Волчьи трусы, басня
Волка́м, что по лесам шныряли,
Пришла, вдруг, мысль, преобразиться.
И в человечью шкуру нарядиться,
Чтоб овцы сразу их не узнавали.
А чтобы можно было подобраться,
И стадо потерзать за милу душу.
С прихмылкою терзать зубами тушу,
И можно дальше по угодьям "столоваться"!
Ведь овцы, козы, и коровы даже,
Не различат кто перед ними, без сомнений!
И зубоскаля прытко в морде-роже
Все волки порешили: их звериный гений
Даст фору всякой мудрости, еще какую!
Осталось выяснить как приодеться.
Стащить одежку из деревни, а там собаки...
Иль мысль придумать что ль какую-то другую?
Не стоит даже за затею эту браться.
Но нет, слюна течет, их взгляды глубоки,
Друг в друга смотрят, надо уж решать.
И докумекали: прям с человечины содрать,
Поймав в лесу, что ль, грибника какого...
С веревок на просушке нету смысла,
Ведь нужен натурально человечий дух
Чтоб на одежке был. Без запаха такого
Они не смогут подойти, слюна текла.
И с голоду животик в каждом пух.
Ну, порешали. Девчушка шла по лесу.
Иль девица, в том не разбирались.
И на пути у ней стоят. И рыком гласу
Ее о помощи - бесстыдно забавлялись.
И повалили, есть саму не стали,
Зубами всю одежку посдирали.
И убежала. И не догоняли.
А стали облачаться, один сперва.
И помогали как могли тому, зубами,
Ведь лапы не имеют той сноровки...
И вот, трусы уже на пузе, и голова
Ушасто примеряет кепи, вздрыг ногами,
Чтоб хвост как следует, еще там лиф, кроссовки...
И, в общем, вышли к стаду. Бдят. Без рыка.
Переодевшийся, тряся хвостом, лиф волоча...
В тех кружевных трусах, в кроссовке лапой, мука! -
Подходит, значит, уж вплотную. По небу туча...
Тут крайняя овца заметила: полундра!
Откуда-то из-за кустов пастух, ружьишком целясь.
Ну, убежали. "Номер не прошел". Девица - дура!
В одежде проку нет! Брели по лесу, злясь.
Сказал один: "девицу съели бы!" - "нельзя", -
Другой, - "а что такого?" - "мы волчья стая,
Пока про нас особенно не знают тут, усек?".
Сверлит желудком голод, просит на зубок
Хотя бы что-нибудь. Ни в чем нет проку!
- И отчего у нас не вышла сия затея?
- Наверно, овцы неподвластны человеку,
И мы напрасно лишь старались. Тьфу! - Блея
Их догонял еще далекий отзвук мяса, жрать,
Хотелось жрать, о том молчали дружно вслух.
Кругом лесами, буреломами, природа-мать.
Мораль? Вопрос: в чем человечий дух?
Свинья и корыто, пародия на басню
Свинья, по дикости своей, нашла корыто с отрубями.
В углу сарая, средь паутины, пыли.
В каком-то огороде, да с вилами, с граблями
Сарай стоял тот, в нем мыши еще жили.
Захрюкав мощно на корыто, встряла рылом,
Пятак утоп ее во вкусной массе рыхлой,
И в счастье чавкая, тряся подкожным жиром,
Тут думала, что станет сытой, пухлой.
А гости дома уж расселись за столом,
По центру коего большой графин с вином,
Дымочком от мангала по саду пахнет,
Свинья, тряся еще ушами, жрет, и без забот.
Сарай был стар, и вдруг как рухнет! -
Землетрясение? А кто теперь поймет...
На счастье той свиньи - лишь балкой по хребту...
И околела тут же. Мангал чадит пустой.
Ей гнить теперь во прахе, стать землей,
Не шашлыком во всю свинячью вкусноту!
Мораль? Не всякую свинью что в огород зашла
Ты можешь съесть, хоть и ничья она. Дела...
Лиса и рыба, басня
Лиса у мужика украла рыбы воз.
Как умудрилась нам понять ли.
Наверно он сморкал свой дивный нос,
Она же, благословляя эти сопли,
Под шум листвы древесной прокралась,
Потом на гриву на кобылью сиганула.
Потом присвистнула - не опросталась
Чуть, но воз тот с места сдвинула
Потугой полусонной кобылицы.
Потом пошла-пошла... из лесу вышла,
На гриве сидя, глазки озорницы
Сверкали от прибытка что в возу.
На то смотрела: целый рыбный склад!
Мечтала давеча задрать козу.
Ах, целую козу... мечтала невпопад.
А тут - приспичило - к реке метнулась;
А там мужик рыбачил и сморкался.
И рыбный воз при нем держался
За резвую кобылу, что спала. Смеркалось.
Чего бы тут и не словчить?
Лиса минуту думала, не боле.
Еще секунда - к возу подскочить,
На гриву прыгнуть, свистнуть что ли...
Добралась до своих владений.
Тут гуще лес и шорохи другие;
Тут птицы не поют - их, видно, съели.
И страсти всякие еще иные.
Скользнув к земле, на воз легла
Хитрющим глазом, облизнулась.
Еще же миг - она уж в рыбе вся.
Всю сразу кушать, правда, не могла.
И солнце не зашло еще, и любовалась,
Решая что ль с какой начать, вися
Над рыбой этой всей принежно оком.
Тут волк, собака, подобрался к ней наскоком,
Как будто мимо пробегал, не углядела;
- Че делаешь, кума? - повел носярой.
Она глаз вперила в него; другой.
- Не видишь, рыбу ем! - вальяжно засопела.
- А где же столько набрала?
Секунду думала, плутовка. Ухмельнулась.
Но весь ухмыл свой спрятала в зубах.
- А я, мой куманек, рыбачить научилась.
Я, куманек, тягаю рыбу - ах!
- Да как же, - он неспокойно сел.
Повел носярой снова, смачно, дерзко.
- Я б тоже, и наверняка, не хуже бы сумел!
- Ох не тупи же, серый! - сказала веско.
- А что тут делать надо, просвети?!
Лиса на рыбу взгляд кидает, голодна.
- Наверно надобны те человечьи сети? -
Волк чешет во боку, и с пасти кап слюна.
- Да не... - лиса к нему воротит морду. -
Возьми лишь хвост и в прорубь сунь.
Волк озарился будто, запыхтел. - Прям в воду?!.
И будет лов? - тревожно лапой дрогнул.
- Ага, ишь... ловится пузатый окунь.
На воз кивнула. Волк запальчиво икнул.
Потом он у лисы хвост отодрал. И был таков.
И даже не дошло, что сказ для дураков,
Поскольку не зима, дерев листвы есть шум.
Тебе читатель - сказка - все ж для дум.