Все имена и названия, места действия и события, описанные ниже, являются авторским вымыслом и любое их совпадение с реально существующими или существовавшими людьми, организациями, местами и событиями является случайным.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мы с Варькой редко выходим из дома. Главным образом потому, что в ее прекрасном трехэтажном особнячке с башенкой, расположенном неподалеку от бульвара, у нас есть все необходимое. Когда чего-то не хватает, мы выезжаем на шикарном Варькином автомобиле. Не хватает, как правило, молодых барашков -- для шашлыков, балыка и икры -- для пирушек в сауне, устриц и прочих прелестей -- если хозяйка хочет устроить ужин при свечах. Иногда мотаемся за шмотками, если хочется обновить ее гардероб.
На презентацию мы попали совершенно случайно. Расследуя свое последнее -- и первое, в котором я ей помогал -- дело, Варька вынуждена была знакомиться с городскими газетами. В чем-чем, в дотошности ей не откажешь. Стихи одной из местных поэтесс неожиданно привлекли ее внимание. Что именно понравилось, не знаю. Быть может, некая сокрытая от всех бисексуальность. Саму Варьку бисексуалкой назвать никак нельзя: так же, как и мои, ее вкусы в этом плане определены окончательно и однозначно -- так же, как и мне, Варьке нравятся женщины.
Галку Есину я знал давно, еще с тех пор как работал в "желтушке" -- местной, дико безграмотной, но достаточно доходной по тем временам газете. Именно я верстал опубликованные там стихи Галки. Ее стихи я печатал работая и в районке. Когда "свободная" пресса обрыдла мне окончательно, мы сохранили добрые отношения и время от времени встречались там, где в нашем городе встречаются все интеллигентные и любящие пиво люди -- на бульваре.
-- Витя,-- спросила в одну из таких встреч Галка,-- у тебя компьютера под рукой нет, свободного?
Под рукой в трехэтажном особняке был не только компьютер -- кстати, Варька недавно купила пентиум-четверку -- были еще и сканер, лазерный принтер, пара струйных принтеров, плоттер, резограф, фотовывод и ксерокс. Было еще несколько цифровых фотокамер и виртуальный шлем, подаренный мне Варькой на день рождения. Была даже здоровая фиговина, которую Варька называла шифровальной машиной, вот только мне неизвестно, как она работает.
-- А что надо?-- поинтересовался я в ответ.
-- Пригласительные напечатать. Я книжку своих стихов недавно выпустила. Тираж не большой, но... Хочу презентацию сделать.
-- Диктуй текст, я все слеплю,-- на компьютерные игры у нас с Варькой тратится столько машино-часов, что отказать в этой пустяковой просьбе было бы кощунством. Так, кстати, и Варька решила, когда я вечером показал ей плоды своего труда.
Вечером мы всегда пьем "Бакарди" в курительной -- это комната такая с камином, парой удобных диванов, кучей кресел, настоящим "Райлэевским" бильярдным столом, крытым сукном всемирно известной фирмы "Айвэн Симонис", несколькими письменными столами. Здесь же -- вся оргтехника и здоровый шкаф, в котором этого "Бакарди" тьма тьмущая. За шкафом -- потайной сейф для хранения оружие, среди которого -- то самое помповое ружье с единственной зарубкой на рукоятке. Ружье, которое -- клянусь -- я больше никогда не возьму в руки.
-- Неплохо-неплохо,-- покровительственно похвалила Варька, а утром взяла и, оставив меня дома, умчалась в столицу Федерального Округа. То, что она оттуда привезла потрясло. Не качеством, нет -- в чем-чем, во вкусе Варьке не откажешь -- потрясло ценой. И я искренне надеялся, что юное дарование -- а Галке сейчас то ли двадцать три, то ли двадцать четыре -- в ценах на полиграфию не разбирается. Не то еще откажется из скромности.
-- Ух ты,-- только и смогло вымолвить дарование держа в руках выполненный на толстенной и белоснежной финской бумаге пригласительный размером с небольшой блокнот.-- А хорошо получилось.
Еще бы не хорошо! Полноцветная фотография самой Галки, позолота, какие-то голографические нашлепки с видом города. Нет, сделать что-нибудь ПРОСТО Варька, определенно, не могла.
-- Тут в общем-то...-- только и оставалось, что руками развести.-- Моя начальница... Ей твои стихи нравятся... Она и решила помочь.
-- Варя Шереметьева? У которой ты живешь?
Один из недостатков обитания в маленьком городе это то, что все про все у нас знают.
-- Так у нас же там офис. Квартиры у меня нет. Где же еще жить? Варвара Викентьевна даже собаку мне разрешила с собой взять.
-- Дженни? Слушай, а твоя начальница молодец!
-- Ну, да...
-- Вик, давай, я вам пригласительные выпишу на презентацию. Ну а потом и на фуршет. Сам понимаешь, не для всех, а то они там еще поубивают друг друга.
-- Ну, давай. Мы с Варь... В смысле, Варвара Викентьевна редко выходит, но, может быть, придем. Ей, правда, твои стихи нравятся. А кто хоть будет?
Галка рассказала.
-- Ой, мама дорогая, они и вправду друг друга поубивают,-- поморщился я. Единственное, что мне привлекло, на презентации ожидались многие из тех, с кем я так любил пить пиво на бульваре. А в последнее время мы стали видеться гораздо реже.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Идея с презентацией Варьке понравилась. Вопроса, в чем идти, у нее не возникло. Для перемещений внутри города она использовала исключительно свой черный джинсовый костюм от Версаччи. У нее возник вопрос, во что нарядить меня.
Здесь необходимо отметить, что сам я предпочитаю одежду удобную и старую, проверенную многолетней ноской. Варька же посчитала, что пойдя на мероприятие в драных джинсах, битом молью свитере и светлом поношенном плаще, я уроню честь возглавляемого ею охранного агентства "Санта-Барбара", весь постоянный штат которого составляем мы сами.
Сопротивление мое было тем более активным, что свою предыдущую зарплату -- а она у меня не маленькая -- я потратил на золотую зажигалку "Зиппо" и часы "Роллекс", купленные с той же целью по Варькиному настоянию. Была еще куплена золотая цепочка в подарок моей подружке Ленке, но за эту потрату я на хозяйку не в обиде.
Сопротивление, как и следовало ожидать, было вскоре подавлено: моя "маленькая сестренка" -- а нам иногда приходится изображать брата и сестру, особенно, если знакомимся с парой хорошеньких девочек,-- умеет из меня веревки вить. Так что за девять дней до презентации, с утра пораньше, после ее часовых занятий в спортзале, под который отведен весь первый этаж особняка, мы отправились в столицу Федерального Округа.
В магазине, в который я раньше в здравом уме и трезвой памяти никогда бы не заглянул, Варька предложила мне на выбор три джинсовых костюма. И поверьте, мне было бы гораздо легче ориентироваться, если бы в заведениях такого ранга существовали ценники. О чем только думают владельцы?
Выбрав наугад самый, с моей точки зрения, скромный я был торжественно одет и препровожден в машину, после чего, не менее торжественно, моя обожаемая начальница вручила мне разрешение на право ношения оружия и короткоствольный револьвер американского производства. Умеет она подсластить пилюлю.
Поскольку все написанное мною обычно читается нашим с Варькой адвокатом, я опущу подробности получения разрешения на мое имя: адвокат Щепкин -- известный перестраховщик и непременно все вычеркнет. Что же касается револьвера, то могу сказать, что, по Варькиным словам, он 32-го калибра и поскольку в этих вопросах я не силен, мне остается лишь поверить ее слову.
По прибытию домой я получил сразу тридцать из обещанных Варькой восьмидесяти страстных поцелуев -- первоначально она предлагала пятьдесят, я затребовал сто, а потом сторговались. Справедливости ради надо сказать, что, как и следовало по условиям нашего договора заключенного перед поездкой в магазин, это были ОЧЕНЬ СТРАСТНЫЕ поцелуи. Та же справедливость требует, однако отметить, что, сегодня, по прошествию столького времени Варька все еще должна мне восемь из обещанных тогда поцелуев.
Оставшиеся до презентации дни мы проводили в свое удовольствие. Варька: качалась в спортзале, купалась, в зависимости от погоды, в бассейне во дворе или в сауне, загорала нагишом, в зависимости от той же погоды, во дворе или на крыше в солярии. Я: палил из новенького револьвера в тире, который расположен в подвале, купался и загорал вместе с Варькой. Попутно она пыталась вдолбить в мою беспутную голову азы компьютерной безопасности, на которой и специализируется, собственно говоря, наше охранное агентство.
Вечерами мы играли в компьютерные игры -- я как раз поставил "Хайден энд Дэнжерс" -- и пили "Бакарди" в курительной. "Хайден" я, правда, скоро стер. Меня не устраивало, что я никак не могу завершить вторую миссию -- ту самую, где нужно спасти заложников с фашистского нефтеперегонного завода, попутно его взорвав. Варьку не устраивало иное.
-- Понимаешь, Вик,-- зевнув призналась она, в два счета расправившись с гадами-фрицами,-- все это как-то скучно. Три пулеметных вышки не имеющих возможности поддерживать связь друг с другом. Патруль всего из трех человек и, согласись, они все время ведут себя как дебилы. Зенитные пулеметы на крыше ориентированы лишь на оборону с воздуха и легко обходятся. А охранники внутри здания? Обычная тактическая задачка для первоклассников.
Я не стал спрашивать, в какой школе задают такие задачки. Когда-то Варька сказала, что ее прошлое меня не касается. И я надеюсь, что никогда не коснется ни меня, ни ее. А на всякий случай продолжаю тренироваться в стрельбе. Хотя, глядя на то, как она машет ногами в спортзале, невольно прихожу к мысли, что Варька в куда большей безопасности, когда она одна, нежели со мной. В одиночку, ей не нужно будет думать о том, как защитить меня.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В одном только отношении совесть мучила меня очень здорово. Я не знаю, где моя хозяйка прожила всю предыдущую жизнь, но вот в том что некоторых вещей она просто не понимает, в этом я уверен.
И вот, день на второй-третий после нашей поездки за шмотками, я решил поговорить с ней всерьез. Сразу же после того, как она "отдала" мне очередные пять поцелуев из обещанных.
-- Ты знаешь, Варюша, все эти местные поэты -- такая босота.
-- Вик, ты что, ревнуешь?
-- Да нет, но, Варь... Есть, конечно, Галка, есть ее подружка Шурка, чьи стихи тоже, кстати, я первым верстал, есть, наконец, Юрьич, единственный в этом городе настоящий поэт...
-- Какие вещи узнаешь...- ухмыльнулась Варька.
-- Варюша, милая сестрена, ты подумай -- маленький город, печатных площадей мало, а каждый считающий себя пупом земли дегенерат хочет непременно опубликовать свои вирши...
-- Братик, ты не справедлив! Все-таки, поэзия...
-- Варька, я знаю поэта, который десятки раз обращался в нашу городскую думу, чтобы ему присвоили звание почетного гражданина города только на том основании, что он такой великий поэт.
-- Ты шутишь, что ли?
-- Варь, даже в таком маленьком городе, как наш, ты не найдешь ни одного человека, знающего его стихи наизусть. А единственный местный поэт, который более-менее известен стране -- это Юрьич. Несколько его песен до сих пор являются шлягерами...
-- В этом-то городе и...
Я назвал ей песни и исполнителей. Варька задумалась.
-- Это, конечно, не мой вкус...-- призналась она.
-- Но, пара песенок мне нравится,-- сообщил я.-- По этому, раз уж они имеют такую известность, я и считаю его единственным состоявшимся поэтом. А остальные... Варь, им всем хочется быть кем-то, а на самом деле они никто...
-- Вик...
-- Паразиты на теле общества, умеющие скрывать свой паразитизм под сенью затасканно красивых слов и не менее затасканных рифм!
-- Братик, успокойся!
-- Сестрен, вспомни все, чему я тебя учил. Кто из населяющих этот город существ является самым завистливым, злопамятным и подлым по отношению к себе подобным?
-- Твои бывшие коллеги -- журналисты.
-- Умница. Так вот запомни, что местные поэты, художники и литераторы могут составить более гремучую субстанцию, если их собрать в одном месте в одно и то же время.
Варька задумалась.
-- Слушай, Вик, а ты случайно никогда не писал стихи?
-- Клянусь своим револьвером. Лет с двадцати пяти я завязал со всяческим стихоблудием. Если хочешь меня позлить, начни декламировать мои тогдашние вирши вслух. Ничто не вызывает у меня большего отвращения.
-- Когда-нибудь попробую,-- она ухмыльнулась.-- Раз уж мы сами не поэты, нам на этой вечеринке бояться нечего.
-- Журналистов там тоже будет навалом,-- на всякий случай напомнил я.
-- Ладно-ладно. Хочешь еще "Бакарди"?
-- Спрашиваешь!-- от лишнего бокала вечером никогда не откажусь.-- Я просто должен был ввести тебя в курс, сестрен. Не думай, пожалуйста, что я такой старый мизантроп...
-- Дурачок,-- она налила "Бакарди" мне и себе, кинула лед.-- Мы всего на всего сходим туда, на людей посмотреть, себя показать...
-- Пару девочек подснимем.
-- Вик! Бесстыжий ты...-- нахмурилась Варька.
-- А какого черта?
-- Я по Зое скучаю,-- призналась она.
Зоя -- последняя Варькина подруга находилась сейчас на Кипре. Это Варька решила, что Зое следует отвезти туда свою дочь Ленку. Дело в том, что Ленкин отец -- капитан Багров из местного ОВД оказался убийцей. Так получилось, что я его застрелил. Может быть, подобный сюжетный поворот вызвал бы огромный энтузиазм у автора масштаба Вильяма Шекспира. Но я не Шекспир, поэтому, постарайтесь больше никогда не напоминать мне об этом событии.
-- Варь...
-- Извини, за то, что не вовремя вспомнила-- мягко улыбнулась моя хозяйка.-- Ладно, сойдемся на том, что ты, пожалуй, прав: пара молодых симпатичных девушек, это именно то, что нам требуется.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Утро дня презентации оказалось на редкость пасмурным и дождливым. Если только слово "дождливо" это именно то, что соответствует беспрерывно льющим сверху потокам воды. Автомобиль Варька брать не стала. С одной стороны верно - не к чему нам выделяться, я даже "Роллекс" и "Зиппо" дома оставил. С другой - скакать на мероприятие пришлось по лужам да еще под зонтиком, который не смотря на свою тридцатибаксовую цену не в состоянии толком укрыть нас обоих.
Сама презентация проходила в одном из городских домов культуры. Слава Богу не в том, старом, где еще не так давно находилась редакция газеты "Городище". С некоторых пор тот дом культуры напоминает мне огромный склеп, если и не забитый трупами сверху до низу... Нет, но уж три-то трупа я там видел собственными глазами.
В новом доме культуры был отличный кинозал мест на пятьсот. Естественно, так много людей на поэтическое мероприятие не явилось и зал был заполнен, если не на половину, то, по крайней мере на треть. Вначале с прочувствованным словом выступил Юрьич. Потом полезли те, кого в разговоре с Варькой я именовал "босотой".
Не буду спорить, наверное каждый человек имеет право на самовыражение. Пусть даже в стихах. Пусть он даже читает эти стихи вслух при таком большом скоплении народа. И пусть даже эти стихи будут полным дерьмом. Я всех прощаю. Может быть только из-за Шурки -- Галкиной подружки.
Шурка тоже прочла кое-что вслух. Кстати, на мой взгляд, не слишком плохо. Живя в таком маленьком городе как наш, где этой поэтической братии пруд пруди, мне, поневоле, пришлось обзавестись некоторыми защитными рефлексами. Всем своим знакомым я говорю, что в поэзии ничего не смыслю, в результате чего они считают меня достаточно приятным для общения парнем. На самом деле, с моей точки зрения, в стихах я понимаю достаточно и Шуркины стихи мне понравились. Особенно про собаку. Варьке тоже понравилось. Что-что, а такие вещи я чувствую.
К слову сказать, Шурка и сидела-то с нами рядом. Как раз слева от Варьки.
-- Слушай, сестричка, ты бы ее хоть по коленкам погладила,-- шепнул я, когда на сцену выскочил один из наших местных самодеятельных танцевальных ансамблей. Два десятка восьмиклассниц в коротеньких юбочках -- что может быть лучше.
-- Братик, пошел ты...-- матерится Варька редко и я сразу же понял, что дело серьезное.
-- Ладно-ладно, мешать не буду,-- досмотрев взлягивающих ногами нимфеток, я потихоньку начал выбираться из зала. Самое время, на сцену полезла старая карга, слащавые рифмы которой, типа "детки-конфетки" в состоянии свести меня с ума. К счастью выйти в фойе я успел до того, как она закончила вещать в прозе.
-- Извините, а у вас сигареты не будет?
Я не сторонник приобщения молодого поколения к порокам, но девчонке в яркой курточке турецко-китайского пошива было явно больше четырнадцати. Захоти она порока, так найдет себе не только сигарету -- в этом наше законодательство давно уже пошло ей на встречу. Поить их вот только нельзя.
-- Держи,-- по крайней мере, мои дорогущие, гораздо менее вредны для здоровья, чем любое дерьмо, которое ей мог бы предложить кто-нибудь другой.-- Ты откуда тут?
-- С танцев,-- она прикурила от купленной мною по дороге дешевой одноразовой зажигалки и небрежно мотнула головой в сторону двери из которой выходили оттанцевавшие свое старлетки.-- А тебя зовут Вик?
-- Откуда ту знаешь?
-- От Лены Багровой.
-- От Лены? И что она сказала?
-- Что у вас с ней связь.
Это будет слишком литературно, если я напишу "мне стало не по себе", тем более испытать это чувство на протяжении этой истории мне придется не раз. Однако, ни какие другие слова не могли бы верно отразить то, что я тогда почувствовал. Ленка - наверное, я уже это говорил -- моя подружка. Ее мать, Зоя, подружка Варьки. Вместе мы провели немало времени в шикарном Варькином особняке и я... Черт, всегда отвлекаюсь! Дело в том, что четырнадцать исполнится Ленке только через четыре с половиной месяца.
-- Знаешь, малыш, это несколько неверно сказано...-- Ленка никогда бы не захотела мне зла. Если верить Варьке, даже после того, как я убил Ленкиного отца. Но, почему-то, во всех своих рассуждениях и я, и Варька напрочь не учитывали институт подружек. А ведь девочкам, иногда, так хочется поделиться с кем-то...
-- Не бойся, больше никто не знает,-- улыбнулась моя собеседница в очередной раз затянувшись сигаретным дымом.-- Я ее лучшая подруга. А Лена еще долго будет на Кипре?
-- До конца лета.
-- Счастливая.
Несколько странно, конечно, говорить это о подруге, которая только что потеряла отца, но дети, есть дети.
-- Тебе сколько лет?
-- Пятнадцать,-- улыбнулась она.-- Можно, я с тобой останусь? А то тут есть один козел...
Она употребила более грубое слово. Но, если что-то и нравится мне у Стаута, так это выражение "слово это я повторять не буду, потому что, возможно, все что я написал будут читать леди". Или как-то так.
-- Козел?
-- У меня с ним было... Ну, это... Ты понимаешь? А мне больше не надо. Он пристает постоянно, говорит, что в школе всем расскажет. Мне пацаны тогда, вообще, прохода не дадут.
-- Успокойся. Это кто?-- проблему можно было бы решить без мордобоя. В конце концов, если это кто-то из юных рокеров, так с главным рокером города -- Севкой, я знаком достаточно давно. Кому и готовить Галкину презентацию, как не Севке. И в городе его знают, и сам поэт и музыкант. В период подготовки знакомство только укрепилось -- обсуждали, пили пиво и водку на бульваре... А если, кто-то из прессы или поэтов...
-- Это Юра Хорьков.
Я сплюнул. Господи, ну почему в этой стране нельзя просто пойти и купить лицензию на отстрел всякой мрази?
-- Держись рядом, малыш,-- приказал я.-- Если эта сука сунется... В общем, разберемся.
Я знал о чем говорил.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Юру Хорькова я не любил по двум причинам. Во-первых: он был поэтом. Во-вторых: моим бывшим коллегой.
Не поймите меня превратно, я не считаю себя образцом порядочности для всех представителей второй древнейшей профессии. И мне приходилось зарабатывать рекламой сомнительных финансовых фирм -- помните все эти "МММ", "Хопры" и тому подобное. И мне приходилось зарабатывать на выборах, призывая граждан голосовать за таких кандидатов, что в другое время я бы им и руки не подал. Приходилось заниматься скрытой рекламой, получать всевозможные дотации от властей, якобы, на развитие прессы, а на самом деле -- за собственную лояльность. Все это было, а многие мои друзья вынуждены заниматься этим и теперь. Что ж, такое нам досталось время -- голодное и жестокое. Время, когда каждый зарабатывает чем может.
И все-таки, на общем фоне разношерстной массы бывших коллег попадаются экземпляры при виде которых меня воротит и я сразу же вспоминаю слова Льва Толстого о том, что журналистика гораздо хуже проституции, потому что, если проститутка вынуждена продавать свое тело, то журналист -- душу. А в таком маленьком городе, как наш, неизбежно действует закон "естественного отбора наоборот". Кто талантливей и принципиальней рано или поздно перебирается в область, а то и в округ или находит себе поприще, гораздо более интересное, чем полунищее прозябание в карликовых местных редакциях. Зато люди бесталанные, вынужденные из-за собственной бездарности тем усердней заглядывать в рот начальству и лизать ему все что только лижется, мало-помалу занимают в этих редакциях ключевые посты.
В журналистику Юра Хорьков попал случайно, как, впрочем, и большинство нас, многогрешных. Работал в какой-то, еще совковой, конторке маленьким начальничком не то по комсомольской, не то по общественной линии. Был подсижен. Впрочем, пей Юра чуть меньше, да не выскакивай в пьяном виде из окон родного предприятия, может, и не подсидели бы? Это сейчас по части пьянства и баб -- свобода, а тогда -- чуть что -- бумажка в партком.
В общем, оказавшись не удел, Хорьков сразу возненавидел советскую власть плюс электрификацию всей страны и стал демократом в душе. Правда, в КПСС на всякий случай вступил, потому что, как человек пописывавший стихи, решил снискать себе лавры на журналистском поприще и устроился в одну из местных многотиражек.
Из партии Хорьков ушел в эпоху карабкавшегося на танк Ельцина, вследствие чего считал себя стойким и последовательным демократом. Слова этого не стеснялся и до сих пор, хотя для большинства обывателей нашего городка, с зубовным скрежетом перенесших экономические коллизии последнего десятилетия -- понятия "демократия" и "воровство" стали почти синонимами.
Звезда Юры Хорькова воспарила года два назад, когда в городе почти одновременно открылось едва ли не пять местных газет и Юре удалось одну из них возглавить. Повезло ему несказанно, потому что владелец издания толком и сам не знал, чего хочет. В местную политику владелец лезть не собирался, торговал себе лесом с заграницей, собственно, внутри города даже экономических интересов не имел. Такая вот получилась газета, для удовлетворения собственного тщеславия. И назвал свое издание учредитель не как-нибудь, а собственным отчеством -- "Степаныч".
Газета раскупалась без энтузиазма: тираж в полторы тысячи оказался для нее пределом. Публиковала, в основном, перепечатки из всевозможных развлекательных журналов, да Юрины мудрствования о судьбах российской демократии. Не обходилось и без поэзии в которой Хорьков мнил себя авторитетом.
Хорьковское версификаторство мне не нравилось -- терпеть не могу лживых стихов, сразу же возникает какое-то внутреннее чувство протеста. Вот стихи Галки Есиной, может быть, и наивны иногда, и бывают не слишком совершенны, а им всегда веришь.
За свою длительную журналистскую карьеру Юра Хорьков избивался неоднократно. Происходило это каждый раз по пьяни и очень часто по причине личной нескромности. Почти каждый раз, на следующий день после побития, серый с похмелья и украшенный свежим синяком Юра бегал по знакомым, возводя факт избиения в ранг политического покушения на демократа-журналиста.
Я лично, сцепился с Хорьком, раз или два. Работал тогда в "свободной" прессе, пил, естественно, не так, как сейчас, и озвереть ни с того ни с сего мог в считанные доли секунды. Второй раз нас вовремя растащили -- розочкой разбитая пивная бутылка в моей правой руке едва не располосовала Юрину физиономию.
Чем он меня тогда достал не помню -- года полтора уже прошло -- может, написал какую-то брехню о "желтушке", где я работал? А может, когда Хорек выгнал из "Степаныча" пацана, заподозрившего его в том, что Юра ворует из редакционной кассы?
В общем, мое желание помочь незнакомой девчонке кажется мне вполне естественным. Тем более, Варька, похоже, увлеклась Шуркой и до конца презентации я, того и гляди, вынужден пребывать "без дамы".
--Это Люда Светловская. Она подруга Лены Багровой,-- шепотом объяснил я Варьке, когда вместе со своей новой знакомой вернулся в зал, и в ответ на строгий вопросительный взгляд пояснил.--Ей пятнадцать.
Еще минуты через две Варька наклонилась к уху соседки:
-- Вот видишь, он никогда не соскучится.
Мне оставалось только надеяться, что Люда этого не расслышала - на сцене, голосом, являвшимся чем-то средним между голосами Булдакова и Высоцкого, пел неизвестный мне юный бард. Оглядевшись по сторонам, я поискал Хорька. Тот сидел на предпоследнем ряду в окружении нескольких сотрудников своего карликового издания.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Официальная часть закончилась и приглашенные начали степенно выбредать из зала. Вокруг сидевшей все это время на сцене Галки еще толпились с целью получения автографа особо ретивые любители поэтического творчества. Не меньшее их количество сгрудилось и вокруг находившегося рядом Юрьича. Представители музыкально-поэтической "богемы", в рядах которой состояло, собственно, большинство друзей-приятелей Галки, потянулись к месту предстоящего банкета. Книжками виновница торжества их уже снабдила, к мэтру же почти все были вхожи в дом.
За исключением дверей ведущих на улицу, из зала, пол которого ступенями поднимался вверх по мере удаления от сцены, было еще несколько выходов. На уровне первого этажа - в фойе. На уровне второго, с дальнего от сцены торца, - на служебную лестницу.
-- Туда,-- кивнул я Варьке в сторону еще одной, ближайшей от нас, двери на уровне второго этажа. Эта выходила в достаточно просторный холл, где, как я знал от Галки и Севки, планировалось провести грядущую пьянку.
Холл второго этажа был просторен и светел, две его достаточно протяженные стены состояли из сплошного ряда окон. В центре высилось несколько квадратных по сечению колонн. Единственной мебелью являлась длинная стойка торчавшая на невысокой сценке, здесь же рядом чуть в сторонке высилась пара колонок, стоял усилитель и несколько прислоненных к стене электрогитар.
-- Рано, еще рано! Погодите!
Вокруг стойки суетилось с десяток Галкиных подружек разного возраста, среди которых я без труда опознал Зину Балагурову. Она-то и замахала руками осаживая самых истосковавшихся по выпивке поклонников поэзии. В последнее время Зина редакторствовала в местном "Вестнике" -- газете, которую Панфилович, один из наших городских тузов и вечный неудачливый претендент на должность мэра, открыл в замен злосчастного "Городища".
Варька и Шурка встали в сторонке и закурив начали негромко совещаться, стоит ли предложить свою помощь. Я тоже полез за сигаретами.
-- О, здорово!--в авангарде как раз сейчас поднимающейся по лестнице основной массы участников предстоящего банкета двигался Степан - один из моих приятелей по распитию пива на бульваре.
-- Привет-привет, как дела в рекламном бизнесе?--в каком-то смысле мы с ним коллеги: мне приходилось верстать газеты, он занимался версткой брошюр, плакатов и прочей, подобной им, полиграфической продукции.
-- Бизнес процветает, а заказчики носятся вокруг нас табунами.
-- Могу подарить новую идею: "Ты не похож на других. Тебе нужен особый шампунь. Попробуй наш и твоя лысина будет сверкать в любую погоду!".
Степка заржал оценив шутку.
-- Привет!--откуда-то из-за Степанова плеча возникла мальчишеская челка Милки Шевцовой, симпатичной стройной особы, успевшей достичь возраста, обычно именуемого "бальзаковским".
-- А, бульварная пресса!--расплылся в улыбке Степан.
-- Как дела в "Желтушке"?--полюбопытствовал я.
-- По-прежнему ругаемся с хозяином из-за денег. За такую зарплату работать, знаешь ли… А у тебя такой прикид сегодня,-- оценив мою новую джинсу моментально переключилась она.--Ну да, ты ведь с Варей Шереметьевой живешь?
-- "У нее" - еще не значит "с ней",-- поправил я.--У нас чисто служебные отношения.
-- Пойди это Дрожко расскажи,-- фыркнула Милка, бывшая накоротке с местным начальником ОВД от чего криминальные публикации "Желтушки" всегда выигрывали у конкурентов по оперативности и информационной насыщенности.--И потом, Витя, тебе такую шмотку выбрать, просто вкуса не хватило бы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В три ряда обступив уставленную закусками - в основном, всевозможными бутербродами - стойку, минут десять делили белые пластиковые стаканы: тары на всех не хватало. Как-то этот вопрос утрясся и из-под стойки появились первые четыре бутылки. Варьке я плеснул совсем немного - она местную водку не любит, Шурке - столько же. Остальным наливал по желанию. Люде, по малолетству, досталась какая-то "Кола".
Говорили одновременно все: Юрьич, Севка, оказавшийся здесь же Панфилович, кто-то из музыкантов, Зина Балагурова и даже Хорек умудрился слово вставить. Смысл этой хором произнесенной речи сводился к тому, что пьем за Галкин талант, за ее молодость и красоту, за то чтобы творчество не увядало и вообще "ну, вздрогнем".
Как-то само собой получилось, что в толпе образовалось несколько центров притяжения. Вокруг Юрьича столпились Панфилович, Зина, Хорек, худая рослая Таня - редактор местной районки, кто-то из городской администрации, Милка и еще пара человек. Там же была и виновница торжества.
С десяток творческих личностей кучковался вокруг разливавшего очередную "пайку" Севки. Рядом со мной и Варварой были Шура, Люда, Степан и несколько совсем молодых парней и девчонок. Трое хорьковских сотрудников и еще пяток участников попойки сгруппировались около четвертой бутылки.
В то же время, толпа оставалась единым целым, мерно колыхаясь вокруг собранной на стойке закуси, жуя и перекидываясь ничего не значащими репликами.
-- Привет,-- машинально кивнул я, заметив в группе по соседству знакомое лицо.
-- Здравствуйте, Виктор,-- без особого тепла в голосе ответила миниатюрная с кукольным личиком особа и поспешно отвернулась заговорив о чем-то с соседом.
-- Варь, имя не напомнишь?--тихонько, сквозь зубы попросил я свою хозяйку. Терпеть не могу, когда люди меня знают, а я их имени не помню.
Мельком покосившись Варька так же тихо ответила:
-- Ракитина Вера Петровна, 1967 года рождения, разведена, имеет дочь двенадцати лет…
-- На фиг мне ее дочь, я же только имя спросил.
-- На всякий случай,-- ухмыльнулась Варька. Вот уж у кого память отличная, не то что у меня. А ведь с кукольнолицей мы встречались совсем недавно, когда расследовали все эти идиотские убийства в "Городище". Верка работала там и, по слухам, спала с тамошним главным редактором, ныне покойным Карасевым, поскольку особыми талантами по журналистской части не обладала. Интересно, она-то здесь что делает?
Откупорили по второй. Вновь начались поздравления и комплименты в Галкин адрес. Виновница не надолго оказалась в нашей компании и была обцелована всеми, включая меня и Варьку. Практически без перерыва бросились наливать по новой.
Выяснилось, что в холле можно курить и большинство присутствующих задымило, используя в качестве пепельниц пустые бутылки и консервные банки. Перекрываемая всеобщим гамом тихонько зазвучала акустическая гитара. И опять появились не раскрытые еще бутылки.
Мы выпили и молодой парень запел песню о любимом городе и любимом бульваре, по которому так приятно шататься теплой летней ночью. И на котором, добавлю от себя, так приятно пить пиво сидя жарким летним днем, на скамейке в тени огромных лип. Курильщики, то там, то здесь, устраивались на низкие - всего в нескольких сантиметрах от пола - подоконники высоких, до потолка, окон. А водка откупоривалась уже совсем неконтролируемо.
Я оценил ситуацию. Со слов Севки, оказавшегося в роли главного распорядителя мероприятия, я знал, что водки запасен только ящик. И еще пара литров самогона. Основной расчет организаторов был на то, что собравшиеся - люди творческие, а значит великолепно знакомы с расположением ближайших к очагу культуры точек нелегального самогоноварения. Вот только, люди творческие обычно ленивы, а значит, выбравшись за покупкой, полулитром не ограничатся, чтобы не ходить потом во второй раз. Скорее всего, здесь скоро появятся полутора литровые пластиковые бутыли крепкого, градусов под пятьдесят, пойла.
С учетом этого, мне показалось, что мы взяли слишком уж быстрый старт.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Музыка гремела во всю и в такт ей извивалась и терлась спиной о колонну симпатичная темно-русая девица. Очень замечу эротично и со вкусом терлась. В одном из городских народных ансамблей, говорят, лучше ее музыку никто не чувствует. Я правда, на концертах бываю редко, поэтому даже не знаю в каком. У нас этих ансамблей…
-- Клево!--похвалил я, когда мелодия угасла и исполнительница, шагнув в сторону стойки, оказалась рядом со мной.-- Если бы еще топ-лесс, вообще - цены бы не было!
-- Так я же хотела, но все на этих смотрели,-- улыбнувшись темно-русая кивнула на троих мужиков лет под сорок поднимающихся с пола. Те только что исполнили некую танцевальную импровизацию напоминавшую одновременно брейк-дэнс, поединок по карате и истерику в дурдоме для буйных.
Да, на улице уже стемнело, а гулянка все еще шла с нарастающим темпом. Во многом из-за того, что по мере продолжения к ней присоединялись все новые и новые друзья и знакомые Галки. Кстати, из троих, только что катавшихся по полу, местным был лишь один. Двое других - ведущий областного телевидения и директор неизвестного мне рекламного агентства прибыли из столицы Федерального Округа только что, причем изрядно навеселе.
Панфилович, потрясенный, видимо, тем, что вытворяют столь солидные, по его мнению, люди, начал потихоньку устремляться к выходу. И вовремя, на мини-сцене появился Вовик,-- явление в местной культуре, без сомнения, самобытнейшее. Балагур и весельчак, не дурак выпить, а к тому же, певец от Бога. Через динамики дружно грянули электрогитары, взвизгнула губная гармошка и перекрывая разухабистую мелодию сильный, с хрипотцой, голос Вовика, браво затянул лично сочиненную им балладу посвященную почему-то батьке Махно.
Я лично считаю, что успех большинства нынешних эстрадных шлягеров во многом обусловлен их краткостью: публика-дура просто не успевает понять, что ей вновь умудрились подсунуть старенький избитый мотивчик и пару-тройку не менее древних "блатных" аккордов в сочетании с бездарными виршами, целые строфы которых состоят из повторения одного и того же слова.
Почти же четвертьчасовое Вовиково произведение захватило всех так, что даже Варька с Шуркой, оставив насиженное местечко на одном из подоконников, смешались с окружавшей музыкантов толпой и принялись вместе со всеми хохотать и хлопать в такт музыке. Матерные слова то там, то сям вплетавшиеся в ткань песенного повествования мою хозяйку не смущали и веселилась она от души.
По завершению батькиных похождений в зал вернулись, те кто счел своим долгом проводить Панфиловича и иже с ним до выхода из трясущегося от музыки ДК. Впереди вприпрыжку неслась Галка Есина, получившая, наконец, возможность расслабиться. За ней, едва поотстав, благообразная Зина Балагурова, лицо которой тоже свидетельствовало о явном облегчении. Позади с задумчивым видом плелся Хорек.
-- Господа!--оказавшись за стойкой громогласно возвестила Балагурова и потянулась за ближайшей бутылкой, чтобы налить себе и виновнице торжества. Налила за одно и мне.--Закусывайте! Нужно все съесть! Закуска оплачена спонсорами!
-- Так выпьем за спонсоров, которые оплатили выпивку!--подняв бокал вставил я.--Как жизнь, Зиночка?
Кто-то из вокруг стоявших засмеялся, расслышав мой тост, а в общем-то в этом гаме и сутолоке понять что-либо было уже мудрено. К тому же вновь заиграла музыка.
-- Отлично,-- невесело усмехнулась Зина.--Читала намедни досье, которое твоя Варюша на меня состряпала. Ну и стерва же она у тебя.
Не так давно по просьбе Панфиловича мы негласно проверяли сотрудников, которых он нанимал в свой "Вестник". Что ж, я всегда говорил Варьке, что наживем мы этим хлопот.
-- Варвара Викентьевна, дает только самую объективную информацию и проверенные факты,-- вступился я за начальницу.--Зря ты так, Зин.
-- Витя, а тебе знакомо такое понятие "право человека на личную жизнь"?
-- Мы же про твою последнюю поездку на море ничего не написали,-- горячо возразил я.--Именно потому, что это… ну, личная жизнь.
-- Только сплетни собираете, Витя, только сплетни!
-- Зин, да я своими глазами те фотографии видел!--возмутился я, но заметив как лицо собеседницы вдруг пошло красными пятнами разом опомнился и замолчал.
-- Видел?--упавшим голосом переспросила она.
-- Да парочку всего, самых таких… невинных,-- неуклюже начал оправдываться я.--Ты, Зин, знаешь, если снимаешь чего-нибудь особо интимное… Ну, в проявку и в печать не отдавай. Лучше уж видиокамеру возьми или цифровик. Вот Варя взяла за восемьсот баксов, так…-- тут я понял, что начинаю нести лишнее и поспешил отвалить в сторону.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Наступила та необычная раздвоенность сознания, которая иногда возникает в результате неумеренных алкогольных возлияний. Я беседовал с Зинкой, перекинулся парой фраз с Галкой, потом с кем-то еще, глотнул из стакана… М-да, наши спонсоры - среди нас. Самогонка-то совсем не та, что закупали на мероприятие Галка с Севкой. Ту мы на бульваре пробовали. А эта - поядреней будет…
Однако все это время, каким-то краем сознания я продолжал удерживать в поле зрения Хорька. Хрен ему, а не Людка!
Все это время объект моего наблюдения крутился вокруг кукольнолицей Верки. Как ее там? Веры Петровны! Наведя кое-какие справки, - мы ж не токмо водку пьем, мы детективы - я уже выяснил, что вышеозначенная Верка Ракитина уже около месяца работает аккурат в "Степаныче", то есть под личным руководством Хорька. И судя по маслянисто-похотливому выражению его рожи, а, взяв под руку он сейчас как раз нашептывал что-то ей на ухо, я понял, что работает Верка весьма успешно. Как обычно, в общем.
Вот, сказав нечто, с его точки зрения, очевидно, смешное, он захихикал, поднял голову, машинально обвел глазами холл…
Как интересно все-таки наблюдать за происходящим со стороны. Просто стоять и наблюдать. По-моему, заметив Людку, сидевшую обок от Шурки и беседующую о чем-то со Степаном, Хорек чуть не дернулся вперед, а потом глаза его вдруг испуганно забегали из стороны в сторону. Любопытненько…
Я неспешно пробрался к друзьям.
-- Пойду я, наверное, "паленки" куплю,-- рассудительно сказал Степка.--Тут мужик один неподалеку недорого продает. Хорошую. А то от этой самогонки голова такая дурная…
Выражение его лица в тот момент, когда он посмотрел в мою сторону несколько омрачилось.
-- Ты чего?--не понял я.
-- Козел этот на меня заяву в милицию написать хочет,-- обиженно сообщил Степан. Я обернулся и понял, что он указывает на все еще вертевшегося вокруг Верки Хорька.--Представляешь, захожу в "Степаныча", а там все сидят с постными рожами. С зарплатой - голяк, бабок -- ни у кого, головы у всех с похмелья трещат. "Займи,-- говорят,-- на пиво". А я сам хотел, но тут такое дело… "Ладно,-- говорю,-- займу, но только с вами останусь и один стакан выпью. Мне больше не надо." Сидим, пьем, все тихо. Тут откуда-то с улицы Хорек прибегает. Увидал это и сразу ко мне. "Можно,-- говорит,-- тебя на минуту". Я думал - дело какое, выхожу с ним на лестницу, а он с ходу: "Ты что это против меня мой коллектив настраиваешь!" и хрясь по носу!
-- Вот сука!--рассвирепел я обидевшись за тихого всегда спокойного Степку.--А ты?
-- А я не люблю, когда меня по носу бьют,-- насупился Степка.--Мне его сломали еще когда я первый разряд по боксу зарабатывал. У меня какой-то рефлекс проснулся, я ему в пятачину заехал и с лестницы спустил. Весь пролет так и кувыркался.
-- Да ничего потом,-- пожал плечами Степан.--Перешагнул я через него и пошел к себе в контору. Время-то рабочее было. А он на меня заяву собрался накатать. Нет, вы скажите, за что?
-- Хорек, -- он и есть Хорек,-- констатировал я.--Гнида, одним словом. Я бы, не только перешагнул, а еще бы по ребрам его потоптался!
-- Степа, возьмите и за наши деньги "паленки",-- улыбнулась Варька и достала из кармана сотню, затем еще одну. Нет, в ценах на предметы первой необходимости она ориентироваться никогда не научится.
-- Без сдачи?--получив на руки две сотни изумился он.
-- Да какая там сдача,-- милостиво отмахнулась владелица детективного агентства "Санта-Барбара",-- на все берите.
Степка тут же умчался за "паленкой" и , вероятно, еще на лестнице ведущей на первый этаж встретился с очередным участником этой истории. Хотя вряд ли, -- если на лестнице, тот появился бы раньше. Скорее всего профессор Чупрына повстречался Степану где-нибудь на выходе из ДК. Потому что, явись Филя чуть раньше, дальнейшие события могли бы развиваться по другому.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Поскольку Варька и Шурка начали тихонько шептаться, я чтобы не мешать, увлек Людку к стойке. Попутно обнаружил там еще одну откупоренную бутылку водки. Самогону, конечно, оставалось море.
-- Людмила, можно тебя на минутку?
От елейно-чинного дребезжания хорьковского голоска откуда-то из глубины моего естества вырвалась неуправляемая звериная ярость. Ненависть бродяги-пирата к фарисействующему ростовщику, ненависть полунищего крестоносца к зажравшейся придворной сволочи, ненависть человека всю жизнь дерущегося за свою свободу к тем, для кого холопская доля - слаще всего на свете.
Все эти образы разом промелькнули в моем сознании. Я и не думал, что я, тот прежний, все ниспровергающий идеалист от "свободной" журналистики, столь быстро могу воскреснуть в пьяном сознании себя нынешнего, Варькиного. Одетого в джинсу от черт-знает-кого и, что там говорить, пребывающего в неге и холе.
Нет, надо же! Я медленно обернулся к Хорьку. Степки эта падла испугалась, не подошла к Людке, когда тот рядом с ней был! А я, значит?..
Раздвоенность, а скорее, размноженность сознания вернулась. Совершенно отчетливо, рельефно и сочно я вдруг начал воспринимать все, что происходит вокруг. Горлышко бутылки так удобно улегшейся в мою ладонь. Потупившуюся Людку, нервно теребящую дешевенькие часики на левом запястье. С любопытством таращившуюся на меня и облокотившуюся на стойку Зинку Балагурову. Кукольнолицее создание, опасливо жмущееся к ближайшей колонне. Еще чьи-то лица…
-- Воспринимать, но не анализировать,-- наставительно сказала Варька, много позднее, когда я пересказывал ей мои ощущения и подлив нам обоим "Бакарди" сердито буркнула себе под нос.--Берксеркер чертов!
Не знаю, может быть, она и права.
-- Ты что, козел?-- медленно надвигаясь на Хорька и заводя сам себя зарычал я.--- Ты что, падаль, думаешь, что я такой же добрый, как Степка? Я тебя, сука, бить не буду. Я тебя, гада, просто убью. Ты у меня слезами кровавыми умоешься!
Хорек увидел бутылку, глаза его испуганно метнулись из стороны в сторону. Бесполезно. Те, в ком сейчас возобладал страх, помехой мне быть никак не могли. Остальные продолжали наблюдать за происходящим с отстраненным любопытством. И верно, что за пьянка без драки? Он осторожно попятился назад.
-- Пить надо меньше!--оказавшись на достаточно безопасном расстоянии буркнул Хорьков и ни на кого не глядя скрылся за дверью кинозала.
-- Витя, ну что ты в самом деле!--громогласно попеняла Зина Балагурова.--Нам только драки не хватало.
-- Драка? Какая такая драка?--раздался радостный голос у меня за спиной.
-- Филя, привет!--моментально успокоившись я протянул руку вновь прибывшему.
-- Привет… приветик,-- здоровался он то с одним, то с другим.--А Галка, где?
-- Сейчас найдем,-- я со всем старанием обвел глазами затянутый клубами табачного дыма холл. С первой попытки обнаружилось лишь то, что жена профессора Чупрыны, моего приятеля Фили, стоит за его правым плечом.--О, Наташенька, дорогая, здравствуй!
Озирая окрестности второй раз я понял, что, кажется, мой друг достаточно навеселе. Его заметно повело в сторону, да так что пришлось ухватиться за кого-то из мимо проходящих дам.
-- Во!--с третьей попытки я наконец обнаружил виновницу торжества. Сидя на подоконнике и куря она оживленно болтала о чем-то с Шурой и Варькой.
Покуда я сопровождал профессорскую чету, Людка, отправилась в туалет. На всякий случай, я решил не упускать из вида дверь кинозала по крайней мере до тех пор, когда моя юная подружка не вернется.
-- Варвара Викентьевна, позвольте вам представить. Профессор Филимон Чупрына и его супруга Наташа. Я вам о них рассказывал.
-- Очень приятно,-- благосклонно улыбнулась Варька.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
-- Так с кем ты драться собрался?--поинтересовался Филя, извинившись перед Галкой за опоздание произошедшее по причине обильных возлияний на дне рождения сестры присутствовавшей рядом жены.
-- Хорек, сволочь, совсем оборзел,--чувствуя себя не совсем в своей тарелке под Варькиным вопрошающим взглядом сообщил я.
-- Да Хорьковскую харю давно начистить пора! Вить, давай ему морду набьем, козлу! А?--оживился профессор.
Тридцативосьмилетний Филимон Чупрына - личность в нашем городе достаточно известная. Кстати, он действительно профессор кафедры философии, а ученое свое звание умудрился заслужить в младые годы, когда ставшая ему родной кафедра занималась еще философией марксистско-ленинской. Естественно, никем иным кроме ортодоксального марксиста-ленинца Филя в те годы стать не мог и однажды даже умудрился быть избранным в нашу городскую думу от КПРФ.
В этом качестве он героически бился, то со свободной - в кавычках и без - прессой, то с ночным засильем эротики на местных каналах кабельного телевидения, то с новой "демократической" властью. Мы с ним пару раз схлестывались на страницах разных изданий, не будучи знакомы очно.
В последствии, когда я уже наелся до сыта полунищей "свободы" и "демократии", а Филя вышел из КПРФ и разругался с руководителями местной партийной ячейки, обвинив их в сотрудничестве с антинародными, по его мнению, властями, мы встретились в "Желтушке" и на удивление быстро сошлись. Я там экспериментировал по части воздействия на коллективное бессознательное массового читателя, Филя же проповедовал свои идеалы, сражаясь одновременно и с коммунистами и с демократами. В общем, всю свою сознательную жизнь профессор Чупрына против кого-нибудь да боролся.
Особенно яростно сражался он с хорьковским изданием, главным образом потому, что Хорек со свойственной ему трусостью боявшийся затронуть сколь-нибудь значительное лицо в нашей местной политике, весь пафос обличающих "звериный оскал коммунизма" статей направлял в адрес безвредного, в общем-то, профессора. Каких только гадостей не писали там о Чупрыне.
Так что Хорькова Филя ненавидел яростно и пылко, а ненависть свою нес открыто и гордо, подобно тому, как "Свобода на баррикадах" с картины Делакруа, несет под красным знаменем свой оголенный бюст.
-- Мальчики, давайте договоримся. Только без жертв!--нахмурилась моя хозяйка.
-- Ну что вы, Варвара Викентьевна,-- с трудом осилив ее отчество развел руками пьяный профессор.--Обижаете!
Тут как раз прибыл Степан с шестью бутылками водки и наступило всеобщее оживление. Некоторое время ушло на то, чтобы поделиться пойлом с окружающими и Степка начал разливать. Вскоре выяснилось, что Филимону не хватает стакана, а Наташка завредничала и не захотела отдавать ему свой. В экспедицию за стаканами мы с Филей отправились к стойке.
-- Ну что, не убил еще никого?--беззлобно поинтересовалась как и прежде торчавшая там Балагурова.
-- Да идет он на хрен этот Хорек,-- достаточно мирно ответил я находя пустой пластмассовый стаканчик и наливая другу-профессору.--Ты знаешь, что у них со Степкой произошло?
-- То-то в "Степаныче" на следующий день вся лестничная клетка в крови была,-- выслушав мой пересказ усмехнулась Зина.--А Хорьков другое говорил. Дескать, пришел пьяный Степан, накинулся на него ни с того, ни с сего.
Я залпом опрокинул свою рюмку и убежденно сказал:
-- Врет. Степка - парень спокойный. Даже если совсем пьяный.
-- Не ну, блин! Хорек и козел!--выпив свою водку крякнув занюхал рукавом профессор.--Мочить его надо. Пойдем, Витя, прямо сейчас и замочим.
-- Ой, Филя! Витя!--скривилась Зинка.
-- Ну, морду набьем,-- сформулировал свою мысль точнее Филимон.
-- Морду бить не будем, а поговорить не мешает,-- решился вдруг я.-- Объясним ему, что заявой на Степку пусть лучше сразу подотрется. Без шума, без скандала. Пошли.