Аннотация: О станциях и иже с ними. Вообще же - о Красивом...
Билет до конечной.
Узкая тропка извивалась меж зарослей крапивы. Крапива была совершенно возмутительная, в рост человека, и отдаленно напоминала плантацию сахарного тростника. А жглась так, что мама, не горюй. Я сунула руки в карманы куртки и втянула голову в плечи. Дрожка быстро убегала назад, и мне казалось, что это не я иду по ней, а она движется и скользит мне под ноги. Для верности я замедлила шаг. Тропинка тоже затормозила.
Крапивная плантация закончилась. Справа показалось поваленное дерево. Оно печально шелестело еще зеленой листвой, показывая свежий светлый слом. Впереди тоскливо прогудела электричка. И прошла мимо. Значит - не потянется навстречу вереница дачников с поклажей, измученных городской суетой и вырвавшихся на природу, на пару дней. Это хорошо.
Я сошла с тропинки и присела на поваленный темно-коричневый ствол, скинув с плеча ремень чехла с гитарой и аккуратно пристроив инструмент рядом. На чехле был вдохновенно намалеван акрилом похожий на солнце, зелено-желтый пацифик. Ствол был шершавый на ощупь. По нему ползла божья коровка. Я подставила ладонь, и она перебралась ко мне на руку. Я, как водится, попросила ее сгонять на небо за хлебом и отпустила. Для приличия подождала немного. Но коровка не появилась, и я двинулась дальше. Извиняй, товарищ, мне еще до станции пилить.
Вскинув за спину чехол, я снова тронулась в путь. Дерево проводило меня шелестом листвы.
Погода стояла прекрасная. То есть, кому как - а мне самое то. Небо было затянуто облаками, над темной полосой леса, слева, ходили тучи, вот-вот грозил хлынуть дождь. Я радостно подтянула ворот куртки, который никак не желал быть воротником-стойкой, что как-то немного огорчало, так как день выдался, хоть и безветренный, но прохладный.
К тому времени, когда дождь, все-таки, надумал пойти, меж сосен и берез показалась станция. Она представляла собой два светло-серых перрона, стискивающих двухколейку бетонными тисками. Оба они были огорожены металлическими перилами. Под еще нерешительными первыми дождевыми каплями я поднялась на перрон, отбив ритм по бурым, в ромбик, ступеням. На нем, вероятно, когда-то сражались мамонты, либо орки исполняли ритуальные танцы, и кого-то из них случайно отнесло ветром - перила были немилосердно погнуты неведомой силой.
Я задрала голову и увидела над собой один из двух металлических щитов, которые гордо возвышались над перронами. Их, видимо, миновала тяжелая судьба перил - мамонты с орками пролетели мимо - и можно было прочесть название станции. Я некоторое время созерцала надпись, выведенную на нем желтой краской на прежде синем, а ныне ржавом фоне. Надпись гласила: "Реальность".
Задумчиво поковыряв носком плотно зашнурованного ботинка бетонное тело платформы, я двинулась к одиноко стоящей кассе. Любопытство подвигло меня обойти ее кругом два раза, в надежде найти расписание. Такового не оказалось, и я заглянула в окошко.
Кассирша сдвинула на кончик носа очки в стиле Джона Леннона с круглыми желтыми стеклами и посмотрела на меня. Отложила в сторону потрепанную книжку ирландских сказок.
- Добрый день.
- Добрый, - согласилась я, разглядывая обложку книги, изображающую менестреля, одиноко бредущего куда-то с лютней на плече.
- Как погода? - поинтересовалась кассирша, встряхивая неровно стриженными темными волосами, стянутыми на лбу плетеным шнурком.
- Погода не летная. Так мы никуда и не плывем.
Она кивнула и вернула очки на законное место на переносице.
Я сунула руку в карман и, старательно порывшись там, выгребла горсть мелочи. Монеты медно зазвенели, когда я ссыпала их в тарелочку в окошке кассы и попросила:
- Мне до конечной.
Кассирша, которая, было, начала сгребать медь из тарелочки, удивленно вскинула голову. Серые глаза блеснули из-под Ленновских очков.
- Конечная - "Мечта", - осторожно сообщила она.
- Я знаю, - утешила я.
Но она не утешилась, а только еще шире распахнула глаза.
- Чего? - осторожно уточнила я, на всякий случай, оглядывая себя с ног до головы, - Я страшная?
- Нет, - кассирша, наконец, пересчитала монеты и выдала мне зеленый квадратик билета, - Просто, давно таких как вы не было.
- А скоро поезд?
- А кто его знает.
Я поблагодарила и сунула билет в карман. Выбрала участок перил, наименее пострадавший от нашествия орков и уселась на него, дожидаться поезда. Гитара перевешивала назад, и я, чтоб не кувырнуться в гостеприимно раскинувшуюся под перроном еще одну плантацию крапивы, сняла чехол с плеча и пристроила его на коленях, обняв инструмент руками. Акриловый пацифик тоскливо смотрел на щит с названием станции. Я же, чтоб не впасть в меланхолию, наоборот, старательно от него отвернулась. Вместо этого уставилась на убегающие вдаль рельсы, тускло белеющие в скудном свете серого неба. Я знала наверняка, что где-то на горизонте они сходились в одну точку. Но мне этой точки не было видно - рельсы исчезали в тумане. Между платформами, меж шпал, густо разрослись подорожники и одуванчики. Рассыпался ковром мелких листиков клевер. Травинки героически пробивались и сквозь плиты перрона. Они колыхались и вздрагивали под тонкими струями разошедшегося дождя. Капли били по плечам и спине, оставляя на ткани куртки мокрые полосы. Серый бетон под ногами потемнел. Трава стала свинцово-холодной.
Электричка подъехала и, замедляя ход, потекла вдоль платформы. Вагоны были пустыми. Она остановилась. Распахнула двери.
Кассирша высунулась из своего окошка.
- Это ваша! - сообщила она.
- Спасибо.
Я махнула рукой, соскочила со своего насеста и вошла в вагон.
Тут не было ни души, было тихо и пыльно. Я присела на крайнее от входа вишневого цвета деревянное сиденье, с облупившейся краской, и пристроила рядом чехол с гитарой. Электричка тот час с грохотом захлопнула двери - как будто только меня и ждала, шумно выдохнула и тронулась.
- Электричка проследует до конечной станции "Мечта" со всеми остановками, - пробился сквозь шипение и помехи мелодичный женский голос и повторил для верности: - Электричка проследует до конечной станции "Мечта" со всеми остановками.
Я откинулась на спинку сиденья, отбросив со лба мокрую прядь и смахнув с носа дождевую каплю. В открытое окно влетела божья коровка и уселась мне на ладонь.