Белобрысый мальчонка, годов семи, лежал на панцирной койке без матраса, покрытой серым покрывалом, и ворочался из бока в бок, массируя спину впивающимися в кожу прутьями железной сетки. Ноги приятно подпекала недавно истопленная печь, стоявшая как раз напротив его ложа. Постепенно согреваясь и, еле слышно, напевая песенку собственного сочинения в такт скрипучей кровати, мальчик изредка прислушивался к гулу электрических проводов на улице, гадая о причинах происхождения оного. Летом и осенью, пока была жива его бабушка, ему никогда не приходилось слышать этого тревожного гула, а теперь, когда она, вот уже сорок дней как не живет больше с ними, этот гул все сильнее и чаще. Прошлой ночью, он совсем долго не мог уснуть, прислушиваясь, гудят ли это провода или так же истошно, спрятавшись на кухне, стонет его мама.
Мальчик, зачем-то, вспомнил как отважно сражался своей деревянной булавой - в далеком прошлом предназначенной для взбивания масла из молока и сливок, с сухими растениями позади дома, когда выбежала мама и закричала: "Виконт! Нашей бабушки больше нет... Ее нет! Понимаешь?!" - и, обхватив лицо руками, страшно завыла, убегая обратно в дом.
Но он - не понимал, ведь когда Виконт вошел в дом, их бабушка лежала на том же самом месте, где и всегда, только теперь, рот у нее был открыт и странно перекошен, ввалившиеся глаза пустые, мутные и, в какую бы сторону он не ходил, за ним не следящие.
Интересно, куда делась его булава? Не забрали ли ее тогда, те люди, которые приехали и что-то говорили, писали, а потом, выгнали его из комнаты. А булава то, осталась с ними! Когда все разъехались и мать его снова пустила в комнату, бабушка уже с закрытым ртом и глазами, нарядная, лежала в деревянном ящике, вокруг которого горели свечи, а у стены, стоял громадный деревянный крест. Только его деревянной булавы в комнате нигде не было. Лежа в гробу, бабушка не стонала, не кричала и не ворочалась, а лежала все время так, как ее положили, после того еще три дня. Не понимал он и того, как и почему, она перестала двигаться, стонать, просить пить и неумело ходить в туалет, что все, с под нее, растекалось по полу. Мама не хотела объяснять ему, сколько бы он не спрашивал, как это происходит и почему, лишь отвечая, что бабушка переноситься от них на небо, а поэтому здесь ее уже почти нет.
Потом приехал папа, на новой красивой машине, с новыми маленькими братиком и сестричкой, и со своей "другой" красивой женой. Красивее даже, чем новая папина машина. Какая же она была хорошая! Всегда улыбалась, шутила, дарила игрушки, кормила сладостями. Виконту очень захотелось, чтобы она стала его мамой, новой и красивой, но папа сказал, что это невозможно. Папа был очень умным и все всегда знал, наверное потому ему и досталась такая красивая новая жена, которую мама, почему-то, очень не любила. Не любила она и этих новых младших братика и сестричку, видимо от того, что те часто кричали, мешая разговаривать, обедать и даже спать.
Папе так повезло... Какая же она была красивая! Он тогда так влюбился в нее. Вот если бы и ему так повезло, и она влюбилась в него... А его мама влюбилась в его новых братика и сестричку... Они могли бы поменяться... Ах, как бы он, был тогда счастлив и благодарен всем на свете!
Папа обещал приехать весной, на его день рождения и забрать их с мамой в город, где они жили до того, как приехали сюда - в деревню. В городе есть школа, в которую он должен был пойти еще в этом году, но из-за бабушки, за которой нужно было ухаживать, не пошел. Хорошо, что не пошел. Его лучший городской друг Петька, старше его аж на два года, говорил ему, что из-за дурацкого имени, его будут сильно дразнить и даже бить в школе, в которую сам Петька, ходил уже второй год и все о ней знал. Петька классный! Как он там сейчас, без него? Не скучает ли? Потому что он по Петьке, очень скучал. В деревне у него совсем не было друзей. Здесь вообще никого не было. Последние дачники уехали осенью, и теперь они жили в деревне только с мамой.
А еще, папа обещал приехать на новый год, который уже скоро, вроде бы, должен наступить. Только б, не пил он в этот раз и не кричал потом, не ругался на маму, на страну, на правительство и даже, на свою "другую" новую красивую жену.
После того, как зарыли бабушку в землю на кладбище, на которое они с мамой теперь каждый день ходили, папа пил водку и на всех кричал, особенно на маму, называя ее какой-то "некрофилкой", которая это всосала, якобы, с материнским молоком. Еще, папа называл ее "главной террористкой". Маме, почему-то, были больше дороже мертвые чем живые, кричал папа и тыкал пальцем то в себя, то в него.
Оказывается, все люди в этой стране борются с терроризмом. Но в столице, лежит какой-то главный террорист всех времен и народов. Этот террорист лежит мертвый и все ему уже много лет поклоняются несмотря на то, что он совершил государственный переворот, уничтожил страну, погубил очень много народа и даже убил настоящего царя! Поэтому, все в этой стране "некрофилы" и "террористы", а мама - главная из них. И все здесь, плевать хотели на настоящее, живых и будущее.
Папа порывался несколько раз ударить маму, за то, что та держала труп столько времени в одной комнате с маленьким ребенком, у которого это могло вызвать даже психические проблемы. Видимо, мама хочет вырастить из него такого же "некрофила", призирающего жизнь, любовь и будущее. А мама, на все на это, только выла как волк и потом куда-то убежала, из-за чего, ее долго потом нигде не было.
Он спросил тогда у папы, кто такие "террористы" и "некрофилы", но тот, лишь махнул рукой и сказал: "Эх, сынок! Валить нам надо отсюда. Знать бы только, как и куда... Привязали нас всех здесь крепко, дружочек. А мать твоя, бестия и тварь, собственное чадо терроризирует. Единственное. Она и меня травила, жизни никакой не было. И все они здесь такие. Не будет у нас с тобой здесь, дружочек, никакой жизни и будущего." Потом папа его обнял, как давно не обнимал, и обещал нос до крови разбить, но обеспечить своему сынишке достойную жизнь и то самое - будущее. Обещал, на новый год такой праздник закатить для него, что и следа в памяти от дохлой бабки не останется. А потом, папа зачем-то долго просил у него прощение за все, особенно за то, что не живет больше с ними, но такова жизнь. Потом закончилась водка, папа оделся, сел в машину и куда-то уехал. А он, наконец, остался наедине с красивой папиной женой, смотрел, как она кормит грудью его нового братика и сестру, говорил с ней обо всем на свете, мечтая попробовать вкус молока. Она ему все рассказывала и давала даже играть в свой телефон, в котором было очень много игр и был интернет, который в деревне зачем-то не работал. Но, когда он спросил ее, кто такие террористы и некрофилы, она сказала, что это все глупости и на них не стоит обращать внимания, потому что в жизни, нужно искать только хорошее и позитив.
Он не знал, что такое позитив, также, как и не знал где искать в этой жизни самое хорошее, а спрашивать уже стеснялся, чтобы "новая" папина жена не подумала о нем как о глупом маленьком мальчике.
Когда уже настанет этот Новый год? Поскорее бы они опять приехали! Здесь так надоело. Бесконечная скукота. Даже мама с ним ни о чем не говорит. Только заставляет есть, спать и ходить каждый день на кладбище. Все остальное время мама то плачет, то воет, даже тогда, когда готовит еду, моет посуду или стирает. А папа, с его "другой" красивой женой, привезут ему сладости и может быть даже новогодний подарок - телефон с множеством игр и интернетом. Только, и это уже решено твердо, он откажется от любого подарка, вместо которого очень сильно попросится с ними, пообещав вести себя лучше всех на свете и учиться, когда пойдет в школу, только на отлично.
Заскрипела дверь.
- Виконт, ты уже оделся?! - заскрипел продолжением голос мамы.
- Еще нет.
- Ну что же такое, а?! Я же просила тебя... Пораньше... Такой день сегодня... Ой... Что же ты мне кровь пьешь?!
- Сейчас одеваюсь. Мам, я мигом, просто задумался.
Мальченка вскочил с нагретого места и побежал к стулу, на котором горой были навалены все его одежки. Под причитания матери, Виконт, словно солдат по тревоге, был собран и готов к выходу уже через минуту.
- Мам, я готов!
- Не стой же ты одетый, спаришься! А на улице ветер. Еще с тобой возиться, когда заболеешь...
Выскочив на улицу, мальчонка, прищурив глаза от отраженного снегом света, первым делом прислушался не гудят ли провода, но на улице царили тишина и покой, навевавшие лишь скуку. Виконт посмотрел направо, где вдалеке, за белоснежными горами, в которые превратились кучи мусора городской свалки, проходила трасса и прислушался, не едет ли к ним папа. Тишина. Тогда он посмотрел налево, в сторону леса край которого располагалось кладбище и тяжело вздохнул, лыжню занесло, опять прокладывать новый путь.
Вышла мама с лыжами в руках. По перекошенным деревянным ступенькам, они спустились на островок расчищенный от снега, одели лыжи и медленно заскользили в сторону леса.
- Виконт, ты уж не обижайся на меня, за мой крик. - мать неожиданно нарушила молчание, чего в предыдущие дни ни разу не делала. - Я знаю, ты меня не любишь и хотел бы жить с папой, который тебя с детства строил против меня. Он такой человек. Прошлого не изменить. Только знай, что не ты, не я, ему не нужны. Ему и новая семья не нужна. Такой он человек. И не терял он никого еще по-настоящему. Избаловали... Все ему всегда на блюдечке достается, без труда, без участия. А нам с тобой держаться друг друга нужно. Кроме меня, у тебя никого нет. А у меня, кроме тебя никого не будет в старости. Страшно быть одной в старости. Вот если бы не я, как бы бабушка твоя была? Ты помни это, не забывай. Умереть ведь не страшно. Это естественно и каждому суждено. Знаешь, что страшно? Терять близких. Нам кажется, что они обращались с нами не так, дали не столько, сколько нам хотелось, жили по нашим меркам неправильно, и много еще чего горького в душе у нас к нашим близким. Нельзя судить, запомни. Не суди и не судим будешь. Не повторяй моих ошибок. А когда близких уже нет с нами и не вернуть их никогда, не попросить прощение, не обнять, ничего... Понимаешь?
Мать проглотила последнее слово, ее лицо скукожилось, и она зарыдала. Виконт же, скользил с ней рядом по девственному снегу и думал, что ему не понять, даже то, что он должен понять. Разве он не любил ее? Разве обижался? Папа кричал чаще, посильнее и громче мамы. Почему он должен обижаться? Все взрослые кричат. Но папа любил их и всегда об этом говорил. Говорил, что хотел бы жить вместе и что скучает. Значит они нужны ему, просто они живут здесь, а не в городе и поэтому все так. Мама всегда сложно изъяснялась. Папа часто кричал на нее, что она "тупая пробка", что на таких как она и держится все государство, потому что, у нее какой-то красный диплом, но она двух слов связать не может. Папа спрашивал, чему она чужих детей может научить, ведь она своему объяснить ничего толком не в состоянии. Последний раз такое было, когда Виконт спросил маму что такое "биология", учительницей которой она была, а та ответила: "Подрастешь, узнаешь!". Папа и взъелся. Потом долго кричал, что их в ВУЗы специально таких набирают, чтобы они могли потом за нищенские деньги работать и себе подобную смену готовить.
Завиднелись до боли знакомы ограды кладбища и Виконт заскользил быстрее, чтобы приехать быстрее мамы и первым отыскать под снегом могилу бабушки, на которой в отличии от других могил не было никаких опознавательных знаков. Лица с фотографий на памятниках и крестах приветливо засияли Виконту, которых он, с должными вежливостью и учтивостью, приветствовал в ответ. Две бабушки, дедушка, неприятный дядька справа, рядом с которым красовалась фотография молодой женщины, опять бабушка и несколько дедушек, мальчик, две тети и вот, он уже на месте.
Виконт снял лыжу и начал сгребать ей снег с могилки до тех пор, пока не подоспела мама и, не благодаря за помощь, прогнала его. Он обратно надел лыжи и поскользил по кладбищу, дальше здороваться с его постояльцами, которых он уже хорошо знал всех в лицо. Он даже цифры выучил под ними. В школе пригодится. Интересно, а все эти люди на фотографиях, за всеми следят так пристально своими глазами или только за ним?
Виконт остановился рядом со своим любимым памятником, на котором красовалась цветная фотография девочки, улыбавшейся во все лицо, так лучезарно, что на его душе всегда становилось тепло и спокойно. Он снял лыжи и начал одной из них разгребать снег вокруг памятника и деревянного столика с лавочкой, за которым любил сидеть, изредка бросая взгляды на фото улыбавшейся девочки, не потеряла ли она случайно к нему интерес, не перестала ли за ним наблюдать?
Когда все было убрано, а место для гуляний расчищено, Виконт забегал в зад вперед, пытаясь скрыться от пристального взгляда своей сорокадневной подруги, которая не видела его, только когда он переставал видеть ее. Как же ему хотелось, чтобы она спрыгнула со своей фотографии и забегала вместе с ним.
- Бог или Джин! Если вы и взаправду существуете, то сделайте так чтобы эта девочка появилась сейчас здесь рядом со мной! - прыгая, запел свою ежедневную мантру скучающий от одиночества мальчик. - Бог или Джин! Услышьте меня. И тогда я в вас поверю. Если Бог, то пусть ее имя будет начинаться на букву А. Если Джин - на букву В. Бог или Джин! Если вы и взаправду существуете, то сделайте так, чтобы эта девочка появилась сейчас здесь рядом со мной! Услышьте меня! Неужели никто не хочет победить? Бог или Джин?! Сегодня я вам даю последний шанс...
Виконт прыгал, скакал, причитал, бормотал, пел и плясал, прерываясь на рассказы для девочки о своем прошлом, настоящем и будущем. А та лишь улыбалась и внимательно следила за ним и было так весело, светло и здорово, пока истории не закончились, а в животе не заурчало от голода. Солнце склонилось к закату. Сегодня они на кладбище дольше обычного, видимо и правда какой-то особенный день. А может мама просто забыла про него и ушла домой сама?
Последнее предположение напугало Виконта и он, быстро надев на ноги лыжи, заскользил к бабушкиной могиле, подъезжая к которой, заметил маму, которая лежала, свернувшись калачиком и подперев голову руками, сверху бабушкиной могилы. Было тихо. Мама больше не плакала, ее лицо было абсолютно спокойным и умиротворенным, а глаза смотрели в одну точку и больше не следили за Виконтом в какую бы сторону теперь он не пошел.