"Бросить курить очень легко -- лично я проделывал это сотни раз"
Марк Твен
Никто. Практически никто не начинает курить потому, что ему нравится вкус сигарет. На самом деле дым, получаемый в результате сжигания сушеных листьев, сдобренных зачастую всяческими химикатами призванными улучшить их горение, ускорить привыкание и сделать вкус сигарет более терпимым, явно не тянет поначалу на райское наслаждение. А накатывающая на неопытного курильщика в случае злоупотребления табаком тошнота никак не соответствует представлению нормального человека об удовольствии. Но человек животное весьма упрямое, в особенности, если речь идет о нанесении всевозможными способами вреда своему здоровью, а потому, в конце концов, он заставляет свой организм получать удовольствие и от курения, чтобы потом на протяжении всей своей жизни время от времени бороться с этой вредной привычкой.
Что же касается меня, то как-то так вышло, что я практически не курю. Но, тем не менее, у меня в баре лежат сигары, которые регулярно дарит мне на день рождения один хороший мой друг и которому я, как ни странно, за это весьма благодарен. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что на самом деле эти сигары, всего-навсего скрученные листья табачного куста, издающие при горении достаточно характерную вонь, но, увы - засевшая в моей голове ассоциативная цепочка (сигары, дым, медленно всплывающий к потолку, свечи, покер, виски или коньяк, кожаные кресла, камин, дождь за окном, релакс) хоть и достаточно банальна, но слишком сильна и побеждает логику. Впрочем, происходит это не чаще раза в два-три месяца, так что в целом мне пока вполне удается держать свое воображение под контролем. Трудно сказать, откуда именно взялись подобные ассоциации, но скорее всего от прочтения в детстве множества детективов с участием стильных английских джентльменов.
И совсем другое дело сигареты. Мне они всегда (даже в самой ранней юности) казались лишь дешевым суррогатом, призванным заменять эстетику сигар или трубки. А потому я принципиально так и не начал курить их, когда мои друзья и знакомые одни раньше, другие позже, но все неизбежно, потянулись к ларькам за пачками сигарет. Видимо некий мелкий табачный демон сигаретного происхождения был, в конце концов, доведен моим пренебрежением к сигаретам до белого каления потому, что иначе объяснить весьма странную историю, приведшую к тому, что я выкурил свою первую в жизни сигарету, довольно затруднительно.
В начале девяностых, по-видимому, в качестве компенсации за серость социализма, а может, для особо продвинутых, как следствие просмотра фильмов вроде "Крестного отца" или "Славных парней", бурно распространилась мода на всяческие черные костюмы и, в особенности, на разноцветные клубные пиджаки. А уж подобные пиджаки малинового цвета и вовсе приобрели статус канона. Законодателями моды среди молодежи в то время были бандюки, а потому и неудивительно, что в скорости каждый молодой человек, которому позволяли средства, поспешил обзавестись подобными предметами гардероба. Не миновало это веяние и меня, но денег на бордовый пиджак у моих родителей, слава богу, не хватило, а потому мне приобрели его другой расцветки - светло-серый в черную крапинку, а также брюки из тяжелого шелка и модельные туфли, что в сумме гарантировало мне широкий успех у противоположного пола при посещении всяческих клубов и дискотек. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в возрасте пятнадцати лет, направляясь вечером в клуб с многообещающим названием "Paradies" , я был одет в вещи упомянутые выше. Погода была крайне слякотной, а я к тому же решил срезать путь через свой двор и, наверное, для кого-нибудь непривычного к нашим порядкам вид нарядного молодого человека осторожно шагающего по грязнейшим остаткам асфальта стараясь не попасть в лужу казался несколько странным (как сказал мне один знакомый немец, одной из вещей, наиболее поразивших его в Украине, была девушка в шикарном вечернем платье и туфлях гордо шествующая днем по какому-то богом забытому поселку), но в принципе вполне объяснимым. И тут в меня ударил мяч. Футбольный мяч. Мяч, которым долго играли в тот самый футбол, катая его по отборной грязи. И этот мяч соответственно кардинально поменял мои планы на вечер, а также внешний вид моего пиджака. Я посмотрел в сторону ударившего и обнаружил, что им является чадо лет 7-8. Хотя взгляд мой явно не был дружелюбным, это дитя вполне могло еще избежать сопутствующих неприятностей, продемонстрировав искреннее раскаяние, но оно вместо этого предпочло радостно заржать, тыкая в меня пальцем. Я почувствовал, что я медленно, но верно зверею. А затем сделал пару шагов в сторону смеющегося. Чадо поняв, что мои намерения явно не самого миролюбивого характера бросилось убегать, продолжая оглашать двор радостным смехом. Я сделал глубокий вдох, затем медленный выдох, развернулся и пошел домой. Не погнался я за чадом по двум важным причинам. Во-первых, я плохо и потому крайне неохотно бегаю (в более взрослом возрасте и при всяческих неприятных ситуациях многие мои знакомые будут ошибочно принимать эту мою особенность за храбрость), а во-вторых, мне все-таки хватило мозгов понять, что хаотичное метание в изгвазданном грязью пиджаке по слякотному двору за малолеткой да еще и на виду у кучи людей не самый лучший способ восстановить пошатнувшийся дворовой авторитет. Который мне только относительно недавно удалось завоевать, что для робкого домашнего мальчика было очень нелегко, и я еще прекрасно помнил времена, когда я был вечной жертвой всех остряков нашего двора. Но лицо этого бойкого ребенка я запомнил и поставил в памяти галочку с целью при следующей возможной с ним встрече заняться его воспитанием.
Случай представился через пару дней. Я стоял возле лавочки с Саньком и Батькой (такая уж у него была кличка, обусловленная тем, что был он лет на 6-7 старше нас), когда то самое дитя пробегало мимо меня. Я еще не успел осознать, что я делаю, а моя рука уже рефлекторно схватила его за воротник рубашки.
- Ну, вот и встретились, футболист, - ласково и вкрадчиво сказал я ему и улыбнулся, чувствуя, как во мне медленно просыпается холодная ярость.
Где-то на задворках моего сознания, внутренний голос ответственный за мое вменяемое поведение отметил, что ситуация совсем хреновая. Дело в том, что у меня имеется два способа выходить из себя. В первом случае я крайне бурно выражаю свои эмоции, но, как правило, дальше устного выражения этих самых эмоций дело не заходит. А если и заходит, то я, тем не менее, прекрасно отдаю себе отчет в том, что я делаю и, когда именно следует остановиться. Во втором же случае я произвожу впечатление абсолютно спокойного, дружелюбно улыбающегося и говорящего тихим ровным голосом человека (что впоследствии иногда приводило к определенным недоразумениям), но на самом деле это означает, что мой здравый смысл уже улетел очень далеко и вот-вот последуют зачастую явно неадекватные действия это подтверждающие.
Санек обеспокоенно посмотрел на меня. Он знал меня давно и, как следствие, достаточно хорошо. А я тем временем продолжил беседу.
- Ну что, киндер? Не пора ли извиниться?
Малолетка смерил меня взглядом и сделал еще одну ошибку.
- Пошел ты! - заявил он.
- Пошел я? - переспросил я, все еще продолжая улыбаться, - Интересное пожелание.
В следующую секунду лицо малолетки должно было превратиться в нечто очень разбитое и сильно поврежденное, но я с удивлением заметил, что мою правую руку как будто зажали в тиски. Я медленно опустил взгляд и обнаружил, что Санек ее перехватил. Я напряг мышцы, но это, ни к чему не привело - Санек достаточно давно занимался борьбой, и хватка у него была железная. Я взглянул ему прямо в глаза.
- Я думаю тебе лучше меня отпустить, - тихо сказал я.
- А я так не думаю, - откликнулся он, - Что на тебя нашло? Ты что совсем охренел?! Это ж сопляк совсем еще! Пусть бежит!
- Это вряд ли, - все также тихо ответил я, продолжая пристально глядеть ему в глаза. Санек лишь пожал плечами в ответ. А затем свободной левой рукой вывернул запястье той моей руки, которой я все еще удерживал малолетку за воротник. Мне пришлось его выпустить. Малолетка остался стоять рядом с нами ухмыляясь и переводя взгляд с меня на Санька.
- Чего тормозишь?! Вали отсюда нафиг! - зло скомандовал ему Санек. Малолетка медленно развернулся, засунул руки в карманы джинсов и не спеша пошел прочь. Тут-то я и ударил его ногой чуть пониже спины. Он проехался по земле, вскочил и с громким плачем убежал в свой подъезд. Санек отпустил меня только тогда, когда удостоверился, что малолетка добрался домой.
- Ты чего блин?! - поинтересовался у меня слегка ошалевший Батька.
- Думаю, ты нам кое-что должен объяснить, - сказал Санек.
И я объяснил.
- И все равно ты гонишь, - заявил Санек.
- Так ты бы значит, на моем месте его не тронул? - скептически поинтересовался я. Санек задумался.
- Ну, тронул бы, скорее всего, - сказал он после паузы, - Но не так же, как ты.
- Ладно. Замяли, - заключил Батька.
Спустя пару часов во дворе стемнело. Санек, Батька и я все еще сидели на лавочке во дворе и лениво о чем-то беседовали, когда из подъезда вышла низкорослая фигура и неуверенной поступью направилась к нам. Это оказался щуплый мужичек с полиэтиленовым кульком в руках и мощным запахом перегара изо рта.
- Кто моего сына ударил?! - грозно вопросил он.
- Ну, я ударил, - хмуро ответил я, - А надо будет, и еще добавлю за такое поведение.
Мужик задохнулся от возмущения.
- Да я...! Да ты...! А ну пошли, разберемся! - заорал он.
Я смерил его взглядом - судя по его габаритам особых проблем с ним не должно было быть.
- Ну, пошли, - ответил я, медленно вставая.
- Помочь? - поинтересовался Батька.
- Сам разберусь! - зло ответил я.
- Куда? - спросил я у мужика. Он кивнул в сторону темного подъезда. Мы не спеша направились к подъезду. Я зашел первым, и он неожиданно толкнул меня в спину. Толчок был слабым и я моментально развернулся. И тут мужик выхватил из кулька здоровенный нож для резки хлеба.
- Я вас, сволочей, не боюсь! - заорал он и сделал выпад. От первого выпада я сумел увернуться, но в целом ситуация была крайне хреновая. Он зажал меня в углу, и бежать было некуда. А пятнадцатилетние подростки побеждают мужиков с ножами в основном только в голливудских фильмах. Как ни странно, но страха не было. Только мелькнула в голове идиотски-удивленная мысль - "Ну надо же! От кухонного ножа, бля!". В следующее мгновенье мужик замахнулся снова, и тут его запястье сзади перехватила крепкая рука.
- Не балуй! - скомандовал за спиной мужика голос Санька. Затем Санек вывернул ему запястье, и нож бессильно зазвенел по ступенькам.
- Пацаны! Вы... - я обессилено прислонился к стене подъезда.
Справа от мужика зашел Батька. Он посмотрел на валяющийся на ступеньках нож затем перевел внимательный взгляд на мужика.
- Ну, все, мужик. Попал ты! - заявил он, разминая костяшки кулака правой руки. С левой стороны от мужика зашел Санек. И тут мужик заплакал.
- Сволочи! Сволочи вы! - причитал он сквозь слезы. Спустя пару секунд я к своему удивлению обнаружил, что стою рядом с мужиком держу его за плечо и пытаюсь успокоить.
- Ну, ты чего, мужик? А? Никто тебя не тронет! Я тебе говорю! Но ты тоже блин даешь... Что совсем что ли крыша поехала?
- А ты... Ты... - давясь пьяными слезами, ответил мужик, - Ты сына чего ни за что избил?!
- Ни за что?! - возмутился я и рассказал ему, как было дело.
Мужик пришел в страшную ярость.
- Вот ведь сволочь, - заорал он, теперь уже имея в виду своего сына, - Он же мне скотина даже не родной! А я из-за него...! А он наплел мне...! Да я ему...! - и мужик, вырвавшись от нас, моментально скрылся в своем подъезде. Спустя минуту и распахнутого окна его квартиры раздался детский крик - Папа! Не надо, папа!
Я сплюнул себе под ноги, и мы отошли в другой конец двора.
Через полчаса мы все еще стояли там, обсуждая происшедшее, когда к нам подошла Резкость. На самом деле ее звали Лена. И была она достаточно симпатичной девчонкой, но за толстые линзы своих очков навеки получившей это прозвище.
- Макси-и-им, - удивленно протянула она, - А ты что курить начал?
Я с недоумением прислушался к ее словам и тут вдруг заметил, что сжимаю в руке практически полностью докуренный бычок.
- Откуда это у меня? - спросил я ошалело.
- Ты ж сам у меня сигарету попросил, - удивился Батька.
- Я?!
- Ну. Ты что не помнишь?
Я не помнил. Некоторое время я задумчиво разглядывал бычок в своей слегка подрагивающей руке, затем бросил его на асфальт и потушил носком туфли.
Следующую свою сигарету я выкурил спустя три года, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Вкус ее мне так и не понравился, никакого приятного действия никотина я не ощутил, а потому так и решил на этом с курением вообще завязать.