В наши дни любой загородный земельный участок, принадлежащий частному лицу, называется дачей. В конце восьмидесятых годов прошлого века, когда советское телевидение с триумфом показало бразильский телесериал 'Рабыня Изаура', в обиход советских дачников вошло слово 'фазенда'. Несмотря на это, согласно советскому законодательству, 'дача' и 'садовый участок' - совершенно разные вещи.
            "Дачи", (от глагола "дать"), появились в Советском Союзе в начале тридцатых годов прошлого века иждивением товарища Сталина, "который, подготавливая режим личной власти, злонамеренно исказил великую идею", позволив отдельным гражданам жить лучше, чем прочие. Видели в старых советских фильмах двухэтажный деревянный (чаще) или каменный (реже) дом, стоящий на огромном, поросшем соснами участке? Советская "дача" выделялась в пользование - но ни в коем случае не в собственность тому или иному заслуженному человеку - видному учёному или деятелю культуры, высокопоставленному чиновнику, и предназначалась исключительно для отдыха - любая хозяйственная деятельность на ней запрещалась. В крайнем случае, можно было посадить цветы - чтобы радовали глаз. Но о том, чтобы построить теплицу для помидоров или огурцов, разбить картофельные или капустные грядки, разнообразить стол собственным лучком и салатиком не могло быть и речи. Так же, ни при каких обстоятельствах советская "дача" не могла быть продана или завещана. В зависимости от ситуации, советский "ответственный съёмщик" сохранял за собой дачу столько времени, сколько занимал должность, или пожизненно. Иногда к советской даче могла прилагаться оплачиваемая государством прислуга и охрана. Но, со смертью "ответственного съёмщика" дача возвращалась государству.
         "Садовые участки" появились в Советском Союзе иждивением всё того же товарища Сталина в 1949 году, в ответ на голод 1946 - 1947 годов. Выделялись они только и исключительно горожанам - у крестьян-колхозников имелись собственные приусадебные хозяйства, и предназначались для ведения личного подсобного хозяйства. Любое капитальное строительство на "садовых участках" строго запрещалось. В крайнем случае можно было поставить сарай-бытовку - держать инструмент, а так же беседку со стенами - переждать дождь. Напомним, что при Сталине у трудящихся был только один выходной день - воскресенье, так что о ночлеге на "садовом участке" не могло быть и речи.
         Выделялись "садовые участки" бесплатно, через предприятия, сроком на пять лет. Если в течение первых трёх лет из этих пяти участок оставался неосвоенным, его забирали обратно. Зато, если в течение упомянутых пяти лет рабочий или служащий не менял место работы, участок закреплялся за ним бессрочно. Особо подчеркнём этот момент - не "пожизненно", как советская "дача", а "бессрочно". Это означало, что "садовый участок" можно завещать и передать по наследству.
         Формально "садовые участки" не продавались. Но если по какой-то причине прежний "ответственный съёмщик" решал от него отказаться, новый был обязан возместить ему расходы на обустройство. Причём сумму расходов произвольно устанавливал прежний "ответственный съёмщик". Что, как мы все понимаем, ничем не отличается об обычной купли-продажи.
         Ещё в 1934 году профессор Василий Иванович Эдельштейн рассчитал, что сидя на вегетарианской диете, один человек способен прокормиться с одной сотки с четвертью. Средняя советская семья в те времена состояла из четырёх человек - папы, мамы и двоих детей. Произведя нехитрое арифметическое действие, получаем размер 'садового участка' - знаменитые советские 'шесть соток'.
         На Западе наличие у гражданина собственного дома никого особо не удивляет. Вспомним "Одноэтажную Америку" И.Ильфа и Е.Петрова, опубликованную в 1937 году. Зато позволить себе сразу две резиденции - городскую квартиру и загородный дом могли только очень состоятельные и успешные люди. Появление в нашей стране "садовых участков" вызвало "у них" несколько нездоровую реакцию. Оказывается, в Советском Союзе не только хорошо зарабатывающий инженер - инженер при Сталине зарабатывал в семь раз больше квалифицированного рабочего, но даже упомянутый рабочий или мелкий клерк может иметь сразу две резиденции, городскую и загородную. О том, что советская городская резиденция нередко представляла собой комнату в "коммуналке", с вечными склоками, общей кухней и очередью по утрам в уборную, "у них" не знали.
         У наших, советских коммунистов появление у граждан "садовых участков" тоже вызвало несколько нездоровую реакцию - только по другой причине. Разумеется, пока был жив товарищ Сталин, против его "высочайшего мнения" никто не смел даже пискнуть. Но вот Сталина не стало, началась "хрущёвская оттепель" - стало возможно высказывать собственное мнение, отличное от официального. Вот тогда-то коммунистические ортодоксы и подняли вопль. Личные, продаваемые и наследуемые "шесть соток" - это же ничто иное, как частная собственность. Та самая проклятая буржуазная частная собственность, с которой коммунисты вели беспощадную борьбу аж с октября 1917 года. И даже раньше.
         Чем растекаться "белкой по древу", давайте лучше послушаем, что в ту пору они сами говорили. Первым слово предоставляется Всеволоду Кочетову - советскому писателю, лауреату Сталинской премии, главному редактору высшего советского партийного органа - газеты "Правда". И героям его романа "Секретарь обкома", опубликованного в "Роман-газете" за номером 18(246) в 1961 году. Для нынешних коммунистов Всеволод Кочетов - фигура едва ли не культовая, а потому его свидетельство по данному вопросу особенно ценно.
        
         "Но, тем не менее, есть и такое сейчас, что мне решительно не нравится. Стяжательством кое-кто заболел. Домовладельцы появились, которых мы когда-то ликвидировали. Дачи из краденого строят. Спекулянт откуда-то лезет. Это что? Разве приятно, прожив четыре десятка лет при советской власти, такую чертовщину видеть?..".
        
         "Много острых проблем сейчас в жизни. Качественно момент новый. Социализм решительно побеждает. Но и капитализм изворачивается изо всех сил, даже хорошим людям засоряет мозги мусором индивидуализма. Пишу о таких нестойких. О дачниках всяких, которые, понимаете, во что бы то ни стало хотят огородиться забором и отгородиться им от общества, от нашей действительности. О тех, которые клочок земли коллективного сада превращают в источник наживы, спекуляции, обдираловки, которые были коммунистами, а стали кулаками. Смотришь на такого, глазам своим не веришь: да ты же Тит Титыч натуральный. А вместе с тем, вот движение ударников коммунистического труда. Потрясающей силы есть примеры. Люди уже сегодня хотят работать и жить, как предстоит жить и работать их детям, их внукам в коммунистическом обществе".
        
         "...разговор об отклоняющихся от линии партии, о спекулянтах, готовых превратить участок государственной земли в средство наживы, о тех, кто уходит из общественной жизни".
        
         "- Щёлку нашли, щёлку. Слабину, - согласился с ним Черногус. - А их по рукам надо, по рукам!..".
        
         "- Что я скажу своим детям, Соня? - он перевёл на неё тоскующие глаза. - Один на севере сидит, на льдине. Лёнька-то, гидролог... Рано или поздно узнает и там. Другой, Михаил, в Ленинграде - до него сейчас же дойдёт. Ну, что же я им скажу? Я же их учил жить. Я учил их любить родину, внушал им, что служить родине надо до последнего часа жизни, до последнего вздоха, и вдруг сам, на их-то глазах заделаюсь дачником, начну клубнику выращивать и стоять с безменом на базаре, среди баб-спекулянток. Да ты что, Соня, в уме?"
        
         Вообще-то любой человек - что олигарх, что рабочий, сначала зарабатывает деньги, а уже потом решает, на что их потратить. По Кочетову дело обстоит с точностью до наоборот - желая обустроить выделенные "шесть соток" человек пускается на разного рода сомнительные гешефты.
        
         "Был, например, боевой лётчик, на счету у него четырнадцать гитлеровских самолётов. Герой, ас. А вот, летая на гражданских самолётах из Москвы в какие-то золотоносные места Сибири, вступил в сообщество с расхитителями золота на приисках, сбывал краденое тёмным элементам. И что же? Построил дачу. А затем, рано или поздно, попался. Жаль человека, до слёз жалко. Кто же, спрошу я вас, виноват в его грехопадении? Мы с вами, дорогой товарищ Владычин, мы виноваты! Если есть соблазн, есть и соблазняемые, не так ли? ... Когда-то, борясь с воровством, в некоторых странах ворью рубили руки. Мы должны рубить дачные участки и рубить безжалостно. Уже от одного этого многое улучшится. Или, вот читаю: поезд такой-то, Москва - Юг. Летит домой, в Москву, от него за версту фруктами пахнет. Проводники в нём, работники вагона-ресторана - спекулянты. Покупают где-то там, на юге, груши, яблоки, дыни за копейку, в Москве продают за рубль. На что им эти деньги, столько денег? На прожиток? На прожиток и зарплаты хватит. Железнодорожники, как известно, получают хорошо. На что же, следовательно? Опять же, на то, что дачи строят. А каждая дача в большую денежку обходится...".
        
         В чём, заметим, Всеволод Кочетов не так уж и не прав. Это в наши дни можно приобрести уже обихоженный садовый участок со всем готовым. В те времена в большинстве случаев будущим дачникам выделяли кусок чистого поля - нередко с канавами, ямами, легкой заболоченностью и тому подобным. А зарплаты в Советском Союзе были очень и очень небольшими - значительную часть необходимых для жизни благ советский человек получал от общества бесплатно или условно-бесплатно, через общественные фонды потребления.
         Дачи и дачники занимают в романе не самое главное место. Тем не менее, одна из сюжетных линий заключается в том, что:
        
         "Может быть, обратил внимание, Василий Антонович на нашу улочку? Окраинная такая, глухая. Что ни дом, то частное владение. А прошлой осенью и целый дворец появился. Двухэтажную хоромину возвёл один тип. И ведь не подумайте, кто. Рабочий с химического комбината. Член партии. По фамилии - Демешкин, по имени - Елизар. Трубопроводчик...".
        
         Упомянутый Демешкин - не просто рабочий и член Партии. Он ещё и ветеран Войны. Пусть он не пехотинец, а связист, но тянуть тяжеленную катушку с проводом, под неприятельским огнём - то ещё занятие. Ордена, медали - всё по заслугам. И вдруг - ужас-ужас, купил у бабки-пенсионерки участок земли, на котором - представить страшно, построил дачу. Посадил малину и яблони, да не простые, а сортовые, разводит пчёл... Положительные герои принимаются Демешкина стыдить:
        
         "- Задумайтесь, товарищ Демешкин, над своей жизнью, над тем, какую линию вы себе избрали, - сказал Василий Антонович на прощание. - А то из партии можете выпасть и вообще, из общества.
         - Посадите, что ли? - с вызовом спросил Демешкин.
         - Сами, дорогой мой, изолируетесь от людей. Замкнётесь в этих восьми комнатах, за своим забором. Вокруг коммунизм люди строят. А вы свой частнособственнический мирок куёте. Товарищу Черногусу не мешало бы ваше хозяйство взять на учёт, как филиал исторического музея: смотрите, мол, товарищи, вот вам живой обломок прошлого...".
        
         И даже за него переживают:
        
         "Прозевали, Василий Антонович, прозевали человека. Нехорошо. Сами мы виноваты. Партийной организации комбината вовремя бы заметить было надо. Ещё когда он на старухин домик нацелился. Вмешаться бы тогда, и порядок был бы, отвели бы человека от беды".
        
         То есть, предполагается и предлагается, что общество будет лезть в частную жизнь граждан. А чем ты живёшь? А как ты живёшь? А собираешься у бабки-пенсионерки покупать земельный участок или не собираешься. Чтобы, в итоге, признав собственное бессилие, вынести приговор:
        
         "- А вообще, Василий Антонович, - сказал Владычин, - мы уже говорили с вами на эту тему. Демешкины портят общественную атмосферу. Трудно их видеть рядом с тем замечательным народом, который работает в бригадах коммунистического труда".
        
         Всеволоду Кочетову вторит Владимир Иванович Немцов, в своей книге "Волнения, радости, надежды", опубликованной в 1963 году - через два года после романа Кочетова, в "Государственном издательстве политической литературы". Несмотря на то, что книга адресована строителям так и не состоявшегося коммунистического общества, в наши дни она ни капельки не устарела. Пробежимся по главам: "В школе и дома"; "Об уважении к женщине"; "О материнской любви"; "О мужском благородстве"; "Брачное свидетельство или лотерейный билет"... Кто-нибудь может против этого возразить? Никто не сможет против этого возразить. Вот только одна из глав - едва ли не первая по счёту и, пожалуй, самая критическая, как раз и посвящённая садовым участкам, называется: "Собственность и её поклонники".
        
         "Речь идёт о коллективных садах. Об этом уже много писали, но мне бы хотелось коснуться этого немаловажного вопроса с точки зрения морально-этической, учитывая главным образом задачи коммунистического воспитания молодого поколения. ... В данном случае меня интересует, как совершенно неожиданно начали проявляться рецидивы частнособственнической психологии, несовместимой с практикой строительства коммунистического общества".
        
         "Собеседник хитро прищурился:
         - О ближайшем? Значит, вы считаете, что мы скоро построим коммунизм?
         Я сказал, что мне несколько непонятны его сомнения. Ведь, когда у нас будет вполне реальная основа, материальная база для построения коммунизма, то...
         Он досадливо отмахнулся:
         - Но ведь я не об этом говорю. А сознание? А пережитки? А собственнические инстинкты? Вы же сами о них писали...".
        
         "Болезнью собственничества заразились многие. Видите вот эти дачки. Их строили хозяева так называемого "коллективного сада нашего завода" Сотни честных тружеников... Вот о них я беспокоюсь... Вы даже не представляете, к чему это может привести...".
        
         И такого рода рассуждениями заполнены целые страницы:
        
         "Сын мой, комсомолец, работает в бригаде коммунистического труда, парень душевный, отца и мать уважает. А сейчас вроде как и уважать перестал. Ты, говорит, мне жизнь дал, на путь наставил... Гордость я рабочую почувствовал. А сам куда заворачиваешь?".
        
         "И вдруг, рядом с этими прекрасными ростками будущего появляются сорняки ничем не прикрытой обывательщины, мелкого собственничества... Да, что тут говорить, когда в правилах садового товарищества члены его именуются "владельцами" участков! Участки эти ни что иное, как наша общая советская земля, и вдруг она, согласно уставу, передаётся в бессрочное пользование отдельным лицам и даже переходит по наследству...".
        
         Заметим, что в отличие от Всеволода Кочетова, герой которого - старый, не совсем адекватный большевик, предлагал безжалостно "рубить дачи и садовые участки", Владимир Немцов предлагает некое конструктивное решение:
        
         "Я видел коллективные дачи, построенные некоторыми заводами для своих рабочих и служащих. Прекрасные светлые комнаты, все удобства, огромный сад, спортплощадка, библиотека...".
        
         "Нет сомнения, что если каждому садоводу предоставят возможность заниматься своим любимым делом в коллективном саду, и жить здесь же, в пансионате, заводской даче на несколько семей, или в другом благоустроенном помещении, то с болезнью собственничества будет покончено. Останутся лишь частные рецидивы".
        
         На первый взгляд, звучит неплохо, вот только на собственной даче я - хозяин. Сам решаю, сажать ли картошку или клубнику, заложить ли яблоневый сад... В чём как раз и заключается прелесть садоводства - самому, самостоятельно что-то вырастить. А в коллективном саду мною будет командовать председатель правления или некий выборный совет. Начнут указывать, что сегодня я окучиваю коллективную картошку, а завтра поливаю коллективные огурцы. Слуга покорный. Мало начальства на работе - ещё и на отдыхе на шею посадите?..
        
         "Нет, не "товарищества", в которые, как показала практика, пролезли всякие ловкачи, а профсоюзные организации должны непосредственно ведать арендой участков, распределять их так же, как распределяются сейчас путёвки в дома отдыха, санатории, пионерлагеря...
        
         Ключи от дачи лежат у меня дома в ящике письменного стола. Я могу в любой момент их взять, прыгнуть в "ласточку" или в авто - чтобы через час двадцать минут оказаться у себя в имении. А тут, как последний побирушка, буду вынужден просить. "Товарищи дорогие, многоуважаемые профсоюзные деятели! Мне тут ребёнка на отдых вывезти надо, огурчиков с помидорчиками ему вырастить - так не уделите ли шесть соток на это лето?..". Добавим к этому, что каждый садовод знает, насколько тяжело из заброшенного, запущенного клочка земли сделать нечто окультуренное. Не говоря о том, чтобы вырастить сад, что вовсе займёт годы. Представьте, что будет, если бы садовые участки начали тасовать... Один 'ответственный съёмщик' сажает яблони, другой наоборот, их пилит, чтобы на их месте вырастить капусту...
        
         "А самое главное, что тогда не возникнет даже мысли, будто земля эта твоя, дом твой и всё это должно остаться твоим детям и внукам. Ни к чему нам собственническая психология на пути к коммунизму".
        
         Получается, мы как были - так и остаёмся пролетариями, которым абсолютно нечего терять, кроме собственных цепей. Чем дорожить и чем гордиться человеку, живущему в обществе, в котором у него нет ничего своего, собственного... <
        
            "Вполне вероятно, что найдутся и другие методы "коллективизации" частных садоводческих хозяйств. Можно сдавать эти дачки на лето своим же рабочим и служащим. В иных случаях там, где намечается строительство пансионатов, придётся перепланировать участки. Пусть этим делом займутся специалисты".
        
           
            После таких слов попробуйте убедить, что насильственная коллективизация 1928 - 1937 годов была вызвана исключительно экономическими причинами.
         Хитрость тут в том, что социализм-коммунизм - ничто иное, как общество-коммуна. Израильский кибуц, организованный в масштабах всей страны, а в перспективе - и всей планеты. Мы объединяем наш труд и его результаты, а затем сообще - напрямую, всенародным обсуждением с последующим голосованием, либо через выборные коллегиальные органы власти - советы, решаем: как нам распорядиться нашим общим ресурсом? Что мы все должны сделать, чтобы обеспечить каждому достойную жизнь, а обществу и экономике - развитие?
         Соответственно, в почёте был не труд, как таковой, а непременно труд "в общий котёл", работа не на себя, а на общее благо. Как вдруг кто-то начинает работать не на общину-общество, а на себя. Да ещё имеет с этого неплохой доход. И вообще, живёт и справляется с проблемами не сообща, вместе с коллегами-товарищами, а самостоятельно. Как такое терпеть?
         А вы как считаете?..

            (с) Atta, Москва, 24.05.2024

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"