Аннотация: Фантастическая история про страшный лес. Не уверен "мистика" или "фэнтези".
Мать всех елей
Дорога то и дело ныряла в довольно темные ельники,- хм, даже довольно странно теперь такое писать... В низиних были ямы, после дождей превращающиеся в лужи, закиданные какими-то ветками. Были сравнительно светлые поляны, заросшие лопухами, были где-то в стороне, на далеких холмах, деревни, похожие на иллюстрации к чьим-то странным сказкам. Я ехал один, не имея никаких особенных планов, просто хотел покататься по лесным дорогам недалеко от города! Жена была занята, ребенок был при ней, я, давно не вылезавший из города в связи с работой, решил все-таки провести несколько дней на природе. И вот ехал теперь...
Я остановился на одном из поворотов, увидев уходящий в сторону широкий съезд, упирающийся в ворота какой-то промышленной зоны - не то военной, не то просто тэс при ближайшем городке: из-за леса торчало две высоких дымовых трубы. Имея любовь к фотографированию - ничего серьезного или упаси бог профессионального, просто нравится запечатлевать красивые пейзажи, в том числе индустриальные - я, вооружившись фотоаппаратом и штативом, направился по дороге в сторону ворот; избегая неприятностей, я предпочитал сначала осведомляться, возможно ли пользоваться фотоаппаратом, а уже потом приступать - чтобы не лишиться потом пленки вместе с фотоаппартом, а то и здоровьем, например, почек.
Интуиция совершенно молчала - очевидно, будучи просто не рассчитанной на такие случаи... И вот, подходя к воротам, обратив внимание на то что они открыты и будка рядом с ними пуста, заметил как что-то довольно крупное упало с одной из дымовых труб на крышу одного из ангаров. Взглянув выше, еще не дойдя взглядом до вершины трубы, я увидел еще один летящий предмет, и это было, несомненно, человеческое тело. Тут-то я замер; труба, подобно всякой высотной трубе, была несколько раз опоясана металлическими кольцами-площадками; и на самой верхней сейчас толпилось довольно много народу - похоже, стояли в очереди и по очереди прыгали со стометровой высоты вниз.
Тут вдруг интуиция наконец сработала и я, развернувшись, зашагал было обратно, но почти сразу же перешел на бег. Не знаю что, не задумался, что-то дало понять, что наблюдать за этим жутковатым аттракционом не стоит, вообще не стоит делать заметным свое присутствие здесь! Во всем происходящем чувствовалось что-то очень опасное и очень гадкое, не знаю как точнее описать?- наверное только так; такое иногда бывает в кошмарных снах... Впрочем, это был именно один из них.
Добежав до автомобиля, я, шипя сквозь зубы, завел его, быстро развернулся - это удалось сделать на дороге в месте съезда к злосчастной теплостанции - и направился обратно в сторону шоссе, с которого свернул на эту лесную грунтовку, с такой скоростью, какую только мог позволить себе на подобной дороге. Ощущение опасности, преследования, чего-то нависающего и чернеющего за спиной не оставляло меня, и только усугублялось тем, что, изредка оборачиваясь, я совершенно ничего не видел. На одном из поворотов, слетев с дороги, я угодил в кювет, и только высокая проходимость машины меня спасла, хотя в ту минуту, что я безуспешно буксовал, я ощутил такой прилив такого неописуемого ужаса, что рубашка на спине пропотела до состояния совершенно свежевыстиранной. Дорога была совершенно пуста, и мне почему-то казалось, что это очень важно. Я помню все очень хорошо, хотя тогда с трудом соображал от страха.
Мне казалось, что, свернув с шоссе на эту грунтовку, я из мира общего, человеческого, знакомого и привычного всем нам, попал в мир пустой и неопределенный, в котором не было никого - или почти никого - и который только ждал людей, которые бы заполнили его. И почему-то немногие люди, оказавшиеся в нем, были в очень нехорошем состоянии. Я не могу подобрать более точного слова даже сейчас; ужас и отвращение вызывали во мне почему-то увиденные самоубийцы, хотя я как-то понимал, что во всем происходящем не их вина, и они не самоубицы, они жертвы. Но весь мир, весь этот пустой лес, каким-то образом отражал всю гадость происходящего и пропитывался ею. И еще, определенно, во всем чувствовалось что-то - нереальное. Именно поэтому я рвался так к шоссе, к каким-то обычным людям.
Но страх, который не столько гнался, сколько сидел у меня на плечах, или, в крайнем случае, всего лишь сгущался из окружающего леса мне на плечи - вывел меня из ума. Пересекая одну из темных низин, едва ли не последнюю перед поворотом, за которым шоссе, полное машин и человеческой жизни - я не осилил какой-то мелкий подъем после особенно грязной, заваленной хвоей лужи, оставил машину - что свидетельствует уже о совершенно невменяемом состоянии - и побежал вперед, и не разбирал дороги, и, хотя объяснить это никак рационально нельзя (хотя и всю историю нельзя) - сбился с дороги и мчал себя по лесным тропам, пока не понял, что все-таки пойман.
Если последние минуты перед этим я ничего не соображал - видимо, организм, почувствовав невероятную, более чем "смертельную", опасность, спасался сам, выключив мозг - то теперь все происходящее доходило до разума и откладывалось в память с удивительной точностью и резкостью, что тоже невероятно, учитывая мое далекое от идеального зрение... Что-то подняло меня в воздух, и я повис в нескольких метрах над землей, замерев, обернувшись к тому, что преследовало меня. Это было четыре внешне совершенно обычных человека: три женщины и мужчина.
Лица их стерлись из памяти; остались другие характеристики, непередаваемые человеческими словами, да это и неважно. Насколько я представляю, лет им было около тридцати. Обычные люди. Самые среднестатистические. Но, глядя на них, я хорошо чувствовал, что именно они - причина и страха, и гадости, которую я испытывал последние десять минут (вряд ли больше заняла у меня эта поездка через лес). Они воспринимались как огромные червяки, или слизни, или, вдруг ударило молнией в мозгу, как колдуны, не просто злые колдуны, а какие-то мерзкие колдуны, мерзкие и мелкие, но страшные как ничто в нашем мире.
Они приблизились ко мне и встали, глядя, как я вишу в воздухе, с легким любопытством и искрой садизма в глазах.
-И что будем с ним делать?- спросила у спутников одна из женщин, улыбаясь, похоже, именно мне, и от этой улыбки по телу прокатывались волны липкой дрожи. Я рванулся, я размахивал руками, как утопающий, и, словно действительно в воде, мне удалось развернуться и потянуться прочь, но ноги мои были словно прикованы к воздуху где-то недалеко перед этими...
-Давайте плюнем в него!- ответила другая женщина. Меня передергивало от отвращения, меня било крупной дрожью, зубы стучали, а сердце заходилось так, словно вот-вот собиралось подпрыгнуть и застрять в горле, чтобы спасти меня от предстоящего хотя бы в смерти. Я был снова повернут лицом к ним, и теперь я видел, что моей ноги касается тонкая металлическая спица, другой конец которой держит кто-то из этих четверых - или все они сразу, я не понял тогда, как это происходит. Спица была нематериальна, но ее холодный липкий конец был от моей ноги неотделим. Не приближаясь ко мне, все четверо по очереди плюнули мне в ногу.
И сейчас же все изменилось во мне, и адекватно это описать я не в силах, и подбирать слова особой охоты нет. Меня растянули на многие километры, и я увидел проносящиеся мимо меня вверх стены зеленомраморного колодца с линиями багровой крови на них. Колодец был квадратный в сечении. Или: я ощутил, что вместо шеи к моей голове подсоединяют измазанный древней болотной жижей рельс, и он входит мне в основание черепа, и мозг расплющивается между им и костьми. Все это было так страшно и так последне, что смерть была избавлением, но теперь недоступным! Не было даже отчаяния, потому что все это не укладывалось в голове. Все это не было частью мира, который я знал!
Семья, жена, дочь? Работа, компьютер, автомобиль? Иду на работу через парк. Иногда в метро с женой в центр. Покупаю игрушки, дочь смотрит большими глазами на большого мягкого слона. Телевизор! На прошлой неделе проявлял фотопленку; продавщица в ближайшей булочной знает меня в лицо.
Это сменилось чернейшим лесом и адским тупиком, словно все стены сошлись передо мной, уперевшись в небольшой, с копеечную монету, черный прямоугольник, конец моего пути. О, смерть, великий переход! И я, загнанный в угол, чтобы вечно здесь стоять. И не просто чернейший из мировых углов; это гадчайший из мировых углов, где я нужен для обслуги концентрированной мерзости, которой даже места не должно быть на земле.
Все происходящее нереально. Этого не может быть. Этого не бывает! Это сказка, это бред! Это белая горячка, это тяжелые наркотики! Это все для разгоряченных нездоровых психов-авторов!! Но секундная попытка не удалась, и истинность случившегося распластала меня. Я был не живой, но и не мертвый, я не был человеком больше, не был зверем и не был никаким другим именованным существом. Я сидел на корточках, колени задних ног около плеч, и смотрел на четверых снизу вверх, прямо в глаза, и видел в них любопытство и садизм, воодушевленные безнаказанностью и всемогуществом.
-По-моему, он превратился в нашего раба,- сказала одна из женщин. Я смотрел на нее преданно, ожидая приказа. Я чувствовал в этих людях какую-то внемировую, сюрреалистическую мерзость, но ждал ее слов с невыносимой услужливостью, с искренним желанием выполнить все что она пожелает. Я был не в состоянии что-то испытывать по этому поводу - наверное это был шок...
-Нам нужен такой раб?- насмешливо спросила другая.
-Не нужен,- улыбнулась первая.
-Слышишь?.. Проваливай!- приказала другая, и я выполнил это. Кубарем, на четвереньках, ломая ветки и, наверное, руки, я бросился через лес прочь, то и дело стелясь к земле, словно в попытке не бежать, а именно "проваливать". Может быть, я скулил. Память того существа странна...
Я бежал долго, я не знаю сколько, я не думал, меня гнала другая, злая сила, сила, которая тем не менее жила теперь во мне, или была ко мне неотрывно прикреплена. Я спал нездоровым сном в каком-то болоте, наполовину в воде, на мягком мху, укрывшись ветвями. Я еще чувствовал свою душу - словно сердце, она билась где-то в тине моих новых внутренностей, все более и более задвигаемая вглубь новым естеством. И никаких сил и возможностей осознать свое положение у меня не оставалось, потому что я не был человеком, а был я странным существом, суть которого - раб мерзейших из колдунов.
Это странно и вместе с тем банально звучит, и это совершенно не в состоянии передать сути. От кошмара люди просыпаются; к яви люди привыкают. Привыкают к боли или к унижениям, привыкают к грязи и дискомфорту; ко всему привыкаешь, так или иначе, и перестаешь обращать внимание. У меня стал другим разум, и не думалось о таких вещах; лишь иногда, на границе сна и бодрствования, душа вдруг словно расслабляла оковы, и тогда, засыпая, мысль или две проносились по неизбывной пустоте: удивление и бесконечное отчаяние... Когда удавалось вдруг заметить, что я, рожденный и бывший человеческим существом, стал теперь гнидой, для которой закрыт путь в смерть и которая обречена на бесконечное существование в качестве выкинутого раба каких-то неведомым способом получивших власть шакалов.
Я не дышал, я не чувствовал холода, я не нуждался в пище и воде, хотя иногда что-то заставляло меня есть и пить, и я ел мусор, какие-то картонные коробки или обрывки кожаных вещей, или тряпки, извлекаемые из помоек, или пил болотную, обязательно отравленную, воду, или смрадную, с радужными разводами масел. Не знаю, насколько внешне я походил на человека; по-моему, на мне оставалось что-то из одежды, то, что я просто не мог снять, потому что пользоваться руками ради своих нужд теперь почти не умел.
Слюна, коснувшаяся моей ноги в день, когда я был осквернен, так и осталась на мне, не исчезая, кожа постоянно зудела в том месте, и это был знак. Я был прикреплен к этим людям, ко всем четверым, и не мог позволить им быть от меня далеко, хотя сам я был им не нужен совершенно. Иногда я просыпался ночью в лесу, и, не в силах сопротивляться, мчался куда-то, чтобы не отстать от своих господ. Иногда приказ поспешить приходил днем, и я даже попадался на глаза людям, пробегая через какие-то поселки... Иногда четверо разделялись, и тогда я сутками бегал без цели по каким-то пустырям, не находя покоя.
Так прошло много времени, я не мог бы сказать сколько, потому что память тех дней принадлежала все-таки не мне. На самом деле, прошло около полугода; кончилось лето, прошла осень и вот зима походила к концу. Начиная со второй половины осени, все четверо жили в городе, не отлучаясь, а я жил в лесу недалеко от городской окраины, оставаясь, наверное, незаметным никому из простых смертных. Я не знал, что делают мои хозяева; да, я ощущал грязь и греховнось, исходящую от них, но сейчас от меня и от меня исходили такие миазмы, что за их пеленой я не чувствовал ничего извне. Мои чувства не изменялись - я не "привыкал" к себе, к своему новому состоянию; каждый раз, когда в момент пробуждения от навечной дремы я осознавал себя, я испытывал опять и опять одни и те же чувства, чувства беспредельного омерзения к окутавшему мое тело и душу дерьму. Адский колодец, в который я провалился и в который влип, не мог стать "привычным" мне; ведь для того он и сделан таким, чтобы доставлять муки на протяжении вечности.
Я не знал, почему так, почему что-то из того, что казалось страшной бредовой сказкой, существует в мире, который раньше, насколько я помнил, был бело-сине-зеленым, просторным и свободным. Почему это самое страшное, вдруг овеществившись, охватило и поглотило меня? В те редкие моменты, что глядел на мир собственным глазами, видел других людей, идущих куда-то по своим делам... И не укладывалось в голове, что они ничего не знают; но ведь я же сам, раньше, ходил вот так вот, думая о "работе" и о "покупках"?.. Нет; это не представлялось; а представлялось, что, проходя в нескольких метрах от меня сейчас, люди знают, что здесь сидит раб злых колдунов, и это их не удивляет... Я был уверен, что изменился не только я, что изменился весь мир. Мир, в котором я жил раньше, отсюда казался раем, никакие проблемы оттуда не помнились, и я не мог назвать ни одной своей "беды", потому что, как теперь знал, только одна была в мире беда: остаться без смерти, остаться навечно в черном колдовском тупике.
Виделся со своими хозяевами я только один раз - и то только с одной из них. Я спал под снегом, накрывшись какой-то белой тряпкой, недалеко от шоссе, и, еще издалека почувствовав приближение, проснулся, но сохранял неподвижность, не из-за "усилий воли", а из-за общей зимней скованности: не испытывая неудобств от холода, я все-таки ощущал некоторую вялость и медлительность. Тем не менее, когда она была уже близко, я подошел к дороге.
Она приехала на джипе с административными номерами; выйдя, встала на обочине, глядя на меня, сидевшего наготове внизу насыпи. Я ждал приказа, я смотрел ей в рот, я был не в силах вести себя иначе, поскольку именно в таком поведении было мое предназначение как сущности. В первый момент в глазах ее читалась только брезгливость, потом - любопытство.
Я что-то понимал о них, об этих людях. Не знаю как, но как-то, им, рожденным человеческими детьми, досталось в руки могущество, оказавшееся страшным или злым, и они исказились под стать своему могуществу; или, напротив, бесцветная сила попала в руки прирожденным шакалам, и единственное, на что они могли ее употребить, это удовлетворение - и тем самым преумножение - имеющейся в них греховности... Плюя в меня, они не знали, что даст это волшебство, они просто экспериментировали, развлекались, как чуть ранее, заставив спрыгнуть с трубы весь персонал случайной теплостанции. Им не нужен был такой раб, раб по воле злого чародейства; они отправились в город и там, добыв каким-либо злодейским путем деньги, могли иметь рабов всех мастей без всякого дополнительного волшебства, которое, кроме того что сделало меня их рабом, сделало меня также неживым и нечеловеком. Они ведь и не знали, что именно сделали со мной, не знали, что лишили меня смерти и света навечно; они развлекались, и, даже не поняв до конца результат, выкинули меня и забыли. Удивительно было, что теперь кто-то вспомнил обо мне. Не знаю, насколько действительно "злонамеренными" были эти люди,- хотя, как я чувствовал, поступки имеют обратное влияние на человека, и, творя зло, колдуны сами становились все злее и злее. Быть может, знай они о вечности моего рабства, они бы и убили меня - хотя, может, и оставили бы, посчитав это веселой шуткой.
Женщина смотрела на меня довольно долго. Потом достала из сумочки банан и кинула мне; он не долетел, упал в снег примерно на середине насыпи, стал почти незаметен. Я не шевелился: приказа не было.
-Что же ты?- спросила она. Я молчал: приказа не было.
Почему она вспомнила обо мне и приехала?- не знаю; тогда я не мог думать об этом, сейчас задумываюсь иногда, но ответа не нахожу. Очевидно, она чувствовала мое местонахождение, подобно тому, как я чувствовал ее. Еще я чувствовал, что заклятие, сделавшее меня нечеловеком, неубиваемым рабом, если уж было так сильно, должно было давать какие-то большие преимущества хозяевам. Думаю, что я обладал какими-то страшными возможностями, ради которых колдунам и могут понадобиться рабы. (Наверное, я был приспособлен для вещей таких жутких, какие колдуны могут делать только чужими руками, но к счастью я ничего такого придумать не могу и не мог тогда). Сам я о возможностях не знал: я как человек вообще ничего не знал о черных сказках, а я как раб не интересовался своими возможностями, пока о них не просили. Меня не просили; мои хозяева сами ничего не знали. Откуда они получили власть? Кому она предназначалась и почему досталась им?
Может быть, женщина тоже чувствовала, что раб создан для каких-то крупных дел? Но у нее были свои "крупные дела". Постояв около минуты, она резко развернулась, села в машину и уехала; я еще довольно долго сидел на корточках в снегу. С неожиданной усталостью я направился обратно к яме, в которой спал, и почему-то ощущал легкое нездоровое раздражение тем, что я, созданный нереальным волшебством... - демон?, не используюсь по прямому назначению.
Так или иначе, через месяц я почувствовал, что хозяева снова снялись с места, ведомые какой-то целью: узнать, откуда у них власть, которой они обладали; я же еще, чувствовал к тому же, что это их последняя поездка. Судя по всему, они об этом не знали, хотя, может, просто не имели выбора. Как я понял, за полгода они, защищенные волшебством, перепробовали все пороки и испытали все наслаждения, какие только могли, и все им наскучило; они получили или с уверенностью знали что могут получить все существующее в мире, и любопытство, удовлетворенное на земном уровне, потянуло их на неземной. Поняв, что весь человеческий мир не имеет пределов и тайн от них, они решили отправиться туда, где обрели эти силу. Наверное, они уверились в собственном абсолютном всемогуществе. Я бежал за ними; они почувствовали меня и вызвали к себе.
Их лица были толсты; меха и шубы на женщинах, тяжкое пальто на мужчине; леность и сознание власти во взгляде. Отвращение, как к толстым слизнякам, снова пришло ко мне; слова их были как дерьмо, брызжущее прямо на обнаженную душу.
-Иди вперед и разведай,- сказали они мне, подписывая себе смертный приговор.
Это был лес неподалеку от мест, где я был искажен полгода назад; я узнавал его и собственной памятью, и памятью урода-раба. Толстое покрывало белого снега, старого, в ельниках - усыпанного хвоей; холмы. Ступая на них, не замечал ничего, до тех пор, пока не углубился...
Идя по лесу, ощущал что-то странное вокруг, ощущал присутствие и власть, и еще - знание. Я хорошо видел четверых, стоящих на дороге, где отдали мне последний приказ, и выдыхающих белый пар в морозный воздух. Почему-то они побоялись сюда идти; что-то было с ними здесь полгода назад, что превратило их, обычных земных людей, может быть даже совершенно обычных, в не просто злых, но мерзких чародеев? Меня гнало вперед их приказание, я взбежал на холм и замер, прислушиваясь.
Ощущение того, что я в корнях чего-то жуткого и безымянного, пришло снизу, так что колени ослабли и я бы упал, если бы не нежелание касаться земли, захотелось напротив подпрыгнуть и оторваться от нее навсегда, и, бессознательно даже для себя-раба, я подпрыгнул и ухватился за ствол ближайшей ели. Она сбросила меня на землю, и по дальним склонам пробежала рябь, словно поверхность земли была покрывалом, по которому кто-то издалека пустил волну. Сейчас же я что-то понял, и что-то опять, как кол или рельс, вошло мне в основание черепа.
Вокруг меня был ельник, светлый от снега и вместе с тем темный от еловых лап, которые были совершенно чистыми. Здесь были ели и только ели; кое-где, как я вдруг осознал, совершенно невероятной толщины, полтора или два метра диаметром - о их высоте я ничего не мог знать, но чувствовал, что это неправильные, ненастоящие деревья, или, напротив, единственно настоящие?.. Описать мгновенный ужас осознанного так же невозможно, как невозможно описать тягучий ужас полугода рабства без надежды на освобождение или смерть. Холмы заколебались у меня под ногами и стало ясно, что это не настоящие холмы.
Я не знаю что это, где здесь причина и где следствие, где корень и где результаты. Бывшее у меня под ногами было плотью и эта плоть была елью. Под несколькими десятками сантиметров дерна - плотная кора, под которой живое, одухотворенное, подвижное невероятное существо, или может быть - явление? Наделенное душой всех черных ельников земли, как порождение их, или, наоборот, нечто случайно затесавшееся на нашей грешной планете, что растило из себя и расселяло по свету миллионы смертных деревьев? Каждая ель, которую я видел вокруг себя, была отростком гигантского организма, раскинувшегося вокруг, наверное, на сотни метров. Крутобокие холмы, на которых только мох и ельник, это не холмы, это действительно покрывало, покрывающее чудовище. Все это звучит странно и не передает силу испытанных тогда мною эмоций...
Волшебство принадлежало ему, я не знаю, каким образом четверым несчастным грибникам или пикникистам достался его кусок? Я понял вдруг совершенно четко - я узнал, эти знания были вложены мне в голову на этом месте - что знания достались четверым не по праву. Макро-ель как сущность, наверное, не была враждебна человечеству, хотя мне и мнилось и мнится в ней нечто необозримо пугающее и злое. Люди, став злыми колдунами, стали мерзкими колдунами, и творимое ими превращалось из черной магии в магию мерзкую. Я не понял деталей, но почувствовал только, что, да, назначение демона-раба было другим, не знаю - каким...
Мать Всех Елей не разговаривала со мной, она даже не приказывала мне что-либо человеческим языком; просто я вдруг обнаружил, что знаю, что случилось и что должно еще случиться. Она нейтрально относилась к людям - люди не задевали ее и ей не было дела до них. Но часть ее внеземного волшебства, перенятая или отнятая проходимцами-людьми, не должна была быть вне ее, сейчас она требовала ее вернуть. Потому ли мои хозяева отправились искать причину своих возможностей, что пресытились человеческой властью, или просто услышали зов их собственной хозяйки? Теперь им нужно было только отдать власть обратно. Это было, наверное, единственное, в чем ель пересеклась с людьми. Пересеклась со теми четырьмя и со мною.
И я направился обратно, уже не припадая на четвереньки, чувствуя всем телом, что принадлежу теперь не самозванным колдунам, а настоящему источнику колдовства, нереальному лесу, лесу, который знает, для чего предназначено то или иное чародейство, но которому получеловеческий демон-раб тоже не нужен. Я отчего-то стал уверен, что ель меня отпустит, когда я верну ей найденное четырьмя.
Я вышел к дороге, где стояли они. Я смотрел на них новыми глазами, уже не ощущая в них хозяев - наверное, от их заклинания я был уже освобожден. Желания мстить почему-то не было... Подумалось, что то, что сделает с ними ель, является вполне достойной расплатой, хотя я слабо представлял... Дальше все совсем скомкано. Помню только неописуемое ощущение, знание того, что я во-первых свободен теперь от их гадкой власти, во-вторых должен теперь по приказу ели что-то сделать с этими людьми. Слабое удовольствие ощущал от этого; наверное, дело в том, что все это черное волшебство не предполагает получения удовольствия его участниками.
Они не хотели идти за мной, но у них уже не было прав отказаться, и я отвел их вглубь леса, в глубины холмов. Помню что потом у меня лицо было в крови и я долго полз по лесу на четвереньках, скребя лицом по снегу, оставляя багровый след. Я добрался до ближайшей дороги - той самой дороги, на которой когда-то бросил, убегая в панике, свой автомобиль. Почему-то автомобиль был на месте...
Придя в себя в госпитале, я узнал другую версию событий. Превысив скорость на лесной дороге, я просто врезался в дерево - как-то крайне неудачно. Дорога была пустынна и помощь пришла нескоро; и более полугода я пролежал в коме в госпитале, в специально отведенном для такого случая крыле большого светлого здания. Я был очень слаб, но, вместе с тем, совершенно трезв. Жена и дочь, лица которых не вспоминались мне ни разу за полгода. Первый день был счастьем... Разум повел себя совершенно естественным, предсказуемым образом: узнав, что все пережитое могло быть не более чем коротким кошмарным сном, который я увидел на границе комы и яви, я мгновенно убедил себя в этом и даже выкинул почти все воспоминания. Оставалось только ощущение свободы и какой-то благости... Не было, не было, не было никаких привидившихся мерзостей; не было в мире этих тайных и злых вещей.
Меня выпустили из госпиталя через две недели. Жизнь моя стала довольно занятна; как наверное многие подозревают, довольно интересно перенестись вдруг на полгода в будущее и узнавать новые для себя - привычные для всех события. Не думалось ни единой негативной мысли (даже о том, например, чем зарабатывать теперь себе на жизнь) - напротив, только счастье, неослабевающее, с утра до вечера: я упивался мыслью о том, что увиденный неземной кошмар - лишь сон; чувства жены, муж который пришел в себя после полугодовой комы, тоже можно понять.
Постепенно придя в себя, полностью успокоившись и снова вжившись в старый добрый мир людей, я стал позволять себе другие мысли о случившемся... Это была не более чем игра ума; но почему бы не подумать вдруг что-нибудь вроде "а что если это было на самом деле?". Несомненно, все время после той злосчастной аварии, и до момента прихода в себя в госпитале, я находился в коме, свидетелей чего имелось достаточно. Но ведь это ничего не доказывало; если позволить себе верить в такое невероятное, каким являлся мой кошмар, то можно допустить и то, что это происходило независимо от того, где было в то время мое тело. Например, я помнил место, где приехавшая на джипе женщина бросила мне банан. Я приехал туда - я твердо знал, что раньше никогда там не бывал, и решил, что, если место окажется действительно таким как помнится мне из кошмара, это будет косвенным доказательством его реальности. Место было не "таким же", но весьма похожим; вместе с тем, место было настолько обычно и банально - дорога, лопухи, сараи вдалеке - что "похожих" мест очевидно под городом было еще много...
Я начал искать другие признаки, которые могли бы ответить на мой вопрос. Увидев дорогу, с которой все началось, я ощутил брезгливость и страх - но их было легко побороть, зная, что это, наверное, всего лишь плод воображения. Проехав по дороге, убедился, что запомнил ее правильно; вот подъем, на котором я бросил машину согласно своей памяти, а вот дерево, в которое я врезался согласно памяти окружающих. Чуть дальше - промзона, которая могла бы ответить на мои вопросы; она была совершенно заброшена - похоже, сравнительно недавно; единственным ее обитателем был нетрезвый сторож, отнесшийся ко мне с подозрением и не пожелавший разговаривать.
Погода была не самая дружелюбная, сплошная серая облачность, клочковатые тучи неслись поперек неба, лес шумел приглушенно и недобро; я пытался проникнуться атмосферой - но почему-то не проникался. Иногда гул ветра в ветвях, запах непрошедшего дождя, цвет заоблачного неба - ввергают душу в какое-нибудь специфическое состояние; сейчас я не испытывал ничего. Внутренности автомобиля пахли чем-то вкусным. Весенний день без всякой метафизической сути. Мир огромен и свободен. Возвращаясь по той же дороге, я остановился в том месте, где, как помнилось, четверо приказали мне идти в лес, чтобы найти причину. Оставив машину, я побрел вглубь леса, проваливаясь по колено в снег.
Да, здесь были холмы, поросшие елками - но я ничего необычного не чувствовал среди них. Быть может, месяц назад я был здесь и чувствовал то, что чувствовал - места действительно казались смутно знакомыми - но ведь, опять же, сколько есть у нас подобных еловых холмов? Ни одной ели невероятной толщины я не нашел, но это тоже ни о чем не говорит - тяжело найти конкретное дерево в лесу, даже если помнишь точно его местоположение.
Исследователь из меня никудышный. Вернувшись к машине с мокрыми ногами, я так ничего нового и не узнал. Можно было сделать поездки в этот лес и поиск "того самого" места регулярными, но это уже смахивало на паранойю, и я отказался от этой мысли: нельзя позволять больным глюкам управлять собой. Оставалось две нитки, которые могли быть продуктивными: во-первых, можно было заняться историей тэс, разобраться, что вызвало ее закрытие; во-вторых, можно было искать непосредственно тех четверых.
Иногда мне интересно, как эта история выглядела с другой стороны? Если предположить что все это правда - то как сложился путь этих незадачливых колдунов? Как именно получили в лесу они эту непонятную власть, что они делали полгода, чувствовали ли они хоть что-нибудь, отправляясь к лесу последний раз? Из этого можно было бы сложить сюжет. Случилось так, что в фантастической и наверное достаточно насыщенной событиями истории я был самым крайним, самым незаметным и глубоко спрятанным участником, и почти ничего не знал о ней, кроме короткого эпизода в самом начале и короткого в самом конце; причем и то и другое я почти не помнил.
И я не стал дальше искать. Я решил, что лучше пусть это остается либо совершенной выдумкой, либо забавными фантазиями, которые я волен либо фантазировать либо нет. Я подумал, что, быть может, во время поисков я и найду какое-нибудь настоящее подтверждение реальности этой истории - а зачем мне это нужно? Тогда я буду наверняка знать, что мир сложнее, неизведаннее - и злее, а вот этого я вовсе не хочу. Поэтому я оставил все как есть - оставил все своей собственной фантазией или кошмаром.
И мир с тех пор продолжает быть простым и счастливым для меня.