Шабалдин Константин Алексеевич : другие произведения.

Шагатели, Книга первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В увлекательном постапокалиптическом мире "Шагателей" всё шиворот-навыворот: в резервации генетических мутантов сильнейший интеллектуальный потенциал растрачивается на составление кроссвордов, полиция передвигается исключительно на костылях, а наиболее активная часть населения занимается курьерской доставкой. И всё это на фоне стрельбы, костров инквизиции, засилья религиозного культа. А где-то на большой земле летают антигравы и Мировое Правительство мутит проект по оквадрачиванию Луны и борется с недобитками производителей геномодифицированных продуктов. Формально классическая антиутопия "Шагатели", отличаются от собратьев по жанру напряжённым сюжетом, динамичной любовной историей, утончённой драматургией. Для старшего школьного возраста и для любителей фантастики всех возрастов.
  ШАГАТЕЛИ
  
  Совпадение с реальными именами случайны, все события вымышлены.
  
  "Мы думали надо менять страну, а оказалось надо менять планету".
  Неустановленный эмигрант из СССР.
  
  
   Дверь заскрипела с подвыванием, и, просыпаясь, Башмак подумал, что не будет он петли смазывать. Вот ещё. Наоборот, надо и в ставни песку насыпать, чтобы так же визжали. Чтобы никто по-тихому к нему в халупу пролезть бы не смог. А то ездят тут некоторые... Он откинул дерюгу, которой укрывался с головой и резко сел на топчане.
   В дверной проём пыталась втиснуться девочка-арка на инвалидном кресле. У неё бы получилось, но был ещё и порожек, специально вбитый Башмаком между косяками. Злобно поглядывая, девочка встала на рахитичные ножки и, придерживая одной рукой голову на тонкой шейке, другой вкатила кресло в комнату. Снова уселась, отдуваясь. Устала. Башмак заспанно хлопал глазами и ковырял в носу. Дескать, что с нас лебов взять, хорошим манерам не обучены.
   - Шагатель, ты нужен заведующим, - надменно произнесла девочка. - Они ждут тебя после вечерней службы.
   - Непременно буду, - испуганно ответил Башмак. - Во имя Колеса Изначального.
   - Во имя Обода Его, - девочка осенила себя Ободом Колеса и Башмак торопливо повторил жест.
   Помолчали. Девочка, не скрывая любопытства, разглядывала сваленное в углу походное снаряжение - сапоги, рюкзак, песчаные лыжи... Башмак встал, подтянул шорты и, шлёпая босыми ногами по доскам, подошёл к гостье. Она уставилась на его мускулистые ноги.
   - У тебя всё, благородная ари? - вежливо спросил он.
   - Всё, шагатель, - ответила девочка.
   - Благодарю тебя за след колеса.
   Башмак почтительно взялся за спинку кресла, развернул и выкатил девчонку из хижины. В последний момент не удержался и специально резко толкнул через порожек, так что крупная голова в кудряшках смешно дёрнулась вниз и арка ойкнула. А что поделаешь, если мозгов до фига, подумал Башмак.
   Он легонько подтолкнул кресло и дальше по пыльной улице, напоследок сердито зыркнув, девочка покатилась сама. К нему подъехала соседка, тётя Шура. Коляска у неё была на антигравитационной подушке, а солнечные батареи на крыше дома давали хоть и слабенькое, но стабильное электрическое освещение. Тётя Шура, одна из немногих аров на Главной Станции, кто относился к нему по-человечески. Не как к безголовым ахтам, которые на трёхколёсных мотоповозках с утра до ночи трудились в поле. Башмак часто помогал ей в огороде и не брал платы за доставку почты. Она помнила его родителей, приличных аров, у которых, вот беда, родился шагатель. В тонкой руке соседка держала сухарь, намазанный джемом.
   - Возьми, Башмачок, полакомись, - сказала тётя Шура.
   - Колесо спасёт тебя, тётя Шура, - поблагодарил Башмак, вгрызаясь в угощение.
   - Да брось ты! - засмеялась тётя Шура и, лихо крутнув коляску, поплыла к себе во двор. Она была очень старая и уже не боялась ни заведующих, ни Колеса, ни Обода его.
   Башмак, загребая пыль босыми ногами, потопал к Лабораториуму. Дверь и ставни он запирать не стал. Всё самое интересное с последней ходки он надёжно припрятал, а если стража заведующих захочет заглянуть к нему, не следует лишний раз дразнить одноногих. У них и так служба не лёгкая - на дежурство им колясок не выдают, на костылях скачут.
  
  ***
   Последнюю банку консервов Паркинсон открыл бережно, не пролив, несмотря на трясущиеся руки, ни капли томатного соуса. Он отогнул крышку, облизал нож и, как мог скорее, на дрожащих ногах, отошел от стола, чтобы не вдыхать упоительный пряной рыбный запах. В углу сел в плетёное кресло, постарался успокоиться.
   - Анечка, внучка, - позвал он. - Иди кушать.
   На разболтанной инвалидной коляске в комнату въехала девушка с такими же, как у деда иссиня-чёрными волосами, взяла со стола открытую банку, ложку, подъехала к старику.
   - Ешь, - требовательно сказала она и зачерпнула рыбную фрикадельку, поднесла к губам Паркинсона.
   И только после того как старик начал жевать, уже следующую ложку отправила в рот себе. Так они и ели - кусочек ему, кусочек ей. Паркинсон виновато смаргивал и с тревогой следил за быстро пустеющей банкой. Аня платком вытерла ему подбородок, выбросила пустую банку в ведро, съездила в другую комнату за пледом, вернулась и укутала старику ноги. Паркинсон сидел и трясся, и проклинал себя за беспомощность.
   - Я не смогу дойти до Главной Станции, - в который раз повторил он. - И ты не сможешь.
   - Я знаю, - ответила Аня. - Но я могу попробовать.
   - Нет, - ещё сильнее затрясся старик. - Я тебе запрещаю.
   - Но тебе нужно лекарство. И еды совсем не осталось.
   - Я вскрою Дар Колеса.
   - А вот это я тебе запрещаю, - прошептала Аня. - Ты же знаешь, что с тобой тогда заведующие сделают.
   - Мне плевать.
   - А мне нет.
   Она решительно встала. Сделала несколько неуверенных шагов по комнате. Поморщилась.
   - Всё же тебе надо было позволять мне иногда ходить. Хотя бы когда мы одни, - сказала Аня.
   - Могли увидеть.
   - Кто? У нас же гостей не бывает. Да и кому к нам в гости ходить?
   Старик знал, что она права. На Подстанции кроме них проживали только две семьи аров. А ары к лебам в гости не ходят. Но могли случайно заглянуть тупые ахты.
   - Я не хотел, - сказал Паркинсон. - Я очень не хотел, чтобы ты стала шагателем.
   Он заплакал, и Аня подошла к нему, обняла за плечи.
   - Дед, ну не получилось бы скрывать это вечно. Если уж я родилась шагателем, значит на то воля Колеса.
   - Воля Колеса! - с невероятным сарказмом передразнил её старик. - А почему не телеги? Или велосипеда?
   - Не кощунствуй, - строго сказала Аня. - И я не знаю, что такое велосипед.
   - Разумеется, - захихикал Паркинсон. - В безногом мире велики не нужны.
   - Тебе срочно нужно твоё лекарство, - печально сказала Аня. - Ты опять начинаешь... фантазировать.
   - Ты хотела сказать "бредить". Чего уж там, давай, все же знают, что я давно из ума выжил!
   - Дедушка, - Аня прижала его голову к груди, но Паркинсон оттолкнул её.
   - Шестнадцать лет я скрывал от всех, что ты можешь ходить. Чтобы у тебя было нормальное будущее, чтобы ты не стала изгоем в этом дурдоме, могла нормально выйти замуж, может быть даже стать заведующей... С твоими способностями это было бы не сложно! А ты хочешь всё разрушить.
   - Не забывай, что нам просто нечего жрать, - тоже раздражаясь, но ещё сдерживая себя, сказала Аня. - Сегодня. Сейчас. А не когда-нибудь.
   - Хорошо, - спокойно сказал Паркинсон. - Продай соседям нашего ахта. Продай за половину цены.
   - Хорошо, - согласилась Аня, снова залезла в кресло и выехала из комнаты. Она не стала говорить, что продала единственного ахта ещё неделю назад.
  
  ***
   Служба уже заканчивалась, когда Башмак зашел в полуразрушенное здание Лабораториума. Без малого пятнадцать лет прошло с Дней Гнева Колеса, а руины так и не отстроили. Сквозь дыры в крыше солнечные лучи били прямо в алтарь. Заведующий Александр Борисович раскрутил позолоченное колесо, закреплённое над алтарём, в котором по преданию хранились подшипники Колеса Изначального. Яркие блики весело поскакали по молитвенному залу. Народ потянулся к выходу. Ары, как и положено, выезжали первыми. Те, у кого кресла были самоходными, на ходу доставали шахматные доски, расставляли фигуры. Лебы, на колясках попроще, теснились в ожидании. Башмак тоже посторонился и поймал на себе цепкий взгляд заведующего. Александр Борисович, завершая службу, двуручно осенил разъезжающихся прихожан Ободом Колеса и сразу кивнул шагателю здоровенной башкой - двигай сюда.
   Башмак протиснулся между колясками, робко приблизился к заведующему, махнул перед собой ладошкой, изобразив Обод Колеса. Заведующий укоризненно взглянул на него и медленно сделал ритуальный жест в соответствии с Завещанной Инструкцией: вытянув руку перед собой раскрытой ладонью вперёд, нарисовал в воздухе окружность. Башмак старательно повторил.
   - Здравствуй, шагатель, - сказал Александр Борисович.
   - Здравствуйте, заведующий, - почтительно ответил Башмак.
   - С тобой будут говорить Спицы Колеса.
   И, ласково улыбнувшись обомлевшему шагателю, заведующий развернул свою коляску и покатился вглубь Лабораториума, за алтарь с крутящимся колесом, туда, где в сумраке угадывался коридор. Башмак, обмирая от страха, поплёлся следом. Ни разу в жизни он ещё не заходил за алтарь. Немногие из аров удостаивались такой чести, а лебы и к алтарю-то не всегда близко подходили. Сапоги хоть надо было надеть, подумал Башмак, чё же я, босиком-то.
   Коридор оказался очень длинным, было непонятно, как он помещается в небольшом здании Лабораториума. Разве что под землёй тянется, размышлял Башмак. Навстречу им проехали двое незнакомых шагателю заведующих, с интересом взглянули на него. Он, как мог на ходу, почтительно раскланялся. Вдруг заведующий резко остановился перед неприметной дверцей, оглянулся на шагателя, тихонько постучал.
   - Да! - сердито крикнули из-за двери.
   Александр Борисович толкнул дверь, въехал. Башмак шагнул за ним и замер на пороге.
   - Дверь закрой! - рявкнули на него. - Сквозит.
   При этом Спица Колеса не оторвал взгляд от шахматной доски. Он ёрзал в своём кресле, хватался за колёса, то отъезжая на полшага от маленького столика, то снова подъезжая вплотную, потом отпускал колёса и принимался яростно массировать себе уши.
   - Не психуй, - насмешливо сказал ему партнёр, постукивая пальцами по часам.
   - Я не психую!
   - Психуешь...
   - Да не психую!
   - Время...
   - Да погоди!
   - Время.
   - Ну, сейчас!!
   - Время!
   Он торжествующе рассмеялся, а проигравший Спица Колеса зло повалил своего короля на доску.
   - Ты всегда в эндшпиле по темпу проваливаешься.
   - Да я ладьи просто сдвоить не успел!
   - Я и говорю - темп просаживаешь.
   Они сыпали непонятными шахматными терминами, а Башмак изумлённо разглядывал этих стариков, о которых ходили страшные легенды, которых боялись и которыми восхищались, и которые сами по себе были живыми легендами. Он видел их всего несколько раз в жизни, издалека, на больших праздниках. Тогда, в ритуальных одеждах, они казались ему исполненными величия, а сейчас перед ним были два очень старых человека, маленьких, невзрачных и даже казалось, от них пахнет тленом, хламом и плесенью. Нет, не казалось. Точно - мочой воняло.
   - Шурик, кто это? - наконец соизволил на них обратить внимание тот, кого Башмак про себя назвал Психом.
   - Это Башмак, - просто ответил Александр Борисович. - Шагатель.
   - Ах, шагатель, - Псих поманил Башмака пальцем. - Подъедь- ка, пацанчик.
   Башмак приблизился.
   - Слушай, шагатель, - сказал Псих. - А ты не хочешь палачом поработать? Мы тебе ахта подарим.
  
  ***
   Как только дед задремал, Аня взяла корзинку и выехала из дома. Она проехала мимо особняка аров Малинниковых. Это были добрые люди и, с тех пор как расхворался Паркинсон, они уже несколько раз выручали Аню продуктами. Они же купили у неё ахта. И не за полцены, а по нормальной стоимости. Вот только деньги кончились быстрее, чем Паркинсон поправился. Просить что-либо у Малинниковых ещё раз Ане было невыносимо стыдно.
   Она подъехала к коттеджу Любовь Петровны, вредной арки средних лет, одинокой и склочной, которая вечно норовила недоплатить Паркинсону за доставленный товар. Из открытых окон доносилась музыка. Любовь Петровна была меломанкой. Патефон играл аргентинское танго. Аня представила, как надменная арка сама с собой вытанцовывает танго, нарезая коляской круги в тесной комнате, и ей стало весело.
   - Ари Люба, - позвала она и постучала в тонкую дверь. - Это я, Аня.
   Музыка оборвалась, дверь распахнулась и навстречу Ане выкатилась Любовь Петровна. Раскрасневшаяся и тяжелодышащая. Точно, под музыку круги нарезала, подумала Аня.
   - Где твой дед? - с ходу завелась арка. - Уже месяц у меня не было свежей почты! Я не получаю письма из Главной Станции, а у меня не закончена партия по переписке с их заведующим. Я не получаю "Шахматный вестник" с новыми этюдами, я не решаю задачи, я тупею! У меня сенсорное голодание. Ты хоть знаешь, что это такое?
   Климакс у тебя, ведьма, подумала Аня и сказала:
   - Дедушка приболел, ари Люба.
   - Так что?! Из-за старого паралитика я должна травиться консервами из Дара Колеса? Мне необходимо нормальное питание, я готовлюсь к чемпионату. Мне нужна свежая рыба и фрукты. Если твой дед больше не может снабжать нас как раньше, пусть подаёт в отставку, Спицы пришлют нового шагателя. Во имя Колеса!
   - Во имя Обода Его! - откликнулась Аня и жалобно продолжила. - Ари Люба. Дедушке нужны лекарства. Не могли бы вы одолжить нам немного денег?
   - Какая дерзость! - завопила арка. - Эти лебы совсем обнаглели, скоро на наших колясках ездить начнут. Слушай, деточка. Если твой дед сегодня же не отправится на Главную Станцию, я не знаю, что сделаю!!!
   Если никто не отправится на Главную Станцию, то и, ты и Малинниковы скоро и сами начнёте с голода подыхать, подумала Аня. Деньги кончатся, жратва кончится, а на Главной Станции и месяц, и два, и полгода никто не хватится, что старый Паркинсон давно не захаживал. Может, он стал из Автопарка товары носить. Хоть и дальше, зато дешевле. А картошки с огорода Малинниковых может на неделю хватит, не больше.
   Любовь Петровна продолжала орать, а Аня медленно встала, скинула высокие сапожки и подняла длинную юбку выше колен, обнажая ноги. Не сильно мускулистые, как у бывалых шагателей, но и не рахитичные, с атрофированными ступнями. Арка захлопала глазами, заткнулась и только шлёпала по инерции губами.
   - Ари Люба, я ваш новый шагатель. Давайте деньги, я схожу на Главную Станцию и принесу вам письма, журнал и продукты. Только давайте сразу и предоплату и расчёт.
   Поражённая Любовь Петровна молча вытянула из лифчика несколько купюр и подала Ане. Девушка взяла деньги, уселась в кресло, потом усмехнулась, встала, натянула сапоги и пошла неуверенной походкой прямо к терминалу Дара Колеса, расположенному неподалёку. Засунув деньги в щель приёмника, набрала на табло комбинацию цифр. В лоток посыпались консервы, конфеты, пачка сухарей и упаковка чая. Она бережно перегрузила всё в корзинку и поспешила домой. Надо было успеть сбежать до того как проснётся дед.
   А Любовь Петровна смотрела ей вслед и почему-то плакала.
  
  ***
   Дождавшись сумерек, Башмак прокрался к изолятору и присев под зарешёченным окошком, позвал:
   - Тапок! Эй, Тапок!
   - Кто здесь? - раздался хриплый голос.
   - Это я, Башмак.
   - А, Башмачок, - слышно было, что Тапок улыбнулся. - Навестить пришёл?
   - Ага, навестить, - зло ответил Башмак. - Ты скажи мне, ты что такое отчебучил, что Спицы тебя казнить решили?
   - Всё-таки казнят? - прохрипел Тапок. - Ах, суки! Я думал, всё же обойдётся...
   - А вот не обошлось.
   - Жаль.
   - Жаль.
   Они молчали, каждый думая о своём.
   - Я за Обод Колеса хотел уйти, - наконец произнёс Тапок.
   - Что?! - изумился Башмак. - Да как же? Там же нет ничего! Вечная тьма...
   - Ты сам-то в это веришь?
   - Веришь, не веришь - какая тебе теперь разница. Колесовать тебя хотят. Во имя Колеса, сам понимаешь, Изначального, - Башмак зло сплюнул.
   - Колесовать?! Ой-ё... Во как я их достал. А ведь давно казней не было, я уж думал, угомонились.
   - Давно. Так давно, что палач-то у них и помер.
   - Одноглазый?
   - Ага, - Башмак помолчал и всё же добавил. - Они мне предлагают... это. Казнить тебя.
   - Тебе? - Тапок заржал. - Вот затейники.
   - Смешно тебе? - возмутился Башмак.
   Он встал, вцепился в прутья решётки так же, как с той стороны Тапок. Заглянул ему в глаза. Глаза у Тапка ярко блестели в свете заходящего солнца.
   - Ну, ты согласился? - с интересом спросил Тапок.
   - Подумать обещал.
   - Молодец, взрослеешь...
   - Зачем ты к Ободу попёрся? Вот скажи мне, зачем?
   - Знаешь, - сказал Тапок, - совсем невмоготу стало. Рожи эти, Колесо это, заведующие, стража их. Таскаешь им, таскаешь, а они в шахматы сука играют! Мозгов у каждого телега, а они играют. Вот у соседки твоей, тёти Шуры, коляска по воздуху летает! Антигравитация! Это же кто-то придумал и смастерил. А кто? Не лебы же! Мастер Гоша, он починить, конечно, всё может. Но придумать? И самое главное - Дар Колеса. Откуда берутся консервы, лекарства? Кто их сделал? Нет, это значит, что есть где-то ары настоящие, которые в дело свои мозги расходуют. Вот для таких и шагать не стыдно. Для таких и побегать смысл есть.
   Да он же больной, подумал Башмак. У него отлегло от сердца. Надо просто объяснить Спицам, что Тапок сошёл с ума и никого не надо казнить. Как же хорошо всё складывается. На суде он выступит, и Тапка отправят в Лечебницу. Ясно же, не мог нормальный до такого додуматься, за Обод Колеса уйти!
   - Ты, Тапок, успокойся, - сказал он. - Не горячись. Я кое-что придумал. Может ещё обойдётся. Я к тебе завтра зайду.
   Сказал и быстро зашагал к себе, прочь от изолятора. Пока сумасшедший не начал опять о смысле рассуждать. О смысле пускай заведующие думают, у них головы большие.
   Он пришёл к себе в хижину и сразу завалился на топчан. Спать хотелось ужасно. Встреча со Спицами здорово его вымотала. Но как только Башмак закрыл глаза, сразу заскрипела дверь. Да что ж такое, во имя Колеса! Утром гости, вечером гости...
   - Хозяин, - в хижину пытался въехать ахт. - Хозяин, я тебе принёс.
   Он бы никогда не сообразил, вручную перетащить кресло через порожек. Да и ножки у ахтов совсем слабые. Вот и ёрзал в дверях, протягивая Башмаку какой-то клочок бумаги.
   - Возьми хозяин, - жалобно мычал ахт. - Тебе хозяин Тапок передать велел. Я ему еду носил. Я ему сено спать носил. Он ел, на сено спать ложился, тебе бумажку передавал. Возьми.
   Так это же служитель при изоляторе, сообразил Башмак. Он встал, забрал у ахта мятый листок.
   - Вали отсюда, - сказал он и рассмотрел, что ему принёс безмозглый.
   Это была карта. Карта, на которой кто-то нарисовал пунктиром проход через зыбучие пески к Ободу Колеса.
  
  ***
   Дорогу на Главную Станцию Аня помнила хорошо. Когда она была совсем маленькой, дед боялся оставлять её дома одну и таскал с собой в рюкзаке. Паркинсон был тогда силён и кроме Главной станции ходил в Автопарк, Казарму и Комендатуру. И звали его не Паркинсон, а Ботинок. Жили они в достатке, ни в чём себе не отказывали, даже книжки покупали. Но со временем количество ходок пришлось сократить к одной только Главной Станции. До неё было ближе всего. Если присмотреться, то на горизонте можно различить силуэт Лабораториума с провалившейся крышей. По прямой ерунда, за час можно дойти. Но по прямой ходить нельзя, затянут зыбучие пески, никакие лыжи не помогут. На лыжах можно краешком пробраться, да и то, если совсем уж другого пути нет.
   Аня скинула с плеч рюкзак и уселась на него, тяжело дыша. Она знала, что идти ей будет трудно, но не представляла, что это будет невыносимо тяжело. Она не прошла и половины пути, а неокрепшие ноги уже тряслись как у Паркинсона, сердце молотилось в груди так, что казалось, хочет выпрыгнуть через горло, а в голове как будто стучали молотки. А ведь сейчас она несла пустой рюкзак, в нём была только бутылка с водой. Аня с ужасом подумала о том, как пойдёт обратно с грузом. Если вообще дойдёт до Главной Станции. Ей захотелось заплакать, поэтому она встала и пошла.
   Неудобные сапожки, предназначенные для сидения в кресле, а не для ходьбы, вязли в песке по щиколотку и каждый шаг приходилось делать с большим усилием. Начинало смеркаться. Аня планировала переночевать на Главной Станции, а теперь получалось, что спать ей придётся в пустыне. Ночью в пустыне очень холодно и могут появиться песчаные волки. Ни оружия, ни тёплых вещей, ни спального мешка у Ани не было. Не сделав и десятка шагов, она снова без сил упала на колени. Губы сами зашептали молитву:
   - Колесо Изначальное, укажи мне Путь.
   Минуй меня Ободом своим,
   Не лиши меня тени своей и проложи колею.
   Пусть будет смазана Ось твоя,
   Пусть не коснётся тебя Ржавь,
   Пусть будут крепки Спицы твои.
   И избавь нас от Гнева Твоего...
   Аня помолчала, слушая шорох ветра в дюнах. Она открыла глаза и увидела, что косые лучи заходящего солнца очень чётко тёмными пятнами обозначили места, где залегали зыбучие пески. А между ними светлой ниточкой тянулась тропинка туда, к горизонту, к Главной Станции.
   - Хвала тебе Колесо, спасибо, - сказала Аня и встала.
   Молитва как всегда придала силы и уверенность. Теперь, по прямой, она как-нибудь непременно дошагает до Главной Станции. Она же шагатель! Она должна носить почту и товары, слушать и рассказывать сплетни, приторговывать левым грузом, шарить в развалинах и находить старинные предметы, не потерявшие ценности, ещё надо иногда напиваться и драться с другими шагателями, но ей это видимо не обязательно, она же девочка.
   Аня осторожно ступила на открывшуюся тропу. Сделала шаг, другой. Надо было спешить, пока не зашло солнце, и так хорошо проглядывался проход между ловушками. Здесь грунт был гораздо плотнее, идти стало легче, она зашагала увереннее и тут же, сделав неверное движение на непривычных к ходьбе ногах, провалилась.
  
  ***
   Выпроводив ахта, Башмак прикрыл ставни и долго разглядывал карту, подсвечивая фонариком. Для такого дела батареек не жалко. Карта была нарисована филигранно, ясное дело, что это кто-то из ахтов рисовал. Под Колесом не было и нет рисовальщиков лучше этих тупых скотов, пригодных лишь для грубой работы. Но, как только появится у них свободная минутка - хватают своими лапищами огрызок карандаша и рисуют, рисуют... Но вот кто набросок делал? Тапок? Или Тапку самому неведомо как попала в руки эта карта и навела на крамольные мысли о побеге за Обод?
   Запретные земли возле Обода на карте были густо заштрихованы. Это понятно, никто там никогда не ходил. Но вот Казарма и Комендатура, Обсерватория, Склады и даже КПП были нанесены удивительно чётко, с подробностями расположения известными лишь шагателям. И везде пунктиром бежали тропинки через зыбучку, через самые гиблые места и главное, непостижимо, но такой же пунктир пролегал через заштрихованный участок и даже дальше, за Обод! И даже какой-то населённый пункт был обозначен уже за Ободом!!
   Башмак забыл, что ещё пять минут назад мечтал лишь о том, чтобы выспаться. Ему необходимо было проверить достоверность карты. Немедленно. Он прямо сейчас сходит на Подстанцию. Если верить карте, туда есть совсем короткая дорога. Заодно узнает, почему так давно на Главной Станции не появлялся старый Паркинсон.
   - Ну, Тапок, - пробормотал Башмак, глянув в сторону изолятора.
   Над изолятором вставала луна, надо было спешить. Он подхватил рюкзак, песчаные лыжи, из тайника достал кое-что из контрабанды и, сунув карту за пазуху, вышел из лачуги. Остановился. Сбросил рюкзак на землю, вернулся. Вспомнилась первая заповедь шагателя - уходишь на день, припасов бери на неделю.
   Подошёл к железной печке и из закопчённой кастрюли наскрёб в полиэтиленовый пакет холодной каши. Мы люди простые, подумал, консервы пущай ары трескают, нам не по карману. Завернул, сунул в карман куртки. Присел на дорожку. Бутылка с водой в рюкзаке, спички, фонарь... Вот теперь можно было идти. Он снова вышел, неплотно прикрыл дверь, повесил почти пустой рюкзак на одно плечо, на другое положил лыжи и почапал по пустой улице. Главное на стражу не нарваться, а то прилипнут с вопросами одноногие.
   Когда Башмак проходил через площадь у Лабораториума, то заметил сваленные брёвна и доски, свежевыкопанную яму под столб, бухту каната. Остановился.
   - Это что же? - изумился Башмак. - Суда ещё не было, а уже к казни готовимся?
   Он зло сплюнул, подошёл к груде стройматериалов, выбрал длинную прочную рейку. Закинул на плечо к лыжам до кучи.
   - А катитесь вы в жопу, господа заведующие, - прошептал Башмак и быстро пошагал в сторону Подстанции.
   Как только начались дюны он встал на лыжи, в свете луны сверился с картой и, тщательно прощупывая рейкой грунт перед собой, двинулся по тайной тропе. Идти было трудно, мешали лыжи, но бережёного Колесо бережёт. Карта не врала. Почти прямая тропа вела его через зыбучку. А в самом конце тропы, по пояс увязнув в песке, торчала черноволосая девчонка, как её сюда занесло бедную? У меня и лопатки нет с собой, лихорадочно думал Башмак, ускоряя шаг. Коляску её ни за что не откопаю, саму бы вытащить, а то ещё подмогу придётся звать... А если и вытащу на себе её тащить, что ли?
   - Как же вы так, благородная ари? - спросил Башмак, скидывая рюкзак и доставая бутылку с водой.
   - Я не ари, Башмак. Ты что забыл меня? Я внучка Паркинсона, - ответила девчонка. Бодро ответила, хоть и глаза заплаканные.
   - Анька? - поразился Башмак. - Ты зачем сюда прикатила? Что случилось-то?
   - Я не прикатила. Но ты меня сначала откопай, а потом я тебе всё расскажу. А то мне холодно очень.
  
  ***
   Мастер Гоша, владелец единственного на Главной станции электрогенератора, с тоской разглядывал жалкие остатки богатого когда-то набора запчастей. Трудные времена нынче, редуктор для мотоколяски и тот не сыскать, хоть колесом катай, хоть спицей ковыряй! Он сердито смахнул с верстака в ящик мелочёвку, переложил на наковальню ржавую рессору и поехал поглядеть, кто там на площади додумался дрова рубить спозаранку. Умышленно бортанув коляску замешкавшегося у него на пути ахта-подмастерья, он выехал из кузницы.
   На площади плотники шустро сооружали эшафот. Уже вкопали столб для колеса и теперь сколачивали помост для особо важных персон. Один из ахтов, перегнувшись в трёхколёсной коляске, вырубал топором колья зловещего вида, другой собирал их и как дрова скидывал в кучу. Двое других, уперевшись скошенными лбами в здоровенную деревянную колоду, закатывали её на эшафот. Руками они вращали колёса своих колясок, но шины проскальзывали и ахты буксовали.
   - Боком, боком же надо, - простонал Гоша. - Вот ведь тупые.
   Он не заметил, как к нему бесшумно приблизилась тётя Шура и пихнула его коляску совсем так же, как он только что толкнул своего подмастерья.
   - А ты бы Гошенька помог, - зло сказала тётя Шура. - Советом или ещё лучше делом. Ты у нас леб мастеровитый.
   - А я-то чего? - сразу испугался кузнец.
   - Ты ничего. Все вы ничего, - тётя Шура внимательно посмотрела на лебов собравшихся на улице. Многие опустили глаза. Тётя Шура дёрнула джойстик управления и, подлетев чуть ли не на метр, умчалась через площадь, разметав опилки и стружки. Ахту-плотнику запорошило глаза и он радостно рассмеялся.
   - Ишь газует, - одобрительно сказал Гоша. - Завтра прилетит аккумуляторы заряжать.
   Он выехал на середину улицы, покрутился выбирая лучшую точку обзора, ещё раз оглядел площадь, спросил:
   - А это чё, вообще-то?
   - А это Тапка колесовать будут, - мрачно ответил Коля-кондитер.
   - Тапка? - поразился Гоша. - Зашибись! Последнего толкового шагателя угробить собрались. Кто ж останется? Башмак? Молодой ещё. Ну, заведующие, вот же затейники...
   - Ты бы потише про заведующих, - тихонько сказал Коля.
   - Иди лепи пироженки "картошка", - презрительно ответил кузнец.
   К собравшимся, нарочно громко пыхтя, на костылях подошёл стражник. Все посторонились, отъехали, но он остановился, достал платочек, промокнул потный лоб. Скучающе стал рассматривать лебов. Гоша начал потихоньку задом въезжать обратно в кузницу.
   - Правильно, - одобрил стражник. - И вы, верноколёсные, разъезжались бы. Ничего пока тут интересного нет. Когда интересное начнётся, позовут. Во имя Колеса! - рявкнул он напоследок и лебы, замахав ладошками, залопотали:
   - И Обода, и Обода...
   Улица быстро опустела, только скрип колес ещё долго слышался со всех сторон.
   - А ты обожди, - сказал стражник кузнецу. - После дежурства тележку свою в участке заберу, к тебе заеду. Ось надо поменять.
   - Нету осей, - сокрушённо сказал Гоша. - Последнюю на той неделе Александру Борисовичу поставил.
   - А ты найди, - усмехнулся стражник.
   - Так ведь нету! - Гоша прижал руки к груди. - С тех пор как запрет вышел шагателям по развалинам поиск производить, так и не стало запчастей. Синей изоленты, и той нет! И о чём только заведующие думают?!
   - Ты что сказал? - грозно спросил стражник и сильно ткнул кузнеца костылём в грудь. - Заведующих ругать?! Да ты кто таков, паскуда?!!
   - Не ругал, не ругал я, - морщась от боли, запричитал Гоша.
   - А я слышал. Обидел ты меня. Ось менять не хочешь, заведующих ругаешь, а они ночей не спят, в шахматы не играют, о нас думают. О благе твоём, подлеца, пекутся. Поехали в изолятор.
   - Не губи, - застонал Гоша. - Я тебе ось найду. Самую лучшую.
   - Другое дело, - довольно произнёс стражник. - Ищи. Можешь свою вынуть. Или на развалины сбегать, поискать.
   Довольный своей шуткой стражник заржал и поковылял вдоль улицы. Мастер Гоша с ненавистью посмотрел ему вслед и сказал:
   - Да если бы я бегать мог, разве сидел бы я здесь? Разве терпел бы вас, уродов?
  
  ***
   Паркинсон проснулся задолго до рассвета. Последние годы он почти всегда просыпался очень рано, а заснуть мог и днём, как правило, в самое неподходящее время. Вот и теперь проспал, подумал он, когда увидел на столе оставленные Аней продукты. Шестнадцать лет таился, изворачивался, врал и внучку заставлял врать, а теперь взял и проспал. Он взял со стола соевый батончик, развернул и стал медленно жевать.
   Он слышал, как с первыми лучами солнца Малинниковы выгнали в поле ахтов, а сами принялись, гремя вёдрами, поливать картошку в огороде. Небогатые ары не чурались грязной работы. А вот Любовь Петровна хорошо зарабатывала публикациями в "Шахматном вестнике" и могла спать допоздна и слушать патефон в любое время. Наконец Паркинсон дождался, когда захрипел подвешенный на стене репродуктор. Проводное радио провели на Подстанцию всего несколько лет назад, и у старика выработалась привычка слушать по утрам новости. Сначала прозвучала торжественная музыка, потом искаженный помехами, донёсся голос Андрюшки Кулешова, ведущего "Круглого часа".
   - Приветствую вас, верноколёсные. Во имя Колеса и Обода Его с последними новостями Андрей Кулешов из радиорубки Лабораториума, - обычно дурашливый голос журналиста звучал так торжественно, что казалось, Андрюшка пукнуть собрался. - С ликованием в сердце спешу сообщить вам, и благородным арам, и уважаемым лебам, что настал момент торжества подлинной веры. Сегодня состоится суд над еретиком, презренным шагателем, всем известным Тапком, который долго и лицемерно скрывал от нас свою подлую сущность.
   На словах "презренным шагателем" Паркинсон поморщился и стукнул кулаком по столу. Снова поморщился, уже от боли в поражённых артритом суставах, и продолжил слушать, как надрывается Кулешов.
   - Как уже многим известно, Тапок был изловлен при попытке проникнуть за Обод Колеса. Страшно представить, какие кары ниспослало бы на нас всех высшее божество, если бы мерзавцу удалось проникнуть за полосу зыбучих песков, в царство вечной тьмы. Все мы помним дни Гнева Колеса, когда огонь падал с небес и как мы хоронили погибших... Тапок нарушил одну из главных заповедей Инструкции: "Верноколёсный навеки прибудет внутри Обода очерченного Колесом, ибо за Ободом смерть, пустошь и царство крылатых демонов".
   Паркинсон засмеялся и взял ещё одну конфету. Не развернув обёртки снова положил на стол, с трудом встал и поставил железный чайник на спиртовку. Долго чиркал спичками, разжигая фитиль. Надорвал пакетик с чаем и всыпал заварку прямо в чайник. И без сил снова уселся за стол.
   - У нас в студии в гостях победительница прошлогоднего конкурса красоты Леночка Азарова, - продолжал надрываться Андрюшка. - Скажите, Лена, как вы относитесь к поступку шагателя?
   - Ну, выродок, чё. Осуждаем мы все, - сказала Азарова хрипловатым голосом. - Ну, то есть, мы все его осуждаем. Не правильно это.
   - И какой кары заслуживает, по вашему мнению, этот враг всех истинно верноколёсных?
   - А чё я то? - сразу возмутилась Леночка. - Это Спицы пускай решают! Вот суд будет пускай и приговаривают.
   Послышался шорох. Это Кулешов, вместо того, чтобы отключить микрофон, просто прикрыл его рукой и начал сердито выговаривать Леночке. Его слов было не разобрать, зато отлично прорезалась реплика победительницы конкурса красоты и племянницы мэра Главной Станции: "Да соси ты, придурок!"
   - А Ленка не такая дура, как кажется, - сказал Башмак с порога. Он зашёл и присел на табурет у входа. Следом, волоча ноги, прошла Аня. Она упала в кресло, скинула сапожки. Ступни были у неё стёрты до крови. Она заплакала. Паркинсон молча взял с полки аптечку, подошёл к внучке. Она обхватила его, прижалась. Он гладил её по голове, а Башмак, отвернувшись от них, продолжил:
   - Андрюшке очень не везёт на гостей студии. Прошлый раз он додумался притащить ахта-землепашца. Чтобы тот рассказал, как хорошо всем живётся заботами заведующих. Ну, ахт и брякнул - очень всем довольны, хозяин - кормят по два раза и даже иногда мясом, а бьют только если норму не выполним и по голове, не больно.
   Заметив краем глаза, что Аня успокоилась, забрала у деда аптечку и вытащила пластырь, он поздоровался:
   - Привет, Парки.
   - Какой я тебе Парки? - зло ответил Паркинсон. - Завадский, Виталий Викторович. Профессор социологии.
  
  ***
   Сержант Санитарной службы Андрей Каршев с явным неудовольствием разглядывал предъявленные ему документы. Предъявитель, студент Соломатин, вид имел виноватый, переминался с ноги на ногу, краснел, потел и на вопросы отвечал заикаясь. На Серёжу Соломатина ещё ни разу в жизни не направляли автомат. Ему было по настоящему страшно. А они здесь не шутят, думал Сергей, стараясь не встречаться взглядом со строгим сержантом.
   - В резервацию мы вас не пустим, товарищ Соломатин, - лениво произнёс Каршев и протянул Сергею просмотренные документы.
   - Бумаги не в порядке? - совсем разволновался Сергей.
   - В полном порядке, - заверил сержант и поправил ремень автомата. - Только можете ими подтереться. Я подчиняюсь непосредственно начальнику караула. Он, в свою очередь, командиру части. А командир части, полковник Санитарной службы Супогреев, министру здравоохранения.
   Про полковника Супогреева Сергей был наслышан. Это он в прошлом году штурмовал подпольный завод по производству генномодифицированных продуктов и приказал открыть огонь на поражение. Тогда "санитары" перебили две сотни персонала и взвод охраны завода.
   - Но вот же письмо министра просвещения вашему министру им подписанное, - Сергей затряс перед носом сержанта бумажкой с водяными знаками и кучей разноцветных печатей.
   - Ничего не знаю, освободите территорию, - сказал Каршев.
   - Я буду жаловаться, - сказал Сергей.
   - Студент, - душевно сказал сержант, снимая автомат с предохранителя. - Если я тебя пристрелю, мне отпуск дадут.
   Соломатин резко развернулся и быстро потопал прочь от блок-поста. Он не слышал, как Каршев, прижав плотнее к шее кружок ларингофона, произнёс:
   - "Гнездо", я "скворец". К бару двигается штатский с пропуском на объект. Передай бате, пусть за ним наружку пустят.
   - "Скворец", что за штатский? Инспекция?
   - Нет, не инспекция, - Каршев говорил, с трудом сдерживая смех. - Это студент. На практику к нам приехал. В этнографическую экспедицию! Антрополог, мать его...
   В баре Сергей подошёл к стойке, оглядел просторное пустое помещение с пластиковыми столами и большущим грязным окном. Это даже не окно было, а настоящая витрина и ей недавно крепко досталось. Длинная трещина пересекала стекло по диагонали, а внизу отчётливо просматривались два пулевых отверстия. Сергей покачал головой и повернулся к бармену. Тот уже нацедил пива в высокий бокал и сочувствующе спросил:
   - Не пускает?
   - Гнида армейская, строевая, - с чувством ответил Сергей и глотнул пива. Пиво было холодным, но не ледяным, в баре было прохладно и после уличного солнцепёка это было хорошо.
   - А тебе значит, очень хочется, - констатировал бармен.
   - Вы не понимаете! - загорячился Сергей. - Это же уникальный материал для исследования. Полтораста лет изоляции! Мы же ничего не знаем, что там происходит.
   - А значит и не надо нам, - заверил его бармен. - Раз вояки из СС карантин объявили, то нечего туда и нос совать. Мы не лезем, и ты не суйся. А то ещё заразу какую-нибудь притащишь.
   - Да нет там никакой заразы!
   - Тебе почём знать?
   Сергей прикусил язык. То есть буквально выполнил распоряжение своего научного руководителя профессора Науменко. Напутствуя, Юрий Петрович сказал: "Главное, держи язык за зубами. Пропустят они тебя в резервацию или нет, это дело десятое. Нам просто надо понять, что там вообще происходит. Считай себя разведчиком. Поэтому не болтай!"
   - Если там и была какая-то эпидемия, - сказал Сергей, обдумывая каждое слово, - то за сто с лишним лет все кто мог заразиться, уже умерли.
   - А пожалуй, что и верно, - легко согласился бармен. - Ты учёный, тебе виднее. Мы люди тёмные, лицеев не кончали.
   - Да что вы, - смутился Серёжа, - какой я учёный. Я студент пока, учусь.
   Он допил пиво, расплатился и пошёл к выходу. Надо было забрать вещи в камере хранения и устраиваться в гостиницу. А завтра утром первым же антигравом придётся возвращаться в столицу. Накрылась практика, с тоской подумал Соломатин.
   - Слышь, не учёный, - окликнул его бармен. - Ты вечером зайди, поищи Пеку.
   - Пеку? - переспросил Сергей. - А кто она такая?
   - Пека не "она", а "он", - усмехнулся бармен. - Фамилия у него - Пеклеванный. Поговори с ним. Только я тебе, ясное дело, ничего не рассказывал.
   - Конечно, не сомневайтесь, - закивал Сергей.
   - И ещё. Ты в следующий раз бумажник вот так наизнанку не выворачивай, чтоб каждому ломовику было видать, что у тебя хрустов немеряно. Ты не в столице, у нас народ грубый бывает. И это последний бесплатный совет.
   - Спасибо, - снова кивнул Соломатин.
   - Понравился ты мне, - продолжил бармен. - Очень напомнил дружка юности, Юрку Семецкого. Тоже всё в резервацию рвался, интересно ему было. Там и сгинул.
   - А как он туда попал? - тут же спросил Сергей.
   - Иди, студент!
   - Да. Спасибо вам ещё раз. Я никому... - бормотал Соломатин пятясь к выходу.
   Значит, Пека, подумал он уже на улице. Ну, Пека так Пека. И пошёл на вокзал.
  
  ***
   Рассказ Паркинсона был настолько чудовищным, что не укладывался в голове. Поначалу Башмак ему просто не поверил. Но когда старик достал из тайника древнюю карту, молодой шагатель уже не мог от неё оторваться. А когда сопоставил масштаб с площадью территории внутри Обода, просто обалдел! Сколько земли - шагать, не перешагать! И водные пространства - "моря", и "горы", и какая-то "тайга". И никаких тебе крылатых демонов. У него захватило дух от незнакомых слов и непостижимой огромности мира. А вот Аню больше поразила подлинная история резервации.
   - Значит мы все больные? - спросила она.
   - Правильнее сказать, что вы все уроды, - безжалостно ответил Завадский. - Жертвы генетических экспериментов. Мутанты. Чёрт, вы же и слов таких не знаете! Короче, главное чтоб вы поняли: шагатели - я, ты, он - наиболее похожи на людей за Ободом Колеса. Мы - нормальные.
   - Но в Инструкции сказано: "Блаженны верноколёсные на колёсах, ибо уподобятся они Колесу Изначальному".
   - Забудь ты про инструкцию! - заорал профессор. - Я сам её сочинял. Я и два таких же идиота, которым удалось, исследуя собственный генетический материал, безмерно продлить себе жизнь. Мне почти двести лет! У меня ни одного седого волоса!! Если бы не болезнь, я бы моложе этого щенка выглядел!!!
   - Ты не мой дедушка? - со страхом спросила Аня. На глазах у неё навернулись слёзы.
   - Я твой пра-пра-пра и не знаю сколько ещё раз прадед.
   - А синие полосочки, это что? - спросил Башмак.
   - Реки, - с отвращением ответил Завадский.
   - Реки, - заворожённо повторил Башмак. - А вот тут гора, больше восьми тысяч метров, это не опечатка?
   - Нет.
   Башмак даже застонал от восторга.
   - А зачем? - снова спросила Аня. - Зачем надо было врать, придумывать всё это? Ты говорил, даже новые книги печатали, где нет упоминания о мире за Ободом, старые сжигали. Религию придумали... Зачем?
   - Из самых благих побуждений, - заверил её Завадский. - Все гадости, Анечка, всегда делаются из желания добра потомкам. Мы не хотели, чтоб дети чувствовали себя ущербными. Когда стало ясно, что с территории объекта уже никто никогда не выберется, нами были брошены все резервы на создание собственного локального мира. Да, переписывали книги, картины, стихи и песни. По сути, мы создали уникальную культуру, и у нас неплохо получилось, если за несколько поколений никто не догадался об её искусственном происхождении. Ты пойми, и у аров, и у лебов интеллектуальные способности намного превышают среднестатистические за Ободом. Но они никогда не смогут их применить ни на что, кроме как на разгадывание кроссвордов и игры. Шахматы, ребусы, шарады - достойное применение для интеллектуальной элиты! Да ещё и атрофия нижних конечностей, побочный результат, на который поначалу не обратили внимания, а он взял да и закрепился в популяции. У ахтов атрофия мозга, у стражников вообще редукция конечностей...
   - Люди за ободом боятся нас, потому что мы умнее?
   - Они боятся нас, потому что мы другие. И правильно делают. Это страшно подумать, что будет, если наших уродцев выпустить в большой мир.
   - А ведь Тапок говорил что-то подобное, - наконец оторвался от карты Башмак. - Дескать, должны быть за Ободом другие ары, которые типа и делают всё то, что мы из Дара Колеса получаем. Он поэтому к Ободу и попёрся, не поверил, значит, что там "смерть и пустошь". А я подумал, что он свихнулся.
   - Он не свихнулся, - профессор открыл пузырёк с лекарством, вытряхнул на ладонь две капсулы и закинул в рот. Запил холодным чаем. - Тапок результат самой удачной мутации за сто лет. Я давно за ним наблюдаю. Он нормален физически, а способность к абстрактному мышлению просто феноменальная. Он доказательство того, что эксперимент надо продолжать. Он наша единственная надежда убедить людей за Ободом в возможности у нас положительных мутаций. Он наш пропуск в большой мир. Поэтому его, во что бы то ни стало надо спасти.
   - Спасать его конечно надо, - согласился Башмак. - Он мужик правильный, шагатель прирождённый. Не знаю, как там у него насчёт абстрактного мышления, но он же учитель мой! Он же меня пацаном натаскивал на лыжах по зыбучке бегать, барахло в развалинах искать, маршрут в пустыне прокладывать. Как родители у меня под Гневом Колеса погибли, он меня и взял в ученики.
   - И у меня тогда погибли, - сказала Аня. - Дед. А что такое тогда Гнев Колеса, если это не гнев колеса?
   - А это, Анечка, был ракетный обстрел. Это нас всех убить хотели. Но вот почему не добили, я понять не могу.
   Завадский встал, прошёл к тайнику и вытащил небольшой свёрток. Вернулся, положил на стол перед Башмаком, размотал тряпки.
   - Это называется видеокамера.
   - Знаю, я похожую у Гоши видел. Только у неё аккумулятор совсем дохлый был.
   - Отлично, значит знаешь, как пользоваться, - профессор положил руку на плечо шагателя, заглянул в глаза. - Пойдёшь за Обод. Выйдешь к посёлку. Дорогу я расскажу. Снимешь, что за Ободом есть жизнь, есть другие люди. И эти люди все ногами ходят, а не в колясках ездят! Другими словами - добудешь доказательства, что Инструкция врёт. И на суде я предъявлю это как основание для освобождения Тапка.
   - Ха, - сказал Башмак. - Так тебя Спицы и послушают!
   - Это не твоя забота! - прикрикнул Завадский. - Как со Спицами разговаривать, предоставь мне решать. От тебя требуется, за Обод сходить и съёмку сделать.
   - Ну, что ж, можно и сходить, - степенно заявил Башмак, хотя внутри у него всё замерло от перспективы выйти в большой мир. Может реку повезёт увидеть. Или гору. - Тем более у меня и карта есть!
   И он важно выложил на стол карту с тайными тропами.
   - Балбес ты всё-таки, Башмак, - Завадский с жалостью посмотрел на шагателя. - По этой карте Тапок ходил. И его повязали.
   - Да, - сказал Башмак обескураженно. - Это я не подумал.
   - Я вот чего не понимаю, - сказала Аня. - Кто его повязал? Ведь не стража заведующих на костылях в пески прискакала! Шагателя могли задержать только другие шагатели.
  
  ***
   Тапок от души веселился глядя на толпу лебов, собравшихся под окнами изолятора. Мастеровые съезжались тихо, как бы по делу, но о делах никто не разговаривал, все поглядывали на шагателя, выглядывающего из-за решётки. Охранявший Тапка ахт попытался укатить за стражниками, но ему под колёса бросили бревно, и он раз за разом пытался форсировать препятствие, не догадываясь его объехать.
   - Эдак над безмозглыми только детишки издеваются, - сказал Тапок, - а тут, кажись, люди взрослые все собрались. Зачем пожаловали, верноколёсные? Чем обязан таким вниманием?
   Мастер Гоша, огляделся по сторонам, подъехал ближе и спросил:
   - Брешут про тебя или правда ты к Ободу ходил?
   - Кузнец, а ты не боишься, что тебя за такие вопросы рядом со мной на колесе вздёрнут? - Тапок очень похоже спародировал Александра Борисовича, когда он проповедуя, грозил пастве карами Колеса за неприлежность в обрядности.
   - Опасаюсь, конечно, - Гоша почесал лысину и вздохнул. - Но вот только верноколёсные очень интересуются, что такого ты там увидел, если Спицы тебе так шустро решили рот заткнуть? Ведь казней с дней Гнева не проводили...
   - А тебя значит, уполномочили за всех отдуваться? Сами-то ссут, в сторонке ёрзают.
   - К чему же всем на плаху иттить? - резонно заметил кузнец.
   - Мудр народ, - рассеянно сказал Тапок, над чем-то напряжённо размышляя. Ах вы суки, подумал он. Я вас самих на колесе растяну. Он очень чётко понял, как ему спастись. Важно было не переиграть. Он принял скорбный вид и продолжил:
   - Молодцы какие! Сообразили, что не хотят Спицы, чтоб я правду поведал.
   - Ну, мы само собой, не такие башковитые, как благородные ары, в шахматы не играем, но соображалка кой-какая всё же имеется, - довольно ответил Гоша и тут же заинтересовался: - А про какую правду ты речь ведёшь?
   - Истину! - завопил шагатель так, что лебы отпрянули, а Гоша аж сгорбился в кресле. - Истину узрел за Ободом!! Чуть не сгинул в Запретных землях! В глаза смотрел демонам пустоши и пекло мрака опалило душу мою.
   Он рванул на груди рубаху и замотал башкой, застонал, зажмурился. Понятно стало, что мучается человек, страшную тайну постиг и плохо ему от этого. Забыв про страх лебы подъехали вплотную, толкаясь колесами потянулись к Тапку, вытянули шею, вслушиваясь, потому что с крика шагатель перешёл на сбивчивый шёпот:
   - Во грехе живём, праведники наши ложны, а проповедники лживы, не пощадят демоны никого, Колесо прогневалось и снова полетит с неба огонь, если не вернёмся к истиной вере...
   - Неужто демонов видел? - недоверчиво спросил Коля-кондитер.
   - Зрел, - веско ответил Тапок. - Как тебя сейчас. Ох и смердят отродья пустошей! И голос имеют громоподобный.
   - Иди зефирки выпекай, - сказал Гоша и дал Коле по шее. Его поддержали и выпихнули Колю из круга. А пока все были заняты кондитером, к решётке протиснулась Леночка Азарова.
   - Тапочек, я тебе пирожков привезла, с картошечкой, как ты любишь, - сказала она, пытаясь поймать взгляд шагателя. - Возьми покушать.
   Вот дура, как не вовремя, подумал Тапок, выхватил у Ленки свёрток с пирожками и торжественно объявил:
   - Приезжайте на судилище неправедное, что надо мной учинить собираются. Там истину вам поведаю.
   - А ну разъедсь!! - закричал мэр Главной Станции Алексей Азаров. - Всех вас в изолятор позапрём сейчас, бунтовщики! Кто велел собираться?
   Следом за мэром спешили стражники, а за ними катил Александр Борисович. Заведующий был хмур и решителен. Азаров продолжал надрываться:
   - Ленка, шалава! А ну домой на всех колёсах. Я тебе космы выдеру, потаскуха!
   - Иди в жопу, старый дурак, - с достоинством ответила Леночка.
  
  ***
   Ноги у Башмака были крепкие, но вот силой рук он никогда не отличался. Он же не ахт-землепашец! Поэтому копать песок на жаре, неудобной сапёрной лопаткой, да ещё и постоянно озираясь по сторонам, было ему утомительно и противно. На непривычных к работе ладонях мигом надулись мозоли, подлый песок всё время осыпался обратно в выкопанную ямку, а обещанная Завадским труба никак не появлялась. Но указания профессора были совершенно чёткими. Он водил ногтем по карте и говорил: "Вот это прямая дорожка твёрдого песка посреди зыби образовалась потому, что под ней проходит древняя теплотрасса. Не понимаешь? Ну, труба. Старая, ржавая, где-то метр в диаметре". И Анька ещё поддакивала: "Точно, - говорит. - Я когда провались, почувствовала ногами что-то твёрдое. Поэтому может совсем меня в песок и не засосало".
   Башмак отбросил лопатку, сел и напился воды из фляги. Горы, снова подумал он. Море. Хоть бы раз увидеть. Хоть одним глазком. Но с другой стороны, если подумать: здесь он шагатель! Один из немногих, а если не удастся Тапка спасти, то самый лучший. А там? Выходило, что большой мир состоит из шагателей и это открытие казалось ему очень неприятным. С детства Башмак привык думать, что он не такой как все, особенный. А там оказывается все такие. Это было более дико, чем море и горы.
   Он снова взял лопатку, вонзил лезвие в песок. И сразу услышал, как лязгнул металл. Наконец-то. Быстро расчистил поверхность трубы. Она была такая ржавая, что казалось древнее железо можно проткнуть пальцем. Но пальцы Башмак решил поберечь. Он натянул резиновые перчатки, вынул из керамической капсулы большой стеклянный флакон. Отвинтил крышку и полил вязкой жидкостью обнажившуюся часть трубы. Зашипело, запузырилось, ударило едким паром. Башмак кашляя, выскочил из ямы. А ведь предупреждал профессор - когда кислота железо разъедать станет, ядовитый газ выделится! Башмак отбежал подальше, содрал перчатки, промыл глаза водой из фляги. Подождал, пока рассеется зеленоватый туман, вернулся к трубе.
   Дыра получилась как раз, чтобы ему протиснуться. Надо лезть, а страшно. Башмак вздохнул, скинул в трубу рюкзак. Подумал с тоской, надо было зайти на могилку великого шагателя Семецкого, посидеть. Хорошая примета.
   Он включил налобный фонарь, зажмурился и спрыгнул. Встал на четвереньки и, толкая перед собой рюкзак, стал пробираться. В трубе было сыро, очень душно, воняло говном каким-то. На ладонях очень быстро полопались свежие мозоли и Башмак снова надел резиновые перчатки. А вот колени он предусмотрительно заранее замотал тряпками. Труба всё тянулась и тянулась и Башмак привычно затянул шагательскую дорожную:
  
  Все пески прошёл в лаптях обутый,
  Ахтам контрабанду приносил,
  Дул с песков мне в рожу ветер лютый,
  Стражник после рожу эту бил.
  
  Приморили, Спицы, приморили,
  Загубили молодость мою.
  Золотые кудри облетели,
  Знать по краю Обода хожу.
  
   Песня уносилась в трубу гулким эхом и было уже не так страшно, а даже интересно, даже весело становилось Башмаку, потому что понимал он - никто здесь до него не ползал, и не каждый бы вот так отважился в древнюю трубу спуститься, которая может уже так проржавела, что продавит её сейчас сверху песочек и похоронит заживо отважного шагателя, вообразившего себя трубопролезателем. И ведь не ради выгоды полез, не за барахлом, а товарища от верной смерти спасал! Очень собой гордился в этот момент Башмак и ничего уже не боялся, поэтому чуть не помер, когда услышал впереди негромкое:
   - Эй...
   Башмак весь заледенел в душной трубе, замер, трясущейся рукой выключил фонарь и на ощупь достал из рюкзака лопатку, перехватил поудобнее за черенок. А из темноты опять донеслось:
   - Эй, кто здесь? Помогите!
   Тогда шагатель, потихоньку отползая назад, спросил:
   - Ты кто?
   - Я Серёжа, - ответили ему. - Я ногу сломал. Я умру, если вы мне не поможете...
   - А как же тебя сюда занесло, Серёжа? Этой трубе больше ста лет. Как ты тут оказался, твою мать?! - Башмак уже пришёл в себя и недавний страх выходил из него адреналиновой злостью.
   - Вход в эту трубу мне показал Пека, - ответил Соломатин. - Я вам всё расскажу, только не найдётся ли у вас глотка воды? Я, видите ли, разбил свой фонарь, а потом в темноте пролил всю воду из фляжки.
   - Ах, Пека показал, - ехидно восхитился Башмак. - Тогда понятно. Так вот прямо взял и показал?
   - Не сразу. Я ему заплатил.
   После этих слов, произнесённых совсем уже слабым голосом, неведомый шагателю Серёжа тихонько застонал. Матерясь про себя, Башмак снова включил фонарь и пополз вперёд, теперь уже по-пластунски. Потому что в правой руке продолжал сжимать лопатку. Вскоре он разглядел лежащее впереди тело. Парень не подавал признаков жизни.
   - Слышь, шагатель! - крикнул Башмак. - Не боись, сейчас поможем.
   Он подобрался вплотную, отвинтил крышку с фляги, полил водой запёкшиеся губы пострадавшего. Сергей начал жадно глотать воду, но глаз не открыл. Напившись снова застонал. Башмак осмотрел его ногу, присвистнул. Спросил:
   - И как же ты, ползая на карачках, умудрился ногу сломать?
   - Там дальше труба резко перепад по высоте делает. Я не заметил и свалился, - шёпотом ответил Сергей.
   - Внимательнее надо быть, - задумчиво сказал Башмак, вытаскивая из рюкзака аптечку.
   А дальше началось то, что потом Башмак очень не любил вспоминать. Он приматывал бинтом к черенку лопатки сломанную ногу Серёжи. Серёжа очень сильно кричал. Он просил его не трогать и даже пытался драться. Ему было очень больно. Но Башмак всё же зафиксировал ему ногу, примотав с внутренней стороны ещё и ножны от тесака, который всегда таскал с собой.
   Потом они оба приходили в себя и, когда Серёжа перестал блевать, Башмак снова напоил его водой, напился сам и сказал:
   - А теперь скажи мне, Серёжа, откуда ты всё-таки взялся. Я ведь думал, шагателей всех знаю. Ты с Комендатуры или с Обсерватории? Со Складов может?
   - Не понимаю, - сказал Соломатин. - Я студент четвертого курса филологического факультета Университета Генетической Социологии. Я на практику приехал.
   И тогда Башмак понял, что он только что спас человека из большого мира. Который видел горы и море. Для которого шагать так же естественно, как дышать.
  
  ***
   - Вы мошенники! - орала Любовь Петровна и дёргала Завадского за рукав. - Девчонка взяла деньги и не принесла товар, а ведь она уходила на Главную станцию, я видела!! И Башмака я тоже видела. Вы ему мои денежки отдали?! Вы банда!
   - Благородная ари, что вы такое говорите? Шагатели никогда не обманывают, это же всем известно, - пытался образумить её профессор. Аня горько плакала, закрыв лицо руками.- Аня просто не дошла, она в песок провалилась, в зыбучку. Чуть не погибла.
   - Что ты мне врёшь? Я не дура, я знаю - из зыбучки ещё никто не выбрался!
   - Так Башмак её и спас. Откопал, вернуться помог.
   - А-ха-ха-ха, - гомерически расхохоталась Любовь Петровна. - Думаешь, я поверю, что он вот специально там с лопатой гулял?!
   - Лыжами он её откопал, - уже теряя терпение, сказал Завадский. - А если бы понадобилось, то и руками песок разгрёб, не бросил.
   - Нет, про Башмака я дурного не скажу, - чуть остыв, Любовь Петровна отпустила рукав профессора и поправила причёску. - Но на вас я составлю жалобу заведующим и вы же мне её на Главную Станцию отнесёте, никуда не денетесь. И деньги вернёте с процентами!
   Она развернулась и стремительно поехала к выходу, но в дверях столкнулась с аром Малинниковым, толстым дядькой с красным от вечной гипертонии лицом. Малинников на своей коляске с усиленными шинами потеснил соседку и грозно спросил:
   - Опять скандалишь, Петровна? Тебя наверное аж на Обсерватории слыхать. А ведь гласит Инструкция: верноколёсный угоден Колесу, созерцающим вращение Его. А ты вопишь с утра, какое тут созерцание?
   Любовь Петровна фыркнула и выехала, не удостоив Малинникова ответом. Она его презирала, он плохо играл в шахматы, предпочитал преферанс. Малинников проводил её взглядом, покосился на плачущую Аню, неодобрительно покачал головой. Подъехал к сидящему за столом профессору, протянул руку.
   - Здорово, сосед.
   - Привет, Фёдор, - Завадский пожал протянутую руку, встал, достал из шкафчика стаканы.
   - Ну, дееед, - сказала Аня.
   - Молчи, - махнул рукой профессор.
   Аня шмыгнула носом и ушла в другую комнату. Малинников, уже выложивший на стол огурцы, помидоры и несколько луковиц, замер на секунду, заметив облепленные пластырем Анины ступни, и выставил бутылку. Профессор порезал овощи, обильно посыпал солью.
   - Пошла, значит, девка? - спросил он и разлил самогон по стаканам.
   - Пошагала, - ответил Завадский.
   Они выпили и захрустели - профессор луковицей, а Фёдор огурцом. Завадский сразу налил по второй. Выпили ещё. Профессор закусил таблеткой. Посидели молча, подождали. Стало хорошо и Малинников спросил:
   - Ты радио слушал?
   - Да. Казнь. Знаю, - отрывисто сказал Завадский.
   - Ну и к чему бы это?
   - Решили гайки закрутить, - пожал плечами профессор.
   - Это ясно. Но почему за шагателей решили взяться? Ну, ушёл бы Тапок за Обод и хрен с ним. Они же сначала запретили вам в развалины ходить, теперь вот лучшего шагателя вздёрнуть собрались. Завтра за тобой придут, что делать будешь? У тебя вон и внучка ходячая оказывается.
   - Я не знаю, - ответил профессор. - Не знаю, почему в этот раз шагатели, а до этого были библиотекари...
   - А до этого агрономы, - вставил Малинников.
   - Агрономы, дворники, повара...
   - Поваров не помню, я маленький был, - огорчился Малинников.
   - Я не понимаю их логики, если она вообще у Спиц есть, - продолжил Завадский. - Но если, как ты говоришь, за мной придут, им сукам мало не покажется.
   - Я вот как думаю, - Малинников перегнулся через стол и зашептал, сжав в одной руке бутылку, в другой стакан. - Ведь если до драки дойдёт, то кто как не шагатели смогут всем этим стражникам, всем этим заведующим навалять? Особенно если вы объединитесь и как следует вооружитесь. Вы же сила, как ты не понимаешь?!
   Он налил себе и выпил не закусив. Завадский отнял у него бутылку, тоже налил и выпил, погрыз луковицу.
   - Я? - наконец сказал профессор. - Я как раз это очень хорошо понимаю. И я боюсь, что Спицы это тоже поняли.
  
  ***
   Александр Борисович всегда с удовольствием отчитывался перед Спицами о проделанной работе. Он был хорошим работником и не испытывал страха перед дядей Максом и дядей Пашей. Он знал их с детства. Как и то, что станет заведующим, когда вырастет. Но сейчас он боялся. Ещё ни разу не видел он Спиц такими встревоженными.
   - Не хотели расходиться? - в который раз переспрашивал дядя Паша, тот, которого Башмак прозвал при встрече Психом. - Даже когда стражники бить начали?
   - Упирались, - снова подтвердил Александр Борисович. - Что-то про истину и демонов бормотали. Стражникам Гневом Колеса грозили.
   - Это Тапок воду мутит, - сказал дядя Макс. - Я ж говорил, надо было удавить его по-тихому, а ты - казнь, казнь!
   - Да, казнь, - вскинулся дядя Паша. - И побольше, и почаще. Страху нагнать такого, чтоб дышать боялись! На жопу посадить, кислород перекрыть! А Тапку язык отрезать, чтоб не болтал!!
   - Нет, - возразил дядя Макс. - Казнить человека надо не покалеченного, иначе эффект смазывается.
   Александр Борисович с благоговением следил за перепалкой Спиц. Не раз уже наблюдал он, как в ходе обмена незначительными, казалось бы репликами, находилось верное решение. Вот и сейчас принятое постановление оказалось гениальным в своей простоте.
   - Залить ему рот гипсом! - воскликнул дядя Паша и стукнул кулаком по столу.
   - Утверждаю, - кивнул головой дядя Макс. Головы у Спиц были меньшего размера, чем у всех остальных аров и это всегда поражало заведующего. Иногда он сомневался, ужасаясь своим тайным сомнениям, а точно ли к арам относятся великие и мудрые Спицы, вечно скрывающие свои ноги под просторными штанами? Александра Борисовича очень огорчало, когда подобная ересь посещала его, и он подолгу потом крутил позолоченное колесо над алтарём, вознося молитвы Колесу.
   - А как же он на суде показания давать будет? - спросил Александр Борисович.
   - А его показания будут письменными, - усмехнулся дядя Макс. - Вот ты, Шурик, садись сейчас и быстренько пиши эти самые показания. Вечером суд, завтра утром казнь. Нечего тянуть. Всё, хорош базарить!
   Александр Борисович озадаченный вышел.
   - Партию доигрывать будем? - спросил дядя Паша.
   - А как же! - ответил дядя Макс. - Во имя Колеса!
   - Именем Его, - заржал дядя Паша.
  
  ***
   Соломатин вышел из санчасти на костылях, но с хорошим настроением. По студенческой страховке ему сделали регенерацию и пообещали, что уже через неделю он сможет играть в футбол. Отлично у военных медицина поставлена, в обычной больнице его бы с таким переломом на постельный режим определили и месяц процедурами мучали.
   Серёжа срочно хотел связаться с профессором Науменко, доложить о результатах своей вылазки в резервацию, но свой новый коммуникатор последнего поколения он подарил спасшему его парню. Хотелось как-то отблагодарить. Можно было переговорить по общественному каналу, вон будки на каждом углу стоят, но Сергей был уверен, что за ним следят и будут прослушивать. Он сделал несколько неуверенных шагов на костылях и услышал за спиной детский смех:
   - Спасайся кто может, стража заведующих!
   Соломатин обернулся и увидел двух мальчишек лет десяти. Они тыкали в него пальцами и открыто потешались.
   - Нехорошо, - строго сказал Сергей. - Над старшими, да ещё и больными насмехаться, нехорошо.
   - Вы нас простите, - виновато сказал один из пацанов, - но у нас здесь так никто не ходит.
   - Как это "так"?
   - Ну, на костылях. Если кто-то ноги повредил, ни за что ни на костылях не пойдёт, ни в коляску инвалидную не сядет.
   - Это почему?
   - Потому что смеяться будут, - пояснил второй мальчик. - Потому что на колесников похоже. Потому что как мутант тогда.
   - И как же у вас пострадавшие передвигаются? - спросил Сергей, чтобы скрыть растерянность. Похоже, в посёлке об аборигенах было известно гораздо больше, чем он думал.
   - Так на антигравах! На любой парковке берите и вперёд. Хотите я вам сюда пригоню?
   - А давай, - согласился Сергей, и пацанёнок умчался за угол санчасти.
   - Ты не дашь мне свой комм? - осторожно спросил Сергей у оставшегося паренька. - Позвонить надо.
   - А ваш где? - изумился мальчик.
   - Потерял, - очень убедительно ответил Сергей.
   - Да, пожалуйста.
   Сергей набрал Науменко. Профессор не отвечал. Возвращая парнишке коммуникатор, Сергей равнодушно спросил:
   - А кто это - стражники?
   - Да, сказки всё это, - солидно ответил мальчик.
   Его приятель уже выруливал на платформе малого транспортного антиграва со стоянки возле санчасти. Лихо подогнав платформу прямо Сергею под задницу, соскочил на землю, подняв облако пыли.
   - Сказки, говоришь? - спросил Соломатин.
   - Сказки, - подтвердил мальчик и поковырял пальцем в носу.
   - И кто же эти сказки рассказывает?
   - А пограничники, - сказал мальчишка и, пихнув приятеля в плечо, помчался по улице.
   - Ну, в управлении разберётесь, - сказал тот Сергею и побежал следом.
   Значит, пограничники, думал Соломатин, устраиваясь на платформе. А пограничники это те, вспомнил он из лекций первого курса по социальной истории, кто охранял границы. Когда они ещё были. А вот зачем их надо было охранять, напрочь вылетело из головы.
  
  
  ***
   Аня увидела Башмака в окно, выбежала навстречу, бросилась к нему, повисла на шее. Оторопев, Башмак гладил её по плечам и молчал как дурак, а Аня шептала:
   - Так боялась за тебя, так боялась.
   Шагатель отстранил её от себя, заглянул в глаза, ласково спросил:
   - Чего же ты боялась, глупая?
   - Как же? Ты же в запретные земли ходил. А там демоны, - Аня печально улыбнулась.
   - Не поверила, значит, деду до конца?
   - Поверила. Но в глубине души всё равно сомнение оставалось, вдруг он это всё придумал.
   - Ну как это придумал? - возмутился Башмак. - Он же карту показывал, книги.
   - Да, всё очень убедительно и логично, но мне за тебя очень страшно было.
   Она смутилась, отвернулась, а Башмак тихонько поцеловал её в щёку, взял за руку и повёл в дом.
   - Нету там демонов, Аня. И аров с лебами тоже нету. Одни шагатели. Но вот шагать толком не умеют, падают, ноги себе ломают.
   Аня казалось, не слушала, смотрела влюблёнными глазами. В доме, уткнувшись носом в раздавленный помидор, дремал Завадский. Башмак взял со стола пустую бутылку, понюхал, со знанием дела произнёс:
   - Это они неплохо посидели. С кем это он?
   - Сосед закатывался, - сердито ответила Аня. - Опять деда таблетками отпаивать придётся.
   - Давай я его уложу, что ли, - Башмак легко подхватил захрапевшего профессора, перенёс его на продавленный диван. Аня вытерла деду лицо влажным полотенцем, и он довольно засопел, не открывая глаз. Башмак засмеялся, достал подаренный ему Соломатиным коммуникатор, сказал:
   - Иди, Аня, я тебе шагателей покажу.
   Он включил, как ему показал Серёжа, канал "Углы мира" и они увидели на маленьком экране большой мир. Москву и Париж, Венецию и Нью-Йорк, увидели трансляцию с чемпионата по футболу, но самый большой восторг у Ани вызвали картинки с дикими животными, слоны и жирафы, носороги и обезьяны.
   - Как скачут, ты погляди как они скачут! - восхищалась она и беззвучно смеялась, боясь разбудить деда.
   А Башмак смотрел хмурясь, сердито поджав губы.
   - Все бы так скакали, - недовольно сказал он. Аня не поняла, но переспрашивать не стала.
   - Как здорово, - сказала она. - Давай скорее дедушке покажем.
   - Дедушке? - скривился Башмак. - Нет, Аня. Дедушке мы это показывать не будем. Мы ему вот чего покажем.
   Он достал видеокамеру, и на дисплее потянулась унылая панорама с песчаными дюнами, в которых затерялись невзрачные домики из бетонных блоков, кривые улочки, покосившиеся заборы. Иногда появлялись люди. На двух ногах, но сильно шатаясь. Один из них согнулся, упёрся руками в стену дома и его вырвало. Ещё там была колючая проволока, вышки с автоматчиками и собака на длинной цепи.
   - Нет, эти картинки не интересные, - поморщилась Аня. - Там где люди мяч пинают и животные, гораздо лучше! Но почему ты деду не хочешь показать?
   - А ты не понимаешь?
   Башмак вскочил, засунул руки в карманы, стал ходить из угла в угол по маленькой комнате. Иногда он натыкался на стол и каждый раз смотрел на него с удивлением.
   - Это же они нас всего этого лишили! - шёпотом кричал Башмак. - Я не знаю, какие там у них были эксперименты, какие благие намерения. Но как можно было додуматься, оставить нас без целого мира! Во Имя Колеса, твоим дедом придуманного, во имя Обода несуществующего, скажи мне - как!
   - Он не говорил, что Колесо придумал, он говорил, что Инструкцию написал, - заступилась Аня.
   - Вот именно! - нелогично воскликнул Башмак. - Инструкцию он написал и почему-то в шагатели подался. Странно это, не находишь? Не в Спицы, не в заведующие даже, а простым шагателем хрен знает сколько лет топтался.
   Он снова сел, осторожно забрал у Аня коммуникатор и спрятал его во внутренний карман куртки. Она надула губы и отвернулась.
   - Ты не обижайся пожалуйста, но я твоему деду не доверяю. Не понимаю я, что у него на уме, как он со Спицами решил договариваться. Поэтому до суда я ему про этот прибор ничего не скажу. И тебя прошу не говорить. До вечера помолчи просто.
   - Да пожалуйста, не очень-то и надо, - протянула Аня противным голосом.
   Она встала и, забыв про спящего на диване Завадского, сердито гремя посудой, стала собирать на стол. Быстро соорудила салат из оставленных Малинниковым овощей, открыла банку консервов.
  Башмак улыбнулся, снова достал коммуникатор, потыкал наугад по каналам.
   - Мировой Совет в очередной раз отклонил проект заселения лунной поверхности, - забормотал диктор. - Представитель фракции геометрического прогресса заявил нашему корреспонденту, что пока не закончен процесс прямоугольного терраформирования и Луна в небе оскорбляет своим еретическим круглым видом чувства верующих, о колонизации не может быть и речи.
   - Что это? - удивлённо спросила Аня.
   - Постановка, наверное, - пожал плечами Башмак, прибирая звук. - Фантастика. Головачёв или Олди. Радиоспектакль.
   Его взгляд упал на открытую Аней банку рыбных консервов.
   - Ты знаешь, а рыба оказывается, в воде живёт. Никогда бы не подумал.
   - Я всегда знала, - сказала Аня.
   - Откуда?
   - Ну, вот же, - она показала пальцем на этикетку, где была нарисована рыбка, выскакивающая из волн. Только я считала, их в аквариумах больших разводят. А ты думал, рыбу в песке откапывают?
   - Никогда не обращал внимания, - Башмак растерянно рассматривал банку. - Но почему тогда ты не задалась вопросом, а где эти аквариумы?
   - Не задумывалась как-то, - растерялась Аня.
   - А вот Тапок задумался, - Башмак отодвинул банку, взял Аню за руку. - Я думаю, мудрит твой дед. Всё проще. Я же видел человека из большого мира. Нормальный шагатель, хороший парень! Не надо их бояться. Надо просто выйти всем туда, в запретные земли, чтобы они тоже увидели, что не мы опасны. И сказать, что мы тоже хотим горы и море.
   На диване просыпаясь, заворочался профессор. Кряхтя сел и угрюмо взглянул на Башмака.
   - Я не знаю, с каким звуком фруктовый йогурт с воздушного шара плюхается на дно армейского котелка, но это был бы полонез Огинского, по сравнению с твоим нелепым, жалким, тупым кудахтаньем! - сказал Завадский. - Если мы туда только сунемся, они нас всех перебьют. Пары килотонн хватит.
   - А может, не перебьют? - неуверенно возразил Башмак.
   - Перебьют, это я тебе обещаю, - усмехнулся профессор.
   - А что такое воздушный шар? - спросила Аня.
  
  
  ***
   На вечерней проповеди Александр Борисович собирался произнести возвышенный монолог о пагубности ереси и благе истинной веры. Подготовить паству морально к суду и казни. Заклеймить Тапка позором. Чтобы, упаси Колесо, не возникло ни у кого никаких сомнений. Но работа над признательными показаниями Тапка отняла у него слишком много времени, он не успел подготовиться, и теперь приходилось импровизировать. А импровизировать Александр Борисович не любил.
   - Ибо ересь опасна не только для усомнившегося, - нудно тянул заведующий. - Еретик неразумными поступками своими и на общину, его вскормившую и воспитавшую, рискует наслать Гнев Колеса и ...
   Чем ещё рискует еретик Александр Борисович так и не придумал, с тоской поглядел через пролом в потолке на вечернее пасмурное небо. Было очень душно, собиралась гроза. В грозу у большинства колесников болела голова, давило изнутри на череп гипертрофированным мозгом, недоразвитые ноги мозжили и настроение у всех становилось мрачное, подавленное.
   - А давайте, верноколёсные, пока время до суда ещё осталось, соберём пожертвования на ремонт крыши нашего храма, - пришла заведующему гениальная, как ему показалось, идея. - Давно ведь собирались и всё откладывали, а благие дела, как учит нас Инструкция, следует совершать своевременно.
   - Своевременно мостовую на главной улице мы тогда опять не заровняем, - недовольно пробурчал мэр Азаров. - Так и будем ездить по колдобинам.
   - Уймись, папочка, - прошептала ему в ухо Ленка, перегнувшись через ручку кресла. - Всех денег не своруешь.
   Азаров зло засопел, а Александр Борисович успокаивающе произнёс:
   - Вопрос о ремонте мостовой, наш уважаемый мэр, вам следует поднять на городском совете. Уверен, сознательные горожане поддержат это колёсоугодное начинание.
   Если более состоятельные ары пропустили это заявление мимо ушей, на стороне небогатых лебов сразу поднялся ропот.
   - С одного суслика две шкурки дерут, - негромко, но вполне отчётливо сказал мастер Гоша. - Эх, начальнички!
   - Не желаем, - тоненько крикнул парикмахер Качанов. - На водокачку жертвовали, а она в песок провалилась!
   - И вправду, что же это? - солидно поинтересовался агропромышленник Павлов. - На мостовую надобно из городского бюджета взять, мы налоги платим. А крышу Лабораториума латать дело заведующих, это их, так сказать, епархия.
   Павлов был побогаче прочих лебов и пожертвования из него тянули безколёсно, половина аров была у него в долгах и расплачиваться не торопилась. Александр Борисович открыл рот, чтобы одёрнуть алчных прихожан, устыдить и упрекнуть в неугодной Колесу корысти, но тут на улице так громыхнуло, что все замолчали, осеняя себя Ободом. А престарелый ар Илатовский захрипел, задёргался в припадке, свалился из коляски на бетонный пол и корчась, пустил пену изо рта. К нему съехались гурьбой, кто-то вылез из кресла, встал над стариком на колени, рванул рубаху на груди.
   - Таблетки, таблетки у него в кармане пошарь, воздуху ему дайте! - гомонили вокруг.
   - Кончились у него таблетки вчера ещё, - пояснил сосед Илатовского ар Асеев. - Выжрал лимит раньше времени, сильно его в этом месяце колбасило.
   - Помер, - растерянно сказал человек, склонившийся над Илатовским. Все притихли, но Асеев продолжал бубнить по инерции:
   - Рецепт ему не выписали, велели следующего месяца ждать...
   - Ой чё под Колесом деется! - истерично завизжал Качанов. - Верноколёсные в храме дохнут! Таблетков на всех не хватат!! Скоро видать и жрать неча будет.
   - Лекарства выдавались согласно инструкции, - испуганно сказал Носов, ар-фельдшер.
   - Морду бы тебе разбить согласно инструкции, - сказала тётя Шура.
   Молнии уже хлестали вовсю, выл ветер и, срывая двери с петель, в Лабораториум ворвался Тапок. Он без труда раскидал стражников, которые пришли к нему в изолятор с мешком гипса, кастрюлей кипятка и длинной верёвкой. Тапок ударил снизу ногой по кастрюле и, пока ошпаренный стражник орал, уронив костыли, он отнял у второго мешок и им же отоварил одноногого. Сейчас Тапок держал в каждой руке по костылю и размахивал ими как дубинами.
   - Братья! - завопил он с порога. - Верноколёсные! А Спицы-то убийц ко мне тайком подослали, хотели лишить вас знания о великой истине, мне открывшейся. Вот как они законы и веру-то блюдут!!
   Александр Борисович сразу вильнул в коридорчик за алтарём, скрылся в темноте.
   - Правду поведай, брат! - крикнул мастер Гоша.
   Тапок выскочил к алтарю, крутанул позолоченное колесо. От такой дерзости ары возмущенно зашептались, а лебы восхищенно замерли. Стало тихо, лишь изредка гремел гром и сверкали молнии. В пролом в потолке потянуло свежим воздухом, пахло озоном.
   - Презрев страх и отринув опасения за собственную жизнь, вышел я братья к запретным землям, - проникновенно начал Тапок. - В смрадном пекле пустошей крылатые демоны открыли мне заветы истинной веры и вам я её принёс. Но Спицы желают рот мне заткнуть и жить далее во грехе, дожидаясь новых Дней Гнева.
   - Скажи заветы истины, - с надеждой попросил Гоша.
   - Лекарства не по лимиту! - крикнул Тапок и указал пальцем на распростёртое тело Илатовского.
   На это заявление ары усмехнулись, а лебы пожали плечами.
   - Стражников долой! - тут же внёс коррективы Тапок.
   Лебы одобрительно зашумели.
   - Дары Колеса вскрыть и всем брать сколь душа пожелает, - сразу закрепил успех Тапок.
   Лебы взвыли в восторге.
   - У аров, кровопийц, всё добро отнять и поделить между лебами, чтоб у каждого самое малое по одному ахту было!
   Ары от такого заявления остолбенели, а лебы посмотрели на них оценивающе.
   - Робеспьер, твою мать, - восхищенно всплеснула руками тётя Шура.
   А из-за алтаря тихонько выехали Спицы, за ними показались стражники, не менее десятка, дальше маячил Александр Борисович.
   - Ты что же поганец здесь вытворяешь? - звенящим в мёртвой тишине шёпотом грозно спросил Псих. - Еретик и лжец!
   - Правду говорю, - неуверенно ответил Тапок. - Истину.
   - Обод Колеса гнётся от твоей чудовищной ереси, - постепенно набирая громкость бил словами Псих. - Огонь, глад и болезни накличешь на общину своей гордыней Колесу омерзительной.
   - Так вон уже один никогда болеть не будет, - усмехнулся Тапок, кивнув на Илатовского.
   - Как смели вы над братом, что на Вечную Колею встал, пакостные ужимки вытворять и слушать дерзкие речи подлого шагателя, коему место на колесе уже предназначено! - обрушился Псих на прихожан.
   Стражники потихоньку стали обходить Тапка с двух сторон, а лебы испуганно пятились на своих колясках, освобождая проход. Ары, потупив взоры слушали Спицу, а он грохотал на весь храм, голос его налился металлом и несгибаемой волей.
   - Лжец! Еретик! Предатель! Шелудивый пёс! Безмозглый ахт!
   Тапок, бледный и съёжившийся, сделал последнюю попытку:
   - Братья, верьте мне, я истиной с вами делился.
   - Презренный шагатель! - совсем вышел из себя Псих. - Не мог ты видеть демонов и слышать их! Я тебе говорю - не мог!!!
   И тогда Башмак, помахивая видеокамерой, от входа в храм, где он стоял уже давно, слушая речь Тапка, тоже вышел к алтарю.
   - А вот и мог, - сказал он.
   Завадский, оставшийся на пороге, одними губами сказал:
   - Молчи, дурак.
   Рядом с ним, привалившись к косяку, счастливо улыбалась Аня. Она, хоть и с помощью деда и Башмака, дошла до Главной Станции. Она стала настоящим шагателем. На ножках у неё были удобные кроссовки, и она даже уже придумала себе настоящее шагательское имя - Туфелька.
   - Всё он мог, - продолжил Башмак. - И демонов видеть, и разговаривать с ними. Я тоже в запретные земли сходил, с демонами поговорил. На камеру записал. Хотите покажу?
   Он включил камеру и откинул дисплей, повернул его к прихожанам. И тут же убрал, закричал:
   - Тапок правду говорит, а Спицы врут!
   И тогда мастер Гоша сказал:
   - Бей их.
  
  ***
   Эта ночь потом вошла в историю резервации под названием "Ночь гнутых спиц". Лебы до утра грабили дома аров, делили ахтов, ломали терминалы Даров Колеса. Были убиты двадцать семь стражников, пятнадцать заведующих. На колесе, приготовленном для Тапка, повесили обоих Спиц, мэра и почему-то Леночку Азарову. А вот Александра Борисовича, провозглашённый Осью Колеса Тапок, приказал не трогать.
  
  
  ***
   Профессор Науменко был изрядно удивлён, когда к нему в гости на чашку кофе напросился давний приятель, товарищ по университету, а ныне член Мирового Совета Андрей Остяков. Они не виделись больше двадцати лет, лишь изредка общались по коммам, поздравляя друг друга с праздниками, передовая привет женам да обмениваясь информацией об однокашниках.
   Ещё больше Науменко был поражён, когда Остяков, едва поздоровавшись, вынул из портфеля явно собранный на коленке прибор и, воткнув перемотанный синей изолентой штепсель в розетку, самодовольно произнёс:
   - Глушилка! Старая добрая глушилка или генератор электромагнитного поля. У меня старший на физмате учится, за полчаса склепал. Фен у матери раздербанил - и склепал!
   - Проходи, Андрей, - сказал ошарашенный профессор. - Рад тебя видеть.
   Член Мирового Совета заржал, как нашкодивший школьник и стремительно, несмотря на солидную комплекцию, переместился в гостиную, к столику, сервированному закусками и запотевшей бутылкой "Исконной". Науменко, не уступавший в солидности старому приятелю, последовал за ним и увидел, как Остяков сразу налил и со знанием дела опрокинул стопку, зажевал ломтиком малосольной лососинки. Снова налил уже и себе и хозяину, с удивлением спросил, задрав мохнатые брови:
   - Ты чего стоишь, Юрик? Садись давай. И не вздумай сказать, что не пьёшь!
   - Пью, - сказал Науменко и сел.
   - Вот и правильно. А то я на конгрессе недавно Витьку Шерстнёва встретил. Помнишь его? Ну, вот. Не пью, говорит, печень. Ну, поехали!
   Они выпили и Науменко стал накладывать гостю салат с мидиями.
   - Вот попробуй, - сказал он, совершенно не понимая как себя вести. Поведение Остякова было столь странным, что профессор решил пока сделать вид, что всё нормально, так и должно быть, и он ничуть не удивлён. Может быть, они все там, в Мировом Совете, с "глушилками" в гости ходят. - Тебе раньше такой нравился. Светлана не забыла, специально для тебя приготовила. Она придёт скоро...
   - Это плохо, - перебил его Андрей. - Тогда давай сразу о деле.
   Он вмиг стал очень серьёзен, теперь глаза из-под нависших бровей смотрели цепко и чуть печально.
   - Светлане про наши дела слышать ни к чему. Вообще, никому этого слышать не надо. Иначе, зачем бы я к тебе с этим агрегатом припёрся?
   - Андрей, за тобой следят? - спросил Науменко.
   - За тобой следят, идиот! - закричал Остяков. - Ты зачем, дурак, своего студента в резервацию отправил? Зачем допуск ему оформил?!
   - Я не понимаю, - пробормотал Науменко. - У парня практика, ему работу писать надо, я его научный руководитель...
   - В карантине Санитарной службы будешь научно руководить, - пообещал Остяков и выпил, потом вскочил, навис над Науменко, размахивая руками. - Ты же представить себе не можешь, какой клоповник разворошил, какие там дела делаются и какими людьми. Это брат, такие люди, что я вот все дела бросил и к тебе прибежал. А у меня делегация глубоководников, они свою республику на дне Адриатики хотят из юрисдикции Совета выводить. А мне говорят, иди к своему корешу, решай проблему. И вот я здесь!
   Последние слова Остяков произнёс дурашливым голосом и шутовски раскланялся. А профессор только сейчас заметил, что по-прежнему держит в руках салатницу и жадно поглощает мидии, обильно сдобренные майонезом. Мне же нельзя, опять всю ночь изжога мучить будет, я же на диете, подумал он. Науменко поставил салат, вытер губы кулаком и тоже сердито заявил:
   - Если твои важные люди такие страшные секреты развели вокруг резервации, зачем они мне документы на Серёжу выдали?
   - Да никто и не подумал, что твой ученик таким шустрым окажется, - снова усаживаясь, сказал Остапенко. Лицо его стало багровым, он налил воды и выпил. - Всегда как было? Ну, приедет человек с бумажками, всё у него оформлено, а военные говорят - пошёл вон, не пустим. И всё. Пошумит бедолага и уедет жалобы строчить о том, как СС научному прогрессу препятствует. А твой дураком прикинулся, шуметь не стал, а на территорию чуть было не проник! Настырный.
   - Серёжа он такой, - с гордостью за ученика произнёс Науменко. - С виду тихоня, но в погоне за научной истиной становится просто тигром!
   - Ну, так с него шкуру снимут. Я не шучу. Если хочешь спасти парня, отзывай его срочно. И прикажи забыть, всё что видел. У тебя же есть с ним связь?
   - Была, но он уже пару дней не отвечает на вызов, - растерянно сказал Науменко.
   - Плохо. Это очень плохо. Значит думай, как его оттуда вытащить. Хоть сам поезжай. Только я тебе по старой дружбе советую, к резервации даже не приближайся.
   - Ты пойми, Андрюша, - виновато начал профессор. - Мы же ученые, а там совершенно уникальный материал для исследований...
   - Ты хочешь Светку вдовой оставить?! - заорал Остяков.
   - Не кричи на меня, - сквозь зубы выдавил Науменко.
   Они сидели и сверлили друг друга взглядами, когда послышался шум в прихожей.
   - Света пришла, - спокойно сказал профессор. - При ней ни слова.
   - Само собой, - ответил Остяков. - Пойду здороваться.
   Он грузно понялся и вышел. Науменко услышал, как Светлана восторженно воскликнула - "Андрюшка!", и подумал, а твой-то какой в этом интерес, Андрей Александрович? А ведь определённо есть, я тебя знаю.
  
  
  ***
   Во время погрома профессор, Башмак и Аня отсиживались у тёти Шуры. Были опасения за безопасность соседки. Тётю Шуру все лебы конечно уважали, но мало ли что, когда такое твориться. А она гостям была рада и с профессором, как понял Башмак, состояла в давних приятельских отношениях. Они сидели вчетвером за круглым столиком, и пили чай с баранками. Было очень уютно, вот только время от времени по улице проезжал кто-нибудь с дикими воплями, и тогда тётя Шура ёжилась в своём антигравитационном кресле.
   Под утро постучали в ставни и тётя Шура строго спросила:
   - Кто там?
   - Это я, Гоша, - послышалось с улицы. - Ари Шура, у тебя всё в порядке?
   - Всё хорошо, Гоша, спасибо.
   - Неспокойно нынче, благородная ари, не сидеть бы тебе одной.
   - Я не одна, - ответила тётя Шура. - Со мной шагатели здесь.
   - А вот и ладно, - обрадовался кузнец. - Шагатели это хорошо, пойду я.
   Было слышно как Гоша стал уходить и снова вернулся.
   - Ари Шура! - позвал он. - А Спиц-то, повесили. Такие дела. Вот.
   Гоша ушёл, они снова сидели в тишине, а Завадский посматривал на Башмака с сильным недовольством. А вот Аня напротив глядела на него влюблёнными глазами, и Башмаку это было очень приятно. После смерти родителей он и не помнил, чтобы на него так смотрели. Видимо лицо у Башмака делалось иногда совсем уж счастливое, потому что Завадский, когда на улице уже светало, не выдержал:
   - Доволен? - вкрадчиво спросил он. - Друга спас, да?
   - Не, ну а чё? - не понял Башмак. - Ты, Владимир Петрович, чем не доволен? Сам же говорил, Тапок наша единственная надежда из резервации выбраться!
   - Была! - профессор воздел над столом указательный палец, и стал тыкать им в лицо Башмаку так, что тот отпрянул. - Была надежда, пока ты не влез. Тебя кто просил с камерой соваться?! Зачем про демонов плёл, как вообще до такой херни додумался?!!
   - Ты же сам меня на съёмку посылал! - возмутился Башмак. - А про демонов я соврал, потому что они Тапка уже вязать начали, нельзя было медлить.
   - Ну и связали бы, ничего бы с ним не случилось. Мне надо было со Спицами переговорить, и со съёмкой посёлка на руках я бы всё уладил по-тихому.
   - Вот именно, что по-тихому, - тоже закипая, ответил Башмак. - А мне может по громкому милее? Ты может, бесишься, что твоих приятелей на площади вздёрнули, переживаешь?!
   - Дурак ты парень! - совсем вышел из себя профессор. - Я от этих приятелей почти сто лет на Подстанции прятался, только чтоб они меня лишний раз не увидели, не припомнили творческие разногласия. А ты теперь также от своего учителя скрываться будешь. И про эту съёмку не вздумай никому рассказать, особенно Тапку. Говори, что врал всё! Никуда не ходил, ничего не видел.
   - Да с чего это мне от Тапка скрываться? Я ж его спас.
   Тётя Шура поглядела на Башмака с жалостью и сказала:
   - Володя, он же правда не понимает, что ты на него орёшь?
   - Я тоже не понимаю, - сердито сказала Аня.
   - А вот сейчас поймёте, - сказал профессор и подскочил динамику репродуктора. - Как раз сейчас этот ублюдочный "Круглый час" будет.
   Он покрутил настройку, прибавил громкость и без музыкальной заставки, без трепотни Андрюшки Кулешова сразу раздался строгий голос Тапка.
   - Приветствую верноколёсных истинную веру познавших. Я, ваш Ось Колеса, вами нынче провозглашенный, благодарю всех за солидарность в деле укрепления подлинного порядка, единственного Колесу угодного. Все вы, отважные лебы показали, что нестерпим нам более лживый культ, Спицами утверждённый. Они со своими приспешниками получили сполна и по заслугам. Волей Колеса мы покончили со старым неправедными порядками и я, причастный к великой истине, говорю вам - время изобилия, равенства и справедливости настало. Отныне не будет ни аров, ни лебов - все равны под Колесом и всем поровну Дар Колеса служить должен. Теперь не сомневаюсь - не добраться до нас демонам с пустошей, не страшны нам ни пекло запретных земель, ни Колея Извилистая.
   Тапок вещал как по писанному, а Башмак начал тихонько хихикать и никак не мог остановиться.
  
  ***
   Лечить ногу Сергей решил способом, который ему посоветовал как-то приятель-скалолаз, имевший большой опыт по восстановлению повреждённых конечностей - больше пить и меньше двигаться. Такое лечение оказалось несколько утомительным, но весьма продуктивным. Соломатин очень быстро познакомился с завсегдатаями бара, с барменом у него наладились просто таки приятельские отношения, и торопиться в столицу загулявший студент уже не видел смысла. Подождёт Науменко с отчётом, ничего. Тем более что бар оказался идеальным местом для сбора информации. Подвыпив, местные уже не стесняясь Сергея, обсуждали свои делишки. После того как он купил информацию у Пеки и слазил по трубе на закрытую территорию, он стал как бы своим, повязанным круговой порукой. Ему светило пять лет строго карантина в СС за нелегальное пересечение периметра.
   - Ты никогда так не говори - контрабанда, - говорили ему новые приятели. - Мы называем просто - вещи. И всем понятно, об чём речь.
   - Ну, и какие вещи вы из резервации таскаете? - спрашивал Серёжа.
   - Лучше всего идут ихние шахматные журналы с задачками, - втолковывали ему. - На них спрос стабильный. Но платят не много. А вот иногда бывают заказы индивидуальные, тогда можно не хило бабла поднять.
   - Это когда колесники кому-нибудь с большой земли диссертацию пишут или научную разработку помогают закончить, - уже со знанием дела подхватывал Сергей.
   - Мы не говорим "колесники". Так дети говорят. Мы говорим - "башковитые".
   Картина складывалась безрадостная. У местных был давно и стабильно налажен контакт с населением резервации, процветал подпольный бизнес и что-то подсказывало Сергею, этот бизнес не мог существовать без ведома Санитарной службы. Ведь были ещё какие-то пограничники, про которых в посёлке знали даже дети. В то же время представитель профильного научного центра не мог попасть в резервацию, имея при себе все мыслимые допуски, добытые Науменко с великим трудом и с помощью самых высокопоставленных коллег.
   - Башковитые любят вкусную жратву, - втолковывали Сергею. - У них там с этим туго. Поэтому не жмись, купи икорки там, сырку подороже, конфеток шоколадных, бухло качественное тоже уважают. И останешься с наваром.
   - И всё это через трубу идёт? - наивно спрашивал Сергей.
   Местные посмеивались, давая понять, что проход на территорию у каждого свой и так просто никто про это не расскажет.
   - Труба для лохов на вроде тебя. Ты на Пеку не сердись, он тебя обул, конечно, но как же ему было тебя не обуть, такого сладкого? Ты теперь главное отстёгивай кому надо, и будешь нормально упакован.
   - А кому надо? - спрашивал Сергей.
   Над ним опять смеялись, давно они таких наивных людей не видели. Одно слово, студент, что с него взять?
   А ведь Пека меня чуть не угробил, думал Сергей. Я мог там запросто подохнуть, если бы не этот парень с видеокамерой, которой по его словам и сам случайно в трубе оказался. Надо чистить этот гадюшник. Надо сюда следственную бригаду и роту автоматчиков. И ещё надо допить пиво. Пиво у них хорошее.
  
  ***
   - Вот она, твоя преееелесть, - Тапок глумливо гнусавил, издалека показывая Завадскому маленькую ампулу с золотистой жидкостью. В другой руке он держал старый, тронутый ржавчиной пистолет.
   Увидев ампулу, профессор судорожно сглотнул и молча хлопал глазами, не в силах вымолвить ни слова. Он как будто остолбенел и с него слетела вся решимость, с которой они пришли к Тапку для серьёзного разговора. "Развести рамсы", как выразился Башмак, сунув в карман литой свинцовый кастет. Но Тапок сразу стал паясничать, а вот теперь достал из кармана эту ампулку, при виде которой Завадский потерял дар речи.
   - Чё за хрень-то? - наконец не выдержал Тапок.
   - Сыворотка жизни, - сказал профессор. - Образец 87-579, если быть точным.
   Он сгорбился, голова и колени у него тряслись, несмотря на недавно принятое лекарство. После сильного ливня в Лабораториуме было сыро и прохладно, на пол набежали лужи, тянуло зябким сквозняком и, можно было подумать, что профессора потряхивает от холода, но Башмак знал, что это не так.
   - Пятьсот семьдесят девять? - переспросил Башмак. - А. Тогда понятно.
   Тапок засмеялся, снова спрятал ампулу в карман и, развлекаясь, крутанул позолоченное колесо над алтарём. Александру Борисовичу такая вольность явно не понравилась, но он промолчал, только отъехал подальше вглубь зала, демонстрируя свою непричастность к кощунству. А Завадский устало присел в пустое инвалидное кресло. После Ночи гнутых спиц в городке оказалось много пустых кресел. На этом видимо, ездил кто-то из заведующих.
   - Расскажи ему, - попросил Завадский.
   - Сам и расскажи, - грубо ответил Тапок.
   - Хорошо, - пожал плечами профессор. - А этот знает?
   Он кивнул на Александра Борисовича. Заведующий печально улыбнулся.
   - Конечно! А я откуда, по-твоему, узнал? - воскликнул Тапок. - Всё мне выложил. Потому что жить хочет. Ведь хочешь?
   - Хочу, - просто ответил Александр Борисович.
   - Но ведь установка была разрушена! - крикнул Завадский. - Я сам её уничтожил. Все, кто работал над проектом, погибли, а записи я сжёг.
   - Долгие годы Спицы трудились над восстановлением аппарата для получения благодати, - торжественно объявил Александр Борисович. - А я молился, и молитвы мои были услышаны Колесом и благодать ниспослана.
   - Как давно были услышаны молитвы? - спросил Завадский.
   - Пятнадцать лет назад, - ответил заведующий.
   - Дни Гнева! - профессор ударил кулаком по подлокотнику. - Вот почему нас бомбили.
   - Ну да, - подтвердил Тапок. - Оказывается в обмен на препарат, эти дураки потребовали, чтоб их забрали на большую землю.
   - Знаете я, пожалуй, пойду, - сказал Башмак, который по-прежнему ничего не понимал. - Тут как-то прохладно, да и физкультурой я сегодня ещё не занимался.
   Развинченной походкой он направился к выходу, но Завадский сказал:
   - Стой. Это препарат для продления жизни. Разработан вторым и последним поколением учёных. Дальше рождались почти одни мутанты.
   - Ересь, ересь, - прошептал заведующий, но Завадский, не обращая на него внимания, продолжал:
   - Они пытались продолжать генетические эксперименты, повернуть вспять процесс негативных мутаций внутри популяции, а открыли механизм репарации ДНК, - он запнулся, глянул на Башмака и пояснил. - Ну, исправление хромосом, повреждённых в результате достижения предела Хейфлика... Лекарство от старости, короче.
   - Тебя эта штука вылечит, да? - сказал Башмак.
   Профессор кивнул и продолжил.
   - Первые прививки сделали себе несколько человек непосредственно причастных к исследованиям. Результат был положительным, мы перестали стареть. Тогда же произошло первое в истории колонии вооружённое столкновение.
   - Всем захотелось, а на всех не хватило? - не столько спрашивая, сколько утверждая, сказал Тапок.
   - Да, - профессор с ненавистью глянул на новоявленного Ось Колеса. - Из разработчиков в живых остались только я и те, кого вы называли Спицами. Но они были административными работниками, не учёными. Мы поссорились. Они хотели установить в колонии диктатуру, основанную на лимитированый выдаче сыворотки особо приближённым, я настаивал на спасении от старости наиболее талантливых и генетически "чистых". Со мной не согласились и попытались убить. И тогда я разрушил аппарат. Ушёл в пески, долгое время жил не высовываясь, потом стал шагателем.
   - История всё расставила по своим местам, старик, - сказал Тапок. - Они наладили производство этой дури и стали потихоньку толкать на большую землю.
   - Благодать Колеса ниспослана неведующим истинной веры, через неё они приобщатся, - согласился Александр Борисович и осенил себя Ободом.
   - Заткнись, а? - сказал Тапок. - После бомбёжки Спицы поумерили аппетит и согласились в обмен на экспорт лекарства установить терминалы Дара Колеса. Со жратвой стало полегче. Они были неплохие ребята, об этих идиотах на колёсах всё же как-то заботились. Не знаю, что вы тогда договориться не смогли.
   - Зачем же ты их убил? - спросил Завадский.
   - Это не я! - прижав к груди пистолет, заверил Тапок. - Это народ. Они же, как с цепи сорвались, не остановить было. Накипело видно.
   - Ладно, - устало произнёс Завадский. - Чего ты хочешь?
   - Правильный вопрос.
   Тапок встал с алтаря, подошёл к профессору, заглянул в глаза.
   - А чего хочешь ты сам, кроме этой ампулы с эликсиром? - спросил он. - Ты же учёный. Тебе не хотелось бы продолжить эксперимент?
   - Каким образом?
   - Я конечно не генетик, - задумчиво сказал Тапок, - но сдаётся мне, естественный отбор ещё никто не отменял.
   - Ты точно не генетик, - усмехнулся Завадский. - Эволюционные процессы занимают миллионы лет.
   - Я если заменить их революционными? Ведь процесс мутации уже запущен, надо только обеспечить ускоренную смену поколений.
   - Ах вот ты что задумал, гадёнышь, - прищурился Завадский.
   - Я знал, что ты меня поймёшь, - улыбнулся Тапок.
   - О чём речь? - требовательно спросил Башмак.
   - Твой приятель, которого ты спас от колесования, хочет развязать войну.
   - С кем? - тупо спросил Башмак.
   - Да не важно! - воскликнул Тапок. - Всех со всеми. Пусть, к примеру, Обсерватория, Казарма и Комендатура не признают меня Осью Колеса и поднимут восстание, а Главная Станция и Склады выступят против них единым фронтом. Главное устроить бойню, чтобы выживали сильнейшие и умнейшие, чтобы бабы снова рожать начали. Ты знаешь, какое сейчас население в резервации?
   - Тысячи три с половиной, - пожал плечами профессор.
   - А было сто лет назад?
   - Почти двадцать тысяч.
   - Вот видишь, - печально сказал Тапок. - Мы вырождаемся. Нам нужно отбраковать шлак, человеческий мусор. А лучшим, через поколение, через два... через сто поколений! - мы дадим бессмертие. Заметь, как ты и хотел - наиболее талантливым. И тогда, располагая лучшими умами, уже мы станем диктовать условия большой земле. Да мы их тогда раком поставим и свистеть заставим!
   Тапок захохотал, а профессор с трудом встал и повернулся к выходу:
   - Ты свихнулся, это невозможно. Я в этом принимать участия не буду.
   - А как же Аня? - тихонько спросил Тапок, и профессор дёрнулся, как от удара.
   - Что с ней? - спросил он глухим голосом.
   - С ней всё очень хорошо. Она у меня. Но если ты в течение недели не поднимешь восстание, я её убью.
   - Но почему я?! - крикнул профессор.
   - А кто же ещё, кто? Сам подумай, кому я ещё могу такое важное дело доверить. И этого забирай с собой, - Тапок направил пистолет на Башмака, который подкрадывался к нему сбоку. - Будет у тебя начальником штаба. А это тебе аванс. На полгода тебе хватит.
   И он сунул Завадскому ампулу в нагрудный карман рубашки. Профессор прикрыл глаза и с ненавистью произнёс:
   - Если с Аней хоть что-нибудь, я тебя...
   - Я тоже, - пообещал Башмак.
   - С ней ничего не случиться, если вы не будете дурить, - очень серьёзно ответил Тапок. - Я обеспечу для Ани полный комфорт и безопасность. И скучно её не будет, я тётю Шуру с ней посадил.
   - Помилуй нас, Колесо изначальное, - торжественно произнёс Александр Борисович.
   - О! - оглянулся на него Тапок. - И этого тоже с собой забирайте. Пусть меня еретиком объявит.
  
  ***
   Охранять Аню и тётю Шуру в изоляторе Тапок назначил особо отличившихся во время погрома лебов. Вернее уже не лебов, потому что сословия были отменены, даже ахты условно стали считаться равноправными, а представителей Колёсной Гвардии. В Гвардию были отмобилизованы все поголовно. Даже ары, ещё трясущиеся после переворота от страха. Даже условно равноправные ахты. И тётя Шура, просунув седую голову через решётку изолятора, материла гвардейцев столь виртуозно, что они сначала смеялись, а потом загрустили.
   - Тётя Шура, - виновато сказал ей Качанов. - Мы ж не сами. Сказали стеречь - стережём.
   - Ага, - ехидно ответила Тётя Шура. - Людей грабить да вешать вас тоже кто-то заставлял. Это вы тоже не сами.
   Тогда к решётке вплотную подъехал Павлов, кряхтя встал на слабых ногах и, схватив тётю Шуру за волосы, пихнул её внутрь камеры.
   - Уймись, ведьма старая, - сказал он и скорей снова уселся в кресло.
   - Это ты, падло, напрасно сделал, - послышался голос тёти Шуры. - Теперь я до тебя доберусь, сука буду. Пику заточу, привалю, в натуре!
   - Спаси нас, Колесо Изначальное, - пискнула Аня.
   - Колесо, говоришь? - задумалась тётя Шура.
  
  
  ***
   - Первое вооружённое столкновение произошло, ты говорил, когда вы не поделили сыворотку жизни, - сказал Башмак. - Значит, было второе? А может и третье?
   - Крупных, с большими потерями, не менее десятка, - ответил Завадский. - Это не считая мелких разборок и большой войны остатков гарнизона в Казармах с офицерами Комендатуры. Тогда оставшиеся в анклаве военные почти полностью перебили друг друга.
   - Передохнём, - сказал Башмак и они, сбросив верёвочные лямки, уселись на песок.
   Александр Борисович привычно осенил их Ободом Колеса. Его коляску, чтобы колёса не проваливались в песок, укрепили на песчаных лыжах и тянули за собой на верёвках. Бывший заведующий сильно мучился в роли пассажира. Ему было стыдно. Он никогда ещё ни на ком не ездил. Он привык, чтобы ездили на нём.
   - Как там Колесо, Александр Борисович? - задушевно спросил Башмак. - Поход наш одобряет?
   - Не устаю возносить молитвы, - виновато улыбнулся Александр Борисович.
   - От и ладушки, - сказал Башмак.
   - Ну, ты отдохнул? - нетерпеливо спросил Завадский, вскакивая.
   - Слышь, профессор, - Башмак разозлился. - Мне-то ведь волшебных инъекций не делали, дай посидеть минут десять.
   Владимир Петрович, помолодевший лет на двадцать и полный энергии, снова сел и, чтобы заполнить неловкую паузу, снова стал рассказывать.
   - Военные действия проходили всегда скоротечно, все берегли патроны, пополнять боезапас было негде. Постепенно установился порядок со своими законами в каждом населённом пункте и с центральным правительством на Главной Станции. Своеобразная федеративная форма управление.
   - Что-то я ни о каких войнах вообще не слышал, - всё ещё раздражённо сказал Башмак.
   - Потому что они все закончились задолго до твоего рождения, - терпеливо пояснил Завадский. - Спицы дождались, когда популяция шагателей уменьшилась до минимума, и начали политику жёстких социальных репрессий. Это ты уже немного застал. Публичные суды и массовые казни еретиков, слепое поклонение Колесу и шахматы, как единственное колёсоугодное занятие.
   - Игра одобренная Инструкцией и благодать несущая, - вставил Александр Борисович.
   Завадский фыркнул и спросил:
   - Скажи, святоша - почему квадратная шахматная доска к тому же квадратами разрисованная, угодна Колесу, которое, как известно всё из себя круглое? А?
   - Кругами оснований своих фигуры попирают клетки кощунственные! - мгновенно нашёлся заведующий.
   Завадский аж сплюнул с досады, а Башмак спросил:
   - Правда, а почему?
   - Что?
   - Ну, почему шахматы?
   - Да нравились Спицам шахматы! Вот и всё.
   Башмак встал, снова накинул на плечо верёвку, глянул вперёд. На горизонте чуть маячил купол Обсерватории. Посмотрел на карту. Сверился с компасом.
   - К вечеру дойдём, - сказал он. - Но как ты их будешь на войну уговаривать, я не знаю. Там из шагателей Пятка в авторитете. Он упрямый. Под ним ходят Сапог и Сланец. Но они будут Пятку слушать.
   - У меня прекрасные отношения с их заведующим, Олегом Олеговичем, - оживился Александр Борисович.
   - Ну, тогда другое дело! - восторженно воскликнул Башмак. - Тогда у нас дело в шляпе, мы всех победим.
   - Ты что так нервничаешь? - спросил Завадский.
   - Не верю я Тапку. Такой гнидой оказался, не ожидал от него, - Башмак опять бросил верёвку. - Не надо нам уходить.
   - А что надо?
   - Он ещё спрашивает! Надо Аню и тётю Шуру спасать.
   - Не надо, - улыбнулся профессор.
   - Как это? - обалдел Башмак.
   - А вот так. Оглянись.
   Башмак повернулся и как раз успел увидеть, как тётя Шура перевела своё летающее кресло из форсированного режима в обычный, и плавно заскользила над песком. За спиной у неё сидела улыбающаяся Аня.
   - Я тебя раньше ждал, - крикнул Завадский.
   - Да надо было фраерка одного приморить, - сказала тётя Шура, приземляясь.
   Аня соскочила, Башмак подошёл к ней и крепко-крепко обнял.
   - Пусти, задушишь, - сказала Аня и прижалась к Башмаку ещё крепче.
   - Через крышу ушли? - спросил Завадский.
   - Конечно, - сказала тётя Шура. - Жерди разобрала и полетела. Как ведьма в ступе. Хотела ночи дождаться, по-тихому свалить, но очень меня Павлов разозлил.
   - Тётя Шура ему на голову спикировала, и ногой стукнула, - сказала Аня. - Он очень громко кричал, что у него сотрясение.
   - Было бы, что там сотрясать, - сказала тётя Шура, легко выбираясь из кресла. На ногах у неё были кеды.
   Она деловито обошла коляску, попинала у основания, пожаловалась:
   - Аккумуляторы из гнезда всё время выходят, хоть изолентой приматывай.
   - Это что же? - спросил Башмак. - Ещё один шагатель?
   - Видишь ли, - смущенно сказал профессор. - Тётя Шура не просто шагатель. Она моя ровесница. Она тоже получила инъекцию сыворотки жизни. У нас были очень дружеские отношения, и я не смог устоять, пошёл на должностное преступление. Об этом никто не знал, даже Спицы.
   - Дружеские, говоришь? - с притворной обидой сказала тётя Шура.
   - Она тогда работала в контингенте на строительстве главного исследовательского блока...
   - Чего уж там, целый этап пригнали, - вздохнула тётя Шура.
   - ... и была просто безумно хороша, - печально закончил профессор.
   - Вот ты сволочь, - беззлобно ругнулась тётя Шура. - "Была"! Пересаживайте пассажира в моё кресло, я пешком как-нибудь дойду.
   Завадский с Башмаком легко перетащили Александра Борисовича в кресло тёти Шуры, и пока усаживали его там, Башмак тихонько сказал:
   - Это отлично, что они освободились, теперь не надо никакой войны устраивать.
   - А вот теперь обязательно надо, - жёстко ответил Завадский.
   - Спаси нас Колесо Изначальное, - пробормотал Александр Борисович.
  
   ***
   Из гостиницы, в которой он остановился, Сергей прекрасно мог наблюдать за передвижением в сторону резервации. Видно было и блок-пост, и значительную часть двойной изгороди из колючей проволоки вокруг запретной территории. Днём сонный пейзаж оживал лишь в период смены караула и обхода дежурными сменами периметра. Они шли с собаками, но даже караульные псы были квёлыми и не лаяли, а только роняли тягучую слюну с вываленных на жаре языков. Зато ночью блок-пост частенько освещался фарами подъезжавших машин и платформ антигравов. И ещё фары освещали человека в куртке с глубоко натянутым капюшоном, который посматривал на окно Серёжиного номера, затягиваясь сигареткой.
   Он видел, что Сергей наблюдает за ним из окна и всем своим поведением показывал, что тоже видит Серёжу. А когда однажды утром этот человек, не скрываясь пошёл вслед за Соломатиным, бредущим на костылях по направлению к бару, Сергей не выдержал.
   - Что ж такое?! Похмелиться спокойно не дадут!
   Он круто сменил направление и двинулся прямиком на блок-пост. Увидел знакомого сержанта. Каршев тоже заметил его и вышел навстречу.
   - Что студент, новые ксивы приволок? - спросил сержант.
   Соломатин подошёл так близко, что Каршев невольно отступил на шаг и рефлекторно положил руку на автомат.
   - Товарищ майор, - горячо зашептал Серёжа. - Я к коменданту хотел, но вижу, вы на посту стоите и сразу к вам. Вы ж меня знаете, документы уже проверяли.
   - Я сержант, - сказал Каршев.
   - Ух ты, поздравляю, - восхитился Соломатин.
   - Я тебе сейчас в лоб дам. Прикладом, - сказал Каршев.
   - Что вы, в самом деле? Я вам про подозрительного субъекта хочу сказать. Видите там человека в капюшоне?
   - Ну.
   - Я ночью сегодня поблевать, извиняюсь, встал, потом окно хотел приоткрыть, воздухом подышать. Смотрю - этот стоит!
   - Ну и что?
   - Как что? Он же не просто стоял, а прямо напротив входа в резервацию! В тени прятался, чтобы значит, его фонари не освещали. А когда машина подъехала, - Сергей опять заговорщицки понизил голос, - он, по-моему, съёмку вёл.
   - Иди студент, - сказал Каршев.
   - Ну, как знаете, - сердито сказал Серёжа. - Моё дело предупредить. Если что, вам же от начальства достанется.
   Он развернулся и пошёл прочь, но сделав пару шагов, остановился и через плечо спросил:
   - Так мне к коменданту не ходить?
   - Уехал бы ты от нас, - добродушно посоветовал сержант.
   - Как же я теперь уеду? - расстроенно спросил Серёжа. - Я же у вас в санчасти лечение прохожу.
   - Видел я, как ты лечишься. Каждый день из бара на рогах. Как ещё гипс не потерял...
   Сергей засмеялся и пошел прямо на человека в капюшоне. А Каршев включил рацию.
   - "Гнездо", я "скворец".
   - Я "гнездо", - сразу ответили ему.
   - "Гнездо", а почему у вас наружка так грубо работает? Студент его срисовал и коменданту жаловаться собирается.
   - "Скворец", со студента наблюдение сняли, - удивлённо ответили сержанту. - У него маршрут, бар - гостиница, чего за ним следить?
   Каршев секунду подумал и очень серьёзно доложил:
   - "Гнездо" имею информацию о нелегальном наблюдателе, предположительно ведёт съёмку объекта, предположительно работает на конкурентов, предположительно не местный и не предположительно, а наверняка, тебе "гнездо" от бати, дюлей прилетит за топорную работу.
   - Где?! - коротко и зло прохрипела рация.
   - Напротив бара.
   А Сергей, проходя мимо "нелегального наблюдателя", весело подмигнул ему.
   - Как нога, не болит? - ласково спросил человек в капюшоне.
   - Уже почти зажила.
   - Ты, ногу-то береги.
   - Обязательно.
   И уже сидя в баре и опрокидывая рюмку ледяной водочки с лимонным соком, Соломатин через расколотую витрину видел, как к человеку в капюшоне подошёл патруль Санитарной Службы. У него быстро проверили документы и, застегнув наручники, увели в сторону комендатуры.
  
  ***
   - Если ты думал нас удивить, то не очень-то у тебя получилось, - брезгливо сказал Пятка, поджав губы. - В демонов Запретных земель у нас даже дети не верят, а торговлю с пограничниками мы уже лет десять ведём.
   - С пограничниками? - переспросил Завадский.
   - Они себя так называют, - пожал плечами Пятка.
   - Но про это никто не знает, - удивился профессор.
   - Потому что мы про это никому не рассказываем, - ехидно пояснил Пятка.
   Этот флегматичный шагатель обладал недюжинным организаторским талантом. Когда беглецы только пришли в Обсерваторию, он весьма равнодушно воспринял рассказ о смене власти на Главной Станции и о новых порядках, установленных Тапком.
   - Мы в курсе, радио слушаем, сословия, как было приказано, отменили, - сказал он тогда и мгновенно организовал встречу Завадского с Олегом Олеговичем, заведующим Обсерватории. Олег Олегович, за неимением в малом населённом пункте ни мэра, ни тем более собственных Спиц, совмещал в своём лице духовную и светскую власть. И когда Завадский рассказал о сыворотке жизни, Пятка уже через пару часов руководил построением ополченцев на главной площади.
   Александр Борисович с Олегом Олеговичем спешно провели идеологическую работу, заклеймили Тапка как еретика и душегуба, объявили минуту молчания по злодейски убиенным Спицам. Тут же, чтоб не расхолаживать народ, решили провести и первые войсковые учения. И вот теперь Завадский с Пяткой наблюдали как Сапог и Сланец учат колесников штыковому бою.
   - Не вскакивай с коляски, не вскакивай, - поучал Сланец пожилого бородатого ополченца, по виду бывшего ара. - Что ты за боец, если ноги подкашиваются. Сидя воюй! Стрельнул и бей штыком, как копьём, больше замах будет.
   Тут же Сапог изобретал тактику боевого построения на инвалидных колясках.
   - Разомкнись! - орал он, и ополченцы шустро крутили колёса, пропуская вперёд второй ряд вооружённых чем попало бойцов. - Бей его, ребята! - командовал Сапог, выкатывая на ополченцев коляску, в которой был укреплён мешок с песком.
   По мешку лупили дубинами, лопатами и кололи штыками, а Сланец корректировал:
   - Куды ты вперёд вылез дурья башка?! Прячься за спинку евоного кресла, а не то вскрытый шах получишь, сечёшь?! Как вилка конём, улавливашь?
   Тётя Шура учила женщин азам первой помощи при колото-резаных и огнестрельных ранениях.
   - Главное следите, живой он или уже помер. А то бывает, пока мёртвому перевязку закончишь, уже бы двоих спасла.
   А за углом целовались Башмак и Аня. Шагатель норовил засунуть руку девчонке в джинсы, но Аня сердито говорила:
   - Грех это, не по Инструкции, не гневи Колесо.
   - Да нет никакого колеса, - стонал Башмак. - Сколько тебе объяснять?
   - Колеса может и нет, а Инструкцию никто не отменял, - резонно возражала Аня. - Вот дедушка благословит, свадьбу сыграем, тогда пожалуйста.
   Башмак скрипел зубами, но не настаивал. А Пятка, продолжая индифферентно созерцать суету ополченцев, говорил Завадскому.
   - Ты пойми, мы живём на отшибе, свои дела крутим, до Главной станции нам дела нет. Если бы ты про сыворотку жизни не рассказал, я бы тебя, пожалуй, Тапку выдал.
   - Ну, спасибо, за искренность, - сдержанно поблагодарил профессор.
   - Кушай с булочкой, - так же спокойно ответил Пятка. - Но вот сыворотка, это да. Это такой куш, что можно войнушку устроить и Тапку по соплям надавать. Только ты мне скажи - вот соберём мы войско, да?
   - Ну, да, - неуверенно сказал Завадский, не понимая, куда клонит собеседник.
   - Ага. В Автопарк гонцов пошлём, может и Казармы нас поддержат.
   - Думаю, поддержат.
   - Отлично. А как мы это войско на колясках через пески потащим, а? На штурм, так сказать, главных сил противника.
   Профессор даже поперхнулся. Такая очевидная мысль ему просто не приходила в голову. Профессор, твою мать, подумал он.
   - Можно, конечно собрать одних шагателей, - продолжал рассуждать Пятка. - Но сколько ты думаешь, их всего осталось?
   - Десятка три, я полагаю.
   - Двадцать семь! Не считая меня, Башмака и Тапка. И чтобы их на такое дело взбаламутить, надо всем про сыворотку рассказать.
   - Это нельзя! - воскликнул профессор.
   - Конечно, - согласился Пятка. - Всем про такое знать совсем не обязательно и даже очень опасно. Но даже если все шагатели и согласятся скопом на Тапка напасть, велик риск, что колесники числом задавят. Вот и думай, как нам до Главной Станции своё войско перебрасывать.
   - Очень просто, - сказала Аня. Вдоволь нацеловавшись с Башмаком, она сбежала от него и слышала конец разговора Пятки и Завадского. - Надо построить воздушный шар. Дед, помнишь, ты мне про воздушный шар рассказывал?
  
  
  ***
   Отчаявшись дозвониться до Соломатина, профессор Науменко срочно взял отпуск за свой счёт и, невзирая на протесты супруги, приказал ей отправляться к тёще в деревню.
   - В чём дело, Светлана? - строго спросил он. - Ты же сама мне всю душу вынула, как ты скучаешь по родным рощам и озёрам. Вот и поезжай, отдохни. И непременно сообщи мне, как доберёшься. Но по комму не звони, скинь на мыло. Так надо я сказал!
   Светлана принялась сердито собирать вещи, а Науменко сделал вид, что работает над рукописью. Как только за женой захлопнулась дверь, он отключил коммуникатор и раскинул на столе латексную салфетку персонального компьютера. Вызвал на экран карту резервации, прикинул оптимальный маршрут от столицы. Ткнул пальцем в вызов такси. А ведь это, пожалуй, хорошо, что у нас со Светкой детей нет, пришло ему в голову, пока ждал ответа диспетчера.
   - Экстренное такси, здравствуйте, - улыбаясь, прощебетала миленькая брюнетка.
   - Машину класса "люкс", будьте добры, - сказал Науменко. - Улица Лыткина двенадцать, секция триста сорок пять.
   - Транспорт "люкс" строго лимитирован, - нахмурилась брюнетка. - Вы уверены, что ваш социальный статус соответствует вашему требованию?
   - Я декан профильного университета, а не хрен с горы! - рявкнул профессор, тряся толстыми щеками. - Я в Мировой Совет двери ногой открываю.
   - Какой этаж? - испугалась диспетчер.
   - Пятый, - уже спокойней ответил Науменко. - И не надо шофёра. Я сам поведу.
   Он вышел на террасу и в ожидании транспорта принялся разглядывать кубическое здание Храма Единственоподлинной Веры. Величественное строение, воздвигнутое посередине могучей реки, неизменно вызывало в нём чувство глубокого благоговения. К перилам террасы неспешно причалило такси. Науменко удовлетворённо кивнул. "Люкс", как он и заказывал. У машин класса "люкс" была одна полезная в его ситуации особенность - они передвигались в гиперпространстве и поэтому не отслеживались радарным контролем.
  
  
  ***
   Тапок оказался расторопней, чем от него ожидали. Когда в Обсерваторию ворвались вооружённые силы Главной Станции, Завадский так и сказал:
   - Я его сильно недооценил. Знал, что не дурак, но не предполагал наличие темперамента достойного истинного полководца!
   - Красиво излагаешь, - как всегда спокойно и негромко ответил Пятка.
   Они заперлись в куполе обсерватории и наблюдали через трещины в древнем бетоне, как Колёсная Гвардия устанавливает новый порядок. На окраине уже занимался пожар, площадь была завалена трупами и поломанными инвалидными колясками, а неподалёку истошно визжала женщина. Башмак, несмотря на строжайшее предупреждение беречь патроны, всё равно высматривал зазевавшихся гвардейцев и постреливал по ним из охотничьей двустволки. Вот только толку от дроби было не много.
   - Тоже мне, полководец, - обиженно сказала Аня. Она очень расстроилась, что воздушный шар теперь неизвестно когда понадобится. - Полководец на коне, а этот на тракторе приехал.
   Тапок действительно приехал на тракторе, за которым тянулись волокуши с гвардейцами. Как мастеру Гоше удалось реанимировать древний ДТ-75, много лет ржавевший на окраине Главной Станции, оставалось загадкой. Но когда ополченцы Обсерватории увидели это рычащее, смердящее солярным выхлопом чудовище, они были полностью деморализованы и не смогли оказать сколь-нибудь достойного сопротивления. Тем долее, что Сапог и Сланец были командированы в Автопарк для агитационной и подрывной деятельности.
   Сейчас трактор скромно стоял на краю площади и, позорно бежавшее с поля боя командование ополчением, могли вдоволь налюбоваться кровавыми кишками на его гусеницах. Александр Борисович и Олег Олегович усердно молились, тётя Шура материлась, а Башмак, прекратив бессмысленную пальбу, укреплял хлипкую дверь валявшимися под ногами шлакоблоками.
   - Это очень удачно, что вы тут ремонт затевали, - сказал он, тяжело дыша.
   - Новый алтарь собирались возводить, - пояснил Олег Олегович. - Чтобы как у вас, на Главной Станции.
   - Новый алтарь, это то, что нам сейчас нужно, - сказал Башмак и Аня всхлипнула. - И Колесу помолиться, может патронов с картечью подкинет?
   - Вы, я смотрю, помирать что ли, собираетесь? - раздражённо спросил Завадский. - Так рано пока. Никто нас штурмовать не будет, никому мы не нужны.
   - Как это не нужны? - даже расстроился Башмак.
   - А так, - пожал плечами профессор. - Тапку не нужна победа, ему нужна война. Он дождётся, когда гвардейцы устанут от грабежа, парочку особо ретивых насильников и мародёров показательно вздёрнет и уйдёт обратно. Я уверен, он даже гарнизона не оставит, чтобы не мешать местным, ужаснувшись увиденным, идти походом на Главную Станцию. Мстить!
   - Зубами рвать буду, - равнодушно подтвердил Пятка.
   - И Автопарк присоединится, и Казармы с КПП, и воздушный шар не понадобиться, на карачках через пески поползут, чтобы кровью отплатить за смерть родных и друзей, - продолжал Завадский. - А Тапок будет поджидать, с каким-нибудь новым сюрпризом. Он переиграл нас, добился своего. Маховик войны запущен и такой войны в анклаве ещё не было.
   - Так ты и сам на войне настаивал! - крикнул Башмак. - А теперь не нравится? Вот это вот не нравится?!
   Шагатель ткнул пальцем в пролом, указывая на страшный трактор и тела убитых. Профессор подошёл к парню и, глядя ему в глаза, чётко произнёс:
   - Локальная операция и геноцид, это брат разные вещи. Мне не кровь нужна, а установка. С сывороткой у нас появится шанс выбраться в большой мир. Где море и горы. Ты же хочешь море и горы?
   - Я хочу, - закивал Башмак. - Мы вон Тапка уже спасли, чтобы море и горы увидеть.
   - Не надо было лезть с видеокамерой, надо было меня слушать, - зло ответил профессор и, уже успокаиваясь, добавил. - Учись корректировать планы согласно обстоятельствам.
   - Смотрите, - сказала Аня.
   Все подошли к пролому в стене и увидели как вдалеке, там где вовсю уже полыхали пожары, особенно зловещие в надвигавшихся сумерках, толпа людей на инвалидных колясках слушает человека, стоящего на двух ногах и оживлённо размахивающего руками.
   - Возмездие свершилось! - доносились отрывочные выкрики Тапка. - Никто не смеет вставлять палки в колёса. Будем безжалостны во имя истинной веры! Колесо проложит колею к лучшей жизни, так последуем новым путём. Сметём с дороги еретиков!
   - Ось! Ось!! Ось!!! - ревела толпа.
   Хоть и далеко до них было, но Башмак чётко увидел, как Тапок посмотрел сквозь застилавший площадь дым в сторону купола и усмехнулся.
   - Сейчас бы по Главной Станции ударить, - сказал Пятка. - Пока эти здесь развлекаются. Да ведь Сапог и Сланец не сообразят, дым увидят, сюда побегут.
   - Да, - задумался Завадский. - Самое время для диверсии. Но вот как диверсанта доставить? Воздушный шар мы так и не построили.
   Аня, при упоминании воздушного шара возмущенно фыркнула, а тётя Шура, которая опять возилась со своим уникальным креслом, пытаясь шпилькой для волос закрепить в совсем уже расхлябанном гнезде аккумуляторные блоки, сказала:
   - Могу подбросить. Но только в одну сторону. Аккумуляторы совсем дохлые, а чтоб не засекли, придётся на высоте идти.
   - Не пойдёт, - разочарованно сказал Пятка. Первый раз он проявил хоть какую-то эмоцию. - На обратном пути на Тапка как раз и наткнётся.
   Тогда Завадский посмотрел на Башмака и, как нечто само собой разумеющееся, спросил:
   - А обратно по трубе, да?
   - Ой, нет, - сказала Аня.
   - Александр Борисович, - не обращая на внучку внимания, профессор обратился к заведующему. - Каковы размеры восстановленной Спицами установки?
   - Вот такие размеры, - ответил заведующий, раздвинув руки на полметра. - Тяжёлая. В алтаре спрятана.
   - Ты даже можешь всю установку не тащить, - сказал Завадский. - Вытащи ионный облучатель. Такой из зеленоватого металла и с объективом как у фотокамеры. Это основная деталь. С ней я за пару дней установку воспроизведу. Самогонный аппарат на Обсерватории найдётся?
   - Штук двадцать, - заверил Пятка.
   - Отлично, - потёр ладони профессор. - Принесёшь облучатель, и через неделю у нас будет своя сыворотка жизни.
   - За сыворотку у пограничников можно будет много картечи выменять, - сказал Пятка.
   - Что? - удивился профессор. - А, конечно, конечно.
   А Башмак уже собирался. Распихал по карманам оставшиеся патроны, проверил ружьё, нацепил на пояс флягу с водой. Ему казалось он слышит шум прибоя и уже вдыхает воздух ледников. Аня тихонько плакала, а тётя Шура прогревала свой агрегат.
   - Как стемнеет, через вон тот пролом и сиганём, - она показала на дыру в потолке купола.
   - Вознесём же молитву, - сказал Олег Олегович, осеняя Башмака Ободом.
  
  
  
  
  
  ***
   После того как профессор Нуменко вытащил Сергея из бара и, закинув на платформу антиграва, отвёз в гостиницу, Серёжа не переставал на него дуться. Два литра пива способствовали меланхолическому настроению студента.
   - Я допускаю, что без коммуникатора ты остался по уважительным причинам и не вышел на связь по общественному каналу из опасения, что за тобой следят...
   - Чего там, опасения! - развязно перебил Соломатин научного руководителя. Он развалился в единственном кресле, закинув загипсованную ногу на журнальный столик. - Ещё как следят, можете даже не сомневаться.
   - Но почему ты не купил новый комм?!!
   - А чтоб вас, Юрий Петрович, подольше не слышать, - честно ответил Серёжа.
   - Что? - профессор задохнулся от такой наглости.
   - Я ж не дурак, я понимаю, что вы бы мне приказали сразу возвращаться. А я, между прочим, работаю, я целую подпольную сеть контрабандистов вскрыл, если хотите знать. И вообще у меня завтра скачок.
   - Что? - снова спросил Науменко, уже заинтересованно.
   - "Скачок" - как тупому пояснил Серёжа. - Так здесь называют нелегальный выход за периметр.
   Профессор крепко потёр вспотевший лоб, а Сергей полез в карман джинсов.
   - А вообще, вот, - сказал Серёжа, подавая профессору листок бумаги. - Убедитесь, я работал. Извините, что от руки, не хотел в электронном виде оставлять.
   - Декану филологического факультета Университета Генетической Социологии профессору Юрию Петровичу Науменко студента четвертого курса Сергея Соломатина докладная записка, - с издевательским выражением прочитал Науменко. Но потом, видимо текст увлёк его, он нахмурился и только шлёпал губами, разбирая рукописные каракули Сергея. И лишь в конце снова начал читать вслух, но уже не ёрничая, а вдумчиво и печально.
   "... Также ввиду крайней скудности наличествующего исходного материала не поддается убедительному лингвистическому анализу
  ни один из неологизмов резервации "Колесо".
   Общеупотребимые среди аборигенов обозначения социальных групп вызывают лишь недоумение, как в своей этимологии, так и в семантике. С большой долей вероятности можно предположить, что лексема "ары" имеет в своей основе слово "аристократия", "лебы" соответственно "плебеи" или, что тоже вероятно "лаборанты". А вот этимология "ахт" наверняка прослеживается от древнеофисного - "вахтёр".
   Не вызывает сомнения лишь происхождение самого понятия "Колесо" и культа с ним связанного. Из сохранившихся в архиве Санитарной службы документов известно о работе "Комиссии по легализации социопативных мутантов". От названия этой комиссии и произошла аббревиатура КоЛеСоМ. Очевидно, что члены комиссии и стали первыми жрецами (спицами) еретического культа.
   Для составления хотя бы элементарного словаря жителей резервации нам необходимы прямые контакты с аборигенами, но они, как Вам хорошо известно, категорически запрещены Санитарной службой. При попытке прорыва блокады аборигенами, как мне стало известно, их просто расстреливают из пулемётов, а выжившие навсегда, как Вы понимаете, пропадают в карантине СС и не могут уже стать для нас источником бесценного лингвистического (а может и генетического!) материала.
   Юрий Петрович! Убедительно прошу Вас употребить всё имеющиеся политическое влияние для того, чтобы убедить представителей Санитарной службы в необходимости снятия вековой блокады с резервации если и не для лингвистико-генетических исследований, то хотя бы во имя борьбы с омерзительным культом и утверждением истинной веры в Великий Квадрат, тень Куба на Земле.
   Готов лично в качестве миссионера нести "колесникам" знание о Квадрате и Углах Его. Во имя Квадрата, тени Куба на Земле и Углов их. Число, подпись..."
   Профессор уронил листок, схватился за голову и простонал:
   - Ох, Серёга, что же я наделал, старый дурак.
  
  ***
   Никогда ещё Башмак не трусил так, как во время безумного ночного полёта с тётей Шурой. Он сидел скрючившись сзади и со всех сил цеплялся руками за поручни кресла, а тётя Шура весело ерзала у него на коленях и лихо крутила джойстик управления. Она очень резко набрала высоту, уходя из поля зрения возможного наблюдателя, и так же стремительно ушла в пике с выключенным движком, экономя заряд энергии. Башмак почувствовал, как к горлу подступает съеденный ужин, зажмурился и очень захотел помолиться Колесу. Или демонам Запретных земель. Или хоть кому, кто сможет наверняка поручиться, что они нормально долетят до Главной Станции, а не шмякнутся об землю навозной лепёшкой.
   Но постепенно свист ветра в ушах стал затихать, уже не крутило кишки перепадами высоты и Башмак понял, что они приземляются.
   - Сомлел, фраер? - спросила тётя Шура, тыча Башмака в грудь острым кулачком. - Ты глаза-то открой.
   Башмак открыл. Они приземлились на окраине Главной Станции, как раз в том месте, где тропа над теплотрассой уходила прямо на Подстанцию и дальше в Запретные земли. Труба горячая, прогревает песок, некстати подумал Башмак, поэтому грунт над ней твёрдый. И ещё подумал, что надо Любовь Петровне долг занести, а то нехорошо получается. Не по шагательски.
   - Немного недотянули, - виновато сказала тётя Шура, неверно истолковав молчание Башмака. - Сдохли аккумуляторы. Поспешать тебе надо, парень, пока темно.
   - Конечно, - сказал Башмак, выбираясь из кресла. Ноги у него дрожали точь в точь как у Паркинсона, пока тот себе сыворотку жизни не вколол.
   - Иди огородами, - сказала тётя Шура. - Там может, только на ахта какого-нибудь наткнёшься. Ну, шуганёшь его. К Лабораториуму подходи с тени, чтоб луна тебя не засветила. Не мне тебя учить, короче.
   - Да, я пошёл.
   - Удачи.
   Башмак сделал несколько шагов в сторону городка, но тут же вернулся.
   - Постой-ка, тётя Шура, - мозги у него после полёта наконец встали на место, и он начал соображать. - А ты сама как же?
   - Пойду потихоньку к Обсерватории, - бодро ответила тётя Шура. - Ты не один у нас шагатель.
   - И прямо на Тапка нарвёшься!
   - Что ты за меня переживаешь? - зло спросила тётя Шура. - Думай лучше, как облучатель стырить и не спалиться.
   - Нет, так не пойдёт, - твёрдо сказал Башмак. - Ты ведь не дойдёшь просто! Ты же не представляешь как это - по пескам, ночью, одной, без лыж... Давай так. Давай я тебя прямо домой провожу, там у себя и отсидишься.
   Тётя Шура молча смотрела на него и печально улыбалась.
   - Ну не могу же я тебя здесь бросить! - воскликнул Башмак.
   - Домой мне нельзя, ты сам это понимаешь, - сказала тётя Шура. - И я, Башмачок, море уже видела. Оно красивое. Поэтому иди и не оглядывайся. И когда облучатель добудешь, крепко подумай, что с ним делать.
   Башмак стоял в полной растерянности, а тётя Шура посмотрела ему прямо в глаза и очень твёрдо сказала:
   - Иди.
   И тут Башмаку в голову пришла спасительная мысль.
   - Не ходи к Обсерватории! Дождись рассвета, первые лучи высветят в зыбучке тропинку. Она прямо к Подстанции тебя приведёт. Тут совсем рядом. Там у Малинниковых спрячешься. А я на обратном пути за тобой зайду.
   Башмаку очень понравилось, как ловко он всё придумал и тётя Шура тоже согласно кивнула.
   - Точно, - сказала она. - Пойду на Подстанцию. Видишь, как всё просто, а ты боялся. Давай, двигай ластами.
   Башмак лихо развернулся и рванул к Главной Станции, но постепенно, незаметно для себя, шёл всё медленнее и медленнее. Куда, во Имя Колеса, я её послал, думал он. Какая к демонам, Подстанция? Она же не дойдёт. Нипочём не дойдёт. В зыбучке завязнет, наверняка. Но внутри него настойчивый голос твердил - море, горы, море, горы. Море и горы. И он шёл и не оглядывался. Ему только казалось, что песок нынче какой-то необычно вязкий, уж очень тяжело ноги было передвигать профессиональному шагателю.
  
  ***
   Серёжа не стал спорить с профессором, когда тот потребовал "немедленно убираться из этой клоаки, пока нас самих не пристрелили", а просто притворился спящим. Дождался, пока Науменко не отправился на заправку, а заправить тачку "люкс" в такой глуши было делом непростым, и сломал гипс на ноге стойкой торшера. Торшер он сломал ещё раньше. Упал на него.
   Нога была в порядке, немного побаливали связки в колене и сам сустав скрипел как несмазанный, но в целом военные медики оказались на высоте. Подхватив уже собранный рюкзак, Сергей подумал, а не оставить ли профессору записку и решил не заморачиваться. Пусть поволнуется толстяк, меньше будет истерить, когда Соломатин вернётся с результатом, на основании которого можно будет делать хоть сколь-нибудь обоснованные научные выводы.
   Новые друзья ждали в условленном месте в условленное время. Сейчас, эти компанейские мужики из бара, переодевшиеся в камуфляж, были непривычно серьёзны и к тому же абсолютно трезвы. А ещё Серёжа не помнил, как их зовут. Нет, они само собой представились при знакомстве, но в дальнейшем обращались друг к другу исключительно "Эй" и "Слышь, Чудило". Впрочем, и Сергея они по-свойски называли просто "Студент".
   - Готов, Студент? - обойдясь без приветствия спросил Эй, горбоносый очкарик интеллигентного вида.
   - Готов, - сказал Сергей.
   - Ну, почапали, - сказал Чудило, лысый коротышка с рожей уголовника. Великий Квадрат нам в помощь, подумал Соломатин, и они почапали.
   В детстве Серёжа видел старинный фильм про парней, которые на древней войне ходили в разведку через линию фронта. Там очень живописно было показано как группа пробиралась под обстрелом через минное поле, как ребята резали колючую проволоку штык-ножами, а после долго шли по болоту, утопая по грудь в густой жиже. Ещё за ними гонялись с собаками. И Сергей внутренне готовился к подобным испытаниям, когда собирался на "скачок". Но ничего этого не понадобилось.
   Они просто очень долго шли в темноте и было совершенно непонятно как Эй и Чудило угадывают верное направление. Соломатин только видел перед собой спину в камуфляже и даже не знал, чья она, эта спина. У Серёжи разболелась нога и, он уже собирался просить о привале, но неожиданно попутчики сами остановились и побросали рюкзаки на землю.
   - Пришли, - сказал Эй. - Здесь рассвета подождём.
   - Ничего не вижу, - растерянно сказал Серёжа.
   - Вот чудило, - сказал Чудило. - ПНВ включи.
   Ругая себя последними словами, Сергей включил прибор ночного видения, огляделся и спросил:
   - А когда мы будем в резервации?
   - Мы уже в ней, студент, - сказал Чудило.
   - Вот же чудило, - сказал Эй.
   Сергей ещё раз внимательно поглядел по сторонам. Вот она - резервация! Мечта детства. Самое загадочное место на Земле. Бескрайние пески и бесконечные дюны. Точно такие же какие он мог наблюдать из окна гостиницы. И только на горизонте виднелся силуэт какого-то полуразрушенного купола. Романтика, блин.
  
  ***
   Гвардейцы во главе с Тапком, как и предсказывал Завадский, убрались из Обсерватории довольно быстро. Завели трактор и с песней "Тапок наша Ось, с ним всё удалось!" двинулись обратно на Главную Станцию. На площади они прикрепили издевательский плакат - "Не минует подобная кара укрывателей еретиков Паркинсона и Башмака!". Сапог и Сланец привели из Автопарка небольшой отряд сагитированных шагателей, пять человек. Сейчас они убирали трупы с площади, а пожары пытались гасить уцелевшие колесники.
   - Уйти мне надо, - сказал Пятка профессору, когда они отволокли с площади тело пожилой арки и примерялись, как половчее ухватить мёртвого ахта с размозжённой головой. Как надо было лупит ахта, чтобы расколоть ему толстенную черепную коробку, было непонятно.
   - Самое время, - недовольно ответил Завадский и схватил ахта за плечи, стараясь не задеть руками кровавую кашу. - За ноги, за ноги бери!
   - У меня встреча. С пограничниками. Надо с ними перетереть про наши дела. Про сыворотку рассказать, патронов заказать.
   - Ты вот что! - профессор разжал руки и тело бедного ахта шмякнулось на мостовую. - Ты им пока ничего не рассказывай.
   - Отчего же? - подозрительно прищурился Пятка. Ему всё чаще стала отказывать его невозмутимость.
   - Неизвестно ещё удастся ли Башмаку облучатель добыть, - пояснил Завадский. - А ты наобещаешь, заказ сделаешь, а потом рассчитываться нечем будем.
   - Да, - согласился Пятка. - Это ты правильно говоришь. Но идти всё равно надо. Старый заказ пограничникам отдать, плату забрать. Вообще с ними встречу пропускать нельзя, обидчивые очень.
   - Я всё хотел спросить, что вы им продаёте?
   - Кровь.
   - Кровь? - изумился профессор.
   - Да. Понемногу. В пробирках, - пояснил Пятка. - Поначалу они непременно кровь шагателей спрашивали. Но после стали заказы делать и на кровь аров, и на кровь лебов, а в последнее время совсем избаловались - принеси, говорят, кровь ахтов, которые лучше всего рисовать умеют. А не надо, спрашиваю, которые больше всех палок за ночь кидают? А пограничники, серьёзно так - может и пригодится, но чтоб без обмана, должна быть точная информация.
   - Понимаю, - задумчиво сказал Завадский. - Они выявляют у колесников наличие уникальных генетических маркеров.
   - Чё? - спросил Пятка.
   - Ничё, - ответил профессор. - А ты меня с собой можешь взять?
   - Ну, пойдём, - снова равнодушно ответил Пятка. - Тут недалеко они ждать будут. На рассвете и двинемся. Пошли собираться, что ли?
   Они оставили несчастного ахта лежать на мостовой, и пошли собираться. И в застывших глазах трупа отражался затухавший пожар. И Аня подошла и вытерла слёзы, и сложила ему руки на груди, и, ухватив за ворот порванной рубахи, потащила его с площади. И нестерпимо воняло палёным мясом. А Пятка на ходу рассказывал Завадскому:
   - Про маркеры я тебя не очень понял, конечно, но когда они первый раз кровь аров попросили, я тоже типа пошутил - себе, говорю, вольёте, чтоб такими же умными стать? А он мне, очкастый такой - "уровень интеллекта аров на самом деле ниже среднестатистического за Запретными землями". Понял? Среднестатистического, твою мать.
   - Это как раз не удивительно, - пожал плечами профессор. - Умственные способности аров строго унифицированы. Гораздо интереснее, зачем понадобился генетический материал ахтов и лебов.
  
  ***
   Башмак долго пробирался огородами к зданию Лабораториума, нырял в тень, полз по сырому песку, калеча чьи-то грядки, цеплялся ружьём за кусты картошки. Но Главная Станция словно вымерла после ухода гвардейцев в карательный поход на Обсерваторию. Нигде в окнах не горел свет, не проезжали загулявшие прохожие, которых совсем недавно так любила гонять стража заведующих.
   Крадучись, Башмак зашел в Лабораториум. Молитвенный зал в свете луны выглядел таинственно, и шагателю стало не по себе. Он никогда не был особенно религиозен, но лезть в алтарь, место, которое как ему внушали с детства, было хранилищем древних реликвий, всё же не спешил. Сначала на всякий случай прочёл молитву Всепрощения Колеса, потом усмехнулся, вспомнив, как часто последнее время убеждал Аню в том, что Колеса нет и все эти молитвы просто глупости. Уже ёрничая, осенил себя Ободом Колеса и взялся за крышку алтаря. Потянул, сдвигая со скрежетом бетонную плиту, приподнял и отставил в сторону. В глубокой нише стояло устройство, действительно напоминающее навороченный самогонный аппарат. И он работал. От него ощутимо тянуло теплом и приторным сладковатым запахом. Башмак посветил фонариком и разглядел в переплетении металлических трубок блок ионного облучателя. Зелёного, как и говорил Завадский.
   Башмак залез руками по локоть в "аппарат для получения благодати" и стал выворачивать, выкручивать сердцевину, не обращая внимания на рвущиеся провода и плеснувшую желтоватую жидкость. Он так увлёкся, что не сразу услышал скрип колёс и приглушённые голоса. Кто-то подъезжал к Лабораториуму. И не один. Башмак затравленно оглянулся. За алтарём тянулся тёмный коридор, по которому Александр Борисович водил его когда-то к заведующим. Ещё раз туда Башмака можно было загнать только под дулом пистолета. Шагатель быстро сунул в алтарь ружьё и кряхтя, подхватил тяжеленую крышку. Подвинув задницей аппарат, уселся внутри алтаря, осторожно накрыв себя бетонной плитой. Замуровался, подумал он.
   - Потому что возле стратегического объекта всегда пост выставляется, - послышался до омерзения знакомый голос. Это ж Андрюшка Кулешов, сообразил Башмак. - Мало ли, что Тапок не приказывал? Я командир роты, я приказываю!
   Ишь ты сучёнок, уже командир, подумал шагатель, устраиваясь поудобней. В спину кололи, им же оборванные провода, и ноги пришлось поджать, но в целом было терпимо, можно переждать какое-то время. Главное, воздух внутрь алтаря свободно проникал через широкую щель под крышкой. К этой щели и приник, изгибаясь, Башмак. И услышал:
   - Пост будет круглосуточный, трехсменный, - втолковывал Кулешов двоим угрюмым гвардейцам. В темноте лиц было не разглядеть, но один показался Башмаку знакомым. Коля-кондитер, что ли?
   - Смена-то через сколь, командир? - спросил Коля у Кашина.
   - Через четыре часа, - важно ответствовал Андрюшка и величественно удался, скрипя несмазанными колесами.
   Матерясь, караульные подъехали к алтарю, и вскоре шагатель услышал стук игральных костей по крышке. Это я надолго застрял, понял Башмак. Стало грустно.
   Он долго лежал, свернувшись калачиком, в темноте и тишине, нарушаемой лишь постукиванием костей да негромкими репликами гвардейцев:
   - Ямб по ходу!
   - Каре.
   - Фул в свободу запишу.
   Устав мечтать о пожаре, землетрясении или иных стихийных бедствиях, которые бы согнали караульных с поста, Башмак вспомнил о коммуникаторе, подаренном ему Серёжей. Отключив звук, долго любовался на картинки природы, животных и спортивные состязания. А потом ему и вовсе стало скучно, и он решил снять блокировку, установленную Соломатиным. Нужно было подобрать пароль. Перебирая варианты, он с третьего раза, усмехнувшись, набрал на сенсорной клавиатуре "резервация". Сразу включилась функция телефонии и на экран высыпались не отвеченные вызовы. Больше всего было от какого-то Науменко. И от Наташи. И от мамы.
   А потом он нашёл новостной канал с субтитрами и увидел заседание Мирового Совета, где готовилось принятие закона о лишении социальных субсидий граждан, уличённых в недоносительстве о не ревностном соблюдении Углов Квадрата. Потом он увидел торжественный обряд Возведения в Квадрат подростков, достигших линейного возраста. Потом процедуру придания кубообразности зеленым насаждениям в городских парковых зонах. После лекции бойкого искусствоведа о недопустимой плавности очертаний античных статуй, ему очень захотелось взглянуть на Венеру Милосскую, которую так и не показали. А потом был суд над еретиками и казнь на кубе, после которой Башмак отключил комм. Ему хотелось как следует проблеваться. Вот такие, значит у вас моря и горы, думал он, потрясённо хлопая глазами в темноте.
   Он не сразу обратил внимание, что уже длительное время не слышит постукивания игральных костей по крышке алтаря. Вместо этого доносилось тихое монотонное бормотание. Шагатель осторожно выглянул в щелку. А, понятно. Гвардейцы отъехали в сторонку, чтобы не мешать молящейся. А кто это приехал Колесу молитву вознести? Башмак пригляделся и узнал. Это же, как её, Азарова, ну, жена мэра, тьфу, вдова теперь. Людмила Степановна! Он вспомнил её, хотя видел всего пару раз. Красивая, еще не старая, гордая арка за несколько дней превратилась в седую уродливую каргу с фанатично горящими глазами.
   - Будьте прокляты, - снова и снова повторяла Людмила Степановна. - За мужа, за дочь, проклинаю вас, убийцы. Будете гореть в знойных пустошах и демоны сожрут вашу печень. Проклинаю вас и детей ваших, и внуков ваших. Колесо праведное, к тебе взываю, покарай убийц.
   Она замолчала, подавилась рыданием и со стоном выдохнула:
   - Леночка, доченька моя, умница, красавица...
   Вытирая лицо платочком, Людмила Степановна стала разворачивать коляску и Башмак, прижав губы к щели, зашептал:
   - Ари Люда! Погодите, не уезжайте. Это я, Башмак! Шагатель. Я здесь, в алтаре, внутри.
   - Башмак, - испуганно спросила Азарова. - Зачем ты туда забрался? Грех-то какой!
   - Ари Люда, я от гвардейцев прячусь. Они убьют меня, если поймают. Мы с Паркинсоном войну им объявили.
   - Никого они больше не убьют, - твёрдо сказала Любовь Степановна. - Колесо не допустит больше такого зверства.
   - Колесо, конечно не допустит, - сказал Башмак. - Но пока Колесо докатится, мне бы выбраться отсюда, а то я подохнуть могу от обезвоживания.
   - Посиди пока, - коротко подумав, сказала Азарова. - Я придумаю, как их отвлечь, чтоб ты выбраться смог.
  
  ***
   - Ой, не могу, - ржал Чудило и Серёже было обидно, что им же нанятые проводники над ним же потешаются. - Ты, в натуре, думал здесь как в книжках Левицкого: мутанты, артефакты, аномалии там всякие?
   - Нет, он у нас парень интеллигентный, - издевательски серьёзно возразил Эй. - Он наверняка Фенимором Купером зачитывался.
   Серёжа покраснел и не нашёлся, что ответить. Он и действительно в детстве недолюбливал Левицкого из школьной программы, а предпочитал книжки про индейцев. В университете, конечно, он заново пересмотрел свои предпочтения и понял философскую глубину произведений этого древнего классика, но детская любовь была приятна, и он иногда перечитывал "Пионеров" или "Прерию".
   Солнце уже показалось над горизонтом, когда отбрасывая на дюны длинные резкие тени, подошли Пятка с Завадским. Эй и Чудило с подозрением разглядывали профессора, Пятка в свою очередь недовольно уставился на Соломатина.
   - Студент это, - наконец пояснил Эй. - Стажёр.
   - Практикант, - уточнил Чудило.
   - Студент? - пренебрежительно спросил Пятка. - А у меня профессор.
   Завадский важно кивну, да, дескать, профессор и, контрабандисты приступили к бартеру. Пятка достал из рюкзака контейнер с пробирками, а Чудило выгружал на песок из двух рюкзаков патроны, батарейки, лекарства и консервы. Шагатель и Эй стали торговаться, а профессор, пользуясь заминкой подошёл к Серёже.
   - Здравствуйте коллега, - сказал Завадский. - В какой области подвизаетесь?
   - Филолог я, - смущаясь, ответил Соломатин. - Лингвист.
   - Структуральный? - уточнил Завадский.
   - Социальный.
   - Завадский, Виталий Викторович. Профессор социологии, - умышленно чопорно представился Завадский.
   - Ой, и правда, коллеги, - обрадовался Серёжа. - Меня Сергей зовут. Сергей Соломатин.
   Они пожали друг другу руки. В это время Пятка начал шумно выражать недовольство качеством товара, а Эй и Чудило вяло отбрехиваться:
   - Этих фрикадельков рыбных у нас самих завались, у нас их даже ахты не жрут! - негодовал Пятка.
   - Закормили совсем, - позавидовал Эй. - Мне бы так.
   - Нет, ты скажи, лосось где? Я же прошлый раз говорил, на лосось менять буду!
   - Лосось на нересте сейчас, - заверил Чудило. - Не сезон.
   - Ну, хоть сайры бы принесли! Нет, я так отказываюсь. Вертайте пробирки взад!
   Пятка стал выбрасывать из своего рюкзака на песок банки рыбных консервов и батарейки, а Чудило, переглянувшись с Эйем, вытащил ещё пару упаковок патронов. Пятка задумался.
   - А вот скажите, Серёжа, - профессор взял Сергея под руку и не спеша повёл в сторонку от контрабандистов. - К примеру, кто сейчас Председатель Мирового Совета?
   - Рафаэль Вебстер, адепт Квадрата седьмого уровня.
   - Седьмого?
   - Да.
   - А сколько же всего уровней? У адептов Квадрата.
   - Всего восемь, как и углов у Куба, но за всю историю конфессии высшего уровня посвящения достигли только трое.
   - А как давно существует конфессия?
   - Более ста лет.
   - И наверняка наиболее социально ответственные индивидуумы носят звание Углов Квадрата?
   - Углы Квадрата светская власть, духовенство - Углы Куба.
   Серёжа был поражён, как быстро схватывает этот старик особенности неизвестной ему до этого реальности. Он напоминал кубоголового мудреца из детской сказки, вот только голова у него была совершенно обычная, даже не лысая, несмотря на явно более чем преклонный возраст, и даже не седая. Соломатин почувствовал, наконец, прикосновение к тайне, которой он так желал, когда он мечтал о резервации. Ему захотелось поговорить с этим аборигеном о его жизни, о языке, на котором он разговаривает, о нелепом Колесе, в которое может быть верует, узнать его чувства и мысли, но Завадский заговорил о вещах более прагматичных.
   - Скажите, Серёжа, - сказал профессор. - А у вас есть возможность передать от моего имени очень важную информацию кому-нибудь из Углов?
   - Мой научный руководитель дружит с членом Мирового Совета, - с гордостью ответил Соломатин.
   - Отлично. Передайте дословно - есть положительный результат по образцу 87-579. Пусть посмотрят в архивах. Это важно.
   - Восемьдесят семь, пятьсот семьдесят девять, - повторил Серёжа. - Я запомню.
   - И ещё передайте, что цена - эвакуация из резервации четырёх человек.
   - Вы хотите выйти? - поразился Сергей. - Разве вам тут так плохо?
   - У нас здесь бывает очень невесело, - сдержанно ответил Завадский.
   - У нас там тоже не всегда праздник. Про Куб я вам рассказал, но вы не представляете, насколько это серьёзно.
   - По мне, что Куб, что Квадрат, что Колесо. Да хоть треугольный параллелепипед! Лишь бы вырваться отсюда.
   - Вы так никогда не говорите! - испугался Серёжа. - Я человек не очень религиозный, но Церкви Единственоподлинной Веры такие шутки совсем не одобряет. За это убить могут.
   - Даже так? - удивился профессор.
   - Ещё как, - заверил его Соломатин. - И ещё знаете, что? Я не представляю, какой такой этот образец 87-579, но вас не выпустят. Даже не надейтесь. Для общественного мнения вы страшное пугало. Смертельно опасное. В последние дни я убедился, что степень изоляции не такая уж высокая, как представляется со стороны, но всё равно, дальше карантина Санитарной Службы вы не попадёте.
   - Что ещё за карантин? - удивился Завадский.
   - Про это даже говорить не хочется, такая это гадость.
   - И всё же я попытаюсь. У нас просто нет иного выхода. Так что очень вас прошу, выполните мою просьбу.
   - Я выполню, - пообещал Серёжа.
   - Жаль, что связаться с вами никак не получится.
   - А вы случайно не знакомы с парнем по кличке Башмак?
   - Очень хорошо его знаю.
   - Прекрасно, - обрадовался Серёжа. - У него мой коммуникатор. Я своим звонком разблокирую его, и мы сможем поговорить.
   - Но все сигналы над территорией резервации уже много лет надёжно глушатся, - возразил Завадский.
   - Это комм последнего поколения, на него сигнал пройдёт, - заверил Соломатин.
   - Профессор, не поможешь? - позвал Пятка, кивая на два нагруженных рюкзака.
   Завадский молча пожал руку Сергею и, взвалив на себя рюкзак, пошёл в сторону Обсерватории.
   - Ну, бывайте, пограничники, - сказал Пятка и, махнув рукой, пошёл вслед за профессором.
   - Пограничники? - удивлённо спросил Серёжа. - Так значит это вы - пограничники?
   - Студент, сколько раз я тебе говорил - надо закусывать, - сказал Эй. - Мы уже сто раз тебе говорили, что мы пограничники!
   - Такой молодой, а уже память отшибает, - огорчился Чудило. - Завязывать тебе надо.
   - Но почему вы пограничники?
   - Да потому, что через границу ходим, через периметр, - терпеливо пояснил Эй. - У нас весь посёлок пограничники.
   - Нет! - зло возразил Чудило. - Пограничники, потому что вся жизнь наша на грани. Сегодня ты живой, а завтра с патрульной пулей в брюхе валяешься на песке или в карантине СС на допросе. Вот так.
  
  ***
   Людмила Степановна всё подливала караульным и печально приговаривала:
   - Помяните ребятушки. Доченьку мою красавицу и мужа убиенного.
   Гвардейцы расположились прямо на пандусе Лабораториума и, проклиная Кулешова, который почти за сутки так ни разу и не прислал обещанную смену, быстро напились. Они закусывали бутербродами с ливерной колбасой, щедро сдобренными горчицей, крутыми яйцами и, хрустя луком на зубах, бормотали:
   - Земля пухом.
   Поллитровку бойцы приговорили минут за двадцать и Башмак уже опасался, что если и дальше они будут придерживаться такого темпа, ему придётся уходить, не дождавшись темноты. Так и вышло. Людмила Степановна открыла вторую бутылку. Это был не самогон, а купленная в Даре Колеса "Исконная".
   - Давай с нами, Степановна, - пьяно сказал Коля-кондитер. - Чего ты? Помянуть!
   - Пейте, пейте, - ответила Людмила Степановна. - Мне нельзя, диабет у меня. Вот пирожков с картошечкой отведайте.
   - Хороши пирожки, - одобрил Коля и посетовал, - у меня такие румяные никогда не выходят. Или пригорят, или сыроваты. Никак с пропорцией не угадаю!
   Его собутыльник мелко задрожал, схватился за голову и повалился из коляски на пол. Громко застонал, тонкие ноги скрутила судорога. Коля испуганно отставил стакан.
   - Чего это? - испуганно спросил он, а Людмила Степановна тут же долила его всклень и снова сунула кондитеру в руку.
   - Должно быть, колбаса просроченная, - ужаснулась она. - На такой жаре долго ли ей протухнуть?! Пей быстрее, чтобы яд из организма вывести.
   Коля выпил, давясь и кося глазом на уже затихшего приятеля, откинул голову на спинку кресла, часто и хрипло задышал, лицо его сильно покраснело.
   - Сука, - прошептал он.
   - Прямой тебе колеи, убийца, - сказала Людмила Степановна.
   - Я не убива... - не договорив, Коля перестал дышать, уставившись мёртвыми глазами в дырявую крышу Лабораториума.
   - Башмак, немедленно вылезай из алтаря, - строго сказа Людмила Степановна. - Быстро!
   Но быстро у Башмака не получилось. Увидев, что охранники отключились, он и без понукания сразу начал выбираться. Но руки и ноги у него так затекли, что крышку алтаря он смог сдвинуть только спиной и, перевалившись через край, встал на четвереньки. И так прямо и дополз до раскладного столика с закуской, схватил пирожок и бутылку с минералкой.
   - Ловко ты их, - сказал Башмак с набитым ртом. - Скоро очухаются?
   - Не очухаются, - сказала Людмила Степановна.
   - Как же?
   - Я их отравила.
   Башмак поперхнулся, уронил надкусанный пирожок, сплюнул.
   - Чем? - тупо спросил он.
   - А инсулином, - ответила Людмила Степановна и улыбнулась.
   От её улыбки шагателю стало так жутко, что кое-как подхватив из алтаря ружьё и рюкзак с облучателем, он быстро поковылял к выходу. Вывалившись на раскалённую жарой площадь, шагатель не таясь, прямо по центральной улице, побежал. Пробегая мимо мастерской Гоши, крикнул:
   - Ты гнида, трактор починил?!
   - Я! - сразу зло отозвался Гоша из глубины кузницы, как будто сидел и ждал, когда его спросят. - И чё теперь?
   - Ну, тебе за это дело непременно кишки выпустят! - пообещал Башмак и побежал дальше.
   Уже на окраине наткнулся на группу гвардейцев, вооруженных вилами. Дуплетом поверх голов шуганул тех, что пытались выехать ему навстречу. И перезаряжая на ходу, понёсся по дюнам, не выбирая пути.
   - Вон он! Вон побежал, - голосили сзади гвардейцы, однако ничего не предпринимали.
   А шагатель, сообразив, что огнестрельного оружия у них нет, в темпе двинулся к Подстанции. Ему как можно скорее хотелось уйти от двух трупов в Лабораториуме и страшно улыбающейся Людмилы Степановны. Как угодно пускай Завадский договаривается, думал Башмак, но бежать из резервации! Теперь облучатель в рюкзаке, а за него все эти квадратопоклонники, что хочешь сделают. К демонам Тапка с его войной и форсированной эволюцией. Взять Аню и поехать в горы. А профессор пускай живой водой торгует. И найти этого парня, Серёжу. Хороший вроде бы парень, на первых порах поможет.
   Солнце клонилось к закату и высветило тёмное пятно зыбучки как раз в тот момент, когда Башмак наступил туда всем весом. Сразу, двумя ногами ухнул по пояс в жидкий песок и задёргался, зная, что нельзя этого делать ни в коем случае и сразу провалился по грудь, и почувствовал, что его затягивает, затягивает... Он попытался вытащить руки из лямок рюкзака, провалился уже по шею и почувствовал, что сидит на чём-то твёрдом.
   - Труба! - сообразил он. - Милая ты моя, сука ржавая, как же я тебя люблю.
   Он бежал к Подстанции по самому короткому пути, по прямой, туда, где пролегала древняя теплотрасса, которая уже однажды спасла Аню, а теперь и его уберегла от гибели. Вот только Аню он прошлый раз откопал лыжами, а сейчас у него с собой ничего, чем можно было бы разгрести давящий на грудь песок.
   Осторожно, чтобы не дай Колесо, не соскользнуть с покатой поверхности, он начал ладонями отгребать песок от лица. Очень медленно ему удалось освободить себя до пояса, но дальше дело не пошло. Подлый песок быстро высыхал на поверхности и снова тонкими ручейками стекал в ямку, где сидел шагатель. Тогда он сменил тактику и стал, хватая песок в пригоршню, выбрасывать его как можно дальше от края. Башмак совсем обессилел, когда ему удалось расчистить под собой небольшой участок трубы. Он смог устроиться поудобней, но не представлял, как теперь выбраться из ямы, над которой торчала его бестолковая голова - края осыпались при малейшем прикосновении.
   Ему очень хотелось пить и есть, он всё время вспоминал недоеденный пирожок Людмилы Степановны. В надежде найти что-нибудь съестное он покопался в рюкзаке и наткнулся на коммуникатор. Кино что ли посмотреть, пришла в голову идиотская мысль, и Башмак засмеялся. Он смеялся и никак не мог остановиться. А ведь сдохну здесь, подумал он, уже хохоча и, схватив ружьё, выстрелил в ненавистную трубу.
   Дробь пробила древнюю ржавь и даже выломала небольшой кусок металла. Как безумный Башмак начал перезаряжать ружьё и стрелять, раз за разом расширяя отверстие. От неосторожных движений песок хлынул в яму и шагатель, расстреляв все патроны, руками ломал искромсанные края дыры. В кровь обдирая спину, он втиснулся в трубу, потянул за собой рюкзак и песок широким потоком отрезал его внешнего мира. Подумал - это хорошо, что у меня башка не такая здоровенная как у аров, а то бы не пролез.
   Башмак отдышался, включил фонарик и пополз вперёд. Он полз и полз, и от жажды и голода у него уже совсем плохо работала голова. Ему казалось, что скоро, за поворотом, он наткнётся на Серёжу Соломатина, который лежит там со сломанной ногой и умирает от жажды. А воды-то у меня нету, думал Башмак, и ему становилось невыносимо грустно.
   Но за поворотом он наткнулся не Серёжу, а на стену слежавшегося песка, наглухо перегородившую трубу.
   - Откуда? - вслух спросил Башмак. - Песок сзади остался, я же не мог назад повернуть?
   Он похолодел от ужаса, когда подумал, что провалился в какую-то другую трубу, про которую не знал Завадский, и которая кольцом проходит под зыбучими песками. Но потом понял, что это не так.
   - Это же я тут прошлый раз кислотой дыру прожигал, - с отчаянием сказал Башмак. - А теперь её песком затянуло.
   Он повернулся, лёг поудобней на исцарапанную спину и закрыл глаза. Ему стало всё равно.
  
  ***
   Полковник Супогреев давно не был так счастлив. Сегодня он ещё раз убедился, что сделал правильный выбор, когда перешёл из армии в ведомство Санитарной Службы. Правда, ему для этого пришлось вступить в партию Углоединства, но это дало возможность заниматься любимой работой. А любимой работой Супогреева была война. В мире, где объединёнными нациями правил Мировой Совет, армейская служба превратилась в фарс. Единственной реальной работой занималась СС, выкорчёвывая на планете редкие очаги инакомыслия и ереси.
   Именно под командованием полковника Санитарная Служба в последние годы провела ряд блестящих операций по ликвидации вспышек древней заразы - полузабытых культов, либеральных идеологий и нелепых экономических доктрин. Но сегодня впервые в истории СС был введён "красный код". После того, как кто-то из пограничников пальнул в санитаров из дробовика, люди Супогреева открыли огонь на поражение. Это был праздник. Даже в прошлом году, при штурме нелегального завода, использовался "жёлтый код", а сейчас "санитары" получили санкцию на тотальное уничтожение.
   Супогреев лично руководил зачисткой. Он с удовольствием, пробив стеклянную витрину, закинул гранату в бар. Внутри громыхнуло и полковника, спрятавшегося за бетонным столбом, обдало стеклянной крошкой. Весело матерясь, он отряхнулся и махнул рукой двум автоматчикам, увлекая их за собой. Они скорым шагом пошли по главной улице посёлка, осматривая хаос, царивший повсюду после рейда истребительной роты. Выбитые окна и двери, стены в пулевых отметинах, трупы. И ещё трупы. И ещё.
   Возле гостиницы, нелепо завалившись на одно крыло, догорал гиперфлаер. Супогреев остановился, вспомнив о маленьком поручении, которое ему навязал Председатель Научного Комитета при Мировом Совете.
   - Где? - спросил он у ближнего к нему автоматчика. - Профессор этот хренов. Где?
   - Как приказано - спеленали, в номере отдыхает, - доложил спецназовец.
   - Покажи, - приказал полковник.
   Они прошли в номер Серёжи, где хлюпая в кровь разбитой физиономией, на полу сидел профессор Науменко. Правой рукой он был пристёгнут к батарее наручниками. Над ним стоял человек в камуфляже Санитарной службы и явно намеревался пнуть по роже декана филологического факультета Университета Генетической Социологии.
   - Отставить, боец, - сказал полковник.
   Боец молниеносно выполнил разворот "кругом" и, замерев по стойке "смирно", выпучив глаза, проорал:
   - Рядовой Мельник, боевая задача выполнена, потерь нет!
   - По морде. Зачем? - спросил Супогреев.
   - Господин полковник, задержанный оказал сопротивление, ефрейтору Рощину плечо вывихнул! - доложил Мельник и уже тише виновато добавил: - Кабан-то здоровый.
   - Пожилой интеллигентный человек, - удивился полковник, - вывихнул плечо ефрейтору Санитарной Службы?
   - Так точно.
   - Как же так? - расстроился Супогреев.
   - Он это, - замялся Мельник, - борьбой, похоже, занимался.
   - Ах вот оно что! Борьбой значит. Вот же штатские пошли. Да, солдат?
   Мельник промолчал и тогда Супогреев прошипел сквозь зубы:
   - Ефрейтору Рощину после выхода из санчасти трое суток гауптвахты.
   - Есть!
   - Вам, рядовой Мельник, тоже трое суток гауптвахты.
   - Так точно!
   - И обоим месяц усиленных тренировок по рукопашному бою.
   - Есть месяц усиленных тренировок.
   Один из автоматчиков, сопровождавших полковника, стукнул себя кулаком по ладони и пообещал:
   - Мельник, я с тобой позанимаюсь.
   Мельник сильно затосковал, а профессора отстегнули от батареи, усадили в кресло. Лицо оттёрли от кровищи, дали воды. Постепенно приходя в себя Науменко начал качать права.
   - Я это так не оставлю, - шамкал он разбитыми губами. - Я на вас управу найду. Даже не надейтесь, что это вам сойдёт с рук.
   Видя, что профессор оправился, Супогреев дёрнул головой и бойцы вышли из номера, плотно прикрыв за собой дверь. Полковник присел на кровать напротив Науменко, а тот, прижав платок к разбитому носу, всё не мог остановиться:
   - Вы что же себе позволяете? Я не абы кто, я, если хотите знать... Ой!
   Профессор схватился за колено и жалобно скривился. Он даже не заметил, как полковник пнул его в коленную чашечку.
   - Юрий Петрович! Дорогой вы наш! - задушевно и немного торжественно сказал Супогреев. - Я уполномочен передать вам благодарность от нашего командования за помощь в раскрытии подпольной торговой сети в закрытом секторе.
   - Мне? - изумился Науменко.
   - Вам, вам! - заверил полковник. - Ну, и конечно этому вашему студенту. Но ведь он действовал под вашим руководством?
   - Ну да, - несколько неуверенно подтвердил Науменко. - Под моим.
   - Вот видите! Шустрый парень. Вычислил агента, через него мы всю организацию накрыли. Вы и представить не можете, как далеко тянутся нити этой преступной паутины!
   - Не могу, - согласился профессор.
   - Кстати, приятель ваш, в Мировом Совете который, арестован.
   - Остяков? - у Науменко перехватило дыхание, и он снова начал жадно пить воду.
   - А я не знаю, - махнул рукой полковник. - Не знаю, как его звать, этим другое ведомство занималось. Сейчас они всех повяжут, кто с ним контакт имел. Но вам-то беспокоиться не о чем, да профессор? Вы же с ним не имели? Контактов?
   - Нет! - Науменко так затряс головой, что с носа полетели капельки крови.
   - Вот и отлично! - обрадовался полковник. - А моих идиотов, вы уж простите, что помяли вас. Сами понимаете, люди военные, мозг без извилин.
   - Я понимаю, - очень искренне сказал Науменко и даже прижал руки к груди. - Я всё понимаю, у меня никаких претензий.
   - Очень хорошо.
   Полковник встал, прошёлся по номеру. На глаза ему попалась валяющаяся на столе докладная записка Соломатина. Он начал читать, а профессор съёжился в кресле и даже перестал хлюпать носом. Супогреев дочитал, рассмеялся и спросил у Науменко:
   - Кстати, а где он сейчас? Наш пытливый исследователь. Его, между прочим, медалью наградили. Вручить надо, как положено.
   - Он, - замялся профессор, - ушёл.
   - Да говорите, говорите, чего уж теперь?! В резервацию умотал?
   - Я не знаю, - твёрдо сказал Науменко.
   - Ну-ну, - усмехнулся полковник и в этот момент в дверь постучали.
   Супогреев отворил и автоматчик сопровождения шёпотом доложил:
   - Студента взяли.
   - Вот молодцы! Давай его сюда.
   - Затруднительно, господин полковник.
   - Что значит "затруднительно"? - нахмурился Супогреев.
   - Там это, такое дело, - автоматчик набрал воздуха как перед прыжком в воду и выпалил: - Ногу ему сломали!
   - Что?!
   - Дык он сопротивляться начал, ребята и перестарались.
   - Что ж за день-то такой? - огорчился Супогреев. - Ну, вот что вы мне праздник портите?
  
  ***
   Вода была очень противная на вкус, крепкосолёная, но Башмак всё равно с жадностью глотал её и никак не мог остановиться. Он лежал на горячем песке, солнце било в глаза и он никак не мог понять кто этот чёрный силуэт, который вливает ему в пересохшие губы спасительную влагу. Он поперхнулся, закашлялся и перевернулся на живот. Сразу почувствовал, как ноет разодранная спина. Его подхватили за руки и за ноги и прямо так, мордой вниз аккуратно положили на что-то металлическое, на горячее железо, пахнущее почему-то гнилой картошкой.
   Невнятный бубнёж в голове постепенно разделился на голоса, потом он стал различать отдельные фразы. Говорили про него.
   - Обезвоживание... спину обработать... пресной воды уже можно дать.
   - Воды, - согласился Башмак и не узнал в глухом сипении собственный голос.
   - Очухался, - произнёс кто-то удовлетворённо и Башмака осторожно повернули на бок.
   Ему поднесли фляжку с водой, и он уже сам выхватил посудину, жадно припал губами к горлышку. Он выпил бы всю воду из ляжки и ещё ведро или два, но крупный дядька с красным лицом сказал:
   - Будет, будет, покамесь, - и отнял у него флягу. - Мне не жалко, но обрыгаешься ведь. Как чувствуешь себя?
   - Нормально, - с трудом ответил Башмак. - Знобит.
   - Пройдёт, - уверенно сказал мужик. - Я тебя солёной водой сначала поил, сейчас подействует.
   - Что подействует? - прохрипел Башмак.
   - Хлорид натрия, он же поваренная соль. Соль из тебя вся вышла, а без соли помереть можно. Ну, и без воды, конечно.
   Башмак, наконец, узнал его. Это был Малинников, сосед Паркинсона. И не один. Свесив рахитичные ножки с транспортной платформы, на которой они ехали, сидели все четыре дочери Малинникова. Старшая Света, близняшки Мила и Сима, младшая Таня. В руках девочки держали лопаты. Это они меня откапывали, сообразил Башмак и сказал:
   - Спасибо.
   - Не за что, - улыбнулась Света.
   - А как вы меня нашли?
   - Тётя Шура догадалась, - сказал Малинников.
   - Жива?
   - Жива, жива, - засмеялась Света. - Только материться всё время.
   - Пластом лежит, - уже без смеха добавил Малинников. - От волков убегала, чуть ли не до нашего огорода гнали её.
   - Волки? - удивился Башмак. - Давно не появлялись.
   - Облавы раньше делали, вот и не появлялись, - сказал Малинников. - А последнее время Спицам не до того видать стало. Некогда. То им Тапка приспичило казнить, а то самим на виселице поболтаться.
   - Нету больше Спиц, - согласился Башмак. Ему было хорошо и спокойно. Озноб прошёл, мягкое покачивание платформы убаюкивало.
   - Спиц нету, - сказал Малинников, - а вот Тапок с утра по радио рассказывает, что ты прибор спёр, который вечную жизнь всем желающим обеспечить может. Правда что ли?
   - Правда, - сказал Башмак. - Вон, в рюкзаке лежит.
   - Молодец, - одобрил Малинников. - Только за тобой теперь все кому не лень гоняться будут. Большую награду за тебя Тапок обещает. Ну и, как водится, все кто тебе помогать будет - вне закона.
   - А ты что ж?
   - Ну, вечная жизнь мне не к чему, с этой бы разобраться. А помочь тебе попросила тётя Шура, а тёте Шуре я отказать не мог. Да и вообще, пошёл он, этот Тапок. Я его Осью не выбирал.
   Он замолчал и Светка, радуясь возможности поучаствовать во взрослом разговоре, затараторила:
   - Тётя Шура сказала, что ты на Подстанцию придёшь. Мы ждём, ждём - нету тебя. Тётя Шура про трубу и сказала - там, дескать, отлёживается. Или раненый, или застрял. Ехайте, говорит, выручайте. Без него нам всем кирдык будет.
   - Погоди, Фёдор Филиппович, - сказал Башмак, припомнив имя-отчество Малинникова. Он приподнялся на локтях и оглядел платформу, на которой они плыли над песком, тесно прижавшись друг к другу. - Это мы на чём катаемся? Это же огородный транспортник. Он же маломощный, два ведра картошки от земли с трудом отрывает.
   - Был маломощный, - довольно ответил Малинников. - Пока мастер Гоша дроссель не нашёл. Что за дроссель такой я не знаю, но теперь сам видишь, как Емеля на печи кататься могу. Правда аккумуляторы жрёт, не напасёсся. Ведро самогона, пять мешков картошки и сало ещё, вот на этом ковре-самолёте я потом Гоше и отвёз, да.
   - И давно у тебя этот самолёт?
   - Да года два уже.
   - Чего же раньше не хвастался?
   - А к чему? - пожал плечами Малинников. - Неизвестно, как бы к этому делу Спицы отнеслись, могли ведь и не одобрить. Да и шагателей заработка лишать я не намерен. Мне бы урожай собрать, и ладно. Поэтому мы с Гошей это дело в секрете держали, через тебя переписывались, а потом ночью он мне уже готовый агрегат пригнал, я с ним обратно на Главную станцию, после домой.
   И тут у Башмака зазвонил коммуникатор. Малинников с дочками удивлённо смотрели, как он достал из кармана куртки комм и ткнул пальцем в надпись на дисплее "ответить". На экране появилось лицо Соломатина, и Серёжа сказал:
   - Привет, Башмак.
   - Привет, Серёга, - радостно ответил Башмак. - А у меня к тебе как раз разговор есть.
   - Погоди, - сказал Серёжа. - Ты там один? Нас никто не слышит?
   Башмак на ходу с трудом сполз с платформы и махнул рукой Малинниковым - езжайте! Фёдор Филиппович отвернулся, и платформа, избавившись от одного ездока, шустро полетела к уже совсем близким домикам Подстанции. Светка помахала шагателю рукой, и он побрёл следом, тяжко переставляя ноги.
   - Теперь один, - сказал Башмак.
   - Очень хорошо, - ответил Серёжа. - Ты профессора Завадского знаешь?
   - Паркинсона? Знаю, конечно.
   - Почему Паркинсона? Завадского Виталия Викторовича, профессора.
   - Сказал же, знаю.
   - А поговорить с ним можно?
   - Сейчас нет. Я с ним не раньше завтрашнего утра увижусь.
   Соломатин помолчал, было видно, что он никак не может решиться сказать нечто очень важное, а Башмак уже подходил к дому Малинниковых.
   - Ты вот, что, Башмак, - наконец решился Серёжа. - Ты скажи профессору, чтобы образец восемьдесят семь, пятьсот семьдесят девять, запомни - образец 87-579, ни в коем случае не...
   Изображение на экране задёргалось, лицо Соломатина исчезло, в кадре мелькнули сапоги со шнуровкой и чья-то очень сердитая рожа. Кто-то вскрикнул и очень уверенный голос произнёс: "Отставить. Дай сюда".
   - Сергей, что там случилось?! - закричал Башмак. - Он у меня, слышишь? Этот долбанный образец у меня.
   Снова послышалась возня и сдавленный крик: "Молчи, не говори им ничего!". Это Серёга кричит, подумал Башмак, а на экране появилось лицо мужчины средних лет с очень проницательным взглядом.
   - Я полковник Супогреев, командир подразделения Санитарной Службы "Острый угол". А вы кто, юноша?
   - А я Башмак. Командир двух резиновых сапог и рюкзака "всё своё ношу с собой".
   - Я ценю обычно юмор собеседника, но дело у нас серьёзное. Не до шуток нам, Башмак. Как я слышал прибор у тебя?
   - Какой прибор? Вам послышалось, полковник, - нагло ответил Башмак, заходя в дом Малинниковых.
   На диване лежала измождённая тётя Шура, возле неё хлопотала супруга Фёдора Филипповича. Тётя Шура слабо улыбнулась Башмаку, а он сразу прошёл к ней, присел на краешек дивана, взял узкую ладошку тёти Шуры в свою ладонь.
   - Башмак, я вам ещё раз советую быть посерьёзней, - сказал Супгреев. - Если прибор у вас, немедленно двигайтесь к периметру резервации, вас встретят. Я лично вас встречу. И гарантирую безопасность и выход из резервации. Вы же этого хотели?
   - А если не выдвинусь? - насмешливо спросил Башмак. - К периметру. То что?
   - Вот тогда я ничего не гарантирую, - сказал Супогреев, и от его тона у Башмака по спине пробежали мурашки.
   - Я не знаю, полковник, - уже серьёзно сказал Башмак. - Мне надо подумать.
   - У вас мало времени.
   - Я вообще-то со своим другом разговаривал! - снова разозлился Башмак. Чего он ему угрожает, в самом деле?! - Где он? Пусть возьмёт комм.
   - Он сейчас не может, - сказал полковник. - Он занят.
   - Вот когда освободиться, тогда и поговорим! В дальнейшем все переговоры через моего друга Сергея Соломатина.
   Башмак вырубил комм и сидел, тупо глядя перед собой. Его снова начал бить озноб и одолела слабость. А на него смотрели жена Малинникова, сам Фёдор Филиппович, Света, близняшки Мила и Сима, Таня, а тётя Шура сказала:
   - Чего ты ерепенишься? Бери Аньку и беги отсюда. Отдай ты им этот прибор, зато в нормальном мире поживешь.
   - В нормальном?! - крикнул Башмак, размахивая коммуникатором. - А где он, нормальный? Думаете там? За периметром? А вот это вы видели?
   И он включил новостной канал и показал им толпы фанатиков, беснующихся возле Храма Единоподлинной Веры. И репортаж про зачистку поселения контрабандистов. И обсуждение в Мировом Совете проекта закона о поражении в правах лиц, имеющих чрезмерную округлость в области живота (исключая беременных), груди или ягодиц. И запрет на хождение круглых монет и введение в оборот монет квадратных. И снова казнь еретика, осуждённого за кощунственную привычку выдувать табачный дым кольцами.
   Семейство Малинниковых сидело с открытыми ртами, а тётя Шура негромко материлась.
   - Вот так вот, - сказал Башмак. - Ладно, пойду к Любовь Петровне зайду, мне ей долг вернуть надо.
   - Не ходи, - сказал Фёдор Филиппович. - Повесилась она. Как Тапок по радио новые порядки объявил, так и повесилась.
   - Повесилась?! - изумился Башмак. - Зачем?
   - Ну, может, чтобы этаких вот картинок не видеть, - сказал Малинников, кивнув на коммуникатор в руках Башмака.
  
  Окончаеие и продолжение
  
  https://www.litres.ru/konstantin-shabaldin-8659664/shagateli/
   https://shop.cruzworlds.ru/?a=book&id=687
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"