"Бэйс" - в каком-то импортном языке, вроде даже английском, что-то типа базы или основания. Еще, то же слово может использоваться в значении - подложка, ядро, основа, как глагол лежать, как прилагательное низкий и существительное подставка. Да точно, в английском, Бэйс переводится именно так и пишется при этом Base. Когда по привычке читаешь это слово по-русски, всегда кажется, что кто-то просит тебя отдать что-то какому-то абстрактному Васе. И что ему можно отдать, неясно, да и нужно ли вообще? Если ему так надо, пусть уж он лучше сподобится и сам заберет, свое то.
На карте, которую Степка принес из института, это слово было написано почему-то именно по-английски. Вся карта по-русски, а в самом центре - жирно подчеркнутое "BASE" и точка синим маркером. Как будто именно в том месте, которое ею обозначено, есть что-то такое, что необходимо найти и Васе передать. Или же отправить его самого искать, если ему, конечно, приспичит. А иногда среди Бэйсовиков можно было услышать шутки насчет того, что там под точкой Бэйс только для Васи, а для всех остальных сначала надо найти соответствующую карту.
Карта была, без всякого сомнения, краденая, причем не раз и не только Степкой. Сначала кто-то умный ее составил и припрятал, потом наши ушлые гении науки ее подрезали и притащили в страну, здесь ее безбожно размножили, но каждую копию, надо полагать, тоже схоронили по разного рода умным институтам. И только потом, а может еще и через третьих лиц, ее увел и размножил Степ.
Лихой парень, как говорится, упертый лбом. Сам в одиночку раз десять пытался пройти до "базы" и каждый раз по своим же словам промахивался. Потом создал группу, и тогда впервые, по нашим сведениям, была предпринята попытка добраться до "ядра" толпой. Трудно наверняка сказать почему, но даже группой они промахнулись. Гуляли кругами с полгода, словно их леший кружил, и все без толку.
Вот-вот должны вроде выйти, глядь - уже с другой стороны. Психика группы естественно не выдержала, люди стали говорить, что никакого Бэйса, может, и вовсе нет, а пожить бы все-таки не мешало. Группа распалась: часть ушла сразу и из них половина так и сгинула где-то в пустыне. Может, заблудились, а может, им специально не дали найти выход, Степану это было уже совершенно неважно. Меньшим составом он почти дошел до заветной цели и, по его словам, даже видел Бэйс, но подойти не смог - устал. Шел себе, шел, вдруг уперся во что-то мягкое как пух, решил, что не страшно, плюнул и пошел дальше, и все.
Сделал шаг к Бэйсу и сразу как будто на десяток лет состарился, еще шаг - на двадцать, а идти было метров сто. Старался ползти с частыми передышками, не помогало, пробовал двигаться задом и зигзагами, но легче не становилось: дошел до ста двадцати лет, по субъективным ощущениям, и пришлось повернуть. Как рассказывал: "Внутренне понял - еще миллиметр, и труп". При этом те, кто еще оставался с ним, стояли рядом, не чувствуя никакого дискомфорта, но обогнать его не могли. Старел, как выяснили, только первый идущий, и уже не постепенно, его просто срубало грузом лет того, кого он обогнал, он падал, и его оттаскивали назад, за Степа.
Когда группа вернулась, было высказано предположение, что добраться до Бэйса вообще невозможно, но, скорее всего, это предположение было ложным, поскольку кто-то уже видел Бэйс и описывал его достаточно подробно и даже знал, что там внутри. Даже пульт был описан и неумело нарисован на обратной стороне карты, значит, кто-то там все-таки был. Но ни один из людей, о которых было слышно, ни разу пульта не касался, все настройки были выставлены "по умолчанию". Вообще-то неизвестно, решился бы кто-нибудь их изменить или такое действие невозможно принципиально. Я бы, наверное, не решился.
"Абсурд, - скажете вы, - тогда какого черта ты туда поперся?" - спросите вы же, и я пожму плечами.
Может быть, я бесконечно ломился туда, чтобы что-то понять, изучить какие-то правила и убедиться, что возможность менять настройки все-таки есть. А, может, изначально я, влекомый ощущением своего высшего предназначения, хотел стать охранником Бэйса, его сторожем и ревнителем. Сейчас уже и не помню, хотя, наверное, вряд ли.
Скорей уж мне понравилась бы роль механика, настройщика и, если хотите, программиста пульта, но для этого, боюсь, мне не хватит теперь ни сил, ни смелости. Ведь, чтобы понять, как там все работает, придется учиться. И учится хорошо, так хорошо, что даже представить не могу как. А делать это, как известно, лучше всего на своих ошибках, которые непременно надо делать за пультом. А я без стыда могу признаться, что как раз этого и боюсь, сделать ошибку за пультом. Но увидеть его я был должен хотя бы потому, что я так хочу. Хоть один раз в жизни, пусть только посмотреть, что там задано по умолчанию, и уйти. Черт с ним со всем, но я хотел знать. Мне нужно было знать.
Что именно я хотел знать, я тоже не уверен, но мне казалось, что когда я увижу весь пульт и рычажки, и надписи к ним, что-то нужное станет мне понятно навсегда. Именно из-за этого дурацкого желания понять, я и ввязался в эту авантюру. Я искал людей, наводил справки, читал мудреную литературу, собирал документы, я делал очень много всего. Я изучал карту, но не так как обычно делают нормальные люди (ознакомился и пошел), я, как и все, кто хочет найти Бэйс, должен был заучить ее наизусть, потому что в зону ее взять нельзя ни в каком виде. Зато теперь, я в любой момент могу закрыть глаза и восстановить в памяти любую подробность этой карты.
Все четыреста километров на пятьсот этого пространства я помню до каждого дерева, до каждого поворота меж плоскостями, до каждого дома в любом из городов. Я потратил три года, чтобы заучить ее так, как считал необходимым. Еще два года ушло на то, чтобы понять, как попасть в зону, и опробовать все способы входа, чтобы научится правильно спать вне зоны. Теперь я могу спать даже в зоне. Потом еще полгода я репетировал выход и вход в пространство зоны, доводя свои действия до автоматизма, и стал в этом деле настоящим спецом. И все только для того, чтобы до сих пор ничего в ней толком не понять.
"Что за бред, к чему столько усилий? - говорят многие. - В зону может попасть любой мало-мальски подготовленный новичок, и даже выйти из зоны живым - не такой уж героизм, хотя бы потому, что не было зарегистрировано еще случая, чтобы зона кого-то убила". В теории такое реально, но на практике даже тот, кто теряется в ней бесследно, все равно возвращается домой. Единственное, что с ним может быть не так и почему можно понять, где он был и был ли вообще он в зоне, это то, что он не сможет вспомнить, ровным счетом ничего. Вечером он ляжет спать, утром проснется немного уставшим и не сможет вспомнить совершенно ни одного своего сна. "Как и не ложился" скажет он, и на этом его эмоции закончатся.
"Такое ощущение знакомо почти каждому и, может быть, даже большинству, что же в этом страшного", - может сказать кто-то глупый, кто никогда не выходил из зоны живым. "Ведь ничего же страшного с ним не случилось. Мало ли, что там было в зоне, ведь он то этого не помнит и, значит, ничего не было. Подумаешь".
Конечно, подумаешь, особенно если тебе наплевать на сотни лет, которые ты прожил без памяти. И тот, кто в коме, когда очнется, скажет: - подумаешь, не помню трех (к примеру) лет и наплевать, ведь живой же. Но мне будет его немного жаль.
И потому я имею насчет выхода свое мнение, я желаю попадать в зону, когда хочу, и для того научился спать как надо: так, чтобы все во сне казалось настоящим, только из этого сна можно выйти в зону, как известно. И попадать туда я желаю легко, а не со страхом. Я точно знаю, как это делается - что бы было легко, и если хотите, могу рассказать. Вот вам лучший из вариантов.
В любом месте сна нужно остановится, опустить руки, расслабить шею, после чего сделать семь широких шагов назад и во время седьмого шага резко свести плечи вперед. При этом появится очень своеобразное чувство - спина как будто разорвется, но боли при этом не будет. Глаза можно держать открытыми, но это все равно не поможет - момент перехода увидеть невозможно, вы просто очнетесь в зоне, стоя с закрытыми глазами. И вот тут главное не растеряться и не двигаться. Нужно тихо (или громко, это кому как больше нравится, но надо обязательно делать, как больше хочется) сказать свое имя, и голос зоны ответит: "Принят". И тогда в месте вашего входа появится вешка, маленькая пирамидка приятного вашему глазу цвета, и только после ее появления можно сойти с места и немного расслабиться. Уходить сразу не стоит, особенно если вы новичок, для начала желательно запомнить точно положение вешки, ее размер и цвет, здесь и будет место вашего выхода. Помните, другая вешка вас не примет, выйти обратно можно только в себя. А поднять или передвинуть вешку невозможно, в ней весу тонн двадцать, а то и больше. Да и вообще неизвестно, что будет, если ее сдвинуть, может быть, тогда вообще не выйдешь.
Потерянные вешки или, если говорить понятней, вешки незарегистрированных, появляются потом, гораздо поздней, где-нибудь неподалеку от потерявшегося. Никто не знает, когда она появится и где, и потому поиск потерянной вешки - дело хитрое и долгое. Но зато нет особой необходимости сидеть на месте входа до ее появления.
Гуляя по зоне, старайтесь не слишком удаляться от вешки, особенно, если никогда не видели карту, можно заблудится и выйти станет очень трудно. Один раз в зоне я видел человека, который ходил там восемьсот лет, он попал в зону случайно и никак не мог сообразить, где он и где оттуда выход, и есть ли он вообще. По началу он боялся городов, а поздней уже не мог даже предположить, где могла появиться его потерянная вешка.
Весьма любопытный был араб, мы прожили с ним около года, и он многое успел мне рассказать. Как я понял, в жизни он строил пирамиды где-то в Египте. Русский он знал достаточно хорошо, потому что учился ему у какого-то блондина, который заблудился в зоне, и сильно убивался о том, что дома у него есть карта, но он ее не знает и не помнит. Подозреваю, что этим блондином был Степан, во время одного из первых своих походов.
Еще он рассказывал мне о том, что встречал человека, который бродил по зоне три тысячи лет, но он был совершенно не похож на обычных людей, волосатый, от природы угрюмый как горилла, он слишком долго жил в зоне, но не знал ни одного языка. От этого, надо сказать, сильно страдал, потому что не мог никого спросить, как искать выход. Он сидел на краю северо-западного озера южной плоскости, и каждый день доставал из воды камешки. Он складывал их в пирамиду таким образом, что каждая ее сторона насчитывала по основанию сто тридцать три штуки. Мой знакомый сосчитал камни, разделил на дни и получил годы и годы, которые эта умная обезьяна провела в зоне. Ему стало жалко ее, и они стали искать выход вместе, но не нашли. В один из дней обезьяна ушла в сторону от скал и больше не вернулась.
Интересно было бы ее повстречать. Возможно, это был первый человек земли. Даже вполне не исключено: за несколько тысяч лет в зоне кто хошь обзаведется мозгами, даже таракан. Так что вполне возможно, что древняя обезьяна уснула где-то в дебрях древнего первобытного леса, и ей приснился сон, в котором все было как в жизни. Интересный сон, цветной, живой, такой живой, что из него совсем легко выйти в зону. И вот она очнулась на незнакомой земле, стоя с закрытыми глазами, и взревела доисторически мощным своим голосом самое родное, самое страшное, что только могла - свое имя, и зона сказала "Принят" и появилась маленькая смешная пирамидка, красивая и теплая как дом, она вспыхнула всеми цветами радуги и возникла из ничего. Но обезьяна, которая еще не умела думать, испугалась и побежала. Спряталась, залезла на дерево, вжалась в землю загнанная своим страхом, а дальше еще хуже: уходящие в небо плоскости, ползуче пески, встающие деревья и нет голода. И было ей и страшно, и глупо, и она бежала дальше. Но скоро она устала и успокоилась, нашла красивое озерко и поселилась на его берегу, назвав его своим новым домом. Так она и сидела в зоне миллион лет, пока не научилась складывать камушки, потом еще три тысячи лет она выкладывала из камней самую правильную и естественную в мире фигуру - пирамиду. И только потом, случайно нашла выход, свой зарегистрированный миллион лет назад выход, и вернулась в обычный мир со всем тысячелетним грузом в своих мозгах. А может, все это было не так, может, ее просто выкинуло из зоны за такую упорную тупость, и она все забыла, и проснулась в тот же день, что и уснула, и сказала "Я немного устала во сне, такое ощущение, что и не ложилась, ну и наплевать...".
Ну, как, вам все еще хочется попадать в зону случайно? Вот и я решил, что лучше знать как можно больше, и пользоваться зоной как домом, нежели полагаться на удачу и слепой случай. Ведь тот, кто выходит из зоны неправильно или теряется в ней, забывает ее, и сколько бы лет он там не прожил, в его памяти их просто нет. Достаточно не зарегистрироваться на входе, и можно быть уверенным, что оставишь память на выходе.
Некоторые, кто ничего не помнит о зоне, часто спрашивают, как она выглядит, и что это такое, есть ли там солнце и, если нет, как отмеряются дни, почему нельзя пронести с собой карту, если одежду можно, кто составлял карту, и в какую сторону направлена сила тяжести на стыке плоскостей, что лежит за открытым краем северной плоскости, и еще много всякой ерунды, о которой бэйсовики как-то не задумываются.
Отвечу сразу и просто. Все это там никого не интересует: есть дни и светло, но про солнце я не помню, может быть, и нет. Есть люди и животные, есть одежда, нет надписей даже на татуировках, но есть надписи на песке и в записных книжках, которые попали в зону в карманах одежды, но карты нет, и ручка, перо, нож не пишут ничего, что можно отнести к зоне. Иногда бывает даже смешно, но это именно так и есть. На стыке плоскостей сила тяжести не действует никак, потому что никто никогда не был на стыке плоскостей: просто идешь по одной плоскости, и перед тобой как стена стоит другая, и вдруг ты понимаешь, что идешь уже по другой плоскости, ощущений никаких и потому это совсем не интересно. Там все это понимаешь по-другому, так должно быть и все, и незачем ломать башку. Ведь здесь, в "реали", вам не приходит в голову думать, почему трава растет вертикально, а не горизонтально, а вода течет совсем наоборот - горизонтально, а вовсе не вертикально.
Еще. К краю северной плоскости подойти можно, но это только в том случае, если у вас нет мозгов. Что там происходит, я не знаю, но после того, как туда попал один из группы Степана, он сказал, что его разложило по слоям на всю площадь провала в периоде где-то двадцать восемь дней. И не спрашивайте меня, что это значит. Но ему, надо понимать, не понравилось.
Теперь коротенько о выходе. Если вы не потеряли вешку, вам повезло, и тогда можно выходить спокойно. Для начала надо подойти к вешке так, чтобы центр зоны был точно за спиной. Не волнуйтесь, там, рядом с вешкой, это чувствуется: когда подходишь к ней правильно, ощущение, что спина становится широкой, ее как будто раздувает невидимым, идущим от центра потоком чего-то сильного. Если все так и есть, садитесь рядом с пирамидкой и прислонитесь ступнями и ладонями к каждой грани, солнечное сплетение должно упираться в верхний угол. Дальше все зависит от опыта. Мне теперь хватает пяти минут, раньше то же самое занимало от двух до пяти часов. Делать ничего не надо, дышите ровно в одном ритме, на каждом выдохе наваливаясь на пирамидку все сильней. Если вешка ваша, почувствуете легкое жжение в руках и ступнях (не путать со слабым морозцем, он бывает, если вешка чужая). Если неправильно сидите, будет распирать грудь и неприятно сдавливать диафрагму, тогда надо пересесть и начинать все с начала.
Если все правильно, вешка вдруг провалится в вас, и вы выйдете точно так же, как вошли: будет казаться, что падаете назад, но это только ощущение. Не забывайте, вы вошли на середине седьмого шага назад, и когда выходите, вы все еще его продолжаете, этот же шаг. А если даже и упадете, в этом нет ничего страшного, ведь все знают, травмы во сне вреда не приносят, так что падайте на здоровье, вы уже дома, вернулись живым, и вам осталось только проснуться.
Но все же, если, даже зная все вышеописанное, вы все-таки умудритесь заблудиться в зоне или не зарегистрируйтесь при входе, мой вам совет - ищите дорогу и идите в город. Городов много на всех плоскостях и в любом случае хоть один из них вы найдете. В городе лучше всего найти монаха, но если его нет, то подойдет любой строитель или дворник. Они помогут вам и все объяснят. Теоретически вам должен помочь любой житель города, но на практике в городах слишком много таких же дураков, как и вы, а они и сами ничего не знают. Не удивляйтесь, если монахом, строителем или дворником окажется знакомый вам человек, в зоне ходит слух, что любая из этих городских должностей занимается каждым человеком хоть раз в жизни, так что в какой-то момент и вы станете дворником. Не пытайтесь рассказать им об их реальной жизни, они ее не помнят и не признают. Они единственные настоящие жители зоны и им единственным подвластно что-то в зоне менять. Стоить дома и валить деревья, рыть колодцы и все остальное. Ваше дело найти кого-нибудь из них и попросить помочь, если смогут. Если нет более важных, чем вы, дел или если очередь на помощь не тянется на ближайшие триста лет.
Еще к вопросу о входе и выходе, входить можно и другими способами, но лично я рекомендовал бы описанный выше, он, по-моему, проще и спокойней, чем, к примеру, умереть во сне от сильного удара. К тому же этот способ дает предсказуемый результат, а от других можно случайно проснуться.
Это о мелочах, теперь - по сути.
Если вы освоитесь или заблудитесь в зоне и решите искать Бэйс без карты, во-первых, примите мои соболезнования, а во-вторых, постарайтесь хотя бы на словах, в несложных картинках, запомнить историю того, как нашел его я, и, может быть, вам не захочется его искать или повезет. Хотя я сам не уверен, можно ли назвать везеньем тот мой поход. Но в любом случае он был первым результативным.
Я вошел, как обычно. Выполнил стандартные процедуры и вдруг понял, что меня снесло гораздо севернее того места, где обычно происходил вход. По каким-то причинам, о которых мало кто догадывается, такое бывает, и даже довольно часто. К центру зоны предстояло идти на юго-восток.
Обычно, когда стартуешь из России, за спиной лес и мелкие болота, а тут меня занесло в горы. Я встал у вешки, обошел ее вокруг так, чтобы спиной почувствовать центр зоны и сориентироваться в пространстве. Карту я знаю хорошо, и поэтому проделал это только для того, чтобы еще раз проверить себя, я всегда повторяю эту процедуру после входа, просто так, для уверенности, и для привычки.
Сориентировавшись, я выбрал направление. Горы были по левую руку и для того, чтобы не лазать по каменистым склонам я, как умный, решил пройтись низами вдоль гряды сначала к югу, а когда выйду на равнину, можно будет забрать и на восток.
Дороги как таковой там нет, но земля достаточно крепкая, без болот, лес не частый и единственная трудность - это форсирование двух мелких речушек. Пересекать их советую как можно ниже по течению. На скалах они кажутся совсем узкими, но там каменистое скользкое дно и можно ненароком убиться. А в низовьях обе они разливаются, и брод найти совсем несложно.
Все это я (как и вы теперь) знал, а потому шлось мне легко и спокойно. Справа, километрах в десяти, поднималась вверх одна из плоскостей, и чтобы было не скучно, я стал считать озера и реки на ней. Очень быстро, буквально за один день, мне это надоело: видно было не очень хорошо, да и количество всех озер я знаю просто на память. Через четыре недели, когда горы почти уже закончились, я решил подняться на один из высоких каменистых холмов, в надежде встретить там кого-нибудь из людей.
Обычно, если кто-нибудь случайный попадал в эту местность, он залезал на гору и с нее пытался осмотреться, надеясь понять, куда это его занесло. На холме никого не было, но около дня-двух назад на вершине кто-то жег костер. Это было распространенным развлечением среди потерявшихся, особенно ночью, когда костры видны и на смежных плоскостях.
Иногда люди даже пытались разговаривать между собой, крича в небо и надеясь, что там их услышат. Но, как правило, такие переклички ни к чему не приводили: на смежных плоскостях расстояние невозможно определить визуально, если где-то на одной из смежных плоскостей вы видите огненный знак и вам кажется, что до него всего-то километров десять-пятнадцать, вы, обычно, не задумываетесь, что звук вашего голоса пойдет не прямолинейно, а вдоль земли. Да и вообще, пытаться крикнуть даже на десяток километров - это первая стадия паранойи. А то, что находится прямо над вашей головой, лежит от вас как минимум на сто восемьдесят три километра.
В общем, около пепелища я решил устроиться на ночлег. Вечером или, точнее для зоны сказать, в начале ночи молния ударила в дерево, и я развел костер. Не для того, конечно, чтобы приготовить пищу или согреться, просто чтобы получить удовольствие, посидеть и посмотреть на огонь, подумать о природе явлений, своем месте в цепи этих явлений о доме и мире, о зоне и всех тех, кто в ней бродит. В общем, обо всем том, о чем обычно думают люди, глядя на огонь. Есть в этом что-то родное, что-то первобытное, к тому же если в дерево попадает молния, и вы можете разжечь костер в зоне, для вас это что-то да значит, зона лучше понимает, что кому бывает нужно. Там просто так не бывает ничего, и уж тем более молний. А уж молния в дерево - явление для зоны совсем исключительное. Оно настолько понятно и не требует никаких объяснений, что грешно сомневаться в таком элементарном намеке.
Вот еще что забыл: не пытайтесь тащить в зону еду или охотиться внутри. Жевать куски органической материи - привычка зоне противная и там от нее отворачивает. Там совсем нет голода. Только иногда водички из озера хлебнешь, да и то только для красоты момента или от исполненности чувств.
И вот сижу я на вершине холма, разминаю мозги костром, и вдруг слышу шорох. Осмотрелся. Может, идет кто-то, думаю. Шорохи в зоне бывают очень странные, там ведь нет ничего такого, что можно испортить навсегда, и поэтому иногда упавшие сухие деревья встают, камни сами собой на горы лезут, даже реки иногда задом наперед текут. Поэтому надо быть очень аккуратным и внимательным. И вот, я огляделся. Смотрю, мужик какой-то бежит ко мне, руками машет, кричит что-то. Я сразу решил, что это один из потерянных, их иногда бывает очень много и им желательно помогать. Всем желательно помогать, а то зона может не отпустить. Запрет выход и все, будешь потом мучиться, голову ломать, а в итоге окажется, что просто руку кому-то не подал на каком-нибудь из обрывов.
Подбежал он ко мне возбужденный, злой, не понимает ничего, домой просится, откуда пришел не знает, на работе никого не предупредил, жена, дети плачут, а ведь "семеро по лавкам". В общем, обычная история. Я ему предложил у костра посидеть, расспросил, откуда он такой бешеный, и что помнит о том, как вошел, как мог естественно объяснил, все, что успел, и где-то к утру успокоились. Постепенно до него доходило, что ничего особенно ужасного с ним не произошло, и все еще можно жить. В общем, медленно, с трудом, но расслабились, и я предложил ему пойти со мной: делать ему особенно нечего, а я обратно пойду, все равно, через эти горы, заодно и его вешку поищем. Опять же можно монаха в городе найти и попросить его о помощи. А вообще, идти со мной, все лучше, чем по холмам прятаться. К тому же, мне было бы не так скучно в приятной компании.
Не знаю точно почему, но понравился он мне. Хоть и кричал, и ругался, и ревел крокодильими слезами, но как-то естественно, не зло, и все больше о других он убивался, что, мол, как же они там без меня. В общем, обычный нормальный мужик, к тому же мой современник и соотечественник.
Идти со мной ему не очень хотелось, но и оставаться в одиночестве он боялся, поэтому быстро согласился.
Вышли мы уже на следующий день, часа в два по обычному времени, а до этого любовались красотами зоны. На смежной плоскости, справа от гор, все утро шел дождь, видимо, мелкий, потому что во все небо над этой плоскостью стояла квадратная радуга. Не верьте никому, кто скажет, что это невозможно. В зоне я лично видел и квадратную, и круглую, и треугольную радугу. Сам потом удивлялся, штудировал учебники физики, убеждался, что такого не бывает, и все равно видел.
Но к обеду мы все-таки двинулись в путь. К вечеру второго дня горы слева закончились, и мы вышли на равнинный участок. Широкая плоская степь длиной около пятидесяти километров, на ней три озера, да река, которая течет почти наискосок плоскости, и по которой можно было бы плыть примерно в нужном нам направлении. И мы пошли к реке. На утро следующего дня, подходя к городу, мы повстречали группу людей. Поговорить с ними не удалось, потому что по-русски они не понимали, а я их языка вообще не узнал. Славные такие, веселые, на моего спутника они произвели весьма ободряющее впечатление. По его мнению, они тоже заблудились, но ничуть этим не опечалились, а решили извлечь из ситуации как можно больше разных выгод. Они тоже шли к реке и знали, где можно взять лодки. На карте лодок не было. Наверное, потому что лежат они в доме номер сто двадцать пять на чердаке. Если вам это чем-то поможет, упомяну еще, что название города по карте и в простонародье - Светлый. Там в каждом доме есть лампочки, и все они горят круглосуточно, но электричества нет и проводов тоже нет (это вам для ориентира).
Мой попутчик уже почти обжился в зоне. В городе он познакомился с какой-то немкой и очень хотел остаться с ней до моего возвращения, но я не люблю ходить по зоне один, да и ему было бы полезно погулять еще. Осмотреться, по серьезней все обдумать прижиться. Ведь Светлый никуда не денется и немка, честно сказать, тоже. Но все-таки он настоял на своем, и мы устроили длительный привал, но с тем условием, что не будем задерживаться в Светлом больше трех недель. Мы остановились в гостинице, и каждый день мой попутчик уходил к своей пассии. О чем-то они там все время беседовали, вспоминали, как он мне переводил, свои реальные жизни, баловались телами, в общем, развлекались, кто во что горазд. Я тоже пару раз ходил к ним в гости. Ничего, интересно и даже, может быть, весело было отдыхать с ними, но только очень неудобно: я-то в отличие от попутчика немецкого не знал, и приходилось изъясняться на пальцах, как с глухими или, точнее сказать, как с глухой, ведь не понимала меня только она. В общем, обычно пока они развлекались мне не оставалось ничего более, чем сидеть и думать, как нам лучше добраться до центра. Через две с половиной недели это мне надоело вконец, и я поставил попутчику ультиматум: либо мы таки идем, либо я пошел уже один. Я знал что он побоится остаться без меня на долго мы уже привыкли друг к другу, как-то привязались, и в общем, ему ничего не оставалось как расстаться со Светлым хотя бы до нашего возвращения.
К тому времени я уже сбил небольшую группку единомышленников, и на двух каноэ и плоту мы за две недели сплавились до вулкана. Обходили его справа или, если говорить точней, с запада. Там дорога идет из низины на подъем и обратно к подножию. Дорожку эту очень советую. Когда она поднимается на гору, с нее очень симпатичный вид на зону. Внизу джунгли, над головой непривычно близкое небо и во все стороны, куда ни посмотри, видны смежные плоскости. Ощущение таких перспектив крайне необычно для новичков. Там на верху вулкана, у края кратера, хочется стоять бесконечно долго, иногда кажется, что всю жизнь можно не двигаясь с места созерцать такую красоту, но там немного ветрено и по этому уже часа через два-четыре красота влечет меньше. Зато, когда спустишься в джунгли, попадешь как в другой мир. Вроде шел, шел, приближаясь к ним метр за метром, и вдруг вроде только глаза открыл - уже в джунглях. Только и успеваешь, что удивиться, а потом тебя обхватывает спокойствие и умиротворение от множественного голоса тамошних птиц. А уж, какие там внизу ароматы, это просто голова зацветает и воздух влажный тяжелый, теплый, как в парной, и что-то влечет, манит, распирает изнутри как молодецкий крик. Но стоит только задуматься о чем-то серьезно непристойном, все опять вроде как в миру: над головой небо вроде такое же, смежных плоскостей из-за деревьев не видно, со всех сторон деревья, лианы, трава, вроде обычные джунгли, как дома, в миру.
Но все это справа от вулкана, а слева лучше не ходите, только если из интереса и, по возможности, не в одиночку. Там каменистые обрывы и всегда воняет серой из жерла. Степан один раз сломал там ногу, и потом его на руках тащили до вешки, а он сильно матюгался и мучался.
Так что, лучше обходить вулкан справа, как я в тот раз: шел себе без бед по укатанной дорожке, ныряя и выпрыгивая из не девственных джунглей на верхотуру. Несколько раз по пути попадались чужие вешки, и я учил своего попутчика ориентироваться в пространстве при их помощи. До Бэйса оставалось совсем недалеко. Надо было только перейти джунгли и пересечь по дороге еще один город, за которым, собственно, и начинается секторная пустыня.
В городах кроме отдыха и обильного общения с представителями всех видов цивилизации, которые обитали на Земле, есть еще одна приятная и удобная штука. Она есть во всех городах окружающих пустыню, и называется она вешка зоны. Долго искать ее не будете, потому что она всегда стоит на границе песка. От всех обычных вешек, вешка зоны отличается тем, что она в два раза больше, и если попытаться через нее выйти, обморозишь ладони и ступни.
Вешки зоны имеют еще одну особенность: они неправильной формы. Обычная вешка - правильная пирамида, а у этих вершина чуть наклонена в сторону открытой северной плоскости. Зона, если представить ее в виде пространственной модели, представляет собой куб, только одна сторона этого куба откинута в сторону как крышка коробки, сама зона внутри, а открытая плоскость условно принимается за северную ее сторону. Каждая плоскость имеет площадь тридцать три тысячи триста тридцать три и три в периоде квадратных километра. Условный центр зоны расположен посередине плоскости, которая напротив открытой, но настоящий Центр зоны в углу трех плоскостей, гораздо северо-восточней условного. И вот в этот угол и нужно попасть.
В зоне много городов, но около Бэйса - только три. На каждой плоскости вокруг угловой или правильней говорить секторной пустыни. И к каждому городу идет дорога, она проходит как центральная улица и упирается в вешку зоны. В зоне вообще все дороги идут к Бэйсу, но только заканчиваются они на краю пустыни, и дальше каждый предоставлен сам себе.
Секторной пустыню зовут потому, что она такой формы. Как будто куб зоны врезался одним углом в какой-то огненный шар, который выжег в этом углу сектор пустыни. Еще я слышал, что раньше, когда-то очень давно, пустыня вообще была недоступна, будь-то бы там, где сейчас Бэйс, стояло что-то наподобие лазерной пушки, которая шмаляла во все стороны без всякого продыху, и собственно, и выжгла целый угол Зоны, превратив его в голый песок. И еще говорили, что нужно это было для того, чтобы никто не мог подобраться к Бэйсу, но возможно это легенда.
Хотя в любом случае как бы то ни было, а в пустыне никто не входит, и потому там нет чужих вешек и опознавательных знаков там тоже нет никаких, по барханам ведь стороны света не определишь, тем более что барханы в этой пустыне движутся совсем непредсказуемо и без всякого ветра. Сориентироваться, где Бэйс можно только на границе города, а дальше как повезет. Могу, конечно, порекомендовать один способ, но сразу предупрежу, не всякий на это способен: Когда в городе походите вокруг вешки зоны и найдете, где центр, не поворачивайтесь к нему лицом, шагайте задом и как можно небрежней, чтобы оставалось много следов. Именно линия следа будет служить вам той линеечкой, по которой вы будете двигаться более-менее прямо. Во всех остальных случаях вы почти наверняка пройдете мимо. Бэйс маленький, его легко не заметить. Особенно, когда подходишь к стыку трех плоскостей, там вообще лучше смотреть только под ноги, иначе начинает кружиться голова, и кажется, что падаешь в огромную треугольную песчаную яму, особенно если буря.
В городе у пустыни мы тоже остановились, и я стал, было, собирать себе группу, но не слишком в этом преуспел. Мне, почему-то, попадались одни только потерянные, которым топать к Бэйсу нет никакого удовольствия и резона. Даже мой спутник, насмотревшись на всех остальных, начал хандрить и не пошел со мной, он остался в городе, испугавшись жажды и жары, о которых рассказали ему те, кто не заходил в пустыню дальше, чем на триста метров. Они ему все расписали: как кожа сохнет и глотка слипается, как песок стирает обувь, словно это наждак, и как возвращаются люди, которые потом не могут напиться помногу лет, и еще целую кучу всяких придуманных ими для себя небылиц, хотя я тысячу раз ему говорил, что идти надо всего каких-то двадцать километров, а жара чувствуется только на протяжении пяти. Но он все-таки перепугался, пообещал меня дождаться и остался в городе тосковать по своей немочке. И, слава богу, Бэйс лучше искать в одиночку.
Теперь я точно знаю, почему не прошла группа Степана. К Бэйсу нельзя подобраться на нервах, а километры по песку задом наперед не очень успокаивают. Особенно, когда идешь с группой, и есть возможность жаловаться всем окружающим на бедственное свое положение и полное непонимание смысла всего сделанного.
Еще одно предостережение: не пытайтесь ходить по пустыне вдоль грани плоскости и постарайтесь как можно реже ее пересекать. Точно не знаю, что там происходит, но все, кто был в зоне, и все, кто живет в городе у пустыни, говорят, что лучше этого не делать. Кто пробовал злоупотреблять положением Бэйса в пустыне, сам ничего не помнит, но иногда даже в реальном мире пытается зайти пешком на стены, принимая их за смежные плоскости. Что-то там не так, и страдает психика, но как именно, не знаю. Просто предупреждаю, лучше не пробовать. Пустыня вообще самое опасное место зоны можно попасть в зыбучие пески или заблудится напрочь или задохнуться пылью во время бури, а то и вообще оказаться похороненным заживо движущимся барханом. В общем, пожалуй, только в пустыне я видел скелеты и трупы. Бывало, идешь задом вдруг, запнешься за что-то и покатишься по песочку, все следы перепутаешь, стороны света забудешь, осмотришься, а он лежит, кости белые, как полированные, одежда какая-нибудь порванная, а то, бывает, что и свежий совсем, еще и мясо не отошло. Тут уж сами понимаете Бэйс искать нечего: Зона, говорят, предупреждает так, чтобы сразу понятно, чтоб не всякий к Бэйсу лазал. Это ведь не всегда и не каждому можно.
И вот я шел, теперь уже и не помню, сколько дней и вдруг уперся спиной во что-то мягкое. Я обернулся и увидел его вблизи. До него было метров сто.
В углу плоскостей на уровне груди стоял Бэйс. Песчаная будка размером с четыре телефонных. Как мне показалось вначале, она висела над землей, но потом я понял: она упирается в плоскости углами. Ровные стены, ровная крыша и все. Здоровый куб из песка. Выглядит, конечно, странновато: песок осыпается, но почти мгновенно поднимается обратно, а с одной стороны песчинки падают в один слой и там вход. Я шагнул вперед и снова уперся во что-то мягкое. Даже не уперся: что-то плотное, как вода, слегка притормаживало меня. Я шагнул назад и попробовал еще раз. Снова те же ощущения, и я отступил во второй раз. Степан говорил об этой воздушной воде, дальше начнут идти годы и тогда мне не пройти. Чем-то внутри я понимал, что надо искать какой-то способ преодолеть это сопротивление Бэйса, но придумать ничего не получалось. Я простоял там около двух дней, обходя Бэйс со всех сторон. И все с одним и тем же результатом. Но где-то в конце третьего дня я увидел то самое, что меньше всего ожидал и о чем никогда раньше не задумывался ни в зоне, ни в миру - из Бэйса вышел человек.
Худощавый брюнет с европейским типом лица. Я видел его всего несколько секунд и до сих пор точно не знаю, кто это мог быть. Он вышел из песчаной кабины Бэйса как раз в том месте, где я предполагал вход. Вначале я подумал, что вот она разгадка: Бэйс просто был занят кем-то другим. Так просто и так обидно, что никто об этом не додумался, подумал я, но потом я увидел, что выходящий как-то не вписывается в общую картину. Вроде человек как человек, каких много, ничем не примечательный и все же что-то в нем не так, не по-человечески как-то. Через секунду я догадался - под мышкой он нес вешку. Не обычную, а черную с красным отливом пирамиду. Двадцать тонн, а может и больше, а может и гораздо больше этого, никто не знает, а он ее запросто одной рукой под мышкой. И цвет. Он же всегда теплый, приятный, правда приятный для того, кому вешка принадлежит, а у него она черная, страшная и это сразу ударило по глазам.
Он вышел, приставил вешку к груди и сказал: "Стас". Его голос показался мне знакомым, но я не сразу понял, где его слышал. Пирамида стала медленно проваливаться в его грудь, и тут я опомнился. Я крикнул ему что-то типа "Эй!!!" или "Стой!!!", он повернулся. Я пошел к нему и уперся в воду. И тогда он сказал, или правильней сказать, спросил: "Имя?". И вот тут то я узнал его голос наверняка. Это был голос зоны. Я назвался, и он ответил: "Доступ разрешен", - после чего его завернуло в пирамиду, и пирамида исчезла. И вода в воздухе тоже исчезла. Я сделал шаг, и ничего не случилось. Потом еще несколько шагов я пробирался с опаской, но ничего не происходило. И тогда я побежал. Я буквально влетел в Бэйс, и только внутри до меня дошло, что я добрался первый, без всяких на то причин: просто взял и получил долгожданный доступ к пульту. Назвал имя, и Бэйс принял. Шесть лет вне зоны, наверное, сотню лет в зоне я искал его и не мог найти, участвовал в групповых заходах, в одиночных. Несколько раз срывался со скал и почти разбивался, тонул почти до смерти, наверняка терял вешку и искал ее наверно годами, промахивался, терялся в пустыне, погибал почти наверняка, и вдруг прошел до того самого, о котором мечтал - до пульта.
Тысячу раз я видел этот пульт на картинке и теперь точно могу сказать, тот, кто его рисовал на обратной стороне карты, рисовать не умел совсем. А, может, пульт с того времени изменился, хотя это вряд ли, такие вещи, наверно, не меняются.
Основное, чем меня удивил пульт, - это цвет: он был какой-то зернисто-зеленый. Я коснулся его пальцем и обнаружил, что он мягкий, как вата. Еще там, где на картинке были нарисованы маленькие поворотные барабаны с названиями установок, теперь буквы просто выступали из общего зеленого тела пульта. Рычажков переключателей не было и в помине, были кнопки "плюс" и "минус" возле каждой позиции. В общем, все было примерно таким же, как на картинке, но как-то родней. На самом верхнем табло, как и полагалось, выступало мое имя, а ниже шли мои показатели: текущие показатели моего общества, мое состояние, возможности, статистика моих событий, общая оценка моей жизнедеятельности, оценки по категориям действий и, самое главное, заданные установки.
Если вы видели хотя бы рисунок Пульта на карте, вы понимаете, о чем я говорю. Установки, заданные по умолчанию для данной конкретной жизни в баллах: благосостояние, уверенность в себе, перспективы развития, количество общения, количество произведенного, количество потребляемого, качество жизни, общее удовлетворение, вес в обществе желаемый, вес в обществе возможный, количество любви производимое, количество любви потребляемое. Все-все, все, чем живет человек, все, что он хочет, все, что, может, входило в разделы этого регулировочного сектора. И все это, вплоть до количества посещений Бэйса, было обо мне. И самое главное, находясь здесь, я с легкостью мог изменить любой параметр и настроить свою жизнь под себя. Настроить, так, чтобы не было больше ни мучительно, ни больно. Мог бы настроить, если бы хотел, если бы не боялся испортить что-нибудь в этой странной машине, которая с точностью до истины устанавливает, рассчитывает и хранит в себе знания обо всем, чем может жить человек. Бэйс, база, основа, ядро любого телодвижения, мной совершенного, лежало здесь, и здесь я мог все изменить.
Не знаю точно, откуда брались показания на шкалах пульта, и кто их задал, но теоретически можно было бы предположить, что это статистика моей жизни. Хотя, с другой стороны, установки с названием "по умолчанию" статистикой быть не могут, это по определению, какой-то заданный параметр, который неукоснительно должен исполнятся до тех пор, пока кто-то не придет и не изменит его. Параметр, надо полагать, оптимальный и весьма усредненный для каждого отдельного человека. Его жизнь, сделанная по какому-то стандарту, по чьему-то умолчанию. А кто это собственно умалчивает, зачем он умалчивает, спросил ли он меня перед тем, как обрубить все мои перспективы своим молчанием. Это же надо ему было догадаться и ограничить Мою жизнь рамками настолько определенных показаний. Загнать ее в скупые нормы шкал и запретить любое Мое благое движение сверх этих оптимальных убогих норм. По умолчанию, по определению, по минимуму. Ведь это именно минимум. Я смотрел на показатели. Это действительно мой минимум: только чтоб не сдох. Вот он - я, весь в цифрах, как на ладони. Как в полном дерьме я в этих цифрах, и никаких перспектив.
Не знаю, сколько времени я провел перед пультом, но подозреваю, что не меньше недели. Дня два я просто смотрел и раз за разом все точней примерял на себя все показатели, все сходилось, во всяком случае, все, что я мог понять. Чертова машина не обманывала и не отпускала. Может быть, это была и не машина вовсе, а какой-нибудь информационный спрут, которого запрятали в зону и оградили от мира тысячей сложностей и миллионом вариантов, которые следовало разузнать прежде, чем попасть в его умные и надежные щупальца. И я попался, я разгадал все загадки о том, как попасть в зону, как пересечь ее, как пройти пустыню, как добраться до Бэйса. И, значит, я был именно тем, кто способен, кто может, а главное - должен, стоять перед пультом. Я был перед ним и все ясней понимал это. Здесь был мой единственный шанс не умолчать. Только страх перед чем-то неясным смущал меня, но я все больше убеждал себя в своей правоте, и он стал отступать. Я доказал себе свое право что-то менять ведь, в конце концов, ну что в моем бредовом бытии можно испортить? Постепенно я стал приучать себя к пульту. Тысячу раз я касался его, и с каждым разом страх отступал все дальше. Через какое-то время я уже без всякого намека на тревогу мог водить пальцем меж клавиш, и ничего не происходило.
Где-то, наверное, к концу пятого дня я решился нажать какую-нибудь кнопку. Не могу точно объяснить почему, но я добавил себе благосостояния. Только одно легкое касание, для начала, для пробы и тут же странное объемное тепло разлилось по глазам и захватило мозг, расширяя сосуды. Я вроде бы даже почувствовал, как легче мне стало жить, какие-то еще не понятные мне проблемы решались сами собой, какие-то люди получили назад занятые мной деньги, и вроде даже я услышал, как кран в моей квартире стал капать гораздо реже. Что-то произошло во мне, что-то шевельнулось и разбудило меня. Я нажимал на плюс рядом с соответствующей графой и с упоением наблюдал, как растет мое богатство в каких то абстрактных единицах. Мечты заняли мой мозг настолько, что я перестал уже думать о чем-то другом кроме денег. И, наверное, я бы не смог остановится, добавляя себе золота, если бы пульт не покраснел вдруг, и не выдал мне сообщение во весь размер главного монитора: "Данная единица не сможет продолжать существование при сохранении текущих параметров".
Сначала я не понял, что это значит, и решил, что я забрал себе все деньги мира. Я широким жестом снизил свое благосостояние на десять единиц и решил попробовать что-нибудь другое. Счастье. Общее количество счастья почему-то было слишком низким, и я добавил. Теперь я уже совсем не боялся пульта, он мог дать мне все, что я хочу. И я добавил счастья еще. Почему бы нет, деньги и счастье, что еще нужно? Здоровья, лет жизни? Давай жми! Годиков сто, и чтоб как мальчик, и чтобы смерть во сне от сексуального переутомления. А еще неплохо бы любви, то бишь баб побольше, и чтобы не так, как сейчас, по месяцу, а то и по полгода ищешь ее, дуру какую-нибудь последнюю, а она: фи и морду воротит. Ну, ничего пусть теперь они за мной побегают. Славы мне, власти! И черт с ним, пусть все в мире, но уж теперь-то деньги мне. И счастья побольше. А потом все это сохранить, выйти из зоны, аккуратно выйти, чтобы без эксцессов, и домой, в мир. В МОЙ мир.
Оставалось только спокойно выйти, но тут, слава богу, я решил все проверить.
До сих пор не понимаю, как я мог не заметить этого раньше, но когда я стал проверять свою жизнь, то получилось, что только счастье стоит на том уровне, который я установил по своему желанию. Во всем остальном, параметры были как у сумасшедшего, полного инвалида, который заживо гниет в выгребной яме, но все равно счастлив тому, что может чувствовать хотя бы боль. Таким чудесам я удивился от души и стал все исправлять. Теперь я старался ничего не упустить, но, став внимательней, быстро заметил, что, добавляя одну единицу счастья, деньги у меня пропадают единиц на пятьсот. Я добавил денег, снизилось счастье. А дальше - хуже.
Оказалось, что все настройки менялись одновременно: я попробовал добавить себе власти возможной, но снизилась радость от жизни, я поднял власть желаемую, но пропала получаемая любовь. Про деньги я уже забыл, здоровье было ни к черту. Я пытался настроить свою жизнь хоть как-нибудь лучше, но почти всегда падал срок жизни и еще что-нибудь очень нужное, я бился и ругался на пульт за то, что он не может просто добавить чего-нибудь одного, не меняя других показателей. Я попробовал от противного, но даже если увеличивать количество боли, лучше не становилось. Постепенно я так запорол свою жизнь, что почти ревел, не зная, что делать: как там все было в начале, я уже не помнил. А у самого меня всегда получалось, что я либо жил долго, но совсем не весело без денег и больной, либо наоборот жил мало (дня два после того, как вернусь), но в достатке и страхе. Пульт Регулярно мигал красным, выдавая сообщение о моей нежизнеспособности, и я даже, было, решил не покидать зону вовеки, чтобы не видеть свою новую жизнь, но точно понимал, что теперь из зоны меня выкинет, и, возможно, я даже сам не вспомню, что это я так испоганил себя. А количеств посещения Бэйса с шестидесяти пяти, которые я видел по умолчанию, и почему-то запомнил, снизилось до полного нуля. В конце концов, почти отчаявшись, я решил переключить одну опцию, значение которой я понимал только приблизительно. "Снять зависимости" - гласил раздел, и в нем было три варианта: "Да", "Да, только по определенным направлениям, с настройкой точного вида и даты" и "Нет". У меня стоял "нет". И так как я уже считал, что хуже быть не может, я критично переключил на "Да".
Пульт задумался, медленно покраснел и выдал: "У вас нет допуска на изменение этого раздела. Для настройки показателей данной строки обратитесь к своему БОГУ или войдите в систему как БОГ".
И вот тут-то я испугался не на шутку. Хрен-то с ним со всем, пусть будет, что будет, Я все-таки не последний раз живу. В следующий раз может все и обойдется, а тут с такими заявками может так накрыть, что потом поминай свою грешную душу, как звали. С тем, которого так зовут, шутить-то страшно, а пытаться войти в Бэйс, назвав себя "Бог" - это уже слишком.
Я попробовал вернуть свое "Нет" на место, но не смог. Пульт не зеленел. Я попытался поменять что-то еще, но он совсем не реагировал. Нервничая все больше и больше, я подождал минут двадцать. Ничего не произошло. Я тупо смотрел в монитор, и это слово "Бог", как лезвие, врезалось мне в глаза. Казалось, это было одно слово во весь экран, огромное и надежное. Оно как будто спрашивало: "Разве ты, червь, можешь назвать себя Бог?" Это, наверное, было последнее слово, о котором я думал вне зоны, но здесь, в Бэйсе, на красной отказывающейся работать машине, теперь можно было прочитать только его. Я ждал, что все может разрешиться как-то само собой, но как бы не так. Меня окружило этим словом, сдавило всем его естеством и расплющило как гвоздь поездом. Машина смотрела на меня с неутоленной ненавистью, все переключатели только того и ждали, чтобы выставить всю мою жизнь по нулям, только за то, что я посмел влезть туда, куда допуск имеет только он, носитель имени и слова. От напряженного взгляда в одну точку мне показалось, что на меня наваливается тьма. Я испугался еще сильней и даже попытался убежать, но входа в Бэйс не было и в помине: я был замурован перед пультом. Я сел на пол, и, вы будете смеяться, но делать было нечего, я взмолился Богу. Что я говорил, не помню. Никогда раньше я не делал этого. И это была даже не молитва, просто какие-то мелочные никчемные слова перли из меня во все стороны с такой силой, что даже мне самому было жаль себя. Маленького, недостойного и части того, что имел, гнусного себя. Сопли, слюни, слезы истекали из меня несколько часов, но и они были бессильны перед песчаным монолитом Бэйса, он впитал их и даже не смочился. Я был один перед собой и перед пультом, и никто не мог меня спасти. Я не верил, что теперь мне хоть что-то поможет, но постепенно через какую-то, как мне показалось, безумную вечность машина ожила, мигнула зеленым, и на красном табло появилась новая надпись: "Параметры конфигурации были изменены. Сохранить текущие изменения? Да/Нет".
И откуда только взялась эта реакция, Я с такой силой ткнул пальцем в "Нет", что даже испугался, что сломаю или пульт или руку. Но уже следующее сообщение привело меня в норму. "Все настройки выставлены по умолчанию".
Я даже не стал проверять. Все для меня скрылось за пеленой каких-то новых, еще более усердных слез. И что было дальше, я помню как в тумане.
По-моему, я поклонился пульту, поблагодарил Бога и всех святых, пообещал до гроба бороться с их врагами и стал делать ноги подальше от Бэйса и зоны.
Какими-то чудесами ни разу не сбившись с дороги, я добрался до города. Забрал своего попутчика и, ничего ему не объясняя, бегом погнал к горам. Через холмы и вулканы, по джунглям и рекам, по скалам и лесам, без остановок как заколдованный я пер к выходу по прямой, мимо городов и тропинок дорог и рек. Ощущение было такое, что в Бэйсе мне так поддали для скорости, что я и пролетел аж до самой своей вешки, не тормозя даже на поворотах. Где-то по пути, я даже не помню где, попутчик отстал, но я не уже возвращался. Только помню, как он стоял на берегу реки и смотрел на уплывающего меня, что-то кричал, сердито махал руками, но я не слышал.
В зоне надо всем помогать, но я не мог ему помочь, и он остался где-то там. Но это не страшно, ведь я научил его, как искать и как ходить, я показал ему город, а это уже немало для новичка. Наверное, так было нужно, и я просто бежал без памяти. В себя я пришел только у вешки. И потому, наверное, не несу ответственности за все, что творил. Да и какая разница, ведь я-то туда больше не вернусь. Никогда.
Здравствуй дом.
Полная темнота закрытых век доказали ЕМУ успешное прибытие. В любом сне даже в самом реальном никто никогда глаз не закрывает. И тем более во сне не бывает полной темноты, всегда что-то да видно. Это известно каждому и уж тем более ЕМУ.
Значит, ОН вернулся. В ухе что-то зачесалось, и это тоже одно из доказательств. ОН открыл глаза, в комнате было еще темно. Из окна на потолок сухо светил фонарь, и в тишине городской ночи непрерывно слышались далекие неопределенные гулы чужих машин. ОН зажег свет и зажмурился. Спать уже не хотелось. ОН встал с постели, одернул трусы, которые как он помнил подарила ему на день Советской армии его бабушка, и, слегка шатаясь, побрел на кухню. Свет зажигать не стал. Глазам было удобно в темноте, и ЕМУ не хотелось их раздражать. ЕГО и так слегка мутило после сна и потому не больно хотелось добавлять излишние неприятные ощущения.
В трехлитровом баллоне на окне стояла кипяченая вода, и ОН стал пить. Это как раз то, что нужно человеку спросонья: прошлепать босыми нетвердыми ногами до кухни и выпить прохладной воды. И еще покурить, желательно покурить, даже очень ЕМУ этого хотелось, но ОН еще не осознавал этого.
ОН шумно глотал, держа баллон одной рукой, и не думал ни о чем. Что-то шевелилось в мозгах, но ЕМУ было не до того. Утолив жажду и отставив воду, ОН выпустил из желудка лишний воздух, матернулся и поплелся обратно в комнату.
На часах было четыре тридцать шесть, поздно ложиться, но рано вставать. В комнате горел весь свет, но глаза уже привыкали к нему, и им было почти не больно. Нестерпимо хотелось сделать что-нибудь особенное и даже важное, бесконечно важное, но какое-то далекое после сна. За последнее время ОН так привык видеть сны, что теперь иногда путался, где же ОН сейчас, в бреду или на самом деле. Все так часто менялось, и ОН столько времени проводил в зоне, что теперь возвращался в мир только иногда на какие-то короткие никому не нужные годы.
Жажда действия не проходила, ОН снял с постели покрывало и стряхнул с него крошки прямо на пол. "Во, блин, срач", - подумал ОН, обнаружив под покрывалом кем-то заныканный кусок засохшего сыра. Это приходила жена с детьми, вспомнил ОН. Когда же это было? Не то неделю назад, не то год, не то все пять лет. Стал вспоминать ОН и не смог, в мозгах шевелилось что-то более срочное, важное и малопонятное. Постилать покрывало ОН не стал. Незачем. Все равно завтра снимать и стирать. ЕМУ многое надо было постирать, но до этого руки не доходили совсем. На столе рядом с кроватью лежала лентяйка и, не зная чем себя занять до восьми утра, ОН стал переключать каналы: как ОН и думал, из всех программ работала только МТV.
"Еще не хватало члень эту разглядывать", - подумал ОН и выключил ящик. Мысли постепенно прояснялись, и ОН начинал что-то вспоминать. Все шло своим чередом. ОН постепенно восстанавливал в голове последние несколько месяцев, проведенные на чужбине так же как во сне, вспоминал свою реальную жизнь. В общем, все было как обычно, вот только проснулся ОН слишком рано. Хотелось есть, но не готовить. А даже если бы и готовить, то все равно было нечего. На столе около кровати стоял стакан вчерашнего чая, и ОН его выпил. Потом подсел к столу на табуретку и, упершись кулаками в виски, стал созерцать сваленные грудой на тумбочке бумаги. "Скоро уже и на работу, - подумал ОН. - Браться ни за что неохота, все равно ничего путем не успею. Да и толку-то". ОН встал опять и пошел на кухню, заглянул в холодильник в надежде найти там что-нибудь интересное, хотя совершенно точно знал, что там не то что интересного, там вообще ничего нет. Где-то на улице кто-то очень нетрезво затянул в два голоса какую-то совершенно неузнаваемую в этом исполнении песню. И послышался звон бьющегося стекла, какие-то непонятные крики, ругань и снова звон. Все смолкло, и ОН подошел к окну посмотреть, что же там происходит и не нужна ли (лучше б не нужна) ЕГО помощь. Помощь не требовалась: двое пьяных в хлам, стояли, обнявшись, над сырыми еще осколками двух бутылок и непонимающе пожимали плечами, не до конца осознавая блага произошедшего. ОН очень живо представил себе, как все было, и невесело хмыкнул.
Стоять у окна было приятно, особенно ночью и особенно зимой, когда снег отражает все виды света, и на всей улице светло от одного единственного имеющегося фонаря. Зимой в этом районе всегда было лучше, чем летом. Если и запнешься впотьмах, не надо хотя бы лечить ссадины и перестирывать всю верхнюю одежду. Да и молодежь зимой не любит бегать ночью по улице. А значит, меньше вероятности, что тебя обует какая-нибудь стайка очередных отморозков. Хотя, с другой стороны, зимой ЕМУ было холодно. Летом хоть и грязно, и опасно, но зато необязательно планировать любую поездку пошагово: от дома до магазина "Север", от магазина "Север" до остановки, от остановки до магазина "Луч", от "Луча" до молочного, от молочного до проходной, а там цехами уже недалеко. Летом ОН так не ходил. ОН ходил по-другому: вставал раньше на час и топал до завода пешком - и зарядка, и деньги, хоть какие-то, но все-таки экономятся. Смешно не смешно, а неделя без транспорта - это один обед в заводской столовой.
На улице послышался гул несущейся по дворам машины. Ничего особенного, здесь всегда гоняли спьяну все кому не лень. Он стоял у окна и не смотрел ни в какую из определенных сторон. Пьянчужки уже ушли, и ОН любовался картиной в общем. Откуда-то с улицы донесся слабый, но достаточно отчетливый глухой удар, и ОН увидел, как один из пьянчуг неестественно перевернувшись в воздухе, вылетел из-за угла дома и, грузно повалившись, проскользил еще метров пять по льду дороги. В ту же секунду из-за того же дома выскочила старенькая "Ауди 80". Водитель чуть притормозил, выглянул в окно, и тут же врезав по газам, с заносами, погнал в сторону пустырей. Через секунду его уже не было видно, зато объявился второй из опоек. Похоже, он запоздало трезвел, и теперь до него стало доходить, что его другу очень не повезло. Он стал метаться, не зная, куда же ему бежать.
"Бежать здесь некуда, - подумал ОН. - Ближайший телефон с трубкой в полукилометре отсюда, около ментовского ларька".
Кому-то на улице была нужна помощь. ОН вышел в коридор, снял трубку и набрал "ноль, три". Закончив разговор, ОН пошел одеваться, чтобы посмотреть, как там сбитый. ОН натянул трико, рубашку, накинул пальто и, не тратя времени на обувь, побежал за дом. Возле сбитого уже кто-то стоял. Их было двое, вполне приличного вида молодые люди. Один и из них стоял в изголовье сбитого, второй, опустившись на одно колено, что-то делал над грудью, что-то ритмичное и привычное. Наверно, оказывал первую помощь. ОН подбежал и спросил, видел ли кто-нибудь номер машины, но ответа не получил, не успел.
Тот, который стоял, с разворота саданул ему в челюсть, и ОН упал на снег. Тапочки слетели, но ОН все таки пытался встать, но опять не успел, тот который все еще стоял пнул его два раза в голову. А может ударов было и больше, но ОН запомнил только два. Потом ОН куда-то ушел ненадолго. Когда ОН очнулся, они все еще что-то искали у сбитого, ОН снова попробовал встать, но двое были против. ЕГО ткнули, больно, пырятиной в бок, потом еще, и еще, и еще. И опять в голову. Потом они убежали, а ОН лежал на снегу, раскинув руки и приходя в себя, смотрел на звезды. В голове что-то звенело, живот тянуло, хотелось свернуться калачиком, но не получалось повернуться на бок, и ОН заплакал.
В этом чертовом мире ОН был беспомощен, слаб и жалок как выброшенная на берег медуза. Мороз жег насквозь, но снег таял на теле, и у НЕГО все трико стали мокрыми и жгучими от мороза. Рубаха, его единственная еще не заношенная до дыр рубаха тоже промокла, но в двух местах влага была теплой. На груди и животе ткань уже пропиталась кровью. ОН ощупал бок, рана вроде была несерьезная, просто затвердевшая от мороза подошва продрала кожу и ткань. Но это нестрашно гораздо хуже, что с такой мордой никто не поверит ему, что ОН трезв, а это уже беда. И теперь ОН точно не попадет на работу, и, значит, останется без премиальных. И значит, в следующем месяце у НЕГО опять не хватит денег на то, чтобы просто есть, хоть что-нибудь, и на то, чтобы вылечить проклятый болючий зуб. Но и это еще ничего, ведь ОН все-таки будет жив. Вопреки всему ОН будет жив еще много лет и еще больше, если считать время которое ОН проведет в зоне. Но тут ОН вспомнил, что обещал больше не возвращаться туда. Никогда. Ну и черт с ним, хватит и мира, и обычной жизни как у всех.
Кое-как перевалившись через здоровый бок, ОН смог встать, Во всех окрестных домах свет горел только в его квартире и, значит, нечего было и мечтать, что бы кто-то пришел и помог ЕМУ. Ступни жгло о снег, ОН подобрал тапки и подошел к сбитому. С первого взгляда было понятно, что тот уже не жилец: он лежал с открытыми глазами и не моргал, даже когда снежинки падали на глазное яблоко. Над ухом, немного ближе к затылку отчетливо был виден след удара, большой с ладонь сгусток крови вперемежку с волосами и клочками кожи, Кровь еще парила.
Его шапка лежала метрах в тридцати дальше по дороге, видимо двое выбросили ее заметив следы крови. Пуховик на нем был расстегнут, карманы небрежно полувывернуты. Перчаток на нем не было один ботинок лежал рядом у ноги, второй остался на ноге, шнурки на нем были спутаны в узел, значит его снять не успели.
ОН присмотрелся, лицо показалось знакомым. ОН видел его совсем недавно, ОН знал его, причем достаточно хорошо и вроде даже почти любил его, но вспомнил не сразу. А когда вспомнил только и смог сказать: "Вот ведь как?!", и подумал: "Ну и чудеса, - после чего наклонился к телу, одной рукой, как принято, закрыл ему глаза и прошептал тихо-тихо, так, что сам почти не услышал. - Извини меня, я не мог тебе помочь. Я хотел вернуться... Извини и прощай попутчик". Потом ОН встал и пошел домой, ему не хотелось встречаться сегодня еще и с милицией.
Разогнуться до конца ОН так и не смог, и потому медленно ковылял к подъезду, поджав бок руками и морщась при каждом шаге. Снег искрился, отражая свет единственного на улице фонаря, а на деревьях шапками лежало то, что детям описывают как серебряное покрывало. Подмораживало. А ОН медленно тащился к дому в обледенелых трико и продуваемой насквозь ситцевой рубахе. Пальто ОН не застегивал, ЕМУ было все равно: ну и что, что мороз, уж пусть лучше ЕГО убьет мороз, чем отморозок. Да и то вранье, ОН был в Бэйсе и видел, сколько ему жить, никто ЕГО не убьет даже мороз.
ОН зашел в подъезд, поднялся на свой этаж, отпер деревянную, многократно вышибаемую дверь и, не раздеваясь, прошел сразу в комнату. Эта мысль въелась в мозги "Никто и ничего не изменит", это с одной стороны. Взгляд ЕГО становился все серьезней, движенья быстрей. "ОН туда больше не вернется", и это тоже с той же стороны. ОН прошелся взад, вперед, пересекая все шесть метров самой большой и единственной в его квартире комнаты. ОН закурил, но сделал только две затяжки. Потом ЕГО взбесили мокрые трико, ОН снял их и, аккуратно расправив, повесил на батарею. Привычное будничное дело немного отвлекло ЕГО, и ОН вышел в коридор, чтобы снять пальто. Еще он умылся, снял рубаху, бросил ее в таз с водой. И посмотрел на себя в зеркало: "Кому, какое дело, какое мое тело", - как обычно, сказал ОН себе.
А что с другой стороны? ОН помнил - лучше не связываться. ОН вспомнил: Уж лучше так, и заклеил рану в боку куском лейкопластыря. После чего бодрым шагом вернулся в комнату, закурил еще одну сигарету. ОН взял из пачки бумаг, которые лежали на тумбочке, самую верхнюю, перенес ее на стол и расправил. "И все-таки есть другая сторона".
Эта карта была сделана на основе карты мира. Обычной школьной карты мира, которая продается в каждом магазине школьного оборудования. Эту карту заклеили белыми листами и нарисовали на ней новую. ОН разложил ее на столе, и внимательно осмотрел. ОН всегда начинал с этого. Потом ОН перевернул карту и ручкой аккуратно написал в углу там, где уже было несколько записей для тех, кто будет после НЕГО:
"Стас (может носить черную вешку) - предположительно, голос зоны, разрешает допуск в BASE, возможно, управляет или настраивает пульт, возможно, имеет доступ к секторам и разделам пульта с привилегиями". ОН задумался на секунду: "С другой стороны, ТАК тоже не справедливо. За что собственно". И приписал: "Как Бог".
ОН опять задумался и даже как-то весь сжался на табуретке, нервно перерабатывая в себе что-то слишком важное. Почесал лоб, затылок, поднес палец ко рту и вцепился зубами в ноготь. Вдруг ОН вздрогнул от неожиданной боли, резко выдернул палец изо рта, пошарил языком и сплюнул на пол, обломленный под корень кусок зуба.
"Хорошо бьют, суки", - сказал он вслух и уже без сомнений приписал дальше:
"Стас; Рекомендуется как объект для наблюдения
Рекомендуется близкий контакт.
Возможности: регулярный доступ к пульту, возможность вносить изменения по усмотрению.
Действия: наладить контакт при первом же посещении зоны. Время не ограничено, методы не ограничены".
Он поставил точку, улыбнулся: "С другой стороны, может, лучше никак, чем так". Сложил карту и подошел к постели. Застилать ее он не стал, все равно завтра перестирывать. ОН лег, закрыл глаза и сказал: "Здравствуй, Стас. Я тебя все равно поймаю, сука. Раз слоник. Два слоник. Три слоник. Четыре слоник. Пять слоник...