Ненастным вечером, под плащом
спасаясь от полульда,
ты вдруг уверуешь, что прощен -
отныне и навсегда.

Зерно просыпалось из горсти,
чтоб падать, а не парить,
и незачем говорить: прости,
и некому говорить.