Клятва у мавзолея

     День для октябрьской Москвы выдался тёплым. Пожилой, но крепкий и по-военному подтянутый прохожий даже расстегнул пальто. За его спиной праздничная толпа втягивалась и снова вытекала из дверей Пассажа, переполненного товарами. Перед ним у стены древней крепости стояло небольшое ступенчатое здание, облицованное красным гранитом. У здания выстраивалась шеренга ребятишек лет десяти, в синих галстуках. Несколько ребят постарше бегали перед строем, подравнивая его. Потом небольшой оркестр сыграл несколько тактов гимна «Славься Отечество». Человек в военной форме встал перед строем и до прохожего стали доноситься слова, которые повторял хор детей:

     - Я, вступая в ряды Всероссийской организации пионеров-скаутов имени…

     

     В этот момент прохожего вежливо окликнули сзади.

     - Уважаемый гражданин, можно вас на минутку.

     Прохожий медленно повернулся. Трое в штатском могли бы сойти за случайно встретившихся знакомых только на взгляд невнимательного наблюдателя, к числу которых прохожий никак не принадлежал. Усмехнувшись уголком рта, прохожий медленно вынул из кармана пальто синюю книжечку и развернув подержал несколько минут перед глазами спрашивавшего. Тот сдержанно кивнул и сказал:

     - Извините, товарищ генерал-лейтенант, служба.

     - Не за что. Всё спокойно?

     - Только пьяного сдали в полицию. Начал орать, что он герой войны и на всех плевал, а у самого справка о судимости по статье о растрате…

     - Ясно.

     - Мы можем вам чем-нибудь помочь?

     - Спасибо, это ни к чему. Я хорошо знаю Москву…

     Спрашивающий коротко наклонил голову прощаясь и все трое, как бы сами по себе, пошли дальше. Генерал в штатском вздохнул и направился к летнему кафе с вывеской «Пирожные «Прага»». Заказал кофе с коньяком и эклер, столик по дальней привычке знал в стороне, но так, чтобы видеть вход. Дел не было и уходить не хотелось. Сколько ему еще осталось таких дней?

     Мелькнувшая у входа фигура показалась знакомой. Через несколько минут к столику подошел один из патрульной тройки. В ответ на приподнятую в недоумении бровь поспешил объясниться:

     - Я сменился, сейчас уже не на службе. Разрешите представиться – старший лейтенант Медведев, Дмитрий Николаевич. Можно к вам подсесть?

     - Садитесь уже… Дмитрий Николаевич…

     Медведев несколько помялся.

     - Александр Иванович, для вас я просто Митя… Вы уж простите мою навязчивость, я уже долго искал возможности с вами встретиться приватно. А тут такой случай подвернулся.

     - Хм… И чем могу?

     - Дело в том, что я в свободное время пытаюсь написать историческую повесть. На предреволюционном материале… А вы, как я выяснил, просто уникальный свидетель одного события… Вы понимаете?

     - А вы понимаете, что не обо всём можно писать?

     - Конечно, я же не в цирке работаю! – старлей вроде бы даже обиделся. – Я обязательно уточняю у людей, о чём можно писать, о чём нет…

     - Если бы я сам точно помнил, что можно, а что нет… Знаете сколько разных подписок я в жизни давал? А знаете что – для начала вы мне расскажите, как вы видите историю… ну, например, с девятьсот четвертого по восемнадцатый. А я стану дополнять.

     Медведев замялся.

     - Ну, Митя, не тушуйтесь – вы же не на экзамене. – генерал усмехнулся в густые усы.

     - Девятьсот четвертый… Ну, в феврале началась война с японцами, летом убили фон Плеве… вы же под его началом служили тогда?

     - Да. Продолжайте. – голос генерала был сухим. Медведев чуть сбился, потом продолжил:

     - Война шла неудачно, социалисты-революционеры вели саботаж в тылу. На деньги японцев, англичан и янки…

     - Всё, как Он предупреждал… - генерал едва не произнёс эти слова вслух.

     - Потом дело дошло до вооруженных восстаний – оружие было закуплено на деньги Яшки Шиффа и японского генштаба. Пардон, мистера Джейкоба Генри Шиффа, банкира из США. Правительство, правда, отчасти спровоцировало эти восстания. Эсеров поддержали социал-демократы, Ульянов, Красин. Подавлены выступления были с большой жестокостью. Обе стороны средств не выбирали… К девятьсот седьмому Столыпин подавил мятеж, потом манифест, Государственная Дума, которая то распускалась, то пересоздавалась. Попытки реформ саботировались аристократией и высшими чиновниками…

     - А что вы знаете о революционерах, о которых вы так вскользь упомянули?

     - О! – Митя оживился. – Конечно, тут сведения наверняка скорректированы. Ну, в смысле…

     - А вы хотите знать нескорректированную версию? – генерал снова усмехнулся в усы.

     - Я так далеко не копаю… Но кое-что ведь достаточно хорошо известно из открытых источников. Я попробовал создать непротиворечивую версию.

     - Так, так. Слушаю.

     - После разгрома революционных выступлений большая часть руководителей эсеров и эсдеков перебралась в эмиграцию. Часть вообще разочаровалась и начала вести вполне буржуазный образ жизни. Тот же Красин сделал блестящую инженерную карьеру в Германии, у Сименса… И вот тут появился новый социалистический публицист, который быстро набрал популярность, сравнимую с Ульяновым и Бронштейном. Вы, конечно, понимаете о ком я… Причем, извините за выражение, выскочил он как чертик из коробочки – никакого прошлого.

     Медведев внимательно следил за выражением генеральского лица. Но казалось, что собеседника сказанное волнует не больше, чем чашка кофе. Несколько разочарованно, старлей продолжил:

     - Удалось, кроме используемого им в печати псевдонима «Путин», выяснить только фамилию – Платов. Новый социал-демократ вначале придерживался вполне ортодоксальной линии левого крыла партии. Он писал о проблемах социалистического движения, критиковал индивидуальный террор, выступал за политический контроль социалистов над профсоюзами. Однако гораздо интереснее была та часть его деятельности, которая не на виду. В девятьсот десятом, примерно, он создал и возглавил нечто вроде гибрида разведки и контрразведки в среде социал-демократов. Именно тогда, как известно, корпус жандармов лишился большей части своих законспирированных агентов в эмигрантской среде. Зато революционеры завербовали агентов среди самих жандармов.

     Тут невозмутимость генерала слегка нарушилась, он поморщился. Медведев мысленно усмехнулся и продолжил:

     - Влияние Платова не нравилось многим его соратникам по партии, из числа «старой гвардии». Зато он стал кумиром у партийной молодежи. Его жёсткий стиль, сочетающий тайные операции и открытую пропаганду делал его кем-то вроде гибрида Робина Гуда с Шерлоком Холмсом. Чего стоит, например, акция со швейцарским банком Wegelin & Co. Казалось бы, после громкого дела с ограблением в 1907 году в городке Монтрё банка Banque de Montreux анархистами, там больше никому ничего не светит. Но в двенадцатом году директор цюрихского отделения в один не прекрасный день обнаружил пустые сейфы и записку на безупречном хохдойч, в которой руководству банка предлагалось не пытаться больше надувать клиентов. Подпись стояла: «Озабоченные вкладчики». Банк не стал раздувать скандал и даже попытался скрыть факт ограбления. Но довольно скоро появились объяснения – банк попытался заморозить счета, которые принадлежали фракции большевиков в РСДРП. А проведение акции считается классикой, и я её изучал на втором курсе Высшей школы РСГБ…

     - Прямую связь группы Платова и этой… акции так и не доказали, вам в школе Российской службы безопасности это тоже должны были рассказать, - заметил нейтральным тоном генерал.

     - Разумеется, на то и классика, - охотно согласился Митя. – Тройной результат – виновные наказаны, посвященные – предупреждены, а исполнители – только под неясными подозрениями. Если до девятьсот четвертого партийные деньги шли в основном на закупки оружия – вспомним, например, историю парохода «Джон Графтон», на нелегальную пропаганду и содержание профессиональных революционеров-эмигрантов, то теперь на них стала создаваться разветвлённая агентура, причем не только в Российской империи, но и в других странах… А что еще важнее – подконтрольные коммерческие предприятия. Вроде бы совершенно независимые, но с многоступенчатой системой совладения, отследить через которую реального хозяина было почти невозможно. Такие предприятия вносили в партийную кассу куда больше денег, чем эксы. Это еще больше раскололо эмиграцию, «старички» резко осуждали «буржуазный уклон» Платова. Так продолжалось до Великой войны. С её началом всё перемешалось. Группа Ульянова выступила за поражение своих государств, группа Плеханова – за оборону Отечества. Группа Бронштейна колебалась, но склонялась, скорее, к позиции Ульянова. Группа Платова довольно долго осуждала войну в общих выражениях и намекала на возможность революции в России, но категорически отказывалась делать выбор между пораженчеством и оборончеством. Сам Платов только раз высказался прямо об этой дихотомии – он назвал её метафизической и написал, что материалистическая диалектика должна принимать во внимание возможность в любой момент изменить позицию в войне, если изменится внутренняя ситуация в воющей стране. И только в начале шестнадцатого года он опубликовал в эмигрантской газете «Власть Советов», полностью им контролируемой, программную работу «Россия, национальный вопрос и социализм». Эта работа окончательно разделила Платова с Ульяновым и Бронштейном, однако и с плехановцами не сильно сблизила. Платов подверг разгромной критике тезис Ульянова о «принципе самоопределении наций», это привело в число его сторонников Розалию Люксенбург, и он также раскритиковал идею скорой мировой революции во многих странах. И обосновал опору социализма не только на пролетариат, но и на большую часть крестьянства – это не могли принять плехановцы, всю жизнь боровшиеся с народниками и эсерами. Главное, в этой статье он впервые объявил, что социализм в России обязательно должен быть «с русской спецификой», а это поставило на дыбы и Бунд, всяческих «интернационалистов». Кризис марта семнадцатого года показал, над чем в действительности работал Платов предшествующие десять лет…

     - Неплохая работа, вполне тянет на студенческий реферат… - с иронией заметил генерал. – Но сейчас пойдет то, что напечатано в официальной биографии Платова, наверное. Разве что с небольшими добавками из малоизвестных архивов?

     - Конечно, - Митя раззадорился. – Общеизвестную часть я пропущу, разве что отмечу поездку Платова через воюющую Германию под видом немецкого гауптмана из резервистов… И то, что эта поездка длилась несколько дольше, чем надо просто для следования маршруту. Такой уровень нелегального внедрения был доступен очень мало кому из революционеров. Но и неожиданную смерть Ульянова, свернувшего шею при падении с велосипеда в окрестностях Цюриха я тоже не рассматриваю. Также, как и смерть Бронштейна в ресторане фешенебельного испанского отеля Hotel de Paris, когда тот подавился устрицами… И появление Платова в Петрограде непосредственно перед мартовским переворотом и свержением царя я тоже пропускаю. Платов чётко действовал по принципу: «Кто первый встал, того и тапки». Пока его политические соперники разными путями добирались в Россию, он уже возглавил реорганизованный ЦК эсдеков-большевиков. Выяснилось, что у него тут многое подготовлено. В том числе – новый редактор газеты «Правда» Джугашвили, с которым у Платова, к удивлению и досаде многих, сложился устойчивый тандем. Но самым неожиданным оказалось то, что у Платова нашлось много сторонников в офицерской среде. В том числе в военной разведке. Полиция и жандармерия были деморализованы переворотом, вас, насколько я знаю, даже посадили в Петропавловскую крепость и освободили только в ноябре семнадцатого. И вот тут у меня к вам первый вопрос – как так случилось, что генерал-майор Отдельного корпуса жандармов вошел в руководство вновь организованной социалистами Российской службы государственной безопасности?

     Генерал молчал, он сосредоточенно смотрел на пустую кофейную чашку. Потом также молча встал и через несколько минут вернулся с двумя полными – себе и собеседнику.

     - Как случилось… представьте себе тогдашнюю Россию… кстати, сколько вам тогда было лет и где вы находились?

     - В Брянске. Мне было девятнадцать, я как раз закончил гимназию. Митинги, рабочие, крестьянские и солдатские советы, полиция разбежалась, потом появилась в виде милиционеров… Жандармы вообще исчезли. На фронте неудачи, всё больше дезертиров… Инфляция… Никто толком не знает, чего ждать. На окраинах страны – настоящий шабаш националистов и сепаратистов. Из Петрограда доходят слухи о самосудах пьяной анархистской матросни и солдатни над офицерами. Но мне повезло – я встретился с Игнатием Фокиным – сторонником платформы Платова. Участвовал в работе Брянского совета...

     - Понятно. Ну а я вот был одним из тех жандармов, которые не захотели исчезнуть и приехал в Петроград, надеясь на что-нибудь повлиять. А оказался в Петропавловке. В ноябре меня прямо из камеры привезли в Смольный. И я снова… гм… в общем увидел Платова, постаревшего на полтора десятка лет, но всё столь же бодрого и энергичного. И он мне сказал…

     ***

     Хмурое петербургское осеннее утро навевало тоску. Но пожилому чиновнику одетому, вопреки обычаю, в партикулярное платье было некогда предаваться сплину. Он задумчиво перебирал несколько диковинного вида предметов, лежавших на письменном столе. Его собеседник в офицерском жандармском мундире стоял возле кресла для посетителей внимательно следя за манипуляциями начальника.

     

     - Хитрая штучка… значит вы совершенно уверены в своих словах?

     - Да, ваше высокопревосходительство, - твердо сказал жандарм. – Сам бы не поверил, но такие изделия невозможны сейчас, я наводил справки… не раскрывая подробностей, разумеется. Да и всё – одежда, покрой, застежки, материалы…

     

     - Напомните еще раз как это запускается?

     - Вот тут, ваше высоко…

     - Без чинов!

     - Вот тут, Вячеслав Константинович, справа, меньшая кнопочка.

     Небольшая, с табакерку, коробочка неожиданно засветилась, показав картинку с несколькими странными рисунками.

     - Теперь коснитесь пальцем вот этого рисунка.

     Изображение сменилось, задвигалось и показало улицу, заполненную странными экипажами, людьми в странных одеждах, странными домами с еще более странными вывесками… Всё совершенно чужое и непривычное. Синематографическое цветное (что само по себе уже чудо) изображение как бы двигалось вдоль улицы. Мелькало переплетение проволоки над дорогой и совершенно отчетливо мелькнул в вышине диковинный летательный аппарат с туманным кругом над ним.

     Чиновник положил устройство на стол и несколько минут молчал. Потом принял решение.

     - Как быстро вы можете привести сюда этого господина?

     - Через несколько минут. Он в этом здании.

     - Ведите.

     

     Новый персонаж, появившийся в кабинете, выглядел ровесником чиновника, хотя на самом деле был на десяток лет старше. В непривычной одежде с чужого плеча он держался совершенно непринужденно. Остановился у порога, быстро окинул взглядом кабинет, и подойдя к столу, без приглашения уселся в кресло для посетителей. Жандармский офицер, приведший этого человека занял своё прежнее место, за спинкой кресла. Чиновник слегка пождал губы, но не стал высказывать недовольство бесцеремонностью посетителя. Вместо этого он спросил:

     - Вы знаете кто я?

     - Предполагаю, что Вячеслав Константинович фон Плеве, действительный тайный советник и министр внутренних дел империи, а также шеф жандармов, - весело и без задержки ответил посетитель.

     Плеве кинул взгляд в сторону жандарма, тот отрицательно мотнул головой. Посетитель перехватил этот взгляд.

     - Нет, Александр Иванович не говорил, к кому меня ведут. Но ваш портрет достаточно известен…

     - Хорошо. Итак, господин Платов, вы утверждаете, что прибыли из будущего… И хотите, чтобы мы вам поверили…

     - Если в моем происхождении из будущего вас не убеждают те вещи, которые перед вами лежат, то мне убедить вас больше нечем. – тон Платова стал более резким. - Я не настолько детально знаю историю, чтобы рассказать о событиях, ожидаемых в ближайшие дни. Самое близкое, что я могу предсказать, это покушение на вас в следующем году. В моей… гм… реальности вы его не пережили. И общий ход истории в ближайшие десятилетия. Но я всё это рассказывал подполковнику Спиридовичу, а он детально мои воспоминания записал.

     - И вы настаиваете на ваших просто-таки апокалиптических прогнозах гибели страны, династии, миллионных жертвах…

     - Извините, но про гибель страны я не говорил. Вы как-то странно интерпретируете мои слова.

     - Но вы же говорите, что Российская империя перестанет существовать!

     - Империя в нынешнем виде – да. Но в нынешнем виде перестанут существовать и германская, и австро-венгерская империи. Россия лишится Царства Польского и Великого княжества Финляндского, но снова окрепнет, в то время как австро-венгерская империя станет конгломератом отдельных государств. Впрочем, я не верю в предопределение и считаю, что будущее можно изменить. Хотя бы в важных деталях. Поэтому я и добивался внимания со стороны влиятельного лица, которое могло бы таким изменениям способствовать.

     - Хотите стать спасителем империи? – ирония в тоне Плеве была не скрываемой. – Как Иван Сусанин выведете завязшую в болоте империю на верную тропу?

     Платов откинулся на спинку кресла и скрестил руки.

     - Вы немного перепутали, ваше высокопревосходительство. Сусанин никого не вывел, а, напротив, завёл ляхов в трясину. И боюсь, что правительство Российской империи как раз этим и занимается!

     - А не много ли вы на себя берете, господин Платов? – Плеве был явно раздражен.

     Платов резко наклонился вперед, его глаза впились в лицо собеседника.

     - У вас всё хорошо и прекрасно, ваше высокопревосходительство? Десятки миллионов крестьян не голодают? Рабочие на фабриках не работают по шестнадцать часов за гроши? Староверы довольны политикой Священного Синода, их купцы-миллионщики не жертвуют денег революционерам? Евреи обожают черту оседлости? Великие князья все, как один, трудятся на благо России, забывая о своих состояниях? В промышленности избыток своих инженеров и техников, не приходится постоянно заказывать машины, пушки и корабли то Германии, то Франции, то Англии? Я ошибаюсь?

     - Вы сгущаете краски… - такого эмоционального напора Плеве не ожидал.

     - Я и десятой части вам сказал, господин министр! России нужны тысячи инженеров и десятки тысяч техников, а у вас действует указ о «кухаркиных детях». И процентная норма. И вы после этого удивляетесь, почему так много молодежи идет в революционеры. Знаете, в моё время была популярная шутка – первый орден за заслуги перед революцией надо вручить вашему государю императору!

     - Это как?! – Плеве поперхнулся отповедью, которую был готов дать наглому пришельцу.

     - Да вот так – за создание революционной ситуации! Тысячи революционеров не могли приблизить ту катастрофу, с которой мы начали разговор, вернее, чем политика императора, великокняжеской камарильи, правительства… и ваша тоже, Вячеслав Константинович.

     - И в чём мои ошибки, по-вашему? – Плеве взял себя в руки.

     - Вы все плывёте по течению. Вам говорят, что впереди пороги и водопад, а вы даже не желаете позаботиться о спасательном круге.

     - Тысячу лет Господь уберегал Россию…

     - А в народе говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай!». Увы, я особо не надеялся, но теперь точно вижу, что разговор наш лишен смысла. Я могу вам сказать простой рецепт, как спасти Россию. И готов полностью уступить авторское на него хоть вам, хоть кому угодно, кто возьмется его осуществить. Сказать?

     - Ну говорите уже, раз начали. А то у вас то водопады, то спасательные круги… Предлагаете всё бросить и сбежать, что ли?

     - Некоторые так и поступят, между прочим, когда припечёт, можете не сомневаться. Историю Французской революции вы же наверняка учили, почему вы думаете, что у нас будет лучше? Но вот вам простой рецепт: «Если безобразие нельзя предотвратить, его надо возглавить!» Примерно так, как это сделали Иоанн Васильевич и Петр Алексеевич! У вас есть на примете государь масштаба Петра Великого?

     - Воцарилось долгое молчание. Плеве постукивал по столешнице пальцами, Платов снова откинулся на спинку кресла, скрестив руки. Спиридович стоял неподвижной тенью.

     Потом Плеве вяло махнул рукой.

     - Достаточно на сегодня. Александр Иванович, проводите господина Платова… обратно.

     - Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! – чётко ответил Спиридович и тронул посетителя за плечо. Тот легко поднялся и откровенно усмехнулся в лицо Плеве.

     - Спокойной ночи, Вячеслав Константинович, приятных снов!

     Повернулся к двери и спокойно вышел в сопровождении Спиридовича. Через несколько минут подполковник вернулся. Плеве что-то быстро писал, заполнив бумагу размашисто подписался. Потом протянул бумагу Спиридовичу. Тот пробежал её глазами, выражение его лица изменилось.

     - В секретную камеру, в равелин? Вы не поверили…

     - Отчасти поверил. Поэтому – в секретную камеру. Ведь юридически этого господина не существует. Он не подданный империи или иностранного государства, у него нет документов – современных документов. Но он опасен. Так что – не мешкайте.

     - Но… - Спиридович посмотрел на начальника и глухо ответил – Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! Разрешите идти?

     - Идите, Александр Иванович.

     Плеве несколько минут смотрел на захлопнувшуюся дверь. Нет, он не сомневался в правильности своего решения. Какая-то неясная мысль не давала ему покоя, ощущение, что он что-то важное упустил. Неясный шум за дверью заставил насторожиться. Но никто не входил с докладом, поэтому Плеве поднялся из-за стола и сам распахнул дверь в приёмную. Увиденное ввело его в легкий ступор – на полу моргая глазами сидел нижний жандармский чин, похоже конвоир. Он совершенно бездумно пялился на министра, даже не пытаясь подняться. А шум шел с лестницы. Тут затопали сапоги и в приемную влетел Спиридович. В первый момент он даже не заметил Плеве, а подскочил к жандарму и хрястнул того по морде. Оплеуха на удивление помогла, взгляд жандарма стал осмысленным, и он попытался встать, но ноги подогнулись, и жандарм снова осел на пол.

     - Гм, Александр Иванович, я вам не мешаю? - саркастически осведомился Плеве.

     Тут только Спиридович увидел своего начальника и вытянувшись доложил срывающимся голосом:

     - Ваше высокопревосходительство, чрезвычайное происшествие – арестованный сбежал. Я организовал преследование, рассчитываю, что его скоро поймают. Разрешите лично…

     - Не нужно, - спокойно сказал Плеве. Мельком взглянул на вновь пытающегося встать конвоира и вернулся в кабинет, сделав Спиридовичу приглашающий жест.

     - Как это случилось?

     - Я приказал конвоиру отвести Платова в комнату, которую он занимал раньше, и, не дожидаясь пока они уйдут, вернулся к вам за инструкциями. Когда я вышел снова, конвоир лежал на полу без сознания, Платова, разумеется не было. Я бросился следом - Платов словно испарился. Я быстро выяснил как – каким-то хитрым приёмом рукопашной борьбы он лишил конвоира сознания, в коридоре стащил с вешалки офицерскую шинель и фуражку и преспокойно вышел на улицу. Никто, из тех, кто его встретил по дороге, ничего даже не заподозрил! Я рассчитываю на его плохое знание нынешнего Петербурга. Погоня…

     - Ничего не даст, - спокойно продолжил Плеве. Он понял, наконец, какая мысль не давала ему покоя.

     – Вот! – Плеве быстро полистал листки отчёта, ранее составленного Спиридовичем. – Читайте!

     - «В своём мире у меня было звание, по-нынешнему – чин - полковника, место службы – комитет госбезопасности, это потомок вашей нынешней жандармерии» … - Спиридович осёкся. – Он вел себя как обыкновенный штатский, я, конечно, отметил это, но даже не подумал…

     - Что ж теперь уже, ищите, конечно, но думаю, что он второй раз вам не дастся.

     - И что дальше?

     - Ничего. Продолжаем работать как всегда, искать и обезвреживать революционеров. Надеюсь, Александр Иванович, вы на себя роль Петра Первого не примеряете? – Плеве снова был саркастичен. За окном серели осенние петербургские сумерки. – Я поехал домой. Новости расскажете завтра.

     Платова не нашли. А через месяц Спиридович получил из Вены письмо, без обратного адреса и подписи. В письме была только одна фраза: «Если безобразие нельзя предотвратить, его надо возглавить!». Почему Александр Иванович не доложил об этом письме Плеве, он и сам себе никогда не мог объяснить.

      ***

     Из Петропавловской крепости Спиридовича освободил безусый армейский прапорщик, он же поехал сопровождающим в поданном за арестованным генералом «Паккарде». После нескольких осторожных вопросов Александр Иванович убедился, что прапорщик – не конвоир поскольку, нисколько не стесняясь, готов был разговаривать на любые темы. Благодаря его словоохотливости Спиридович быстро восстановил основные пробелы в своих знаниях о зигзагах политической ситуации в столице. Самым важным событием было, разумеется, падение Временного правительства. Оно случилось практически безболезненно. Если к власти «февралистов» привел «заговор генералов» - Алексеева, Рузского, Лукомского, то к краху оказался причастен «заговор полковников». Оказалось, во-первых, что Платов еще летом реформировал свою фракцию РСДРП в ЕСРП - Единую социалистическую русскую партию, которую в газетах немедленно окрестили едросами. Партия непрерывно усиливалась перебежчиками из других политических групп, как слева, так и справа. Во-вторых, поддержку армии ему обеспечил неофициальный военно-политический комитет, который возглавил генерал-квартирмейстер ГУГШ Потапов, а основными участниками стали Верховский, Шапошников, Каменев и Слащев, «генштабисты». От флота участвовали контр-адмирал Развозов и капитан 1-г ранга Щастный. Имея также большинство в Советах депутатов Платов мог спокойно игнорировать Временное правительство и готовить свои очередные шаги. Одним из таких шагов стало формирование Национальной гвардии из рабочих, студентов и юнкеров. Командирами отделений и взводов ставились фронтовики из унтеров и штаб офицеров, с мандатами едросов. В первых числах ноября в Зимний дворец прибыла небольшая делегация с генерал-лейтенантом Потаповым во главе и предложила «февралистам» мирно разойтись до созыва Учредительного собрания. Сохранение спокойствия в столице брала на себя армия. В ответ на истерические протесты Керенского Потапов предложил тому посмотреть в окно. В окне министр-председатель увидел полное наличие отсутствия дворцовой охраны и несколько броневиков, чьи пулеметы предупредительно нацелились на резиденцию правительства. На этом переговоры завершились и временное правительство бесславно разошлось по своим квартирам. После чего в газетах появилось короткое сообщение, сделанное совместно от имени Военно-политического комитета и ЦК ЕСРП. В нем заявлялось о полной утрате народом и армией доверия к «февралистам» и о немедленном созыве Учредительного собрания. В переходный период все государственные учреждения должны работать в прежнем режиме, а любой саботаж будет пресекаться по законам военного времени. С неотложными гражданскими вопросами следует обращаться в приемную ВЦИК, а с военными – в приёмную Генерального штаба. Временным главкомом армии и флота объявляется генерал-лейтенант Потапов.

     Конечно не следует думать, что этот переворот «ноябристов» был воспринят безропотно правыми и левыми экстремистами. Открыто пока никто не сопротивлялся, но коалиции сколачивались самым энергичным образом. Крайне правые концентрировались возле Гучкова и Корнилова, крайне левые – вокруг Спиридоновой и Свердлова. Либералы, как всегда, много говорили, но мало делали. Последнее время они начали искать союза с правыми эсерами. У всех были собственные боевые отряды, которые могли наделать бед. Собственно, на этом общеизвестная часть политических новостей заканчивалась и больше прапорщик ничего существенного добавить не смог. Кроме небольшого мельком брошенного упоминания о переформировании запасных частей, в ходе которого все ненадежные элементы разоружались и отправлялись на какие-то фортификационные работы. Всё это Спиридович успел не только выслушать, но и обдумать пока «Паккард» с черепашьей скоростью полз через бесчисленные заторы и патрули. Патрули немедленно теряли интерес взглянув на мандат, который прапорщик всё время держал в руках, поскольку демонстрировать его пришлось больше десятка раз за поездку. С заторами было сложнее, на них мандат не действовал. В конце концов прапорщик доставил жандарма в Смольный, сдал под расписку какому-то человеку в френче и с явным облегчением испарился. Человек во френче имел высокий лоб, худое лицо, украшенное небольшими усами и бородкой клинышком и острые пронзительные глаза. Несколько секунд он рассматривал Спиридовича, затем махнул рукой, приглашая следовать за собой, и быстро повел Александра Ивановича переполненными людьми коридорами. Профессиональная память немедленно подсказала Александру Ивановичу имя его нового провожатого – Феликс Дзержинский. Мысленно пожав плечами и решив, что его лимит на удивление исчерпан, Спиридович дошел до комнаты с охраной из часовых в казачьей форме. У часовых в руках были не винтовки, а нечто-то странное, в котором Спиридович не без труда опознал новейшие немецкие Maschinenpistole Бергмана с магазином на тридцать два патрона.

     

     Кроме них часовые носили на бедре, на манер североамериканских ганфайтеров, открытые кобуры из которых торчали рукоятки крупнокалиберных револьверов.

     - Эти ребятки могут тут штурмовой взвод положить, если до этого дело дойдет, - ошеломленно подумал Спиридович. – Ну и дела…

     Но Дзержинского со Спиридовичем часовые пропустили беспрепятственно, за дверью оказалась небольшая приемная с секретарем в форме штабс-капитана.

     - Товарищ Василевский, Владимир Владимирович просил доставить к нему генерала Спиридовича немедленно.

     - Так точно, Феликс Эдмундович, проходите.

     В кабинете еще один человек во френче стоял вполоборота к двери и заканчивал разговор с военным в генеральских погонах.

     - Значит, мы договорились, Антон Иванович. Надеюсь, что больше у нас подобных недоразумений не случится. Я на вас очень рассчитываю.

     - Будет исполнено, господин… гражданин военный комиссар, - отвечал генерал, опустив глаза. Обещаю, что подобное не повторится. И отдав собеседнику честь повернулся кругом, коротко кивнул новым посетителям и вышел.

     - А ведь он всё же сдал, - подумал Спиридович. – если не приглядываться, то ему не дашь больше шестидесяти, а сейчас понятно, что он куда старше… но держится великолепно.

     - Феликс Эдмундович, вы спешите, или хотите принять участие в беседе? – Платов обошел письменный стол, но не садился.

     - Приказ о создании специальной группы подписан генштабистами? – задал встречный вопрос Дзержинский.

     - Да, держите.

     - Тогда я пойду, а с гражданином жандармом мы еще успеем поговорить.

     Это прозвучало несколько двусмысленно, но Спиридович уже думал о другом. И быстро передвинув кресло для посетителей так, как оно когда-то стояло кабинете Плеве, уселся откинувшись на спинку. Хозяин кабинета усмехнулся своей обычной улыбкой - краем рта. Он не садился, а стоял, уперев ладони в столешницу.

     - Если безобразие нельзя предотвратить, его следует возглавить – так ведь? Но, всё же, безобразие, а не что-то другое?

     - Конечно, всё это – безобразие. Его надо заканчивать как можно быстрее. И переходить к нормальной жизни. Но не будем тянуть время. К вам, Александр Иванович, простой вопрос – вы намерены помогать возрождать Россию или предпочтете удалиться в сельский домик выращивать крыжовник?

     - Интересная постановка вопроса, - задумчивым голосом ответил Спиридович. Хотя, на самом деле, он уже знал, что подобный вопрос ему зададут и знал, что он ответит. – А если я ваш идейный враг?

     - Ну, вы явно нас недооцениваете. Если бы я подозревал в вас идейного врага, я бы свой вопрос не задал. А вы не задали бы свой контрвопрос, что послужило контрольной проверкой.

     - Значит, Россия без всего, о чём вы тогда высказали Плеве. А с чем?

     - Вам по должности полагалось читать наши программные материалы, - немного сухо сказал Платов.

     - То, что выходило до моего ареста – разумеется. А сейчас явно многое изменилось…

     - Ничего принципиально не изменилось. Многоукладная социально ориентированная экономика. Банки и крупную промышленность – под госконтроль. Профсоюзы под нашим политическим контролем защищают права работников частных предприятий.

     Земля не продается, но выдается в пользование только тем, кто в состоянии её обработать. Можешь сам, можешь с наемными работниками, но тогда плати им по расценкам не ниже минимальных. Эсеровские теоретики – Чаянов и Кондратьев неплохо поработали, все данные для расчетов у нас есть. Политически активную молодежь соберем в коммуны, но в обязательном порядке на новых необжитых местах. Чтобы никаких дедов-прадедов с их замшелыми традициями. За образец берем еврейские поселения-кибуцы в Палестине. Когда они создавались никто не верил, что городская молодежь сможет успешно вести сельское хозяйство, а она смогла, да еще всем на зависть. Дальше – по местным условиям. Где-то госхозы, где-то – колхозы, эти термины вы должны знать, если читали нашу программу. В международных отношениях – безоговорочная защита интересов России, никаких «братушек» без взаимных обязательств.

     - А война, союзники? А националисты? Керенский уже практически сдал Малороссию этим негодяям из Центральной Рады! А финны и поляки?

     - Насчет Малороссии у вас немного устаревшие сведения. Да, Керенский вильнул попой, но Военно-политический совет его обещания дезавуировал. А генерал Май-Маевский с двумя бригадами своего гвардейского корпуса передислоцирован в Киев. Чтобы ни у кого не было иллюзий чей Кры…, пардон, оговорился - чья Украина. С немцами идут переговоры о неофициальном временном перемирии. Что из них выйдет – посмотрим. Деникин, которого вы несомненно узнали, получил… гм… небольшой заряд бодрости и вместе с Марковым возглавит переформированные войска на Рижском направлении. Остальные проблемы будем решать по очереди.

     - Скажите, зачем я вам? – Спиридович решил, что на общеполитические темы сказано достаточно. Пора вскрывать карты. – У вас и без меня хватает людей. А бывший жандармский генерал…

     Спиридович осекся.

     - Приманка? – выдохнул он.

     - Браво, неплохо. Ваши бывшие коллеги, из умных, потянутся к нам. А «бешенных» это оттолкнет, что только к лучшему. Но это - первый слой. Похоже, что вы уже почти согласились?

     - Садок вишневый возле хаты – это не для меня. Но всё же – что еще?

     - Опыт. Мастерство, говорят, не пропьёшь – не сочтите за какой-то намёк, просто поговорка. Раз мы уже работаем, то дайте свой прогноз о наших внутренних противниках на ближайший месяц.

     - То есть на созыв и ход Учредительного собрания… но без конкретных данных что я смогу…

     - А вы, для начала, из общих соображений.

     - Монархисты серьёзной угрозы не представляют. После отречения царя и его брата авторитет монархии упал до предела. Сторонников военной диктатуры вы, вижу, практически перетянули на свою сторону. Кроме Корнилова, разве что.

     - К сожалению, есть и другие. Но вы правы, в армии у нас сейчас есть твердое ядро сторонников. С флотом дело обстоит намного хуже. Стараниями временщиков флот сильно ослаблен. Анархисты сильно распропагандировали морячков, офицеры просто запуганы.

     - Ясно. Теперь центристы. За ними мало военной силы, только правоэсеровские боевые дружины Савинкова и кое-кто из разложившихся тыловых частей. Но на их стороне большая часть интеллигенции. И промышленники, банкиры - крупная буржуазия в вашей терминологии. Афоризм про крепости, которые не может взять войско, но может взять ишак, груженный золотом, вам известен…

     Платов кивнул.

     - В общем верно. Отлично, особенно для человека только-что включившегося в политику заново. У нас есть, конечно, «домашние заготовки», как выражаются шахматисты, и для них, но об этом позже.

     - И, наконец, крайне левые. Сторонники покойных Ульянова и Бронштейна, левые эсеры, анархисты. А также просто бандиты с политическими претензиями. Но я слышал, что вам удалось привлечь в свою партию лидеров экспроприаций времен девятьсот пятого – девятьсот седьмого. Так что…

     - Красин, Тер-Петросян и Джугашвили с нами. Но хватает и других.

     - Тогда, по моим оценкам, вам следует, в первую очередь, ждать левацкого мятежа тут, в столице.

     - Что ж, рад, что наши оценки совпали. Я ожидаю взрыва после Учредительного собрания, если оно пройдет так, как запланировано.

     - То есть одобрит ваши предложения? А я могу узнать, в что они конкретно представляют?

     - Вы – конечно. Президентская республика с правительством, назначаемым президентом. Название правительства – Совет народных комиссаров, вместо министров – наркомы. Парламент – законодательно-совещательный на основе нынешних Советов. Небольшая легальная оппозиция… но это уже детали, которые будут уточняться позднее.

     - А почему вы не думаете, что леваки выступят до собрания?

     - Потому, что не успеют договориться. И у них будет сохраняться иллюзия, что они смогут использовать Учредилку для своей агитации.

     - А на самом деле?

     – А это сейчас прорабатывает Дзержинский. И вы, с ним вместе. Операция называется «Управляемая демократия». У вас есть еще вопросы?

     Спиридович встал.

     - Вопросов нет. Разрешите идти, гражданин будущий президент?

     - Идите, Александр Иванович. Вот вам мандат, покажете Дзержинскому. Его кабинет в этом же коридоре, на двери табличка «РСГБ». Вы сработаетесь. Я рассчитываю на ваш опыт. И… у нас принято обращение «товарищ».

     ***

     - А я помню! – Медведев возбужденно привстал. – Я ведь тоже краешком поучаствовал. У нас в Брянске придержали вагон с группой большевиков с Украины. Встретили их, со всем радушием, так что они протрезвели только через три дня и спохватились, что их вагон стоит на запасных путях. Естественно, они опоздали.

     - Примерно так было и со многими другими. В результате к открытию собрания у оппозиции была только треть собравшихся. Чернов пытался отложить открытие, в надежде на опоздавших, но руководитель фракции едросов Джугашвили не дал ему возможности тянуть время – формально кворум уже был. Время выступлений по его же, Джугашвили, предложению ограничили пятью минутами и одним выступлением одного депутата в день. Уже через четыре часа правая и левая оппозиции иссякли, после чего едросы поставили на голосование свою программу пакетом. И, естественно, провели. Сразу после подсчета голосов и воплей оппозиции про «узурпацию власти» на трибуну вышел Платов, поблагодарил присутствующих за доверие, что прозвучало чистым издевательством для оппозиции, и предложил считать Учредительное собрание закрытым. Едроссы немедленно начали покидать зал, оппозиционеры бурно переругивались в своих фракциях. Расходиться они явно не собирались. Тут в дверях показался комендант здания и громко объявил:

     - Граждане депутаты, с большим сожалением извещаю, что на этаже прорвало канализацию. Ремонт идет, но сейчас тут станет невозможно находиться!

     - Что? Как? Что он имел ввиду? – пока растерянные депутаты обсуждали новость в зал потянуло запахом тухлых яиц. Еще через несколько минут смрад стал невыносимым, и депутаты гурьбой кинулись к выходу. Комендант аккуратно запер за ними двери, к которым тут же встали часовые. Депутаты, разумеется, уже не видели, как несколько человек в противогазных масках открывали окна и выносили баллоны с прикрученными к ним шлангами…

     Официальным названием страны стала Российская Федерация, государственным флагом – бело-сине-красный триколор, утвержден новый герб.

     

     Спиридович замолчал и добавил: - Дальше было всё, в основном, в соответствии с официальной историей. Переговоры с немцами провалились, Гинденбург с Людендорфом вообразили, что настало подходящее время для нового наступления. Но вместо прежних дезорганизованных пораженческой пропагандой частей их встретили свежие дивизии из пополнения и Национальная гвардия. Деникин с Марковым нанесли контрудар, и немцы откатились к Риге. Попытка их флота высадить десант под Петроградом была отражена Щастным. После этого военные действия снова затихли, силы немцев были слишком малы для нового удара, а Западный фронт их беспокоил больше. Союзнички были в растерянности – вроде бы Россия и воюет, вроде бы и нет… Армия быстро переформировывалась и к началу восемнадцатого стала гораздо боеспособнее, несмотря на численное сокращение. Бездарные командиры отправлялись в отставку, выдвигалась молодежь, в том числе из унтер-офицерских чинов. Национальная гвардия прошла обкатку в боях и для неё появилась новая задача – укрощение сепаратистов. Но первым делом пришлось сражаться с двумя основными мятежами – мятежом леваков в Петрограде и Москве и мятежом атамана Краснова, стакнувшегося с немцами. Первый был подавлен с немалой кровью – эсеровские и анархистские дружины дрались отчаянно. Не обошлось и без измены – несколько частей Национальной гвардии перешли на сторону мятежников. Свердлов и Спиридонова были убиты часть уцелевших побежала на юг, где появились идейные бандиты Махно и Григорьев. К ним примкнул батальон из мятежников и анархистов под командованием матроса Железнякова.

     С Красновым удалось справиться легче – лояльные правительству казаки под командованием Слащева перед боем начинали стыдить станичников за измену. Во многих случаях это срабатывало и боя вообще не было. Все сдавшиеся добровольно получали амнистию (я слышал, как Платов буркнул непонятное: «Куна у нас не будет» и потребовал строго соблюдать условия амнистии), но их переформировывали и отправляли защищать Дальний Восток от японцев. Краснов, когда его войско почти растаяло, бежал в Персию.

     Тут снова зашевелились союзнички и стали настаивать на наступательных операциях против немцев. Ниркоминдел Чичерин немедленно спросил послов Бьюкенена и Палеолога подтверждают ли они «соглашение Сайкса — Пико» от 1916-го года и готовы не препятствовать России в овладении проливами и Константинополем? Когда подтверждение было неохотно дано, Чичерин объявил, что Россия берется вывести из войны Турцию, которая нанесла столь чувствительное поражение англичанам в Галлиполи. Был пущен в ход план Свечина и Колчака, которым нарком обороны Каменев и поручил его осуществление. Дальше всё есть в учебниках. Блестящая Дарданелльская операция, попытка украинских националистов в союзе с австрийцами оккупировать Киев, контрудар Май-Маевского и, наконец, капитуляция Германии и Австрии осенью восемнадцатого.

     - А насчет событий девятнадцатого года в Германии?

     - А вот тут вам придется смириться с тем, что не все факты могут быть открыты. Например, каким образом в январском восстании приняли участие три тысячи отлично вооруженных бывших военнопленных из русских лагерей. Эмиссар Платова Карл Радек еще в декабре восемнадцатого привёз Люксенбург и Тельману четкий план действий, с которыми они согласились. Пока Либкнехт произносил красивые речи, немецкие коммунисты, чья программа была близка к едросовской, с поправкой на «германскую специфику», организовывали свой аналог российской нацгвардии. По иронии богини Клио противоборствующие войска возглавляли капитаны: «пролетарские сотни» компартии – капитан Гейнц Гудериан, социал-демократический фрайкор – капитан Вальдемар Пабст. Известно только, что два полка носивших названия «Русско-германский легион» и «Черный легион» (в честь формирований, участвовавших в освобождении Пруссии от войск Наполеона) высадились с неизвестного корабля в Киле и немедленно направились в Берлин, на соединение с пролетарскими сотнями. Носке рассылал по телеграфу грозные приказы о задержании и разоружении этих частей. Но на местах их саботировали. Восстание началось немедленно, с прибытием «легионеров». Войскам Пабста удалось захватить и расстрелять Либкнехта, но их атака на штаб-квартиру спартаковцев была отбита. Легенды говорят, что Розалия лично отстреливалась из ручного пулемета Мадсена из окна здания. Дошло до такого потому, что самые боеспособные отряды были направлены для захвата правительства и основных учреждений – почты, телеграфа, телефона. Два батальона «легионеров» блокировали генштаб и полицайпрезидиум. Потом началась зачистка города от фрайкоровцев. Как известно, захваченных живыми Пабста и Носкекоммунисты судили военным судом и расстреляли.

     Не обошлось без накладок. В Баварии подняли мятеж ультралевые, ориентировавшиеся ранее на «большевиков» Ульянова. Компания из левацки настроенных литераторов и журналистов не имела ни малейшего представления ни об управлении, ни о военном деле. Местные правые, к которым присоединились сбежавшие из Берлина фрайкоровцы, их просто смели. И потом несколько месяцев успешно сопротивлялись войскам нового правительства.

     Потом началась балтийская война, в ходе которой поляки при попустительстве или даже подстрекательстве Франции и Англии попытались отгрызть у немцев Силезию и Данциг, а у России Литву. К тому времени бывшая Антанта фактически развалилась. Французы с немцами, блокируясь с САСШ, всячески старались отстранить Россию от важных решений. Поэтому договор о мире и дружбе с Германией и о создании контингента русско-германских войск стал необходимостью.

     Ну и так далее…

     Спиридович снова задумался…

     - Интересный момент вспомнился… В двадцать первом году, примерно, при расширении состава германского правительства, министром по делам культуры и изящных искусств стал художник-плакатист Адольф Гитлер, заслуженный фронтовик. Я был в кабинете Платова, когда он получил об этом сообщение. Поверите ли, он поперхнулся зельтерской водой и минут пять не мог откашляться. Но почему это событие произвело на него, всегда спокойного и выдержанного, такое сильное впечатление, он так и не объяснил. И я никогда не слышал потом, чтобы он в каком-то контексте упоминал Гитлера…

     А в двадцать третьем Платова не стало. Инфаркт. Точного возраста его так никто и не знал, но он однажды обмолвился про девятый десяток… Не знаю, не знаю…

     Шум на площади постепенно стихал, и до собеседников донесся звонкий хор детских голосов, произносивших клятву пионеров-скаутов:

     - Я, вступая в ряды Всероссийской организации пионеров-скаутов имени Владимира Владимировича Платова, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал великий Платов, как учит Социалистическая русская партия, всегда выполнять Законы пионеров-скаутов Российской федерации.

     Закатное солнце скользнуло по гранитным плитам мавзолея и засветилось десятком бликов в начищенных латунных буквах - «Платов».