Шанидзе Ираклий. Теорвер

Выпускникам Химического факультета МГУ

1988 года посвящается...

Теория вероятности

Застегнув брюки, профессор Цареградский вышел из кабинки и проследовал прямиком к двери, минуя раковины и электросушилку. Он знал, конечно, что руки в подобной ситуации положено мыть, но сегодня было не до того. Через две минуты начинался экзамен по теории вероятности в двести одиннадцатой группе, где он, профессор Цареградский, был старшим экзаменатором, а три ассистента кафедры, кстати сказать, все бывшие жены профессора, были членами экзаменационной комиссии. Как перед бывшими жёнами, профессор никакой ответственности перед ними не ощущал, но на экзамен спешил совершенно из других соображений. Им руководило чувство мести. Он подошел к двери и привычно надавил на ручку. Дверь не открылась. Профессор надавил на ручку ещё раз, потом ещё и ещё. Как человек волевых решений, он, что есть силы, пнул дверь ногой. Ничего не произошло. Окончательно поняв, что дверь не откроется, профессор решил прибегнуть к посторонней помощи. Подавать голос ему было неловко, поэтому он стал молча стучать в дверь сначала кулаком, а потом и ногой, вкладывая в каждый удар всё свое негодование. После десяти минут интенсивных физических упражнений, профессор, к удивлению своему, понял, что на его стук никто не отзывается. Это было тем более странно, потому, что туалет, в котором бился в бессильной ярости профессор Цареградский, находился в самом оживленном месте Химического факультета МГУ - на втором этаже, напротив кабинета зам декана по учебной работе и рядом с кафедрой английского языка, где постоянно сплетничали молоденькие "англичанки". Не в состоянии совладать с одновременно терзавшими его чувствами ярости и безнадежности, профессор сел на пол и обхватил голову руками.

* * *

Физхимия - дисциплина серьёзная и очень тяжёлая в овладении её премудростями. Несчастным, решившимся бросить себя в пасть Молоху этой страшной науки, с первого дня обучения на Химфаке МГУ дают понять, как они были не правы. Во-первых, их сразу отделяют от всех остальных первокурсников и начинают душить математическим анализом и линейной алгеброй. Они же, понимая, что обратной дороги нет (ибо, если перейдешь в простую группу общего потока, то бывшие одногруппнички сразу запозорят самым безжалостным образом), делано гордятся свое исключительностью и сидят ночами в читальном зале библиотеки над определителями и уравнениями в частных производных. Потом, чтоб сделать их жизнь ещё более исключительной, несчастным, но гордым студентам одиннадцатой специальной группы подкидывают углубленное изучение квантовой механики и теории вероятности с математической статистикой. В то время, как студенты общего потока нахально пропускают лекции и плюют на домашние задания по этим увлекательным предметам, зная, что впереди только зачёт, "физхимики" убивают свои молодые годы на подготовку к экзаменам. Но самая интересная тонкость в воспитании настоящих рыцарей кинетики и термодинамики заключается в том, что их учат только те преподаватели, которые поставили целью своей педагогической деятельности доказать студенту его беспредельное ничтожество. Бесспорным чемпионом среди этих садистов от науки был доктор наук профессор Цареградский. Для обычных студентов-химиков был он чем-то вроде шанхайского барса - редким и очень опасным в природных условиях созданием, которое в зоопарке не кусается, так как им профессор только читал лекции в огромной полутемной аудитории. Физхимики же получали от него сполна на семинарах и лекциях, проводимых персонально для них в маленьком, ярко освещенном классе. Замечания типа "разве Вы не проходили это в начальной школе?" были его обычной реакцией на робкие просьбы объяснить поподробнее, что же это там, на доске, а обещания поставить два на экзамене сыпались из него, как стеклотара из перевернувшегося грузовика. При этом глаза его хищно проникали под юбки студенток, и становилось понятно, что для некоторых единственным секретом успеха на стезе теории вероятности может быть только сами понимаете что...

Физхимики же, хоть и умные, но молодые и горячие, в силу своих скромных возможностей, пытались мстить злобному профессору. Самым распространенным методом было приходить на лекции общего потока и писать Цареградскому записки с каверзными вопросами, начинающиеся словами "Товарищ Константинопольский", или "Товарищ Стамбульский". На вопросы он, по возможности, отвечал, а на предмет фамилии поначалу делал вид, что не замечает, но, когда на доске объявлений появился листок с надписью:

6 НОЯБРЯ

В БОЛЬШОЙ ХИМИЧЕСКОЙ АУДИТОРИИ

ПРОФЕССОР СТАМБУЛЬСКИЙ

ЧИТАЕТ ЛЕКЦИЮ

"ПРИЁМЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ БЕЛЫХ И ЧЕРНЫХ ШАРИКОВ В МОДЕЛИРОВАНИИ РЕПРОДУКТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ МУЖСКИХ ОСОБЕЙ HOMO SAPIENS ВОЗРАСТА 50-60 ЛЕТ"

Профессор Цареградский не выдержал, и во всеуслышанье заявил, что он знает, что шуточки с фамилией - дело рук физхимиков, и, что виновники не признаются, вся группа получит на экзамене два очка.

В ответ группа собралась на военный совет. Решили, что признаваться смысла нет, ибо, если двойки поставят всем, то легче будет доказать, что это он со зла, а если только четверым виновникам, то им тогда точно будет "Salve Alma Mater". Чтобы выглядеть невинными ангелами в глазах зам декана по учебной работе Владимира Алексеевича Трифонова, было постановлено к экзамену подготовиться, несмотря на грозящую расправу.

Сказано - сделано. Зачёты и экзамены приближались и пролетали мимо, как маленькие станции за окном скорого поезда, а физхимики сидящие в купе зайцем, с тяжелым чувством ждали, когда зайдет проводник и скажет, зловеще улыбаясь по-цареградски: "Теория Вероятности. Предъявите билетики".

* * *

Посидев немного под электросушилкой, профессор встал, умылся холодной водой и принял решение. Он понял, что спасение извне не придет, и, что надо действовать самостоятельно, быстро и смело. Он вернулся в комнату отдохновения, открыл окно и вылез на карниз. Надо сказать, что здание Московского Государственного Университета построено с соблюдением греческих архитектурных пропорций, и второй этаж Химического факультета находится примерно на уровне четвертого этажа хрущевской пятиэтажки, а внизу есть парк со всевозможными кустами и колючими соснами. Но Цареградский был неудержим.

Несмотря на то, что карниз был добротный, и передвигаться по нему было довольно удобно, дух профессора захватывало от высоты, морозного ветра и кипящего желания мстить. Прижавшись к стене, он медленно пробрался к соседнему окну и требовательно в него постучал.

* * *

Доцент кафедры английского языка Ольга Викторовна Марьяновская и старший преподаватель той же кафедры Лидия Викторовна Тарасенко курили и вели светскую беседу на британский манер. Смысл беседы заключался в посвящении Ольги Викторовны в тайны ухода за ногтями Лидии Викторовны, которые были большой гордостью их обладательницы. Ярко-красные и острые, как орлиные клювы, торчали они во все стороны из маленького колобкообразного туловища Лидии Викторовны, делая её похожей на защищающегося от опасности дикобраза, или быка, утыканного бандерильями. В отдельности же от своей хозяйки ногти эти восхищали и волновали, как дорогое ювелирное изделие - абсолютно правильной формы и без единого изъяна матово блестели они на радость Лидии Викторовне и на зависть её коллегам и студенткам.

В самый разгар беседы, Ольга Викторовна, сидящая лицом к окну, вдруг вскрикнула и выронила сигарету. Лидия Викторовна немедленно развернулась к окну и тоже закричала. Там, за заснеженной рамой виднелась верхняя часть туловища мужчины в затасканном свитере, кожаном пиджаке и с лицом, от выражения которого стыли пальцы, и хотелось бежать далеко и не оборачиваясь. Что, собственно, доцент Марьяновская и старший преподаватель Тарасенко немедленно и сделали, увидев, что мужчина начинает лезть в форточку. Забыв о ногтях, они выбежали из комнаты и заперли дверь снаружи. После чего, рыдая, они сразу бросились в приёмную зам декана Трифонова, расположенную почти напротив.

Увидев такое дело, Владимир Алексеевич лично усадил всхлипывающих "англичанок" на диван и распорядился подать чаю. Только минут через двадцать, опытному специалисту в области общения с трудно поддающимся управлению народом доценту Трифонову удалось понять, что в помещение кафедры английского языка, посредством влезания в форточку, проник из рук вон плохо одетый маниакальный насильник огромного размера и, возможно, убийца с ужасно неприятным лицом. Ещё Владимир Алексеевич понял, что маньяк временно обезврежен, так как заперт снаружи, но, по всей видимости, способен выбить дверь и вырваться на волю.

Как настоящий администратор, не вдаваясь в особые подробности и не задумываясь над странностью ситуации, зам декана тут же совершил рациональный поступок. Он вызвал по экстренной связи дежурную милицейскую группу и пожарников.

* * *

В двести одиннадцатой специальной группе с углубленным изучением физхимии шел экзамен по теории вероятности. Экзаменационная группа в составе трех бывших жен профессора Цареградского споро расставляла пятерки по зачеткам блестяще подготовленных экзаменуемых. Ничего не понимающие студенты с радостью принимали подарки судьбы, прижимали к груди зачетные книжки и выходили, всё ещё не веря, что всё позади, и что обещанный акт возмездия для них не состоялся. Обстановка в аудитории была нервозная, так как было непонятно, где же старший экзаменатор, но никто не задавал мучившего всех вопроса - боялись, что Цареградский может отозваться на голос. В коридоре же, за дверью аудитории царил настоящий праздник. Студенты возбужденно обсуждали детали только что пережитого экзамена, смеялись и держали пальцы за тех, кто ещё не вышел. Время шло, и количество студентов, сидевших внутри, неуклонно уменьшалось, а стоявших в коридоре, соответственно, неуклонно росло, и вероятность падения карающей длани на головы оставшихся в классе стремительно приближалась к пределу статистической значимости в сторону уменьшения.

* * *

Милиционеры выстроились по двое у ходившей ходуном двери кафедры английского языка и достали табельное оружие. Один, по всей вероятности главный, стал у стены напротив и закричал в мегафон: "Немедленно прекратите стучать! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сейчас дверь откроют, и Вы медленно выйдете с руками над головой. Шаг в сторону - выстрел без предупреждения!" Стук прекратился, и главный милиционер открыл замок и резко дёрнул дверь на себя. Англичанки и зам декана с любопытством и страхом выглядывали из-за спин пожарников, прикрывающих тыл стоящих на передовой работников милиции.

В дверном проеме стоял Цареградский, и глаза его, направленные на пистолет милиционера, постепенно наливались кровью. Неожиданно он заревел, пригнулся и, расшвыряв в мощном порыве работников правопорядка, ринулся в глубину коридора. Пистолеты, как по команде повернулись в сторону убегающего профессора. Тут доцент Трифонов всё понял. "Не стреляйте, это профессор Цареградский!", - закричал он, и первый бросился за беглецом, загораживая его от пуль своей спиной. Остальные, снедаемые азартом и любопытством, последовали за администрацией. Лица милиционеров выражали нескрываемое разочарование и досаду.

Цареградский, рыча и задыхаясь, мчался на экзамен. Мелькали двери лабораторий, лестницы, окна. Время от времени на пути оказывались какие-то люди, которые при виде несущегося, как бронепоезд на полном ходу, профессора, испуганно жались к дубовым панелям. "Профессор, стойте! Что с Вами?", - раздавалось то и дело позади, но он продолжал свой путь, быстро приближаясь к заветной цели.

* * *

Когда в аудитории осталось всего двое студентов, внимание ожидающих привлек зловещий шум вдали. Из глубины полутемного коридора на них неслась толпа каких-то людей, которые что-то кричали и махали руками. Постепенно бегущие стали приобретать ясные очертания. Впереди мчался профессор Цареградский собственной персоной, а за ним гнались четверо работников пятого отделения милиции, два пожарника и Владимир Алексеевич Трифонов.

Не останавливаясь, профессор Цареградский окинул ненавидящим взглядом притихших студентов и ворвался в класс. Одна из бывших жен профессора что-то там сверяла в экзаменационной ведомости, а остальные две тихо занимались выяснением уровня знаний у последних оставшихся в классе студентов. Окинув взором пустые парты, профессор подошел к столу и, на правах старшего экзаменатора, выхватил у своей бывшей жены ведомость. Он взглянул на оценки, и нечленораздельный крик вырвался из груди его. Даже человек, ничего не смыслящий в математической статистике сразу бы понял, что средний балл в группе был "пять".

Цареградский постоял немного, смотря на ведомость, потом бросил её на пол, смел со стола оставшиеся там билеты и бумаги и вышел, тихо притворив за собою дверь. Губы его дрожали.

* * *

Владимир Алексеевич Трифонов в задумчивости стоял у двери мужского туалета рядом с кафедрой английского языка. Дверь не открывалась, ибо была крепко прибита к косяку четырьмя гвоздями. Более того, на ней было мелом написано "РЕМОНТ". "Стервецы!", - нежно улыбнулся он, - "Вот почему никто не обратил внимания на стук Цареградского..." Постояв немного, Владимир Алексеевич вернулся к себе и позвонил завхозу, распорядиться насчет двери.

* * *

С тех пор прошло много лет. Кафедра английского языка теперь этажом выше, Владимир Алексеевич Трифонов давно вернулся к научной деятельности, а профессор Цареградский больше не читает лекции по теории вероятности на химическом факультете. Выпускники одиннадцатой специальной группы теперь постигают тайны химической науки по всему миру (в основном, в западной его части), а история про экзамен по теории вероятности переходит из поколения в поколение. Одно только непонятно - кто же тогда забил гвоздями дверь и написал на ней мелом "РЕМОНТ"? Может, бывшие жены?..

Оставить комментарий © Copyright Шанидзе Ираклий (irakly@shanidze.com) Размещен: 01/12/2007, изменен: 17/02/2009. 15k. Статистика. Рассказ: Мемуары		Ваша оценка:
Аннотация: легендой становится далеко не каждая правдивая история. этой удалось...

Шанидзе Ираклий : другие произведения.

Теорвер