Марина сидела на покатом берегу реки, разглядывая концен-трические круги, образуемые параллельными ветвями деревьев во-круг светлого центра - луны.
Луна. Значит ли что-нибудь это слово для неё? Нет. Возмож-но, нет, но луна была ей близка и знакома. Она была ей другом, по-тому что только она умела слушать Марину, воспринимать её та-кой, как она есть. Не видеть, не знать, не понимать, а просто молча-ливо слушать, не перебивая, не задавая вопросов и не ожидая продолжения фраз.
Марина была одна. Наконец-то, он ушел от неё. Кто? Откуда она знает. Просто кто-то ушел, не прощаясь. Просто ещё одно лицо осталось позади, и теперь только время плавным своим течением будет изменять его в её памяти, стирая постепенно всё: сначала все выразительные черты, потом все отличительные черты. До тех пор, пока не превратит это лицо в смутный образ, оставленный в памяти для редких спокойных воспоминаний.
А может ли луна изменить человеку? Предать свой образ времени и, оттолкнувшись от своего света, свести счеты с их памя-тью о ней? Вряд ли. Ведь она слушает людей, она предана им всем своим видом. Всё её существование в конечном итоге сводится к одному простому стремлению слиться с мыслью людей, понять их и услышать их бесплодные, далёкие крики, обращённые к ней. Скорей всего, так. Хотя, иногда некоторым непосвящённым кажет-ся, что её танец - всего лишь вечный круговорот мёртвого небесно-го тела, сдерживаемого на своей орбите силами непонятого взаи-модействия масс. Но свет, её свет, рисует круги на параллельных ветвях, а, значит, она готова выслушать. Она будет ждать тебя, Ма-рина. Будет ждать долго и беспрекословно, как и ты ждала, зная и любя. Тихая и спокойная. Ты не ждала ответов, не надеялась на глупую игру слов и оказалась совершенно права в своей надежде.
Слова. Слова. Что значат слова, особенно произнесённые вслух? Не смутный ли они отблеск луны, отражающей свет истин-ного солнца? И, подобно ему же, не так же ли они бледны и бес-цветны в сравнении с простым взглядом, свободным дыханием или рассветом открывающегося цветка? Слова - пустой звук, колебания воздуха, усиленные слуховым аппаратом человека в пятьдесят раз. Марина слышала много слов. Добрых, глупых, навязчивых. И все они когда-то мешали ей, вызывая каждый раз ответную реакцию, заставляя что-то делать, что-то оценивать, к чему-то стремиться. Но можно ли вдохновиться словами? Можно ли судить о словах, или по словам, о чём-либо и уж тем более о чём-либо значимом? Слова имеют мало смысла, особенно, когда они произнесены. Они начи-нают обретать вес и значимость только в виде мысли, мысли выска-занной, взлелеянной, обдуманной, надёжной и обличённой потом в какую-то форму, самая бесполезная из которых - звук.
Марина сидела на берегу, гладя ладонью траву, в которой жили миллионы живых существ, которых она даже не замечала, и, тем не менее, гладила их. Маленькие добрые "кошки" ползали по листьям, забивались в норки, собирали пищу на свой праздничный ужин. Марина подумала о них и тотчас же перестала терзать грубой своей рукой зелёное покрывало. "Забавно, - думала она, глядя на лист подорожника, на котором сидела, отдыхая, неразличимая гла-зу жизнь. - Возможно, и она тоже любуется луной, пытаясь что-то понять. Но, что?"
Тиран, бедствие, ужас, смерть. Так, наверное, выглядела Ма-рина с точки зрения этой непознанной, не узнанной, непонятой, чужой жизни. Как жаль, что нельзя узнать, понять, оценить всю широту восприятия мира этой обитательницы зелёного листа. Ведь жизнь не может быть бесцельной. Существование не может ока-заться непонятым, каждое существо понято и необходимо. Но только тогда, когда сам ты способен обонять, видеть и слышать то, что видит, слышит и обоняет оно своими недоступными тебе ре-цепторами.
"Вот, - подумала Марина, - и луна глядит на нас, пытаясь уз-нать, способен кто-нибудь на этой безжизненной, необитаемой планете понять её, оценить её ежедневный танец, её вечную игру в света - представление, образуемое параллельными ветвями. Или только законы физики опишут её движение. Лижут своими сухими бумажными языками её личный, присущий только ей свет, и, со-драв её красоту и лишив её солнечной косметики, оставят на по-стыдное обозрение, каторжное механическое кружение".
Наконец, тело Марины устало и, наваливаясь на траву, оно опустилось в неё, потеряв координацию. И деревья увидели её ру-ки, разбросанные в неконтролируемом порыве под тусклым, вечно уходящим белым светом. "Кто поймёт одного человека? Может, они, деревья. Стоят, склонясь над нами, как над своими детьми, прощают нам странные наши шалости. Иногда даже жертвуют со-бой для оживления хоть какого-нибудь интереса к себе. Великие и безмолвные".
Марина лежала, раскинув руки, подставляя своё тело холод-ному ласковому лунному свету, созерцая расплывчатую паутину кругов вокруг луны, образуемых невероятным пересечением па-раллельных ветвей.
"Люди. Деревья. Микробы. Луна. Трава. Земля. Неужели только мысль оставалась самым точным определением состояния жизни? А куда девается мысль, когда её перестаёшь думать? Быва-ет ли - жить и не дышать, не есть, не пить? Замечал ли хоть кто-нибудь, оказывалось ли с кем: жить и не жить?"
Стало совсем холодно. А луна всё продолжала слушать. Внимательная и готовая ко всему. Не задавая вопросов и не ожидая продолжения, она просто ежедневно выполняла свой обычный ри-туал посвящения в сон или обращения в покой. Между Мариной и луной нависали ветви деревьев, а над ними летел самолёт - тихая точка. Люди, вероятно, не спали: смотрели, говорили, решали, управляли, слушали. Видят ли они тихую речку, знают ли Марину, чувствуют ли то же, что чувствует она? Странно, а могут ли люди чувствовать то же, что и она? Бывают ли такие? Почему она не зна-ет их? Добрых? Наверное. Счастливых? Возможно.
Точка медленно двигалась между луной и ветвями деревьев, поражая воображение одним только своим появлением. Будила в Марине неосознанное желание понять, чем же живут те - там внут-ри - ведь, они зачем-то летят куда-то, стремятся к чему-то, пытаясь, наверное, так же как и она, что-то понять, чего-то достичь. Чего достичь? Того ли, чего достигает, к чему приближается она, лёжа на траве и широко раскинув руки под отражённым светом погиб-шего в закате солнца? Зачем им всё? Куда им надо? Неизвестно. Но, ведь, интересно. Любопытно знать, что где-то кроме тебя, ока-зывается, есть ещё кто-то. Какой? Да, какая разница, какой! Пусть даже другой, совсем не такой, но ведь всё же есть. А, может, даже он, этот кто-то, сидит у иллюминатора самолёта и, пытаясь что-то понять, глядит на землю, представляя, какое количество подобных или бесподобных существ глядят на него, желая узнать, чем он дышит и дышит ли вообще. Странное, сильное, доброе чувство.
Трава влажно щекотала обнажённые бёдра Марины, её руки, бока, шею. Луна играла тенью ветвей на её беззащитной груди. И та маленькая жизнь, которая так удивила Марину, теперь уже звала её своим домом. Как хорошо было лежать вот так, подставив своё те-ло под прохладный свет, отражённый луной и проходящий сквозь концентрические круги, образуемые параллельными ветвями де-ревьев. Как хорошо.
И всё-таки, приятно, что он ушёл. Маленький, нелепый, без-защитный, слепой. Слабое существо. Теперь он ищет новой любви, терзается невозможностью понять её приближение. Забитый, непо-нятый, непризнанный. Слова. Как они бесполезны и бесцветны пе-ред мыслью. Перед мыслью, которую он так и не смог поймать в свои хрупкие сети понимания. Ему нравилось ее тело, он упивался им, каждой его слабой частью. Он бросился к ней, влекомый красо-той, надеясь, что она поделится хоть частью своей любви. Бедняж-ка, он так и не смог, не сумел оценить тот дар, который она отдала ему, чтобы он мог любоваться рекой, луной, травой, её телом, её душой, понимая каждую живую клетку, озаряя её своей заботой и теплотой, оберегая всем своим существом. Зачем он не оценил, не остановился на минуту, приготовясь и открывшись свету луны? Как жалко ей стало его! И сколько странно сейчас было вспоминать о нём. Он ушёл и время, видимо, уже начало свою весёлую работу, принялось стирать из памяти все его черты, начиная с самых ярких. Ну, что ж, теперь и ей пора было уходить. Взглянув последний раз на параллельные ветви, на реку, на своё обнажённое, теперь уже бесполезное, избитое, истерзанное, оскверненное окровавленное тело, Марина отправилась в свой лёгкий путь. Луна была ей дру-гом, потому что только она умела слушать.