная поэтесса, поклонница таланты Виктора Кушкова, худенькая, коротко стриженная брюнетка с совершенно безумными глазами, любительница хокку и современного русского женского рока. Она прошла мимо меня по направлению к Оглобле, а я не мог оторваться от ее глаз - я не мог понять, что понимает и не понимает мой разум, глядя на нее. У Иры была хорошая фигура, маленькая грудь, реальные джинсы, реальные.... но глаза... Они как будто что-то выдавали.
  - Как дела? - спросил Миша.
   Я ждал от нее какого-то логического продолжения. К примеру, агонии жены сталкера на полу. Я имею в виду, в исполнении Алисы Фрейндлих. И тут вошел он. Великий Детский Писатель.
   Поздоровался. Присел. Улыбнулся скромно. У него на лице и тени лукавства не было - он, наоборот, был ясен. Глаза были окнами в чистоту. Рот - динамиком неизвестности. Руки - указкой к знаниям. Я уж молчу про разум. Но ведь все мы знаем, что такое русская жизнь и русское минимальное благосостояние - кто не ворует, тот не ест. В честность позволительно верить лишь провинциальным поэтам и библиотекарям.
   -Здравствуйте, - поздоровался я.
   В этот момент я понял, что нахожусь в несколько неясном состоянии разума - у меня вдруг пошла детализация. Я стал замечать то, чего не замечал раньше. Каждый импульс слова, каждое движение тела, и, особенно - глаза. Глаза Иры Андроповой. Может быть, это она меня заразила? Может быть, и вся "Строка" - это ее безумие? Я подумал, что если б мое восприятие всегда работало на меня так же, как теперь - вот это б я тогда действительно был художником и поэтом.
   -Вы, я так понимаю, хорошо осведомлены с положением вещей, - говорил Великий Детский писатель.
   Глаза Иры Андроповой прислали мне лучи. Я хотел их остановить. Но они мной не интересовались. Кажется, они вообще были неспособны на чем-либо концентрироваться. У меня тут же возникли какие-то ассоциации. Я их усилил. Мне представился желтенький попугайчик в клетке, нервно мотающий головой. Где это? Где.... Что?
   Зернышко!
  Я взглянул на Оглоблю. Он был решителен. Перекинул взгляд на Великого Детского Писателя. И тут мне стало все ясно. Но попугайчик еще не знал, где его зернышко. Он мог бы расставить все по полочкам, но у него не было полочек. Он действовал по запаху.
   Я знал, что присутствую на первой минуте собственного озарения. Во мне никогда не было ничего художественного, ничего творческого. Если кому-то что-то казалось, то так оно и было - казалось, но теперь же у меня был шанс. Я отошел к окну и закурил, оставив их на месте поля брани. Еще минута, и Оглобля проиграл. Великий Писатель развернулся и направился к двери, волоча на ногах своих старость свою предгробовую. Ира Андропова отправилась следом.
  - Ты дурак, - сказал я.
  - Я? - спросил Оглобля.
  - Конечно, - ответил я, - у тебя - целая плеяда этих звездочек. А она - его главная последняя звезда.
  - Да он сошел с ума! - воскликнул Оглобля. - Кто? Да это же чумаход! Да таких девок по Москве - миллион!
  - Вот именно, - ответил я, - но у него нет шансов ни на одну из них. Пусть чумаход, зато она есть.
  - Слушай, да ты прямо гуманист! Он ведь с нами судится!
  - Слушай, давай выпьем, - предложил я.
  - Поехали в казино! - воскликнул он. - Покрутим чего. Рулетку какую.
   В казино мы были не более часа. Оглобля проиграл пятьсот баксов умноженные на некую цифру и успокоился. Я выиграл две сотни, хотя это было мое второе в жизни посещение заведения подобного рода. Мы зашли в находящийся радом супермаркет. Я купил водки, бутылку пива. Нарезку колбасы и салат. Оглобля вынес две бутылки водки, засунув их в штаны, прикрыв сверху футболкой. Очередь возле кассы способствовала воровству. Мы сели в его машину и принялись пить.
   Несколько раз ему звонила его жена, Надечка. Звонок от нее выделялся специальным сигналом, на прочие звонки он не отвечал. Правда, один раз послал кого-то на х.
   -Помнишь, как в детстве мы всем классом ходили булочки воровать? - спросил он.
   -Помню.
   -А ты не воровал.
   -И правильно делал.
   -Ну да, ты ж правильный был. А помнишь, Вальку всем классом имели.
   -Помню. Я тогда в первый раз напился, - сказал я.
   -Вино тогда пили.
   -Да. Васька принес.
   -А все-таки не пойму, - проговорил Оглобля, - В чем, блин, суть?
  -Что ты имеешь в виду?
  - Почему она ушла с ним? Слышишь? - он раздвинул руки, сделал ладони так, будто футбольный мяч ловить собираясь. - Ничего не понимаю, Вань. Здесь ваще одна большая двойная несправедливость. Я ее сделал. Понимаешь? Она - дочка какого-то микромагнатика из провинции. Там он ей, конечно, покупал разные там лавры. Лавры! - он захохотал и тут же резким движением чокнулся с бутылкой и выпил сам на сам. - Правда, кому нахер нужны колхозные лавры? А ведь есть талантливые люди, Вань. Просто никто им не дает и слова сказать. Такие собаки, как мы. Как ты. Да, я знаю, ты о себе так не думаешь. Но это так. Ты тоже такой. Приходит какой-нибудь талант от бога в какую-нибудь продюсерскую контору, где-нибудь на диком колхозе, а там - Ира Андропова и все, что с ней связано. Все куплено. И идет нах. молодой талант. Я понимаю, без меня она нашла бы кого-нибудь еще. Но нет другой "Строки"! "Строка! Сейчас умнее и интеллектуальнее всех других.
   - Значит, ты признаешь, что ты голимый?- спросил я.
   - Голимый кто?
   Оглобля посмотрел мне в глаза и замолчал. Он обломался. Проезжавшая мимо машина осветило его лицо фарами, тени заиграли - мне явился перекошенный лукавством клоун, у которого уже давно не было пути назад. Сигарета в его руке показалась далеким фонарем из того времени, когда еще можно было убежать от собственных нечистот. Клоун наверняка сознавал, кто он, смысл собственной паучьей бессмысленности для мира сознавал, а диалог с собой - он уже то ли отдалялся, и ему не дано было вернуться, то ли еще имел шанс прийти. В любом случае, писатель Виктор Кушков вряд ли имел возможность исправиться - он был всего лишь сыном развращенной во всеобщем воровстве страны.
   -Не, - засмеялся Миша, - сам ты.... Вот ты - ты вор. Ты умеешь, хотя бы, мыслить, но не делаешь этого! Вот ты и есть вор! А я себе не изменяю. Я был, знаешь, каким был, таким и остался. Это не моя проблема, что мне рукоплещут. Понимаешь? Конечно, я признаю, что перед Великим Детским Писателем я - никто. Конь в пальто. Но то, что он - тоже вор, любой сведущий в этом человек знает. У нас в стране всякий, у кого неплохо получается - вор, Вань! Вор! Кто не ворует, тот не живет!
   -Так ты сильно расстроен?
   -Не. Я просто обломан. Я - ее отец. Сам подумай, что такое в наше время девочка-поэтесса. Это не звездочка с крутого попадания на TV, не певичка, делающая минеты продюсерам, не претендентка в телеведущие, которой, кстати, тоже можно очень хорошо продвинуться с помощью передка! Это всего лишь шизонутая девочка. Ей, конечно, хочется и в звезды, и в телеведущие, и вот он - я. Звезд еще нет, но есть уже кабаки, есть сауны, мы даже на Кипр ездили! Она - нашего поля ягода, не его! Подобное обязано находить подобное!
   -Может, они подобны? - спросил я.
   -Ладно, хрен с ним, - заключил он, - хрен с ними со всеми! Давай пить!
   На следующий день меня плотно мутило. День стоял жаркий. Шум машин и пыль смешивались в единую серую массу, заглядывали в окно и качали головами. Каждый новый автомобиль, проезжавший под окнами, раздражал меня. Я встал. Добрался до холодильника, вынул минералку и выпил полбутылки. Включил телек. Закурил. Посмотрел на табло мобильника. Пощелкал клавишами. Включил игру и принялся играть.
   Нужно было справиться по поводу Чипидроса. На электронной почте было полным полно новых писем.
   Из того места, где у экрана подразумевалось небо, высыпались нескромные шарики. Я их лопал нажатием клавиш. Когда шариков становилось много, казалось, что клавиши заедают. Я не успевал: несколько разных по размеру шаров проскакивали в нижнюю часть экрана и весело убегали. Я проигрывал. Я сыграл пять туров, и в одном из них набрал три тысячи очков. После этого стало ясно, что нужно сходить в магазин и чего-нибудь купить.
   Пока я собирался, мне позвонил продюсер сериала "Огородники" Юрий Лигачев:
  -Иван Солнцев? - выпалил он тонким пионерским голосом.
  -Да, - ответил я слишком уж устало для телефонного ответа. Он тут же это почувствовал.
  -Как дела, Вань?
   Лигачев всегда меня бесил, хотя и являлся одной из основополагающих статей моего дохода.
  -Пойдет, - вздохнул я.
  -Почему не отлично.
  -Просто. У всех - отлично, а у меня - пойдет.
  -А. Слушай, ну ты прямо не знаю, Вань. Небось, утро после стрелецкой казни, а? Я слышал, ты теперь главный судья?
  -Какой еще судья?
   Меня это фраза так покоробила, что едва не вылил свое раздражение на Юру.
  -На "Строке".
  -А.
  -Ну, так я поздравляю
  -Очень рад, - ответил я, - это, Юр, перезвони через пять минут. А то я одну ногу в штанину одел, а вторую - только собираюсь. Сейчас я упаду.
  -А.... - ответил Лигачев таинственно.
   Юра всегда был очень удачлив. По окончанию института уехал работать в Лондон. Там основал музыкальную группу, записал альбом и, приехав с ним в Россию, раскрутился. Быстро вернул долг, который занимал на раскрутку, открыл ресторан и на некоторое время пропал с музыкального Олимпа. Спустя три года он вернулся на него в качестве успешного продюсера. Его детищами стали Ольга Золотова, Леди Икс, Сергей Ударов, группа "Короли", Сергей Зайцев, Пеття, и копияж "Дип Фореста" номер n (то есть очередной средь очередных) группа "Архангельск". В то же время Юра обзавелся семьей, женившись на дочери известного нефтяного магната. Вскоре музыкальный бизнес ему надоел, и он ушел в кино, перекупив одну студию. Юра был очень богат, но - также и скромен. Он вообще никогда не ругался. Словом, душа человек.
   Он перезвонил мне, когда я прогуливался между рядов супермаркета.ъ
   -Ну, как дела там, Вань?
   -Хорошо, - ответил я несколько резко.
  -Слушай, ну я не буду тебя напрягать, Вань, чувствую, что утро похмельное, утро седое.... У меня тут один человечек есть. Очень молодой, очень талантливый. Очень большие надежды подает.
  -А, - проговорил я, - ну да.
  -Что ну да?
  -Я понял, Юр.
  -Не, ты послушай, Вань. Ему восемнадцать лет. Пишет очень даже недурной киберпанк. Очень большие надежды. Вырос, можно сказать, у меня на глазах. Сын одного очень крупного политика. Очень образован, Вань. Окончил школу с математическим уклоном с золотой медалью. Учится сразу в двух институтах. Такие надежды подает, Ванька, а?
   -Так, - проговорил я, снимая с полки банку с проуксусенными огурчиками, - очень даже возможно, Юр. Просто в опции "поэзия", я тут сразу пас - сам понимаешь, не я все решаю. А в области романов, фантастики - пока еще тихо. Но чисто фантастики. Если обычный роман, то еще есть места. Ты вовремя позвонил. Так ему какое место нужно? Первое, второе? А то есть вообще-то любители строго вторых, третьих мест. Говорят, мол, это куда как альтернативнее. Первый - как-то нескромно.
   -Узнаю твой стиль! - воскликнул Юра радостно. - А то ты с утра был вообще сонным каким-то. А теперь вот - истинный киберпанк. Я не помню, Вань. Я тебе сегодня, завтра перезвоню, скажу. Там все нормально. Нормальные культурные люди. Если что, можно порешать любые проблемы.
   -Ну и отлично, - ответил я, - ты правда извини. Я правда вчера очень активно провел вечер.
   -Жизнь есть жизнь, - посочувствовал Юра.
   Подойдя к полке спиртных напитков, я остановился в раздумьях.
   -Мы на следующей неделе делаем паузу, - говорил Юра, - а потом будем думать. Наша сегодняшняя версия "Огородников" пришла к логическому окончанию. Сергей даже хотел отправить Артема за границу, но я ему сказал, что без обсуждения этого вопроса с Ваней тут ничего делать нельзя. Иначе это будет уже явное изменение сценария, а у нас так здорово все схвачено, что тут просто нельзя так легко обходить столь уважаемых людей.
   -Вы планируете продолжение? - спросил я, снимая с полки бутылочку коньяка.
   -Однозначно! - воскликнул Юра с оптимизмом. Однозначно, Ваня. Мы даже решили не давать нашим трудягам большой отпуск. Мы сами всего на две недельки вырвемся на Мальорку. Дети давно просят меня, а я все в трудах да заботах.
   -Правильно, - сказал я, - нужно иногда отдыхать. Работа - она до конца дней. Съедает, и нет никакой возможности от нее убежать. Слушай, Юр, а я мог бы принять какое-нибудь более активное участие? - я положил в корзинку бутылку темного пива. - Сам понимаешь, писательский труд - это постоянное уединение со своими мыслями. Другое дело - вино. Ты постоянно на виду. Общение.
   -А, - проговорил Юра, - понял. Ну, так это нетрудно. Мы можем, например, ввести в сериал какой-нибудь новый персонаж. И ты его сыграешь. Все очень просто.
   -Классно, - сказал я, - это действительно классно. Как ты думаешь, я сумею? Хотя я об этом не думал. Просто вдруг ты сказал, а я понял, что ты прав.
   -Конечно. И не такие играли. Вань. То есть, я не говорю, что ты не умеешь. Просто, ты ж уже не мальчик, уже давно сложившийся писатель, все-таки литература и кино... Короче, это решено, Вань. Без проблем. Ты сам выберешь тогда персонаж себе, ладно?
   -Отлично! - воскликнул я, подходя к кассе.
   Выйдя из супермаркета, я открыл бутылку пива зажигалкой и медленно выпил, наслаждаясь смертью сушняка. Поставив пустую тару на бордюр, я тут же обнаружил подле себе двух стариков, которые из-за этой бутылки чуть было не подрались. Я на них прикрикнул. Один из них, более грязный, отскочил в сторону. Второй, седой и немытый, подскочил, схватил бутылку, и, закинув ее в дырявую сумку, что была явно родом из авосек 70-х. Мы разминулись. Я зашел к Чипидросу, и коньяк был выпит. Я пошел домой и лег спать, и там, в темноте физиологических грез, мне явился сон, бессмысленный, но яркий.
   Я увидел Ушкина.
   Играла какая-та старая музыка, какой-то очень старый рок. Ушкин шел через черно-белые ощущения. Все, что происходило мимо него, имело цвет. Ближе к концу прохода Ушкина через мир цвета уменьшали насыщенность. С краю все было нормально. Во всяком случае, пытаясь разглядеть себя, я мог обнаружить вполне здоровую цветовую гамму. Ушкин шел мимо жизней. Мимо отсутствия людей в мертвых городах. Мимо мертвых трамваев, души которых были украдены и съедены. Шел мимо идолов, которые плакали над собственными жертвами. Смысла никакого я не уловил, но имела место одна общая печаль. Проснувшись, я целый час думал об этом. Было уже утро другого дня. Я подумал, что случись, что оказался на месте Ушкина, я бы Оглоблю убил. Даже и без оружия. Просто встретил бы его и стал нещадно бить. Когда бы он упал, то бил бы ногами по лицу, отбил бы ему все мозги. Но где теперь Ушкин? Прошло уже лет девять со дня его падения. Вполне вероятно, его убили в тюрьме.
   Позавтракав, я понял, что идея эта меня никак не отпускает. Я хотел было немедленно выйти в Интернет, чтобы немедленно отыскать какую-нибудь информацию об Ушкине. Но, передумав, я взял свой ноутбук и спустился к Пете Чипидросу. Меня мутило. Впрочем, мутило скорее всего не тело, а разум. В душе я желал какого-то скандала. Будь я, возможно, помладше, я бы уже жаждал с кем-нибудь подраться. К примеру, на дискотеке.
   -Прости, Петр, - проговорил я с идиотской алкоголической торжественностью, - я опять с водкой.
   -Смотри, сопьешься, - предупредил меня Петя, шепелявя из-за опухшей губы.
   -А ты?
   -А я еще молод.
   -В молодости всегда больше шансов, чтобы спиться, - сказал я.
   -Все зависит от морали, - ответил Петя.
   -Какая еще мораль.
   -Мораль есть, Вань.
   -Где?
   -Просто есть. Мораль в том, что мне грех сейчас не пить, потому что у меня вообще сейчас ничего нет. Другое дело, если есть.
   -Ты имеешь в виду меня? - спросил я.
   -Не совсем, Вань. Но мне очень нравится то, что ты не напускаешь на себя туман. Я знаю очень много людей, у которых все очень и очень хорошо, но они постоянно жалуются. Мол. Посмотрите на нас, как у нас все плохо. А у тебя, мол, Петя, хорошо. Какие твои заботы, Петь. Мол, с твоей примитивностью - какие могут быть проблемы. Вот у нас. Но когда не знаешь, будешь ли ты ночевать завтра на тротуаре или не будешь - это ведь совсем другое дело. Как думаешь?
   -Ты думаешь, я совсем осел? - спросил я.
   -Почему осел?
   -Я знаю. Ты прав. На самом деле люди у нас крайне неотзывчивы к чужой беде. Скорее наоборот - запах крови их только раззадоривает. Это особенно развито в творческих кругах.
   -Ты считаешь эти круги творческими? - спросил Чипидрос.
   -Я никак не считаю. Просто они так называются.
   -Это твоя проблема, - проговорил Чипидрос после того, как мы выпили, - у тебя мнение какое-то неустойчивое. Ты вроде и считаешь, что большинство хорошо устроившихся людей - это паразиты, главное умение которых - хватательный рефлекс. С другой стороны, ты никак не считаешь. Пьешь водку, лежишь на диване, что-то там рассуждаешь, а сам живешь за счет всего этого паразитизма.
   -Я по-другому не умею, - ответил я.
   -Вот. Нет, мне кажется, ты умеешь. Просто ты боишься.
   -Чего я боюсь?
   -Выйти из ряда вон.
   -Нет, ты ошибаешься. Я не боюсь. Слушай, чего это ради я должен бояться. Ведь я ничего не делаю. Я никому не опасен. Я и сам себе не опасен. Впрочем, пьянство - это да. Это очень опасно для организма. В остальном, нет ничего, Петь.
   -Да, я знаю.
   -Ладно тебе. Я хочу тебе рассказать тебе про Ушкина. Я потому и пришел с ноутбуком.
   -Что ты имеешь в виду?
   -Да что, что. Сейчас расскажу.
   Пока я рассказывал, мы допили бутылку, и я сходил за второй. Несколько раз мне звонили. Один раз - Оглобля. Кажется, что-то предлагал, какие-то сауны, но я к тому моменту был уже изрядно пьян, отвечал ему уверенно и дерзко. Я, конечно, знал, что Оглобля ни за что на меня не обидится - и смысла не было, и знали мы друг друга не первый год. Возможно, эти отношения можно было назвать дружбой. Впрочем, дружба дружбой, но я никогда не велся на предложения непонятно о чем, и потому Оглобля уже и разучился всякие кидаловные варианты мне предлагать. Наверное, если бы я вдруг стал его врагом, это был настоящий удар ниже пояса. Мгновенный, должно быть, нокаут.
   Во второй половине дня к нам был приставлен (не знаю, как еще сказать), еще один собутыльник. Это был майор в отставке, который вызвался по приглашению Пети. Я не сопротивлялся, мне было всё равно. Это напоминало какие-то неопределенные прошлые годы, когда собутыльничество и братство было делом простым - ныне я плохо сходился с людьми и вообще, старался даже и парой слов не обмениваться с кем попало. Надо, впрочем, отметить - мы были на петиной хате.
  Николай хихикал, как попугай. Рассказов было много. Как он, великолепный и "собравший всех" майор в отставке, нашел Чипидроса, я сразу и не понял. Конечно, правда всегда проста: Чипидрос активировал карту на мобильнике, который молчал уже месяц. Чипидрос был пьян и по пьяни, по старой памяти, забыл, кто есть Коля, поделился ему жизненными переживаниями. Сказал, должно быть, адрес. Коля примчался. Наличие меня его, впрочем, нисколько не обрадовало - жидкие души всегда жидки до конца. Встретившись с юностью, они пытаются юность эту испортить, встретившись со зрелостью, они пытаются избегать ее, все прочее они еще пуще избегают, потому что лишь в замкнутых, адаптированных для них мирах, они могут чувствовать себя королями.
  Зато как же там они раскрывают себя! Что из себя мнят!
   Коля представлял из себя седеющего рыжего субъекта с массой складок на лбу - всякое движение его эмоций передавалось лицу, и складки двигались волнами. Они росли на нем не просто так. Быть может, они являлись наростами его души, воплощенные на миру. Избегая прямого взгляда, лихой отставной майор лишь иногда помигивал своими небесно голубыми глазами. Взгляд был глубоким. До самого края чего-то. Может, души его, может - чистого греха.
   Мы выпили. Я стал скромничать, строя из себя работника фирмы по продаже канцтоваров. Петя тему понял и поддакивал. Вот только зачем? Я вообще не умею лукавить. Должно быть - Оглобля. Пыльца Оглобли. Когда ты часто находишься рядом, то этого никуда не деться. Она несется по ветру желтым ветром, набивается в ноздри, в уши, в глаза, в рот, и если уж потом попытаться промыть себе мозги, то окажется, что это хуже любого спида и рака. Это неизлечимо, заразно и где-то даже производительно.
   -Я - майор! - воскликнул Коля, наконец.
  Выпитое на него действовало. Переставая меня бояться, жидкость его души успокаивалась и перла наружу. Мы выпили еще, и он принялся говорить - много и с жаром.
  Понятно, что всё это был прицеп и пацанячество. У меня раньше так было - я тоже из ребят простых, но с годами я не сильно покрылся махрой. Но простое уходит. Это как раньше - собираются люди, пьют, кричат о жизни, братаются. Так же и Петя - и всё это было по старой памяти, по привычке. Вскоре ей суждено будет уйти. И он будет смотреть сверху вниз.
  Тогда Коля закричит, увидев его на улице:
  -Петран! Привет, братан!
  А тот спросит:
  -Что вам угодно, сударь?
  Но всё это ерунда. Всё это потом. Лично я был не против общения с кем попало, лишь бы не напрягало.
  -Я майор! - снова прокричал Коля.
  -Ты ж отставке? - спросил я.
  -Да.
  -А чо за войска?
  -Красные погоны. Почти менты. Все менты строятся.
  -То раньше было, Коль, - проговорил Чипидрос.
  -Ну и я говорю, раньше.
  -Коля начальник охраны.
  -Вохр, - прокомментировал я, - это нормально.
  -Нормально, мужики! - прокричал Коля.
  -Не, я говорю, я работал....
  Он уже никого не слышал. Немного водки, и - погнали. Кони души. Гуси души. Бобровый гон. Нет остановки. Нет остановки никогда. Понятное дело, что я - человек опытный, я видел массу всяческих загонов, и от этого ни тепло, ни холодно, но в последнее все эти загоны были сконцентрированные. Сытые, зажратые понты. Понты, в целом, по делу.
  И вот - понты, выжатые из чего-то другого. Из пыли, может. Нет, всё это здорово. За людьми полезно наблюдать. Да и мне, Ивану Солнцеву, разве чужда народность? Вот Петя, он другой, но пока другой.
  -С мужиками на таких объектах!
  -Что за объекты, Колян?
  -Помнишь, мы на.... Мы на Кока-Коле с Петей начинали. Да я вы что! Я пробил! Да у нас никто не чешется, одно название, что коммерческая фирма. Бабок нагребли, сука. Морды зажравшиеся. Этого хватает, а чтобы платить - так хрен. А мы с Петром как на смену заступим, чайку, покрепче. Кофе не пили, там химия разная.
  -Растворимый кофе, - уточнил Петя.
  -А я за какой.
  -Ты про вообще говоришь?
  -Чтобы стоял, ты имеешь в виду? Чтобы стоял, надо пить чай с ромашкой. Я такой и заваривал. Петя, парень молодой, ему надо. Да и мне надо. Я мужик не женатый, бабу тоже ищу, но пока только случайные встречи.
  -А был женат? - спросил я.
  -Был. Живёт, коза, одна.
  -Замуж не вышла?
  -Да по лицу же видно, что коза. То есть, лиса. Если морда лисья, за километр видать. Да даже на подселение никто не согласился. Я думал, может примет кого. А квартира моя.
  -Она в твоей квартире живёт? - спросил я.
  -Да. То есть нет. У нее своя квартира есть. А эта стоит.
  -Ничего не понял, - сказал я.
  Понятно, что Коля верещал, как припаленный в силу какой-то своей ущербности.
  -Квартира отдельно стоит.
  -Впусти туда, - посоветовал Петя.
  -Да впусти, впусти, таджики заедут, что потом делать?
  -А мне отказался сдать, - сказал он без злобы.
  -Да я! Я такой мужик! Я! Я такой мужик! Да мне не жалко, я такой мужик, если бы вы знали! Я такой мужик! Да я о чем говорю? Давай, давай, наливай.
  Я налил, и всё продолжалось.
   Я понимал, чем он подкупал неопытных людей. Это была показательная молодость. Он играл в нужных местах, и опытный человек выкупил бы его моментально - здесь не было никакой ни молодости, ни моложавости, а лишь величайший духовный онанизм, сопровождающийся визгом. Мне даже представилось какое-то существо. Маленькое. Скользкое. Визжащее. Воплощаясь в мире людей, оно дорастает до размеров взрослой особи и продолжает свою политику. Оно не может ни вреда принести, ни пользы. Оно просто существует для доказательства действенности любой лжи.
   -Вы знаете, мужики! - восклицал Коля. - Как мало сейчас хороших людей! Я рад, что сейчас вот общаюсь с вами. Это ничего, что Петя чего-то потерялся. Жизнь есть жизнь. Не, Петь, я ничо не подумал. Оно все может быть. Блин, как телек посмотришь, елки палки, - он залился тонким рыжим смехом, - блин, сколько сейчас придурков! Нация ведь вымирает. Вымирает нация. По телевизору - одни дегенераты. Сколько певцов показывают! Блин, они ж все голубые. Выйдет гол-лубенький. И видно, что ротик у него заточен. Мальчики блин. Да ни один канал включить нельзя! Дегенераты! В наше время вообще такого не было!
   -Ничего подобного, Николай, - ответил я спокойно, - всегда все было одинаково. Дегенератов не так уж много. Дегенерат - это человек - кривое зеркало. Иногда я встречаю таких людей. Например, он сам является принадлежащим к каким-нибудь меньшинствам, но упорно кричит, что, мол, кругом педики. Телевизор, что он? Там работает множество людей. Они зарабатывают деньги. Больше ничего. Я считаю, что если телевидение вызывает раздражение, то лучше его не смотреть.
   -Да что там говорить! - воскликнул Коля. - Все правильно говоришь, Иван. Так оно есть. Большинство пидоров шифруется. Строят из себя настоящих мужиков, секс символов. Певцы, блин. Сколько певцов! Сколько дегенератов! Дегенераты! Да нация же вымирает. Еще немного, и ничего не останется. Знаете, я такой мужик! Такой мужик! Я так много думал об этом. Я постоянно думаю. Но сейчас я уже могу сделать выводы. Вы не подумайте, я не так просто это говорю. Я работал над этим. Читал книги. Разговаривал с людьми! Я знаю очень много людей. Ко мне домой никогда не приходят случайные люди. Только достойные. Только лучшие. Я не так просто пришел к этому. Но я вам говорю. Я такой мужик! Вы еще не знаете. Я честно. Я не хвастаюсь! Я уже все собрал! Я уже все собрал! Я уже ни в чем не сомневаюсь. Я могу! Могу! Я много могу. Просто нужно собрать все в кулак и действовать! Действовать! Я не говорю, что отдыхать не надо. Не без этого. Какой мужик не хочет нормально отдохнуть, да? На природу выехать. Шашлык поесть. Но я вам говорю. Сейчас - что угодно! Куда угодно! Я на все пойду! Я много могу! - он заскрежетал зубами, изображая, должно быть, как он перекусывает проволоку жизни.
   -Ну да, - сказал я, - давайте выпьем.
   Мы выпили.
   -Что думаешь, Николай, - сказал я после этого, - что ты думаешь о том, что Пете дали по лицу. Когда-то давно, впрочем, не очень давно, я как-то наивно полагал, что я очень и очень много могу. Я тогда занимался бизнесом. Я верил в людей, с которыми пил и с которыми работал. Я думаю, я этой верой ничего не попрекал - так многие молодые люди думают. Меня даже не удивило, что когда в Москве поймали одну серьезную банду, выяснилось, что они дали друг другу клятву, да еще и подтвердили это на бумаге. Спрашивается, в чем они клялись? Мочить, мочить, мочить до конца. Верно? Нет. Они даже не думали, в чем клянутся. Это в них глупая молодость играла. Отсутствие рационализма. Так вот, я о том, что всякое в моей жизни было, были и подобные ситуации. То есть, мне давали по голове, и хотелось разобраться. Но когда нам было по двадцать лет, все было просто - мы жили очень глупой толпой, все казалось ништяк, мы могли идти в бой. А потом, когда я стал старше, то понял, что на самом деле никому до тебя нет дела. Я голову даю на отсечение, что Петя получил безвозмездно. Я за себя точно говорю. Во-первых, кричать я не умею. Во-вторых, во вторых, все просто. Говорить можно все, что угодно, а делать - это второе.
   -Нет, ты не прав! - воскликнул Коля. - Я знаю людей! Я знаю! Да, я уже всех собрал! Я уже все собрал!
   -Прекрасно, - сказал я.
   -Я честно говорю! Ты просто, Вань, не знаешь, какой я мужик! Если я что сказал, я обязательно сделаю. Я говорю. Я поклясться, блин, могу! Могу! - он расставил руки, свел их, скрючил пальцы и пошевелил их, точно изображая ими ноги насекомого, - я такой мужик! Если я что сказал, то я сделаю. Любой это скажет. Я собрал, я уже собрал достойных людей. Они могут все, что угодно. Это такие пацаны! Такие пацаны! Я не общаюсь с теми, кто не достоин. Дегенераты разные. Да посмотрите только, как нация вырождается! На лица посмотрите! Какие лица! Какие выжившие лица. Да кровь же в людях гниет! Гитлер чо, зря, что ли нападал? Лучшая кровь погибла, остались только калеки и вырожденцы! Я.... Да я хоть сейчас.... Хотите.... Да, я могу! Могу! Могу! Я уже все собрал!
   Николай продолжал свой пьяный крик. Устав, я сослался на какие-то дела (какие еще могли быть дела?) и вышел. Постоял, покурил на лестничной клетке и пошел домой спать.
  
   .....Насколько плотно пересекались "Студия Кабаре-Плюс" и издательство Петра Подбочного, я точно не знал, но что-то где-то рядом проходило. Может, они являлись одним и тем же. Так часто бывает. Сюда б тогда добавлялась еще и сеть каких-нибудь магазинов, ресторанчик китайозовский, автозаправки и еще крупное что-нибудь, да и мелочь всякая. Крупные собственники - они всегда крупны, и все компоненты собственности их просто так не перечесть. Но меня, конечно, это не волновало, так как я не был под прессом жизненного давления. Я вообще спокойствовал. Вот только б пива выпить не помешало бы.
  Осмотрев офис, остановился на какой-то девушке -типа секретарша, но слишком уж проста взглядом, что не положено для всякой пыли кабинетной. Сережек в ушах нет. Ногти не накрашены. Блузка - с понтом Sweety, с понтом простота спасёт мир.
  Я присел на стул. Она кивнула и принялась щелкать мышью компьютера. Пальцы летают по клавишам, что Покрышкин на самолете. Но секретарши продуманных офисов, где хозяин - или армян какой-то (и все работники - члены его семьи, и всяк - ни бы ни мэ ни в чем, кроме пересчета денег) или мудрый, уставший нервно воровать Вася, ворующий ныне спокойно, не напрягаясь - там секретарши сплошь красивые, удобные. С ними и на шашлычок хорошо, они там спокойны и отдатливы, и просто водочки попить после работы, да и побеседовать. Но - они хорошо ориентированы в мире - они ясно различают, кому что дано. Я, впрочем, не совсем уж их тех, кому не дано.
  Да, это ж тоже закон. Надо знать: кому давать. Практически стих. Практически хит. Я так и представил себе это - клип, певица накрашена до безобразия, крутится, как членистоногое. И поёт - ах, если бы знать, ах если бы знать, ах, если б сразу знать, кому давать, кому не давать.
   Но в совершенно толстые господа мне записаться не так уж легко - то ли не судьба, то ли две иль три несудьбы.
   - А Петя, он ... - попробовал было спросить я.
  -Что? - спросила девушка робко.
  -На записи, да? - спросил я.
  -Петя? - не поняла она, кликнув мышью по инерции.
  -Петр Петрович.
  -Он скоро приедет, - ответила девушка все с тем же спокойствием.
   Она продолжила свою работу. За дверью в коридоре что-то щелкнул, поток воздуха ударил в дверь с обратной стороны. Он будто убегал от кого-то. Следом рванулся кусок музыки. Удар барабана, и бас, который не попал и проиграл мимо. Тут же его остановили.
   - Репетиция..- проговорил словно сам себе.
   -Группа "Риск и Конфеты", - ответила мне девушка осведомленно.
  -Новая группа?
  -Не совсем.
  -Мм.... Не слышал.
  -Хорошая группа.
  -Вам нравится?
  -Да. Вы, наверное, такую музыку не слушаете?
  -Да. Я как-то вообще ничего в последнее время не слушаю. Даже тишину, и ту неохота слушать. Я как-то так....
  -Может, по телевизору видели?
  -А я телек не смотрю.
  -Да, - она кивнула, - конечно. У вас столько работы. Если б у меня было столько же работы, я бы тоже не смотрела телевизор. Другое дело мне - в свободное время ведь нечего делать. Можно на концерт сходить.
  -Я иногда хожу, -ответил я, - иногда. Раз в год. Может, раз в два года. В последний раз, - я почесал голову, - да, год назад, я был на Красной Площади. Какой-то перформанс был. А, ну еще был в клубе. Решили с друзьями пива попить в нормальной обстановке. Но только музыка мне тамошняя вообще не понравилась. Бум-бум. Рок какой-то. Пацаны играли. Лет по двадцать. Играть толком не умели, но грохот создавали такой, что после второй кружки мы пошли пить в другое место.
  -Ну да, - вздохнула девушка.
  -Вам, я вижу, нравится русский рок.
  -Да. А вам не нравится?
  -Не знаю. Впрочем, когда он играет по радио, я радио делаю тише.
  -А я люблю слушать в машине, - произнесла она гордо, сделав ударение на последнем слове ( можно подумать, это удивит), - у моего парня классные колонки. На колонках очень хорошо слушаются "Фильма Нуриева".
  -Фильмы Нуриева! - воскликнул я, подняв указательный палец.
  -Да, - согласилась она.
  -Да. Я, конечно, просто кажусь стариком. Но - раньше был Володя Высоцкий. А теперь, вот, "Фильмы Нуриева". А почему не "Атомные ракеты Волочковой"?
  -Вы просто воспитаны на другом.
   -Да я-то и не воспитан вообще, - сказал я, - да и вообще, кто воспитан. Петя, что ли? Хо-хо. Петя. Петя тоже начинал как писатель. Только я, вот, в писателях задержался, новый бизнес не открыл, а Петька, он - молодец. Написал несколько книг, и - в шоу-бизнес.
   -Он играл музыку сначала, - заметила девушка.
   -Да я знаю. Я тоже играл. И Оглобля играл. Да я и сейчас играю - пивом по печени. Ладно, я так. Вы не обижайтесь. Петька молодец. Все играли. Потом отыграли и открыли рестораны. Только я не открыл.
   -Вы - тоже молодец.
   -Почему это?
   -У вас столько книг. И все - бестселлеры.
   -Вот именно потому - и не молодец. Имея бестселлеры, задерживаться в бестселлерах. А Петька не обломался, теперь не работает и ест. А я не работаю и не ем. Шучу. Просто у меня не очень позитивное настроение у меня.
   -Ничего страшного. Творческие люди имеют на это право.
   -А вы слышали про литературную премию "Строка"?
   -Конечно, - у нее вдруг заблестели глаза. Видно, одна радиочастота подошла к другой, совпала, там они заколыхались.
   -Прекрасно, - сказал я.
   -Я тоже принимала участие.
   -И как успехи?
  -Я прошла отбор, но потом на этом все остановилось.
  -Стихи?
  -Да.
  -Вы читали работы победителей?
  -Да. То есть, не все. Некоторые.
  - И как вам?
  -Не знаю.
  Конечно, тут стоило продолжать. Надо было расспросить у неё - почему? Она хороша внешне. К ней подкатывал Михаил Александрович? И что? Почему не прошла?
  Не дала?
  Может, может. Может, не тому? Нет, ну вот теперь она - здесь. Но, впрочем, место без блата. Бери и работай. Русский капитализм. На словах - конкуренция, на деле - родовая община и межродовая деловая проституция.
   Тут музыка вновь ударила с обратной стороны двери. Петли скрипнули и поддались. Она, дверь то есть, открылась словно сама собой. Однако, следом за этим самооткрыванием появился живот Пети Подбочного, потом - и сам Петя Подбочный, мастер своей жизни.
   -А, - сказал он увидев меня, - я сейчас, Ваня.
   И тут же он скрылся за другой дверью, оставляя за собой шлейф ворвавшийся музыки, толстых впечатлений, дорогого одеколона. Дверь с музыкой, вопреки ощущениям, не закрылась. Девушка, вокалирующая вместе с командой музыкантов, голос свой доставала из себя, что называется, вручную. По приборам. Местами голос срывался, и я кожей чувствовал, как она там нервничает, молодая какая-нибудь горделивая поэтка, рокерша, панк-рокерша, трипхопперша, джага-джага, неприступная звезда, уже видящая себя на троне, и там, у ног - сбитая, словно деревянный самолет По-2, Земфира.
  
  -Так сделано досказано отвязано, - пела она,-
  
  Отступлено потуплено неголая
   Мечтами закругленная стреляла
   Я мышцами мечтала самолетами
   И камеры молчали во вчерашними
  И вслед мне зарыдали настоящими
   Устала
   Летала
   Стреляла
  
  Не возвращаюсь я в порты
   Я не мечтаю самолетами
   Взорвались навсегда в ногах пилоты
   И е-е-е-е-е-е-е-е-е-е!
  
  И-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е!
   И-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е!
   И-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е!
   Уставшими конфетами на темени
  
  Мы падаем в ночи потом у племени
   Не возвращаемся назад не возвращаемся
   Горят немыми самолетами опять.
  
   Тут намечалось, судя по логике музыки, соло, но оно не произошло. Видно, гитарист не умел. Барабан стукнул. Бум-тарабум, и все! Я услышал аплодисменты. Видно, там, в студии, народ какой-то был.
  -Как группа называется? - спросил я.
  - "Риск и конфеты".
  -А.
   Я, видно, сказал уж как-то совсем иронично.
   -Но вы же сами сказали, что вам не эта музыка нравится.
   -Ну да.
   -У каждого поколения - свой слушатель, верно?
   -Верно.
   И тут она появилась - солистка эта, и я сразу же узнал ее. Динка, дочь Степана Склярова, директора крупного банка, который в пору своего недиректорства был очень даже и товарищ, друг, приятель и немного кент, а теперь хоть и не чуждался, но к дружбе не тянулся. Мы в последний раз с ним год назад пили. Динка тогда еще совсем ребенком была. Я ее запомнил как совершенно бледное, словно, страшно сказать, гриб ядовитый, существо, которые проводило все свободное время свое, индифферентно сидя у телека, смотря "Звездные врата 1-100", "Симсонов", все телевизионные варианты потери памяти и любви по-бразильски и аргентински.
  Ее, Динку, казалось, совершенно не чем нельзя было завести, и Степа в тот момент уже и не пытался. Видно, согласился. Впрочем, ему уже тогда не до этого было. Он как раз заканчивал поедать своего босса. Напряжен был. Я ж его атмосферу очень даже разряжал - тогда вышел римейк "Черные страсти", где изменено было три слова, а картинкой занимался сам Всеволод Остроджонский. Степа все время говорил, что страшно, но - по-доброму, мне завидует, ибо, не гонясь за сверхбаксами, я могу спокойно просыпаться в двенадцать дня, ленивым росчерком пера делать очередной шедевр, а после выезжать куда-нибудь на тусовку и кайфовать. А он, вот, вставал в шесть и тут же начинал потеть обратной стороной головы, да так, что иногда собравшийся там дым шел ушами. Степа Динке купил нормальный игровой компьютер, потом второй, потом десятый, надеясь, что дочь будет посещена типичной игроманией. Но этого не случилось. Динка, впрочем, играть стала. Но - главной ее страстью стал пасьянс "косынка".
   И вот теперь - она. Пласт косметики. Изрыгающаяся наружу гордыня. Блеск ногтей. Что это все значит? В том, что для Степы не было проблемой замутить подобный театр для своей дочери, я нисколько не сомневался. Тут все упиралось в саму Динку. И что с ней стало? Как она, спавшая каждую секунду своего бодрствования, вдруг взорвалась и стала звездой.
   Девушка-секретарша впала в суету. Видно, опасалась чего-то. И тут же стало полным полно народу, и все вокруг нее крутились. Тут и музыканты группы "Риск и Конфеты" появились - худющие, словно пивные лещи. Высушенные. Прыщавые. Но лица светились неземными просторами и чувством соприкосновения. Звездность уже не была мимо них. Звездность была с ними. Я бы на их месте таким же был - но в пору прихода своей звездности мне не до ощущений было. Я тогда так с Иркой поругался, что в двенадцать ночи вышел из дома, зашел в кабак и пил там до трех, пока вдруг совесть не уколола и я назад не вернулся, и мы не помирились. Да, впрочем, зная цену.... Хотя - и здесь. Какая тут цена? Динин папа - вот это трудяга. Он, считай, и есть лидер этого нового земфиринга.
  -Дядя Ваня! - вдруг воскликнула она и бросилась мне на шею.
   Я опешил - она слишком крепко прижалась ко мне, так, что я хорошо ощутил биение сердца под полудетской грудью.
   -Ну, офигеть, - проговорил я, на выдохе.
   -Это вы, дядь Вань?
   -Ну да.
   -А... А что вы тут делаете, - схватив меня за руку, дыша легким перегаром, она принялась шептать мне на ухо, - мне недавно сон приснился. Я вас увидела. Да на такой машине. Таких машин в природе нет. Как в кино. Вся светится. Вся мигает. Космический корабль. Коробка-автомат. Турбонаддув.
  -И чо? - спросил я несколько стесненно.
  -Я так и думала, что вас увижу. А то вы к нам вообще дорогу забыли.
  -Куда?
  -Домой. Помните, как мы сидели за столом?
  -Да. А как папа?
   И тут я совсем уж смутился. Она обняла меня своими скелетообразными руками и повела, чтобы присесть на диван.
   - Это - Иван Солнцев! - сказала она громко.
   Рок-н-рольщики покосились. Вяло, сонно, будто коты в первую минуту эвтаназии, но - кивнули. Я так и не понял - узнали они меня или нет. Впрочем, мне-то что от этого? А Динка принялась тараторить, отчитываясь мне о своих достижениях. Подумать только. Из нее еще не выветрилось нечто, тормозящее развитие спокойной уверенности в деньгах, ибо чувствуй она себя звездой на все сто, она бы так не простодушничала. Я - то кто? Впрочем, да. Один или два текста этой группы - мои. Тут им придется мириться. А мне - не стараться, а писать исключительно ленивым росчерком пера, под коньяком да и под водкой.
   -Давно играете? - спросил я.
   -А вы не знаете?
   -Я.... - я пожал плечами, нюхая всю смесь ее помад, перегара и раннего тела.- Не знаю. Я вообще телек не очень смотрю. А когда в Интернете сижу, то - исключительно в чате для тех, кому под сорок и больше. Там все очень спокойно, и если о музыке говорят, то это музыка другая, постарее. Дееп пурпле там, криденс, все такое. Я просто, Динка, современную музыку не слушаю.
   -И что, ни грамма по ходу нас не слышали? Мы же во всех хит-парадах! На все фестивали ездим! Альбом записываем. Скоро закончим! Как. Да любое радио включите. Телевизор.
   -Да я не смотрю телевизор, Динка! И радио не слушаю.
   -Так нельзя, дядь Вань. Ой..
   -Что такое?
   -Нет, я правда про вас вспоминала.
   -Ну и молодец.
   - Ой, а можно я вас буду Иваном называть, а? У нас тут такие простые отношения! Такие все... Ну.... Бизнес, рок. Панкуха у нас тут. Да мы скоро всю эстраду сделаем. Нас же... нас же по MTV постоянно крутят. Мы на презентации такое забабахали. Столько журналистов было! Папа столько народу привел. Я думала, съедят. Да хоть бы одна собака что-нибудь против сказала!
   -Конечно, - сказал я, - я ведь тоже здесь по тому же вопросу.
  -В смысле.
   -На некоторое время я - ваш официальный поэт-песенник. Меня устраивает цена, вас - тексты.
   -Да при чем здесь деньги? - воскликнула она.
   Тут появился Петр Подбочный, и всем завертелась-закрутилось, и я даже и не думал, что так все будет. Пузыри зазвенели. Столы раскрылись. Девочка-секретарша, потеряв остатки своей стати, металась, словно швабра в руках уборщицы. Группа с конфетным именем вяло вялилась в уголку, ожидая водки. В мою сторону они уж более не смотрели полупрезрительно и холодно. Да я и сам не понял, что суета эта вся - в честь меня.
   Я тут и прикинул: один хит - десятка. Если мы доходим до пяти текстов, то я получаю полтинник. Какую машину себе выбрать? Какую колбасу есть? Или месяц по лучшим саунам ездить. Или - или купить миллион алых роз и под окно Ирке привезти. Смотри, мол, Ира, я еще не съоглоблился. Впрочем, что мне Ирка? Тут все так вкусно, так заманчиво в этом шоу-бизнесе. Множество хороших умных дядек с невероятно твердой клешней. Если уж бумажку такая клешня схватит, то никакими тягачами не разорвать. Сила нажатия - тысяча атмосфер. И потом - можно чаще попадать в телеэкран. А не раз в год, в два, как это обычно у меня происходит.
   - Очень рад! - восклицал Петя Подбочный, - что мы снова с тобой сошлись, Ваня.
   Водка уже готовилась. Еще немного, еще чуть-чуть. А Петя, его отличительной чертой было суметь немного выпить до. Водочные дела еще не закончены, а Петя возьмет вдруг да и абстрагируется на минуту. Поднесет два бокала, три кусочечка колбаски, и - катитесь себе, приготовления. Мы, типа, уже сейчас пьем, так как это и есть знак дружбы. Мы так и сделали. Встали к уголку стола, потянули по полтинничку и колбаской закусили.
   - Жизнь только начинается! - Петя похлопал меня по плечу. - И твоя, и моя. Знаешь, даже фильм такой был - все еще впереди. Все еще впереди, Вань! Представь, мне - сорок пять, а все еще впереди. Я молод. Я красив. И в команду нам приходит молодой и талантливый автор, лидер хит-парадов, лидер всевозможный тусовок, концептуалист. Генератор идей, страстей, соблазнитель прекрасных дам, да, и какой сочинитель, какие хиты! Ванька Солнцев! Гуляй, Московия! Думаешь, на этом все только стало, на этой группе. Отработаем ее, у меня еще есть работа! Да я, если хочешь знать, и с Пугачевой смогу сработаться! Что бы там не говорили! Давай еще, братан! За успех.
   Я выпил и понял, как мне полегчало, и ясно было, что именно надо мной довлело - энная стадия алкоголизма. А теперь вот - вперед, поезд жизни. Мой рок-н-ролл - это не цель и даже не средство. Мой рок-н-ролл! И мы тут же накатили еще. Водка была хороша. Во льду, будто ледокол Ленин, 1958 год. Динка, растерявшись от того, что я так скоро убежал, собралась с духом (может, Петьку стеснялась?) Она, к тому же, не знала раньше, что я здесь - не просто так. Я - текстовик.
   - Выпьешь, мадонна? - спросил у нее Петя.
   - С вами? - она кокетливо улыбнулась.
   -Со мной. С Иваном.
   -С Иваном - охотно. Текилы. Только текила.
   -А со мной?
   У Петра, как и у многих прочих держателей бизнеса, а я уж и не говорю про шоу бизнес, лицо было скрыто вечной маской какой-то странной слепоты. Петя часто был склонен замечать крупно плывущие предметы. Что-нибудь помельче навсегда проходило мимо. И - наоборот - альтернативно крупное никогда не умещалось в его глазах. Но в шоу-бизнес затесаться он успел. В те года это было возможно. Но, как он сам выражался, еще б пару месяцев, и не успел бы. Нашлась бы твердая клешня, из закуси которой уже не вырвалось бы ни рубля, ни офиса, ни свободного специалиста.
  Маска Петра всегда повторяла его настроения, и расстаться с ней тут была одна большая великая несудьба. Если б Петя богу молиться, то молилась б прежде него маска, а уж потом - он. Но, я для сравнения скажу, что у Оглобли такого не было. Был Миша естественен. Он вообще был игрок. Ему если б еще и книги читать, то его мастерство наверняка бы шагнуло дальше, и на той новой стадии все бы дела его заблестели особенными красками. Но Петя Подбочный маску свою держал в качестве главной энергетической установки. Я бы на него смотреть испугался, если б он хоть на секунду упростился и открыл свое настоящее я.
   Вскоре стол был накрыт. Музыканты сели по одну сторону, специалисты шоу-бизнеса - по другую, господа - кто где. Динка уселась рядом, выпила грамм пятьдесят и стала плавно отъезжать. Все следующие две по пятьдесят она еще держалась и даже бодрилась. Стоял галдеж. Все только и делали, что кричали о новых звездах, о хитах, о концептуальности конфетных музыкантов и обо мне, как об уже состоявшейся звезде, которой только и остается, что сделать свой вклад в дело развития золотого российского псевдо-рока.
   -Я очень рад, - говорил я, держа в руке веселый стакан, - что меня принимают на "Кабаре-Плюс" как родного. Не буду скрывать, что я давно проникнут в состояние плотной хорошей замечательной дружбы с Петей. Я не стану утверждать, что мы часто видимся, но это так. На самом деле, вся соль в том, что давно хотел написать песню. Я регулярно смотрю концерты с участием нашей элитной музыки. Но - до поры до времени я не решался. И вот - сама судьба пришла мне на помощь. И, при чем, я буду работать не с попсой! Вот! Вот где.... В общем, я хочу выпить за наш рок! За нашу национальную гордость!
   Тут некоторые встали и похлопали, а Динка, та аж прослезилась. Едва я выпил и присел, как она поцеловала меня в щеку.
   -Тише, люди смотрят, - сказал я.
   -А плевать мне на них.
   Глаза Динки помутнели. Ей явно было пора спать. Да и музыканты начинали коситься на меня без всякого одобрения.
  -Я лучше, чем Земфира, - проговорила Динка.
  -Да, - согласился я.
  -Ты правда так считаешь?
  -Конечно. Вот еще со мной поработаем, так и всех вообще обгоним.
  -Я тебе песня понравилась?
  -Какая?
  -Самолеты.
  -А...
  -Это я сама сочинила. Все говорят - такой хит, такой хит. А я все хочу что-нибудь еще, в таком же стиле написать, но ничего не получается.
  -Ничего, еще получится.
  -Правда.
   Когда я вышел, чтобы покурить, Динка уцепилась за мной следом, и я тут не знал, что и подумать. Как это вышло, что бледная поганка Дина Склярова сумела выйти из своего инфантильного сна и, не оперяясь, броситься в прачечную, где деньги моют, выжимают, сушат, отдают по выписанному талону и все такое. Они, видно, от души верила, что вся ее звездность связана исключительно с талантом ее, с неотразимым лицом, которое много лучше миллионов других лиц, что русский рок качается, агонизирует, попав под каток ее творчества. Я, правда, ничего не знал о популярности "Риск и Конфеты", но, думаю, что, отправив чадо свое на первую финансовую косьбу, Степан Скляров обеспечил ее всем необходимым. В том числе, и клипами, и первыми местами в хит-парадах. Думается, у Степы хватало кармана, чтобы, купив несколько мест в рейтингах, не остаться без штанов.
   -Ты чо куришь? - спросила она.
   -Винстон.
  -Это чо?
  -В смысле.
  -Покажи. Ой.
  -Что?
  -Ни разу не видела такие сигареты.
  -А ты куришь?
  - Иногда.
  -И никогда не встречала "Винстон"?
  -Не знаю. Может, и видела. Я люблю "Treasurer ".
  -Молодец.
  - Правда, Иван.
   Меня это несколько покоробило - я не психолог, но чувствую фальшь моментально. Да и не столько фальшь, столько обычную эту игру в богов современного мира. Сколько ж было сверстников её, которые от нее чего-то добивались и не добились. У большинства не было шансов. Я уж про деньги не говорю. Какие там деньги. Когда ты находишься в самых центрах шоу-бизнеса, когда ты находишь у себя в душе черты современной звезды, подойдет ли кто-нибудь к тебе просто так?
  - Я домой собираюсь ехать, - сказал я.
  - Уже?
  - Да.
  - Почему, Вань?
   Худая рыба-Динка совсем потеряла контроль над собой, и было очевидным, что подсознательно она любит мужчин-отцов. И, конечно же, богатых отцов. В ее мечтах могла быть какая-та тень, схожая с моим образом. Я по возрасту я, конечно, уже катил на роль отца. Дело типичное.
   Очень большой процент моих знакомых обзаводится пассиями. Это хорошо.
   -Можно с тобой поехать? - спросила Динка.
   Я понял, что устоять тут совершенно невозможно. И тут же в голове у меня закрутилась вереница образов - все возможные последствия, которые могут за этим стоять. Первым делом я подумал об Ирке. Ирка. Где бы я ни был и куда бы я ни шел, меня до сих пор не покидает уверенность, что уход её - это временно, что все вернется. Ирка... Я ощутил ее запах и мои противоречия - она уже далеко не девочка. У нас нет детей. У всех, кто прожил вместе какое-то время, есть, а у нас, вот, никак. Ирка не любит мои компании (сам-то я их люблю?). Ирке по фигу моя работа. Ирке наплевать на мои внутренние противоречия. Ирка слишком спокойна. И - наоборот. Если на нее найдет, то - очень даже наоборот. Я уверен. Что она никого до сих пор себе не нашла, им даже не находила, потому что никто вообще на нее не может запасть. Но....
   Но завертелись вокруг моих глаз.
   Что скажут люди?
   Что скажет Степан?
   Глупо думать, что Степан не узнает. Динка, она просто напилась и не сориентировалась, подумав, что я так крут, что со мной можно хоть в огонь, хоть в воду. Ей приснился сон, она, видно, в душе и правда чувствует. Что у меня должна быть крутейшая тачка с турбонаддувом. Да и худые ее сверстники и впрямь глисты какие-то. Возможно, я - ее главный шанс, чтобы почувствовать себя полноценной женщиной.
   За и против продолжали вертеться.
   Динка предложила выйти на свежий воздух. Там мы выпили водки. Еще "Мескаля". Я понимал, что отцепиться от нее не так уж и просто, но если продолжать ей наливать, то скоро все закончится. Я, однако, сотворить свое дело не сумел - она неожиданно, совсем неожиданно выскочила на проезжую часть, поймала такси и потащила меня в салон. Тут же назвался мой адрес. Я попытался сообразить, откуда она знает мой адрес. В голове вновь все завертелось. На какой-то момент мозги вообще выключились из реальности, и я наблюдал прямо перед собой светло-серый, матовый, пробел в сознании. Таксист включил техно-музыку, и соображение вывернулось.
   Чего это я испугался? - подумал я. - Не отступать! Не отступать!
   Я провернулся к ней, она бросилась целоваться. Губы у нее были маленькие и детские, я бы сказал, глупые, необразованные губы. Умения в ее технике поцелуя не было никакого. Она нервно кусалась, брызгаясь слюнями.
   Я отстранился. В мои руках показалась стянутая со стола "Camino Real". `Всё было по-взрослому - то есть, про стаканы я не забыл. Налил еще. В конце концов, бухло всё предрешило. Когда мы приехали домой, ей стало плохо, и она вырвала сразу по выходу из такси. Попав в квартиру, Динка уже ничего не соображался. Я уложил ее в спальне, сам же лег в зале на диван и включил телевизор.
   -Так лучше, - сказал я самому себе.
   Мне тут же представился Оглобля и его бесконечное сладострастие.
   Утром я напоил юную суперзвезду антипохмельным средством и отправил на такси домой. Динке, видно, было так плохо, что она вряд ли могла что-то прокомментировать. Впрочем, она могла еще и ничего не помнить. Я ж купил себе пива, взял листочек бумаги и принялся сочинять.
   Во-первых, о чем нужно петь? Скорее всего, что ни о чем. Если петь о чем-то, то это поменяет моду, и молодежь попытается слушать разные клубные там группы, альтернативные, замороченные, а это никому не нужно. На жесткую борьбу наш рок уже не способен. Ленивый росчерк пера. Несколько аккордов на сиденье лимузина.
   Правильно: несколько аккордов на сиденье лимузина.
   Я глотнул пива.
   Включить, что ли, телевизор?
   Одна строчка в день - этого, по-моему, вполне достаточно.
   Сигарета. Девочка, которую увезли с похмелья, и она от этого похмелья будет еще три дня лечиться. А ты носил ее на руках, когда она еще писалась. Впрочем, я ей только помог сориентироваться. Если у человека физиологически все в порядке, то для следующего раза у нее уже будет небольшой психологический комплекс. Впрочем, это же не мужик. Тут все гораздо алогичнее.
   Пиво у меня скоро закончилось. Я вышел в магазин и там, в очереди, встретил старика Ерженина.
  - Привет, Ваня, - поздоровался он бодро.
  - Привет, дядь Женя, - ответил я.
   Было еще довольно рано. Мысли мои с похмелья еще шелестели, словно листья осенние. Пиво старалось меня помутить, но я чувствовал, что спать еще рано. Еще - литра полтора, еще пару строк, пять-шесть звонков, и можно включать телек, зажигать полуденную сигарету и вновь проваливаться в сон, чтобы, проснувшись ближе к ночи, либо на движение какое-нибудь податься, либо почувствовать вдохновения и накатать один лист нового бестселлера или найти что-нибудь хорошее в Интернете. Правда, что там хорошего? Синтетика мыслей. Голые бабки. Охотники за голыми бабками, которых не пропускает ни один файрволл. Снова бабки. Может быть, мне стоит открыть интернет магазин.
   Я взялся за телефон, чтобы кому-нибудь позвонить по этому поводу, но тут выяснилось, что я одновременно с этим разговариваю с дядь Женей Ержениным.
   -Решил колбаски купить, - говорил он, - не знаю даже, что купить. До супермаркета идти далеко. А я как-то пристрастился было средненькую такую колбаску покупать, думал, что до конца дней ей только и буду питаться, а тут бах - цена поднялась. Видно, детки у начальника завода подросли, пора им машины покупать. Покупаю теперь только крахмал.
   -Ну да, - отозвался я, - ничего удивительного. Половина населения нашей страны уверенно сидит на крахмале.
   -Целое поколение вскормлено крахмалом! - воскликнул Ерженин.
   -Давайте по пиву, дядь Жень, - предложил я.
  - Прямо щас?
  - Да. Можем ко мне пойти. Можно тут, возле магазина, на бордюр присесть.
   Мы взяли пива и присели на бордюр. Вскоре набежали местные алконавты. Петька Минских по прозвищу Мудило, красный, полуживой от водки и отсутствия ума, дедушка Вася, бомж с квартирой, мальчики Андрюха и Леха, юные воспитанники босоцкой субкультуры. Была у них водка. Как положено, катанка. Впрочем, неплохая катанка. Открыли. Тут же на бордюр разложили какой-то невнятный закусон, и я сходил в магазин и купил кое-чего.
   -Смотри, чтоб мусоров не было, - сказал Андрюха водочным голосом.
  - Они по нашей улице не ездят, - ответил я.
  - Ты... - проговорил старик Ерженин, - не ездят. Меня два назад вязать собирались за то, что пиво тут стоял с ребятами пил. Подъезжают - паспорт давай. Я говорю - ребятишки, да вот, в этом, блин, доме живу. Какой паспорт! Все! Поехали, говорят. А я еще как назло оделся по-домашнему. Ну, ты знаешь. Если подумают, что алкаш какой, будут всю душу из тебя выбивать. Дай и дай. Не выпустят. Пока бабки им не привезут. Ну, я им нормально ответил. Мол, мальчики, я ведь не гражданин какой-нибудь африканской страны, я - гражданин России. Спиртные напитки не распиваю. Попиваем пивко с корешками. Они ж, блин, начали прописку спрашивать. А Андрюха пьян был, отвечает, а что, прописка мол, это уже другое гражданство? Если я проштампован в другом городе, значит, я не имею даже права в этом княжестве находиться? Они его, конечно, решили накумарить и в луноход посадить, да только Дмитрич с нами был, он в мусарне не самый последний человек. Поговорил. Все нормально потом было.
  - Бог с вами, - сказал я, - что вы только о негативе?
  - Хорошо, - ответил Ерженин, - расскажи, что ты сейчас пишешь?
  - Стихи пишу, - ответил я.
  - О, Вань, закажи стих! - воскликнул Леха.
  - Да я его еще не досочинял, - попытался я было отмазаться.
  - Да ты стесняешься, что ли? - удивился Петя Минских, - давайте, пацаны, по сто грамм, Ваня за водкой еще сходит и стих нам прочтет.
  - А чо я должен идти? - спросил я.
  - Я схожу, - сказал Андрюха, - только стих - с тебя.
   Я выпил. Водка шла легко, хоть и была теплой. Холодное пиво весело давило сверху. Перемешивались они там. Отрыжка шла назад кислая, с пеной и газом. Я закусил хлебом. Нашелся у алкашей и лимон. Закурил. Пока курил, не заметил, как Андрюха сходил еще за водкой. И - дальше, и дальше. На старые дрожжи, да на грешные мысли. Вновь заговорили про ментов. Видать, алкашей эта тема сильно трамбовала. Я спорить не стал - что мне говорить - менты очень популярный объект современной субкультуры. Образ их прозрачен. Лица светлы. Души положительны. Тачки круты. Взятки огромны. Стоп. Какие взятки? Я же не собираюсь писать "Путешествие из Петербурга в Москву-2". Мне просто нужны бабки. Потому менты - лучшие люди. Никто никого не убивал за так московскими ночами. Никто не лез немытыми руками прямо в душу за тем, что деньги оказались не самым аппетитным товаром. Никто не держит наркопритоны. Никто не прикрывает все виды воровства и мошенничества. Менты - светлейшие люди земли. Бог послал их на землю, чтобы одарить людей чувством безупречности.
   -Давай, стих читай! - воскликнул Минских голосом водки, - Вань!
   -Ладно, - ответил я, - только не серчайте за экспромт.
  
   Несколько аккордов на сиденьи лимузина.
   Я не мусор, чтобы их отнимать.
   Девочка с похмелья - витрина магазина,
   Мне нужно глубины ее познавать.
   Вот.
  
   - Каково! - произнес Ерженин, - ты что-то меня, Вань, удивляешь. Как будто от души сочинил.
   - Да, дядь Женя, - сказал я с горечью, - когда я в этот идиотизм влез, то писать не умел. Но долгие вечера словесного онанизма научили меня оперировать небольшим набором слов. Может быть, я что-нибудь и умею на самом деле, но теперь уже поздно. Это просто никому не нужно. Я ведь знаю, что не сочинил ни одной хорошей сентенции, не говоря уж про произведения в целом. Все это только бабки! Бабки, бабки и бабки. Если б я был еще тупее, возможно, на моем горизонте появились какие-нибудь американские спецслужбы, которые бы принялись мне платить за то, чтобы я наводнял рынок наивысшим продуктом этой экосистемы. Но я шучу. Это я так подумал. Из-за Оглобли. Из-за этой, блин, балерины, которая, не имея ног, купила себе звание лучшей балерины, а все остальные балерины заткнули рты и хлопают в ладоши.
   - Ладно тебе, Вань, - сказал Минских, - на выпей. Много говоришь.
   Я выпил и решил позвонить Динке. Но, набирая номер, устыдился, набрал другой номер и дозвонился до Ирки.
   -Алло, - ответила она как-то жалобно. Она как будто в этот момент умирала.
   -Привет, - сказал я.
   -Привет, Вань, - ответила она, приободрившись.
   Я моментально схватился за это изменение в голосе - удивительно, как я не умел делать этого раньше.
   -Хочешь, я приеду, - сказал я.
  -Когда?
  -Сейчас.
  -Сейчас?
   Если бы она спросила "зачем", тут бы было все понятно.
  - Да, - ответил я, - выпьем коньяку. Как раньше, да? Поедем, погуляем куда-нибудь.
  - Приезжай, - ответила она все тем еже умирающим голосом.
   Умирающий голос - это типичное явление для многих женщин, и это вовсе не говорит о том, что кто-то там умирает. Может быть, это - один из способов удлинять свои руки, когда они куда-то не достают. В любом случае, здесь - пятьдесят на пятьдесят. Нет, десять на тридцать. Десять процентов мужчин что-то чувствуют, тридцать - бесятся, остальные не видят ничего, так как бог создал человека существом, умеющим наблюдать себя и больше никого.
   Я тут же бросил свою алкогольную компанию, тормознул тачку и поехал.
   Спустя час мне уже казалось, что ничего не было - ни развода нашего, ни нескольких лет врозь. Я сумел заткнуть свой разум по поводу того, что Ирка уже годы ходит не в девочках, и годы - не в красавицах, и что у нас вообще никогда ничего не получалось, начиная бытом кончая попыткой завести детей. Все вновь было впереди. Как и годы назад. Я считал родинки у нее на спине, комментируя их количество и форму в стиле Николая Озерова. Ирка спокойно млела. Мы оба понимали, что ничего не изменить, и что уже ничто не помешает нам вновь сойтись и быть вместе, не взирая на длинный ряд всяких там несовместимостей.
   -Я стала толстой, да? - спрашивала она.
   -Нет, - отвечал я.
   -Нет. Я знаю. Ты так говоришь, потому что меня любишь. Ты же меня любишь?
   -Конечно, Ирка.
   -Я тебя тоже люблю! Ты - самый талантливый, самый гениальный!
   -Я не талантливый и не гениальный, - отвечал я, - я просто продуманный тип, и больше никто. Никакого литературного таланта у меня нет и не предвидится. В конце концов, какая разница, Ир? Правда?
   -Правда, - отвечала она, - погладь меня по спине, Вань.
   -Хорошо, Ир.
   Коньяк стоял на столе, выпитый наполовину. В меня он не лез. Ирка не пила. Не то, чтоб не пила совсем. Но двести грамм для нее были вполне достаточным, чтобы чувствовать себя достаточно выпившей.
   -У тебя кто-нибудь есть? - спросила она.
   -Нет, - ответил я, - я не умею жить, Ир. Вокруг меня крутилось много женщин. Но я почему-то зациклился на тебе, вот. И мне не нужны их золото, их "мерседесы", их пятисотдолларовые сотики и зады с откаченным через трубочками жиром. Я не собираюсь утверждать, что в своих суждениях прав. Но - я таков. Я не понимаю все эти бабки. Просто у меня получилось так, как есть сейчас.
   -Я тоже не понимаю бабки, - ответила Ирка, - мне кажется, мне это просто не дано.
  - Может, уедем куда-нибудь, - предложил я.
  - Куда?
  - Куда-нибудь. В Питер, например. За границу куда-нибудь. Я буду так же писать свои бестселлеры и издавать их. Ничего не изменится. Просто мы не будем видеть всех этих людей, которые давно стали частью нашего внутреннего мира. Так всегда лучше - жить снова. Когда мир, который ты видишь, не похож на то, что ты привык видеть, ну, в нем хотя бы нет тех барьеров, которые ты сам себе нажил, дышать просто легче. Как ты думаешь?
  - Если хочешь, давай поедем.
  - Куда?
  - Не знаю. А куда ты хочешь?
  - Я об этом не думал. Мне только что эта мысль пришла в голову.
  - Хорошая мысль. Главное, до каких мест у нас хватит денег доехать.
  - У нас не так уж мало денег, -сказал я, - если успешно завершить теперешние дела. Впрочем , - я вспомнил о Дине, - эти теперешние дела хоть и сулят большие бабки, их надо отстоять. Я не очень-то зубаст, но вряд ли позволю, чтобы меня кинули. В шоу-бизнесе вообще одно кидалово. Напрочь кидалово. Я вполне уверен, что Петька Подбочный постоянно размышляет о том, как бы не заплатить мне лишнего. Это при всем при том, что он - может быть, просто вор, Петька Подбочный, такой же, как и тысячи других воров, которые заставляют простой народ работать за гроши и есть крахмал. Но хрен он угадал, Ир. Я его порву, Петьку, чисто культурно порву. Он даже и сам не догадается, что его порвали. Если он считает, что сумеет не все деньги мне заплатить, то ничего подобного. Я открыто спорить с ним не буду. Сделаю красиво. Как - это я еще подумаю. Заберем деньги, поедем куда-нибудь, а там дальнейшая судьба этого проекта уже не будет так сильно меня волновать.
  - Правильно. Васильевы, вот уехали, за границу, в Болгарию. Вроде не такая уж и страна для проживания, а не жалуются.
  - Мы тоже можем не жаловаться, - ответил я.
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
  Спустя два дня у меня был разговор с Оглоблей. Мы выпили по пятьдесят. Оглобля держал в руках толстый альманах "Строка-2000". Это было его стартовое детище на поприще общественной литературной работы, и он этим особенно гордился - первая строка, призванная открыть новых Пушкиных, подарила ему связь с Еленой Олень, которая заняла второе место и Евгенией Безруль - четвертое место. Он по очереди съездил с ними на море, но к новой "Строке" они уже были забыты. Олень написала теребящие душу строки:
  
  Где теперь мой свет,
   Моих слов теряется в небе минет.
  
   Но поздно было посыпать голову пеплом. Сборник стихотворений, куда вошел сей шедевр, Оглобля не читал. Вопрос же, почему Олень была второй, а не первой, прост - первая "Строка" проходила под сильным влиянием кумира 70-х Сергея Ставнина. Сергей был альтернативен в своем выборе. Первым был поэт, драматург, киберпанкер Николай Куш. После победы у них был роман.
  - Давно, слышь, ушли в историю всякого рода прения там, - сказал мне Оглобля, - что хорошо в литературе, а что - нет. Я теперь главный на "Строке", слышишь. Я и раньше был главный, а теперь - я почти что хозяин. Как хочу, так и верчу.
  - Хочешь сказать, что попадание в финал стоит больших денег? - спросил я.
  - Не, - он покачал пальцем перед моим лицом, - не таких уж больших денег. Но сам подумай - какой смысл брать больше, чем главный приз?
  - Смысл очевиден, - ответил я, - занимая с первое по двенадцатое место, ты получаешь множество возможностей. Публикации, ну, и все такое. Издательства уже не кажутся тебе бронированными укреплениями с сидящим внутри фюрером.
  - Во, - Миша улыбнулся, - я, брат, уже и сам начинаю сомневаться. Для чего это нужно. Не такие уж и бабки большие приносит. А платить нужно всем - и министерству образования, так как в проекте они участие принимают, и деньги выделяют, не дай бог чего заметят, ну, союз писателей там, сам понимаешь, Вань. Я нормально плачу ответственным лицам, не подумай. В итоге остаются вообще гроши. И я, получается. Довольствуюсь только моральными ощущениями.
  - И связями, - добавил я.
  - Какими связями?
  - С девчонками.
  - А. Да это я так. Может быть, это любовь, Вань. Пушкин же тоже девчонок любил, и никто ему это в укор не ставит, верно? Короче, Вань, послезавтра мы едем в Воронеж. На тачках - сами едем, без никого. Едет еще Сашка Амуров на своей спортивке и Серега Длинный. Едем без баб. Хотела к нам, понимаешь, Элла Сташкова подцепиться - ей очередную серию из десяти, а может, и двадцати романов выпускать надо, я ей говорю - слушай, ну, сядь культурно на самолет, полети, Элл, а. Чо мозги то не железные. И еще - она. Мы ж трезвыми за рулем не ездим. А вдруг менты по дороге. Братва всякая. Жизнь есть жизнь. Всякое ведь бывает. Так что, Вань, собирайся - толпой мы их разведем, очень дешево, очень сердито. В конце концов, если ты не хочешь ничего покупать, прокатишься за компанию. Воронеж! - он поднял указательный палец и вздохнул. - Да нынче вся наша литература вышла оттуда. Лично на меня человек пятнадцать отработало! Вань! А ты, все там чего-то корячишься, пишешь, сочиняешь. Хочешь, что ли, Пушкиным стать? Хочешь, я тебя под псевдонимом на "Строку" запущу? Станешь первым?
  - Каким ты был, таким ты и остался, - ответил я ему.
  -А чо?
  -Я привык, Миш, - сказал я, - Витя, Миша. Ты под другими псевдонимами хочешь выпуститься?
  -Я?
  -Нет, я, - ответил я, - ну смотри. Допустим, ты хочешь сочинить серию романов о братве. Например, тема - пацаны отжимают алюминиевый комбинат. Десять частей.
  -Ты серьезно?
  -Нет, смари, - сказал я, - допустим, ты заказываешь десять частей, срок выпуска - два года. Виктор Кушков, "Алюминиевая Братва". Тираж каждого тома - 50 тысяч экземпляров.
  -И чо, братик? - Оглобля оторопел.
  -Нет, ничего. А что, если не Виктор Кушков? Например, Артур Мешков?
  -Мешков? Мешок! Я что, Мешок по-твоему?
  -Ладно, ладно, - сказал я.
  -Нет, Вань. Ты просто решил показать, кто я по сравнению с тобой, - заключил он.
  -Почему?
  -Я же вижу, братик.
  -Да что ты, блин.
  -Нет, вот смотри сюда, - проговорил он на выдохе, - тебе же многое не в падлу? Да? Вот скажу, не в падлу. Не западло. Вот ты сидел, водку пил, на всё кладя, чисто на всё кладя! Ложа, говоря по-русски. Ты пришел ложа в шоу-бизнес, и тут же ты звезда. Как ты думаешь?
  -Я не думаю.
  -Счастье, Вань. Не думаешь и ешь. И вот ты сочинил "Алюминиевую Братву", ты за пять секунд стал потенциальной звездой, но ты уже звезда - тогда чо тебе надо? Нет, братик, слушай. Я с Димой Дышло поговорю, давай ему идею загоним. У него бабки лишние есть, а мы с тобой их пропьём.
  -Не понял, - сказал я.
  -Смотри чо. Смотри сюда. Дима-то что - он, прикинь, купит себе тексты. Штук десять. Закупка. Ну, их нет, там - базар-вокзал. А тема? Темы нет, шедевра нет. Ты-то, конечно, всё равно издашь, то есть издательство, а темы нет. Тебе редактор, например, Гаврилов, говорит - Дмитрий, мне кажется.... А ты ему говоришь - братух, чо? Чо, братух? Он ссытся и выпускает. Потому что ты Дима Дышло. Да, а народ покупать не заставишь. Потому что это, братик, парашка. А я к нему подкатываю, так и говорю - давай - десять баксов - идея. А со скидкой отдаю за восемь. И он мне даёт эту восьмёру, я ему говорю - Дим, слышь чо, "Алюминиевая Братва". И ладно, даю ему план-проект. Мы с тобой на всё ложа едем, например, в саунку, но саунка, братик, надоела. Мы едем по сочам, в тамошние саунки. Бабки, если разобраться, не большие. Но на пару заходов хватит. Как ты?
  Я зевнул.
  -Спишь?
  -Да. Чего-то.
  -А чо? Чо спишь? Чо ночью делал?
  -Да не, - я снова зевнул.
  -А ты хотел мне? Да, братик. И бесплатно. Зачем, Вань? Ты тем самым сделал знаешь что? Как котёнку. Котёнок необученный, не знает, как жить, идёт в угол и там кладёт. А ты его берешь и носом в кучу. Мол, учись, учись жить, котёнок.
  -Почему? - не понял я.
  -Потому что ты так можешь, а я - нет. Зачем, братик? Ты показываешь, что ты - мозг, а я - я просто, я просто так, понимаешь.
  -Да ничего я не хотел, - ответил я, - чего ты, Мишь?
  
   Спустя два дня мы выезжали. Было нас вовсе не четверо, как обещал Миша. Первым шел новенький "Ниссан". За рулем находился Виталик, сын Сереги Длинного, сопливого, но плодотворного писателя. Сам Длинный спал на заднем сидении. Играла музыка. Дул кондишн. Серега вообще фанател по сну. Было ему лет сорок пять. Из них он проспал явно больше половины. Из этой половины он половину проспал, бодрствуя. Серега пил исключительно коньяки. Говорил всегда много и бессвязно - видно, у него язык был так же длинен, как фамилия. Физически, я имею в виду. Потому и трудно ему было им, длинным, управлять. Когда-то давно он ходил в начинающих и подающих надежды. Писал статьи о Пушкине. Потом пошел в бизнес и несколько лет усердно отработал. Вернувшись в литературу, узнал о существовании так называемых негров. Поразмышлял. Прикинул. Для развлеченья оставил себе самостоятельное подсочинение коротких стишков и публикацию их на сайте "Литпросвещение" под псевдонимом Ганс Терешков.
   Во второй тачке двигался Саша Амуров. Спортивка летела, слегка покачиваясь от колебаний динамиков. Как писатель серьезный, криминальный, Саша, конечно же, слушал "Владимирский централ". С ним в машине находились Колян, писатель золотой. Было на Коляне золота - кило два. Толстая цепь окаймляла мясистую шею. Славные перстни говорили о концепциях. Золотая ручка. Когда Коляна показывали по ящику, он, мило улыбаясь, смеялся тонким детским голосом.
   -А еще с детства, да, - замечал он.
   -Еще в детстве будущий писатель Николай Сердцев, мечтая работать в органах, постоянно сочинял рассказы про милиционеров, - говорила дикторша, - и потому он пишет только ручкой.
   -У меня хороший почерк, - отвечал Николай Сердцев.
   -У Николая - хороший почерк! - восклицает дикторша.
   Потом Колян рассказывал историю про эту дикторшу, про роман с ней, про то, как он ее чуть не раздавил собственным весом. При этом писатель Сердцев смеялся мило и тонко.
   За рулем нашей тачки сидел Толик, какой-то Оглоблин кент. Все остальные, распивая спиртные напитки, весело беседовали. Помимо меня и Оглобли, здесь был Дима Дышло, автор пятнадцати криминальных историй. Дима был человеком нервным. В пьяном виде постоянно рассказывал. Рассказывал о своей северной жизни. О том, как нефть качал. Как сидел. Как у него было три жены. Как у него есть четвертая жена - молодая с-сука.
   -С одной стороны, хорошо, - проговорил Дышло, держа бокал, - молодая. Как лягешь на нее, у! Все в ней как надо. Заходим в ресторан, все лица знакомые. Все из тусовки. На нас смотрят. Взглядом сопровождают. Я когда иду, я знаю, что ее сзади осматривают. Взглядом ласкают. Сверху вниз. Снизу вверх. Глаза задерживаются на одном месте. И - мечтают. Любой мужик мечтает о другой бабе. Особенно, если постоянно - с одной той же. Пусть она и на пятнадцать лет младше тебя.
   -Зачем детей обижать? - спросил Оглобля.
   - Что? - не понял Дима.
   - А, ладно, - Оглобля махнул рукой.
   - Чо, чо ты сказал? - занервничал Дышло.
   - Он пошутил, - сообщил из-за руля Толик.
   - Братан, вмажешь? - выстрелил голосом Оглобля.
  - Я за рулем, ты чо, - ответил Толик.
  - А ничо, - ответил ему Оглобля, - менты остановят, заплатим. Да и хрен там. Нас вон какая толпа едет. Думаешь, нас так легко развести? Мы - московские! Да еще какие! Да меня, блин, вся страна знает.
  - Не, не надо ему за рулем пить, - сказал Дима Дышло, - лучше нормально доедем.
  - Да я шучу, ты чо, - засмеялся Михаил Александрович. - Кто же ему дать выпить? Хотя, что тут такого? Едешь и пьешь. Кайф. Я люблю по-пьяни ездить. Чувство такое, неописуемое... Будто ты все можешь. Едет мимо меня всякая русская рухлядь, рычит своими хилыми гнилыми моторишками, стоит мусорок, рукой машет, будто голосует, Дай. Дай. А то дети плачут. Детей в ВУЗ отправлять надо, ментят, да? Просит он. Ему дают. А ты едешь, пьяный. И музон - бух, бух, динамики заставляют машину раскачиваться. У тебя самые громкие динамики. Самая классная тачка. Изо рта перегар прет. Тут же бутылка коньяка лежит. Берешь, и сам с собой. На. Вмазал. Едешь в сауну. Едешь в другую. Вот это жизнь! Мы - цари московские, да, пацаны?
   - Может быть, - ответил я.
   Мы на несколько минут замолчали. Потом остановились. "Ниссан" с Серегой Длинным остановился. Серега вышел, спустился с дороги и пописал. Поехали дальше. Толик включил радио. Мы пили горячо, будто в первый раз, в дороге все казалось иным - и слова, и песни радио, и песни наших мозгов, и коньяк, и наша значимость. Мы спокойно обходили большинство автомобилей, еще раз доказывая наше московское превосходство. День близился к середине. Солнце разгонялось, разогревалось. Над шоссе появлялись прозрачные жидкие призраки. Пахло асфальтом, смешанным с ветром глухих деревень. Толик прикрыл окна и включил кондиционер.
   - Да, сегодня у нас в гостях музыканты популярной группы "Риск и Конфеты", - сказало радио.
   Я никак не прореагировал душой. Наверное, во мне все давно замерзло. Если вообще там что-либо горело. Я выпил и отвернулся: Оглобля и Дышло сидели на заднем сидении. Я, выпивая с ними, был постоянно в пол оборота.
   -Дина, расскажите, как вы пробивались на сцену. Не секрет, что конкуренция в наши дни довольно жесткая. И... Э.... - дикторша разговаривала с ярко выраженным английским акцентом. То ли перетренировалась, то ли что-то еще. Может, рот перекачала.
   -Э.... - отвечала Динка, - э.....
   -Да, я понимаю, что вопрос не прост.
  -Нет, все, конечно, не так, - ответила Динка, и мне представился тот недавний ребенок без тени греха, без амбиций, без всяких настроений волчьего общества, - во-первых, я бы хотела передать привет всем тем, кто меня горячо любит, тот, кто помог мне в завершении этого нелегкого проекта.
   Это было сказано так, будто речь шла о спасении с затонувшей подлодки.
   -.... Ивану Солнцеву....
   -О! - воскликнул Оглобля, - тихо, тихо, наш Ваня вновь в кадр попал.
   -Оглобля, - сказал я.
   Дышло дружески хлопнул меня по плечу.
  - Вы, я знаю, большое внимание уделяете текстам...
  - Да. Выражение всех моих переживаний... Э.... Мыслей... Потерянной любви...
  - Все тексты вы пишите сами?
  - Да, но без помощи друзей я бы не смогла ощутить....
  - Вы ощущаете себя звездой...
  - Нет, но сейчас, пока.....
  - У вас все еще впереди...
  - Можно я представлю нашу группу....
  - А, ребята уже засиделись....
  - Это Дэн. Он играет на гитаре. Ха. Дэн. Чо ты в носу ковыряешься. Дэн? Не, ну он так всегда. Типа.... Это Сергей Иванов, по-другому. Сергач. Он - настоящий гений баса...
  - Что будем слушать?
  - Я забываю тебя. Это заглавная песня с нашего дебютного альбома.
  - Давайте выпьем, - сказал я.
  -Коньяк закончился, - ответил Оглобля.
  -Надо брать, - сказал Дышло.
  -Сейчас, на трассе будет рынок, - сообщил Толян, - там есть хороший магазин.
  -А шашлык есть? - спросил Оглобля.
  -Кажется.
  -Надо пацанам звякнуть, чтоб тоже тормознули. Может, Санек тоже накатить хочет. Едет там, мается. Маета. Заедает его маета. У меня в книге одного героя мучила маета. Настоящая, русская, - он поднял указательный палец, чтобы изобразить на кончике его маету,- дослужился в ФСБ до подпола. Все вроде нормально. Но когда он попал в отставку, то делать стало нечего. На самом деле, я бы очень хотел, чтобы в книге ничего не происходило. Ни перестрелок там, ни поездки в Южную Америку с целью победить наркомафию. Какая нахер наркомафия? Он, конечно, по теме сидел там и давил водку, катанную, грязную, наполовину с ацетоном. В те года хорошей катанки не было. Потом он пошел работать в службу безопасности и строил там, да, Димон, такого нафиг спеца нафиг, типа и каратист, и ушуист, и еще по четыре пузыря за раз он может выпить, и типа у него еще и подслушивающие устройства везде стоят. В итоге он своими речами всех запугал, и все решили, что так и есть. А он - обычное фуфло.
   -Ну так и роман - фуфло, - заметил я.
  -Я знаю,- согласился Оглобля, - не я ведь его писал. Нет, я в натуре, пацаны. В жизни - какое там. Все - волки. Не дай бог где-то у тебя на шкуре появится кровь - тут же с тебя эту шкуру сдерут. Это особенно у нас, в России. Потому мы, пацаны, и живем. Вы ведь сами должны понимать, что как специалисты все мы - фуфло! За границей мы бы подметали улицы. Не, ну я бы не подметал. Честно. А у нас - красота! Мы научили читать народ наши книги! Йес! Йес, пацаны. Прикиньте, что бы было, если бы они читали классику? Мы бы и здесь улицы подметали! То есть, вы бы подметали! Я бы не подметал!
   -Ты, слышишь, - сказал ему Дышло.
   -Я прав! - воскликнул Оглобля.- Я знаю. Вот у тебя, Димон, есть колбасный завод. Димон, что бы было, если бы вы не научили народ есть крахмал и суррогаты? Как бы ты, шкура, пил каждый день коньяк, возил свою малолетнюю жену по лучшим ресторанам, как бы ты дачу на Кипре купил бы? Ты ведь с простыми людьми не общаешься? Они - простолюдины. А из кого ты вышел, писатель Дышло.
   -Из воров, - не выдержал я, чувствуя, что Димона сейчас можно ни за что порвать на кусочки и получить кайф.
   -Это я то вор? - разозлился Дима.
  - Братан! - обрадовался Оглобля, услышав поддержку.
   Оглобля был из тех, кто добивал до конца. Понятное дело, что минут через десять мы снова продолжали пить коньяк, а Оглобля даже немного извинился. Но Дима того заслуживал. При всей своей блатоте он был слишком прямым и заштампованным. Я бы сказал, это был подлинный человек случая. Если бы ему где-то хоть раз не подфартило, если б не выдоил он в свое время одно предприятие до смерти, если б не умер от инфаркта следователь, который хотел Диму засадить, не видал бы он кипров.
  - Ты не обижайся, - сказал я ему, - Миша, он и в Африке Миша. Тут ничо не сделаешь.
  - Да много он о себе думает! - воскликнул Дышло.
  - Я очень мало о себе думаю, - ответил Миша, - кто такой я? Я - всего лишь маленький русский писатель. Сейчас я делаю деньги. Когда я сдохну, обо мне никто не будет помнить. Если говорить, как оно на нынешний момент, то вроде бы и не за что. Я мало написал. Я большего хочу! Но пацаны, мы ведь все понимаем цену. Особенно Ваня. Ваня, он пишет сам. Хреново пишет, но сам. Правда, Димончик! И ты ведь все сам пишешь, и я, писатель замечательной нашей страны. Почему бы нас потом еще сто, двести лет не помнить, а?
  - Кто тебе сказал, что нас не будут помнить? - спросил Дима.
  - Не, не будут,- ответил Оглобля.
  - Так и хрен с ним, - проговорил Дима толстым, как прежде, голосом, - чо, плохо живем, а, мужики?
   Я выпил и вновь прислушался к радио. Дикторша другой волны, тоже акцентированная, сообщала:
   -Славу Пушкина не купить без таланта. Слава Шолохова - это не просто тень прошлого. Если вы молоды и талантливы, литературная премия "Строка" ждет вас. Ничто не мешает вам стать новым светилом отечественной литературы. Главное условие - талант. А талантами наша страна всегда славилась. Сегодня в нашей студии очень замечательный гость. Вернее - гостья. Я как бы не зря начала как бы издалека как бы подготавливая зрителя, то есть. Слушателя к встрече. Что? А. Да, да, Ирина, ха-ха-ха-ха. Простите, сегодня что-то очень жарко. У нас в гостях замечательная молодая поэтесса, молодая, но чрезвычайно талантливая. Это - это победительница прошедшего недавно конкурса литературной премии "Строка" в номинации "поэзия" Ира Андропова.
   Я услышал, как на заднем сидении Оглоблю посетила тишина.
   -Здравствуйте, - проговорила Ира фруктовым голосом.
   Я представил их там - Ира, то ли с бодуна, то ли с накурки, а, может быть, после трудной экспериментальной ночи с усталым от долгого века Великим Детским Писателем, и - дикторша - косящая под мальчика, кофточка от, бла-бла-бла, еще год назад играли в хоббитов в парке, молодая, чрезвычайно молодая, талантливая ( у нас талантливы только молодые и худенькие, с хорошей грудкой), английский акцент, с любовником была в Лондоне.... Кто из них лучше? Они смотрят друг на друга с ненавистью, потому что потому, еще раз бла-бла-бла, ах какое пиво, ах, по кружечке, ах, мы были на концерте джемироквай, ах, бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла! бла-бла-бла, бла-бла-бла, бла-бла-бла!)
   На самом деле я ожидал своей реакции без удивления. В конце концов, Сиддхартха тоже до таких-то годов только и делал, что зажигал с женщинами. А потом что-то ему пришло.
   -На, - сказал Оглобля, явно расстроенный, протягивая мне стопочку.
   -Каково? - спросил я.
   -Да так.
   А Ирка уж читала стихи.
  
  
   Моя я любовь как пружина ненастья,
   Птицы в полете устали от счастья,
   Я разгребаю руками усталыми боль,
   В венах огонь растворяется в соль.
  
   -Ты - романтик, - сказал я расстроившемуся Мише.
   -Все бандиты - романтики, - ответил Миша.
   -Не все, - сказал Толик, - я бандитов постоянно вожу, я знаю.
   -Ты и сейчас их везешь, - заявил ему Оглобля.
   Мы въехали в пасмурность. Солнце уходило в облака все глубже и глубже и, наконец, совсем потерялось. Километра через три горизонт встречал нас злой черной тучей. Ирка продолжала выступать, дикторша охала и восклицала чего-то. Взрыв Сиддхартхи во мне улегся. Потянуло на сон. Под чтение маленькой поэмы "Вечер октября" я уснул. Толик что-то говорил мне, и я сквозь сон отвечал. Кратко и умно. Умно и важно. В конце концов, какое между нами расстояние! Наверное, мы - разные планеты. Заявление, что все люди рождаются одинаковыми, это, по меньшей мере, некий провокационный ход, чтобы принизить силу власть держащих!
   Когда мы приехали в Воронеж, то сразу же направились в кабак. Все дело было в том, что рядом с кабаком находились апартаменты Семена Ивановича Сашкова, популярного, сильного, очень полного бизнесмена. Машины загнали во двор. Вещи не выгружали - кинули как есть. Да и вещей-то почти не было: четыре ноутбука, два портативных компьютера, видеокамера, дорожные сумки со шмоткой, бритвами, полотенцами. Также дело и в том было, что кабак тот Семену Ивановичу Сашкову и принадлежал. Было в кабаке даже и неплохо. Играла спокойная музыка. Подносили блюда венгерской кухни. Имелся в большом количестве светлый "Токай". Где-то за кадром намечались какие-то девочки. Пока я боролся с усталостью своей и мешаниной, возникшей вследствие перемешивания старых остатков старого коньяка и первых капель воронежской водки, друзья мои писатели затеяли жаркие споры. Семен Иванович был рад не на шутку. Суетился. Бегал, подгонял официанток. Одну даже выгнал за что-то.
   -Так! Так, сюда! Быстрее. Быстрее, я сказал! Иди, иди же на х.. отсюда, поняла. Что? Все. Иди домой, там столы вытирай. Ты здесь больше не работаешь!
   Я посмотрел на эту картину вяло, будто рыба на уходящую жизнь со дна кастрюли.
   -Семен Иванович! - девушка было расплакалась, но Сашков знал все эти защитные приемы. Охранника позвал. Тот ее выпроводил.
   Подойдя к столу, где пили уже не на шутку, Семен Иванович принялся чего-то оправдываться. Оглобля стрелял в него ответами, точно лаял. Саша Амуров, проснувшийся, наконец, после долгой дороги в Мандалай, завел с хозяином беседу. Они тут же обменялись дружными остограммиваниями, и Семен Иванович двинулся шухерить свой кабак дальше. Был он массивен и наполнен, Семен Иванович Сашков. Я думаю, у любого человека есть определенный запас кожи, которому суждено увеличиться в случае перехода в более солидную весовую категорию. Пока кожа эта есть, человек надувается. Когда нет - то там что-то еще. А если кожи больше, чем надо, то она висит. У Сашкова же все было нормально. Лет пять назад у меня в подъезде жил кот Леша. Рыжий, упитанный, несколько сутулый. Глаза его были ясны, словно хроники амбера. Весу в Леше было килограммов 12. Глядя на Семена Ивановича, трудно было удержаться от сравнений. И было видно, что все у хозяина кабака хорошо, и что, возможно, и с литературой он дружен. Впрочем, это скоро было доказано. Когда Семен Иванович вновь вернулся, вновь выпил полтинник, они с Амуровым вновь переговорили.
  - А я ведь тоже в стольном граде Москве публикуюсь, - ответил Семен Иванович Саше.
  - А, - сказал Саша.
   Я выспрашивать не стал - у меня начинала болеть голова. Хотя, это странно было. Я обычно в легкую такие приключения переношу. Тут же начало клонить ко сну. Вскоре хозяин, заметив мое состояние, предложил мне пойти передохнуть. Предложили комнату на втором этаже. Я с радостью согласился и проспал до утра.
   Ночью сушняки приходили ко мне по очереди. Первый сушняк был зол и пустынен. Открыв глаза, я поискал бутылку с водой на полу, но такой не такой не оказалось. Закрыв глаза, я попытался вернуться в сон. Чтобы ничего не чувствовать. Сушняк, однако, настаивал. Тогда, придерживая голову, чтоб не отвалилась, привстал, включил светильник и осмотрелся. Холодильник был в углу комнаты. Старый, с ржавчиной по краям дверцы. Возраста солидного был холодильник. Я направился к нему думая, что открыв, обнаружу, что холодильник пуст, что его уже сто лет, как не включали, что он даже и сам забыл, когда его в последний раз включали. Однако, все было в порядке. Холодильник работал. Минералка была. Было пиво. Был коньяк. Даже еда какая-та была. Напившись, я лег спать и провалился в совершенно жидкие, совершенно пустые сны, и мне вновь привиделся Ушкин.
   -Наверное, ты что-то хочешь мне сказать, - проговорил я.
   Мы стояли на пустыре. Ветер дул злой. Живой, недобрый. Шум его был злыми такими словами, в которых не было знака, зато отчетливо проступали эмоции - он хотел то ли поглотить все и вся, то ли проложить для страха дорогу в душу. Холодные просторы содержали скалы, луга с редкими низкорослыми деревьями, мелкую, но шумную и очень недобрую реку. У края скалистого выступа, который уходил к короткому горизонту, чернели кресты.
   - Ничего в жизни нет, - сказал Ушкин.
   -Почему? - не понял я.
   -Я тебе точно говорю, ничего нет.
   -Почему ее нет? - еще раз спросил я.
   -Посмотри внимательнее. Я и сам не знаю, что ничего нет.
   Я оставил Ушкина и пошел обходить холодный пустынный край. Выбравшись на возвышенность, я уперся в стену, окаймленную сверху колючей проволокой. Слышался лай собак. Порывы ветра усиливались, нагнетая все более тонкое, острое, всепроникающее зло.
  Я полез на стену и вскоре был наверху. Мне предстал большой лагерный двор, покрытый липкими, никогда не высыхающими лужами, толпы многогадящих голубей, клюющих свой хлеб, вышки часовых, собаки, рвущиеся с цепей, зеки, разделывающие лес лобзиками. Именно лобзиками. Меня кто-то окликнул. Я открыл глаза и увидел подле себя Коляна.
   - Привет, - Колян был опухшим весьма. Один глаз - больше другого. Посталкогольный жир сочился из пор его лица. Голос охрип.
   -А, Колян, - сказал я, привстал, взял с пола бутылку воды и выпил.
   -Сушняк? - спросил Колян.
   -Сушняк, - ответил я.
  -А. Да ты ваще вчера спекся рано. Мы ж еще в саунку ездили. Ох блин, немало ты пропустил, Ванек.
   -А, - я махнул рукой, - что, в первый раз, что ли. Всего на свете не ухватишь.
   -Да как сказать.
   -Ну да.
   -Дышло вон, тому вообще все ни по чем. А он еще и непьющий. А фамилия зато какая? Всем же нос утрёшь с такой фамилией. Даже деревья вянут, когда слышат.
   -Кто непьющий? - не понял я.
   -Как кто. Дима Дышло.
   -Сам ты непьющий. Слушай, ты не заговаривайся... Хотя ладно.
   -Ты, да я же лучше знаю. В карты играли на раздевание. Девочек привезли молоденьких. В самом соку. Ух. Налитые, словно яблочки. Вкусные. Только дотронешься, уже кайф. Все в теле сводит. Лет по семнадцать. Попочки - во. Грудочки - почти что не щупанные. Люблю распаковывать. Не, распаковки как таковой может и не получилось. Не знаю. Не, за бабки - любые услуги. Но Воронеже такого нет. В Эмиратах - есть. В Голландии есть. В Англии.... Вообще, брат, в штатах жизнь. А тут... Но тут зато...
   -В Воронеже - большой процент заболевания СПИДом, - сказал я наугад.
  -Да, - Колян в своей радости приостановился.
   Я понял, что сказал это не случайно - больное утро что-то требовало от меня. Например, поиздеваться над кем-нибудь просто так, чтобы немного себя взбодрить.
   -Да, да. Особенно среди проституток. Вернее, прежде всего среди проституток.
   -Ты что, думаешь, Семен нам лажу подсуетил? Или как?
   -Лажу, не лажу. Это его сауна была?
   -Не. А там хрен его знает. Может, и его. Да мне на кой ляд такие подробности?
   -Да ладно. Я ж знаю, что у него нет сауны. У него вот этот, блин, бар-ресторан. Его, базара нету, знают на весь Воронеж, ну и все. Смотри, Колян, подцепишь на конец, что потом жена скажет?
   Я привстал и закурил. Дым с утра был ласковым, домашним. Я скурил сигарету в два захода и закури еще.
   -Вань, это ты из зависти, - проговорил Колян.
   -Как из зависти?
   -Ну, проспал всю ночь - считай, нихрена не видел. Что там наши московские девки? Херня. Одно и то же. Даже запах тела не такой. Оно знаешь, родное, оно уже ни чем не удивляет. Что там интересного? И базары все одни и те же. Бабки, бабки. А потом. Если постоянные клиенты, то всех знаешь, тебя знают. Говорим о литературе.
   -О чем о чем? - спросил я язвительно.
   -В смысле.
   -О чем, спрашиваю, разговариваете?
   -С кем?
   -Колян, ты чо?
   -Что?
   - Сам уже не помнишь, о чем ты только что говорил?
   -Помню. О девочках.
   -И чо девочки?
   -Не, ну ты меня запутал, брат.
  -Я?
   -Вот ты, блин, Ваня, странный. Давай.
   Колян повернулся и мгновенно нашел холодильник. Бутылка улыбнулась в его руках. Пробка упала на пол, покатилась, пропала под диваном. Пары коньяка выпрыгнули наружу и задели меня - я понял, что не удержусь.
   - Выпьем за литературу, - проговорил Колян, жадно дыша.
   -За какую? - не понял я.
   -Ну, ладно, - ответил он, - давай.
   Коньяк был хороший, кизлярский. Утро коньячное, утро седое - это не то, что похмельное марево, когда целый день не знаешь, куда себя деть, и никакие средства тебе не помогают. Я представляю, каково людям, которым с утра нужно на работу двигаться. Вот это испытание. Когда-то давно, в годы моей работы в качестве сторожа, я познал настоящую силу похмельных утр. Что-то приносит тебя на работу. Нелегкая какая-та. Идти ужас как не хочется, а выхода нет - другой работы нет и не намечается. Кривые лица встречают тебя. Бодрятся при виде начальника. Шепчутся, когда видят его удаляющуюся спину. И так тянется долгий рабочий день - попиваешь минералочку, открываешь ворота, видишь, как Готовальня в очередной раз нажрался, и все ему ни по чем.
   У всех людей на работе - какие-то особенные кликухи, какие могут быть только в какой-нибудь самой темной провинции. Я знаю, что ни один современный писатель ничего из этого не описал. Дима, вон, человек образованный, он - литератор-биатлонист. И бегает, и стреляет. Дело в том, что с ходом времени понимание писателя меняется. Из чувака, сидящего за пишущей машинкой, он переходит в разряд предпринимателя-помещика. У него - энное количество душ.
   -Эй, Ванья, пару страниц! - кричит он.
   Ванька вскакивает.
   -Плохо, Ванья. Ванья, я беру другого.
   Нет, конечно, Воронежские негры - это киборги, их ни чем не проймешь. Мы их пошлем, они других найдут. Они напоминают китайцев, которые снабжают полмира чем хошь.
   Было же, было время. Две проходные. И там, загляни в любой стол, стоят пузыри. А на душе - какая-та особенная, ясная, пустота - ты словно бы наслаждаешься тем, что у тебя в жизни нет никаких перспектив.
   Готовальня с утра - в доску, но всё это мелочи. Он знает, как не палиться. Игорь Савченко прогуливает собаку. Она местная, охранная, никого ни разу в жизни не укусила, даже кошку. Старая смена собирается домой. Ночью они играли в карты, пили водку, а также притягивали баб с заправки - там в ночную смену "телочки" - все они девушки несвежие, у всех уже взрослые дети. А что делать? Любовь, секс, ночная смена.
   -Адидас! - кричит Сергей Родина.
   -А! - отвечает Ададис.
   -Адидас! Слы, смари, Палыч щас Готовальню спалит.
   -Да чо тебе? Та хер на него, Сепа! Хер, пойми. Пойду я, у меня собака в коморке насрала! Надо убрать!
   -Слышь, Адидас, - голос у Родины очень хрипл - он его днем раньше пропил,- ну чо думать будем?
   -Чо?
   -Ты русский али как?
   - Сам ты али как.
   -Так ты чо, ужинать не будешь? Или завтракать?
   -Кто это тебе сказал?
   - Не знаю. Слышал где-то.
   -Ну ты, Родина.
   -Да я уже сорок лет, как Родина.
   Подползает тело. Это Готовальня.
   -Гы! - объявляет он.
   -Санек, иди спи! -кричит Сергей Родина.- Тут директор только что ходил!
   -Ка-во?
   -Не, пусть лучше тихо на воротах сидит, открывает и закрывает, - говорю я, - так его не попалят.
   -Ка-во? - спрашивает Готовальня.
   -Пусть идет спать, - говорит подошедший Толян, - а то до вечера не доживет.
   -А чо будет вечером? - спрашивает Готовальня.
   -Ну чо чо. В шахматы поиграем. Адидас мне два пузыря за прошедшую партию должен.
  -Ка-во?
  -Никаво.
  
   -Чо еще было? -спросил я у Коляна.
   -Да так. Как обычно. Нормальный теплый прием. Нормальная обстановочка. Х-х-х. Сашков, он дело знает. Хороший человечишко.
   -Человечишко, - проговорил я.
   -Ну... -Баранки гну!
   -Ну ты вообще с утра дурной какой-то! - воскликнул Колян.- Давай.
   Мы выпили. Коньяк прогрел мои внутренности до глубины, впитался в слизистую оболочку горла, и я даже ощутил, как он, меняя свою структуру, испарился в кровь, да так, что и кровь заговорила. Я тут же налил еще, выпил и подтолкнул Коляна. Мол, пей, Колян.
  -Ну ты, - сказал Колян.
   Мы спустились вниз, где был накрыт шикарный стол. Уселись. Принялись за завтрак. Писатели откушивали весело, бурно, похмельно. Культура похмелья - это отдельная тема русского бытия. Крик с похмелья - это первая фаза невоспитанности. Но отсутствие крика - это еще не первая фаза культуры. Это может быть и усталость, и головная боль. Это я к тому, что половина наших писателей, а ведь это был самый цвет российской литературы, были спокойны, сонны, мысли их вряд ли витали где-то вдалеке, в полях творчества, скорее, никаких мыслей у них попросту не было. Пары скисшего алкоголя давили гениальные мозги.
   Бодрыми казались лишь ровненько пухлый Сашков, утренний жлобизм его, да Оглобля, Виктор Кушков, то есть, Михаил Александрович Жердевич - гений слова и организации. Возможно, что я был бодр. Это после коньяка. После географии его расположения бутылки и миграции его в меня. Из одной страны в другую. Колян бодрился, но быстрый гол (в виде наших стограммов на втором этаже) его подломили. Колян несколько поник и трапезничал без полемики.
   -Эх, -восклицал Оглобля! - Эх! Эх! Каково все же, братцы!
   -Силен, - сказал я ему.
   -А что, что ли? - спросил он.- Я, смотрю, Вань, тебе хоть бы хрен - выспался, классно тебе. Я мы ж трудились всю ночь. Писательский, трудный писательский труд. Каждая минута такого писателя, как, вот, Саша Амуров, она ведь много стоит. Что толку, что грузчик может перенести на своем горбу, скажем, тонну. Или пять тонн. Это хорошо. Пять тонн. Да. Но здесь - квалификация! Каким же еще образом должна развиваться замечательная русская мысль? Жизнь! Ах, какие были девочки, господа! Ах! Не могу. Женюсь!
   -Зачем тебе две жены? - спросил Сашков.
  -А, - Оглобля махнул рукой, - Семен Иванович, о чем вы? Разве может писательская душа знать насыщение?
   -Разве может воровская душа знать меру? - спросил я.
   -Какая? - спросил Миша.
   -Много разговариваешь, - заметил я, - выпить пора.
   -Я понял, о чем ты, - сказал он же, писатель Виктор Кушков, - понял, понял, понял. Понял, Вань. Эх, Вань, Вань. Вань! - воскликнул он громко, и все посмотрели на меня, - Ты сам выбрал свой путь, Вань! Ты - свет наш! Средь нас ты - светоч! Свят, свят, навек, блин, свят, Иван, Иван Солнцев! Ты много зарабатываешь, Вань?
   -Ты уверен, что со мной можно спорить? - спросил я. - Я сам о себе ничего не знаю. Я не люблю спорить.
   -А?!
   Было видно, что с похмелья Оглобля совершенно безобразен и готов биться до конца. Он, было, накинулся на меня со своим бесовским напором, но я его тут же успокоил. Колян даже подзатыльника ему отвесил. Тема тут же вновь перекатилась на вчерашних девочек. Покатили подробности. Позавтракав, мы покинули пределы кабака и двинулись на машинах на встречу с "неграми".
   Всю дорогу я курил сигарету за сигаретой. Мне чудился Ушкин. Я закрыл глаза.
   -Эх, хорошо здесь! - воскликнул Оглобля. - А? не слышу, Вань!
   Я поразился. Впрочем, похмельные образы - это не просто воображение или сны наяву, которые зачем-то линяют в глазные яблоки. Хотя в них никогда нет никакого смысла - это я знаю наверняка. Во всяком случае, не было до сих пор. Образы - эта некая линия ума, которая никогда у простого человека не вылезет наружу. Простой человек, напрягаясь в житейских буднях, вдобавок ко всему находится в постоянных тисках искусственных импрессий. Я не представляю, как жили люди, когда не было телека. Я сам телек не смотрю, потому что сам не знаю почему. Тут даже и концепции никакой нет. Я его просто не смотрю. Мне не нравится его свет. Но большинство пиплов, половина мозга которых постоянно переваривает исковерканную или высосанную из пальца информацию - как они жили раньше? Газеты? Ну, так не все читать умели. Радио. Не так уж давно появилось радио. Что же они делали?
   Я протянул руку и дотронулся до Ушкина. Я думал, он превратится в туман. Однако, мне удалось дернуть его за рукав.
   -Эй, ты что? - удивился Оглобля.
   -Извини, - ответил я, открыв глаза, - что-то сплю.
   -Просто ты завидуешь! - хохотнул он.- Сморила тебя вчера усталость! Столько баб, а тяму нет! А? А?
   -Ну да.
   Оглобля переключил передачу. Я открыл глаза. Мы ехали по очень длинному мосту где-то на середине его. Правый берег Воронежа утопал в зелени и синеватой дымке автомобильных газов. Левый берег выделялся ровным строем многоэтажек, веселых и праздничных.
   Негры и многоэтажки, - подумал я. - Роман, начинающийся с похмельного пробуждения автора на переднем сидении автомобиля, принадлежащего главному литературному вору страны, страны, которая кричит ртами своих дикторов, корреспондентов, режиссеров, что она полна талантов, но ни одного таланта в упор не видно - только бабки, бабки, бабки, дети директоров, дети банкиров, дети воров, сами воры, и - редкие эпизоды - многословные клоуны из обоймы. Нет, я такое не напишу, хотя это проще простого. Я умею догадываться. Я умею пытаться. От этого сна мне никогда, конечно, не проснуться. Я умею пытаться подумать - это мысли какого-нибудь комнатного животного, которое никогда не видело улицы. А вдруг.... А вдруг что-то есть за пределами его? Глаза квартирной кошки расширяются при виде странных несущихся внизу предметов. Она плачет, когда видит пролетающих птиц. Ей хочется их укусить, но она не знает суть своего желания - просто движение предметов, просто, просто неизвестность, за которую нельзя, не позволено выйти. Веселая такая компания словесных химиков живет в глупой провинции, где нет замечательных богем, нет источителей слов, главная замечательность литературы которых - наличие таких-то тачек и поездки на границу, где воздух нездешний оросил и без того плодородную почву. Я, конечно, могу написать и опубликовать - у меня хватит денег. Но кому это понадобиться? Оглобли, да они попросту не прочтут, так как они вообще ничего не читают. А прочие...
   -Братик, может ты пива хочешь? - осведомился Оглобля.
   -Чо? - спросил я.
   -Ща, остановимся. С неграми по-трезвому разговаривать нельзя. Это я тебе точно говорю. Писатель - он по жизни Хемингуэй. А я привык говорить - Хеменгуй. Так короче. Хемен - гуй. А если писатель с похмелья встает, то есть не встает, если он просыпается по спорту, а не по спирту, то что это за писатель. А, Вань! Алкоголь, деньги, женщины, печатающая машинка с золотыми клавишами, платиновый унитаз...
   Я вновь закрыл глаза, но - теперь ненадолго. Миша выскочил из машины и вернулся с бутылкой пива.
   -Держи, братик, Хеменгуй, Джон ты Фаулз наш, - проговорил он быстро, будто собака цепного стиля.
   Я достал зажигалку и откупорил бутылку.
   Скоро мы приехали.
   ... Мы сидели на кухне литературного негра Саши Леонтьенко, красивого молодого человека, аспиранта филфака. Я, Оглобля и сам, собственно, Саша. Жена Сашина отправилась смотреть телевизор, что, собственно, было верным решением - бабам в таких делах делать нечего, если они не причастны. Женская же причастность к литературе - вещь крайне редкая, да и вообще - надуманная.
   Мне можно возразить - Инна Голицына, веселая недобабушка, пишущая детективы, три книжки в месяц, героиня телевизионных передач. Я-то знаю эти блядские глаза, и суть их, и глубину, и паука, сидящего по центру их. Инна Шейко "Голицына" - директор, в прошлом - организатор финансовых пирамид в Магадане. Вася "хрен знает какая фамилия" - менеджер по работе с неграми. Братья Титовы - охрана. Знают пацанов, если что - голову отшибут. А вопрос такой встать может, если какой-нибудь негр работать откажется, или вдруг появится какой-нибудь ничего не знающий зеленый журналист. У Титовых неплохие связи в ФСБ. Словом, все нормально. Еще одно важное лицо - литкорректор Миша Сажин. Он, надо сказать, на пять-шесть группировок работает, работает быстро и однотипно, хотя и не без таланта, отчего вся современная литература похожа друг на друга, как две капли воды. Когда на дачу к Голицыной приезжает съемочная группа, то братьев Титовых в срочном порядке посылают в магазин за тетрадками. Тетрадки эти раскладывают в специальном кабинете, куда бабушка Инна в обычные дни и не ногой. Что ей там делать? Ей сорок восемь. Она еще может, и этим пользуется. Это и есть ее главное занятие. Ее можно частенько замечать на светских раутах с новым партнером. Добычу делят все вместе. Какие у них там проценты, я не знаю. Это не мое дело.
   Группа Ирины Третьяковой. Елена и Анна Стяговы, две сестры, одна - бывший партработник, другая - профессор, преподаватель литературы. Штатный юрист Евгений Евгеньевич, хороший, правильный еврей. Бывший ФСБ-ешник Юрий Огарков, охрана. Работают более культурно, и Аня Стягова, исполняющая роль Ирины Третьяковой, на телевидении фигурирует гораздо реже. Хотя, вопрос о том, кто из них дольше продержится, как мне кажется, вряд ли актуален. Продержатся и те и эти. Помимо них, конечно, есть еще несколько сильных литературных группировок, включая Оглоблю, включая, должно быть, и меня. И если я пишу сам, это же значит, что я остаюсь в стороне. Я составляю весь этот грандиозный фронт современной культуры потребления букв, букв, которые суют в рот массам насильно.
   Жрать!
  Все жрут.
   - Я, вообще-то, пишу много стихов, - сказал Саша Леонтьенко, поправляя длинные свои, музыкантские, должно быть, волосы.
   -Стихи - это очень интимно, - заметил Оглобля с клоунской серьезностью, - Иван, насколько я знаю, тоже иногда их пишет. Да, Вань? Я слышал, что Иван собирается общаться, работать, так сказать, с нашими рока звездами.
   -Да, - сказал я.
   Мне уже тогда начинало казаться, что я сам себя не понимаю. Должно быть, это все-таки странная штука - когда-нибудь посмотреть на себя со стороны, чтобы оценить так, как только бы ты оценил. Никто, наверное, кроме тебя самого. На самом же деле, все должно быть очень просто и очень понятно. Когда человек ведет диалог с самим собой, неужели этот второй - кто-то еще? Людям, как правило, свойственно преувеличивать. Должно быть, и активное общение с самим собой - это довольно глупо. Идеальное состояние для этого - лежание в дурдомовской кровати.
   Но, если честно, я бы уже тогда заехал по Оглоблиной голове чем-нибудь тяжелым. У меня не было никакой концептуальной мотивации. Он покупал, я работал. Плохо работал, конечно, но и много работать не было смысла. Миша воровал, а я, изнывая от лени, пытался найти от нее противоядие.
   Если ж допустить мысль....
   Страшно конечно.
   Но если все-таки, зажав собственные извилины, заткнув уши, признаться, что ни ты, ни он, ни то же Дышло, ни писательница Некрасова, ни малолетние победительницы, никто из них не работает. Делая вид, они ожидают, когда б что и где украсть. Выходит, что почти ни одна вещь здесь не обходится без воровства.
   -Я запускаю новую линию, - сказал Оглобля весело, - она будет называться.... Знаете. Я могу придумать хоть прямо сейчас.
   Он почесал по голове в стиле рок.
   -Например, Григорий, нет, Василий, нет, Петр Меньшиков. Вот. Вот, ребята. Давайте выпьем за это. Я, Сашь, я уже все понял. Новая линия под названием Петр Меньшиков выйдет через два месяца. У меня везде все схвачено.
   Я взял стакан в руку. Водка покачнулась. Она была холодная и густая и напоминала глупую женщину, живущую по настроению и по мере того, на какие рефлексы ее настроили.
   - За успех, - сказал Саша Леонтьенко.
   Улыбался он напущено и без энтузиазма. Наверняка, он сидел в той же сети, что и Чипидрос, быть может, они даже знали друг друга. Там они кусались, чинили друг другу преграды, каждый доказывал, что один из них - так, графоман, но это и хорошо, а второй - осел, козел, дебил, гондон. Я даже порывался спросить, под каким ником и где появляется в сети Леонтьенко, но, выпив, забыл. Водка пошла вниз, холоднула перед самым желудком, а потом поменяла температуру. Так она оживала.
   Оглобля заметно оживился. Его пальцы двигались, будто на пианино играли. Глотка дышала весело, вкусно. Он невинно моргал, изображая настоящую душку.
   -А вы? - спросил у меня Саша.
   -Что, я? - не понял я.
   -А у вас какая программа?
   - Я пока знакомлюсь, - ответил я, - присматриваюсь, так сказать.
   -А потом?
   -Пока посмотрю. Потом определюсь.
   -Вы побыстрей, - сказал Леонтьенко с еле скрываемой язвой, - а то негров не так уж много. Сейчас мы всех работой нагрузим, они просто физически успевать не будут. Понимаете?
   -Понимаю, - ответил я.
   -Ваня все знает, - выпалил Виктор Кушков, - у него - свои коны.
   -Ну, что ж, - развел руками негр Леонтьенко, - так - значит так.
   -Итак, мы запускаем линию, мальчики! - воскликнул Оглобля вожделенно. Должно быть, так кричал диктор, когда Нетто в 60-м гол забил югославам.- Жизнь, пацаны! Вот это жизнь! Вот это я понимаю, работать, так работать. Меньшиков.... Как его? А, Петр! Петр Меньшиков. Мы будем писать исторические романы! Хватит с нас бандитов, хватит воров. Сейчас - другое время, да, Вань?
   -Да, - ответил я.
  Я был словно за пеленой невидимого дождя.
   -Ну вот! Напишем такую длинную, длинную оду про одного героя. Герой будет один, мальчики, братцы! Но действия будут происходить в разном времени. Он будет и там, и там. Как бы он - это явление! И там, и там, поняли? - Оглобля засмеялся и долго не мог остановиться.
   Его глаза стреляли. Его язык начинал ветвиться, высовываясь то и дело наружу. Брызгали слюни. Кожа подергивалась, как поземка зимой. Миша был счастлив.
   Если ж подумать, то что тут такого? Счастье - оно такое. Одни завоевывают, другие - убивают, третьи торгуют, четвертые завоевывают интеллектуальный рынок. Если б торговали мозгами в чистом виде, упаковывая их в вакуумную тару, то это все равно было одно и то же. Они б на весах поровну были.
   - Сначала он будет в царской России, - предложил Миша, - представим его скромным молодым человеком, который еще не проявил свои способности. И - побольше шарму, Сашь. Не надо писать попсу. Нужно делать это, так сказать, конкретнее, интеллигентнее. Язык такой, чтоб мозг в трубочку завернулся, а потом не развернулся. Петр Меньшиков должен быть интеллектуалом. Это - фабрика! Большая, очень реальная, фабрика! Мы должны всех обуть, понимаешь, всю нацию - в нашу новую обувь! Немного мистики. Представим, что наш герой - следователь. И он расследует дела где угодно. В прошлом, в будущем, может, еще в те времена, когда были мамонты. У него везде будет одно и то же имя. Главное - мы потом снимем фильм. После фильма даже очень странный язык будет понятен. Тиражи там, все дела.... Я сейчас хорошо плачу. Наш следователь должен стать символом, так сказать, нормального псевдоисторического романа.
   -Я понял, - сказал Саша Леонтьенко сухо, немного даже нервно.
   -Псевдоисторический! - воскликнул Миша.- Выпьем, ребятишечки! О Петре узнает вся Россия.
   -А кто будет Петра изображать? - спросил я.
   -Гм... Найдем кого-нибудь, - проговорил Миша, - нам, в конце концов, нужно очень спокойное, очень реальное лицо. Словом, наш человек. Не слишком умный, не слишком тупой.
   -Конкурс объявите, - посоветовал Саша.
   -Не, - ответил Миша, - вот этого нам не надо. У нас и так есть конкурс - мы по жизни конкурсанты.
   -Ага, - сказал я.
   -Так разберемся, - Оглобля выдохнул, - на самом деле, так многие работают. Думаете, я - самый плодовитый автор? Вот Стяговы, например. Половина Воронежа на них работают.Думаете, только Ирина Третьякова, а? "Роман с камнем". "Роман без камня". "Дураки умирают в три утра". "Вечер вора". "Леди-Капиталистка". А? Знакомые романы? Верно? Это - Вера Данильская. Так вот, Стяговы решили, что лицо Данильской не нужно. Бабки спокойно капают на счет. Менеджер ихний ходит, дела улаживает. Никаких сложностей. Все очень четко настроено. Так, что и Меньшикову не обязательно лицо. А если будет нужно, я найду, найду.... Что у меня, людей, что ли нет?
   Мне было понятно, что Саша Леонтьенко сгорает от иронии. В то же время, выразить что-либо у него не было никаких шансов. Он был очень хорошим, очень высокооплачиваемым негром. Он мог даже и права покачать. От этого у Саши было право выбора - что писать и кому писать. Он, возможно, даже имел возможность публиковаться за свой счет. Я об этом ничего не знал. Мне, честно говоря, было все равно.
  -Надо еще водки взять, - предложил Саша.
   -Может, в ресторанчик поедем? - сказал Оглобля. - По стаканчику там потянем, пососём?
   -Можем и в ресторан, - ответил Саша, не поняв, для чего Оглобля последнее слово употребил.
  -А ты как? - спросил Оглобля у меня.
   -А я что? - ответил я. - Я - как вы.
   -Поехали, - сказал Оглобля бодро, - там Толян внизу в машине сидит.
  - А господин Сердцев едет? - спросил Саша Леонтьенко.
  -Не, пускай развлекается, - ответил Оглобля, - ему не до этого. Сами съездим.
   На самом деле, встречаться нам предстояло не с одним Сашей Леонтьенко. Негров было достаточно много. Пожалуй, даже очень много. Чем был тут особенен именно Воронеж, мне было непонятно. Литературная Африка...
   Да ведь и вся страна - Африка. Едешь ты по этой жизни. Точно так же и бога ищут. Бегут куда-то, лезут в горы, ныряют ко дну - всё подальше от себя, в даль, во тьму...
   Мне пыталась звонить Динка. В одну из этих попыток я с ней и поговорил. Если подумать - позвонила б она Оглобле, упустил бы он этот шанс? Дело не в том, что там на фоне желаний еще и Степан Скляров стоял. На фоне желаний, перед этим холстом, всегда кто-нибудь торчит, что с того? То ты сам себе мешаешь, то ты плюс не ты, то - много-много всякого человеческого барахла, включая и тех людей, которых нет, которые просто чудятся. В конце концов, очень многие уверенны в том, что жизнь - это не пара-процесс испражнение-потребление, однако живут именно так. Они, можно сказать, верят.
   - Здравствуй, Иван, - сказала Динка.
   Мне кажется, она говорила, как Маяковский. Деньги - вещь, вообще-то, бодрящая. Предположим, спишь ты по жизни, ходишь с закрытыми глазами, и никто, кажется, тебя и не спасет.
   Это, как будто, сон вечный, медвежий.
   Даже если рядом пушку поставить и выстрелить, ничего не изменится. Наверное, именно это и было с Динкой. Детство ее не отпускало. Она, находясь в нем, словно в коконе, много не замечала. Но стоило заметить в глубокой воду жизни блеск золотой рыбки, и все переменилось.
   -Привет, - ответил я.
   - Знаешь, я недавно подралась в институте, - проговорила она все так же энергично.
   -Ага, - ответил я.
   -У нас есть Светка, и она думает, что много знает. Не то, что знает, она в этом просто уверена. Вот. Просто человек уверен в том, что хорошо разбирается в музыке.
   -Да, - сказал я пространно.
   -Ты меня слышишь?
   -Слышу, - ответил я.
   Я вспомнил еще один эпизод. Был некий Александр Васильевич, родственник, врач. Добиваясь всего в жизни сам, Александр Васильевич не сильно преуспел. Помощь Склярова, который был мужем его родственницы, то есть матери Динки, была основополагающей. Без нее Александр Васильевич вряд ли чего-нибудь добился. Так вот, с некоторых пор сей врач, особенно подлизываясь, ползая вокруг семьи Скляровых на карачках, стал утверждать, что Динка - экстрасенс.
   Я, конечно, не говорю, что экстрасенсов нет. Есть, безусловно. Хорошие, душевные люди. Но Динка явно не тянула. Золотая медаль в школе была для нее куплена. Училась она в двух институтах сразу. В одном старалась и даже что-то показывала, другой посещала, делала звездное лицо, и за это ей все прощалось. Должно быть, деньги за зачеты она никогда и не видела. Кто-то еще носил. У Стёпы на третьем этаже два так называемых раба жили. Люди без паспорта, по-другому. Стёпа их не отпускал. Они иногда могли быть полезными. Мебель, там, перенести, огород на даче прополоть, да и так, для ощущения обладания, да и чтобы быть в теме.
   -Так эта дура, она вообще ни во что меня ставит, слышишь? Но я же культурный человек, понял? Я же не стану понапрасну ругаться с глупцами.
   -И правильно.
   -Спасибо, Иван.
   -Ага. А что, такой уж она знаток, эта Светка?
  - Не знаю. Она слушает старый рок. Я же не говорю, что старый рок хуже. Я знаю, что он лучше. Она сказала, что, вот, "Дип Перпл", а вот наша группа, это.... Она еще какой-то эпитет применила.... Мол, если засунуть в рот носки и петь, то именно так и получится. Ну, я тогда уже не выдержала....
   -И кто кому носки засунет? - спросил я.
   - Нет, никто. Я ж не стану утверждать, что я сильнее. Сейчас не это главное.
   -А жаль. Надо было....
   -Нет, я ее побила. Я ж сама от себя этого не ожидала, слышишь? Но мне тоже досталось.
   -Ничего, - ответил я пьяно, - до свадьбы заживет.
   Мы сидели в ресторане. Оглобля находился поодаль. На его столе была водка, кижуч, какой-то салат, и больше ничего. Михаил Александрович, видно, к вечеру постился. С ним за столом был литературный негр И. С. Степаненко, преподаватель ВУЗа, 40 лет.
   Степаненко, будучи человеком принципиальным, долго и мучительно страдал. Повышения цен били его под коленки. Плюс алименты. Плюс у него был старый "Москвич-иж-408", и он кого-то на нем ударил. Приехали пацаны, дали по голове, включили счетчик. Делать нечего - Степаненко обратился к Саше Леонтьенко, и тот заказал ему серию книг Александр Амуров "Дочь Вора".
   Покривился И. С., взял водки и пил в одиночестве, смотря на звезды.
   Был тогда день рождения Пушкина. В городе широко праздновали 200 с чем-то лет поэта. И.С. должен был читать какую-то речь. Но не сумел он выйти из квартиры. Позвонил, покричал, и на том конце провода ясно поняли, что что-то с ним, литератором, филологом, пушкинистом, не того...
   Если падать, то - окончательно, решил Степаненко. Что уж теперь в бирюльки с правдой играть? Буду взятки брать, злые взятки. Начну студенток домой водить. Что делать, если пыльца беса осела на цветок разума? Что теперь? Если опылился я, то уж до конца и надо трансформироваться. Оно ведь хорошо, когда совести нет совсем. Весело даже. Живешь и хохочешь, понимая, что над тобой кружат мухи, ибо ты - говно. А если наполовину, то это ничем хорошим не закончится. Либо первая половина победит, либо вторая, и в том, и в другом случае это почти смертельно для ума. А статьи, их можно продолжать писать. Все равно, никто из титанов мысли в гробу не перевернется.... Это невозможно....
   Он быстро накатал три части, получил штуку баксов, но этого было мало. Пришлось обращаться к Саше Амурову, популярному автору, за помощью. Саша в тот момент выступал в эфире программы "Лицо истины". У него брали интервью, и он разглагольствовал о том, что литературного негритянства в стране нет, а если и есть, то очень редкое и сугубое явление. Сашино лицо было лицом солнца правды - впрочем, как вы понимаете, любая передача - это хотя и сосательная конфета, но очень малоиграющая. Это миньон.
   -Здравствуй, Сашь, - сказал Игорь Сергеевич, когда передача закончилась.
   - Чё? - прокричал Амуров в ответ. - Э, ты откуда звонишь? Чё надо?
   -Из Воронежа.
   -Ты кто?
   -Я - Степаненко, я это....
   -Работаешь?
   -Да.
   -Молодец, занимайся.
   -Я, это...
   -Что случилось?
   -Тут...
   -Ты что, с городского звонишь?
   -Да, у меня же нет мобильного телефона.
   -Купи!
   -Дело не в этом. Понимаешь, Саша, я никак не могу решить свои проблемы.....
   Проблемы, как вы понимаете, были решены. А И.С. Степаненко встрял надолго. Впрочем, книги давались ему легко. Со временем планка поднялась. Оглобля, тот предлагал ему теперь полторы зеленых за книгу "Рецепты от Виктора Кушкова".
   -Париться сильно не надо, - говорил Оглобля, - можешь высосать все из пальца. Нет, знаешь как.... Возьми поваренную книгу эсесеровского периода, слова местами поменяй, прокатит. Я уверен. Приведи примеры. Но в качестве примера всегда используй тех людей, которых ты сейчас видишь. У нас все схвачено. К примеру, рецепт от Ивана Солнцева. Когда Иван, то бишь, писатель Солнцев, едет на рыбалку, то он берет с собой, там, всякую чепуху, маринованное мясо. А маринует он мясо сам, не потому, что у него нет жены, а потому, что это сейчас модно, чтобы мужики сами готовили. Понял? А том, приехав, он звонит своему другу, писателю Дмитрию Дышло, сочинителю очень проницательных историй про нашу жизнь. Но ты с такими случаями не усердствуй. Штук пятнадцать сделай, как бы, рецепты от литературных звезд. От певцов.... Ну, я никого не знаю. То есть, я их знаю, но они все.... Так.... Ну, ты понял. С ними не о чем говорить. Они даже бригаду нормальную собрать не могут. За них, за всех, три человека поет. Тоже хрень, да? Так, вот. А я, братик, я сейчас словно осветлен. Ты себе не представляешь, каково оно. Говорят, так ощущаешь, когда прикасаешься к святым мощам. А я ездил в Сергиев Посад, понял? Там, блин, братик, там та еще фигня. Ты не был? А.... Ну, мы с тобой еще съездим. Там девки, во, блин. Я там к костям припал, подумал, мол, ощутю я или не ощутю. Не, блин.... Ладно, братик. План, нагад, таков. А я, братик, я создал новый персонаж. Я даже не знаю, кто будет его лицом. Даже не знаю, братик. Нет, понимаешь, я его ощущаю. Я даже представляю, как он мыслит. Его будут звать Петр Меньшиков.
   -Я так и думал, - сказал Степаненко.
   -Правильно, братик, - ответил Оглобля, - правильно мыслишь. Главное - это имя. Еще, из творчества Инны Голицыной, я уяснил такой момент - нужно правильно сделать обложку. Раньше обложки были, что обертки. Банальные и неинтересные. Пистолет на фоне девки, а на их фоне - какой-нибудь цветок, а внизу - гильзы там, всякая чепуха. Ну, ты меня понял, братик. Понял, о чем я говорю. А Голицына применила новый метод. Новый метод, братик. Просто нашла хорошего художника. Одна буква - одним цветом, другая - другим, третья - третьим. Короче, разные шрифты. А я, братик, я.... Я понял, что будет делать мой герой. Следователей сейчас много, братик, понимаешь? А это будет следователь на все времена! Он будет и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Как его назвать.... Ладно, там мы посмотрим, как мы его назовем.....
   Оглобля был полон светлого оптимизма. Ему представлялся эдакий Джон Коннор, расследующий странное в эпоху царизма и в то же время изучающий иные цивилизации где-нибудь в будущем. Ему даже грезилось, что это напишет он сам. Собственной рукой.
  Если ж смотреть на этот процесс сверху, отвлеченно, будто доктор на вшей, то оно и так могло выглядеть - созидательно, креативно, ново.
   -Стоял я возле костей Годуновых и думал, - крича, рассказывал Миша, - вот, жили ж, пацаны, неплохо жили. Я ж думаю, они понапрасну не парились над мелочами. Мыслили по-крупному. Есть вещи большие, есть маленькие. Мелочами должны маленькие люди заниматься. Нет, я ж не говорю, что они - плохие люди. Но все на свете должно правильно распределяться. Да? Давай выпьем. За правильное командование, за правильное исполнение, да?
   -.... Я ж не говорю, что "Дип Перпл" - это не модно, - продолжала рассказывать мне Динка, - но я не позволю каждой суке так высказываться о нашей музыке. Она еще мне говорит, что, мол, не было б у меня богатого отца, не было б и музыки. Можно подумать, я играю из-за денег.
   -Да, - ответил я.
   -Я выражаю свои мысли, да? Это даже, даже.... Нет, ты понимаешь, меня больше понимают преподаватели, чем студенты. Особенно сложно с теми, кто из себя постоянно что-то строит. Мне не нравятся дутые честолюбцы.
   -Мне тоже,- ответил я.
   -Это американская идея.
   -Да.
   -Во все дырки лезть самостоятельно, без всякой платформы.
   -Да, - согласился я.
   -Сегодня у нас была репетиция. А скоро мы выступаем на фестивале "Наши".
   -Классно.
   -Там очень, очень творческая молодежь в этом году будет выступать. Ты себе не представляешь. Если б ты интересовался нашей музыкой...
   -А я, блин, тоже слушаю "Дип Перпл", - ответил я, закуривая, - я даже не знаю, какие сейчас группы.
   -Что, вообще никого не знаешь?
   -А, знаешь, я вообще ничего сейчас не слушаю. У меня даже музыкального центра нет. Иногда я думаю, что мне нужно купить центр, а потом думаю - а на какой он мне фиг? Хотя, на живой концерт я бы сходил.
   -Все. Решено. Идешь на наш концерт.
   -Ага. Скоро?
   -Послезавтра.
   -А.
   -Что, опять что-то не получается?
   Откуда это опять "опять"? - подумал я.
   Я тут же вспомнил, что у меня иногда бывает очень странные мысли в полусне. Может быть, здесь - то же самое? Мозг, умирающий во временную тьму, еще думает, и тут, просыпаясь, понимает, что думает о полном абсурде, и смысл убегает. Я иногда пробовал поймать его в тот самый момент, когда он убегал, но, даже пойманный, он не становился ясней. Это не то, что дежа-вю. Это - ощущение потери линии. Вроде бы, и не давал ты повода, чтобы с тобой так говорили, но говорят.
   - Я - в Воронеже, - ответил я все же
   -А что ты там делаешь?
   -Ты что, пьяна? - спросил я, наконец.
   -Мы всегда пьем пиво после репетиции.
   -А.
   Оглобля продолжал взрывать свое настроение. Он был что сосуд, полный эпитетов. Это у него за всегда такое было. Если же говорить о красноречии, то, как уже где-то замечал, существуют весьма красноречивые животные - не зря же одним из популярных персонажей народного творчества является петух. Чрезмерность - совсем не сестра таланта, но и с простой что-то надо делать, и мало кто знает, что тут что к чему.
   -Можно подумать, что ты - трезвенник, - сказала Динка.
   -Это разные вещи, - ответил я, - совершенно разные.
   В тот вечер я напился в стельку. Отходняк, продолжавшийся три дня после того, выбил из меня все наскоро образовавшиеся мысли. Я думал ни о чем, в Интернет не выходил, и всякие мысли о творчестве, в том числе, о творчестве писателя Виктора Кушкова, вызывали у меня аллергию. Я закрывал глаза, прячась от всего. От мыслей этих, от себя, от покачивания головы, от надвигающейся на литературный мир премии "Строка". Телефонные звонки следовали ни часто, ни редко, и я на них отвечал. Включив телевизор, я смотрел все подряд. Ванн Дамм махал ногой - славно махал, хотя основным способом борьбы все же было бросание на стенку. Берешь ты соперника, за шкварник, разгоняешь и кидаешь на стенку - а потом он очухивается, подходит, хватает тебя за шкварник, разгоняет и тоже об стенку. Кто кого больше об стенку накидает, тот и сильнее.
  
  
  
  
  
  Конец отрывка
  
  
  
  
  
  
  * * *
  
  
  Я размышлял над тем, что персонаж может жить своей жизнью. Нет, конечно, надо придумать, надо догадаться, что некий обособленный мир может проявлять качества, не выражении словно бы в системе координат автора - словно бы ты просто заложил семечко, и вот, когда прошло время первых ростков, вырос целый лес. Куда в этом лесу шел Иван Солнцев. Доработанное произведение наверняка бы вызвала ряд вопросов - впрочем, я полагаю, его бы никто не заметил. В общем потоке космоса и попаданства, фанфиков и фиганфиков, это книга прошла бы тенью - хотя я уверен, она бы вполне бы могла найти нескольких порядочных читателей, и это было бы дороже дешевого напыления.
  В блогах прошла новость: в ЖЖ у Льва Индоуткина произошел необыкновенный срач - некто Алексей Камышов, осмелившись покритиковать Вячеслава Больных, вернее - получение некоей премии - и тут пошло, поехал. Редактор Павлов, конечно, мне был по боку - парень косноязычный, я бы даже сказал - хромой на язык, или даже полуязыкий - но именно через него фильтровался трафик - корефаны и восхваляющие кого надо проходили, также шел конъюктурный примитив, при чем, главные корефаны рассматривались в виде возрожденцев. Так что, пошло, поехало. Ругались, обзывались, писали стишки, хокку, хайку, создавали целые полотна столбцов в отдельных лентах комментирования, и, что главное, Алексей Камышов не сдавался. Собственно, можно было и не заглядывать туда, чтобы заключить, что ему говорили: ты завидуешь, ты лузер. Но он грамотно порой отстреливался, например:
  - Я пришел в магазин, а вместо конфет - говно. Я должен порицать тех, кто выдал говно за конфеты? При чем тут зависть?
  Пришел в рулон и Виктор Корефанов - впрочем, там, в отдельном потоке, он вместе с Михалдиным обсуждал вопросы установки атомного реактора на танки на Саракше.
  Алексей Доробло дал ссылку на раздел Камышова где-то по типу прозы.ру, и тут его продолжали склонять - да и что тут греха таить, Алексей Камышов и сам был фантаст, и сам писал продолжения к известным топовым штучкам. Впрочем, когда он заявил, что Валерий и Елена Шмурные - хрен на постном масле, я хотел зайти и выразить свое довольство, но передумал.
   На мой телефон вдруг напал Юра Чмоков. Это было в его стиле. Он был любитель поговорить. Я даже подумал - почему его там нет? И ведь столько романов, столько "Черных следов".... Вот и молодые писатели Семенищев и Сонин уже сутки дрались в ЖЖ, выясняя, кто из них умней. Они оба претендовали на литпремию, и там давали недюженную копейку, но вряд ли им что-то светило, хотя они и тусовались плотно, плодотворно, ежеконвентно и там подлизывались к кому надо. Да, но Семенищев все же получил и теперь был готов летать выше облаков, а потому, как верхний перед нижним, он легко сыпал метафорами.
  - Я думаю, что Сонин лучше, - заключил Юра Чмоков, - ты понимаешь, я читал его еще тогда, когда он начинал. Он висел на самиздате. Ну, может и не талант. Но есть руки. Это когда ты из мастеровых, понял? Ты его читал?
  -Да, - я соврал.
  -А Семенищева читал?
  -Читал, - я тоже соврал.
  -И кто по-твоему лучше?
  -Сонин, - ответил я просто так.
  -Вот и я думаю, что Сонин. А почему дали Семенищеву?
  -Не знаю. А ты что думаешь?
  -Понимаешь, они из одной тусовки. Но там другие люди оценивали. А они фантастов и в хрен не ставят. Там критик Захаров, например. Да ему в гроб уже пора, Алёш! Это же стандартнейший тип.
  -Ага, - ответил я.
  -А ты его вообще знаешь?
  -Имя слышал. Лично не видел.
  -Да ты что. Я лично не знаю, но Вован говорил, что баб он на старость лет старается пропустить через кровать. Ну, или бабки.
  -Давай в критики пойдем, - предложил я, - бабки брать не будем. Будем чисто критиковать.
  -Давай.
  -Пойдешь? - спросил я.
  -А куда? Ты хочешь в журнал? Я могу устроить. Есть знакомые.
  -Ладно.
  -Ты просто так сказал?
  -Да. А ты напиши в блоге про Семенищева.
  -А мне нельзя, - ответил Юра, - я ж до таких низот тоже не опускаюсь. Все в курсе. А то подумают чего не того. Лучше ты напиши.
  -Как я напишу? - спросил я. - Ты что, я же Алёша Козлов. Меня все любят и все уважают.
  -Ну да.
  -Ну сам на сам-то я могу поговорить. Или с тобой. Прикинь. Да мне не жалко. Просто скажут, что я волк в овечьей шкуре.
  -Ну и фиг. Пойду посплю.
  -А чо делаешь?
  -Нет, ничо не делаю.
  Я думал, что от него отстал, или он от меня отстал, но что вы, братцы. Писатель - мастер языка. Разговор - это способ быть ковшиком. Это когда ты субстанцию несешь, несешь, и ее надо куда-то вылить, и не на кого. И вот - кувшин. И вы туда всё это выливаете, и она болтается там в кувшине. Вот вам и слушатель.
  Он стал мне рассказывать какую-то историю из молодости, которая мне сто лет бы была нужна, и так прошёл час.
  По возвращению я ждал Сашу. Кожуток (Букетик) хотел мяса, но мяса не было. Был опять тот же вонючий китикет, и ничего не оставалось, как заставить его им душиться. Я сидел перед компьютером - я напоминал сам себе дерево, и хотелось быть деревом.
  -))), - написала мне Оля.
  -Что делаешь?
  -Тусю.
  -О, слушай, - написал я, - тебе скоро 30 лет.
  -Да!
  -Помнишь, как мы познакомились?
  -Помню, Алёш.
  -В сети!
  -Да. И ты тусила. Это была так давно.
  -О чем это ты?
  -Что делаешь?
  -Еду тусить.
  -А....
  -Хочешь меня увидеть?
  -Нет, я сейчас не думал.
  -Как хочешь.
  -Слушай, правда, тебе же замуж пора.
  -Пора. А чо?
  -Ничо.
  -Хочешь на мне жениться?
  -Да я просто!
  -А я узнала, что ты - популярный писатель!
  -Я и говорил.
  -Нет, ты как-то так говорил, я думала, ты шутишь.
  -Нет, не шучу.
  -А мне правда, снилось, что я вышла за тебя замуж.
  -А ты хочешь?
  -Не знаю. У нас же что-то бывает.
  -Бывает, - ответил я.
  -Ладно. Пиши.
  -И ты пиши.
  Я зевнул, и не было мыслей. И при чем тут Оля? Нет, её в моей жизни нет. Всё это было дежурство за клавиатурой, дежурством без цели. Хотя, конечно же, можно следовать и путём мифического Ивана Солнцева. Но ведь всё проще. Зачем мне ломать себе мозг? Выпустить роман под другим именем. Собрать, в конце концов, деньги. Разве кто-то мешает?
  Но тут начнутся вопросы. Если не рекламировать, если просто напечатать и ждать чуда, то я его никогда не дождусь - кому какое дело, кто и где написал роман? Да, но вы думаете, будет читатель? Хотя, если включить воображение, если, например, заплатить тому же Захарову, чтобы он написал рецензию. Позвонить ему и сказать - знаете, Захаров, своё имя открыть я не могу. В своих кругах я известен. В ваших - нет. Но всё это мелочи жизни. Вот вам денежка. Напишите - что мол, читал, что мол - озадачен, можете даже сказать, что роман ужасен, но надо сказать так, чтобы у читателя возникло ощущение, что всё это не просто так. Чтобы....
  Но я размечтался. В романе нет кусков. Нет целых глав. Нет окончания. Что стало с Иваном Солнцевым? Наверняка, ничего. Он там и дальше живёт, в том мире, где ничего, собственно говоря, не отличается от мира текущего. Разницы нет.
  Чипидрос выиграет первое место в номинации "роман". Оглоблины девочки оккупируют прочие Олимпы, и всё там будет схвачено.
  Великий Детский Писатель? Не знаю, что ж с ним сделать? Отправить его в гроб? Может быть, почему бы и нет. Он стар. Он символизирует эпоху, которая, будучи уже отжившей, пытается найти какие-то мотивы для существования. И он постоянно ищет, он постоянно воюет за какое-то имущество - словно бы он собрался жить еще сто лет. Словно бы он и всерьез считает, что это так, что вещи и человек - они одинаковы в своём пути непонятно во что.
  Ну хорошо. Иван, допустим, сойдется с Иркой. Куда девать тогда Динку? Хотя да, у них ничего не было. Её и не надо девать. Она - маленький демонок. Но настоящие демоны, они существуют для того, чтобы наметить человеку какие-то столбики на дороге. Пункт а, пункт б, и так дальше. Но Иван, разве есть у него пункты? Зачем ему демон? Ему ведь и не с чего сбиваться.
  Оглобля? С ним всё тоже. Роман заканчивается ни чем. Ушкин? Действительно....
  Все эти мысли, конечно же, носили характер паразитический. Я лёг спать. Саши всё не было. Кожуток (Букетик) лежал рядом и дышал в лицо.
  Нет, конечно, всё было ясно - во мне жило много противоречивых существ. У писателя, конечно, так и есть. Героев много. Космос. Бластеры. Девочки. А ведь как вам сказать - любая вселенная оживает в голове, как ни крути. Вот предположим, действительно, я сам не пишу, кто-то мне пишет, я лишь получаю деньги, езжу на дорогом авто, живу под Парижем, всё ОК. Да, но человек, который писал, оживил какую-то мысленную структуру, и вот представим, вы родились, и родились там, и всё вокруг недоделано, всё вокруг косо. Создатель был литературным негром. Только и всего.
  Я подогрел молока, выпил стакан, и тогда через встроенный в телефон скайп пришла Юленька, что, впрочем, было не ново.
  -Вот слушай, - сказала она, - смотри, читаю. Артур и Макар были друзья с детства, и тогда судьба распорядилась так, что они вместе попали в одно училище ФСБ, когда им предстояло пройти через огонь, много огня - там их ждали, за гранью бытия, звездные короли, но это было потом. Артур учился на отлично, чего нельзя было сказать о Макаре, хотя у него был талант, не смотря на то, что был двоечник. А двоечникам, как известно, везёт, и на них держится мир, а на отличником нельзя положиться, пока их жизнь не попробует на зуб. Но друзьям предстояло встретить одну и ту же девушку в разных местах, чтобы она послужила им яблоком. Прикольно?
  -Да. Это кто написал? Ты? - спросил я.
  -Дурак, что ли. Прислали.
  -Кто прислал.
  -Додик какой-то. Нет, правда, Алёш. Как так можно. Чтобы она послужила им яблоком.
  -А, это синопсис! - догадался я.
  -А ты что подумал? Что это я катаю? Ну ты даешь. Как твоя мурка?
  -Какая мурка?
  -Ну, ты же себе кого-то завёл.
  -Ты ж в курсе.
  -Ну ладно. Видишь, Алёш, всё возвращается на круги своя. Чтобы встречаться, надо как школьники шифроваться. Ладно. Ты знаешь, где я?
  -Нет.
  -Угадай.
  -Что ты, - мой голом звучал раздраженно.
  -Ладно. Ты сильно не бухай. Ладно.
  -Ты там с папой?
  -Нет, с Юрцом. У папы свои заморочки.
  -А как же ты работаешь?
  -У меня всё схвачено. Давай.
  Я некоторое время пребывал в тишине, потом заснул. Снов не было, но прорывался какой-то странный фон - наверное, от Кожутка (Букетика) прорывался запасной сигнал бытия или шла ретрансляция базовой частоты радиостанции на Нибиру. Потом, уже поздно вечером, явилась Саша. Мы молчали. Она открыла дверь, ни я, ни она ничего не сказали. Молча сели за стол. Молча пили чай. Потом - телевизор, вялые, словно ипохондрические, объятия. Уличный шум стихал, жизнь стояла где-то поодаль от нас, мы в ней словно и не участвовали.
  -Поедем? - спросила она.
  -Ты же собирался. Взять, бросить всё. Поехать.
  -Поехали.
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  
  Мы ехали до Тулы, а потом нужно было брать автобус. Это хорошо, что у меня нет машины, иначе - забрали бы права, давно бы забрали. А когда б отдали, то снова б забрали. Постоянно откупаться - это жуткий стресс. Тем более, это иллюзия, что я богат. Просто я живу спокойно. О деньгах много говорят. Ведь другого бога нет. Его испокон веков нет. Не нужно быть особо одаренным, чтобы понять - что ежели и есть во что верить, то это - где-то далеко внутри тебя. Где бы ты ни искал, чего бы ты ни жаждал - одежды, пищи без мяса, странного храма, рисования точки на лбу для усиления духа и бегства во множественные Индии - все это дань мишуре, и все это не может улучшить качество личности. Но для чего я все это говорю? Ищу ли я? Разве я ищу?
   Нет, я и сам ничего не знаю.
   Нет, конечно, в тот момент я начал искать. И где-то в глубине души у меня рождалось знание о том - что ищи, не ищи - предметов всего два. Бог и деньги. А потому, ищешь ты практически самого себя, так как эти два понятия можно объединить в одно.
   Я.
   Я ищу себя.
   Да, можно навесить на глаза много различных занавесок. Можно поговорить об Ищенко, также о Бегиной, и вообще - о терминаторах в СССР. Можно поверить в чудо. У каждого - свой заменитель. Если бы в жизни было бы что-то еще, помимо рождения и смерти, эту вещь можно бы было опровергнуть. Но возможно ли?
   Нет, это я ищу. А вот Саша - что она? Что ей надо?
   Жизнь легко рассматривать в разрезе простоты. Есть функционирование. Есть метод функционирования. Есть методы снабжения личности разными величинами. Но суть все одна - стремление к наслаждению. Все примитивно.
   Но если ничего не искать, то ты - червь.
   Если искать - то, может, и в этом случае ты - червь. Да, в чем разница? Нет нигде разницы. Именно поэтому мы и ехали.
   Я мало надеялся на чудо. Ищенко, терминаторы, бессмысленный мир. Дайте хоть крупицу чего-нибудь. Хоть что-нибудь, кроме воровства и обмана. Люди не летают.
   Раньше, понимая бесполезность всего, в мыслях я отсылал себя заграницу, полагая, что это было бы хорошим итогом. Я был уверен, что там меня поймут и оценят. Не знаю - был бы там интересен мой недописанный роман? Теперь уже все это не имело значения.
   Я не знаю. Мы правда живём не хуже остального мира, и хорошо, что есть места, оценивая которые, можно оценивать это взглядом сверху вниз, будто бы ты - переносной портативный ангел.
   Мимо ехала полоса земли. Саша смотрела неё, мы мало разговаривали. Мы вообще почти не разговаривали, хотя, время от времени на неё находило, она начинала рассказывать.
  -Мои родители любят рыбалку, - начала она еще вчера.
  Я не слушатель. Это не эгоизм, это не способность воспринимать, которая была изначально. Вот дерево - оно дерево с рождения. Ты же заставишь его ходить. Это нормально, что дерево не ходит. Точно так же я не эгоистичен, а зациклен на себе в угоду воображению. Оно во мне - минерал, камень. Просто так не вынуть. Проще разрушить всё сразу. Другое дело, что и высекаются из него искры, то всё больше предательские.
   Потому, мне и нечего рассказать про рыбалку родителей Саши. Я не запомнил. Вот сейчас в руках у меня был блокнот, и я записывал структуру произведения, и идея была такая (вернее, идея-надстройка). Я создаю сюжет, структуру. Юленька находит мне исполнителя. Он пишет, мы зарабатываем.
  Он и я.
  Мастер и Слейв.
   А Юленька ничего не получает, как говорится, а для волка - кожура, хотя и непонятно, для какого-то хрена нужна такая схема. Я, впрочем, сказал, что негров никаких мне не надо, запишем фамилию исполнителя в соавторы, а с гонораром там разберемся. Новички наверняка согласятся писать и почти что за идею, то есть, как на фриланс-бирже - от 10 до 15 тысяч рублей за роман.
   Что касается качества, то серьезные люди о такой мелочи не говорят никогда. Какое еще качество? Имя - король реальности, имя - больше чем обложка, имя - пропуск в тайные места, и вот, ты начинаешь зарабатывать. Ты начинаешь бороться за процент.
  Наши планеты находятся на разных орбитах.
  Рребята, которые желают покинуть Африку и получить свое собственное имя, пусть пашут за фиксированный гонорар. Я скажу, 15 тысяч рублей - это не так уж плохо. Сейчас много графоманов, способных настучать на клавиатуре роман за месяц, а то и два. Я, знаю, впрочем, романистов, которые пишут 4 романа в месяц, но потом, не находя Мастера, быстро высыхают и ко второй декаде судьбы становятся сухими цветами в вазе у тетушки Заподло.
  Но почти все романы такого плана начинаются так.
  -Бац!
  Леха бежит с автоматом.
  -У-у-у-пс. Шмяк.
  Упал. Перевернулся. Продолжил бег по направлению к наноинституту.
   Я с сожалением отмечаю, что антагонизм во мне не ослабевает, как бы я ни старался привести свою личность к общему знаменателю. Возможно, это начало нового пути. Мне всё надоело, я пропитался насквозь алкоголем, но ни усталость, ни жажда новых бабок или глобальный облом - ни один из этих факторов не имеет под собой почвы. Оно просачивается сквозь стенки судьбы. Я не знаю. Может, это мох. Может - плесень. Грибы. Но, чем бы они ни было, у меня не было предпосылок к перерождению. Я устал и ничего не хочу.
   Бабы, водка.
   Водка, бабы.
   Фантастика, полдень 30 век, 31-й век, 32-й, 33-й, все делают вид, что это нормально, что мы не клоуны, что так и надо. Понедельник начинается в воскресенье. Понедельник начинается в понедельник. Понедельник начинается во вторник.
   Бум!
   Коля мощным ударом из арсенала айки-до вырубил верзилу.
   Бац!
   Космический корабль армии эльфов летел на помощь на планету Шелезяку, на которую напал Титановый Бандера.
   Всем хорошо, бабки получили, разошлись. Потом - фестивали, романные семинары, короны лучших фантастов, кубки, понедельник начинается в среду, в четверг, в пятницу, терминатор-12, Война и Рим, Сержанту никто не звонит, Данила вынул пистолет "Бах", слышь, Американец, в чем сила, Американец, и все делают вид, что нигде этого не слышали, не видели, и что автор романа сам это выдумал, премию лучшего фантаста получает тёлка, которая услужливо предоставила свой зад мастеру и так получила билет.
   Я оторвался от блокнота. Саша словно прочла мои мысли.
   - Давай я тебя поцелую, - сказал я.
  -Почему?
  -Почему - почему?
  -Я не об этом.
  -Как приедем, пересядем на автобус. Если что, возьмём такси. Бегина живёт недалеко от Тулы. 60 километров.
  -Ладно.
  -Не хочешь?
  -Хочу.
  -Ладно.
   Я поцеловал ее в лоб. Я понял, что значило почему. В этот момент стала звонить Юленька, и я отошел ближе к тамбуру, чтобы поговорить, но мысль меня не покидала - ус нас было Сколково, был никому не нужный Суперджет, были тонувшие в море спутники и тотальная ложь, которая и стало молекулярным составом нынешней русской души. Вы можете суказать, что виноват кто-то другой, что власть надо менять - но сами вы делаете то же самое, и будете делать то же самое. Нет никакого критерия. Общество имеет магнитное свойство создавать феольную мысль на ровном месте - без конкуренции, без бизнеса, и, в нашем случае,
  
   Через доступ к телу
  
  
  Мишка лет десять назад ходил и лизал Фастовскому. Фастовскому все лизали. Кто прилизался, к тому лижутся теперь, и он является фильтром.
  -Знаешь, я думаю - писать или не писать?
  -Почему? - спросила она.
  -Не знаю.
  -Пиши.
  -А, знаешь, да, - ответил я, - разве я много написал? Нет, планов много, а книг - их в пять, в десять раз меньше, чем планов.
   Она улыбнулась. Это очень плохо. Саша, возможно, ждала, что я сам захочу что-то понять. Но она ли ждала? Может - я - ее глазами?
  - Здесь есть какая-та болезнь, потому что страсть растет, и когда удается полностью оседлать свою мысль, то вообще нельзя остановиться. Вся макулатура делается так же. Но если бы условия были другими, то, например, все было бы как в Америке - написал одну хорошую книгу и живи, но разве так получается. С другой стороны, я бы мог вести вебинары и конференции и учить молодежь как писать макулатуру, утверждая, что это не макулатура, и это было бы проще? Ведь правильно говорила та же Полякова: сначала надо дать. В ее случае - раздвинуть ноги, дать и поработать на хозяина, а потом получить самостоятельность и быть собой, кем она и является. Это путь. Слушай, правда, а если все бросить и открыть курсы. И все. И не буду писать?
  -Не пиши, - сказала она вяло.
  -Да. Но какой вариант? Знаешь, что мне не нравится?
  -Что?
  -Нет, ничего. Нет, понимаешь - мы... Да я говорил об этом. То ли себе, то ли еще кому-то. Наша литература, да и кино тоже - это облизывание господских тарелок. Они делают, а мы на остатках пищи творим свое. Ни шагу вправо, ни шагу в лево. Только то, что разрешено.
   -Ты так считаешь?
   -Ну понятно, можно мне и не верить.
  -Ты думаешь, что это специально?
  -Я не знаю. Могла ли самая читающая страна так быстро скатится вот к этому?
  -Ты думаешь, это не просто так?
  - Я думаю, конечно, просто так, а варианты с непросто-так не работают, хотя в них можно поверить, но все это для старых патриотов. Можно сделать вид, что ничего не происходит - но мы уже на нация Достоевского или Толстого, все это - лишь проедание старого, мы высасываем последние соки, и вскоре уже ничего не останется. Да, будет Лев Индоуткин, - я почесал голову.
  -Может быть много факторов, - ответила Саша.
  -И я - тоже фактор.
  - Но ты же не шпион?
  -Нет, конечно. Я просочился. Хитростью. Даже нет. Делом случая. В России писатель не тот, кто умеет писать, а тот, кто хитрее. Какая разница - Достоевский ты или Вася Пупкин?
  -А конъюнктура?
  -А это не при чем. Я тебе точно говорю - это не при чем. Есть масса литературы, которая не ложится не в один жанр. Она совсем не рыночна, и законы рынка тут не при чем. На месте рынка сформировался какой-то клей, и совсем непонятно, что это такое.
  -Но их же покупают. Они же не лежат на складах?
  -А кто его знает. Говорили, что в перестройку как исчезла с прилавков колбаса? Исчезла сразу. С заводов стали везти колбасу в карьеры, высыпать и закапывать. Кому это было нужно? Если это правда - может, и с книгами так. Выходят горы макулатуры. Всё это проплачивается. Нация постепенно превращается в негров. Нет у нее ни корней, нет ни литераторов, нет ничего.
  Не подумай, я все это придумал, ничего такого нет, это просто мысль. Я говорю про фантастику - книги авторов, которых надо проверять на Кащенко, находятся в приоритете, их штампуют очень большим числом, и их все больше и больше, но, судя по тому, что интерес к чтению у народа постоянно понижается, я не могу понять, кто все эти книги покупает?
  Я не говорю, что все писатели-фантасты - пациенты, но людей, о которых присутствует здоровая оценка, здесь ничтожное число. Книга должна быть нужна читателю, но не друг другу - но все обставлено так, что книга тут нужна друг другу. Хорошо, писатели собираются, роятся, некоторое число особенно пронырливых ищут доступ к телу, находят его, пробираются в разряд учителей и далее, выступая в роли таковых, живут себе припеваюче. Да черт с ним, Сашь. Черт с ним, пусть все это - такая игра. Но все же я хочу понять - если вся эта масса есть плод нездоровой фантазии, куда идут книги. Их не могут раскупить все. А? А вдруг заговор? Нет никаких тиражей, есть лишь план превратить россиян в дебилов, за счет культивирования дебилов?
  - Интересно.
  - Да.
  - Когда ты додумался?
  - Я давно подумал, еще до того, как нашел свой доступ к телу. Например, Чернов. Человека надо проверять у психиатра и выписывать таблетки, но его публикуют чуть ли не во всех издательствах, при том, что весь текст наполнен мозгами Чернова, и видно, что он просто болен. Люба Богатова. Виктор Больных. Здесь может быть такая мысль - писатель видит мысль иначе? Но никто из них не видит жизнь иначе, внутри у них колеблется некий ад, созданный за счет просмотра телевизора, тёрок между друг другом, при отсутствии, собственно, здоровой мысли. А я, как читатель, хочу почитать, но нечего читать. Пустыня, богатая фантомами. Что читать?
  - Не знаю, - ответила она.
  
  
  
  
  * * *
  
  
  
  
  
  
   В места, где жила Бегина, было совсем грязно. Тут под грязью можно подразумевать землю, которая не успела высохнуть. Представим себе, что вокруг села - черные, жирные поля, почва тяжела и масляниста. Мороза нет (что-то не то с этим миром), местные автомобили разносят куски земли, и это словно бы опадающая кожа. Но тяготение не позволяет ей улетать вверх. Она здесь. Ее таскают машины, трактора, велосипеды. Это Россия. Здесь нет ничего от того, что есть в телевизоре.
   Впрочем, чтобы понять - надо быть частью этого мира или, по крайней мере, не находиться в состоянии ежесекундной суеты. Тогда земля не будет бежать от вас. Всякий встречный человек покажется вам таким же, как и вы. Россия глубока. Если ты поороднился с Москвой, то России с тобой нет. Другое дело - чахлый иностранец. У него все наоборот. Сейнт-Питерсбург, Москоу, и - масса еды для глаз. Все, что связано с ушанками и медведями - это все отсюда. Дальше никто не заглядывает.
   Все это говорится для того, чтобы хоть что-нибудь говорить, ибо огромное, бесконечное, Замкадье, с местами, где нет ни офисного планктона, ни самого офиса, либо же - один единственный офис - здание колхоза, и местные царьки скрыты пустотой улиц и ненужностью лишней работы. А водители царьков, кажется, просветлены в идеях, увеличены в самозначимости, и это так и надо - но и работяги не грустят. Кому-то удалось крутануться, и он тоже немного царь по сравнению с теми, кто не крутануся.
  Допустим, два соседа. Один есть мясо, а другой - не ест. Первый царь, а второй - нет.
  Это Русь.
  И вот тут мы и искали Бегину, по версии - второго советского терминатора. Все дело, впрочем, была в Артеме - именно он дал мне эти сведения, дал на полном серьезе, не боясь, что я посчитаю его двинутым.
  - Вот адрес Бегиной, - сказал он при встрече, - это очень редкая информация.
  Солнце вращается вокруг земли. Луна вращается вокруг солнца. Звезды - это дырки в небе. Никому нет дела, как устроен мир.
  Давайте измерим клешню.
  Клешнеметр - очень хорошая и полезная штука, но здесь некая природная штука, фича, это все равно, что родиться в длинными ногами и стать Сереем Бубкой.
  Помимо Клешни есть Струя.
  
  В Замкадье - своя Клешня. Своя Струя.
  Люди знают этот мир из телевизора, москвичи выбираются на дачи и знают дачную жизнь, а потом - юга, и два параллельных мира - Россия и Москва - так и остаются навсегда параллельными.
  
  Да, я все же должен сообщить - почти месяц назад мы забухали с Артемом, мы были в кафе (провинциальное выражение "На Баре") уже давно слилось со всеми остальными методами рождения слов, и потому все это было бы полезно конструкторам - если только то были конструктора из обоймы.
  Иногда кажется, что водку можно победить количеством. Еще, еще, еще, еще, все, полезно назад, но ты сильнее этого эксцесса, ты пошел, проблевался и продолжаешь, ты есть насос.
  - Давай, - сказал Артем.
  - Давай.
  - Про тебя много написано в Интернете. Раньше мы работали плотнее, мы учитывали первое и десятое, а сейчас людей слишком много, хотя их не стало больше - просто расширилось пересечение. Понял?
  - Не понял.
  - Но я уже там не работаю. Я встретил Славу, и он сказал, что все поменялось, а наш вопрос уже никогда не решить. Все погибло. Но я знал, что все будет так же. Слушай, а ты женат?
  - Нет.
  - А как же так?
  - Я пока не знаю. Ничего не знаю, слушай. Я ее не понимаю. Но если я пойму?
  - А, ну так всегда. Оно надо определенного возраста дожить, тогда вообще вопросов не будет. Слушай, а дети?
  - Ну и что, дети?
  - Да я так. Лёшка, смотри, как у тебя круто. Но теперь смотри сюда. Если ты это дело раскрутишь, то оно все равно будет как для ничего, потому что ты начнешь всем про это говорить, но все будет как заколдовано. Ты даже собери людей на акцию по проглатыванию тараканов, найдется куча людей, дураков. А тут будет полная глушь, словно все сговорились, вернее, словно бы кто-то сидит за компьютером и управляет всеми людьми и выключает у них некую опцию. Сам я не могу тебе объяснить, что это такое, но, чем дальше, тем хуже. Понимаешь.
  - Не понимаю.
  - Ты не понимаешь, но я понимаю. Но ты пробуй. Это должно быть твоим делом.
  И водка. И водка - это трубопровод, и если поверхность трубы немного греется, ты должен сделать сицилийскую защиту пивом, а потом, как сказал один фантаст - сделать ход мамонтом, и, потом, пытаясь выжить утром, надеяться, чтобы никто тебя не видел. Правда, ведь Саша тогда отсутствовала, и мой жалкий отходняк не был обнародован.
  Но теперь мы были здесь, и моей душой правили жир земли и глаза одиноких, почти покинутых, тракторов, и я думал, что Саша теперь - мой единственный проводник через темный мир, и я должен сдаться. Но сдался я или не сдался? Разве во мне все еще был жив старый антагонист?
  -Вот эта улица, - сказала Саша.
  Порыв ветра заставил меня съежиться. Нет, дело не в том - существуют ли чудовища, есть ли бог, дьявол, инопланетяне. Точечный поиск никогда не даст результата.
  Нужно верить. Нельзя быть таким - какие мы все. Когда ты говоришь - моя цель - жить и жрать, жить и жрать, а плюс к этому - методы комфортного обеспечения житежратия - ты честен. Тебе надо памятник ставить. Но кому ставить. Обычно вот так:
  -Мы работаем не ради денег.
  -У нас - идея. Деньги ничто, идеи - всё.
  -Кругом сейчас много мусора. Мы возрождаем.
  -Да, те, кто работает ради денег - они никогда не получат результата. Важно творческое начало.
   При этом, те, кто работает только ради денег - они, по крайней мере, могут оставаться в рамках чего-то, но все остальные одинаково лживы, и они и сами не знают свой лжи, ибо ложь - их воздух. И пошло, и поехало - Полдень 23- 98 век, продолжение фильмов, все то же облизывание господских тарелок, честные глазенки, конвенты....
   Как бы кстати мне позвонил Юра Чмоков. Я даже обрадовался - а все потому, что чем ближе мы подходили к предполагаемому жилищу Бегиной, тем больше я волновался (словно пионер какой).
  -Привет, - Юра чмокнул в трубку.
  -Привет, привет, - ответил я.
  -Слушай... - он выждал паузу. - А ты где-то идёшь?
  -Да.
  -Да, шаги слышу, - он проговорил задумчиво, - а куда?
  -Я ищу терминатора, - ответил я.
  -О, это достойное занятие, - проговорил он, - а ты знаешь, ты же слышал? Вроде бы про тебя написали в "Эсквайр".
  -Да? Н-не... не знаю, - ответил я.
  -Я вот узнал. Ну, я хотел спросить - ты там кого-нибудь знаешь?
  -Где? - не понял я.
  -Ну, в "Эсквайр"?
  -Не, слушай.
  -А эта... Ну твоя... Звезда твоя...
  -Кто?
  -Юля...
  -Я не спрашивал. Нет, справки можно навести... Я не в курсе, Юр.
  -А...
  -А кто тебе сказал?
  -Семенищев.
  -Ну, он... Может и правда. Он вроде не врёт. Но я не в курсах.
  -Значит, не сказали еще?
  -Не. Да я как-то и не представляю. Кто я?
  -Ну как кто? Ты - таких работяг как ты в нашей литературе больше нет. Ты даже Юрия Ивановича скоро перегонишь.
  -Нет, его не перегнать, - ответил я, - никогда не перегнать.
  -Ты же говорил, что в пол ноги.
  -Да. Сто процентов.
  -Ладно. Алёшь, ты же позвонишь, ладно? Скажешь там, что и как. А то я просто распереживался.
  -За меня?
  -Да. Это ж такое...
  -Ладно. Ну, не Нобелевская же премия. Да и не улитка какая-нибудь. Ну ладно.
  -Ладно.
  
   Надо сказать, что когда я ее увидел, то сразу понял, передо мной - Бегина, серое нечто. Она возилась во дворе - и я бы ни за что не определил, сколько ей лет - 20 или 100? Это было существо женского рода с лицом без лица, в трико, галошах и старой задрыпанной куртке. Мы остановились. Я не мог вымолвить ни слова. Дом состоял из сегментов - передняя часть - кирпичная, с тремя окнами на передке. В продолжении - набор деревянных строений, переходящих одно в другое. Повсюду по двору бегали куры. При чем, я ведь сразу это подметил - ни одна не стояла на месте. Все постоянно находились в движении.
   Увидев нас, Бегина живо осведомилась:
   -Чо зырите? Чо надо?
   Я не знал, что ей ответить. Она закурила. Мне показалось, что она должна курить непременно "Беломор", но ошибся. У нее был "Винстон".
  -Мы из Москвы, - сказала Саша.
   Бегина отвернулась, пнула петуха, который на нее наступал. Петух отлетел, словно летчик, выстрелянный катапультой из подбитого самолёта. Он тотчас принялся наступать снова, и Бегина его снова пнула. Вновь - результат тот же. Петух, не оправляясь от последствий полета, тут же повторил забег. Бегина поймала его и взяла подмышку.
  -Да сука же такой, - прокомментировала она.
  -Можно мы с вами поговорим? - спросила Саша.
  -А чо надо?
  -Мы говорим поговорим об Ищенко.
  -Про Людку-то? А где она?
  -Мы не знаем, - проговорил я.
  -Я тоже не знаю, - ответила Бегина, - ладно, там, в Сельпо, Джон Вокер лежит, как раз три пузыря у них. Купите - поговорим. Не купите - не поговорим. Вы ж с Москвы, у вас бабки должны быть.
  -А попроще ничего нельзя купить? - спросил я.
  -Не. Выпить надо. Душа сохнет. Давно вискарь не пила. Денег нет. Самогон вот только... Знаете, кто виноват?
  -Не, не знаю, - ответил я.
  -Жириновский.
  -Почему Жириновский?
  -Он ходовой. Я вишь, я не на ходу, тут ошиваюсь. А он сбалансированный. Ему дали свое место, а он сука рулит. Чо, купите?
  -Ладно, - я пожал плечами.
  -И слышь, чо...
  Я обернулся.
  -Купи маргарин.
  -Хорошо. Простой?
  -Да. Самый простой. Для смазки.
   Бегина дала нам пробовать свой самогон, а сама налегала на Джо Вокера. Мне кажется, я ничего другого и не мог подозревать. Как иначе могла существовать Бегина?
   Жить и не пить? Нет, я думаю, все это потому, что наша родина еще существует. Все, конечно же, катится к тому, чтобы мы превратились в рабочую массу иного рода. Ведь мы и так масса. Но нас можно переработать под формат. Жрать гамбургеры, например. Разве мало людей питается сугубо из Макдональдса: хапанул разбавленный подвальный пепси, вынул резиновые продукты из заветного пищевого презерватива. Ты ешь, ты ощущаешь свою причастность.
   А вот она - жизнь.
   И если Бегина такова, то она и должна быть такой.
   -Короче, чо, - сказала она, - вишь, как живу.
  Она выдохнула.
  -Без фильтра курите? - осведомился я.
  -Давай на ты. Не надо на вы. Кур развожу. У нас тут тоже продают окорочка. Думаешь, я чо. Я когда ем, я сразу могу тебе сказать, где эта нога бегала, в какой стране, и что в нее пихали, в натуре? Понял? Ты так можешь?
  Саша пожала плечами.
  -Вот у нас тут были окорочка для деревни. Сечешь чо? А мы были в Туле с Толяном, с соседом. Он жениться на мне хочет. Ну, я посмотрю, кто на ком женится. Это не важно, в натуре, - она жирно выдохнула воздух, - там - другие окорочка. Я к чему, слышь. Разная биодобавка к мясу. Знаешь, чо. Ты кури. А то ты стесняешься. Знаешь чо?
  -Чо? - спросил я.
  -Когда у них там, в инкубаторе, закладывают яйца, то сразу же обрабатывают. А цыплят прививают. Ну и дают витамины. Вот я, слышь, тоже даю витамины.
  -Что за витамины? - осведомилась подкосевшая от спиртного Саша.
  -Старт. Это обычные.
  -А у них что? - спросил я.
   Мне показалось, что я попал в пелену. Нет, конечно же, самогон был отменным. Но я - парень привычный. Чего бы мне теряться?
   - Смари чо, - продолжила Бегина, - сразу же начинают прикармливать. Для своих у них свой прикорм. Если это из Америки, то у них пятикратная обработка. Я про людей. От кур идёт ген ожирения. Когда ты толще, то тебе в падлу быть против. Второй круг - это распыление с самолётов, это дополнительное вещество для усиления зависимости от телевизора. В 80-е годы, слышь, там боролись с телевизором. Кругом показывали передачи, как борцы выбрасывают телики в окно. Стало ясно, что одного 25-го кадра недостаточно. Чо. Ну, поняли, что одними, короче, средствами пропаганды и телешоу управлять людьми нельзя. Теперь распыляют вещество. Оно не вредно. Оно даже полезно. Ты ж смотришь ящик?
  -Не, - ответил я.
  -Ну погоди, скоро будешь, слышь. У нас как раз это вещество добавляют в окорочка. Бабы больше ведутся. Ну ты ж типа продвинутый.
  -Я так, - ответил я, - наливая самогон.
  -Ладно. Давайте. За наших, - сказала Бегина.
  Мы чокнулись. Она продолжила.
  -Короче, зырь, чо. Из окорочков оно так не действует, потому что на деревне, например, тут если ты купил окорочок - это что-то из вон выходящее. Тут у всех свои куры. Но, правда, в областной думе обсуждают, как бы сделать так, чтобы мы кур не выращивали. Например, нам объявят о гриппе. О птичьем. Есть он, нет его, то до органа. И слышь, приедут, заберут кур. Не будет кур. Никто не пикнет. Тогда придется жрать окорочка. Но и тогда не все гладко. Депутаты же сами не знают, для чего им дают такие команды. Они, слышь, выполняют все по цепочке. А водка нейтрализует действие препаратов. У нас как принято - если ты покупаешь окорочка, то ты блатной. Потому что обычный человек себе их позволить не может. А раз ты купил - праздник! Бухаем! Водка тоже не зря дорожает. Сейчас в ход идут несколько препаратов. Вот у нас - специальный тульский препарат. Его в Пентагоне специально для нас сделали. Поедешь в Рязань - там другой состав. В Москве - еще какой-то. Но москаль, он уже переходит на пепси. На вискарь. А вискарь , он не защищает.
  -А самогон? - спросил я.
  -Самый крепкий. Нет, слышь, самый лучший. Язык заплетается. Я просто хочу вискаря. Дорого, сука, понял. Смазка.
   С этими словами она взяла брусок маргарину, откусила и принялась жевать. После чего запила с горла. Мне аж самому захотелось.
  -Смари, чо. Я не договорила про ящик. Когда в воздух впрыскивают вещества, у тебя усиливается внимание. А так как концентрироваться тебе не на чем, ты начинаешь усиленно торчать у экрана. Все, что показывают, кажется тебе позитивом. Понял, чо. А так вреда нет. Если бы там правда показывали один позитив, то наоборот, была бы польза. Я, слышь, я на эту хрень сама тестировалась. Купила окорочка, взяла препараты, стала выделять вещества. Из хозяйственного мыла надо делать. Только из старого. У нас в хозмаге был запас советского еще. Я сделал 5 грамм, нечтяк, приятно было. Не, не мыло, слышь. Зырь, чо, 5 грамм препарата - это неделю позитив. Потом я не выдержала, забухала, и все прошло. Водка - спасение России. Есть третий рубеж. Ну это у них. В США. 25-й кадр в свое время отменили, так как его постоянно обнаруживали правозащитники, и их приходилось мочить. С 86-го по 96-й год убили 15 тысяч. И каждый раз сообщали, что человек покончил жизнь самоубийством. Потом в ЦРУ стали забывать, кого мочить - стали друг друга мочить. Потом сделали модель "Моника".
  -Модель? - не понял я.
  -Да. Модель.
  -Это робот, что ли?
  -Нет. Робот - это терминатор. А это - специально-модифицированный человек. Разница большая. Одну сделали для секаса. Другую - чтобы проверять, как в человеке переваривается бытовая химия, можно ли ее есть. А вообще, было штук тридцать Моник. Потом стали думать - на какую из моделей поменять настоящую. Выбрали девушку-рот. Это был третий уровень. Дело в том, что существует ментальная сущность нации. В Америке в центре ее стоит президент. Если на него чем-то воздействовать, то и все американцы это ощутят. Я знаю, что Моника была первой моделью.
   -А сейчас что? - спросил я.
   -Не знаю, в натуре, - сказала она быстро и закурила.
   Бегина курила как паровоз. Она вообще не останавливалась. При такой нагрузке ей требовалось пачек 5-10 в день, не меньше.
   -Короче, специальные люди выпускаются малыми сериями. Но они не могут выполнять особые поручения, за исключения простых вещей. А то вы подумаете, что можно создать искусственного киллера. Нет... Давай, чо.
  Мы налили. Я вдруг понял, что пьем мы часто, сверх меры, и что скоро я потеряюсь. Стоило остановиться, но я не хотел. Происходящее включало во мне скрытые резервы мышления.
   -Понимаешь, всегда нарываются на одну и ту же хероту, - продолжила Бегина, наливая.
  Мы подняли стаканы.
  -Из молока гнала, - пояснила она про самогон.
   Мы, кстати, закусывали какой-то соленой рыбой с луком и картошкой, с той лишь разницей, что сама Бегина добавляла к этому маргарин. К этому моменту она сожрала уже пачку.
   Нет, в маргарине - тут была главная зацепка за правду. Человек ведь столько не съест? Правда? Сами возьмите, съешьте.
  -Зырь, чо, - продолжала она, - а дело в том, что искусственные люди не бывают злыми. В этом вся проблема.
  - А их много наделали? - спросил я.
  -Кого?
  -Людей.
  -Не знаю. Может много, может - мало. Толк какой-то есть. Зырь чо - есть еще четвертый и пятый уровни воздействия.
  -А это что? - спросил я.
  -Четвертый - это полисахариды.
  -Ух ты.
  -Да ты не ухай. Я сама не знаю, о чем речь. Сахар, наверное. Я так думаю. Сахар же все едят. Исходя из этого, короче я думаю, что борцы против сахара, изготовители сахарозаменителя, они что-то могли знать. Но анализ никто не проводил - убивали ли таких людей или нет. Я чисто термин знаю. Не больше.
  -А пятый?
  -Пятый - из космоса. Но он не проработан.
  -Со спутника?
  -Кажись. Это дорого. Нет, есть масса других вещей, включая разную пропаганду, но это не то. Оно действует, но не входит в глобальную политику управления.
   Я, было, спросил про Ищенко, но она не продолжила:
   -А дальше смотри, что будет. Кругом стараются навести такой порядок, чтобы в деревнях люди ничего не выращивали. Ну, это и в рамках ВТО, и в рамках воровства. Деревню изводят. А если человеку совсем худо, то говорят тогда - мол, вы лохи потому что. Потому что не едете в Москву. Но есть и наши птицефабрики. Как быть? Наши никакие вещества не впрыскивают. Значит, надо продавать такие вещества вместе с витаминами. Потому, отечественные производители сводятся на нет. Процветают западные. Нужно, чтобы все люди были послушными. Но это не только у нас. Это во всем мире так сейчас. Просто центр капитала находится в Америке. В ближайшее время будут серьезные перетрубации. Думаешь, почему кризис? Кризиса никакого нет. То есть, он есть. Но в России - это было под шумок воровство. Опять. Америка ждет, как у нас совсем народ накалится, тогда в огонь масла подольют - и всё. И можно будет дербанить на кусочки. А им что надо? А только восток страны. Там - ресурсы, нефть. А центр оставят - пусть москали живут и с жиру бесятся. На москалей денег хватит, а остальным - все равно.
   -А другие страны? - спросил я.
   -В Европе - кризис. Это выгодно. Америке выгодно распускать слухи, что у них все плохо, что скоро будет гражданская война, и прочее. На самом деле, делается вот что - создается новое понимание денег. Это когда Америка делает что хочет, штампует что хочет, а ей за это - ничего. Хорошо же. Нет, есть чо, - она выдохнула дым, - есть много нервных аналитиков, которые кричат, типа конец, конец - но это все для дурней. Сейчас приходит как раз рассвет. Самый пик Америки.
   -А нас они победят? - спросил я.
   -Зырь чо. Вот что говорят. У Америки большой внешний долг. Это почему? Потому что это - игрульки. Сколько хотим, столько в долг и берем. Как будем списывать? А никак. Зачем? Просто не будем возвращать. Оторвемся на Европе. Поделим Россию. Работать будет Китай. А тут, зырь чо, говорят - скоро обвал в штатах. Хорошо. Прилетят инопланетяне дербанить долги? Или кто? Люди не хотят понимать простых вещей. Думают - ну как же так, внешний долг - значит кранты. А никто его и не вернет.
  Вот у тебя, зырь, есть допустим рабы. Штук сто. И ты им должен. Они начинаю кричать - верни! А ты их посылаешь нахер. Но ведь человек не может согласиться с тем, что все просто. Это выгодно. Это раньше человеку из массы говорили - ты - элемент. Ты должен работать и есть серый хлеб. А теперь на уши набрасывают массу всего - и ты и гражданин, и ты и имеешь права, и ты и пьешь пепси, и так далее. Но это лучше. Ты же по себе знаешь. Это ж лучше, чем работать.
   -Что лучше? - не понял я.
   -Писать.
  -А ты в курсе?
  -Ага. Я читала. Хренотень. Но занятно.
  -О, - я был поражен.
  -Да ладно. Давай выпьем.
  -Ну, - сказал я.
  -Да не нукай. Ты пей чаще. Зырь, чо. Если пьешь мало, но долго - то не опьянеешь. А если опьянеешь - значит ты Сява. Знаешь Сяву?
  -Какой еще Сява? - удивился я.
  -Рэппер. Ладно. Зырь чо. Ломается у тебя компьютер, и ты не знаешь, что с ним делать. Так и фюрер. А поначалу решили, что надо самого Гитлера в космос запустить.
  -Бред, - ответил я.
  -Так и я, батенька, бред.
  -Ну да, - согласился я.
  -Ты, если верить начал, ты до конца иди. А то ли да, то ли нет - так не считается. Это типа полуправда. А в полуправде нет правды. Вообще, зырь, это позорно - заднюю включать. Лучше тогда валить молча. Это лучше. Типа это и не побег, а просто ты ретировался.
  -Ну это диалектика, - ответил я.
  -Ну вот то ж. Ты или слушай, или нет. Я ж говорю, полёт должен был что-то символизировать. Поэтому, решили запустить фюрера. Секрет ракеты хранился как раз на Тибете, для этого туда и направилось Аннанербе. Больше ничо такого там не было. Не, они многое, что нашли, но это к делу не относится. Но пугало то, что на чертежах нет спускаемого аппарата. А это значило, что это - полёт в точку. У нас так говорили. Есть движение вверх и вниз, это классика. Например, когда кувалда трахает гвоздь через наковальню. А есть - движение без возврата. Это - полёт бога. И думали все - а вот если мы запустим фюрера, вернется ли он? Собственно, ракета строилась именно для вознесения. Одни ученые, то есть люди нормальные, полагали - и не зря - что не будет ничего. Воздух закончится, фюрер задохнется. На то и рассчитывали. Думали - ну, улетит фюрер, и всё. Можно власть захватить. Антирадикалы верили в мифы. Мол, фюрер вознесется над землей, а там - ледяная сфера, область богов. Там он станет сильнее, и тогда уже ничто его не остановит. Нет, ты понимаешь - время было светлее, время было круче. Люди беспадлы верили, что на орбите - высшая сфера, понял? А потому, как раз именно практики были против того, чтобы Гитлер летел. А то представь - стал бы он божеством, и уже никто за себя не отвечал. А ведь люди-то простые, все прежде всего хотят хорошо жить, хорошо жрать, ну и согласно той доктрине - иметь там рабов, может, быть крупными господами. Потому - именно те, кто в сказки не верил, в них все-таки поверили, а люди более мифолюбивые - о них забудем. Фюрер не полетел. В день взлета ракета не завелась. Пока разбирались, что и к чему, вверх устремились три космонавта Третьего Рейха. Назад они, понятное дело, не вернулись. То есть, они вернулись. Об этом потом просочилось кое- что в прессе. В 80-х годах спускаемый аппарата с космонавтами Германии приземлился в Европе. Тут вопрос - если не было спускаемого аппарата, то как они приземлились. Также говорилось, что один из космонавтов был жив.
   -Был жив? - переспросил я.
   -Все скажут, что этого не может быть.
   -А всё же?
   -Ясно одно, - сказала Бегина, - я тебе этого не объясню. Ты знаешь, что такое концепт?
  -В смысле.
  -Выпей. Мы подходим к самому главному.
  -И ты выпей.
  -Ну ладно.
   Саша время от времени пыталась проснуться, но получалось у неё это с трудом. Не знаю, кто тут был терминатор - я, Бегина или она? Наверное, начавшийся бы конец света вряд ли вывел ее из сонного равновесия. Если разобраться, то такие девочки бывают - либо в начале жизни, еще реже - по жизни. Ведь рано или поздно природа берет свое, но для этого нужно непременно родить. Время же сейчас не то, чтобы предназначено для этого.
   -Дело в том, что есть такой вариант - любая вещь, слово, дело, жизнь, смерть - это либо концепт, либо не концепт.
  -А если не концепт? - спросил я.
  -Тогда - трава.
  -План, что ли?
  -Да сам ты план. Давай, наливай. По вкусу - трава. Понимаешь, есть люди, которые этот мир держат. Для них все люди - так, не знаю, как тебе сказать. Но это - не правда. Это - природный фактор.
  -А что - не природный?
  -Концепт. Если ты понимаешь, о чем я говорю, значит, ты не потерян.
  -Я понимаю, - ответил я.
  -Чем докажешь?
  -Не знаю. Я просто знаю, что я понимаю. Нет, этого не объяснишь.
  -Шаришь. Ладно. Я знаешь, сколько знаю. Ты себе не представляешь.
  -Почему молчишь?
  -Я не молчу. Я рассказываю. Нет, главное мы уже проехали. Ты сказал, что сказал.
  -Что я сказал? - спросил я.
   -Давай по спирту, - предложила Бегина.
   -Как?
   -Щас по 50 чистого налью. Ты сразу протрезвеешь. Не зря ведь на фронте давали. Короче, опьянение может быть - зырь - от страха. А химически - это одно и то же. Поэтому зайцы теряются. А когда стали зайцев изучать, поняли, что в крови у них - полным полно алкоголя. Почему? Нет, зырь чо, алкоголь надо мерить в тот момент, когда заяц испугался. Потому что он потом трезвеет, и алкоголя уже нет. Зато если ты поймаешь испуганного зайца и выпьешь крови, то ты забухаешь. Но дело не в этом. Если ты пьян, то надо пойти на повышение. Но долго пить спирт нельзя, потому надо не обломаться и хряпнуть.
   -А в крови у человека есть алкоголь?
   -Конечно. Но только у русских. Но это особый алкоголь. На трубочку его не проверить. Депутаты это знают. Надо как-то справляться.
   Она встала, потянулась к шкафу и сняла оттуда пластиковую полторашку.
   -Не робей. Щас засадим, сразу полегчает.
   К моему удивлению, ее слова несли в себе немалый смысл. Спирт, конечно же, свёл мне горло, однако, я вдруг не на шутку взбодрился. Мне вдруг что-то открылось. Хотелось жить в понимании. Нет, это бы ушло.
   Да, оно уйдет. Человек всегда живёт между состояниями радости и грусти, хотя, конечно же, некий жизненный опыт и квалификация помогают избежать диссонанса. Это - вопрос философский. Жизнь есть мучение. Особо если ты постоянно что-то ищешь (и, разумеется, не находишь), разум твой воспалён - пламя хлещет его, разрушая, открывая дорогу в ад. Нет, все это лишь поэтика. Природой заложена такая штука, как жир ума. С годами ты просто закрываешься этими складками, и тебе не так обломно. Кем бы ты ни был, тебе не так обломно.
   -Ну как? - спросила Бегина.
  -Концепт.
  -Ну вот. А теперь я тебе расскажу еще вот что - ну... Тебе это будет самая тема. Зырь чо...
  -Чо, - сказал я.
  -Нет, ты зырь, зырь. Тебе про терминаторов рассказать? Щас расскажу. Первая модель - она давно появилась, да я сама историю не знаю. Но ранние терминаторы, они были что железо. Ну, сам пойми - делают основу, мотор, мозг.
  -А мозг из чего? - спросил я.
  -Да технологии давно существуют. Ты думаешь, по ящику тебе сказали, мол, чипы, Бил Гейтс, и этот, шо помер. Этот...
  -Кто помер? - не понял.
  -Ну этот... Айфон, херфон....
  -А я тоже не помню, как его звали.
  -А у тебя айфон есть?
  -Да на фиг он мне, - ответил я, - у меня вон - клавиатура, экран, мышь. Ворд. Я больше ничем не пользуюсь. Блог у меня есть, но я так себе. Почти не пишу. Это там...
  -А....
  -Стив Джобз, - напомнила Саша, проснувшись.
  -А, точно, - Бегина каркнула, - во, точняк. Душевно!
  -Он тоже? - спросила Саша.
  -Что, тоже?
  -Робот.
  -А ты нет? Чо ты так спрашиваешь. Я про суть. Я ж говорю - по сути - есть центр. А значит, и тут вся правда - в центре.
  -Мне кажется, не в центре, - сказал я.
  -А в чем?
  -В том, что воруют.
  -Не, браток, это частность. Воруют - да пусть воруют. Это Родина наша! И я ворую. Да я намедни пошла на склад колхозный , и там мы с Петром вытянули пять мешков комбикорма. А чем курей кормить? Сам посуди. Центр - планета наша, и у нее - центр.
  -А в космосе? - спросила Саша.
  -А про то я не знаю. Не, ну зырь, чо расскажу. Чо, космос. Ты думаешь, люди не летают? А, ну я про фюрера-то рассказала. Но если там правда был кто живой, что он через сорок лет вернулся, значит, наверху он временно превратился в мумию. Но может быть и так, зырь, там есть проходы между мирами. Но, говорили, что он был жив и маялся. Тогда вопрос - а что же он ел? А есть же, ну, понятие - что есть ад. Там не едят, не пьют. Вот он, считай, и был в аду. Да я не это хотела рассказать. Первая стабильная модель называлась "Урожай". Иначе - Т-1. Нет, ну были и другие модели. Например, Т-2 "Колхозница", хотя нет, она поздняя была. Просто ее разрабатывали еще со сранья.
  -А чо урожай? - спросил я.
  -Ну, социализм же.
  -А...
  -Ну, терминатор удобен, чтобы землю пахать, например. Тем более, когда Союз был, никто топливо не считал. Какая разница, на чем он работает - на бензине или на быстрых нейтронах. Если, например, дизель, то чо? Сто литров в час - расход. Тонну залил, на десять часов терминатора выпустил, он поля вспахал. Плуг в руки взял, да идёт. А что ты думал? Война - это дело вчерашнее. Сильнее тот, кто кормить умеет. Вот тебя если правильно, чо, кормить, ты будешь послушный. А при СССР до кормления не подпускали. Сами себя, сами от себя, чо, кормились. И пахали.
  -А что, пахали?
  -Не, ну теоретически. На практике то совсем другое. Я видала, чо, "Урожай", ну чисто ж не для пахоты он был. Чисто чо, вот фронт, солдаты, чо, зырь, лежат, снаряды летят, тут идёт большой железный хер! Ты по нему стреляешь и не можешь остановить. Ну и чо. Это теоретически. На практике у него было много слабых мест. РПГ - это сразу. Ну это и танк не устоит. На практике, он хоть и здоровый был, но нежный. "Урожай" существовал в единственном экземпляре, чо, и умел произносить три слова. В последствие, будучи отправленным в музей, научился нескольким матерным словам. В 1991 году был расплавлен, а металл перевезен на завод по производству сковородок.
  -Вы хотите, чтобы мы поверили в это? - спросила Саша.
  -Не вы, а ты. Не выкай, - заметила Бегина, - мы - ребята простые, колхозные. А ты, поди, филологичка какая. Даже маму с папой на вы называешь. Ладно, а то обидишься. Ты выпей. А то ничего не пила.
  -Наливай, - сказала Саша.
  -А спирту тяпнешь?
  -Не надо ей, - сказал я, - горло сожжет, что потом делать?
  -Ладно, так уж и быть, - проговорила Бегина, - на вискаря. Но маргарином не заедай. Это моя пища.
  -Зачем маргарин? - спросил я.
  -Шарниры смазывать. А, кстати, есть чо дунуть?
  -Да я не увлекаюсь, - ответил я.
  -Не. Ты не увлекаешься, но побаловаться же можешь? Ладно. Ладно, расскажу про Людку. Людка, она что? Я не знаю, что ей может прийти в голову. Вот будут выборы президента, а откуда ты знаешь, что это не она?
  -Кто? Путин? - не понял я.
  -Спокойно, - ответила Бегина, - нет, это я так. Оно, может, ей и не надо. Но если захочет, она это сможет провернуть. А смысл? Смысла нет. Это вот у тебя - смысл. Все дело в эволюции. Чем существо примитивнее, тем у него больше смысла. Вот взять бактерию - да она вообще - самый что ни на есть смысл! Но, если разобраться, и у всех прочих существ - то же самое. Вот коту - ему хорошо. Он может бессмысленно ластиться.
  -Смысл всё же есть, - сказал я.
  -Да дело не в этом. Смысл - это место. Адрес ячейки. Давай без философии. Давай бухать. Собака тоже со смыслом брешет, но кому от этого лучше? И гуси у меня не зря съели забор. Но дело в том, что чем умнее существо, тем меньше смысл. А значит, в идеале, вообще не должно быть смысла. А я к чему подвожу? Если Людка будет избираться в президенты - то это вообще возможно.
  -Прекрасно, - сказал я, - Ищенко - президент.
  -Нет, все будут думать, что Путин - президент.
  -Надо налить, -сказал, - ты знаешь, правда отпускает. Ты права.
  -Еще спиртку?
  -Да. Давай.
  -А горящего дербанешь?
  -А желудок не сожгу?
  -Ты чо, он же погаснет. Без воздуха спирт не горит.
  Она потянулась к полторашке и наполнила стопарики. Запахло медкабинетом.
  
   Я раньше в кино видел, как пили горящий спирт. Всякая вещь бывает в первый раз. Хотя, если задуматься - это ж сколького я не видел и не увижу. Да ведь есть у нас телевизор, да интернет. Вроде бы и этого много. Еще лет двадцать нужно было идти в библиотеку, а теперь все действия сводятся к проведению пальца по экрану мобильного устройства. Но, может быть, ты озабочен тем, чтобы смысл имел хоть какую-нибудь нормальную форму. Юра Чмоков, если вспомнить, как-то написал роман за неделю. Это он на спор сделал, чтобы показать молодежи, как надо. Все это в достаточной мере поразило и меня. Я понимаю, конечно же, искания юношей, но человеку состоявшемуся - где ему взять эту заражающую энергию отформорматированного идиотизма.
   Нет, читать это было нельзя. Потом Юра по секрету спрашивал - Лёш, есть у тебя такие корректоры, чтобы без палева. Корректоры, понятное дело, были. Не бесплатно. А вообще многие привыкли за гроши все делать.
   На лоха.
   Вся жизнь на лоха.
  Везде в России - на лоха.
  Конечно, можно рассуждать - Европа мол загнивает. Новое веяние. Пендосы, порабощенные спецслужбами. Слишком много педиков. В Норвегии все друг за другом подсекают. Но всё это чёс, братцы.
  Во всех странах есть бизнес. Это принцип.
  У нас бизнеса нет. Есть - на лоха. Это важно. Это надо знать. Кто - кого? Кто первый, тот и прав. Кто не умеет хватать, тот лох.
   Я выпил горящий спирт и чуть не помер. Спустя секунд десять стало отпускать. Запить я не мог - да, неверное, и не помогло бы. Потом Бегина подала мне стопарь самогону - я добавил, и на некоторое время жизнь покинула меня.
   -Это типа обряд, чо, - сказала она.
   -Как обряд, - я спросил с трудом.
   -Зырь, это я щас придумала. Так рассказывать, чо?
   -Да, - ответил я.
   Мне чудились какие-то смутные, мифические, мучения. Алкоголь - большой друг. Но есть и обратная сторона алкоголя. Это типа Пинк Флойда. Не менее.
   -Зырь, чо, - сказала Бегина, - терминаторы вообще, слышь, начали строить еще в 40-х годах, но тогда ничо не построили. Хотя уже до войны то ли был проект, то ли брешут - сделать огромного железного человека, чтобы он шел по Европе и топтал врагов социализма.
  -Высокого? - спросила Саша.
  -Да. Ну я ж говорю, я точно не знаю, правда или чо. А, слышь чо, зырь, эта инфа была как сервисная. Вот тут, - она показала на голову, - ты чо, думаешь, я не интересуюсь, кто я, чо.
   Бегина воодушевилась. Вообще, все любят о себе говорить. Мы снова выпили. Меня стало выводить на орбиту, и это была лишь новая фаза опьянения. Вакх в стиле треш-рок владел моей аурой.
   - Пойми, слышь, у любого организма это есть. Даже у глиста. Просто он не снабжен мышлением.
   - Что есть? - не понял я.
   -Возможность понять себя. Вот ты на себя, зырь чо, смотришь, рука, нога, голова, чо. Нормально, чо. Зырь, можешь читать философскую литературу. Это - твой инструмент. Ты можешь через мысли умных людей пытаться познать себя. А мне проще. Потому что у меня есть техническая документация. А, а я знаешь, как дядька тот усатый уехал, бухаю и думаю - и нет же шь в жизни любви, да и хер на нее. И стала читать документацию, и смотрю - целая подборка про терминатора 40-х годов. И я думаю - брешут, чи не брешут. Короче, название было Т-06 "Герой-Сталинец". Одни ученые предложили использовать биореактор со спиртовой турбиной. Ты понял?
  -Не.
  -А ты думаешь, что я так бухаю. А тут уже у предка это было. Спирто-турбина. А так как биореактор построить нельзя, особенно тогда, то, конечно, собирались поставить многоцилиндровый дизель. Нет, ничего этого сделано не было. А то иначе бы Европу растоптали. И не было и экспериментальной модели. Но было много теоретических подач. Потому, их использовали после войны. Кстати, фюрер хотел купить, или стебался, по крайней мере, копию Т-06. Это чтобы пустить его на Америку. Он был шел по Нью-Йорку и валил небоскрёбы.
  -Это жесть какая-та, - сказал я.
  -И чо? - спросила Бегина. - Я вижу, тебе нравится.
  -Ну, я ж фантаст. В 50-е годы, да нет, еще раньше, в США выходило много комиксов, там, по моему, можно найти и такое.
  -Ну, зырь чо, это раньше было. Во-вторых, утечки данных не было. Это потому что это могло быть пасхальное яйцо. Слыхал?
  -Да, - ответил я, - я хоть писатель не эрудированный, но понимаю.
  -Это, зырь, не факт. Но оно и сейчас невозможно.
  -А тогда?
  -А тогда - да. А ты пойми - дело не в технологиях, а в осознании мира. Почему всего за 16 лет после войны полетели в космос? А сейчас смотри - сколько лет после развала Союза? Вот. И фиг мы куда летим, и только воруем. Так что, если человек убежден, если им руководит идея о летающих городах, он сильнее всех.
  -Ты имеешь в виду коммунизм?
  -Да, коммунизм, чо. Выпьем.
   Я вдруг понял, что наступил второй тайм, и что я тоже терминатор. И всё. И Саша, и она терминатор. Я живу, вокруг весна, и пора повесить на стенке красное знамя, а также пойти, пойти поймать Владимира Сорокина и прохохотать ему в лицо - и энергия этого ржания забьет его в угол конвульсий.
   И тогда мы начнем поход.
   Все правильно.
   И будет играть песня "Поход", автор - Э.Артемьев, и земля рассветёт.
  -И зырь чо, пройдет лет 100, и будет только путь вниз, - сказала Бегина.
  -А фюрер? - спросил я.
  -А ты посмотри на герб Третьего Рейха и СССР и сравни. Германия - все то же, что и было тысячу лет назад. Ничего нового. По идее, это уже должно было, а значит - мог иметь место лишь короткий ренессанс. Германия вообще не имела шансов победить Союз, так как это - первобытный мир, а СССР - новый.
  -Ну да, -я зевнул.
  -Ладно, зырь чо. Ты спишь.
  -Не сплю, - ответил я.
  -Сейчас еще расскажу. В 50-х годах уже были действующие модели. Но некоторые из них не двигались, так как не хватало мощности. Но важен был искусственный интеллект. Серьезной моделью был терминатор, ну я уже говорила, Юлия Колхозница. Эта модель не была революционной, зато являлась прогрессивной в плане проработке.
  -А ты и всякие алгоритмы знаешь? - спросил я.
  -Но-но, - ответила Бегина, - не надо смотреть на меня, как на экземпляр. Я - баба русская, простая.
  -Не, я вообще. Но это все железные модели были. А биологические?
  -А щас, зырь, дойду до этого. Вот сейчас я тебе скажу. Т-7, знаешь, чем он был славен? Зубами. Конструкторы сказали - есть же, чо, концепции. Почему нет? Перекусит проволоку или нет. Зубарик, понял. Думают, сделаем зубариков, будут идти строем, автоматы им не нужны, они работают зубами. Всё чикают по пути. Головоноги. Тоже, чо, боевое применение. Понял, чо. Ты солдат, тут идут они строем. Ладно, ты сел на БМД, типа забей на всё, а зубарики - круглые. Засели в засаде, едешь ты через узкий проход где-то, они со всех сторон прыгают. Зубарят гусеницы. Что ты будешь делать? Из пушки стрелять? Хрен. Потому что они круглые, и они рядом. И вот, чо, они начинают зубарить корпус. Вскрывают двери. Вынимают десантников и разделывают их на члены. А скорость у Зубариков - нормальная для таких целей. Скорость - 25 км/ч. Была.
   -Почему скорость такая маленькая? - спросила Саша сонно.
   -Не спи! Не спи! - сказала Бегина. - Давай чаю сделаю. Дербанёшь - оно тебя прогреет, снова жить захочется. Нет, это ж типовая скорость. Но чо ты, милая, какая это маленькая скорость? Пешком человек идёт со скоростью 3 км/ч, а 4 - это на километр быстрее. А на поле боя быстрее и надо. Представь, сидишь ты в окопе, а на тебя идут зубарики. Да 4 - это ж средняя, а 7 - максимальная. А с полной выкладкой боец, да еще где-нибудь в полях, такую не разовьёт. А зубарики перекатываются, хрен в них попадешь. Потом скатываются в окопы и всех зубарят.
  - А это сюжет, - сказал я.
  -Да целая вселенная, - сказала Бегина, - а ты думаешь, ты напишешь, и это издадут?
  -А чо? Хотя, не знаю, - ответил я, - может, ты права. Если вещь бессмысленная, то она пользуется интересом. А как что хорошее, настоящее - так фиг.
  -Нет, это - вопрос воздействия информационного импульса гомеостазиса через социум, - ответила Бегина, - но ты не парься. Сейчас еще расскажу про терминаторов. Волга. Название было. Как у машины, чо. Так и подумали - русская река. Русская страна. Волга. Поставили двигло, сначала радиальный, ну, как у самаля. Видели, самали старые, там по кругу за пропеллером такая хрень, это - поршневой двигатель. А еще рядный бывает. Да вы москали, что вы знаете. Ну и зырь, чо. Куда его было ставить? А Волга был ходячий, тяжелый, как танк. С отсеком. Чтобы туда людей посадить. Идёт, допустим, он по полю боя, по нему стреляют, он бронированный, и отвечает с руки. Ну, и башня у него. Пулеметов, штук надцать. Пушечки. Ракетки. Ну, а минус в том, чо, что он высокий. Его видно издалека, стреляй не хочу. Если танк у противника есть, как засадит в голову, голова отлетит, если десанту не перепадёт, то выскочат и побегут. Поэтому их сделали всего два штуки. Красный и беспонтовый. Шесть рук, чо. Ну, это чтобы противника хватать и бить об самого себя. К окопу Волга подходит, и давай всех манать. Хвать за руку, и об себя. Есть контакт.
  В 70-м году Волга уже был готов. Но то фигня, чо, что он в серию не пошел. Там, зырь, важнее всего был проект. Наработки. Один не пошёл, другой пойдет. Ученые работают, мозги воспитывают. Если терминатор никуда не едет, это мелочи жизни, чо.
  -Ого, - сказал я, - и они все применялись?
  -Да. Экспериментально. На полигоне. После этого было произведено еще немало моделей, но важным прорывом, звездой негасимой, стал терминатор- человек.
  -Ищенко? - спросил я.
  -Нет, она - уже ходовая, Людка-то.
  -А вы? - спросила Саша.
  -Не вы, а ты, я ж сказала, - проговорила Бегина, - а кто тебе сказал? Кто докажет? Может я стебусь, а вы слушаете? Ладно, гы. Я ж шутю. Перед Людкой уже была целая линейка, но в люди они не вышли - их переплавили по конверсии. Но это наши, они и не раскрыли секрета, но речь шла о модели с кодовой цифровой. В США аналогов не было, и они просто расписались.
  -В смысле, - не понял я.
  -Договариваются по некоторому пункту вооружения. Согласно этому, одна сторона должна уничтожить, допустим, 100 единиц. И другая - 100. Мы уничтожаем. А у них такого класса вооружения нет, а значит, и уничтожать не надо. Они просто ставят галочку.
  -Абсурд, - сказал я.
  -Нет, почему. Русь. Большое количество интеллигентиков, которые хотят за даром отдать леса, поля и реки.
  -Значит, это и всё, что осталось? - спросил я.
  -Я точно не знаю. Мы один раз думали, что может - так было задумано, чтобы за нос врага водить. Но уже прошло столько лет, а ничего не меняется. Нет, я думаю, что это всё. Есть немало людей, которые бы хотели получить секрет. А тут зырь чо - вот была Антика. А потом - тыща лет тьмы. И всё. Тьма пришла, слышь.
  -Почему?
  -Я думаю, лет через тыщу может возродится СССР, но не сам, а виде чего-то еще. Но, если люди так же будут гадить в атмосферу, ничего не будет.
  -А если в космос?
  -Не, братан, - Бегина закурила сигарету, - зырь, чо. Сколько полетит в космос? Ну, переселить на Луну даже миллион человек. А чо это даст? Сколько китайцев. Чо делать, в натуре, уже никто не знает. Но вишь чо, штаты, они применяют вещества, чтобы контролировать людей, в том и весь прогресс.
  -А я думаю - знаешь, - сказал я, - что когда-нибудь камеры будут в сортирах ставить.
  -Уже ставят.
  -У них?
  -У них давно ставят. В новых домах есть камеры. Но зырь, чо, важно не это, а как ты сам способен подчиняться. Ты-то можешь и не подчиняться, но все это видимость. Согласись, воспитанность, запрограммированность - лучший помощник.
  -И так будет тысячу лет? - спросил я.
  -Не важно. Может быть, зырь, и времена последние настали. Я не знаю.
  -А будущее можно определить?
  -Конечно. Это тоже какая-та чешуя, у нее есть параметры. Но хрен ты разберешься. А не разберешься, потому что надо разбираться. А кто это будет делать? Воровать - пожалуйста. По головам ходить. Нефть сосать из земли. А ничего другого не надо. Надо либо быть разумным животным, либо - очень разумным животным. Западная идеология как раз на животных рефлексах играет - нужно быть обезьянкой с алгоритмами и демократическим пониманием процессов. То есть, если какая-нибудь сука стреляет кому-нибудь в голову, но это происходит в странах третьего мира - это не убийство, но концепт. И я тебе не зря сказала, что есть концепт. И есть центр. И даже если центр - покруче самой судьбы - это ничего не меняет. Был коммунизм, нет коммунизма. А то, что так сильно ездят по ушам - мол, был тоталитаризм. Ты, братан, ты это слово забудь. Есть идея, и есть ее энергия. И она идёт через людей, она форматируется и растет - и чтобы ей победить, нужно много времени и много жертв. А следствие - это не то. Так что, я братан не знаю, это начало или конец.
  -На конец похоже, - сказала Саша.
  -Мы знаешь, - сказал я, - мы поедем. А то дело к вечеру. Надо отсюда, от вас, выбраться. Я вообще хотел бы в Тулу вернуться, но не знаю, как.
  -Араму, зырь чо, позвоню, - сказала Бегина.
  -Это таксист ваш?
  -Да. А ему недавно сделали какую-то там операцию, он не пьет, теперь ездит, куда хочет. Ему как раз клиенты нужны. Он на газе. Я ему сама газ ставила на "Волгу", а иначе не выживешь. Да вишь, вы там в Москве то зажрались, а мы так живём. А тут приезжал. Паря, чо, один - до соседей, выкормишь слышь местный, потом поехал - в хомячках сейчас. Говорит Араму - чо ты тут сидишь? Езжай в Москву. Я, слышь, чо считаю - это не страна, если надо куда-то ехать. Это территория. А если ничего не делать, то ничего и не будет.
  -А я что могу сделать? - спросил я.
  -А всегда можно что-то сделать. Ты сам подумай. Если хочешь - делаешь. Я понимаю, слышь чо, если у тебя рук нет. А есть же. Ты сам смотри...
  
   Что тут можно было сказать? Я думаю, Бегина, она хоть и была серым нечто, из нее бы вышел прекрасный фантаст. Мы налили. От самогона меня конкретно развезло. Саша, конечно же, не пила - ей хватило и одного стопарика, чтобы попасть в состояние, близкое к полному завинченному ступору.
   Бегина достала еще соленой рыбы. Куры за окном кудахтали, как оглашенные. Как будто их кто-то заставлял это делать.
   Курение и поедание маргарина продолжалось.
   Мир полон людей. Он и есть люди. Это только с виду она - масса, да и с виду любой странный индивид - это всего лишь существо под гнетом нынешних понятий. Люди, характеры, сюжеты.
   Но нет ничего.
   Ничего нет.
  Нет, я могу взять вдруг - взять и начать бороться, и меня вышвырнут из этой системы, и я останусь голым, без штанов, вернусь в провинцию, там, конечно же, я наколочу понтов. Меня примут в местное литературное общество. Я буду делать вид, что все двери там, в Москве, для меня до сих пор открыты. Но для этого нужна наглость.
   Что делать? Какой выход из этого феодализма? Неужели никакого?
   Бегина стала тут говорить по мобильнику - у нее была допотопная труба, которую в свое время еще именовали как "топор". Но теперь их не было и на развалах, где мобилы продавали едва ли не на развес.
   -Да, - каркнула она.
  В трубке заклокотало.
  -Не.
  И еще более громкий клокот.
  -Как хотите. Вызовите трактор. А я чо. Ге-ге. Не. Не, потом. Щас гости. А что ты хочешь.
  Было слышно, как в трубке кто-то заржал. Она выключила мобильник и продолжила:
  -И зырь чо. Но до недавнего времени, короче, было важно получить технологию. А сейчас смотрят - а нафиг. Америка уже нюх потеряла. Хватает и того.
  -А что за технология? - спросил я.
  -Ну... Ты же это хотел узнать?
  -Я?
  -Нет, я. Ты приехал спрашивать про Людку?
  -Какую?
  -Да ты напился. Про Ищенко.
  -Да. Конечно.
  -Но ты сильно не болтай. Если чо узнаешь, чо поймешь, молчи. Оно-то всё и так засекречено, никто не знает. А документация-то есть! Была копия. Один жидок, а живёт он сейчас в Монако, решил сделать доброе дело и документацию украсть. Но она была под защитой. Это самовозгораемая бумага. А договаривался он на большую сумму. А как сгорела бумага, он звонит в ЦРУ и плачется. Ну, те подумали, подумали, душа не вынесла, дали ему денег. Но в Монако он не на эти бабки уехал. Он потом еще выдаиванием заводов занимался. Ну, универсальный организм, понял. Куда не попадет, везде доит, и доит плотно - до конца выдаивает. Никому ничего не оставляет. Потом надоил, поделился, чтобы его не трогали, и погнал жить припеваючи. А ты думаешь, что все получают по заслугам? Да не. Нихрена. Закономерности нет. Что получаешь, то получаешь. Не более того.
  -А что за жидок? - спросил я.
  -Тебе надо? Это никому не надо, - ответила Бегина, - ты вообще ничего не знаешь. А знаешь, что делают?
  -Что?
  -Нет, выпьем.
   Она потянулась за бутылкой.
   -Давай меняться. Мне самогон, а тебе Джон Вокер. А то вставлять перестало. Ладно?
  Мне тут показалось, что она предложит мне перейти на маргарин, но обошлось. Мы толком и не поговорили, а я уже был изрядно пьян. Нужно было систематизировать....
  Что систематизировать - вот вопрос. Да всё - и то, что мы были в какой-то глухомани, и что отсюда надо было как-то выбираться, и что тут наверняка не было ни гостиницы, ни такси. Вот сейчас еще немного...
  ЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉЉ
   Но я парень крепкий. Как и мой герой. Хотя тот герой - а что он? Он только один, а все остальные - это воспитанная пыль. Но заявлять самому себе можно многое. Раньше даже лучше было - я был герой сам перед собой. Потом - сила самоубеждения сменилась привычкой. Так я воспитывал свою волю, чтобы оставаться самим собой в этой почти бесполезном мире, где тебе заранее определили твое место. Работай. Хочешь большего - учись хитрить, воровать. Писательство на Руси - это не способ выражения мысли, но просто поиск теплого местечка. Это лучше, чем работать. Это - особый способ отлынивания. Сюда лезут именно за этим. Именно поэтому так все распределено.
   Уж не знаю, когда так повелось. Но до революции точно такого не было. Среди поэтов были Есенин, Блок, Гумилев, а сейчас - Рабинович, Кац, Рубинштейн. Нет, что задаешь ты себе вопросы, что ни задаешь - всё одно.
   Ведь я - песчинка.
   -Нормально? - осведомилась Бегина.
  -Чо, - не понял я.
  -Вискарь.
  -А...
  -Не палевный?
  -Не знаю, - ответил я, - а я много знал чуваков, которые занимались.
  -Вискарем?
  -Не, ну всем. Всё бухло подделивали. Но по вкусу неплохое было. Просто оно ж дорогое, приходится постараться, а ты разве не?
  -Не знаю, - ответила она, - по-моему, не.
  -А такси тут у вас же нету? - осведомился я.
  -Такси. Арам есть. А чо?
  -Ну, соберемся как - на чем до городу....
  -А... Да, ленивый ты, товарищ писатель. У нас есть автобус. Да у нас трасса ж - проходящие идут, лови - не хочу. А я люблю автобусы. Особенно Икарусы. А тебе что больше нравится -Лаз или Икарус?
   Я налил. В голове начинало что-то не стыковаться.
  -Лаз более глухой, - сказала Бегина, - а мы раз с Людкой поехали на концерт. В городе выступали "На-На". А Людка чо.... Ну, я просто сижу, слушаю. И всё. А Людка постоянно хочет что-то обломать.
  -А где она сейчас? - спросил я.
  -Да я не знаю, слышь. В Москве, наверное. А где еще? Тут дел никаких. Но она тут и не жила, она по соседству на селе жила. Да ты не знаешь. Ты ж не местный. А мы тормознули на трассе Лаз. А он, сука, глухой! В Икарусе если ты забухаешь, то сразу на смех пробивает. А тут - или на сон, или на романтику. А помнишь, была газета "Я молодой"?
  -Помню, - ответил я.
  -А помнишь - был "Птюч"?
  -Чо-то припоминаю.
  -А "Ом"?
  -А его разве нет?
  -Не, нет. Короче, у нас был "Ом". Мы его водиле отдали, чтобы он остановился, а мы водки купили. И сидим, ржём. У нас так принято. Водочки если надо пассажирам, то водила всегда остановится, без облома, чо. А то как ехать?
  -А сразу с собой брать? - спросил я.
  -Вариант. Но не всегда успеваешь. Не, ну Арам - вон-то, - она показала куда-то рукой, - доедете. Там, если хотите, можете на поезде чухнуть. Или по кабакам. Щас уже не опасно. А, зырь чо, не дорассказала . Людка, она всегда хочет на концерте шухер устроить. Она и сейчас так делает, чо. Я недавно по телику видела - показывали концерт Земфиры, и самого краю была видна движуха. Короче, если концерт сорвется, это ей по приколу. Она пробралась к сцене и стянула за ногу кого-то. Ну там, какое тело ходило, с камерой, что ли.
  -Не поймали?
  -Не знаю. И зырь чо. Приехали, а она говорит - мол буду в Лёвкина кидать яблоки. Попаду - пять очков, не попаду - минус один. Я спрашиваю - где ж ты яблоки-то возьмешь. Она пальцем крутит у виска, дура, мол. А тогда где яблоки было купить? На рынке. А вечер. А мы пошли по дворам спрашивать - если ли яблоки. На третий заход нам продали три килограмма. Она ж талант, чо. Не то, что я. А я потом спрашиваю - почему такое неравенство. Почему попадание - 5 баллов, а если мимо - то минус один. Она говорит - да это, мол, простая арифметика. Взяли мы яблоки, сели и кидаем. А тут чо - народ же понимает, что музыка - фуфло, а чо делать - накатил и вперед, что дают. Увидели, что мы яблоки кидаем, стали поддерживать. А тем - ни в какую. Поют. Ну, они не пели, когда рот под фонограмму открываешь, легче уворачиваться. А они чо, они ж тоже синие выходят. Кидали в них, кидали, они запарились, стали в обратную кидать. И кидают, и поют. Народ обрадовался, аплодировал стоя.
   -А кто выиграл? - спросил я.
  -В смысле, чо. Мы, конечно.
  -Не, я про счет.
  -Ну Людка подшофе была, промахивалась. 9 баллов всего набрала. А я - минус два. Нет, сначала нормально было, потом, когда все бросаться начали, фиг попасть было. Мы потом пошли по кабакам. А раньше чо - если в кабак приходишь, то надо биться. Ну, мужики ж обычно бьются, а бабы получают. А если приходим сами - начинают цепляться. Ты не смотри, что я такая. Она и Людка что, королева красоты? Главное - расфуфыриться. Приходишь, берешь пива и орешков и ждешь. А ждать недолго. Только на кого-нибудь не так посмотришь, тут же рамс. Ну или пойдешь до стойки, тоже взрамснёшь, а кто-нибудь тебе и говорить - мол, чо ты, кукла, понты колотишь. А ты ему - слы, импотент. Начинается разборка. Мы когда как. Я любила стульями подраться, а Людка - она на бутылках наступала. Потом как разберемся - идём в следующий кабак. А нас не узнавали, прикинь. Ну, мы ж не в один город ездили. Тут у нас по округе много мест. А в Москве делать нечего - там тебя сразу мусора сука искать начнут. А тут же шь сколько городков, и везде по-разному. У нас тут тоже есть кабак, но я туда не хожу - там тараканы бегают. А вот там, за полем, стоит еще один - там пиво хорошее, но оттуда пешком долго пилить. А сейчас уже нет драк. Нет, по селам, то да... А в городе уже пошел цивильняк, но дорого. И суши, суши... А ты суши ешь?
  -Да не, я..., - ответил я.
  -Вот и я ж за то. Да на хрен...
  -А чем Людка сейчас занимается? - спросил я.
  -А ты ее не осознаешь, - ответила она, - и я ее не осознаю. А она меня - да, понимает. А зачем звонить? Зачем тревожить?
  -А что, есть телефон? - спросил я.
  -Да откуда. Ты чо, меньше знаешь, лучше спишь. Я поспать люблю, тут меня начнут тревожить. А знаешь, а чо уяснила, понял. Есть центр.
  -Чо за центр? - спросил я.
  -А все считают, что он есть.
  -И ты считаешь?
  -Зырь чо.
   Она словно призвала меня начать что-то искать. Я заерзал на месте. Саша зевнула, стараясь не заснуть. Нет, ей не было скучно, просто она употребила сверхдозу - два раза по пятьдесят грамм деревенского самогона.
   -Раньше не было понятия о центре. Раньше были церковь и бог. Но церковь и бог и сейчас есть. В Америке знаешь как верят? Да не на шутку. Еще сильнее, чем раньше. Но там секты, чо, ты знаешь. Ну ты не парься, что я так говорю. Ты же знаешь, говорят по нерусски, типа, в америке - секты, you know, типа присказка, а знаешь ты или нет - та хер же знает. А, слушай, щас чо расскажу, пока не забыла. Тут один новый русский хотел на мне жениться. Ну он и новый, и старый. В москвах же нет уже такого понятия. А у нас тут - что ты... Если на джипаре, да какой бизнесмен, с квартиркой, да если еще ездил до Парижу и там на фоне его сфотался - то все. А дядька хоть и немолодой, но жгучий. И вон там, возле забора, встал и стоит. В джипе стоит. Я думаю - а чо, чем черт не шутит. Думаю - усатый, как тараканище. Или мультик был... Не, ну он не юноша, а мне то чо - не, мне не скучно, чо. Думаю - во будет кому мозги полоскать. Я знаешь, какая жуткая в быту. Я вот если бухать начинаю, я неделю бухаю, а все не пьяная. Со мной соревноваться нельзя - печень отключится, умрёшь. И я, понял чо, уже решилась, - она закурила, ибо рассказывалось ей вдохновенно, - а тут Паря пробегал, это пёсик мой, калитку не закрыл, и гуси вышли. А они у меня во. Забор съели. Я железный поставила - тот тоже поточили, но не весь. Я тогда поняла, что надо с ними разговаривать. Выйду, сказку им расскажу, они после этого только землю едят. Вон, слой целый сняли. Я знаешь, чо думаю. Сейчас вода дорогая. Огороды все забрасывают все, потому что дорого. Это ж прикинь - Россия-матушка под жидом трещит. Голландия нас кормит. Так они ж мне выедят землю до воды, да и бурить не придется. Капусты как вырощу.... Так зырь чо.... Гуси пошли и дядьке подъели его джипарь. Да он в ужасе и удрал. И больше не было его. А уж как мечтала я ночами, как мечтала. А потом думаю - да хрен же с ним, пора. Наварила самогон из молока.
  -Дашь рецепт?
  -А где гнать будешь?
  -В квартире.
  -У тебя там молока нет.
  -Как нет?
  -Такого нет. Только порошковое. В Китае начали синтезировать порошок. Раньше гнали обычное, сухое. А теперь - молекулярный синтез. Чем больше ты его пьешь, тем сильнее в тебе развивается сила беспонта.
  -Как беспонта?
  -Метафора, понял. Молоко должно быть из под коровы. Другого молока не бывает. А если оно другое, то это не молоко. Во многих регионах, чо, животноводство вытравили. Ну и всё.
  -Жалеешь?
  -Ну я же не ты. Я ж дярёвня. А ты воще поди молоко не пьешь.
  -Не, - ответил я, - не, пью. Или не пью. Я пиво пью.
  - Пиво делают из пивного порошка, - сказала Бегина, - его тоже из Китая везут. Это, кстати, тоже молекулярный синтез. И в молоко, и в пиво можно добавлять специальные добавки, чтобы приручать население. Но почему-то этого не делают. Видимо, есть какой-то вредный эффект. Ну, прикинь, купят люди пива. А потом смотрят - мол, что за бухло, надо водки. А водка тут же нейтрализует эффект.
  -Ты про центр не сказала.
  -А... Я точно не знаю, есть ли центр сейчас. Вот, допустим, мы с тобой поговорили, а центре уже всё знают. Как так?
  -Передача данных, - предположил я.
  -Не. Будешь Беломор?
  Она открыла пачку.
  -Вонючий. Чистый раньше был. Сейчас вирджинию туда суют, а это - ГМО. Почти что чмо. ГМО - чмо. Рифма. Табак тот хороший, который ты сам разводишь.
  -А ты разводишь?
  -Я пробовала. Но у нас всё ж широта не та, если чутка южнее перебраться. А я хотела. Зырь, чо, а на югах и шала растёт за просто так. Огородец плана посадил, да и торчи себе круглый год.
  -А менты?
  -Да что ты. Они ко мне не сунутся.
  -А чо так.
  -Потому что - центр. Я к этому и подвожу. Я проверяла наличие электромагнитного поля. Сечёшь?
  -Не.
  -Сигнала нет. Значит - другой способ передачи сигнала.
  -Ну да.
  -Да не, ты не понял. Если б я знала телефон Людки, его бы еще кто-то знал. А знали бы в центре. Так что ты не думай, что я зажопила. Если заметишь за собой слежку, не удивляйся.
  -Нет, ну я ж фантаст, - сказал я, - мне то что. У меня и так в голове тараканов полно. Слежка, как слежка. А что я знаю?
  -А какая разница.
  -Давай выпьем, - сказал я, - думаешь, я верю?
  -Вот тут ты прав, - ответила Бегина, - потому и выпьем. То есть, за это.
  -За чо.
  -Да не тормози. Я так. Оно, может, за тобой и раньше следили. Просто ты внимания не обращал. А так как ты и не был никому нужен, то и не обратят внимания. Ну да ладно. Чо тебе рассказать?
  -Расскажи, - сказал я пьяно.
  -Ладно. Это тебе для дедукции. Или для чего? А, для эрудиции, чо. Значит смотри, чо. Ты знаешь, в каком году разработали первый терминатор?
  -Не-а.
  - Как и положено, сделали его фашисты. Ты ж в курсе, что люди летали на луну еще до американцев.
  -Ну конечно, - ответил я, - это ж известная фишка у фантастов. То наши летали, комсомольцы, то фюрер сам летал.
  -Н-да, - произнесла Бегина, - но это даже и не слив, а метод уничтожение правды раскрытием. Вот ты веришь, зырь чо, а как тебе скажут - что это правда, да все повторять начнут - то уже и верить неохота. Так же шь? Вот. Но ты не ссы, я сама не знаю, летали или нет. Людка ж любит воровать. Она всегда ворует. Не украдет, не жила. Короче, спёрла она документы. Фюреровские. На немецком. А как перевести? Набрали мы водки и учебников. Давай немецкий учить. Да со словарем все и перевели. Ты это, братан, зырь чо, если я с темы слечу, ты мне напомни. Ты думаешь, я не пьянею, чо? И я пьянею.
  -А я чо, - я пожал плечами.
  -Значит, все, пойми, и проще, и сложнее. Если удалось построить одну ракету, то спрашивается - почему не построили другую? Это любой нормальный человек спросит. А значит - не было технологии. Вот ты если делаешь что-то по готовым чертежам, то оно нормально, а что дальше. Ну грубо говоря, ты купил компьютер. И чо?
  -И чо? - не понял я.
  -Нет, ничо. Центр, зырь, есть всегда. Зырь, вот ты сам в себе потерял центр. У тебя локальный центр. Чисто взял и чисто потерял. Что с тобой будет? Про пьянку - тут другое. Тут смари, чо, если на счёт пьянки - если у тебя центр не сдвинут, то ничего с тобой не будет, никуда ты не денешься, не сдохнешь. Нет, ну организм всё равно проиграет, ты ж не я, но это будет не сразу. Ты можешь и пить, и курить, но ты можешь не сдохнуть. Почему во всём мире запрещают табак. Ты в курсах?
  -Не.
  -Смари, чо. Смари. Табак - яд. Но он помогает работе мозга. Курящий человек лучше думает. Это раз. А второе - когда есть яд, есть внутренняя борьба с ядом. Значит, ты борешься, ты ищешь центр, твой, который внутри. И ты уже сильнее, даже если ты хрен победишь, крокодил, или гусь, или волк-золотые-зубы. Но не факт, что яд тебя не съест. Но то до лампочки. Балк. В курсе, что такое балк?
  Я пожал плечами.
  -Это лампочка по-английски. Так зырь чо. В разрезе человечества вообще это приносит пользу. Курение. А кто хочет подчинить людей?
  -Не знаю.
  -Ну, подумай.
  -Ну, жидо-масоны, например.
  -Вот! Потому что у всякой нации, зырь, есть свой центр. У негров свой центр, кстати. Поэтому нигеры все так живут, а другие - сяк. У жидов свой центр. А Русь - это такое место, где на человеке можно испытывать разные вещи - выживет, или нет. Или - как долго человек гнётся, насколько он гибкий. Или, силу сжатия руки еще мерят. Силомером, понял. Но общий центр, понял. Он есть. Давай.
  -Давай.
  Я понял, что алкоголь уже перестал меня брать.
  -Так вот, смари сюда, чо про фюрера расскажу.
  
  
  Продолжаем читать роман
  
  
  Итак, он стучал по клавишам с остервенением. Стекло его окна резонировало. Души манящих мух пауков в углах тоже резонировали. Собрание фантастов на полках оживало и закрывалось. Им был страшен столь невыносимо громкий крик души. Доходя до своего предела, это крик выносил гения прочь - он выбегал из дома, чтобы вдруг взглянуть на звезду, и там, на сиденьях тачек наблюдались огоньки сигарет, слышались уверенные маты. То Миша Оглобля с друзьями своими курил, пил, о жизни трещал. Миша был замечателен своим умением быть на полюсах и между - да и я сам такой. Все мы в 90-х жили иначе. И я был немного и там, и здесь, и он.
   Новая жизнь, новый мир, храм товаров, дорога на вершину особенного потребления. Умные не ставят рамок. Я был писатель уже тогда. Миша - он что-то тянул от родителей, и потому его богатый язык был необычайно чуток к экзерсисам.
   -Здоров, братан! - восклицал Миша, выходя из машины.
   -Привет, - отвечал Ушкин достаточно тускло.
  На самом деле, он всегда был в своих вселенных. Ни возрастные изменения, ни передряги личной жизни, ни огромное количество приманок не могли вынуть его оттуда.
   -Иди, выпьем, друг, - отрывисто, будто собака сторожевая, лаял Оглобля.
   Появлялся пузырь. Наливалась водка. На этаж не поднимались. Оглобля ожидал Братьев Воробьевых, которые должны были подскочить по делу.
   -Ты, я слышал, художник? - спрашивал Оглобля.
   -Не совсем, - Ушкин настораживался.
   -Ладно. Ладно. Я видел тебя с мольбертом. Слушай, а давай твои работы за бугор продавать, а? Прикинь, а? Я чисто продюсером буду. Чисто подъеду - а, пацаны, чисто слышишь, чисто картины, а? Прикинь, в натуре, а? А ты будешь в лучах славы купаться. Прикинь?
   Они никогда не называли друг друга по именам. Ушкин скромно говорил "ты", Оглобля говорил то братан, то братик, хотя, конечно же, все это было данью времени. Ныне Оглобля - спокоен, как полочка на стене. Всё там по местам. И ведь и не скажешь, что был он некогда резким, худым и даже отчасти нервным.
   И так эти встречи и имели эпизодический характер. Все свободное время Ушкин посвящал творчеству. Впрочем, не стоит забывать, что у каждого Мастера должна быть своя Маргарита. И Ушкин тут был не исключением. Не смотря на свое природное женоненавистничество, он отчетливо понимал, что выхода нет - женщина в жизни должна иметь место. Пусть это и не будет образ большой и всеобъемлющий, который можно впустить в себя, растворить там и носить, медленно сливаясь, теряя часть своего я, выигрывая у него, проигрывая ему, доверяя ему или не доверяя. Ушкину, конечно, требовалась любовь. Но какая - он сам не знал, ибо то, что он сам себя считал гением, он ни от кого не скрывал, а гений - это слишком штучно, чтобы любить просто, по земному. К тому же, гении мало кому нравятся. А Ушкин вообще никому не нравился. Насчет женщин - тема особая. Он их сторонился, и они о нем не знали. Все давнишние случайные связи поросли мхами и лишайниками. Был лишь единственный свет, но с этой Маргаритой приходилось Ушкину мириться против своей воли. Он родил ее в разуме своем. Он сделал ее образ таким, который соответствовал его гениальности хоть на немного. Ее звали Танечкой. Народ повсюду называл ее Черным Квадратом, так как, глядя на нее, и нельзя ничего было сказать другого.
   Для людей же особо впечатлительных скажу вот что - человек волен не замечать всё, что происходит вокруг него. В мировоззрении - всего несколько точек. Это словно кнопки, на которых держится прикрепленный к стене листик. Порой, неверное нахождение одной кнопки превращает всю жизнь в постоянную езду по ухабам. И тогда - подобное тянется к подобному.
   Рассказывал Ушкин с жаром. Таня Черный Квадрат (а погоняло это придумал как раз Оглобля) кивала, улыбалась, включая как будто ближний свет - от воодушевления ее глаза принимали желтоватый оттенок.
   Занимались ли они сексом? Какая разница.
   Ушкин читал. Из какого пункта а в какой пункт б шло повествование - теперь не важно, так же, как мы и не знаем, о чем они там говорили.
   Ведь ныне весь Ушкин здесь - в серии книг Михаила Жердевича, в ярких обложках, в пистолетах и ножах в руках героев, в фантастически закрученных небылицах.
   Любой мастер средней руки, или даже не мастер, на что-то способен - особенно, если его направлять, поощрять, говорить хорошие слова.
  -Слышь, чо, - сказал Оглобля, выходя из машины, - вот слышь!
  Ушкин будто бы не слышал. Он держал в руках какой-то хиленький альбомчик, в котором рисовал. Лицо его выражало крайнюю степень наэлектризованности.
  -О, ништяк, - сказал Миша, заглядывая в альбом.
  Ушкин как будто не слышал.
  -О, а это что?
  -Это я.
  -О, точно. А это кто?
  -Скала времени.
  -А нафиг она?
  -На острие концентрируется время, и прямые схоластичны.
  -Чо?
  -Схоластичны.
  -А это чо?
  -Это хроники.
  -Бухают?
  -Нет. Космос.
  -А зачем они?
  -Это у Стругацких.
  -У кого?
  -У Стругацких.
  -А кто это?
  -Братья Стругацкие.
  -Стругают, что ли?
  -Это писатели.
  -А-а-а. А это чо?
  -Это я.
  -Не похож.
  -Кубизм.
  -Слышь, слышь, это ж щас бабки, да?
  -Деньги - ничто!
  -Как ничто?
  -Я делаю для души.
  -А эти... Ну эти... Стругают которые...
  -Ты читал?
  -Я? Не, ну читаю, что ты. Сейчас просто не читают, братан. Время чтецов прошло. Сейчас надо успевать. Понимаешь, сейчас идет раздача. Кто щелкает, тот прощелкает. Надо брать. Понял?
  -Зачем? - спросил Ушкин отстраненно.
  -Жить, братан!
  -Я живу.
  -А ты тоже, как они, пишешь по ходу?
  -Да. Я сочинил повесть.
  -Ух. Слушай, ну ладно, я побежал. Слышь, потом пообщаешься, расскажешь.
   Вот такая была встреча миров. Что надо было Мише, он и сам не знал. Ушкину же такой расклад понравился - он еще более уверился в том, что является гением.
   Потом (что уже не важно) было какое-то время суток. Ушкин и Таня Черный Квадрат сидели на диване в гараже. Машины у Ушкиных не было. Гараж использовался как сарай, к нему был пристроен дворик длиной 1.8 метра. Ушкин любил сидеть тут на старом кресле.
   Это было космические символизирование.
   Кресло - из тонких палочек со стершимся лаком, дырявой обивкой, покрытое ковриком, на котором изображены собаки. Собаки к тому моменту тоже обветшали. Ушкин свистел, глядя в небо.
   -Дима, Дима, - говорила Таня.
   Когда он свистел, то никого не слышал. То был сеанс связи. Он мог вдруг взорваться - вскочить, подбежать к книжке, подчитать, после чего вновь превратиться в созерцающего богомола.
   Сколько было Ушкину лет? Никто не знает. Но все мы были молоды. Свежи. В те годы всё воспринималось иначе. Мы ждали побед. Они были все - вот....вот...
   Еще немного...
   Еще капельку...
  Кто-то успевал, а кто-то летел в тартарары. А еще кто-то был депутат. А у другого - под подушкой пистолет. Всё это было в стиле - Коля пел, Борис молчал, Николай ногой качал.
   Сам я Ушкина увидел так. Я приехал в тот двор, что скрыт от мира чередой кварталов. Снаружи - убегающее к аэропорту шоссе. Внутри - дух замкнутого мира. Хотя и не все этого понимают. Вот я - что я понимал? Я спешил. Я летел. А тот, кто отдан суете, кем она играет, не успевает ухватить главного.
   Да, но мы уверены, что как раз главное-то мы и ищем.
   Еще немного... Еще капельку... Оно уже совсем рядом... Наша сверхидея - успеть схватить!
   -Это вот слышь, - сказал Оглобля, - слышь... Да смотри сюда!
  -А? - я обернулся.
  -Ты чо там делаешь?
  -Клемма от магнитофона отлетела.
  -А-а-а. А что слушаешь?
  -Пинк Флойд.
  -Тема, слышь.
  -Чо?
  -Пинк Флойд.
  -А.
  -На, вина засади.
  Сейчас как-то всё не так с алкоголем, и мне даже кажется - в мире всё не так. Но это потому, что я потерял какую-то деталь от двигателя жизни. И где теперь ее искать, я уже не знаю. Закатилась куда-то.
   -Вон, смотри, Ушкин. Вон он. Смотри, слышь, Вань. Ушкин идёт?
  -А? - спросил я глухо, из под приборной панели.
  -Да быстрей, пропустишь.
  -Кто? Пушкин?
  -Нет! Ушкин!
  -Вот черт, - сказал я.
  -Ну...
  -Ну руки заняты... А, поздно...
   В те годы о делах мы говорили не потому, что дела были делами, а энергия движения исходила из некоей жизненной необходимости. Нет - это была жизнь. Прагматичные, опытные, мэтры - они все, быть может, сильнее нас. Всё это не так, но жили мы - не они, даже если и речь шла о нас самих.
   Представьте - одна личность по разные стороны временных диаграмм. Вот что интересно. Вовсе не фантастика и терминаторы.
   Человек.
   Пусть даже вы и воруете. Ну, а как еще жить? В России не воровать - прозябать.
   Танечка, Черный Квадрат, шла домой. Ушкин, испытывая мощнейшее моральное освобождение после прочитанного романа (собственного сочинения), выходил во двор и, сидя на скамейке, курил что попало - он вообще не курил, но по настроению находило - очень часто - без фильтра. Не стоит забывать, какое время было. В годы последнего СССР курить без фильтра были и на заподло, после чего мы жили по инерции. Я сам это хорошо помню по себе - регулярно курить импорт я начал только к 95-му году.
   Миша на своей машине сновал туда-сюда. Он то на рынок ехал, где дела всякие были тогда, то с рынка, то в ларьки, то из ларьков, то в сауну, то из сауны, то до девочек, то с девочками - домой.
   Там, в том дворе, была квартира-2. Он так и говорил. Квартира-1 была в другом районе, и, так как был Миша в ту пору женат лишь частично, то конечно же, ему тут было лучше. Хотя, сейчас все лучше живут, чем мы тогда. Видик, кассет шкаф, левый вискарь - считай и жизнь состоялась. Презервативы - в окно. Сигаретный дым вживляется в стены. Рудиментами - старые плакаты, еще из тех лет, когда со стен, с дверей на нас смотрели шварцы, вандамы, саманты фокс. Я знаю, что сейчас живут немного иначе - во всяком случае, гораздо суше. В моду вошло такое понятие, как перфекционизм. Это не совсем верная штука - мы живём в несколько ином мире, хотя и роман мой не совсем об этом.
   Я просто говорю о жизни.
   Если бы события происходили теперь, то главным промежуточным предметом в сюжете был бы сотовый телефон. Мы бы только и слышали:
  -Чо?
  -А?
  -Чо?
  -А?
  -Кого?
  -Чо ты паришь?
  -Когда отдашь?
   Но телефона тогда не было ни у меня, ни Оглобли. Пока Ушкин сигареточку докуривал, Миша снова появился. "Немец" его визгнул тормозами. Девочки на заднем сиденьи хохотнули и друг друга обматерили. Их то ли три было, то ли сразу четыре. -О! - отрывисто пролаял Миша.- Братан. Вишь!
   -Поехали! - послышалось из машины.
   -Ты на них внимания не обращай. Они все стервы. Ты хоть одну нормальную бабу в жизни видел? А? В натуре, да? Э, слышь, чо ты там, кобыла, а? В натуре! Хочешь с нами отдохнуть? Небось, искусство все силы забирает, да? Пошли, слышь, сосед. Смотри, телки! Нормалек! О! Э! Куда, э! А! Кароче! Чо? А! Э! Слы-ы-ы-ы, на, кароче, ключи. Поднимайся наверх, а? Слы-ы-ы-ы. Там в холодильнике все есть. Ща я при... А? Ты, да ща. Ну чо, братан, пойдем. Смотри, телки.
   Зачем Ушкин тогда согласился?
   Дело не в том, что неожиданный, скверный, аморальный половой акт с грязной девкой состоялся лишь символически. Дело в том, что по окончании его Ушкин вздохнул с облегчением. Мол, слава богу, все уже позади. Он даже свалить из мишиной квартиры пытался, но тот, Оглобля то есть, как назло только что дела свои справил. Вышел на кухню полуголый. Закурил, вынул из холодильника какую-то популярную в те года импортную недоводку (водка с приставкой недо), раскупорил и налил.
   -Ништяк живем, да? - крякнул он и хлопнул Ушкина по спине.
   Пятьдесят грамм. Сто грамм. Ушкин напился тогда в стельку и все Мише рассказал. Про романы, про то, что он - гений. Нет, Оглобля и до этого всё понимал, но ему некогда было думать. Рынок - трасса - ларёк - точка - ночной рынок - бухло - девочки.
   Ушкин же говорил про то, что еще немного, и его будут знать все, и он станет великим русским писателем. То есть, он уже сейчас великий русский писатель, просто всяким разным это нужно доказывать, а для него, для Ушкина, все уже давно решено. Миша, к чести своей, не прикалывался ни внешне, ни внутренне. Он вдруг как-то сразу со всем согласился и пообещал Ушкину помочь.
   -Да это фигня все, братан. Сейчас такие люди как ты, живут. Да и получше нашего брата живут. Вон, сколько классных книг сейчас на полках. Я, братуха, ты на меня не смотри, я тоже книги читаю. Не, ну, не чепуху разную, да. У меня родители - учителя. Я тоже бы в учителя пошел. И, слышь.... Слышь чо.
  -Чо? - спросил Ушкин.
  -Ништяк бабец?
  Он пожал плечами.
  -А ты небось так и не говоришь?
  -Нет.
  -Ты, братан, ты смотри... Ты держишь меня, где я, там и успех.
  -Ну я...
  -Ты же культурный. Ты - великий писатель. Вот глянь - я - я чо - и бабки есть, и ничего. И не великий. А ты - ты большой. Я никем не буду. Ну, хата есть. Куплю еще хату. Еще тачку. А ты будешь... "Бешеного" читал? Ништяк, да? "Меченого" читал. "Собор без крестов". Меченая в Лондоне. "Черные силы". Первая и вторая часть.
   -А Стругацких читал? - спросил Ушкин.
  -Это те, которые стругают?
  -Нет, это писатели.
  -А, слышь, помню. Помню, слышь, ты говорил. Помню, что стругают.
  -Почитай.
  -Я, братан, я почитаю... Я почитаю... А... Ну, так я ведь и баран в этом. Когда мне читать? Бары там. Бабы. Кабаки. Я, братуха, может, скоро депутатом буду. Мне некогда читать. Не. Но я не говорю, что чтение - это правильное занятие. А писать книги надо. Хорошие, слы, книги. Я, в натуре, только за, слы. Издательство там организовать. Да ты чо. Это ж вообще круто. Я, честно, братуха, я этим займусь.
   Тогда-то Ушкин и принес Оглобле все работы для прочтения. Включая черновики. Спустя неделю, может, немного больше Ушкин был задержан по подозрению в убийстве Тани, Черного Квадрата.
   И больше Оглобля его не видел. В это самое время у него начались неотложные дела - нужно было ехать в какую-то провинцию, снимать с должности одного завода директора и сажать своего человека. По возвращению Оглобля ударил по саунам. Потом поехал на Кипр. О работах Ушкина он вспомнил лишь тогда, когда ему пришлось шифроваться в деревне.
   Нет, я немного приврал. Я усилил многие вещи, применив приём точного пересказа. Ведь сам я люблю поговорить примитивно. В этот момент во мне и не узнаешь писателя. Да и водку ведь мы пьем не в компании мировых звезд - всё это ребята наши, ребята денежные.
   Разве кто-то пишет?
   Ну, давай посчитаемся. Раз, два, три, пять... Нет, я сам пишу, я никому не заказываю. Но всё правильно, ребята. Начнем со сверхидеи.
   Что первое?
   Бабки.
  Пахнут бабки. Нет. Всё. Галочки проставлены. Мы победили.
  Миша придумал себе псевдоним Виктор Кушков. О том, что Ушкин продолжает работать, сидя в тюрьме, я и знать не знал - всё поражался - это какой же куш Кушков ухватил за просто так. Да, впрочем, это предположение. Может - и не так вовсе? Может - и помер он давно?
   Откуда мне это знать? Вдруг его и не посадили, а, например, отправили в психушку?
   На самом деле легенда в подобной интерпретации - это очень сухой минимум, да и скорее - минимум интуитивный.
   Всё остальное - дальше.
   Смотрю, к примеру, на соседей, и мне приходит мысль, что в каждом движении этих людей скрыт некий сюжет. Но выражать.... Гораздо проще посмотреть телек, взять за основу сериал, переиначить, и так будет и дешевле, и правильнее. Нет, я не говорю, что нужно сочинять продолжение сериалов. Хотя, уверен - и это прокатит в России. Ощущение человека - это гораздо проще, но расти к пониманию этой простоты не просто. Это другое измерение. Оно либо есть, либо нет. Если же оно все-таки есть, тогда.... Тогда, быть может, ему еще суждено проснуться. Но - возможно ли это? Сейчас не время что-либо выражать. Впрочем, если ты родился в серьезной банкирской семье, и у твоего отца есть бабки, чтобы тебя спонсировать, совсем не обязательно писать мучительные копии западных фильмов. Высасывание из пальца можно совместить с внутренними потребностями, и если это вдруг будет нечитаемо, это самое бабло на помощь и придет.
   Ведь сейчас - время перфекционистов, время худых, спортивных. Обычно мажоры говорят так:
  -Мы всего добились сами.
  А какой-нибудь трудяга, пахарь:
  -Ну, судьба была ко мне была милостива. Мне повезло.
   Что могло потом статься с Ушкиным, никого, конечно, не интересовало. Хотя о нем даже выходила статья, где корреспондент добросовестно реставрировал недавние события, основываясь на рассказах очевидцев.
   - У него всегда был странный блеск в глазах, - говорила толстенькая, добродушненькая тетечка - менеджер популярного издательства.
   -Он часто к вам приходил? - спрашивал корреспондент.
   -Да, бывало, что и через день.
   -А что, его романы были совсем... совсем, скажем так, неудобоваримы...
   -Понимаете, здесь нет ничего такого. Очень много людей пишет. При чем, довольно большой процент непрофессиональных графоманов специализируется на больших романах, главная особенность которых - четкое выражение собственной личности. А отсюда - и слабости, и пороки. В произведениях Ушкина явно сквозили его собственные недостатки...
   -Но недостатки есть у всех.
   -Да, согласна. Но мы же не можем публиковать все подряд. Если честно, у меня уже тогда закрались смутные подозрения.
   -Подозрения?
   -Да. На самом деле, этот случай - крайне типичен. Просто мало кто из подобных авторов доходит до исступления и кого-либо убивает. Сами понимаете, это уже край. Но, литература такого уровня - это полное отсутствие интерпретации. Это - человек на ладони. Все его фразы, все его повседневное, именно это и переложено на бумагу. Все то, что, может быть, опытный автор побоялся выразить.
   -Что конкретно?
   -Конкретно? Дело в том, что все романы господина Ушкина мы перечитывали.... Да, именно так. А после того, как эта история получила огласку....
   -Может быть....
   -Да, у нас была идея издать эти книги.
   -Почему же вы их не издали?
   -Здесь много причин. Дело в том, что в своем последнем романе Ушкин как раз описал свое преступление. Он практически выразил все свои внутренние течения, вложив их в уста героя - полковника КГБ, который борется с силами зла. Сквозь книгу проходит весь этот негатив. Все люди - грязь. Они ненавидят друг друга, я ненавижу их, все женщины - это.... Ну, сами понимаете...
  -Почему КГБ?
  -Не знаю. Мне это не известно.
  -Но скажите начистоту - всё же - эти романы достойны издания? Если их выпустить, будут ли их читать?
  -Читать, по большому счету, можно что угодно.
  -А вдруг это потенциальный бестселлер.
  -Я вам точно скажу - понимаете, время текстов-бестселлеров прошло. По большому счету, нет никакой разницы, о чем пишут, что пишут, как пишут. Важно, как это преподается, важно имя. Имя, я вам скажу, куда важнее, чем сам роман...
   Я тут все-таки остановлюсь и скажу, почему разговор о дальнейшей судьбе романов Ушкина был погашен в самом его зарождении.
   Потому что - Михаил Александрович "Оглобля", Виктор Кушков. Потому. Потому, что все его работы той поры - это именно то, что маститое издательство не решилось публиковать, так как Ушкину нечем было давать взятку менеджеру. Все это было совершеннейшей русской классикой - украл, продал, подоил, миллионер...
   После чего Мише сама жизнь приказала измениться. И он выбросил из своего лексикона все многочисленные междометия, купил несколько дипломов, и вообще, научился прислушиваться к словам людей. Для этого, в принципе, не нужно ничего, кроме телевизора и толпы. Нужно лишь быть внимательным. Запомнить несколько красивых словосочетаний. Начать употреблять паразитные слова класса "типа, как бы, в общем, в принципе....". В этом деле попутным ветром может служить лишь интуиция. Изгаляйтесь, как хотите. И - щепоточку грубости, капельку мужланства, собственный ресторан...
   Что там было с Ушкиным, я тогда не знал, и природная лень мешала мне заинтересоваться.
   Миша быстро поднялся и обогнал меня. Совершенно перекрасился. Это была реинкарнация без смерти. Клонирование себя внутрь себя плюс рихтовка. Настоящая московская классика. Эволюция обезьяны в человека в течение короткого срока.
   Мы как-то сидели в ресторане, на самой заре новой литературы. Я был с Иркой, Миша же оставил Надю дома, так как та ждала ребенка, да и вообще, ей не положено было участвовать в оглобленских движениях. Миша был с какой-то девочкой, и та была юной поэтессой, и он взялся ее протежировать, так как у юного дарования были богатые родители. Они бы по любому кому-нибудь заплатили, а Оглобля хотел, чтобы заплатили именно ему, и потому старался от души. Вообще, он много, где успевал.
   - Оля три дня, как из Лондона, - пояснил он.
   -Это - самое главное, - проговорил я.
  -Вот представь. Какая-нибудь Болтова.
  -Болотова, - поправила девочка.
  -А это кто?
  -Мы ж говорили, - она сказала так, будто бы у ней была над ним власть.
  -А-а. Это которую хвалят филологи? О чем и речь, братцы. О чем и речь. Понимаешь, есть разница - человек и человек из Лондона. Во! Посмотрите - даже блеск глаз другой!
   Ирка решила, что я сказал это с иронией, влезла в разговор и не сказала ничего умного. Мы уже тогда едва не начали говорить о рыбе, о мясе, о зеркальных сковородках.
   -Литература - это, как бы, кусочек действительности, - сказал Оглобля очень умно, - как бы... как бы это отражение.
   Он мог бы сказать и так:
   -Литература - это, в натуре...
   Это было можно. Бабки всех ставили. Тогда еще не было повсеместно сети Интернет, куда потом откочевали мутные умники. Ресторанность - посильней чем теперь. "Братва, не стреляйте друг в друга" еще крутилась по радио. Свои книги я, как и теперь, писал сам, но я тогда был моложе и глупо надеялся, что я буду диктовать, а Ирка будет печатать. Нет, Ирке трудно было поднять зад с дивана. Это было уже тогда, в самом начале. Потом - ей не нравилось всё.
   Я постоянно разговаривал, раздавал всем оценки, клеил лейблы. Наверное, это и правда жутко утомляет.
   - А на Западе читают наши книги? - как всегда глупо спросила Ира.
   В конце концов, мы все-таки перешли к рыбе.
   -Я очень люблю рулет из тунца, - сказал Оля.
   -О, это очень серьезная вещь, - подтвердил Виктор Кушков.
   -С чесноком, - добавил я.
   -Нет, - сказала Оля, - многие не любят чеснок.
   -Люмпены, - сказал я.
   -Играют в культуру,- добавило Миша.
   -Чернь, - глупо захохотала накаченная буквами понтовая Оля.
   -В том-то и дело, - улыбнулась Ирка, - у нас на работе очень не любят водителей. Вы себе не представляете, как я ненавижу водителей. Вы себе это просто не представляете. Это же такая чернь, такая чернь! И, хотя так нельзя говорить...
   -А мне нравится палтус в остром соусе, - заметила Оля.
   -И мне, - улыбнулся Миша и похлопал ее по худой, высохшей от тщедушия, спине.
   -Нам, - сказала Оля многозначительно.
   -А мне, если честно, нравится мойва, - сказал я, - я понимаю, что это выглядит странно. Но, жаренная мойва - это очень....
   -Очень даже ничего, - продолжил Миша, - помнишь, жрать было нечего, и ты жарил, а я наливал.
  -Помню.
  -Представьте, братцы, а ведь было это время, и было совсем недавно, совсем недавно. И пили мы водку "Распутин". Ваня заглянул в холодильнике - там почти ничего не было. И эта долбанная мойва. И мы взялись ее жарить. А ведь знаешь, всё было пучком.
   -Честно, - признался я, - я недавно на рынке купил очень крупную норвежскую мойву. С икрой. Мы с Иркой нажарили, купили водки....
   -Один мой хороший знакомый занимается мойвой, - сказала Оля, - он возит ее из Новой Зеландии. Она там ничего не стоит, и ее там вообще не едят. Ею кормят скот. Хороший человек.
   -Олечка, ну, так нельзя, - произнес культурнейший и образованнейший писатель Виктор Кушков, - каждый ест то, что ему нравится. Иван, если хочешь знать, обедает только в ресторанах.
   -А, я знаю! - Оля захлопала в ладоши.
   Она была пьяна, и в кругах ее глаз вырисовывались какие дополнительные круги - видимо, ее личина потела или лоснилась. Если б я был наркоманом, я б тотчас заключил, что меня плющит.
   -Слабости - это же прекрасно! А вот у англичан их нет. Они такие скованные. Они будто не живые. Когда идешь по Лондону и вдруг встречаешь веселых и очень богатых людей, это - наверняка русские. Русские по всему свету хорошо одеваются!
   Через несколько лет Оля была крупной литераторшей. Ее показывали по телевизору. О связи с Оглоблей и речи не было. Заработав бабло, Оля от литературы отошла. Она ей больше не требовалась.
   Другое дело - я.
   Где-то через год после того сидения в ресторане я спросил у него:
   -Слушай, правда, штаты тебе не платят?
   -Чо?
   -Нет, я серьезно. Без пафоса. Был же целый институт по развалу Советского Союза. Наверняка, прорабатывались варианты по уничтожению русской культуры.
   -Братан, ты это серьезно?
   -Нет, я ж не говорю, что это плохо.
   -Да нет. Ты это зря, братан. Если это и было, то я на эту кормушку не попал. Я, братан, я бы все пропил, проел, если б шанс такой был. Жизнь коротка. Потоп ли после тебя будет, атомная война, золотой ли век, какая разница? На все поезда разом не успеть. Нужно хватать. Прощелкаешь - пропадешь. Если б я тогда был при раздаче, если б получал зарплату в Пентагоне, я б президентом стал. Хотя нахер оно надо? Нет, шучу. Президент по кабакам не шляется. Куда уж ему. Да я, если честно, уверен, что президент - это очень серьезная и тяжелая повседневная работа. Ты ничего не решаешь и не можешь решить, и даже если и захочешь, у тебя нет вариантов. А отовсюду тянутся руки, и всем надо дать. Тому - острова. Тому - заводы. Тому - электричество. Тут, братан, такое дело. В принципе, это - роль театральная. Телевизионная. Но в том все и плохо, что при всей ее напыщенности, тут, нужно соблюдать распорядок дня. Я, к примеру, человек очень страстный. Я ужасно люблю шататься по блядям. Я просто себе представить не могу жизнь без блядей. При чем, тело - это только обшивка, братан. Если в тело всунута рыба, то.... А знаешь, я тогда соврал. Я не люблю рыбу. Я люблю мясо. В теле должно быть мясо. Много чистого и хорошего мяса. Умная баба - это тоже рыба. Баба должна быть вкусной.
   -Ага, - согласился я.
   -А представь, что я - президент.
   -Представляю.
   -Не ври. Не представляешь. И сам в пиджаке, и мозг - в пиджаке, и душа в пиджаке, и даже на хрен отдельный пиджак одет. Это мука. Я очень сочувствую президенту.
   -Да, - сказал я, - за это и надо выпить.
   -Э, постой. За что пить? За пиджак? Ты что, братан.
   -Да ты дурак. За свободу.
   -Вот.
   -Я это и имел в виду.
   -Именно. За свободу. А что такое свобода? Свобода - это бабки, братан. Да ты это и сам знаешь. Ты это прекрасно понимаешь. Все остальное в жизни - это реализация этого принципа. Некоторые, братан, делают акцент на интеллект. Но.... Интеллект - это много, много вегетарианской пищи. И я где-то даже понимаю эту еду. Вечная такая игра с мозгами. Кто кого победит? Верно, братан? Ты свои мозги или мозги - тебя. Тут, главный апофеоз - это йоги. Они пытаются себя победить без всяких договоров с халтурой. И они побеждают. Но посмотри на эти высохшие телеса! Ради это стоит ли жить? Итог один, братан.
   -Да, - согласился я.
   -Нет, ты не дакай. Хотя нет, ты знаешь. Но это нужно прочувствовать. Об этом нужно думать каждый час своей жизни. Жизнь коротка. И после тебя не останется ничего. Пусть бы ты построил себе тысячу памятников нерукотворных, вот он ты, а вот - пустота. И в ней нет ничего вообще!
   -Да, - сказал я.
   -Так вот, братан. Потому, я люблю эту страну. Я люблю ее, братан. Это - моя страна. Она меня любит, и я люблю ее. Посмотрю, я живу, я дышу, у меня - тысячи блядей! И - какие бляди! Какие бляди, братан! Таких блядей нет больше нигде! Золото! Платина! Молоко и мед! Я могу очень много, братан. Посмотри на меня! В этой стране я стою очень много. А потом, ты зря говоришь про штаты. На кой черт мне штаты? Кем бы я был там? Посуду бы мыл? Питался бы дохлятиной?
   -Нет, я так, - сказал я, - я ж не про то. Я - про бабки. Штаты дают тебе бабки, много бабок, а потом преумножить их, нужна лишь минимальная техника бизнеса.
  -Где ее взять?
  -Кого?
  -Не тупи. Технику. Ты же видишь - ни один наш бизнесмен, ни один олигарх не заработал там ни цента. Там - другая жизнь. А здесь - вот оно. Кругом. На каждом шагу - лежит, валяется - лес, руды, нефть, люди. Надо быть умным.
  -А мне нравится, как там живут.
   -Ты как будто и не честолюбец, - заметил Оглобля, - к чему тебе это?
   - Ты неправильно понял.
   -Все я понял. Нет, Вань, нет, не было таких вариантов.....
   Иногда мне становилось странно. Иначе и не скажешь. Нет, вовсе не страшно. Впрочем, это - и не пресловутая жажда странного. Если не гоняться за эпитетами, то можно сказать проще.
   Это - одна простая непонятка.
   Может, большая непонятка.
   Дело в том, что я неплохо управляюсь с собственным разумом, и потому я никогда не заставляю себя что-либо доказывать. Это, быть может, еще более прогрессивный вариант мысли, чем у Оглобли, не смотря даже на его результаты. Но непонятка все-таки существует. Она ходит по пятам, будто голодная собака, будто кинутый тобой ребенок, и ты ее отрицаешь. Умалчиваешь. Может быть, уши затыкаешь. Многие вещи для подсознания более прозрачны, и потому - замечай ты это или не замечай, ничего не изменится.
   Миша тогда еще не организовал литературную премию "Строка".
   Это был его ранний период.
   Он был из тех, кто "всего добились сами..."
   Если честно, то подсознательно я ощущал некоторое несоответствие между Оглоблей и этой идеей. Конкурс - он, как бы, дело нехитрое, но конкурсные мотивы в душе - это первозданно. Это почти так же, как выборы матки в пчелином рое. Собираются два роя и начинают гудеть. Гудят, гудят, два дня гудят. Кто громче гудел, тот и победил. Проигравшую матку убивают. Если ж только Миша и вправду не был настоящей универсальной гидрой....
   -Пушкин стал звездой в пятнадцать лет, - пояснял он.
   Мы сидели в ресторане. Была чисто водка и черная икра. Больше ничего. И больше никого.
   -Да, рано он стал звездой, - согласился я.
   -Кто рано начинает, рано и заканчивает.
   -Точняк.
   -Братан, хорошо сидим, - обрадовался Оглобля.
   Он Пушкина склонял, по чем зря. Может быть, на славу его покушался. Почему - нет? Пора ведь, в конце концов, оставить умершие ценности. Мир был, мир ушел, начался заново. Мы здесь, мы живём.
   -А знаешь, братан, я решил заняться лесом.
   -Лесом?
   -Лесом.
   -И что?
   -Нет, я раньше уже занимался. Это давно было. Но опыт имеется. Неплохой, я тебе скажу опыт. Но тогда все проще было. Мы лес не покупали. Мы его прямо со склада возили. Эх, братан, сколько ж я перевидал. Иногда мне кажется, что поговорка "жизнь прожить - не поле перейти", она выражает так мало, так бесконечно мало. Жизнь прожить, братан.... Ведь можно родится, братан, можно родится несколько раз!
   Мы продолжали пить, и в тот день никуда не поехали. Впрочем, Миша и мог куда-нибудь сквозануть потом. Я ж отправился домой, хотя мог и не ехать - мы тогда с Иркой в первый раз разошлись, хотя я уже тогда не переживал. Я понимал, что это - начало конца.
   -А ты за Ушкина когда-нибудь пьешь? - спросил я.
   Оглобля посмотрел мне в глаза внимательно. Он точно в мозг проникнуть хотел. Все его внутренние сканеры включились, двигались из стороны в стороны. Он напоминал кота, который пронюхивает. Я ж вида не показал. И действительно - я и не имел в виду ничего, я просто так сказал. Но реакция была, я не самый слепой писака, чтобы не заметить ее, и в глубине души проскочила какая-та адская дрожь. Ее отголосок я почувствовал, позже увидел во сне, и как ни пытался я вернуть свои ощущения, касаемые Оглобли, ничего не возвращалось. Возможно, что подсознание испугалось не на шутку.
   -Да, - вздохнул он.
   Обреченно вздохнул. Так, должно быть, саперы вздыхают, когда водку пьют, сидя на еще не разминированных снарядах.
   Я не знал, что сказать, а он все сканировал меня и сканировал. Все чувства, наверное, ожили в его страстной и жадной душе. Вуаль спала. Маскировка побледнела и осыпалась. Мне вдруг показалось, что я против своей воли возьму бутылку, разобью ее о край стола и перережу Мише горло.
   Наутро я буду числиться в официальный обвиняемых по делу убийства Виктора Кушкова.
   - Ладно, - проговорил он тише, - ладно. Ладно. Всё. Давай.
   Он даже слово "братан" не употребил.
   -Выпьем, Вань, - произнес он почти шепотом, - выпьем за него. Пусть. Пусть.
   Выпили. Закусили икоркой. Брали икру, надо сказать, по-барски, руками. Я руки вытирал о салфетки, Миша - о скатерть.
   -А что, Вань, - сказал он, - у каждого на свете - свое место да?
   -Да, - согласился я.
   - Если бог есть, то, выходит, что он эти места раздает. Хочешь ты или не хочешь. Знаешь, лет восемь назад я жил на квартире у одной старой бабки, ей было уже лет восемьдесят, и она все продолжала грешить. То есть, я слишком утрированно говорю. Таких жадных людей, как она, их нет, Вань. Нет. Так вот, чтобы объяснить, почему она такая, она выдвинула теорию, что по некоему календарю сейчас время, когда на волю отпущено зло. Все, кто совершают беззаконие в это время, будут прощены. Так бог велел. Я не могу точно передать это, но что-то вроде этого. Она меня очень сильно любила, а я все замечал, Вань. Это ж невозможно не заметить.
   -Что невозможно?
   -А.... Ладно. Давай еще выпьем.
   Оглобля, безусловно, был чужд страданий. Но тут я действительно что-то зацепил.
   -Так что там насчет "Строки"? - спросил я.
   -Да так, - он отмахнулся и загрустил.
   Неожиданно так. Возможно, так грустят растения-росянки. Может быть, глисты. Какие-нибудь особенно длинные, ленточные, смертельные глисты. Я, конечно, никогда не порицал Мишу, но чувство удара во мне тоже имеется. Если ты вдруг попал, если вдруг появилась кровь, то почему бы не ударить еще. Почему бы, хотя бы, не порассуждать об этом.
   С биологической точки зрения, идеология ленточных глистов - это попытка съесть так много, чтобы потом можно было жить вечно и не умирать никогда....
  
  
  
  Окончание отрывка
  
  
  
  
  
   * * *
  
  
  
  Был конвент. Народ крутился, метался, накачивая чувства. Это была метель из людей. Тут было множество новичков, и все они жаждали чудес.
   Тут была и Лара Эндшпиль- с ней я разговорился. Всё дело в том, что Саша отправилась к родителям, оставив меня на съедение перед самим собой. Но тут было всё верно - никто бы из местных людей, субъектов человекообразных, объектов, маньячащих на клавиатурах и радующихся этому, меня бы есть не стал.
   Потому что фантасты - признаюсь - это стадо коров. Тут нет волков.
   Волк честнее. Он пушистый и с зубами.
   Даже собаки - мелкие, стайные, какие-нибудь вокзальные дворняги из какого-нибудь Владимира или Твери - и те обладают хоть какой-нибудь энергетикой.
   И правда, у меня в руках был бокал, но в голове - невидимая дверь, и часть моих мыслей была по-прежнему там. Как хотелось.... Нет, виделась - темная, может быть, сырая улица. Практически - улица, фонарь, аптека. И жажда чего-то - и я, словно пёс, бреду, и с языка капает - это вода от поиска себя.
   Я нахожу дверь - переулок темный, словно бы ты в матрице. Потому что и другого нет сравнения. И там я смотрю ему в лицо, и он, видят этот взгляд, не может понять - кто это? Человек? Демон? Гость из преисподней?
   -Вот как ты думаешь, Алёша, - сказал Юра Чмоков, - есть ли у нас теперь талантливая молодежь?
  -Конечно, - ответил я.
  -Ну я не говорю - Иванов Арсений, Алла Чехова, Кошкина, Доросевич. Всё это мы знаем....
   Он ездил мне по мозгам, и нужно было выбирать - сюда или туда. Впрочем, все это преувеличение. Только в самом чистом своём состоянии человек способен осознать свое пребывание не в одном месте.
   Но, впрочем, алкоголь. Он то же - в помощь. Жизнь вроде бы показала, что пятен на ее шкуре полным полно - но толку?
   - На рыбалку ездил, - сказал Юра.
  -И куда?
  -Мне Боря показал такое место - денег платить не надо, сейчас уже таких мест нет. Но это в Москве, в провинции ж еще не все капиталист под себя хватанул. Но далеко ж не поедешь. Это надо, чтобы там, например, конвент проходил. В Кемерово, помнишь?
  -Когда?
  -Не помнишь?
  -Помню.
   Вскоре темп вечера перешел в дрейф. Наконец-то я оказался в коридоре, где было пара столов для случайного пива. Тут был и Сашша Лошак, писатель. Мы вновь поговорили о наших бестселлерах. Раньше я мог говорить часами. Но ведь и теперь - ничего другого не оставалось. Мы курили, мы выпивали, вокруг сновало множество людей, популярных на всех этих невероятных фантастических балах.
  -Пишешь? - спросил я.
  -Чего? - он не понял.
  -Ну, вообще. Вообще ж - пишешь?
  -Кого, - не понял Сашша.
  -Роман там, повесть.
  -Роман, - ответил он, - скоро выйдет. Очередной. Восьмой. Или девятый. Не помню. Событие.
   И мы (а что же еще делать) - мы употребляли. Я бы еще добавил, что есть такая вещь, как темнеть лицом. Это когда ты о себе мнения особого. Но некому сказать тебе доброе слово. Некому тебя похвалить.
   И темнеешь.
   Ты как сука. Нет, конечно, есть молодежное понимание. Мусор жизни чрезвычайно широк и силён. С появлением социальных сетей люди поняли, что можно вообще быть по жизни грибком, зеленым норвежским лишайником, и при этом - выглядеть, сиять как в ни чём ни бывало.
   Собирательство пенок....
   И так ты идешь - тень. Но ты поначалу - тень окруженная. Вот ты, к примеру, родился. И ты тоже - тень.
   Все потому, что тут и выпить-то по-нормальному не с кем. А даже если и есть - то нужны мне такие собутыльники. Мы говорим - каждый о своём.
   Единственной полезной вещью могло бы быть совращение. Тут такого было - пруд пруди. Надо ж сказать еще за высокую степень проекции вещей. Это когда, например, ты - борец с тем, кем ты сам являешься.
   На Западе просто. Объявили однополные браки - и больше никому до этого дела нет. Российские пидарасы играют в повсеместных мужчин, очень часто - визжащее-пищаще брутальных, с визгом, воем, с фальцетом.
   Среди писателей - целые океаны личностей с трудной идентификацией. Всё это выливается на бумагу - читайте, не читайте, делайте с этим всё, что угодно.
   У меня были мысли. Намедни я написал Оле в социальной сети "Вконтакте".
   Я переживал, братцы. Жизнь шла. Секацкий становился старше. Как оно там, на полях злых реальностей.
   -Привет, - написал я, - думаю - как ты там? Волнуюсь за тебя.
  -)))), - ответила она.
  -Нет, правда, - написал я, - всё ли у тебя получается?
  -О чём ты? - отвечала она. Ощущалась, что она сосёт чупа-чупс.
  -Давно тебя не видел.
  -У меня всё так же, - отвечала она, - клёво. Живу с девушкой. Я - её королева.
   Конечно, тут дела не было. Теперь уже точно. Она на сто десять процентов себя нашла. Пора было забыть про этот вариант.
  -Что читаешь? - спросил я.
   Тут она ответила, и я понял, что это - всё тот же томик, с которым она ходит уже три года. Это был Иржи Грощек! Можно спросить - с собой ли он у тебя, Оль? Она откроет свою сумочку. Да, там!
  -Ты читала мою новую книгу? - спросил я.
  -Да. То есть. Я собиралась. Настя покупала.
  -А кто она?
  -Моя бывшая.
  -А сейчас кто?
  -Нателла.
  -Работаешь?
  -Выгнали.
  -За что?
  -За секс на работе.
  -С директором?
  -Нет, что ты. Ладно, мне тут неудобно.
  -Почему?
  -Придёшь?
  -А ты?
  -Встретимся, потусим?
  -Точно.
  
   Стоял дым. Фантастические миры плелись, они напоминали собачек. Очень жаль, что не было Саши. Впрочем, очень скоро алкоголь меня подраззадорил. Тут было несколько молодых женских лиц - совсем только из учениц. Возрастом - около тридцати. Еще можно было повиться змеем, показывая себя. Тем более, тут были разные мэтры, которым ученицы намеревались дать раньше, чем мне.
   Вот бы - принципы мне. Вот бы - желание жить, вот бы...
   -Знаешь, я даже скажу, - проговорил Сашша Лошак, - новый роман будет у меня вполне в рамках стиля. Сейчас все стараются сделать все вычурно и ярко. Обязательно вычурно и обязательно - ярко. Так, как ни у кого.
  -А как ты предлагаешь? - спросил я.
  -Например, правильно делает Васильев.
  -Он всегда делает правильно, - ответил я.
  -Нет, ты послушай. Он, конечно, проехал по заезженному сюжету.
  -В кино было, - проговорил я.
  -Да. Конечно. Это уже много раз было в кино. Но, понимаешь, бывают вещи, которые можно очень спокойно эксплуатировать. Именно - спокойно. Не нужен пафос. Что ты думаешь о мирах отгрузки?
  -А что это? - не понял я. - Что за отгрузка? Кого куда отгружают?
  -Тема.
  -Я понял, что тема. Нет, если отгрузка, то должны же отгрузить.
  -Нет, Алёша, ты точно не в теме. Слушай, правда.
  -Правда.
  Тут появился снова Юра Чмоков, и я спросил про миры отгрузки у него.
  -Это да, - ответил он, - давайте выпьем.
  У него был в руках бокал, и там плескалось что-то ужасное - словно бы сопли.
  -Это ты придумал? - спросил я.
  -Кого? - он был пьян и тормозил.
  -Миры Отгрузки?
  -Что ты? Первый... - он почесал голову. - Кто ж был первый?
  - Баранчиков, - сказал Сашша Лошак.
  -Точно, он. А Алёша, я его знаю, он в чем-то - первый, а какие-то вещи ему по боку. Он такой, - он похлопал меня по плечу - рука у него была словно тяжелая грязь, - а там что? Ты не писал? Нет, Алёша что. Он и так, почти что, арьергард. Мы знаешь, мы сидели на кухне. Я, Артур Либерман, Алка, Никоненко. Потом, даже был Уткин. Мы много говорили о том, что фантастика сейчас уже другая. Вот что раньше? Вася Головачев, конечно, кумир эпох. И ругают его, и хвалят. Стругацкие. Но их роль была высока, но вы же понимаете - когда есть продолжения, а продолжений к ним уже больше, чем их самих, всё уже не так. Нет, ну конечно, я уважаю Борис Натановича, как родителя. Вот у всех же есть отцы? Нельзя же не сказать, что отец - он напрасен? Как же без него, без отца? Хоть хороший он, хоть плохой. Алка говорит, что тоже собирается поработать с мирами отгрузки.
   Я, конечно, блефовал - я знал, что все миры отгрузки созданы по мотивам одного старого американского фильма. Там солдата выкинули, солдат защищал местных. Кино и ничего себе было, кино как кино. Ныне подзабытое. Но - не для наших. Один уцепится и начинает дербанить. Потом по мотивам этого дербанства начинают писать продолжение.
  Потом там, за океаном, говорят - посмотрите, это - нация татар. Некрасиво, конечно. Нельзя так говорить.
   Но что сказать?
   Что бы сказали вы?
   При этом мы, конечно, боремся за демократию и очень красиво говорим.
   И я.
   Я писатель - Алёша Козлов.
   Чмоков между тем продолжал:
   -Алка решила переселить отгрузку на другую планету. Знаешь, и правильно. Всё на одной планете, либо в офисе компании. Была еще серия про подготовку бойцов. Ну, помнишь, капитан Алёшенко.
  -А кто это? - спросил я.
  -И я, - подтвердил Сашша Лошак.
   -Это трилогия "Месть в мирах Отгрузки", - ответил Юра Чмоков.
  -О, - произнес я.
  -Да. Виталий Макаренко.
  -А... Виталий. А разве он сам пишет? - осведомился я.
  -Они вдвоем пишут, - ответил Чмоков, - он и его жена. Подписываются только им. Нет, ну многое что говорят. Ты знаешь, все этим лузеры из сети, они заколебали. Вот один, например, скажем так по-русски, удод, меня заколебал. Постоянно приходит ко мне в ЖЖ и пытается что-то доказать. Ну, например, что у нас постоянно воруют. Вы слышали эту тему? Нет, я не про воровство на заводе там. Или в милиции. Мне дела нет. Ну социальные там писаки - я понимаю. Ты - глас. Пиши, пиши. Чтобы слышали. Борьба за демократию. Ну мы то что. Стимпанк. Планеты, миры. Какое воровство? Да безобиднее наших российских фантастов нет никого в природе! Что вы? Мы же можем с бластерами бегать! Из лазеров стрелять! Мы же как дети. А он пишет - мол, написал он роман. Да мне-то что. Да таких романистов - как собак нерезаных. Один за одним. Мне что же, вступать с ними в сношения из-за этого? Ан-нет. Значит, он говорит, что я и Даниил Вепрев - мы украли у него по роману. Один я, один - он. Ну, я привык, я сильно не переживал. Говорю - как так. Ну тут ребята набежали, стали меня поддерживать. А молодого человека, простите за выражение, зачморили. Но он сам виноват. Значит, а по его версии, я украл у него один роман. А Даня - второй. И он перечисляет сходства. А знаете, что тут - сходств правда много. Но - но вы что, мальчики. Ну, что врать? Миры - одни и те же. Источники - одни и те же. Ну, прикинь, снимают сериалы про криминал. Они друг на друга похожи, даже и не отличишь. Но никто ж друг другу не предъявляет.
  -Там - бабки, - заметил Сашша Лошак.
  -А тут?
  -У нас - нет. У нас - идея.
  -У меня тоже идея! - воскликнул он. - А Алёша? Да это же - настоящий ходячий идеолог фантастики. Разве ты пишешь из-за денег?
  -Нет, конечно, - ответил я, - только - идеи.
  -И вот! Понимаешь, этот козёл - нарисовался, и давай всех по разным углам расставлять. Боец, понимаешь. Я украл. А оказывается, он посылал в издательство. А так как там я публикуюсь, то значит, я и украл.
   Подошла та самая Алка - писательница Терещенко, тётя-минтай. Никак иначе про нее нельзя было и сказать. Складывалось ощущение, что это - филе из холодильника - очень холодное, практически - ледяное бревно. Алка выпустила книг уже с десяток, вперемешку - фантастика, воспоминания о фантастах, стихи. Что касается финансовых успехов - я думаю, их у нее не было. Сейчас она перешла в концептуальные малотиражные версии. Иногда было и что-то покрупнее. Зарабатывала на чтении стихов, на тусении, на передке - разумеется. Были старпёры, к которым она подходила.
   По большому счету, одно выступление в каком-нибудь зальчике. Раз в неделю. Винцо. Кривые нервные стихи. Росписи. ЖЖ. Конечно же - конвенты. И жизнь - как жизнь.
   Вот тут получалось, что в одной обойме были и такие, как я - парень с конвейера, и она - старая девочка, замечтавшаяся, задержавшаяся в детстве лошадка. Было это также - для никого. Литературной ценности ее творения не представляли. Как масса, которая была бы полезна в качестве перегноя для будущих поколений - вряд ли.
   Но вообще - если тебе приятно, что тут такого? Винцо - элитка - уличка - фонарчик - аптечка. Все повторено, все откуда-то стыбрено. А Юра тут был не прав - парень его правильно поймал. Он отовсюду воровал сюжеты. И сто процентов уверен, что так и было - прислали роман в редакцию. Роман был неплохой - набежали желающие его дербанить по частям.
   Это всегда так - если что-то талантливое, но об авторе ничего не известно - автора посылают, а текст начинают растаскивать. Тебе - такую-то часть сюжета, мне - такую-то. Потом и всё.
   -Научитесь писать, а потом присылайте, - скажет Юра.
   Набежит куча знакомцев. Все - кто-то. Набегут они, конечно же, в ЖЖ. Будут там галдеть, как птицы, как боевые воробьи. Оно ведь и понятие верное - Боевой Воробей. Чтобы нормальный человек сразу видел, что ты - дурень из дурней, и что вокруг тебя - тоже дурни из дурней. А то, что воруют - да у нас все воруют, А теперь научились воровать и кричать: воруют, воруют!
   -Словом, - сказал Юра.
  -А правда, - произнес я, - не, Юр?
  -Что, не?
  -Да, я так.
  -Да ты ж любишь поподкалывать.
  -Сейчас пишу про Марс, - сообщила Алка, - Марсианские Стоики.
  -Кто такие стоики? - спросил я.
  -Ну это вообще, люди такие, - ответила Алка, - стоические усилия. Практически - исторические. Люди прилетели на Марс в конце 21-го века. Было массовое переселение. На Земле в ту пору было так себе. Много голодных, много войн. И потому был призыв, что люди могут полететь в космос, переселиться и жить другой жизнью.
  -А при чем тут стоики? - спросил Сашша Лошак.
  -Разве ты не слышал такое слово?
  -Слышал, конечно.
  -Это такие особенные люди, - продолжала Алка, - стоики. Они давно на Марсе. Повествование начинается с того момента, как они уже двадцать лет, как на Марсе. И идут воспоминания о прошлом.
  -Я тоже хочу написать про Марс, - заметил Юра Чмоков, чмокая.
  
  Но отвлекусь.
   У Юрца, у Юльечкиного, был друг - Стас. Он был верующий. Однажды он чуть не умер, переев мёда.
   -Вы такой фантаст, - сказал он.
  -О, да, - ответил я.
  Мы собирались в глухом кафе в одном из торговых центров.
  - Бог - един, - заявил Стас.
  Тут была и Юленька. Тут был и Юрец. Я подумал, что нехило было бы сюда еще папу - для комплекции.
   Я, правда, был честен с миром - Сашу оставил я дома (впрочем, она занималась на каких-то курсах мифической фотографии).
   - Ты громко жуешь, - говорила Юленька Юрцу.
  -По рукам надаю, - отвечал тот.
   Было странно всё это слышать.
  -И там, во Владимире, - рассказывал Стас....
   Словом, про собак - оттуда. И про мёд. Все мы знаем, что человек ищет бога в особенных местах - там, где его нет и быть не может. Вот Стас искал его через поедание и непоедание.
   Он выпил мёд на ночь и чуть не умер.
   Русские люди постепенно развиваются и получают новые идеи - я думаю, что во времена социализма было иначе - это был плюс на выработку - до тех пор, пока у нации совсем не закончится пассионарность. И все остальное не при чем - я имею в виду, когда говорят, что уже в 70-е годы в недрах партии зародилась идея советский строй свернуть и перейти к капитализму. Все это - в самих людях. Надо брать выше.
  -Много пишете? - спрашивал Стас.
  -Много, - отвечал я.
  -Алкоголь разрушает человека. Да и потом, Господь ничего не говорил про алкоголь.
  -Это так, - отвечал я, - а на нет и суда нет.
  -Я читал ваш роман, - признался Стас.
  -Ну и! - прокричала Юленька Юрцу.
   Я понимал, что она нервничает как бы автоматически - потому искать, с какого конца разматывать клубок ее противоречий, было бессмысленно. Когда человек уже утонул, ему (в данном случае - ей) - остается лишь мириться. Может быть, выплыть еще есть шанс. Хотя она - очень молодая и очень деловая. Возможно, дела и деньги все затмят. Возможно, папа уйдет на второй план - хотя бы потому, что Юленьке всего мало. Не будет же она его нянчить на старость лет? Нет, она слишком самостоятельная. Ей необходимо реализовывать ее собственные идеи, папа - временный пункт на ее пути. Юрец - это ее тепло. Может быть, за него она замуж и выйдет. Кто для неё я - это сложно определить. Быть может - любовь. Но в этом случае, у нее - свое собственное понимание любви, так как не принято так - скакать, делить, разделять и властвовать. Но ведь кому какое дело - как принято. В Москве принято делать все быстро. Рот не разевай. Говори умно, бабки делай смело. Все остальное - это всё остальное.
   Впрочем, и в советское время люди не совсем правильно понимали московскую жизнь - ведь все было чрезмерно празднично - эдакая антидемонизация. Но прошло ведь не полвека, не век. И люди - те же.
   Я не знаю.
   Это - замкнутый круг. Если ты честен, то этот мир не для тебя. Если ты не честен, но ты работаешь в рамках капиталистических норм - этот мир также не для тебя. Ведь тут другие нормы. Это - особо окультуренное стадо. Нет, среди простых людей все не так, все проще. Литература же существует не для того, чтобы писать и показывать разные стороны мироздания.
   Нет.
   Она - теплое место.
   Сюда надо попасть, и надо держать - не дай бог упустишь, что ты будешь делать? Можно, впрочем, отправиться в область финансов маленьких, но интересов больших - там, где клубики, там где филологи, там, где...
   -На всё есть ответ в ведах, - сказал Стас.
  -Что за веды? - осведомился я.
  Я знал, что за веды - еще бы, ведь это один из основополагающих аспектов спекуляции.
  -Вы не знаете?
  -Что-то слышал. Но детально...
  -И чо? - громко спросила Юленька у Юрца.
   В этот момент я понял - Юрец - некоторая часть её. Вот все есть - и папик, и я, и какие-то темные, смутные темы. Вот оно!
  -Пива возьму, - сказал Юрец.
  -Да, - сказал я.
  -Тебе какого?
  -Покрепче.
  -Девятки?
  -Возьми девятки.
  -Пойло, - прокомментировала Юленька.
  -Да, - ответил я.
  -Тебе можно, - она схватила меня за коленку под столом, - ты особенный.
  -Веды- основа всего, - проговорил Стас.
  -Это где русские произошли от египтян?
  -От обезьян, - поправила Юленька.
  -От меня, - сказал Юрец.
  -Нет. Это утрированно. Это примитивно, - сказал Стас, - веды написаны на санскрите. Веды содержат в себе глубокие знания, а также предсказания на много веков вперед, более чем на сорок тысяч.
   -Это гонево, Стасик, - проговорила Юленька, - поверь мне, как выпускающему редактору. Я тоже ведь книжки читаю. Я, если хочешь знать, читаю больше тебя. По роману в день. Как понашлют - нельзя отбиться. И про веды там.
   -Есть мнение и такое, - заметил Стастик.
   -И что же - в ведах? - спросил я.
  -Первые веды были записаны более сорока тысяч лет назад.
  -Это брехня, - сказал Юрец.
  -Быстро ты, - ответил я.
  -Я не обижаюсь, - сказал Стас, - очень много предвзятого сейчас.
  -А я верю, - проговорил я, - потому что люди вообще много чего не знают. Мы живем вот в крайне ограниченном мире, а между прочим, при СССР строились терминаторы. Самые настоящие. И некоторые из них до сих пор функционируют.
  -Алёша - гений, - сказала Юленька.
  -Я вам говорю. Мы просто живём очень замкнуто. Но, в принципе, мы вообще не живем. Мы просто все гонемся за баблом. Вот допустим, у меня нет квартиры в Москве. Я гонюсь. Потом я ее куплю. Потом я съезжу в несколько стран, чтобы поставить галочку - я был в Швеции, я был в Норвегии, я был в США. Жизнь состоялась. Что делать дальше? Ничего.
  -В гроб, - заключила Юленька.
  -Алексей смотрит на вещи философски, - заметил Стас.
   Конечно, в компании людей других я бы так и не говорил - хотя, я думаю, в среде эгоцентрически приготовленных, залитых сушняков, писаков, и можно было говорит что угодно - там все равно никто никого не слышал. Но там я не говорил. Там я играл роль.
  -Я собираюсь в Индию, - сказал Стас.
  -И я, - сказал я наугад.
  -Когда же?
  -Не знаю.
  -Они поедут, Алеша и его Саша, - сказала Юленька.
  -Точно.
   Пива мы там еще взяли - никто никуда не спешил. Конечно, Стасу было охота поговорить - но что ж с нам взять. Москвичи - люди, чаще всего, автоматические - все это потому, что людской кругозор широк, и даже будучи скотиной безмолвной, у тебя есть шанс нахвататься и знать просто мильон дежурных фраз - таким макаров москвич всегда кажется умнее провинциала. С точки зрения шири жизненной - ну да какая ширь! Нет же ничего, кроме бабок.
   Бабки, и всё.
  - В Ведах сказано почти всё, - говорил Стас, - люди не задумываются, какая это удивительная вещь. Древние всё уже придумали до нас, но люди потеряли эти знания.
  -Алёша знает, - проговорила Юленька.
  Стас всё вещал. А вообще, я примерно знаю тип людей, которые вещают, это что-то своё. Дело вообще не в истинах. Это не важно. Есть просто такой, скажем, биоробот - вещало. Ему предназначено вещать.
  Если не Веды - то может, ледяной мир. Что хочешь. Он так устроен. Надо было, конечно, спросить у Стаса как у него дела на личном фронте. Есть ли баба, и всё такое. Дети, там.
  И еще - странно ведь, Юрец, он парень неплохой. Не такой и лох. Просто пацанчик. Есть вообще и такой биоробот, как пацанчик. Но разве он никогда ничего не замечал? Ведь в то время, когда Юленька вчистую жила со мной, и мы были практически как муж и жена, хотя и недолго, и тогда был Юрец. И вот - папа. И Юрец. И меня уже всё меньше. А она всё ищет свою звезду. Первого миллиона как не было, так и нет. Хочется большего. Да, но и такой уж невиданной страсти к вещами у Юленьки нет. Что ж тут такое? Здесь легко запутаться, если вообще этим заниматься, разборками этими.
  -И вот, Бог посылает нам мёд земной и мёд небесный, - говорил Стас.
  Я тотчас вспомнил про мёд. Это да, это так и было - Стас всё воспринял в лоб. Наверняка, он ходит на лекции разных лекционеров. Это ж представить себе - сколько их на Руси! Сколько гуру! Вроде бы и не Индия у нас, вроде бы и неоткуда взяться знатокам. Тем более, что духовность должна иметь хоть в чем-то наследованные принципы. Вот я понимаю - был бы гуру по Володе Ульянову. Приходишь ты к нему, а он тебе вещает - мол, хоть и пал прежний строй, но Ильич в веках. Я бы поверил. Ну и конечно - если это вещание сугубо православное, то тут всё совершенно понятно.
  Но нет. Гура (это моя интерпретация слово гуру), фамилия например, Смирнов - мастер Индии. Ему нужны были уши. Он покрылся маслянистым налетом, улыбается, как придурок, ищет других придурков и гоняет им по ушам.
  -А всё же, - заметил я, - в кого ты веришь, Стас?
  -Бог един.
  -Логично. Но кто говорит?
  -Разве это важно?
  -Конечно. Представь себе - идёт чувак с ножом, снимает кожу и говорит - Бог един. Правильно?
  -Да, ништяк, - сказала Юленька, до этого пытаясь подцеловываться с Юрцом (не назло, нет, она с ним как с сыном своим всё же носилась), - Алёша прав. Стас, запарил, Алёша - мозг. Он говорит больше умных вещей, чем твои учителя.
  -А вы слушали Рузова?
  -Кто это? - спросил Юрец.
  -Это гуру.
  -Гура, - проговорил я.
  
  
   Но теперь был конвент, вернее, заключительная его часть, куда я попал, чтобы на меня посмотрели, меня потрогали, вожделев тела звездного. Лара Эндшпиль, почетный редактор журнала "Русь" (Тель-Авив), фантасточка, поэточка, 40 лет, любительница потрясти телесами по пьяни на таких же конвентах, рассказывала мне о своих планах. Мне ничего другого не оставалось, как молчать, слушать, лишь иногда вставляя отдельные слова. Вообще, я пришел сюда за ничем.
   Я пришел выпить, покурить (табаку), поговорить - то же - для ничего. Я даже предполагал, что мне не достанется никто из дебютанток - на них тут был особенный спрос. Понятное дело, что общество нехищников, но считающее себя именно таковым - это особая масса. В ней еще надо уметь находиться без вреда для здоровья.
   -Кошка вчера расстроилась, - сказала Лара.
  -Твоя кошка? - не понял я.
  -Да.
  -А у меня хороший, - ответил я, - рыжий и хороший.
  -А у меня нет кошки, - сказала Лара
  -А, - ответил я.
  -А я?
  -Да, - сказал я очень даже дежурно.
  -Я сама по себе кошка, - сказала Лара.
  Тут было много слов, но я - парень спокойный, потому мне на многое наплевать.
   Я, конечно, понимал, что она говорила так о себе самой. У Лары был совершенно идиотский ЖЖ, где она называла сама себя кошкой. Она писала разную бытовую хрень, не достойную ни писательницы, ни вообще - даже домохозяйки какой-нибудь.
   - Кошка влюбилась, - проговорила Лара.
   Я тут подумал - жаль, что тут не было Бегиной....
   Впрочем, ведь и не только так миру могут соприкасаться. Ведь и роман еще не закончен - единственный, снабженный какой-то дверью - хотя наверное меня нельзя называть создателем. Их всех - тоже, это понятно. Это дендрарий говорящих кустов. Это русская культура. Она вся такая. Фантасты. Мучители жил и извилин при отсутствии таланта.
   Но все-таки...
   Может, и было что-то. И там.... Да нет, то, что роман - не книга, это понятно. Его еще надо дописать, нужно прислушаться, там....
  Тоже ночь. И они идут - Ваня Солнцев, может быть, помирился со своей Иркой. Ночь без звезд - их скрыло облако фонарного мира. Таково. Но нет, конечно - никакой идиллии, никакого хэппи энда, ведь есть еще юная овечка Долли. Черт, как ее там звали. Слишком много пишу и забываю.
   Динка.
   Дочка магната, развлекуха для нуворишей. И вот....
   Хотелось, чтобы новая вселенная вдруг ожила - будто бы до этого был сад статуй, а теперь вдруг - все иное и замечательное. Как фильме про Лангольеров, в самом конце, когда время настигло попавших в переделку людей.
   -Мне кажется, за секунду до этого ничего не было, - скажет Ваня Солнцев.
  -Как будто за секунду до этого ничего не было, - сказал Юра Чмоков.
  -Почему? - не понял я.
  -А просто. Понимаешь, я сочитаю несочитаемое.
  -Это я знаю, - сказал я.
  -А где твоя Саша?
  -Она тренируется.
  -Похвально. Да знаешь, Алёша, тут такое дело - и зачем лишние бабы? Да и вообще, зачем бабы?
  -А кто? - не понял я.
  -Ну, я образно.
  -А.
  -А ты о чем подумал?
  -Я пью.
  -И я - не о том. Знаешь, я такой мужик! Ты даже не представляешь. Ты знаешь, не пьяному делу скажу. Нет, ты не смотри. Ты понимаешь, молодёжь же что? Сначала надо прийти и попасть сюда. Они сначала как голодные птицы. Ну ты ж писатель, не то что я. Гы-гы-гы. Анекдот. Встречаются Маяковский и Есенин. Так и мы с тобой.
  -А чо встречаются? - спросил я.
  -Да анекдот. Вот Федотов был. Золотой человек, как песню запоёт, и все следом за ним, а еще говорят, что сейчас фантастика пойдет лучше. Вроде как мусором мы уже все пресытились, кто хотел заработать, те чисто заработали, уже ничего не нужно. Вроде бы все уже нахватали столько, что и им самим хватит, и детям хватит. Ну ты же сам видишь - какой шик? Живём практически по средствам, одни разговоры про невиданное. А, ну мы были в Японии на съезде фантастов. Молодёжь смотрит и истекает слюнями и думает, что мы все кайфуем, что никто ничего не делает. Ты по себе ж посмотри - да? Я ж слышал, мол, да что там Алёша Козлов пишет. Но это между нами. Ты ж знаешь, народ алчненький, завидует, если у кого успех, готовы другого проглотить. Ну я в целом. Тебя же просто так и не проглотить, но в обще плане же хочется. Блогеры соберутся в кучке, как курочки и кудахчут. А ты им ничего не отвечаешь, они еще больше кудахчут. А, ну и анекдот. Идут Есенин и Маяковский, и тут видят - в кустиках присела пописать девушка.
   Маяковский говорит, если бы был поэт Есенин, я бы сочинил стихотворение:
  
  В кустиках девушка мочится
  А закат такой золотой
  Ах как хочется, хочется, хочется
  Голой жопы коснуться щекой
  А Есенин ему отвечает - мол, вот был бы я поэт Маяковский, я бы сочинил и такое стихотворение:
  
  Жопа метр на метр
  Как витрина магазина продовольственного.
  Был бы хуй с километр
  Показал бы
  Что такое удовольствие.
  
  -Это ты сам придумал? - спросил я.
  -Нет, что ты. Это было.
  -Нет, я слышал, - ответил я, - но анекдот редкий. Чаще всего никто не знает.
  -А ты не знаешь? Нет?
  -Нет?
  -Вот душевный ты человек, Алёша, - сказал Юра, - вот смотри, народ чо то надутый. Посмотри - сколько самомнения. Слушай, но по честности - писателей много. Я их всех знаю, и они меня все знают. Ну, молодежь может и не вся знает. Но это здесь. Знаешь, как в провинции? Там все по-своему. Каждый провинциальный литературный мир - это заваренный звездолет, это на котором летали у Хайнлайна. Там нет внешнего мира. Какой-нибудь старпёр там главный, потому что он брат, например, брата губернатора. Вокруг него - его брат. Его сват. Бляди. Ну, я бы, Алёш, в такие места и не хотел попадать. Я один раз во сне увидел, что я - писатель союза писателей города Нальчика. Меня повело. Знаешь, я вдруг думаю - а вдруг это будущее? Возьмут меня и турнут с Олимпа. Скажут, Юра, хорэ! И я окажусь в Нальчике!
  -Ну, - сказал я.
  -Баранки гну! Нет, Алёша, ты не понимаешь, какой я мужик! Я же.... Я такой мужик! Да что ты! Вот посмотри, тени! Нет, все это - кучи очень злых и очень зубастых кузнечиков. В обычной жизни что? Чем питается кузнечик. Известно - огурцами. Он не хищник. И это не хищники. А ты видел зубы у кузнечика? Это как клещи. Он так, нормально жрать и не может, но почикать всегда горазд. И самое главное, что он всегда зеленый. Они никогда не зреет, и никогда не созреет. Это участь всех кузнечиков. И я раньше думал - знаешь, думаю, вот они, а вот я - и я отличаюсь от всех. И вроде по достижениям тоже стал отличаться, а потом уже... Думаю, да все это одинаково. Все вот эти писатели, они же никакого следа в литературе мировой не оставят. Но по большому счету, это самое важное, Алёша. Возьми, посчитай. Допустим, сейчас я выйду на улице, и меня замочат. Ну не важно - машина переедет. Значит, вот что будет, Алёша. Не важно, ад там, рай. Не в этом суть. Нам, то есть, вам объявят: умер Юра Чмоков. Скажут также, что он - наше всё. Один раз скажут, это будет мой главный триумф. Возможно, к этому моменту моя душа еще будет здесь, и я буду купаться в славе, не понимая, что я уже умер. На следующем конвенте все будет так же, и вообще, весь следующий год после моей смерти все будет так же - я буду светом, звездой. На второй год память еще будет свежа, Эксмо решит переиздать все мои книжки. Выйдет серия - современный гений Юрий Чмоков. Ладно, оставим здесь еще третий год. Прошло пять лет, много новых звезд. Ведь все звезды - одноразовые. А все их романы - одинаковы. Все сплошь океан говна! Уже к пятку, к пятку лет, Алёш, я буду немного притоплен - понятное дело, у меня есть сын, у меня есть дочь. Но это нюансы! У Олега Газманова есть сын, газманёнок. Помнишь, пищал на эстраде. Он есть, но кому то надо? Ну, я для сравнения, Алёш. Будет конвент, выйдет книжка памяти Юры Чмокова. Чтобы было обязательно, предложат всем купить ее в обязаловку. Допустим, сто человек на одной конвенте. Да сто на другом. Ну, даже если будут одни и те же, можно в обязаловку еще продать. Ну ладно, они купят по пять штук и раздадут их. Но через десять лет, Алёша, я еще буду ретро. Потому что те старые пердуны, что начинали рулить этой кухней, некоторые из них и тогда будут рулить. Ты же знаешь, люди хваткие. Но двадцать, Алёш. Двадцать - это мгла. Это расстояние до Альдебарана. Ты помнишь кого-нибудь, кто двадцать лет вдруг засыпал полки? Я никого не помню. Нет, есть, конечно, родственники царей. Ну, допустим, твоя семья живёт от газка. Что делать? Отец наш идет в депутаты, там хватить легче. Дети - на эстраду. Работать же не надо? А есть, например, дядя Федя какой-нибудь. А он - он по природе писатель, хотя пишет такую пургу, что и в сортире ей не подтереться. Ну ты знаешь?
  -Ну, - сказал я.
  -Баранки гну!
  -Наливай.
  -Погоди. Пойдем в предбанник. Народ тупеет. И смотри - конечно, люди кругом жадные, и никто дяде Феде не даст денег. Но ведь и дядя Федя наш - не из колхоза "40 лет без Урожая", он - из элитной партийной семьи. Ходил в школу такую, элитненькую. И говорит, например, тетя Сима нашему папе депутату - почему наш достопочтимый Федя пишет в карман? Впрочем, все проще - ему просто никто не отказывают, так как знают, чей он родственник. И вот, нас после этого по горло засыпают романами дяди Феди, они кругом. Они тебя просто преследуют. И изо всех ртов летит - дядя Федя - наше всё! Дядя Федя - наше всё! Ну, народ же какой? Тебе говорят - модно читать дядю Федю. 90% и не фильтрует. Модно - значит модно. И вот, смотри, Алёша - никакой конкуренции. Но подумай - у нас же капитализм. А представь, в Америке было бы так - на эстраде - только родственники Клинтона. В литературе - только обамовцы. Ну я грубо говоря. Не одни обамовцы - ну там тетя Обамы, там братья, кто-то еще. Со стороны, да, Алёш? Со стороны это не напоминает ни капитализм, ни что-то еще. При этом, все эти обамовцы кричат - воруют! Воруют! Надо бороться с коррупцией. Да я что, Алёш. Я о справедливости. Вот ты если хороший писатель, почему б о тебе кругом и не говорили? Нет, лучший будет дядя Федя - потому что они держат газ. А, например, дядя Коля - из семьи, которая держит лес.
  -Цари, - сказал я.
  -Да и хрен с ним, - продолжил Юра, - я правда, как размечтаюсь. Смотри!
   И он показал мне пистолет. Настоящий. Макаров.
   Я особо не удивился - так как был пьян, хотя сначала подумал, что Юра - он его то ли нашел где-то, а может - забрал у кого-то, словом, история эта реальная, без излишеств. Но оказалось, что всё хуже - Юра взял его и носил при себе просто так - видимо, в голове у него что-то спаялось.
  -Смари, - он показал обойму.
  -Да, - согласился я.
   Я вспомнил, что был парень один - Денис. Его еще называли Дэннис, потому что рифмовалось со словом пенис. И вот, он достал где-то пистолет и просто так с ним ходил. Цели у него никакой не было, он шатался и, видимо, мечтал о чем-то.
   Вот вроде бы однообразно всё. Если тебе хорошо - то вокруг - тоже хорошо. Хотя нет, это мысли из другой оперы. Вокруг очень много мечтательных людей, и всяк идею эту как-то особенно реализует. И вот, поймали как-то Дэнниса, и его родители очень долго откупались. Ну это все знают - сумму сразу ставят большую, так как вариантов нет - посадят однозначно.
   Но вот Юра... А чем Юра Чмоков лучше?
   -Знаешь, вот так вот в руке сидит, - сказал он.
   -А точно, - сказал я, - а вот Савельев пришел с мечом.
   -Сява он.
   -Да, точно.
   Все было неплохо, и спустя какое-то время я потерялся, и меня даже кто-то где-то представил - хотя и не надо меня представлять, я сам по себе, я и так нормальный, но я что-то сказал, я умею и в совершенном пьяном ступоре что-то говорить, что-то нужное - хотя оно и вообще никому не нужное, даже бактериям.
   Но всё это, тем не менее, закончилось братанием. За нами уцепилась Лара Эндшпиль, модная писательница-певица по имени Тёрка (она также снималась в кино, но никто не видел, настолько был неформат), а также молодой, подающий надежды писатель (копировал как и многие другие Гарри Гаррисона) Ловцов - то ли Толя, то ли Стёпа. Я был уже конкретно на рогах - но всё же пытался вспомнить, где Саша - собиралась ли она к родителям или планировала быть у меня.
   Всё это было следствием автоматизма - то есть, конечно, я и не писал, я был что автомат - но в некотором плане это мешало помнить некоторые близкие вещи.
   Далекие - пожалуйста.
   Мы ехали на каком-то дежурном дядьке - видимо, он был заранее приглашен, чтобы, например, метнуться в случае чего (некоторые не знают, что это значит - придется пояснить. Допустим, не хватает коньяку. И говорят самому молодому - брат, метнись! 5 сек. Нет, все это не очень удобно, потому и держали дежурного дежурного дядьку - впрочем, всё это было сугубо для лиц высшего порядке. Но тут ведь и Юра - культовый все же ж человек. Потому и поехали. Скоро приехали и были у меня.
   Кожуток (Букетик) проснулся и стал чего-то просить. Я стал про него рассказывать:
   -Я тоже кошка, - сказала Лара Эндшпиль.
  -Раздевайся, - сказал я.
  Все засмеялись.
  -Он маленький! - воскнула она.
   И понеслась.
   То ли Толя, то ли Стёпа вообще не замолкал. Писательница-певица Тёрка, видимо, всерьез решила меня зацепить. Но тут надо сказать очень много слов, потому что оно и среди простых людей часто так - гуляют, бухают, какие-то случайные зажимы в углу. Сегодня мы соединились, но завтра словно бы и не было ничего.
   В корпоративной культуре такие вещи - всюду, есть даже такое. Вроде бы это дело пришло с Запада, там даже есть такое направление в концепции, как секс на работе.
   Допустим, у вас там есть некоторые помещения, и вы там можете уединиться. Но всякие вечеринки, разные беспонтовые сборы бездарей - также места удобные. Соединяйся - не хочу.
   -Сколько ему лет? - спросила Лара.
  -Кому? Мне?
  -Ему?
  -Юре?
  -Коту! Дурак.
  -Глупый вопрос, - заметила Тёрка.
   Я специально вышел на балкон курить один, в надежде, что она проследует за мной. Так и вышло. Я достаточно хорошо знаю бабскую психологию - мне здесь легко. Впрочем, если твоя жизнь баллада - это всё-таки говорит о струе.
   Струя!
   Только она!
   Вот на Западе есть некая идея, следуя которой, можно рассчитывать на достижения.
  Знания - умения - упорство. Удача. Но если удачи нет, а вы вообще не собираетесь сдаваться - то ничего, рано или поздно вы достигнете чего-то определенного.
   Лишь бы смерть не забрала - хотя это крайность. Пусть - хотя бы здоровья.
   Но без струи у на делать нечего.
   Струя! Почему я не поэт. Я бы сочинил поэму, которая бы состояла из одной строчки:
  
  В этой стране....
  
  И она бы повторялась много-много раз:
  
  В этой стране
  В этой стране
  В этой стране
  В этой стране
  
   Бесконечная мантра.
   -Пожалуйста, поцелуй меня, - сказала Тёрка.
   Тут было понятно, что передо мной - давалка обыкновенная, классическая, каких много. Тут нет особенных идей. Практически - спорт. Такие девочки, будь они молодыми или старыми, завсегда увлекаются выпивкой и случайными связями.
   Что же тут было писательского - я не знаю.
   У нас все вышло очень просто, без сложняков. Все было быстро - никто ничего и не заметил.
   -Спасибо большое, - сказала она.
   -Пожалуйста, - ответил я.
  -Нет, правда, - она напоминала гулящую кошку, которая бегала, мяукала, и вот - её обслужили.
  -Правда.
  -Спасибо.
  -Не за что.
  Всё это выглядело глупо, но достойно пера. Но хуже всего, когда тебе негде, некому об этом сказать, ты держишь всё это в себе. Был бы друг! Но не Саше же об этом рассказывать?
  
  
  I'm in a sea, somehow it always
  seems that I'm dreaming of
  Something I can never be.
  It doesn't matter to me, cuz I will always be the pimp that I
  See in all of my fantasies.
  I don't know your fucking name so what let's
  
  Scheming to be the only way that I can truly be free from my
  Fucked up reality.
  So I dream and stroke it harder because it's so fun to see my
  Face, staring back at me.
  I don't know your fucking name so what? Let's fuck..
  All day I dream about sex
  All day I dream about fucking
  All day I dream about fucking
  
  All day I dream about sex, yes
  All day I dream about sex, and... (repeats)
  All day I dream about sex
  All day I dream about fucking..
  All day I dream about sex
  All day I dream about fucking..
  
  -Вот вы о чем говорили? - осведомился Юра.
   -О сексе, - сказала Тёрка.
   -Ну и вот. Сейчас почему об этом говорят? Потому что, прежде всего, всё началось с моды. Дело в том, что понятия немного испохабливаются - если даже того же Сашшу, который Лошак, читать - там понимаете, настоящая энциклопедия нашей жизни, настоящее чудо, только кривое - Сашша, что уж там греха таить, всем нам показывает прямо. Вот Алёша понимает, потому он так ироничен. Но Алёша лучше других - я бы советовал вам, девочки, к нему присмотреться - нет, не надо пшикать. Если бы я был девушкой, я бы за Алёшу вышел, потому что он многое в себе сочетает - он вроде бы мудак, а вроде бы и нет. А если взять всех наших мэтров, они только - мудачье, и больше ничего. Вот ты, Тёрочка, ты мужичка себе не нашла ведь?
   -Были, - ухмыльнулась та.
   -Ну ты дама видная....
   -А я хочу любви, - призналась Тёрка, - мне всегда мало. И тебя хочу, Юр.
   Все были пьяны, но ведь и все мы - фантасты, мы все конвентчики, мы - дети струи.
   Я так и сказал:
   -Мы - дети струи.
   -Что за струя? - осведомилась Лара.
   -Струя.
   -Когда писают, - заметил то ли Толя, то ли Стёпа.
   -Алёша метафарист, - отметил Юра Чмоков, - и лучший из вас. Начинал хуже, но теперь всех перегоняет. Но понимаешь, Лар, пойми - он набрал вес.
  -Ты мне нравишься, - сказала ему Тёрка.
   Я понял, что сейчас она к нему прицепится. Видимо, мало ей. Интересно, захочет ли Юра?
   Я пошел резать колбасу, и за мной уцепилась Эндшпиль. Видимо, ментальные каналы пересекались. Толя Ловцов, или всё же Стёпа, он остался один - потому что Тёрка поволокла куда-то Юру.
   Эх....
   Колбаса, колбаса. Хозяйка жизни. Кожуток (Букетик) есть уже не может. Мы ж еще чего-то тщимся. Мы ползем по этой жизненной дороге, красный от страсти язык развевается и хватает все, что попало.
   Сожрать, переварить.
   -Ты, наверное, секса хочешь, - сказал я.
   -Почему ты так решил?
   Лара в свои годы тоже чего-то кокетничала - хотя и правда, смысл потерян, но ведь есть игра. Нам всем что-то кажется, мы все думаем, что плывем - хотя никуда не плывём.
   Вокруг болото, и....
  Но конечно, человек не просто так живёт. Он живёт и развивается, а с возрастом он или боится больше, или боится меньше. Поэтому, всё просто. Никаких границ. Но и никакой красоты.
  А колбаса была хорошая. Наверное, точно такую же покупал Иван Солнцев, и они, выпивая водку с Чипидросом, ей и закусывали. Хорошо ж ему там, Ване. Хотя бы лучше. Ему есть с кем поговорить. А у меня, вот, только Юра Чмоков нашёлся для разговора, больше ничего.
  -Ты ж стихи пишешь? - спросил я.
  -Пишу.
  -Я видел, ты где-то выпускалась.
  -А ты пишешь? - спросила Эндшпиль.
  -Не помню, - ответил я.
  -Это круто.
  -Круто - не помнить, - ответил я.
  -Да. Ты большой шутник.
  -Ладно. Тогда вопрос на засыпку - с чем у тебя ассоциируется колбаса?
  -Почему именно колбаса?
  -Не знаю.
  -Ты сам не знаешь, почему ты спрашиваешь?
  -Я просто спрашиваю, - ответил я.
  -А я думал, что ты меня клеишь.
  -Я же спросил?
  -Что?
  -Хочешь ты или нет?
  -Ты так прямо?
  -Ну и что. Давай курить.
  -Давай.
  -Так вот, - сказал я, - колбаса ассоциируется с осой. Потому что пословица такая.
  -А ты?
  -Что, я?
  -Ты хочешь?
  -Я же первый спросил, - сказал я.
  Когда-нибудь будут настоящие романы, буквы - как ячейки, структуры для описания сознания. Потому что, сколько бы ни было писателей, никто достаточно близко не приблизился к тому, чтобы время трогать. Может быть - Джойс. Может быть, будет новый Джойс. И у нас - новые царские дети. Ну и мы. Писатели. Других нет и не будет, другие отравятся в этой атмосфере. Только такие.
  Нет, я, конечно, преувеличиваю. Например, Туташкин живёт на дачах, при этом - писатель известный, тиражи большие, а он - вылитый колхозник. Вот и думай - была ли тут вообще волосатая рука, или он тоже успел. Ладно, если тиражи такие, чо он на дачах живёт? Кто его знает. Может, ментал у него дачный. Дачный биоробот. Может, у него прав нет на свои книги. Имя есть, бабок нет. Живёт, готовит жратву на электроплитке, раз в год даёт интервью, не бухает, занимается йогой.
  Судеб много. Людей много. Много букв. Много строк. Нет, конечно, ни одного писателя мировой величины, ни на ½, ни на ¼, вообще ни на что.
   ... Спали кто где.
   Настоящая ночь - это когда ты поэт, ночующий внутри рифмы. Вот это ночь! Непонятный духовный восторг. Потому что настоящий поэт - это человек, понимающий мир через свой очки, свои собственные стекла, призмы - и всё предметы говорят с ним, всё живо, всё особенно.
   Но если все вокруг будут жить внутри струи, то зачем тогда он, поэт? Кто его услышит? Да вообще никто.
   Я выбрался из сальных объятий Лары Эндшпиль, прошагал через коридор, в котором на раскладушку сиротливо спал то ли Стёпа, то ли Толя. Тёрка утащила Юру в логово - хотя Юра и того, он специалист по мальчикам, но видимо, ему удалось что-то выдавить из себя - словно бы из тюбика. Впрочем, он, наверное, женат. У него есть дети. Надо спросить.
  Хотя нет, Юра же говорил - сейчас у него нет. А раньше была жена, и даже ребенок, или два.
  Да, так и есть.
  Надо лучше запоминать. Но мне оно вроде бы и не надо. Зачем цепляться к Юре? Он же не спрашивает, как я живу.
   Тут же и пистолет его был - видимо, показывал, хвалился тем, что придурок. Я его прихватил так - тем более, под домом есть кабак, в котором тесно и тихо, и среди ночи там можно что-то взять - дорого, зато ты обеспечен новым кислородом в своем бесполезном плавании....
  Зачем Юре пистолет? Идиот. Зачем мне пистолет? То же самое. Нет, стреляться я не собирался. Я просто хотел выйти и пройтись, и вот так, с мечтой ни о чем, с Юриным непонятно для чего стволом, просто идти и сходить с ума.
  Что касается Саши, то тут было конечно всё ясно. С утра надо было выгонять гостей в шею. Хотя, она и не придёт рано, но нужно успеть убрать.
  Здесь была, конечно, и дилемма. Так многие живут - никакого контроля, никакой дисциплины, но всё сходит с рук. Ты никуда не падаешь. Никакой тартар не разевает свою пасть. Ты толкаешься от тела к телу. Нет, можно жить и так, что у тебя и жена, и дети, и всё устроено, все учатся, все хорошо едят, ты постоянно куда-то выезжаешь, и там - постоянные фантастические балы.
  Но это уметь надо. Ну и, конечно, надо быть повыше. Что может позволить себе мелкий фантастишко? Пишется следующая книга, а ты все думаешь - не пошлют ли тебя на хрен. Отсылаешь в издательство. Нет, не посылают. Начинает работать печатный станок, ты вновь двигаешься на бал, чтобы там виться, чмокаться, чтобы тебя видели, а потом ты выходишь в люди - эй, люди. А нет людей. Никому это не надо. За пределами бала нет жизни. Книги уже никто не читает. Говорят: виноваты пираты. Виноват низкий уровень. Но на деле - просто нечего читать. Одна макулатура. И каждый новый свеженький фантаст должен бояться - вдруг он будет последним. Вдруг вообще лавочка закроется.
  Так вот, я и двигался. Было довольно поздно, а может быть - слишком рано, и холодный воздух улицы постепенно пробуждался сам в себя, пытаясь освободиться от автомобильных газов. Это был его час. Большинство людей уже спит, их головы привязаны к изнанке жизни - это переваривание физиологии. И хорошо в такую пору быть путником через ничто.
  Еще и этот Юрин пистолет....
  
   .... Надо сказать, что тот момент я не совсем помнил, потому что я вообще иногда что-то не помню. Это писательское. Одни вещи - дистанция близкая, другая - дистанция далёкая.
   Еще в обед мы встретились с Ержениным, и я сказал, что вообще хотя и не спорт, но надо немного поостыть. В честь чего и было - по пиву.
   Говорили о Дмитриевой, о футболе. Немного - о хитах. Конечно, никто и не собирался выставлять мой фейс в телевизонной рамке, ведь это бизнес. Но кто захочет, может узнать.
   -А я видел, - сказал Ерженин.
  -Кого видел? - не понял я.
  -Ну...
   Я понял, что он имеет в виду Динку. Но понятно, что же ему оставалось - взять и немного помолодеть в мыслях, замахнуться таки на Дмитриеву. Вызвать её. Сказать ей. Ведь большего и нет счастья в жизни человека.
   Нет, у писателя все равно.... Только если ты - не мох. Зеленый, пушистый мох. Так вот, мох - это самая середина писательства, самое чмошество, когда ты благополучно зарабатываешь, и тебе вообще ничего не надо. Ты просто сидишь, это место - для твоего зада.
   Совершеннейший круговорот пищи и отбросов.
  Многие не помнят, как расшифровывается слово Чмо. А именно - чемпион московской олимпиады. Хотя ни ко мне, ни к дядь Жене это отношения не имеет. Я просто так. Надо же что-то периодически замечать.
   -Донское пиво, - сказал Ерженин.
  -Мне не нравится Донское.
  -Мне Чипидрос посоветовал.
  -Он по привычке. Ему больше нечего советовать.
  -Чисто донское?
  -Ну, он еще мало зарабатывает. По привычке покупает какое попроще. Балтика. Дон.
  -Эх, порошок.
  -Да всё - порошок.
  -Нет, что ты. Нет, ну это - да. Это всё порошковое. То девки-то яд продают.
  -На углу разливное.
  -Да я знаю. Ну и что там, с премией?
  -Ну тут, дядь Жень, что тут - тут своё. Петя, я так думаю, и правда - во всей этой кухне не напрасный. Знаешь, это все равно как правильно родиться. Ну, всё просто. Ты ж знаешь, дядь Жень. Один рождается королём. Ну, и что? И ничего. Плохо, что ли. Я слышал такую точку зрения - мол, все это фигово, но я не думаю. В жизни что нам надо? Нам надо жить нормально. Питаться хорошо. Ну и еще важнее - в душе. Да же?
  -Локомотив смотрел?
  -Смотрел. Да ты знаешь....
  -Стояк.
  -В смысле?
  -Стоят на поле. Нет, тут не все время стояли. Но ты посмотри, как играют! Смотреть, оно на самом деле, нечего. А я знаешь что - я слышу, как комментатор разрывается. А сам, знаешь - да в окно смотрю и ловлю себя на мысли, что просто смотрю и сопровождаю взглядом всякую идущую бабу. Хотя и далеко. Но не далеко. А там. То ли Вася Уткин, то ли еще кто-то - кричит. Я уже не выдержал, думаю - надо пойти же посмотреть, что-то сверхъестественное на поле. А бабец-то идёт, я смотрю просто так, просто так, понял. Сам не знаю, для чего. Я стою и думаю - да надо на постоянку завести уже, Вань, бабу. Вот мысль такая ясная. Бабу надо, чтобы постоянно была. А я привык всё сам делать. Носки постирать там. Ну это я так. Дело не в носках. Ну, понимаешь, лежишь ночью, и рядом с тобой лежит бабец. Хорошо же. А когда отвыкаешь, думаешь, ну как так - кто-то рядом с тобой лежать будет. А потом, через некоторое время, уже как-то непривычно, как будто этого не было никогда. Знаешь, всё как в первый раз, Вань. В одной жизни, получается, что много жизней. То ты был юношей, всё думал - когда же в первый раз? Ну, когда же. А тут - снова Вань надо вселенную открывать. Так вот, кричит там Уткин, то ли Черданцев, то ли Гусев - я думаю - ну хана, что там на поле твориться. Иду я к ящику! Так нет. Стояк. С одной стороны, значит, стояк. Вратарь приснул давно. Значит, стоит четыре кучки. Две кучки следят за тем, куда пасуют. Длинный пас, там один бежит, остальные смотрят. Раз, мяч отобрали - и снова вдаль его пинают, и там противоположная картина. И так продолжается до тех пор, пока мяч не доставляют в штрафную. Тут все набегают и стараются мяч в ворота запихать. Бить то никто не умеет, если расстояние дальше пяти метров, то не попасть. Потом мяч выносят, и снова то же самое. Но, заметь, комментатор словно на игре Бразилия - Германия. И постоянно подчеркивает - мол, какой же матч! Я стою, но в голове ни грамма ничего - не понимаю.
  -В этом что-то есть, - сказал я.
  -Что?
  -Не знаю. Это какая-та наркомафия.
  -А-а.
  -То есть, наркомания. Понимаешь, дядь Жень, если ты долго на это смотришь, и ты не начинаешь кричать и материться, у тебя начинает что-то вырабатываться. Кайф.
  -Да ну тебя.
  -Я серьезно, - сказал я, - я раз смотрел. Не, ну когда на стадионе, еще ладно. Поорал. Водки с собой пронёс в грелке. Я давно не ходил. Надо сходить. Знаешь, молодеешь. Может, сходим.
  -А как?
  -Баб возьмём и пойдем, - сказал я.
  -Магазинных, наших?
  -А то. Цветы надо купить. С цветами прийти, сказать - мол, моя дорогая, идёмьте. Будет вам и футбол, и колбаска.
   Смена в магазине была другая - да и вполне могло быть, что продавщиц совсем поменяли. Я совсем заскучал - впрочем, конечно, не до этого.
   В голове что-то клубилось и столбилось. Тексты не давали мне покоя. Они вдруг стали сыпаться, словно груши - не знаю, какой такой ветер там был. В сферах ли - высших, низших, или еще каких.
   Нет, это было не вдохновение.
   Что-то меня мучило. Я вообще не поэт - потому что это нужно иметь некий особый артистизм, природное такое арлекинство, не знаю, что еще. Но это вообще - как символ, как шагающий глагол. А если вообще, то сообщества поэтов - места сугубо еврейские, и иного человека там за просто так не принимают - ну и меня бы не приняли, я был бы рыбой, которую забыли на столе. Потом спрашивается - послушайте, что на столе делает рыба?
  Никто не знает.
  Начинают сторониться и делать вид, что никакой рыбы нет на столе. И так проходит несколько дней - все чего-то ходят, очень много стихов, в которых упоминается, по каким улицам Парижа, Нью-Йорка, Токио и Тель-Авива ходит поэт, кого он знает, с кем тусовался, с кем лежал и прочее - но больше ничего. Но и в ничего бывают свои высоты - это и вся поэзия. И потому никто сюда не идёт.
   Грантов меньше, чем желающих их получить. Наверху вся поэтика такова - вот я получил, хотя это не гранток не какой, и не поэт, есть гораздо более достойных, чем я, Иван Солнцев, человек случайный.
   Интересно, про Ушкина.... Так вот, рыба начинает вонять - тогда спрашивают - а что это тут у нас воняет? А это Ваня Солнцев. А что тут делает Ваня Солнцев. А вы скажете, а друг, где-нибудь в Мухосранске-на-оке родится светоч поэзии, будет ли он дохлой рыбой здесь, в этом презамечательнейшем кругу?
   Конечно.
   Мысли так и донимали меня.
   Еще, еще. Еще текст. Я вдруг подумал, что мне так еще много лет, и что можно сбросить жирку и пойти на эстраду - ибо из всего, что я делаю, Динкина группа использует текстов пять.
   И я возьму Ирку, и мы поедем на лазурный берег. И будем там всю осень, и больше ничего. Вообще ничего.
   Нет, ну это нужно от нее отцепиться?
   А что, если ее убить? Взять, убить - какой убыток? Вся Россия полна такими царскими детьми, которые чего-то открывают рот подле микрофончиков - одной больше, одной меньше. Да и за одно - Миша.
   Миша Александрович.
   Виктор Кушков.
   Я вдруг живо себе это представил - вечер словно бы не темный, словно бы жидкий, и потому темнота еще хуже, она словно проросла. И вот, из-за угла выходит человек с пистолетом.
   И вот они - Оглобля соблазнился на Динку. Нет, конечно, не катит такой расклад. Это сушеная вобла-соплячка соблазнилась на меня. Ей так хочется. Ей представляется, что она - монголо-татарская Дженис Джоплин. Ничего, что ничего нет. Вообще ничего. Никаких вообще склонностей, кроме как родительская прокачка. Потом, конечно, она петь перестанет. Ей купят бизнес. Она еще откроет ресторан. Еще, выпустит книгу. Еще, будет раз в год выступать на фестивале в качестве звезды на пенсии. Всё это понятно. Когда человек любит музыку, он играет или поёт всю жизнь.
  Нет, конечно, будет муж. Будут жить в Майами. Все звезды живут в Майами, приезжают сюда за бабками. Отобьют, едут назад жировать.
  Но это другое. Какая тут музыка?
   -А она тебе как? - спросил дядя Женя.
   -Да ничего.
   -Ничего?
   -Совсем ничего, - ответил я.
   -Мне когда было 30 лет, а это ж огого когда было, - сказал он, - за мной тоже прицепилась одна, значит, мадам. Тоже очень юная и очень желтая. Ну, внешне - волосы такие. Болонка, но мало того, что светлая, а еще и желтая. Сейчас знаешь, сейчас уже все вещи так не воспринимают. Ну, баба, Москва, приехала - покорять надо. Но оно и раньше покоряли - приехал бабец, устроился работать в магазин. Эх, сколько ж крови попила - как вспомнишь - нет ничего просто так. Ну, я и сам дурак - но. Сейчас тебе скажу главное но. Нет, она конечно фифа вся была, но фифа фифе рознь - если ты смотришь на внешность, то думаешь, что тут скрыт некий особенный понт. Но понта нет. Она тоже - человек, и если найдется ей такая душа, чтобы ее постоянно пронзала - она будет визжать, будет жить и хотеть.
   -Конечно, будет хотеть, - сказал я.
   Было как-то особенно прохладно в магазине и тоскливо без наших продавщиц. Пришли двое нерусских, там был еще столик - они сели и стали щелкать семечками и пить минералку, при это одного я где-то видел - может, в телевизоре где-то. И всё правильно - человек же тянется к простоте, а нет её.
   И вот, я ее встретил, - сказал дядя Женя, - это представь, сколько лет прошло. Мы стоим и смотрим на нее - старушечка уже. Хотя она была младше меня лет на пять, но это тогда пять лет имели значение, а теперь они что? Но я ее узнал, а она сначала нет. Но, видимо, что-то ее задело. Она стоит и смотрит, почему я на нее смотрю. А ты знаешь, она хотела то под поезд прыгнуть, то повеситься, а я ее что.... Ну понимаешь, вот сейчас прицепится ко мне какой бабец, да без разбору. Все потому что по боку. Но тогда ж все разборчивы. Думал, она так от меня и не отстанет - но уже годы ушли, и всё. А потом она меня узнала, мы разговорились. Рассказал она, что у нее - такие-то внуки. Такие-то дети. Ну, мы взяли по чаю, на улице такая забегаловка. И все говорили, говорили, и она сказала - что конечно нет смысла уже ни в чем, но вот меня она недавно вспоминала. А потом, знаешь, говорит - что представляла она, вот бы мы жили, и так, по годам. И даже до нынешнего времени дошла. Я думаю, что не надо думать. Просто не надо. Девушка! - он обратился к продавщице. - Пивка еще возьмем?
  -И что же? - спросил я.
  -Что, ничто, - сказал он, - ничего вообще.
  -Да, ты прав, дядь Жень.
  Не знаю, я говорил я это ни для чего. Но состояние моё было каким-то скомканным. Наверное, нужно много слов, чтобы его описать. Но именно - скомканность, смятость. Ощущение, что ты - субстанция, которая покрывается сверху какой-то гадостью, но в открытую этого не видно, и нужно постоянно прятаться. Виновато было всё. Прежде всего, я что-то в себе сломал.
  Что было до этого? Квартира - компьютер - колбаса - водка - беседы с Чипидросом. Так продолжалось достаточно продолжительное время, я привык, и я не собирался выбираться из этой ракушки....
  И вот....
  А письма всё слали:
  
  "Здравствуйте. Моё имя вам ни о чем не говорит. Но в свои тридцать два я уже автор семи романов в жанре космической оперы, и я хотел бы спросить - можно еще посылать роман, или уже поздно? Если нет, то вот вам текст. Роман называется "Братва на Кольце", но это не имеет никакого отношения к Властелину Колец, хотя так может показаться. Дело в том, что все события происходят на Венере. В ходе длительного продолжающегося тридцать лет сражения между армией Винсента и армией Красного Тюльпана люди приходят к выводу, что в войне имеет место третья сила, и эта сила действительно есть, это - сила Кольца. Но Кольцо не относится к переселенцам, которые прибыли на Венеру двести лет назад, так как Земля погибала из-за загрязнения, и все люди вынуждены были переселиться на другие ближайшие планеты - Марс, Венеру, и даже на Меркурий. Но оказалось, что древние атланты уже совершали путь по этому маршруту. Почему же они не прижились на всех этих планетах?
  Ответ на все эти вопросы кроется в Кольце...."
  
  Курил я неохотно. Писем всегда много. Люди пишут, пишут и пишут. Зачем они пишут? Массовая болезнь? Нечем заняться? Да, это ответ на вопрос. Действительно - не чем заняться. Нет хорошо оплачиваемой работы, нет перспектив, нет ничего. И одна мечта - как ясно солнышко - свалить когда-нибудь за бугор. Заграница в понимании русского человека - рай.
  Может быть, так и есть? Просто духовные книги неправильно написаны или устарели. Ад, рай, середина.... Хотя, конечно же, всё это чертовщина.
  И вот, письма шли и шли. Все хотели чуда от Ивана Солнцева.
  
  "Хай! Я - Москвинно Айс, писатель-рэппер! Йо, амиго, если я пишу сюда, значит я уже победил, так как я иду по жизни с этой мыслью. Думай о победе, и ты уже победитель. Виктори!
  Мой роман состоит из трёх частей. Его надо прочесть каждому. Это описание мира матрицы, но с уходом в прошлое. Люди живут в Древнем Риме. Но Матрица была, есть и будет. Это - период нового воплощения земли. Как известно, было несколько цивилизаций внутри Матрицы, и это - одна из них.
  Но нашим героям предстоит что-то узнать.
  Итак, амиго, они узнают всё на уровне богов. Моя идея гениальна, видишь ли? Мы может заработать вместе, я и ты. Потому что это еще никто не описывал. Амиго, это нужно даже больше тебе, чем мне. Звони! Вот мой номер телефона. Кстати, вот мой адрес в социальных сетях. Можешь добавить меня в друзья и следить за графиком моих выступлений...."
  
   К вечеру я стал засыпать. Звонила Ирка, и я чего-то юлил, но мысль была яснее.
   Правда - к черту всё.
  -Спишь?
  -Сплю.
  -Правда сплю.
  -Я верю. Думаешь, я ревную?
  -К кому?
  -Да я так.
  -Разве есть к кому ревновать?
  -Нет. Не к кому. Я просто подумала - ты ведь человек на виду, я думаю, у тебя кто-то был. Ну я просто не поверю.
  -Если скажу, что нет, то обидишься, небось.
  -Почему?
  -Скажешь - обидно за мужика.
  -Да я и не буду спрашивать.
  -И я не буду спрашивать.
  -Ладно. Я поехала к родителям. Я позвони.
  -Позвони, как доедешь.
  -Ага.
  
   Мне представилось что-то неосязаемое - как это назвать, ведь я - писатель, я должен находить слова к чувствам, к намёкам мысли.
   Хотя - вот черт. Я забылся. Зачем.
   Я ничего не должен. Я - человек у кормушки. Я ничего не должен. Бежать, хватать. Вырывать куски из ртов зазевавшихся. Торить себе дорогу на Олимп потребления.
   Но уже поздно. Дорога открыта.
   Я открыл почту. Письма шли, и письма с опозданиями, и я их уже почти не писал, и в ходе прочтения звонил Оглобля:
  -Ну што, братик, - сказал я.
  -Да я так. Поработаю.
  -Трудоголик ты. Вот знаешь, што, - проговорил он, - я вот хотел с тобой посоветоваться. Но кроме того и пригласить тебя завтра, но... - было слышно, как он почесался, - ты же знаешь, мы делаемся цивилизованнее. Ты был на порносайтах?
  -Не был, - сказал я.
  -Брешешь.
  -Ну когда Интернет появился, заходил, но это уже поздно. Надо или рано, или поздно. А я в тот момент попал, когда это безразлично.
  -Ты молодец, братик. И знаешь, ты по пьяне, помнишь, спросил про чувачка. Про того. Про Пушкина.
  -Не помню, - сказал я.
   И я хорошо помнил, что ничего не говорил - но как же так, и сейшены у нас не регулярно, да и кому я мог сказать? Только ему. Хотя, может быть - но если я не помню, значит, ведро уже прохудилось. Голова, то есть, в виде ведра. Начинается течь. И всё правильно.
   -Я просто знаешь, душа ж мечтателя, - сказал он, - или ты сейчас не можешь говорить?
   -Могу.
   -Знаешь, ты спросил - а сейчас он донор? Ты же умный, братик. Я сейчас вдруг допёр - ведь ты ничего об этом и не знал, и сейчас не знаешь, а как же ты это подметил? Что-то знаешь, даже и не писательское, братик. Я не думал. Вчера не думал. А сейчас стало что-то приходить - почему ты это сказал, и почему ты меня расколол? И я стал гадать - ты это случайно или нет. И знаешь, я ведь тоже - не соевое мясо, не сыр, братик. Я - знаешь, только кажется, что я катаюсь как сыр в масле. Я очень много думаю. И я все-таки склонился к мысли, что ни так, ни сяк. Потому что ты - человек хороший, и сказал это наполовину по пьяне, а на половину по воле воображения, братик. Но в натуре, братик, ведь ты мог и следить за мной и изучать - я представил, что я - червяк, а ты на меня смотришь сверху вниз и изучаешь.
   -Разобрало тебя чего-то, - сказал я.
  -Я ж не гранит, братик, и тоже могу быть слякотью. Как кисель, братик. Жиденький. Но я тебе скажу, ты прав, я даже братик не думал, что ты все это запомнил и стал мотать на ус. Прости, братик, нажрался и лежу. И ты знаешь, мы на саунке будем. Девочки, бильярд. Завтра уже. Я сегодня хотел, братик. Но уже поздно, там правда круглосуточно. Или нет, братик. Семь часов только. Да от тебя рукой подать, братик. Ты же и пешком можешь дойти, зачем тебе такси. Тоскливо всё это, понимаешь, братик - я не потому звоню, что ты сказал, а я вспомнил - я бы не вспомнил - ну мало ли что, додумался ты, да мы все собаки, звери. Мне вдруг стало.... Я стал.... Я подумал, что поздно уже завязывать. Знаешь, братик, сейчас пройдет. Вот ты много душ загубил? Но знаешь, лучше может и убить. Ты знаешь, есть люди - всю жизнь доноры. А у меня тетка была, ее потом поезд сбил. А вся такая в соку, а сок чужой - она говорила - бери чужое! Бери! Ну, как брать, братик? Если ты не воруешь, то как брать? Ее значит научили - надо какие-то там молитвы черту читать и кидать всем иголки. И тогда вроде как ты берешь чужое. И она даже похвалилась - мол, у нее есть доноры, и они всю жизнь доноры, и что это - счастье, когда ты чужое берешь. Главное, знаешь, братик, вовремя отмыться. А так как ты все время берешь, то и отмываться надо постоянно - так вот, она постоянно ходила в церковь, отмывалась на время и говорила - есть умные, а есть дураки. Разумеется, что доноры - дураки. Зато у доноров, надо полагать, нет ничего хорошего. Но это всё так. Всё так, братик. Она завещала доноров детям, чтобы и те ходили со своими иголками и молитвами черту к детям доноров, а чтобы те не прознали, она их училс, братик, обезьянничать. Говорить про бога имея в виду черта, говорить о доброте. Но ты не при чем, это я так, ты братик правда, соберись. Соберись.... Там же твой друг. Ты его возьми, пусть жизнь увидит, пусть приучается. Парень неплохой.
  -Кто? - не понял я.
  -Ну этот. Чипидрос.
  -Ну да, - сказал я задумчиво.
  -Вот и смотри, у тебя, братик бывает такое, что ты вдруг всё понимаешь, и хочется знаешь только сказать - только сказать, что вы суки. А кто, братик, суки? Все вокруг суки. Ну, скажи, чем, братик, люди отличаются от животных? Ладно, вот мы поместим людей в аквариум и будем смотреть - чисто братик тела. Ползают, сношаются, и едят. И поместим волков - то же самое. Нет, базара как такового нет, может, и свиньи. Но разница? Разница только в том, что в голове что-то движется. А это как сказать?
  -Так что? - спросил я.
  -А, ну ты трезвый, - заключил Оглобля, - поэтому. Ты меня знаешь, братик. Я, я всё, я тебя жду на саунке, ты же знаешь, сейчас хмель сойдёт, а с бабами посмотрим - может и надо будет взять. Ты по себе смотри. Ты парень молодой.
  -А ты старый, - ответил я.
  -Я ж шутя. Тогда давай.
  Он тут и отключился. Всё это, конечно, было давно в его стиле. Потому, думать тут было не обязательно.
   Я и не знал, поехать, пойти, потому что человек - раб соблазнов. А есть люди, которым и не надо этого, у них нет энергии. Тебе скажут - зачем? Я буду смотреть в ящик. Нет, у меня есть игрушка в компьютере - ибо сейчас уже нормально, чтобы и великовозрастные дети гоняли всю эту шкурку опавших дней.
  
   "Здравствуйте", - сообщало письмо.
  
   Я закурил. Зашел, словно бы услышав мысли, Чипидрос - хотя у него было теперь чем заниматься, он приклеился к какой-то поэтке, у той была своя квартира, помимо родительской, и сама она была ничего с виду - и зад нормальный, и сиськи тематические, стояк - за такие держаться отовсюду хорошо. Всё вроде бы двигалось хорошо - и Пете обязательно нужно было зацепиться за нее, так как гонорарами все равно на квартиру не заработаешь. А там ведь и дальше можно было что-нибудь нахитрить. Ну, конечно, можно и не хитрить. Это зависит от менталитета. Вся Москва, как известно, это одна большая война за прописку, и всё это началось еще в далекие годы социализма, но и теперь всё это не прекращается.
  Но всё это невероятно, всё это просто бой космический, это круче звездных войн - битва за жилье в этом странном месте, потому и хрен с ним.
  
  "...в прилагаемом файле - мое произведение, которое называется Побег с Планеты Обезьян. Краткое содержание:
   В будущем в России жили обезьяны. Америки уже давно не было, там произошел атомный катаклизм, вследствие которого все люди вымерли. Первые разумные обезьяны появились именно поэтому - радиация сказала свое слово. Но в Америке выжить было невозможно, но там появились мутанты, которые угрожали всему живому на других континентах. В Австралии обитали только роботы. Это были биороботы. Людей там не было, хотя Австралия был последний континент, куда не дошла радиация. Но люди там все равно погибли. Над обезьянами строили эксперименты тоталитаристы, но когда люди все погибли, разум сказался.
   Тем временем, в начале 21-го века, майор ГРУ Кравченко возглавил экспедицию по поиску НЛО в районе Чертова кладбища. С ним была группа десантников - несколько парней и девушек, мастера единоборств. Итак, им удалось спуститься далеко вниз, и там был обнаружен космический аппарат. Итак, теперь нужно было достать аппарат. Это был древний НЛО очень агрессивной цивилизации. Для этого из ближайшего колхоза пригнали подъемный кран, операция была очень сложной, и всё же летающая тарелка была поднята наверх. Итак, теперь нужно было вскрыть тарелку, но сделать это было невозможно, так как металл был внеземного происхождения, и от тарелки даже невозможно было отколоть даже маленький кусочек. Тогда майор Кравченко пригласил Команду Безголовых. Это были международные хакеры. В свободное время они перемещались на велосипедах, поэтому их никто не мог отследить. Они могли сесть в товарный состав поезда и незаметно приехать в другую страну, там они снова ездили на велосипедах и выходили на связь через спутник. И вот, когда прибыла Команда Безголовых, хакеру Дэну Воробью удалось разработать вирус, который открыл двери НЛО. Внутри спал агрессивный инопланетянин. Он тотчас проснулся и объявил, что он прибыл сюда, чтобы уничтожить землю - так как он землю и создал, очень давно, но потом осознал свою ошибку. Но при подлете к земле в космический корабль попал метеорит, он стал падать, и при ударе о землю лопнула ампула со специальным веществом - и инопланетянин впал в летаргический сон. Все это было узнано благодаря тому, что один из Команды Безголовых знал шумерский язык.
   Произошла схватка. Инопланетянин брал людей за плечи и бросал о стенку. Но всё же майор Кравченко его победил.
   Космический корабль пришельцев был использован для того, чтобы перелететь в будущее. Вот там и выяснилось, что в будущем люди уже давно не живут на Земле, но есть раса разумных обезьян, которые хорошо вооружены. Завидев неизвестный объект, самолёты обезьян открыли огонь. Корабль был очень крепок, и они не могли повредить его. Но в этот момент оказалось, что в корабле были еще пришельцы - их сразу не обнаружили, они спали под полом. Неожиданно они стали вылезать и драться с людьми. Пришлось приземляться. Пришельцы захватили НЛО и улетели, а майор Кравченко, группа десантников и хакеры остались в неизвестном мире. Их тотчас подобрали обезьяны и стали проводить исследования. Все обезьяны говорили по-русски, поэтому не было проблем. Но обезьяны ничего не знали про людей и были уверены, что долгие века на земле жили только обезьяны. Поэтому, они решили, что люди - это пришельцы, которые хотят захватить землю и убить обезьян.
   Майор Кравченко сумел открыть решетку замка, и потом и все выбрались. Началась травля. Но группа переместилась в пустыню. Вокруг никого не было. Внезапно в темноте появился зеленый свет, и все увидели, что в пустые стоит летающая тарелка, а инопланетяне что-то замышляют. Было решено принять бой. Дело в том, что десантники захватили оружие обезьян, а оно было очень мощным, и потому можно было оказать сопротивление пришельцам. Но все же, десантники были очень мощны физически. Они победили в рукопашную.
   Но инопланетян не убили, а связали и усыпили, чтобы потом опросить. В этот момент обезьяны применили ядерное оружие. Был очень мощный взрыв, но тарелка не была повреждена..."
  
  -Хочу прочесть, - сказал я.
  -Ты серьезно, - спросил Петя Чипидрос.
  -Да. Нет, Петь, а зачем портить человеку жизнь? Пишет он совершенно типично, пишет, обсмотревшись кина. Вот, допустим, Петь, увлекся ты достоевщиной, и при этом ты - парень обычный, нет у тебя никаких связей. То ты, Петь, ты так и сдохнешь со своей достоевщиной и сгниешь - потому что четко установлены правила.
  -Так идём? - спросил он. - Что ты вечно про всю эту фигню вспоминаешь? Только и делают, что говорят - живём мы плохо, а за границей хорошо. Надо привыкнуть. У тебя всё хорошо же, Вань?
  -Дай мне договорить.
  -Это водка?
  -Да.
  -А что брать?
  -Ничего не бери. Так вот, я все же отошлю человека к Захаркину, он принимает такие романы. Тысяч в пять выпустят, а там видно будет.
  -А зачем оно тебе?
  - Ладно. Идём.
  -Очень много пафоса, Вань, - заметил Петя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Засим мы были в сауне, и я уже тогда ощущал свою связь с неким отрицательным космосом. Хотя лучше всего эти вещи отражают сны - допустим, вам снятся трупы. Кровь. Катастрофа. И, конечно, тебя не убивают, но от этого не легче. Ты наблюдаешь всю эту гадость в очень мелких деталях, и некое особенное чувство посещает тебя.
   А люди вокруг.... Хочется сказать - вокруг тебя - тени. Ирка там поехала, и хорошо, потому что вся эта история чем-то пахнет - это пузырь, он становился все плотнее, готовясь лопнуть - но теперь он точно не лопнет. Стенки его уплотнились. Он вдруг осознал, что чем-то помогает существованию - не знаю, чьему. Может, моему.
   Тут был и Саша Уралов, тут был и Дима Дышло - Оглобля навёз девочек, которые, по его утверждению, были "свежие, ивановские".
   Так вот, если тебе от чего-то плохо, то это как раз от пузыря - потому что сначала жидкость в нем болталась, а теперь она дошла до самого верха.
   Но увы.
   Он не будет лопаться. Сначала на нем проступят шишки - и это будет вечное увеличение, и я не знаю, что это....
   Одну из девочек поставили в качестве стола - играли в карты на спине. Она курила и отхлебывала пива - видимо, её это вполне устраивала.
  -А ты чьих? - спросил у нее Оглобля.
  -А ты чьих? - спросила она.
  -Я-то? Да хрен его знает. Фигура я. Дятел я.
  -Почему дятел?
  -Яйца, - сказал Дима Дышло и потёр руки.
  -Ничья, - констатировал Петя Чипидрос.
  -Нет, правда, замуж, небось хочешь, - проговорил Оглобля.
  -Сейчас нет.
  -А потом чо?
  -Потом хочу.
  -А кого хочешь? Москича.
  -Да.
  -Богатого?
  -Да. Или иностранца. Иностранца лучше.
  -А как?
  -Я знал одну девочку, - заметил Дима Дышло, - пять лет на миньете работала, у неё постоянный клиент был, грек. Как-то раз у него что-то не заладилось, он ее забрал.
  -Куда забрал? - спросил Пётя.
  -Двадцать два, - заметил Оглобля.
  -В Грецию.
  -Сосать?
  -Не знаю. А ты куда хочешь?
  -Поработаю, там посмотрим, - сказала девочка деловито.
  
   Мысли в голове перемещались, стягиваясь в два стада - они шли на разных курсах, и у них были разные цели и задачи. Впрочем, мысли - мыслями, а тут вместе с нами был еще писатель, Елецкий, который очень любил Америку и ненавидел всё русское. Но это не мешало нам засесть в парной и там, добавляя, общаться.
   -Эх, что за страна! - восклицал Елецкий.
   -А что за страна? - спросил его Петя.
   -Знаешь, Петь, я раньше по глупости тоже думал, что мы победили во второй мировой войне. А теперь я понимаю, что это американцы победили. Нам это впаривают.
   -А я не знаю, - сказал Петя.
   -А ты? - спросил Елецкий.
   -Да мне чо, Сирожа.
   -Сам ты Сирожа.
   -Сирожа он, - подтвердил вошедший Дима Дышло, - да ты знаешь, девочки какие-то ухватистые. Как бульдоги. Не отпускают. Хватают. Знаешь, как компрессор. Как это называется? Когда вакуум делают. Как это называется? Вакуум! Помните, картинка еще была. Два коня, и такая фигня, и они её пытаются растащить.
  -Было, было, - подтвердил Елецкий.
   -А почему ты Мирон? - спросил я.
   -Вы мелкие все, - проговорил Елецкий, - знаете, когда я иду по Лос-Анжелесу, я каждую секунду думаю: я иду по Лос-Анжелесу. Я только это и повторяю, я говорю это слово. Один вдох, одно слово. Земля благословенная, и воздух там другой.
   -А тут что за воздух? - спросил Петя.
   -Понимаешь, русские - это дикий народ. Но если ты присоединяешься к другим, то ты можешь стать лучше. Америка велика тем, что ты приезжаешь туда еще черным, практически - татарином, но через какое-то время ты уже другой - она принимает всех. Ты становишься американцем. И, допустим, звонит мне Иванов, или звонит Кац, или Акопян, или Петренко, кто угодно, любой русский, или звонит Мишаня Шлейников, я тут же говорю - привет из Америки. Чтобы они не забывали, что я там, они - здесь. Или наоборот. Они.... Вот сейчас все мы с вами здесь - в этой стране. Понимаете.
   -Да, - сказал Петя, -в этой стране.
   -Всё правильно. А Америка, друзья, это центральное место, и конечно, она большая и разная. Если есть некий центр мира, то он не может быть однозначным.
   -А Техас? - спросил Петя.
   -Чо, Техас.
   -Правда, там придурки одни живут?
   -Ну что ты, Петь. Вот посмотри, девушки из Иваново. Пропавшие татарские гены.
   -А почему ты тут публикуешься? - спросил Петя.
  -Да, - проговорил Дима Дышло со знанием дела, - там живешь, а тут срёшь. Ты, Мирон, не свисти. Потому что ты - Сирожа. Все мы в одной лодке. Только я, вот, смотри - я вот парень простой, практически Рязань, а ты тут перед нами не понтуйся. Я тоже могу поехать в Америку, но нахрен она мне нужна - пендос он и в Африке - пендос.
   Дима вышел, и Елецкий вышел - потому что обломался. Забежали девочки. Конечно, в их обязанности не входило париться - но никто и не запрещал. Петя заговорил с одной так, будто бы они были давно знакомы - хотя это было исключено, но он - парень простой, то есть, он из простых недавно. До конца еще не переопылился, кожа его старая была - ну не важно, шкура, шерсть. Надо было, чтобы выступил жир. Сначала - самый первый.
  А он, Чипидрос, хотя уже и имел некий жир, что-то такое моральное, новое - но еще мало. У не было никакой гордыни - но ее нужно было срочно где-то находить. В этом мире без этого нельзя. Но, правда, всему свое время. Бояться не надо.
   Если ты еще цыплёнок, то, может быть, ты еще старый цыплёнок. А когда будут новые перья - то на самом деле, ничего не обновиться. Просто - чтобы ты не отсырел в случае чего - масло, нефтепродукты, жиры, и прочее. И ты сначала липкий, потом всё оно пристает, и хорошо.
   А Елецкий, он может и прав - но я там не был.
   И, впрочем....
   Нет, многим людям приходит в голову бежать. Бежать - но куда? Русским - от России. Значит - вот отсюда. Но если ты русский писатель, то кому ты нужен? Ведь там ты не сможешь жить по принципам "кого ты знаешь"....
   Словом, словом Михаил Александрович предложил сменить поляну. Настоящие гуляки так часто делают - начинают в одном месте, продолжают в другом. При этом, нужно было брать и девочек других, что подразумевалось.
   Я, впрочем, сразу же ощутил - что-то тут темное, дьявольское, что-то моё - как будто я виноват. Хотя - как я могу быть виноват? Если бы мысли были материальными, то тут дело другое. Но, может быть, всё люди разные. Мысли одних - песок. А мысли других - этот материальный источник событий каких-нибудь.
   Собирались мы как-то спортивно - правда, это напоминало раздевалку у спортсменов. Девочки посчитали бабки. Все было как полагается. Оглобля тут не обманывал. Он был уж достаточно хорош в плане алкоголя - а помнил ли он совсем недавний свой спич про Ушкина.
  Я помнил. Но и что с того, что я помнил? Кому какое дело? Что мне он предъявит, Миша, скажет, мол, братик, мне не нравится, что находится в твоей голове. Нет, это ерунда. В моей голове всего намешано, я думаю обо всем, что только бывает.
  Ирка, да. Динка, ну и ничего. Все так живут. А вообще, вообще надо еще ехать в провинцию. Ехать, смотреть на людей, смотреть сверху вниз, чтобы понимать свою значимость в мире этом.
  Нет, это не значит, что я не помню.
   -Эх, девчонки, - сказал Оглобля душевно, - хороший я дядька?
  -Хороший, - отвечали ему.
   И уже тут я понимал - черта! Другое дело, что говорила мне об этом душа, и вокруг Оглобли вились, сверкали странные флюиды, и звонила шумоголовая Динка, и это ничего не меняло.
   -Привет!
   Она говорила как-то резко - мне представлялось, что это блины, которые решительно бросают на сковороду. Это шипение, некое обращение к пространству - пс-с-с. Наверное, дурка. Начальная фаза. Алкоголь. Не знаю, во что она играла? Правда ли - секс, игра в человека, игра обезьяны в человека или что-то еще?
   -Привет!
   -Ты где?
   -Сейшен.
   -Что за сейшен, Иван?
   -Обычный. Писательский.
   -А я тоже на сейшене.
   -Где?
   -Мы поехали на дачи. Тут много известных людей.
   -И тут много известных людей.
  -А кто? - спросила она с интересом.
   -Ты, не помню, знаешь ли ты их. Ну, Петя Чипидрос. Ты его помнишь.
   -Извини, - сказала она, - что я поехала без тебя. Ты меня извинишь.
   -Нет, - сказал я.
   Тут рядом заржали наши ивановские девушки, и было слышно, как она прислушивается. Я даже и слышал - она молчит.
   Она - громко молчит.
   А вдруг, - подумал я, - чего я сопротивляюсь? Вдруг все серьезно? Ведь бывает же некий природный магнит, и девочка-грибок - это и есть судьба. И не то, что с виду не так. Просто я циничен и сер.
   Это во мне уже нет ничего человеческого. Она продолжала прислушиваться, когда Оглобля сказал мне:
   -Я всё помню, братик.
   Он поднял указательный палец.
   -Помню, братик. Ушкин, братик, он, знаешь.....
   С этими словами он вышел на порожек, и там это и произошло - я не зря говорил про флюиды. Ведь еще вчера все было как в песне Кузьмина - еще вчера, все такое, еще вчера.... Про цветы там, я и ты.... Еще вчера - были я и мы, кажется. И вот....
   А вот за пять минут мир словно расцвел. И вот те на - ведь по улице шел какой-то странный чувачишко. Мы даже посмотрели другу другу в глаза - он словно прочесал меня локатором. А потом вынул пистолет и выстрелил Оглобле в лоб, постоял еще секунд десять, глядя мне в глаза и двинулся дальше.
   -Что там? - осведомилась Динка.
   -Не знаю.
   Не то, чтобы убили Михаила Александровича - потому что так и было, но словно лопнула плёнка. Мне вдруг стало необычайно легко. Девочки собрались вокруг, напоминая птиц. Я видел вот так же на деревне - когда убьют петуха, чтобы сварить из него борщ, все куры собираются вокруг, прыгают, кудахчут, норовя клюнуть. Кровь их манит - и тогда самые смелые прыгают вперед и начинают клевать - а петух дергается, его дни окончены.
   Он болтает ногами, он бьет крыльями, и это всё. Очень скоро будет обед.
   Никто не видел того чувачишки. Я понимал, что вскоре мне придется отвечать на вопросы сотрудников органов - но мой мозг словно подтерли стирательной резинкой.
   -Я слышала хлопок, - сказала Динка.
  -Лопнул.
  -Кто?
  -Не знаю, - сказал я.
  -Так-так, - проговорил Петя Чипидрос, - криминал. Скандал.
   Было очевидно, что загрустил лишь девочки из Иванова. И правда - они еще помнили его теплою Не так же всё легко. Баб тоже привлекут. Начнут спрашивать: фамилия, прописка. Нет, не прописка, регистрация. Но не важно. Русский человек везде пристёгнут, везде посчитан, это все знают, это нормально.
  Мне должно было быть страшно. Я даже как-то внутренне спросил сам у себя - что же ты будешь делать, Алёша? Ведь вот он был - царь и бог, и случись проблемы какие - ведь он всё решал, и все мы были за его широкой спиной. И вот, я думал, я в своих мыслях чуть ли не гноился, но кто я был без Оглобли.
  Может быть, он еще жив? Но как же? Прямо в лоб.
  Да откуда он взялся. Пешком. Никакой подстраховки.
  -Жесть, - прокомментировал Мирон.
  -А чего ты? - осведомился Дима Дышло.
  -Я? - не понял я.
  -Нет, ты.
  -Я ничего не знаю, - ответил Елецкий.
  -Я разберусь, - нашелся Чипидрос, - сейчас позвоню. Все оставайтесь на своих места! Не трогайте труп! Бабы, спокойно. Никто никуда не едет. Приедут менты, будем разбираться.
  Хороший он парень, Чипидрос.
  И вот тут был какой-то просвет, и я никак не мог понять - что же я чувствую? Что со мной? Было же раньше верное выражение из 90-х - люк открылся. Всё верно, всё очень точно - будто и не живу я вовсе, но кто-то управляет мной, кто-то невидимый, но такой же придушенный в своей реальности.....
  
  
   ...Я курил в прихожей. Потом на балконе. Потом пошел, проверил спящих писателей. Потом снова сидел на балконе, выпивая сам с собой - алкоголя очень много, но ведь рано или поздно человек должен от него умереть. А если и не от алкоголя, то от чего-то еще.
   Наверное, самое главное - это вещи. Полки, шкафы. Голова. Чем ровнее там все, тем интереснее. Нет, если жить нельзя, нужно просто перемарафетиться.
   Наверное, самое-самое - это когда ты можешь начать жить заново. Надоел ты сам себе, говоришь - а хватит, я начинаю всё заново. И имя у меня будет уже другое, но я буду всё это знать. Интересная идея. Вот только дай ее фантастам, они ее перегадят. Хотя нет. Нет, нет. Они не согласятся.
   Надо, чтобы показали господа. Вот если выйдет на западе кино такое, и это словно будет команда, и наши возьмутся - будет очень много сериалов.
   Потом я придремал, Саша, появившись, стал перемывать посуду. Всё это было плохо, всё это было жуткое палево, потому что она ни звонит, ни сообщает, просто приходит и открывает дверь - да, у неё есть ключи. А если не дать ключи, то вдруг я куда-то подался.
  И всё же, так и есть. Это есть бытие пса. Меня даже и ругать нельзя было. Впрочем, нет, братцы, была ведь и судьба. Выяснилось, что Эндшпиль уже отвалил, а Тёрка лежит подле него, как некий предмет. Всё это к слову о палеве.
  Хотя мне стоило взять себя за волосы, поднять и спросить:
  -Что ты?
  -Зачем?
  -Так будет всегда.
  И ответить:
  -Нет, всё. Собираем чемонады и валим. Я и Саша. Куда - не знаю. На край света.
  Юра Чмоков, проснувшись, стал выяснять, где и когда я стрелял из пистолета.
   Надо было говорить, что нигде и никогда. Но Юра, правда, человек безответственный - ему-то что? Впрочем, ему все это так, просто так интересно.
   -В дерево выстрелил? - сказал я.
   -Я так и думал, - ответил он.
  Я хотел что-то добавить, но что я мог добавить? Кто я, где я живу, и кто живёт в моей голове. Ведь и правда - стрелял я в дерево. Один, кажется, раз. Хотя, может, нет там деревьев
   Наверное, у Саши могло быть много вопросов ко мне - но, как я уже отметил, Эндшпиль свалила еще раньше, Саша ее не видела, а Тёрка уже прицепилась то ли к Стёпе, то ли к Толе - там у нее очередное ее было. Кожуток (Букетик) ничего сдать не мог.
   -Алёша, он да, - сказал Юра Саше.
   Саша кивнула.
  -Один мой знакомый вот так спалился, - стал рассказывать он, - а работает он выпускающим редактором. Был у него ТТ, а он вообще любит пособирать чего-нибудь. Сейчас танчики собирает - вот так же вышел он стрельнуть, тут и ребята. Он отмазался, но коллекцию пришлось отдать. При чем, вроде бы всё по дружбе ж - менты знакомые были, а то неизвестно, что бы было. Ну он правда парень видный, всё равно бы отмазался. Главное не затягивать - сразу же дела решить. А потом, что делать? Потом - надо же. Руки чешутся. Что-то же надо делать - вот он и стал танчики, модели собирать. Алёш, а тут что? А там, знаешь, было оружия было немало. А всё ушло, по вот глупости - просто решил парень пострелять. Понятно дело, когда ребят много знакомых, всё это можно порешать. Ну и порешали. Но всё равно, знаешь, всё равно. Всё это довольно опасно. Но знаешь, я человек простой, я легко отношусь к людям, и люди ко мне - легко.
   -Водка, - ответил я.
   День на самом деле уже был в середине. Можно было думать о том, чем бы заняться. Гости мои расходились, я собирался с мыслями. Саша была как всегда - сама в себе, словно бы всё происходящее её и не касалось. И тут ведь и сказать нечего - словно и правда она - какой-то агент. Послал её кто-то. Смотрит она за мной.
  
  Конец
  Окончательный штрих - 21 декабря 2012 года
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"