"Лев был последним из детей Зодиака. После его смерти возникло поколение малодушных людей, вечно хныкающих, колеблющихся и поющих оттого, что созвездия убивают их и их близких, и желающих жить вечно без всяких огорчений".
"Дети Зодиака", Р. Киплинг.
Часть 1. Меллбридж.
Когда Джиму было четыре года, его и его двухлетнего брата Пита родители первый раз взяли с собой к родственникам в Виллингсфорд. Добираться туда приходилось на поезде много часов, поэтому для двух детей это превратилось в настоящее путешествие. Собираться стали уже за сутки до отъезда - у родственников предполагалось пробыть около недели.
Вечером накануне путешествия Джим побежал в дубовую рощу, где он недавно видел двух людей в белых одеждах и с крыльями, но обнаружил там только Моха, свивающего косичку из травинок. Тот приветливо помахал рукой и пригласил посидеть с ним. Мох был стар и знал местность лучше любого другого, к тому же он знал много историй о рыцарях и битвах, которые проходили в далекие времена в здешних местах, о подвигах и прекрасных дамах, во имя которых эти подвиги совершались. Темно-коричневая куртка уже изрядно потрепанная - она казалась неотделимой от своего владельца, - штаны такого же цвета и древние ботинки, причудливо завязывающиеся светлыми шнурками, - вот его обычный вид в дождливую погоду ли или в июльскую жару. От куртки пахло травой, ягодами и жареными каштанами. Лицо Моха потемнело от ветра, солнца и лет, покрылось сетью морщинок, но все равно светилось теплотой и добродушием. Хитрые глаза смотрели на собеседника из-под шляпы внимательно и ожидающе.
- Скажи, Мох, а ты когда-нибудь видел людей с крыльями? - спросил сразу же Джим.
- С крыльями говоришь? - улыбнулся Мох, отчего из его волос выпало несколько еловых иголок. - Холм Вильяма необычное место, здесь когда-то жили эльфы, а сейчас много чего обитает. Знаешь овраги возле фермы? Так вот, там сейчас живет несколько фей.
У Джима загорелись глаза. О феях ему читала бабушка в книжке, которую всегда носила с собой и называла ее путеводителем по здешним местам. Феи ему представлялись бабочками с человеческими головами только очень маленькими. Бабушка клятвенно заверяла, что в округе живет несколько фей, на что мама Джима просила ее "не забивать голову ребенка всякой ерундой".
- А можно на них взглянуть? - спросил он.
- Можно, да только я смотрю, ты собираешься уехать, и мама наверняка уложит тебя спать пораньше. Слышишь? Она тебя уже зовет. Давай как-нибудь в другой раз наведаемся к ним в гости?
- Хорошо, - Джим был немного разочарован. Он попрощался с Мохом и побежал домой, вспоминая, что неплохо было бы спросить его о существах под названием "эльфы".
- Людей с крыльями не бывает и фей тоже, - авторитетно заявил Пит. Он уже почистил зубы и надел ночную рубашку и теперь послушно отправлялся спать.
- Боже мой! Какие крылья! Кто тебя сказал такую глупость? Ну же, отвечай! - разволновалась почему-то мама на вопрос Джима. - У людей не бывает крыльев. Сейчас же отправляйся спать!
Но Джиму не спалось. Он еще долго лежал с открытыми глазами после того, как в доме все затихло. Белый потолок всегда нравился Джиму. На нем можно было увидеть лениво порхающих красных драконов, рыцарей с мечами и щитами, иногда появлялась чья-то голова и чему-то улыбалась. Джим думал, что это душа дедушки, который умер полгода назад, и отворачивался, чтобы снова увидеть красных драконов. Но на их месте появился проход, он стек с потолка на стену и обзавелся дверью. Джим встал с кровати и подошел к ней. Дверь была резная из темного дерева с позолоченными уголками и ручкой, отражавшими слабый синеватый свет из окон. Джим взялся за ручку и повернул ее, но дверь оказалась запертой. Он несколько секунд безуспешно дергал ручку, не опасаясь разбудить брата, но дверь не поддавалась. Тогда он вернулся в постель, Пит не проснулся, и снова стал смотреть в потолок пока не заснул.
Он сделал так: тук-тук. Это было так далеко, что его самого не было видно, лишь далекая точка как-то соотносилась с ним. "Тук" побежал по всему голубому кристаллу, покрывая его сетью мелких трещинок, осветляя пространство. Он разрастался с неимоверной быстротой, стремясь к Джиму, огибая его, желая захватить и увлечь своей ужасной волной. Джим в кристалле, но его это не беспокоит, его волнует беспощадный "тук". Тук-тук, тук-тук. Он приближается, и приобретает человеческие формы: темный, почти квадратный силуэт, раскидывает руки словно крылья и тянется к Джиму. "Нет!"
- Не бойся. Это будет быстро. Раз, и ты снова станешь бессмертным, ты не будешь думать обо мне, и будешь продолжать жить как раньше, - говорит тень глухим низким голосом.
- Нет, не надо, не подходи, - Джим не понимает о чем говорит силуэт. - Нет! Не надо!..
- Все, Джим, все прошло. Это просто сон. Все, - мама сидит на кровати и обнимает Джима. От нее пахнет родным и знакомым, молоком, теплом постели. Джим шепчет:
- Он не подошел, он не подошел...
Мама еще посидела с Джимом, пока тот не заснул, а потом осторожно пошла в свою комнату. И только было еле слышно, как босые ноги на холодном полу выбивали тук-тук, тук-тук.
Утром приехал автомобиль, чтобы забрать их на станцию. Машина была блестящая и сладко черная, от нее распространялись терпкие запахи бензина и резины. Папа с мамой укладывали сумки в багажник и одновременно ругались с шофером по поводу оплаты. Пит стоял в сторонке рядом с еще не уложенными сумками и внимательно наблюдал за родителями, а Джим сидел возле колеса машины и пытался из-под него что-то достать. К нему подошел черно-кожаный как сама машина шофер, устав от препирания, и вежливо спросил, что он делает. На что Джим очень серьезно ответил, что машина наехала на точку, и ее срочно необходимо достать, а то будет поздно.
- Какую еще точку? - удивился шофер, снимая черные перчатки и обнажая белую кожу рук. Он был не прочь поговорить с детьми, как будто учился у них чему-то, что сам не имел или потерял.
Но Джим уже не обращал внимания на шофера и продолжал пальцем выковырять что-то из-под колеса. Он делал это до тех пор, пока мама не забрала его и хорошенько не отчитала. Ребенок некоторое время не мог сообразить, за что его ругают, как будто не понимают всей серьезности происшествия.
Когда все, наконец, было уложено, семья поехала на станцию Меллбридж. По дороге Джим и Пит заняли противоположные окна машины и наблюдали за медленными людьми и деревьями. Пит был в восторге, а Джим почувствовал себя плохо от большой скорости. Мир в машине сжался до невообразимых размеров, а его любимые поля и рощи превращались в расплывчатые линии, теряя себя, становясь невидимым фоном, отдаляясь от него. Джим закрыл глаза, вжался в кожаные сиденья и так просидел до конца поездки.
- Джим не любит ездить на машинах, видно, у него голова кружится от большой скорости, а Пит так счастлив! Просидел все время у окна, - сказала мама, когда приехали на станцию. Выйдя из машины, Джим почувствовал себя лучше. Он посмотрел на здание вокзала и увидел бабочку, огромную, больше всех домов. Она сидела на крыше здания, и тот каким-то чудом не рушился под ее тяжестью. Узор ее крыльев был необыкновенно красив, а цвета так ярки, что Джим почувствовал их вкус. Он стоял и смотрел на нее, открыв рот.
- Это вокзал, Джим, отсюда ходят поезда, - сообщил ему папа, увидев заинтересованный взгляд Джима. Бабочка повела крыльями, отчего с ее крыльев слетел мелкий как пыльца порошок. Он оседал на людях, входящих в здание, на их багаже, на асфальт, светясь ярким и теплым светом. Несколько пылинок попало в нос Питу, и он чихнул.
- Ой, Пит, а не простудился ли ты? - испугалась мама и заставила его высморкаться в платок. - Не хватает только заболеть в дороге.
- Не-ет... - протянул Джим. Он хотел сказать еще что-то, но отвлекся.
Джима окружали ноги. Они постоянно двигались, перебирались, образуя живой частокол. Ботинки сменялись сандалиями, сандалии - туфлями с пряжкой, а затем все снова. Джим взглянул наверх, но увидел только высокий темный потолок вокзала. С него свешивались на длинных нитях белые плафоны ламп, и между ними мелькали крылатые тени. Они покрикивали резкими высокими голосами, толкались и лениво дрались. Одна тень спустилась достаточно низко, что Джим мог ее рассмотреть. Темная короткая шерстка, крыльев не видно из-за быстрых взмахов, зеленые глаза смотрят бешено и неприятно. Тени не обращали внимание на людей, поглощенные своим загадочным танцем, впрочем и люди тоже. Джим хотел расспросить родителей, но его подхватили вместе с багажом и вынесли на перрон.
При виде поезда у Джима случилась истерика. Грозная железная змея высилась символом потери его мира, напоминая клетку автомобиля и принося собой дурноту. Поезд забирал Джима от всего, заставляя смотреть на это все со стороны, издалека. Мелькающие картины и ты один в маленьком и тусклом ничто. Ты, действительно, один в мире, потому что тебя забрали в никуда, где не может быть никого кроме тебя. "Зачем, глупые люди, вы делаете это! Я же умру!" "Умрешь, умрешь..." - шептали железные колеса, поручни и ручки дверей.
Уговорами, мольбами и угрозами, к которым подключались и другие пассажиры: "Такой большой, а плачешь. А-я-я-яй", Джима таки удалось завести в поезд, но и там он долго не мог успокоиться: он вжался в сиденье, как в автомобиле, зажмурил глаза и вспоминал все, что нельзя забывать. Мама гладила его по голове и что-то шептала, успокаивая. И вдруг все прошло: поезд обрел знакомую кожу сидений, испуганное лицо Пита, мелькание зелени за окном. Джим открыл глаза и увидел, что к ним подсел высокий беловолосый старик. Одно его присутствие успокоило Джима, поезд стал далеким и не таким уж грозным. Ведь можно все решать самому, кому быть богом, каким быть миру.
- Ты слышишь, как поет бабочка, - спросил старик, обращаясь к Джиму, глаза его были лукавые, но добрые. Джим не слышал - поезд уже отъехал от Меллбриджа, но закрыл глаза и попытался вспомнить бабочку, что сидела на вокзале, и вдруг услышал легкий звон. Это не песня! Это падение пыльцы, бабочка никогда не споет, она ждет спящего человека, а пыльца - это ее время. Бабочка не поет!
Родители и другие пассажиры начали удивляться и охать, расспрашивая старика, успокоившего ребенка. Но тот отвечал на вопросы неохотно, только улыбался людям, его присутствие подняло настроение и им тоже. А Джим, уставший от пережитого, заснул, и сквозь сон до него доносился стук колес: тук-тук, тук-тук.
Дом - старая потрепанная игрушка, жадно обнимаемая темно-зеленым плющом, с легкими белыми занавесками и запахом жареной рыбы. Когда-то здесь жил молодой дракон, но пришел звук, и он вышел из дома в чем был, никому не сказал и ушел по небу на восток. После сюда пришли люди, разложили свой скарб, заполнив вещами даже чердак, стараясь ничего не выбрасывать, наполнили когда-то тихие комнаты запахами жареной пищи, детскими криками и вечной надеждой в вечную жизнь. И некому уж вспомнить молодого дракона, пылившегося много лет, а потом получившего лучшую судьбу. А дом все стоит и тлеет, переваривая в своей утробе драконов и людей, зарастая плющом и почесываясь от термитов.
Сначала было много поцелуев, объятий, радостных вздохов и ничего незначащих вопросов, на которые все торопились отвечать. Потом новые люди со странными именами "тетя" и "дядя" похватали багаж, и все гурьбой повалили в дом. Все было быстро, радостно и нервно.
В доме обитали еще два существа: кошка Кошка и некто по имени Кейт, которую все называли Котенком. Такое кошачье семейство могло насторожить любого и напомнить, что здесь не Меллбридж. При первой встрече Котенок сразу же заявила, что они - Джим и Пит - гости ее папы и мамы, а значит и ее гости, следовательно, они должны слушаться ее и выполнять различные поручения, к тому же она на год старше Джима. Например, сейчас требовалось вылить из небольшой ванночки уже затхлую воду и налить новой, принести песка, и тогда они могут поиграть в куклы. Джим с братом пошли выполнять поручения, но Пит почти сразу устал и заплакал, а Котенок посмотрела на него испуганными глазами и побежала домой. Джим почувствовал себя значительно лучше, когда рядом не было этой странной девчонки, он усадил брата на древнюю - старше дома - скамейку, наказал ему не плакать и побежал в парк, находившийся рядом, выбирая причудливо путь, прыгая по ярким кружкам на земле. Кто не видит точек, тому тяжело бегать!
Парк темен и глубок, прижат асфальтовыми дорожками и дымом автомобилей, ленив, как кошка после обеда, и высок, как летнее небо. Редкие парочки, придерживающиеся правильных дорожек, но им, право, сейчас не до этого, две женщины с колясками - еще два новых существа поставлены на рельсы. Не все дети бессмертны, но если человек бессмертен, то это только ребенок, правда, время загоняет всех в один барак. И там, в бараке-инкубаторе, находятся очень немногие, кто произносят: "Жить мне или не жить". Это приносит духота и спертый воздух, наполненный желаниями любви, власти и жизни.
Но Джим не видит многое из этого, ему и не стоит. Парк обхватывает его своими мягкими и пушистыми лапами-ветвями и подбрасывает его высоко-высоко вверх так, что виден весь черепичный и зеленый Виллингсфорд, обильно политый сверху августовским солнцем. Сверху виден брат Пит, он уже не плачет и даже смеется, глядя на летающего Джима, кошка Кошка, прыгающая по клумбе и хватающая цветки вместо бабочки. Вот едет мороженщик, какие бывают и в Меллбридже, с хвостом детей, просящих мороженое "за так". Кто-то работает в садике у дома, в этом доме тоже есть своя кошка, только ее вкусно зовут Ириской, и есть Котенок, не темноволосая и вихрастая, а с солнечными прямыми волосами. Джим хватает нить, радугой тянущуюся из парка на площадь, и сразу оказывается там.
Здесь народу побольше, много детей и птиц, одинаково храбро доверяющихся взрослым рукам. Интересная, но бесполезная вещь - велосипед, быстро и неумело едет, проскакивая нужные места. От площади поднимается жар раскаленной мостовой и расслабленности людей, отталкивающий от себя упругими лапами. Джим снова хватается за нить, и его уносит загород, к большой синей жабе, притаившейся в камышах. Она низко квакает и говорит: "Чур-ква-квамма, ты что такое?", но Джим не останавливается и летит дальше в ароматные поля к меланхоличным коровам и к дубовым рощам, населенным таинственными эльфами. А потом снова в парк.
- Джим, как тебе не стыдно обижать брата, - мама уже готова устроить хорошую взбучку, а Питер смеется - ему понравилось, как Джим летал, - помни, ты в гостях, и прекрати свои штучки. Ты куда ходил? Сегодня остаешься без десерта.
Из-за спины тети выглядывает Котенок и смотрит осуждающе. Наступает вечер.
Вечер обещал быть светлым, радостным и праздничным. Мама с тетей готовили что-то вкусное на кухне, папа с дядей ушли, но сказали, что скоро вернуться, Котенок пеленала Кошку, Пит с мамой и тетей на кухне сидел за столом и не смел уходить. А Джим в темной комнате стоял у окна и смотрел на падающую звезду. Она падала уже минут десять и никак не могла свалиться, словно не решаясь выбрать свой путь. Так, размышляя, она сделала несколько кругов по темнеющему небу, пока не превратилась в длинную красную линию и не исчезла. Сейчас она где-нибудь на земле.
В комнате сумрак, кровать и ковры. Знакомый белый потолок кажется необычно глубоким и просторным, несмотря на редкие трещинки похожими на морозный узор окон. И сквозь глубину потолка в комнату опускается пушистый синеватый шар, его свечение похоже на мех, постоянно колеблется и кажется острым. "Наверно, это звезда" - подумал Джим, а звезда прошептала кому-то: "Не наше, не наше".
- Джим, пошли ужинать, - сказала мама, стоя на пороге комнаты. Звезды уже давно не было, и потолок был обыкновенным и плоским.
Ужин прошел весело и вкусно, но вскоре настало время Джиму и Питу отправляться спать, а Котенку разрешили остаться, потому что ей уже пять лет.
Никто даже не додумался расстелить кровать и раздеть детей, так они и лежали рядом на кровати, разглядывая потолок. Спать не хотелось. Сквозь дверь доносился смех и разговор взрослых и узкими щелками лился желтый свет от люстры. Вскоре в комнату зашла Котенок, походила вокруг них с деловым видом хозяйки, проверяя все ли в порядке и прежде чем уйти, погрозила им пальцем. Джим закрыл на секунду глаза и увидел себя и брата, лежащих на кровати. Их вид был таким жалким, что он чуть не расплакался. Развернувшись, Джим обнаружил взрослых в светлой комнате, пьющих что-то красное и вкусное, весело болтающих и смеющихся. Джима охватил гнев и, он со всей силы стукнул кулаком по столу, стол дернулся, бокал упал на пол и разбился, расплескав залихватскими лучиками вино. На секунду установилась тишина, такая, что даже Джим испугался, но вдруг из-под стола вылезла Котенок с испуганным лицом, на которую тотчас же обрушился шквал негодования взрослых, но Джима уже там не было. Взглянув в темную комнату, он снова увидел себя и брата и понял, что все это были чувства не его собственные, а Пита. И гнев оставил его.
Потолок становился ареной игр драконов, улыбающегося лица дедушки и танцующих звезд, ищущих "своё", и даже шум веселья взрослых и одиночества Пита не виден сейчас Джиму. Два маленьких тельца на большой кровати, в темной комнате, рядом с желтой и праздничной гостиной. А где-то за городом в лунной и тенистой роще два странных существа решили спеть, чтобы наутро Виллингсфорд укутался непроглядным туманом, а днем намок под дождем - но, право, у них были совсем другие цели - и были не против, если их послушает четырехлетний ребенок, лежащий рядом с ними на теплом мху.
Следующее путешествие Джима в Виллингсфорд состоялась через год в июне. Поездка в автомобилях и в грозных поездах перестала ужасать его и даже иногда доставляла удовольствие. Пит уехал с бабушкой к ее родственникам и не показывался пару месяцев, оставив Джима одного.
Новый дом, почти новорожденный, с румянцем черепицы и свежим дыханием дерева уже смог утонуть в большом саду. Сад сразу потряс Джима своей глубиной и таинственностью. Юркнув в зеленую стену, он мгновенно потерял дом и родителей из виду. Холодные камешки, неожиданные ветви и мир, вдруг раскрывшийся полностью в этих густых зарослях. Только сейчас Джим почувствовал мир, всю его бесконечность и необъятность, видимую в глазах лица над его головой. "Это, наверно, Бог", - подумалось ему. Если бы не мир, в котором он существовал, Джим создал бы свой собственный, отделенный от взрослых, от Богов и даже от Пита мир. Но легкая поступь уже знакомой кошки да, может быть, светлый лик в небе вдруг открыли перед ним бездну того, что есть, что стремиться вместить в себя все.
- Мама! - Джим вбежал в комнату и взобрался к матери на руки. - Мам, когда я вырасту, у меня будет всё-всё.
- Зачем тебе всё? Главное, чтобы ты любил свою маму.
Уже целую неделю Джиму позволялось очень многое. Разрешалось даже приходить домой, когда стемнеет. Родители были необычно внимательны и ласковы, старались дать побольше десерта и не наказывали за мелкие провинности. Прошел год с последней поездки в Виллингсфорд, где родители купили новый дом; хотели перебраться поближе к родственникам. Но Джима это мало волновало, его больше интересовали встречи с Мохом возле старой водяной мельницы или с удивительными созданиями, обитающими в округе. В последний вечер в Меллбридже Джима позвала мама, они сидели с бабушкой на веранде и пили чай.
- Джим, выслушай меня, - требовательно произнесла она. Джим вертелся и все норовил убежать из дома. - Мы завтра уезжаем в Виллингсфорд, и ты, возможно, больше не увидишь Меллбридж. Ты понимаешь? Мы уезжаем.
- Да, понимаю, мне...
- Может быть, ты чего-нибудь хочешь? - мама немного подумала, а потом спросила: Скажи, тебе хочется велосипед?
- Не-е-ет, - протянул Джим, размышляя о велосипеде.
- А чего бы тебе хотелось? Ты все получишь. Все, что попросишь.
Джим насупился и замолчал. Вопрос вывел его из равновесия, он не знал, как на него ответить и сосредоточенно пытался представить что-то.
- Ну, Джим, скажи чего-нибудь. Ты же никогда ничего не просил.
- Отстань от ребенка, он еще маленький, - подала голос бабушка. - Не понимает, что ему надо. Вот подрастет, и тогда уже не оберешься хлопот. То велосипед ему понадобится, то на аттракционы сходить. Помнишь, когда приехал цирк, так туда дети половину сбережений утащили со всего Меллбриджа. Помяни мое слово, не торопи события.
- Ах, мама, ничего ты не понимаешь. Джим, скажи, что ты хочешь?