Annotation

     Первый огонёк зажегся на пустыре около МКАДа четыре года назад. Огромный, выше Останкинской телебашни столб голубого призрачного пламени был виден из любой точки города, вызвав панику даже у привыкших ко всему москвичей.

     Тогда ещё не было известно, что это артефакт инопланетной цивилизации, способный обеспечить перемещение между мирами. Основной версией был взрыв на газопроводе или бензохранилище. К которому тут же потянулись безбашенные московские зеваки.

     Первые свидетели, случайно оказавшиеся возле огонька, заметили лишь что виденное ими пламя является иллюзией, так как не ревёт и не обжигает.

     Смельчаков, способных войти в пламя, среди них не нашлось. Через несколько минут зевак разогнал подъехавший к феномену экипаж ДПС, после чего власти Москвы окружили огонёк мобильными ограждениями, благо в Москве их было превеликое множество.

     Так что первым человеком, вошедшим в пламя и открывшим интерфейс управления транспортной сети, был какой-то поляк. Но это не точно — вспыхивающие по всему миру огоньки показывали интерфейс каждому вошедшему в иллюзорное пламя человеку. Поляк стал первым, кто сфотографировал возникшую перед ним панель управления перемещением.

     Точнее, первым, кто выложил фотографию в сеть. В историю он не вошел — лавина подобных фотографий из тысяч разных мест заполонила сеть через несколько минут, после того как огоньки начали вспыхивать у крупных городов во всех странах.

     Зато Москва вошла в историю как город, первым наглядно продемонстрировавший одно из удивительных свойств огонька — к нему невозможно ограничить доступ. Окруженный развернутым военными забором из спиралей Бруно огонек погас. Чтобы тут же вспыхнуть на соседнем пустыре, вне огороженных пределов.

     Власти Москвы поспешили оградить и этот пустырь. И следующий. И ещё. И так далее — по итогам противостояния стало известно, что Москва пыталась запретить доступ населения к огонькам дольше всех остальных городов. Даже дольше Пхеньяна — власти Северной Кореи признали своё поражение раньше Москвы, сразу как исчерпали запасы колючей проволоки.

     Объединив опыт ограждения огоньков в разных странах, можно сделать вывод, что лишенный доступа населения огонек перемещается. Демонстрируя при этом граничащее с разумным понимание ситуации — так, например, он сумел распознать попытку ограничения доступа переодетыми в гражданскую одежду военными, предпринятую Китаем — огонек переместился на сотню километров как только военные начали задерживать и разворачивать назад пришедших посмотреть на чудо горожан.

     Но всё это было уже после того, как человечество открыло для себя перемещение между мирами.

     Первым переместившимся между мирами землянином стал немец Клаус Пфафель. В отличие от забытого всеми поляка он сумел вписать своё имя в скрижали истории. В первую очередь потому, что был ученым. Педантичным немецким ученым.

     В первые часы, когда подавляющая часть населения Земли с недоумением разглядывала фотографии возникающей перед каждым входящим в пламя квадратной таблицы, Клаус не гадал, а тряс яблоню. В фигуральном, конечно, смысле.

     Установив камеру, он планомерно изучал висящую перед ним в воздухе бесплотную таблицу с иероглифами, перебирая по порядку все возможные комбинации нажатий.

     Клаус не был первым, кто обнаружил что если последовательно нажать на два иероглифа, то перед тобой появится висящий в воздухе список миров, названия которых начинаются с этих символов. Не был он первым и среди тех, кто нажимал в возникшем перед ними меню название того или иного мира.

     Клаус был первым, кому повезло найти незаблокированный мир.

     Изучающие меню доступа люди быстро разобрались, что надписи во всплывающих меню делятся на две категории. На множество рядов тусклых символов, которые никак не реагируют нажатие. И на перемежающие их редкие светящиеся строки, которые реагировали на касание, показывая пустое поле для ввода пароля.

     То, что для перемещения в другой мир нужно ввести пароль, было предположением. Но обоснованным. Висящее в воздухе меню было настолько похоже на разработанные на Земле интерфейсы ограничения доступа, что другие мысли просто не приходили на ум.

     То, что выглядит как утка, ходит как утка, крякает как утка — и есть утка.

     В первый день работы врат это было не столь очевидно. Люди подходили, касались иероглифов, выбирали один из светящих символов, вызывая строку ввода пароля, после чего отступали от меню, заставляя его погаснуть. Или вводили в строку ввода пароля символы наугад, никогда, впрочем, не угадывая. После чего наблюдали, как поле ввода мигает, показывая, что пароль не подходит. После чего тоже отступали.

     Мало кто продолжал возиться с меню, планомерно нажимая на все светящиеся пиктограммы подряд, час за часом, чтобы испытать все доступные варианты. Клаус был одним из тех, кто не отступил.

     Стать первым ему помогло упорство, каменная задница и удача — среди сотни тысяч активных, но запароленных миров он нашел первый из тех шестнадцати миров, что доступны без пароля.

     Мгновенно перенесясь в другой мир.

     

     * * *

     

     На Земле перенос Клауса вызвал панику.

     Просто потому, что был первым документально зафиксированным переносом. На выложенном на ютуб видео было видно, как окруженный сиянием огонька Клаус планомерно перебирает группы иероглифов во всплывающем меню.

     В следующую секунду Клаус касается рукой очередной группы символов и исчезает. Камера беспристрастно зафиксировала как оставшиеся на Земле очки, заложенная за ухо шариковая ручка, гавайская рубашка, шорты и зубной протез падают на сиденье складного кресла, в котором Клаус работал.

     Конечно, среди миллионов постов, которыми жители Земли прокомментировали это видео в первые часы, можно найти и вполне взвешенные версии, авторы которых догадались, что Клаус не был расщеплен до атомов, а просто перенесен в другой мир.

     Но общая реакция, конечно, была панической. Аудитория разделила ужас жены Клауса, озаглавившей выложенное видео словами: «Вот я здесь, и сразу нет меня…». Через несколько часов в сети появились и другие видео, на которых люди начинали экспериментировать с меню огонька и исчезали из собственной одежды. Еще больше было видео, на которых люди находили внутри огонька лежащие кучей на кроссовках джинсы, с аккуратно заправленными в них рубашками. Или платья, с лифчиками и трусиками внутри.

     Посмотрев на это, люди по всему миру бежали из городов, вызывая чудовищные пробки. Поднятые по тревоге военные пытались решить возникшую проблему традиционными способами — перекрыв доступ к огонькам, вынуждая их перемещаться. Панику усиливали видимые издалека столбы призрачного пламени, возникающие вкажущихся безопасными местах — согнанный с места огонек перемещался к месту наибольшей концентрации людей.

     Перегруженные сотовые сети рухнули, оставив целые регионы без связи. Нарушилась поставка продуктов в мегаполисы. Коммунальные и транспортные службы прекратили работу. Толпы перепуганных обывателей громили магазины и склады. Дезорганизованные власти вводили в города войска, вызывая стихийные бунты.

     Сам Клаус даже не подозревал, что явился случайным катализатором столь масштабных событий. Перед ним стояли более насущные проблемы — ему нужно было вернуться на Землю.

     Оказавшись в неизвестном мире, Клаус быстро оценил ситуацию — воздух в новом мире пригоден для дыхания. Имеется источник света — на небе клонится к закату похожая на Солнце звезда, полузакрытая на данный момент дождевыми тучами. Имеется питьевая вода — прямо сейчас она падает с неба мелким дождем, собираясь в лужи. И температура окружающей среды колеблется в районе 17-19 градусов.

      Что делало пребывание в новом мире несколько… некомфортным. Особенно если учесть, что неизвестная транспортная система перенесла в новый мир только самого Клауса. Очки, рубашка, шорты, кеды и белье исчезли, очевидно, оставшись на Земле.

     В наступающих сумерках Клаус несколько раз обошел поросшую редкой растительностью площадку, на котором располагался местный огонек. Окружающие площадку развалины, равно как и закрывающая половину неба огромная пирамида, находящаяся на расстоянии всего в несколько километров, особо его не заинтересовали — Клаус был математиком.

     И сейчас ему нужно было решить задачу возвращения домой.

     Приступая к работе, Клаус исходил из предположения — если транспортная система перенесла его в новый мир, то точно так же может и вернуть на Землю. Нужно только узнать и набрать соответствующий Земле код.

     Которого Клаус пока не знал. Но который собирался узнать. Для этого нужно сравнить пункты в меню транспортной системы в разных мирах. С Земли нет нужды перемещаться на Землю — значит в списке доступных с Земли миров её нет. Земля должна быть в списке миров доступных с других планет.

     Выдвинув гипотезу, Клаус тут же её проверил. Он выбрал в меню ту же пару иероглифов, что и на Земле. И убедился, что в выпавшем списке нет той последовательности, которую он нажал перед перемещением. В списке миров, доступных с мира, где он сейчас находился, не было этого кода мира, с которого он собирался перемещаться.

     Система перемещала между мирами. Клаус предположил, что система не позволяла вводить одинаковые данные в поля «КУДА» и «ОТКУДА», просто убрав код планеты, на которой находится огонек.

     На самом деле Клаус ошибался. Код Земли присутствовал в списке доступных с Земли миров. Система огоньков перемещает не между мирами, а между огоньками. Которых зажглось на Земле ровно 7140. Впрочем, это стало известно позднее.

     И почти не повлияло на историю Клауса, который просто хотел вернуться домой. К жене, пиву, кислой капусте и мировой славе.

     Разработав алгоритм решения проблемы, Клаус приступил к его реализации. То, что у него не было списка миров с Земли, затрудняло задачу, но не делало её невозможной. Клаус решил просто перебирать все пункты меню по очереди, надеясь, что один из них приведет его на Землю.

     К сожалению, перебирать список нужно было сначала — поскольку код Земли мог начинаться с любых иероглифов, транспортная система могла разместить его в уже проверенной Клаусом части списка.

     Тем временем солнце новой планетной системы уже окончательно скрылось за горизонтом. Темно, впрочем, не стало — огонек освещал площадь холодным синим огнем, бросая отсветы на окружающие площадь развалины.

     Математик отломал от растущего на краю освещенного пространства дерева сухой сук, после чего разбил его о камень, собрав из деревяшек импровизированное сиденье. Но не успел он, опираясь на палку, усесться, как услышал за спиной душераздирающий крик.

     

     * * *

     

     Кричала женщина.

     Точнее, совсем юная девушка. Девушкам свойственно кричать, оказавшись неизвестно где нагишом. Особенно если около тебя стоит полностью обнаженный пожилой мужчина с поленом в руках.

     Не переставая кричать, Катя — а именно так звали девушку, бросилась бежать. Что, в общем-то, не причинило ей большого вреда — бежать в темноту Кате было страшно, так что она постепенно успокоилась, обежав огонек по окружности несколько раз.

     Немного отдышавшись, Катя вздохнула, подобрала выроненное Клаусом полено и потребовала, чтобы ей немедленно вернули одежду. И отправили обратно домой.

     Клаус, естественно, ничего не понял. Он вообще не понимал русского. Так что дальнейшая беседа протекла на английском, который у Кати был в стадии «Читаю со словарем». То есть вообще никакой.

     Тем не менее, Катя сумела объяснить, что она переместилась сюда с юга России, войдя в возникший на окраине её станицы огонек и ткнув наугад в пару меню. О том что в огоньках пропадают люди она не знала, так как власти России, как и во всех подобных случаях, сразу отключили интернет, попутно запретив любое упоминание огоньков в новостных телепрограммах.

     Узнав, во сколько именно Катя перенеслась в другой мир, Клаус произвел в уме элементарные вычисления и облегченно вздохнул. Время в мире где они оказались текло с сопоставимой с Землей скоростью — то есть Клаус мог не опасаться что, вернувшись, встретит постаревшую на годы жену.

     Немного успокоив девушку, Клаус вернулся к работе. Но долго проработать ему не дали — видео, в котором он исчезает, было выложено на Ютуб, и к ним присоединился молодой австралиец, заключивший с друзьями пари что он не исчезнет, набрав ту же последовательность, что и Клаус.

     Клаус сказал парню, что тот проиграл пари. Парень сказал что выиграл, поскольку не исчез, а переместился неизвестно куда. Клаус пожал плечами, поручив его заботам сидящую в позе улитки замершую Катю. Но только он попытался вернуться к работе, как к ним присоединилась зареванная женщина средних лет, решившая таким образом совершить самоубийство. Вслед за ней появился старик из Миннесоты, считавший что огонек поможет ему встретиться с пришельцами.

     Вернуться к перебору позиций Клаус смог только спустя несколько часов, когда число любопытных идиотов, фриков, самоубийц, контактеров и верующих всех мастей превысило сотню. Люди смотрели видео, запоминали нужную комбинацию и набирали её, добравшись до огонька. После чего оказывались голышом под моросящим дождем в другом мире.

     Вновь прибывшие рассказывали о происходящих на Земле событиях, которые были одно другого краше — власти США использовали против одного из огоньков ядерный заряд — выбрав вспыхнувший на малонаселенном острове, предварительно эвакуировав оттуда население.

     Огонек пропал. Но не сразу после взрыва — так что было непонятно, что произошло — повредил ли его взрыв, или огонек переместился, реагируя на ставшую нулевой численность населения острова.

     Узнав про взрыв, власти Пакистана атаковали ядерным устройством Индию. Не иначе как решили что им можно, так как «повсюду началось». Индия в ответ не ударила — Индию сумела удержать ООН, пообещав встать на её сторону в территориальном конфликте.

     По оказавшейся в информационном вакууме России начали бродить чудовищные слухи — о миллионах погибших, о нашествии пришельцев, о горящей из-за военных испытаний атмосфере — так что русские из европейской части страны начали массово бежать на Украину, без разрешения преодолевая прозрачную границу.

     Украинское правительство назвало это провокацией Кремля и организованным вторжением. И тут же потребовало у Европы помощи, пригрозив, что в случае отказа взорвет превращенный в грязную бомбу чернобыльский саркофаг. Европа никак не отреагировала — Европейский Совет обсуждал дорожную карту будущего контакта с инопланетянами.

     Выслушав сбивчивый пересказ этой и подобных новостей от очередного стыдливо прикрывающего ладонями пах вновь прибывшего, Клаус рассвирепел, оставил образовавшуюся толпу и сел работать, отойдя как можно дальше от стихийного шабаша.

     Неодобрительно оглядываясь на собравшуюся толпу, математик решил поменять план проверки и двинулся дальше по списку. Он обоснованно предположил, что в непроверенной им части списка можно найти другой незапароленный мир. Который будет лучше чем этот — хотя бы тем, что в нем не будет галдящих и дерущихся между собой идиотов.

     Под бок к нему притулилась Катя — ей было холодно, а старик казался ей самым нормальным из оказавшихся в другом мире людей.

     Таким образом, они вместе открыли, через несколько часов перебора, еще одно свойство транспортной системы — в другой мир переносится не только вводящий код оператор, но и все, с кем он соприкасается голой кожей.

     

     * * *

     

     Открытый Клаусом и Катей новый мир сейчас называется ЗИМА. Что, в общем, довольно логично, поскольку в нем чертовски холодно. По этой же причине мир не популярен и почти не исследован — попробуй поизучай что-то голышом да на морозе.

     Но его условия позволяют без особого вреда находиться в нем несколько минут. Так что оказавшись вместо влажной ночи в сияющем полуденным солнцем ледяном аду, Клаус не бросился сразу набирать код возвращения, а немного прогулялся, оглядываясь по сторонам сквозь полупрозрачные вихри иллюзорного пламени. На ярком свету образующие огонек всполохи казались дрожащими в воздухе потоками ледяного газа.

     Возмущенная Катя прыгала за ним по снегу, зябко поджимая по очереди босые ноги, когда немец останавливался на месте, вглядываясь в окрестности через щелки пальцев. Она уже пару раз спотыкалась о засыпанные снегом трупы и совершенно не понимала почему они не возвращаются в казавшийся сейчас уютным их прежний мир.

     Но сразу поняла, как только Клаус нашел выживших. Несколько десятков голых людей тряслись на ледяном ветру, сбившись в тесную кучу. Математик попытался было объяснить им, чтобы они перемещались в мир из которого он прибыл. Но заиндевевшие толстяки, стоявшие первым слоем, не торопились набирать код. От холода их охватила сонная апатия. Находящиеся внутри группы люди казались более живыми, но и они ничего не предпринимали, слепо поворачивая покрытые инеем головы на звук.

     Сложные времена требуют непростых решений. Клаус поднял дрожащую Катю и посадил к себе на шею. Катя не протестовала. Кате было холодно.

     В следующий момент математик вызвал панель управления, последовательно нажал на два иероглифа и ткнул пальцем в нужную последовательность символов. Второй рукой он уперся в грудь стоящей в первом ряду окоченевшей толстухе.

     Чтобы тут же оказаться в наполненной воплями и хрипом тьме. Кричали и стонали люди из перенесенной им группы.

     Ссадив с шеи Катю, Клаус потер кулаками глаза. Зрение понемногу возвращалось — обожженные слепящим снежным полуднем глаза постепенно привыкали к темноте.

     Спасенные им обмороженные люди падали в грязь, дрожа и кашляя. К ним, с предложениями помощи подбегали ранее переместившиеся в этот мир путешественники. Участники обеих групп обменялись своими историями, оказавшимися очень похожими — люди смотрели распространяемое по социальным сетям видео, после чего повторяли действия оператора.

     Разница была только в социальной сети — YouTube, Twitter, Facebook и Instagram заблокированы в Китае, так что люди смотрели видео в Weibo. Что сказалось на национальном составе — в мир ЗИМА в основном попадали азиаты.

     Но всего этого Клаус уже не видел. Убедившись, что спасенной им группе оказывают помощь, он прыгнул обратно на ЗИМУ — он заметил, что в перенесенной им группе заметно меньше людей, чем было до переноса.

     Вслед за ним в ЗИМУ прыгнула Катя — она запомнила обе комбинации и тоже хотела помочь. Переместившись, они почти сразу поняли причину неполного переноса — перенесенная Клаусом группа стояла на краю огонька. Несколько оставшихся снаружи человек не перенеслись и потерянно бродили среди снежных вихрей.

     Переносить их пришлось поодиночке. Клаус и Катя прыгали в Зиму, находили замерзающих людей, касались их, одновременно вызывая меню системы переноса. Несколько минут отогревались, после чего снова прыгали в ЗИМУ. В общей сложности так они спасли дюжину человек.

     Когда Катя вернулась из последнего прыжка пустой, Клаус оглядел заполненную дрожащими людьми площадку и решительным шагом направился к стоящей в отдалении толпе наблюдателей из числа ранее перенесенных.

     — Граждане самоубийцы! Контактеры, верующие, путешественники и прочие неопределившиеся, — крикнул он по английски, — мне нужна ваша помощь.

     От толпы отделились несколько человек, неуверенно двинувшись в его сторону.

     — Маловато будет! — рявкнул Клаус, — Вот ты, — он ткнул пальцем в неуверенно озирающегося по сторонам огромного мужчину, — подходишь по размеру.

     — Чего нужно? — неуверенно промямлил весящий пару центнеров толстяк.

     — Это Катя, — Клаус поймал за руку и вытащил вперед смущенную девчонку, — она покажет как перемещаться в ледяной мир. Сочетание символов которые ты набирал, чтобы попасть сюда, помнишь?

     — Помню, — кивнул ошарашенный толстяк.

     — Наберешь их, когда замерзнешь. Вернешься сюда. Как отогреешься, снова прыгнешь в холод. Задача понятна?

     — Ну… — кивнул толстяк, — а зачем это нужно?

     — Будешь переносить в этот мир появляющихся там людей. До того, как они замерзнут насмерть. Устанешь — найдешь замену.

     — Почему именно я? — заерепенился толстяк.

     — С большим объемом приходит большая ответственность, — ответил Клаус в пустоту. Понявшая замысел немца Катя успела прыгнуть с толстяком в ЗИМУ.

     — Не расходимся, — продолжил Клаус, заметив, что люди постепенно начали отходить от него в темноту, — это бесполезно. У меня для всех есть задания.

     

     * * *

     

     Следующий мир, КРИТ, нашла Катя.

     Научив толстяка прыгать в ЗИМУ и убедившись, что у него получается самостоятельно возвращаться, Катя успела к финалу раздачи слонов — не на шутку разошедшийся Клаус орал на съежившуюся от его напора толпу что «по его расчетам доступных миров в этой блядской сети имеется не меньше дюжины, и не все из них так комфортны как этот».

     — Ты вообще кто такой? — бурчали недовольные из толпы, — и кто дал тебе право командовать?

     — Я Клаус Пфафель. Математик. Ведущий экономист группы компаний… — окончание фразы потонуло в раздающемся из множества глоток ропоте, люди возмущенно переговаривались, кто-то истерично смеялся, — … и Oberfeldwebel MotorisierteSchützendivision NationaleVolksarmee Deutsche Demokratische Republik, в запасе, ясно?

     Гул моментально стих — множество просмотренных фильмов научили публику, что с говорящим таким тоном на немецком языке человеком лучше не спорить.

     — Но что мы можем сделать? — спросил на ломаном английском тощий индус, — как мы можем помочь людям, что перенеслись в смертоносные миры?

     — Разбиться на группы и проверять все сочетания символов, естественно. Так мы найдем все имеющиеся в сети миры, в том числе и Землю.

     — Нет, — к Клаусу подошла высокая, тощая старуха с пучком крашеных в баклажановый цвет волос на голове, — нам нужно дожидаться помощи с Земли. Мы уже наломали дров, переместившись сюда. Давайте не будем усугублять. Если вы заблудились, вам нужно оставаться на месте и ждать помощи.

     — Глупости, — отмахнулся Клаус, — на Земле считают, что огоньки жгут людей насмерть. Кто из вас, — обратился он к толпе, — набирал код, будучи уверенным что сгорит на месте? Поднимите руки.

      Раздалось массовое смущенное покашливание. Голые люди переминались с ноги на ногу, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

     — Вот именно, — подытожил Клаус, — на Земле перебирать варианты никто не будет. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — добавил он фразу из виденного в молодости фильма.

     — С чего мне начать? — крикнул кто-то из задних рядов, — я хочу помочь.

     — Нам нужен диспетчер, — сказал Клаус, — кто-нибудь с хорошей памятью. Бухгалтер, расчетчик, счетовод. Я, к сожалению, не подхожу — несколько не мой профиль.

     — Здесь, — крикнули из центра толпы.

     Люди расступились, явив очам Клауса двух девушек — стыдливо прикрывающуюся руками длинноволосую брюнетку и машущую рукой жизнерадостную блондинку.

     — Это Адак, — крикнула блондинка, — она работает уличным букмекером в Карачи.

     — Не надо на меня смотреть, — пискнула Адак.

     — Ты можешь держать в уме сотню цифр? — спросил Клаус, стараясь смягчить тон.

     — Да, — кивнула брюнетка.

     — Поехали! — возвестил Клаус, вызывая взмахом руки таблицу с иероглифами, — первые 22 символа уже проверил я. Кто возьмет следующую пару?

     Подавленные напором Клауса люди сдались, начав разбирать задания. Организовав процесс, Клаус встал в конец очереди, получив свою пару иероглифов наравне с остальными. Люди расходились по площадке, приступая к работе.

     Некоторый сбой в процессе вызвало обнаружения третьего уровня вложений — который появлялся если число миров, чьи названия начинаются с одного и того же иероглифа превышало определенный предел. В этих случаях для вызова меню требовался не два иероглифа, а три.

     Адак справилась с возникшей трудностью не привлекая Клауса, раздав выявленные подгруппы стоящим в очереди людям. В том числе и Кате — несмотря на то, что она понимала слова Клауса через одно, она вполне уяснила поставленную задачу.

     Просто посмотрев, чем занимаются другие.

     В остальном Кате просто повезло. Устроившись поудобней на куче веток, она успела проверить всего несколько сочетаний, до того, как в глаза ей ударил яркий солнечный свет.

     Крепко зажмурившись, девушка вскочила, испуганно вертя головой. Непосредственная опасность ей не угрожала — сквозь щелочки век она видела пустую песчаную равнину. Так что она просто подождала несколько минут, привыкая к яркому солнцу.

      Тело её обдувал горячий сухой ветер, несущий горьковатые и пыльные запахи. Привыкнув к солнцу, Катя внимательно оглядела мир, в котором оказалась.

     Видимый ей мир был словно поделен на две половины

     Огонек располагался на краю тянущейся до горизонта пустыни. Абсолютно безжизненной пустыни. Пейзаж оживляли только торчащие между барханов обточенные ветром черные скалы.

     С другой стороны к огоньку примыкала высокая стена, сложенная из огромных, выше человеческого роста, глыб гранита. Камни выглядели побитыми временем и ветрами, но кладка казалось прочной. Подумав, Катя решила, что даже опытный скалолаз не смог бы подняться по такой стене. По крайней мере, без веревки и крючьев.

     Но это было и не нужно.

     Прямо напротив огонька в стену были врезаны аккуратные каменные ворота. Распахнутые настежь. По засыпанным песком створкам было очевидно, что открытыми ворота стоят очень давно. Возможно, что всегда — присмотревшись, Катя заметила, что врезанные в камень стены ворота даже не имеют петель.

     Постепенно до девушки стал доходить запоздалый ужас. Истоптанная десятком ног площадка огонька была пуста. Совершенно пуста. При этом люди не переместились на Землю — множество следов босых ног вели к воротам.

     «Может быть, они все внутри купаются в фонтане и пьют шербет?» — попыталась успокоить себя Катя. Но взгляд, брошенный на скорчившиеся черные скалы, на стену, на которой были заметны почти стертые временем изображения каких-то мрачных бородатых дедов, подсказывал ответ — «нет, не шербет они там пьют».

     Надо прыгать назад и вернуться сюда группой. Будет не так страшно, решила Катя, никуда, впрочем, не отправившись.

     Открытые ворота притягивали взгляд.

     «Ну, я тихонечко, аккуратненько, посмотрю одним глазком» — прошептала Катя слова из призовой тройки «Фраз, Которые Люди Обычно Говорят Перед Смертью». После чего пошла в сторону ворот, крадясь на цыпочках и вытягивая шею, чтобы узнать, что же скрывает стена.

     Стена скрывала лабиринт.

     Классический лабиринт, прямо как в детской книжке.

     Прямо за наружными стенами находились другие стены. Чуть пониже и сложенные не из таких крупных блоков. Стены были разной высоты и изгибались под причудливыми углами, образуя кажущуюся бессмысленной мешанину. Между стенами были оставлены проходы, сквозь которые были видны другие стены, а также ведущие вверх и вниз лестницы и галереи.

     Девушка пару раз прошла влево и вправо от ворот, разглядывая находящиеся внутри конструкции. Заходить внутрь она пока опасалась.

     Опасения развеялись после того, как Катя прочитала выложенную мелкими камешками в створе ворот надпись: «STOP». Парадоксальным образом надпись убедила девушку что можно подойти ближе — автор надписи наглядно показал, что войдя в ворота можно выжить.

     

     * * *

     

     Деликатное покашливание Катя услышала почти войдя во врата. Девушка подпрыгнула на месте, словно увидавший огурец кот и резко обернулась, выставив вперед кулачки.

     Сбоку от неё, опираясь на стену, поднималось, кряхтя и охая, какое-то существо. Поначалу Катя решила, что перед ней окровавленный человек с начисто срезанной кожей, но, приглядевшись, успокоилась. Перед девушкой стояла древняя сморщенная старушка. Голая, как и все перенесенные вратами люди.

     Освежеванной она казалась из-за необычного, красного цвета кожи. «Бабушка обгорела на солнце» — догадалась Катя, которая, несмотря на всю краткость нахождения в этом мире, уже чувствовала, как у неё тянет кожу на плечах.

     — Здравствуйте, — сказала Катя, старательно делая паузы между слогами.

     Подобно многим другим, никогда не бывавшим за границей девушкам, Катя верила в то, что если она будет говорить по-русски медленно, тщательно проговаривая слова, то любой иностранец без труда её поймёт. (О том, что эта теория была опровергнута во время первой беседы с Клаусом, Катя успела забыть).

     — Не ходи туда, — так же по-русски ответила старушка.

     Кате повезло — её собеседница, хоть и была из Канады, выросла в украинской семье. Услышав от подруги, что во вспыхнувшем на окраине Торонто огоньке исчезают люди, она нашла в сети видео, записала на бумажку символы, села на свой электрический велосипед и поехала в сторону хорошо видимого во тьме столба синего пламени.

     Она хотела лично встретиться с богом. Ей было восемьдесят четыре года и ей надоело ждать этой встречи в общей очереди. В том числе и потому, что современная молодежь даже здесь нагло лезла вперед.

     Перенесясь в мир КРИТ, она оказалась в центре небольшой галдящей толпы в чем мать родила. На этом сходство с раем заканчивалось. Все остальное соответствовало библии только в общих чертах — например, у райских врат не стоял святой Петр и люди могли свободно заходить и выходить.

     При этом люди только заходили. За те пару часов, что осторожная старушка провела в ожидании у врат, из нескольких десятков прошедших вовнутрь человек, ни один не вернулся назад.

     Все это, вместе с видимым через врата пейзажем из нагромождения стен и коридоров с пугающими бородатыми мордами на стенах, навевало мысль что она вовсе не в раю.

     Поразмыслив, женщина решила не бросаться сломя голову в неизвестность. А немного подождать у врат — поскольку обладала неистощимыми запасами единственного ресурса, которого у пожилых людей больше, чем у молодежи — терпения.

     Все это время мимо старушки внутрь лабиринта жиденьким потоком тянулись люди. По одиночке и группами они появлялись на площадке, удивленно таращились на окружающие чудеса, внимательно выслушивали предупреждения, после чего смело шли вовнутрь.

     Сначала она пробовала считать пропавших в лабиринте людей. Потом плюнула. Фигурально выражаясь — слюны у неё давно не было — пожилая женщина находилась без воды уже больше нескольких часов. Растущая жажда убеждала её, что очень скоро ей придется решать — либо она наберется смелости и войдет во врата, либо её высохший труп надолго станет местной достопримечательностью.

     В этот момент она и встретила Катю.

     Беседа с которой сразу пошла не по сложившейся схеме. Катю не нужно было уговаривать не ходить в лабиринт. Она вообще больше говорила сама, рассказывая о том, сколько страху натерпелась, попав в другой мир, как справилась со страхом, как спасала людей, попавших в мир ЗИМА и прочее, прочее, прочее…

     — Значит в мире, откуда ты прибыла, есть вода? — спросила старушка, не без труда вклинившись в поток Катиных свершений.

     — Хватает, — отмахнулась Катя, продолжив свои речи, — ну, так я и говорю Клаусу…

     Что именно сказала Катя Клаусу в её версии реальности, так и осталось неизвестным. Потому что в этот момент в их разговор вмешался третий участник.

     — Эй, вы там, две болтуньи, — раздалось по-русски откуда-то из-за врат, — со мной-то что будем делать?

     — Это Семён, — объяснила старушка ощетинившейся от испуга девушке, — он, кстати, тоже из России.

     — А он сюда не может подойти?

     — Не может. Застрял, болезный… — сочувственно сказала старушка, — но что я объясняю? Сходи и сама посмотри.

     — А меня это не того? — высказала свои страхи Катя.

     — Не того. Если ты не будешь в двери заходить, — ответила старушка, — при мне через врата множество людей прошло. И ни с кем на этой площади ничего плохого не случилось. Пока я на них смотрела.

     — Ладно, я схожу, — кивнула осмелевшая Катя. Несколько спасенных ею от замерзания людей взвинтили её самооценку выше крыши.

     Она осторожно, словно идя по минному полю, перешагнула через выложенную из камешков надпись. Ничего не произошло. Уже виденный ею лабиринт казался таким же безжизненным, как и при взгляде из-за ворот. Осмелев, Катя сделала еще один шаг. И еще один. И еще.

     Опомнилась Катя уже в центре расположенной за воротами небольшой площади. Открытые пасти дверей, расположенные на окружающих площадь стенах манили темнотой и кажущейся прохладой. Все казалось таким спокойным и мирным, что девушке даже захотелось заглянуть в одну из дверей, чтобы посмотреть, что находится внутри.

     Испугавшись этой мысли, Катя нервно оглянулась. Находящиеся в паре десятков шагов позади каменные ворота показались ей невообразимо далекими. От панического бегства девушку удержала сухонькая фигурка, стоящая в их створе. Кате не хотелось выставлять себя дурой при посторонней женщине.

     «Пока я на них смотрела, с ними ничего плохого не случилось» — вспомнила Катя слова старушки.

     — Эй, бабушка, — как можно более уверенным тоном прокричала Катя, — не переставай на меня смотреть. Ни на что не отвлекайся!

     — Даже не собиралась отвлекаться, — крикнула старушка, — ты даже не представляешь, до чего мне пить хочется.

     Обретя уверенность, Катя сделала еще пару шагов…

     

     * * *

     

     Семеном звали молодого парня, смотревшего на Катю из выходящего на площадь окошка измученным, диковатым взглядом. Окошко, а точнее забранная решеткой бойница, прорезанная в стене на уровне Катиных ног, была крохотной, такой, что только кошка пролезет.

     Девушка заметила её лишь подойдя практически вплотную — когда Семен догадался помахать просунутой сквозь прутья рукой. Которую тут же убрал. Лицо и рука одновременно в бойницу не помещались.

     — Зачем ты туда забрался? — спросила Катя, скрестив руки на груди. Ей все еще было неловко из-за полной наготы — особенно около сверстников. Всего Семена она не видела, только лицо и белобрысый чуб, но по голосу было понятно, что он не намного старше Кати.

     — Не знаю, — буркнул Семен, — мы пошли посмотреть на пламя с Витькой. Потом Витька сказал — «Зацени, как я могу» — и мы здесь оказались. Тут куча людей была. В основном иностранцев. И бабка. Видела её?

     — Видела, — кивнула Катя.

     — Потрясающего ума старая ведьма, — вздохнул Семен, — сама сюда не пошла, и нам не советовала. Зря мы её не послушали.

     — Зря, — кивнула Катя.

     — А что нам оставалось? — начал оправдываться Семен, — пить хотелось. Впрочем, мы и тут не напились… — добавил он с неожиданной горечью.

     — У нас есть вода… — неожиданно для себя сказала Катя, — в смысле, в нашем мире.

     — Слушай, принеси а? — взмолился Семен, — хотя бы капельку. Умираю от жажды.

     — И рада бы, — вздохнула Катя, — но как? Между мирами ничего не пронесешь. Это тебе к нам нужно.

     — Я пас, — с горечью сказал Семен, — обратно я в лабиринт ни ногой.

     — А что вообще случилось?

     — Тут есть что-то, что жрет людей. Серьезно, — добавил он, услышав Катино хмыканье, — Мы пошли группой. Человек в двенадцать. Тут внутри залы, лестницы, коридоры всякие запутанные, со скульптурами. Или не скульптурами, а какими-то штуками непонятными. Не суть.

     Главное, что воды нет.

     Прошли мы несколько залов, остановились обсудить что делать дальше, глядим — а нас уже восемь. При том, когда эти четверо отстали — непонятно. Может свернули не туда?

     Мы все тут же решили никуда от группы не отходить. Ходить только вместе. Прошли ещё два коридора, друг за дружкой приглядывая. Смотрим, а нас уже шесть. И куда кто делся — все равно непонятно. Вроде шли вместе, никто никуда не отходил.

     И тут мы кровь заметили. То есть сначала запах был. А потом девчонка одна, что с нами шла, проводит пальцем по одному из стоящих в комнате непонятных механизмов и показывает нам палец. А он весь красный. Мы присмотрелись, видим, что капли крови тут повсюду. На стенах, на потолке. А на косяке дверном еще и окровавленный клок волос висит. Как будто кто-то головой ударился.

     Я посмотрел на это дело и решил, что так просто не сдамся. Решил себе дубинку отломать. От одной из этих штук — механизмов, или скульптур, я не знаю. Я выбрал одну из трубок, что похлипче, рванул. Думал, что раскачаю и выломаю. Мне не впервой.

     Но тут механизм ожил. Зашевелился, загудел, заворочался и начал раздвигаться, вроде как раскладушка. Или механический паук — не разберешь.

     И мы побежали. К выходу. Точнее, мы думали, что бежали к выходу. На самом деле бежали хрен знает куда. Я топографическим кретинизмом не страдаю, но вижу, что мы по другому пути бежим. Я этим девкам кричу — стойте, плиз. Мы не туда, нафиг, забежали.

     А они не останавливаются.

     Так мы с Витькой вдвоем и остались. Просто потому, что как два голубка за руки держались. Решили возвращаться по своим следам. Там в комнатах пыльно было, так что это возможно было.

     При том шли затылок в затылок — Витька вперед смотрел, и меня за руку вёл. Чтоб к нам со спины никто не подкрался. Не знаю, что бы мы с этим подкравшимся сделали, голыми-то руками, но так нам спокойней было.

     Так мы проблуждали еще час.

     Босых следов на полу было множество. И человеческих, и странных — как будто по пыльному полу мешок протащили. Пару раз голоса слышали — мимо нас группы людей проходили. Мы с ними перекрикивались, потом шли на звук.

     Но, видимо расходились. Тут внутри такая мешанина из коридоров, что черт ногу сломит. Один раз мы уже почти встретились, совсем близко были. Но тут та группа стала кричать, будто их режут. Витька не выдержал и побежал.

     Ну, я за ним, чтоб руку не отпустить. Только это не помогло. Мы в один коридор заскочили и тут же вниз покатились. Пол там наклонный и чем-то жирным смазанный. Точнее Витька покатился, а я схватиться за колонну успел.

     Провисел всего-то пару секунд. И руки разжал. Чтоб Витьку не терять.

     Только поздно уже было. Никуда я не поехал — пол в коридоре выровнялся. Так мы с Витькой и потерялись. Дальше я один ходил. По всем этим коридорам и залам. Я уже понял, что это место меня живым наружу не выпустит. Просто хотелось открытую галерею найти, чтоб перед смертью на солнце посмотреть. Не на земное, так хоть на это. Но даже это у меня не получалось — как-то так вышло, что я в подвалы зашел.

     И все это время за мной кто-то следил. То спереди выглядывал, то сзади. Прямо не показывался, но если повернуться, можно заметить, как он голову убирает. Ну, или не голову, хрен знает, что у него там, я только движение видел.

     Потом голоса совсем близко услышал. Подошел и это окошко в стене нашел. Высунул руку, крикнул. Ко мне люди подошли. Тогда как раз у ворот очередная группа собралась и среди них был один узбек из Бухары, он понимал по-русски.

     Я их предупредил об опасности. Рассказал, что с нами случилось. Узбек этот на английский это всё им перевел. И что ты думаешь? — в голосе Семена послышалась горечь, — они всё равно внутрь ушли.

     — Не знаю, чем тебе помочь, честно, — сказала Катя, вставая на колени, чтобы её лицо оказалось на уровне лица Семена, — может ты всё же, попробуешь выход найти? Тут же совсем близко должно быть до выхода. А как дойдешь до ворот, то там и вода будет. В моём мире. Ты главное не отчаивайся, миленький. Выживи.

     Говоря это, девушка безотчетно просунула руку в окошко, погладив парня по щеке.

     — Я постараюсь, красавица, — Семен прикоснулся к её руке потрескавшимися, сухими губами, — я обещаю, что выживу.

     Пожелав парню удачи, Катя поднялась с колен и побежала к огоньку. Ей нужно было решать и другие проблемы — к примеру, перенести в этот мир неспособных отогреться под холодным дождем помороженных китайцев. Жара и сухой воздух могли спасти множество жизней.

     Почти добежав до ворот, Катя обернулась и помахала еле угадывающемуся на фоне пестрой стены окошку, в котором еще было видно лицо Семена. Парень просунул руку сквозь решетку и помахал ей в ответ.

     Это был последний раз, когда Катя видела Семена.

     Организовывая переправу китайцев, Катя каждый раз оглядывала площадку, в надежде увидеть среди толпящихся на ней людей знакомый белобрысый чуб. Но его не было. Выкроив момент, Катя набралась смелости и подбежала к знакомому окошку. Но даже не смогла найти его среди десятков подобных ему зарешеченных узких провалов.

     

     Семен, тем не менее, сумел сдержать своё обещание. Спустя шесть часов, еле передвигая окровавленными ступнями, он вышел из ворот, упав на руки дежурившим у входа добровольцам, которые тут же переправили его на Землю.

     Проведя в лабиринте чуть более двенадцати часов, Семен стал одним из четырех человек, сумевших выбраться из лабиринта и единственным, сумевшим вернуться из его внутренней части. Именно на его слова опираются все реконструкции объекта, возвышающегося в находящейся в центре лабиринта впадине, и известного как «Башня Мозга».

     Все остальные экспедиции, даже штурм, предпринятый в прошлом году китайской армией, пытавшейся исследовать лабиринт живой цепью из уйгуров-добровольцев, не увенчались успехом. В тот день лабиринт поглотил шесть тысяч человек, не раскрыв ни одной из своих тайн.

     

     * * *

     

     С высоким лысым мужчиной Катя столкнулась, выходя из лабиринта в первый раз. Столкнулась на полном серьёзе, без дураков, ударив головой в грудь, без малого уронив беднягу на горячий песок пустыни — потому что бежала, размазывая слезы по щекам и постоянно оглядываясь на машущего ей рукой из темницы Семёна.

     Ударившись о мужчину, Катя отлетела как мячик, после чего внимательно оглядела встреченного путешественника. Мужчина был высок, худ и гол. Среднего возраста, с рельефной мускулатурой, светлой, безволосой кожей, он мог похвастаться огромным, вытянутым черепом мыслителя и невыразительным, среднестатистическим пенисом.

     Последнее Катя отметила машинально и тут же устыдилась своих мыслей, густо покраснев, как могут краснеть только светловолосые юные девушки.

     — Стойте, туда нельзя, — строго сказала Катя, расставив руки, — там смерть.

     Национальность собеседника она определила по невнятному матерку, слетевшему с его губ во время столкновения.

     — Ну, и какая тут у нас ловушка? — спросил он, заглядывая в ворота поверх головы Кати.

     — Лабиринт. Люди в него заходят…

     — … блуждают по коридорам, теряют друг друга, потом пропадают, — закончил за Катю мужчина немного скучающим тоном. Примерно так туристы сейчас осматривают давно знакомые по книгам и фильмам достопримечательности — «Колизей, 1 штука, в точности как на картинке».

     Эта аналогия пришла Кате в голову сильно позже. Во время самого разговора Катя ничего такого не заметила — ей было не до анализа.

     Тем не менее, Катя успела обратить внимание на символы на коже мужчины.

     Конечно, в наше время татуировками никого не удивишь, так что девушка сначала просто обратила внимание на странный подбор мест, на которые её собеседник нанес татуировки.

     Обычно татуировки люди делают для того, чтобы показать другим — украшая рисунками грудь, спину, талию или предплечья, тогда как у встреченного ей мужчины татуировки были сделаны так, словно он собирался любоваться ими самостоятельно — на передней стороне бедер и предплечьях. То есть, на тех местах, которые видел сам.

     Впрочем, и эта мысль пришла к Кате значительно позднее.

     Пока что она мельком оглядела рисунки, приняв их за вытатуированные натальные карты. Только чудовищно сложные и почему-то перевернутые — девушка узнала несколько астрологических символов, вытатуированных вверх ногами. В общем, ничего достойного внимания — в нашем перенасыщенном мире она видела и не такое.

     Поэтому детально рисунок она не запомнила, в том числе и потому, что видела она татуировки всего несколько секунд, не больше — услышав про лабиринт мужчина развернулся, прошел спокойным, размеренным шагом отделяющий его от вихрей огонька десяток шагов, заученным движением вызвал панель, и моментально исчез, переместившись в какой-то другой мир.

     Катя даже остолбенела от скорости. На выбор символов ему потребовалось меньше секунды. Девушка даже не успела разглядеть название мира, запомнив только место на таблице, с которого мужчина начал набирать код.

     Пожав плечами Катя побежала по горячему песку в сторону огонька. «Интересно, а код какого мира набрал мужчина, если я не успела сказать коды тех трёх миров, что знаю? — подумала Катя, тут же поправив себя — Его мир не из моей тройки — у меня с других символов набор надо начинать».

     И тут же забыла эту мысль. Нужно было спасать людей.

     

     Вернувшись, вместе с встреченной на КРИТе старушкой в стартовый мир, Катя отвела её к стекающему по желобу потоку дождевой воды и побежала узнавать новости.

     За время Катиного отсутствия организованная Клаусом команда сумела найти два мира. Оба никчемные — в мире ТОПЬ путешественник попал в затянутое тиной болото, благо хоть неглубокое. Провалившись по пояс и вдоволь набарахтавшись в теплой вонючей воде, разрывая пряди водорослей, он сумел нащупать ногами дно, после чего вызвал таблицу и перенесся обратно.

     Других людей в мире ТОПЬ не было — что, в общем-то, было логично, так как для переноса туда нужно было нажать на три находящиеся на разных сторонах таблицы невнятных иероглифа, и тянуться к верней строчке всплывшего меню. Для сравнения — чтобы переместиться в мир лабиринта достаточно три раза ткнуть в один и тот же заметный иероглиф в форме сфинкса, а потом нажать на всплывающую перед лицом светящуюся надпись.

     В мире УЛЕЙ, который в плане сложности набора находился где-то посередине между мирами ТОПЬ и КРИТ, люди были. Но были и гигантские полосатые насекомые размером с человека, которые жужжали крохотными рудиментарными крыльями, переползая между висящими между соснами огромными серыми коконами.

     И хотя насекомые не пересекали границу огонька и не причиняли никому вреда, пара десятков сбившихся в кучку посередине поляны человек были счастливы убраться подальше.

     — Какой там грунт? — спросил Клаус, выслушав доклад вернувшейся с УЛЬЯ пухленькой чилийки.

     — Трава и песок, — пожала плечами она, — с камнями.

     — Нужно вернуться, и выложить камнями код нашего мира. Чтобы попадающие туда люди знали, куда им перемещаться.

     — Не, не, не… — запричитала чилийка, — я туда больше ни ногой. Эти осы так на меня смотрели…

     Клаус посмотрел на девушку, укоризненно сложив брови домиком. Безотказный ход, обычно позволяющий Клаусу добиваться требуемого от подчиненных, к сожалению, не сработал. Что ж, оставался один выход. Вздохнув, он набрал полные легкие воздуха…

     — Катя! — раздалось над площадкой.

     Ответа не было.

     — Куда же делась эта несносная девчонка! — пробурчал немец.

     И тут же увидел как среди голубых вихрей вспыхнув, возник девичий силуэт. В сыром и промозглом воздухе от тела Кати поднимался пар.

     — Китайцев перенесла и разместила, — выдохнула она, устало уперев руки в колени, — рассадила около стены. Когда отогреются — верну. О том, что в лабиринт нельзя ходить, они знают.

     — У меня для Кати есть задание, объясните ей, — сказал Клаус, обращаясь к только недавно прибывшей из лабиринта пожилой женщине, — она должна прыгнуть по следующим координатам…

     

     * * *

     

     Мир, впоследствии названый УЛЬЕМ, не понравился Кате с самого начала. УЛЕЙ подавлял и пугал. Искаженные и изуродованные знакомые вещи пугают порой сильнее чужого, каким бы чудовищным оно ни было. Просто потому, что является зримым отклонением от нормы.

     Простирающийся перед Катей ландшафт, казалось, не мог вызывать безотчетный ужас. Средняя полоса России, — песчаный берег реки, утреннее солнце пробивается сквозь облака, зеленая трава и сосновый лес. Обычный пейзаж с картины Левитана.

     Вот только деревья были окутаны плотной пеленой белесой паутины, которая местами собиралась в большие и малые коконы. Присмотревшись, Катя заметила, что из одного кокона торчат ноги и голова опутанного паутиной мертвого оленя.

     Сами пауки, огромные, размером с хорошую собаку твари, висели в паутине, медленно шевеля лапами и никак не реагировали на девушку. Только таращились в её сторону парой десятков расположенных на головогруди черных глазок и нюхали воздух, выпуская из жвал тоненькие жала языков.

     По крайней мере, так решила Катя, наблюдая за их действиями. «Если набросятся, буду набирать код лабиринта — он проще» — подумала девушка. Впрочем, пауки не нападали, ожидая пока беспечная жертва сама попадет в расставленные ими ловушки — присмотревшись, можно было заметить растянутые между деревьями покрытые клеем нити паутин. Ну, как нити — некоторые из этих «нитей» были толщиной в веревку для сушки белья.

     «Осы, — думала Катя, выковыривая камни из земли, — Спасенные из этого мира люди говорили про каких-то ос, а тут только пауки. Страшные, конечно, но не до жути — атаку подобных тварей мужчины запросто могли бы отбить отломанными от деревьев сучьями. Я много раз видела такое в фильмах».

     И тут Катя увидела ос. Под сосной, примостившись на упавшем стволе дерева, сидели две тощие, желто-черные твари. Больше всего они походили на портновские манекены — подобные человеческим руки и ноги так же крепились к телу прохожими на шарниры узлами. При этом твари всё же были насекомыми — об этом говорили их головы, с огромными фасетчатыми глазами и сложной системой жвал, блестящее хитиновыми полосами тело и поросшие острыми наростами конечности. Которых было слишком много для человека.

     При этом твари, как ни странно, казались вполне человекоподобными. Было в них что-то человеческое — в мелких движениях тела, в том, как они сидели, заложив ногу за ногу, в том, как они переглянулись, когда девушка, взвизгнув, выронила камни, увидев подобных страшилищ.

     Если бы не нечеловеческие пропорции, Катя бы точно решила, что это переодетые люди. Актеры, в масках на съемках фильма. Воины в странных, насекомообразных доспехах.

     Но нет — слишком длинная шея и тонкие суставы не давали этой теории ни единого шанса. Перед девушкой, сидели, вперив в неё взгляды, две чуждые насекомоподобные особи. (В том, что перед ней находятся именно женщины, у Кати не было ни малейшего сомнения).

     Поборов первоначальный испуг, Катя бухнулась на колени, начав выкладывать из собранных камней иероглифы. Она решила немного изменить план Клауса, выложив более простую и узнаваемую последовательность мира лабиринта.

     Работая, девушка старалась не выпускать из виду откровенно посмеивающихся над её страхом ос. По крайней мере, такое впечатление сложилось у наблюдающей за ней парочкой.

     Она почти успела закончить работу, выложив с большей степенью детализации первый и последний иероглифы, и быстренько накидав повторяющиеся силуэты второго и третьего символов. Эволюция, создавшая мозг Кати, заложила в него отличный от мужского набор умений. Катя плохо ориентировалась на местности, не очень любила считать и не находила ничего интересного в созерцании спортивных игр. Взамен она получила способность справляться со сводящими мужчин с ума сложными, монотонными задачами, развитое чувство гармонии и впечатляющий набор социальных навыков, благодаря которому читала людей как открытую книгу.

     Собственно, эта способность Катю и спасла. Наблюдая за поведением ос, девушка поняла, что они тоже кого-то ожидают. Поэтому вскочила, поворачивая голову, как только поняла, по перемене позы, что твари готовятся встать.

     Над её головой, в воздухе парила третья оса.

     Будучи во всем подобной находящимся на поляне тварям, эта особь казалось утонченней, ярче, новее. Желтые полосы на её поджаром теле сияли золотом, а не желтизной, аккуратно посаженая голова увенчивалась черной короной из дюжины тонких рожек, придавая сходство с антропоморфным роутером.

     Развернув огромные прозрачные крылья, тварь бесшумно планировала с неба, снижаясь по проходящей вокруг огонька спирали. По тому, как она снижалась, было очевидно, что она не представляет для Кати прямой угрозы — она снижалась плавно, никак не реагируя на то, что была замечена.

     Но не успела девушка облегченно вздохнуть, как всё в доли секунды изменилось. Порыв ветра подхватил осу, заставив её пролететь через полупрозрачный локон огонька. Катя заметила это только по вспыхнувшей перед осой панели с иероглифами, но не обратила на это никакого внимания.

     В отличии от осы, которая тут же сложила крылья в атакующем пике. Достигнув площадки, она не тормозя выбросила вперед ноги, с расправленными острыми шпорами — Катя успела это заметить в последнюю секунду, перед тем как её глаза ослепило сияние безумного солнца мира лабиринта.

     Упав на колени, Катя несколько минут обливалась потом, дыша как загнанная лошадь. Она была уверена, что сумела спастись, набрав код, в самую последнюю секунду.

     «И с чего эта сука взбеленилась? — задала себе риторический вопрос Катя, и тут же нашла на него ответ — съела, наверное, чего-нибудь не то».

     Отряхнувшись, Катя поднялась с колен, оглядев площадку из-под приставленной козырьком ладони. Оттаявшие китайцы толпились у входа в лабиринт, отчаянно ругаясь с парочкой африканцев.

     Устало вздохнув, девушка начала набирать код первоначального мира, даже не пытаясь разобраться, кто из ругающихся сторон хочет войти в лабиринт, а кто не пускает. Что тех, что этих на Земле было больше миллиарда, вовремя вспомнила Катя, предоставляя событиями течь своим чередом.

     Взрослые люди — разберутся. А если не разберутся, то невелика потеря — «естественный отбор, ветер северный…»

     

     * * *

     

     Вернувшись в ставшую уютной тьму, Катя отошла к развалинам и долго пила стекающую по наклонным обломкам воду. Потом сполоснула тело, задевая царапины и раздраженно шипя. Больше всего девушку беспокоили сбитые и изрезанные ноги, но с этим она ничего не могла поделать.

     И тут внимание девушки привлек раздавшийся за спиной шум. Она медленно, чтобы не запаниковать, обернулась. В кроне растущего неподалеку деревца ворочалось какое-то крупное, плохо различимое во тьме животное. «Медведь» — подумала Катя, оцепенев от ужаса. Второй медведь, встав на задние лапы, стоял за деревом, уцепившись за ветки.

     — Собирай быстрее, — сказал первый зверь, — мне неудобно ветку держать.

     Катя счастливо рассмеялась, поняв, что видит людей, а не двух чудовищ. Люди, точнее, два пацана лет четырнадцати, трясли дерево, собирая плохо различимые в темноте плоды.

     — Вы чего хозяйский сад трусите? — грозно сказала Катя, подходя к дереву.

      — Эти дички ничьи, тетенька, — возразили мальчишки.

      — Они хоть спелые? — спросила девушка, подбирая еле видимый в темноте паданец.

      Поднятая с земли груша оказалось сладкой, настолько, что даже успела забродить. На Земле Катя ни за что бы не решилась есть перезрелый плод. Но сейчас, после вынужденных часов голодания, груша показалась настолько вкусной, что девушка моментально высосала её полностью, выбросив пустую шкурку.

      — Еще груши есть? — спросила она, перехватывая ветку.

      — Вы себе сами собирайте, тетенька, — возмутились мальчишки, — мы эти грушки для больных нарвали. Клаус сказал, что они спасут тех, у кого сахар в крови упал.

      Действительно, под деревом стояла наскоро сплетенная из живых ветвей кривая корзинка, до половины полная мятыми грушами.

      — И соберу, — буркнула Катя, подтягивая к себе ветку.

      Конечно, девушка понимала, что есть неизвестные инопланетные фрукты — может быть опасно. Уверенность внушал только авторитет Клауса, организовавшего сбор плодов — осторожный немец наверняка проверил состояние людей, съевших груши несколько часов назад.

      «Пришло время сыграть с судьбой в анальную рулетку — пронесет или не пронесет» — подумала Катя, впиваясь в очередной плод. Желудок урчал, требуя добавки.

     

      К освещенной огоньком площадке Катя подошла изрядно повеселев. По телу разливалось приятное тепло сытости. Окружающие огонек развалины, столь пугавшие девушку всего несколько часов назад, казались милыми и домашними.

      На самой площадке огонька тем временем назревал бунт. Плечистый молодой мужчина с буйной копной рыжеватых волос отчаянно жестикулируя кричал на Клауса. Клаус тоже махал руками и что-то возражал. Но делал это сдержанно, почти виновато.

     Стоящие около них несколько мужчин разных возрастов переводили взгляд с одного на другого собеседника, не участвуя в споре. «Интересно, что у них случилось», подумала Катя, вытягивая шею в поисках спасенной с КРИТа бабушки, которая, по её словам, знала аж семь европейских языков.

     И тут же нашла. Любопытная старушка стояла в задних рядах спорщиков.

     — Они новый мир нашли. С крабами, — пояснила она, в ответ на вопросы Кати.

     — С криворукими игроками, что ли? — икнув, спросила Катя, вспомнив недавно прочитанную книжку Красникова.

     — Нет, с настоящими крабами. Размером с автомобиль.

     — Которые жрут людей, — вздохнув, сказала Катя, — я тут всего шесть часов, но общий принцип уловила.

     — Нет, — сухо сказал старушка, — не жрут. Убивают и накалывают на иглы, которые растут у них на панцире.

     — О-о-о, — девушка закатила глаза, — это же совсем другое дело!

     — Это не смешно, Катя, это страшно. Там в западню попали женщины, с ними несколько детей.

     — Рассказывай что случилось, — сразу посерьёзнела Катя.

     Оказалось, что новый мир открыл пожилой кореец, перебирающий полученные от Адак иероглифы. Переместившись, он оказался в очень неприятном месте — то ли огромной пещере, то ли храме, а может даже в желудке огромной рыбы. В общем, в огромной пустой пещере со странными, кажущимися живыми, стенами.

     — Это как? — не выдержав, спросила Катя.

     — Не знаю, — вздохнула старушка, — меня ведь там не было. Да и не думаю, что у него было время рассматривать стены. Ведь на него сразу набросились огромные чудовища. Он едва успел код переноса ввести. В том мире он меньше трех секунд пробыл.

     — Погоди, а про женщин с детьми мы тогда откуда узнали?

     — Вон тот парень рассказал, — старушка показала пальцем на продолжающего ругаться с Клаусом здоровяка.

     И быстро пересказала Кате его рассказ. Первые попавшие в мир ХТОН люди старались не отходить от огонька, опасаясь снующих в отдалении тварей. Потом к ним переместились несколько молодых чеченцев.

     Парни перемещались по очереди — первым код случайно набрал вожак группы вайнахов, после чего оставшиеся на Земле решили что им тоже нужно набрать код, чтобы не бросать товарища в беде. Оказавшись на ХТОНе, они несколько растерялись, оставшись нагишом.

     Но быстро акклиматизировались и начали бродить по окрестностям.

     Ранее перенесенным путешественникам было не до них — они перебирали сочетания иероглифов под руководством молодой американки. Работающая в НАСА женщина сделала те же выводы что и Клаус, после чего мобилизовала людей на поиск пути из вызывающего ужас мира.

     Она пыталась привлечь к работе и чеченцев, но те только посмеялись, обсуждая стати говорившей с ними женщины. Не согласились они и с высказанным ею требованием не отходить далеко от огонька, чтобы не привлечь внимание бродивших в отдалении тварей.

     «Курица, начавшая петь по-петушиному, лопнула» — посмеиваясь, сказал старший из группы. Это были последние услышанные от них слова. Дальше они спустились с холма, на котором был расположен огонек, в темноту у подножья.

     Откуда вскоре донеслись крики. Сначала удивления, потом ярости, а потом боли. Которые долго, мучительно долго не смолкали. А потом начали приближаться.

     Это поначалу даже обнадежило оставшихся, решивших что парни остались в живых, отделавшись болезненными, но не смертельными ранами.

     Реальность оказалась много страшнее. Вместо парней из тьмы показались огромные неповоротливые твари. Чем-то похожие на сухопутных крабов. Только похожие — были и отличия. Вместо клешней у тварей были сложные суставчатые конечности, а панцирь был покрыт множеством острых игл.

     На которые и были наколоты пропавшие парни. Еще живые — иглы пронзали руки и ноги, не задевая жизненно важных органов.

     Перепуганные люди бросили перебор, кинувшись врассыпную. С переменным, к сожалению, успехом — крабы действовали слаженно, обходя беглецов с тыла и выстреливая в их сторону раскладывающимися, как пружины, усиками.

     Открылась и пугающая правда — крабы, поймав добычу, не толкали её бездумно на шипы, а подготавливали место, скусывая способную убить жертву часть иголок. Расположенная на броне добыча нужна была живой.

     Выжившие путешественники наблюдали за этим с камня, расположенного вблизи огонька. Они сумели залезть на узкую площадку на вершине, пока крабы медленно проводили вивисекцию пойманных людей.

     Следующая за этим пара часов прошла относительно спокойно. Крабы не могли ни подняться, ни стащить людей с узкой каменной площадки. Окружив камень, твари поднимались на задние конечности, старательно царапая камень всем комплектом передних клешней.

     Людям повезло, что крабы могли дотягиваться до площадки только самыми тонкими и слабыми из своих конечностей. Повезло и в том, что крабы били ими слабо, без замаха. Больше радоваться было нечему — кажущиеся неутомимыми твари беспрестанно колотили людей, столкнув двух стариков и избив до синяков пытающихся держаться группой остальных.

     И всё это время на площадке продолжали возникать голые люди.

     Те из них, кто стояли, удивленно вертя головами, попадали на шипы сразу. Те из них, что сразу бросались бежать, оказывались на шипах спустя несколько минут. Крабы бежали медленнее бегущего человека. Но крабы не уставали. И умели охотиться стаей.

     Спастись, забравшись на камень, вновь прибывшие не могли. Камень был окружен пытающимися стащить с него людей крабами. Действуя слаженно, крабы планомерно ловили и насаживали на шипы всех попавших на ХТОН.

     Сбой в отлаженном алгоритме уничтожения случился только один раз — когда на площадке оказалась целая семья. Замерший с вытянутой рукой мужчина, пытающаяся остановить его жена, и две девочки, повисшие у матери на ногах.

     В отличии от многих остальных, они быстро сориентировались — бросились бежать, подхватив на руки детей. И даже какое-то время опережали крабов. Вот только бежать им было некуда.

     Находящимся на площадке людям это тоже было очевидно. Именно поэтому с площадки и спрыгнули трое — двое мужчин и женщина. Отбежав на пару десятков метров, они начали бросать по крабам камнями.

     Маневр удался. Туповатые твари бросили свои посты, предпочтя синицу в руках журавлю в небе, начав преследование казавшейся достижимой добычи.

     Расчет смельчаков был верен — с другой стороны к камню как раз подбегала находящаяся на последнем издыхании семья. В несколько секунд они сумели передать вверх детей и забраться сами, раздирая руки и колени об острые грани.

     Все это время спрыгнувшая тройка бежала, обегая огонек по окружности. Очень скоро за ними, сталкиваясь и мешая друг другу, неслись все находящиеся на площадке крабы. Добежав до камня, бегуны с ходу заскочили на первые уступы и моментально были втянуты наверх десятками рук.

     За секунду до того, как холм содрогнулся от удара первых крабов. Неповоротливые твари сталкивались у подножья, ломая клешни и теряя укрепленные на броне тела людей.

     Победа дорого далась людям — с холма, чтобы спасти семью, спрыгнули трое. Обратно на холм поднялись двое. Молодая женщина, про которую только и было известно, что она работала инженером в НАСА, осталась внизу. Никто не заметил, как её поймали — люди следили за спасением детей.

     Люди понимали, что эта крохотная победа ничего не решает. Что они заперты на окруженном кровожадными тварями холме и что спасти их может только чудо.

     Которое не замедлило случиться.

     Началось всё как обычно. На площадке появился кореец и изумленно вытаращился на крабов. Но вместо того, чтобы в панике бежать, мужчина вызвал меню и переместился. Находящие на камне люди поняли, что высказанная несколько часов назад инженером НАСА догадка верна. Это не единственный мир в сети. Самые глазастые даже сумели запомнить код — как и Катя, кореец набрал более подходящий для быстрого набора код мира-лабиринта.

     Проверить догадку вызвался молодой финн. Лучший бегун из оставшихся к тому времени в живых. Разбежавшись, он прыгнул со скалы через крабов, упал, перекатившись через голову, перепрыгнул через развернувшиеся в его сторону усики и бросился бежать.

     Добежав, финн вызвал меню и исчез, крикнув, что приведет помощь.

     И именно за обсуждением тактики спасательной экспедиции они и наблюдали сейчас со стороны. Клаус, чей авторитет уже никто не подвергал сомнению, категорически не желал отправлять спасательную экспедицию. «Я не собираюсь способствовать гибели дюжины человек в заранее обреченной попытке, — перевела его слова старушка, —Нельзя просто прыгнуть туда и действовать по обстоятельствам. Группа отправится только тогда, когда я увижу, что у вас есть шанс».

     — Эта инженерка НАСАвская — редкая дура, — подвела итог услышанной истории Катя, — не оставила нохчам не единого шанса.

     — Не поняла, — осторожна кашлянула собеседница.

     — Женщина запретила детям гор отходить от огонька. Эти слова не оставили парням выбора — они не могли сделать так, как им велела женщина.

     — И погибли.

     — Ага, — согласилась Катя, — вместе с инженеркой. А будь она умнее, она бы попросила их защитить слабых женщин и стариков. Парни бы никуда не ушли и все остались бы живы.

     — Стой! Неужели ты в самом деле так считаешь? Эта женщина пожертвовала собой, — возмутилась старушка, — чтобы спасти остальных. Никто бы не мог поступить правильнее в такой ситуации!

     — Да так уж и никто? — хмыкнула девушка, — Смотрите: Катя даёт мастер-класс.

     — Ты собираешься спасти детей? У тебя есть какой-то план?

     — Катя знает что делать! — отмахнулась девушка, направляясь в сторону Клауса.

     

     Умный психолог, услышь он эту тираду, конечно, сразу бы догадался, что у Кати нет никакого плана. Люди говорят о себе в третьем лице только тогда, когда не уверены в себе, врут и хотят дистанцироваться от сказанного. Но умные психологи остались на Земле.

     Именно потому, что умные.

     

     * * *

     

     План появился у Кати едва она подошла к собирающейся отправиться в другой мир группе спасателей. Даже немного раньше — когда она, по неистребимой девичьей привычке, окинула взглядом задницы стоящих перед ней мужчин.

     Задницы были никакие.

     «Клаус прав, — подумала Катя, — отказавшись отправлять эту похоронную команду на верную гибель. Если эти мужчины и посещали спортзал, то очевидно, пропуская день ног. А если судить по рассказу финна, то именно бегать там и придется».

     — Я предлагаю вот что, — сказала Катя, дождавшись семенившую за ней старушку-переводчицу, — команду соберу я. Из девчонок. Они в тренажерке не гири тягают, а бегают. От целлюлита и вообще. Так что бегать нам сподручней.

     Стоящий перед ней финн разразился длинной тирадой на финском. По крайней мере, так подумала Катя, поскольку старушка не стала переводить его слов.

     — А девушка-то дело говорит, — возразил ему Клаус, — у людей реакция на угрозу стереотипная. Бей или беги. При этом у тебя она «бей», а у Кати «беги». В этой ситуации у неё будет больше шансов. Просто потому, что бегает она много лучше. И не будет пытаться вступить в бой с непобедимыми тварями.

     Стоящие перед Клаусом мужчины зашумели, захорохорились, втягивая пивные животики. Но Клаус был непреклонен.

     — Набирай команду, — сказал математик, перекрикивая шум недовольных мужчин, — посмотрим, как вы бегаете.

     Но не успела обрадованная Катя пройти и десять шагов, как её догнала ушлая старушка.

     — Ты что, красавица, поехала кукухой? — возмущенно начала она.

     — Ой, бабушка, откуда вы слова-то такие знаете, — защебетала в ответ Катя, — неужели из интернета?

     — Не придуривайся, девочка. Речь не обо мне. Ты хоть понимаешь, во что ввязалась? Что ты хочешь доказать?

     — Ничего, — сказала Катя, честно глядя в глаза старушке, — просто хочу помочь.

     — Тебя несет поток, — вздохнув, констатировала старушка, — тебе повезло один раз, второй, третий. И ты решила, что оседлала удачу. На самом деле ты ею опьянена. Ты не можешь трезво судить.

     — Может быть, — вздохнув, согласилась Катя, — может быть вы и правы. Только я все равно уже ничего поделать не могу. Вышло так, что мы с Клаусом оказались во главе этой группы людей. Нас слушают. Нам доверяют.

     — А скажи мне, красавица, ты в последние пару часов водки не пила? — спросила старушка, окинув Катю внимательным изучающим взглядом.

     — Откуда, бабушка, тут водка? — хихикнула Катя, — голяком сидим.

     — Терзают меня смутные сомнения, — собеседница пожала плечами. Но развивать тему не стала.

     Тем временем Катя подошла к стоящей в некотором отдалении от всех группе молодых женщин.

     — Привет, подруги, — с ходу заявила она, попытавшись имитировать стиль Клауса, — нужна ваша помощь.

     Девчонки молча оглядели её, проигнорировав просьбу даже тогда, когда её повторила на английском подоспевшая бабушка-полиглот.

     — Ну что, утрем мужикам носы? — быстро сменила тактику Катя, — эти толстопузы совершенно не могут бегать.

     Эти слова сумели привлечь внимание девушек и Катя быстренько описала ситуацию, делая упор на то, что только женщины смогут реализовать Катин план — появиться в другом мире, отвлечь чудовищ, после чего сбежать, сделав крюк вокруг огонька.

     Неожиданно для Кати, участвовать в операции согласились с десяток девушек — ей даже пришлось отказывать тощим, или напротив, чересчур пухленьким кандидаткам, оставив только четверку поджарых и тренированных фитнесс-леди.

     

     В следующие четверть часа они провели несколько тренировок, учась слаженно отбегать от площадки и возвращаться, набирая код лабиринта. Научившись перемещаться по одиночке и группой, они подошли к окружающей Клауса группе недовольных мужчин.

     — Мужики, — недовольно прогундосил кто-то из собравшихся старпёров, — неужели мы допустим, чтоб вместо нас рисковали девочки?

     — Не вместо вас, а вместе с вами, — парировал Клаус, — каждый делает то, что у него получается лучше. Ты ведь не будешь спорить, что бегать и привлекать внимание женщины умеют лучше, чем вы? Девушки отвлекут крабов с площадки. За ними, через три минуты, прыгнете вы и поможете добежать до площадки отстающим. Донесете на руках, в случае чего. Силы у вас хватит. Так мы снизим риски.

     — Всё равно этот план ерундовый, — не сдавался ворчун, но тут на него зашикали даже другие мужчины.

     — Ну что, все готовы? — спросил Клаус, оглядев обе команды, — сначала я перемещаю женщин. Оказавшись на месте стоим группой, не бежим, не отпускаем руки. Я оцениваю ситуацию. Если тварей стало больше, сразу прыгаем назад. Бежим только по моей команде. Я останусь на месте еще несколько секунд, смотрю на реакцию крабов.

     Потом перемещаюсь назад и мы три минуты ждем. После чего я перемещаю мужчин. У вас на всё про всё всего пара минут — вы помогаете добежать отстающим. Достигнув площадки никого не ждем — прыгаем на лабиринт вместе с теми, кого привели. Отстающих буду ждать я и финн. Он ждет отстающих с камня, после чего прыгает с ними. Я дожидаюсь девчонок, если получится, конечно.

     — Почему это ты дожидаешься, — возмутился светловолосый парень, — я тоже хочу.

     — Это привилегия старшего, — ядовито сказал Клаус, — капитан уходит с корабля последним. А что сделал ты, чтобы претендовать на моё место?

     Парень стушевался, отойдя в сторону. Клаус подошел к сгруппировавшимся девушкам и быстро переправил их на ХТОН, сосчитав до трех.

     

     Новый мир, в котором оказалась Катя, разительно отличался от всех ранее виденных миров. Девушка с удивлением оглядела окрестности — на секунду ей показалось, что она находится внутри огромного, треснувшего сосуда — над ней смыкались титанических размеров округлые своды.

     Впрочем, с таким же успехом они могли находиться внутри огромной пустой раковины. Легкая желтая дымка, витающая в воздухе, скрывала детали, но даже сквозь неё был виден странный, рождающий неприятные ассоциации материал стен, которые выглядели как множество перепутанных волокон самых что ни на есть премерзких оттенков воскового белого и гнилостно зеленого.

     «Примерно так должен выглядеть недельной давности утопленник, — если смотреть на него изнутри» — подумала Катя, опуская взгляд ниже.

     Открывающаяся внизу картина тоже не радовала глаз. Помимо синего света от огонька, равнину озаряли льющиеся из пролома в куполе солнечные лучи. Но даже их объединенной силы не хватало, чтобы разогнать тьму по углам огромной пещеры.

      На испещренном сотнями следов освещенном глиняном пятачке были видны несколько луж с неприятной, красной водой. «Вода красная от крови», поняла Катя, увидев плавающую в одной из луж пухлую человеческую руку.

      Творцы этого ужаса, крабы, толклись у торчащего неподалеку от огонька каменной глыбы. Внешне напоминая формой и размерами постамент знаменитого памятника Петру Первому, глыба служила убежищем для теснившейся наверху паре дюжин человек.

     На крабов, по мнению Кати, эти твари походили меньше всего. Огромные, странные, покрытые иглами твари напоминали скорее каких-то насекомых или растения. Было в них что-то от мокриц и от кактусов. Но сейчас было не до споров по поводу сходства. Главная определяющая этих тварей особенность — нанизанные на иглы трупы людей, с лихвой перекрывала все остальное.

     Нужно было действовать, а не смотреть по сторонам. Застрявшие на камне люди сами себя не спасут.

     — Гоу, — закричал Клаус, — шнеллер, шнеллер!

     Девушки осторожно двинулись вперед, нерешительно вступая в грязь босыми ногами. Крабы заметили их только тогда, когда они вышли за пределы огонька.

     Несколько чудовищ повернули в их стороны белесые перископы глаз, перестав скоблить поверхность камня своими щетинистыми конечностями.

     Неожиданно Катю опередили две выбежавшие вперед смуглые девушки средиземноморской внешности. Слаженно, словно делая привычную работу, они стали бросать в тварей камни, приличный запас которых они успели выковырять из грязи.

     Катя восторженно присвистнула — она так и близко не умела. И даже не стала пытаться, бросившись собирать и передавать девчонкам камни. Вслед за ней так же камни стали собирать и передавать метальщицам остальные девушки.

     Поначалу игнорирующие девушек крабы только начали разворачиваться… как один из метко запущенных девушками камней ударил тварь прямо в глаз, перебив хрупкий стебелек. Тварь моментально развернулась и бросилась на девушек, семеня по грязи сотнями маленьких ножек. Наколотые на иглах тела, начали трястись в такт походке, словно они танцевали под одним им слышную музыку.

     «Может быть, они еще живы и сейчас бьются в агонии» — меланхолично подумала Катя, — «или они бы тогда кричали?» Эту мысль Катя додумывала уже на ходу, несясь изо всех сил по холодной скользкой грязи. Оглянувшись, девушка заметила, что у мироздания для неё две новости — хорошая и плохая.

     Хорошая: их план удался — в погоню за девушками отправились все крабы. И плохая — несмотря на кажущуюся неповоротливость, крабы неслись значительно быстрее, чем она рассчитывала, постепенно сокращая расстояние между ними.

     Испуганная Катя притопила, не переставая оглядываться — чтобы успеть помочь какой-нибудь из отставших девчонок. И с некоторым недоумением поняла, что это ей нужно помогать — она бежала медленнее всех и уже начала задыхаться.

     И тут сверкающим лососем её ум озарила догадка — она обнаружила в своём плане фатальный изъян. До девушки дошла простая, интуитивно понятная истина — брадобрея никто не бреет. Брадобрей бреется сам.

     Катя отобрала для задания действительно хороших исполнителей. Видимые далеко впереди девчонки бежали, погружая работающие как поршни икры ног в жидкую грязь, разбрызгивая её, как проезжающие по лужам автомобили. В отличие от выбранных Катей девчонок, Катю никто не отбирал. Она вызвалась на задание сама, толком не подумав, справится ли с ним.

     «Это всё чертовы пьяные груши, — зло подумала девушка, — вот зачем я их вообще ела? Знала ведь…».

     И тут над её плечом проскользнул странный костной крюк. Обернувшись, девушка увидела, что один из крабов почти что догнал её, выстрелив в её сторону своей раскладной многосуставчатой ножкой. Катя едва сумела уклониться, потеряв равновесие.

     Следующие несколько минут Катя запомнит до конца своей жизни. Поскользнувшись, она бросилась в сторону, спасаясь от пронзающих воздух крюков и тут же упала на задницу, тормозя пятками по проскальзывающей грязи чтобы не врезаться в ощетинившийся иглами бок краба.

     И с ужасом встретилась глазами с висящей на иглах женщиной, которая немного, на сколько позволяла торчащая из челюсти игла, повернула голову в сторону Кати. Вероятно, женщина кричала — но девушка не слышала ничего, всё заслонял хрип, вырывающийся из её собственного горла.

     Она сумела встать и отбежать назад, с удовлетворением глядя на то, как краб врезался в другого краба, круша иглы и разбрасывая трупы. Тормозить крабам было сложнее чем девушке, и она некоторое время успешно играла в салки с судьбой, бегая среди образовавших кучу-малу тварей.

     Потом где-то на заднем фоне она увидела, что на краю огонька стоят её девчонки и Клаус, призывно маша ей руками. «Эвакуация окончилась, — подумала Катя, — пора и честь знать».

     Перепрыгнув через очередную зарывшуюся мордой в грязь тварь, Катя бросилась бежать к огоньку. У неё открылось второе дыхание и она в первый раз за наполненные адом и отчаянием несколько секунд поверила, что всё обойдется. Что её провал в планировании не фатален. Что она вернется сначала к лабиринту, а потом и на Землю.

     Катя почти добежала до огонька.

     Почти.

     

     * * *

     

     Прямо перед бегущей Катей, загораживая путь к огоньку, стояли два краба. Будучи чуть меньше остальных, они не участвовали в свалке и сейчас разглядывали бегущую девушку выпущенными наружу глазками.

     Катя нервно оглянулась. Бегущие за ней крабы сейчас напоминали ей катящуюся с горы селевую волну. Несущееся стадо кабанов. Распродажу в «Волмарте».

     «Спасайтесь, маленькие, — мысленно обратилась она к крабикам, — вас же сейчас сомнут». Эта мысль была столь очевидна, что дошла, кажется, даже до тварей, которые не бросились на Катю, осторожно переступая ножками.

     Это давало шанс.

     Обежать крабов слева или справа не представлялось возможным — слишком долго. Остался лишь один путь — прыгнуть через крабов. В теории это было возможно. Примерно так доисторические девушки прыгали через быка. Катя даже вспомнила сложное слово «таврокатапсия» — именно так была подписана висевшая в классе репродукция.

     Удивительно какой глубины мысли приходят в голову не желающему думать о собственной неизбежной смерти человеку!

     Девушка бежала прямо на перегородивших дорогу крабов, разгоняясь из последних сил. Добежав, она проскочила под клешнями и прыгнула крабу на голову, чтобы тут же оттолкнуться от неё обеими ногами, уперев их в щели между панцирем и головой.

     Тварь вскинула голову, передавая телу девушки дополнительный импульс и давая ей возможность перелететь через утыканный смертоносными иглами панцирь. Только две-три самые длинные иглы задели её поджатые ноги, оставив кровоточащие царапины.

     Упав в грязь, Катя проехала на боку несколько метров, удовлетворено наблюдая как увлеченные погоней крабы сметают стоящих у них на пути незадачливых собратьев, опрокидывая в грязь и перемалывая их панцири.

     «Не захотели пропустить, так подыхайте, сороконожки», подумала, вскакивая на ноги, девушка. Она еще не верила, не успела осознать, что она выжила в этой свалке. И что перед ней и взмывающими в небо прядями бесплотного огня, в котором стоят, глядя на неё, девчонки, нет никаких преград.

     Она и побежала-то нехотя, словно выполняя ранее написанную программу. Отвлечь. Бежать. Прыгнуть. Так что когда споткнулась, упав в грязь, она не расстроилась. Почти. Просто подумала, взмывая в воздух, что всё так и должно было закончиться.

     Поднявший её в воздух краб как-то брезгливо, словно домохозяйка дохлой крысой, потряс пойманной за ногу девушкой. «Думает куда приколоть, тварь», подумала Катя, наблюдая, как краб скусывает одной из своих многофункциональных ножек торчащие из панциря иглы.

     Клешня двигалась быстро и аккуратно, словно печатающая головка принтера. Девушка подумала, что так же сноровисто и четко краб будет протыкать иглами её тело и её замутило. В следующую секунду краб развернул её, словно решив поиздеваться и Катя увидела, как с площадки, до которой добрели остальные твари, исчезли Клаус и девушки.

     «Всё верно, — с какой-то апатией подумала девушка, — я, считай, уже отрезанный ломоть».

     Брыкаться было бесполезно. Захват только казался мягким — конечность краба пружинила, как твердая резина. Пару раз ударив по клешне свободной ногой, Катя добилась только того, что краб выпустил из-под панциря вторую конечность, захватив и вторую ногу и вызвав у девушки истеричный смешок.

      И тут она обмерла, разом похолодев и покрывшись ледяным потом от пронзившей её сознание мысли: «Ничего не кончено! Я еще могу спастись!»

     Краб, вертя девушкой как тряпичной куклой, продолжал двигаться в стаде своих собратьев. Их путь лежал к камню, на котором, как Катя уже знала, не было людей. Но это всё было не важно — важным было то, что их путь пролегал через огонек.

     Который перемещал людей, вытаскивая из одежды. С таким же успехом он мог переместить и Катю, если она наберет код. Осталось только дождаться момента когда появится меню.

     В следующую секунду, словно прочитав её мысли, краб обхватил её за талию, согнув под немыслимым углом. И вот тут её тело, казалось бы само забилось в неконтролируемой истерике — несмотря на то, что она твердо решила не сопротивляться, беспокоя краба, чтобы сохранить возможность освободить в решающий момент руки.

     Несколько секунд ей казалось, что она сумела выскользнуть. Она даже сумела освободить одну ногу. Но краб только выпустил еще несколько клешней, плотно фиксирую свернутую в немыслимый узел девушку.

     Катя сделала единственное, что еще могла сделать — закричала в бессильной ярости.

     Краб, не слыша и никак не реагируя на крики девушки, наконец то вошел в огонек. «Слишком поздно. Для меня слишком поздно», — подумала девушка.

     В следующую секунду, жидкая грязь, которой была покрыта площадка, вспучилась, явив желтовато-зеленое женское тело. «Неужели, так выглядит смерть?» — подумала Катя.

     Глиняный голем сделал шаг вперед, вызывая правой рукой таблицу переноса. Краб дернулся, пытаясь помешать, но уже было поздно. Незнакомка ввела три иероглифа, после чего, привстав на цыпочки, одновременно коснулась Катиного лба и всплывшего в таблице завершающего код мира последнего иероглифа.

     

     В тот же миг над Катей, словно ядерный взрыв, вспыхнуло солнце. Она упала на обжигающий песок, сбив свою спасительницу с ног, тут же вскочила, вслепую пробежала несколько метров и снова упала, запутавшись в ногах. Но не успокоилась, а еще немного поползала на четвереньках, постепенно привыкая к мысли что спасена.

     Придя в себя, она села на песок, наконец оглядев свою спасительницу. Которая, вопреки ожиданиям, оказалась угольно-черной женщиной лет тридцати, с собранной в пышную шапку кудрявой шевелюрой.

     «Ну да — грязь, как и одежда, не переносится между мирами», — подумала Катя, вставая на дрожащие ноги.

     — Премного благодарна, — сказала Катя, прижимая руки к груди, — не знаю, как сказать это по-английски, но я очень, очень, очень тебе признательна.

     — Я русский понимать, — с чудовищным акцентом ответила незнакомка, — НАСА доплачивать изучающим русский язык.

     «А вот и наша потеряшка инженер. Жива курилка, — подумала Катя, вспомнив, — а я её дурой называла. Неудобненько вышло».

     — Это какой мир? — спросила, с любопытством вертя головой, женщина, — я вижу он населен?

     — И да, и нет, — устало отмахнулась Катя, — всё сложно. Ты лучше расскажи, как ты выжила?

     — Я и еще двое спрыгнуть, чтоб отвлечь. Бежали. Вижу — меня догоняют. Резко свернула в темноту. Крабы пробежали мимо. Пока поворачивались, я легла в лужу. Покрыла тело грязью. Крабы меня не видеть. Ждала. К огоньку не шла, скрывалась в темноте.

     Видеть, как переместились мужчины. Но код не разобрала. Далеко. Потом появились вы. Отвлекли крабов. Я поползла к площадке, но не успела. Была совсем рядом, видеть, как женщины переместились. Успеть запомнить код.

     Почти собралась перемещаться, увидеть тебя. Решила помочь. И вот — здесь. Что это за мир?

     — Лабиринт, — вздохнула Катя. Больше всего ей хотелось лечь и спокойно полежать пару суток.

     Но она не могла отказать в просьбе спасшей её женщины. Пробурчав что-то неразборчивое про батарейку «Энерджайзер», Катя встала, внимательно осмотрев своё тело.

     Веских причин откладывать экскурсию, таких как оторванная нога или сломанный позвоночник, не было. Девушка отделалась несколькими моментально подсохшими на жаре царапинами и впечатляющей коллекций синяков.

     — Местных жителей мы не видели… — начала она, принимая позу экскурсовода.

     

     В мир Клауса они вернулись спустя полчаса, когда ставшая привычной темнота этого мира начала постепенно редеть, извещая о скором рассвете.

     «Катя! Катя!» — было первым, что она услышала после перемещения. Повернувшись, она увидела, как к ней несется, потрясая своим мощными телесами, Клаус. «Ой, — только и успела подумать Катя, — он-то думал, что меня на иглы накололи».

     В следующую секунду Катю прижали к груди и облобызали. Нежно и аккуратно — даже ненавидящая чужие прикосновения девушка нашла объятья почти приятными.

     — Ты выжила после краха своего идиотского плана, — бормотал Клаус.

     — Хороший был план, — возразила Катя, догадавшись, что означают слова: «idiotischer Plan», — всё, кроме сферы уязвимости у оппонента, было учтено, — добавила она чуть позже, вспомнив фразу, которую говорил её папа в подобных случаях.

     — Ты не пострадала? — продолжил Клаус, поворачивая девушку вокруг оси и внимательно оглядывая её тело в поисках повреждений. Уже смирившаяся с наготой Катя даже не возражала, — Как ты спаслась?

     Вздохнув, Катя нашла глазами стоящую поодаль старушку-переводчицу и начала рассказывать свою историю. Несколько минут и множество охов спустя, уже после того, как Катя представила сообществу спасшую её американку, она сумела вставить и свой вопрос.

     — А как с Землей? — спросила, зажав кулачки на удачу, девушка, — вы уже нашли путь на Землю?

     — Мы нашли еще три мира, — словно политик, Клаус не спешил сообщать неприятную правду, — водный мир, в котором огонек расположен в океане и приходится плавать, мир джунглей, в котором огонек находится в переполненной разнообразной живностью тропическом лесу, и мир скелетов, в котором огонек расположен на заполненной черепами улице современного нам города.

     — Землю не нашли, — подытожила Катя, — Земля not found.

     — Этому может быть и другое объяснение, — возразил Клаус, — я сейчас разбираюсь с Адак. У нас что-то не так с поиском… Сильно не так.

     

     Но что именно «не так» с поиском, Катя узнала позже. Поскольку именно в эту минуту на освещенную огоньком площадку медленно, опираясь на резную трость, вышел сухой седобородый старик в длинной домотканой хламиде. Бурлящее на площадке людское море разошлось, освобождая ему проход.

     

     * * *

     

      — Вернулся, вернулся, — повторял старик, вытирая слезы, — я столько лет ждал этого момента… здесь совершенно ничего не изменилось…

     «Кто ты?», «Откуда вернулся?», «Что не изменилось?», «Где ты нашел одежду?» — взорвалось вопросами окружающее старика общество.

     — Из пирамиды, — прошамкал старик беззубым ртом, — я что, первый из тех, кто вернулся? Тогда вы еще не знаете, что внутри время течет быстрее. Может быть, кто-то из вас помнит, как несколько часов назад несколько человек отправились на исследование пирамиды?

     — Да, помню, — сказал Клаус, — четыре часа назад ушли семеро человек.

     — Я один из этих семерых, — немного наигранно, словно лицедействуя в домашнем театре, вздохнул старик, — мы поняли этот трюк со временем сразу, как вошли в пирамиду. Идущий снаружи дождь как будто притормозил— капли начали падать заметно медленнее. Но стоило нам выйти наружу, как дождь снова начинал лить как прежде.

     Мы даже обрадовались, решив, что нам хватит времени на исследование. Тогда мы даже не представляли насколько… Довольно быстро мы нашли в коридорах воду и вещи, оставшиеся от первых исследователей пирамиды.

     Да, да, мы были не первые, — сказал старик, в ответ на удивленные возгласы, — мы обнаружили остатки приборов, отметки на стенах. Все древнее, буквально рассыпающееся в руках, мы особо этим тогда не заинтересовались — решили оставить археологам. Вы, наверное, понимаете наш настрой — нам казалось, что пройдя чуть дальше мы встретим живых создателей пирамиды.

     Но нашли только лестницу на нижний этаж. И, конечно, тут же спустились ниже.

     Между этажами была такая же граница, как при входе — мы заметили её, глядя как отставший от группы Ник начал медленно двигаться, словно плывя под водой. Проведя простейшие замеры, мы поняли что спуске на этаж ниже скорость течения времени увеличивалась примерно вдвое.

     Спустившись ниже, мы нашли воду и еду. В освещенных яркими лампами коридорах были сделаны полосы озеленения, на которых росли саговые пальмы. На маленьких площадях в местах пересечения коридоров находились пруды с живыми декоративными карпами, которые питались водорослями и древесными лягушками, плавая по множеству узеньких каналов, проложенных между пальмами.

     Там организована сложная замкнутая экосистема, способная существовать без вмешательства человека. Всё это разрослось и одичало, так что порой пройти было сложно. Тогда мы и сделали главную ошибку — решили исследовать пирамиду дальше. Спешить нам было незачем — у нас было всё время мира.

     Поскольку вверху никого мы не нашли, то решили двигаться дальше. Мы спустились на минус второй этаж, в точности похожий на минус первый, только с более буйной растительностью.

     Третий подземный этаж существенно отличался от ранее увиденных — в самом его центре мы обнаружили зал, в который выходят лифты. Множество лифтов. Ведущих вниз — когда мы проходили этажом выше мы не видели их шахт — следовательно лифты шли вниз, спускаясь во всё более и более ускоренное время. Вы же помните, что в пирамиде действует правило — чем глубже спускаешься, тем быстрее бегут секунды.

     К сожалению, работал только один лифт. На панели над ним был расположен ряд из тридцати лампочек, так мы без труда догадались что лифт спускается на 30 этажей. И тут мы сделали вторую ошибку. Решили спуститься на самый медленный нижний этаж. Мы думали что всё интересное в пирамиде должно находиться на самом нижнем уровне.

     Стоило нам нажать на кнопку вызова, как лифт моментально распахнул двери. Внутри лифт представлял собой куб с тусклыми металлическими стенками и панелью, на которой располагались четыре ряда подписанных иероглифами кнопок. Разобравшись, какая из них обозначает нужный нам этаж, мы нажали её, отправившись на минус тридцать третий уровень.

     А потом мы упустили лифт, — старик виновато развел руками, словно извиняясь за глупость ситуации, — его должна была Палла караулить. Лифт, пока в нем находится человек не двигался. Мы бросили жребий и Палла вытянула короткую соломинку. Я, вместе с остальными, отправился исследовать этаж. А Палле в туалет приспичило.

     Она решила дверь веткой заблокировать. Вышла за ней, но не успела и шага сделать, как лифт тут же двери захлопнул и начал подниматься вверх. Поняли весь ужас?

     Мы тоже не сразу поняли. Только смотрели на табло, на котором менялись цифры этажей. Лифт поднимался вверх все медленнее и медленнее. Цифры этажей сменялись сначала через секунды, потом через минуты, потом через часы, понимаете? На каждом следующем этаже время шло в два раза медленнее. Лифт поднимался с неизменной скоростью — меньше секунды на этаж. Но для нас эти секунды складывались в минуты, а потом в часы.

     Через пять часов лифт был только на середине пути.

     Ник к тому времени как раз сосчитал, когда лифт достигнет верхнего этажа. И сказал нам. Мы не поверили, высмеяли его и пошли пересчитывать. Пересчитывали, спорили, кричали, возмущались, плакали, рвали волосы.

     Только что было делать? Эта идиотка Палла убила всех нас. Так же верно, словно выстрел в затылок. Лифт должен был подняться до тридцатого этажа спустя семнадцать лет после начала движения. И столько же он должен будет спускаться вниз.

     Математика, беспощадная ты сука.

     Делать больше было нечего, нужно было продолжать жить. Не у всех это получалось — через неделю Ник повесился. Оставшись вшестером, мы исследовали этаж, рассчитывая найти другой путь наверх. Но пути наверх не было. Тут тоже были оранжереи, пальмы и прочая растительность. Только она со временем изменилась, превратившись черт знает во что. Карпы в прудах начали выползать из воды, а саговые пальмы ловили мух. Пройти по большинству коридоров было практически невозможно, и мы больше года исследовали свой этаж, прорубая проходы сквозь сплошные заросли.

     И знаете что мы нашли в центре уровня?

     Еще один зал с лифтами. Как и наверху, огонек горел только над одной кабинкой, давая возможность спуститься еще на тридцать этажей вниз. Всего в пирамиде 64 этажа, мы это уже знали из найденных на стенах схем. И тут мы разделились.

     Пятеро из нас решили спуститься ниже. Я решил дожидаться лифта.

     Как они меня ни уговаривали, я не соглашался. Я считал, что если вызову лифт, как только он приедет вверх, то через 38 лет смогу вернуться на Землю. Мои спутники были старше и понимали, что не доживут. Особенно если лифт, поднявшись вверх не сразу поедет вниз, а потратит пару секунд на открытие и закрытие дверей.

     Путешествие вниз ничего бы не принесло, кроме смерти. Мы попробовали спуститься на несколько этажей, до минус 42. Там местная живность успела превратиться в хищников — нас атаковали уродливые скачущие твари, в которых превратились карпы. А пока мы отбивались от них, в лифт заползли зеленые щупальца того, во что превратились пальмы.

     Хорошо, что двери лифта нельзя заблокировать — они отсекли душащие нас щупальца и мы сумели вернуться на свой минус 33 этаж. В ту самую минуту, в которую отправились вниз. У меня даже чашка чая остыть не успела. Обсудив случившиеся, мы пришли к выводу, что чем ниже уровень — тем хуже. Обитающие там твари имели больше времени для эволюции.

     — Это ваша точка зрения, — спокойно возразил внимательно слушавший старика Клаус, — а что хотели найти ваши друзья? Как я полагаю, у них был какой-то план?

     — Они собирались спуститься на обозначенный на плане технический этаж, — отмахнулся старик, — и найти выход наверх уже оттуда. Или запустить неработающие лифты по всему подземелью — они могли находиться ближе к нам по времени.

     — И чем закончилась их попытка?

     — Ничем. Лифт вернулся пустым через пару минут, — вздохнул старик, — к тому времени они все были уже мертвы.

     По тому, как он это сказал, было очевидно, что он чего-то не договаривает. То, что это заметно со стороны было очевидно и самому старику, который несколько секунд мялся, после чего нехотя добавил:

     — … Вернулись их дети. Или дети их детей. Я их не совсем понимал, у них уже был свой собственный язык и своя культура. Видимо, планы моих друзей частично увенчались успехом — они сумели запустить бездействующие лифты. Или нашли какие-то другие пути между этажам. Сейчас они населили несколько этажей… — хотя, о чём это я? Они все давно уже мертвы — за то время, пока я дошел до вас, в пирамиде прошли миллионы лет.

     В словах старика скользила такая горечь, что окружавшие его люди сделали пару шагов назад, словно опасаясь заразиться отчаянием. Не все, конечно, но многие.

     — Серьезно? Что за ересь ты нам втираешь? — спросил один из оставшихся, невысокий плотный живчик, — ты хочешь сказать, что за четыре часа в пирамиде прошло шестьдесят лет?

     — Нет, — вздохнул старик, — видимо я плохо объясняю. Я прожил в пирамиде шестьдесят лет за час с небольшим вашего времени. Все остальное время я шел от пирамиды до вас. Я сейчас не ахти какой ходок. А в самой пирамиде прошло много больше лет. Особенно на нижних этажах. Не берусь судить сколько — эоны, геологические эпохи…

     — Ерунда, — веско сказал живчик, — быть такого не может.

     Следившая за диалогом через старушку-переводчицу Катя поморщилась. В любой компании есть такой человек, что будет спорить с чем угодно, просто ради самого спора. Самый лучший способ сберечь время и нервы — просто отойти подальше.

     Что девушка и сделала.

     Она заметила, что точно так же поступил и Клаус. Схватив старушку за руку, Катя поспешила за ним.

     — Клаус, — начала она, — ты начал говорить о том, что что-то мешает найти Землю.

     — Да, — сказал он, — найди мне Адак, мы и так слишком отвлеклись.

     

     * * *

     

     Вытащив Адак за руку из распавшейся на мелкие группки спорщиков толпы, Катя привела её к стоящему в отдалении Клаусу.

     — Ты ведь помнишь всех, кому выдавала последовательности? — спросил Клаус, — среди них есть люди, что не отчитались тебе о том, что вытянули пустышку?

     Адак молча кивнула.

     — Я просил чтобы наши помощники, ведущие перебор комбинаций, отчитывались Адак о любых результатах. Они должны были сообщать даже о случаях, когда перебор ничего не принес, — пояснил Клаус Кате.

     — Мне не отчитались семь человек. И я их больше не вижу на площадке, — сказала Адак.

     — Так я и думал, — нахмурившись, сказал Клаус, — мы нашли комбинации восьми миров, условия в которых колеблются от терпимых до невыносимых. Логично предположить, что в сети есть миры, условия в которых настолько ужасны, что человек, попав в них, моментально гибнет.

     А поскольку мы получаем информацию о вновь открытом мире от вернувшегося путешественника, то мы не знаем коды этих миров-ловушек. Я не хотел рисковать людьми, повторно проверяя эти комбинации, но, видимо, придется. Мы проверили все остальные варианты.

     Если код Земли имеется в этой сети, то он находится среди этих непроверенных.

     — Но как мы найдем Землю, если перебор смертельно опасен?

     — Перебором, Катя, перебором, — вздохнул Клаус, — других путей нет. Мы будем следить за людьми, что перебирают варианты, чтобы точно знать, какой из миров убивает, и исключить эту комбинацию из перебора. Но жизнью восьми человек придется рискнуть.

     — Я пас, — сказала Катя, — сегодня я и так нарисковалась на всю оставшуюся жизнь. У нас тут самоубийц полно, пусть они перебирают. Хоть какую-то пользу принесут.

     — Конечно, Катя, — немец улыбнулся немного грустной улыбкой, — я и не собирался тебя просить. Своими действиями ты спасла множество жизней, так что имеешь право почивать на лаврах. А что до перебора — то я объявлю о том, что нам нужны шесть добровольцев для крайне опасной миссии.

     — Не шесть, а семь, — возмутилась Катя, — ты не имеешь права рисковать своей жизнью. Без тебя тут всё развалится!

     — Риск не настолько велик, — спокойно возразил Клаус, — подозреваю что часть из исчезнувших людей просто забыли доложить Адак о том, что ничего не нашли и сейчас загорают у Лабиринта. Потом, перебирать позиции мы будем снизу, тогда как раньше перебирали сверху. В этом случае мы найдем код Земли раньше, чем наберем код мира‑ловушки. В общем, ничего особо страшного.

     — Ну как знаешь, — зло сказала Катя.

     И ушла в темноту. Очень быстро ушла.

     — Катя, Катя, не беги так, — взмолилась, догоняя её, старушка.

     — Вот чё Клаус такой! — возмущенно воскликнула девушка, взмахнув руками.

     — Ты не о Клаусе, ты о себе думай, — издалека начала бабка, — Клаус мужчина зрелый, должен знать что делает.

     — Перезрелый, — выплюнула Катя, — помрет, никто не пожалеет.

     

     От первого в жизни приступа меланхолии Катю отвлек стоящий на площадке гомон — который неожиданно стих. Люди тянули шеи, стараясь рассмотреть что происходит в центре огонька. Несмотря на всю реальную или кажущуюся обиду, Катя не могла пройти мимо нового события, быстро оказавшись в первых рядах зрителей.

     На площадке испуганно озирался худенький мальчик. Лет так примерно десяти. Не совсем, конечно, малыш. Но, определенно, самый маленький ребенок из всех, кто самостоятельно воспользовался огоньком. (Спасенные из мира ХТОН девочки, равно как и младенец одной из сектанток, не считаются, так как перенеслись вместе с родителями)

     — Не бойся, — сказала Катя по-русски, поняв, по одной ей понятным признакам, что паренек из России — это место только кажется страшным. Тут никто тебя не обидит.

     — Хорошо, — ответил мальчик, из всех сил стараясь смотреть Кате в глаза.

     «И этот туда же», — подумала Катя, но вслух сказала — Мы тут как раз проверяем последние позиции, так что скоро найдем код Земли и вернем тебя к маме.

     — Не надо ничего искать, я сюда специально прыгнул, чтоб вам код Земли сообщить, — выпалило дитя, добавив, после минутной паузы, — а вообще я ищу папу.

     

     Остальное вы наверняка знаете из новостей. История про «Мальчика, Который Всех Спас» не сходила с заглавных страниц сайтов неделями, затмив даже истории Клауса и Кати. У меня брали интервью, приглашали на ток-шоу и телепередачи, со мной общались блогеры, поп-звезды и политики всех мастей. Меня даже пригласили в Кремль.

     Мы с мамой на все соглашались, так как считали, что поднятая шумиха поможет найти пропавшего отца. Ну, кроме Кремля, конечно — эта площадка и четыре года назад считалась токсичной. Денег мы с этого почти не заработали, разве что меня стали узнавать на улице и дразнить в школе.

     Отца мы так и не нашли. Ни по горячим следам, ни потом, когда суматоха первых дней была изучена сотнями энтузиастов, поминутно реконструировавших все произошедшие события, установив и опросив всех перемещенных огоньками людей.

     Всех, кто выжил и вернулся на Землю.

     Только в первые сутки в мирах, куда огоньки перемещали людей, пропало более девятисот человек. Триста с небольшим из них гарантированно мертвы. Сюда я отношу не только тех, чьи тела были обнаружены и опознаны, но и тех, чья гибель подтверждена свидетелями, видевшими как человек вошел в лабиринт или набрал код ХТОНа.

     Оставшиеся шестьсот пропали без вести. Люди из этой группы говорили друзьям, что идут исследовать огонек, или записывали видео с тем, как перемещаются, или их пустая одежда была найдена в одном из огоньков.

     Больше о них не известно ничего.

     Общепринятой является версия, что эти люди переместились в один из нолей — так сейчас называют обнаруженные Клаусом миры, из которых не возвращаются. И это, наверное, самая обоснованная версия. Хотя и нестыковок в ней хватает — большинство переместившихся в первый день людей набирали увиденные в сети коды, а не перебирали комбинации вручную.

     А поскольку у кодов трех из четырех миров‑нулей совпадают первые два иероглифа, случайно наткнуться на все три кода перебором сложно, практически невозможно. Их и нашли-то спустя неделю, когда добровольцы планомерно, под камеру перебрали все позиции.

     Конечно, сейчас известно видео, на котором путешественник из ЮАР набирает код обнаруженного им мира НОЛЬ. Файл попал в сеть в первые часы после появления огоньков. Но это видео не было популярным — так что списать на него шесть сотен пропавших достаточно сложно.

     Конспирологических теорий, объясняющих эту диспропорцию, известно более тысячи. И каждый день появляются всё новые версии. Но ни одна из этих версий не может ответить на мой главный вопрос — где сейчас находится вышедший четыре года назад из квартиры в Подмосковье, чтобы «узнать, что это за штука там светится», мой отец.

     

     * * *

     

     Я знаю, что папа мне соврал. Он прекрасно знал, что огонек перемещает людей. Из просмотренной мамой истории браузера известно, что папа посмотрел видео с исчезновением Клауса несколько раз.

     К тому же, уходя, папа обнял меня, чего обычно не делал. То есть он твёрдо намеревался набрать увиденный в ролике код. Впрочем, об этом я догадался сильно позднее, когда стал постарше.

     В тот вечер я пытался найти в сети хотя бы крохи информации о происходящем. Но всё было тщетно — сайты либо не открывались, либо транслировали заказанный властями информационный мусор о «природном феномене». В распределенных сетях информации было чуть больше — и именно там я и нашел фотографии и скрины из видео, на которых люди исчезали, набирая отличные от набранной Клаусом последовательности символов.

     Я перерисовал их на всякий случай в блокнот. Интернет исчез на самом интересном месте — пользователи Реддита сумели расшифровать фрагмент таблицы иероглифов — найти в таблице четыре иероглифа, обозначающие числительные от одного до девяти. Как стало известно потом, в этот момент один из перемещающихся из-за блокировок огоньков возник на территории частного поселка в Барвихе, переполошив живущую там элитку России.

     Перепуганные толстосумы позвонили в генштаб, потребовав ввести в России военное положение. Привычные подчиняться военные послушно козырнули, введя в действие один из заранее разработанных планов противостояния майдану, который предусматривал отключение сотовой и телефонной связи и полную блокировку интернета.

     Узнавший из новостей по первому каналу о введенном военном положении, министр обороны отменил его сразу как добрался до одного из командных центров — план блокировки всех систем связи сработал избыточно хорошо, отрубив и военные каналы.

     Как потом оказалось, подрядчики, монтировавшие особо защищенную систему правительственной связи, просто имитировали её работу, организовав передачу данных через интернет. В их действиях имелась своя логика — неработоспособность системы можно было заметить только после начала атомной войны. В которой, как неоднократно нам заявляли по телевизору, победителей не будет.

     Так что беспокоиться было не о чем.

     Именно этой причиной злые языки объясняют тот факт, что несмотря на то, что объявленное в России военное положение действовало всего 45 минут, связь в полном объеме восстановилась только спустя пару недель — когда почта России доставила до операторов бумажные письма с приказами о отмене блокировок — все остальные способы связи оказались заблокированными введенными блокировками.

     Все это время предоставленные самим себе жители России варились в собственном соку, обсуждая и передавая информацию по отрезанным от мировой сети распределенным сетям. Этим и объясняются отличные от общепринятых в мировой сети имена доступных через огоньки миров.

     Даже само уменьшительно-ласкательное название терминала транспортной сети — «ogonyok», которое, казалось бы, не совсем подходит для видимого за десятки километров столба синего пламени, произошло из-за стремления властей запретить хождение информации — в самый первый день, когда москвичи в панике бежали из города, ведущая первого канала Катя Андреева скупо обмолвилась в конце выпуска об «интересном природном явлении — вспыхнувшем на окраине города огоньке», добавив, что «изучением безвредного феномена занимаются ученые».

     Название прилипло насмерть — в русскоязычной сети огоньки называли с тех пор именно так, демонстрируя присущее русским странное чувство юмора.

     Сложившиеся в русском сегменте имена миров имели более сложную историю — выбирая имена, неизвестный автор опирался на число иероглифов, обозначающих миры в транспортной сети — их требуется всего четыре, — подобрав подходящие по смыслу четырехбуквенные слова.

     Насколько мне известно, подобного принципа подбора названий придерживались только в русскоязычном секторе интернета. В англоязычном мире названия миров содержат разное число букв. Европейские названия вообще не прижились — в Европе все пользуются английскими. В китайском и японском языках миры обозначаются иероглифами. При этом одними и теми же, хотя произносят они эти названия очень по-разному.

     Но я отвлекся.

     В тот самый первый вечер, оставшись без информации и так и не дождавшись отца, я и совершил один из самых безумный поступков в своей жизни. Точнее, первый из них.

     Оделся потеплее и пошел к огоньку. Искать отца.

     В своё оправдание могу сказать только, что мне все-таки было не десять лет, а двенадцать. Я просто молодо выгляжу — особенно без одежды. И у меня был план — я хотел позвать папу домой, так как считал что он просто завис, решая головоломку с иероглифами и напрочь забыв, что его ждут дома. Такое с ним случалось — именно поэтому я и жил по очереди то у мамы, то у отца.

     Тот огонек, к которому ушел папа, с того времени уже успел пару раз переместиться. Но я об этом не знал — так что выходя из дома, просто пошел в сторону хорошо видимого столба синего пламени, сияющего над Битцевским лесом. Идти пришлось пешком — городской транспорт не работал.

     Весь город стоял в пробках — бойцы росгвардии, пытаясь окружить скачущие по городу огоньки, потребовали от ГАИ перекрыть движение по перегруженным основным трассам — самые предусмотрительные москвичи уже начали валить из города.

     После этого город превратился в одну большую пробку. Люди выходили из машин, бросая их прямо на дороге и шли пешком в область. Многие везли вещи и детей на украденных из магазинов тележках.

     Я бежал навстречу людскому потоку, расталкивая людей локтями. Где-то неподалеку с надрывом выли сирены. Над городом, добавляя паники, носились эвакуирующие чиновников вертолёты.

     Добежав до опушки Битцевского леса, я впервые увидел огонек вблизи. Застрявшие в пробках военные пока не успели заблокировать огонек, и около и вокруг него толклось множество зевак.

     Прямо на моих глазах девушка набрала какой-то код и исчезла, оставив опадающую в воздухе одежду. Девушка была хорошенькая, и я подумал, что лучше бы исчезла одежда, а не девушка. Но тут же одернул себя — я сюда пришел не на девушек смотреть, а отца искать.

     Отца не было.

     Мне ничего не оставалось, кроме как сесть и подождать. Минуты шли, воющий звук сирен приближался, но отец не появлялся. И тут я увидел его.

     Голого старика.

     Он сразу бросился в глаза. Я успел увидеть уже несколько исчезновений, но впервые увидел появление человека на площадке. И тут меня оценило — старик гол не потому, что упертый нудист, а потому что переместился сюда через огонек.

     Значит, он знает код этого огонька.

     Я закричал: «Олд мистер, плиз!» и бросился к нему. Вблизи он оказался очень неопрятным — лохматым, с грубыми чертами лица и темной кожей. Уже потом я узнал, что это был австралийский абориген. Из какой-то совершенно запредельной глуши — английский он знал даже хуже, чем я.

     Или я просто не мог разобрать его акцент. Я кое как объяснил ему свою просьбу, он кивнул и нарисовал на глине тропинки 7 символов. Я запомнил их и сфотографировал на телефон. Выполнив мою просьбу, он вызвал панель переноса и ввел эти символы в неё.

     Точнее, попытался ввести. Первые четыре символа он ввел без проблем. Но вместо переноса всплыла вторая панель, которая просто не давала ввести следующие три символа. Введенные символы на секунду вспыхивали, словно сигнализируя о ошибке и исчезали.

     Я как-то сразу понял, почему так. Огонек не может перенести тебя туда, где ты уже есть. Поэтому ввести код огонька, в котором ты сейчас находишься, нельзя. Ну и постарался, как мог, объяснить это старику. Он тут же ткнул пальцем в другой иероглиф и исчез.

     Его потом долго по огонькам мотало, это по новостям показывали.

     Но не суть. После исчезновения старика я стоял, судорожно подергиваясь, минут пять. Дело в том, что я догадался о причине, по которой мой папа не вернулся. Причину, по которой вообще никто не вернулся оттуда, куда огонёк их перенес.

     Люди просто не знали код Земли. А я знал. И мог переместиться и сообщить им. Спасти всех.

     Версию, по которой огонек просто сжигал людей, я с самого начала считал глупой — я еще мог себе представить, поднапрягшись, сжигающих людей заживо при наборе неверного кода злодеев. А вот злодеев, сжигающих людей с сохранением одежды я представить уже не мог. Воображения не хватало.

     Вопрос был один — насколько сильно мне влетит от мамы, когда она об этом узнает. А то, что она узнает, было совершенно очевидно — обмануть её встроенный детектор лжи не получалось ни у меня, ни у папы. И вот как только я вспомнил про застрявшего там отца, всё стало очевидно.

     Как бы мне ни влетело, оставить папу без помощи я не мог.

     Решив что нужно делать, я разделся, спрятав одежду в кустах — мне совершенно не хотелось идти домой голым, а на площадке уже орудовали собирающие одежду переместившихся людей мародёры в оранжевых жилетках дворников. Потом, зябко поеживаясь и не обращая внимание на смешки, вошел в пламя и набрал код.

     

     * * *

     

     — Так ты говоришь, что знаешь код Земли, малыш? — строго, словно учительница, спросила Катя у мальчика.

     — Да, тетенька, — расплылся в язвительной улыбке малец, — хотите покажу?

     «А ты та еще язва» — подумали обе высокие договаривающиеся стороны. И тут же рассмеялись, так как решили, что всё самое страшное уже позади.

     Мальчик вызвал панель и набрал код. Дрожал он при этом совсем немного и скорее всего от холода. Стоящая за ним Катя, как старшая сестра, обхватила руками его плечи. Наклоняться при этом ей пришлось совсем немного — ростиком Катя была метр с кепкой.

     На данный момент без кепки. А так же без белья, брючек, кофточки или хотя бы полотенца. Уже было забывшая об всём этом Катя моментально вспомнила что гола как сокол, оказавшись перед группкой из нескольких молодых мужчин в мешковатой военной форме.

     Мужчины при этом были перепуганы еще больше. Не обращая на них внимания, Катя отпустила мальчика и сделав несколько шагов вышла из огонька.

     Смеркалось. Из низко нависших туч моросил мелкий противный дождик, превращая земляную площадку в озеро ледяной грязи. Где-то неподалеку раздавался надрывный вой сирен, с которым спорил возмущенный хор автомобильных гудков. На горизонте, плохо различимый в дыму пожаров, виднелся узнаваемый силуэт Останкинской телевышки. Около завязших в непролазной грязи машин военные, словно муравьи, вытаскивали разборные щиты ограждений и разматывали колючую проволоку.

     Катя вдохнула полной грудью влажный, пропавший выхлопными газами воздух: «Дом, милый дом». И, сделав пару шагов назад, вызвала панель перемещения, едва успев схватить, в последний момент, мальчишку за плечо.

     Переместившись в мир, который потом, из-за наличия пирамиды назовут ГИЗА, Катя крикнула: «Внимание! Обнаружен код Земли», после чего немедленно была атакована доброй сотней толпившихся в огоньке путешественников. Люди, что всего пару часов назад набирали код с твердой уверенностью что погибнут, напирали и толпились вокруг Кати, решив во что бы то ни стало вернуться на Землю именно сейчас.

     Катя добрых десять минут не могла вырваться из окружения — ответственные люди, которым она пробовала передать код, тут же перемещались на Землю, оставляя девушку ни с чем. Так что когда она наконец-то освободилась, площадка была почти полностью пуста — на ней оставались только несколько человек, включая старушку-переводчицу и патрулирующего ЗИМУ толстяка.

     — Где Клаус? — спросила Катя, подбежав к ним.

     — Не знаю, — пожала плечами бабушка, — лучше у Адак спроси. Она на Землю переместилась.

     — Хорошо, — кивнула Катя, начав набирать код.

     Но тут же замялась, повернувшись к собеседникам, в замешательстве сжимая и разжимая кулаки.

     — Прыгай, Катя, ищи Клауса, — правильно поняла причину её заминки старушка, — мы пока тут подежурим. Еще пару часиков потерпим, если что. К лабиринту я уже слетала, там тоже дежурный есть.

     И Катя с легким сердцем прыгнула на Землю.

     И тут же пожалела об этом. Нужно было сначала к лабиринту прыгнуть, погреться напоследок. «Ну, ничего, перед смертью не надышишься», зло сказала она, разбрызгивая ледяную грязь. Успевшие завершить ограждение огонька военные сейчас в спешке растаскивали секции ограждения, у которого толпилась приличная толпа голых людей.

     «Адак! Адак! — бросилась к ним Катя, — кто-нибудь видел Адак?»

     — I'm here, Катя — пискнула девушка, чья голова едва виднелась из огромного бушлата.

     — Где Клаус? — спросила Катя по-русски, показывая пантомимой, как ищет кого-то в толпе.

     — Клаус disappeared, — сказал Адак, добавив для ясности, — not available!

     — Какой код набрал Клаус? — не успокаивалась Катя, — what is the key?

     — I do not want to tell, — замахала руками девушка, — two missing is enough!

     — Я тебе счас патлы повыдираю, — растянув рот в широкой улыбке сказала Катя.

     Что-то в её голосе заставило Адак присесть на колени и нарисовать на грязи четыре иероглифа. Запомнив их девушка вскочила, бросившись бежать по направлению к огоньку.

     Если бы в этот момент кто-то спросил у Кати что она делает, она бы, отдышавшись и вернув трезвость рассудка, честно сказала бы, что не знает. После чего спокойно прошла бы к импровизированному фильтрационному пункту, где солдаты уже вовсю разводили костры чтобы согреть перемещенных людей. Но Катю никто не спросил. Растолкав стоящих людей, девушка выскочила на свободное пространство и понеслась в сторону огонька.

     Чтобы тут же быть перехваченной у самой его границы.

     От неожиданности Катя чуть не упала, но схвативший за локоть контрактник удержал её на весу.

     — Туда савсем нэльзя, — на ломаном русском пояснил он свои действия, — прыказ камадыра был.

     — Руку убрал, тварь! — закричала Катя и попыталась вырваться.

     Попытка не увенчалась успехом — контрактник держал крепко. Едва не свалившись в грязь, девушка поняла, что у неё не получится побороть значительно более сильного мужчину. И Катя сменила тактику:

     — Ты хоть знаешь, в кого вцепился, мразь? — ядовитым голоском поинтересовалась она у контрактника, — Я Лиза Пескова. Мой папочка каждый день Путину чай носит. Угадай, что он с тобой сделает?

     Опешивший военный перестал заламывать девушке руку, замерев в неустойчивом равновесии. Меньше всего он хотел связываться с хозяевами жизни, но и ослушаться прямого приказа ему тоже было страшно.

     «Успех надо развивать, — подумала Катя, и схватив рацию на плече у контрактника закричала в эфир, — Сушите сухарики, дурохлопы. Я Лиза Пескова, мой отец вас законопатит в такую тьмутаракань, что вы до Москвы с тремя пересадками летать будете!»

     Сказанное возымело действие — рука контрактника разжалась, а вспыхнувшая было на её груди малиновая точка лазерного целеуказателя сместилась в сторону. Катя довольно хмыкнула, «Безопаснее есть белый мышьяк, чем целиться в дочку Пескова, дуболомы».

     Освободившись, Катя добежала до огонька, но едва успела набрать пароль, как мимо неё пронеслась пистолетная пуля. Близко, практически задев плечо. Конечно, саму пулю девушка не видела, она заметила только расходящиеся от неё искажения в призрачных вихрях огонька.

     «Вот те раз!» — не успела подумать Катя, как мимо просвистела вторая пуля. Додумывать — «Вот те два!» — ей пришлось уже свалившись ничком в ледяную грязь. Приподняв голову, девушка увидела стрелявшего — от ограждения к ней, размахивая пистолетом бежал гаврик. Конечно, знаки различия на форме росгвардейца с такого расстояния были не видны, но если судить по колышущемуся пузу, звание его было никак не ниже майорского. «Настоящий полковник» — подумала Катя, пересчитав колышущиеся подбородки.

     О том, чтобы набрать код, не приходилось и мечтать — чтобы найти в таблице нужные ей иероглифы необходимо было время, которого у неё не было. Меню исправно выскакивало, но из положения лежа девушка видела только светящуюся полосу.

     Следующая пуля попала в Катю.

     На самом деле ранение было пустяковым — пуля только чиркнула по коже ягодицы, оставив кровоточащую бороздку, но Кате этого хватило. Охваченная бешеной яростью, она перекатилась вбок, к лежащему в куче одежды автомату Калашникова, машинально, как на уроках НВП, передернула затвор и выпустила длинную очередь в сторону бегущего толстопуза.

     Убивать его она не хотела. Это и не понадобилось — при первых вспышках стрельбы гаврик пал ниц, уронив в панике пистолет и разорвав брюки. Увидев это, Катя вскочила, быстро нашла и нажала нужные ей иероглифы. Через секунду о том, что здесь была Катя, напоминал только упавший в грязь автомат.

     

     К сожалению, ни Катю, ни Клауса, как и множество других людей, переместившихся по этим координатам, больше никто никогда не видел. Точку в этой истории поставил китайский исследователь, сумевший вернуться из одного из миров-нулей.

     Зазубрив до автоматизма набор кода Земли, он переместился в первый из миров-ловушек прямо из смонтированной в огоньке барокамеры с пониженным давлением. Это помогло ему прожить в вакууме несколько секунд, во время которых он успел рассмотреть заваленную костями мертвую равнину.

     Несмотря на то, что исследователь видел не тот мир, в котором пропали Катя и Клаус, они, как и остальные пропавшие, официально были признаны мертвыми. Через два года на месте где в последний раз видели Катю, ей и Клаусу был поставлен памятник — на этом настояла инициативная группа из спасенных ими людей.

     Отца я так и не нашел. И даже не узнал что с ним случилось. Ни тогда, ни сейчас, четыре года спустя, я так и не узнал код какого мира он набрал перед своим исчезновением. Мы с мамой даже не знаем в точности дошел ли он до огонька — множество погибших в те дни людей похоронены без опознания в общих могилах и власти не особенно торопятся с расследованием тех событий.

     Мать ждала отца долго, больше года. Но потом не выдержала и всё же получила свидетельство о смерти. Благо больших проблем с этим не было. Огоньки отменили множество казавшихся незыблемыми вещей — таких, например, как государственные границы. Сейчас чтобы переселиться в Австралию мне не нужно заполнять множество бумаг и годами ждать разрешения — достаточно доехать до ближайшего огонька и набрать код Мельбурна.

     Конечно, в Мельбурне мне будут не рады и наибольшее, на что я смогу там рассчитывать, будет место в палаточном городке для переместившихся лиц. Но сама эта возможность подействовала отрезвляюще на политические элиты всех стран, заставив их немного ослабить вожжи. Вернуть некоторые из постепенно урезаемых последние двадцать лет гражданских свобод.

      В отличие от мамы я не перестаю верить в то, что мой отец жив. И именно поиски отца сделали меня тем, кем я есть — сейчас если меня узнают на улице, то не как «мальчика, который всех спас», а как создателя и главного автора канала, посвященного исследованию связанных с огоньками тайн.

     Не самого популярного и не самого известного среди посвященных огонькам русскоязычных ютуб-каналов. Но определенно самого авторитетного — скажу это без лишней скромности. Мне удавалось раскрутить на интервью многих звезд этой молодой науки и задать им правильные вопросы.

     Думаю, что этому способствовала не только моя известность как «мальчика» и не мои успехи журналиста, очень пока незначительные. Главное, что помогало мне задавать правильные вопросы — моя вовлеченность. Я интересовался огоньками и всем с ними связанным не просто так. Мой интерес не являлся праздным любопытством школьника.

     Все, что я делаю на своём канале, посвящено одной цели. Узнать, что случилось в тот день с моим отцом.

     

     Несмотря на то, что я являюсь студентом расположенного в Чапел-Хилл Университета Северной Каролины, ночевал я дома, в Москве. Старому поколению сложно привыкнуть к свободе, которую дали нам огоньки — даже сейчас, когда любой человек может до завтрака побывать в дюжине мест, есть люди, которые пользуются поездами и самолетами.

     Одним из таких людей является моя мама. После исчезновения отца она решила, что не будет пользоваться огоньками. И твердо стоит на своём — даже на отдых в Турцию мы с мамой летали самолетом, словно какие-то ортодоксальные мусульмане.

     При этом мама, что удивительно, не запрещает пользоваться огоньками мне. Она прекрасно знает, что я каждый вечер прыгал обратно в Москву из той же Турции, чтобы поболтать с друзьями. Некоторые опасения вызывают у неё мои визиты в другие миры сети, но тут скорее, виноват я сам.

     Поэтому я и стараюсь почаще заскакивать домой к маме, как бы далеко я ни находился. Но именно сегодня мне не повезло — ознакомительные лекции на переходной программе затянулись надолго, плюс еще разница во времени… В общем, я добрался домой далеко заполночь, когда мама уже спала.

     Я рассчитывал с ней пообщаться утром, но когда встал, уже после обеда, обнаружил что маму вызвали на работу — одна из её подруг-сменщиц заболела и её пришлось замещать. Поскольку мама работает старшей медсестрой операционного блока, это означало, что домой она придет в лучшем случае, поздно вечером и уставшей

     И сразу ляжет спать.

     «Ничего страшного, — утешил себя я, — пересекусь с мамой в воскресенье».

     На кухне меня ждал завтрак — остывшая яичница с беконом, которую я не стал разогревать, просто полив кетчупом. Ну и попутно, чтобы не терять времени, просматривал результаты поиска на планшете — мне скоро нужно было записывать очередной, чтоб его, ролик!

     Обычно у меня есть целая очередь интересных тем для выпусков. Но я, к сожалению, успел опустошить за предыдущий месяц этот казавшийся бездонным колодец. Слишком часто, занятый подготовкой к учебе, я черпал оттуда темы ничего не добавляя взамен. Результат не замедлил сказаться — я совершенно не имел понятия с какой тайны я буду срывать покров на завтрашней записи. Прямо хоть выпуск пропускай!

     При этом затягивать с выпуском роликов — мне было категорически нельзя. Современная публика ветрена и переменчива — пропустил раз, пропустил другой… и с таким тяжким трудом собранная аудитория перебежит к конкурентам.

     Мои «корреспонденты на местах» — так, немного по книжному, я называл людей, которые время от времени скидывали мне инсайты о разных интересных событиях, увы, тоже молчали как рыба об лед.

     Поэтому, довымакав яичницу хлебом и налив кружку кофе, я принялся сортировать мусор, выловленный моим неводом в бушующем море информации. Фигурально, конечно, выражаясь. «Неводом» я называл несколько нелегальных поисковых машин, постоянно прочесывающих и интернет и непотопляемую сеть в поисках интересных мне сведений.

     Конечно, содержание собственного поисковика обходилось мне в копеечку, но оно того стоило. В легальных поисковиках, после того как из результатов поисковой выдачи последовательно удалили все нарушающие государственную цензуру данные, а именно — информацию, нарушающую или способную нарушить права несовершеннолетних, оскорбить чувства верующих, разгласить коммерческую тайну, склонять к суициду, призывать к пересмотру итогов приватизации, к нарушению территориальной целостности и исторической роли… и прочее, и прочее… не оставалось ничего, кроме рекламы. Надо ли говорить, что мой поисковик слал лесом требования государства, копирастов и юристов, игнорируя даже прямой запрет индексации страниц, указанный в файле robots.txt?

     И всё бы хорошо, вот только мой «Невод», как и настоящий невод, приносил в основном мусор, странных и нелепых морских обитателей, недельной давности падаль и прочую никчемушную дрянь. Которую приходилось сортировать ручками, ужасаясь и хихикая над очередным проявлением человеческой тупости.

     Последние несколько недель, занятый подготовкой к учебе, я саботировал это занятие и искренне надеялся, что сейчас там найдется хоть что-то, из чего можно слепить тему для воскресного выпуска.

     Тридцать минут и одну кружку кофе спустя я был вынужден распрощаться с этими надеждами. Перелопатив эти бескрайние поля плодов фильтрации, я нашего всего одну тему, которую, с колоссальной натяжкой, можно было выдать за требуемую для передачи «тайну огоньков».

     Точнее, для её подраздела «власти скрывают». Не самого интересного и популярного раздела, чего уж греха таить. Просто потому, что власти скрывали практически всё. Без особого разбора, оптом и в розницу. И заинтересовать слушателя этой темой было практически невозможно.

     Вздохнув, я открыл страницу с обсуждением случившегося и залез с ногами в кресло. Поводом для обсуждения был очередной вывих официально не существующей в стране цензуры. На этот раз пострадало телевидение.

     Страна наша велика и обильна — велика настолько, что располагается аж на одиннадцати часовых поясах. Поэтому утренние телевизионные передачи для Владивостока телекомпании вынуждены записывать в Москве вечером и потом повторять одиннадцать раз, для каждого часового пояса по очереди.

     Обычная, ничем не примечательная практика в этот раз была нарушена. Фрагмент одной из утренних передач Первого Канала, показанный на Дальнем Востоке, вызвал недовольство кого-то из власть имущих, после чего был объявлен несуществующим.

     Телепередача была экстренно перемонтирована, после чего транслировалась для остальных часовых поясов уже без этого фрагмента. Банальная для современной России ситуация. Мой интерес к ней вызвал исключительно тот факт, что объявленный несуществующим фрагмент передачи содержал интервью с экспертом по огонькам.

     Абсолютно пустое и велеречивое интервью, как и все, на что способна современная «журналистика». Собственно, даже тот минимальный резонанс, который оно вызвало в сети, сводился к обсуждению — кому, кому мог помешать этот набор рафинированных банальностей?

     Решив разобраться сам, я поискал ролик в сети. Записанный одним из фанатов телевидения, фрагмент был удален со всех официальных видеохостингов, но без проблем нашелся в непотопляемой сети.

     В ролике журналист первого канала беседовал с неизвестным мне пожилым бородатым экспертом.

     — Как вы, наверное, знаете, — забавно чавкая, вещал бородач, — меню огоньков содержит два типа записей. Ученое сообщество России называет их «яркие» и «тусклые».

     — Безумно интересно! — взмахнул руками журналист, — Как вы считаете, почему прижились именно эти названия? Какую тайну скрывают эти термины?

     — Названия выбраны исходя из того факта, — эксперт несколько удивленно посмотрел на журналиста, — что яркие записи много ярче чем тусклые.

     От испанского стыда, — когда глупости делает другой, а стыдно тебе, — мне захотелось закрыть лицо руками. «Ну, а что ты хотел? — подумал я, — телевизор смотрят сейчас, в основном, старики. Для них огоньки и все, что с ними связанно — «срамная бесовщина», — как неоднократно заявлял патриарх. Так что я напрасно пеняю на убогость телевизионных передач — какая паства, такой и пастырь».

     — Теперь, когда мы узнали этот феноменальный факт, — продолжил журналист, — эксперт расскажет нам о потрясающей воображение метаморфозе, случившейся с огоньками!

     На пару секунд мне даже стало интересно — что за нелепую дичь нам преподнесут под этим соусом?

     — Одна из ярких записей в меню, — прошамкал эксперт, подняв вверх палец, — тускнеющая в течении последних нескольких недель, потускнела настолько, что перестала вызывать появление окна для ввода пароля!

     Дослушав до этой «сенсации», я не выдержал и закрыл ролик. В данном факте не было ничего ни нового, ни сенсационного. О том, что один из пунктов в меню огонька тускнеет, было замечено еще в начале лета. И исчезновение возможности вызова окна ввода пароля — являлось одним из самых вероятных исходов трансформации записи.

     Конечно, факт сбывшегося прогноза не делал феномен объяснимым. А без объяснения причин — эта метаморфоза была просто одним из множества связанных с огоньками необъяснимых фактов. Одним больше — одним меньше… никакой разницы.

     Так почему этот факт вызвал столь бурную реакцию властей? В поисках ответа я досмотрел злосчастное интервью до конца, но ничего интересного так и не обнаружил. Эксперт, путаясь и повторяясь, достаточно точно перечислил все объяснения данного явления, выдвинутые мировым сообществом — от самой популярной, которая объясняла изменение статуса мира его разрушением, до экзотических, вроде подбора пароля путем перебора падкими на подобное китайцами. По этой версии надпись тускнела из-за «цифрового истощения». И, конечно же именно эта версия и заинтересовала журналиста, убившего остаток интервью обсуждением — изнашивается ли цифровая запись от частого использования и если изнашивается, то как?

     Пожав плечами, я стер видео к чертям. Слепить из этого дерьма самолетик не смогли бы даже титаны журналистики прошлого, а мне даже не стоило и пытаться. В первую очередь потому, что я сам не верил в криптологическую подоплеку данного скандала. Ну нет, нет в видео ничего секретного и запрещенного к показу.

     А причиной запрета являлась, зуб даю, внутренняя кухня телестудии — там тот еще гадюшник, если судить по отзывам. Два метросексуала не поделили собачьего парикмахера — а я на основании этого пытаюсь выстроить теорию заговора.

     В этот момент меня отвлек крякнувший коммуникатор. Судя по звуку — мне писал кто-то из знакомых. «Андрей! У нас аврал с передачей. Выходи, платим тройную ставку!».

     Ну, хоть что-то, обрадовано подумал я. Вот мне и занятие на день! Я займусь передачей, как в старые, добрые времена. Попутно соберу слухи, толкаясь в толпе прыгунов. Побеседую со знакомыми полицаями. Узнаю причину возникшей спешки. И ко всему прочему я заработаю кучу денег! Тройная ставка — умноженная на мою скорость — обеспечат меня деньгами на покупку учебников.

     Обрадованный, я бросился одеваться и через пятнадцать минут был уже в метро.

     

     Ближайший ко мне московский огонек располагался на окраине Битцевского парка, но там он прописался, после скачков по окраинам, всего год назад. И как следствие, еще не успел обрасти инфраструктурой. Именно поэтому я направился к расположенному в Серебряном Бору старейшему московскому огоньку, который обычно использовал в путешествиях.

     В вагоне метро, несмотря на послеобеденное время, было почти пусто. «Надо будет упомянуть этот факт в выпуске, — подумал я, — как похорошела Москва, потеряв, за последние четыре года, больше половины населения».

     Ничего удивительного в этом не было — практически любой разумный человек, при наличии выбора, предпочтет жить подальше от Москвы. Но если раньше жить вне Москвы могла позволить себе только московская элита — члены семей власть имущих и представители старейших московских кланов, имеющих приносящую доход недвижимость, то теперь эту возможность получили и рядовые москвичи. И немедленно реализовали. Да так лихо, что прошлой зимой город общей оживленностью напоминал блокадный Ленинград — все, способные набрать код доступа, перебрались в теплые края.

     Вспомнив о зиме, я поёжился. Именно в прошлую зиму, торопясь на день рождения своего школьного приятеля, я прыгнул, возвращаясь с ГИЗЫ, не в Сербор, где у меня в арендованном шкафчике хранилась теплая одежда, а на Бицу, тогда совсем еще новую. То, что в Москве мороз я знал, но рассчитывал добежать до стоянки такси.

     И совершенно без проблем добежал. До такси. Где меня ждала хорошая порция традиционного московского радушия и гостеприимства — радостно скалящиеся таксисты просили за полтора километра пути сотню тысяч рублей — примерно четверть маминой месячной зарплаты.

     Для сравнения — обратная поездка, если бы я заказывал такси через запрещенный в Москве «Убер», обошлась бы мне всего в чирик — десять тысяч рублей. Но заказать без смартфона такси к огоньку я не мог. А стоящие на площадке гиены шашечек и зеленого огонька — сговорились меньше сотни за проезд не брать. И сочувственно предлагали походить мне по уставленной их машинами площадке — может дешевле где найду?

     Именно тогда в мою гениальную голову и забрела идея — добежать до дома «как есть». Бежать-то недалеко. Летом, без особой спешки, я проходил это расстояние за десять минут.

     И я побежал.

     И практически моментально понял свою ошибку. Бежать голыми ступнями по льду было чудовищно, невообразимо холодно. А еще лед скользил и резал подошвы. На самой площадке огонька я этого не замечал — власти выстелили её покрытием из вспененной резины и подогревали тепловыми пушками.

     Но вернуться, признав свою ошибку, и смиренно потерять час, прыгнув на Сербор, я не мог. Мешала ущемленная гордость, самомнение и прочие мужские тараканы.

     Околевая от холода, я бежал, закрыв лицо сложенными чашечкой руками, падал, раздирая в кровь колени и дальше бежал… Спасся я тем, что заскочил погреться в первый попавшийся на пути теплый подъезд, где конечно же нарвался на отправившуюся выносить мусор дряхлую пенсионерку. Бывшую, очевидно, не в курсе произошедших в общественной морали перемен, поскольку обозвала извращенцем, огрев по хребтине тростью.

     В вагон, тем временем, словно подтверждая мои мысли об изменившейся морали, вошла парочка ничевоков. Точнее, ничевок и мартышка, поправил я себя, оглядев обнаженную фигурку девушки.

     Ничевоками сейчас называли путешествующих через огоньки обывателей, которые, попав в другой город, не утруждают себя покупкой одежды. Это выражение пошло от одного из первых телерепортажей восстановленного после сумятицы первых дней телевидения — обнаружив в ГУМе парочку гуляющих по торговому центру провинциалов, которые переместились в Москву через горящий на Красной площади огонек, репортер ехидно поинтересовался — не стыдно ли им гулять по центру нашей родины с голыми задами?

     — Неа, — спокойно ответил мужичок, — нам ничево так.

     — Зато Москву посмотрим, — добавила его спутница, — а те, кому стыдно, могут отвернуться и не смотреть.

     После чего словечко пошло в народ, плотно прилипнув к этой разновидности путешественников. Обидного в нём ничего не было — как вы уже поняли, я и сам частенько путешествовал ничевоком.

     С мартышками чуть сложнее. Поначалу кто-то из политиков употребил выражение «голые мартышки» в адрес путешествующих через огоньки женщин, но со временем так стали называть только тех путешествующих ничевоком девушек и женщин, на которых задерживался взгляд.

     Злые языки говорят что многие мартышки выбирают такой стиль путешествия, даже имея возможность одеться. Не берусь судить. Сам я всегда одевался, если на выходе из огонька имелась бесплатная одежда. Но я и не девушка — так что моё мнение по данному вопросу несущественно.

     В Москве, кстати, с бесплатной одеждой было совсем никак. Мэрия одно время, когда наплыв посещающих Москву ничевоков был особенно велик, приняла постановление о снабжении всех желающих бесплатными комплектами одноразовой одежды.

     Но поскольку около всех московских огоньков имеются торгующие одеждой магазины, в которых цивилизованные туристы приобретали комплекты одежды для посещения города при помощи привязанных к отпечаткам пальцев банковских карт, бесплатная одежда не прижилась. Деньги на её приобретение успешно уходили из бюджета, однако саму одноразовую одежду, переместившись в Москву, найти было нельзя. Она всегда была в статусе «Только что закончилась» — вынуждая туристов покупать втридорога китайский ширпотреб.

     Тех туристов, что поскромнее, естественно. Не таких, как вошедшая в вагон парочка — у которых из одежды были рекламные шарфы от Мегафона — которые раздавали всем желающим на выходах из огоньков уже вторую неделю. Войдя, путешественники спокойно уселись в конце вагона, постелив на скамьи бесплатные газетки «Metro Москва» — что выдавало в них бывалых путешественников.

     

     Доехав до Щуки, то есть до станции метро Щукинская, я пересел на идущий прямо к огоньку бесплатный автобус. Основной его задачей, понятное дело, была транспортировка прибывших в Москву господ путешественников в торговый центр Щукинский, чтобы они в тепле и комфорте подобрали себе одежду.

     Но организаторы не стали жлобиться, решив не гонять автобус обратно пустым и разрешив попутную загрузку. За что я им, без всякого сарказма, благодарен. Единственным минусом являлась привычка их водителей бесконечно долго стоять на остановке, ожидая чтобы автобус набился с горочкой.

     Но в этот раз мне повезло — стоящий на остановке автобус был практически заполнен. Я протиснулся в салон, чувствуя себе немного неловко из-за нормальной одежды. Не люблю выделяться из толпы. Кроме меня практически все остальные пассажиры были ничевоками или погорельцами — еще одной забавной категорией путешественников, прозванных так потому, что, отправляясь в путешествие через огонек, они одевались в поношенное старьё, которое им не жалко выбросить, добравшись до огонька.

     В отличии от ничевоков, к которым довольно быстро все привыкли, погорельцы были любимой темой у петросянов из социальных сетей — большую часть информационного мусора, который приносил мне невод, составляли фотографии семей в мешках из-под сахара, старушек, вытягивающих тонкие шеи из вытертых до проплешин шуб, завернутых в газеты детей и девушек, с абажурами от ламп вместо платьев.

     Ехать до огонька было всего ничего, так что я даже не стал вытаскивать сотовый, предпочитая смотреть в окно. Погода стояла унылая — низко нависшие тучи собирались разразиться мелким дождиком, но, слава богу, относительно теплая. Что не могло не радовать — если я всё-таки решу поработать.

     Выскочив из автобуса, я протиснулся через толпу поспешно раздевающихся и разматывающихся погорельцев — оставлять одежду непосредственно в зоне перемещения считалось дурным тоном — я двинулся обратно, в сторону от огонька. Просто я не особо богат, а арендная плата для окружавших огонек торговых рядов прямо зависит от близости к огоньку, поэтому арендованный мной шкафчик для одежды находился довольно далеко от эпицентра.

     Но моментально изменил планы, увидев сидящего на открытой террасе одной из местных кафешек похожего на нахохлившуюся синичку полицая. Этого полицая я знал. Несколько месяцев назад у него пропал ушедший в огонек сын-подросток, и я активно участвовал в поисках — и сам посвятил этому несколько выпусков и упросил своих знакомых из настоящих СМИ разместить портреты на первых полосах и главных страницах.

     И хотя пропажа нашлась спустя несколько дней без какой-либо связи с развернутой мной кампанией — поругавшийся с отцом школьник все это время отсиживался на даче у одноклассника — полицай мою помощь не забыл, сказав, что я могу обращаться к нему за помощью при любых жизненных трудностях.

     «Таких как сейчас, — подумал я, — ибо полное отсутствие тем для выпуска, вне всякого сомнения, является жизненной трудностью». И войдя в кафешку, быстренько заказал две порции оладушек с кленовым сиропом. Одну из которых поставил на стол перед полицаем.

     — О! Оладушки! — деланно удивился полицай и, оглянувшись на меня, добавил, — Привет четвертой власти!

     — И вам того же и по тому же месту, — чуть более резко чем хотел, поздоровался я.

     Полицаю было под полтинник, и он до сих пор помнил времена, когда люди верили, что журналисты являются реальным противовесом властям, а не просто озвучивают позицию тех, кто больше заплатит.

     — Сенсации ищешь? — пробурчал, с набитым ртом полицай.

     — Склоняюсь перед мощью вашей дедукции, — вздохнул я, отрезав себе кусочек оладьи.

     — Это элементарно, — расплылся в улыбке полицай, ткнув в мою сторону нанизанным на вилку кусочком сдобы, — последняя передача дней десять назад была. Выбиваешься ты из графика, Андрюшенька. Но я тебя, скажу прямо, не порадую.

     — Я понимаю, закон не позволяет… — с притворным смирением вздохнул я, устремив взгляд на укрепленную на груди полицая камеру видеорегистратора.

     — Нет, не понимаешь, — все так же улыбаясь, продолжил толстяк, — камера нас не пишет. У неё аккумулятор барахлит. Так что я бы рассказал, было бы что рассказывать. Но увы. Ничего интересного. Уныние и запустенье.

     — Ну, не скажите, — отбил подачу я, — что-то по любому происходит, раз вас, сотрудников управления, в поля выгнали.

     — Та… — неопределенно махнул рукой полицай, откинувшись на спинку жалобно заскрипевшего пластикового стульчика, — начальство блажит. Мартышку отправили искать.

     — Ну, ну, рассказывай, — тут же сделал стойку я, — что та мартышка натворила?

     Мартышки, ровно как и новости, с ними связанные, очень интересовали мою аудиторию. Один из моих ранних репортажей, когда я в течение нескольких часов следовал за стайкой идейных мартышек по всему миру, до сих пор числится в топах по числу просмотров. Хоть и был постановочным — я заранее согласовал с руководством банды маршрут, вдоль которого меня ждали волонтеры со сменными видеокамерами.

     — А нечего рассказывать-то, — вздохнул полицай, — всё, что мне известно, это вот эта фотка, — он развернул черно-белую, явно распечатанную на принтере бумажку с фотографией молодой женщины.

     — Симпатичная, — сказал я, слегка покривив душой.

     Женщине на фотографии было лет двадцать восемь — тридцать, и она была скорее интересная, чем действительно красивая. На худом лице резко выделялись мимические морщины, говоря о решительности характера. Скрученные в пучок светлые волосы, чей оттенок я не мог различить, намекали на её европейское происхождение. Скандинавка или финка, подумал я.

     — Все они симпатичные, — вздохнул полицай, — пока молоденькие…

     После чего, привстав, начал выбираться из обхватившего его зад пластикового кресла. Аудиенция была закончена. Быстренько запихнув в рот, чисто чтобы добро не пропадало, остатки оладушек, я вышел из кафе, поспешив в сторону переодевалки, в которой хранил вещи.

     Войдя, я набрал на терминале свой номер и пароль, постоял пару минут, ожидая, пока роботизированная система найдет и доставит мой бокс, после чего сделал то, чего еще ни разу в своей жизни не делал. Отправился в находящуюся в конце зала кабинку для переодевания.

     Обычно я, впрочем, как и все остальные посетители, одевался или раздевался, складывая одежду в бокс, прямо тут, не отходя от кассы. Идея воспользоваться занавешенной плотной тканью кабинкой, мне даже не приходила в голову — какой смысл стыдиться, если всё равно выйдешь отсюда без одежды. Ну, или уже без одежды вошел.

     Тем сильнее было моё удивление, когда я, распахнув шторки переодевалки, обнаружил там полураздетую женщину средних лет. Которая взвизгнула, закрыв грудь руками и возмущенно запахнула шторки. Чтобы через несколько секунд выйти уже полностью раздетой, фыркнуть в мою сторону, и пойти сдавать контейнер с одеждой.

     Но мне было не до выкрутасов чужой стыдливости. Заскочив вовнутрь переодевалки я быстро отцепил от толстовки значок «Звездного Пути» и чертыхаясь, подключил к его магнитным застежкам пару проводков от паэурбанка. В следующую секунду вякнул мой сотовый, сигнализируя об установленном со значком беспроводном соединении.

     Порывшись в меню, я перекачал на телефон несколько последних видеофайлов. Да, да — значок треккера, который я гордо ношу на футболке, является трекером, записывающим все происходящее со мной. Естественно, в России подобное устройство было полностью незаконно — так что при использовании его мне приходилось пользоваться мерами предосторожности. И никогда не использовать записанные с него файлы в своих передачах.

     Поводив ползунком, я нашел вполне приличное изображение фотографии мартышки. После чего сбросил несколько самых удачных фрагментов одному из знакомых фрилансеров, выполняющих разные сомнительные поручения, приписав «Поищи женщину в общей базе. Оплату гарантирую».

     Понятное дело, что точно такой же поиск с гораздо более высокой точностью провели сами полицаи, так что ничего нового я не открою. Но, по крайней мере, буду знать что за девицу они так рьяно ищут. А узнав имя, я найду её контакты, её страницу и прочее, прочее, прочее… что поможет мне узнать, что с ней случилось.

     И первым выложить в сеть, подняв свой индекс цитирования. Ой-ла-ла! Да я, кажется, ухватил сенсацию за хвост. При чем сам, без наводки со стороны информаторов! Без СМС и утомительного застирывания!

     Будучи в приподнятом настроении, я быстренько покидал одежду в контейнер и радостно подкидывая его в руках выскочил из кабинки. После чего, поставив контейнер на рапид-ленту, что означало что я снова затребую его в ближайшие несколько часов, я выскочил на улицу и поспешил к огоньку, глупо улыбаясь идущим навстречу людям.

     

     Чтобы в следующую секунду задохнуться от резкого, болезненного удара кулаком под дых. Это было так неожиданно, что я на секунду выпал из реальности, испуганно озираясь по сторонам.

     — А вот и наш член-корреспондент, — раздалось за моей спиной язвительное детское сопрано.

     И меня обошла, разгневанно упирая руки в бока, Алёна Федорова, двенадцатилетняя дочь одной из маминых подруг.

     — Привет, Алёнка, — сдержанно улыбаясь поздоровался я, гадая что вызвало приступ ярости девочки.

     — «Алёна, дай интервью, — зло передразнила она меня, повторив слова, сказанные мной пару недель назад, — будет весело!»

     — Нет, ну а что? — тут пришла очередь возмутиться мне, — интересно же побеседовали. Ты самая молодая из цифровых курьеров. У ролика под сотню тысяч просмотров!

     — То есть ты признаешь, что ролик в сеть выложил! — возмущенно выпалила девочка.

     — Прости? — услышанное мной было настолько диким, что я поначалу даже не понял, — Алёна, ты чего? Когда ты, в красивом платье и с заплетенными косами пришла в студию вместе с мамой, ты что, не понимала, что мы интервью для ютуба записываем?

     — А зачем ты меня о работе расспрашивал? — продолжила возмущаться Алёна.

     — Потому что это интересно моей аудитории! — рявкнул я, — мне что, нужно было снимать как мы с тобой посылки из Китая распаковываем? Мой канал посвящен огонькам, — тут я позволил себе театрально воздеть руки, — и всё, что я рассказываю, связанно с их тайнами.

     — Ну и дурак, — неожиданно для меня шмыгнула носом девочка.

     — А случилось то что, Алёна? — спросил я, став на одно колено и зажав её пальцы в руках, как когда-то делал мне папа.

     — А то, — уже без особой злости сказала она, — что мои одноклассники ко мне на работу сегодня утром экскурсию устроили.

     — Ну а что тут такого? — спросил я, всё еще не понимая в чем ужас случившегося, — у тебя хорошая работа. Всем это интересно.

     — Я им интересна, а не моя работа, — разделяя слова паузами, словно говоря с маленьким ребенком сказала девочка, — после просмотра твоего ролика сюда три четверти класса притащились. Мальчишки все, ну и половина девчонок. Встали вокруг меня, все одетые. И смотрят. Ну, а я вот так вот! — и она театральным жестом развела руки.

     — А… ну да, — вздохнул я, поняв, что произошло, — нехорошо получилось. Извини.

     — Проехали, — подвела итог беседы Алёна, уходя вперед, — впредь будь умнее.

     — А я могу чем-то тебе помочь? — бросился вдогонку я, — ну, с родителями их поговорить, например.

     — Тебе всё неймется, спаситель хренов? — сверкнула глазами Алёна, — хочешь чтобы на меня посмотреть еще и их родители пришли? Со своими обидчиками я сама разобралась.

     — Как разобралась? — во мне внезапно проснулся репортер, и я бросился вдогонку за уходящей девчонкой.

     — Они прямо в огонек зашли, — Алёна расцвела хищной, плотоядной улыбкой, — чтоб лучше меня видеть. А я решила, что это очень невежливо, когда все одетые, а ты нет. И исправила несправедливость. Как сумела.

     — Постой, то есть ты… — обмер я, примерно представляя, что услышу дальше.

     — Вызвала меню, набрала код ЗИМЫ, схватила Алину за руку, она у них за главную и перенеслась вместе с ней, естественно. А её одежда вся тут осталась, вместе с никабом, — Алёна мрачно захихикала.

     — Но ты ведь вернула девушку назад?

     — Ага. Как только догнала. Она с перепугу от меня там втопила. Когда мы назад вернулись, то оказалось, что несколько парней уже успели за нами прыгнуть. И пара девчонок. Мы как раз за сестрами Уткиными появились, эти две овцы как раз свои сотовые расчехлили, чтоб наше возвращение заснять. Ну, я их тоже через огонек переправила.

     — Надеюсь, что не на ЗИМУ, — простонал я.

     — Не на ЗИМУ, — вздохнула девочка, — с ЗИМОЙ вышел перебор, признаю. Я их на ПЛЯЖ отправила, откуда они сами назад прыгнули. К тому времени все мои одноклассники уже запись вели, так что наши близняшки теперь телезвезды. И вполне заслуженно, девочки они одаренные, — тут Алена изобразила руками в воздухе что-то напоминающее снежную бабу.

     Я застонал от охвативших меня нехороших предчувствий. Несмотря на то, что я имел ко всему этому крайне малое, касательное отношение — было ясно, что виноватым, в итоге, признают именно меня.

     — А что у нас с работой? — спросил я чтобы сменить тему.

     — Просто ужас какой-то! — вздохнула Алёна, — боюсь, что мы до вечера не управимся. Огромный массив передаем.

     — Тогда приступаем, — сказал я, и подошел к расположенным у самого края огонька ряду компьютерных терминалов.

     Обычно их обслуживал ленивый нерасторопный техник, которого сейчас нигде не было видно. Но не успел я спросить, куда он запропастился, как техник шагнул к терминалу прямо из иллюзорного пламени. Я удивленно присвистнул — обычно Дуся, — так мы называли техника между собой, мнил себя начальством, не опускаясь до работы вместе с остальными курьерами. Но вот поди же ты — работает. Не ахти, правда, как — на его терминале виднелась всего одна группа символов, — но всё же трудится в общем строю.

     Что-то крупное в лесу издохло, не иначе.

     — Привет, Андрюха, — обрадовано улыбнулся Дуся, — помочь нам пришел? Вставай в строй, мы совсем зашиваемся. Сколько групп возьмешь?

     — Давай две, — сказал я, — для разогрева.

     — А сдюжишь? — нахмурился техник, — давно ведь не работал.

     — Сдюжу, — отмахнулся я, — у меня айкью выше крыши.

     И тут же услышал ехидное хмыканье наблюдающей за нами Алёны. Бросив взгляд на её терминал я увидел что девочка работает с шестью группами символов. Ну да, Алёна лучший курьер из всех, кого я знаю. А возможно и просто лучший.

     В следующую секунду я постарался выбросить эту, да и все другие мысли из головы, думая только о горящих на мониторе двух группах по девять символов. Запомнив их, я вызвал меню и отработанным до автоматизма движением набрал код ГИЗЫ.

     В следующую секунду меня обдало теплым, моросящим дождем чужого мира. Сделав шаг вперед, я вышел из огонька, оказавшись перед монструозной квадратной клавиатурой, размерами не меньше метра, перед которой возвышался крохотный подслеповатый монитор на электронно-лучевой трубке. На Земле подобные мониторы вымерли еще до моего рождения, но здесь, на ГИЗЕ, этот монитор являлся пиком технологий и вершиной технической мысли. Просто потому, что был собран в этом мире, с нуля, из местных материалов.

     Впечатляющее достижение человеческого разума, которым можно гордиться. Земные инженеры, попав голыми и босыми в этот мир, сумели найти металлы, изготовить примитивные металлические инструменты, при их помощи изготовить инструменты более сложные… в общем, пройти за четыре года путь, занявший на Земле более пары сотен лет.

     Скептики, правда, утверждают, что путь технического прогресса и тут занял не меньше нескольких сотен лет — благо пирамида, время в которой, при путешествии вглубь, течет быстрее и быстрее, находится тут под боком. И что известны случаи, когда госслужащие, уехав на пару дней в командировку, возвращались, постарев в одночасье на несколько лет. И что сопоставимого прогресса в других мирах, где нет волшебной пирамиды, не наблюдается, увы и ах.

     Как человек, вплотную занимающийся тайнами огоньков скажу, что истина где-то посередине. С одной стороны, мир ГИЗЫ, даже без пирамиды, прямо способствует прогрессу. Здесь много металлов — метеоритного железа, залежей меди и золота. Местная древесина прочна и легко обрабатывается. В развалинах города имеются остатки местных цифровых машин, некоторые из них ученые даже сумели запустить.

     Но и фактор пирамиды тоже не стоит сбрасывать со счетов. В пирамиде работали и работают исследовательские группы всех крупных государств, университетов и корпораций. Если не отходить далеко от входа, то это сравнительно безопасный и мирный артефакт с предсказуемым и понятным воздействием.

     Скептики, правда, и тут сумеют возразить, напомнив что в «мирной» пирамиде пропало людей больше, чем во всех остальных, считающихся смертельно опасными, мирах. Ну а я напомню им, что слова «пропал» и «погиб» — имеют принципиально разное значение. Что большинство из пропавших в пирамиде людей вовсе не погибли в ней, а прожили всю свою жизнь, до старости, на одном из множества подземных ярусов. И что эта жизнь вовсе не напоминала тюремное заточение — ручаюсь собственным опытом…

     Ведя эту мысленную беседу, я перемещался с ГИЗЫ на Землю, запоминая и перенося в памяти группы символов, реализуя единственно доступный нам способ передачи информации из мира в мир. Запомнить, переместиться, набрать. Запомнить, переместиться, набрать. Запомнить, переместиться…

     Расскажу немного о символах, которые я переношу из мира в мир. Сначала были цифры. Люди запоминали рассчитанные на компьютерах числовые последовательности, содержащие, помимо чудовищно плотно упакованной информации, некоторые внедренные закономерности, позволяющие проверить — насколько правильно человек перенес пакет.

     Довольно быстро выяснилось, что люди плохо запоминают цифры. Не все люди, конечно, встречались и уникумы, вроде Алёны, способной в свои двенадцать запоминать текст абзацами, но в целом, увы, передача цифр шла медленно и неуверенно. Попытки ускорить процесс перейдя на сочетания слов, способных, потенциально, вместить гораздо больше информации, убыстрили процедуру передачи, но не были оптимальным решением — слова нужно было набирать на клавиатуре, что требовало времени.

     И тогда кем-то из яйцеголовых было предложено оптимальное решение — кодовая таблица из восьмидесяти одного иероглифа. Теперь вместо того чтобы запоминать длинное число было достаточно запомнить базовый блок, состоящий из девяти иероглифов, после чего, перескочив через огонек в другой мир, последовательно нажать на клавиши с этими символами на клавиатуре приёмного устройства.

     Быстро. Удобно. Практично.

     На самом деле в устройстве использовались не иероглифы, а пиктограммы, разбитые на девять групп: эмоции, животные, геометрические фигуры… но команда курьеров называла их именно так — видимо, по аналогии с иероглифами меню огонька, выполняющих, судя по всему, схожие функции.

     Конвергенция рулит! Сходные задачи решаются сходным образом и никак иначе.

     

     Из транса, в который я вошел, выполняя сложную, требующую концентрации работу, меня вытащила Алёна. Буквально вытащила — выдав в приемный терминал очередную порцию данных, я шагнул было в огонек, машинально вызывая таблицу переноса, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг нас, так что девочке пришлось буквально повиснуть на мне, чтобы вернуть в реальность.

     — Гляди, что делается! — воскликнула она, возмущенно растирая отдавленную мной ногу.

     — Ась? — спросил я, всё еще находясь во власти вытесняющей разум монотонной работы, — мы что, уже все передали?

     — Проснись, корреспондент, — Алёна постучала мне по лбу, для чего ей пришлось привстать на цыпочки, — у нас тут бунт назревает.

     — Какой бунт? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

     — Народный, — фыркнула девочка, обводя площадку огонька руками, — можно подумать, другие бывают.

     Я с удивлением огляделся. Обычно полупустая в это время суток, площадка была заполнена множеством материализующихся людей. В основном мужчин, преимущественно молодых, хотя в толпе мелькали и женщины, и стайки вездесущих мартышек. В основном европейцев, если судить по цвету кожи, но с множеством других этнических включений. Появляющиеся на площадке люди, замерев на секунду, чтобы сориентироваться, сходили с площадки, двигаясь в сторону пирамиды.

     — Охранники доступ в пирамиду закрыли, — сказала Алёна, — пойдем, посмотрим.

     — А данные… — неуверенно возразил я, — может, закончим работу?

     — И это говорит надежда нашей свободной журналистики, — возмутилась Алена, — ты должен там, в первых рядах, с камерой стоять. Идем, я сказала Дусе, что у нас перерыв на полчасика. Нам нужно сахар в крови поднять.

     — У меня сейчас нет камеры, — уныло возразил я, протискиваясь вслед за Алёной сквозь толпу.

     Мелкой и юркой девчонке сделать это было гораздо проще. Я еле успевал за ней, пару раз столкнувшись плечами с прибывающими парнями, но не вызвав обычной в таких случаях агрессии — люди прибыли сюда с какой-то важной целью и не отвлекались на пустяки.

     Но я все равно облегченно выдохнул, когда мы наконец выбрались из основного потока идущих к пирамиде людей и Алена выпустила мою руку. Мы оказались у самого края выстроенной вокруг огонька площади. Мрачные развалины, так напугавшие меня в мой первый визит сюда четыре года назад, местная диаспора привела в порядок — что-то разобрав, а что-то и перестроив. Выстроив из получившихся стройматериалов сотни баров, пивнушек и кафешек, торгующим буквально всем, что можно вырастить или привести в этот мир. Алкоголем и плотскими утехами, если кто не понял намека.

     Оставив меня на пару минут, Алена вернулась, неся в руках два бумажных стаканчика с горячим шоколадом, заставив меня удивленно присвистнуть — цены в этих барах было просто конскими. Владельцы объясняли это тем, что вынуждены оправдывать расходы на селекцию, при помощи которой из местных растений были выведены сорта, напоминающие земные кофе, табак и шоколад, но мне их доводы не казались особо убедительными — провести селекцию растений, имея доступ к контролирующей время пирамиде вовсе не было безумно сложной затеей. Так что дороговизна местных напитков объяснялась тем, что торговцы вкладывали в них свою жадность — помимо прочих ингредиентов.

     — Держи, — сунула мне в руку горячий стаканчик Алёна, и добавила, верно истолковав мой удивленный взгляд, — я могу себе позволить.

     «Всё верно, — вздохнул я, — можешь». Несмотря на юный возраст, Алена зарабатывала на передаче данных заметно больше матери, при этом, из-за своего таланта, не особо перетруждаясь.

     По земным меркам горячий напиток в стаканчике был чудовищно, невообразимо сладок. Но его сладость отлично сочеталась с природной горечью натурального — других тут нет — местного какао, делая напиток шедевром кулинарного искусства. Ну, или шедевром его делал мой остро нуждающийся в сахаре мозг.

     — Что там за мятеж-то произошел? — спросил я, когда мы, медленно, чтобы не расплескать горячий шоколад, двинулись вслед за идущими к пирамиде людьми.

     — Бунт, — поправила меня Алёна, — чья-то неизвестная охранная фирма перекрыла вход в пирамиду.

     — Мятеж, бунт… — вздохнул я, — какая разница?

     — Ну, не скажи, — язвительно заметила девочка, — мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе. А я хочу, чтоб у парней все получилось.

     — То есть ты уже определилась с командой, за которую болеешь? — спросил я.

     — Конечно определилась. Какие у меня еще варианты есть? — удивленно посмотрела на меня Алёна, — люди, что все запрещают, у меня уже вот где сидят! — она постучала себе по тонкой шее, — знаешь, сколько возмущений было, когда я курьером работать начала? Всё крупное начальство на своих майбахах к маме в больницу съехалось — слыханное ли дело, дочка её сама себе на хлеб зарабатывает!

     — Умная ты, — вздохнул я, — сама по себе дозрела до мысли, что все запреты власть имущие миллиардеры вводят для того, чтоб ты в их число не вошла.

     — Я так им и сказала, — улыбнулась девочка, — я до начала разговора погуглила, сколько и какой недвижимости принадлежит детской омбудсменше, что у них за главную была, и сказала, огласив весь список, что с радостью брошу сей непосильный для ребенка труд, если она мне одну из этих квартир подарит.

     — Ну, а она чего? — заинтересованно спросил я.

     — Она аж поперхнулась от ярости. «На чужой медок не разевай роток, — бросила она мне, — деньги на эти квартиры я заработала». А я в ответ: «А мне почему мешаете заработать?». Дальше она заявила, что заработала честно, не нарушая законов о труде — но над этим уже все присутствующие медики ржать начали.

     — Эх, — вздохнул я, — жаль, что ты на интервью об этом не рассказала. Бомба, сущая бомба!

     — Потому и не сказала, — отмахнулась Алена, — что не дура. Я же не победила тогда. Омбудсменша просто собрала свиту и свалила. И всё — заведенное в опёке дело не прекратили, так что в любой момент меня могут в патронажную семью передать. Задержусь я в той семье, понятно, ровно столько, сколько дорога до огонька займет, но доводить до этого мне бы не хотелось. Маме работа в больнице нравится и менять страну проживания она не хочет.

     — Моя тоже не хочет, — вздохнул я, и добавил, — неужели эти не понимают, что на таких работниках вся больница держится? Вот уйдут они, а лечить кто будет?

     — А что им наша больница? У них свои больницы есть, — ответила Алёна, и мы некоторое время шли молча.

     Мимо нас текла река из спешащих к пирамиде людей.

     — Всё-таки, что там происходит? — спросил я, чтобы сменить тему.

     — Я же сказала, — буркнула Алёна, — анальное огораживание. Власти решили ограничить доступ в пирамиду — ввели какие-то пропуска.

     — И всего-то? — спросил я, — вон, КРИТ уже четыре года как огорожен, и никто особо не протестует.

     — Потому что туда никто особо и не стремится, — парировала Алёна, — всех дураков, что в наличии были, первый год выкосил. А новые пока не нареспанились.

     — Тоже верно, — кивнул я.

     С людьми, которые охраняли КРИТ я был шапочно знаком. Ну, как шапочно… Они меня поймали, когда я решил о том мире личное впечатление составить. Точной даты я сейчас не вспомню, но вскоре после появления огоньков.

     Примерно во время триумфального турне «Выжившего в Лабиринте» Семена, по всем телеканалам. Его как раз только что выписали из больницы, и он, переходя из студии в студию, улыбался, махал рукой публике, произносил дежурные фразы соболезнований по поводу исчезновения Клауса и Кати, рассказывая как сумел выжить в лабиринте.

     История эта с каждым повтором обрастала живописными подробностями, становясь всё более и более невероятной. А еще Семена на каждой передаче сопровождала новая девушка, которую Семен представлял как свою подругу. Только не считайте, пожалуйста, что я ревную к его славе — было бы к чему. Семен выжил только потому, что обитающее в лабиринте нечто в первый день обожралось. Или не прочухалось после спячки.

     Мной же, когда я переместился на КРИТ, руководил скорее научный интерес. Я хотел составить личное впечатление от мира, побеседовать с людьми, что собираются у ворот… в общем, произвести рекогносцировку на местности. Заходить вовнутрь лабиринта я не собирался. Ну, во всяком случае, не дальше лежащей сразу за воротами безопасной площадки.

     По крайней мере, такой у меня был план.

     Переместившись, я словно оказался на какой-то деревенской ярмарке в палеолите. Прибывающие выстроили на небольшом отдалении от огонька какое-то подобие доисторической деревни — сложив из попадающихся в песке камней невысокие стенки, выгородив куски пустыни и ревностно охраняя их от слоняющихся по песку зевак.

     На импровизированных площадях вещали десятки обожженных местным безумным солнцем пророков, собирая толпы слушателей. То тут, то там в толпе вспыхивали драки — жители диких аулов, одурев от вида обнаженных женщин, бросались на них, после чего сбегали, выплевывая выбитые зубы — за женщин вступались более физически крепкие европейцы и американцы, а ножей, которыми горцы любили ставить точку в подобных конфликтах, у них не было. Между взрослых, сбившись в стайки, носились дети и подростки всех земных рас.

     Вдоволь нагулявшись по этому импровизированному базару, я наконец-то решил сделать то, за чем, собственно, пришел. Осмотреть лабиринт. Для чего пошел вдоль стены, разглядывая огромные, больше человеческого роста, глыбы камня. Заинтересованно оглядел компанию из нескольких мужчин, складывающих из камней ведущую на стену лестницу.

     Помнится, я даже подошел и сказал руководящему строительством мужчине, что постройка займет не меньше года. Мужчина устало отмахнулся — сказав, что этот факт не помешает ему достроить лестницу. Удивительно, но мы оба оказались правы — в прошлом году международный проект, названный в честь организатора «Лестницей Якова» наконец-то был завершен.

     Но не увенчался успехом.

     Первые поднявшиеся на стену люди увидели заполненное тысячами и тысячами крыш пространство, не дающее ничего к разгадке тайны лабиринта. А попытка группы смельчаков пройти в центр лабиринта по крышам, спустившись со стены на сплетенной из волос веревке, предсказуемо не увенчалась успехом — группа навсегда исчезла, зайдя в невидимое со стены пространство за скатом одной из кровель.

     Впрочем, не буду отвлекаться.

     Тогда, побеседовав со строителями, я обошел импровизированный морг, в котором лежали первые погибшие — с десяток человек с разбитыми в драке черепами и парочка разбившихся альпинистов, которые уже начали на жаре вонять, и наконец вышел к высеченным в камне воротам.

     Где и был схвачен за плечо. Сильно, но аккуратно. Подпрыгнув от неожиданности, я оглянулся, увидев несколько сидящих в тени створа ворот крепких мужчин средних лет.

     — Туда нельзя, мальчик, — сказал один из них, поняв что я из России.

     — Это еще почему? — возмутился я, — это свободная планета. Тут можно ходить где вздумается!

     — Вот и ходи, — с нажимом, но без агрессии сказал мужчина, — отсюда.

     — Но я хочу туда, — возразил я, показывая за ворота, — и что теперь? Вы меня остановите?

     — Именно, — вздохнул мужчина, — там внутри зло. Давай не будем кормить его людьми.

     — А кто вас уполномочил? Кто вам разрешил? Кто назначил? По какому праву вы вообще тут вот? — возмущенно выпалил я. Не забывайте, мне тогда было всего двенадцать и я только что потерял отца.

     — Мы — те, кто стоит над пропастью во ржи, — услышал я женский голос.

     Повернувшись, я увидел женщину средних лет, стоящую со сложенными на груди руками.

     — Представь себе, что ты видишь как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи, — спокойно, словно читая книгу, сказала она, — Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме тебя. А ты стоишь на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? Дети играют, носятся как оглашенные, и не видят куда бегут. И могут сорваться в пропасть, многие уже упали. Станешь ли ты ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть?

     — Ну, да, — подумав, согласился я, — стал бы. Это было бы правильно.

     — Тогда почему ты возмущаешься, когда это делаем мы?

     — Потому что ловить нужно детей! А я не дети! Я прекрасно понимаю, что делаю. Я просто хотел зайти вовнутрь и посмотреть на лабиринт от входа. Катя туда заходила и ничего с ней не случилось, — возмущенно выпалил я.

     — И где та Катя? — вздохнула женщина.

     — Она не здесь пропала, она отсюда вышла нормально, это потом она пропала… — завозмущался я, но меня уже развернули в сторону огонька, и хлопнув по спине отправили восвояси.

     Домой я, понятное дело, не пошел. Я присоединился к снующей между взрослыми стайке подростков из России и мы до поздней ночи прыгали между мирами, упиваясь летом, солнцем и свободой. Это, наверное, был один из лучших дней в моей жизни.

     И прожил я его исключительно благодаря стражам. Тем мужчинам и женщинам, которые не наслаждались солнцем и морем ПЛЯЖа, а сидели в жарком и пыльном мире КРИТ, спасая от смерти прекраснодушных дурачков вроде меня. Без них я бы обязательно там погиб. Почему я в этом уверен? Да потому, что мне уже далеко не двенадцать.

     Сейчас я могу себе признаться что случилось бы тогда на КРИТе. Я бы вышел на площадку, огляделся. Потом решил бы заглянуть в одну из галерей. Просто чтобы составить своё мнение. Убедившись, что там нет опасности, я бы заглянул чуть дальше. С полусловом в устах и на полукивке, не склонив до конца головы, я внезапно и плавно исчез бы из глаз. Ибо хоть мы и не знаем до сих пор что скрывается в лабиринте, кое-что мы знаем точно — людей оно жрать любит.

     А в том, что я полез бы исследовать лабиринт, у меня совершенно нет сомнений. Просто потому, что я знаю, что случилось дальше — через пару недель, когда восторг самостоятельных путешествий по сети огоньков несколько угас, я вспомнил про пропавшего отца. И возобновил его поиски, отправившись сюда, на ГИЗУ, в пирамиду.

     И вот здесь, увы, кордона из стражей не было. Точнее, был, но поскольку в пирамиду люди сновали группами, у стражей не получалось останавливать идущий в пирамиду народ. Им позволили только встать в стороне, с самодельным плакатом, предупреждающим об опасности. И я беспрепятственно вошел внутрь пирамиды.

     Ничем хорошим это не кончилось.

     Так что сейчас, идя в возмущенной толпе, собирающейся прорваться с боем в пирамиду, я испытывал двойственные чувства. С одной стороны — я разделял возмущение. Мы, люди, только что получили маленький глоток свободы — до появления огоньков права человека пару десятилетий подряд только сокращались и урезались. И у нас власть имущие сразу полезли эти права отбирать.

     С другой стороны, ограничить доступ в пирамиду — наверное, тоже имеет смысл. Этот адский котел уже поглотил бесчисленное количество жизней. И не собирался останавливаться на достигнутом…

     

     От размышлений меня отвлек раздавшийся шум драки — один из стоящих чуть впереди меня охранников слишком рьяно оттолкнул кричащего на него протестующего и был моментально втянут в толпу, где мгновенно исчез, погребенный в груде голых тел.

     «Парня нужно спасать, — холодея подумал я, — в запале его и убить могут!». Как бы я не относился к вертухаям, я должен был попытаться остановить убийство. Но, не успел сделать и шага, как в толпу влетел сплоченный клин его товарищей.

     Вооруженные деревянными палками бронированные бойцы не стесняясь лупили протестующих, пробивая дорогу к упавшему. От ударов на телах их противников вспухали алые полосы и ломались кости. Протестующие откатились назад, оставив лежащего на земле в позе зародыша охранника. Слава богу, живого — я видел, как он поднялся и отступил под защиту сомкнувших щитов.

     По толпе побежали злые шепотки и вскоре я увидел множество движущихся волн, похожих на плывущих по морю голов морских змей — задние ряды передавали вперед камни и палки. В следующую секунду я почувствовал усиление давления — толпа сосредотачивалась и уплотнялась.

     — Не видно ни черта, — возмутилась прижатая ко моей спине Алена, — лучше бы ты меня на шею посадил.

     — Нет, Алена, — буркнул я, — ты слишком большая.

     — Как поднять, так большая! — возмутилась девочка, — а в твоем телефоне записана как «Алёна Маленькая».

     — Не большая, а взрослая, — смутился я, — и вообще, как ты узнала, как я тебя в телефоне записал?

     — Позвонила и посмотрела на экран, — ядовито сказала девочка, — когда мы интервью записывали.

     Нашу пикировку прервал возмущенно-восторженный рев — вооруженные палками первые ряды протестующих бросились в атаку, осыпая щитоносцев градом ударов.

     — Надо выбираться отсюда, — сказал я, протискиваясь назад.

     До меня только сейчас дошло, что я стою вместе с девочкой в агрессивно настроенной толпе. Получалось плохо — люди вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть стычки на первой линии. Вцепившейся мне в руку Алёне было еще хуже — я едва видел её лицо, впрессованное между тел.

     — Подвинетесь! Подвинетесь! — закричал я, и вытащив девочку усадил всё-таки её на шею, добавив, — не вздумай рассказать маме!

     — Мама всё о нас знает, — довольно заметила девочка, ерзая, чтоб устроиться поудобней.

     — В смысле «всё»? — ужаснулся я, — что ты там напридумывала?

     

     Что ответила Алена, так и осталось неизвестным, так позади меня бешено закричали несколько голосов. Обернувшись, я увидел, что кричат несколько объятых пламенем охранников — дело дошло до коктейлей Молотова. Через несколько секунд горящих людей окутали белые облака выпущенной из огнетушителей пены — охранники были готовы к такому повороту событий.

     Но быстро закрыть брешь они не успели — в просвет бросились атакующие протестующие, раздвигая и расталкивая стену щитов. Воодушевленная толпа взревела тысячами глоток, подавшись вперед.

     Я тоже усилил давление, как ледокол, раздвигая спешащих вперед людей — я понимал, что добром это не кончится. Так и оказалось — едва я успел добраться до начала улицы, как сзади раздались хлопки выстрелов — охранники начали стрелять по толпе резиновыми — я надеюсь — пулями. Раздались крики раненых.

     Толпа взревела и замерла, подавшись назад. «Будет бойня, — подумал я, — первые ряды сейчас бросятся назад, сталкиваясь и перемалывая тех, кто только что вышел из огонька». За себя и Алену я не боялся — мы находились недалеко от стены и в случае чего, могли спрятаться за выступами колонн.

     И вот, когда ходынка казалась неизбежной, случилось чудо!

     Обратив внимание, на изменившуюся тональность криков, я обернулся. И замер, завороженный увиденным — с неба, пробивая низко висящие тучи, на пирамиду падал дождь из призрачного синего огня. Выстроенные в линии светящиеся капли, словно ростки, распрямлялись, превращаясь в светящие всполохи.

     Несмотря на то, что вживую видел эту картину в первый раз, я сразу понял что происходит — огонек мира ГИЗА реализовал свою базовую функцию — не позволил заблокировать доступ. Но, обернувшись, я увидел, что ситуация более уникальна — огонек не переместился — огонек раздвоился.

     Огонек, с которого мы вышли полчаса назад был на месте, сияя, словно огромная новогодняя елка. Волею случая мы стали свидетелями редчайшего события — изменения структуры местной сети. Это событие не было уникальным — огонек, обслуживающий растянувшийся вдоль побережья мир ПЛЯЖ разделился еще в первые дни — по мнению экспертов, это была закономерная реакция транспортной системы, обеспечивающей доступом к огонькам крупные скопления людей.

     Но всё же, это было уникальное и прекрасное событие. Наглядно демонстрирующее власть имущим базовое правило нашей вселенной — всех не заблокировать. Свобода, как росток камнеломки, всегда пробивается сквозь асфальт.

     Удивительно, но это поняли и бойцы обеих сторон. Стычки замирали, люди, помогая подняться упавшим товарищам, расходились по сторонам. Охранники привычно группировались, отгораживаясь стеной щитов, уже не пытаясь перегородить доступ к пирамиде, но на них уже не обращали внимание — взгляды толпы были прикованы к вспыхнувшему огоньку.

     В котором, как раз материализовалась нагая фигурка девушки.

     Думаю, что в новый огонек она переместилась не по сети, а из старого огонька — настолько уверенными были её движения. Взяв из рук одного из успевших добежать до огонька знамя, она побежала по ступеням вниз, подняв над головой бьющееся на ветру полотнище.

     Позади меня, изрядно перепугав, вспыхнуло искристое пламя магния. Я обернулся и увидел репортера одной из местных газет, снимающего этот торжественный момент на укрепленный на треноге фотоаппарат — произведенная в мире ГИЗА фототехника отставала на полтораста лет.

     Что, впрочем, не помешает фотографии, разбитой на блоки и преобразованной в последовательность сжатых алгоритмом цифр, появится вечером в земных новостях. В той части земных новостей, которая еще уделяла внимание протестным акциями.

     Всё еще сидящая на моих плечах Алёна напомнила о себе сдержанным покашливанием. Я усмехнулся и вернул насупившуюся девушку на тротуар.

     — Обеденный перерыв окончен, — напомнила она мне, — оставшиеся блоки сами себя не передадут.

     — Думаю, что осторожный Дуся давно собрал манатки, — махнул рукой я.

     

     И оказался не прав. Вернувшись на площадку, мы обнаружили суетливо хромающего Дусю, пытающегося в одиночку завершить начатую работу.

     — Плачу в десять раз больше обычной ставки, — взмолился он, как только увидел нас, — помогите пакет завершить! Все разбежались, а меня уволят, если я до вечера работу не завершу.

     — Утренние данные ты тоже по новой ставке пересчитаешь? — улыбаясь, спросила Алёна.

     — Пересчитаю, — вздохнул Дуся, — без ножа меня режете!

     И мы еще несколько часов завершали передачу массива. Мы бы провозились до ночи, если бы вызванные нам на помощь резервные курьеры. Но всё, что имеет начало, имеет и конец. Вбив последнюю последовательность, я механически набрал код Земли и даже успел пройти пару шагов к терминалу, как передо мной выскочила машущая руками Алёнка.

     — Финиш, — пританцовывая кричала она, — мы справились! Гоу в кафе, я угощаю!

     — Да и я сам могу за себя заплатить, — пробурчал я, думая отказаться.

     Но потом подумал «А почему бы и нет? Разве я, заработав за день пару месячных зарплат своей матери, не угостил бы своих приятелей? Отказаться — означает серьезно обидеть Алёну» и поспешил вслед за неугомонной девчонкой в переодевалку.

     Где меня ждало очередное потрясение.

     — Ты не воспринимаешь меня серьёзно, — задумчиво сказала Алёна, отвернувшись от расположенного на стене большого зеркала, перед которым она вертелась последние несколько минут, — это потому, что у меня маленькая грудь, верно?

     Я аж поперхнулся. Получив ящик с одеждой раньше меня, Алёна успела натянуть украшенные мелкими цветочками беленькие трусики, из-за чего казалась более голой, чем пять минут назад.

     — Ну... — задумчиво протянул я, не зная как выпутаться из ситуации.

      Грудь у Алёны, действительно, могла бы быть и побольше. Грудь вообще могла бы быть, если на то пошло. Но сказать об этом девочке означало нажить врага на всю жизнь.

      — … просто ты еще такая юная, — попытался сделикатничать я, — тебе ведь всего двенадцать...

      — Мне четырнадцать, идиот! — крикнула на всю комнату возмущенная Алёна, — и развита я соответственно возрасту! Просто я не скороспелая корова!

      От неожиданности я сумел выдавить только слышанную от папы присказку: «Чужие дети растут быстро».

     

      Ни в какое кафе, мы естественно, не пошли — разрыдавшаяся после моих слов Аленка сбежала, быстро покидав вещи в сумку. Я же, под мелким дождем поплелся к автобусу, вернувшим меня к метро.

      Потом я полчаса трясся в пустом вагоне — от голода и усталости мне не хотелось, так что я просто смотрел транслируемые на одном из экранов московские новости, в которых бегущей строкой пустили сообщение о разделении огонька ГИЗЫ. Ни о каком бунте, естественно, не было никаких упоминаний — федеральным каналам было разрешено освещать только беспорядки в США.

     

      Дома меня встретила мама. Я было удивился, что она так рано вернулась с работы, но посмотрев на часы понял, что припозднился сам. В отличие от меня, мама была бодра и весела — дежурство прошло спокойно, а после дежурства она успела побывать на дне рождения одной из своих подчиненных, которых она звала «моим девочками».

      — Мама, а ты знала, что Алёне уже четырнадцать?

     — Какой Алене? — спросила мама, не переставая резать салат, — нашей Алёнке? Ну, да знала, — добавила она, что-то считая в уме, — она же десятого года, так что действительно четырнадцать. А чему тут удивляться, чужие дети растут быстро.

     — Даже не начинай мама, — умоляюще поднял вверх руки я, — даже не начинай.

     — А чего это ты начала на неё внимание обращать? — подозрительно сощурилась мама, — девочка что, созрела?

     — Помнишь интервью, — вздохнув, сказал я, — которое мы с Алёной записали?

     — Помню, — кивнула мама, — она там такая хорошенькая, с бантами. Домашний торт еще нам принесла.

     — Да, это интервью, — поморщился я.

     И пересказал маме всю историю.

     — Какой ужас, — обмерла мама, закрыв лицо руками, — бедная девочка! Оказаться голой перед одноклассниками, это же худший из кошмаров!

     — Неужели? — скептически хмыкнул я, — когда огонек около школы был, мы как-то всем классом на ПЛЯЖ с уроков удрали. Ну, не всем классом, конечно, но большей и лучшей частью.

     — Ты мальчик, — вздохнула мама, — это другое. К тому же прыгали вы все вместе. Где все голые, там никто не голый. Рассказать, какое у меня самое неприятное воспоминание с детства осталось?

     — Расскажи. Если не считаешь, что воспоминание настолько неприятное, что лучше вообще не вспоминать.

     — Сейчас то я считаю случившееся скорее забавным, чем неприятным, — улыбнулась мама, — но это сейчас. В СССР, когда я росла, летом горячую воду отключали. И мы с бабушкой, в смысле, с моей мамой, ходили в баню. Я тогда училась в третьем классе. Нравы тогда были попроще и многие мамаши брали с собой мальчиков — мыть-то их всё равно надо. Внимания на них никто не обращал — ну, мальчики и мальчики. Мне тоже было всё равно.

     До того самого случая. Приходим в баню и моя мама, в смысле бабушка, в очереди подругу встретила. А подруга притащила в баню мальчика — моего одноклассника. Городок-то маленький. Они сразу как встретились, стали общих знакомых обсуждать. А когда очередь подошла, шкафчики для одежды себе рядом взяли.

     «Ма, — говорю я, — я не буду при нем раздеваться! Мы в одном классе учимся!». «Ой, да что за глупости, — ответила мне мама, — маленького мальчика стесняться». Поставила меня на лавку и раздела.

     — Где все голые, там никто не голый, — повторил я мамины слова.

     — Вот именно, — улыбнулась мама, — ты просто историю до конца не дослушал. Витька, — этот мой одноклассник, внимательно на меня посмотрел, и тоже отказался раздеваться. Но, в отличие от меня, его послушали! «Ой, и правда, Витенька, — всплеснула руками его матушка, — неудобненько тебе будет перед девочкой! Иди в мужское отделение, вот тебе мочалочка».

     Обычно, я, когда разговариваю или читаю, представляю себе все, что происходит. Но, не в этот раз — я просто не мог представить себе маму девочкой. Да еще и голой.

     — Да, нехорошо получилось, — сказал я, просто чтобы что-то сказать.

     — Не то слово! Витька об этом всем в школе рассказал. Надеюсь, что Алёна переживет случившееся проще, чем я тогда, — вздохнула мама, — ты перед ней извинился?

     — Да, вроде же не за что? — протянул я, — не я же это всё устроил!

     — Немедленно извинись. Прямо сейчас позвони и извинись, мы, женщины, это ценим.

     — Ну, мама, уже поздно, я позвоню завтра, — заканючил я.

     — Напиши сообщение, — мама была непреклонна, — и вот увидишь, что она прочитает.

     — Сдаюсь, — вздохнул я и поплелся в свою комнату, где на прикроватном столике заряжался телефон.

     Который сиял огнями, как новогодняя ёлка — несмотря на позднее время, кто-то из включенных в число важных для меня абонентов, послал мне сообщение.

     «Интересно, кто это, — подумал я, рассматривая незнакомый номер, — обычно я записываю контакты по имени». И тут же вспомнил — это же мой хакер-фрилансер, которому я поручил провести поиск заинтересовавшей полицию мартышки.

      «Личность установлена, — прочитал я полученное от него сообщение, — с вероятностью в 98 процентов, на фотографии изображена Альва Ёнссон, шведка…

     И тут я обмер! Удивительно, но я знал эту женщину! Точнее, вспомнил её имя — поскольку оно часто упоминалось в одном списке с моим пропавшим отцом. Невероятно, невозможно, необъяснимо — но полиция Москвы активно искала женщину, которая, как и многие другие, исчезла, войдя четыре года назад в огонек.

     Я бросился к компьютеру и набил её имя в поисковик. Сразу открылась справка с мемориального сайта: уроженка Мальме, Альва Ёнссон, бесследно пропала, бла… бла… бла… но меня интересовало не информация, а фотография, с которой на меня смотрела смешливая белокурая девушка — даже на глаз более юная, чем на распечатке полицая.

     То есть одна из пропавших вместе с моим отцом женщин — вернулась, оттуда, где находилась все эти четыре года! Это первая реальная подвижка в расследовании исчезновения моего отца за всё время!

     Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся!