Там обнаружился, к удивлению друзей, поджидающий их, взъерошенный спросонья Рон.
- Рон! Ты уже проснулся? Как ты себя чувствуешь? - заботливо спросила Гермиона.
- Угу, нормально. Надо в Нору, сказать, что с нами всё в порядке. Да и еды какой-нибудь прихватить, а то у тебя, Гарри, шаром покати.
- Не ходи, Рон. С едой что-нибудь придумаем. Надо немного подождать, вдруг...
- Нет, Гермиона. Я пойду. Надо. Я вернусь, как только смогу, обещаю! - перебил её Рон.
- А вдруг тебя там поджидают? Ведь прямо во двор аппарировать нельзя. Они видели тебя... Нас всех!
- Да я через камин, никто ничего не узнает, никто нас не найдет, не переживай так.
- Но каминная сеть...
- Полностью под контролем Министерства! Оттуда в первую очередь поубирали всех сторонников Волан-де-Морта, ты же знаешь!
- Ох, не нравится мне эта затея. Ну не нравится, и всё тут!
- Ну, Гермионочка, я взрослый мальчик, я уже могу решать, ладно?
- Да-а-а, но... я всё равно волнуюсь.
- Да ладно, что может случиться? - Рон встал и направился к камину, протянул руку к плошке с летучим порохом и обнаружил, что в ней не осталось ни пылинки.
- Вот ведь! Летучий порох кончился.
- Как кончился? Вроде был...
- Ладно, фиг с ним. Аппарирую.
- Прямо отсюда не выйдет. Тут до сих пор стоит заклинание против аппарации, - заметил Гарри
- Ну, я и с крыльца могу, я не гордый.
- Рон! Не надо! Ты же знаешь, как сейчас работает магия. А вдруг что-то пойдет не так?
- Гермиона, всё будет хорошо. Верь мне!
Рон направился к дверям, выходящим на улицу, Гарри и Гермиона последовали за ним. Они вышли на порог и огляделись - никого на улице не было. Рон крутанулся на месте, прошептал заклинание и исчез. Гермиона тяжело вздохнула.
- Какой же он все-таки иногда упрямый. Жуть просто! Вобьет себе в голову какую-нибудь дурацкую идею и пока не воплотит её, не уймётся. Ох, не спокойно мне что-то. Пойдем в дом, - сказала девушка, увлекая за собой Гарри.
- Пойдем, да, - согласился тот.
И Гарри с Гермионой отправились обратно на кухню.
- Чаю? - спросил Гарри, разглядывая не наличествующие, а, скорее, отсутствующие запасы провизии: несколько высохших напрочь картофелин, пара твёрдых, как камень, пряников, несколько луковиц и четверть чашки гречневой крупы, можно было всерьез не воспринимать.
- Не откажусь, спасибо.
- Сейчас заварю. Расскажи мне, что происходило, пока я отсутствовал? Что случилось с Малфоем, отчего он такой покладистый, добрый и вежливый? Я вообще от его поведения в шоке. Мне показалось, что даже тебя, которую искренне презирал, он воспринимает как... друга, что ли?
- Ну, я с ним таким знакома с момента похорон павших в Битве за Хогвартс. Похороны состоялись через пару дней, когда в замке более-менее прибрали, всех мертвых отнесли с поля боя, извлекли из-под обломков; собрались все родственники... Министр внёс предложение, и с ним согласились - похоронить всех сражавшихся за светлую сторону на кладбище Хогсмида. После похорон Малфой подошел ко мне. Выглядел он, надо сказать, ужасно. Такой... жалкий, заплаканный, с затравленным взглядом, потерянный. Ни капли его обычной надменности и высокомерия. Поразительно. Он предложил мне поговорить. Наедине. Мы забрались на Астрономическую башню. Он... Представляешь, он извинялся. Он рассказал мне о том, как пытался убить Дамблдора...
- Ну, это, по-моему, всем известно! Чего там рассказывать-то? Ожерелье, медовуха отравленная... А потом чёртов исчезательный шкаф.
- Нет, ты не понимаешь. Он рассказал мне о том, почему он так поступал. Он рассказал, как именно Волан-де-Морт вынудил его это сделать. Рассказал, что было на Рождественских каникулах, когда Лорд выказал ему свое недовольство. Ты знаешь, что он мучил Круцио Нарциссу на глазах сына, а потом его самого? В присутствии матери. Удивительно, но... кажется, Драко действительно очень любит родителей. Он рассказал про Люциуса. Рассказал, что он в какой-то момент одумался, понял свою ошибку, рассказал, что отец корил себя за многое. Ещё рассказал, что тот старался максимально оттянуть момент получения Драко тёмной метки, и делал всё, что мог, чтобы спасти сына от этой участи. Но не сумел, к своему большому сожалению.
Слушая рассказ Гермионы, Гарри удивлялся всё больше и больше.
- И ты поверила во все эти сопли в сахаре? Гермиона, ты ли это?
- Нет. Не поверила. И так ему в лицо и заявила, что не верю не единому слову. Когда я это сказала, то думала, что он прямо сию же секунду сбросится с этой самой башни. Я видела готовность сделать это в его глазах и постаралась объяснить, что мое недоверие к его словам - совершенно не повод к самоубийству. В итоге, он согласился с моими доводами, но сказал, что предоставит доказательства, после чего молча развернулся и ушел. На следующий день сова принесла ларец. В нём стояло несколько флаконов с воспоминаниям его, Люциуса и Нарциссы. Ты же знаешь, подделку можно отличить от настоящих воспоминаний. Так что, пришлось поверить. Не подружиться, но поверить в искренность и честность, в благие намерения.
А потом... Потом, Пожиратели, из тех, кто не погиб и не пожелал смириться со смертью своего Лорда, организовались, и возобновили свою деятельность. Именно Драко был связным между родителями и Орденом. Они передавали самую достоверную и свежую информацию о перемещениях своих бывших соратников. С помощью этой информации удалось поймать многих. К сожалению, далеко не всех.
- Ну, да. Скользкий и вёрткий Люциус почуял, что жареным запахло, и решил обеспечить местечко при новом порядке. Себе и, конечно, своему обожаемому сынку. Всё очень логично.
- Не знаю, на сколько, скажем, изменился Люциус... но Драко... За прошедшее время мы много чего пережили вместе. Однажды он, спасая меня, чуть не оказался в зубах у Фенрира, чудо просто, что мы все трое выжили, умудрившись убить эту злобную тварь. После этого, честно скажу, считать его врагом я лично - не могу. Да и не хочу. На мой взгляд, он действительно очень изменился: повзрослел, поумнел, поутратил наносные понты и пафос. Он хочет поступить в академию авроров, кстати.
Гарри скептически ухмыльнулся.
- Гарри, ты не веришь мне?
- Нет, почему. Тебе - верю. А вот ему - ни на ломаный кнат.
- Когда ты стал таким недоверчивым и ершистым?
- Сейчас мне кажется, что я всегда таким был. Нет? - едко поинтересовался Гарри.
- По-моему - нет. Раньше ты был добрее, как-то душевно щедрее, что ли...
Эти слова словно бы разом перечеркнули прошедшие два года, и Гарри внезапно и очень ярко, ощутил себя восемнадцатилетним юнцом с единственной целью в жизни, обремененным непомерным чувством вины и неподъёмной ответственностью - и плотину контроля смыло начисто бурным потоком негодования, боли и страха. Глядя куда-то мимо Гермионы, он тихим и дрожащим от ярости голосом заговорил мерным речитативом, будто стараясь вколотить в себя? в неё? каждое слово:
- И к чему привели моя доброта и душевная щедрость? К тому, что погибли родители? К тому, что умер Диггори? К тому, что меня то поливали грязью, то возносили на пьедестал, чтобы в следующий момент вновь вылить на мою голову ушат помоев?! К тому, что я после той битвы был, на самом деле, никому не нужен?
- Гарри! Как ты можешь?!
- Что, "как ты можешь", что? Что я такого сказал? Что из этого - не правда?
- Ты нужен! Нужен мне, Рону, Джинни... Мы все по тебе ужасно скучаем, нам не хватает тебя!
- Зачем? Зачем я могу быть вам нужен? Я исполнил свою роль - убил Волан-де-Морта. Всё! Я больше никому ничего не должен!
- Гарри, по-моему, у тебя истерика...
Парень откинул голову и захохотал. Выглядело это страшно. Он хохотал и не мог остановиться, задыхаясь от сотрясавшего его хохота. Парень обхватил себя руками так, будто это способно защитить от боли и ужаса, затопивших его сознание. Он хохотал, корчась так, будто к нему применили Круцио. Гермионе показалось, что этот звук длится целую вечность, что он никогда не кончится. Он страшил её так, как она ещё ни разу в своей жизни не пугалась. Девушка видела в этом хохоте что-то дикое, ненормальное, и что самое ужасное: она не понимала, что делать.
Хохот внезапно стих, лицо её друга застыло безжизненной маской; тихим хриплым голосом он почти прошептал, и звук этот показался громче грома небесного:
- Истерика? Истерика?! Да, у меня истерика! И что?! - каждое его слово сопровождалось ударом кулака о стену, будто бы она была в чем-то виновата. На гладкой деревянной поверхности оставались смазанные кровавые следы от разбитых костяшек пальцев. Боли Гарри, похоже, в эту секунду не ощущал вообще. Гермиона чувствовала, что она готова устроить не менее эффектную и шумную истерику, и с трудом поборов свое желание сделать это, девушка ледяным тоном сказала:
- Да ничего! Возьми себя в руки!
- Зачем? Там за углом притаилась ещё парочка Волан-де-Мортов, которых мне полагается убить? Это же так просто! Так... нормально и естественно, что человека с детства приучают к мысли об убийстве! Мне было страшно, Гермиона. Понимаешь? Я жил в постоянном страхе за тебя, за Рона, за Джинни, за миссис Уизли, за любого, кого подпустил к себе близко. Я боялся подпускать к себе людей, потому, что как только они становились близки мне - их убивали! Мне казалось, что я привык к этому, да так и было. Тогда панический страх и чувство вины были для меня нормальным состоянием! Я не хочу так больше!
- Гарри! - на глазах Гермионы блестели слезы.
Гарри забегал по кухне туда-сюда, как раненое животное, совершенно не замечая, какую боль он причиняет своими словами девушке. Казалось, он совсем потерял голову: выкрикивал безумные обвинения, виня всё и вся во всевозможных и невозможных грехах и провинностях. Совершенно выбитая из колеи Гермиона, поворачивала голову вслед за его перемещениями и судорожно пыталась придумать, чем она может помочь другу, но ничего не приходило в голову. Она, кажется, только сейчас полностью осознала, насколько же война искалечила душу Гарри.
- Я убил его и после этого скрылся ото всех в этом доме. Просидев тут в полной прострации не знаю сколько времени, я понял, что с меня хватит. И ушёл из магического мира. С тех пор прошло два года, в течение которых я собирал себя буквально по кусочкам. И после этого всего, после всего, что мне пришлось пережить, моя лучшая подруга рассказывает МНЕ о том, какой бедный, несчастный и одинокий человек Драко Малфой! Прекрасно! Просто чудо! - Гарри остановился у дальней стены кухни, как будто в нем кончился завод, и медленно сполз по ней на пол. Он сидел, уткнувшись головой в острые колени, обхватив их руками; плечи его подрагивали от раздирающих юношу рыданий. Гермиона тупо уставилась на него, лихорадочно соображая, что же делать, как привести Гарри в чувство.
Она понимала, что оставлять его один на один с этой болью нельзя, ей казалось, что он постепенно сходит с ума под давлением чувства вины. И неимоверная ответственность, которую он с детства нёс на своих плечах, ломала его. Совершено интуитивно, ведомая древним женским инстинктом защищать, оберегать от бед и опасностей, девушка подошла к скорчившемуся Гарри, опустилась перед ним на колени и обняла его сотрясающееся тело руками, прижимая к себе, надеясь поделиться теплом, ощущением безопасности и нежностью, переполнявшими её в эту минуту. Гермиона поглаживала напряженные спину и плечи, надеясь, что эти нехитрые движения помогут расслабиться напряженному телу, шептала ему на ухо какие-то слова, надеясь, что они достигнут мечущегося разума и придадут сил побороть нахлынувшие боль и отчаяние. Она обнимала юношу, надеясь, что тепло, источаемое сейчас всем её существом, на какое-то время оградит его от страха, хотя бы ненадолго позволяя передохнуть и собраться с силами. Через некоторое время она услышала, что всхлипы постепенно становятся тише и реже, понимая, что скоро он совсем успокоится: кризис миновал. Её посетило инстинктивное понимание, что за то время, что он рыдал в ее объятиях, потеряв контроль над собой, между ними произошло что-то, что никогда не смогут забыть они оба, что-то очень важное. Что-то такое, что не происходило никогда ни с кем из них. Ещё было чувство, что если он хоть на долю секунды заподозрит, что напугал её, сделал больно, то не простит себе этого никогда и закроется от неё навсегда, и она потеряет его. Мысль о том, что она может потерять этого человека, доставила неимоверную боль, отозвавшуюся эхом во всем теле.
Гарри оторвал голову от поджатых колен, расцепил руки и поднял на девушку заплаканные глаза. Такого срыва он за собой не помнил уже очень давно. Ему было стыдно, и он с трудом выдавил из себя:
- Ох, Гермиона, что же я наделал... Прости, прости меня пожалуйста...
Гермиона закрыла ладонью его рот.
- Тш-ш-ш, ничего, всё хорошо, ничего такого ты не наделал, сейчас тебе неплохо бы отдохнуть, я помогу тебе дойти до спальни, пойдем?
- Как скажешь... - тихо ответил он, вдруг понимая, что Гермиона не собирается отталкивать его, что она искренне сочувствует ему и хочет помочь, успокоить, поддержать.
Она встала, протянула ему руку, помогая подняться. Гарри поднялся, слегка покачиваясь.
- Ноги затекли совсем - почему-то смущаясь, пожаловался он.
- Ничего, сейчас пройдет...
Гарри сделал несколько неуверенных шагов, ощущая покалывание в затекших ногах.
- Можешь идти?
- Кажется, да.
- Ты будешь спать в бывшей спальне Сириуса? Так ведь?
- Наверное, а почему ты так решила?
- Ну, а где ты можешь ещё спать, это же логично, - девушка мягко улыбнулась.
Кое-как они добрались до спальни Гарри. Он открыл дверь, и глазам девушки предстал настоящий кавардак, какой может устроить в своей комнате только мальчишка, у которого над душой не стоит строгая заботливая мама. Два года назад, уходя из дома, Гарри, конечно, не удосужился навести тут хотя бы видимость порядка.
- Упс, извини, тут...
- Ничего, это не страшно. Можно я чуть-чуть тут похозяйничаю?
Гарри зарделся и отвел глаза.
Гермиона вытащила палочку и, взмахнув ей каким-то сложным образом, прошептала заклинание: сбитые простыни немедленно вытянулись и улеглись, как по струнке; журналы и книжки, разбросанные по постели, сложились на прикроватную тумбочку ровной стопкой; одежда повисла на плечиках в платяном шкафу; подушки заняли подобающее им место; одеяло улеглось на кровать, кокетливо и приглашающе отогнув уголок; мусор исчез, будто его никогда и не было.
- Ух ты. Всего одно заклинание и в комнате порядок. Гермиона, ты меня удивляешь!
- Ну, до Настоящего Порядка тут ещё далеко, но так и вправду гораздо лучше. Это миссис Уизли меня научила. Очень полезное заклинание. Ненавижу уборку, а так с ней вполне можно мириться.
- Гермиона, я это... ну... - Гарри замялся, потом развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты, почти бегом пробежав несколько шагов по коридору, открыл одну из дверей и скрылся за ней. Через несколько мгновений оттуда послышался шум льющейся воды.
Гермиона присела на постель и задумалась. У неё появилось некоторое время, чтобы попытаться осмыслить только что произошедшее. Определено, ничего подобного в её жизни раньше не происходило. Склонность к анализу ситуаций подсказывала ей, что сейчас она находилась на перепутье: Гарри выйдет из душа и можно будет мило пожелать ему спокойного сна и удалиться - таким образом они останутся добрыми друзьями, тут было всё просто и ясно.
Но есть и второй путь.
Перед внутренним взором Гермионы немедленно возник Рон... Такого накала страстей рядом с ним девушка не испытывала никогда, никогда он не задевал столь глубинных и тонких её чувств. Внезапное понимание словно бы оглушило на несколько секунд, она осознала, что относилась к Рону скорее как к брату, и честно призналась себе, что не представляет, как носила бы под сердцем его ребёнка. А вот ребёнка Гарри или... Драко... Сама мысль о том, что она может испытывать столь похожие чувства к двум таким разным людям смутила Гермиону. Но она решила, подобно Скарлетт из магловского романа, отложить "на завтра" столь сложный для понимания сходу парадокс. Хотя, привыкнув быть честной с собой до конца, девушка была вынуждена признать, что испытывает то, что испытывает. Но ясности, что же с этими чувствами делать, у неё не прибавилось ни на йоту.
Гарри. Он нравился ей, определённо, но являлось ли это любовью? У неё было слишком мало такого рода опыта, чтобы с точностью ответить на поставленный вопрос. Одно было ей известно совершенно точно: если она сейчас ляжет с ним в постель, вдруг у них что-то получится, и вследствие этого она забеременеет, то несмотря ни на что, обязательно оставит этого ребенка и будет его растить, с помощью Гарри или нет - совершенно не важно. В какой-то книге она прочитала (ах, эти книги!..), что такое отношение к потенциальному ребенку - можно считать одним из элементов любви Женщины к Мужчине.
Нравится ли она ему - хороший вопрос, ответ на который, впрочем, не даст, пожалуй, никто. Гарри был с Джинни, но вряд ли у них когда-нибудь дело заходило дальше поцелуев. А потом... Потом у Гарри на "личную жизнь" просто не оставалось ни времени, ни сил. Два года назад, скорее всего, он был девственником, а сейчас? Надо было на что-то решаться, пока он не вернулся из душа. Думай, Гермиона, думай, говорила себе девушка.
Так и не придя к определенным выводам, она просто сидела и ждала, пока всё разрешится само собой.
Закончив плескаться, Гарри вышел из ванной и вернулся в комнату. Волосы, несмотря на то, что были мокрыми, всё равно торчали в разные стороны. Юноша был без очков, отчего прищуривался. На нём был одет длинный бежевый махровый халат, из-под которого виднелись пижамные штаны в тонкую серую полоску. Он подошёл к постели, скинул халат (под которым, были не только штаны, но и пижамная куртка) и быстро юркнул под одеяло, укрывшись им до самого подбородка. Производя все эти манипуляции, он тщательно старался не смотреть на Гермиону, правда, получалось не очень. Девушка сидела на краю кровати и казалась погруженной в свои мысли, то ли сделав вид, то ли действительно не заметила поттеровского демарша. Ощущения подсказывали Гарри, что подруга чем-то смущена, ещё он ощущал ровную волну тепла и уюта, исходящую от девушки.
- Гермиона? - решил он прервать её задумчивость.
- Да, Гарри, - моментально откликнулась девушка.
- О чём ты думаешь?
Она посмотрела на него с крайне странным выражением:
- О тебе.
- А... э...
Она нежно провела рукой по его взлохмаченной голове: тонкие пальчики коснулись мочек ушей, переместились на шею, лёгкими касаниями прошлись по щекам, бровям, лбу. Прикосновения Гермионы дарили странные ощущения - будто в местах касания пробегали маленькие электрические искорки. Гарри готов был поклясться, что слышит легкое потрескивание, издаваемое ими. Это не было неприятным, наоборот, он вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы лежать так и нежится под руками подруги целую вечность. Пальцы девушки уверенно продолжали своё путешествие по лицу Гарри, поглаживая, а когда они добрались до губ Гарри, он нежно поцеловал их, после чего, естественно, жутко смутился. Внезапно Гермиона убрала руки и встала с кровати:
- Спи, Гарри, спокойного сна.
- Миона...- тихо позвал Гарри.
- Что, дорогой?
- Что происходит?
- А что, что-то происходит?
Но ответа на свой вопрос Гарри уже не услышал, он мирно спал.