Сергичев Николай : другие произведения.

Казаки: рыцари-землепашцы Его Императорского Высочества

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

-- Николай Сергичев (Атта)
-- Казаки: рыцари-землепашцы Его Императорского Высочества.
Серия: "Аналекты"

Такая доля:
То встречать, то провожать,
Своих сынов границы защищать...
Александр Розенбаум, "Кубанская песня"

Мы - казаки! Мы без воли не можем!..
Ф.Д.Крюков, "Итальянец Замчалов"

        
         Мы с удовольствием читаем романы из жизни средневековых рыцарей, снова и снова переживая приключения доблестного Айвенго и трёх мушкетёров, и привычно думаем, что "хорошо там, где нас нет". "Изящное стальное оружие и благородное сердце" - это однозначно "у них", а не "у нас", да и там давно уже "турниры отменили". Немногие знают, что каких-нибудь сто лет назад самое назад самое настоящее феодальное рыцарство - с получаемыми за службу поместьями, с кодексом чести, с родовыми гербами, со всеми свойственными этому беспокойному сословию достоинствами и недостатками существовало и у нас в России.
         Такими рыцарями были казаки - потомки степных разбойников, некогда заключивших с молодым московским государством сперва союзный, а затем и вассальный договор. В последующие столетия Правительство уже не Московского Царства, а Российской Империи сделает всё возможное, чтобы цивилизовать казаков, превратив их в регулярное войско - с дисциплиной, с чёткой организацией, с профессиональными офицерами. Со своей стороны казаки так же сделают всё возможное, чтобы сохранить обычаи и традиции, сложившиеся во времена степной вольницы.
         Результатом стало появление общественных отношений, напоминающих прежний европейский феодализм. Подобно средневековому рыцарю, японскому "буси" (воину) или турецкому "спаху", подобно русскому поместному дворянину, казак приносил присягу, получая земельный надел. Каковой и отслуживал, исполняя свои "двенадцать и восемнадцать" - не денежным или натуральным налогом, не той или иной повинностью, а государевой военной службой.
         Именно этот, чисто средневековый, феодальный принцип - "земля за службу" и отличал казака от "лица невойскового сословия". Однако помимо очевидного сходства с европейским феодализмом в жизни казачества имелись и отличия.
        
        
         Глава первая.
         Двенадцать и восемнадцать.
        
         "Призвание казака есть военная служба, - таков основной, издавна установившийся взгляд правительства на казаков, согласно которому и организован весь внутренний быт казаков. Особое устройство управления, особый порядок землевладения, особые учебные заведения - всё это имеет в виду гарантировать исправное выполнение казаками воинской повинности".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Воинская повинность Казачьих Войск".
        
         1. Казаком надо стать.
        
         Первое отличие заключалось в том, что богатое средневековое рыцарство могло позволить себе нескольких боевых коней, тяжёлые доспехи, штат обслуживающего персонала. Обширные поместья позволяли сеньорам содержать тяжёлую конницу, делая ставку на силу наносимого удара. В то же время содержание тяжёлой конницы требовало обширных и богатых поместий.
         Поэтому и были велики рыцарские феодальные владения - несколько деревень, сотни крепостных, обязательный укреплённый замок. В походе рыцаря сопровождал обоз, а в нём - два походных коня, один боевой, слуги, конюх, оруженосец, кузница и кожевенная мастерская. Средневековому рыцарю незачем было самому работать на земле - одна его пара рук ничего не добавит к имеющимся в его распоряжении сотням. Рыцари и не работали, готовясь к предстоящим походам или проводя время в пирах и забавах.
         Степные разбойники, какими некогда были казаки, больше всего ценили возможность "оказаться в нужный момент в нужном месте". Содержать тяжёлое вооружение было и незачем, и не на что - подобно наполеоновскому солдату-ворчуну, всё своё небогатое имущество казак мог увезти на себе - вернее, на боевом коне.
         Потому невелики были и казачьи "феодальные поместья". В среднем на Дону казак имел 13,5 десятин земли. На Кубани немного меньше - 9,5 десятин. В Области Терского Войска немного больше - 16,5 десятин. Казаки приграничных - Забайкальского, Амурского и Уссурийского Войск, пользовавшиеся "правом заимки" - разрешением свободно занимать пустующие земли, могли иметь по 50, а то и по 150 десятин. Но в малонаселённом краю, "на задворках Великой Империи" их "феодальные поместья" некому было обрабатывать.
         Для сравнения - крестьянин Московской губернии в среднем располагал 3,0 десятинами, за пользование которыми платил прямые и косвенные налоги, а так же "выкупные платежи" помещику - плату за землю, выделенную при отмене крепостного права согласно "Манифесту от 19 февраля" 1861 года. Десятина - старинная мера площади, гектар и ещё девять "соток".
         Труд батраков-"иногородних" дёшев - но даже самый дешёвый труд сказывался на и без того небогатых казачьих доходах. Волей-неволей казаку приходилось самому работать в поле - пахать, сеять, убирать урожай. Как представитель "дважды привилегированного" военно-служилого Сословия, казак искренне презирал "мужика" - для чего, как увидим в дальнейшем, имел некоторые основания. Тем не менее, в свободное от службы время заботы у него были самые, что ни на есть, трудовые, крестьянские.
         Но, будучи не просто крестьянином, а военнослужащим, связанным присягой "феодальным рыцарем", казак знал - не ему, так входящим в возраст сыновьям придётся служить. Поэтому, уже в три года казачонка сажали на коня. В восемь лет - никаких поблажек на малолетство, давали ружьё - настоящее, боевое оружие, и учили стрелять. В десять "ставили руку" - учили рубить шашкой, тоже настоящей, льющуюся из кувшина водяную струйку. Упражнение не на силу удара, а на аккуратность и точность - учись, сынок, рубить без брызг. В двенадцать лет, сидя верхом на бревне, казачонок лихо рубил той же шашкой лозу...
         "Учить, пока лоза и сопля зелена" - станичным и хуторским атаманам порой приходилось одёргивать слишком уж ретивых отцов, дедов и дядюшек. Возможно, именно тогда сложилась знаменитая, воспетая Николаем Васильевичем Гоголем поговорка: "терпи, казак - атаманом будешь". Зато в восемнадцать лет, когда нынешний новобранец только постигает азы военной науки, тем более, в двадцать один год - призывной возраст в Российской Империи, казак - уже полностью обученный и подготовленный воин.
         Рассказывают: хотите - верьте, хотите - нет, что донские казаки владели некими сверхсекретными приёмами рукопашного боя, казачьим каратэ или ушу. Называлась эта система: "Донской бой", и её приёмы, свои в каждом роду, бережно и в глубокой тайне передавались от отца к сыну.
         Станичные мальчишки подрастали под бесконечные разговоры взрослых о былых боях и походах. Дважды в год - в октябре и феврале в станицах проходили смотры находящихся "на льготе" казаков "строевого разряда" второй и третьей очередей. В обязательном порядке смотр устраивали для каждого уходящего в поход полка и "ремонтной (маршевой) сотни" - и для каждого полка и "ремонтной сотни", вернувшихся из похода. Так же осенью в станицах проводили состязания для готовящихся выйти в "строевой разряд" "малолеток" - победителем мог оказаться старший брат, младший дядя или иной дальний и ближний родственник.
         Со времён Павла I в Российской Империи сложился порядок, согласно которому всякий государственный служащий: чиновник, офицер, рядовой "нижний чин" - в том числе и казак, даже находясь дома, в кругу семьи, обязан носить форму. Переодеваться в штатское полагалось, лишь выезжая за границу в качестве частного лица. Разумеется, в поле казак работал в рубахе и "чириках старых, отцовских", а то и вовсе босиком. Зато по воскресным и праздничным дням казак "строевого" и "запасного" разрядов - непременно в форме, при погонах и шашке - холодном оружии, и при наградах - если таковые имелись.
         Ушедший на службу рядовым, отец или старший брат мог вернуться домой "кавалером" того или иного российского ордена. Чаще - кавалером ордена святого Георгия, дававшегося исключительно за военные заслуги. Мог вернуться "приказным" - старшим или младшим унтер-офицером, а то и офицером - при погонах с просветом, с двойным земельным паем, с "вольной"... Чин хорунжего (армейского подпоручика) давал личное дворянство, а до 1901 года чин хорунжего и "крестовая кавалерия" (орден святого Георгия) - дворянство потомственное.
         Ну, а возвращался домой казак непременно с "гостинцами" - подарками для всей семьи, в том числе и для казачонка. Подарок нередко предваряла серьёзная трёпка, если в отсутствие отца мальчишка совершал тот или иной проступок, но "хоть сломанную подкову привези" - обделять "гостинцем" не полагалась.
         Если казак участвовал в боевом походе, то помимо "гостинцев" имел право привезти и долю добычи: "что шашкой взято, то свято". Согласно стародавнему обычаю, оружие не считалось военной добычей - за взятые в бою ружья и пушки следовали наградные деньги, чины и ордена, но само оружие поступало в войсковые арсеналы.
         Зато взятых у неприятеля лошадей, повозки, продовольствие и фураж казаки могли оставить себе на законных основаниях. Если поход бы успешен, а казаки не "праздновали труса", начальство закрывало глаза, когда в повозках оказывалось что-то помимо продовольствия и фуража. Для иной небогатой казачьей добыча была единственным способом поправить дела - арендовать землю из станичного или войскового резерва, нанять батраков... Не забудем, что в 1945 году возвращающийся из Германии советский солдат так же имел право провезти вещмешок или чемодан с трофеями.
         И так - десятилетие за десятилетием, поколение за поколением. Подрастающие в станицах мальчишки с презрением поглядывали не только на "невойсковых" сверстников, но и на богачей-купцов, и даже на представителей столичной аристократии, заезжавших в Область того или иного Войска. С каким нетерпением ждали они момента, когда из "выростков" - подростков тринадцати-шестнадцати лет сами станут готовящимися выйти в "приготовительный разряд" "малолетками" - юношами-казаками.
         В семнадцать лет казак держал первый экзамен на "годность к строевой": верховая езда с элементами джигитовки, рубка лозы шашкой, стрельба из винтовки - стоя, лёжа, с колена и с коня - в том числе и на скаку, владение пикой. Провалить экзамен было позором - провалившийся вычёркивался из Сословия, становясь не казаком, а всего лишь "войсковым гражданином". И катастрофой - в отличие от казака, "войсковому гражданину" не полагалось собственной земли, так что проваливший экзамен оставался без средств к существованию. Тем не менее, несмотря на серьёзную допризывную подготовку, примерно восьмая часть "малолеток" браковалась.
         Зато выдержавшего экзамен торжественно, в присутствии станичного атамана, "подписных стариков" и родителей приводили к присяге, вписывали в ряды Сословия и выделяли "улёж" - земельный пай, положенное по закону и статусу "феодальное поместье". До совершеннолетия, наступавшего позже, чем в остальной России, этим паем распоряжался старший в семье - отец, вдова-мама, отслуживший в "первоочередном" полку старший брат или старший дядя. Либо крёстный - у казаков роль крёстного отца была не менее важной, чем в итальянской или сицилийской мафиях. Воспитанием и обучением казачонка-сироты нередко занимался не кровный родственник, а крёстный.
         С этим молодого казака и отпускали домой - поднимать выделенную землю и зарабатывать деньги. Деньги, как мы сейчас увидим, ему скоро понадобятся. Лишь месяц в году, осенью после уборки урожая, подобно немецкому Landwehrmann'у, американскому "милиционеру" или французскому национальному гвардейцу, в родной станице, под присмотром уже не стариков и родственников, а офицеров, казак вполне серьёзно проходил "курс молодого бойца".
         В двадцать лет казак держал второй, ещё более строгий экзамен на "годность к строевой". Выдержавших экзамен официально зачисляли на службу - и снова отпускали домой. Первый год службы казак числился в "приготовительном разряде", неся "внутреннюю" (гарнизонную, караульную и "сиденочную" (посыльную)) службу в родной станице.
         В прежние времена таким образом казаки обеспечивали безопасность родных станиц - отцы и старшие братья уходили в поход, а молодое пополнение - "малолетки" и старики-"отставники" несли службу в тылу. В начале ХХ века необходимости в подобной практике давно уже не было - границы Российской Империи отодвинулись далеко на юг, на восток и на запад, и можно было не опасаться внезапного нападения горцев или набега крымских татар
         Но традиция, как мы видим, сохранялась. А на пять недель в году, в промежутке между посевной и уборкой, молодого казака призывали на военные сборы. В лагеря или, как тогда говорили, "в лагери" - учиться действовать в составе "линейной" воинской части.
        
         Казачья присяга:
         "Вступая в ряды Казачьего Войска, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен, верно и нелицемерно служить государству Российскому и Казачеству. Не щадя живота своего, до последней капли крови, и всё к укреплению и процветанию Отечества нашего, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять. Государство Российское от его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путём, в баталиях, партиях, осадах, штурмах и в прочих воинских случаях храбро защищать. Во всём стараться содействовать, что к верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.
         Всякую вверенную тайну крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальникам во всём, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и всё по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать. От команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, как послушному, храброму и расторопному казаку надлежит.
         В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий.
         В заключение сей клятвы, целую слова Присяги и Крест Спасителя моего.
         АМИНЬ!"
        
        
         2. Девять сословий: "податные".
        
         В двадцать один год молодой казак переводился из "приготовительного" в "строевой разряд" и, как призывник первой очереди, призывался на действительную военную службу. До 1911 года в этом же возрасте - в двадцать один год призывались на военную службу и прочие подданные Российской Империи.
         В начале ХХ века упомянутые подданные делились на девять сословий, одним из которых как раз и являлось казачество. Представители каждого сословия обладали особыми правами, на которые никто, включая самого царя, не имел права покуситься, имели в пределах губернии и уезда (крестьяне - в пределах волости) собственные органы самоуправления, (которые ни в коем случае не следует путать с земствами) и несли в пользу государства особые повинности. В тогдашних паспортах отсутствовала графа "национальность" - национальная принадлежность подданного никого не интересовала, но обязательно указывалось вероисповедание - момент, как мы увидим, крайне важный, и сословная принадлежность.
         В королевской Франции всё определяло происхождение - дворяне чётко отделялись от "не дворян", "третьего сословия", а сами дворяне по степени знатности делились на четыре степени.
        
         "Что такое "третье сословие"? Всё. Чем оно было прежде? Ничем. Чем оно должно стать? Хоть чем-то...".
         (с) Эммануэль Жозеф Сийес, "Что такое третье сословие?".
        
         В Российской Империи значение имели лишь образование и заслуги перед Отечеством. Все сословия, включая казачество и высшее титулованное дворянство, были открыты для приёма новых членов, а переход из сословия в сословие был "условно-свободным" - крестьянский сын мог стать титулованным дворянином, но не "по собственному желанию", а строго при соблюдении определённых условий. Можно было одновременно принадлежать к двум, и даже к трём сословиям - священник мог быть потомственным почётным гражданином, казак и купец - дворянами.
        
         "Можно сказать, что у нас делается дворянином каждый, получивший образование и хоть немного послуживший Родине".
         (с) И.Коркунов.
        
         Но не стоит забывать: Российская Империя - ни в коем случае не "социальное государство". Не общество создавало гражданину условия для жизни, труда и творчества, а подданный был обязан сам заботиться о себе. Знаменитый казачий писатель, публицист, общественный и политический деятель, статский советник и кавалер двух орденов, депутат Государственной Думы первого созыва Фёдор Дмитриевич Крюков (14.02.1870 - пропал без вести в феврале 1920 на Кубани, во время отступления Белых Армий) в старших классах гимназии сам зарабатывал на учёбу частными уроками.
         Сословной принадлежностью подданных Российской Империи ведал департамент герольдии при Правительствующем Сенате. В отличие от Древнего Рима и наполеоновской Франции, а так же современных Северо-Американских Соединённых Штатов, в Российской Империи Правительствующий Сенат - не законодательный, а высший судебный орган.
         В число девяти сословий входили три "податных":
        
         Крестьяне - самое многочисленное податное сословие Российской Империи. Двадцать миллионов крестьянских дворов, в которых проживало семьдесят пять процентов (в скобках 75% - три четверти) тогдашнего населения.
         В пореформенной России 19 февраля 1861 года (по старому стилю) - дата особая: не только шестая годовщина восшествия на престол Александра II, но и (Его Императорское Величество соизволили сделать красивый жест) день отмены крепостного права. Считалось, что в этот день закончилась прежняя, рабская и крепостническая Россия и началась новая, свободная и демократическая. В прежние времена, скажи кто-нибудь: "Манифест от 19 февраля" или "согласно Манифесту от 19 февраля", даже не называя года - каждый прекрасно понимал, о чём идёт речь. Если бы события 1917 года не сломали прежние традиции, со временем этот день стал бы национальным праздником.
         Немногие слышали, что согласно "Манифесту от 19 февраля" крестьянин получил не только волю, но и землю - в среднем от 2,6 до 7,0 (!) десятин на душу. Если на свободу крестьянина отпустили без всякого выкупа, то за прилагавшуюся к "вольной" землю следовало заплатить - в рассрочку, в течение сорока девяти лет (!) выплачивая прежнему владельцу 6% её стоимости. В ходе подготовки реформы территория Российской Империи была разделена на три "полосы" - чернозёмную, нечернозёмную и степную, и двадцать девять "местностей". В каждой "местности" был установлен свой размер выкупаемого надела, сумма и сроки выкупа. В среднем полагалось платить от 6 до 20 рублей в год.
         В наши дни звучит несолидно, но для крестьянина первых пореформенных лет сумма не маленькая, если не сказать, разорительная, поскольку прежде крепостные крестьяне денег в руках не держали - хлеб на рынке продавал помещик, и он же платил налоги за своих крестьян.
         Ничего страшного не случилось бы, если бы выделенную землю передали крестьянину в частную собственность. Работая на собственной земле, без оглядки на соседей, работящий и справный крестьянин нашёл бы средства для выкупа. В 1920 году Верховный Правитель России барон Пётр Николаевич Врангель признал результаты "чёрного передела" 1917 - 1918 годов при условии, что захватившие помещичьи земли крестьяне выплатят прежним владельцам их полную стоимость в течение двадцати пяти лет. Среди крестьян Крыма и Северной Таврии нашлись и такие, что вносили требуемую сумму сразу, и не обесценивающимися бумажными "колокольчиками", а золотом.
         Сложность в том, что полученная вместе с "вольной" земля становилась не частной собственностью крестьянина, а коллективной собственностью "сельского общества" - крестьянской общины. Как сто и двести лет назад, лес и заливные луга находились в совместном пользовании, а пахотная земля раз в несколько лет "переделывалась" между крестьянскими семьями, либо по числу едоков, либо по числу работников. В каждой губернии и каждой "местности" на этот счёт существовали собственные традиции, да и время "передела" устанавливали сами крестьяне.
         Закон не запрещал крестьянину выйти из "сельского общества", отправившись на заработки в город или прикупить земли на стороне. Приобретя пахотную землю или иную недвижимость, крестьянин выходи из прежнего, крестьянского сословия в такое же податное, но более высокое - мещанское. Вот только, становясь землевладельцем или переселившись в город, крестьянин терял право на прежний земельный надел, остававшийся за общиной.
         В результате выкупить выделяемую при освобождении землю могла или вся община или никто. В 1881 году вступивший на престол Александр III Миротворец обнаружил, что полтора миллиона крестьян всё ещё числятся во "временнообязанных". Закон не позволял отпустить крестьянина на волю без земли, а "сельское общество" не всегда могло внести выкуп за всех своих членов.
         В отличие от сталинской коллективизации, Столыпинская аграрная реформа была делом добровольным - крестьянин получил право выхода из общины, и не просто, а с земельным наделом. Желающий выделиться из "сельского общества" подавал прошение: соседи - прочие общинники не имели права ему помешать, а власти - права его заставить. В результате за восемь довоенных лет свыше шести миллионов крестьянских дворов выделились из "сельских обществ" в самостоятельные хозяйства - хутора (с переносом подворья на выделенную землю) и "отруба" (без переноса подворья). Ещё три миллиона крестьян-"охотников" за счёт Правительства переселились "за Камень", в Сибирь, где им было предоставлено "право заимки".
         В помощь тем и другим был учреждён Крестьянский Поземельный банк - для льготного кредитования крестьян под будущий урожай и для льготного кредитования крестьян под покупку земли у разорившихся помещиков. В результате к 1914 году свыше 60% пахотной земли перешло в руки крестьян. Во время "чёрного передела" 1917 - 1918 годов крестьяне-общинники охотно грабили как помещиков, так и выделившихся на хутора и "отруба" успешных односельчан.
         Первым же шагом Петра Аркадьевича Столыпина (14.04.1862 - убит в результате покушения в Киеве 18.09.1911) при проведении названной его именем аграрной реформы стала полная, с 1 января 1907 года (по старому стилю), отмена "выкупных платежей", со всеми накопившимися недоимками. При этом помещики продолжали их получать - но уже не с крестьян, а из государственной казны. Удовольствие не из дешёвых - ведь, помимо "выкупных платежей", пятая часть государственных доходов уходила на обслуживание восьмимиллиардного, (на тот момент), внешнего долга. Тем не менее, Правительство могло себе это позволить - ведь в царствование Николая II, без повышения налогов, только за счёт экономического роста государственный доход Российской Империи удвоился.
         Проживавшие в одной деревне крестьяне составляли "сельское общество", управлявшееся "сельским сходом" во главе с сельским старостой. От 300 до 2000 крестьянских дворов объединялись в "волость", управлявшуюся "волостным сходом" во главе с выборным, утверждаемым губернатором "волостным старшиной".
         Выходцем из крестьянского сословия, внебрачным сыном батрачки был художник-передвижник Николай Петрович Богданов-Бельский (20.12.1868 - 19.02.1945). В 1913 году он представил на суд публики злободневную для тех лет картину: "Новые хозяева" - крестьянская семья приобрела у разорившихся помещиков усадьбу и, во главе с дедушкой-беседушкой, дует чаи с баранками среди остатков былой роскоши, включающей портреты прежних владельцев.
        
         Мещане - второе по численности податное сословие Российской Империи, насчитывающее без малого тринадцать миллионов человек или десять процентов её населения. Слово происходит от польского "mieszczanin", что буквально означает: "житель маленького городка", "местечка". Вспомним французское "le bourgeois" - "горожанин", от которого произошло хорошо нам знакомое "буржуазия". Как и во Франции, в России мещанин - мелкий собственник, владеющий недвижимостью: пахотной землёй, либо собственным городским домом.
         К сословию мещан не принадлежали: городские ремесленники - сапожники, портные, маляры, краснодеревщики; а так же городская интеллигенция - врачи и школьные учителя, театральные актёры и режиссёры, мелкие чиновники... Для всех них существовали собственные сословия.
         В первую очередь мещанин - это лавочник: владелец магазина, трактира или доходного дома. После упразднения в 1863 году третьей купеческой гильдии розничная и мелкая оптовая торговля целиком перешла в руки мещан. До 1 января 1907 года в мещанское сословие выходили крестьяне, работавшие не на общинной или арендованной помещичьей, а на собственной земле. И, как это не удивительно, в сословие мещан нередко выходили квалифицированные фабричные рабочие.
         Вопреки утверждениям советской пропаганды, рабочие не были единой "трудящейся массой". Существовала "фабричная чернь" или пролетариат - малоквалифицированные, неграмотные рабочие, в большинстве случаев переселившимися из деревень крестьяне. Именно они жили в казармах при фабриках, работали одиннадцать с половиной часов в сутки, с одним выходным днём, без отпусков... Первое компенсировалось продолжительным - до двух часов, обеденным перерывом, второе - большим количеством, до пятидесяти, праздничных дней в году. Так, полностью выходной была пасхальная неделя.
         Похожая, если не более сложная ситуация в те времена существовала во всех промышленно развитых странах. Первая, собравшая свыше сорока тысяч человек, первомайская демонстрация с требованием восьмичасового рабочего дня, состоялась не в России, а в Чикаго в 1886 году.
         Но наряду с не всегда сытым пролетариатом, в Российской Империи имелись высококвалифицированные фабричные рабочие, хорошо зарабатывавшие, имевшие возможность приобретать недвижимость - условие выхода в мещанское сословие, жившие и одевавшиеся вполне по-господски:
        
         "Мы тогда не только клали животы ради новой жизни, но иной раз брали грех на душу и говорили, что в старое время, дескать, жилось хуже.
         Грех потому, что хотя и не все, но высококвалифицированные рабочие в том районе Донбасса, где я трудился, до революции жили лучше, даже значительно лучше. Например, в 1913 г. я лично был обеспечен материально лучше, чем в 1932 г., когда работал вторым секретарём Московского комитета партии. Могут сказать, что зато другие рабочие жили хуже. Наверное, хуже. Ведь не все жили одинаково".
         (с) Никита Сергеевич Хрущёв. "Воспоминания", книга 1
        
         В Советском Союзе жители обеих столиц - Москвы и Ленинграда были обеспечены лучше, чем жители городов-"миллионников". Жители крупных городов - лучше, чем обитатели советской "глубинки". Именно поэтому жители советской глубинки всеми правдами и неправдами старались переселиться в Москву или Ленинград. В Российской Империи ситуация была обратной - столичные промышленные рабочие... Подчеркнём - не поставщики Высочайшего Двора и знати, портные, краснодеревщики и ювелиры, а именно фабричные и заводские рабочие - в том числе и рабочие Путиловского завода в Санкт-Петербурге зарабатывали в среднем на сорок процентов меньше, чем их коллеги в провинции.
         Пришедшие к власти большевики не знали, что делать с мещанами. К "угнетающей верхушке" профессиональные рабочие и собственники-крестьяне однозначно не принадлежали - но не любили власть, поставившую их на один уровень с фабричной или деревенской "голотой". "В Туле массы не с нами", - докладывали в 1919 году, в самый разгар Гражданской Войны тульские товарищи. За год до того рабочие ижевских заводов на Урале провозгласили советскую республику под красным флагом - и именно под красным флагом воевали на стороне Колчака против красных.
         Орган самоуправления - городская мещанская управа.
        
         Цеховые - упоминавшиеся ранее городские ремесленники: сапожники, портные, маляры, краснодеревщики... Со времён Петра I они были на средневековый европейский лад объединены в профессиональные ассоциации - цеха. Мальчик - сын мастера или крестьянина (вспомним чеховского "Ваньку Жукова") поступал в ученики, несколько лет отрабатывал "науку" в подмастерьях и, поднакопив денег и выдержав квалификационный экзамен, открывал собственную мастерскую.
         Преимущественным правом заниматься ремеслом обладали выдержавшие квалификационный экзамен мастера. Только они могли открыть мастерскую, иметь вывеску, нанимать работников и торговать своей продукцией. Человек со стороны, желающий заняться тем или иным ремеслом подлежал временной записи в цех, со сдачей квалификационных экзаменов и уплатой соответствующих сборов. Таким образом, существовали "временноцеховые" и "вечноцеховые".
         Орган самоуправления - возглавляемая выборным старшиной ремесленная управа. Помимо посредничества с властями и приёма квалификационных экзаменов, ремесленная управа следила, чтобы все мастера были в равной степени загружены заказами. Последнее не мешало успешным "цеховым" так же выходить в третье привилегированное сословие - купечество.
         "Цеховым" - учеником сапожника начинал карьеру Фёдор Иванович Шаляпин (13.02.1873 - 12.04.1938), оперный бас, солист Большого и Мариинского театров, а так же Метрополитен Опера в Нью-Йорке, актёр театра и кино (снялся в нескольких тогдашних немых фильмах), лично встречавшийся с Николаем II.
        
        
         3. Девять сословий: "привилегированные".
        
         Дворяне - личные, потомственные и титулованные. Первое привилегированное сословие Российской Империи.
         В Европе дворянские титулы давались "по земле" - женившись на графине с наследственным земельным владением - графством, простолюдин сам становился графом. В Российской Империи дворянство приобреталось службой и только службой. Личное дворянство давал первый обер-офицерский чин - подпоручика на военной службе или чин VIII класса - коллежского асессора на гражданской.
         Чтобы личное дворянство стало потомственным, следовало выслужить штаб-офицерский чин - майора (после 1884 года - подполковника), вручённый за заслуги перед Отечеством высокий орден (до 1901 года - любую из степеней ордена святого Георгия) или беспорочно отслужить двадцать пять лет.
         Сыном крепостного крестьянина был Антон Иванович Деникин (16.12.1972 - 07.08.1947), во время Первой Мировой Войны - командир легендарной "Железной дивизии", а во время Гражданской Войны - Главнокомандующий белыми Вооружёнными Силами Юга России. Во времена Николая I барин сдал в солдаты по рекрутскому набору его отца - двадцатисемилетнего Ивана Ефимовича Деникина. За четверть века Деникин-старший выслужил капитанский чин и личное дворянство, вышел в отставку майором, а сын при царе дослужился до генерал-лейтенанта.
         Сыном рядового солдата был Михаил Васильевич Алексеев (15.11.1857 - 08.11.1918), командовавший Русской Армией с августа 1915 года. О нём мало кто слышал, поскольку после отставки Великого Князя Николая Николаевича "Младшего" (18.11.1856 - 05.01.1929) Верховным Главнокомандующим числился сам царь - Николай II. А всю работу за него делал незаметный Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего Михаил Васильевич Алексеев. Он же и арестовал Николая II после отречения.
         В гражданской службе потомственное дворянство давал чин IV класса - действительного статского советника ("штатского генерала", не путать с чином V класса - статским советником), вручённый за заслуги перед Отечеством высокий орден или, опять же, беспорочная служба в течение двадцати пяти лет. Среди высшей российской бюрократии действовало негласное правило - чиновников-разночинцев выше титулярного советника не повышать (вспомним: "он был титулярный советник, она - генеральская дочь"), поскольку за титулярным советником следовал чин коллежского асессора.
         Чтобы было понятней - чин титулярного советника соответствовал армейскому штабс-капитану (до 1884 года - капитану), коллежского асессора - капитану (до 1884 года - майору, вспомним майора Ковалёва из повести Николая Васильевича Гоголя "Нос"), статского советника - полковнику, действительного статского советника - генерал-майору.
         Русский дворянин мог носить титул барона, графа или князя. Но если потомственный дворянин имел преимущественные права перед личным, дворянский титул не давал обладателю ничего, кроме звучной приставки к фамилии. "Генерал-лейтенант барон Пётр Николаевич Врангель" - звучало солидно. "Вольноопределяющийся барон Пётр Врангель" и даже "прапорщик барон Пётр Врангель" - откровенно смешно. Возможно, именно поэтому русская ветвь потомков Тука Вранге не употребляла перед фамилией приставку "фон-".
         В отличие от Западной Европы, в Российской Империи графский титул считался более высоким, чем княжеский. Княжеских родов существовало великое множество, к тому же их число всё время увеличивалось за счёт аристократии "покорённых" земель. Были князья татарские, грузинские... даже семейство тунгусских князей Гантимуровых. В Европе княжеский титул можно было купить - в 1840 году Анатолий Николаевич Демидов (17.04.1812 - 29.04.1870), приобрёл у Римского Папы сорок шесть гектаров земли, с согласия Его Святейшества основав на них владетельное княжество Сан-Донато. Зато графский титул жаловал лично Его Императорское Величество, и только за выдающиеся заслуги перед Отечеством.
         Выйдя замуж за дворянина, девушка из "податного" сословия сама становилась дворянкой. Девушка-дворянка или вдова дворянина, вышедшая замуж за представителя "податного" сословия, оставалась дворянкой - за ней сохранялся даже титул, если таковой имелся. Но её дети от нового брака принадлежали к тому сословию, к которому принадлежал муж.
         В пределах губернии и уезда дворянство имело органы самоуправления - губернские и уездные дворянские собрания, возглавляемые выборными предводителями. Губернский предводитель дворянства имел право раз в три года испросить личной аудиенции у Его Императорского Величества.
        
         Купечество - третье привилегированное сословие Российской Империи.
         В отличие от нынешних олигархов, чьё состояние определяют налоговые органы и американский журнал "Форбс", тогдашние купцы сами объявляли размеры капиталов и сами облагали себя налогом на него в размере 1%. Дело тут не в особых нравственных качествах - просто от размера объявленного капитала зависело положение в обществе. Считалось, что богатый купец успешнее в делах и при этом честен - не пытается ввести в заблуждение налоговые органы. Именно поэтому при распределении государственных подрядов предпочтение отдавалось самому богатому.
         Впервые развести частных предпринимателей по гильдиям, в зависимости от размеров состояния, попытался Пётр I, бывший гениальным, но всё же самоучкой - этот проект, как и многое другое пришлось доводить до ума потомкам. В том числе и Екатерине II - взявшись за то или иное дело, просвещённая государыня непременно доводила его до конца, не оставляя ни одного важного вопроса не решённым.
         Согласно указу Её Императорского Величества от 17 марта 1775 года (по старому стилю), чтобы принадлежать к купеческому сословию, следовало обладать цензовым капиталом. Купец третьей гильдии, имевший право на розничную торговлю в пределах губернии, должен был обладать капиталом в 500 рублей. Купец второй гильдии, имевший право торговать в пределах всей империи, должен был обладать капиталом в 1000 рублей. Купец первой гильдии, имеющий право торговать за границей, а по торжественным дням свободный доступ в царский дворец и в резиденцию губернатора, должен был обладать капиталом в 10 000 рублей.
         Никаких документов или свидетельств, подтверждающих наличие цензового капитала, не требовалось - достаточно было объявить о его наличии, исправно выплачивая соответствующий налог. Уголовные дела о сокрытии капиталов не заводились, а доносы от приказчиков, друзей и членов семьи, знающих истинное положение дел, не принимались. Быстро выяснилось, что в действительности многие купцы намного богаче - уже в 1807 году купец третьей гильдии должен был обладать капиталом в 8 000 рублей, купец второй гильдии - 20 000 рублей, а купец первой гильдии - 50 000 рублей.
         В "королевской и католической" Франции даже самый богатый олигарх оставался в третьем сословии, будучи политически никем и ничем. Русским купцам перестать быть "податными" "помог" юридический казус - в упомянутом указе Екатерины II чётко сказано: "от подушной подати быть свободными". Помимо этого купцы первой и второй гильдии получили право ездить по городу в карете парой - что кроме них позволялось только дворянам. И не подлежали телесным наказаниям - купца третьей гильдии за хулиганство и появление в обществе в нетрезвом виде можно было выпороть.
         Право купцов первых двух гильдий ездить в карете парой вызвало недовольство части дворянства, поэтому во избежание недоразумений в 1800 году Павел I учредил звания "коммерции советника" и "мануфактур-советника". Первое присваивалось входившим в первую гильдию купцам-торговцам, второе - купцам-фабрикантам за двенадцать лет успешной предпринимательской деятельности. Оба звания приравнивались к VIII классу - к чину коллежского асессора в гражданской службе и (до 1884 года) майору в военной, давая обладателю личное дворянство. Если за четверть века (в Российской Империи любили эту цифру) предпринимательской деятельности купец не оказывался под судом и не разорялся, личное дворянство становилось потомственным.
         Так же потомственное дворянство могли пожаловать к столетнему юбилею фирмы - при условии, что за сто лет фирма ни разу не меняла владельцев. В 1912 году Николай II пожаловал дворянство владельцам знаменитой Трёхгорской мануфактуры, купцам Прохоровым.
         В 1863 году, в ходе реформ Александра II были упразднены третья купеческая гильдия и цензовый капитал, и установлен заявительный принцип получения купеческих и промысловых свидетельств. Отныне заниматься частным предпринимательством мог кто угодно - включая крестьянина, титулованного дворянина и казака "нестроевого" разряда. Но хозяин мастерской подлежал обязательной записи в цех, фабрикант - во вторую, банкир и владелец крупного пакета акций - в первую купеческую гильдию.
         Орган самоуправления - губернская купеческая управа.
        
         Почётные граждане - четвёртое привилегированное сословие Российской Империи. Как и дворяне, делились на личных и потомственных.
         Тридцатого июня 1887 года министр Народного Просвещения граф И.Д.Делянов (12.12.1818 - 29.12.1897) опубликовал печально знаменитый циркуляр, запрещающий представителям "податных" сословий получать среднее и высшее образование. Циркуляр, сразу же прозванный в народе "законом о кухаркиных детях", вызвал справедливое возмущение не только прогрессивной, но и всей тогдашней общественности, с петициями и митингами протеста, в Правительстве поняли, что пошли не тем путём и изменили политику. Так ни разу и не введённый в действие циркуляр по-тихому отменили - царское Правительство любило признавать свои ошибки не больше, чем советское, а с 1902 года в гимназии был законодательно открыт доступ представителям всех сословий:
        
         "В моём классе были дети разного социального происхождения. Например, у нас учился князь Путятин и мальчик по фамилии Викентьев, сын местного извозчика".
         (с) Григорий Чеботарёв, "Russia. My native land".
         (Записки профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера)
        
         Однако устав и внутренний распорядок учебных заведений был намеренно сделан строгим, а учебные программы столь же намерено усложнены. Вспомним знаменитую дореволюционную орфографию - умение грамотно писать лучше любых документов и свидетельств отличало "привилегированного" от "податного". В учебных заведениях Российской Империи отсутствовал знакомый по советским временам "блат" - с сына князя спрашивали так же строго, как с сына извозчика. Но родители-аристократы могли пригласить к ребёнку гувернёра-француза, затем немца, затем англичанина - вступающий в жизнь молодой человек, помимо родного русского, свободного говорил на нескольких иностранных языках. Родители-разночинцы, по понятным причинам, такой возможности были лишены. Не забудем и о том, что образование в Российской Империи было платным - перед Первой Мировой Войной в Правительстве лишь поговаривали о введении с 1920 года всеобщего обязательного бесплатного начального образования.
         Тем не менее, слово "аристократия" не случайно означает: "власть лучших". Если представителю "податного" сословия удавалось преодолеть все препятствия, русская аристократия охотно принимала его в свои ряды. До отмены крепостного права в 1861 году крепостной со средним и высшим образованием получал вольную без выкупа и согласия владельца. С 1809 года гимназия с полным курсом давала выпускнику право на чин XIV класса - коллежского регистратора, университет - право на чин XII класса, губернского секретаря. Именно поэтому, в отличие от рабовладельцев Греции и Рима, русские дворяне не спешили давать образование крепостным. Специально, "ради не причисления разночинцев с высшим образованием к мужикам и простолюдинам", манифестом от 10 апреля 1832 года (по старому стилю) было учреждено четвёртое привилегированное сословие.
        
         К личным почётным гражданам относились:
         чиновники от XIV класса - коллежского регистратора, до уже знакомого нам VII класса - титулярного советника включительно;
         отставные служащие, получившие при отставке классный (чиновничий) чин;
         отставные унтер-офицеры, произведённые при отставке в офицерский чин;
         (дворянство жаловалось за службу в соответствующем чине - лицам, произведённым в чин при отставке, но в соответствующем чине не служившим, дворянства не полагалось).
         выпускники университетов;
         выпускники высших учебных заведений, чей диплом приравнивался к университетскому;
         выпускники семинарий и духовных академий, получивших при выпуске учёную степень;
         выпускники Академии Художеств, а так же лица, имеющие диплом "Художника Академии";
         артисты 1-го разряда Большого и Малого Императорских Театров;
         (в наши дни говорят просто: "Большой Театр" и "Малый Театр". В действительности оба театра назывались: "Большой" и, соответственно, "Малый Императорский").
         проживающие в России иностранные учёные, художники, торгующие капиталисты и хозяева значительных мануфактурных и фабричных заведений, "хотя бы они не были российскими подданными";
         "лица иудейского вероисповедания" - блюстители иудейских учебных заведений;
         "лица иудейского вероисповедания", служащие чиновниками особых поручений при губернаторах находящихся в черте осёдлости губерний;
         управляющие, мастера и преподаватели технических и ремесленных учебных мастерских;
         врачи, фармацевты, ветеринары, технологи и инженеры-технологи;
         дети личных почётных граждан, окончившие гимназию с полным курсом;
         так же личное почётное гражданство могло испрашиваться за десять лет активной общественно-полезной деятельности;
        
         К потомственным почётным гражданам относились:
         дети личных дворян, не сумевшие выслужить потомственное дворянство;
         дети рукоположенных священников православного и армяно-григорианского вероисповедания, а так же мулл и протестантских проповедников;
         личные почётные граждане, пожалованные "за отличие в науках";
         лица, имеющие учёные степени доктора или магистра;
         выпускники Академии Художеств, через десять лет после её окончания, пожалованные "за отличия в художествах";
         артисты 1-го разряда Большого и Малого Императорских Театров, прослужившие десять лет на сцене;
         принявшие российское подданство и пробывшие в нём десять лет иностранные учёные, художники, торгующие капиталисты и хозяева значительных мануфактурных и фабричных заведений, при условии, что прежде они стали личными почётными гражданами;
         "лица иудейского вероисповедания" - блюстители иудейских учебных заведений, после пятнадцати лет пребывания в должности;
         "лица иудейского вероисповедания", служащие чиновниками особых поручений при губернаторах находящихся в черте осёдлости губерний, после пятнадцати лет пребывания в должности;
         купцы, пожалованные званиями коммерции и мануфактур-советника;
         купцы, награждённые орденами святого Владимира и святой Анны;
         купцы первой и второй гильдий, пробывшие в соответствующем звании, соответственно, десять и двадцать лет, не оказавшиеся под судом и не впавшие в банкротство;
         так же потомственное почётное гражданство могло испрашиваться личными почётными гражданами за десять лет активной общественно-полезной деятельности;
        
         Как следует из названия, потомственное почётное гражданство наследовалось. Выйдя замуж за почётного гражданина, девушка из "податного" сословия сама становилась потомственной почётной гражданкой, сохраняя сословную принадлежность в случае смерти мужа. Почётное гражданство могло совмещаться с принадлежностью к другим сословиям - духовенству или купечеству, но утрачивалось в случае записи в ремесленный цех. Так же почётное гражданство утрачивалось по суду, в случае совершения уголовного или политического преступления, а так же злостного банкротства.
         Органов самоуправления "почётные граждане" не имели.
        
        
         * * *
        
         Как и в наши дни, образование в Российской Империи делилось на начальное, среднее и высшее.
         Начальное образование, включавшее чтение, письмо и четыре действия арифметики, можно было получить где угодно: в церковно-приходской школе, в земской школе, в "министерской" - государственной школе, основанной министерством народного просвещения, в частной - в том числе и бесплатной, созданной иждивением того или иного мецената, наконец, дома с приходящим учителем. Никаких документов, подтверждающих наличие начального образования, не требовалось - при поступлении в среднее учебное заведение сдавался вступительный экзамен.
         Среднее образование можно было получить в реальном училище с шестилетним курсом и углублённым изучением естественно-научных дисциплин, математики и физики, в прогимназии с сокращённым четырёхлетним курсом и, наконец, в гимназии с полным семилетним курсом, с углублённым изучением гуманитарных наук, двух иностранных языков - французского и немецкого, и двух классических языков - латыни и греческого.
         В наши дни ценятся естественно-научные дисциплины - в Российской Империи уважались гуманитарные науки. Выпускник реального училища и прогимназии не мог держать экзамены в университет - выпускник гимназии с полным курсом такое право имел. Помимо этого, гимназия с полным курсом давала выпускнику права "вольноопределяющегося" второго класса, имевшего право служить в пехотном или кавалерийском полку, и право держать экзамены в юнкерское училище. Если выпускник гимназии с полным курсом поступал на гражданскую службу, ему сразу же, без экзаменов присваивался чин XIV класса - коллежского регистратора.
         Тогдашний университет представлял собой маленькую республику со своим уставом, с самоуправлением, с выборным ректором... Вплоть до того, что на территорию университета не допускались чины городской и окружной полиции. Помимо студентов, в тогдашних университетах учились "вольнослушатели" - представители мещанства и купечества, пришедшие не за дипломами-"корочками", а за конкретными знаниями. В то же время университетский диплом давал права "вольноопределяющегося" первого класса, имеющего право служить в артиллерии и гвардии. Для службы в последней, помимо "корочек", не мешало иметь и дворянскую грамоту - гвардейские офицеры не принимали к себе разночинцев.
         Поскольку образование было платным, органы самоуправления "податных" сословий, мещанские и ремесленные управы собирали "стипендии" на обучение, распределявшиеся либо жребием, либо по заслугам родителей, либо по способностям детей.
         Так же "стипендию" можно было выслужить - работник системы народного просвещения и отставной чиновник с выслугой в двадцать пять лет, офицер с выслугой в десять лет получали право на стипендию для одного члена семьи.
         Или получить авансом - при условии обязательной шестилетней отработки по специальности. На таких условиях в 1888 - 1892 годах учился в Санкт-Петербургском Историко-Филологическом Институте (диплом которого приравнивался к университетскому и давал личное почётное гражданство) упоминавшийся ранее Фёдор Дмитриевич Крюков.
        
        
         4. Девять сословий: "особые".
        
         Инородцы - "бродячие", "кочевые" и "осёдлые".
         На протяжении XVII, XVIII и XIX столетий сперва Московское Царство, а затем и Российская Империя проводили активную внешнюю политику.
         Проводили во многом вынужденно - ещё древние римляне поняли, что лучше всего "национальную безопасность" обеспечивают легионы в неприятельской столице. В XVII веке Россия возвращала земли, утраченные в ходе Смуты. В XVIII веке, желая защитить южные рубежи от татарских набегов, "покорили" Крым. В 1809 году, в очередной и, как оказалось, последний раз воюя с пожелавшими реванша шведами, "покорили" Финляндию. В 1813 году, преследуя отступавшего Наполеона, "покорили" Великое Герцогство Варшавское - будущий Привисленский край. А во второй половине XIX века, в очередной раз столкнувшись с проблемой кочевников, "покорили" Туркестан - современную Среднюю Азию.
         Справедливости ради заметим, что не все войны, что вела Российская Империя, были исключительно оборонительными. "Покоряя" Туркестан, Правительство стремилось не только защитить юго-восточные рубежи от набегов кочевников, но и получить доступ к среднеазиатскому хлопку, в котором нуждалась российская текстильная промышленность. А заодно выиграть "Большую игру", не пустив в край англичан - англичане не сумеют добраться до Средней Азии, увязнув в Афганистане, но в те времена об этом не знали. Целью продолжавшейся с 1817 по 1864 год Кавказской войны стало желание проложить прямой путь в новообразованную (в 1801 году) Тифлисскую губернию. Напомним, что Грузия вошла в состав Российской Империи добровольно, желая защититься от горских набегов.
         Будучи не защитником слабых и угнетённых, не освободителем и прогрессором, несущим "свет цивилизации" "отсталым народам", а всего лишь завоевателем, Правительство Российской Империи не стремилось изменить к лучшему жизнь завоёванных стран, ограничившись поддержанием порядка и сбором налогов на вновь присоединённых территориях. В то же время (известно, что недостатки - это продолжение достоинств), оно не пыталось разрушить прежний жизненный уклад, обычаи и традиции, заменив их чем-то новым и прогрессивным.
         В результате в Привисленском крае продолжал действовать введённый Наполеоном французский гражданский кодекс. В Финляндии работал собственный парламент - сейм, имела хождение собственная денежная единица - финская марка, и даже (до 29 июня 1901 года по старому стилю) существовали собственные вооружённые формирования - финские стрелковые батальоны в составе полков Русской Армии.
         Не забудем, что в Российской Империи не имела значения национальная принадлежность подданного - определяющее значение имела не национальность, а вероисповедание. А потому не возникло деления на "сагибов" и "туземцев", какое установили англичане в Ирландии и Индии, французы в Алжире и Индокитае, а японцы в Корее. Жители "покорённых" земель становились полноправными подданными Российской Империи, а местная знать - частью российской аристократии. Представители "не титульной" нации могли служить и выслуживать чины и дворянство, получать ордена, становиться частью высшего титулованного общества...
         К "бродячим инородцам" относились охотничьи племена Сибири и Крайнего Севера - самоеды, ненцы, эвенки, чукчи... После выхода на экраны в 1976 году фильма "Начальник Чукотки" чукча сделался любимым героем советских анекдотов - в действительности чукчи были умелыми и отважными воинами. Обыкновенно успех экспедиций Кортеса и Писсаро в Америке, Ермака Тимофеевича в Сибири объясняют наличием огнестрельного и стального холодного оружия, которого не было у туземцев. Чукчи не боялись ни того, ни другого, в лоб атакую высланные против них войска. Выдерживали залп, неся неизбежные потери и, пока солдаты или казаки перезаряжали дульнозарядные ружья, проводя необходимые манипуляции с порохом, пулей, пыжом и шомполом, подбегали и брали завоевателей в ножи и копья. Из-за угрозы со стороны чукчей в 1771 году была эвакуирована столица края, город Анадырь.
         До введения 16 сентября 1914 года, с началом Первой Мировой Войны "сухого закона" на всей территории Российской Империи упомянутый закон действовал в отношении народов Крайнего Севера - Правительство прямо запрещало продавать им спиртное. Разумеется в крае, где "закон - тундра, а прокурор - белый медведь", проконтролировать исполнение закона было невозможно.
         К "кочевым инородцам" относились продолжавшие вести традиционный образ жизни кочевники - кочующие в Астраханской и Ставропольской губерниях калмыки, казахи, киргизы "Большой Орды"... Правительство Российской Империи с уважением относилось как к традициям самоуправления - где таковые имелись, так и к правам наследственных родовых старшин. У кочевников сохранился собственный суд - не по российским законам, а по собственному устному "адату" - обычаю. Чтобы избежать вечного конфликта между скотоводами и земледельцами, как русским крестьянам, так и "осёдлым инородцам" было запрещено самовольно занимать и распахивать закреплённые за кочевниками земли.
         К "осёдлым инородцам" относились живущие на своей земле горцы Кавказа и жители Туркестана - современной Средней Азии. В среднеазиатских городах стояли русские гарнизоны, сами города соединили телеграфные линии и железные дороги - но жителям не запрещалось жить согласно стародавним обычаям. Существовало местное самоуправление - если русские крестьяне избирали утверждаемых губернатором волостных старшин, то жители Туркестана - так же утверждаемого губернатором "волостного султана". Работали "русско-туземные" школы, дававшие начальное образование на русском языке - но параллельно с ними существовали национальные школы и дающие религиозное образование медресе. Как в прежние времена, кишлаки и аулы объезжали с инспекцией кадии - младшие мусульманские священнослужители, вершащие суд по законам шариата.
         Чтобы избежать неизбежных в таких случаях конфликтов, русским колонистам запрещалось, без специального разрешения, приобретать у местных жителей землю. Эмиру бухарскому (3 000 000 подданных) и хану хивинскому (800 000 подданных) - вассалам Российской Империи разрешалось чеканить собственную золотую монету и содержать обученную русскими офицерами мусульманского вероисповедания боеспособную гвардию, в четыре тысячи сабель каждому. В случае конфликта между представителями местной аристократией и местными же "податными" Правительство Российской Империи всегда принимало сторону аристократии.
         Согласно договору, заключённому между ханом хивинским, эмиром бухарским и Правительством, в течение пятидесяти лет после "покорения" (как это писалось открытым текстом во всех официальных документах) жители Туркестана не подлежали воинской повинности. В то же время местным жителям - как "податным" подданным, так и представителям местной аристократии не запрещалось поступать на русскую службу. С первым офицерским чином они получали дворянство.
        
         Священнослужители - даже в начале просвещённого ХХ века, не говоря о более ранних временах, не могли представить, что человек может ни во что не верить - быть атеистом. В многонациональной Российской Империи проживало свыше ста народностей, многие из которых исповедовали свою религию. Особыми правами наделялись священнослужители всех, без исключения, конфессий - не только православные, но и старообрядцы, католики, протестанты, мусульмане, буддисты, "лица иудейского вероисповедания" и даже язычники-шаманисты.
         Священнослужители не платили подушной подати, а после её окончательной отмены в 1885 - 1887 годах, государственных и земских налогов и сборов. Не подлежали рекрутской, а после введения в 1874 году регулярного "милютинского" устава - воинской повинности. В доме священника запрещалось размещать солдат на постой. В 1747 году "кроткия сердцем" императрица Елизавета Петровна отменила для священнослужителей телесные наказания.
         В то же время священнослужители ограничивались в правах. Священник мог приобрести в собственность жилой дом с садом и огородом - но не мог владеть доходным домом с отдачей квартир в аренду. Не имел права владеть дающим доход поместьем - до секуляризации в 1761 году Петром III церковных земельных владений, упомянутые владения находились не в частной собственности священнослужителей, а в коллективной собственности монастырей.
         Не мог записаться в купеческую гильдию и ремесленный цех - то есть, заниматься частным предпринимательством. Не мог поступить на государственную службу. Как мы знаем из романов Дюма, первым министром французского короля из династии Бурбонов непременно был кардинал. В России священник мог стать царским духовником, сторонником и советником - но ни в коем случае не министром. Имевший права министра обер-прокурор "равнопатриаршего" Священного Синода являлся не духовным, а светским лицом.
         Священнослужитель не имел права лично принимать участие в боевых действиях - хотя и "во времена Очаковские и покоренья Крыма", во время Русско-Японской и Первой Мировой Войны полковым "батюшкам" случалось поднимать в атаку солдат личным примером. Не мог выслужить орден, чин и дворянство - хотя мог быть как личным, так и потомственным почётным гражданином.
         В то же время даже в начале просвещённого ХХ века принадлежность к духовному сословию наследовалась.
         Во времена Екатерины II и Александра I богатые вельможи нередко тратили личные средства на содержание вверенных им полков. Но, в отличие от Англии и Франции, в России никогда не существовало частной военной антрепризы с "залогом" (покупкой) чинов - молодые и не слишком богатые дворяне предпочитали служить не богу, а государю, определяясь не в духовную, а в военную или статскую службу.
         Закон не запрещал крестьянину выбрать духовную стезю - но только при наличии "отпускного свидетельства" от помещика - если крестьянин был "владельческим", (то есть, помещичьим), или от капитан-исправника - если крестьянин был "удельным", (то есть государственным).
         В то же время Православная Церковь, в отличие от католической, не просто не требовала от служителей соблюдать целибат - желающий стать священником был обязан жениться до рукоположения в сан. Неженатых не рукополагали, овдовевший священник не мог жениться снова.
         В результате часто, по смерти сельского или городского "батюшки", его приход наследовал старший сын. Или старший зять - если у священника были не сыновья, а дочери. На этот случай в каждой епархии составлялись и в каждой семинарии вывешивались списки потенциальных невест. В то же время, чтобы быть рукоположенным в сан, тем более, унаследовать церковный приход, следовало окончить специальное духовное училище - семинарию.
         Как и прочие подданные Российской Империи, сыновья священнослужителей обладали правом на выбор профессии, и при желании могли выбрать не духовную, а светскую карьеру. В этом случае принадлежность к духовному сословию утрачивалась. Санкт-Петербургский Историко-Филологический институт, где учился Фёдор Дмитриевич Крюков, готовил исключительно светских специалистов - преподавателей-гуманитариев для гимназий. Тем не менее, значительный процент студентов составляли поповичи - сыновья батюшек и дьяконов. Как и гимназия с полным курсом, семинария давала выбравшему светскую карьеру выпускнику права вольноопределяющегося второго класса, а при поступлении на гражданскую государственную службу - чин коллежского регистратора.
         В отличие от дворян, купцов, крестьян, мещан и "цеховых", священнослужители не имели собственных органов самоуправления. Закон запрещал священнослужителю состоять в любой организации, за исключением церкви, к которой он принадлежит.
         Выходцем из духовного сословия был знаменитый художник Виктор Михайлович Васнецов (15.05.1848 - 23.07.1926). Ему не просто никто не мешал сменить духовную карьеру на светскую - перед тем, как держать экзамены в Академию Художеств, он получил сразу два благословения: от отца, "батюшки" в Уржумском уезде, и от ректора Вятской духовной семинарии.
        
         Казачество - второе привилегированное ("дважды привилегированное", как говорилось в одном из докладов Министерства Внутренних Дел на Высочайшее Имя) Сословие Российской Империи, стоящее ниже первого сословия - дворянства, но выше третьего и четвёртого сословий - купечества и почётных граждан. В то же время, в отличие от представителей прочих сословий, казак не был лично свободен - не случайно многие представители Сословия, не только рядовые казаки, но и господа офицеры сравнивали своё положение с положением крепостных.
         Среди многочисленных казачьих привилегий была и такая необычная - право не стричься при поступлении на действительную военную службу. Если солдат регулярных полков стригли "в ноль" - в Российской Империи и в раннем СССР борясь со вшами, а в позднем СССР просто по традиции, то казаки демонстративно щеголяли пышными кудрями. Торчащие из-под сдвинутых набекрень фуражек казачьи чубы можно увидеть на фотографиях тех лет, в посвящённых Гражданской Войне фильмах - в том числе и в многочисленных экранизациях "Тихого Дона", и даже в советском мультфильме "Орлёнок" 1967 года.
        
        
         * * *
        
         В пореформенной России представители всех сословий были равны перед законом - за то же преступление так же судили, давая тот же срок, и сына князя, и сына извозчика. В 1719 году Пётр I отменил все тогдашние прямые налоги, (в которых путались сами приказные дьяки), заменив их единой подушной податью. На протяжении следующих ста пятидесяти лет упомянутая подать - в разные годы от 79 копеек до 2 рублей 15 копеек с человека в год служила основным источником пополнения государственного бюджета, будучи наиболее тяжёлой и неприятной для плательщика.
        
         "Подушная подать собирается только с лиц мужского пола, начиная с четырёх лет и до шестидесятилетнего возраста; в неё включены как мещане, так и крестьяне, с мещан взимается сто двадцать, а с крестьян семьдесят четыре копейки с головы. По обыкновенному счёту рубль составляет один талер и восемь немецких грошей или пять французских ливров, сто копеек составляют один рубль".
         (с) Христофор Герман фон Манштейн, "Записки о России".
        
         В отличие от "податных", "привилегированные" не платили подушную подать и не подлежали телесным наказаниям. До отмены крепостного права, не платя подушную подать за себя, помещики платили её за собственных крестьян, являясь для них государственными налоговыми агентами. "Легальные" раскольники-старообрядцы - "двоеданы" платили подушную подать в двойном размере. Наравне с другими представителями "привилегированных" сословий, подушную подать не платили казаки.
         Всю вторую половину XIX века и в начале ХХ жизнь Российской Империи постепенно менялась - строились фабрики и железные дороги, становилось больше школ и больниц, вводились суды присяжных, увеличивалось количество "земских" губерний... С 1906 года Россия перестала быть абсолютной монархией, сделавшись монархией конституционной. В том же 1906 году русский солдат впервые получил постельное бельё: простыню, подушку и одеяло - прежде спать полагалось на голых нарах, положив чурбак под голову и укрывшись собственной шинелью. В армии запрещаются "вольные работы" - солдат больше нельзя подряжать в качестве дешёвой рабочей силы.
         Сокращается количество "рабочих казарм" - всё чаще и чаще рабочие живут если не на съёмных квартирах, то в общежитиях и отдельных съёмных комнатах. Вводится социальное страхование: в 1903 году принимается закон "О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности", а в 1912 году - закон: "Об обеспечении рабочих на случай болезни":
        
         "Ваш император создал столь совершенное рабочее законодательство, каким ни одно демократическое правительство похвастаться не может".
         (с) Уильям Тафт, (15.09.1857 - 08.03.1930), двадцать седьмой президент Северо-Американских Соединённых Штатов.
        
         Работающим пенсионерам в Российской Империи пенсия не полагалась, как не полагалась она частным лицам. Государство платило пенсии только отставным чиновникам, и офицерам, а частные предприниматели, на добровольной основе, нередко платили собственным, уволившимся по возрасту служащим. Зато смерть пенсионера вовсе не была основанием для прекращения выплаты - пенсию продолжали пожизненно выплачивать его вдове или несовершеннолетним детям.
         Менялось и налоговое законодательство - в Российской Империи отсутствовал хорошо нам знакомый подоходный налог, а подушную подать постепенно вытеснили более удобные для сборщиков и лучше наполняющие бюджет косвенные налоги. С 1863 года от телесных наказаний освобождены мещане, а к 1887 году подушную подать и телесные наказания отменили для всех, включая крестьян.
         В то же время представители "привилегированных" сословий имели право свободно перемещаться по стране и выбирать место жительства - для "податных" в лучших советских традициях действовал разрешительный институт прописки. Избирая "гласных" в земства и городские думы, депутатов Государственной Думы всех четырёх "царских" созывов, "привилегированные" голосовали по-европейски: один человек - один голос. "Податным" предписывалось избирать "выборщиков", которые избирали следующих "выборщиков" - и уже эти "выборщики" выдвигали из своей среды своего кандидата. Помимо сословных ограничений действовал имущественный ценз, поэтому "курий" - категорий избирателей обыкновенно было не две, а три-четыре.
         Помимо подданных, в Российской Империи проживали члены Императорской Фамилии: Великие Князья - царские сыновья и внуки (обращение - "Ваше Императорское Высочество") и Князья Императорской Крови - царские правнуки и более дальние родственники (обращение - просто "Ваше Высочество"). Представителю Императорской Фамилии выплачивалось денежное содержание - 200 000 рублей в год, а каждому из Великих Князей полагался собственный двор с полным штатом.
         Хотя никаких писаных законов на этот счёт не существовало, традиция предписывала мужчинам из Дома Романовых-Кошкиных-Захарьевых-Голдштейн-Готторпов становиться военными, служа в одном из гвардейских полков. Члены Императорской Фамилии не подлежали обычному суду - судил их лично царь. И если советских студентов заставляли наизусть учить материалы всех двадцати восьми партийных съездов, то царским юнкерам полагалось поимённо знать членов Царствующего Дома и степень их родства.
         Так же в России жило множество иностранцев. Сейчас в это трудно поверить, но с точки зрения иммиграции Российская Империя была не менее привлекательна, чем Северо-Американские Соединённые Штаты. Въезд в страну был свободным для всех, за исключением "инославных" проповедников, в число которых попадали члены ордена иезуитов, дервиши - мусульманские монахи, буддийские ламы и "лица иудейского вероисповедания".
         Как современные Соединённые Штаты, Российская Империя не давала подданство сразу. Вновь прибывший был обязан подать "прошение о водворении" на имя местного губернатора, объявив цель "водворения" и род занятий. Прожив пять лет, не будучи замеченным за это время ни в чём предосудительном, не оказавшись под судом по уголовному, политическому или религиозному делу, можно было подать прошение об "укоренении" - то есть, о получении прав подданного Российской Империи. В том числе права поступать на государственную службу, выслуживать чин и дворянство, выходить в ремесленный цех или купеческую гильдию и приобретать недвижимость.
         Согласно сложившейся со времён Петра I традиции, не имеющие российского подданства иностранцы могли поступать на государственную службу, но только "по учебной части", или как научно-технические консультанты.
        
        
         5. На службе Его Высочества.
        
         "Указ о вольности дворянской" утратил силу в ходе реформ Александра II - с 1874 года служить в армии были обязаны все: и сын князя, и сын извозчика. Армия была многонациональной и многоконфессиональной - в одном строю с православным мог оказаться католик, протестант, мусульманин, старообрядец, буддист-ламаит, язычник-шаманист и даже "лицо иудейского вероисповедания". Тем не менее, исключая особые случаи - Татарского полка в составе Сибирского казачьего Войска, "Дикой Дивизии" Великого Князя Михаила и финских стрелковых батальонов, полки комплектовались так, чтобы две трети личного состава ("нижних чинов") составляли православные.
         В то же время служить можно было по-разному.
         Согласно "Уставу о всеобщей воинской повинности" 1874 года подданный Российской Империи числился военнообязанным пятнадцать лет - шесть лет на действительной военной службе (в 1888 году срок сократили до пяти лет) и девять лет в запасе. Призыв происходил раз в год, 15 ноября - традиция, пришедшая из XVIII века, когда рекрутские наборы проводились по окончании полевых работ. Не призывался старший сын, не призывался единственный сын у матери, не призывался тот, чей старший брат служит или уже отслужил.
         Не подлежали призыву учителя, врачи и священнослужители всех конфессий. Не призывались осёдлые, кочевые и бродячие "инородцы" - двенадцать военных округов Российской Империи делились на две категории участков комплектования. Чины городской и окружной полиции имели бронь даже во время Первой Мировой Войны. Таким образом, под ружьё ставилась лишь пятая часть годного к службе населения - но даже в этом случае призывников оказывалось так много, что приходилось бросать жребий.
         Допускался выкуп и заместительство - не желающий служить мог на законном основании уклониться от призыва, найдя на своё место добровольца. По свидетельству современников, долго искать не приходилось - в армии сытно кормили (многим парням из крестьянских семей было непривычно каждый день есть мясо), учили грамоте и ремеслу. Отслуживший мог без особого труда выйти в мещанское сословие, записаться в цех или гильдию. Или, чем чёрт не шутит, выслужить чин и дворянство. Не подлежащие призыву первые, третьи и четвёртые сыновья охотно шли в заместители: помимо прочего, от "уклониста" - исключённого из гимназии дворянского или купеческого сынка им полагалась денежная выплата. Таких заместителей, называемых "охотниками", ни в коем случае не следует путать с "вольноопределяющимися".
         После поражения в Русско-Японской Войне в Правительстве серьёзно занялись реформированием армии. С 1906 года срок действительной военной службы сократили до трёх лет, увеличив срок пребывания в запасе до пятнадцати - первые семь лет в качестве ратника первого разряда, подлежащего немедленному призыву в случае объявления войны, и восемь лет в качестве ратника второго разряда. Старшие и единственные сыновья по-прежнему не призывались.
         Имея за плечами гимназию с полным курсом или университетский диплом (до окончания курса призывнику полагалась отсрочка), можно было служить всего два года в качестве "вольноопределяющегося". Если обычных призывников распределяла специальная комиссия, то "вольноопределяющийся" (откуда и название) сам выбирал род войск, место будущей службы и даже полк, в котором хотел бы служить. Молодые аристократы предпочитали служить в "своих" гвардейских полках - где прежде служили их отцы и деды.
         "Вольноопределяющиеся" так же выходили на учения, совершали такие же марш-броски с полной выкладкой, зябли под тем же снегом, мокли под тем же дождём. Но, в отличие от призывников, жить им разрешалось дома или на съёмной квартире - при условии, что они самостоятельно будут оплачивать питание и все расходы по службе, и не станут опаздывать на утреннее построение. Если "вольноопределяющийся" ставился на жалование и довольствие, жить ему полагалось в казарме с солдатами. "Вольноопределяющегося" нельзя было нарядить на хозяйственные работы - мыть пол в казарме или офицерском собрании, подметать плац, кашеварить, стирать или рубить дрова. Столовались они в офицерской столовой вместе с господами офицерами.
         Последнее делалось не из спеси, а чтобы познакомить господ офицеров с возможными будущими сослуживцами. Отслужив год, "вольноопределяющийся" мог на законных основаниях совершить "дембельский аккорд", выдержав экзамен на первый офицерский чин - прапорщика. Экзамен сопровождался серьёзным конкурсом - если в гражданской службе чин присваивался исключительно за заслуги и личные достоинства, то на военной действовало правило: "без вакансии нет производства". Офицеров без вакансий, "зауряд-офицеров" или "офицеров по роду оружия" в Русской Армии практически не было.
         Получив на погон вожделенный просвет со звёздочкой, новопроизведённый прапорщик должен был задуматься о дальнейшей судьбе - уволиться в запас на полгода раньше не столь удачливых сослуживцев или, выбрав карьеру профессионального военного, через те же полгода держать экзамен на следующий, уже настоящий офицерский чин - подпоручика.
         Из "вольноопределяющихся" в генерал-лейтенанты выслужился "чёрный барон" Пётр Николаевич Врангель (27.08.1878 - 25.04.1928). Сын богатого олигарха, золото- и нефтепромышленника окончил престижный Горный Институт (отец, Николай Егорович, хотел иметь в семье "своего" специалиста), проходил службу по окончании курса, выдержал экзамены на чин прапорщика и на чин подпоручика, вышел в отставку, устроившись чиновником для особых поручений при иркутском генерал-губернаторе... Но тут началась Русско-Японская война...
        
        
         * * *
        
         Зато казак - коль скоро он причислен к Сословию и получил земельный пай, обязан служить, ни много, ни мало - двенадцать лет, всё это время числясь в особом, "строевом" разряде. Первые четыре года казак служил в "первоочередном" полку, развёрнутом в том или ином приграничном военном округе.
         Как подобает феодальному рыцарю, казак был обязан явиться на станичный сборный пункт "со всей справой": на собственном коне, в пошитой на личные средства форме, (двумя комплектами повседневной формы и одним комплектом парадной, плюс гимнастическая рубаха), с холодным оружием - шашкой и пикой, с трёхдневным запасом еды для себя и овса для коня. Лишь хранившееся в окружном цейхгаузе огнестрельное оружие - укороченный кавалерийский карабин с восемью обоймами казаку выдавали непосредственно на окружном или "отдельском" сборном пункте. За порчу или "промотание" "амуничных вещей" - в том числе и приобретённых на собственные средства казак подвергался наказанию по суду, как за порчу казённого имущества.
         Тип казачьей шашки никак не регламентировался, а потому шашка нередко бывала фамильной, передававшейся не от отца к сыну - отец тоже мог служить или находиться "на льготе", а от деда к внуку. Кубанским и терским казакам, носившим не гимнастёрку, а черкеску, пика не полагалась - но, помимо шашки, им следовало иметь и длинный горский кинжал.
         То же правило действовало в отношении господ офицеров - каждый сам шил себе форму установленного образца и приобретал оружие. Закон не запрещал разночинцу и даже рядовому из крестьян выслуживать офицерские погоны. В то же время жалование обер-офицеров было невелико, тогда как военная форма стоила очень дорого - и значительными были текущие и представительские расходы по службе.
         И в отношении "вольноопределяющихся" - в полк им надлежало явиться в пошитой на личные средства форме, а для службы в кавалерии приобрести коня и холодное оружие. В армейских полках "вольноопределяющемуся" предлагался выбор - жить за свой счёт на частной квартире или на довольствии в казарме с солдатами. В гвардии, куда разночинцу не имело смысла соваться, "привилегированный" год, а то и два содержал себя сам, оплачивая питание и все расходы по службе из собственного кармана.
         Призванный в армию подданный Российской Империи или гражданин Советского Союза попадал в незнакомую среду, где всё отличалось от привычного "на гражданке". Вне зависимости от того, имела ли место в воинской части "дедовщина", унтер-офицеры Российской Империи и старослужащие в Советском Союзе имели нехорошую привычку пугать молодых - не со зла, а просто чтобы молодые "себя не забывали", да и служба им мёдом не казалась:
        
         "В моем полку большинство кандидатов в офицеры были выходцами из состоятельных московских семей, получивших университетское образование, но это не слишком облегчало их жизнь в армии. Часто можно было услышать, как унтер-офицеры покрикивали на них:
         - У вас два диплома, а вы толком не умеете сидеть в седле! Направо, налево, быстрее! Тут вам не университет, здесь головой надо думать...".
         (с) Владимир Литтауэр, "Русские гусары, мемуары офицера императорской кавалерии".
        
         Молодой казак поступал на службу непременно в "свой" полк, приписанный к округу и станице. Вспомним "Тихий Дон": к станице Вёшенской, откуда происходил Григорий Мелехов, приписаны два "первоочередных" полка - 11-й Донской и 12-й Донской, и один гвардейский - Лейб-гвардии Атаманский. Старики и станичный атаман знают обстановку "в своём" полку, знают - нередко лично, штаб-офицеров и полкового командира. В одном строю с казаком оказываются другие казаки его станицы, вчерашние товарищи по играм и учёбе, а унтер-офицерами - друзья и "односумы" (сослуживцы) отца. Никакой "дедовщины" в казачьих полках нет и в помине, а о существующей среди казаков спайке и чувстве товарищества "чины" армейских полков могут только мечтать:
        
         "Казак во фронте чувствовал стремя товарища, плетень которого граничил с его двором в станице".
         (с) А.А.Ржевусский, "Терцы".
        
         Впрочем, упомянутая "спайка", помимо очевидных положительных, имела и отрицательные стороны. Молодых казаков, давно уже не мальчиков, а взрослых парней с усами, теребят мелочными придирками как старики в станице, так и старшие товарищи в полку. Вечный конфликт "отцов и детей" касался их в полной мере, жестоко аукнувшись после февраля 1917 года.
        
        
         * * *
        
         К 1904 году - началу Русско-Японской войны Русская Армия насчитывала 1 100 000 человек личного состава: 41 709 господ офицеров и генералов, 9 931 военного чиновника, включая врачей, и 1 066 894 "нижних чина". В запасе, подлежа мобилизации, находилось 2 400 000 человек, и 684 000 числились в ополчении.
         В пехоте служило 772 247 человек (тогдашняя статистика подсчитывала с точностью до человека, фунта, версты, рубля и так далее). В составе армии 208 полков: 180 пехотных полков четырёхбатальонного состава, 28 стрелковых, в составе которых имелось только два батальона, 16 гренадёрских и 12 гвардейских. В числе последних, в составе 1-ой гвардейской пехотной дивизии два полка, сформированных ещё Петром I - Лейб-гвардии Преображенский и Лейб-гвардии Семёновский, называвшиеся "Петровской бригадой", и Лейб-гвардии Измайловский полк, сформированный по приказу Анны Иоанновны.
         В кавалерии служило 82 658 человек. В составе армии 20 драгунских полков, 17 уланских (подобно казакам, вооружённых пиками), 18 гусарских и 11 гвардейских. В числе последних - Лейб-гвардии Конногвардейский полк, сформированный всё той же Анной Иоанновной, и два казачьих - Лейб-гвардии Атаманский, (считавшийся лучшим казачьим полком Российской Империи) и Лейб-гвардии Казачий. Третий гвардейский казачий полк - Лейб-гвардии Сводно-казачий будет сформирован по приказу Николая II лишь в мае 1906 года. Казачество выставляло 47 полков "первой очереди" - из них 17 "первоочередных" полков выставляла Область Войска Донского.
         В артиллерии служило 154 925 человек. В составе армии 564 батареи: 438 полевых и горных, имеющих в составе по восемь орудий, 56 конных, имеющих в составе по шесть орудий, 1 конно-горная, 14 резервных и 46 запасных. На вооружении 5 900 орудий, в том числе 1 080 скорострельных пушек образца 1900 года и 1 500 пушек образца 1902 года. В обозе тысяча выстрелов на тяжёлое орудие и полторы тысячи выстрелов на лёгкое.
         Пулемёты (считавшиеся не стрелковым оружием, а видом вспомогательной артиллерии) оставались технической новинкой - первые пулемётные роты сформируют только в 1901 году. В 1904 году - к началу Русско-Японской войны в Русской Армии было всего пять пулёмётных рот, по восемь пулемётов "Максим" в каждой. Каждая пулемётная рота прикомандировывалась к отдельной дивизии - в числе прочих пулёмётная рота имелась в составе Третьей Восточно-Сибирской стрелковой бригаде, расквартированной в Порт-Артуре. К началу Первой Мировой Войны в полевых частях Русской Армии будет свыше пяти тысяч пулемётов.
         В Российской Империи существовало двенадцать военных округов, территории которых делились на две категории участков комплектования - Санкт-Петербургский, Московский, Виленский, Варшавский, Одесский, Казанский, Кавказский, Туркестанский, Омский, Иркутский и Приамурский военные округа. И две "военные области" - Квантунская военная область и (!) имеющая права военного округа Область Войска Донского.
         Бюджет Военного министерства в 1903 году составил 329,9 миллионов рублей.
        
        
         6. Всегда готов.
        
         Отслужив четыре года, продолжавший числиться в "строевом разряде" казак переводился в полк "второй очереди". В мирное время полки "второй" и "третьей" очередей были "кадрированы" - на службе находился командир, одиннадцать офицеров - в том числе шесть командиров сотен, двадцать шесть рядовых, "действительных" или "служилых" казаков, охранявших полковой оружейный склад, и полковой писарь. Получив новое назначение, представившись командиру полка и сотни, записавшись у писаря, казак с чувством исполненного долга возвращался домой - увольнялся в запас или, как говорили в те времена, "выходил на льготу".
         Теперь, чтобы стать полноправным членом Сословия, следовало сделать последний шаг - жениться. Дело сугубо добровольное - но, не будучи женатым, казак не мог отделиться от отца, матери и опекуна и завести своё хозяйство. Не имевший собственного хозяйства оказывался в Сословии "лишенцем", подобно другому "лишенцу" - советскому, лишённому весьма важного права - избирательного.
         Таким образом, в отличие от дворянства, национальности или гражданства той или иной страны, статус казака нельзя было получить просто так, за красивые глаза, по праву рождения. Чтобы стать полноправным членом Сословия, следовало пройти военное обучение, выдержать экзамен "на годность к строевой", принести присягу, получить земельный надел, отслужить четыре года в полку "первой очереди", жениться и, отделившись от отца, завести своё хозяйство:
        
         "Какая же кума, коль у кума не была, какой же казак, если пороху не нюхал".
         (с) казачья пословица.
        
         Зато выполнивший все эти условия "служилый" или "действительный" казак в двадцать пять лет - на четыре года позже, чем прочие подданные Российской Империи наконец-то признавался совершеннолетним. С этого момента он мог самостоятельно распоряжаться своим земельным паем - работать на земле самому, нанять батраков-"квартирантов", сдать участок в аренду "осёдлым иногородним" или справным хозяевам, соседям-казакам.
         Мог принимать участие в работе казачьего "парламента" - хуторского и станичного сбора, выдвигать и избирать хуторского и станичного атамана, станичных судей и членов станичного правления. Правда, он ещё был слишком молод, чтобы выдвигаться на ту или иную выборную должность. Чтобы претендовать на атаманскую "насеку" или судейский знак, следовало перейти из "строевого" в "запасный" или "отставной" разряд. Наконец, мог и имел право курить в присутствии старших, не спрашивая разрешения, сидеть в присутствии старших, и приветствовать встречных на улице, как равный равных: "здорово, казаки!".
         Обращение "казак" или "мужчина" было обычным и вполне приемлемым. Зато за слова "солдат" или "мужик" можно было запросто схлопотать нагайкой по физиономии. Так что, когда Александр Розенбаум поёт в своей "Кубанской песне":
        
         За плетнями-тынами
         Дядьки чарки сдвинули,
         Ждут батьки родимые,
         В дом солдат...
        
         Не верьте - в действительности казаки чётко видели разницу между собой и представителями "податных" сословий, а потому никогда и ни при каких обстоятельствах не называли себя "солдатами". Армейских офицеров, в том числе дворян, которых иногда сажали им в начальники, они полупрезрительно называли "солдатскими" офицерами. Такой же ошибкой будет назвать казака "русским" - поскольку "русскими" в прежние времена называли "лиц невойскового сословия" - то есть, не казаков.
         Но даже на "льготе" казак "строевого разряда" оставался военнослужащим, связанным присягой "феодальным рыцарем", готовым в любую минуту встать в строй. Он не имел права покидать станицу на срок больший, чем три месяца - и только при наличии подписанного станичным атаманом "отпускного свидетельства", в котором обязательно указывалась цель поездки и дата возвращения.
         По этой же причине казаку "строевого разряда" запрещалось частное предпринимательство - дело, требующее постоянного присутствия и, в то же время, частых разъездов, визитов в суд и в банк. Завести лавку, мастерскую, а то и фабрику, взять купеческое или промысловое свидетельство можно было, лишь перейдя из "строевого" в "запасный" или "отставной" разряд. В этом случае казак даже получал привилегию - в пределах Области своего Войска представители Сословия обладали правом беспошлинной торговли.
         Не одобрялась, хотя и не запрещалась прямо работа по найму - работником на мельнице, конюхом, извозчиком, частным охранником. Представителю "дважды привилегированного", военно-служилого Сословия, военнослужащему, "феодальному рыцарю" следовало работать на себя, а не на чужого дядю. Тем не менее, казаки в массе - народ небогатый, поэтому такого рода ситуации случались гораздо чаще, чем сами казаки были готовы признать.
         Ну, а по-настоящему достойной казака была работа на собственной земле. Дело не самое простое. В "нечернозёмной полосе" пахали сохой - одной лошадёнки было достаточно, чтобы поднять тощие подзолистые земли. На чернозёмном юге, в том числе на Дону и на Кубани пахали тяжёлыми плугами, в которые запрягали не лошадей, а быков, и не по одному, а парой, а иногда и четвёркой - поднять иначе тяжёлый чернозём было невозможно.
         Но, даже занимаясь обычной крестьянской работой, казак "строевого разряда" оставался военнослужащим, связанным присягой "феодальным рыцарем", готовым в любую минуту встать в строй. Он был обязан держать на конюшне строевого коня, а в хате, в пределах досягаемости хранить оружие и военную форму. Раз в году, между посевной и уборкой "второочередник" призывался в "лагери", на пятинедельные военные сборы. Каждую весну и осень принимал обязательное участие в смотре. А остальное время ждал - не проскачет ли мимо взмыленный "выросток" или "малолетка" с факелом или красным флагом в руках.
         Так в прежние времена в станицах объявлялся "сполох" - сигнал общей тревоги и общего сбора:
        
         "Если в городке узнавали о приближении неприятеля, то вестовой скакал с хоругвиею в поле, и извещал этим работавших об опасности. Не говоря никому ни слова, он проносился только по полю, и с такой же быстротой возвращался обратно в городок. Граждане понимали тут, в чём дело, и спешили принять меры к своему спасению".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Главное Управление казачьих Войск"
        
         Именно от казачьего "сполоха" произошли хорошо известные слова: "переполох", "переполошиться", "всполошиться". Поскольку объявлялся "сполох" всегда в самый неподходящий момент, в разгар сельскохозяйственных работ, в станицах поднимался самый настоящий "переполох".
         Что никак не сказывалось на результате. Ровно через трое суток после объявления "сполоха" словно из ниоткуда возникала готовая к бою воинская часть - полностью укомплектованная, с командиром и знаменем, с господами офицерами, с "нижними чинами" и лошадьми, со стрелковым оружием, пулемётами и артиллерией, с запасом продовольствия и боеприпасов, готовая в любой момент пойти в бой. Единственная проблема, с которой могло столкнуться царское Правительство - переброска вновь развёрнутых "второочередных" полков на театр военных действий, порой весьма отдалённый. Что, опять же, было предусмотрено - через Земли Кубанского Войска проходило две, а через Область Войска Донского - целых шесть железнодорожных линий.
         Современники сравнивали казачество с образцовой германской армией, способной отмобилизоваться за семнадцать суток. (Для сравнения - в остальной Российской Империи мобилизация занимала сорок суток). В наши дни ближайшим аналогом окажется, как ни странно, не менее образцовый "Цахал" - Армия Обороны Израиля. С той, понятно, разницей, что израильская армия находится на государственном, а не на феодально-земельном обеспечении. Ирония ситуации в том, что в Российской Империи не евреям, но "лицам иудейского вероисповедания" запрещался въезд и пребывание в Землях любого казачьего Войска.
         Спустя четыре года, в двадцать девять лет, продолжая числиться в "строевом разряде", казак переводился полк "третьей очереди". Правила службы в "третьеочередном" полку не отличались от правил службы во "второочередном" - разве что были менее строги. "Третьеочередник" уже не был обязан постоянно держать на конюшне строевого коня - но был обязан приобрести его по первому требованию. На военные сборы он призывался всего один раз - на три недели, на третьем году пребывания в новом статусе. До начала Первой Мировой "третьеочередные" полки развёртывали крайне редко.
         Ещё через четыре года казак на пять лет переводился из "строевого" в "запасный разряд". Самый неприятный момент для взрослого мужчины, как правило, успевшего обзавестись справным хозяйством и стать отцом многочисленного семейства. В бою любое войско - даже столь хорошо подготовленное и обученное, как казачье, неизбежно несёт потери. Подобно древним римлянам, не любившим дробить легионы, царское Правительство не хотело дробить подготовленные, слаженные и обученные казачьи полки "второй" и "третьей" очередей. Пополнить неизбежные боевые потери должны были "ремонтные сотни", составленные из казаков "запасного разряда". В первую очередь призывались самые молодые "запасники", и лишь затем - люди постарше.
         В тридцать восемь лет казак переводился из "запасного" в "отставной разряд". С этого момента он считался полностью отдавшим долг Родине и Его Императорскому Высочеству. Тут бы ему вздохнуть спокойно, занявшись хозяйством, но... Как правило, именно в это время начинали входить в возраст его собственные сыновья.
         Таковы казачьи "двенадцать и восемнадцать" - восемнадцать лет обязательной военной службы, из которых двенадцать, три срока по четыре года - в строевом разряде. Казаки Уральского Войска служили на два года дольше - все двадцать, начиная службу на два года позже прочих, в девятнадцать лет, и заканчивая на четыре года позже - в сорок два. Русское дворянство стало свободным согласно указу Петра III "О вольности дворянской" от 17 февраля 1762 года (по старому стилю). Ровно через сто лет и один день, согласно знаменитому "Манифесту от 19 февраля" получил свободу русский крестьянин. Изначально свободное, казачество встретило ХХ век крепостным - приписанным к Земле и Войску.
         Нередко в литературе называют другие сроки службы - двадцать лет для всего российского казачества, и двадцать два года для уральского. В конце XIX века дела обстояли именно так - но в 1901 году Николай II сократил казакам сроки службы, на два года убавив и без того ставшую бессмысленной "внутреннюю" службу в "приготовительном" разряде.
         В 1903 году Его Императорское Величество распорядился выдавать выходящим на службу молодым казакам, а так же мобилизуемым казакам "третьей очереди" разовое пособие - по 100 рублей кавалеристам, на приобретение боевого коня, и по 50 рублей "пластунам" - на приобретение "справы". Сумма по тогдашним меркам немаленькая, но и этих денег не хватало - на полное снаряжение следовало истратить 200 - 300 рублей. Бедным, но достойным казакам ("сыновьям хорошей жизни") скидывалась на "справу" станица или хутор, соседи или отцовские "односумы" (сослуживцы). Если казак был беден и не уважаем соседями, дорога ему была в "пластуны" - казачий спецназ.
         Боевая подготовка казаков-пластунов не уступала, а в чём-то превосходила кавалерийскую, а служба в пластунских частях была тяжелее, чем в казачьих. Не всякий сможет, в непосредственной близости от неприятеля, долгие часы лежать в камышах, кустарнике и траве, в снегу, в ледяной воде, не выдавая своего присутствия, не обращая внимания на холод или тучи надоедливой мошкары, чтобы "взять языка" - да не абы какого, а нужного, посреди неприятельского лагеря, не поднимая шума.
         Не случайно во время Первой Мировой Войны офицеру-пластуну следующий чин присваивали после четырёх месяцев пребывания на фронте, тогда как офицеру-казаку - только после шести. Оба знаменитых выражения времён Великой Отечественной Войны: "ползти по-пластунски" ("мы пол-Европы по-пластунски пропахали") и "взять языка" ("действуйте, лейтенант и без "языка" не возвращайтесь") имеют казачье происхождение. Тем не менее, для казака - представителя второго привилегированного, военно-служилого Сословия, "феодального рыцаря", было делом чести служить и воевать верхом, на собственном коне.
        
        
         * * *
        
         Двести пятьдесят рублей на "справу" - много это или мало?
         В конце XIX - начале ХХ века в Российской Империи имели хождение бумажные "кредитные" билеты номиналом пятьсот рублей (с портретом Петра Великого, на тогдашнем арго - "пётр"), сто рублей (с портретом Екатерины II, на тогдашнем арго - "катеринка", "катя", "катенька"), пятьдесят, двадцать пять, десять, пять, три рубля и один рубль, на общую сумму 1 633 000 000 (один миллиард шестьсот тридцать три миллиона) рублей, причём количество кредитных билетов в обращении подсчитывалось с точностью до одного рубля. Сделать это было нетрудно, поскольку каждый кредитный билет заверялся подписями директора Государственного Банка и главного кассира, сделанными от руки - пером (не гусиным, а металлическим) и чернилами. Фальшивые кредитные билеты отличали от настоящих тем, что на фальшивых подписи были или гравированы, или неправильны.
         С 29 августа 1897 года кредитные билеты свободно и в любом количестве разменивались в банках на золото - "империал" весом 11,6135 грамм и номиналом в десять рублей, и весивший в два раза меньше "полуимпериал" номиналом в пять рублей. Чеканились эти монеты из металла 900 пробы - то есть, на девять частей драгоценного металла приходилась одна часть примесей, главным образом меди. Стоили они в полтора раза дороже проставленного номинала - за "империал" в десять рублей давали пятнадцать бумажных, за "полуимпериал" в пять рублей давали семь рублей 50 копеек.
         Связано это с тем, что желая обеспечить золотом все имевшие хождение "кредитные билеты", тогдашний министр финансов Сергей Юльевич Витте на треть понизил их стоимость. Жалование военнослужащим и чиновникам (а чины тогда имели все, включая университетских профессоров и преподавателей гимназий) так же подняли на треть. Первое время из-за несовпадения номинального и фактического курса золотой монеты неграмотные крестьяне и рабочие-пролетарии нередко попадали в неприятности.
         Помимо золотых "империалов", в Российской Империи имели хождение серебряные рубли (так же из металла 900 пробы), серебряные монеты в 50 (полтина) и 25 копеек, а так же медные "гривенники" (монеты в 10 копеек), медные пятачки и копейки.
         Согласно закону, российский рубль содержал 0,774234 грамма чистого (без примесей) драгоценного металла. Для сравнения - британский фунт стерлингов содержал 7,322382 грамма чистого золота и стоил примерно десять рублей (девять рублей 46 копеек). Американский доллар содержал 1,50463 грамма чистого золота - то есть за доллар давали два рубля (один рубль 94 копейки). Французский франк содержал 0,290323 чистого золота - за рубль давали два франка 67 сантимов. Германская марка содержала 0,358423 драгоценного металла - за рубль давали две марки и 16 пфеннигов.
        
        
         7. Своя земля.
        
         Но казачья военная служба - это не только тяготы и лишения. Не забудем, что в свободное от службы время казак - крестьянин-землепашец с самыми обычными, крестьянскими заботами. Как и обычный крестьянин, надежду на лучшее будущее он связывал с собственной землёй. В то же время земля выделялась казаку не просто так, а на условии службы - так что оба эти понятия, "земля" и "служба" оказывались взаимосвязаны.
         Иногда в литературе казачьи Войска называют "республиками". Вот только в действительности казачье Войско - это не "республика", не "государство", не "царство" и не "княжество", даже не "частная военная корпорация". Казачье Войско - это именно "войско", то есть "слободская" (посаженная на землю) воинская часть. Разница между обычной и посаженной на землю воинской частью заключается в том, что вместо требуемых на содержание денежных сумм, поставок оружия, боеприпасов, форменной одежды и продовольствия воинской части выделяется некая территория, с которой она и кормится, самостоятельно, за счёт местных ресурсов - "с травы и воды" обеспечивая себя всем необходимым:
        
         "Вассал получал от сюзерена бенефиций или феод за службу. Если найдётся грамота Ивана IV на владение казаками рекой Доном, то и эту параллель можно будет провести...".
         (с) С.Г.Сватиков, "Россия и Дон, 1549 - 1917".
        
         Занимаемые Войском земли делились на округа (на Дону) и отделы (на Кубани и во всех прочих казачьих Войсках). В свою очередь округа и отделы делились на станицы. Станица получала от Войска, так же не в собственность, а в бессрочное "феодальное держание" земельный надел - юрт. Как и Войско, казачья станица являлась не собственником земли, а всего лишь её "держателем", а потому не имела права продать часть земли на сторону. Как не имела права самостоятельно расширить территорию юрта, прикупив земли у продающего "владельца"-соседа:
        
         "Земли, отведённые станицам, состоят в общинном владении каждой станицы. Ни какая часть земли и никакое угодье, в черте станичного юрта находящаяся, не может выходить из владения станичного общества в чью-то частную собственность".
         (с) "Положение об общественном управлении в Казачьих Войсках", от 23 апреля 1870 года (по старому стилю).
        
         "Земля, отмежёванная в составление станичных юртов, со всеми угодьями и водами, признавалась неприкосновенною собственностью общества казаков каждой станицы: никакая часть этой земли и никакое угодье, в черте станичного юрта заключающееся, не должно выходить из владения станичного общества в чью либо собственность. Следуя издавна заведённому обычаю, всеми отведёнными станице землями и угодьями станичные жители должны были владеть и пользоваться общественно".
         (с) К столетию Военного Министерства. Главное управление Казачьих Войск.
        
         Если на юртовых землях обнаруживались полезные ископаемые - в Области Донского Войска таковым, как правило, оказывался каменный уголь, участок изымался в пользу Войска, а станице прирезался новый участок. До 1869 года то же правило действовало в и отношении офицерских участков, как срочных, так и выкупленных. Уже станица наделяла землёй рядовых казаков.
         Предполагалось, что станицы должны быть в равной степени обеспечены землёй, а потому смогут выставлять одинаковые воинские контингенты. Округ или отдел казачьего Войска выставит "первоочередной" полк, станица - сотню, а хутор - входящий в состав сотни взвод. В действительности это правило никогда не соблюдалось: иная станица могла располагать 15 000 - 20 000 десятин, тогда как соседняя 120 000 - 200 000 десятин.
         В Области Донского Войска станица Глазуновская, родина Фёдора Дмитриевича Крюкова занимала 50 268 десятин, на которых проживало 8 255 "войсковых граждан" - казаков "строевого разряда", их жён, детей, стариков и подростков, и 323 "иногородних". Входившая в Донецкий округ знаменитая Вёшенская, родина Войскового Атамана Петра Краснова и "неписателя" Михаила Шолохова занимала 178 168 десятин, на которых проживало 27 348 "войсковых граждан" и 3113 "иногородних".
         Тогдашние правила разрешали казакам, с одобрения сбора и атамана переходить из стеснённой в земельном отношении станицы в более свободную. Если соседи отказывались принять "малоземельных", можно было подать прошение в войсковую канцелярию - станичному юрту прирезался участок из земель "войскового резерва", либо на землях "войскового резерва" основывалась новая станица. Так с 1874 по 1886 годы на Дону было основано шесть новых станиц: Милютинская, Ермаковская, Великокняжеская, Чертковская, Атаманская и Краснокутская, с выделением 480 000 десятин.
         Таким образом, размер земельного пая в том или ином округе или отделе был примерно одинаков. На Дону, в упоминавшейся Глазуновской казачий земельный пай составлял 12,6 десятины, в Вёшенской - 13,2 десятины. В Области Терского Войска казак Пятигорского отдела имел 11,5 десятин, Моздокского - 14 десятин, Кизлярского - 16,6 десятин.
         Зато настоящей проблемой для войсковых землемеров была чересполосица с вкраплениями "коренных" и "владельческих" земель - выделенный станице юрт мог состоять их двух, трёх и даже четырёх не соприкасающихся друг с другом участках находящихся на значительном расстоянии друг от друга:
        
         "Например, юрт станицы Старогригорьевской растянулся неширокою полосой, извилистой, более чем на 100 вёрст; наибольшая ширина его не достигает и 15 вёрст; юрт станицы Кенинской, разорвавшись на два клочка, представляет совершенно Луну в первой четверти, растянувшись дугообразно более чем на 80 вёрст...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         "...многим станицам приходится сдавать в аренду свои дополнительные наделы почти за бесценок только лишь благодаря значительной удаленности этих наделов от станиц: верст 150 (Сунженская, Тарская, Воронцово-Дашковская) и даже более 250 (Петропавловская и Кахановская)".
         (с) Михаил Караулов, "Терское казачество".
        
         Как и в губерниях Европейской России, казачьи земли раз в несколько лет "переделывались" или подвергались "ревизии". Поводом могло стать истощение земли - в этом случае земли станичного резерва вводились в севооборот, тогда как прежняя пахотная земля выводилась в резерв. Либо прирезка земли, а так же уменьшение либо увеличение населения станицы - в последнем случае казакам приходилось дробить паи, в двух первых - увеличивать. Во всех случаях необходимость "передела" устанавливали сами казаки, на станичном сборе. Как правило, решение о "переделе" принималось летом - но проводился он всегда осенью, по окончании полевых работ.
         "Передел" мог провести специально приглашённый землемер, получавший от казаков установленную плату - от двух до шести копеек за каждую отмеренную десятину. Или сами казаки - "выборные старики" с мерными шнурами, в присутствии станичного атамана, хуторских и "десятидворцев". Съёмка, проводившаяся приглашённым землемером, "по науке" проводилась быстрее и оказывалась более точной - к тому же землемер мог составить и вывесить в станичном правлении план земельного юрта. Беда в том, что многие казаки не понимали, что делает землемер с инструментами и опасались подвоха, а так же того, что землемер примет взятку от недобросовестных соседей-станичников. Старики с мерными шнурами возились дольше, в сухую погоду кожаные шнуры усыхали, в дождь напротив, растягивались. Но в этом случае можно было быть уверенным, что "передел" проведён честно, без подвоха.
         В первую очередь определялось назначение земли. Отделялась негодная земля - лес, который казаки ценили, но отнюдь не в качестве "земли сельскохозяйственного назначения", реки, озёра, пески и болота. Размечались участки вдоль дорог - в большинстве случаев сами дороги не трогали, но требовалось место для прогона скота. Основным занятием казаков было земледелие - но скотоводами они тоже быть не перестали. В отсутствие места для прогона, скотина запросто могла забрести в чужой хлеб и овёс, и именно по этой причине станичники не любили брать участки вдоль дорог. Плата за прогон скота через территорию юрта являлась вторым по значимости, после отдачи "резервных" земель в аренду, источником пополнения станичных капиталов.
         Если была необходимость, то выделялись участки для строительства хуторов, поскольку казак мог получить участок в десятке вёрст от станицы. Согласимся, что отмахивать каждый день по десять вёрст туда и обратно не слишком удобно. Было бы проще перенести "курень" - казачью усадьбу с хатой и "базом" - двором со службами, непосредственно на выделенную землю. Сложность в том, что на выделенных "в держание" землях запрещалось капитальное строительство - строиться можно было лишь в специально отведённых местах. Именно поэтому казачий хутор - не отдельное хозяйство, как в Европейской России, а деревня, минимум в двадцать пять дворов.
         Оставшаяся после первичного "передела", предназначенная на паи земля делилась на категории - удобная, неудобная и среднеудобная. Целинная, не тронутая плугом земля считалась среднеудобной - урожаи всегда отличные, но намучаешься, пока распашешь. Именно на такой земле в плуг впрягали два "выноса" - две пары быков.
         Четвёртая часть пригодной для пахоты земли выделялась в общее пользование - под сенокосы и пастбища, отдельно для рабочего скота - лошадей и быков, отдельно для скота гулевого - коров и овец. Иногда казак мог получить в пай сразу всё - пахотную землю, сенокос, пастбище и даже участок леса. Но обыкновенно в пай входила только пахотная земля - сенокосы и пастбища делились отдельно - или не делились вовсе. Во многих станицах сено косили сообща, артелями-"шайками", а затем делили его согласно "трудовому участию". Пастбища были открыты для всех, но казаки платили за выпас только пастуху, а проживающие в станице "лица невойскового сословия" - ещё и арендную плату станице.
         Восьмая часть пригодной для пахоты земли выделялась в "станичный запас" - под будущие паи входящих в возраст "малолеток". Земли "станичного запаса" всё время находились в обороте - кто-то из стариков умирал, возвращая станице свой участок, а кто-то из молодых казаков, напротив, входил в возраст.
         Другая восьмая часть пригодной для пахоты земли выделялась в "станичный резерв" - для отдачи в аренду "иногородним" и своим же, желающим увеличить размеры наделов казакам, для формирования "станичных капиталов". Прижимистые, как и все крестьяне, казаки крайне не любили "скидываться", выкладывая деньги из собственного кармана. Проще было отдать в аренду часть станичных земель, пустив собранные средства на общественные нужды.
         Из этой второй восьмой части выделялся участок на церковь - по триста десятин приходу, в том числе два пая батюшке и один пай дьякону. Будучи "феодальными рыцарями", казаки и свою церковь сделали "феодальной", выделив землю на её содержание. Так в средневековой Европе короли и крупные сеньоры выделяли земли церкви - молиться за всех.
         Из той же второй восьмой части выделялся участок на содержание школы. Не то, чтобы казаки были такими уж горячими поклонниками школьного образования. Причина была проще и прозаичнее: неграмотных не производили в офицеры, реже выдвигали на должность станичного или хуторского атамана и, наконец, неграмотный попросту не мог прочесть вывешенные в станичном правлении списки очередников. К началу Первой Мировой Войны грамотна была треть взрослого населения Российской Империи - и все выходящие на службу молодые казаки.
         Заметим, что станицы основывали только начальные школы, где учили читать, писать и четырём действиям арифметики. Средние школы - гимназии и кадетские корпуса содержали не станицы и не государство, а само казачье Войско из собственных средств - за счёт "войсковых капиталов". Помимо способных выслужить офицерский чин сыновей, школы и гимназии организовывались и для девушек. В отличие от крестьянина Европейской России, казак вовсе не считал, будто бабе и девке грамота не нужна. В отсутствие занятого на службе мужа именно казачка вела хозяйство, договариваясь об отдаче земли в аренду и нанимая "иногородних" батраков.
         Несложно подсчитать, что на всё перечисленное выделялась ровно половина пригодной для пахоты земли - не больше, но и не меньше. Вторая половина предназначалась непосредственно под казачьи паи.
         Развёрстанная по категориям земля размечалась на "полосы" шириной в сто саженей (двести тридцать метров), или на величину, кратную восьмидесяти - сто шестьдесят, либо двести сорок саженей. В первом случае полоса легко делилась на "сотенники" - квадраты со стороной в сто саженей, во втором кратная восьмидесяти саженям полоса легко делилась на отдельные десятины. Начиналась такая полоса обыкновенно у станичной околицы или у дороги, а тянуться могла сколь угодно долго - иногда на несколько десятков вёрст.
         В качестве межевого знака нередко выступало некое естественное препятствие - станичная околица, дорога, лесная опушка, берег реки или овраг. Говорили: "первая полоса от станичной околицы до Дьякова оврага" - все прекрасно понимали, о чём идёт речь. Там, где естественных препятствий не было, через каждые три-четыре сажени (четыре-пять метров) прямо в земле выкапывали неглубокие, но хорошо заметные ямки. Через свежеразмеченные поля тянулись цепочки таких ямок.
         Так же, до девяностых годов XIX века казаки практиковали несколько необычный, по современным меркам не совсем гуманный метод "видеорегистрации" размеченных участков. Если сбор приговаривал провести "передел", то летом нашкодивших казачат переставали наказывать - зато осенью вели на свежеразмеченную межу. Считалось, что мальчишка на всю жизнь запомнит место, где его высекли - особенно, если высечь всерьёз и за дело.
         Вдоль полос, точно так же - ямками, размечались будущие дороги, а если в них не было необходимости, то межи - не подлежащие запашки полосы шириной в две борозды. Благодаря межам казак мог развернуть быков или телегу с лошадью, не заходя на соседний участок. Зимой, ранней весной и поздней осенью по полям можно было ходить свободно. Но когда на полях рос и созревал урожай, простое появление на чужом поле считалось потравой и могло стать поводом для обращения в станичный суд.
         Многовёрстные "полосы" такими же ямками делились на "столбы" - участки в сто на десять (не забудем про межи и дороги), либо в сто пятьдесят на тридцать саженей. Эти "столбы", пронумерованные и переписанные, жребием распределялись между казаками. Как мы уже знаем, "войсковым гражданам" - казачьим сыновьям, по той или иной причине, (чаще по состоянию здоровья), освобождённым от службы земли не полагалось. Зато полноправному, "служилому" или "действительному" казаку выделялся полный земельный пай.
         Казачьей вдове полагался половинный земельный пай. Казачьей вдове с детьми, мальчиками ли, девочками - не важно, так же полагался полный земельный пай. После того, как младший из сыновей войдёт в возраст, а младшая из дочерей выйдет замуж или достигнет возраста двадцати одного года (станет совершеннолетней), вдову так же сажали на половинный пай. Зато каждому из её сыновей, по мере того, как они будут входить в возраст и выдерживать экзамен на "годность к строевой", будет выделяться собственный земельный пай. До совершеннолетия казака - до двадцати пяти лет, его "феодальным поместьем" распоряжался отец или вдова-мама. Бедная, но многодетная вдова-казачка неожиданно могла оказаться богатой.
         После 1869 года землю казачьим офицерам выделяло уже не Войско, а станица. Если казак выслуживал первый офицерский чин - подхорунжего (прапорщика), его земельный пай удваивался - два пая. По выслуге первого штаб-офицерского чина - войскового старшины (армейского подполковника) пай снова удваивался (четыре пая). А если казак выходил в генералы, то его земельный пай... нет, не удваивался, но увеличивался в полтора раза (шесть паёв).
         Однако после 1869 года офицерские сыновья не наследовали земли отцов. Перейдя в "отставной разряд", казак пожизненно сохранял выделенный земельный пай. Со смертью "держателя", как рядового казака, так и офицера, "срочный" земельный участок возвращался станице. Но если у убитого в бою или умершего естественной смертью офицера оставалась вдова или несовершеннолетние дети, за ними сохранялся отцовский "срочный" участок. На тех же условиях - пока младший из сыновей не войдёт в возраст, а младшая из дочерей не выйдет замуж или не достигнет возраста двадцати одного года. После "срочный" земельный участок возвращался станице, а офицерские сыновья начинали службу на общих основаниях.
         Заняв вновь выделенный земельный участок, "действительный" или "служилый" казак, либо вошедший в возраст "малолетка" первым делом опахивал его по периметру. Таков сложившийся в послепетровские времена старинный казачий обычай, когда у казаков "старых" Войск существовало право заимки - способ заявить, что земля занята. Кроме того, недобросовестные соседи могли прикрыть выкопанные во время "передела" ямки дёрном, выкопав новые. На глаз это было незаметно - но позволяло увеличить площадь своего "столба" за счёт соседнего, сместив межу на несколько борозд.
         Иногда, до начала большого "передела" угодья "межевали" между станицей и хуторами. Это было удобно казакам, проживающих в конкретном хуторе, но не всегда позволяло обеспечить станичников землёй равного качества, равным количеством чернозёма и неудобий. Поэтому чаще станичные земли "межевали" целиком - в результате в казачий пай могло входить несколько "столбов", находящихся в нескольких десятках вёрст друг от друга. Как бы грамотно и справедливо не был проведён "передел", после всегда начинались торг и мена. Кто-то хотел участок получше, кто-то - поближе к дому, а кто-то, перепахав межу, объединить два "столба". Станичные суды оказывались завалены жалобами.
        
        
         * * *
        
         Помимо земли, получаемой от Войска, казачьей старшине в индивидуальном порядке жаловались земли на стороне. В 1790 году войсковой старшина Иван Исаев "за храбрость и раны" получил 600 десятин в Екатеринославской губернии. В 1791 году за отличие под Измаилом Матвей Иванович Платов пожалован 9 000 десятин, а его брат - 3 000 десятин. В 1795 году Екатерина II пожаловала генерал-поручику Фёдору Петровичу Денисову (которого турки уважительно называли "Денис-паша", 1738 - 01.03.1803), земли и 1 200 "душ" в Минской губернии. Год спустя вступивший на престол Павел I не просто подтвердил указ матери, но и возвёл Фёдора Петровича Денисова в графское достоинство.
         В 1798 году донской казак Евграф Осипович Грузинов оказался виновником нешуточного скандала. Дослужившийся до чина полковника "гатчинец", бывший на хорошем счету у Павла I, отказался принять пожалованные ему 1 000 "душ", "не желая быть одолжену сверхмеры, и через то поступиться вольностью...". С чувством юмора у Павла I было плохо - Евграф Осипович оказался сперва в отдельном каземате Ревельской крепости, а затем на Дону под надзором.
         В 1802 году вступивший на престол Александр I Благословенный законодательно запретил пожалования крепостных "душ". Заодно запретили публиковать в газетах объявления о продаже крепостных "на вывод", а в 1803 году был обнародован "Указ о вольных хлебопашцах", предваряющий "Манифест от 19 февраля" - имеющая средства крестьянская община получила право, "по соглашению сторон" выкупиться на волю с землёй у разорившегося помещика. После этого ни сам Александр I, ни его преемники - Николай I, и Александр II Освободитель (первые пять лет царствования которого в России сохранялось крепостное право) никаких крепостных "душ" ни казакам, ни кому иному не жаловали.
         Зато продолжались пожалования земли "в индивидуальном порядке". Так в 1831 году Николай I пожаловал происходившему из донских казаков генерал-лейтенанту В.А.Сысоеву 3 000 десятин в Ставропольской губернии.
        
        
         8. Особое казачье Войско - Уральское.
        
         Устройство Уральского казачьего Войска - прекрасный пример того, "что было бы, если...". То есть, какой могла бы быть жизнь казачества, если бы сперва "царь в Кременной Москве", а затем и Правительство в Санкт-Петербурге не издавали "Положение" за "Положением", предписывая казакам, как им следует жить. Яицкое, впоследствии Уральское казачье Войско изначально было "вольным", а не "поселённым", но при этом, в отличие от донского или запорожского, будущего кубанского казачества, находилось в отдалении - вмешательство Правительства в дела уральцев было минимальным. А когда в 1771 году Екатерина II всё же решила вмешаться, упразднив выборы станичных атаманов, прежде лояльное яицкое казачество ответило не "крестьянской", как обычно пишут, а "Казачьей Войной под предводительством Емельяна Пугачёва".
         Подобно прочим казачьим Войскам, по восшествии на престол нового царя, казаки Уральского Войска получали знамя, под которым им надлежало служить и сражаться и жалованную грамоту на занимаемые ими земли. Уральское Войско занимало правый - западный берег реки Урал, тогда как на левом - азиатском берегу, где жили кочевники, татары и калмыки, не было ни одного казака. Подобный порядок установился во времена, когда Яицкое Войско было пограничным. Точно так же Гребенское, будущее Терское Войско занимало лишь левый, северный берег реки Терек. В своё время терские казаки неоднократно пытались закрепиться на правом, южном берегу - но всякий раз были вынуждены уходить, опасаясь непрекращающихся горских набегов.
         Как и во главе прочих казачьих Войск, во главе Уральского Войска стоял "наказный" (то есть, назначенный) атаман. Как и "наказные атаманы" прочих казачьих Войск, уральский "наказный атаман" был "русским" - то есть, не принадлежал к казачьему Сословию. Такова была кадровая политика Правительства Российской Империи - все "наказные атаманы" были "русскими", то есть - не казаками.
         Точно так же Область Уральского Войска делилась на отделы. Если на Дону было девять округов, а на Кубани - семь отделов, то в Землях Уральского Войска отделов было всего три. Каждый отдел возглавлялся "атаманом отдела" - в отличие от "наказного атамана", "атаманы отделов" были природными казаками. В свою очередь отделы делились на станицы - на Землях Уральского Войска было тридцать станиц, против ста тридцати четырёх на Дону и двухсот пятидесяти на Кубани, возглавляемые станичными атаманами, а станицам подчинялись хутора.
         Разница в том, что только у уральских казаков станичные атаманы были не выборными, как на Дону, Кубани и в прочих казачьих Войсках, а назначенными. Так некогда Екатерина II наказала яицких казаков за участие в Пугачёвском бунте. Сохранился утратившие прежнее значение на Дону, Кубани и Тереке институт "подписных стариков" - но полностью отсутствовали местные парламенты - станичные и хуторские сборы. Зато имелся самый настоящий и постоянно действующий общевойсковой парламент - Войсковое Собрание. В отличие от уральцев, прочие казачьи Войска никаких представительских органов не имели, управляясь "бюрократически" - через Войсковую Канцелярию, которую иногда, по старинке, называли Войсковой Избой.
         Иногда уральское Войсковое Собрание называли "земством". Это полностью неверно, поскольку земство - никакой не региональный парламент, а "общественная организация, созданная в помощь государственной власти с целью искоренения двух извечных российских бед - дураков и дорог". В течение двенадцати лет, с 1867 года по 1880 год земство существовало на Дону. Донские казаки так его невзлюбили, что добивались и добились его упразднения.
         Зато уральские казаки к своему Войсковому Собранию относились с заслуженным уважением - именно оно, а не отсутствующие хуторские и станичные сборы распоряжалось войсковой землёй. Разумеется, избираться и быть избранными в этот парламент могли только "войсковые граждане" - отслужившие и перешедшие из "строевого" в "запасный разряд" казаки.
         Но самое главное - в Области Уральского Войска имелись станицы, но полностью отсутствовали станичные юрты. Как и у запорожцев во времена степной вольницы, войсковой землёй распоряжались не станицы или отделы, а всё Войско целиком. Выдержавший экзамен на "годность к строевой", принёсший присягу молодой казак получал не конкретный земельный надел, а "печатку" - лист бумаги с подписями и печатями, (откуда и название), лицензию-разрешение, дающую право занять двадцать десятин. Где именно занять эти десятины, решал сам казак - можно было приехать в любую станицу, предъявив "печатку" станичному атаману:
         - Хочу улёж опахать! Свободные земли есть? Где? Показывайте!..
         Если казак хотел увеличить свой надел, то мог за деньги (!) купить расширенную лицензию. "Большая печатка" давала право, к имеющимся двадцати десятинам добавить ещё десять, уплачивая за каждую лишнюю по три рубля в год в войсковую казну. Даже имея деньги, увеличить надел больше, чем в полтора раза, было нельзя.
         Точно так же "лицензировались" школы - учитель начальной школы и директор гимназии получал "печатку" с правом занять определённое количество земли. Разумеется, работал на этой земле не сам учитель или директор гимназии, а нанятые батраки или иногородние арендаторы. "Лицензировалась" церковь - уральцам сделать это было просто, поскольку значительный процент среди них составляли старообрядцы. В большинстве старообрядческих течений и "толков" службу служил не рукоположенный батюшка, а выборный из числа самих казаков.
         "Лицензировались" земли для выпаса скота, сенокосы и скошенное на них сено. "Лицензировалась" выловленная рыба - рыбу на Урале ловили не в одиночку, и даже не артелями-шайками, а всем Войском, перегораживая реку плотинами-баграчеями, запиравшими крупную рыбу, но пропускавшими молодь. Долю улова получал каждый казак - даже если он не участвовал в самом "багренье", а был занят по службе.
         Занятый согласно "печатке" земельный надел пожизненно оставался в руках "держателя". Никакого "передела" или "ревизии" земель, жеребьёвки, бесконечных земельных споров, хорошо знакомых донским, кубанским и терским казакам, уральское казачество не знало.
         Зато допускался обмен - истощённое пахотой поле с согласия соседа можно было обменять на принадлежащее ему пастбище. Подобный обмен обязательно регистрировался в станичном правлении - иногда сразу в двух станичных правлениях, если заключающие сделку казаки принадлежали разным станицам. Если в ходе обмена не происходило никаких нарушений, а у заключивших договор казаков не возникало друг к другу претензий, совершённая сделка никак не касалась станичного общества.
         Офицерам Уральского Войска выделялись особые "офицерские" участки. Обер-офицеру выдавалась "печатка" с правом занять 80 десятин (а не 200, как на Дону и Кубани), штаб-офицеру - 120 десятин (а не 400). Как и "действительные" казаки, господа офицеры имели право расширить свои наделы в полтора раза, заплатив за "лишние" десятины. В отличие от Кубани и Терека, знаменитое "Положение об управлении Войском Донским" 1835 года на Урале никогда не вводилось - занятые согласно "печатке" земли находились в пожизненном "держании", со смертью "держателя" возвращаясь Войску.
         Не могло быть и речи, чтобы офицер выкупил выделенный ему участок, о пожаловании, "по высочайшему повелению", части войсковой земли в чью-то частную собственность, тем более - о неподкреплённом лицензией-"печаткой" "заимке" - самовольном захвате земли. В отличие от Земли Войска Донского, в Землях Уральского Войска никогда не существовало крепостного права. С офицером-"уральцем", вздумавшем приобрести "на вывод" и поселить на своих землях крепостных, соседи-станичники могли расправиться самосудом.
         Не удивительно, что в отличие от донцов, кубанцев или терцев, уральские казаки работали по найму крайне редко. Издавна на Урале существовал свой, чисто казачий способ быстро, и при этом честно заработать деньги.
         Если для казаков Донского, Кубанского и Терского Войск служба была обязательной, то для казаков Уральского Войска в "домилютинские" времена она была добровольной. Во времена Анны Иоанновны и более ранние яицкие казаки нередко нанимали вместо себя заместителей из числа "лиц невойскового сословия" - пока эту практику не пресёк тогдашний Президент Военной Коллегии граф Бурхард Кристоф фон Миних (19.05.1683 - 27.10.1767). Правительство посылало на Урал разнарядку - для участия в таком-то походе Войску надлежит выставить такое-то количество так-то экипированных полков с таким-то количеством казаков. Получив её, Войсковая Канцелярия рассылала по отделам и станицам уже свою разнарядку. Зачитав её на майдане, станичный атаман спрашивал:
         - Охотники (то есть, желающие) есть?
         По свидетельству современников, желающие находились всегда, поскольку уходящим на службу от остающихся в станицах в обязательном порядке выплачивалась "подмога". На Дону, Кубани и Тереке подмога уходящим на службу была делом добровольным - "сыновей плохой жизни" за эту самую плохую жизнь запросто могли забаллотировать на станичном сборе. У уральских же казаков, напротив, выплата "подмоги" уходящим на службу была обязательной.
         Во второй половине XVII столетия сумма "подмоги" составляла в среднем 15 - 20 рублей, а в начале XIX столетия - от 150 до 400 рублей. В начале семидесятых годов XIX столетия, непосредственно перед введением "милютинского" устава сумма "подмоги" могла достигать 1000 рублей. С введением "милютинского" устава, когда служба сделалась обязательной для всех, сумма "подмоги" снизилась до 300 - 400 рублей. Тем не менее, традиция существовала всегда - уходящий на службу в обязательном порядке получал средства от остающихся. "Подмога" помогала молодому казаку не только снарядиться на службу, но и обзавестись собственным хозяйством.
         Предусматривающий обязательную для всех службу "милютинский" устав уральские казаки не приняли - как не согласились во времена Екатерины II отказаться от выборов станичных атаманов. Правительство в лучших сталинских традициях ответило репрессиями, ссылая строптивцев в Туркестан - современную Среднюю Азию. Здесь высланные уральские казаки образовали новое казачье Войско - Семиреченское, со столицей в современной Алма-Ате.
         В результате служить уральские казаки начинали на два года позже прочих - не в семнадцать, а в девятнадцать лет, проводя всего год в "приготовительном разряде". Зато, за строптивость, уральские казаки были наказаны более продолжительными сроками службы - служили они те же три срока, но не по четыре, а по пять лет, и семь лет, вместо обычных пяти, числились в "запасном" разряде. В "отставной разряд" уральский казак выходил не в тридцать восемь лет, как его сверстник на Дону и Кубани, а в сорок два года.
         Советскую Власть уральские казаки не то, что не приняли, а попросту не поняли. "Общественная собственность на землю и средства производства", "совместный труд на общее благо", "управление через выборные коллегиальные органы власти - советы". Простите, товарищи! Но ведь всё это у нас и так есть. В результате именно по уральскому казачеству, чуть ли в полном составе оказавшемуся на стороне белых, "красное колесо" прошлось наиболее жёстко.
        
        
         * * *
        
         Согласно "Памятной книжке Донского Войска" за 1867 год, во Втором Донском округе средняя казачья семья могла состоять из пяти человек - трёх взрослых и двух малолетних. В наличии один пай в десять десятин, собственный плуг (который имела не всякая казачья и не всякая крестьянская семья - чаще плуги брали в аренду) и пять волов (холощёных быков, для запряжки в упомянутый плуг), двадцать голов рогатого скота и семьдесят овец. Годовой доход семьи составил 272 рубля, тогда как расходы - 233 рубля.
         В Хопёрском округе средняя казачья семья состояла из шести человек - четверых взрослых и двух малолетних. В хозяйстве два земельных пая общей площадью в двадцать четыре десятины, пятнадцать голов рогатого скота, четыре лошади и пятьдесят овец. В 1867 году в Хопёрском округе случился неурожай, поэтому годовой доход семьи составил всего 210 рублей.
         Заметим, что дело происходит в 1867 году - до финансовой реформы Сергея Юльевича Витте. Рубль ещё не обеспечен золотом, но стоит в полтора раза дороже. Снаряжение казака на службу в том же 1867 году стоило 160 рублей.
         Согласно той же "Памятной книжке" в Донецком округе Донского Войска средняя "коренная" (то есть, крестьянская, а не казачья) семья состояла из пяти человек, занимая шесть с половиной десятин. В хозяйстве двенадцать голов рогатого скота, пятнадцать овец и две лошади. Доход составляет 109 рублей, при расходах в 103 рубля, в том числе государственных, земских (местных) и "мирских" (взимаемые крестьянской общиной) налогов и сборов на общую сумму 13 рублей 44 копейки.
         Среднее помещичье имение в Миусском округе состояло из восьмисот десятин. Шестьсот десятин отдаются в аренду, а на оставшихся двухстах владелец ведёт собственное хозяйство. В хозяйстве восемь пар волов, двадцать голов гулевого скота, и сто овец. Доход имения составляет 4746 рублей, расходы - 3371 рубль, а чистая прибыль - 1374 рубля в год.
         Словом, нельзя сказать, что казачество бедствовало - в то же время его нельзя назвать богатым и даже зажиточным. "Слава казачья, да жизнь собачья", - невесело шутили казаки. Не забудем, что свою нелёгкую жизнь они оплачивали потом - во все времена, во всех странах крестьянский труд считался тяжёлым, и кровью - поскольку землю казак получал за службу. Закон не запрещал до причисления к "строевому разряду" и по выходе из него подавать прошения об "отчислении" из Сословия - но вместе с погонами казак терял и землю, оставаясь без средств к существованию.
        
        
         Глава вторая.
         В казачьей станице.
        
         "В чистых, патриархальных нравах Войска Донского, в его родной земле я находила самым благородным, что все их сотники, эсаулы, и даже полковники не гнушались полевыми работами!.. С каким уважением смотрела я на этих доблестных воинов, поседевших в бранных подвигах, которых храбрость делала страшным их оружием, была оплотом государству, которому они служили, и делала честь земле, в которой они родились!".
         (с) Н.А.Дурова. "Кавалерист-девица. Происшествие в России".
        
        
         1. С Дона выдача есть.
        
         История российского казачества начинается на рубеже XV - XVI веков, когда после распада Золотой Орды на огромной, ставшей бесхозной территории от устья Дуная и до Каспийских Ворот, но в первую очередь по берегам рек - Днепра, Дона и Волги развелось огромное количество разбойничьих ватаг.
         Как и у пиратов Карибского моря, основным занятием этих ватаг было трапперство - в данном случае, охота на пушного зверя. Зимы на Юге России в те времена, как и ныне, были короткими - но при этом настолько морозными, так что мелководный Дон промерзал до дна, по замерзшей Волге возле Астрахани ездили на санях, а по весне вымерзали цветущие яблони. Соболь и горностай - главные промысловые звери Сибири на юге, разумеется, не водились. Зато в изобилии жили лоси, олени, зайцы и бобры. По свидетельству современников на берегах Дона обитало невероятное количество лисиц. Словом, охотнику-меховщику было чем прокормиться. В свободное от промыслов время можно было и сходить к соседям, "переменить зипуны".
        
         "Средства к жизни они получали от добычи над неприятелями, охоты за дичью в степях и рыбной ловли".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Само слово "казак" в переводе с языков тюркской группы означает "вольный воин" - не имеющий ни земли, ни семьи, ни сеньора. "Казак-султанами" назывались младшие, не имеющие шанса занять престол сыновья крымских ханов. "Днями казачества" называет своё изгнание султан Бабур - лишившийся трона правитель маленького княжества в Ферганской долине, сумевший завоевать огромную Индию. Характерно, что во времена степной вольницы сами казаки слова "казак" не любили и не употребляли, предпочитая называть себя днепровскими, донскими и "волгскими" (волжскими) черкасами.
         Первоначально состав казачьих ватаг и население зимовых городков было интернациональным - в одном и том же курене, у того же костра можно было встретить русского, литвина (белоруса), малоросса, поляка, турка и крымского татарина. Именно из татарского языка пришли такие хорошо нам знакомые, чисто "казачьи" слова, как "атаман", "есаул", "ертаульный" (сводный) отряд, и другие. Точно так же первым казакам было абсолютно без разницы, какую веру исповедует его товарищ - в одной и той же ватаге могли охотиться и разбойничать православный, католик и мусульманин.
        
         "...лихих где нет?.. На Поле ходят казаки многие: украинцы, азовцы, крымцы и иные баловни-казаки; а и наши украин казаки, с ними смешавшись ходят, и те люди, как вам тати, так и нам тати...".
         (с) Иван IV Грозный в 1538 году, в ответ на жалобу ногайского мирзы Келмагмеда на бесконечные казачьи набеги.
         Разумеется, писал это не сам Иван Грозный, а более опытные и сведущие люди от его имени - в 1538 году первому из венчанных на царство русских царей, будущему покорителю Казани и Полоцка (победы, которой грозный царь не без основания гордился), а так же будущему учредителю опричнины было всего восемь лет.
        
         И разумеется, первым казакам было абсолютно без разницы, у кого "переменить зипуны" - хоть у таких же, как они, охотников-трапперов. Если сам покоритель Сибири, Ермак Тимофеевич в чём-то нехорошем и отметился, то история об этом сведений не сохранила. Зато сохранила сведения о том, как его есаулы, Иван Кольцо и Никита Пан, ещё до похода на сибирского хана остановили следовавшего вниз по Волге, из Москвы в Персию царского посла Василия Пелепелицина (вторая согласная - "л"). Так что, когда Иван IV Грозный в своей грамоте "милует казакам их прежние вины", это не пустая фраза - царю и в самом деле было, что миловать казакам.
         В начале XVI века крымские татары обнаружили, что южнее - в молодой и агрессивной Османской Империи существует колоссальный спрос на рабов. Тогдашняя этика запрещала обращать в рабство единоверца - православный не продавал и не покупал православного, католик - католика, а мусульманин - мусульманина. Иное дело - иноверцы: если богатым польским панам, как правило, свобода возвращалась за выкуп, то рядовых жолниров-католиков, заступиться за которых было некому, запорожцы спокойно продавали в Крым - и не видели в этом ничего зазорного.
         В результате казаки-мусульмане, потомки ордынских татар начинают уходить "к своим" - под руку крымского хана, тогда как на их место приходят беглецы с севера. Поляки-католики в южно-русских степях всегда составляли меньшинство - примерно к середине XVI века казачьи ватаги становятся полностью православными.
         В549 году донской атаман Сары-Азман объединил четыре казачьих "зимовых городка" в нижнем течении Дона, между Азовом и устьем Северского Донца, положив начало Донскому Войску. Кроме этого факта, о самом Сары-Азмане мы ничего не знаем - был ли он татарином-мусульманином, возможно, одним из последних мусульман в рядах донского казачества, или русским с татарским прозвищем, в переводе означающем "Удалая Голова". О самом возникновении Донского Войска мы тоже знаем совершенно случайно:
        
         "...холопи твои, нехто Сары Азман словет, на Дону в трех и четырех местах города понаделали, да наших послов и людей наших, которые ходят к тебе и назад, стерегут, да забирают, иных до смерти бьют. Этого же году люди наши исторговав в Руси, назад шли, и на Воронеже твои люди - Сары Азман зовут - разбойник твой пришел и взял их...".
         (с) ногайский мирза Юсуф Ивану IV Грозному, 1549 год.
        
         Хотя могли бы знать точнее - во времена степной вольницы казачьи Войска вели обширную переписку, для чего в каждом Войске имелся специальный Войсковой Дьяк, в станичном городке - станичный дьяк, а в каждой ватаге - походный дьяк. Однако зимой 1642 - 1643 годов, в ходе Азовской Войны Монастырский городок - тогдашнюю донскую столицу, вместе с архивами захватили и сожгли турки с татарами. В царствование Елизаветы Петровны, в 1744 году очередная донская столица - Черкасский городок, современная станица Старочеркасская оказалась на девять десятых уничтоженной страшным пожаром. Документы в Москве погибли во время пожара 1812 года, когда целых тридцать четыре дня там хозяйничал Наполеон.
         В 1533 году возвращающиеся из набега в Персию триста "волжан" Андрея Щадры основали на острове в устье Терека Трёхстенный городок, положив начало Гребенской казачьей общине - будущему Терскому Войску. В 1584 году донской атаман Нечай основал на реке Яик, на острове в четырёхстах верстах выше устья "зимовой городок" Кош-Яик, положив начало Яицкому - будущему Уральскому Войску.
         В 1549 году Сары-Азману подчинилось три, либо четыре "станичных зимовых городка" с населением свыше ста человек в каждом. Это - не считая маленьких городков и станиц, где могло жить пять-семь, в лучшем случае - дюжина казаков. В 1614 году - сразу после Смуты станичных городков, с населением свыше ста человек, в составе Донского Войска будет уже семь. А в 1672 году - после мятежа Степана Разина, целых сорок восемь.
         Этот факт мы знаем совершенно точно, потому что в 1593 году Донское Войско своими силами провело перепись населения, составив "Роспись от Воронежа, Доном-рекою, до Азова, до Чёрного моря, сколько вёрст и казачьих городков и сколько по Дону всех казаков, кои живут в городках". Со временем такие переписи станут повторяться. Расположенная ниже устья Северского Донца станица Раздоровская, бывшие Нижние Раздоры, ныне считается старейшей из донских станиц.
         Во времена степной вольницы казачье Войско представляло собой конфедерацию, состоящую из "Главной Войски" - войсковой столицы, в которой пребывает Войсковой Атаман и Войсковой Дьяк, "сбивается" Войсковой Круг, откуда казаки уходят в поход или набег, и куда возвращаются "дуванить" добычу и подчинённых ей "станичных зимовых городков", где проживают отдельные казачьи ватаги. Конфедеративный характер казачьего Войска заключался в том, что любая грамота, писанная в Войсковом Круге, должна быть подтверждена в местном, "станичном" Круге. Отдельный станичный городок мог выйти из Войска, сделавшись независимым, или присягнуть соседям-запорожцам. Весь XVI век и первую половину XVII века между донцами и запорожцами шла борьба за отдельные станичные городки. Было время, когда Донское Войско контролировало среднее течение Волги, между Казанью и Астраханью.
         Третьего января 1570 года (по старому стилю) Иван IV Грозный специальной грамотой предложил донским казакам подчиниться - признать его, царя, власть, а себя - его подданными-холопами, соблазняя денежным, хлебным, текстильным и пороховым жалованием. Двенадцатого мая того же года (опять же, по старому стилю) в Москву прибыла "зимовая станица", возглавляемая Войсковым Атаманом Михаилом Черкашениным (дата рождения неизвестна - 1581), сообщившая грозному царю решение Войскового Круга - казаки не просто приняли царское предложение, а признали Ивана Грозного вотчинником-владетелем реки Дон со всеми запольными реками и угодьями, а себя - повинными службой царю её феодальными "держателями".
         Для донской "Главной Войски" признание зависимости от царя принципиально ничего не меняло. Как в прежние времена, казаки самостоятельно решали, на кого идти в поход и набег. Как и в прежние времена, казаки самостоятельно вступали в переговоры с правителями и местными властями сопредельных государств - Персии, Османской Империи и Крымского ханства. На казачьих Землях действовал собственный свод законов - "казачий присуд". Царские войска - стрельцы или поместное ополчение не имели права появляться на казачьих Землях, а царские чиновники допускались лишь при наличии специальной, выданной от Войска "проезжей грамоты". На любую просьбу или приказ о выдаче беглого холопа следует ставшее легендарным: "С Дона выдачи нет". Лишь в самом крайнем случае, если казаки очень уж увлекались разбоем, главным образом, на Волге, на Дон из Москвы летели "укорительные грамоты".
         Казачьими делами в Москве ведал Посольской приказ, (в окончании не путать "о" и "и") - ведомство, ответственное за сношения с сопредельными государствами, приём иностранных послов, а так же управлением вновь присоединёнными к Московскому Царству землями. Казаки посылают в Москву посольства - особо пышные "зимовые" и "лёгкие" или "легковые" станицы. Зимовавшая в Москве (откуда и название) "зимовая" станица нередко возглавлялась лично Войсковым Атаманом. "Лёгкую" или "легковую" станицу - гонца, а с ним двоих казаков для охраны, могли направить не только к царю, но и к уездному, либо разрядному воеводе - предупредить о готовящемся татарском набеге или иной чрезвычайной ситуации.
        
         "Со своими подданными через Министерство Иностранных Дел и только через него не сносятся...".
         (с) С.Г.Сватиков, "Россия и Дон, 1549 - 1920".
        
         В то же время, имея на руках жалованную царскую грамоту на реку Дон "со всеми запольными реками и угодьями от Воронежских вотчин и до Азова", и пожалованное царём знамя, донская "Главная Войска" становилась в регионе единственной законной властью. Своевольничающие, не исполняющие грамоты-приказы станичные городки, независимые или "отъехавшие" к запорожцам сразу же становились "воровскими", то есть, мятежными. Эти же соображения заставили яицких казаков в 1613 году - сразу же после Смуты признать зависимость от царя.
         В 1671 году, подавив восстание Степана Разина, царь Алексей Михайлович "Тишайший" (19.03.1629 - 08.02.1676) потребовал от казаков присяги на верность - он не забыл, как в своё время казаки отказались присягать его отцу, Михаилу Фёдоровичу "Кроткому" (22.07.1596 - 23.04.1645). С тех пор казаки исправно присягали на верность каждому вступающему на трон монарху. В 1676 году они присягнули ныне забытому старшему брату Петра I, Фёдору III Алексеевичу (09.06.1661 - 07.05.1682), а в 1682 году - самому Петру I и ещё одному его старшему брату и соправителю, Ивану V Алексеевичу (06.09.1666 - 07.05.1696).
         Как и многое в России, ситуация начинает меняться при Петре I. В 1696 году, во время Первого Азовского похода русский царь впервые побывал в Землях Донского Войска. В 1720 году, во время Персидского похода - в Землях Терского Войска.
         В 1707 году царь-реформатор отрядил на Дон князя Юрия Владимировича Долгорукова (1664 - 09.10.1707) с вооружённым отрядом - вернуть беглых с воронежских верфей. В Черкасском городке - тогдашней донской столице князю вежливо, но твёрдо объяснили, что во-первых, "с Дона выдачи нет", а во-вторых, царским войскам на казачьих Землях и вовсе делать нечего. Имевший за собой вооружённую силу князь слова казаков проигнорировал - обыкновенно "Тихий Дон Иванович" ответил восстанием Кондратия Булавина 1707 - 1708 годов.
         Восстание дорого обошлось донским казакам - подавить его царь-реформатор с умыслом поручил младшему брату убитого восставшими Юрия Владимировича, князю Василию Владимировичу Долгорукому (1667 - 11.07.1746). Подавив восстание и выиграв Полтавскую баталию, Пётр I впервые назначил донским казакам атамана - Петра Емельяновича Ромазанова (в первом слоге фамилии "о", а не "а", дата рождения неизвестна - 1718) "по смерть его". Из Посольского приказа казачьи дела переходят в ведение Военной Коллегии. Казакам запрещено, без специального разрешения, принимать в свои ряды добровольцев-"охотников", вступать в сношения с правителями сопредельных государств и ходить на эти государства в походы и набеги - зато теперь они обязаны принимать участие во всех войнах, которые ведёт Российская Империя.
         В петровские и послепетровские времена не просто "с Дона выдача есть" - местные органы власти называются ни как-нибудь, а "сыскные начальства". Нетрудно догадаться, что сыскивают они не кого-нибудь, а беглых холопов. До конца XVIII века "сыскные начальства" представляли собой инспекции - выборные из числа казаков "сыскные начальники" периодически объезжали станицы. С 1797 года каждое "сыскное начальство" получает конкретную подведомственную территорию. В разные годы на Дону было от четырёх до четырнадцати "сыскных начальств". "Живи, пока Москва не узнала", - невесело шутили продолжавшие укрывать беглых яицкие казаки, которым Пётр I назначил атамана в 1720 году.
         В 1771 году Екатерина II попыталась полностью ликвидировать казачье самоуправление. На Землях Яицкого Войска упразднялись выборные станичные атаманы, а вместо них учреждались "станичные начальства" во главе с назначаемыми "станичными начальниками". Яицкое казачество ответило вялым и легко подавленным восстанием 1772 года - казаки побоялись воевать со всей Россией. "Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае зовётся он иначе", - здраво рассудили станичники. Однако в следующем, 1773 году на Яике объявился беглый донской хорунжий Емельян Пугачёв, успешно выдавший себя за императора Петра III. Его появление в корне меняло ситуацию - из мятежников яицкие казаки становились защитниками законного государя, жестоко обиженного злой неверной женой.
         Не крестьянская, как обыкновенно пишут в учебниках, а казачья война под предводительством Емельяна Пугачёва продолжалась два года. Впоследствии Уральское Войско станет единственным казачьим Войском Российской Империи, где станичные атаманы не избирались самими казаками, а назначались атаманом отдела.
         Вновь ликвидировать казачье самоуправление, на этот раз на Дону, заменив выборных атаманов назначенными "станичными начальниками" Екатерина II попыталась в 1795 году - вот только завершить этот проект просвещённая государыня элементарно не успела. Вступивший на престол Павел I, старавшийся во всём действовать вопреки желаниям матери, восстановил выборность атаманов. Попутно Его Императорское Величество ухитрился сморозить глупость, изрядно повеселившую донских казаков.
         Согласно традиции, сложившейся во времена Михаила Фёдоровича "Кроткого", каждый русский царь, вступив на престол, посылал каждому казачьему Войску знамя, под которым казакам надлежало служить и жалованную грамоту на занимаемые Войском Земли - поскольку Войско считалось не собственником земли, а всего лишь её "держателем". Посылая донским казакам свою грамоту, не разбиравшийся в ситуации и никого не слушавший Павел I адресовал её "собранию коша".
         Слово "кош" - татарское, буквально переводится, как "войлочная палатка". У крымских татар и запорожских казаков оно имеет множество нередко прямо противоположных значений. У крымских татар "кош" - это и отряд, ночующий в войлочных палатках. И большой набег за рабами, осуществляемый по приказу турецкого султана, возглавляемый либо лично крымским ханом, либо кем-то из его родственников или высокопоставленных мурз. В отличие от "беш-баша" - малого набега за рабами, в основе которого лежала частная инициатива.
         У запорожцев "кош" - это и "зимовой городок", и сама Запорожская Сечь, состоявшая из внутреннего коша, где располагались все тридцать восемь куреней и куда допускались только казаки, и внешнего коша, где жили торговцы, ремесленники и находились разного рода службы. В 1676 году запорожский "кошевой" атаман Иван Сирко (1610 - 11.08.1680) подписал знаменитое письмо султану Мехмету IV Охотнику "со всем кошем запорожским". В 1792 году переселившиеся на Кубань запорожцы привычно назвали своё поселение "кошем". Из Санкт-Петербурга последовал гневный окрик - не состоявшийся запорожский кош превратился во вполне светский город Екатеринодар (современный Краснодар - столица Кубанского края), а переселившиеся запорожцы, сбрив оселёдцы и отпустив пышные шевелюры, из монашествующих "лыцарей" сделались мирскими и семейными кубанскими казаками.
         Ирония ситуации в том, что донцы, а так же уральцы и терцы в тех же значениях употребляли слово "станица", (однокоренные слова: "стан", "остановка", "останавливаться"). "Станица" - это и разбитый в степи военный лагерь. И способный разбить этот лагерь отряд. И высланный в степь конный разъезд против неприятеля. И отправленное в Москву и Санкт-Петербург посольство. И сперва временное, а затем и постоянное поселение "крестьянствующих" казаков. И даже городской район - столицы Донского и Кубанского Войск, города Новочеркасск и Екатеринодар делились не на "части", кварталы и околодки, как прочие города Российской Империи, а на станицы.
         В 1827 году Николай I сделал своего старшего сына Александра - будущего Александра II Освободителя Войсковым Атаманом всех казачьих Войск Российской Империи - прежние Войсковые Атаманы сделались "наказными". Исключение делалось лишь для Донского Войска, Земля которого ещё в 1767 году была включена в число губерний Российской Империи. Принципиально это ничего не меняло - полномочия "наказного" атамана мало отличались от полномочий Войскового Атамана.
         В 1835 году всё тот же Николай I подписал знаменитое "Положение об управлении Войском Донским", устанавливающее принцип "земля за службу" и вводившее паевую систему. Несмотря на то, что в названии "Положения" фигурирует только Донское Войско, оно последовательно вводилось во всех казачьих Землях, за исключением Земли Уральского Войска: в 1835 году оно было введено на Дону, в 1842 году - на Кубани (которая в ту пору была разделена между Черноморским и Кавказским Линейным Войсками - "Положение" ввели и там, и там), в 1845 году - в Астраханском Линейном Войске, и в 1846 году - в Сибирском Линейном Войске.
         Положение 1835 года означало конец "казачьего присуда" - то есть, собственных, казачьих законов и обычаев. Отныне казачьи Войска живут и управляются согласно правилам и законам, предписанным "сверху": за Положением 1835 года последовало "Положение об общественном управлении казачьих Войск" 1870 года, которое, в свою очередь сменило "Положение об общественном управлении казачьих станиц" 1891 года. Последнее подписал временно исполняющий обязанности главы Правительства Александр Агеевич Абаза (05.08.1821 - 05.02.1895) - изрядный прохиндей и жулик, по совместительству - министр финансов Российской Империи, не имевший никакого отношения к казачеству.
         Последним штрихом стало назначение в 1856 году донским Войсковым Атаманом Михаила Григорьевича Хомутова (04.07.1795 - 07.07.1864) - боевого генерала, человека во всех отношениях достойного, но не казака, а "русского" - то есть, не принадлежащего к казачьему Сословию. С тех пор это становится правилом - во главе казачьего Войска должен стоять не казак, а "русский" или "лицо невойскового сословия". Например, армянин Михаил Тариэлович Лорис-Меликов (31.10.1824 - 24.12.1888), по прозвищу "бархатный диктатор", будущий премьер-министр, в течение девяти лет, с 1865 по 1885 годы возглавлявший Терское Войско.
         Так, на протяжении столетий сформировалась единая, чёткая, простая и понятная система управления казачьими Войсками.
        
        
         2. Казачьи атаманы.
        
         В современном представлении казачий атаман - эдакий лихой полевой командир, вроде Сидора Лютого или Отца Философа из первых "Неуловимых мстителей": бурка, папаха, наган, усы до ушей... Вспомним ещё одну песню Александра Розенбаума:
        
         Задремал у плетня есаул молоденький,
         Преклонил голову к доброму седлу...
         Не буди казака, ваше благородие,
         Он во сне видит дом, мамку, да ветлу.
        
         Не буди, атаман, есаула верного -
         Он от смерти тебя спас в лихом бою...
         И ещё сотню раз сбережёт, наверное -
         Не буди, атаман, ты судьбу свою...
        
         На самом деле в начале ХХ века казачий атаман, несмотря на наличие опыта военной службы и, в большинстве случаев, офицерского чина - фигура исключительно гражданская, штатская - глава местной казачьей администрации. Были атаманы хуторские, станичные, окружные (на Дону) и "атаманы отделов" (на Кубани), "войсковые наказные" и, наконец, просто Войсковые. Само слово "атаман" - тюркское, состоящее из двух половинок: "ата" (отец) и "ман" (тысяча). В дословном переводе - "отец тысячи", то есть, "глава", "командир", "предводитель". Для казаков любой начальник являлся атаманом - и главный над обчищающими чужой сад казачатами, и старший артели подрядившейся к купцу косарей и рыболовов, и глава администрации Области Войска Донского с населением в три миллиона человек.
         Все казачьи Войска Российской Империи возглавлял Августейший Атаман. Был им вовсе не царь, а старший царский сын - Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич и Великий Князь. Именно так, длинно и вычурно, звучал его титул. Всего в Российской Империи, с 1827 по 1917 год было семь Августейших Атаманов:
         Александр Николаевич - "Сашка", сын Николая I, будущий Александр II Освободитель (29.04.1818 - погиб в результате покушения 13.03.1881);
         Николай Александрович - "Никса", старший, никогда не царствовавший сын Александра II, (20.09.1843 - 24.04.1865);
         Александр Александрович - будущий Александр III Миротворец (10.03.1845 - 13.03.1894);
         Николай Александрович - "Ники", будущий Николай II, (18.05.1868 - расстрелян с семьёй и доверенными слугами в Екатеринбурге, 17.07.1918);
         Георгий Александрович - "Жоржи", младший брат Николая II, (09.05.1871 - умер от туберкулёза 10.07.1899);
         Михаил Александрович - "Мишка", ещё один младший брат Николая II, (04.12.1878 - расстрелян близь Перми в ночь с 12 на 13 июня 1918 года);
         Алексей Николаевич - "Беби", сын Николая II, (12.08.1904 - расстрелян в Екатеринбурге с отцом, матерью и сёстрами 17.07.1918).
         За молодостью Его Императорского Высочества казачьими делами занимались умные, серьёзные, разбирающиеся в ситуации господа из Главного Управления Казачьих Войск при Военном Министерстве и из специального "казачьего" отдела Российского Генерального Штаба. Одно время казаками командовал граф Алексей Андреевич Аракчеев, тот самый. В его ведении находились иррегулярные войска Российской Империи: недоброй памяти военные поселения - и казаки. В начале ХХ века казачьи Войска имели двойное подчинение - Военному Министерству и, одновременно с ним, Министерству Внутренних Дел.
         В распоряжении Августейшего Атамана имелась личная гвардия - Лейб-гвардии Атаманский полк, сформированный в 1775 году, по предложению тогдашнего президента Военной Коллегии, Григория Александровича Потёмкина, из "чиги" - верховых, "ненастоящих" донских казаков, в качестве образца для командиров прочих казачьих полков. В действительности ни один Августейший Атаман Лейб-гвардии Атаманским полком никогда не командовал.
         Будучи наследником престола, Николай II командовал Лейб-гвардии Гусарским полком и первым батальоном Лейб-гвардии Преображенского полка. Должность командира последнего он сохранил за собой, взойдя на трон. Помимо обязательного полкового офицерского собрания в первом батальоне Лейб-гвардии Преображенского полка имелось собственное, батальонное офицерское собрание, где председательствовал лично царь, и куда не допускались офицеры трёх остальных батальонов.
         Наказные атаманы казачьих Войск регулярно направляли Августейшему Атаману отчёты, которые Его Императорское Высочество никогда не читал. Единственное, что по-настоящему связывало Наследника Цесаревича с казаками - иногда, вместе с отцом-императором он присутствовал на Войсковых Кругах Донского и Кубанского Войск.
         Всё это было в рамках давней европейской традиции, когда старшему королевскому сыну, наследнику и будущему королю выделалась в управлении часть королевства. Правителем исторической области Уэльс в Великобритании и поныне считается старший сын английского короля или королевы, носящий титул "принца (князя) Уэльского". Старший сын и наследник французского короля из династии Валуа, а затем и Бурбонов владел областью Дофине, а потому носил титул "дофина" (дельфина). Каламбур, понятный знающим французский язык - "Дофине" дословно переводится, как "дельфиния". Наполеон дал маленькому сыну титул "Римского короля", а с ним и сам город Рим, отнятый у римского папы. Для нас звучит смешно, а современникам было не до смеха - в прежние времена титул "Римского короля" носил избранный, но ещё не коронованный император "Священной Римской Империи".
         Во времена Киевско-Новгородской Руси Новгородом правил старший сын и наследник Великого Князя. С установлением "лествичного" права, когда "стол" (княжеский трон) передавался не сыну, а старшему в роду, от младшего дяди старшему племяннику, и началом княжеских усобиц Новгородский "стол" нередко оказывался вакантным. Поскольку даже в "безкняжеские" времена жизнь в северной столице Руси не замирала, новгородцы приспособились жить без князя, избирая "временного главу государства" - "Посадника". В те времена не только в Новгороде, но и во всех крупных русских городах имелась "Господа" - городской совет, "Вече" - общее собрание горожан и "милиция" - возглавляемое "тысяцким" городовое ополчение. Так, в результате традиции и исторического казуса возникла независимая Новгородская Республика.
         Всего в Российской Империи имелось одиннадцать казачьих Войск, из которых четыре - Донское, Кубанское, Терское и Уральское возникли из некогда самостоятельных казачьих общин, и семь - Астраханское, Оренбургское, Сибирское, Семиреченское, Забайкальское, Амурское и Уссурийское были созданы из переселённых казаков решением Правительства. Таким образом, Его Императорскому Высочеству подчинялись одиннадцать "наказных" (назначенных, решающих дела по распоряжению - "наказу") атаманов.
         В 1767 году Екатерина II указом включила Землю Донского Войска в число губерний Российской Империи. В результате только Область Донского Войска представляла собой самостоятельную административную единицу - "субъект федерации" или, что будет точнее, "субъект империи". Земли прочих казачьих Войск занимали часть той или иной губернии, области или края, нередко захватывая и часть соседней. Собственного, не обычного "наказного", а Войскового Атамана, с правами генерал-губернатора ("главы федерального округа") по гражданской части и начальника военного округа - по военной так же сохранило лишь одно Войско - Донское.
         Будучи не просто "главой администрации", а крупным феодальным сеньором, по европейским меркам - герцогом, с 1850 по 1874 год донской Войсковой Атаман вместо денежного жалования получал особый, "переходящий" атаманский участок площадью десять тысяч десятин, принимаемый при вступлении в должность, и возвращаемый Войску, вернее, передаваемый приемнику при отставке. В 1875 года, в ходе военной реформы, проводившейся под руководством Дмитрия Алексеевича Милютина, прежнее земельное "держание" было заменено двойным денежным жалованием - Войсковой Атаман получал известную сумму как начальник военного округа и другую сумму, как гражданский генерал-губернатор. Вместе с "квартирными", "прогонными" (дорожными) и "столовыми" (представительскими) выплатами это давало ему 20 000 рублей в год.
         С 1844 по 1883 год, а так же с 1905 и до 1917 года обязанности Войскового Атамана Кубанского и Терского Войск исполнял Его Превосходительство Наместник Его Императорского Величества на Кавказе. Политика понятная, если помнить, что некогда оба Войска составляли знаменитую Кавказскую Линию. Даже в начале ХХ века кубанские казаки делились на "черноморцев" - потомков переселённых запорожцев и "линейцев" - потомков переселённых на Кавказскую Линию донских казаков.
         Обязанности "наказного" атамана любого другого казачьего Войска исполнял губернатор соответствующей губернии или края, либо генерал-губернатор - если губерния входила в состав одного из восьми генерал-губернаторств - тогдашних "федеральных округов". С 7 сентября 1865 года по 17 апреля 1875 года в качестве начальника Терской области, обязанности "наказного" атамана Терского Войска исполнял Михаил Тариэлович Лорис-Меликов - будущий премьер-министр. Обязанности "наказного" атамана Сибирского Войска исполнял начальник Омского военного округа.
         Поскольку все "наказные" атаманы были "русскими" - то есть, не принадлежали к казачьему Сословию, каждый "наказный" атаман при вступлении в должность торжественно посвящался в казаки и принимался в одну из станиц своего Войска.
         Земли казачьего Войска делились на округа (на Дону) и отделы (во всех остальных Войсках). "Наказный" атаман "избирал" (вообще-то назначал, но в тогдашних документах полагалось писать "избирал") окружных атаманов, либо атаманов отделов. Окружные атаманы и "атаманы отделов" непременно должны были быть казаками, и не просто казаками, а офицерами, в чине не ниже полковника.
         Станичного атамана, сроком на три года "избирал" атаман округа или отдела из числа кандидатур, предложенных самими казаками. Казакам Донского и Оренбургского Войск следовало выдвинуть троих, казакам Кубанского и Терского Войск - двух кандидатов, из которых наиболее подходящего (и наиболее лояльного) утверждал в должности вышестоящий атаман. Претендовать на атаманскую насеку мог "служилый" или "действительный" казак, достигший возраста тридцати трёх лет и перешедший из "строевого" в "запасный" разряд:
        
         "Положением о Донском Войске установлено правило, распространённое и на другие Войска, что выборные должности по войсковому управлению должны замещаться преимущественно отставными, и только при недостатке сих последних, лицами, обязанными полевой службой".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Главное управление казачьих Войск".
        
         Предпочтение отдавалось грамотным, но в крайнем случае могли выдвинуть и неграмотного. Если на должность станичного атамана выдвигался офицер, то он мог быть и моложе тридцати трёх лет.
         Как и во времена степной вольницы, предлагать свою кандидатуру самому - "самовыкриком" не полагалось. Кандидата непременно должен был выдвинуть кто-то из соседей-станичников. Как не полагалось без уважительной причины отказаться от выборной должности. В качестве уважительной причины называли либо возраст (станичный атаман мог быть старше шестидесяти лет, но если шестидесятилетний старец заявлял самоотвод, это встречалось с пониманием) либо полученные в боях раны. Как и в прежние времена, названный кандидат был обязан покинуть сбор, "дабы своим присутствием не оказывать давления на избирателей". Голосовали казаки, опять же, как в прежние времена, "ногами" - сторонники кандидата отходили в одну сторону, противники - в другую. Лишь в семидесятых годах XIX века, после принятия очередного "Положения", Правительство стало навязывать казакам непонятную им европейскую систему тайного голосования - с шарами.
         Несмотря на то, что сами выборы были ограничены, страсти во время выборов кипели нешуточные - "за" и "против" того или иной кандидатуры составлялись союзы, по куреням и хатам ходили агитаторы, плелись интриги, имевшие целью опорочить того или иного кандидата:
        
         "Так, в одной станице перед выборами составилось шесть партий, имевшие свои сборные места в шести различных кабаках. Заседания в кабаках происходили под председательством агентов тех казаков, которые желали быть выбранными в атаманы. Эти агенты поручали своим подручным стоять у дверей кабаков и зазывать всякого, идущего мимо. Угощение бывает обильное: не жалеют ничего, всякий может требовать, что ему угодно, одним подают водку, другим вино (да ещё и закупоренное). Для закуски пригоняют целых баранов, тут же режут их и жарят...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Символом власти станичного атамана была "насека" - пришедший из времён степной вольницы деревянный посох в человеческий рост, увенчанный серебряным шаром. На посохе делались зарубки-насечки - каждая означала год пребывания на должности. Если казак избирался в третий раз подряд, помимо зарубок на насеке вырезалось его имя - насека становилась именной. Выражение "положить насеку" означало "оставить атаманство".
         Во время выборов в числе кандидатов могли назвать ныне действующего атамана. Как и любой кандидат, действующий атаман был обязан покинуть сбор, передав насеку либо старшему по чину из присутствующих господ офицеров, либо старшему по возрасту из хуторских атаманов либо, по своему выбору, кому-то из заслуженных "стариков".
         Помимо насеки станичному атаману полагалось вознаграждение, вид и размеры которого не были чётко определены, а потому определяли их сами казаки. В отсутствие самого атамана - если на сборе поднимался вопрос о вознаграждении, атаман так же был обязан покинуть сбор, передав насеку временному заместителю. Где-то атаману выплачивалась сумма из станичных капиталов - в зависимости от размера станичного юрта, богатства и населённости станицы, от двухсот до четырёхсот "николаевских" рублей в год. В очень богатой и населённой станице атаман мог получать до тысячи рублей в год. Где-то атаману могли дополнительно выделить несколько сенокосных, лесных или рыбных паёв. Где-то предоставить в его распоряжение нескольких отбывающих при станичном правлении "сиденочную" повинность "малолеток" - для помощи по хозяйству. Встречались атаманы, исполнявшие обязанности бесплатно, на общественных началах.
         Со времён Петра I каждой значимой должности в Российской Империи соответствовал чин - чины имели даже университетские профессора и преподаватели гимназий. Не стали исключением и казаки - но только они и придворные в Зимнем Дворце могли иметь сразу два чина, военный и гражданский.
         Если рядовой, "действительный" или "служилый" казак второй раз избирался на должность станичного атамана, ему давались права хорунжего в отставке - в том числе и двойной земельный пай. Если казак избирался станичным атаманом в третий раз, помимо прав ему давался и сам чин хорунжего в отставке, без получения личного дворянства. Получившим чин при отставке, но непосредственно в этом чине не служившим дворянства не полагалось. Выслуженный на гражданской службе чин ничего не прибавлял к военному чину и никак не сказывался на прохождении службы. Как и любой государственный служащий, в случае объявления войны и "сполоха" (мобилизации) станичный атаман имел бронь и не подлежал призыву на службу.
         Станичному атаману полагался доверенный заместитель - "станичный есаул":
        
         "Атаманы у нас на Дону без есаулов не бывают".
         (с) казачья пословица.
        
         "Станичного есаула" ни в коем случае не следует путать с настоящим есаулом - младшим штаб-офицером, командиром сотни (роты) в казачьем полку. В некоторых Войсках и некоторых станицах "станичного есаула" так и называли, "станичным есаулом", в других Войсках и станицах его называли "есаульцем", а где-то "полицейским".
         Помимо "станичных есаулов", в помощь станичному атаману сроком на один год избиралось станичное правление, в котором, в зависимости от населённости станицы, могло заседать от четырёх до шести человек. В отличие от станичных атаманов, членов станичного правления казаки избирали совершенно свободно - но в обязательном порядке членами станичного правления становились избранные, но не утверждённые в должности кандидаты на должность станичного атамана. Так же свободно, сроком на один год, казаки избирали станичного казначея, денежный ящик которого днём и ночью охраняли вооружённые "малолетки".
         Делами станичный атаман занимался в специальном "присутствии" - "станичном правлении", в просторечии называемом "станичной избой". Перед зданием "станичного правления" располагалась площадь - "майдан" (и у донцов, и у запорожцев площадь называлась одинаково), где летом в хорошую погоду проходили станичные сборы. Перед "станичным правлением", сменяя друг друга, дежурили отбывающие "сиденочную" повинность "малолетки", при осёдланных лошадях - на случай, если придётся срочно скакать в округ или отдел - с донесением, либо по хуторам и полям - объявляя "сполох".
         Первая обязанность станичного атамана - полицейская: поддержание порядка на территории станичного юрта. Своей властью станичный атаман был вправе засадить любого - казака как своей, так и чужой станицы, "иногороднего", нищенствующего бродягу, и даже иностранного туриста, из любопытства оказавшегося на Землях того или иного Войска на трое суток и оштрафовать на три рубля. Особенно отпетых, не раз задерживавшихся хулиганов атаман был вправе засадить на пять суток и оштрафовать на пять рублей.
         Следующая обязанность станичного атамана - обеспечить выход казаков своей станицы на службу. Первого октября каждого года в станичном правлении вывешивались списки: кому в этом году держать первый и второй экзамен "на годность к строевой", кому отправляться в лагери на сборы, а кому "со всей справой" отправляться в полк, служить первый срок. При объявлении "сполоха" казак "со всей справой", верхом на коне отправлялся именно к станичному правлению.
         Станичный атаман исполнял обязанности судьи первой инстанции. В каждой станице имелся собственный станичный суд, но судиться и кляузничать казаки не любили - проще было попросить о посредничестве станичного атамана. Вне зависимости от исхода дела каждой из сторон полагалось дать атаману по двадцать копеек на водку. Если по каким-то причинам "в присутствии" отсутствовали станичные судьи, (что случалось достаточно часто), то станичный атаман регистрировал обращения в станичный суд.
         Так же станичный атаман имел право выступать в роли нотариуса низшей ступени, регистрируя имущественные сделки и завещания на сумму, не превышающую пятисот рублей. Напомним, что "срочные" - выделяемые за службу участки не могли стать предметом купли-продажи, а так же завещаны.
         Наконец, станичный атаман вёл обширную документацию: "Метрическую книгу", куда заносились все рождения и смерти, "Книгу регистрации жалоб в станичных суд", "Книгу записи приговоров станичного суда", собственный "Штрафной журнал", куда заносились наложенные на казаков взыскания, "Книгу регистрации сделок и договоров", станичную "Приходно-расходную книгу"... Всего четырнадцать разных книг, причём заинтересованной стороне в обязательном порядке выдавалась копия-"выпись" соответствующей записи. Прибывший из округа или отдела проверяющий в первую очередь поинтересуется, в порядке ли книги.
         В отличие от станичного, хуторского атамана свободно избирали сами казаки на те же три года. Права и обязанности хуторского атамана не отличались от прав и обязанностей станичного - разве что были значительно урезаны. Как и станичному, хуторскому атаману полагалась насека - но не с серебряным, а с медным шаром. Как и станичный, хуторской атаман был вправе засадить любого, в том числе "лицо невойскового сословия" и иностранного туриста - но лишь на двое суток, и оштрафовать - не более чем на два рубля. Как и станичный атаман, хуторской мог выступать в роли посредника между спорящими казаками. И, как и станичный атаман, хуторской имел бронь и не подлежал выходу на службу в случае объявления войны.
         Но, в отличие от станичного атамана, хуторской не имел при себе "полицейского-есаульца", не держал "малолеток" для "сиденочной" службы, не вёл метрических книг, не принимал жалобы в станичный или "почётный" суд, и не имел права выступать в качестве нотариуса и регистратора сделок. В мало-мальски сложных ситуациях следовало обращаться не к хуторскому атаману, а в станичное правление.
        
        
         3. Казачьи парламенты.
        
         Во времена степной вольницы, наряду с выборными атаманами у казаков существовало народное собрание - Круг.
         Самое любопытное, что сложившийся у походного костра Круг изначально был именно кругом. Желая обсудить тот или иной вопрос, казаки "сбивались" в круг, все точки которого - а значит, и все участники равны, выносили в центр икону... В допетровские времена, "сбивая" Войсковой Круг, помимо иконы, в центр выносили и пожалованное царём знамя. Выступающий выходил в центр Круга, снимал шапку, кланялся иконе и присутствующим и начинал говорить. Прочие участники не имели права его прервать или вытолкать из Круга - зато могли бурно выражать отношение к сказанному возгласами "Любо!" и "Не любо!".
         В те времена Казачье Войско представляло собой конфедерацию некогда независимых "станичных городков". Поэтому присланная из Москвы грамота с распоряжением имеет силу лишь в том случае, если её обсудили и подтвердили казаки в Войсковом Круге. Точно так же посланная "Главной Войской" в станичный городок грамота приобретает законную силу лишь в том случае, если её обсудили и подтвердили казаки в станичном Круге.
         В 1800 году, получив приказ Павла I идти походом в Индию, донские казаки согласно старой традиции "сбили" Войсковой Круг, в котором после долгих споров присудили: царя (особенно такого, который называет старый добрый Войсковой Круг непонятным "собранием коша") не переубедишь, Санкт-Петербург не переспоришь, а потому идти в Индию придётся. К счастью для казаков, шли они недолго. До 1906 года в Российской Империи высочайше запрещалось говорить и писать о том, что Павел I был убит в Михайловском замке заговорщиками. Считалось, что он умер естественной смертью - от "удара" (инсульта).
         Казачьи Круги теряют значение в послепетровские времена, точнее - после восстания Кондратия Булавина 1707 - 1708 годов. Как пелось оригинальном варианте в знаменитой песни, написанной в 1853 году Фёдором Ивановичем Анисимовым (1814 - 1855):
        
         Всколыхнулся, взволновался
         Православный Тихий Дон.
         И послушно отозвался
         На призыв Монарха он...
        
         В ситуации, когда "православный Тихий Дон послушно отзывается на призыв Монарха" обсуждать в Круге стало попросту нечего, поэтому потерявшие прежнее значение Круги "сбиваются" крайне редко. Вновь Войсковые Круги возрождаются решением Правительства в 1835 году, одновременно с принятием знаменитого "Положения" и введением паевой системы. Были установлены даже даты проведения Войсковых Кругов. На Дону и Кубани Войсковые Круги уже не "сбивались", а проводились пять раз в год, казаки прочих Войск проводили Войсковой Круг лишь раз в году.
         Разумеется, этот новый, учреждённый решением "сверху" Войсковой Круг не имел ничего общего с прежним народным собранием. Отныне это - военно-церковный праздник, с обязательным парадом и смотром казачьим полкам, с не менее обязательным молебном, с выносом царских знамён и войсковых "клейнод" (сокровищ), с чтением вслух царских жалованных грамот - в том числе и вызвавшей многочисленные смешки и шутки грамоты Павла I, адресованной "собранию коша". По прочтении грамоты "наказный" атаман (в том числе и "русский", то есть, не принадлежащий казачьему Сословию) был обязан поцеловать подпись Её или Его Императорского Величества.
         На местах - в станицах в послепетровские времена власть постепенно переходит от станичных Кругов к выборным доверенным представителям - "подписным старикам", которых иногда называют просто "стариками". Во всех случаях речь шла о людях заслуженных и уважаемых, как правило, в возрасте - именно поэтому они "старики" и, как правило, грамотных - что давало им возможность скрепить принятое решение своей подписью. В станице могло быть от четырёх до десяти "подписных стариков", образовывающих постоянно действующий совет при атамане.
         В 1835 году было опубликовано знаменитое "Положение об управлении Войском Донским", лишившее казаков права "заимки" и создавшее паевую систему. Вопрос о земле оказывается слишком важным, чтобы доверить его выборным, пусть даже заслуженным и уважаемым людям. Прежних "подписных стариков" сменяет хуторской и станичный сбор, в котором участвуют все населяющие станицу или хутор казаки. Помимо "служилых" казаков, в станичном сборе обязательно участвовал станичный атаман, члены станичного правления, а так же хуторские атаманы.
         Время проведения сбора, а так же повестку дня определял атаман, ответственность за сбор казаков нёс "станичный есаул" (которого, как мы помним, ни в коем случае не следует путать с настоящим казачьим есаулом). Именно "станичный есаул" обходил курени в станице, предупреждая, что завтра (или тогда-то) состоится станичный сбор. Казаков, проживающих на хуторах, оповещали малолетки, исполняющие "сиденочную" службу при станичном правлении. Сбор считался состоявшимся, если в нём участвовала треть населения станицы.
         Исключением из этого правила являлось Уральское Войско. "Положение об управлении Войском Донским" здесь никогда не вводилось, паевой системы не существовало, а потому не возникло необходимости в станичных и хуторских сборах. Даже в начале ХХ века на землях Уральского Войска сохранялся институт выборных "подписных стариков", ограничивающий власть назначенных станичных атаманов, а земельные и прочие важные вопросы решало выборное Войсковое Собрание.
         Летом в хорошую погоду сбор проходил на площади-"майдане" перед станичным правлением. Зимой или в дождь - в специальной "сборовой горнице" в самом здании станичного правления. Даже в самый лютый мороз перед началом сбора в сборовой горнице выставляли окна - чтобы не задохнуться. Морозы казаков не пугали - когда в не такое уж большое помещение набьётся несколько сотен, а то и вся тысяча человек, многие из которых курят, в помещение быстро становилось тепло. Так в былые времена, опасаясь разводить костры во время зимних набегов-"кошей", крымские татары согревали пленников, сбивая их в кучу. Что до курения в общественном месте, то оно в те времена было в порядке вещей - некурящие не обращали никакого внимания на пустяки, вроде лезущего в глаза табачного дыма.
         Как и во времена степной вольницы повестку дня объявлял атаман, а докладчиком по обсуждаемому вопросу становился "станичный есаул", либо специально приглашённое лицо. Если речь шла о проведении земельного передела с участием приглашённого землемера, перед казаками выступал упомянутый землемер. Традиционно казаки ценили толковых ораторов, поэтому выступающий - тот же землемер мог быть уверен, что его выслушают, и не просто, а со всем вниманием.
         В станичном или хуторском сборе могли участвовать женщины, как казачки, так и иногородние, а так же "лица невойскового сословия" - тот же землемер, и даже иностранец, или из любопытства заехавший в Область того или иного Войска - но только в случае, если обсуждающийся вопрос касался их непосредственно. В любом другом случае "лица невойскового сословия" на сбор не допускались. На совместных сборах "лица невойскового сословия" присутствовали с непокрытой головой, тогда как казаки оставались в фуражках:
        
         "Члены палаты общин, образованной из представителей народа, будучи вызваны в палату лордов, смиренно обнажают головы перед лордами, сидящими в головных уборах"
         (с) Виктор Гюго, "Человек, который смеётся".
        
         И разумеется, голосовать на совместном сборе могли только казаки - но никак не "лица невойскового сословия". Изложив повестку дня, атаман давал возможность высказаться заинтересованным сторонам. Прежних возгласов: "любо" и "не любо" уже не было - но как в прежние времена, прерывать выступающего не полагалось. После выступлений начинались прения, состоявшие в том, что казаки сбивались в кучи и принимались бурно обсуждать вопрос, стараясь перекричать друг друга. Выждав с полчаса-час, атаман начинал голосование. Голосовали по-казачьи, ногами - сторонники предложения отходили в одну сторону, противники в другую. Количество голосов определялось на глаз. Если сторонников и противников предложения оказывалось примерно поровну, точку в споре ставил атаман. Принятое решение прилюдно заносилось в "Книгу записи решений станичного сбора" и скреплялось подписями членов станичного правления.
         В сороковых и пятидесятых годах XIX века казаки охотно участвовали в работе станичных и хуторских сборов - но к началу шестидесятых годов, когда паевая система устоялась и стала делом привычным, постепенно перестают проявлять к ним интерес. Не забудем, что выделенная в пай земля могла находиться в нескольких десятках вёрст от станицы. В разгар полевых работ, когда день в самом прямом смысле слова год кормит, живущий в станице терял день, а живущий на хуторе три дня - день на дорогу в станицу и день на дорогу из станицы. "Станичным есаулам" приходилось загонять казаков на сбор едва ли не силой - а сами казаки находили любые предлоги, чтобы уклониться.
         К тому же именно в шестидесятых-семидесятых годах в Правительстве и обществе впервые был поднят вопрос: а нужен ли России, в просвещённом XIX веке такой архаичный, чисто феодальный институт, как казачество? "Прогрессисты" предлагали распустить Войска, передав паи в частную собственность казакам, обложить их земельным налогом, а на собранные средства формировать регулярные кавалерийские полки, набирая их из тех же казаков, но уже на основе всеобщей воинской повинности. "Умеренные" предлагали сохранить Войска и паевую систему, предоставив самим казакам право выбора - служить или платить денежный налог. Победили консерваторы-"казакоманы", поддержанные господами из Министерства Финансов. Именно финансисты доказали, что только с Области Войска Донского казна Российской Империи недополучает восемь миллионов рублей - но формирование новых полков регулярной кавалерии, вместо донских "первоочередных", обойдётся в семнадцать миллионов.
         Упомянутый спор не обошёл стороной и самих казаков, среди которых распространилось такое явление, как "пиджачничество" - фрондирующая казачья молодёжь по воскресным и праздничным дням, вместо обязательной военной формы стала носить гражданскую одежду. Чтобы лишить права голоса разного рода "фрондеров" и смутьянов, очередное Положение установило, что отныне участвовать в работе станичного и хуторского сбора вправе не все казаки, а только главы семейств, домохозяева. Более того - число участников сбора непременно должно быть чётным. И не должно превышать тридцати человек. Исключение делалось для станиц, в которых было свыше тысячи дворов - в этом случае число участников сбора могло достигать ста человек.
         Если на хуторе было меньше тридцати дворов, то в работе хуторского сбора принимали участие все проживающие на хуторе главы семейств. Если дворов было больше тридцати, сперва бросили жребий, а затем участвовали в сборе по очереди, сегодня ты, а завтра я. Участников станичного сбора избирали от каждых десяти, а если число дворов превышало тысячу, то от каждых тридцати дворов. При этом каждый хутор, помимо атамана, был обязан послать на сбор своего представителя.
         Тогдашние правила разрешали не желающему терять время отцу семейства нарядить на сбор не имеющего собственного хозяйства старшего сына, с наказом говорить и голосовать так-то и так-то. Поскольку на хуторе и в станице все всех знали, полномочия старшего сына говорить и голосовать от имени отца не у кого не вызывали сомнений. Разумеется, если отец решил лично принять участие в работе сбора, сын был обязан его покинуть.
        
        
         4. Казачье правосудие.
        
         Если, находясь "на льготе", казак совершал серьёзное уголовное преступление - убийство, "бесчестье по отношению к женщине" (как это деликатно писалось в тогдашних документах), вооружённый грабёж - вздумал с приятелями навестить контору Новочеркасского коммерческого банка или остановить поезд с почтовым вагоном, кражу на сумму свыше тридцати рублей, сознательно или по неведению купил краденное на ту же сумму, а так же принял участие в драке с нанесением тяжких телесных повреждений, то его судил обычный уголовный суд - с профессиональными судьями, прокурором, адвокатом и, во второй половине XIX века - с присяжными заседателями.
         В Российской Империи полиция не имела права задерживать и арестовывать военнослужащих, к каковым причислялись казаки "строевого" и "запасного" разрядов. Поэтому чины городской и окружной полиции в казачьих Землях набирались из самих казаков, отслуживших первый срок в "первоочередных" полках. Служащие в полиции казаки - "приказные" сохраняли земельный надел, одновременно с этим получали жалование - 18 рублей в месяц, и не подлежали мобилизации при объявлении "сплоха". Свои обязанности они исполняли в повседневной казачьей форме, при погонах и шашке - но с особыми знаками различия, свидетельствующими о принадлежности к полиции.
         Заметим, что в отличие от нынешних казаков, в Российской Империи казаки собой полицию не подменяли. События 1905 и 1917 годов - то несчастливое исключение, которым поверяется правило. Так в наши дни, в мирное время никто не заставит десантников или спецназ патрулировать улицы. Исключением являлись казаки Сибирского и Астраханского Войск, чьей обязанностью была не только военная, но и полицейская служба. Отслужив первый срок в "линейных" частях, два других "сибирцы" и "астраханцы" поддерживали порядок в своих Землях и на прилегающих территориях.
         Использование казачьих частей для подавления беспорядков во время событий 1905 года вызвало яростные протесты со стороны самих казаков. "Пусть вольных нанимают, - говорит герой "Тихого Дона". - А нам, кубыть, и совестно...". А вот что по этому поводу писали казаки станицы Глазуновская - земляки Фёдора Дмитриевича Крюкова:
        
         "Мы даже и не желаем, чтобы наши сыны оберегали только чужие имения, а не отечество - то пусть богачи сами охраняют себя, а в защиту Батюшки-Царя и святой Руси мы навсегда будем готовы выставить своих детей на границы, а помещиков мы охранять не согласны...".
         (с) С.Г.Сватиков, "Россия и Дон, 1549 - 1917".
        
         За те же преступления, совершённые во время службы в "линейных" частях, казак оказывался перед военно-окружным судом, в составе двух штаб-офицеров и четырёх обер-офицеров. В соответствии с уголовным кодексом военно-окружной суд приговаривал к каторжным работам на длительный срок, либо к смертной казни.
         Военно-окружной суд ни в коем случае не следует путать с военно-полевым судом, судившим военнослужащих - как "нижних чинов", так и господ офицеров за преступления, совершённые в ходе боевых действий, а так же террористов и зачинщиков уличных беспорядков во время событий 1905 года. Военно-полевой суд состоял из штаб-офицера и двух обер-офицеров. Дело заслушивалось не раньше, чем через сутки после задержания обвиняемого, рассматривалось в течение двух суток - обвиняемому давалась возможность высказаться в свою защиту и пригласить свидетелей. Приговор приводился в исполнение через сутки после вынесения - но военно-полевой суд мог и оправдать обвиняемого.
         Если во время службы в "линейной" части казак систематически нарушал дисциплину - появлялся в строю в нетрезвом виде, конфликтовал и дрался с товарищами, воровал у товарищей или у мирных обывателей - скажем, во время марша через деревню, не сходя с седла, прихватил перебегавшую через дорогу курицу, наконец, "проматывал амуничные вещи" - пропивал или терял что-то из формы, оружия и снаряжения, то его судил полковой суд. Как и военно-полевой суд, полковой суд состоял из штаб-офицера и двух обер-офицеров, выбранных из состава полка по жребию. Полковой суд мог приговорить к аресту в гарнизонной тюрьме и общественно-полезным работам. Взыскание могли наложить не только на казака, но и на его непосредственного начальника, командира сотни, не способного привести подчинённого к повиновению.
         Большинство "амуничных вещей" находилось в собственности казака, приобретались им на личные средства, поэтому сам факт "промотания" не являлся статьёй в дисциплинарном кодексе. Однако, "промотав амуничные вещи", казак терял боеспособность - а вот это было уже серьёзно.
         Если неподобающе себя вёл офицер, но при этом в его действиях отсутствовал состав преступления, то его судил не суд, а (обратим внимание на этот момент) полковое Офицерское Собрание. Офицерское Собрание - ни с какой стороны не суд, приговорить к штрафу, тюремному заключению, тем более, к смертной казни оно не имело права. В то же время приговор Офицерского Собрания имел юридическую силу - наравне с полковым командиром оно имело право подать по инстанциям рапорт об отчислении провинившегося офицера из полка.
         В 1905 году решением офицерского собрания, с позорнейшей формулировкой "за недостойное офицера поведение", был отправлен "на льготу" будущий знаменитый красный командир - командующий Второй Конной Армией Филипп Козьмич Миронов (в отчестве не путать "о" и "у", 26.10.1872 - заколот штыком конвоира во дворе Бутырской тюрьмы 02.04.1921). Именно ему Игорь Тальков посвятил знаменитую песню "Бывший подъесаул":
        
         И носило его по родной стороне,
         Где поля и леса превратились в плацдармы.
         Бывший подъесаул преуспел в той войне,
         И закончил её на посту командарма.
        
         Самое интересное, что в момент, когда его отправляли "на льготу", будущий красный командарм и в самом деле имел чин подъесаула. А заодно и четыре ордена, выслуженные во время Русско-Японской Войны.
         В пореформенной России опасались проводить политические судебные процессы - судебные заседания в то время были "открытыми", за умеренную плату на них допускалась пресса и публика, поэтому судебный процесс по политическому делу мог вызвать в обществе нездоровую дискуссию. Губернатор (если губерния подчинялась непосредственно Санкт-Петербургу), либо генерал-губернатор (если губерния входила в состав одного из восьми генерал-губернаторств, тогдашних "федеральных округов") своей властью имел право выслать смутьяна за пределы вверенной территории.
         В 1906 году личным распоряжением Войскового Атамана князя Николая Николаевича Одоевского-Маслова (21.01.1849 - 1919) из Области Донского Войска в Санкт-Петербург (случай, уникальный в истории ссылок - обычно ссылают из столицы в провинцию, а не наоборот) были высланы два бывших депутата Государственной Думы первого созыва - уже знакомые нам Фёдор Дмитриевич Крюков и Филипп Козьмич Миронов. Основанием послужил митинг, который они устроили в станице Усть-Медведицкой, делясь опытом работы первого российского парламента. Напомним, что первая Дума царского созыва проработала всего семьдесят дней.
         В первой половине XIX века конфликты между казаками разбирал станичный атаман совместно с "подписными стариками", а если дело оказывалось серьёзным, то станичный и хуторской сбор. Однако, как мы знаем, к шестидесятым годам XIX века казаки утратили интерес к работе сборов. Если вопрос о земельном "переделе" касался всех, то слушать дело о набеге казачат на сад местного "батюшки" желающих было мало.
         Ситуацию усложняло то, что со времён степной вольницы лучшим средством воспитания казаки считали розгу и нагайку:
        
         "Рано у нас уничтожили сеченье; надо было бы дозволить сечь хотя бы по определению сбора. Особенно молодым людям это было бы полезно, а арест не помогает: он посидит, а потом выйдет, как ни в чём не бывало, да ещё и посмеётся...
         В старину-матушку лучше было, тогда атаман и без приговору сёк, по соглашению только со стариками, и хорошо всё было. А ныне такое пошло, что и придумать хуже не можно: вот у нас в станице мы забыли, когда и порядок-то был...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Все мы помним стихи Некрасова:
        
         В воскресный день, часу в шестом
         Пошёл я на Сенную,
         Там били женщину кнутом,
         Крестьянку молодую...
        
         И немногие слышали, что с начала шестидесятых годов XIX века, после публикации "Манифеста от 19 февраля" и отмены крепостного права Правительство Российской Империи начало беспощадную борьбу с телесными наказаниями. В 1863 году отменены телесные наказания для мещан, цеховым мастерам запрещается наказывать учеников, наказанных телесно - в том числе и в детстве не производят в офицеры - офицера не может коснуться ничья рука... В 1885 - 1887 годах телесные наказания окончательно запрещаются для всех, включая крестьян. Характерно, что окончательно запрещены они были не в царствование "прогрессиста" Александра II Освободителя, а при патриоте-почвеннике Александре III Миротворце.
         Заметим, что в культурной, цивилизованной Великобритании телесные наказания в закрытых школах "с традициями" просуществуют до конца ХХ века, и будут отменены лишь в 1985 году. Причём правом пороть товарищей обладали не учителя, а ученики-старшеклассники. Каждому вновь поступившему ученику назначался шеф из числа старшеклассников, имевший право выпороть своего подопечного за плохие отметки или дурное поведение.
         Запрет на телесные наказания не мешал полицейским следователям во время допросов бить подозреваемых - лично, либо просить об услуге городовых. Тогдашние воровские "понятия" не позволяли уголовникам отвечать на вопросы иначе, как подчиняясь физическому насилию.
         Не остались в стороне и казаки. Серию грозных распоряжений, запрещающих телесные наказания, станичники благополучно проигнорировали - как в прежние времена, в станицах "учили" пьяниц и хулиганов, причём выпоротый был обязан поклониться собранию и поблагодарить "за науку". В результате 25 мая 1870 года, будучи в Эмсе, Александр II подписал новое "Положение об общественном управлении казачьих Войск", лишившее станичные сборы судебных функций. Вместо них в станицах учреждался собственный, особый станичный суд.
         Согласно новому Положению в каждой станице, сроком на год избиралось двенадцать судей, причём избирателями являлись только "действительные" или "служилые" казаки. Проживающие в станицах "иногородние" и прочие "лица невойскового сословия" подлежали станичному суду наравне с казаками, но избирательных прав не имели. На должность станичного судьи мог быть избран как рядовой казак, так и офицер. Для господ офицеров ограничения по возрасту не вводились - а вот кандидат из "действительных" и "служилых" казаков должен был быть старше тридцати трёх лет и перейти из "строевого" в "запасный" разряд. Как и в случае с атаманами, предпочтение отдавалось грамотным - но, в крайнем случае, могли избрать и неграмотного.
         Из этих двенадцати для каждого заседания жребием избиралось три человека. Эти трое из своей среды самостоятельно избирали председателя - но если в числе избранных был офицер, то председателем становился он.
         Станичному суду полагалось собираться раз в две недели, желательно по воскресеньям, в специально отведённом здании. Если таковое отсутствовало, то в специально отведённой зале станичного правления. Если в станичном правлении отсутствовала подходящая зала, (а чаще всего так и было) станичный суд заседал в пустовавшей "сборовой горнице". Чтобы станичный суд и станичный сбор не мешали друг другу, то и другое старались провести в разное время.
         Обязательной принадлежностью зала станичного суда был крытый сукном стол для судей, скамейки для посетителей, и ("Положение об общественном управлении казачьих станиц" 1891 года особенно настаивает на этом моменте), портрет Государя-Императора на стене, над судейскими креслами.
         Никакой особой одежды, вроде мантий и париков, в каких щеголяли европейские, в первую очередь английские судьи, станичным судьям не полагалось. Не полагалось им и виц-мундиров, в каких заседали российские "присяжные поверенные" - прокуроры, судьи и прочие юристы на государственной службе. Частные адвокаты - "частные поверенные", в том числе и знаменитый Фёдор Никифорович Плевако (25.04.1842 - 23.12.1908) выступали, нося фраки, сюртуки и "визитки". В отличие от тех и других, станичные судьи судили в парадной казачьей форме, при погонах и орденах. О принадлежности к судейским служил носимый на шее на цепочке металлический жетон с надписью: "судья станицы такой-то...".
         Если во время заседания никто не являлся с жалобой, из станичного правления запрашивалась "Книга регистрации жалоб в станичный суд". Если и там никаких новых записей не обнаруживалось, полагалось для приличия посидеть часок, после чего пожать друг другу руки и разойтись с чувством исполненного долга. Если во время заседания в станичный суд являлся казак или "иногородний" с жалобой, либо в "Книге регистрации жалоб в станичный суд" обнаруживалась новая запись, то вызывался несущий "сиденочную" повинность при станичном правлении "малолетка" - оповестить заинтересованные стороны, что такое-то дело будет рассмотрено в такой-то день и такое-то время.
         Для проживающего в станице казака и "иногороднего" явка в станичный суд была обязательна - в случае отказа могли доставить под конвоем. Так же обязательна была явка для частного владельца, чьи земли граничили с землями станичного юрта. Казак другой станицы и "лицо невойскового сословия", проживающее в соседней губернии могли не являться в станичный суд лично, дав показания по делу в письменной форме - "чужой" казак заверял их у своего атамана, а "лицо невойскового сословия" - в полиции или у нотариуса. Тем не менее, не явиться было чревато - дело могли заслушать заочно, в отсутствии одной из сторон, и не факт, что решение будет вынесено в её пользу.
         Дела заслушивались по очереди, в порядке поступления, что определялось по "Книге регистрации жалоб в станичный суд". Если дел оказывалось много, назначались дополнительные дни заседаний и вызывались дополнительные судьи. Судей, как мы помним, было двенадцать, так что одновременно в станичном суде могло слушаться четыре дела. Заседания только открытые, причём публика допускалась на них бесплатно, но буянивших могли удалить из зала. Перед вынесением приговора судьи удалялись в комнату для совещаний - если комнаты не было, то совещались непосредственно в зале заседаний, предварительно удалив из него публику.
         В станичном суде отсутствовал профессиональный обвинитель - прокурор. Можно было пригласить профессионального адвоката - но дело это длительное, затратное... В большинстве случаев истец и ответчик защищали свои интересы самостоятельно, выступая перед судьями. Как и присяжные заседатели, станичные судьи судили "по совести" и стародавним казачьим обычаям. Как правило, заседания происходили в зале суда. Но если слушалось дело о земле, о потраве или о поджоге, то могли выехать непосредственно на место события. В этом случае заседание становилось выездным, а станичные судьи превращались в следователей, проводящих оперативно-розыскные мероприятия.
         В первую очередь станичному суду подлежали дела о земле - если делающий первичную "опашку" казак обнаруживал, что "передел" проведён неправильно, и ему достался участок меньшей площади. Либо прохиндей-сосед "украл" часть земли, выкопав новые ямки и прикрыв старые дёрном. Так же станичному суду подлежали дела о потравах - если гимназист, сын соседского помещика вздумал срезать путь, пройдя через засеянное поле, либо через то же поле прогнали скот гуртовщики.
         Станичному суду подлежали имущественные споры на сумму, не превышающую ста рублей, а так же дела о кражах, мошенничестве или скупке краденного на сумму, не превышающую тридцати рублей. Если сумма превышала тридцать рублей, дело (в том числе и о потраве) передавалось в полицию, а затем и в уголовный суд. Так же станичному суду подлежали дела об обиде и оскорблении словами и действиями, дела о несоблюдении чинопочитания - если "выросток" или малолетка не поклонился старику или офицеру, либо не уступил дороги тому и другому. Станичный суд разбирал дела о драках и побоях без нанесения тяжких телесных повреждений, о хулиганстве и нарушении тишины и спокойствия...
         Несколько необычной для нас статьёй, появившейся в ходе борьбы с телесными наказаниями, стало "неповиновение детей родителям". Не забудем, что казаки становились совершеннолетними поздно - в двадцать пять лет, отслужив первый срок в "линейных" частях. До этого момента вполне взрослый, носивший усы, находящийся вне службы казак оставался под опекой родителей. Особая статья, существовавшая только у казаков - "утрата боеспособности".
         Станичный суд был вправе оштрафовать виновного на шесть рублей - ровно в два раза больше, чем станичный атаман, приговорить к аресту на восемь суток и к общественно-полезным работам на тот же срок. Помимо этого станичный суд мог обязать виновника извиниться перед потерпевшим, а так же компенсировать ему понесённый материальный ущерб. У особо злостных хулиганов, а в первую очередь у лодырей и пьяниц станичный суд мог передать под опеку, а то и вовсе конфисковать земельный пай, а в самом крайнем случае поставить перед станичным сбором вопрос об отчислении казака из Сословия. Уже не станичный суд, а станичный сбор направлял предложение в округ или отдел.
         "Кормились" станичные судьи непосредственно с дел - за каждое заседание им выплачивалось по полтора рубля. Упомянутая сумма считалась судебными издержками, а потому взыскивалась с проигравшей стороны, либо с обеих сторон - ещё одна причина, почему казаки не любили судиться и кляузничать.
         Если казак был недоволен исходом дела, то мог опротестовать его в следующей судебной инстанции - почётном суде. В отличие от станичного, полномочия почётного суда охватывали не одну, а сразу две станицы. Если станица была малонаселённой, полномочия почётного суда могли охватить сразу три станицы, если станица лежала в отдалении, то лишь одну.
         Точно так же, сроком на три года казаки избирали уже не двенадцать, а всего лишь шестерых судей - троих от каждой станицы. Точно так же для каждого заседания почётные судьи жребием избирали из своей среды трёх человек, а эти трое избирали из своей среды председателя. В отличие от станичного, почётному суду полагалось собираться лишь раз в месяц, причём по очереди - месяц в одной станице, месяц в другой. Точно так же почётные судьи судили, будучи в парадной казачьей форме, при погонах. На носимом на шее жетоне значилось: "Почётный судья", без указания станицы. Полномочия почётного суда и порядок проведения заседаний не отличались от полномочий и порядка проведения заседаний суда станичного.
         Решение почётного суда можно было опротестовать в обычном суде по гражданскому делу. Дело это хлопотное и затратное - хотя бы потому, что для подачи жалобы в обычный суд следовало просить у станичного атамана "отпускное свидетельство".
         Помимо всего перечисленного, даже в начале ХХ века в ходу у казаков был "самосуд" - станичники расправлялись с правонарушителями самостоятельно, не привлекая к делу власти. Заметим, что речь идёт не о криминальной расправе, а именно о суде, когда казаки тайно - как правило, ночью проводили сбор, на который приглашали, а чаще силой приволакивали виновного в том или ином проступке, причём виновному давали возможность высказаться в свою защиту. Заканчивался тайный казачий суд либо, по стародавнему обычаю, поркой нагайками, либо убийством, замаскированным под "смерть от естественных причин", либо как военно-полевой суд, оправданием.
         Особенно жестоко расправлялись казаки с ворами, но в первую очередь с конокрадами, которых, как все крестьяне, ненавидели. Заметим, что в прежние времена такие понятия, как "кража" и "убийство" были синонимами. Обворованный ремесленник, оставшийся без товаров и оборотных средств купец, но в первую очередь лишившийся лошади крестьянин оказывался без средств к существованию и обрекался на разорение, а то и на голодную смерть.
        
        
         5. "За бесчестье жениться на русской...".
        
         Как справедливо заметил писатель Кир Булычёв, "у слов память длиннее, чем у людей". Исполнительницы русских народных песен, как правило, женщины - поскольку именно женщины пели в деревнях в прежние времена. Зато казачий хор непременно мужской - традиция, сложившаяся, когда привозить в южно-русские степи женщин, тем более, переселяться туда на жительство с семьёй было небезопасно.
        
         "С самого начала пребывания своего, как сказывают сами, не имели женщин и терпеть их не могли...".
         (с) А.Ригельман, "История и повествование о донских казаках".
        
         Однако женщины в станичных городках всё же появились - ими становились татарские и турецкие пленницы, захваченные казаками во время набегов. "Ты турчанина убьёшь, а турчанку в жёны возьмёшь", - пелось в старинной казачьей песне. И у донских, и у уральских казаков сохранились практически одинаковые предания о первой казачьей жене Чебарихе и бабушке Гугнихе. В начале XIX века бабушка Гугниха сделалась на Урале местночтимой святой - казачки молились ей, прося достойного мужа и счастья в семейной жизни.
         Первая донская войсковая столица на Махине-острове, в двадцати пяти верстах выше Азова носила непечатное название из четырёх букв, из которых первая: "Е", а вторая: "б". Непечатные слова во времена степной вольницы были такими же, как в наши дни - если вы подумали именно то, что подумали, то знайте, что вы подумали правильно. В "дорожниках"-путеводителях конца XVI - начала XVII века первая донская столица деликатно обозначалась, как "Стыдное имя".
         Адам Олеарий, секретарь голштинского посольства, побывавший в Москве и на нижней Волге в начале сороковых годов XVII века, в конце царствования Михаила Фёдоровича "Кроткого", первого царя из новой династии Романовых-Кошкиных-Захарьевых, желая похвастаться знанием русского языка, употребляет в своём "Описании" искажённые при написании латиницей, но характерные, легко узнаваемые обороты.
         Та же традиция, что не позволила казакам написать настоящее название первой донской "Главной Войски", не разрешала им владеть женщиной сообща - даже у взятой "на саблю" пленницы должен быть единственный законный супруг. Но на красивую женщину, как правило, претендовало несколько казаков. Поединки между ними строжайше запрещались - старшина не позволяла казакам проливать кровь друг друга, полагая, что для этого достаточно татар и турок. Метать жребий или разыграть женщину в карты было никак невозможно - дело происходило в Круге, перед образом святого покровителя Войска. Платить выкуп-калым было элементарно нечем - в те времена всё имущество казака принадлежало артели-"куреню", к тому же, "мы - не басурмане, чтобы жён покупать". Словом, у казаков оставался единственный выход - предоставить право выбора самой женщине.
         Знакомые нам игральные карты, с тузами, королями, дамами и валетами появились во Франции в XIII веке. В XVII веке, во времена степной вольницы в них играли и донцы, и запорожцы. У гуляк-запорожцев игрокам полагалось заголяться до пояса - чтобы не было возможности припрятать туза в рукаве.
         Во времена степной вольницы настоящих, рукоположенных священников в казачьих общинах было крайне мало. Поэтому браки между казаками и татарскими, либо турецкими пленницами свершались в Круге - прикрыв избранницу полой чекменя, казак во всеуслышание объявлял, что отныне она - его жена, и горе тому, кто на неё глаз положит. Собрание подтверждало свершившийся брак возгласами: "в добрый час".
         Столь же легко казаки и разводились. Брать жён в поход и в те времена, и в более поздние не разрешалось. Оставлять её одну, в городке, большую часть населения которого составляли молодые неженатые мужчины, было чревато. Решением проблемы становился развод, осуществлявшийся здесь же, в Круге. Казак во всеуслышание объявлял, что уходит в поход, а потому заботиться о жене не может, а потому, берите её, други, кто хотите - вернее, кого она сама выберет.
         Православная церковь либеральнее католической, поскольку допускает разводы - тем не менее, вступить в брак по православным канонам можно лишь трижды. Казачий брак в Круге церковью не освящался, а потому считался гражданским, то есть, не настоящим. Тем не менее, жениться и развестись в Круге "казачьим" способом можно было лишь пять раз - в шестой раз возгласами "не любо" Круг попросту не признавал свершившийся брак. В 1639 и в 1640 годах гарнизон захваченного казаками Азова насчитывал восемьсот донских казаков и триста запорожцев - из этих восьмисот донцов все были женатыми людьми.
         Родившиеся в станичном городке дети назывались "болдырями". Во времена степной вольницы население станичных городков делилось на "болдырей" - урождённых казаков и "наброд" - пожелавших стать казаками чужаков. Если кто-то из ваших друзей и знакомых носит фамилию "Болдырев", либо вы сами носите эту фамилию, может не сомневаться - либо вы, либо ваши знакомые являются дальними, забывшими родство потомками донского казака и татарской, либо турецкой пленницы.
         И во времена степной вольницы, и в начале ХХ века право женщины самой выбрать себе достойного мужа соблюдалось казаками свято. Это в Российской Империи или в просвещённой Европе родители могли силой выдать девушку за нелюбимого, а то и за богатого старика - "ничего, дочка, стерпится-слюбится" и вообще, главное, чтобы "девочка сделала хорошую партию". В ситуацию мог вмешаться правящий монарх - Павел I приказывал родителям привезти дочку в свадебном платье во дворец, наполеоновские генералы женились и разводились по личному приказу Его Величества Императора и Короля:
        
         "Одному богатому парижскому ювелиру, у которого были три дочери, он велел передать следующее: "Генерал N. женится на старшей из ваших дочерей, которой вы дадите пятьдесят тысяч экю приданого". Отец, придя в отчаяние, спешит в Тюильри, куда он имел доступ, и молит императора о пощаде; тот повторяет ему те же слова и добавляет: "Генерал N. завтра сделает предложение, а послезавтра состоится свадьба". Брак оказался весьма счастливым".
         (с) Стендаль, "Жизнь Наполеона".
        
         У казаков в вопросах семьи и брака последнее слово - невесте, и не важно, идёт ли речь о многоопытной вдове или о молоденькой девушке. Если упомянутая девушка говорит: "да" - она говорит "да". Если она говорит "нет" - она говорит "нет". Ни родители, ни атаман, ни станичный суд, ни самолично царь, вздумай он вмешаться в ситуацию, не вправе её заставить:
        
         "Была у нас в станице девушка лет 15, а то и старше - дюже из себя красивая, - ну, так красива, что все заглядывались: генералья и полковники приезжали свататься за неё, а она качает бывало грудного ребёнка, да и говорит: вынянчаю - замуж за него пойду, а то ни за кого не пойду. И ведь пошла же за него - дождалась...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Но не даром говорится, что на каждую бочку мёда найдётся своя ложка дёгтя. Поскольку первыми женщинами в станичных городках были татарские и турецкие пленницы, казаки совершенно не умели ухаживать. Совместные вечеринки с танцами, проводы девушки к её дому, тайные свидания у станичной околицы, робкие признания под трели соловья - ничего подобного не было в казачьих станицах. У молодых казаков были свои компании и игры, у девушек свои. При этом девушки находились под присмотром кого-то из старых казачек - чтобы "греха не было".
         Самое большее, что могли себе позволить возвращающиеся с учений молодые конные казаки - встретив на улице или майдане стайку девушек, окружить их и начать гарцевать вокруг, демонстрируя лихость и выездку. А заодно и достаток - не всякий "малолетка" мог позволить себе собственного боевого коня. Чаще коня приобретали непосредственно перед выходом на службу. Именно таким, "казачьим" способом - гарцуя вокруг, в начале "Тихого Дона" Григорий Мелехов ухаживает за Аксиньей.
         Если "служилый" или "действительный" казак - достигший возраста двадцати пяти лет и отслуживший первый срок в "первоочередном" полку был свободен в выборе, то желающему жениться "малолетке" (с тринадцати до семнадцати лет - "выросток", с семнадцати до двадцати одного года - "малолетка") следовало посоветоваться с родителями. В этом случае именно родители подбирали сыну подходящую жену - иногда просто предлагали тянуть жребий, написав имена на бумажках и положив их в шапку.
         Заодно родители следили, чтобы избранницей сына не оказалась родственница. Если в Европе и странах Азии в порядке вещей были "кузенные" браки, когда двоюродные братья женятся на двоюродных сёстрах, то Православная церковь не венчала родственников до пятого колена по мужской линии и до четвёртого по женской. Она же не допускала "свойственные" браки - два брата из одной семьи не могли взять в жёны девушек-сестёр из другой семьи. У казаков в этом плане было строже - они не допускали родственных браков до девятого колена. Ничего не зная о генетике, казаки давно заметили, что в кровнородственных браках часто родятся больные дети.
         Кроме того, казаку следовало жениться непременно на казачке и непременно своей станицы. Казачьи станицы - многолюдные, а потому у желающего жениться казака всегда имелся неплохой выбор. Если в поисках невесты казак отправлялся в другую станицу или того хуже - женился на "русской", пусть даже на девушке из состоятельной семьи "коренных" крестьян, издавна живших в казачьих Землях, окружающие начинали перешёптываться - или у него имеется некий изъян, или у него настолько скверная репутация, что никто из "своего кутка" не захотел за него идти.
         Не забудем, что больше шестидесяти лет - с 1796 по 1861 годы во всех казачьих Землях, кроме Земель Уральского Войска существовало крепостное право. В результате понятия "русский" и "крепостной" сделались для казаков синонимами. Зато для крестьянина, даже зажиточного, считалось честью выдать дочь пусть за захудалого, но казака. Этим частенько пользовались казачьи "сыновья дурной жизни" - женившись на дочери зажиточного крестьянина, они выцыганивали с тестя денег на водку. Но если браки между казаками и "русскими" пусть редко, но случались, то ни при каких обстоятельствах казак не мог жениться на цыганке - или позволить дочери выйти замуж за цыгана.
         Всё сказанное не касалось принимаемых "в обществе" господ казачьих офицеров. Красивые "русские" барышни с куда большим интересом смотрели на бравых ребят-казаков, чем на собственных субтильных "архивных юношей", а за дворянской, либо купеческой дочкой могли дать и неплохое приданное.
         Поскольку ухаживать казаки не умели, следующим шагом становились смотрины. Смотрины - это не свадьба и не сватовство, смотрины - это именно смотрины, способ получше рассмотреть будущую избранницу. Казаки - ребята решительные и смелые, но самостоятельно заявиться в дом будущей невесты считалось неприличным - "малолетку" обычно сопровождали родители, отслужившего первый срок "действительного" казака - друг-приятель.
         Постучавшись, казак кланялся родителям девушки, объясняя цель визита. Его препровождали в горницу и сажали в "красный угол" под иконы, после чего приходилось с полчаса-час развлекать отца девушки неспешной беседой. За это время мать причёсывала и наряжала девушку в лучшее платье, причём так, чтобы были видны все её "интересности". Это в наши дни возникла мода на женскую худобу. Казачкам надлежало быть не толстыми - толстух нигде не любят, но полненькими, с высокой грудью. "Корову выбирай по рогам, а девку по грудям", - гласит казачья пословица.
         Затем появлялась девушка - нарядная, красивая, в лучшем платье, с подносом, уставленном стопками с водкой. Среди казаков встречались как запойные пьяницы, так и умеренно пьющие, и даже абсолютные трезвенники. Но, вне зависимости от отношения к спиртному, поднесённую девушкой стопку полагалось держать в руках как можно дольше - чтобы было больше времени рассмотреть саму девушку.
         Сами по себе смотрины никого ни к чему не обязывали - находящийся в "активном поиске" жених мог обойти два-три дома. Нередко сватов к девушке засылал не сам жених, а сопровождавший его друг-приятель.
         Если казаку нравилась девушка, но он боялся получить отказ, в дело вступала сваха - казачка или иногородняя, работающая за плату посторонняя женщина. Ухаживать казаки не умели, нарушить "право невесты" тоже не могли. Именно поэтому обязанность свахи - рассказать девушке и её родителям о достоинствах жениха, убедив её ответить согласием.
         Если девушка отвечала согласием, в дело вступали сваты. В отличие от посторонней, работающей за деньги свахи, сваты - старшие родственники жениха, уполномоченные действовать от его имени. Именно сваты заключают с родителями невесты "ряд"-договор: определяют размеры и стоимость даваемой за девушкой "кладки"-приданного - от ста до двухсот "николаевских" рублей, выплачиваемых как правило, не деньгами, а вещами - именно поэтому "кладка" называлась "кладкой, выделяемой женихом суммы "на пропой" - ещё пятнадцать или двадцать "николаевских" рублей, расходы на саму свадьбу, и назначают её дату. Женится было принято или весной, на "Красную горку" - в первое воскресенье после Пасхи, или в конце осени - начале зимы, когда прекращались полевые работы.
         В отличие от смотрин, заключённый сватами "ряд"-договор - это уже серьёзно. Если после заключённого "ряда" невеста или жених отказывались идти под венец, или хуже - бежали из-под венца, потерпевшая сторона была вправе, через станичный суд, потребовать от семьи отказника или беглянки компенсации убытков и платы за "бесчестье":
        
         "Так как сама невеста не хочет идти замуж, а суд её принудить к этому не может, отец же её от заключённого со сватом условия не отрекается, то дело это оставить без последствий...".
         (с) Михаил Харузин. "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         "В окопах атеистов нет", поэтому казаки очень религиозны. Однако в прежние времена, пока в ситуацию не вмешался Пётр I, а затем и его дочь, "кроткия сердцем" императрица Елизавета Петровна, казачий брак заключался не в церкви, а в Круге на майдане. Эту традицию казаки сохранили и в начале ХХ века. Несмотря на то, что у православных брак совершался в церкви и только в церкви, после венчания следовало, как в прежние времена, вывести невесту на майдан, прикрыв её полой:
         - Ты, Наталья, будь мне женой! - говорил жених.
         - А ты, Григорий, будь мне мужем! - отвечала невеста.
         - В добрый час! - приветствовали их гости на свадьбе и просто собравшиеся зеваки. Лишь с этого момента казачий брак считался свершившимся.
        
        
         6. Казачья семья.
        
         Поскольку казачье общество - крайне консервативное, военное, мужское, а первые женщины были захваченными татарскими и турецкими пленницами, то за исключением строго соблюдавшегося "права невесты", изначально отношение к женщине было подчёркнуто пренебрежительным. До второй половины XIX века казачек намеренно не учили грамоте - чтобы "себя не забывали". Если за слова: "мужик" или "солдат" можно запросто схлопотать нагайкой по зубам, то обращения: "баба" и "девка" были общеупотребительными. Девушка или женщина - в том числе беременная, или идущая от реки с полными вёдрами или выстиранным бельём, была обязана уступить дорогу "его величеству" мужчине - шествующему налегке "действительному" или "служилому" казаку, проводив его почтительным поклоном.
         Во второй половине XIX века, с введением паевой системы казаки обнаружили, что благополучие семьи зависит не только и не столько от того, как служит муж - воин, защитник, добытчик, но и насколько успешно в его отсутствие жена управляется с хозяйством. Пахать землю казачка не будет - не по силам, да и не положено, как представительнице второго, "дважды привилегированного" военно-служилого Сословия. Для этой цели к её услугам имелись недорого берущие за работу "иногородние" батраки. Но батраков ещё следовало нанять, наёмных работников-"квартирантов" в те времена полагалось кормить, их работу следовало принять, и за неё рассчитаться.
         В результате отношение к женщине постепенно начинает меняться. Отныне казачка уже не обязана приветствовать каждого встречного казака поклоном, более того - она вправе потребовать, чтобы ей, несущей полные вёдра или выстиранное на реке бельё встречный казак уступил дорогу. Девочек-казачек не просто начинают учить грамоте - в казачьих Землях появляются начальные школы и даже женские гимназии с полным курсом.
         В этом заключалась ещё одна причина, почему казаки крайне неохотно женились на "русских". Казачек учат обращаться с хозяйством, к тому же у казачки перед глазами прекрасный пример - её собственная мать или бабушка, у которой можно спросить совета. Крестьянская девушка выросла в убеждении, что ей надлежит быть "за мужем". Оставшись одна с хозяйством, она попросту не знает, что с ним делать - и её собственные мать и бабушка ей в этом не помощницы.
         Женившись, казак мог привести молодую жену полноправной хозяйкой в собственный дом. Именно так поступил будущий тесть Шолохова, Пётр Яковлевич Громославский. Станичный атаман, прохиндей и деляга (Фёдор Дмитриевич Крюков шил ему уголовное дело по статьям: "взятки" и "злоупотребление служебным положением", пока сам в 1906 году не был выслан с Дона в Санкт-Петербург) женился вторым браком на молоденькой девушке, пообещав её родителям, что его сыновья от первого брака будут жить отдельно - и обещание своё сдержал.
         Казак мог привести молодую жену в "малую семью" - в дом к родителям, где помимо них могли жить несколько его братьев и сестёр, со своими семьями. Казаки различали "родство" - то есть родственников по крови, и "свойство" - то есть, родственников, приобретаемых через брак или в результате усыновления. "Родство" считалось более важным, чем "свойство" - но в любой ситуации к старшим родственником, и вообще к старшим, как по возрасту, так и по чину, полагалось проявлять уважение. "Малолетка" не имел права сесть и закурить в присутствии старших без их разрешения. Казачатам следовало прервать игру и поклониться, если по улице шествовал старик с посохом-"байдиком". Родителей мужа полагалось называть по имени-отчеству - но умная жена непременно назовёт их "матушка" и "батя".
         Казак мог привести молодую жену в "большую семью" - когда на занимающем целую десятину "базу" стоят целых три "куреня"-хаты, а летним вечером за накрытым во дворе общим столом собирается сорок человек - престарелый отец семейства, его успевшие состариться и сменить шашки на посохи-"байдики" сыновья, отслужившие один, а то и два срока внуки и даже правнуки. "Чистая" экология, здоровый крестьянский труд на свежем воздухе, постоянные физические упражнения... Словом, столетние старцы не были чем-то необычным. Положение молодой жены в "большой семье", как правило, оказывалось незавидным, поскольку её сразу же принимались теребить "большухи" - жёны старших "свойственников". Обыкновенно, со смертью отца-"патриарха" такая "большая семья" распадалась.
         Наконец, казак мог жену никуда не приводить, а сам уйти в её семью - как говорили казаки, "уйти в зятья". Родители молодой жены были только рады - девочка остаётся под их приглядом, в семье появляется новый бесплатный работник, вместе с работником приходит дополнительный земельный надел - выделяемое по закону и статусу "феодальное поместье". Не имеющий собственных сыновей тесть мог принять работящего, толкового и сметливого зятя, как сына - и сразу передать ему хозяйство.
         Зато соседи-станичники на уходящих "в зятья" косились - какой же это казак, раз не способен самостоятельно позаботиться о молодой жене? Именно поэтому "в зятья" уходили только бедные казаки. С презрением могли отнестись к ушедшему "в зятья" в семье, где имелись собственные сыновья, взвалив на него самую чёрную и неприятную работу. А хуже всего зятю приходилось в семье, где была одна тёща - уж она-то измывалась над ушедшим "в зятья" всячески:
        
         "...сама ему рубашку купит и сапоги, а денег в руки не даст ни гроша...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         Большая казачья семья - не прихоть и не абстрактное желание "продолжить род", а насущная необходимость. Казак - не просто крестьянин, а готовый в любой момент встать в строй воин, поэтому ему следовало вырастить не менее трёх сыновей. По закону больших чисел, если двоих убьют, третий гарантированно останется. В случае если убьют самого казака, его род не прервётся, и после него останутся дети. Поскольку казачество находилось на "феодально-земельном" обеспечении, пенсий ни от государства, ни от Войска престарелым казакам не полагалось - считалось достаточным, что за ним пожизненно сохраняется выделенный надел. Обрабатывать этот надел и заботиться о старике полагалось вошедшим в возраст сыновьям.
         В результате жениться и заводить детей было принято рано - иной молодой казак мог жениться в шестнадцать, а то и в пятнадцать лет, ещё до экзамена на "годность к строевой". В двадцать один, отбывая в полк "первой очереди", казак мог уже быть отцом двух-трёх, а то и пятерых детей.
         По этой же причине среди казаков было крайне популярно усыновление. Беспризорников в казачьих станицах не водилось - круглых сирот сразу же расхватывали ближние и дальние родственники, либо соседи. Брали не только имеющих право на земельный надел мальчиков, но и девочек - в расчёте в будущем получить в дом работника-зятя. Имущественное положение приёмной семьи, а так же её состав - полная она или неполная, сколько в ней родных детей, а сколько приёмных, никого не интересовали. Желающие взять на воспитание сироту просто шли с ним в станичное правление. Но и какой бы то ни было финансовой или земельной помощи от станицы или Войска усыновителям тоже не полагалось. Хочешь принять участие в судьбе сироты - пожалуйста, но изволь соразмерять свои желания со своими возможностями.
         Таким образом, в казачьей семье могли быть родные дети - рождённые в законном браке отцом с матерью. Могли быть "сведённые" дети - если вдовец с детьми от первого брака женился на вдове, имеющей своих детей от первого брака. И, наконец, могли быть дети приёмные. Отношение к ним могло быть самым разным - где-то детей делили на "своих" и "не своих", на любимчиков и постылых, а где-то ко всем относились одинаково.
         В Российской Империи вдова-дворянка, вышедшая вторым браком за разночинца оставалась дворянкой - за ней и за её детьми от первого брака сохранялся имеющийся титул. Если казак женился на "русской" с детьми от первого брака, её дети становились казаками, со всеми правами и обязанностями. Если казачка с детьми от первого брака выходила замуж за "русского", её дети отчислялись из Сословия - считалось, что "иногородний" отчим не способен дать пасынкам-казачатам надлежащего воспитания. Именно по этой причине в возрасте семи лет из Сословия был отчислен Михаил Шолохов - сразу после рождения он был записан на фамилию "Кузнецов":
        
         "Мать - полуказачка, полукрестьянка. До 1912 года и она и я имели землю: она, как вдова казака, а я как сын казачий, но в 1912 году отец мой, Шолохов, усыновил меня (до этого он не был венчан с матерью), и я стал числиться сыном мещанина".
         (с) Михаил Шолохов, "Автобиография".
        
         Заметим, что положение Михаила Александровича не было фатальным. До достижения двадцати пяти лет можно было подать прошение о "восстановлении" в Сословии, держать экзамен на "годность к строевой" и, в случае удачи, получить земельный пай, а затем служить вместе со всеми.
         Крестили детей обычно на седьмой-восьмой день, прямо из церкви отправляясь в станичное правление - сделать запись в метрической книге. Согласно казачьим поверьям, у новорожденного и некрещеного нет души - если ребёнок умирал при родах, или сразу после, ни в церковных книгах, ни в станичных метрических данный факт никак не фиксировался. Умершего младенца несли в церковь, батюшка его отпевал - после чего его хоронили на кладбище.
         Быть крёстным отцом в казачьей семье - большая честь и огромная ответственность. Крёстных выбирали только из "своих" - принадлежащих к Сословию, и приглашение стать крёстным отцом означало, что данная семья доверяет тебе и готова доверить судьбу и будущее своего ребёнка. В то же время крёстный не просто давал ребёнку имя, но и нёс ответственность за своего крестника. Как правило, крёстные не усыновляли крестников, ставших полными сиротами - но именно они находили для крестников новые семьи. Они же следили за тем, чтобы усыновлённого не обидели в новой семье. Если отец находился на службе или погибал в бою, воспитанием и обучением казачонка-сироты занимался не старший родственник, а именно крёстный.
         Ежегодные оплачиваемые отпуска в Русской Армии полагались только господам офицерам - к тому же многие офицерские жёны и вовсе жили с мужьями на съёмных квартирах, неподалёку от расположения пока. К тому же, два года из каждых шести казачий офицер проводил в родной станице "на льготе".
         Рядовому - "действительному" или "служилому" казаку отпуск могли предоставить в исключительных случаях, как правило, в качестве награды. Поскольку жениться было принято рано, молодая женщина успевала привыкнуть жить с мужем, засыпая в его объятиях - как вдруг муж исчезал из её жизни на три года - в "стеновых", Забайкальском, Амурском и Уссурийском Войсках, на четыре года - в "бывших вольных" Войсках, Донском, Кубанском и Терском, и даже на пять лет - в Уральском Войске.
         Это неизбежно приводило к тому, что не все, но многие казачки не от мужей, а именно в отсутствие мужей "погуливали". Существовала передаваемая шёпотом из уст в уши, целая наука о том, "как изменить мужу без последствий". В каждой станице имелась своя бабушка-знахарка, помогавшая избавиться от нежелательной беременности. Этим частенько, в свободное от сватовства время, подрабатывали свахи. Тем не менее, нередко случалось, что отслуживший первый срок казак обнаруживал в семье нежданное прибавление.
         Такого рода вещи не то, что не приветствовались - даже самая глупая казачка знала, что ни при каких обстоятельствах нельзя открывать мужу имя любовника. Подвергшийся "бесчестью" муж мог тайно подкараулить, избить, покалечить, а то и вовсе убить соперника. Либо при всех сбить с него папаху или фуражку, что означало вызов на поединок. Поединки между казаками крайне редки, атаман и старики сделают всё возможное, чтобы помирить спорщиков - но это не означало, что поединков не случалось вовсе.
         Но в то же время многие казаки понимали, что в данных обстоятельствах "измены супружеской верности" - неизбежное зло. На Дону существовал обряд под названием белый платок. Заключался он в том, что во время торжественной встречи в станице "нашкодившая" жена прилюдно опускалась на колени у стремени мужа, низко наклонив голову. Сойдя с седла, муж так же прилюдно накрывал её белым платком. Это означало - прошлое осталось в прошлом, я вернулся, и теперь мы будем жить "честно", без "гулянок" и походов на сторону. Обыкновенно так поступали те мужья, что за время службы сами оказывались не без "греха".
         Со времён Екатерины II практически в каждом городе Российской Империи имелись заведения под красным фонарём. Их работницы утрачивали сословную принадлежность - сдав полиции паспорт, они получали регистрационный билет жёлтого цвета. Помимо этого, работницы были обязаны еженедельно проходить медицинское освидетельствование на предмет "стыдных" заболеваний. Справедливости ради признаем, что в большинстве случаев казаки подобных заведений не посещали, предпочитая соблазнять вдов и одиноких женщин в местах расположения полков.
         Иногда, прежде чем накрыть жену белым платком, муж мог хорошенько отходить её нагайкой. Несмотря на то, что розга и нагайка считалась у казаков основным средством воспитания, увлекаться ими не следовало. Избитая казачка была вправе обратиться в станичный или в обычный уголовный суд, добившись ареста излишне ревнивого мужа, или наложив на него пеню за "бесчестье". Тем не менее, в большинстве случаев станичное сообщество - сбор, атаман и даже станичный суд принимали сторону мужа. Всякий понимал, за что мог бить жену вернувшийся со службы супруг.
         Случалось, перед "белым платком" муж не бил жену, а только делал вид, будто бьёт - наносил удары в половину, а то и в четверть силы, "по обычаю", чтобы "люди худого не подумали". Понимая, что прощена, и что гроза прошла стороной, казачка орала и выла, старательно показывая, как ей больно.
         Если в отсутствие мужа казачка жила "честно" или надеялась, что муж ничего не узнает, она не преклоняла колена, а ограничивалась вежливым поклоном. Как правило, в станице все про всех всё знают - поэтому, извещённый доброхотами казак мог прилюдно не принять поклона от жены, и даже оттолкнуть женщину, преклонившую колена в "белом платке". Нам покажется смешным - но для казачки подобное прилюдное демонстративное пренебрежение становилось позором - порой, более страшным, чем прилюдное избиение нагайкой.
         Выказав неодобрение, казак мог разъехаться с женой - отослать её к родителям или сам съехать из родной хаты к другу-приятелю. А то и вовсе подать на развод... В прежние времена казаки свободно женились и разводились в Круге, поэтому развод с женой не казался им чем-то невероятным.
         Православная церковь консервативнее католической, но в отличие от неё, давала развод в трёх случаях: в случае психической болезни одного из супругов, в случае, если один из супругов уходил в монастырь, и в случае "измены супружеской верности". Чтобы развестись по последней статье, следовало или доказать факт измены, или одному из супругов принять вину на себя. Казакам в этом случае было легче - поскольку в станице все были на виду, всегда находились свидетели, способные дать "нужные" показания. Как и положено в таких случаях, прежде чем дать развод, Православная церковь постарается примирить супругов.
         Если казачка рожала ребёнка в отсутствие мужа, вернувшийся со службы муж мог его признать, а мог и не признать. В последнем случае ребёнка отдавали на усыновление в чужую семью - как мы уже знаем, усыновлять казаки любили. Хуже, если ребёнка оставляли в семье, но относились к нему, как к чужому. В станицах частенько подбрасывали детей к чужому порогу. Одного из таких найдёнышей в 1905 году, вместе с сестрой Марией усыновил холостяк Фёдор Дмитриевич Крюков.
         Ну, а радикальным решением проблемы "супружеской верности" становился поздний брак - когда казак женился в возрасте двадцати пяти лет, отслужив первый срок в "первоочередном полку", либо в возрасте тридцати трёх и даже тридцати шести лет, перейдя из "служилого" в "запасный" разряд. Впрочем, на таких в станицах тоже косились:
        
         "Без жены честно прожить нельзя, плоть-то не сдержишь, а от греха надо дальше быть и жить по закону".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
        
         7. Казачьи подданные.
        
         Мы привыкли, что армию содержит государство - ставит военнослужащих на денежное довольствие, оплачивает форму и оружие, закупает топливо и боеприпасы... В наши дни существуют частные военные компании - но и их услуги оплачивает, а их самих содержит государство-заказчик.
         Но, как мы уже знаем, жизнь казачьего Войска, (не забудем, что оно - именно Войско) строилась на совершенно иных принципах. Правительство обеспечивало отправляемые на фронт казачьи части - но в мирное время казачьи Войска находились на самообеспечении. Выступившая в поход казачья сотня ставилась на довольствие, лишь удалившись на сто вёрст от родной станицы - в ином случае кормиться полагалось самостоятельно, "с травы и воды", за счёт привезённых из дома припасов.
         Собственного огнестрельного оружия казакам не полагалось - огнестрельное оружие сотня получала, отправившись в поход, и сдавала обратно в арсенал, вернувшись из похода. Винтовки и короткие кавалерийские карабины, пулемёты и патроны к ним, артиллерийские орудия и снаряды для учебных стрельб во время военных сборов закупало не Правительство, а само казачье Войско.
         Последнюю (или предпоследнюю, если считать Первую Мировую), Русско-Турецкую Войну 1877 - 1878 годов Русская Армия отвоевала казнозарядными винтовками Крнка, переделанными под унитарный металлический патрон из бывших дульнозарядных нарезных ружей. Зато имевшие собственную систему военных поставок казаки уже были вооружены винтовками Бердана - знаменитыми "берданками". Винтовка Мосина - отвоевавшая два Мировые Войны не менее знаменитая "трёхлинейка", (где "линиями" измерялся калибр пули, одна "линия" равна десятой части дюйма), начнёт поступать на вооружение лишь после 1891 года.
         Помимо закупок огнестрельного оружия, казачьи Войска содержали собственные гимназии и кадетские корпуса, (начальные школы организовывали и содержали станицы, тогда как средние учебные заведения - Войско), собственную землемерную и агрономическую службу, собственное лесное хозяйство, с лесничими... В столице Донского Войска, городе Новочеркасске имелся даже собственный зоологический сад с редкими животными. В 1903 году Николай II распорядился выдавать пособие выходящим на службу молодым казакам - 100 рублей кавалеристам, на приобретение боевого коня и 50 рублей пластунам - на справу. Эти деньги так же платило не Правительство, а Войско.
         При этом никаких государственных выплат, дотаций и пособий из государственной казны казакам не полагалось. Исключения делались лишь в случае, если Войско несло убытки в результате проводимой Правительством политики. В 1863 году в России в очередной раз была введена винная монополия, в разные годы дававшая от трети до половины государственных доходов, которую то отменяли - полагая, что государству не следует спаивать собственных подданных, то снова вводили. Лишившись доходов от продажи спиртного, казачьи Войска понесли убытки - поэтому только Донское Войско получало от Правительства ежегодную компенсацию в миллион с четвертью рублей.
         Во всех казачьих Землях существовали частные конные заводы, выращивавшие лошадей на продажу - в первую очередь, самим казакам. С коннозаводчиков Войско брало арендную плату, поднимавшую цены на лошадей. Поскольку дороже всего казаку обходился строевой конь, Правительство распорядилось - с владельцев конных заводов арендной платы не брать. Взамен Правительство так же выплачивало казакам компенсацию, в счёт которой Донское Войско получало свыше полумиллиона рублей в год.
         А для всех остальных случаев имелись выделенные казакам земли. Только Донское Войско располагало четырнадцатью с половиной миллионами десятин земли, (половина Северной Кореи или одна восьмая площади Франции), на которых проживали свыше трёх миллионов человек, как казаков, так и "лиц невойскового сословия". Будь Область Войска Донского обычной губернией, областью или краем, поступающих налоговых платежей было бы достаточно для решения всех проблем.
         Сложность в том, что казак налоги - в том числе и ренту за пользование землёй, не платил и платить никогда не будет. Его государственной повинностью являлись не деньги, а служба. По этой же причине ни одно казачье Войско не делало никаких перечислений в государственный бюджет Российской Империи - казачьи Войска были обязаны выставлять кавалерийские полки и пластунские батальоны, а не платить налоги. В своё время донские казаки добивались и добились упразднения земства именно потому, что земство облагало их налогами и сборами на общественные нужды:
        
         "Земля наша отнята у врагов России нашими предками, и пожалована царём за службу; служить будем до последнего издыхания, а платить за земство не согласны...".
         (с) Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
         К тому же со второй половины XIX века основным источником государственных доходов Российской Империи являлись увеличивающие стоимость товаров косвенные налоги, которыми облагали не подданных, а владельцев лавок и магазинов. Закон разрешал казакам "запасного" и "отставного" разрядов брать промысловые и купеческие свидетельства, а так же организовывать собственное капиталистическое производство. Однако в пределах Области своего Войска казаки обладали правом беспошлинной торговли, так что и этот источник пополнения войсковых капиталов оказался закрыт.
         В результате сложилась парадоксальная ситуация: казачьи Земли - богатые и населённые, вот только взять с этих земель нечего. Экономическая слабость казачьих Земель неизбежно сказывалась на боеспособности самих казаков. В середине XIX века в казачьей семье мог быть всего один строевой конь, которого вышедший "на льготу" отец передавал уходящему на службу сыну.
         Схожие проблемы породили схожие решения. Если на благородного средневекового рыцаря работал крепостной или виллан, а на не менее благородного самурая - крестьянин-арендатор, то на "действительного" или "служилого" казака - "лицо невойскового сословия". В первой половине XIX века визиты чужаков на казачьи Земли, мягко говоря, не приветствовались. Зато в шестидесятые-семидесятые годы того же века Правительство Российской Империи и "Войсковые Правления" всех казачьих Войск делают всё возможное, чтобы привлечь на казачьи Земли "иногородних", а с ними и частный капитал.
         Начнём с того, что во всех казачьих Землях, за исключением Области Уральского Войска, имелись вкрапления "владельческих" земель, принадлежащих частным лицам - помещикам. Принимая решение учредить очередную - Кавказскую, Астраханскую или Оренбургскую "Линию", будущее казачье Войско, в Санкт-Петербурге наивно полагали, что на отводимых казакам землях никто не живёт. В действительности на границах свежеразмеченных юртов казаки частенько обнаруживали помещичьи усадьбы. В большинстве случаев их не трогали - как-никак, это частная собственность. Что до самой земли, то вокруг её было предостаточно - казачьи кордонные "Линии" и в самом деле, основывались на малонаселённых землях.
         Земля Семиреченского Войска на территории современного Казахстана со столицей в городе Верный, (современная Алма-Ата), представляла собой не единую Область, а девятнадцать самостоятельных станичных юртов, разбросанных среди окружающей "неказачьей" территории.
         Не забудем, что в XVIII веке, когда казаки сделались хлебопашцами, у них появилось "право заимки". В 1796 году на казачьих Землях ввели крепостное право, а в 1798 году Павел I приравнял казачьи офицерские чины к общеармейским. Сделавшись личными и потомственными дворянами, казачьи офицеры получили право приобретать крепостных - "на вывод", и селить у себя в имениях. Наличие крепостных позволяло "чиновникам" захватывать новые земли, а доходы с создаваемых имений - приобретать новых крепостных. Возникла угроза, что рядовые, "действительные" и "служилые" казаки останутся без земли, а Российская Империя - без казаков.
         Именно поэтому в 1835 году вводится знаменитое "Положение об управлении Войском Донским". Прежнее "право заимки" сменилось паевой системой, в основе которой лежал принцип: "земля за службу". Отныне "служилому" или "действительному" казаку полагается 30 десятин, обер-офицеру - 200 десятин, штаб-офицеру - 400 десятин, и генералу - 1 500 десятин.
         Если рядовому казаку землю выделяла станица, то офицеру - Войско, причём "чиновник" самостоятельно выбрал себе подходящий участок. Как и рядовому казаку, офицеру землю выделяли в пожизненное "держание" - но, в отличие от рядового казака, офицер получил право выкупить свой участок. Право собственности было ограничено - выкупленный участок можно было продать или завещать, но только "своему", казаку, а продажа и завещание земли на сторону не допускалась. Если офицер делил выкупленный участок между несколькими сыновьями, каждому из них, по выходе в чин, следовала земельная "додача". Если у "чиновника" был один сын, наследовавший отцовский участок, никакой дополнительной земли от Войска ему не полагалось.
         Во второй половине XIX века Правительство предпринимает меры для экономического развития казачьих Земель. В 1859 году жалование казачьих офицеров уравняли с жалованием армейских - прежде, поскольку казачьи офицеры получали за службу земельные участки, им полагалось лишь две трети обычного армейского жалования. С 1869 года казачьим офицерам перестают выделять землю - отныне, как и обычные армейские офицеры, казачьи должны жить на жалование. Как мы уже знаем, землю казачьи офицеры продолжали получать - но уже не поместья от Войска, а двойной пай от станицы.
         В следующем, 1870 году в Российской Империи пышно отметили трёхсотлетие Донского Войска. По случаю праздника все невыкупленные офицерские участки были безвозмездно переданы "чиновникам" в полную частную собственность - с правом заниматься разработкой полезных ископаемых, строить заводы и фабрики, а так же передавать, закладывать в банк, продавать и завещать кому угодно. Одновременно "лица невойскового сословия" получили право приобретать недвижимость в казачьих Землях. Чем офицеры, а так же "лица невойскового сословия" и воспользовались - к началу ХХ века четыре пятых бывших офицерских участков сменили владельцев.
         Не думайте, что рядовых казаков при этом так уж сильно обидели. Не забудем: если казаки терпели убытки в результате проводимой Правительством политики, то от Правительства следовала компенсация. В 1887 году в состав Области Донского Войска вошло Таганрогское градоначальство и Ростовский-на-Дону уезд. Всю вторую половину XIX века выделяемые "на отвод станицам" земли так же увеличивались - с семи до девяти миллионов десятин.
         Другая категория "лиц невойскового сословия", постоянно проживающая в казачьих Землях - местное, "коренное" крестьянство. Частично оно имело то же происхождение, что и проживающие в казачьих Землях "владельцы"-помещики - на землях, где основывалась очередная кордонная "Линия", уже жили крестьяне. Казаки их не трогали, как не трогали земли помещиков-землевладельцев, занимая земли по соседству.
         Частично "коренные" крестьяне были потомками тех самых офицерских крепостных. Вспомним, что на Дону в течение пятнадцати лет - с 1796 по 1811 годы существовало такое явление, как "приписные за станицами" - "общественные крепостные", принадлежащие не государству и не помещику, а казачьей станице. Согласно "Манифесту от 19 февраля" казачий крепостной получил не только волю, но и землю - больше, чем в среднем по России, 4,2 десятины на душу. А вот Столыпинская аграрная реформа в казачьих Землях не проводилась - казаки не подчинялись премьер-министру Петру Аркадьевичу Столыпину. Земли "коренных" крестьян так и остались в общинном владении.
         И "владельцы" и "коренные" крестьяне могли быть как "русскими", так и "инородцами". Терское казачество состояло из переселённых донских казаков и пополнивших казачье Сословие русских "охотников". Но помимо 300 000 казаков и 200 000 "иногородних" в Области Терского Войска жило 170 000 кавказских горцев. В Области Семиреченского Войска казаки и "русские" переселённые крестьяне и вовсе составляли меньшинство - каких-то 16% населения.
         Наконец, помимо "владельцев", "коренных" крестьян и "инородцев" в казачьих Землях жили "иногородние". Казаки употребляли слово "иногородний" в том же значении, в каком мы употребляем слово "понаехавший". Иная "иногородняя" семья могла жить в Области того или иного Войска поколениями - и отец здесь жил, и дедушка... Всё равно для казаков они оставались чужими. Было их примерно столько же, сколько и самих казаков - где-то большинство составляли казаки, а где-то "иногородние". Сами "иногородние" при этом делились на "осёдлых" и "квартирантов".
         "Осёдлыми" назывались "иногородние", имевшие собственное жильё - съёмное или покупное, не важно. Чиновники почты и телеграфа, железнодорожные и банковские служащие, школьные учителя и преподаватели гимназий... Если священнослужители - "батюшки" и дьяконы в казачьих Землях, как правило, выходили из Сословия, то школьные учителя в большинстве случаев были "иногородними". Ремесленники - оружейники и шорники, сапожники и портные, кузнецы, мещане-торговцы, продававшие казакам всё необходимое, от фуражек и гимнастёрок до "ухналей" - гвоздиков для подков.
         Заметим, что в Областях бывших "кавказских" Войск - Кубанского и Терского считалось позором покупать оружие. Оружие можно было взять в бою в качестве трофея, либо получить в дар от отца, станичного атамана или, если речь шла об огнестрельном оружии, из войскового цейхгауза.
         К "осёдлым иногородним" принадлежали частные предприниматели - купцы, в том числе и владельцы конных заводов... Как это ни странно, у "лошадников"-казаков не было ни времени, ни возможности профессионально заниматься разведением лошадей. И владельцы шахт - если станица не имела права заниматься разработкой полезных ископаемых, то Войско такое право имело.
         К "осёдлым иногородним" принадлежали землепашцы-арендаторы, арендовавшие у станиц или у Войска земли станичного или Войскового Резерва. Донское Войско располагало Землями Войскового Резерва площадью два с половиной миллиона десятин. Ровно половина из этих двух с половиной миллионов шла на разного рода технические надобности - устройство учебных лагерей, зимовников и выпасов, тех же конных заводов, а заодно и угольных шахт. Вторая половина - миллион с четвертью десятин отдавался в аренду землепашцам-крестьянам, служа Войску одним из важнейших источников дохода.
         "Иногородними квартирантами" назывались "лица невойскового сословия", не имевшие собственного жилья, а потому вынужденные квартировать в куренях у казаков. Разумеется, квартировали они не в чистых горницах, а на чердаках, в сараях, на сеновалах и тому подобных местах. По-простому, это работавшие на казаков батраки - нередко даже без денег, за еду и кров. Казаки их откровенно презирали - как успешный хозяин смотрит на неспособного чего-то добиться в жизни неудачника.
         Во время Гражданской Войны часть этих батраков запишется "охотниками" в казачьи полки, чтобы сражаться на стороне белых. Не из любви к нанимателям, а чтобы в бою заслужить казачий статус и казачьи погоны, а вместе с ними - и казачий земельный надел. И заслуживали - не раз такой-то и такой-то, решением полкового сбора, "за проявленные в бою мужество и героизм, а так же чувство товарищества" торжественно посвящался в казаки. Во время знаменитого рейда (с десятого августа 1919 года по девятнадцатое сентября 1919 года) Константина Константиновича Мамантова (19.10.1869 - 01.02.1920) по красным тылам, семь тысяч пленных красноармейцев прямо из плена с оружием в руках встали у казачьих подвод.
         Что касаемо самих подвод, вернувшиеся из рейда "мамантовцы" клялись и божились, что мирное население не грабили, захватив имущество, уже награбленное красными. Поверить в это трудно - всякий понимает, что такое солдат, тем более, казак, во время войны. Но можно - судя по тому, как после рассвирепели красные.
        
         "Казаки, поймавшие моего Алкида, сняли с него саквы с сухарями, плащ и чемодан; я получила свою лошадь с одним только седлом, а всё прочее пропало".
         (с) Н.П.Дурова. "Кавалерист-девица. Происшествие в России".
        
         "На марше я замыкал эскадрон и наблюдал, как при въезде в деревню один или два казака, отделившись от строя, исчезали в ближайшем крестьянском дворе. Оттуда разлетались куры, из-под ворот доносился поросячий визг... Когда эскадрон покидал деревню, порядок восстанавливался, и только кружащие в воздухе перья говорили о том, что нас ожидает хороший обед. Должен сказать, до сих пор мне не приходилось слышать жалоб на мародёрство казаков, но это относится только к вещам, провиант же и фураж они считали вполне законной добычей".
         (с) Барон Н.Е.Врангель, "От крепостного права до большевиков".
        
         Момент, бездарно упущенный руководством Белого Движения - многие красноармейцы с гораздо большей охотой сражались бы на другой стороне. Искренне ненавидя помещика, крестьянин вовсе не спешил строить непонятное ему светлое будущее - коммунизм, предпочитая более привычные и осязаемые блага - собственную землю. Обложить помещиков и капиталистов двадцатипроцентной контрибуцией, (согласимся, что любой капиталист и помещик предпочёл бы отдать пятую часть собственности "белым", чем всю её - большевикам), выдвинуть лозунг: "пятнадцать десятин земли и конь", (как во время Войны Севера и Юга в Северо-Американских Соединённых Штатах: "сорок акров земли и мул") - на сторону белых встал бы миллион добровольцев, причём героизм среди них был бы массовым.
         Зато часть казачества во время Гражданской Войны окажется у красных. Причина - тот самый, вечный конфликт отцов и детей: часть казачьей молодёжи захотела вырваться из-под власти стариков, а заодно и опутывающей множеством мелких придирок и предписаний казачьей традиции:
        
         "У тётки моей, у бабки твоей двоюродной, Ольги Михайловны - четыре сына: Иван, Валентин, Александр и Владимир. Трое - бойцы Добровольческой армии, а Валентин - красный... Выбьют красные белых с хутора, Валентин заскакивает домой, воды попил, не раздеваясь: "Ничего, мать, не горюй! Сейчас всыплем этой контре, заживём по-новому!" На коня - и ходу! А мать в слёзы - волосы на себе рвёт... А через день таким же макаром Иван влетает: "Был Валька, подлюка? Ну, попадётся он мне! Ничего, погоди, мать немного, выбьем вот сволоту эту с нашего Дона, заживём по-старому!". А мать уже об печь головой бьётся... И ведь так не раз, не два".
         (с) Михаил Шолохов. "Диктовки сыну..."
        
         Все "лица невойскового сословия" были ограничены в политических правах. Проживающий в станице "иногородний" мог быть вызван в станичный суд в качестве свидетеля или ответчика, наконец, мог сам обратиться в станичный суд с жалобой на казака... Например, "иногородний квартирант" мог судиться с нанимателем-казаком в случае невыплаты жалования или неисполнения упомянутым нанимателем иных условий договора - причём казачий, сословный станичный суд мог принять его сторону.
         А вот участвовать в работе казачьего сбора, избирать станичных должностных лиц и самим быть избранными "лица невойскового сословия" не имели права. Даже самые богатые и влиятельные - владеющие расположенными на войсковых Землях предприятиями купцы или купившие бывшие офицерские участки "иногородние владельцы". Лишь в крайнем случае землемер или хозяин конного завода мог быть вызван на сбор для дачи объяснений. В работе уральского Войскового Собрания участвовали только казаки Уральского Войска. В этом заключалась вторая причина, по которой донские казаки так ополчились на земство, дававшее политические права "лицам невойскового сословия".
        
        
         8. В окопах атеистов нет.
        
         Большевики называли Российскую Империю "тюрьмой народов" по несколько неожиданной для нас причине - в её законодательстве полностью отсутствовало такое понятие, как "национальность". Русский, малоросс и белорус, немец и поляк, швед и татарин, грузин и черкес (то есть, чеченец), "учёный чукча" и даже еврей (!) моги свободно жить, служить и делать карьеру, выходить в чины и получать ордена, выслуживать титулы, заниматься частным предпринимательством, наживая капиталы - и никому в голову не пришло бы придраться к ним по "пятому пункту".
         Так "завоёванный" грузинский князь Пётр Багратион (настоящая фамилия - Багратиони, 10.07.1765 - 24.09.1812) служил в Русской Армии, командуя авангардом во время перехода Суворова через Альпы и, сражаясь за своих завоевателей, получил смертельную рану на Бородинском поле. "Завоёванные" армяне Монташевы, вместе с "понаехавшими" шведами Нобилями делали миллионы на Бакинской нефти. К семье Бакинских Нобелей принадлежал и живший в Швеции Альфред Нобиль, (21.11.1833 - 10.12.1895), учредитель одноимённой премии. Полуполяк-полукиргиз Фёдор Никифорович Плевако (25.04.1842 - 23.12.1908) стал "частным поверенным" - знаменитым адвокатом-защитником по уголовным делам.
         "Завоёванный" армянин Иван Константинович Айвазовский (29.07.1817 - 02.05.1900) сделался знаменитым русским художником-маринистом. А ещё один "завоёванный" армянин - Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, по прозвищу "бархатный диктатор" в течение девяти лет возглавлял Терское Войско, значительную часть которого составили потомки переселённых на Кавказ донских казаков, а затем и вовсе стал премьер-министром Российской Империи.
         Пленные французы из Великой Армии Наполеона ухитрились пролезть даже в казачье Сословие. По старой российской традиции многих из них угнали в Сибирь, где они не просто прижились, но и нашли работу "по специальности", влившись в ряды недавно образованного Сибирского Войска. Казаки-католики в России не появились только потому, что в Сибири не было католических кюре, а устав Великой Армии не только не предусматривал, но и прямо запрещал наличие полковых священников-капелланов.
         Но, будучи равнодушными к национальности подданного, даже в начале ХХ века как власти, так и соседи, могли поинтересоваться:
         - Кто ты по крови, нам нет нужды. А вот какой ты, мил-человек, веры?
         Или, чтобы было понятнее, "какое у тебя мировоззрение"? Вот тут-то подданного Российской Империи моги ждать весьма серьёзные неприятности. В тогдашних паспортах отсутствовала графа "национальность" - но обязательно указывалось место прописки, сословная принадлежность - в том числе и принадлежность к нескольким сословиям, и вероисповедание.
         С одной стороны, Российская Империя - страна многонациональная, где жило свыше ста больших и малых народов, а следовательно и многоконфессиональная. Волей-неволей Правительству приходилось учитывать этот факт, с уважением относясь к религии "инославных" подданных. Православный, старообрядец, католик, кальвинист и лютеранин, мусульманин, буддист, "лицо иудейского вероисповедания" и даже шаманист-язычник могли свободно исповедовать свою веру - и никому не могло придти в голову запретить им, или помещать, заставив перейти в православие:
        
         "А принимал он присягу действительно весьма оригинально. В то время когда формулу присяги читал православным - священник, католикам - ксендз, евреям - раввин, протестантам, за неимением пастора - штабс-капитан Диц, а магометанам - поручик Бек-Агамалов, - с Гайнаном была совсем особая история. Подковой адъютант поднес поочередно ему и двум его землякам и единоверцам по куску хлеба с солью на острие шашки, и те, не касаясь хлеба руками, взяли его ртом и тут же съели. Символический смысл этого обряда, был, кажется, таков: вот я съел хлеб и соль на службе у нового хозяина, пусть же меня покарает железо, если я буду неверен".
         (с) А.Куприн, "Поединок".
        
         Так же спокойно в Российской Империи относились к межконфессиональным бракам. Иван Ефимович Деникин, отец будущего главы Вооружённых Сил Юга России был женат на польке и католичке. Элла Гессен-Дармштадтская, (01.11.1864 - расстреляна в Алапаевске 18.07.1918), старшая сестра императрицы Аликс, вышла замуж Великого Князя Сергея Александровича (11.05.1957 - убит эсером Каляевым 17.02.1905), дядю Николая II, будучи лютеранкой - и лишь прожив пять лет в России, прониклась и приняла православие.
         В то же время, в основе идеологии Российской Империи лежал союзный договор между царём и Православной Церковью. Не только русская, но и зарубежная православная церковь признавали Его Императорское Величество своим главой - царю подчинялись константинопольский и антиохийский патриархи, а так же "равнопатриарший", Святейший Синод в Санкт-Петербурге. До февраля 1917 года все распоряжения Святейшего Синода издавались под грифом: "по указу его Императорского Величества":
        
         "Император яко христианский государь есть верховный хранитель и защитник догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния".
         (с) Свод Основных Законов Российской Империи, статья 42.
        
         Но, имея право и возможность вершить по своему усмотрению церковные дела, "ярлык на княжение" царь получал не от кого-нибудь, а именно от церкви. И не абы как, а в качестве защитника православия, Православной Церкви и православных христиан. В ходе обряда коронации, перед её началом будущий царь читал специальную присягу-молитву, цель которой - показать Церкви и подданным, что коронующийся царь - православный. Только православной могла быть супруга Его Императорского Величества. Не могло быть и речи о том, чтобы царский трон занял человек иной веры.
         Выражалось это прежде в том, что на территории Российской Империи только Православной Церкви разрешалась миссионерская деятельность - представителям любых иных религий она строжайше запрещалась. Так же строжайше в пределы Российской Империи был запрещён въезд для иностранных проповедников - не могло быть и речи, чтобы в Москве или Самаре проповедовали бы какие-нибудь мормоны или кришнаиты. Можно было креститься в православие - но нельзя было принять иную веру: язычник не мог стать лютеранином, а буддист не мог принять ислам.
         Православный был обязан не реже, чем раз в месяц посетить церковную службу, и минимум раз в год побывать на исповеди. В гимназиях каждый урок начинался и заканчивался краткой молитвой. В межконфессиональном браке религию детям выбирал отец - но если один из супругов был православным, детей так же следовало крестить в православие. А затем, в независимости от того, был ли православным один из родителей или оба, приводить в храм, начиная с семилетнего возраста. В тогдашнем уголовном кодексе - целый букет статей религиозного характера. За непосещение храма - крупный денежный штраф. За официальный выход из православия, за "совращение к выходу из православия" и за "научный атеизм" - до десяти лет каторжных работ.
         Ограничены в правах были не евреи - евреи в Российской Империи были вхожи куда угодно, хоть в высшее титулованное общество, а "лица иудейского вероисповедания". Прежде всего, это знаменитая (и позорная) черта осёдлости - "лицам иудейского вероисповедания" было запрещено не только покидать её пределы, но и перемещаться внутри неё. Результатом становились нищие, перенаселённые еврейские местечки, где молодым людям "иудейского вероисповедания" было негде найти работу. Процентные ограничения при поступлении в гимназии и университеты: если в губернии "лица иудейского вероисповедания" составляли три процента населения - в гимназиях и университетах их число так же не должно было превышать трёх процентов.
         "Лица иудейского вероисповедания" могли поступать на государственную службу - но не могли выслужить классный чин и дворянство. В армию они призывались на общих основаниях, могли даже выслужить унтер-офицерский чин - но прав "вольноопределяющихся" не имели, и в офицеры не производились. Так же "лицам иудейского вероисповедания" запрещалось брать купеческие и промысловые свидетельства, и даже при наличии цензового капитала, выходить в купеческие гильдии.
         Обратим внимание: ограничения не национального, а чисто религиозного характера: крестись - и все пути перед тобой откроются:
        
         "Среди других мальчиков в нашем классе был один, по имени Соломон, очевидно еврейского происхождения; однако он был прихожанином Русской православной церкви и дворянином".
         (с) Григорий Чеботарёв, "Russia. My native land".
         (Записки профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера)
        
         Или уезжай - Правительство поощряло иммиграцию "лиц иудейского вероисповедания". В числе уехавших - отец знаменитого американского продюсера Девида Селзника, (10.05.1902 - 22.06.1965), снявшего первого Кинг-Конга и "Унесённых ветром".
         Снова заметим, что в этом плане Российская Империя была не хуже и не лучше других. Просвещённую, свободную, демократическую Францию на протяжении одиннадцати лет, с 1894 по 1906 год, лихорадило из-за скандального дела Дрейфуса. Адольф Дрейфус, (09.10.1859 - 12.07.1935), эльзасец по происхождению и еврей по национальности, был обвинён в продаже Германии секретных документов. А в Северо-Американских Соединённых Штатах до середины пятидесятых годов ХХ века действовали расовые законы Джима Кроу - сев в автобус, чёрный американец был обязан по первому требованию уступить место белому.
         Что до Российской Империи, то в ней ситуация начинает меняться после событий 1905 года. Посещение православными храма становится свободным. Из уголовного кодекса убираются статьи за "выход из православия" и за "научный атеизм" - в Правительстве наконец-то признали, что человек может ни во что не верить. Окончательно и навсегда прекращается преследование старообрядцев, а самих старообрядцев высочайше запрещается называть раскольниками.
         Но было среди девяти сословий Российской Империи одно - второе привилегированное, и даже "дважды привилегированное", представители которого всегда были искренне религиозны. Причём упомянутая искренняя религиозность сочеталась с не менее искренней веротерпимостью. Как говорили, правда, не все казаки, а лишь представители одного из Войск, Уральского, в рядах которого помимо старообрядцев присутствовали мусульмане и буддисты-ламаиты:
        
         "У них - своё, у нас - своё, а государство-то общее, поэтому службе разница верований не мешает".
        
         Чаще всего казак был православным - на Дону, на Кубани и на Тереке большинство - хотя и не абсолютное, составляли именно православные. Значительная часть казачьих священников происходила из числа самих казаков - если молодые поповичи нередко поступали на государственную штатскую службу, то молодой казак мог выбрать не военную, а духовную карьеру. Не забудем, что церковные приходы в Российской Империи часто наследовалась - сыновья "батюшек" и дьяконов росли тут же, в станицах, играли и озорничали вместе с казачатами - и, будучи рукоположенными в сан, прекрасно знали станичный быт и казачьи традиции, становясь для казаков своими.
         Казак мог быть старообрядцем - после реформ патриарха Никона и последовавшего за ними церковного раскола на Дон и на Яик бежало множество сторонников прежних религиозных обрядов. Выдачи ни с Дона, ни с Яика в ту пору не было, по берегам Дона и его "запольных рек" (притоков) росли густые леса, где в случае чего можно было укрыться. Во времена степной вольницы, когда священников среди казаков было мало, казаки привыкли обходиться без них, играя свадьбы и разводясь в Круге на майдане.
         Старообрядцем был знаменитый донской Войсковой Атаман, соратник Суворова, герой Отечественной Войны 1812 года, основатель новой донской столицы, города Новочеркасска, Матвей Иванович Платов, (19.08.1753 - 15.01.1818). Православные казаки не только не возражали, что ими командует старообрядец - за успешный рейд по французским тылам по время Бородинского сражения, 10 ноября 1812 года Матвей Иванович был высочайше пожалован титулом графа.
         Особый "толк" старообрядчества, сложившийся ещё до реформ патриарха Никона, из-за отсутствия рукоположенного священства исповедовали гребенские казаки. Крестились двумя перстами, служили службу без священников, крестили детей в водах Терека, совершали крестный ход по Солнцу, изучали Священное Писание (Библию) и Священное Предание (жития святых) по старым книгам, а вместо церковного покаяния совершали самопокаяние, прикусив конец бороды, считавшейся священной. Храня в чистоте веру, доставшуюся от отцов и дедов, "гребенцы" равно дистанцировались как от горцев-мусульман, с которыми всё время воевали, так и от канонической Православной Церкви. А когда, в результате реформ Никона в Православной Церкви свершился раскол, "гребенцы" решительно пресекали попытки старообрядцев любых "согласий" и "толков" заслать к ним миссионеров.
         Правительство неоднократно пыталось на них надавить - на что "гребенцы" отвечали что право на двуперстное крестное знамение за храбрость даровал им лично Пётр I, посетивший Земли Гребенского Войска во время похода в Персию, в 1720 году. Станицы гребенских казаков находились фактически в прифронтовой полосе, являясь частью знаменитой Кавказской Линии - в будущем гребенское казачество станет частью Терского Войска. Услышав про Петра I, Правительство оставил "гребенцов" в покое.
         Зато от Правительства здорово досталось веротерпимым уральским казакам, большинство которых составляли старообрядцы разных "согласий" и "толков". В конце XVIII века Земли уральского казачества оказались далеко от государственных границ, ушедших на юг и на восток. Понимая, что добровольно уральцы от веры отцов и дедов не откажутся, в 1800 году Павел I учредил "единоверие" - "православную унию", по аналогии с униатской церковью, существовавшей в малороссийских землях в XVII веке. Все обряды в этом "единоверии" должны были совершаться по книгам и канонам, существовавшем до реформ патриарха Никона - но не в молельном доме, а в церкви, где вместо выборного верующими "наставника" служил рукоположенный священник.
         Казак мог быть мусульманином. На Дону, на Кубани и на Тереке казаки-мусульмане отсутствовали - именно с мусульманами всё время воевало тамошнее казачество. Зато небольшой процент казаков-мусульман имелся в рядах веротерпимого Уральского Войска и, весьма значительный - в рядах Сибирского Войска. Людей не хватало, поэтому Правительство разрешило приписывать к казачеству местных татар - позволив им сохранять свою веру. В составе Сибирского казачьего Войска имелся отдельный Татарский полк, где служили исключительно "чины" и офицеры, исповедовавшие ислам.
         Наконец, казак мог быть, не удивляйтесь - буддистом. Таковыми были казаки-калмыки - одно из монгольских племён, принявшее ламаистский "толк" буддизма от китайцев. Будучи изгнанными исповедовавшими ислам соплеменниками-ойратами, калмыки прошли через Каспийские ворота, форсировали Волгу, остановившись на границах Земель Донского Войска. В первый момент казаки и калмыки едва не передрались - пока калмыки не сообразили, что лучше не воевать с казаками, а ходить в походы вместе с ними. Калмыки участвовали в Северной Войне, с Петром I, и в Мировой Семилетней Войне.
         В начале ХХ века, в числе ста тридцати четырёх, (по другим сведениям ста тридцати шести) станиц Донского Войска насчитывалось тринадцать калмыцких. Здесь наряду с православными храмами, а чаще - вместо православных храмов существовали буддистские хурулы. А в числе полутора миллионов донских казаков насчитывалось тридцать тысяч, исповедовавших буддизм ламаистского толка. Помимо Донского Войска, буддисты-ламаиты имелись в рядах Уральского.
         Единственная религия, представителям которой путь в ряды казачества был заказан... Правильно - "лицам иудейского вероисповедания" запрещался въезд и пребывание в Землях любого казачьего Войска. Заметим, что во времена степной вольницы в числе как донских, так и запорожских казаков имелись этнические евреи, о чём косвенно свидетельствуют казачьи фамилии. Напомним, что понятие "национальность" в те времена так же отсутствовала - а крестившись, "лицо иудейского вероисповедания" сразу же становилось для казаков своим.
         Религиозная и национальная терпимость не мешала "инославным" казакам порой весьма жёстко соперничать друг с другом. Экзамен на "годность к строевой", в котором участвовали православные и старообрядцы, а в Землях Уральского и Сибирского Войск - старообрядцы и мусульмане, всегда привлекал к себе максимальное количество любопытных. На Дону молодые православные казаки (напомним, что казаков нельзя называть "русскими") ездили к соседям-калмыкам, вызвать их на поединок по борьбе или с предложением устроить совместные скачки с препятствиями. Смотреть такие состязания собирались обе станицы, как ортодоксальная, так и калмыцкая, причём проигравшая сторона должна была выставить победителям бочонок водки.
         Искренняя религиозность сочеталась у казаков с не менее искренним суеверием - казаки верили в колдунов-характерников, умеющих вызывать дождь или засуху, а так же превращаться в животных. Колдуном-характерником считался Михаил Черкашенин - первый из донских Войсковых Атаманов, в 1570 году присягнувший Ивану IV Грозному.
         Существовало огромное количество примет, наговоров, особых молитв, призванных защитить от чужой пули, штыка и сабли. Отправляясь в поход, казак обязательно брал с собой кисет с горстью родной земли - помимо земли в кисет вкладывалась переписанная от руки молитва-оберёг. По возвращении из похода тот же кисет, с землёй и молитвой хранился в хате за иконами. Саблю, а в более поздние времена - шашку следовало не освятить, святить оружие - святотатство, но хорошенько "намолить" в церкви. Хорошо "намоленная" сабля считалась не менее чудотворной и полезной в бою, чем хорошо "намоленная" икона.
         Имелось такое понятие, как "присяга на ружье": присягая, вместо Библии, казак клал руку на положенное рядом с иконой заряженное ружьё - считалось, что в солгавшего оно выстрелит.
        
        
         * * *
        
         Ехали как-то верхами казак и малоросс, и считался тот малоросс колдуном-характерником, и повстречалась им свадьба. Малоросс сложил руки домиком и поколдовал - да так, так что от коляски, в которой ехала невеста, отвалилось колесо, и свадьба остановилась. Навстречу тут же выехал дружка, поклонился малороссу, попросил разрешения следовать дальше, поднеся обоим путникам по чарке водки. Ехали дальше, и снова повстречалась им свадьба.
         - И здесь поднесут? - раскатал губу казак.
         - Не, этих не могу, - признался малоросс. - Эти с божией помощью едут.
        
        
         * * *
        
         У одной казачки пропало монисто. Отец велел казачатам присягать на ружье, что не брали. Все присягнули, ничего не случилось - а потом ружьё вдруг само выстрелило и убило пасшуюся неподалёку корову. Стали корову резать, и нашли у неё в животе пропавшее монисто.
        
        
         * * *
        
         Случилась в другой казачьей семье кража, и отец велел сыновьям присягать на ружье, но не по очереди, а разом.
         - Все взялись? - спросил он.
         - Да! - хором ответили сыновья.
         - И вор взялся? - снова спросил отец.
         - Взялся! - послышался радостный голос.
        
         Источник: Михаил Харузин, "Сведения о казацких общинах на Дону".
        
        
         Глава третья.
         Регулярная феодальная армия.
        
         "...теперь же преследовалась цель поднять казачьи части на уровень регулярной кавалерии; в силу этого возросли требования строевой подготовки, исправности вооружения и снаряжения казаков, возросли требования к мобилизационной готовности казачьих войск".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Землеустройство казачьих Войск".
        
         1.Из атаманов - в "чиновники".
        
         Во времена степной вольницы разделения властей на гражданскую и военную, как и на законодательную, исполнительную и судебную у казаков не существовало. Во главе каждой ватаги, "станичного городка" и, наконец, казачьего Войска стоял выборный атаман, чей срок полномочий не был определён - "пока угоден Кругу". Лишь в начале семидесятых годов XVII века, после восстания Степана Разина у казаков возникнет традиция избирать станичных и Войсковых атаманов сроком на год, походных атаманов - до конца похода. Если атаман отбывал в поход, в "Главную Войску", либо в Москву во главе "зимовой станицы", на время своего отсутствия он оставлял выборного "наказного атамана", решавшего дела согласно распоряжению - "наказу".
         В 1805 году, отправляясь в поход против Наполеона, тогдашний донской Войсковой Атаман Матвей Иванович Платов, согласно стародавнему обычаю, оставил вместо себя "наказного" атамана Андриана Карповича Денисова 6-го, (1763 - 1841). Андриан Карпович - боевой казачий генерал, штурмовавший Измаил и Милан, ходивший с Суворовым через Альпы. Отсиживаться в тылу в самый разгар войны ему было, мягко говоря, неловко. Тем не менее, избавиться от "наказного" атаманства ему удалось лишь в 1807 году, после ряда прошений на Высочайшее Имя и личного вмешательства Александра I.
         Обратим внимание: во время войн с Наполеоном гражданский "глава администрации" - Войсковой Атаман Матвей Иванович Платов лично предводительствовал донскими казаками, в том числе и при Бородино, и никто не видел в этом ничего предосудительного или незаконного. Через сто лет, в начале ХХ века подобное станет невозможным. Все войсковые, "отдельские" и окружные атаманы имели военные чины и боевой опыт - тем не менее, атаманы остаются на местах, в Войсках, отделах и станицах, а полками, батальонами и сотнями командуют господа казачьи офицеры.
         Как и многое другое в России, история казачьего офицерства начинается с Петра I. Подавив восстание Кондратия Булавина и разгромив шведов под Полтавой, в 1709 году царь-реформатор учредил для казаков три обер-офицерских чина: есаула - командира сотни, и двух его заместителей, сотника и хорунжего; и два штаб-офицерских чина: полковника - командира полка, и его заместителя - войскового старшину.
         Самое интересное, что учреждая казачьи чины, Пётр I даже не подозревал о таком понятии, как чин. Опубликованная в 1722 году "Табель о рангах" представляла собой список существовавших на тот момент государственных должностей: гражданских, военных, морских и придворных. Коллежский регистратор и в самом деле регистрировал поступающие в коллегию входящие документы, а коллежский советник докладывал о них её президенту. Лишь во второй половине XVIII века, когда государственных должностей сделалось слишком много, должности и чины обособились друг от друга.
         Если с практикой назначения Войсковых Атаманов казаки пытались бороться, то появление офицеров приняли спокойно - по той простой причине, что казачьи офицеры, как прежние походные атаманы, были выборными. Полки и сотни формировались непосредственно перед походом, назывались по имени командира - полк или сотня такого-то, и расформировывались по возвращении. Казачьи офицерские чины не были включены в "Табель о рангах" и не давали обладателям никаких прав и привилегий.
         Небезызвестный Емельян Пугачёв участвовал в Мировой Семилетней Войне и в Русско-Турецкой Войне 1769 - 1774 годов, где выслужил чин хорунжего - что не помешало генералу Петру Ивановичу Панину (1721 - 26.04.1789) выпороть его за некую провинность. Дезертировав, обиженный Пугачёв сперва попытался взбунтовать своих, донцов - донцы отказались. Попытался взбунтовать терских казаков - терцы не просто отказались, а посадили Пугачёва в поруб. Бежав, Пугачёв добрался до Урала, к яицким казакам - где, как мы уже знаем, оказался в нужный момент в нужном месте.
         Традиционно и у донцов и у запорожцев полк состоял из трёх сотен, причём как в полку, так и в сотне могло быть произвольное количество людей - где-то по пятьдесят человек, а где-то все триста. Не были определены сроки службы - во время Наполеоновских войн и Крымской войны в строй ставили всех, способных носить оружие. Иной старый казак мог вывести в поле целый взвод из числа собственных сыновей, внуков и правнуков.
         В 1734 году императрица Анна Иоанновна создала прецедент, произведя донского Войскового Атамана Ивана Матвеевича Краснощёкова (1672, ровесник Петра I - 12.08.1742) в чин бригадира (старшего полковника) регулярной Русской Армии. Инициативу продолжили "кроткия сердцем" Елизавета Петровна и Екатерина II - казачьи офицеры в индивидуальном порядке, "за проявленные в боях мужество и героизм", а так же "за заслуги перед Отечеством, сомнению не подлежащие", всё чаще и чаще производятся в армейские чины.
         Официальный государственный и собственный казачий "Табели о рангах" часто не совпадали, что послужило поводом для многочисленных шуток: "нашего полковника произвели в майоры". Воюя в Польше с Барскими конфедератами, (назваными так не от слова "барин", а от города Бар в Жмеринском районе Винницкой области современной Западной Малороссии, к северу от Молдавии, где собиралась недовольная королём Станиславом-Августом Понятовским дворянская оппозиция), упоминавшийся Андриан Карпович Денисов командовал полком, называясь полковником, но будучи в чине майора. Именно тогда не имеющие настоящего, профессионального чиновничества казаки стали называть не всех своих офицеров, а только имеющих армейский чин "чиновниками"
         Но именно "кроткия сердцем" Елизавета Петровна раз и навсегда покончила с выборностью казачьих офицеров. В 1757 году Россия вступила в Мировую Семилетнюю Войну - именно с этого момента казачьих офицеров не избирают, а только назначают. Упоминавшийся Емельян Пугачёв чин хорунжего не получил по результатам выборов, а именно выслужил.
         Семнадцатого февраля 1761 года (по старому стилю) Пётр III подписал знаменитый "Указ о вольности дворянской", невольно вызвав к жизни такое понятие, как "донской дворянин". Упомянутый указ не распространялся на казаков - молодой казак, в том числе и сын офицера, вне зависимости от того, был ли отец выслужившим личное или потомственное дворянство "чиновником", обязан служить. Начиная службу, "донские дворяне" поступали в полки рядовыми - но по первой же открывшейся вакансии, (вспомним - "без вакансии нет производства"), их производили в чин урядника. Затем, опять же, по первой открывшейся вакансии, в младший офицерский чин - хорунжего. На этом привилегии "по праву рождения" заканчивались - дальнейшая карьера зависела исключительно от самого молодого человека:
        
         "Детям офицеров и чиновников разрешалось поступать на службу в возрасте 16 лет, а в Донском Войске - даже в 15 летнем возрасте, но сама служба считалась с 19 летнего возраста".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Главное управление Казачьих Войск".
        
         Ситуация, согласимся, не совсем справедливая: мальчишка пятнадцати - семнадцати лет командовал пожилыми, заслуженными казаками. Но весь XVIII век и первую половину XIX века казачьи офицеры брали сыновей с собой в полк, а то и в поход - подобная практика не просто не запрещалась, а официально поощрялась. В полку можно было попросить кого-то из старых и опытных казаков позаниматься с сыном - выполнялись такие просьбы всегда с превеликой охотой. Не говоря о том, что перед глазами мальчишки был прекрасный пример - его собственный отец. Пятнадцатилетний урядник и семнадцатилетний хорунжий прекрасно знали, какой рукой берутся за саблю, (знаменитых казачьих шашек ещё не было), и как командовать сотней, полусотней или десятком. Так же не забудем, что не имеющие армейских чинов казаки не считались настоящими офицерами.
         В 1774 году казаки трёх донских полков - Таганрогского, Азовского и крепости Дмитрия Ростовского впервые надели военную форму. Прежде казаки одевались, кто во что горазд - хотя для походов у них существовала специальная, "походная" одежда. И, в отличие от западно-европейских наёмных солдат - ландскнехтов, или соседей-запорожцев, отправляясь в поход, казаки никогда не франтили. Поначалу военная форма вызвала у казаков резкое неприятие - прошёл слух, будто казаков хотят превратить в солдат регулярной кавалерии - улан. Лишь с 1801 года, в царствование Александра I военная форма становится обязательной, становясь национальным казачьим костюмом.
         В следующем, 1775 году, пытаясь хоть как-то покончить с неразберихой при формировании казачьих полков, тогдашний президент Военной Коллегии, Григорий Александрович Потёмкин (24.09.1739 - 16.10.1791, соправитель и, по утверждению современников, второй, тайный супруг Екатерины II, много общавшийся с казаками и даже получивший у запорожцев прозвище "Грицко-нечёса"), распорядился сформировать на Дону Атаманский полк из пяти сотен. Полк должен был служить личной гвардией Войскового Атамана, а потому формировался из казаков верховых станиц, которых "настоящие", низовые донские казаки не считали настоящими казаками, презрительно называя их "чигой", (мелкая донская рыбёшка). "Верховцы" платили низовцам той же монетой, не менее презрительно называя их "сипой".
         Данное обстоятельство позволяло Войсковому Атаману в случае необходимости направить Атаманский полк против своих же - казаков. Но главное назначение Атаманского полка - служить эталоном-образцом для командиров прочих полков и сотен:
        
         "...дабы оный, будучи всегда в особом присмотре и попечении Войскового Атамана исправностью своей во всех нужной казацкой службы оборотах служить мог образцом для всех прочих полков".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Воинская повинность казачьих Войск".
        
         В каждой сотне Атаманского полка - ровно сто человек, с полным штатом офицеров, чиновников, трубачей, денщиков и обозной прислуги. А всего в Атаманском полку - тысяча человек, поскольку полк был двухкомплектным - половина личного состава служила в тогдашней донской столице, Черкасском городке, а половина проживала "на льготе" в станицах. Ротация происходила каждые два года.
         Как было принято в те времена, Атаманский полк назывался по имени командира - в данном случае, Войскового Атамана. Когда Войсковым Атаманом был Матвей Иванович Платов, Атаманский полк назывался: "Донской Атаманский Матвея Платова полк". Когда в 1818 году Платова сменил Андриан Карпович Денисов - тот самый, Атаманский полк стал называться "Донской Атаманский Андриана Денисова полк". Даже в начале ХХ века "Лейб-гвардии Донской Атаманский Наследника Цесаревича полк" считался лучшим казачьим полком Российской Империи.
         В 1798 году Павел I приравнял казачьи офицерские чины к общеармейским, включив их в "Табель о рангах" - с этого момента все казачьи офицеры становятся "чиновниками". В 1827 году Николай I сделал своего старшего сына Александра - будущего Александра I Освободителя Войсковым Атаманом всех казачьих Войск, а прежние Войсковые Атаманы сделались "наказными". Принципиально на жизни казачества это не отразилось - если не считать того, что первая и вторая сотни Атаманского полка были переведены в Санкт-Петербург, в качестве личной гвардии нового Августейшего Атамана. Через четыре года, в 1831 году получивший права "молодой гвардии" Атаманский полк переводится в Санкт-Петербург в полном составе.
         Как мы уже знаем, в 1835 году была введена паевая система, в основе которой лежал принцип "земля за службу". Через три года, в 1838 году казачьи полки становятся постоянными, получают штаты, номера и наименования. Определяются казачьи сроки службы - двадцать пять лет для "донских дворян" и тридцать лет (!) для рядовых, "служилых" или "действительных" казаков - двадцать пять лет действительной армейской и пять лет "внутренней" службы.
         Исключение делалось для артиллеристов, служивших пятнадцать лет - во всех странах во все времена артиллеристы считались армейской элитой. В XVIII веке жалование артиллериста в шесть раз превышало жалование пехотинца. Для сравнения - жалование кавалериста превышало жалование пехотинца всего в два раза. Профессия опасная и вредная - от орудийного грохота и разрывов артиллеристы нередко глохли. Будучи наследником престола, будущий Александр I Благословенный оглох на левое ухо, после того как в Гатчине прямо над ним выстрелила пушка.
         Не спешите пугаться: казачья военная служба - не рекрутчина, а потому большую часть из этих тридцати лет казак проводил дома, "на льготе". Можно было обменяться очередью "по соглашению сторон", заплатив нуждающемуся в деньгах соседу - от службы, как таковой, это не освобождало, так что потом приходилось "дослуживать" два срока подряд. За недостойное поведение, хулиганство и появление в обществе в нетрезвом виде казака могли отправить на службу вне очереди. Наказанные таким образом "внеочередники" служили два года дополнительно. Сами срока и их длительность так же не были определены - где-то казаки служили два срока, а где-то три, а где-то все четыре.
         Несмотря на это, армейские офицеры продолжали воспринимать казаков, как ополченцев - умных, умелых, до отчаяния храбрых, но не способных сравняться с настоящими солдатами регулярной Русской Армии. Поэтому они считали себя вправе забирать людей из казачьих полков - для службы в качестве денщиков, вестовых (гонцов), полковых разведчиков, охранников обоза... Казачий генерал, герой Кавказской Войны Яков Петрович Бакланов (27.03.1809 - 30.10.1873), принципиально не позволявший забирать людей из своего полка, выглядел тем исключением, которым поверяются правило. Иной казачий полк могли "раздёргать" так, что в строю в лучшем случае оставалась половина, если не треть личного состава.
         В шестидесятые - семидесятые годы XIX века под руководством военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина (10.07.1816 - 07.02.1912), в России проводится военная реформа. Казачьи Войска остались на феодально-земельном обеспечении, сохранив паевую систему - но перестаёт соблюдаться прежний порядок, когда рядовой, "служилый" или "действительный" казак получал 30 десятин. Бывшие "вольные" Войска - Донское, Кубанское и Терское начинают испытывать нехватку земли. К тому же казаки из скотоводов становятся земледельцами, а потому оказываются способными прокормить и обеспечить себя с участков меньшей площади.
         Радикально сокращаются сроки службы, становясь уже известными нам - двадцать лет для всего российского казачества и двадцать два года для уральского. Устанавливаются три срока службы - в полках первой, второй и третьей очереди, "очередные" полки объединяются в "звенья", а для служилого казачества вводятся уже известные нам разряды: "приготовительный", "строевой" и "запасный". Казачьи полки получают новые штаты и новый устав, в полках устанавливается строжайшая дисциплина. Офицерские сыновья утрачивают привилегии "по праву рождения" и получают обычное, обязательное для офицеров Российской Империи военное образование. Господам генералам строжайше запрещается забирать людей из казачьих полков.
         Оставаясь "феодальным", казачье Войско приобретает все черты современной регулярной армии.
        
        
         2. У нас не "цукают".
        
         Подданные Российской Империи обладали правом на выбор профессии - в шестнадцатитомном "Своде законов Российской Империи" оно не прописывалось просто потому, что никому не приходило в голову его нарушать. Тем не менее, Правительство поощряло наследование профессий - в наследственной абсолютной монархии полагали, что лучше всего дело отца продолжит сын. Если в Советском Союзе шестидесятых - семидесятых годов прошлого века вели бесконечные и бессмысленные споры о "физиках" и "лириках", то в светских салонах и офицерских собраниях Российской Империи любили порассуждать, кто скорее справится с семейным предприятием - сын своего отца или "господин с вокзала".
         В результате кадровый офицер - как казак, так и служащий в регулярных "солдатских" полках мог быть сыном офицера - потомственным военным. Служить мог как его отец, так и дедушка - в иных семьях мужчины становились офицерами на протяжении четырёх-пяти поколений:
        
         "Одни богатством гордились, другие - знатностью, а мы - профессией. Есть такая профессия - защищать Родину...".
         (с) художественный фильм "Офицеры".
        
         Вожделённый просвет на погон сын и внук казачьего офицера мог выслужить "обычным", традиционным для кадровых офицеров Русской Армии способом.
         Начальное образование, включающее чтение, письмо и четыре действия арифметики можно было получить дома - в отцовском поместье, (не забудем, что до 1869 года казачьи офицеры имели поместья), с приходящим "домашним учителем". Небогатые студенты и гимназисты старших классов охотно шли в "домашние учителя". Платили неплохо - неоднократно упоминавшийся Фёдор Дмитриевич Крюков в старших классах гимназии сам оплачивал учёбу, зарабатывая частными уроками.
         Десяти лет офицерский сын поступал в кадетский корпус - закрытую военную школу с пансионом. Казачество имело несколько собственных кадетских корпусов - в том числе основанный в 1883 году Донской Императорский Александра III Кадетский Корпус в Области Войска Донского. Дисциплина строгая - чисто военная. Воспитателем мог быть только штаб-офицер в чине не ниже подполковника, незамеченный в предосудительных поступках. Игроков, выпивох и "кукушечников" к детям не подпускали на пушечный выстрел.
         С 1900 года кадетские корпуса Российской Империи курировал внук Николая I, Великий Князь Константин Константинович (22.08.1858 - 15.06.1915), писавший стихи и пьесы под псевдонимом "КР". Каждому кадету при поступлении в корпус вручалось карманное Евангелие со стихотворным посвящением Великого Князя.
         Хулиганов и двоечников в кадетских корпусах Российской Империи не водилось по несколько неожиданной причине - кадетам старших классов за примерное поведение и успехи в учёбе торжественно вручалось боевое оружие - винтовка со штыком. Не только выносить её на улицу, но просто расхаживать с ней по коридорам строжайше запрещалось - винтовки хранились в классе, в специальном шкафу. Зато бывший частью формы штык в ножнах кадеты-старшеклассники с гордостью носили на поясе. Хулиганам и двоечникам винтовка не полагалась, поэтому лишиться штыка для мальчишки четырнадцати-шестнадцати лет было страшнее, чем получить "единицу" по тому или иному предмету, по поведению, быть заключённым в карцер или остаться на второй год.
         Из кадетского корпуса выпускали в семнадцать лет. Выпускник не был обязан непременно становиться военным - подобно гимназии с полным семилетним курсом, кадетский корпус давал права "вольноопределяющегося" второго класса, а так же право держать вступительные экзамены в университет. Но если выпускник всё же решал стать офицером, следующим шагом становились вступительные экзамены в юнкерское училище.
         Казачество располагало тремя собственными юнкерскими училищами - в Оренбурге, (основано в 1867 году силами Оренбургского, Уральского и Семиреченского Войск), в Новочеркасске, (основано в 1869 году силами Донского и Астраханского Войск), и в Ставрополе, (основано в 1870 силами двух Кавказских Войск - Кубанского и Терского). Помимо них существовала заслуживающая отдельного рассказа казачья сотня в Николаевском кавалерийском училище в Санкт-Петербурге, (основано в 1823 году). Наконец, казак-"малолетка" имел право держать экзамены в любое из "солдатских" юнкерских училищ Российской Империи. Тем не менее, казаки предпочитали держать экзамены в "свои" училища, поскольку в них отсутствовал "цук" - "дедовщина".
         Юнкерское училище - не просто закрытая школа с военным уклоном, а настоящая воинская часть - пехотная рота, кавалерийский эскадрон, артиллерийская батарея или казачья сотня. В любом училище такая "учебная" воинская часть насчитывала ровно двести человек - исключения имели место, но крайне редко. Командовали откомандированные от полков господа курсовые офицеры, которых не следует путать с так же носившими офицерские погоны господами преподавателями. Зато унтер-офицерами, старшими и младшими портупей-юнкерами становились отличившиеся старшекурсники.
         Выдержавшего вступительные экзамены казака сразу же, минуя "приготовительный", зачисляли в "строевой разряд". Обучение, как для казаков, так и для юнкеров-"солдат" было бесплатным - выдержавший вступительный экзамен получал "министерскую стипендию с последующей отработкой". Это значило, что за каждый год, проведённый в стенах юнкерского училища, следует отслужить полтора года. Выпущенный из пехотного и кавалерийского училища с двухлетним учебным курсом был обязан отслужить три года. Выпущенный из артиллерийского училища с трёхлетним курсом был обязан отслужить четыре с половиной года. Только после этого молодой офицер получал право подавать в отставку.
         Первые два месяца юнкера считались штатскими лицами. В это время можно было подать прошение об отчислении из училища - никаких репрессий не следовало. Через два месяца юнкеров приводили к присяге - с этого и только с этого момента они становились военнослужащими. Юнкера, отчисленного из училища за тот или иной проступок после присяги, отправляли "дослуживать" в профильный армейский полк на общем основании.
         В отличие от "дедовщины" в Советской Армии, "цук" в "солдатских" юнкерских училищах был делом добровольным. Поступившего спрашивали, как он собирается служить: "по обычаю" - то есть, "с цуком", или "по уставу" - то есть, без "цука". Выбравших службу "по уставу" не трогали - господа юнкера были людьми слова. Но отказавшийся от "цука" получал презрительное прозвище "красный", (иронию господа офицеры в полной мере оценят после 1917 года), и не считался среди юнкеров товарищем. С ним не общались, не дружили, не делились с ним лакомствами и не принимали от него угощений, не ходили к нему домой и не приглашали в гости... Словом, не поддерживали никаких отношений, за исключением официальных.
         Если вы видите в фильме "Сибирский цирюльник", как господа курсовые офицеры заставляют юнкеров стоять в наказание на одной ноге, изображая аиста - не верьте. Никому из училищного начальства и в голову бы не пришло унижать будущих офицеров, в числе которых могли оказаться представители высшей аристократии. Зато "корнеты" ("деды") могли заставить "сугубых зверей" ("салаг") изображать тех самых аистов, маршировать с наполненными водой стаканами на плечах - ради идеальной военной выправки, или отвечать на идиотский вопрос: "когда умирает душа рябчика?".
         Можно было в добровольно-принудительном порядке накормить младшего товарища мёдом и творогом с солёными огурцами, заставив запить всё это молоком, отчего с ним случалось известная "медвежья неприятность". Всё это происходило не просто с ведома, а буквально на глазах господ курсовых офицеров. В молодости те прошли через похожие издевательства, а потому относились к происходящему с олимпийским спокойствием.
         Другое отличие юнкерского "цука" от советской "дедовщины" состояло в том, что в юнкерских училищах никогда и никого не били - офицера, в том числе и будущего, не могла коснуться ни чья рука. В крайнем случае можно было сойтись в потаённом уголке на саблях или шашках. Но если дело доходило до рукоприкладства, из училища отчисляли обоих - и бившего, "ты почто нам, зараза, матерьял портишь", и битого - как недостойного носить офицерские погоны "порченного".
         По восшествии на престол Павла I волжское дворянство подало прошение, слёзно жалуясь на участившиеся разбои на самой Волге и на прибрежных больших дорогах. Павел I был человеком своеобразным - он не стал ни посылать против разбойников войска, ни усиливать полицию поволжских губерний. Вместо этого Его Императорское Величество издал указ, согласно которому всякий дворянин, тем более офицер, не сопротивлявшийся ограблению с оружием в руках, а смиренно поднявший лапки, утрачивал сословную принадлежность. Волей-неволей господа дворяне взялись за шпаги - и вскоре уже не дворяне стали бояться разбойников, а разбойники - вооружённых дворян.
         За столетия из указа Павла I выросла традиция: коль скоро дворянин, тем более офицер носит оружие - он в состоянии защитить свою честь, а всякий офицер, позволивший себя коснуться, перестаёт быть таковым. Драться и дуэлировать господа русские офицеры умели и любили - чего стоит "дуэль через платок", знаменитая "американская рулетка", которую в самой Америке прозвали "русской рулеткой", или малоизвестная широкой публике "кукушка", когда господа офицеры стреляли друг в друга в тёмном просторном помещении на звук и вспышки выстрелов. Но если вы видите, как в третьих "Неуловимых мстителях" русские офицеры, сторонники двух претендентов на престол сходятся друг с другом на кулачках, не верьте. Не раз случалось, что остановленный в тёмном переулке, избитый хулиганами или ограбленный уличными грабителями пожилой, заслуженный офицер на следующий день писал прошение об отставке.
         В конце восьмидесятых годов XIX века оказавшиеся в числе юнкеров Николаевского кавалерийского училища донские казаки самым настоящим образом взбунтовались, после того, как один из "корнетов" порезал одному из них сапоги. Изловив двух самых ярых "дедов", донцы казачьим обычаем дали им по зубам, затащили под лестницу, судили их там на тайном сборе - по стародавнему казачьему обычаю дав возможность оправдаться, после чего, опять же, согласно стародавнему казачьему обычаю приговорили к порке нагайками - как сквозь строй прогнали. После грянувшего скандала в 1890 году Николаевское кавалерийское училище разделилось на кавалерийский эскадрон и казачью сотню. Через год, когда у казаков сотни появились собственные младшекурсники, казаки собрали сбор, на котором чуть ли не единогласно приговорили: "У нас не цукают".
         В отличие от советских военных училищ, в юнкерских училищах Российской Империи отсутствовало "распределение" на службу по завершении учебного курса. Вместо него существовал "разбор вакансий", со списком которых можно было заранее ознакомиться в канцелярии. Система оценок в юнкерском училище - двенадцатибальная, причём на протяжении учебного курса баллы суммировались. На основании полученной суммы составлялся "рейтинг успеваемости": набравший максимальное количество баллов занимал в нём первое место, набравший минимальное - последнее.
         Одновременно вычислялся средний балл по военным дисциплинам, по общеобразовательным и по поведению. Набравший больше девяти баллов считался окончившим училище по первому разряду, набравший в среднем восемь баллов - по второму, набравший меньше восьми баллов - по третьему. Окончившие училище по первому разряду получали право брать вакансии как в армию, так и в гвардию. Как мы скоро увидим, желающему служить в гвардии, помимо отличных оценок следовало иметь и дворянскую грамоту - гвардейские офицеры не принимали к себе разночинцев. Окончившие училище по второму разряду получали право лишь на армейские вакансии.
         Окончившие училище по третьему разряду к разбору вакансий не допускались. "Третьеразрядных" юнкеров-"солдат" выпускали "вольноопределяющимися" в армейские полки, юнкеров-казаков - младшими урядниками с правами "вольноопределяющегося" в казачьи полки - настоящих "вольноопределяющихся" у казаков не было. И те и другие получали право через полгода попытать счастье ещё раз, пересдав экзамены.
         Зато юнкер, окончивший училище по первому разряду и оказавшийся первым в рейтинге успеваемости, получал право выбрать любую вакансию из имеющихся в списке. Оказавшийся вторым - любую из вакансий, оставшихся в списке после первого. Оказавшийся третьим - любую из вакансий, оставшихся в списке после первого и второго... Набравший минимальное число баллов по второму разряду гарантированно оказывался в откровенно глухой дыре, но тут уже сам виноват - надо было лучше учиться:
        
         "Кончил я училище хорошо и выбирал вакансии 25-м".
         (с) Сергей Мамонтов, "Походы и кони".
        
         Выпускник-казак не был обязан брать вакансию непременно в казачий полк - можно было взять в регулярный "солдатский". Точно так же выпускник "солдатского" юнкерского училища мог взять вакансию в казачий полк, став не корнетом, а хорунжим. Разумеется, казачьи полки предпочитали направлять вакансии в "свои" училища - но эту проблему было несложно обойти, за год до выпуска, на каникулах съездив в заинтересовавший тебя полк и поговорив с господами офицерами. Юнкер пехотного училища мог побывать даже в особом "царском", Лейб-гвардии Преображенском полку, первым батальоном которого командовал лично Николай II - поскольку Лейб-гвардии Преображенский полк был пехотным, четырёхбатальонного состава. Юнкер-казак с той же целью мог побывать в Лейб-гвардии Атаманском полку. И выставленные у ворот часовые, и сами господа офицеры к такого рода гостям привыкли - и не удивлялись.
         Прибывшего знакомили с жизнью полка, подвергали экзамену - строгому и порой необычному. Например, предложить самостоятельно провести взвод из пункта "А" в пункт "Б", покомандовать учебными стрельбами, сыграть в "кукушку" - струсит или нет, а если юнкер признавался, что любит хорошее вино, проверить, насколько он устойчив в питие. Затем следовал вердикт: "Извините, молодой человек, в настоящее время в нашем полку вакансий нет", что означало вежливый отказ. Но могли сказать: "Молодой человек! Вы нам подходите. Мы пришлём вам вакансию...".
         Поскольку вакансии не были именными, вернувшись после каникул в училище, следовало заранее предупредить: "Ребята! Я был в таком-то полку, мне обещали прислать вакансию... Будьте людьми - не хватайте!..". В "солдатских" училищах с "цуком" "сугубых зверей" заставляли учить наизусть, кто из старшекурсников в какой полк выходит. Разумеется, юнкер-аристократ, выхлопотавший себе вакансию в гвардейский полк, был обязан окончить училище по первому разряду, а выбравший для службы армейский полк разночинец - по второму. В противном случае договорённость с товарищами аннулировалась.
         Через год-два после выпуска и до достижения возраста двадцати пяти лет уже не юнкер, а молодой офицер имел право держать экзамены в одну из трёх военных академий: в Николаевскую Инженерную, (основана в 1855 году), в Александровскую Военно-Юридическую, (основана в 1867 году) и, наконец, в самую престижную - в Николаевскую Академию Генерального Штаба, (основана 8 декабря 1832 года), с двухгодичным теоретическим и практическим курсом. Поступить и учиться было не просто трудно, а очень трудно - в Николаевской Академии Генерального Штаба из ста поступивших молодых офицеров до выпуска доходила половина, (а вовсе не трое из ста, как иногда утверждают). Тем не менее, офицер, имеющий за плечами помимо юнкерского училища ещё и одну из Академий, делал более быструю и более успешную карьеру.
        
        
         3. "Господа с вокзала".
        
         Помимо выпускников кадетского корпуса, право держать экзамены в юнкерские училища получали выпускники гимназий с полным семилетним курсом, а так же, как это не удивительно, выпускники духовных семинарий. Нетрудно догадаться, что "батюшки" и дьяконы предпочитали отправлять отпрысков учиться в духовные училища - но далеко не все молодые "поповичи" выбирали духовную карьеру. Впрочем, чаще сыновья "батюшек" и дьяконов предпочитали становиться не офицерами, а штатскими чиновниками. Или преподавателями гимназий - значительный процент абитуриентов, держащих экзамены в педагогические институты составляли именно они.
         Как правило, из гимназий в юнкерские училища шли сыновья не служивших помещиков, купцов, чиновников, не имеющих классного чина служащих, мещан и прочих разночинцев. Словом, сыновья штатских лиц, из патриотизма, романтики или желания подняться в социальном статусе решивших стать офицерами. Примерно пятую часть юнкеров в училищах составляли подобные "господа с вокзала". В "солдатских" училищах первые два месяца, когда ещё можно было "отчислиться по собственному желанию", их "цукали" особенно зло и жестоко - специально, чтобы служба мёдом не казалась.
         Хотя случались и исключения. Так, будущий глава ВСЮР - "белых" Вооружённых Сил Юга России Антон Иванович Деникин (16.12.1972 - 07.08.1947) получил "законченное среднее" не в кадетском корпусе, а в гимназии. Образование в Российской Империи было строго платным, но офицер с десятилетней "выслугой", а так же чиновник и не имеющий классного чина служащий Министерства Народного Просвещения, чья "выслуга" составляла двадцать пять лет, получал право на "министерскую стипендию" - то есть, возможность обучить одного члена семьи за государственный счёт.
         Казачьи Войска самостоятельно, за счёт доходов от земель Войскового Резерва содержали собственные гимназии. В их числе Донское Войско содержало считавшуюся лучшей на Дону гимназию в станице Усть-Медведицкая - современный город Серафимович. Как следует из современного названия города, именно здесь некогда учился Александр Серафимович (настоящее имя, фамилия, и отчество - Александр Серафимович Попов, 19.01.1863 - 19.01.1949), будущий писатель, шеф-редактор журнала "Октябрь" и издатель "Тихого Дона". Именно он, своей властью, игнорируя мнение редколлегии, поставил никому не известный роман в план издания на 1928 год.
         А будущий знаменитый казачий писатель, публицист, общественный и политический деятель, секретарь Круга Донского Войска Фёдор Дмитриевич Крюков и будущий станичный атаман, прохиндей, деляга и тесть Михаила Шолохова, Пётр Яковлевич Громославский могли не просто учиться в одном классе Усть-Медведицкой гимназии, но даже сидеть за одной партой. Совпадение, разумеется, случайное - и долго потом потомки будут размышлять и догадываться, почему Михаил Шолохов пользуется любым предлогом, чтобы не писать.
         Иногда в одноклассники Крюкову и Громославскому записывают "бывшего подъесаула" и красного командарма Филиппа Козьмича Миронова. Вот только, помимо того, что Миронов на два года моложе, отучился он в Усть-Медведицкой гимназии всего три года - после чего саму гимназию прикрыли, как рассадник вольнодумства. Не растерявшись, будущий "бывший подъесаул" разбил копилку, накупил подержанных учебников, занимался по ним сам и, прежде чем держать экзамен на "годность к строевой", успешно сдал все экзамены за гимназический курс.
         Подобные вещи в те времена были в обычае. Антон Иванович Деникин, будучи гимназистом, был оставлен на второй год по обидной для любого мальчишки статье - за неуспеваемость. Был он не просто мальчишкой, а "потомственным почётным гражданином", что делало ситуацию ещё более позорной. Вспомним, что сыновья личных дворян, не сумевших выслужить потомственное дворянство - "потомственные почётные граждане".
         Тогдашние летние каникулы были короче нынешних. Занятия в гимназиях начинались семнадцатого августа, к первому сентября - нашему Дню Знаний тогдашние гимназисты успевали отучиться две недели. Тем не менее, всё лето, оставив удочки и соседскую крышу с голубятней, будущий генерал и лидер Белого Движения не отрывался от учебников, а перед началом нового учебного года пересдал все предметы. Просидеть два года в одном классе будущему генерал-лейтенанту, командиру Железной Дивизии и главе "белых" ВСЮР так и не довелось.
         Наконец, чтобы стать офицером, вовсе не обязательно было поступать в юнкерское училище. Имея за плечами гимназию с полным семилетним курсом, выпускник - в том числе и казак, получал право держать вступительные экзамены в университет. Это не просто не запрещалось, а всячески приветствовалось. На время прохождения учебного курса студенту - в том числе и казаку предоставлялась отсрочка от призыва. Дневник именно такого казака-студента читает Григорий Мелехов в "Тихом Доне". Как мы уже знаем, выпускник гимназии - в том числе и казак, получал права "вольноопределяющегося" второго класса, позволяющие служить в пехоте и кавалерии, выпускник университета - права "вольноопределяющегося" первого класса, позволяющие служить в артиллерии и гвардии.
         Настоящих, армейских "вольноопределяющихся" у казаков не было - и выпускник гимназии, если он не поступал в юнкерское училище, и выпускник университета начинали службу на общих основаниях. Но при первой же открывшейся вакансии - "без вакансии нет производства", бывший гимназист и бывший студент производились в младшие урядники с правом через полгода держать экзамены на первый "условный" офицерский чин - "подхорунжего", (казачьего прапорщика).
         Наконец, офицерские погоны мог выслужить рядовой, "действительный" или "служилый" казак - как сделал тот же Григорий Мелехов. Выслужиться в младшие урядники, (уже без прав "вольноопределяющегося"), затем в старшие, затем в вахмистры, чтобы наконец, получить на погон просвет с вожделённой звёздочкой. Дело достаточно долгое и сложное хотя бы потому, что в армии производство происходило строго "по вакансии". Но не невозможное - в ходе военных действий перед решительным и умелым казаком открывается масса возможностей отличиться, а вакансии по понятным причинам открываются быстро.
         Обязательным условием выслуги рядового казака в офицеры было наличие законченного начального образования - умения свободно читать, писать и знания четырёх действий арифметики. В крайнем случае, если не находилось никого более подходящего, неграмотного могут выдвинуть в станичные атаманы - но никогда и ни при каких обстоятельствах не произведут в офицеры. Именно поэтому казаки стремились дать образование сыновьям - на всякий случай, а вдруг повезёт.
         Заметим, что везло многим. Как мы уже знаем, в училищах пятая часть юнкеров являлась "господами с вокзала" - окончивших гимназии сыновьями штатских лиц. В самой Русской Армии ситуация была иная: примерно 45 % господ офицеров были потомственными военными, имевшими за плечами кадетские корпуса и юнкерские училища, тогда как оставшиеся 55 % - разночинцы, тем или иным способом сумевшие выслужить просвет на погоны.
         Во время Первой Мировой Войны, когда ещё не знали, что она - Мировая, да к тому же ещё и Первая, а потому называли её "Великой Войной" и "Второй Отечественной", ("Первая Отечественная" - вторжение Наполеона в 1812 году), лишь каждый десятый офицер был потомственным дворянином и военным в нескольких поколениях. Оставшиеся девять десятых - либо выслужившие просвет на погоны "нижние чины", либо выпускники юнкерских училищ, обученные по сокращённой программе - пять месяцев вместо прежних двух лет в пехоте и кавалерии, девять месяцев вместо трёх лет - в артиллерии, выпущенные с чином не подпоручика, а прапорщика.
        
        
         4. Казачьи офицеры.
        
         Во все времена во всех странах статус воинской части определялся не численностью личного состава, а расходами на содержание и силой наносимого удара. Военный лётчик может не командовать никем и ничем, за исключением собственного истребителя - в том числе и аэродромной обслугой. Тем не менее, он - офицер: ведь ударная сила его истребителя нередко превосходит ударную силу пехотной роты.
         Кавалерист сильнее пехотинца. Именно поэтому в кавалерийском полку ровно в два раза меньше людей, чем в равном по статусу пехотном. И если в пехотном полку четыре батальона, в стрелковом - два, то кавалерийский полк непременно однобатальонного состава.
         Не были исключением и казаки - в соответствии с новым, "милютинским" уставом казачий полк состоял из одного батальона, в состав которого входило шесть рот. Если в пехоте рота так и называется - "рота", то в артиллерии она - "батарея", в регулярной кавалерии - "эскадрон", а у казаков - "сотня". Во времена степной вольницы, наряду с сотнями, у казаков существовали полусотни и десятки - в конце XIX и начале ХХ века казачьи сотни, без оглядки на былые традиции, делились на взводы. И в казачьей сотне и в эскадроне регулярной кавалерии было ровно четыре взвода.
         Зато, традиционно, казачья сотня была немного меньше эскадрона регулярной кавалерии - примерно сто двадцать сабель против ста пятидесяти. Соответственно, меньшим по численности был и казачий полк - семьсот-восемьсот сабель, тогда как в полку регулярной кавалерии - до тысячи. Для сравнения - в пехотном полку четырёхбатальонного состава служило две тысячи человек.
         Казачьими взводами, сотнями и полками командовали унтер-, обер-, и штаб-офицеры разных рангов. Со времён Петра I казаки сохранили собственные, оригинальные воинские звания:
        
         Чины (рядовой состав):
         Казак (рядовой);
         Приказный (ефрейтор);
        
         Унтер-офицеры (командиры взводов):
         Младший урядник (младший унтер-офицер);
         Старший урядник (старший унтер-офицер);
         Вахмистр;
        
         Обер-офицеры (командиры сотен):
         обращение: Ваше Благородие
         Подхорунжий (прапорщик)
         Хорунжий (подпоручик, корнет в регулярной кавалерии);
         Сотник (поручик);
         Подъесаул (штабс-капитан, штаб-ротмистр в регулярной кавалерии);
         Есаул (капитан, ротмистр в регулярной кавалерии);
        
         Штаб-офицеры (полковые командиры):
         обращение: Ваше Высокоблагородие
         Войсковой старшина (подполковник);
         Полковник казачьих войск;
        
         Генералитет:
         обращение: Ваше Превосходительство
         Генерал казачьих войск (генерал-майор);
        
         Если казак, подобно Лавру Георгиевичу Корнилову, делал дальнейшую военную карьеру, то ему шли общеармейские ("солдатские") звания, причём к полному генералу и генерал-фельдмаршалу полагалось обращаться: Ваше Высокопревосходительство. Официально "приказным" назывался только казак-ефрейтор, "старший солдат". Однако на казачьем говоре, или "гуторе", "приказными" называли унтер-офицеров, а так же "чинов" городской и окружной полиции.
         Согласно уставу, в казачьем полку на семьсот - восемьсот казаков приходилось двадцать четыре офицера. (Для сравнения - в пехотном полку четырёхбатальонного состава было сорок пять офицеров). Это, в первую очередь, командир полка, в чине полковника, а при нём два доверенных заместителя. Один из заместителей, а то и сразу оба так же могли иметь полковничий чин. Виновником данной путаницы является реформатор Русской Армии, военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин.
         Дело в том, что во всех армиях мира существует весьма удобный чин майора: обыкновенно ротами командуют капитаны, батальонами - майоры, а полками - полковники. В XVIII веке в Русской Армии существовал чин премьер-майора, командовавшего первым батальоном пехотного полка, и чин секунд-майора, командовавшего вторым, третьим и четвёртым батальонами того же полка. В однобатальонном кавалерийском полку майор нередко являлся заместителем полкового командира.
         Но в 1884 году Дмитрий Александрович принялся убеждать и убедил нового царя, Александра III Миротворца упразднить майорский чин. Господа офицеры не потерпели от данной реформы никакого ущерба, поскольку обер-офицерские чины поднялись на один ранг: чин пехотного капитана, ротмистра регулярной кавалерии и казачьего есаула стал соответствовать не IX классу - титулярного советника, а VIII классу - коллежского асессора. Лейб-гвардии Преображенским полком командовал офицер в чине генерал-майора, а старший из полковников этого полка, командир первого батальона, Его Императорское Величество Николай II фактически занимал премьер-майорскую должность.
         Каждой из шести сотен казачьего полка командовал офицер в чине есаула. В отличие от выборного "станичного есаула", или "есаульца", или "полицейского" армейский есаул - чин VIII класса, для получения которого требуются образовательный ценз и выслуга. Причём получить его можно только "по вакансии" - став командиром казачьей сотни. Казачий есаул без собственной сотни, "зауряд-есаул" или "есаул по роду оружия" - явление практически невозможное.
         В отличие от советского руководства, царское Правительство строго следило, чтобы офицер не засел на административной должности. Для занятия таковых должностей в Русской Армии имелись специальные военные чиновники, носившие военную форму и особые знаки отличия, но имевшие не военные, а гражданские чины - коллежских регистраторов, губернских секретарей и титулярных советников. Для данных чиновников существовал свой особый набор, исключавший юнкерские училища и институт "вольноопределяющихся". Если офицер всё же оказывался на административной должности, его переводили из военной службы в гражданскую, с соответствующим изменением в чине, скажем, из поручиков в губернские секретари.
         В отличие от полкового командира, казачьему есаулу полагалось не два, а сразу три доверенных заместителя - подъесаул, сотник и хорунжий. Каждый из этих чинов так же можно было получить строго по вакансии. Помимо них в казачьей сотне мог служить подхорунжий - "казачий прапорщик", ожидающий производства в чин хорунжего или увольнения "на льготу".
         В бою или на марше - в ситуации, когда взвод действовал в составе сотни, им командовал непосредственный командир - вахмистр, а в случае его отсутствия - старший урядник. Но если перед взводом ставилась самостоятельная задача - провести поиск в неприятельском тылу, принять участие в создании завесы перед наступающей армией, либо патрулировать прифронтовую полосу на предмет поиска дезертиров, во главе взвода ставился офицер. Так же в каждой сотне, во всякое время, помимо командира имелся дежурный офицер, а в каждом полку - сразу два дежурных офицера, старший и младший.
         Так должно было быть согласно уставу. В действительности же в казачьем полку было не двадцать четыре, а целых тридцать шесть офицеров - четыре заместителя командира полка командира и по пять заместителей командира сотни. Из них непосредственно на службе - в полку "первой очереди" находились предусмотренные уставом двадцать четыре офицера, а оставшиеся двенадцать оставались в станице, "на льготе", образуя "кадрированный" полк второй очереди.
         Каждый год в казачьем полку происходила ротация личного состава - каждый четвёртый казак, отслужив первый срок, выходил "на льготу", возвращаясь в станицу, а на его место заступал призванный вчерашний "малолетка". Точно так же каждый год в казачьем полку происходила ротация господ офицеров - отслужив четыре года в полку "первой очереди", следующие два года казачий офицер проводил "на льготе" в родной станице.
         Исключение делалось для есаулов - командиров сотен. Период ротации для них составлял не шесть, а целых восемь лет: пять лет и восемь месяцев есаул проводил в полку, командуя сотней, а следующие три года и четыре месяца - в станице "на льготе". Командиры полков ротации не подлежали - принявший полк мог или уйти на повышение, или выйти в отставку - но ни при каких обстоятельствах не увольнялся в запас.
         Находящимся "на льготе" казачьим офицерам сохранялось жалование с положенными "прогонными" (дорожными), "квартирными" и "столовыми" (представительскими) суммами. Упомянутые "прогонные", "квартирные" и "столовые" суммы различались от губернии к губернии и от местности к местности - но при этом женатый офицер получал в полтора раза больше "квартирных" денег, чем холостой. Предполагалось, (и подтверждалось практикой), что холостые офицеры снимут квартиру вскладчину, тогда как женатому, да ещё и с детьми, требуется отдельная квартира.
         Коль скоро мы коснулись этой темы: отношение к семье и браку в разных офицерских полках было разным и зависело от традиций конкретного полка. Где-то запрещалось жениться вовсе. Где-то завести семью можно было, лишь выслужив штаб-офицерский чин. А где-то можно было жениться, будучи ещё в обер-офицерских чинах, но непременно на девушке хорошего поведения. Так, нельзя было жениться на "актёрке", то есть, профессиональной актрисе - невеста офицера могла играть в очень популярных в то время любительских спектаклях, но ни в коем случае - на профессиональной сцене. Так же нельзя было жениться на "разведёнке", взявшей при разводе вину на себя. А где-то - как, например, в Лейб-гвардии Семёновском полку, в вопросах семьи и брака офицеру предоставлялась полная свобода:
        
         "Никаких "полковых дам" нет и быть не должно. Для хорошего военного жена всегда лишнее место уязвимости. Поэтому самое лучшее, если офицер не женится вовсе. Существуют же в России старые кавалерийские полки, где по традиции моложе подполковничьего чина офицер жениться не может. А иначе выходи из полка. И в смысле товарищества и боевой доблести это лучшие во всей нашей армии полки. Но если уже офицер иначе не может и все равно этот шаг сделает, то в выбор его никто не имеет права вмешиваться. Единственная оценка, которая должна применяться к жене офицера, это хорошая она жена своему мужу или плохая. Державный основатель наш, Петр, вторым браком был женат не на кисейной барышне, а женщине, которая видела виды. И Петр был с ней счастлив и она помогала ему в его трудах".
         (с) Юрий Макаров, "Моя служба в старой гвардии".
        
         В мирное время право на следующий чин офицер получал через каждые три года, но право на чин ещё не означало производства - в чины производили строго "по вакансии". Чтобы хорунжему дослужиться до сотника, следовало прослужить три-четыре года, сотнику до подъесаула - семь-восемь лет, подъесаулу до есаула - десять-двенадцать лет. Есаулами обычно служили десять - пятнадцать лет. При открытии вакансии преимущество отдавалось наиболее исправному, имеющему помимо выслуги ещё и боевые заслуги. Выпускник Академии Генерального Штаба имел преимущество перед окончивши только юнкерское училище. Если сразу несколько претендентов на вакансию оказывались выпускниками Академии, либо подобно Василию Ивановичу с Петькой, "академиев не кончали", предпочтение отдавалось тому, чьё "старшинство" (служебный стаж) оказывалось больше.
         По свидетельству современников, делать господам казачьим офицерам "на льготе" было решительно нечего. Летом, на пять недель, между посевной и уборкой полки "второй очереди" разворачивались в полном составе. Осенью, после завершения полевых работ находящиеся "на льготе" господа офицеры серьёзно, и даже жёстко учили "малолеток" рассыпаться из походной колонны в лаву.
         Опять же, по свидетельству современников, служить в казачьем полку было легче, чем в полку регулярной кавалерии. Если в полку регулярной кавалерии новобранцев приходилось решительно всему учить "с нуля", и при этом ещё и следить, чтобы они не покалечили казённых лошадей и не покалечились сами, казак пребывал в полк почти полностью подготовленным. Почти, поскольку многие молодые казаки впервые в жизни покидали родную станицу и, так же впервые в жизни, совершали путешествие по железной дороге.
         Остальное время находящиеся "на льготе" казачьи офицеры откровенно маялись от скуки. Самолично пахать землю им "невместно", к тому же для этой цели есть "иногородние квартиранты". В то же время находящийся "на льготе" казачий офицер не имел права самовольно, без "отпускного свидетельства" отлучаться из станицы, оставаясь готовым в любой момент встать в строй военнослужащим. В шутку, а то и всерьёз казачьи офицеры сравнивали себя с крепостными.
         Правда, в отличие от рядового казака, даже находящемуся "на льготе" казачьему офицеру полагался ежегодный оплачиваемый отпуск: двадцать восемь календарных дней обер-офицеру, а штаб-офицеру - целых два месяца. Вернуться из отпуска следовало день в день - если офицер опаздывал хотя бы на сутки без уважительной причины, отпуск не оплачивался.
         Помимо ежегодного отпуска, офицеру могли предоставить отпуск "по ранению", сроком на четыре месяца - с сохранением в списках полка, "старшинства" и выплатой жалования, и сроком на год - с сохранением в списках полка, но без учёта "старшинства" и без жалования. Если же офицер выходил по ранению в отставку, ему пожизненно выплачивалась пенсия в размере жалования. В случае смерти офицера, эта же пенсия продолжала пожизненно выплачиваться его вдове или несовершеннолетним детям.
         В отличие от рядового, "действительного" или "служилого" казака "строевого разряда", выслуживший "училищный ценз" казачий офицер получал право подавать в отставку. Увлекаться этим не следовало: если офицер подавал в отставку первый раз, но при этом успевал отслужить в своём чине год, при отставке его награждали следующим чином. Если отставной офицер возвращался на службу, полученный при отставке чин "снимался" - отставник не должен был обогнать остающихся на службе сверстников-сослуживцев. Отслужив год, офицер получал право подать в отставку второй раз - но при второй отставке следующим чином его уже не награждали. Если же офицер подавал в отставку в третий раз, за ним сохранялся чин, но снималось "старшинство" - производства в следующий чин можно было ждать до бесконечности.
        
         "Я слышал, например, про одного офицера лейб-гвардии казачьего полка по фамилии Бородин; он решил, что военная служба в мирное время его не прельщает, вышел в отставку, поступил в Санкт-Петербурге в горный институт, окончил его и стал инженером. С началом Первой Мировой Войны он вернулся в свой прежний полк".
         (с) Григорий Чеботарёв. "Russia. My native land".
         (Записки профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера).
        
         Как мы уже знаем, окончивший юнкерское училище офицер, а так же "вольноопределяющийся" получал право самостоятельно выбрать место службы. А вот "летунов" в Русской Армии не водилось - перевод из полка в полк допускался, но ценой потери "старшинства". Три казачьих полка "первой", "второй" и "третьей" очередей образовывали "звено", так что, перейдя из полка "первой очереди" в полк "второй очереди", а затем и полк "третьей очереди", казачий офицер непременно оказывался в своём "звене". Поскольку ротация господ офицеров и "чинов" (рядового состава) происходила одновременно, в подчинении офицера, перешедшего в полк "второй очереди", оказывались знакомые ему казаки.
         Исключение делалось в двух случаях. Если во время войны полк по каким-то причинам оставался в тылу - для охраны границ, либо для поддержания порядка внутри страны, можно было подать прошение не о переводе, а о командировке сроком на полгода, либо на год, в действующую армию. И полковое, и армейское начальство относилось к такого рода просьбам с пониманием: не хочет офицер отсиживаться в тылу, когда страна и армия воюет. В действующей армии откомандированные офицеры, как правило, оказывались "зауряд" - но в ходе военных действий всегда есть возможность отличиться, а вакансии открываются быстро. Из командировки офицер мог вернуться в следующем чине, с орденом - или не вернуться вовсе, если полк действующей армии принимал его в свои ряды.
         Во время Кавказской Войны 1817 - 1864 годов, многие как гвардейские, так и армейские офицеры писали прошения о командировке на Кавказ. Такие же прошения во множестве писались перед началом Русско-Турецкой Войны 1877 - 1878 годов.
         Не откомандироваться, а перевестись в другой полк на постоянной основе можно было, если в этом полку служил старший родственник: отец, дядя или старший брат. Например, если отец получал полк - не обязательно тот, в котором служил прежде. Или если в тот год, когда младший брат оканчивал юнкерское училище, в полку, где служит старший брат, не оказывалось вакансий. В Советской Армии такого рода вещи пресекались, как "кумовство" - всякому ясно, что старший родственник будет продвигать и поддерживать младшего.
         Зато в Правительстве Российской Империи полагали, что господа офицеры будут лучше служить, если родственники окажутся вместе. Если в таком-то полку обнаружится большое количество "нумерованных" однофамильцев - можно не сомневаться, что в половине случаев это родные братья в штаб-офицерских чинах с собственными офицерами-сыновьями.
         Неудобство и в том и в другом случае заключалось в том, что при переводе из полка в полк с офицера снимали "старшинство". Переведясь в действующую армию или под крылышко отца и старшего брата, успевший отслужить несколько лет, а то и выслужить следующий чин офицер должен был начинать службу с самого начала. А что до неизбежного в таких случаях "кумовства", то для противодействия ему в каждом полку - в том числе и в казачьем, существовало "Офицерское Собрание".
         Офицерское Собрание - это в одном лице и полковой парламент, и дисциплинарный суд низшей инстанции, и клуб по интересам, и офицерский профсоюз с кассой взаимопомощи и, наконец, просто полковой ресторан. Полковой командир в чине полковника или генерал-майора занимался исключительно военными вопросами - за внутреннюю жизнь полка отвечало Офицерское Собрание.
         Не полковой командир, а именно Офицерское Собрание решало вопрос о предоставлении вакансий оканчивающим училище юнкерам, а так же выслужившим положенный срок и успешно сдавшим экзамены "вольноопределяющимся". Если во время "разбора" произведённый в офицеры юнкер хватал "чужую" вакансию, по прибытии в полк господа офицеры могли спросить: "А вы, собственно, кто такой, молодой человек?.. Мы вакансию вовсе не вам посылали...". Именно поэтому, во время "разбора" юнкера не брали вакансии, предназначенные товарищам.
         Начиная с подпоручика и выше любой офицер приобретал личное дворянство. Однако служить в гвардии, в том числе и в гвардейских казачьих полках могли только потомственные дворяне - рискнувшего взять гвардейскую вакансию разночинца непременно "забаллотировало" бы Офицерское Собрание. "Что я могу сделать? - объяснял бы такому неудачнику полковой командир. - Не хотят офицеры нашего полка видеть вас своим товарищем...". Та же судьба ждала отказавшегося от "цука" юнкера - в гвардии в обязательном порядке, в армии по ситуации. В каком-то армейском полку господа офицеры соглашались принять "красного" в свою среду, в каком-то - нет.
         Как правило, Офицерское Собрание старалось не выносить "сор из избы". В то же время, если офицера "ловили" на лжи и обмане, на чрезмерной любви к "зелёному змию", на недостойном поведении по отношению к женщине, на краже казённых сумм, или обвиняли в жестоком обращении с солдатами, Офицерское Собрание могло обязать его подать в отставку. Если офицер отказывался это сделать, составить и подписать приказ об увольнении офицера со службы мог не только полковой командир, но и члены Офицерского Собрания:
        
         "Выражение "честное слово" имело совершенно буквальный смысл. Если становилось известно, что офицер нарушил слово, его изгоняли из полка, и мало кто после этого соглашался подать ему руку".
         (с) Григорий Чеботарёв. "Russia. My native land".
         (Записки профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера).
        
         Как мы помним, с формулировкой: "за недостойное офицера поведение", решением Офицерского Собрания был вынужден уйти из полка "на льготу" будущий "бывший подъесаул" Филипп Козьмич Миронов.
         И, коль скоро мы упомянули "зелёного змия": за исключением полковых, государственных и религиозных праздников, когда тосты следовали за тостами, за обеденным столом в Офицерском Собрании соблюдался строжайший сухой закон. Вино и водка подавались не на обеденный стол с приборами, а на специальный столик при входе. Желающий, не во время обеда, а перед обедом имел возможность пропустить стопку или две.
        
        
         5. Казачья тактика.
        
         В XVI - XVII веке редкий городской мальчишка, не говоря уж о деревенском, не умел ездить верхом. Однако умение ездить верхом и конный бой - две большие разницы. На лошадь без вреда для неё можно нагрузить лишь пятую часть её собственного веса, потому под всадником в доспехах она быстро утомляется. Именно поэтому рыцарю полагалось имеет не одного, а сразу трёх коней - в дополнение к боевому ещё и двух сменных походных. Помимо сменных коней следовало иметь штат прислуги-обслуги, должной помочь управиться с лошадьми и доспехами. И значительное земельное владение, доходы с которого позволяли приобрести и содержать коней, доспехи и прислугу-обслугу.
         Ничего этого не было у казаков - именно поэтому во времена степной вольницы казаки были не конницей, а пехотой. Правда, не простой, сиволапой, а самой элитной из всех возможных - морской. Пешими были ватажники Ермака Тимофеевича, в 1582 году поклонившиеся Ивану IV Грозному Сибирью. Пешими были "работнички" Стеньки Разина, совершившие самый знаменитый из всех казачьих "походов за зипунами" в Персию, (современный Иран), а затем попытавшиеся основать на Волге собственное, "альтернативное" существующим, "голутвенное" (бедняцкое) казачье Войско.
         Коль скоро в прежние времена казаки были морской пехотой, то основным средством передвижения для них была вёсельная лодка, лишённая палубы. Лёгкая лодка, вмещавшая двадцать-тридцать человек, называлась "каюк", (у запорожцев - "чайка"). Более тяжёлая лодка, вмещавшая до ста человек, называлась "будара", (у запорожцев - "дуб").
         Одинаковые обводы у носа и кормы - в случае необходимости и "каюк" и "будара" могли двигаться задним ходом, поскольку нос и корма менялись местами. От двадцати до пятидесяти вёсел - на "бударе" и "дубе" на одно весло садились по два человека. Вставной руль, запросто перемещаемый с носа на корму и обратно. Вставляющаяся в специальное гнездо мачта - и на "каюке" и на "бударе" мачта была одна, но гнёзд для неё - целых два, поскольку мачта всегда устанавливалась впереди по ходу движения. Маленькая, стреляющая "дробом" (картечью) пушечка на носу - как руль и мачту, пушечку переносили по ходу движения. Деревянный рундук с герметично закрывающейся крышкой - для "зелья" (пороха) и продовольствия. А вдоль бортов "фашины" - плотно увязанные снопы сухого тростника. Даже разбитая неприятельскими ядрами, а так же случайно или намеренно залитая водой лодка оставалась на плаву.
         Ситуация начинает меняться после Азовской Войны 1637 - 1646 годов, о которой немногие знают, поскольку Азовскую Войну Донское Войско вело самостоятельно, без участия Московского Царства. Летом 1637 года донцам совместно с запорожцами удалось захватить находящийся в устье Дона турецкий город-крепость Азов, который целых четыре года пробыл донской столицей. В 1641 году казачий Азов осадила четверть миллионная турецкая армия. В течение девяноста дней казаки отбивали турецкие атаки - и в тот момент, когда донцы с запорожцами были уже на последнем издыхании, турки неожиданно ушли, испугавшись надвигающейся зимы.
         Зимой 1641 - 1642 годов в Москву прибыла "зимовая станица", предложившая Михаилу Фёдоровичу "Кроткому" - первому русскому царю из новой династии Романовых-Кошкиных принять Азов под свою руку. Созванный в Москве Земский Собор приговорил Азов взять, но испугавшийся войны с турками царь наложил "вето" на принятое решение. В апреле 1642 года казаки ушли из Азова - а в начале лета того же года в устье Дона высадился турецкий корпус в двадцать шесть тысяч сабель. Вместе с крымскими татарами турки шли вверх по Дону, разоряя станичные городки: зимой 1642 - 1643 годов пала тогдашняя донская столица - Монастырский городок. В следующую зиму 1643 - 1644 годов с трудом выдержала осаду новая донская столица - Черкасский городок, современная станица Старочерасская.
         Всё оказалось настолько скверно, что в Войсковом Круге всерьёз обсуждалось - не уйти ли вовсе с Дона на Терек или на Яик. Но летом 1646 года, по приказу нового царя, Алексея Михайловича "Тишайшего" на Земли Донского Войска вошли царские войска, после чего туркам пришлось отступать обратно, к устью Дона.
         Поняв, что "свести" казаков с донских земель не удастся, турки занялись укреплением разрушенного Азова. В водах центральной донской протоки - Канлыдже, к уже имевшейся башне-"каланче", носившей имя "Султание", возвели ещё одну - "Шахи". По ночам, между башнями и берегом натягивались цепи. Довольно скоро донские казаки обнаружили, что уже невозможно выйти сперва в Азовское, а затем и в Чёрное моря, к богатым турецким берегам. Южное побережье Крыма в те времена принадлежало Турции.
         И, как будто этого мало, турки перегородили все три донские протоки частоколом, протянув вдоль кольев сети. Рыбья молодь больше не могла выйти в море, а черноморская рыба - подняться вверх по Дону, к местам привычного нереста. Начался голод - для живших охотой казаков в короткие, но до невозможности морозные зимы донская рыба становилась спасением. Волей-неволей вчерашние охотники-промысловики были вынуждены пересесть с лодок на коней, занявшись скотоводством. Однако, сделавшись конными пастухами, казаки ещё не сделались конными воинами.
         Крымские татары ходили в набеги гигантскими клиньями-"чамбуами", шириной по фронту в восемьсот метров, а в длину растягивавшимися на три-четыре версты. Атаковать подобный клин "в лоб" было бы чистейшим безумием. Вояками татары были никакими - но, стреляя из составных клееных луков, залпами, без прицеливания, по навесной траектории, на расстоянии сто - сто пятьдесят метров, запросто могли "выкосить" любого противника прежде, чем тот успеет приблизиться. Состязаться с татарами в стрельбе из луков казаки не могли - для этого их было слишком мало.
         К этому времени у запорожцев сложилась тактика пешего боя, напоминающая тактику чешских "гуситов" - когда укрывшиеся в составляющих "табор"-вагенбург повозках стрелки поражали противника из пищалей и лёгкой, стреляющей "дробом" артиллерии. Но эта тактика, прекрасно работавшая против "посполитого рушения" (мобилизованных войск) польско-литовской "Республики", ("Rzecz Pospolita" - искажённое латинское "Res Publica"), в составе которого была и конница, и пехота, и артиллерия - словом, все положенные тогдашней европейской армии рода войск, не годилась для войны с татарами. Более подвижный "чамбул" всегда сумеет уклониться от встречи с тяжёлым, неповоротливым "табором".
         Однако, и это быстро выяснилось, в колчане крымского татарина помещалось ровно восемнадцать стрел - ещё две он мог держать в зубах или за поясом. После того, как татарский клин-"чамбул" сделает восемнадцать залпов, колчаны опустеют и стрелять станет нечем. Разумеется, на следующих в составе "чамбула" вьючных лошадях имеется запас - однако во время боя пополнить опустевшие колчаны возможности не будет.
         Мы никогда не узнаем, кому из казаков пришла в голову простая, в сущности, мысль - нужно не атаковать татар, а лишь имитировать атаку, вынуждая их стрелять снова и снова, опустошая колчаны. Однако и татары стрелять впустую не будут - чтобы вынудить их стрелять, следовало приблизиться на дистанцию выстрела. Таким образом, имитация атаки становилась для казаков игрой в орлянку со смертью.
         В результате было решено, что казак должен иметь только одного коня - коней мало, содержать их не на что, да и ухаживать за ними некому. Поскольку лошадь под всадником быстро утомляется, а речь идёт не о самой атаке, а лишь о её рискованной имитации, вооружение казака следует максимально облегчить - никаких щитов, шлемов, кольчуг, лат и прочих тяжёлых доспехов. Быстро налететь, спровоцировав татар на залп, отскочить - либо, если времени отскочить не будет, пронырнуть под стрелами.
         Однако, даже с опустошённым колчаном татарин отнюдь не беззащитен - доспехов он, как и казак, не носит, но помимо лука со стрелами у него имеется сабля. Нужно сделать так, чтобы татарин не смог дотянуться саблей до атаковавшего его казака, для чего необходимо более длинное, чем сабля оружие - пика. Вплоть до второй половины XIX века пику называли "дротиком". В посвящённой казачеству литературе, в первую очередь в мемуарной - например, в записках уже упоминавшегося Адриана Карповича Денисова 6-го, вместо "пика" всюду пишут "дротик", не объясняя, о чём идёт речь.
         Так возникла знаменитая, страшная для неприятеля казачья "лава".
         Режиссёры исторических фильмов о Первой Мировой и Гражданской войнах - в том числе и многочисленных экранизаций "Тихого Дона" смутно представляют себе, что это такое. Обыкновенно на экране во весь опор несётся эдакая дикая орда. Мало того, что в настоящем бою такой лавиной попросту невозможно управлять - происходи дело в действительности, вместо того, чтобы лихо порубать неприятеля, казачки не менее лихо порубали бы друг друга.
         В действительности в "лаве" казаки соблюдали строжайший порядок - не менее чёткий и жёсткий, чем прусская пехота во времена "ирода" Фридриха II Гогенцоллерна, с его линейной тактикой. Сама по себе "лава" - это сравнительно редкая, (специально, чтобы не попасть под татарские стрелы, а в более поздние времена - под артиллерийский, навесной ружейный или пулемётный огонь), кавалерийская цепь. Лаву могла образовать сотня - казачья рота, полк или бригада - два полка. Лава делилась на звенья - полувзводы в сотне, полусотни в полку, сотни в бригаде. Командир каждого звена обладал известной долей самостоятельности - мог приказать перейти с галопа на рысь, (увеличить или уменьшить скорость) - однако не имел права дать команду к атаке или отступлению.
         Треть или четверть наличных сил - взвод в сотне, две сотни в полку, составляли тактический резерв - "маяк", следовавший, (или, как говорили сами казаки, "маячивший", откуда и название) за основными силами, на расстоянии двадцати пяти - ста саженей (пятидесяти - двухсот метров). В начале ХХ века для передачи приказов командиру лавы полагалось иметь при себе двух трубачей. Но поскольку говорить и даже кричать в шуме и горячке боя практически невозможно, управление лавой осуществлялось движением пики, сабли, а начиная с восьмидесятых годов XIX века - шашки. Существовала даже целая "шашечная" азбука, своя в каждом полку, прекрасно известная как офицерам, так и "нижним чинам". По сложности она не уступала знаменитой морской, флажковой:
         1.Поднять шашку вертикально вверх с лёгким колебанием кисти: "внимание!".
         2.Командир описывает круги на коне, держа шашку над головой: "сбор сотни к командиру".
         3.Широкий размах шашки над головой: "построиться".
         4.Указание шашкой на один из флангов или на оба фланга сразу: "расходимся".
         5.Поднять шашку над головой, как при приёме: "защищай голову" - "рассыпаться на звенья лавы".
         6.В том же положение несколько медленных взмахов шашки над головой: "рассыпаться в лаву".
         7. Два лёгких движения шашкой над головой: "выполнять!".
         Но самое главное: казачья лава - это не нечто мёртвое, застывшее, как прусский пехотный линейный строй. В отличие от прусской пехоты, казачья лава находилась в непрерывном движении:
        
         "Лава - это не строй в том смысле, как его понимают регулярные войска всех стран. Это нечто гибкое, змеиное, бесконечно поворотливое, извивающееся. Это сплошная импровизированная импровизация. Командир управляет лавой молча, движением поднятой над головой шашки. Но при этом начальникам отдельных групп предоставлялась широкая личная инициатива".
         (с) И.А.Родионов, "Тихий Дон".
         (книга по истории донского казачества, под тем же названием, что и знаменитый роман, изданная в Ростове-на-Дону в 1902 году).
        
         Справедливости ради заметим, что боевое крещение пока ещё неопытная и неумелая, впервые рассыпавшаяся в лаву казачья конница приняла, сражаясь не против крымских татар или турок, а против своих же, донских казаков. Зимой 1659 года Донское Войско выступило в поход против "воровского" городка Рыгин, основанного за девять лет до того атаманом Прокофьевым выше Волго-Донской Переволоки. Выйдя по речке Камышинке из Дона в Волгу, "рыгинцы" грабили там всех подряд, осмеливаясь нападать даже на царских воевод и чиновников. Из Москвы на Дон, одна за другой, летели "укорительные грамоты". Донской "Главной Войске" пришлось вести с "рыгинцами" настоящую войну, с применением артиллерии.
         Секретарь голштинского посольства Адам Олеарий утверждал, что выше Переволоки из Дона в Волгу можно было пройти по воде, сперва поднявшись по притоку Дона, а затем спустившись по соприкасающемуся с ним притоку Волги. Однако сам он этого прохода не видел, "поскольку боялся казаков", основывая своё утверждение на "расспросных сведениях". Напомним, что Волга впадает в Каспийское море, лежащее ниже уровня Мирового Океана, а потому Дон течёт в сорока четырёх метрах выше Волги. Наикратчайшее расстояние между обеими реками по прямой составляет шестьдесят вёрст.
         Одновременно с появлением конницы, (а не раньше, как иногда пишут), у казаков возникло такое понятие, как "односумство". Возвращались из похода казаки нередко с обозами - но никогда не тянули за собой обозов, отправляясь в поход. Вместо телег и подвод на нескольких казаков - чаще на двух-трёх, но иногда на пятерых-семерых приходился один общий вьючный конь. Про таких казаков говорили, что они кормятся "из одной сумы", несмотря на то что "сакв" - перемётных сум татарского образца на вьючном коне обыкновенно бывала не одна, а две. Слово "односум" в значении "однополчанин" казаки употребляли и в начале ХХ века. "Сакву" - татарскую перемётную суму ни в коем случае не следует путать с "сакмой" - татарской шоссированной дорогой, шляхом.
         После 1709 года казаки в обязательном порядке участвуют во всех войнах, которые ведёт Российская Империя. Почти сразу же выяснилось, что казачья лава прекрасно "работает" не только против крымско-татарских чамбулов, но и против регулярных европейских армий. Даже появление нарезного огнестрельного оружия, дальнобойной артиллерии и пулемётов не очень-то ей угрожает.
         При этом казаки, если только их не побуждал к этому дурацкий приказ начальства, никогда не атаковали неприятеля в лоб, штык на штык, и сабля в саблю. Их задача - измотать неприятеля, сделав всё возможное, чтобы война ему мёдом не казалась:
        
         "Платов, который шел из Смоленска по правому берегу реки, наводняя всю местность полчищами своих казаков, тотчас же был извещен о переходе маршала через Днепр. Он собрал все свои войска, окружил маршала, непрестанно тревожил его во время переходов и каждое мгновение вынуждал его строиться в каре, чтобы отражать налеты казаков и прикрывать двигавшихся с ними отставших, беженцев и раненых, которые в состоянии были выдержать перевозку.
         Легко представить себе, какая распространялась тревога и как это сказывалось на моральном состоянии армии. Другое крайне неприятное последствие этих налетов заключалось в том, что становилось очень трудно поддерживать связь не только между корпусами, но даже между дивизиями одного и того же корпуса. Как я уже говорил, штаб главного командования донесений не получал, а его приказы не приходили на место или шли так медленно, что их никогда не получали вовремя. Офицеров генерального штаба, которые не считались ни с какими опасностями, часто захватывали в плен. Чтобы добраться по назначению, надо было согласовывать свои путь с передвижениями какой-нибудь части, с остановкой корпуса, с приближением другого, шедшего на соединение с армией".
         (с) Арман де Коленкур, "Мемуары".
        
         И только когда неприятельские солдаты с трудом держались на ногах от усталости, (сами казаки сменялись, давай отдых себе и лошадям), либо расстреливали все патроны, отражая бесконечные казачьи атаки, следовал удар - короткий, жестокий, яростный и страшный.
         Василий Филиппович Маргелов (27.12.1908 - 04.03.1990), главком ВДВ, легендарный "воздушно-десантный дядя Вася", генерал армии и Герой Советского Союза настаивал, чтобы десантников не использовали для встречного боя. Никаких захватов мостов, морских и речных портов, а так же прочих стратегически важных объектов с удержанием их до подхода регулярных частей.
         Боевая подготовка десантников превосходит боевую подготовку солдат регулярных частей - настолько, что сами десантники порой смотрят на регулярную армию свысока, считая её средством собственной поддержки и обеспечения. У современных десантников есть собственная артиллерия и БМД - Боевые Машины Десанта. Тем не менее, тяжёлого вооружения десантники не имеют, и при прямом столкновении с регулярной армией будут раздавлены. Поэтому задачи ВДВ - особые:
        
         "Воздушно-десантные войска (ВДВ) -- самостоятельный род войск вооруженных сил, предназначенный для охвата противника по воздуху и выполнения задач в его тылу по нарушению управления войсками, захвату и уничтожению наземных элементов высокоточного оружия, срыву выдвижения и развертывания резервов, нарушению работы тыла и коммуникаций, а также по прикрытию (обороне) отдельных направлений, районов, открытых флангов, блокированию и уничтожению высаженных воздушных десантов, прорвавшихся группировок противника и выполнения других задач.
         Также ВДВ применяются как силы быстрого реагирования".
         (с) Википедия
        
         В Русской Армии, где любили краткие и меткие слова и выражения, задачи ВДВ охарактеризовали бы, как "маячение" - маячить перед неприятелем, не давая ему покоя ни днём, ни ночью.
         Задачи, которые в Советском Союзе и в наши дни выполняют Воздушно-Десантные Войска, в Российской Империи выполняли казачьи части. Разумеется, во времена, предшествовавшие появлению авиации, ни о каком десантировании с воздуха не могло быть и речи. Казаков это не останавливало - следуя верхами след в след, они прекрасно просачиваться в неприятельский тыл. Точно так же боевая подготовка казаков превосходила общеармейскую - как учили казачат, мы уже знаем. И точно так же, не имея тяжёлого вооружения и тяжёлой артиллерии, казаки не имели шанса выстоять при лобовом столкновении с регулярной армией:
        
         "Казаки -- несомненно лучшие в мире легкие войска для сторожевого охранения армии, для разведок и партизанских вылазок. Однако, когда мы давали им отпор или открыто двигались против них сомкнутым строем, они ни разу не оказали сопротивления нашей кавалерии. Но попробуйте потревожить их, когда вы отрезаны от своих! Или двиньтесь в атаку рассыпным строем! Вы погибли, потому что они возобновляют нападение с такой же быстротой, как и отступают. Они -- лучшие наездники, чем мы, и лошади у них более послушны, чем наши; они могут поэтому ускользать от нас, когда нужно, и преследовать нас, когда преимущество на их стороне.".
         (с) Арман де Коленкур, "Мемуары".
        
         Тем не менее, существовали и отличия. Так, в задачи казаков входила разведка и взятие "языков" - десантников для подобной цели никогда не использовали. При этом десантников не следует путать со спецназом, в чьи задачи как раз входят и разведка и взятие "языков": спецназ действует небольшими группами, тогда как десантники - крупными соединениями. Как мы уже знаем, выражение: "взять языка" - чисто казачье.
         Так же задачей казаков было создание кавалерийской завесы перед наступающей (или наоборот - позади отступающей) регулярной армии. Двигаясь перед фронтом и на флангах, казаки не позволяли собрать сведения об армии неприятельской конной разведке. С этой задачей могла бы справиться регулярная кавалерия - но у казаков, потомков степных разбойников, прирождённых кавалеристов и опытных охотников такие вещи получались лучше.
         Единственным случаем, когда казачья лава не оправдала себя, стала Кавказская Война 1817 - 1864 годов. В тесных горных долинах казакам было попросту негде развернуться. Именно поэтому в горной войне "лаву" сменил "вентерь" - образованный полувзводом, либо взводом клин. Соответственно, "кавказские" Кубанское и Терское казачьи Войска оказались первыми, принявшими на вооружение взятую в качестве трофея у горцев шашку - в тридцатых годах XIX века. И, в отличие от казаков прочих Войск, кубанцы и терцы не имели на вооружении "дротиков"-пик.
         До второй половины XIX века, когда в ходу были плотные пехотные построения, атакующие казачьи части разворачивались в три следующие друг за другом линии-"лавы", каждая со своим "маяком". С исчезновением линейной тактики, (которую в последний раз применили "янки"-северяне и "джонни"-южане во время Войны Севера и Юга в Северо-Американских Соединённых Штатах) три прежние лавы слились в одну, более протяжённую.
         Во время Войны Севера и Юга в Северо-Американских Соединённых Штатах все офицеры всех родов войск, а так же рядовые кавалерийских частей имели на вооружении сабли. Именно из-за сабель индейцы-ирокезы называли американских кавалеристов "длинными ножами". Однако сабельным боем американские кавалеристы - что "янки"-северяне", что "джонни"-южане совершенно не владели, чисто по-американски предпочитая лихие конные схватки на револьверах. Окажись в те времена на американском континенте казаки - прошли бы сквозь американскую конницу и даже не заметили бы, что на пути что-то есть. Играючи.
         В начале ХХ века настоящей проблемой для казаков стали, как это не странно, не пулемёты и не дальнобойная артиллерия, а ограждения из колючей проволоки. С проволочными заграждениями Русская Армия - в том числе и казаки, впервые столкнулись во время Русско-Японской Войны. Для регулярных частей колючая проволока была не столь уж опасной - её трудно, но можно разрушить артиллерийским огнём. К тому же к началу Первой Мировой Войны пехота всех стран приняла на вооружение специальные ножницы для её разрезания. Но лежащая на земле проволока калечила ноги лошадям - для непрерывно маневрирующей казачьей лавы лежащая на земле даже разорванная проволока оказывалась опаснейшим сюрпризом.
        
        
         6. Почему казаки носят военную форму?
        
         Возможно, кто-то искренне посмеивается над современными казаками, старательно воспроизводящими военную форму столетней давности - гимнастёрку, штаны с лампасами, фуражку или папаху. Даже награды - как давно упразднённые, так и вручаемые исключительно за боевые заслуги. Вот только в прежние времена именно военная форма позволяла казаку выделиться, подчеркнуть принадлежность к Сословию. Ведь, работая в поле, "в измазанных дёгтем чириках и сером зипуне отцовском, старом, залатанном", казак ничем не отличался от собственного батрака-"квартиранта".
         Зато в полной форме, при шашке и погонах, при боевых наградах, если таковые имелись, казак - уже не простой крестьянин-землепашец, а представитель второго, "дважды привилегированного" военно-служилого Сословия. Так разорившиеся европейские дворяне пахали землю или пережигали древесину на уголь непременно со шпагой на боку - дабы никому не пришло в голову усомниться в их благородном происхождении.
         Всё дело в том, что собственного, национального казачьего костюма никогда не существовало - как не существовало собственного национального костюма у пиратов Карибского моря. Во времена, когда казаки были не казаками, а степными разбойниками, живущими добычей запорожскими, донскими и "волгскими" черкасами и "чёрными клобуками", они одевались в то, что удавалось взять в качестве добычи. В те времена в Войсковом или станичном Круге стрелецкий кафтан алого, зелёного или жёлтого сукна с поперечными полосами-"разговорами" запросто мог соседствовать с турецким халатом, разрезанной на две полы калмыцкой рубахой и татарским овчинным полушубком.
        
         "Мы взысканы твоей милостью паче всех подданных, нас не коснулся твой указ о платье и бородах. Мы носим платье по древнему своему обычаю, которое кому нравится. Один одевается черкесом, другой - калмыком, иной в русское платье старинного покроя, и мы никому никакого нарекания и насмешек друг другу не делаем. Немецкого платья никто у нас не носит, охоты к нему вовсе не имеем".
         (с) из письма Саввы Кочета Петру I, 1706 год.
        
         А если добычи было мало или вовсе не было, казаки носили обычную тогдашнюю "русскую" одежду, разве что более качественную и добротную. В отличие от гуляк-запорожцев, любивших прифрантить не хуже, чем немецкие ландскнехты, донские, гребенские и яицкие казаки были в массе людьми семейными, а потому одевались подчёркнуто скромно - "лишние" средства шли жёнам и детям.
         В первую очередь повседневная казачья одежда состояла из длинных и широких полотняных или суконных "исподних" портов, поверх которых надевались повседневные казачьи штаны - чембары, и надевавшихся через голову русской - с косым воротом или турецкой - с прямым воротом, рубахи. Чембары заправлялись в высокие татарские сапоги с загнутыми вверх носками - ноговицы. В плохую погоду поверх сапожек надевались кожаные галоши - чирики.
         Даже во времена степной вольницы казаки могли носить лампасы. На Дону существовало официальное предание, согласно которому некогда Екатерина II послала казакам некоторое количество синего и красного сукна. Казаки привычно разделили дар просвещённой государыни поровну - причём сукна оказалось так мало, что каждому хватило лишь на пару синих штанов и красные лампасы для них.
         В действительности назначение лампас - сугубо утилитарное: штаны, не обязательно казачьи чембары, чаще всего расходятся именно по швам. Помимо казаков лампасы носили северо-американские индейцы, выкраивая их из выделанной бизоньей шкуры, мехом наружу. Зато знаменитых запорожских, нависающих над сапогами шаровар, "шириной с Чёрное море" донские, гребенские и яицкие казаки никогда не носили.
         Поверх рубахи надевался особый казачий жилет - позаимствованный у поляков жупан, на казачьем говоре называвшийся зипуном. Несмотря на то, что зипун выполнял функции жилета, это самый настоящий кафтан - долгополый, чуть повыше колен, и с длинными - до кистей рук, рукавами.
         Снимающие исторические и фентезийные фильмы режиссёры любят рядить героев, особенно принадлежащих к податным сословиям, в одежду серого цвета. Однако настоящие, природные цвета средневековья - светло-коричневый, естественный цвет домотканой одежды и белый - если ту же одежду выбелить на солнечных лучах.
         Вот только для настоящего казака считалось бесчестьем появиться на публике в зипуне светло-коричневого или белого цвета. Во времена степной вольницы любили яркие краски: алый кафтан, синие штаны, зелёная или жёлтая шапка... Никого не интересовало, как эти цвета сочетаются друг с другом, никто не задумывался над тем, насколько это крикливо и безвкусно - лишь бы было ярко, и чтобы цвета "играли" на солнце.
         Не остались в стороне и казаки - зипун непременно должен быть шёлковым, да не простого, а цветного шёлка, или камчатым - крашеного сукна, и непременно с цветной каймой и узором. Чем ярче цвета, чем больше буйства красок - тем больше казаку почёта и уважения. Ни донские, ни гребенские, ни яицкие казаки никогда не говорили: "сходим в поход или набег". Говорили: "сходим на Волгу, под Азов, в Персию или Турцию, переменить зипуны". Всякому было понятно, о чём идёт речь - только успешный воин, взявший большую добычу, может позволить себе роскошный зипун.
         Самое же забавное, что окружающие всей этой красоты не видели, поскольку казачий зипун - всего-навсего жилет. Поверх кафтана-зипуна надевался другой, более длинный, более широкий и более просторный кафтан - чекмень. Иногда в литературе казачий чекмень по невежеству называется "черкеской" - но казачья черкеска времён степной вольницы не имеет ничего общего с настоящей, кавказской, горской черкеской с газырями.
         Чекмень в талии перехватывался или широким кожаным поясом или тканым кушаком. На пояс или кушак подвешивался нож в ножнах, а за кушак закладывалась, или к поясу пристёгивалась не шашка - шашек ещё не было, а польская, русская или турецкая сабля. После 1659 года, когда казаки пересели с лодок на коней, за голенище сапога закладывалась короткая татарская плеть на длинной рукояти - нагайка.
         Наконец, казак в обязательно порядке носил шапку - русскую "мурмолку"-колпак с меховым околышем или сшитую из овчины папаху со шлыком. Овчина в качестве материала выбиралась отнюдь не случайно - запах овчины отпугивает жалящих насекомых.
         Для казака шапка имела сакральное значение: считалось неприличным появиться в обществе - на майдане, в станичной избе, просто выйти на улицу без шапки. Во время молитвы, произнося речь в Круге или выступая на станичном сборе, казак непременно снимал головной убор. Как мы уже знаем, если в казачьем сборе участвовали "лица невойскового сословия", то казаки оставались в фуражках, тогда как "иногородние" присутствовали с непокрытыми головами. Даже в начале ХХ века, не говоря о более ранних временах сбить с казака мурмолку или папаху, кивер, кепи или фуражку, тем более, сделать это прилюдно, означало вызов на поединок.
         Казачья одежда могла быть любого цвета - но во времена степной вольницы у настоящего, "казакующего" - то есть, не имеющего семьи, жены и детей казака шапка-"мурмолка", папаха или хотя бы шлык на ней должны были быть непременно чёрными.
         Так казаки одевались без малого три столетия - весь XVI, XVII и XVIII век. Переодевший всю Россию в "немецкое и венгерское" царь-реформатор Пётр I не тронул ни крестьян, ни священнослужителей, ни казаков - последних даже после восстания Кондратия Булавина. Впервые в единообразную одежду, в 1769 году облачились казаки трёх полков - Таганрогского, Азовского и крепости Дмитрия Ростовского. Однако в конце уходящего XVIII века казаками серьёзно занялся Павел I.
         Не многие слышали, что в гатчинских войсках, наряду с прочими служили донские казаки - в том числе двое братьев Грузиновых, старший из которых отказался принять пожалованную ему тысячу крепостных душ, тем самым смертельно обидев Его Величество. Как все мы знаем, ни малейшего отклонения от уставной формы одежды Павел I не терпел. Однако одеть казаков, подобно прочим гатчинцам, на прусский лад - в узкие мундиры и лосины, ввести букли, пудру и косы - это было сильно даже для Павла I. Все мы помним, как Павел повеселил донских казаков, адресовав предназначенную для них жалованную грамоту "собранию коша". Однако это был не единственный его поступок такого рода: именно Павел I изобрёл, ни много, ни мало - собственную, специальную, "казачью", как ему казалось, военную форму.
         Надо думать, что эта форма так же немало повеселила как профессиональных военных, так и самих казаков, поскольку представляла собой невероятный гибрид: традиционный, но при этом непривычно узкий казачий кафтан-"чекмень" дополнялся широкими запорожскими шароварами, оказавшимися настолько полноразмерными, что их приходилось натягивать на грудь, а на голове, вместо мурмолки или папахи полагалось носить прусский гусарский кивер со шлыком.
         Всё - синего цвета с красным кантом по швам. Прусский гусарский кивер ни в коем случае не следует путать с похожими на вёдра киверами наполеоновских времён - это всего-навсего прямой цилиндр высотой двадцать два сантиметра, со свешивающимся на бок хвостом-шлыком. Господам офицерам, с тем, чтобы в бою их смогли отличить подчинённые, полагалось иметь над передней частью кивера ещё и польский венчик-султан.
         В те времена, когда Павел формально считался наследником престола (поскольку все знали, что его мама - Екатерина II намерена сделать преемником своего старшего внука Александра) в подобную, "гибридную" форму переоделись казаки-гатчинцы. В 1796 году от гатчинцев эту форму переняли "чины" и господа офицеры Лейб-гвардии Казачьего полка, из тех самых гатчинцев и сформированного. А в 1801 году, уже при Александре I Благословенном в эту форму переоделись и казаки всех прочих Войск - процесс был запущен ещё при Павле, и даже после его смерти канцелярии как в Санкт-Петербурге, так и в казачьих Войсках продолжали работать.
         Надо ли говорить, что поначалу появление военной формы - тем более, такой формы казаки приняли чуть ли не в сабли: прошёл слух, что казачество хотят ликвидировать, превратив в регулярную конницу - улан. А затем так же неожиданно приняли - оказалось, что в военной форме казаку легче выделиться, показав своё отличие от представителей податных сословий. Подобная форма, с незначительными изменениями, просуществовала до 1825 года - изменения состояли в том, что зауженный сверху кивер получил козырёк. Именно в ней казаки отвоевали все наполеоновские войны и вступили в Париж - и именно в ней гоняли нагайками официантов в парижских закусочных и ресторанах: "Бистро! Бистро!". Однако именно Павел I, не желая того, положил начало новой традиции.
         Едва взойдя на престол, Павел I переодел Русскую Армию, за исключением казаков, на прусский лад - узкие приталенные мундиры, узкие лосины, косы, букли и мука мелкого помола вместо пудры. Сменивший отца Александр I армию снова переодел - участвовавший в Итальянском походе Великий Князь Константин Павлович рассказал старшему брату, что едва приняв командование, Александр Васильевич Суворов распорядился:
         - Парики, букли, пудру и косы долой!
         Написанную перед Итальянским походом "Науку побеждать" господа офицеры зачитывали вслух перед строем - задёрганную прусским "drill'ом", привыкшую отбивать шаг на парадах армию следовало снова, причём очень быстро, привести в боеспособное состояние.
         С тех пор это становится традицией: едва взойдя на трон, каждый новый царь в обязательном порядке переодевал армию, чиновников и гимназистов - в том числе и казаков. Николай II едва не переодел армию дважды: первый раз, согласно традиции, взойдя на трон, а второе переодевание должно было состояться во второй половине 1917 года.
         Вспомним знаменитую красноармейскую форму времён Гражданской Войны: гимнастёрка и шинель с поперечными полосами-"разговорами". Это же точная копия стрелецкого кафтана, а знаменитый красноармейский суконный шлем-"будёновка" слишком напоминает ту самую шапку-"мурмолку", которую помимо казаков носили стрельцы. Задумаемся: кто из наших правителей был таким ярым поклонником боярской старины? Уж точно не большевики, решительно порывавшие с проклятым царским прошлым. Россия медленно, но верно выигрывала Первую Мировую Войну - в новой, "красноармейской" форме царская армия должна была участвовать в параде победы в Берлине.
         Но вернёмся к казачеству, военная форма которого так же исправно менялась от царствования к царствованию: казачий кафтан-"чекмень" сменила куртка, которую опять сменил кафтан-"чекмень", чтобы уступить место кителю, а затем и гимнастёрке. В 1831 году на Кавказской Линии прежний китель сменила черкеска. При Николае I казачий кивер стал легче и удобнее, а при Александре II Освободителе казаки навсегда распрощались с киверами, сменив их на папахи. Правда, носили их недолго.
         В 1862 году, когда в Северо-Американских Соединённых Штатах полным ходом шла Война Севера и Юга, Скарлетт О'Хара тайком читала письма Эшли к жене, а генерал Роберт Ли штурмовал Вашингтон... А штурмовал он его на протяжении всей войны, и в 1862, и в 1863, и даже в 1864 году - когда войска Шермана, сжигая всё на пути, шли от Чаттануги к Атланте... Именно тогда кому-то в Военном Совете ударило в голову - казаки облачились в кепи французского образца. В точно такие же, какие носили северяне-янки и южане-джонни во время упоминавшейся Войны Севера и Юга. Помимо казаков в то же самое время во французские кепи облачились гимназисты.
         Справедливости ради заметим, что и кепи казаки носили недолго. Стоило генералу Джонстону капитулировать при Аппотомаксе, положив конец Войне Севера и Юга, как на смену кепи в казачьи Войска впервые пришла фуражка.
         Фуражка была двух типов - лёгкая летняя, без козырька и тёплая зимняя, с козырьком. Поскольку, в отличие от "чинов" регулярной Русской Армии казаки при поступлении на службу не стриглись, фуражку носили особым, "казачьим" образом - набекрень. Подобно шашке, фуражка без кокарды торжественно вручалась "малолетке" после успешной сдачи экзамена на "годность к строевой". Право носить кокарду имели только "действительные" или "служилые" казаки, а так же "запасники". При переходе из "запасного" в "отставной" разряд кокарду следовало снять. Вот только в действительности это правило никогда не соблюдалось - а делать замечание заслуженному казаку, имеющему ранения ветерану никому не пришло в голову.
         Одновременно с фуражкой в казачьи Войска пришёл башлык - цветной колпак с длинными кистями, способный служить одновременно и головным убором, и шарфом. В фильмах про Гражданскую Войну башлыки на господах офицерах и гимназистах смотрятся красиво и стильно - а по свидетельству современников, штука была зябкая и крайне неудобная. Помимо "действительных" или "служилых" казаков реквизированные у мужей башлыки носили молодые мамы-казачки. Поскольку для большинства казачьих семей уже известная к тому времени детская коляска была непозволительной роскошью, именно в башлыках казачки носили грудных детей.
         И, коль скоро мы коснулись этой темы: во времена степной вольницы казачки - в массе захваченные казаками пленницы, одевались кто во что горазд: шальвары и восточного образца платье сочеталось с русским платьем-"летником" и сарафаном. В более поздние времена одежда казачек если и отличалась от одежды зажиточных представительниц податных сословий - крестьянок и мещанок, то крайне мало. В начале ХХ века одежда казачки - длинная белая рубашка, длинная - в пол, юбка - как правило, не одна, и кофта с высокими плечами. Если казачка хлопотала по хозяйству, ей полагалось носить передник или фартук.
         Для праздников существовала специальная праздничная одежда - платье-"кубелёк" с "V"-образным вырезом, причём у невесты это платье было непременно белого цвета. Девушки носили лёгкое и светлое - чем старше и взрослее была казачка, тем темнее становилась её одежда, старухи - как правило, вдовые и вовсе облачались в чёрное. Волосы заплетали за спину в одну длинную косу - коса толщиной в руку из сильных здоровых волос становилась предметом гордости. Девушке разрешалось бегать по станице босой и простоволосой - замужняя казачка непременно появлялась в обществе в лёгких коротеньких сапожках и с платком на голове.
         Первоначально расцветка казачьей военной формы была произвольной - каждому присваивалась своя, вне зависимости от войсковых традиций. Но при Александре II Освободителе каждое Войско получило свои цвета: Донское - тёмно-синий и красный, уральцы - тёмно-синий и малиновый, оренбуржцы - тёмно-зелёный и светло-синий...
         Вступив на престол, следовавший традиции Николай II в очередной раз переодел казаков. Русско-Японскую Войну Донское Войско встретило в тёмно-синих чембарах с алыми лампасами - и в гимнастёрках белого цвета. Нетрудно представить, как это демаскировало - впрочем, с подобными проблемами в начале ХХ века сталкивались едва ли не все страны. Так королевская британская армия отправилась на Англо-Бурскую войну в мундирах традиционного красного цвета - на радость бурам-снайперам. Даже в начале Первой Мировой Войны французы утверждали, что "красные штаны - это Франция".
         Известная армейская традиция, согласно которой троим прикуривать не полагается, сложилась именно во время Англо-Бурской Войны: ночью, в темноте прикуривает первый - бур хватает винтовку, прикуривает второй - бур целится, прикуривает третий - бур стреляет.
         Протрезвление наступило быстро. В 1909 году прежнюю белую гимнастёрку сменила тёмно-зелёная - именно в ней донские казаки отвоевали Первую Мировую и Гражданскую войны. Выходящему на службу казаку полагалось иметь два полных комплекта обмундирования, а помимо него ещё и гимнастическую рубаху.
         Усы для казака любого Войска были обязательны, так как считались признаком мужества и зрелости. "Я - молод, у меня ещё вусов нет", - объясняет герой "Тихого Дона". Зато к бороде в разных Войсках относились по-разному - если донцы брились в чистую, то терским казакам и староверам-уральцам полагалось отпускать бороды.
         Колец и перстней казаки принципиально не носили, поскольку украшаться и выфранчиваться - прерогатива женщин. Серебряное кольцо на левой руке - девушка на выданье, можно с родителями или с приятелем придти на смотрины, на правой руке - просватана. Золотое кольцо на правой руке - замужняя, на левом - разведена. Два кольца на одном пальце - вдова, второе кольцо - покойного мужа.
         Зато в "домилютинские" времена казаку разрешалось носить серьги. Единственный крестик в левом ухе означал, что казак - единственный сын у матери. Два крестика - что казак не просто единственный сын у матери, но и последний, не успевший обзавестись потомством мужчина в роду. Так командир определял, кого в бою следует поберечь.
        
        
         7. Откуда у казака шашка?
        
         В рекой книге, посвящённой казачеству, не упоминаются знаменитые казачьи шашки. Послушать таких "историков" - с Наполеоном в 1805 - 1807 и в 1812 годах казаки воевали не иначе, как шашками. С Петром I в 1695 и 1696 годах казаки брали Азов шашками. Самостоятельно, в 1634 и 1637 годах казаки брали Азов шашками. И даже польско-литовских интервентов из Москвы в 1612 году они изгнали не иначе, как шашками.
        
         Только шашка казаку во степи станица,
         Только бурка казаку - в степи постель...
        
         Привычно, и снова неправильно поёт Александр Розенбаум.
         В действительности и во время Наполеоновских войн и во времена степной вольницы ни один казак понятия не имел, что такое шашка, и с какой стороны за неё берутся. В XVII веке вооружены они были кто во что горазд, вернее - чем сумели разжиться во время "походов за зипунами": русскими, польскими и турецкими саблями, турецкими же ятаганами и даже - изредка случалось и такое, европейскими шпагами. Что до Наполеона, то и с ним казаки воевали старыми добрыми дедовскими саблями - и именно с саблями в 1814 году вошли в Париж.
         Здесь придётся немного отвлечься, кое-что объяснив. Чтобы разрубить шлем или доспехи, нужен тяжёлый меч. Однако постоянно при себе тяжеленную железяку не потаскаешь - тяжело, неудобно. Да и толку от неё в тесных дворцовых переходах и на узких улочках Парижа, Стамбула или Эдо немного. Тот же кавалерийский палаш предназначался вовсе не для фехтования - в бою всадник держал его перед собой, словно копьё, нанося удар всей массой. В крайнем случае, палашом можно зарубить бегущего пехотинца, отбить удар налетевшего кавалериста, но всерьёз им фехтовать - избави боже.
         В то же время дворянин не может появиться на улице или во дворце без оружия. Оружие для дворянина - не просто признак статуса или высокого положения. Оно - именно оружие, средство нападения и защиты. Как иначе уладить дело чести с гвардейцами кардинала у стен монастыря Дешо или отмахаться от пожелавшей лёгкой добычи уличной шушеры.
         В результате холодное клинковое оружие начинают делить на тяжёлое боевое и лёгкое повседневное. В Европе это, соответственно, меч и шпага. В Турции - сабля и ятаган. А в Японии тяжёлый боевой меч "тати" соседствовал с лёгкой "душой самурая" - катаной.
         С появлением огнестрельного оружия, не сразу, не вдруг, тяжёлые доспехи оказываются невостребованными. Первое огнестрельное оружие имело массу недостатков - тяжёлое, шумное, неточное, много времени и сил уходит на то, чтобы перезарядить. Но наряду со всем этим оно имело одно достоинство - проницаемость: как бы ни были прочны доспехи, пуля гарантированно их пробьёт.
         Но вместе с тяжёлыми доспехами невостребованным оказывается и тяжёлое холодное клинковое оружие, уступившее место лёгкому.
         В похожей ситуации в XVII - XVIII столетиях оказались кавказские горцы - черкесы. В кавказских горах не было узких улочек и тесных дворцовых переходов - зато имелись узкие горные тропы и тесные проходы между саклями в селениях. Отказавшись от доспехов, кавказские горцы изобрели едва ли не идеально подходящую для конного стрелка черкеску. Оставшись невостребованными, прежние двухлезвийные горские мечи сильно уменьшились в размерах, превратившись в знаменитые длинные горские кинжалы. Зато заметно подросли прежние однолезвийные горские ножи - "сашхо". "Сашхо" на языках тюркской группы как раз и означает: "длинный нож".
         Ножи и в самом деле были длинными, слегка изогнутыми: 0,7 - 0,9 метра. Соответствующе широкими - ширина могла доходить до четырёх сантиметров. Вес такого "ножика" достигал 1,2 килограммов. Поскольку речь идёт не о мече или сабле, а именно о ноже, "сашхо" имел рукоять, но не имел гарды. Во избежание несчастных случаев ближайшие к рукояти первые семь-десять сантиметров лезвия не затачивались.
         И, поскольку опять же, речь идёт не о мече или сабле, а именно о ноже, "сашхо" не имел острия. Европейские школы фехтования считали неприличным наносить смертельные раны ребром сабли или шпаги - что боевым, что повседневным холодным клинковым оружием следовало колоть и только колоть. Что до "сашхо", то он предназначался именно для рубки. Продолжительное фехтование не допускалось: коль скоро извлёк из ножен - бей.
         Но главное преимущество "сашхо" перед прочими видами холодного клинкового оружия - его, как и японскую катану, носили лезвием вверх, благодаря чему лезвие не тупилось о ножны. Средневековые европейские рыцари, польские шляхтичи и наполеоновские солдаты-"ворчуны" любили прихвастнуть украшающими физиономии сабельными шрамами. После "сашхо" никаких шрамов не оставалось, поскольку не оставалось того, на ком эти самые шрамы можно было оставить.
         Рассказывают, хотите - верьте, хотите - нет, что Яков Петрович Бакланов, "донской дворянин" и человек незаурядной личной храбрости, выслужившийся из рядовых в генералы, первым из казаков наловчился разваливать противника шашкой от плеча до пояса. Первым из казаков, поскольку до знаменитого "баклановского удара", в XVI веке у германских ландскнехтов существовало аналогичный "удар смерти". Считается, что именно для защиты от "удара смерти" в европейских армиях появились наплечные украшения - эполеты, а затем и погоны.
         Противостояние между Московским Царством, а затем и Российской Империей и кавказскими горцами, то затихая, то снова вспыхивая, началось со второй половины XVI века, когда на Тереке, в устье реки Сунжа царскими воеводами был основан укреплённый город Терка. Может быть, даже раньше, в тридцатые годы того же века, когда в устье Терека обосновались гребенские казаки. Тем не менее, сам регион и происходящие в нём события не считались чем-то важным - пока четвёртого августа 1783 года не был подписан Георгиевский Трактат, согласно которому Картли-Кахетинское царство признало зависимость от Российской Империи.
        
         ...и коих надпись говорит:
         "Такой-то царь, в такой-то год
         Вручал России свой народ".
        
         И божья благодать сошла
         На Грузию! Она цвела,
         С тех пор в тени своих садов
         Не опасаяся врагов,
         За гранью дружеских штыков.
        
         (с) М.Ю.Лермонтов, "Мцыри".
        
         Особенность колониальной политики Российской Империи заключалась в том, что она принципиально не заводила анклавов и заморских территорий - до любого из российский владений всегда можно было дойти пешком. В 1676 году, взойдя на престол, Екатерина II отдала Дании владение её бывшего мужа, Петра III - Голштинское герцогство. Через сто лет, в 1867 году Северо-Американским Соединённым Штатам за копейки была продана Аляска. Русской колонией так и не стали Гавайи. Отвергнут проект Николая Николаевича Миклухи-Маклая (17.07.1846 - 14.04.1881) об организации русской колонии на Новой Гвинее. Разговоры о русском Константинополе - бывшем Новом Риме, продолжавшиеся вторую половину XVIII и весь XIX век так и остались разговорами.
         Справедливости ради заметим - золото добывали не на американской Аляске, а в соседней британской Канаде. Но попасть в "золотой Доусон", к россыпям Клондайка, Бонанзы и Эльдорадо проще было именно через территорию Аляски, либо поднявшись вверх по Юкону, либо высадившись в Дайе и, перевалив через перевал Чилкут, спуститься по притокам того же Юкона.
         Что до Грузии, то с ней ситуация иная - прямой сухопутный путь в неё можно было "провоевать", а препятствующих проходу горцев-черкесов - покорить. Это не было завоеванием ради завоевания - упомянутые горцы-черкесы постоянно тревожили набегами как грузинские, так и южные русские земли. Именно поэтому не надо быть семи пядей во лбу, чтобы не сообразить - покоряемые горцы не ограничатся обороной в родных горах. Имеющий запасного коня всадник запросто сделает за сутки двести вёрст. Спустившиеся с гор три-четыре тысячи конных басмачей легко способны достичь Астрахани или Царицына.
         Даже Земли Донского Войска находились отнюдь не в безопасности. В 1811 году Войсковой Атаман Матвей Иванович Платов провёл тотальную мобилизацию, поставив в строй всех, способных носить оружие, от шестнадцати до шестидесяти лет. Вздумай горцы в то время сделать набег на донские земли - защитить от них казачьи станицы было бы некому.
         В начале XIX века в предгорьях Кавказа существовали сильные русские крепости: Кизляр (основан в 1735 году), Моздок (основан в 1764 году), и Владикавказ (основан в 1784 году). Однако упомянутые крепости были идеальны как места базирования и снабжения войск, но защитить земли на равнине от горских набегов не могли - знавшие в родных горах каждую тропку черкесы легко бы их обошли.
         Именно поэтому, с тем, чтобы исключить саму возможность горских набегов, в первой половине XIX века начинает создаваться знаменитая Кавказская Линия - двойная цепь казачьих станиц, протянувшаяся от моря до моря. Упомянутая Линия заселялась, главным образом, переселёнными донскими казаками - вбирая в себя местные казачьи общины, поселённые ранее полки и сотни. Помимо этого, она пополнялась русскими "охотниками" и местными жителями, пожелавшими войти в Сословие. Исключение было сделано лишь для основанного в 1792 году в нижнем течении реки Кубань Черноморского Войска, состоявшего из переселённых запорожцев - Черноморское Войско осталось независимым. Зато Гребенское Войско полностью вошло в состав Кавказской Линии.
         Заметим: любое из "поселённых" казачьих Войск Российской Империи оказывалось "линейным", поскольку устраивалось вдоль её границ. Со временем граница отодвигалась, тогда как казачье Войско оставалось на месте. Слово "линейное" обязательно присутствовало в названии любого "поселённого" Войска. Говорили: Астраханское Линейное Войско, Сибирское Линейное Войско, Семиреченское Линейное Войско, Уссурийское Линейное Войско.
         Однако из всех "линий" именно Кавказская оказалась самой знаменитой, поскольку представляла собой не просто охраняемую казаками границу, а самую настоящую линию фронта. Как и на настоящей линии фронта, здесь существовал центр, правый и левый фланги - каждый со своим "начальством". Статус Войска, назначением "наказного" атамана Кавказская Линия получила в 1832 году - однако полностью работы по организации Линии были завершены лишь к 1840 году. До того казакам-"линейцам" не раз и не два приходилось сидеть в осаде, защищая свои станицы, в ожидании помощи со стороны соседей или регулярных войск. Ни одного набега на равнинные русские земли кавказские горцы так и не совершили.
         И, как это всегда бывает во время войны, казаки брали у горцев-черкесов трофеи - бурки, черкески, папахи и, разумеется, длинные горские ножи - "сашхо". Их удобство оценили довольно быстро - всё чаще и чаще прежние дедовские сабли остаются на стенах хат, а уставная военная форма - на дне сундуков, откуда извлекается только по праздникам. В рейды против горцев казаки ходят в черкесках, бурках и с шашками, тем более что воевать с горцами по-старому - разворачиваясь в лаву, с пиками наперевес, оказалось невозможно.
         - Уберите камыш! (то есть, дротики-пики), - неоднократно приказывал всё тот же Яков Бакланов.
         С 1831 года, ещё до того, как Кавказская Линия получила статус самостоятельного Войска, черкеска, папаха и бурка становятся частью уставной военной формы. В 1834 году с вооружения казаков Кавказской Линии окончательно и навсегда снимается пика - а основным холодным клинковым оружием "линейного" казака становится шашка.
         В конце XIX - начале ХХ века личный Его Императорского Величества Конвой состоял из трёх сотен - первой кубанской, третьей терской и пятой горской (ошибки в подсчёте нет), набранной из горцев Кавказа. Бывавшие в России, в том числе и при Высочайшем Дворе иностранцы не могли отличить казака от "лица невойскового сословия" - казачья военная форма к тому времени мало отличалась от военной формы регулярной Русской Армии. Зато обращали внимание на казаков-конвойцев, одеждой и вооружением напоминавших черкесов. В результате за рубежом сложилось мнение, что черкески носят решительно все казаки.
         Точно так же в наши дни многие считают, будто "чёрный барон" Пётр Николаевич Врангель чуть и не с рождения носил кавказскую одежду. В действительности в черкеску при длинном горском кинжале и папаху Пётр Николаевич облачился лишь в 1918 году, когда принял Кавказскую Добровольческую Армию, набранную из казаков Кубанского и Терского Войск.
         В порядке справки. Сын крепостного крестьянина Антон Иванович Деникин возглавлял белые Вооружённые Силы Юга России, сокращённо ВСЮР, в состав которых входили: собственно офицерская Добровольческая Армия, во главе с Владимиром Зеноновичем Май-Маевским (27.09.1867 - 12.11.1920); и две казачьих - Донская, во главе с Владимиром Ильичом Сидориным (03.12.1882 - 20.05.1943), и Кавказская, иногда называемая Кубанской, во главе с Петром Николаевичем Врангелем. Владимира Зеноновича Май-Маевского подчинённые называли уважительно: "Май". Красный адъютант при его штабе служил не только в фильме "Адъютант Его Превосходительства", но и в жизни.
         В составе Добровольческой Армии имелась "белая гвардия", состоявшая из четырёх "цветных" подразделений - первоначально полков, разросшихся до размеров дивизий, а впоследствии снова сведённых в полки, названные по именам первых командиров: "корниловцы", "марковцы", "дроздовцы" и "алексеевцы". Только они носили на плече шеврон в виде латинской буквы "V", составленной из цветов российского флага - именно отсюда их название, "цветные". Из всех "цветных" корниловцы считались наиболее склонными к риску, марковцы - самыми мужественными и стойкими, дроздовцы - самыми образованными и грамотными, а алексеевцы набирались из представителей гражданской городской интеллигенции, сражавшихся на стороне "белых".
         Но вернёмся к казачьим шашкам, в тридцатых годах XIX века взятыми на вооружения исключительно казаками Кавказского Линейного Войска. Прочим казакам - в том числе и донским ещё долгие сорок лет воевать старыми добрыми саблями. Лишь в шестидесятых годах XIX века, в ходе реформ Дмитрия Александровича начался постепенный переход с сабли на шашку. В результате к 1884 году шашками вооружили абсолютно всех - не только казаков, но и "чинов" регулярных кавалерийских полков, и господ офицеров в тех же полках, и ездящих верхом офицеров-артиллеристов, и господ офицеров пехотных полков, и даже городовых. Если американские полисмены расхаживали с короткими толстыми деревянными дубинками - "клобами", которые пускали в ход по поводу и без, то в Российской Империи городовой звенел шашкой-"селёдкой". Палаши и сабли сохранились лишь в некоторых, чтящих традиции гвардейских полках. При шпагах ходили исключительно студенты университетов.
         При этом шашка для казака, как меч для европейского рыцаря и катана для самурая, сделалась предметом сакральным, священным - переняв кавказское оружие, казаки переняли и многие, связанные с ним традиции. И, прежде всего - то, что настоящий мужчина оружие не покупает. Оружие берут или у врага на поле боя, или получают в дар - от друга, отца или сеньора. Для горца феодальным сеньором считался глава клана-"тейпа". А для казака "коллективным сеньором" являлась станица, а в качестве её представителя - станичный атаман. Шашка без шнура-темляка торжественно вручалась молодому казаку в семнадцать лет, после успешно выдержанного первого экзамена на "годность к строевой". Право носить темляк, как и сам темляк казак получал, выходя на службу в "первоочередной" полк.
         Шашка хранилась в доме на видном месте - так, чтобы её в любой момент можно было взять. Потеря шашки, в бою или спьяну, считалась позором. У православных и старообрядцев, во время чтения Евангелия шашка наполовину извлекалась из ножен - в знак готовности встать на защиту Отечества и Веры. Часто побывавшая в церкви шашка считалась особой, "намоленной" - именно такая шашка считалась особенно надёжной. Состарившись, перейдя из "действительных" или "служилых" казаков в "старики", казак торжественно менял шашку на стариковский посох-байдик. Как правило, именно в этом случае шашка переходила от деда к внуку. Если казак умирал, не оставив наследников, шашка ломалась и клалась в гроб.
         В конце XIX века среди состоятельного казачества стали популярны "семейные" шашки - с ножнами и рукоятями, украшенными золотыми и серебряными чеканными накладками, чернью и эмалью. Каждая станица и каждая семья отделывала шашку особым образом - со своей формой накладок, и со своим рисунком насечки или чеканки. Знающий человек мог определить, к какому роду принадлежит владелец шашки. Так, неожиданно для себя, российское казачество, как настоящее рыцарство, обзавелось фамильными гербами.
        
        
         8. Нагайка, бурка, конь козацкий...
        
         Коль скоро мы упомянули казачьи шашки, нельзя не упомянуть об ещё одном, связанном с казачеством предмете - о знаменитой казачьей нагайке. Тем более что даже в наши дни многие воспринимают казаков, как чуть ли не карателей-нагаечников, разгонявших мирные демонстрации трудящихся. Это верно, но только отчасти - даже в начале ХХ века лучшим средством воспитания казаки считали порку. И именно казачьи части использовались при подавлении беспорядков во время событий 1905 года. В 1917 году, до Октября, но уже после Февраля, когда Армия была уже изрядно разложена стараниями Государственной Думы и Петроградского Совета, желая утихомирить разошедшихся солдат и остановить грабежи в прифронтовом городе, барон Пётр Николаевич Врангель крикнул:
         - Казаки, ко мне! В нагайки эту сволочь!..
         Тем не менее, имеющий уши, да слышит - в Российской Империи казаки решали те же задачи, какие в наши дни решают Воздушно-Десантные Войска, а потому полицейской службы не несли. Для этого имелась городская и окружная полиция, Корпус Жандармов, очень небольшие - численностью в сорок тысяч штыков, внутренние войска, а в самом крайнем случае в дело могла вступить регулярная армия. Точно так же в современной России лишь в самом крайнем случае десантникам могут поручить патрулировать улицы.
         В отличие от шашки, нагайками казаки обзавелись ещё во времена степной вольницы - в пятидесятых годах XVII века, когда после Азовской войны начала создаваться неустрашимая казачья конница. Как следует из названия, нагайку казаки позаимствовали от соседей - ногаев. Во времена степной вольницы Дон протекал по ничейной земле, служа "естественной границей" между двумя ногайскими племенами. Сами казаки называли правый берег Дона "крымской стороной", а левый берег - "ногайской стороной".
         Сама по себе нагайка - вырезанная из твёрдого дерева палка длинной от сорока сантиметров до полуметра и диаметром от одного до полутора сантиметров. К одному концу палки крепилась кожаная петля для надевания на руку, к другому - сплетённая из длинных тонких сыромятных ремешков "плетёнка"-кнутовище, раза в полтора длиннее, чем сама палка. Чтобы не поранить животное - боевого коня, и не покалечить наказываемого человека, концы ремешков длинной примерно сантиметров пять, оставались незаплетёнными. Иногда к ним крепилась небольшая - около пяти сантиметров в диаметре, кожаная подушечка - "шлепок".
         Будучи верхом, казак носил ногайку на сгибе локтя правой руки. Спешившись, казак сворачивал ногайку, засовывая её за голенище сапога. Некоторые ногайки, помимо короткой петли для ношения на противоположном от "плетёнки" конце, имели так же и длинную, крепившуюся к обеим сторонам палки - такую нагайку можно было носить на плече.
         В первую очередь нагайка предназначалась для того, чтобы с её помощью править лошадью - и не просто лошадью, а боевым конём. Погонять нагайкой "привередливых коней", по всей видимости, запряжённых в повозку - как поётся в знаменитой песне Владимира Семёновича Высоцкого, физически невозможно - не говоря о том, что нагайка и "тугая плеть" - это совершенно разные вещи.
         Так же нагайка служила для наказаний. При этом детей - своих ли, чужих, казачат или детей "лиц невойскового сословия" нагайкой никогда не наказывали. Порка ребёнка нагайкой чревата нанесением тяжких телесных повреждений, и могла стать поводом для обращения даже не в собственный казачий станичный суд, а в уголовный суд Российской Империи. Для наказания детей служили розги, запас которых имелся в каждой хате. Одинокие мамы-казачки для этой цели нанимали кого-то из соседей за пятак или стопку водки.
         Да и взрослых до 1870 года нагайками наказывали крайне редко, и только за тяжкие проступки, непременно по приговору станичного сбора. В качестве кары за мелкие проступки так же применялись розги. Розгами пороли по "мягкому месту", нагайкой - по спине, причём наказание нагайкой исполняли непременно трое: один садился приговорённому на плечи, другой на ноги, и только третий брал нагайку в руки. Порка нагайкой очень болезненна, поэтому наказываемый запросто мог раскидать исполнителей и вырваться. Именно нагайками оказавшиеся в числе юнкеров Николаевского кавалерийского училища донские казаки выпороли двух зарвавшихся "дедов". Согласно казачьему обычаю, после наказания наказанный был обязан - если конечно мог, поклониться собранию и поблагодарить за науку.
         Разумеется, во время событий 1905 года, казаки нагайками разгоняли митингующие толпы на улицах - и правильно делали. Прежде всего потому, что далеко не все митингующие были трудящимися - значительный процент среди них составляла разного рода кабацкая "голота". Не говоря о том, что упомянутые "демонстрации трудящихся" были далеко не мирными - хулиганили не хуже нынешних футбольных фанатов: били витрины магазинов, разбивали кабаки, раздевали и грабили прохожих. Применявшие против мятежной толпы всего лишь нагайки казаки действовали на удивление мягко.
         Заметим, что в "культурной и цивилизованной" Англии практически в то же самое время не менее жестоко хулиганили "суфражистки" - воинствующие дамочки, требовавшие равноправия с мужчинами, в том числе и избирательных прав. Разбитая витрина, порванный пиджак и сорванная шляпа считались досадными недоразумениями, поскольку дело доходило до перевёрнутых кэбов и омнибусов. Англичанам в этом плане приходилось тяжелее, чем нам. Англия - страна "цивилизованная", поэтому тамошние полицейские - "бобби" не вооружены.
         И, коль скоро мы коснулись этой темы, заметим, что память у коммунистов-большевиков весьма избирательна. Во время Первой Мировой Войны, когда настоящего дела для кавалерии не было, солдат регулярных полков нередко спешивали, сажая в окопы - развёртывая пехотные батальоны на базе кавалерийских эскадронов. Зато казаков использовали в качестве военной полиции - поручая им патрулировать тылы на предмет поиска и выявления дезертиров. Если участие в подавлении беспорядков во время событий 1905 года запомнили и постоянно ставят казакам в вину, то про поиск и выявление дезертиров предпочли забыть. Ведь в числе не пойманных, либо пощажённых казаками дезертиров оказалось немало видных деятелей Коммунистической Партии.
         После объявления Первой Мировой Войны как в Москве и Санкт-Петербурге, так и в Париже прошли немецкие погромы. Но если царское Правительство не сделало ничего, чтобы остановить беснующуюся толпу, то в демократической, республиканской Франции пойманных "in flagrantly" погромщиков расстреливали без суда, на месте. Это притом, что в 1871 году немцы оккупировали север Франции, осадили Париж... Словом, французам было, что вспомнить. Точно так же, в ходе самой войны французское командование пресекало любые попытки "братания" солдат противоположных сторон. Возможно поэтому, в отличие от России, Германии и Австро-Венгрии, никакой "революции" во Франции так и не случилось. Зато у нас во время "военного коммунизма" жители многоквартирных домов создавали вооружённые отряды самообороны - для защиты от уголовников, в отсутствие полиции способных ворваться в квартиру средь бела дня.
         Буркой называется длинная - до пят, трёхслойная войлочная плащ-накидка без капюшона и рукавов, лишь с завязками у горла. Существовала она в двух вариантах - с острыми плечами, для воина-всадника и без плечей - для пешего овчара-пастуха. Поскольку кавказские воины-джигиты сражались исключительно конными, в фильмах мы видим исключительно кавалерийские бурки с плечами.
         В отличие от оружия, бурку можно было купить. На Кавказе, после оружия, лучшим подарком считалась именно бурка. Даже в начале ХХ века, если кавказец - черкес или дагестанец дарил вам бурку, можете не сомневаться - он считает вас если не другом-кунаком, то во всяком случае, достойным уважения лицом.
         Бурку, как и шашку, казаки переняли у кавказских горцев - именно поэтому её, как и черкеску, носили не все казаки, а только состоявшие в одном из кавказских - Кубанском или Терском, Войсках. Казакам прочих Войск вместо бурки полагалась шинель. Согласно одной из легенд, бурка была способна защитить от пуль и холодного оружия - в толстом войлоке вязнут любые клинки, в том числе и не тупящиеся о ножны шашки. По другой версии, бурка защищала только от пуль, да и то на излёте - сабли и шашки легко её разрубали.
         Во время Первой Мировой Войны некий английский лётчик поймал пулемётную пулю руками. Летел на "сопвиче-кемеле" над немецкими позициями, увидел над головой что-то мелкое, схватил... Думал, что оса или муха - оказалось, пулемётная пуля на излёте.
         Как бы то ни было, настоящее назначение бурки, зимней верхней одежды - защищать владельца не от пуль и клинков, а от дождя и холода. В горах погода часто меняется, поэтому бурка была введена в кавказских Войсках не из шика или каприза начальства, а применительно к местным условиям.
         Конь для казака - не роскошь, и даже не средство передвижения, а верный боевой товарищ. Казачий фольклор сохранил массу достоверных, не вполне достоверных, и абсолютно недостоверных историй, баек и легенд об умных казачьих лошадях, понимавших человеческую речь и способных действовать заодно с хозяевами. Как бы то ни было, уходя на службу, казак кланялся отцу и вынесенной для этого случая иконе, принимая обязательную в таких случаях стопку водки - а вот казачка кланялась коню, прося поберечь мужа.
         На Дону рассказывали, что в случае гибели казака, конь мог самостоятельно прискакать на "баз" и рассказать хозяйке о случившемся. Разумеется, казачка не понимает по лошадиному, а конь не владеет ни литературным русским языком, ни казачьим "гутором" - но, увидев у ворот осёдланного коня без всадника, громким ржанием извещавшего о своём прибытии, хозяйка понимала всё. Увидев хозяйку, поржав ей, конь разворачивался и скакал в степь - чтобы больше уже никогда не вернуться.
         За столетия в казачьих Землях было выведено несколько особых "казачьих" пород лошадей. Казачьи лошади могли быть как маленькими, так и крупными, как правило, рыжей или светло-коричневой масти, изредка вороными, и практически никогда - белыми. Главным их отличием от коней регулярной кавалерии была фантастическая выносливость:
        
         "Состав товарных вагонов подошёл к самому фронту, остановился на высокой насыпи, двери вагонов распахнулись, и осёдланных лошадей просто выпихивали из вагонов. Они падали под откос и катились вниз, вскакивали и отряхивались, как собаки. Казаки за ними следовали, поправляли сёдла, и сотни тут же строились и шли в бой. ... Было несколько поломанных сёдел, но ни одна лошадь не была покалечена - все пошли в бой...".
         (с) Сергей Мамонтов, "Походы и кони".
        
         Зато лошади европейских элитных пород, взятые в качестве трофеев во время Наполеоновских войн или во время Крымской Войны, либо полученные казаками в дар от царя или кого-то из видных генералов, в казачьих руках, как правило, не выживали.
         В конце XIX - начале ХХ века в кавалерийских полка Гвардии сложилась традиция ездить на громадных, специально отобранных и откормленных особым "спортивным" питанием лошадях. С началом Первой Мировой Войны, когда Гвардия в полном составе отправилась на фронт, ни одна из этих лошадей не дошла до передовой - все полегли на марше, не выдержав нагрузок.
         Казачьему коню полагалось и особое, "казачье" воспитание. Летом конь всегда был в степи, не зная тесноты и духоты конюшни. Поздней осенью и ранней зимой коням не полагалось еды - еду следовало добыть самостоятельно, выкапывая траву из-под снега. Зимой казачьих коней не поили, разбрасывая овёс и сено на снег - подбирая их, конь заодно подбирал и снег в качестве питья. Нетрудно догадаться, что ни одна холёная европейская лошадь такого режима не выдержит.
         Заметим, что лошадь - тем более, боевого коня нельзя кормить только травой или сеном. Чтобы быть сильной, помимо сена лошадь должна получать и зерно. Крымские татары за шесть недель до набега переводили лошадей с травы и сена на ячмень. Если в те времена кому-то из татарских пленников удавалось бежать и добраться до казачьих станичных городков, сообщив, что лошадей перевели с травы на ячмень - в Войске немедленно объявлялся "сполох", а к ближайшему уездному или разрядному воеводе летела "легковая" станица - предупредить о предстоящих неприятностях. Тем временем станичный атаман старался выяснить у беглеца - сколько дней прошло с момента, когда татарских лошадей перевели на ячмень. Зная это, можно было с точностью до дня предугадать начало набега.
         Во времена степной вольницы, когда у казаков появилась собственная конница, между ними и крымскими татарами существовало своеобразное, никогда никем не заключавшееся и не подписывавшееся, тем не менее, строго соблюдавшееся обеими сторонами "джентльменское соглашение": не жечь сено. Сделать друг на друга набег, разорить и сжечь станичный городок или татарское селение, перебить мужчин, угнать женщин и детей - это было в порядке вещей. Зато жечь заготовленное на зиму сено для лошадей было нельзя - ни в ходе набега, ни в порядке личной, индивидуальной диверсии. Даже если не сумеешь вывезти и воспользоваться сам - пригодится кому-то другому.
         Нетрудно догадаться, что лошадниками казаки были страстными. Сергей Мамонтов описывает последнее сражение с красными в Крыму, уже после отступления от Перекопа, когда развёрнутые в линию шестнадцать орудий буквально выкосили картечью два преследовавших их красноармейских полка:
        
         "Мои солдаты вынырнули, словно из-под земли и с погонами на месте.
         - Как мы их, ваше благородие! Просто смели!.."
         (с) Сергей Мамонтов, "Походы и кони".
        
         На горизонте едва угадывались трое уцелевших, удирающих красноармейцев - а вокруг носилось множество лошадей, потерявших всадников. Тут же, словно из-под земли вынырнули казаки - ловить. К этому времени были оставлены Перекоп, Ишунь и Герниченск - бывшее татарское Ченишке, дело происходит в крымских степях, и "чины", и господа офицеры знали, что идут на юг, грузиться на пароходы - и, по опыту предыдущей эвакуации, из Новороссийска так же знали, что брать с собой конский состав не будут. Тем не менее, спокойно смотреть на мечущихся по полю "бесхозных" лошадей казачья душа не могла.
         При каждой казачьей станице имелись "зимники" и пастбища. Мальчишки-казачата водили лошадей в "ночное". Но, тем не менее, как это не странно, профессионально разведением лошадей казаки не занимались. В каждой Области каждого Войска существовали специальные конные заводы, разводившие лошадей специальных, "казачьих" пород - вот только владели этими заводами не казаки, а "лица невойскового сословия", купцы первой и второй гильдий. Все конные заводы размещались на "землях войскового резерва" - но, чтобы не задирать цены на лошадей, с конных заводчиков не брали арендной платы за пользование войсковыми землями.
        
         "В то время, как коннозаводчики платили войску три копейки за десятину, по ту сторону р. Егорлыка, в Ставропольской губ., десятина земли сдавалась в аренду под распашку по 6 руб., а под выпас по 3 руб., в год".
         (с) С.Г.Сватиков, "Россия и Дон, 1549 - 1917".
        
         С тем, чтобы Войска не разорились, Правительство выплачивало им компенсацию - только Донское Войско получало за коннозаводчиков полмиллиона рублей в год.
         Дело здесь в банальной нехватке времени. Никто не запрещал казаку "отставного разряда" организовать конный завод или иное капиталистическое предприятие - вот только передать дело сыну казак-капиталист не сможет, поскольку сын будет занят по службе. Так что молодому казаку следовало или писать прошение об "отчислении" из Сословия - до перехода в "строевой разряд" у казака имелось такое право, либо продать отцовское дело и служить вместе со всеми.
         В результате молодой казак победнее - в том числе и "сын хорошей жизни" "справляемый" "станичным обществом", перед самым выходом на службу приобретал дикого "четырёхлетку" - и самостоятельно его объезжал. В состоятельных семьях казачонку-"выростку" заранее покупали жеребёнка - с тем, чтобы казачонок самостоятельно за ним ухаживал, кормил, выгуливал, чистил и его самого, и его денник. И в том, и в другом случае казачий конь не подпускал к себе никого, кроме хозяина - а хозяин не боялся оставить его без присмотра.
         В любом случае, не только приобретение, но и содержание строевого коня было удовольствием не из дешёвых. Герой повести Фёдора Дмитриевича Крюкова "Офицерша" (написанной абсолютно "шолоховским" языком) использует строевого коня для полевых работ, в "Тихом Доне" Степан Астахов и Христоня, возвращаясь из лагерей, запрягают строевых коней в подводу - но в действительности делать и то и другое не полагалось. Перед выходом на службу казак-"первоочередник" получал от Войска пособие в сто рублей - на приобретение строевого коня. Та же сумма выплачивалась казакам, служившим в полках "третьей очереди", если в скором времени предстояла мобилизация.
         И, коль скоро мы заговорили о казачьих конях - нельзя не сказать два слова о шпорах, ношение которых всё время, непонятно почему, приписывают казакам. Вспомним упоминавшуюся песню Игоря Талькова "Бывший подъесаул":
        
         Он тряхнул головой и молитву прочел
         И коню до костей шпоры врезал с досады
         Конь шарахнулся так, как от ладана черт
         От затона, где в ил оседали награды...
        
         На самом деле, даже при очень большом желании казак не мог врезать шпорами коню, ни до костей, ни как-нибудь иначе - по той простой причине, что в отличие от офицеров и "чинов" регулярной кавалерии, казаки шпор не носили. Конём управляли каблуками, поводом и, в очень редких случаях, нагайкой:
        
         "Мы откидывались слегка назад и ездили облегчённой рысью, то есть подпрыгивая, а казаки, наоборот, наклоняясь вперёд и ехали ровно, не подпрыгивая...
         (с) Сергей Мамонтов, "Походы и кони".
        
         В самом начале Гражданской Войны казачий генерал Николай Гаврилович Бабиев (11.04.1887 - 13.10.1920) потерял в бою правую руку. Будучи, подобно Григорию Мелехову, обоеручным бойцом, он водил вверенные воинские части в атаку, держа шашку в левой руке. Лошадью Николай Гаврилович правил каблуками и зажатым в зубах поводом - обученному казачьему коню этого было достаточно:
        
         "Правая рука его была сведена, однако, несмотря на все ранения, его не знающий удержа порыв остался прежним. Горячий русский патриот, он с величайшим негодованием относился к предательской работе казачьих самостийников. Я мог быть спокоен за те части, во главе которых он стоял".
         (с) барон Пётр Николаевич Врангель. "Воспоминания".
        
        
         9. Казаки в гвардии.
        
         Слово "гвардия" - французское, искажённое "la garde", что в переводе означает "охрана". Нетрудно догадаться, что в королевскую охрану набирали самых лучших, самых опытных и умелых солдат - и было бы глупо использовать их исключительно для несения "гарнизонной и караульной" службы. Королевские мушкетёры и гвардейцы господина кардинала участвовали в боях во время осады Ла-Рошели не только в исторических фильмах, но и в жизни.
         Наполеон - тот и вовсе создал целую "охранную" армию. Делившаяся на "старую" и "молодую", а после 1812 года ещё и на "почётную", императорская гвардия насчитывала семь тысяч штыков и сабель в 1805 году и тридцать семь тысяч штыков и сабель в 1812 году, во время Московского похода. Разумеется, для личной охраны Его Величества Императора и Короля гвардейцев было слишком много - носившие высокие медвежьи шапки "ворчуны" привыкли к роли вечного резерва, должного в критической ситуации решить исход боя.
         По-настоящему своих гвардейцев Наполеон использовал дважды. При Маренго, когда консульская гвардия, насчитывавшая в тот момент всего один батальон в восемьсот штыков, лихо драпанула от атаковавших австрийцев. И при Ватерлоо, когда отвечая на предложение сдаться французский полковник Пьер Жак-Этьен Камброн (26.12..1770 - 29.01.1842) выкрикнул смачно-мужское, не вполне печатное ругательство.
         В России до Петра I не знали красивого слова "гвардия" - вместо гвардии существовали "выборные" стрелецкие и дворянские полки. Как следует из названия, зачисляли туда не абы кого, а "по выбору" - самых лучших, самых умелых и самых храбрых, сумевших отличиться в боях и походах. Существовал так же Стремянной стрелецкий полк, расквартированных в Кремле и охранявший лично царя. Прочие стрелецкие полки, общим числом шестнадцать, по тысяче человек в каждом, в конце царствования Михаила Фёдоровича "Кроткого" и двадцать два полка по тысяче человек в каждом во времена "правительницы" Софьи Алексеевны, квартировали на противоположном от Кремля берегу Москва-реки, в Замоскворечье.
         Служба московских стрельцов во многом напоминала казачью - с той разницей, что в свободное от службы время стрельцы занимались не хлебопашеством и скотоводством, а ремеслом и торговлей. Не случайно именно в Замоскворечье в послепетровские времена обоснуются русские купцы. "Колумбом Замоскворечья" называли писателя-драматурга Александра Николаевича Островского (12.04.1823 - 14.06.1886), писавшего пьесы из купеческой жизни.
         Как все мы знаем, ещё мальчиком, живя с матерью - вдовой царицей Натальей Николаевной Нарышкиной, (01.09.1651 - 04.02.1694), прозванной "Медведихой" за суровый нрав, в подмосковном селе Преображенском, Пётр I завёл себе потешную команду из пятидесяти человек. Со временем эта команда развернулась в два пехотных полка - Преображенский, четырёхбатальонного состава, и Семёновский, имевший в составе всего три батальона. В 1706 году оба полка получили статус гвардейских, положив начало русской гвардии. Взошедшая на престол племянница Петра I, Анна Иоанновна высочайше повелела сформировать дополнительно четыре пехотных батальона и вывести из состава армии три кирасирских эскадрона. Тем самым она увеличила русскую гвардию ещё на два полка - пехотный Лейб-гвардии Измайловский и кавалерийский Лейб-гвардии Конногвардейский.
         А затем пошло и пошло - каждый русский царь, взойдя на престол, не только переодевал армию, чиновников и гимназистов, но и приказывал сформировать несколько гвардейских полков. При Николае I, подобно наполеоновской, русская гвардия начинает делиться на "старую" и "молодую". Не было "почётной" гвардии - в наполеоновскую "почётную" гвардию добровольно записывались сыновья "новых богатых" (les nouveau riches), не желавшие попадать под обычный армейский призыв и не имеющие средств выставить вместо себя нанятых заместителей. К началу ХХ века на 1 100 000 чинов и офицеров регулярной Русской Армии приходилось 125 000 гвардейцев.
         И снова гвардейцев для охраны Его Императорского Величества оказалось слишком много. В результате в начале ХХ века элитные войска Российской Империи делились на:
         собственно, Императорскую Гвардию, "старую" и "молодую";
         дворцовую полицию;
         и личный, Его Императорского Величества конвой;
         Чтобы попасть в наполеоновскую гвардию, следовало отслужить в обычных армейских частях три года, пройти хотя бы одну военную компанию, отличиться в боях и быть один раз быть раненым. На внешний вид гвардейцев не обращали внимания - во французской гвардии можно было встретить косых, кривых, рябых, с изукрашенными сабельными шрамами физиономиями... Последние любому гвардейцу шли только в плюс. Единственное требование - высокий рост. Но в те времена во всех странах в армию отбирали не по физическому сложению, а по росту. После наполеоновских войн средний рост французов уменьшился на семь сантиметров - призыв забирал самых рослых.
         В отличие от наполеоновской Франции, чтобы попасть в русскую гвардию, незачем было выслуживать ценз в обычных армейских полках. В гвардейские полки набирались "зелёные" новобранцы, причём главным критерием "разбивки" оказывалась внешность:
        
         "Каждый гвардейский полк имел свой тип, который и начальством и офицерами всячески поддерживался и сохранялся в возможной чистоте. В Преображенцы подбирались парни дюжие, брюнеты, темные шатены или рыжие. На красоту внимания не обращалось. Главное был рост и, богатырское сложение. В Конную Гвардию брали преимущественно красивых брюнетов. Семеновцы были высокие, белокурые и "лицом чистые", по возможности с синими глазами, под цвет воротника. Когда-то "полк, Наследника Цесаревича Александра Павловича", в его время все солдаты подбирались под тип Великого Князя. На это обращал внимание сам Император Павел. Такого же, приблизительно, типа были Кавалергарды, только постройнее и половчее. Измайловцы и Лейб-Гренадеры были брюнеты, первые покрасивее, вторые пострашнее. Лейб-Егеря были шатены, широкоплечие и широколицые. Московцы -- рыжие. В Павловцы шли не очень высокие блондины, а в память основателя -- курносые. В гусары подбирались невысокие стройные брюнеты. Такой же тип сохранялся для стрелков, при чем самые красивые лицом отбирались в четвертый батальон Императорской Фамилии...".
         (с) Юрий Макаров. "Моя служба в старой гвардии".
        
         Немного забежим вперёд - именно из-за внешности Григорий Мелехов в "Тихом Доне" не попал в Лейб-гвардии Атаманский полк. В Атаманский брали только "верховцев", тогда как темноволосый "турка бешеный" Мелехов выглядел как типичный "низовец".
         Красивым гвардейским солдатам полагалась и красивая военная форма:
        
         "День был солнечный и разноцветные мундиры воинских частей придавали зрелищу яркость и красоту. Но девушки-англичанки, наверное, тосковали по дому, а потому громко обменивались замечаниями о том, как глупы эти русские, и как неразумно в век пулемётов носить такую форму. В конце концов, к великой нашей радости, сидевший позади нас солидный пожилой человек наклонился вперёд и заметил по-английски с безукоризненной вежливостью: "красные мундиры и медвежьи шапки на лондонских парадах гораздо практичнее, не правда ли...".
         (с) Григорий Чеботарёв, "Russia. My native land".
         (Записки профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера)
        
         И, несмотря на весь внешний блеск, солдатами русские гвардейцы быть не перестали - боевая подготовка в гвардии была серьёзная:
        
         "Лагери 1907 года были действительно трудные. ... Почти каждое утро с шести часов была стрельба и чаще всего под дождем. Стрельбище мокрое, трава хлюпает под ногами. Сойдешь с травы на дорогу, ноги разъезжаются в грязи. Офицеры и фельдфебеля в клеенчатых накидках. ... Уж где тут на шестьсот шагов попасть в "головную", когда и соломенный мат, на котором лежишь, и сама "головная", и прорезь прицела и вершина мушки, -- все покрыто тонкой мокрой сеткой, поминутно застилающей глаза. Все ходят злые. Скверное настроение начальства передается на линию огня, вследствие чего стрельба, разумеется, идет еще хуже...".
         (с) Юрий Макаров. "Моя служба в старой гвардии".
        
         На дворцовую полицию возлагалась охрана и поддержание порядка в царских резиденциях. Только в Зимнем Дворце постоянно проживало около трёх тысяч человек - население небольшого городка, так что дворцовым полицейским было чем заняться. В каждом царском дворце - в Зимнем, в Царскосельском, в Ливадии имелся свой комендант и свой штат дворцовой полиции. Если вы вздумаете слишком уж пристально рассматривать царскую резиденцию, захотите сфотографировать её - а тогдашний фотоаппарат представлял собой здоровенную коробку, снабжённую магниевой фотовспышкой, или не дай бог, залезете на решётку, чтобы рассмотреть лучше - к вам подойдёт некий чин и вежливо попросит удалиться - а если вздумаете возражать, то как настоящий полицейский, препроводит в "холодную". Вот только служит этот чин не по линии Министерства Внутренних Дел, как положено полицейским чинам, а по линии Министерства Императорского Двора и Уделов.
         И, наконец, личный, Его Императорского Величества конвой. Если дворцовая полиция охраняет конкретную царскую резиденцию, то личный Его Императорского Величества конвой охраняет лично царя - а потому переезжает из резиденции в резиденцию следом за ним.
         Во времена Екатерины II все знали, что её сыну Павлу на престоле не бывать - в преемники просвещённая государыня прочила старшего внука Александра, а потому ни к каким важным делам Его Императорское Высочество не подпускали. Не зная, чем себя занять, Павел завёл у себя в Гатчине маленькую личную армию: шесть пехотных "батальонов", егерскую роту, три кавалерийских "полка", артиллерийскую батарею, обучив и обмундировав их на прусский лад - в узкие мундиры, тесные лосины и парики с косами и букольками. Разумеется, ни один из этих "батальонов" и "полков" не дотягивал до штатного состава. Во времена Екатерины II в пехотном полку по штату должно было числиться 1 500 человек. Всех же "гатчинцев" было две с половиной тысячи.
         В числе прочих в гатчинских войсках имелась казачья сотня. В Российской Империи не представляли себе армию - пусть даже ненастоящую, не воюющую, потешную, в составе которой не было бы казаков. Переименовать казачьи сотни в эскадроны пытались и в XVIII и в XIX веке - но казаки упорно сопротивлялись нововведению так же, как отказывались называть атаманов станичными начальниками и окружными генералами. Именно в гатчинской сотне начинали службу упоминавшийся ранее Евграф Осипович Грузинов и его младший брат, так же после скандала оказавшийся под арестом.
         В 1796 году, неожиданно для себя взойдя на трон, Павел расформировал свою "потешную" армию, раскидав отдельные "батальоны" и "эскадроны" по профильным гвардейским полкам в качестве инструкторов - гвардию, а следом за ней и армию предстояло переодеть и переобучить на прусский лад. И военной полиции - Павел счёл, что военный переворот не случится, коль скоро в каждом гвардейском полку появятся верные ему наблюдатели-"гатчинцы". Характерно, что в своих расчётах Павел I не ошибся - поскольку стал жертвой не военного переворота с выступлением войск, как его предшественники на троне, а заговора.
         А вот гатчинских казаков деть было элементарно некуда - казачьих гвардейских полков в Российской Империи не существовало. Павел I разрешил проблему просто, высочайше повелев сформировать первый казачий гвардейский полк, который прямо так и назвал: "Лейб-гвардии Казачий". Как и в Атаманском полку, в Лейб-гвардии Казачьем насчитывалось пять сотен. Формировался он по тем же штатам и правилам, как и Атаманский. Подобно Атаманскому, Лейб-гвардии Казачий полк был двухкомплектным, со сменой личного состава через каждые два года. Но если Атаманский полк формировался из казаков-"верховцев" - "чиги", то в Лейб-гвардии Казачьем полку, в качестве альтернативы служили казаки-"низовцы" - "сипа".
         В 1827 году Николай I сделал своего сына и наследника, Великого Князя Александра Николаевича - будущего Александра II Освободителя Августейшим Атаманом казачьих Войск. В 1827 в Санкт-Петербург, в качестве личной гвардии наследника переводятся первая и вторая сотни Атаманского полка, а в 1831 году полк в полном составе переведён в Санкт-Петербург, получив прав "молодой гвардии". Так в гвардии появилось сразу два казачьих полка - Лейб-гвардии Казачий и Лейб-гвардии Атаманский.
         Надо ли говорить, что "лейб-казаки" и "атаманцы" сразу же друг друга невзлюбили. Хотя бы потому, что в одном полку служили "низовцы", тогда как в другом - "верховцы", а "низовцы" и "верховцы" издавна друг друга недолюбливали. Первые считали вторых "понаехавшими", тогда как вторые первых - "снобами". Лейб-гвардии Атаманский полк был сформирован раньше - зато Лейб-гвардии Казачий с самого начала формировался, как гвардейский. Зато Лейб-гвардии Атаманский полк считался образцовым полком, примером для подражания, тогда как Лейб-гвардии Казачий - обычным гвардейским. Лейб-гвардии Атаманский полк считался личной гвардией Его Высочества Наследника Цесаревича - Лейб-гвардии Казачий подчинялся непосредственно царю. Лейб-гвардии Атаманский спас от разгрома армию во время Бородинского сражения, приняв участие в рейде Платова и Уварова по наполеоновским тылам Великой Армии - Лейб-гвардии Казачий спас войска союзников от разгрома, а Его Величество от плена во время "Битвы Народов" под Лейпцигом.
         Словом, "лейб-казаки" и "атаманцы" соперничали друг с другом не меньше, чем мушкетёры Его Величества короля и гвардейцы Его Высокопреосвященства господина кардинала. До "встреч" и дуэлей не доходило только потому, что "встречи" и дуэли строжайше пресекались полковыми офицерскими собраниями и станичными сообществами. Но превзойти соперников на учениях, на параде, а уж тем более - в бою, как для той, так и для другой стороны становилось делом чести.
         Желая хоть как-то остановить бесконечное соперничество, а так же чтобы казаки остальных Войск не завидовали донцам, кубанцам и терцам, имеющим возможность служить в Санкт-Петербурге, при особе Государя, в 1906 году Николай II высочайше повелел сформировать третий гвардейский казачий полк - Лейб-гвардии Сводно-казачий. В отличие от Лейб-гвардии Казачьего и Лейб-гвардии Атаманского полка, а так же обычных казачьих полков Русской Армии, в Лейб-гвардии Сводно-Казачьем было всего четыре сотни. Из этих четырёх сотен первую составляли казаки Уральского Войска, а вторую - казаки Оренбургского Войска. В третью сотню два взвода выставляли казаки Сибирского Войска, а два следующих - казаки Забайкальского Войска. В оставшуюся, четвёртую сотню по взводу выставляли казаки Астраханского, Семиреченского, Амурского и Уссурийского Войск.
         В отличие от "лейб-казаков" и "атаманцев", а так же "чинов" и господ офицеров прочих, как гвардейских, так и армейских полков, казаки Лейб-гвардии Сводно-казачьего полка не имели собственной, "полковой" военной формы. В третьем по счёту казачьем гвардейском полку служить полагалось в собственной, "войсковой" военной форме. О принадлежности "сводно-казака" не просто к гвардии, а к конкретному гвардейскому полку свидетельствовали специальные нашивки и звёздочки на погонах.
         Надо ли говорить, что все три казачьих гвардейских полка были двухкомплектными - в то время, как один штатный состав служил, второй находился в станицах "на льготе". Ротация, как это было принято среди "гвардейских" казаков, происходила каждые два года.
        
        
         10. Личный Его Императорского Величества конвой.
        
         В отличие от казаков прочих Войск - донцов, уральцев, сибирцев и забайкальцев, кубанские и терские казаки в гвардии не служили. Но именно Кубанское и Терское Войска выставляли упоминавшийся ранее личный, Его Императорского Величества конвой.
         "Битва Народов" под Лейпцигом в нашей стране менее известна, чем Бородинское сражение, Аустерлиц или Ватерлоо. Что, откровенно говоря, не совсем справедливо - ведь именно "Битва Народов" оказалось самым продолжительным, самым тяжёлым и кровопролитным сражением Наполеоновской эпохи. Если при Бородино 130 000 солдат Великой Армии сошлись с Русской Армией, насчитывавшей 110 000 солдат, то в "Битве Народов" против 200 000 французов и иностранцев выступило 200 000 союзников по Шестой Антифранцузской Коалиции - а к концу сражения к союзникам присоединилось ещё 150 000 человек. Причём ровно половину союзных войск составляли русские. И если Бородинское сражение было однодневным, то "Битва Народов" продолжалась целых четыре дня: 16 - 19 октября 1813 года.
         В неудаче Московского похода Наполеон мог обвинить (и обвинял) не вовремя павших лошадей, русскую зиму и бескормицу. В поражении при Ватерлоо - честно выполнившего приказ Эммануэля Груши (20.10.1766 - 29.05.1846, последнего, двадцать шестого по счёту наполеоновского маршала, получившего жезл во время "ста дней), и упрямого престарелого шведа на прусской службе Гебхарта Леберехта фон Блюхера (16.12.1742 - 12.09.1819), растерявшего во время форсированного марша половину вверенной ему армии - но с оставшейся половиной оказавшегося в нужный момент в нужном месте. В "Битве Народов" под Лейпцигом Наполеон - заслуженно считавшийся "мастером войны" потерпел, что всего обиднее, чисто военное поражение.
         Но самое главное - поражение Наполеона под Лейпцигом оказалось концом наполеоновской империи, как таковой. В следующем, 1814 году Его Величество Императора и Короля ждала блестящая, начисто проигранная им компания во Франции, причём компания сразу на два фронта: в то время, когда русские, пруссаки и австрийцы шли на Париж с севера, успевший выгнать французов из Испании Артур Уэлсли, Его Светлость герцог Веллингтон (01.05.1769 - 14.09.1852), перевалил следом за ними Пиренеи, и шёл на Тулузу с юга.
         Тем не менее, Наполеон оставался Наполеоном, признанным "мастером войны" - а потому едва не одержал победу в самый первый день Лейпцигского сражения. Как это частенько за ним водилось, он уступил инициативу противнику - с тем, чтобы определить направление главного удара, разбил атакующие колонны союзников пушками, затем контратаковал их пехотой - а под конец, прорвав фронт в центре и развивая успех, пустил вперёд кавалерию. И тут ему не просто повезло, а невероятно повезло - прорвавшая фронт кирасирская дивизия Мари-Виктора-Николя де Латур-Мобура (22.05.1768 - 11.11.1850) вышла не куда-нибудь, а прямиком к царской ставке.
         При царской ставке, разумеется, имелась охрана - полк лёгкой гвардейской кавалерии. Но этот полк кирасиры де Латур-Мобура - всадники на громадных конях, в кирасах, вооружённые тяжеленными палашами, смели прежде, чем гвардейцы успели развернуться для контратаки. Бежать царю ни в коем случае нельзя - нередко следом за бежавшим главнокомандующим, тем более - правящим монархом бежало и возглавляемое им войско. Оставаться и попадать в плен царю тоже нельзя - причём, по той же причине. А тут, помимо царя в царской ставке находились: Его Величество король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV Гогенцоллерн (15.10.1795 - 02.01.1861) и Его Величество император Австрии Франц II Карл-Иосиф Габсбург (12.02.1768 - 02.03.1835). А помимо Их Императорских и Королевских Величеств ещё и главнокомандующий силами Шестой Антифранцузской Коалиции князь Карл Филипп цу Шварцеберг (15.04.1771 - 15.10.1820). Шах и мат.
         К счастью, неподалёку от царской ставки скучал в тылу Лейб-гвардии Казачий полк - тот самый. Как и положено гвардейскому полку, Лейб-гвардии Казачий находился в резерве, готовый вмешаться в дело в критический момент. Командир полка, граф Василий Васильевич Орлов-Денисов (08.09.1775 - 24.01.1843) - унаследовавший графский титул донской казак, уроженец станицы Пятиизбянской, так и не понял толком, что там происходит возле царской ставки - но по доносившемуся шуму, блеску сабель и вспышкам выстрелов сообразил, что происходит что-то нехорошее. Без всякой команды Василий Васильевич стронул полк с места, развернул его в лаву и атаковал кирасир де Латур-Мобура во фланг.
         Будь на месте казаков гусары, лёгкая гвардейская кавалерия, или те же казаки, но времён Кавказской Войны - не имеющие на вооружение пик, кирасиры де Латур-Мобура смели бы их точно так же, как смели охрану царской ставки, потому как тяжёлый кавалерист всегда сильнее лёгкого. Весёлая беспечная жизнь гусар и красота их одежд вошли в поговорку как раз потому, что гусары привыкли считать себя смертниками: сабля, атака и умирать только раз. "Гусар, который в тридцать лет не убит - не гусар, а дрянь!", - заявил как-то наполеоновский маршал Жан Ланн (20.04.1769 - убит во время Второй Австрийской компании Наполеона, 31.05.1809).
         Но знаменитой команде Якова Петровича Бакланова "Уберите камыш!" ещё только предстояло прозвучать - подобно прочим казакам, "лейб-казаки" были вооружены пиками. А против казачьей пики, как мы уже знаем, нет приёма - за исключением кавказских горных круч. Седёльные пистолеты кирасиры де Латур-Мобура успели разрядить в гвардейских кавалеристов - к тому же Александр Васильевич Суворов стрельбу из пистолетов с седла называл "пугательной" и считал бесполезной. Саблей и даже палашом до вооружённого пикой казака не дотянуться - кирасиры де Латур-Мобура убедились в этом так же, как некогда убедились в этом крымские татары.
         Словом, разгром французов был полным. На Александра I Благословенного случившееся произвело сильнейшее впечатление, благо опыт такого рода уже был - в 1805 году под Аустерлицем Его Величество едва не попал в плен. И, в довершение всего, на нервной почве с Его Величеством приключилась известная "медвежья неприятность", какая иногда случается с впервые оказавшимися в серьёзном деле новичками. Большинство историков предпочитает не упоминать о "медвежьей неприятности" Александра I.
         Придя в себя после случившегося, Его Императорское Величество высочайше изволил повелеть: отныне никаких кавалергардов - особого отряда дворян, сформированного специально в качестве царской охраны, лёгкой гвардейской кавалерии, сводно-гвардейского полка и тому подобного. Отныне и присно, и во веки веков охранять Высочайшую Особу будут казаки и только казаки. При вступлении русских войск в Париж 31 марта 1814 года перед Его Императорским Величеством, в качестве личной царской охраны следовал Лейб-гвардии Казачий полк.
         Непосредственно на глазах Его Величества отличилась четвёртая сотня Лейб-гвардии Казачьего полка, под командованием Ивана Ефремовича Ефремова (1774 - 04.10.1843), набранная из казаков Черноморского Войска. Как мы помним, Лейб-гвардии Казачий полк набирался из низовых донских казаков. Черноморская сотня из-за нехватки людей была включена в его состав в 1811 году - перед нашествием Наполеона, и выведена из его состава в 1816. По этой же причине - из-за нехватки людей в том же 1811 году все "приписные за станицами" - "общественные" казачьи крепостные были причислены к казачьему Сословию. В 1815 году Иван Ефремович сменит графа Василия Васильевича Орлова-Денисова на посту командира Лейб-гвардии Казачьего полка.
         Знаменитой Кавказской Линии, а вместе с ней и Кавказского Линейного Войска ещё не существовало - но уже существовала Черномория и поселённые донские станицы вокруг русских крепостей. Из кавказских казаков - "черноморцев" и "линейцев" и начали набирать казаков в личную царскую охрану. А когда в 1861 году Черноморское и Кавказское Линейное Войска расформировали, личный Его Императорского Величества Конвой, "по наследству" начали набирать из кубанцев и терцев.
         Личный Его Императорского Величества конвой состоял из трёх сотен - причём в каждой сотне ровно сто человек "действительных" и "служилых" при семнадцати "начальствующих" и "обслуживающих" - господ офицеров, унтер-офицеров, трубачей, обозных и прислуги. Первую сотню личного, Его Императорского Величества конвоя выставляли кубанцы, третью сотню - терцы, а о пятой, "горской" сотне - разговор особый. На этот раз никаких "зелёных" новичков - чтобы попасть в личный, Его Императорского Величества конвой, следовало отслужить четыре года в "первоочередном" полку на общих основаниях, причём во время последующего пребывания "на льготе" специальная комиссия отслеживала службу и личную жизнь будущего "конвойца" буквально по минутам.
         Служили в конвойных сотнях формально десять, а фактически шесть лет - три срока по два года, а между ними - два срока по два года "на льготе". В отличие от гвардейских казачьих полков, конвойные казачьи сотни были однокомплектны - но на каждую "действительную" или "служилую" сотню с нечётным номером приходилась отдыхающая "на льготе" сменная сотня с чётным. Таким образом, через два года первую кубанскую конвойную сотню сменяла вторая кубанская, третью терскую сотню - четвёртая терская.
         Казаки-"конвойцы" носили особенно нарядную военную форму, в основе которой лежала кавказская традиция - как и положено "кавказским" казакам, "конвойцы" носили черкески, папахи и бурки. Вспомним, что возглавив белую Кавказскую Добровольческую Армию, Пётр Николаевич Врангель так же переоделся в кавказскую одежду - которую продолжал носить, сделавшись крымским Верховным Правителем.
         Приезжавшие в Россию иностранцы - в том числе и принимаемые при Высочайшем Дворе члены иностранных делегаций не умели отличить казаков от "чинов" и господ офицеров регулярной Русской Армии. Во второй половине XIX - начале ХХ века военная форма, которую носили те и другие, была достаточно похожа. Зато носившие черкески и папахи казаки-"конвойцы" сразу бросались в глаза необычным видом. В результате за рубежом сложилось мнение, будто черкески, папахи и бурки носят абсолютно все казаки. Зато самих казаков-"конвойцев" нередко принимали за кавказских горцев - и оказывались не так уж далеки от истины.
         Дело в том, что вступивший на престол Николай I в целом одобрил идею старшего брата - но с существенной оговоркой. Из личного опыта он знал, что казаки - ребята честные и верные, а потому их невозможно подкупить, или соблазнить чем-нибудь иным. Но при этом до невозможности наивные - а потому ловкий демагог всегда сумеет их уболтать или обмануть. Его Величество помнил из истории, что Лжедмитрия I привели и посадили на русский трон не кто-нибудь, а именно донские казаки атамана Андрея Корелы, искренне поверив, что царевич - настоящий. Впоследствии, заглаживая вину, именно донские казаки примут живейшее участие в Первом и Втором Земских Ополчениях, изгоняя из России польско-литовских захватчиков. "Пришли казаки с Дона - прогнали ляхов до дома...".
         Будучи мальчиком, Его Императорское Величество стал свидетелем заговора против своего отца, Павла I. А царствование начал с подавления выступления декабристов на Сенатской площади - и чуть ли не самолично вёл следствие по их делу. Пока господа офицеры призывали: "долой самодержавие, крепостное право, рекрутчину", "чины" стояли столбами, хлопая глазами и не понимая, чего конкретно хотят от них "их благородя". Но стоило господам офицерам выкрикнуть: "ура, Константин!", как полки начали выходить из казарм.
         Словом, Его Величество согласился, что от казаков, как от личных телохранителей, отказываться ни в коем случае нельзя. Но на всякий случай следует создать им некий противовес. Посоветовавшись с господами из Государственного Совета, Николай I согласился, что лучшим противовесом казакам станут их извечные враги - крымские татары. Так в 1828 году в составе личного, Его Императорского Величества конвоя появилась набранная из сыновей знатнейших мурз крымско-татарская сотня.
         И тут Его Императорское Величество постигла позорнейшая неудача. Дело в том, что по складу характера крымские татары - не воины, а разбойники. Свои набеги за рабами они планировали примерно так, как на рубеже XIX и ХХ веков северо-американские гангстеры планировали налёт на банк или на перевозящий ценности почтовый поезд. Выбрать богатый, населённый, но при этом малоохраняемый объект, предусмотреть несколько путей отхода, в обязательном порядке сохранить личный состав банды... Огнестрельного оружия крымские татары боялись, вступать в сражения не любили - ввязываясь, если только не оставалось другого выхода, предпочитая уходить, прихватив с собой захваченных пленников, а города штурмовали в случае, если вместе с ними шли турецкие спахи или конные янычары.
         Однако в конце царствования Александра I у кавказских казаков появился не менее сильно ненавидимый ими, и при этом вполне боеспособный враг - кавказские горцы. Боевые столкновения между горцами и казаками, при участии регулярной Русской Армии начались ещё в конце царствования Екатерины II, а с 1817 года на Кавказе шла самая настоящая война. Именно против горцев создавалась знаменитая Кавказская Линия... Однако горцы не были едины - существовали горцы "не мирные", продолжавшие тревожить набегами русские и грузинские земли. А кроме них, чем дальше, тем больше появлялось горцев "мирных" - понявших и осознавших на личном опыте, что с могучим северным соседом лучше жить в мире.
         Вот этих-то "мирных" горцев в начале 1830 годов и начали привлекать к службе, и не где-нибудь, а в гвардии - наглядно показывая, насколько лучше, выгоднее и почётнее не воевать с Россией, а служить России. Дело оказалось сложным и рискованным, поскольку горцы - народ гордый и до невозможности обидчивый. Даже самые "мирные" из них в любой момент могли сделаться "не мирными":
        
         "Несмотря на осторожный выбор людей в кавказско-горский полуэскадрон, в последнем неоднократно бывали случаи нарушения дисциплины, буйства и даже ухода горцев к своим соплеменникам".
         (с) "К столетию Военного Министерства. Главное управление казачьих Войск".
        
         Тем не менее, дело потихоньку двигалось - пятая сотня личного, Его Императорского Величества конвоя из крымско-татарской была переименована в "горскую". На всякий случай каждый тейп, народность или селение получил право выдвинуть в гвардию, тем более - в царский конвой только одного джигита. В результате разноплемённые джигиты из пятой "горской" сотни приглядывали не только за казаками-"конвойцами", но и друг за другом. Поведение кандидата в гвардию, его характер изучались заранее - причём князь, "уздень" либо старейшины селения несли за него персональную ответственность. Право выставить "своего" джигита в гвардию, тем более - в конвой становилось делом чести. Утрата тейпом, народностью или селением такого права - позором.
         Служили гвардейские и "конвойные" горцы всего один срок продолжительностью три года, без отпусков и выхода "на льготу", получая усиленное жалование. Снаряжались они на службу "по-казачьи" - каждый со своим конём, обмундированием и вооружением. Но, в отличие от казаков, земли за службу гвардейским и "конвойным" горцам не полагалось - поступающих на службу "белому царю" собирал и вооружал весь тейп, народность или селение.
         Окончательно кавказские части в русской гвардии, общей численностью 1 300 человек, (которых ни в коем случае не следует путать с "Дикой дивизией" Великого Князя Михаила Александровича), и пятая, "горская" сотня личного Его Императорского Величества конвоя сформировались к 1848 году.

            (с) Atta, Москва,02.11.2023


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"