- Ну, укусил, и укусил чего зубы скалить, - разозлился казак.
- Никола, да боже упаси, зубы демаскируют.
- А я всё думал, зачем ты грязь под носом развел, оказывается, чтобы зубов не было видно, - парировал выпад друга Никола.
- А шо, девкам нравится, - поглаживая усы, самодовольно произнес Артем, слывшим в сотне сердцеедом.
- Пасти позакрывали, - раздалось из темноты, и в следующую секунду показался урядник Кривоконь. - Ещё раз хавальники откроете, месяц очко в сортире будете драить.
Оба молодых казака притихли, зная крутой нрав командира.
- Молокососы, - зло прошипел урядник и растворился в темноте.
Никита Кривоконь, командир разведвзвода пластунов, отойдя на несколько метров замер, прислушиваясь ночному лесу. Лес жил своей обычной жизнью, не обращая внимания на затаившихся людей.
"Хорошо, тихо, жаль ненадолго", - подумал он, и двинулся дальше, проверять секреты.
В землянку, вырытую накануне, урядник вернулся под утро. Здесь разведчики отдыхали днем, вечером же, землянка превращалась во временный штаб.
Откинув полог, Кривоконь быстро проскользнул вовнутрь и тут же увидел, сидевшего на бревне, командира сотни.
- Господин есаул ...
- Прекрати Никита, - оборвал урядника Дарчук, - мы с тобой не первый день знакомы, бойцов нет, можно и без церемоний. Докладывай, что там у нас.
- Всё спокойно, но хлопцы уже на пределе, неделю здесь пропадаем. Ещё день и надо, иль уходить, иль место менять, - урядник опустился на сделанную из веток и сухих листьев лежанку. - Семен, может того, ошибся кудесник, и не пойдут здесь дикие, а?
- Нет, Мирон ещё не разу не ошибался, - не согласился офицер, - Если сказал пойдут, то пойдут, да и дальняя разведка показала, дикие зашевелились. Банды новые появились, много.
- А если сотня пойдет, что делать? - почесав небритый подбородок, произнес урядник. - Людей мало. Положим всех по што зря.
- Зря ничего не бывает, - возразил Семён, и взглянув на починенного, тяжело вздохнул. - Ну нет у меня больше людей. Сам знаешь не людь, так и прет. На заставе одни бабы, писаря, да инвалиды остались. Обещали пару бойцов из Святогора подбросить, да чего-то тянут.
- Да они бы не помешали, - мечтательно произнес Никита. - Их боец наших десятерых стоит, и молодежь бы поднатаскали.
- Ладно, отдыхай, а я пойду, надобно поутру быть на заставе. И это, завтра смену тебе пришлю, - пообещал есаул.
- Кого?
- Захара Совина помнишь?
- Угу.
- К нам переводят, ну архаровцев его тоже.
- Хоть одна добрая весть, - улыбнулся урядник. - Захарка рубака хороший, да и молодцы у него подготовлены, конечно не то что мои, но тоже хороши.
- Смотри мы здесь, - он ткнул пальцем в карту. - Они спускаются по малому ущелью, в Береговом гарнизон, стены высокие, да и ополчение крепкое. К тому же подмога с перевала подоспеть успеет. Завязнут. Ещё есть путь через Барышевскую щель, но там их могут заметить посты. Остается только наша, Колбасинова щель. Она длинная и есть тропа, которая выведет их в Березовскую щель.
Есаул выпрямился.
- Там же у них место сбора с другими группами. Гадёныши оклемались и теперь лезут.
- Дикие осмелели, думаешь у них появился главарь? - спросил урядник.
- Всё к этому идет, пора уж, десятый год уже пошел. Ладно надо поспешать скоро начнется, - произнес Семён и направился к выходу.
- Командир, мы сами справимся, - попытался остановить офицера, Кривоконь.
- Щас каждый боец на счету, а я пока ещё в состоянии шашку держать, - пресек на корню, порыв подчиненного Драчук. - Пошли времени не осталось.
Небо стало понемногу светлеть на востоке, когда внизу ущелья появился дозор диких. Они словно тени скользили между деревьями, причем шли тремя группами. Одна по дну ущелья, другие чуть выше по сторонам.
"Толково", - отметил про себя Семён.
Но эта предосторожность не спасла разведчиков диких.
Шедший по правому склону дикий подойдя к двум сросшимися стволами дуба, остановился и прислушался, затем он сделал шаг и снова остановился. Дикий нервничал, самодельный арбалет в его руках, которым он водил из стороны в сторону, подрагивал. Эта нервозность передалась его напарнику. Тот, что почувствовав, выставил перед собой короткое копьё, остановился возле большой коряги. В следующий миг коряга ожила. Сильные руки схватили за голову дикого, и крутанули её, раздался хруст и тело врага обмякло. Оставшийся дикий раскрыл рот, но крик так и не вырвался наружу. От дерева отделилась тень, и мозолистая ладонь накрыла раскрытую пасть дозорного, одновременно с этим холодный клинок пробив, ненадежный доспех вонзился в бок. Глаза дикого расширились от боли и ужаса, он замычал, выгнулся, пытаясь вырваться, но казак крепко держа дозорного, провернул нож, через пару секунду тот затих.
С остальными дикими, так же было покончено быстро и тихо.
- Ну что хлопцы, ставим растяжки, быстро, - приказал урядник.
Пластуны, присыпав кровяные пятна листвой, сноровисто растянули леску, которая привадила в действие самострелы. Через минуту всё было закончено. Едва бойцы заняли свои позиции, раздалось тройное уханье неясыти.
И действительно спустя какое-то время появились дикие. Первым шёл двухметровый гигант, в одной руке он держал меч, в другой топор. Несмотря на довольно прохладную ночь, великан был по пояс раздет. Лица в темноте не было видно, но вот его профиль с большим крючковатым носом разглядеть удалось, так как он постоянно вертел головой принюхиваясь.
- Не спеши, - прошептал урядник, казаку, который готов был перерезать веревку, удерживающую подвешенное, огромное бревно. - Пусть верзила подойдет.
Вслед за великаном, двигался дикий, вооруженный обыкновенным топором. Он был не такого огромного роста, но в плечах не уступал гиганту, Третьим шёл лучник небольшого роста, худой и горбатый. Он двигался с грацией кошки, что было не свойственно для диких. Троица опережала основную колону шагов на двадцать. Вдруг здоровяк поднял руку, подовая знак, колона диких остановилась в ожидании.
"Кажись, что-то почуял", - с тревогой подумал Семён.
Тем временем дикий осмотревшись по сторонам, присел и коснулся земли.
"Неужто хлопцы не всё убрали", - забеспокоился есаул.
Словно услышав мысли казака, великан посмотрел в его сторону. Медленно, очень медленно офицер навел арбалет на великана и положил палец на курок. Нервы Семёна были натянуты как струны, казалось ещё немного, один лишний звук, и они лопнут. Несколько секунд дикий буравил место, где спрятался Дарчук, а затем махнул рукой, разрешая движение. Но есаул уловил в этом движение неуверенность.
"Что же не будем испытывать судьбу", - решил есаул.
- Пора, - шепнул он, лежащему рядов уряднику.
Получив приказ, Никита дотронулся до плеча казака, застывшего с ножом. Тому понадобилось пару секунд, чтобы перерезать верёвку. Через мгновение огромное бревно устремилось вниз. Несмотря на свой рост, великан оказался быстр, он успел отпрыгнуть в сторону и уклониться от ловушки. Дикий, который шёл вторым, вместо того, чтобы последовать примеру здоровяка, обернул и оттолкнул следовавшим за ним горбуна, но самому дикому спастись не удалось. Бревно врезалось в него, отбросив на несколько метров. Удар был такой силы, что ему оторвало руку, а сломаны ребра вылезли через спину.
Семен краем глаза успел заметить, как кто-то из диких повалил горбуна, удерживая на месте. От сработавших ловушек на земле осталось лежать не меньше десяти человек. Как не ждали дикие нападения, атака застала их врасплох, раздалось треньканье самострелов и ещё несколько тел упали на землю. Чтобы хоть как-то уравнять шансы, каждый пластун имел по два заряженных арбалета, и вслед за первым залпом последовал второй. Часть диких бросилась назад, но там их ждали новые ловушки, которые пластуны активировали, когда враги зашли в ущелье.
Но нужно отдать должное диким, они быстро оправились. Первым пришел в себя великан, он не тратя силы на крики, устремился наверх, откуда шел обстрел.
Словно заговоренный, он упорно лез по склону, ни стрела, не камень, не причинили ему вреда. В след за ним в атаку бросились и другие, но тут диких ждал очередной сюрприз. Достигнув середины склона, они один за другим проваливались под землю.
"Ай я да молодец", - похвалил себя урядник, настоявший на рытье ям.
Восхищаясь своей сообразительностью, он наблюдал, как гибнут враги. Ямы, немного сбили первую волну атакующих, позволяя казакам ещё раз разредить арбалеты. Невзирая на потери дикие, полезли наверх. Когда до вершины оставалось несколько метров в атакующих полетели дротики, и ещё три тела скатилось вниз, сбивая с ног тех, кто шел следом. Дикие словно обезумили, они уже не орали, а рычали как звери, на четвереньках карабкаясь по склону, не обращая внимания на летящую смерь. Разношерстное воинство напирало, двое лучников, засевших на вершине каменного утёса, уже не успевали отстреливать самых резвых.
Семен отложил в сторону арбалет, взялся за копье.
"Напьется сегодня землица кровушки, вдоволь", - мысленно произнес он.
Великан, тем временем избежав ловушек, одним из первых оказался на вершине ущелья. На его пути встал молодой казак. Дикий легко отбил выпад пластуна и нанес удар топором. Шлем прикрывающий голову казака, хоть и смялся, но выдержал, и всё же, удар был слишком силен, казак упал как подкошенный. Семен обнажил саблю и первым атаковал великана. Клинок есаула, дикий принял на топор Он отвел его в сторону, полоснул мечем. Офицер, чтобы избежать ранения, приставив ногу, вытянулся, втягивая живот. Дикий поймал саблю казака, крюком на обухе, и крутанул его, пытаясь сломать клинок. Но калёная сталь выдержала, Семён выдернул саблю из захвата и отступил на пару шагов, боль в кисти не позволила ему ни толком защищаться, не нападать. Развивая успех, великан атаковал, но его меч был тяжел и дикий потратил слишком много времени на взмах. Есаул сделал шаг в сторону, уходя с линии атаки. Но в следующую секунду удар топорищем, пришедший в шлем офицера, сбил его с ног. Оказавшись на земле, Семен перекатился и сделал это во время, лезвие меча, просвистев возле носа, вошло в землю. Есаул ударил ногой, и ему показалось, что она угодила в стену.
"Он что камни жрёт", - мысленно простонал, Семён и ударил ещё раз.
Каблук сапога врезался в коленную чашечку гиганта. Дикий подогнул ногу, на долю секунды оставляя противника без внимания. Семён вскочил и выставил перед собой саблю, перед глазами все поплыло. Не лучшим образом чувствовал себя и великан, подъём бешеная атака отняла немало сил. Он, тяжело дыша, уставился на казака.
"Что устал, гад", - злорадно подумал есаул. - "Ничего на том свете отдохнешь".
В глазах перестало двоиться, и офицер атаковал.
Сделав ложный выпад, он в последний момент выкрутил клинок и полоснул гиганта снизу-вверх. Затем, припав на колено, рубанул по правой ноге дикого, надеясь перерезать сухожилья. Но сложный финт не получился, сказался недавно полученный удар, да кисть ещё не отошла. Семёна занесло и сабля, только оставила царапину, на теле врага.
Вид крови привел дикого в бешенство. Он, не целясь, метнул топор. Единственное, что смог сделать офицер, так это подставить плечо. Лезвие топора в скользь ударилось об наплечник и улетело в сторону, но и этого хватило, чтобы рука онемела.
-Чёрт! - выругался Семён.
Не успел он сменить стойку, как гигант обрушился на него. Дикий вкладывал силу в каждый удар, и есаулу с трудом удавалось удерживать саблю, отражая нападение. Вдруг нога великана провалилась в нору, и он завалился вперед. Это был шанс и Дарчук не собирался его упускать. Он рубанул от плеча по шеи. Клинок противно скрипнул об позвонки, почти отделяя голову от туловища.
- Да старею, - произнес есаул и вытер пот, перемешанный с кровью.
Восстанавливая дыхание, есаул осмотрелся по сторонам, противника пока удавалось удерживать на расстоянии, но как долго это продлиться, трудно было угадать. Первый яростный штурм они отбил, правда несколько диких ещё, подавшись порыву карабкались вверх, несмотря на окрики, но их учесть уже была решена. Раздался свист летящей стрелы и один из атакующих, со стрелой в боку, покатился вниз. На дне ущелья дикие, подгоняемые криками командиров, спешно строились в боевые порядки. Вперед выдвинулись щитоносцы, за ними прятались остальные. Вооруженные кто чем, они разительно отличались от казаков и скорее напоминали стадо баранов, чем боевой отряд. Завершали, эту пародию на строй, несколько лучников. Они благоразумно прятались, за стволами деревьев, натягивая тетиву.
- Сброд, - прошептал есаул, наблюдая за противником.
Шорох сзади, заставил Семёна оглянуться. В десяти шагах от него стоял горбун с наложенной на тетиву стрелой.
"Вот и всё", - промелькнула мысль.
Он закрыл глаза, читая молитву.
Арбалетный болт вонзился в грудь горбуна, за долю секунды до того, как тот отпустил тетиву. Корпус дикого развернуло и, предназначавшаяся казаку стрела, пролетела в полуметре от него.
Семен с замиранием ждал последнего мига, но пошла секунда, другая, а он оставался живым. Офицер открыл глаза и увидел лежащего на бруствере окопчика горбуна.
есаул опустился на землю, чувствуя, как дрожат ноги.
- Слава тебе господи пронесло, - прошептал он и перекрестился.
Дарчук вытер выступивший пот, и тяжело вздохнул. Много раз он смотрел смерти в лицо, но в этот раз от дыхания костлявой, у него в сердце образовался ледяной кусочек. Офицер поднялся и подошёл к мертвому дикому. Стрела пробила тощее тело насквозь, её окровавленный наконечник торчал из горба. Есаул перевернул тело.
- О господи, - вырвалось у него, когда он увидел, что лучник оказался молоденькой девушкой, а горб ребенком, примотанным к спине. - Что же ты девка натворила.
Семен вцепился зубами в перчатку, чтобы не завыть.
- Господи да сколько можно, - сквозь зубы прошептал он, - ладно мы, безумцы, но дитятко, зачем?
Раздавшиеся крики и ругань оторвали офицера от мрачных мыслей. Он подошел к краю и посмотрел вниз. Дикие начали атаку. Прикрываясь, наспех сколоченными щитами, они поднимались по склону. Впрочем, щитов на всех не хватило, этих оставшихся в первую очередь и выбивали лучники казаков. Им попытались помешать стрелки диких, но их луки были слабы, и в конечном счёте победили пластуны.
Идея со вязаными щитами на практике оказалось не совсем удачной. Подниматься с громоздкими, тяжелыми щитами по довольно крутому склону было невозможно. Они постоянно цеплялись за кустарник, деревья замедляя движение, к тому же слабо защищали от стрел. После нескольких минут мучений и пятерых убитых, вожак диких приказал бросить щиты и тут казаки разрядили арбалеты. Образовалась небольшая свалка, это сбавило темп атаки, но только по центру, по бокам орущая орда диких продолжила подъём, несмотря на обстрел, летящие сверху камни и брёвна. Не прошло и десяти минут после начала боя, как на вершине гряды появились первые дикие. Завязалась рубка, пластуны, держа строй, постепенно отступали к скале, на которой засели лучники. Нападавшим не хватало выучки, но этот недостаток они компенсировали яростью. В скорее небольшой пятачок был завален телами, но дикие не смотря на потери продолжали атаковать. Они карабкались по трупам товарищей, падали, поднимались, вновь падали, а когда достигали строя казаков, с воплем кидались на них.
Слева от Семёна упал пластун, копье дикого пробило нагрудник и застряло в броне. Есаул отбил выпад противника и бросил мимолетный взгляд на своего бойца. Казак, хватая ртом воздух, ухватившись за древко, пытался вытащить копье. В следующую секунду противник возобновил атаку. Дикий вооруженный палашом, нанес колющий удар, метясь в просвет между пластинами. Семён не стал блокировать клинок противника. Он ударил плашмя по лезвию, меняя направление, после чего круговое движение кистью и клинки переплелись между собой. Быстрый шаг вперед, сабля есаула с противным скрежетом скользит по палашу и в следующий миг остриё клинка, пронзила гортань дикого. Семён выдернул из оседавшего на землю тела саблю, к нему приближался ещё один противник. Им оказался хозяин копья, которое пробила доспех казака, лежащего в нескольких шагах от офицера. Дикий, молодой, крепкий парень поигрывая мышцами, в прыжке попытался достать Дарчука.
Глаза дикого сверкали от азарта, он только что убил, и ему хотелось ещё крови. Тряся над головой железкой, чем-то отдалёно напоминавшим ятаган, молодой с воплем бросился на казака. Семён отклонился назад и меч дикого просвистел, в нескольких сантиметрах. Последовал резкий взмах сабли, и на горле дикаря появилась тонкая красная полоска. Молодой шумно втянул воздух, полоска вздулась кровавыми пузырями. Не успел дикий упасть, как появилось ещё двое.
- Да сколько же вас, - простонал есаул, поднимая саблю.
Вновь замелькали клинки, звон, крики, обезображенные ненавистью лица, давящая усталость и безразличие, к жизни, смерти, ко всему. Разум испугавшись происходящего отключился, позволяя телу саму спасать себя.
Вдруг в какой-то момент всё стихло. Семён стоял, выставив перед собой саблю, но больше никто не нападал. Он тяжело дыша посмотрел по сторонам, кругом были трупы.
Кто-то дотронулся до его плеча, и есаул с развороту полоснул, но клинок лишь со свистом рассёк воздух.
- Командир, всё, всё закончилось.
Семён пошатываясь развернулся и увидел урядника.
- Всё, бой закончился, - повторил Кривоконь.
- Закончилось?
- Да Семен, больше некого убивать, - кивнул Никита, - опусти саблю, командир.
- Саблю? - и в этот момент он понял, что до сих пор держит клинок перед собой.
- Командир, вы ранены?
- Нет.
- Но вы весь в крови, - тревожно произнес урядник.
- Да на мне кровь, на мне много крови, - пробормотал есаул, и устало опустился на землю.
- Что с тобой Семён? - тихо спросил Кривоконь, усаживаясь рядом.
- Устал, всё больше не могу, - признался офицер. - Что-то сломалось во мне сегодня.
- Прекрати, мы с тобой и не через такое проходили, - попытался успокоить командира Никита.
- Там, - есаул махнул в сторону окопчика, - девчонка, лежит с ребенком. Её и мальца, стрелой насквозь.
- Нашел кого жалеть дикую, да ...
- Если перестанем видеть кто перед нами, чем мы лучше, тех же самых диких, - взорвался Дарчук.
- Чем мы лучше? Тем, что не врываемся в их дома, не вырезаем всех поголовно, не насилуем, не вспарываем животы беременным, - еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, произнес урядник. - Да они нас ненавидят и выродкам своим ненависть эту вместе с молоком матери передают.
- Им есть, за что нас ненавидеть, - тяжело вздохнув, произнес Семён. - Забыл, как в первые годы, они сотнями умирали от голода и болезней возле наших кордонов. Как женщины бросались на пики, чтобы вырвать кусок хлеба, как молили еды для детей. Может напомнить тебе, на кого они охотились, что бы прокормиться?
- Не надо, - заскрипел зубами Кривоконь, - лучше я тебе напомню имена хлопцев, которых они сожрали. Командир мы делали то, что должны делать, и я в отличие от тебя не испытываю мук совести и жалости к этим. - Никита махнул в сторону диких. - Мы предлагали им и кров и пищу, чем они отплатили нам за это? Вырезанными станицами, а разграбленных хуторов не счесть. Вспомни, как они надругались над женщинами, детей малых не пощадили, под нож пускали или головой об стену, и тебя после этого совесть мучает?
- Они не все такие, к тому же жизнь в лагерях была не сладкой, - возразил есаул.
- А вот тут ты не прав Семён, если одни дозволили другим, такое сотворить, значит всё помазаны кровью. Если бы мой казак на такое дело пошел, сам лично зарубил, - стоял на своём урядник.
- Нет, пойду, вон уже светлеет на востоке, да и тошно на душе. Делами займусь, может отпустит, - есаул кисло усмехнулся и встал.
- Возьми троих моих с собой.
- Не надо у вас и так работы полно, - отказался Сёмен.
- Справимся, тем более с тобой легкораненые пойдут.
- Тогда пусть идут, - согласился офицер.
Глава 2
Завальский сидел в большом зале своего поместья, которое скорее можно, да в принципе и нужно было назвать крепостью, её хозяин, а заодно и правитель окружных мест, решил крепость, или замок, звучит слишком пафосно, да и привлекает лишнее внимание, поэтому он и остановился на поместье.
Свою ставку Стас, утроил на базе бывшего ЖБИ. Крепостная стена состояла из крупных железобетонных блоков, усиленных с внутренней стороны насыпью и деревянными вышками по углам и у главных ворот. Перед стенами, как и положено имелся ров с частоколом. Главным зданием в поместье было бывшее управление, перестроено под нынешние реалии. Во дворе поместье было ещё несколько жилых строений, а также кузня, конюшня.
Перед Завальским, на дубовом столе лежала подробная карта его владений. Неделя выдалась тяжёлой, несколько дней, он можно сказать не слазил с коня. Сначала взбунтовались Дальние Выселки. Десяток, который там квартировал, с потерями еле пробился из селенья. Стас попытался мирным путем образумить мужиков, но те словно обезумив, бросались на его воинов, с которыми хоть и не братались, но могли за одним столом пропустить кружечку, другую местного пива. Пришлось в срочном порядке восстанавливать власть, мечом и огнем. Не успел он разобраться с бунтарями, как пришла её одна дурная весть. Кто-то напал на Заречье. Большую, богатую деревню вырезали всю под корень.
Стас хотел было позвать прислугу, чтобы ему налили вина, но потом передумал. Сейчас ему хотелось побыть одному и как следует подумать.
"С Заречьем вообще непонятно. Деревня хоть и была дальней, на самой границе его владений, но там никогда такого не было, бандиты и те обходили поселенье стороной", - он поднялся, взял потемневший от времени серебреный кубок, и налил в него вина. - "В заречье силились в основном бывшие дружинники," - продолжил рассуждать Завальский. - "Само селенье обнесено стеной. Кто мог так просто зайти туда и в капусту порубать его людей. Да какой порубать, многих буквально разорвали на части, а некоторые тела были обглоданы," - Стас тяжело вздохнул.
До него доходили слухи, что у соседей не спокойно, но до людоедства не доходило. Это в первые годы после перехода, да, случаи каннибализма встречались, но затем на людоедов начали настоящую охоту и, казалось, что этот ужас ушел навсегда.
- А нет, - мрачно произнес Завальский и сделал глоток.
На его лице появилось недовольство. Вино оказалось дешёвым и кислым. Не было в нем игры вкуса, благородства, энергии южного солнца, короче дешёвое пойло которому место в дорожных забегаловках, а не на столе правителя.
- Мда, - мрачно произнес Стас, и сделал ещё один глоток. - Вот же сволочи. Влад!
В дверь зала осторожно постучали, и на пороге появился невысокого роста сухопарый, мужчина. Вошедшему на первый взгляд было не больше сорока, но стоило приглядеться, как становилась видна сеть мелких морщинок возле глаз, за которые можно было накинуть ещё лет пять-шесть. Впрочем, все предположения были не верны, на самом деле вошедший разменял шестой десяток, и когда грянул переход, время для него словно остановилось. Светлые, густые волосы заплетены в длинную косу, растительности на лице не было, если не считать бакенбарды
- Господин?
- Входи Влад, - не оборачиваясь, произнес Стас. - Скажи, сколько бочек вина купили?
- Три, Господин.
- На, попробуй, - Завальский протянул кубок.
Влад, управляющий поместьем и правая рука Стаса, взял кубок и пригубил его.
- Как тебе вино?
- Отвратное, Господин.
- Влад, ты теряешь хватку? - Завальский развернулся и вопросительно посмотрел на своего помощника.
- Я сам пробовал вино, из всех трёх бочек, и это ... это не то, что я пробовал, но это не снимает с меня ответственности, - не пряча глаз, произнес Влад.
- Твоё признание вины меня интересует сейчас меньше всего. Как это могло случиться? - Стас взял кубок и выплеснул вино в камин.
- Господин, ответ только один морок, а это значит, среди торговцев был кудесник, - предположил управляющий.
- Что ж вполне возможно, - согласился Стас, и потер подбородок. - Похоже, нас ни во что не ставят, раз какие-то торгаши позволяют кидать нас, а?
Завальский смахнул стоящие на каминной полке вещи.
- Восемь лет, восемь лет я врастал, вгрызался в эту землю. И что? Пришли торговцы и надули меня в моём же доме! Через неделю вся округа будет знать, Завальского можно развести как лоха, - Лицо Стаса стало пунцовым от клокотавшей у него внутри бури.
- Господин позвольте?
Завальский метнул на управляющего взгляд, в котором ещё клокотала ярость.
- Говори, - после небольшой паузы разрешил он.
- Мне кажется, здесь не простое кидалова, и даже не посягательство на вашу честь.
Хозяин поместья задумался, в словах управляющего был смысл. Действительно, кто станет рисковать и наживать себе такого врага как он, просто ради наживы, даже весьма неплохой.
- Продолжай.
- Всё знают, вы не прощаете обид и, как только обман раскроют, обидчиков будут искать по всей округе.
В знак согласия, с мнением управляющего, Завальский кивнул головой.
- Из местных никто не станет помогать пришлым. Даже за золото, мертвецам оно ни к чему, вывод тогда один, кому-то очень надо чтобы в поместье осталось как можно меньше бойцов, - поделился своими соображениями Влад.
Стас слушал управляющего, откинувшись на спинку стула. Он несколько секунд напряженно размышлял, потирая лоб, затем встал и направился к шкафу. Открыв резную дверцу, Завальский вытащил пузатую бутылку и стопку, потом подумав, взял ещё одну и вернулся к столу.
- Даже если я отправлю треть воинов, с ходу взять поместье не получится. Нужно три сотни чтобы появился шанс на успех, - Стас поставил бутылку и рюмки на стол, уселся на своё место. - Дозорные могли прошляпить такой отряд?
- Нет, господин.
- А если они порознь просачивались?
- Нет, господин, сейчас убирают урожай народ весь в поле с утра до вечера, многие и ночуют там, сами понимаете каждый час на счёту, незнакомцев сразу заметят, тем более с оружием. Народ хоть и не пылает любовью к вам, но после набега Ольшанского понимает, только вы можете их защитить.
При упоминании об Ольшанском, Стас нахмурился.
Три года назад, его западный сосед Иосиф Ольшанский вырезав западную заставу, двинул свою дружину на поместье. Этот гнус, решил воспользоваться тем, что он, Завальский отбыл в город с частью бойцов на сход правителей западной и юго-западной Краины, так теперь называют эту часть бывшей Украины.
Крестьяне забились по своих хатам, даже не подумали предупредить своего правителя, к тому же Ольшанский обещал, что никого не тронет, если те будут себя вести смирно. С ходу поместье взять не удалось. После трёх дней без успешного штурма, Ольшанский наплевав на свои обещания, принялся грабить и разорять деревни.
На пятый день, верней ночь, Стас при продержке сотни наемников из клана волка, к удаче Завальского, как раз прибывших в город в поисках работы, напал на лагерь агрессора. Хоть дружина Ольшанского вдвое превосходила войско Завальского, бой был коротким.
В предрассветной тишине, когда лагерь затих, из тумана, словно призраки появились наемники. Снять задремавших часовых не составило большого труда. Расправившись с охранением, наемники словно тени скользили от одного шатра к другому и вскоре в живых остались лишь те, кто не смог доползти до постели, и уснули возле костров, или прямо за столами. Наемники отступили, и едва они растворились в темноте, из леса вылетел огненный рой. В лагере начался переполох. Люди, обезумив от страха, метались между языками пламени, пытаясь спастись, о никакой обороне не могло быть и речи. Крики людей, ржание взбесившихся лошадей, рев скотины в пылающем загоне, всё смешалось. Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался, затрубили боевые горны и под стук мечей об щиты из леса вышли основные силы. Первыми шли наемники, одетые в шкуры зверей, с разукрашенными лицами. Они тряся оружием, оглушали округу своими воплями раззадоривали себя и только окрики командиров удерживали их на месте. В след за ними выступила дружина Завальского. Воины Стаса, в отличи от наемников, держали строй, плечо к плечу, молча. Вновь зазвучал горн и наемки улюлюкая сорвались с места рванулись на врага. Заслон из десятка смельчаков, наемники снесли как горная лавина, и растеклись по лагерю, вырезая всех, кто попадался у них на пути. Пока наемники удовлетворяли свою жажду крови, дружина Завальского вошла в лагерь с северной стороны, как раз туда устремились остатки войска Ольшанского, спасаясь от мечей наемников, но их надежды были тщетны. Дружинники Завальского не собирались щадить никого и брали на копьё любого, даже тех кто падал на колени, прося пощады.
Когда взошло солнце из пришедших шести сотен, штурмовавших поместье, в живых осталось не больше двух десятков, и они вскоре позавидовали мертвым.
Завальский не особо жаловал своих, а чужих и подавно. Стас приказал всех пленных, включаю двух малолетних отпрысков Ольшанского и нескольких шлюх, оказавшихся в лагере врага, распять на столбах, вдоль дороги откуда пришёл агрессор.
- Думаешь, нас опять решили попробовать на зуб? - оторвавшись от воспоминаний, спросил Завальский.
- Похоже на это.
Стас откинулся на стул на спинку стула и сложив руки на груди, задумался.
- "Гаврила Околников? Нет, этот сидит в своих болотах и еле сводит концы с концами, не людей, ни оружия толкового. Нет не он," - Завальский отмел своего южного соседа. - "Иван Городько? У этого есть возможность, дружина хоть и не большая, но крепкая," - Стас потер подбородок. - "Нет, Ванька сейчас на ножах с Сулейманом".
Мусульманская община, осевшая на востоке, стала в последние время проявлять активность, заглядываться на своих соседей, у которых и земли по плодородней, да и реки судоходные. До Завальского доходили слухи, Сулейман, усилено ищет поддержки единоверцев, но слишком далеко его община ушла на запад. Единственные кто откликнулся на призывы Сулеймана, были крымские татары. Несколько десятков семей ушли из довольно тихого и спокойного Крыма, заразившиеся идей о создании западного халифата.
- "Нет, Ванька не станет мне палки в колёса вставлять, вот Сулейман, тот да, но Иван не пропустит его через свои земли. Кстати, надо будет Городько помочь, завтра же пошлю к нему человека. Тогда кто?"
- Собирайся, надо навестить ведунью, - после небольшой паузы произнес, произнес Стас.
- Варвара, ждет на улице.
- Даже так! - удивился Завальский, ведунья крайне редко покидала лес, в котором обосновалось.
- Варвара Петровна часа три как пришла.
- Так что молчал? - нахмурившись, спросил Стас.
- Варвара Петровна сказала, ещё не время.
- Варвара Петровна, Варвара Петров, ты кому служишь, мне, или Варваре Петровне, - с издёвкой спросил Завальский.
Влад издевку пропустил мимо ушей, стоял как ни в чём небывало.
- Ладно, сейчас выйду, - махнул рукой хозяин поместья, давая понять, что аудиенция закончена.
- Что несет нам день грядущий? - буркнул Стас, когда управляющий вышел, и тут его взгляд зацепился за рюмки, одиноко стоящие на столе.
- Так и не выпил, - устало произнес он и, подняв одну из рюмок, посмотрел сквозь неё на свечу. Многочисленные язычки пламени, отражаясь от граней хрусталя, заплясали перед глазами, играя всеми цветами радуги. Завальский улыбнулся.
- "Димка любил, вот так смотреть на пламя в камине," - промелькнула мысль.
От воспоминания о сыне заныло сердце, семь лет, семь лет прошло, как его единственный сын умер от лихорадки, в этой комнате, прямо у него на руках.
Завальский заскрипев зубами, былая боль вырвалась наружу и обожгла как тогда. Стас швырнул рюмку, та отскочив от стены осталась целой. Несколько раз, глубоко вздохнув, Завальский нагнулся и поднял рюмку.
Гнев, бессильная злоба только убивает, он с трудом выбрался тогда из этой ямы, потеряв почти всё, Завальский загнал всё свои чувства в самую дальнюю часть души, и только другая боль, физическая боль помогла ему не сойти с ума. Стас машинально дотронулся до бока, где осталось несколько шрамов от калёного железа.
- Ладно, хватит, - мрачно произнес Завальский и не удержавшись ещё раз взглянул на пламя свечи сквозь хрусталь.
Вдруг мир вокруг погрузился в темноту и только язычки пламени продолжали плясать отражаясь от граней стекла, но не было в них жизненного тепла, только могильный холод и свет, мертвецкий свет, однообразный, не способный разогнать мглу, позволяющий увидеть только свою повелительницу - смерть. Пламя свечи колыхнулось на миг, вырывая тени, прячущиеся во мраке. Нет, это не была костлявая старуха и не демоны, это были люди уродливые, не похожие на ныне живущих, но Стас был уверен, что это именно люди и они несут смерть ему, и всем кто рядом с ним.
Рюмка выпала из онемевших пальцев, ударившись об ножку стола, разлетелась тысячами осколков.
- Твою мать! - выругался Завальский, автоматически делая шаг назад. Оглядевшись по сторонам, он растер лицо. - Привидится же такое, - Стас взглянул на осколки, ещё сильней нахмурился.
Его поразило, что рюмка осталась целой, когда он со всей силы швырнул её, и разбилась, едва ударившись об ножку стола, словно выполнив возложенную на неё задачу.
- Бред какой-то, - прошептал Завальский, удивляясь ходу своих мыслей. - "Ещё немного и рюмки у тебя будут не только решать жить или не жить им, но и станут твоими советниками," - подумал Стас и горько усмехнулся.
Подойдя к шкафу, он переставил с места на место кувшин, кружки, дотронулся, до чудом сохранившейся фотографии сына, но чёртова рюмка не выходила из головы.
- "Что это было? Виденье, предупреждение?"
Завальский налил из бутылки, сливовой настойки в оставшуюся целой рюмку и залпом выпил, после чего развернулся и направился к выходу.
Ведунья сидела на колоде возле конюшни, скрестив руки на коленях, что-то высматривая в темнеющем небосводе.
Женщина была примерно одного возраста с Завальским, худенькая, с короткой прической, одетая в комбинезон. Она совсем не походила на магичку, которые в большинстве своём, всячески показывали свою принадлежность к новь зарождающемуся классу. Варвару можно было назвать привлекательной, если бы не застывшая печаль в глазах.
- Ко мне приходил Дима, - тихо произнесла она, когда Стас подошел.
Завальский почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Стараясь не выдать своего волнения, он сжал зубы. После смерти сына его брак с Варварой распался. Бывшая жена тяжело пережила утрату, она несколько месяцев была на гране смерти, когда же её все же поставили на ноги, она ушла в себя. Однажды придя домой, Стас не застал жену, не было её и поместье. Не на шутку всполошившись, он поднял всех "на уши". Два дня поисков не дали результатов, и только на третьи сутки, на Варвару случайно наткнулись селяне из деревни, в двадцати километрах от поместья.
Женщина сидела под деревом с оборванной петлёй на шеи.
- В смерти сына виновен ты, - завила она, когда Стас примчался к супруге.
Как не упрашивал Завальский вернуться домой, женщина наотрез отказывалась, постоянно твердя, что боги-духи забрали их сына за грехи отца. Варвара осталась жить в лесу, не задумываясь променяв землянку в лесу, на дом в поместье.
Селяне первое время жалели несчастную, мол, горе лишило её разума, видя, как женщина заговаривается, обращаясь с невидимым собеседником, или когда она обнимала деревья, словно перед ней был человек. Их отношение резко изменилось, когда в деревне, вблизи которой и поселилась ведунья, вспыхнула болезнь. Люди умирали целыми семьями. Несчастным не смог помочь местный знахарь, и даже лекарь которого направил правитель. Не смотря на прикладываемые усилия болезнь распространялась с ужасающей скоростью. Чтобы избежать мора в других местах, Завальский приказал окружить деревню и никого оттуда не выпускать. Каждый, кто пытался прорваться сквозь кордон, получал стрелу. Народ забились по хатам, боясь высунуть нос на улицу, где свирепствовала болезнь. Тогда то и появилась в селенье Варвара. Дружинники, стоявшие в оцеплении, клялись, что не видели, как она проходила сквозь кольцо оцепления, женщина, казалось, появилась из воздуха посреди деревни и направилась в ближайший дом. Через несколько часов Варвара покинув этот дом, направилась в другой. К концу дня на неё страшно было смотреть, тёмные круги под глазами, бледное лицо, она буквально увядала на глазах, но упорно переходила из дома в дом. К концу дня, ведунью буквально вынесли на руках из последнего дома, где она ворожила. На следующий день, люди которые ещё вчера были при смерти, понемногу стали возвращаться к жизни. Сама Варвара едва не погибла от истощения, её заботливо выхаживали всей деревней, и с тех пор авторитет ведуньи был не прорекаем. Если она о чем-то, просила эту просьбу исполняли безоговорочно, без промедлений и полностью.
Слухи, о её силе, распространились, быстро, в лес, куда Варвара вернулась едва встала на ноги, зачастили гости. Чтобы оградить ведунью от потока страждущих староста деревни приставил к ней троих мужчин, которые и оберегали покой Варвары. Если бы не эти трое, женщина судки на пролет принимала народ. Вот и сейчас троица топталась у ворот поместья.
- Он сказал, нас ждет беда, и она придет с запада, - Варвара развернулась и посмотрела Стасу в глаза. - Я вижу, он и тебе послал весточку.
- Да, - хрипло произнес Завальский, чувствуя, как пересохло горло.
- Знаешь, - ведунья опустила голову, - он сказал, что я была не права. Он просил, чтобы я простила тебя.
Варвара подняла глаза и посмотрела на бывшего мужа, в её глазах стояли слезы.
- Дима был прав, ты не виноват, но..., Варвара сглотнула подступивший к горлу ком, - но я не могу простить не тебя, не себя. Этот груз никогда не сбросить, с моих плеч.
Ведунья смахнула набежавшую слезу.
- Но не об этом я пришла говорить. Дух нашего сына появился неспроста. Беда, - Варвара выпрямила спину, - пришла беда, я давно чувствовала её приближение, и всё не могла понять, что за чернота томила меня, мешала спать. Теперь всё стало на свои места.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь? - тихо произнес Стас.
- Ты ужасный человек на тебе много крови, - женщина подняла руку, останавливая бывшего мужа, пытающего возразить ей. - У меня было ведение, боги обратили на тебя взор, ты можешь искупить вину.
- Я никому ничего не должен и не собираюсь не чего искупать, твой бред достал меня, - взорвался Стас. - Десять лет назад ты преподавала в институте. Какие боги, о чем ты говоришь, мы сами, только мы решаем, как жить, причём духи, какие-то там боги.
- Верить, или не верить в высшие силы твоё право, но это не означает, что они не ведут нас, помогая, направляя в нужное русло, - выслушав бывшего мужа, спокойно произнесла Варвара.
- Посмотри, куда они нас вывели, - хмыкнул Завальский. - С такими богами и чертей не надо.
- Я уверена, такая прививка была нужна человечеству, оно умирало ...
- А сейчас, оно, человечество просто пышет здоровьем, - прервал ведунью Стас. - Варя очнись, какая прививка, миллионы погибли, какие миллионы, миллиарды. Мы сидим здесь ничего не знаем, что твориться в мире. Россия десять лет отсиживается за забором, те немногие, кто побывал на западе возвращаются седыми, от их рассказов волосы стают дыбом, а ты говоришь прививка.
- Это было необходимо, если бы этого не случилось ...
- Необходимо! - Завальский сжал кулаки, - Необходимо, говоришь? Необходимо было забирать Димку, других невинных. Ладно мы пожили, дети причём? Я бы тех, кто это всё устроил, своими руками удушил, нет, я бы их резал частями, чтобы они сдыхали медленно, мучились. А ты говоришь прививка. Зря ты выползла из своего леса, - с горечь произнес Завальский, - возвращайся, - Стас махнул рукой, - потом поговорим.