Девятнадцатое декабря
   
Осень и двадцать дней зимы
Прошло с прощальной нашей встречи...
.................................................
.................................................

Теперь уж нет ни прежних дум, ни нег;
В беседке в парке толстым слоем 
Разлёгся на скамье пушистый снег,
И дышит всё кругом незыблемым покоем.

Строй чёрных лип вдоль сумрачных аллей
Дозором бродит, чьи-то тени
Мелькают в свете тусклых фонарей,
И ветер треплет заросли сирени.

Закутавшись в пальто, какой-то человек
Торопится домой, срезая по сугробам;
Шампанского струёй кровавой новый век
Шипит и пенится, пророча рай за гробом.




              Фантазия 
         
                     на тему "Нескончаемой любви" Р. Тагора

Я вас любил во всех обличиях
Из жизни в жизнь, из века в век;
Мне кажется, что я любил вас вечно,
Не умирая и не забывая ни на миг.

Под властью этого заклятья
Я распускал и вновь сплетал венец стихов.
Примите же его как дар на счастье
Для ваших всех обличий, жизней и веков.

Когда я слышал хроники любви
О горечи разлук и радости свиданий,
Сквозь сумрак прошлого мне чудилось вдали,
Был виден свет ваших небесных очертаний.

Поток любви из глубины времен
Нас вынес в этот мир, где снова мы познали 
Всю прежнюю любовь без перемен,
Лишь обновляя путь на временной спирали.

Сегодня вся эта любовь у ваших ног.
Она - любви всех дней минувших воплощение,
Её страданий всех, восторгов и тревог,
Всех песен всех поэтов вдохновение.




             ***
                       Перевод стихотворения А. С. Пушкина

I loved you: yet the love, maybe,
Has not extinguished in my heart;
But hence may not it trouble thee;
I do not want to make you sad.
I loved you hopelessly and mutely,
Now with shyness, now with jealousy being vexed;
I loved you so sincerely, so fondly, 
God grant you to be loved so by the next.




             ***

Я люблю вас в одностороннем порядке
Безмерно, безрассудно, без оглядки,
Ни ревностью не мучаясь, ни расставанья болью,
Доволен этой я второстепенной ролью.

Я не мечусь в бреду любви по сцене,
Не падаю пред вами на колени,
Я не клянусь, и вас я не молю,
Любить меня в ответ за то, что я люблю.




        К ...

Вы - современный идеал,
Под инеем манерности холодной
Возвышенной души прекрасной и свободной
Скрываете божественный кристалл;
Умны, раскованны, скромны
В речах шутливости небрежной,
Под взглядом королевы снежной
Пред вами все покорные рабы.
Но есть ещё другая вы, 
О ней не многие лишь знают,
В кафе и барах не встречают
Её изгнанной красоты.
В борьбе с холодностью надменной,
Со всею современной скверной,
С беспутством мыслей, с ложью чувств - 
Обречена, весь мир ей пуст.




      Раньше

Раньше не было свободы,
Раньше был диктат,
Раньше верили народы
В пролетариат.

Раньше не было одежды, 
Не было еды;
Облачённые в надежды
Строили мечты.

Раньше мор, война и голод
Раздирали люд.
Крест и месяц - серп и молот - 
Царствие иуд.

Там распятые поэты
С кровью на устах
Власти ветхие заветы
Разметали в прах.

Раньше было много горя,
Много и добра.
Нынче же поэтам воля,
А стихи - вода.




            Чародей

Смотрите, как сегодня ночь звездна!
Должно быть, чародей работал допоздна,
Взбирался на холмы, спускался в сень долин, 
Смертного мира он бессмертный властелин.

В безоблачные дни, когда ему не лень,
Когда уж вечера в лесах густеет тень, 
Он бродит меж дерев в плаще и колпаке
С корявым деревянным посохом в руке. 

Через плечо весит на нём мошна,
Огнями ярких звёзд она полным-полна;
И всюду у него невидимые нити,
Протянуты от леса к небесам и от небес к планете.

Он, стоя на земле, тянет за нити те,
И там на небесах в бездонной высоте
Боги великие, стряхнув дневную дрёму,
С улыбкой клонятся в ответ его поклону.

Тут он развязывает свой мешок с звездами,
С небес спускает клети с фонарями,
Влагает в каждый яркую звезду, 
А то и две или галактику
И бережно наверх их подымает,
Пока закат багровый догорает.




              ***

В чём цель поэзии высокого словца? - 
Хвалить себя, язвить глупца;
Для тех, кому бог не дал дара живописца,
Чернилами пейзажи малевать и лица.




           Родина

             Люблю отчизну я, но странною любовью!
                                 М. Ю. Лермонтов.

Я вам скажу, чем мне мила Россия;
Своею дикой, неприрученной красой
Пленительна её безлюдная стихия
И нрав угрюмый и всему чужой.

Мне нравится её босая горькая судьбина,
Другой подобной ей на свете нет,
Оставившей в веках такой неповторимый,
Такой неизгладимый пьяный след.                           

Мила мне тем она, что белою вороной 
Поглядывает дерзко из толпы,
И что пред ней недружелюбные народы
Трепещут, словно жалкие рабы.

Люблю её за все её пороки,
За то, за что не любит ни один другой,
За непролазные и грязные дороги, 
За дурость, голь и мотовство казной.

Я узнаю себя в любом её портрете - 
Всюду гонимого толпою бунтаря;
В ней все черты знакомые в поэте,
Как по наследству вылились в меня.



     Начало года

Я не люблю начало года:
За замороженным окном
Волчицей воет непогода,
И грустно на сердце моём.

Минула праздников пора,
Зима в свои права вступила,
И потянулись холода
Чредою скучной и унылой.

Снег сух и сер, бесплодный ветер
Срывает с крыш снежинок пыль.
За серым днём плетётся вечер -  
В гости непрошенный бобыль. 

На юг склонившись головою,
Солнце лучей смыкает вежды,
И ночь под облачной чадрою
Повсюду сеет сон медвежий.

Ещё недавно в декабре 
Всё жило, всё кругом дышало - 
Зима во всей своей красе
Явилась королевой бала.

Теперь безбрежность и покой,
Нет сутолоки предновогодней;
Следующий праздник далеко,
Дни волочатся цепью будней.

Начало как конец,
Как вид зимой заснеженного поля
Без гор, без леса, без границ,
И только воля, воля, воля...




      Requiem Lacrimosa

                                 Моцарту

Бог умер. В заколоченном чёрном гробу
Выносили из церкви его мёртвое тело
И на дроги слагали, и могильщик суровый,
Бесчувственный к смерти сел на козлы,
Стегнул лошадёнку вожжами и погнал её
На кладбище. Небо плакало неустанно.
Небо плакало неустанно, и земля опухала
От слёз, проливаемых небом, и цеплялась 
Комками за колёса повозки, будто стараясь
Её удержать от урочного страшного ига. 
Но неудержимо плелась лошадёнка,
Неудержимо катилась повозка,
Неудержимо плакало небо.
И никто не ступил из-под крова
По следам уходящей повозки,
Ни одной головы не коснулись
Слезы горькие неба. Лишь собака
Бежала за гробом и выла тоскливо, 
Словно знала, что бога хоронят.
Там за городом на безлюдном кладбище
Лошадь встала. Могильщик, кряхтя 
И ругая погоду, гроб с повозки стащил
У края общей могилы, и вдвоём с подмастерьем 
В безымянную яму они его опустили.
И собака, морду понурив, поплелась в путь обратный,
А могильщик бесчувственный к смерти
Яму мокрой тяжёлой землёю засыпал.
Сотворив на прощание молитву, он удалился.
Только слёзы сильнее полились 
С безутешного серого неба. 
Ещё ниже оно наклонилось,
Ещё горче оно зарыдало по мёртвому богу.

Люди в тепле и довольстве в кабаках и гостиных
Жили и великого горя не знали,
Веселились и пили, болели и умирали;
Ни один не был тронут смертью бога,
Лишь убийца его горько плакал.




 Первая заповедь поэта

Не участвуй ни в чём никогда:
Ни в войне не участвуй,
Ни в мире, ни в гонке,
Не ропщи, не борись, не препятствуй,
Не вставай ни в ряды, ни в колонки.

Пусть твоё безучастье клянут,
Ты терпи, как бы ни было тошно;
Пусть себе и друг другу все лгут,
Что ж, пусть лгут,
Ведь они не поэты, им можно.




      Inferno

В глубине сибирских руд
Люди словно мухи мрут;
В глубину сибирских руд
За большой деньгой идут.
Пусть нам с детства говорят,
Что легка дорога в ад, 
Нелегка, нам лгут.
Сотни метров под землёй
За бесценною рудой
Шириною с гроб тропой
Мы уходим чередой.
Вдруг тревога, и обвал
В лапах каменных нас сжал,
От живых отмежевал.
Оставляй надежду брат,
Нам отрезан путь назад,
Здесь никто не виноват,
Мы стоим у самых врат в ад.
"Эй вы, наши земляки, взрывники,
Разорвите на куски
Эти скальные тиски,
Как террористы-смертники!
Ах, изменники,
Присылают же птенцов,
Глупых маминых сынков - 
Дома не сидится! - 
Первый наш проходчик
Грубо матерится. -  
Едешь за большой деньгой,
А вернёшься ли живой?
Начинай молиться!"

Наверху теперь закат,
Небеса в огне горят,
Птицы по небу летят,
Ели лапами шуршат.
Много кислорода - 
Наверху свобода!
На свободе суки
Умывают руки
В управлении руд,
Золото в карманы льют,
Покупают, продают...
Наверху творятся 
Чудеса природы,
Мало что двуличные,
Там давно столичные
Водятся иуды,
Мертвые скупают души,
Натирают уши...

Отчего же говорят,
Широка дорога в ад?
Отчего же не сулят
Нам божественных наград?
Смертники за веру,
Ну, а мы за что
Нюхаем здесь серу?
Сотни метров под землёй
Мы уходим чередой
Шириною с гроб тропой
За одной пустой рудой.




К памятнику Минину и Пожарскому

Высоко поднята могучая рука,
Суровый лик, порыв души на нём
В очах пылающих огнём,
Не меркнущем через века -  
Сё Минин, гражданин; и рядом с ним
На землю опустился, думою томим,
Приемлет меч Пожарский князь,
За диск щита одной рукой держась.
Отныне общею они направлены судьбой
За Родину, за Русь сразиться под Москвой - 
Герои древности, как Цезарь и Помпей,
Но только северных кровей.




      Антей

На холме стоял высоко
Дуб могучий одиноко,
Рос ничем неодолим -
Всего мира властелин.
Пять веков, как родила
Его русская земля;
Повидал на свете много,
Взор его пронзал далёко
Дни бескрайнего востока
С давних тех времён,
Когда княжие дружины
Стерегли сии равнины
От лихих племён.

Год от года он всё выше
Подымал свои ветвища; 
И в немом благоговении
Путник или волк степной
Замирали на мгновение
Перед вечною красой.
Но чем выше, тем слабее
Становился сын земли,
Сохли ветви вековые,
Замедлялся бег крови;
Налетел порыв мятежный,
Ободрал с него листы;
С громом пал отяжелевший
Ствол на грудь родной земли.

Но и смертию сражённый,
Равных он себе не знал,
Привлекая взор смущённый,
Как обломок древних скал.
И ни дождь, ни червь тлетворный
Не точили тверди той;
И не шёл туда ни путник
       и ни волк степной.




      ***

Когда холодно и пусто 
станет, и туман 
разольётся густо 
по твоим следам, 
и на чёрные аллеи 
в парке ляжет снег, 
я приду к тебе, мой самый 
лучший человек. 

Было холодно и пусто, 
и ночной туман 
разливался густо 
в парке по утрам, 
и на чёрные аллеи 
сыпал первый снег, 
и пришёл ко мне, мой самый 
лучший человек.




      К гению

           Пришёл, писал, жил.                                                     
                        Гайдн.
 
Был изгнан гений из людей
Ни голодом с нуждой;
Не умер он в тюрьме один, 
Забытый и седой;
Ни царь его не заморил
В глуби сибирских руд;
Ни коммунист не застрелил
За просто так; а тут,
Что они сделать не смогли, 
Случилось вдруг само.
Гений исчез среди людей
С тираном заодно;
Растаял, как последний снег
В апреле поутру,
Оставив лишь холодный след
На пахотном лугу;
Исчез, как серый воробей
В проселочной пыли,
В вихре житейских мелочей 
И праздной суеты.
Казалось бы, все хорошо,
Живи сто лет, пиши,
А гения уж нет давно,
Ищи его свищи.




     Половодье

Половодье, половодье,
Натянул апрель поводья,
Вылез из лихих саней;
В алых пятнах от заката
Перед ним моря полей,
Перекошенные избы;
Сапоги скользят в грязи, 
Эх, дороженьки отчизны - 
Не проехать, не пройти!
В проходящую телегу
Рядом с пьяным мужиком
Сел апрель и дальше ехал,
Затопляя всё кругом.



        Спящий призрак
           (сонет)
 
                           к памятнику Пушкину

Заползла, шурша листами, лету под платья
Мелкая серая мышиная осень,
Напугала глупую бабу до беспамятья,  
И, срывая с себя одежды, 
Она голая бросилась оземь.

Небо серое, мышиное еле-еле стелется,
Плюя на землю мелким дождичком,
Но для лета это уже сущая безделица, 
Оно спит в берлоге медвежьей, 
Свернувшись тёплым облачком.

Каждый день в серой мышиной рясе послушник-туман
Бродит по дворам, шёпотом проповедуя лень и обман.
Лишь один спящий призрак в том вечном саду на Неве
Как и прежде всё грезит о чем-то, замерев на холодной скамье.




  К Памятнику Н. В. Гоголю 
 (работы скульптора Андреева) 

Одновременно грустно и смеясь,
Взирает он с улыбкою Джоконды,
Со своей каменной колонны,
Вполоборота над державою клонясь.  

"Эй, Русь, куда ж несёшься ты?" -
Ещё во взгляде тлеет прежний пламень.
Алхимик слов, полтавский Леонардо с берегов Невы,
Как будто прячет под шинелью философский камень.

Вознёсшийся над тиной мелочей,
Сидит с опущенною головой покорно;
Порой угрюм и мрачен сей московский вий,
И смотрит исподлобья угнетённо. 

Миллион терзаний отражает лик его;
Один среди пути, он бессемейный странник,
Страдальческою думою морщит чело,
Последний сталинский изгнанник.*

Или насмешливо глядит на новых москалей,
Их глупые машины и наряды,
И паутины кабельных сетей, 
Опутавшие вавилонские громады.

* Памятник был перемещен по приказу Сталина.




     Грачи прилетели
                  
                   по картине Саврасова

Весна. Грачи прилетели, 
Вьют гнезда на ветвях кривых берёз;
В церквушке ветхой дремлет поп в пастели; 
Под крышами звенят капели талых слез.

Бревенчатый забор, шпиль, купала с крестами,
Крестьянин в хате топит печь;
В раздумьях небеса плывут над куполами,
Решая лечь на землю иль не лечь.
 
Всюду коричневые лужи;
В серёжках рыжих мокрый снег с тенями от берёз;
Во всей округе ни клочка нет суши;
Поле да небо - одним словом, Русь!




             Помни
             (сонет)

                      Из Кристины Дж. Розетти 

Помни меня, когда уйду я прочь,
Уйду далёко в тишину полей;
И больше не смогу пожать руки твоей,
Ни часа расставания превозмочь.
Помни меня, когда расстроит ночь
Все наши замыслы на будущие дни:
Ты только помни обо мне; пойми,
Тогда словами будет поздно уж помочь.
Ещё случится ли, забыв меня на время,
Ты после вспомнишь вновь, то не грусти:
Если дано от тьмы и тления уйти
Частице мыслей тех, что прежде были мной,                         
Лучше забудь меня и улыбнись, чем бремя
Воспоминаний омрачать тоской.




       Лета

            ...и в Лету бух!
              А.С. Пушкин.

Чисто поле, лето, зной.
Возвращаюсь я домой;
Пёс бездомный, хвост крючком,
Впереди бежит бочком.

Воздуха кисель горячий
Напоил сосновы чащи,
Разогнал всех по домам,
Травы выжег по холмам.

От меня невдалеке
Стадо тянется к реке,
Позади бредёт пастух,
Бьёт кнутом, гоняет мух.

Я ему: "Здорово, дядя!"
Он же, на меня не глядя,
Мимо; думает себе:
"Ах, счастливец, чтоб тебе!"

Чисто поле, лето, зной.
Возвращаюсь я домой;
Пёс бездомный, хвост крючком,
Позади бежит бочком.




     Осенняя тревога

Опускается на землю туча белая,
Облетает роща пожелтелая;
Осень, как собака кость,
Гложет на дворе березки голой трость
И рычит, поджавши куцый хвост,
На расчерченный надгробьями погост,
Словно где-то рядом чует, смерть
Бьет копытами в земную твердь,
Или волк крадется вдалеке
За рекой в прозрачном ивняке,
Или помертвевший стог холма
Отнимает у неё зима...

Что там осень? Что там вдалеке?
Смерть ты чуешь или волка в ивняке?
Что там ухает тревожно так сова?
Чья там золотая голова
С неба катится в чернеющий овраг,
Поднимая по деревням лай собак?
Чьи визжат там в чаще голоса,
Как перед крушением тормоза?




            Вандал

Я опустел - 
Каждый день,
Каждое утро 
Я проклинаю жизнь;
Но должен я вставать;
От вечной суеты до тошноты мне дурно,
Что право лучше не осознавать.
Я бы себя убил, терзал своё бы тело,
Как падальщик или полночный вор;
Я тоже сжёг бы Рим, чтобы на грудах пепла
Всем доказать, что я непризнанный актёр.
И то бы сделал не всерьёз, а только в шутку.
К чему признанье мне? - Я презираю всех
С иллюзиями их пошлыми противными рассудку,
Надеждами на деньги и успех.
И потому порой мне мило разрушение,
Люблю я смерть, люблю сжигать, что потом созидал - 
Это последнее на свете утешение
Приятней мне миллионов суетных похвал.
Как на суде изобличается в нем бренность,
Бессмысленность, бесплодность бытия,
Вся эта гнусная земная меркантильность,  
Грызня собачья в накопительстве добра.
И с тайной мукой наслаждения
Я разрушаю то, чем люди дорожат,
Люблю смотреть на их ребячье исступление
И слышать, как проклятия мне кричат.




      Не надоело ль?

Не надоело ль вам фиглярство?
Вандал не я, а вы,
Кто обратил свой дар в бездарство
За деньги сатаны.
Не надоело ль вам кривляние, 
Безвкусие всех чувств
И пошлых слов звучание
Из огрубевших уст?
Не подустали ль вы от скуки,
От глупых рифмачей?
Не ходите ль заламывая руки
В бесплодии ночей?
Был дар, был божий дар,
А что-то не поётся,
И не выходит ничего из вашего пера,
И там во млечной глубине
Никто не отзовётся,
И в сердце ноет вечная игла.
Не надоело ль в предпочтенье свету
Вам выбирать мишурный блеск огней?
Не надоело ль всем этим поэтам
К разврату приучать детей?
- Не надоело ль? - вас я вопрошаю. 
- Не надоело, - говорите вы.
Я сам прекрасно это понимаю - 
Чего не надоест за деньги сатаны!




        Ветка России

Средь вечной зелени питомцев того края,
Где древеса взрастают осени не зная,
Березка чахлая одна попалась мне,
Словно воспоминание о забытом сне.
Неведомой занесена сюда судьбой,
Она во многом схожая со мной
Прижиться не сумела здесь...

Не знаю отчего, бог весть,
Отвергла она сень ухоженных аллей
И рвётся в ширь заснеженных полей,
К простору дикому, осенним холодам
И златом убранным берёзовым лесам.

Навек обречена она судьбой,
Томиться в сей земле цветущей, но чужой.
Но и всецело ей не умереть,
В ней ветвь зелёная годами будет тлеть;
И бледным и сухим листам её не внять,
Когда прикажет им природа опадать.




  Двадцать первый век

Зачем родился ты,
Век двадцать первый - 
Исчадие духовной пустоты?
Всё уровнять одною общей мерой,
Пришёл со статью мелочной толпы?

Ни красота, ни гениальность
Не посланы тебе в удел;
Одни лишь пошлость и бездарность
Твоих стараний всех предел.

Твои слова, идеи, мысли, чувства
Никто не передаст огнями эстафет
В шедеврах вдохновенного искусства.
Не воспоёт тебя восторженный поэт.

Поди же прочь! Тебя я не признаю,
Лакей лакеев, раб рабов!
Ничтожно всё в тебе, что я встречаю,
И взлёты гениев и низости глупцов.

Твоих детей грядущее безлико.
Быть может, через сотни лет,
Сложив с себя чужого мнения иго,
Они вкусят плоды моих надежд.

Я здесь случайный гость; 
В семье твоей счастливой
Меня не уязвит ни зависть их, ни злость;
Учёности твоей спесивой
Мой скромный дар не кинет кость. 

Мне горько умирать в твоих бесплодных степях,
Мне тошно жить в твоих пустых домах;
Я и хочу и не хочу расторгнуть твои цепи,
И обратиться в безымянный прах.




              ***

Хоть кто-нибудь из вас ли рад, что я пришёл?
Хоть кто-нибудь, скажите честно?
Хоть кто-нибудь один хоть что-нибудь нашёл
В моих стихах? - И то б не было лестно.

Вы мне завидуете, господи, за что?
Ведь вы же сами знаете, что значит быть поэтом,
Что этот глупый титул - фикция, ничто,
Как генеральский чин за свадебным обедом.

А что потом? Что ждёт меня, спросите? -
Ночь, улица, вокзал, "спасибо за обед"...
Всё что угодно, только не гасите 
Этот бессмысленный и тусклый свет.



        Один день весны

Один весенний день среди зимы - 
Чего желать мне более не знаю.
Один весенний день бы искупил все дни,
Отравленные  пасмурную хмарью.
Не вытерпев недавно в ресторане,
Когда меня встречал понурый официант,
Я прокричал ему: "Один весенний день с утра поранее 
Мне принеси, будь добр, брат!". 
И возвращаясь уже поздно
В объятиях жёлтого истёртого такси:
- Куда? - шофёр спросил меня серьёзно. 
- В один весенний день, - ответил я, - вези!
- Что это? бар, клуб, новый ресторан?
- Нет, это день в апреле или в марте.
- Ты сумасшедший, парень, или пьян?!
   Такого места нет у нас на карте.




           Больной Человеком

Все мы, без исключения все больны человеком:
Кто-то болеет так сильно, что принимает наркоз,
Кто-то почти не болеет, кто-то болеет, как гриппом,
И заражает других вирусом дьявольских грёз.

Всякий, кричащий: "Я презираю гнусные ваши пороки:
Гордыню, ложь, зависть, жадность и лень!",
Твердящий всю жизнь суровой морали уроки,
Прячет он в складках души ту же болезнь.

Будь он хоть трижды святой - болен он человеком!
Будь он отшельником, будь он, как зверь, нелюдим,
Но он завидует, ох, люто завидует он славе чужой и успехам
И ест, и пьёт за троих, и гордится успехом своим.

Да, я знаю, я тоже чувствую это - сам я такой!
Сам болен этим я, ........ человеком!
А сам думаю, а вдруг я не болен, а вдруг я иной?
И завидую я, ох, люто завидую я славе чужой и успехам;
Видно сам бог был такой же больной.

От этой болезни два лекарства лишь есть;
Два лекарства на выбор, какое вкуснее?
Два лекарства - любовь или смерть.
Выбирайте скорее.



        Негласная ложь

Негласной лжи не нужны слова; 
Она хитрее слов;
И на словах нельзя
Поймать её лжецов.

По выражениям их лиц
Она скользит змеёй, 
И падают пред нею ниц
И грешник, и святой.

Язык полувзглядов всеобщего осознания 
творимой неправды - её змеиное жало.
Её голос - сообщническое молчание.
Её глазки глядят так самоуверенно нагло;

И, когда победителя нужно засудить,
Когда вопросы, требующие ответов,
Нужно оставить без внимания, 
Она показывает тебе свой длинный раздвоенный язык,
И взывая к милосердию, требует понимания. 

Когда нужно выдать грязные пятна на стенах
За гениальные картины модных мастеров,
У которых голубая кровь в венах,
У которых такое загадочное видение миров,

Её негласный приговор расходится
Быстрее чем по телефону
И охватывает планету шире чем интернет;
А попробуй, расскажи о ней другому,
Он ответит тебе, что ничего этого нет.




 Почему поёт птица в клетке

                          Из Майи Анжелу

Свободная пташка по небу летит
Иль беззаботно скачет по ветке,
Весь мир сотворен для неё она мнит;

Но та другая пташка, что в клетке,
На груде убитых желаний стоит,
Её душит гнев, безысходность томит,
Весь её мир в металлической сетке.
Тогда клюв раскрывает она и поёт,
Поёт гимн всему, чего лишена,
Но к чему безотрадно стремится душа,
И песня её, устремляясь в полёт,
Парит высоко, как на крыльях орла,
Ибо та песня к свободе зовёт.




         Каприз

Осенний маскарад окончен;                                                
Все лица пресны и тусклы;                                                   
И громовержец вдоль обочин  
Пускает мутные ручьи.                                                      
                              
Отживший год ложится в землю.                                                 
Там чьи-то желтые глаза   
Из лесу смотрят на деревню,                                         
И воют чьи-то голоса.                                                     
                               
Быть может, это лишь капризы,                                            
Быть может, нет там никого,                                                   
Быть может, это только бесы 
Меня пугают одного.




  Я будто бы влюблён

Я будто бы влюблён в кого-то,
Когда пишу стихи,
И будто отпускает кто-то
Мне с неба все грехи.

Мне чудится, мой путь осмыслен, 
И тайн в природе нет,
Когда родится в груде мыслей
Хоть маленький сонет.

Я словно перевоплощаюсь:
Я - бог, я - чародей;
И как дитя я восторгаюсь
Любой из мелочей.

Я верю вновь мечтам прекрасным,
Возвышенным словам,
Музам - волшебницам опасным,
И пламенным сердцам. 

Но стих дописан, всё проходит:
И вера, и любовь;
И скука смертная находит,
И холодеет кровь. 




Осенний стрелок

Осенний стрелок
Целит дулом в висок,
Плавно взводит курок,
Раздаётся звонок:

- Кто там? 
- Я.
- Кто, "Я"?
- Я, твоя болдинская осень! - 
Жар-птицей врывается в дверь,
Чертит в воздухе цифру восемь
И ложится к поэту в постель,

Наполняет всю комнату  
Ароматом увядшей травы;
Словно крылья, горят её косы
Из опавшей клиновой листвы.

- Не узнаёшь? - шепчет осень. -
Прошло двести лет, я всё та же,
А в твоих волосах уже проседь
И в стихах одна горькая сажа.

- Что делать? Сил больше нет. 
Ты пришла слишком поздно. - 
Убирает стрелок пистолет
И в ответ её просит серьёзно. - 

Подари мне бессмертие!
Мне не в кого больше стрелять.
От меня отступились враги, 
И друзья перестали писать,

А пойти в террористы
И стрелять из окна по прохожим
Могут все модернисты,
Лишь одни мы с тобою не можем.




       Святые дары

                           Красота цветёт лишь в песнопенье,
                           А свобода - в области мечты.
                              "Начало нового века" Ф. Шиллер.

Я мечтал о мире, где все равны,
Где люди поделят святые дары.
Я мечтал о свободе, но свободу, увы,
Очень по-разному видим все мы.
Свобода для масс - свобода свиней,
Свобода быть бесконечно жирней.
В довольстве, в хлеву вкусно есть, много пить,
Брюхом думать и брюхом любить - 
Вот, что такое свобода свинье, 
С ногами забравшись, сидеть на столе.
Вот, где ей польза в равенстве, в братстве - 
В равноправном для всех святотатстве.
В чём у свиней есть тяга к единству, 
Так это во всем предпочтение свинству!
Им не нужны святые дары, 
Им нужна грязь и четыре стены.
Отрезанные навсегда от природы,
Они разумом стали и духом уроды.
Неужели же нет свободы иной, 
Если не быть человеку свиньёй? - 
Нет!.. Ведь живут стаи диких волков,
Посмотрите на них, их обычай каков;
Все прекрасны, сильны и умны как один,
И каждый из них сам себе господин - 
Ни это ли равенство, ни это ль свобода,
Которые нам даровала природа!?


 

           Когда

Когда поют, я слушаю слова,
А не смотрю на платья или лица;
И если музыке гармония чужда,
Отвратны эти мне певец или певица.

Когда рисуют, я смотрю на то,
Как правильно ложатся тени;
Грошовое иначе мастерство
У тех, у кого нет теней в картине.




         Весна наоборот
            (сонет)

Весна пришла, как смерть с косой,
Одёрнув с мира саван белоснежный,   
Трясущуюся дряхлою рукой
Раскрыв гниющий труп недвижный. 

Деревьев голых кости, пыль и прах,
Изрыты чёрной оспою дороги,
И кое-где обрывки кожи на костях;
Пейзажи неприглядны и убоги.

Забитая людьми природа насмерть 
Гниет и отравляет всех, смердя
На улицах кровавыми своими язвами.
Воскреснет ли она через три дня?

То - ни рождение, ни смерть, ни увядание;
В такие дни весны нет хуже у природы состояния.




         Пора, пора...
            (сонет)

                       Пора, пора!
                  "Мастер и Маргарита" М. Булгаков.

Повеял в воздухе осенний дух;
К полудню август лишь клонится,
Но торопливая наследница-царица
Уже жужжит на крыльях миллионов мух.
 
Хоть не пестреют сединой златою
Распущенные косы у берёз,
И не идут ещё туманной чередою
Тучи невыплаканных слёз.

- Пора, пора! - на ухо шепчет лету
Отяжелевшая зелёная листва;
- Пора, пора! - как будто вторит ветру
Журчанье тихое ручья.

В воздухе повеял увядания дух,
Бессмертие оплачено кровью миллионов мух.




  Питсбургская осень

Длинные, длинные тени
Длинные, длинные руки
Тянут к холодной зиме. 
Длинные, длинные ночи
Ползут по лесам дремучим,
И мир понемногу тает 
В холодной осенней мгле.




        38

                А. С. Пушкину

Ему было тридцать восемь.
Он был поэт.
Он любил златую осень.
Он любил и модный свет.
Он любил пиры лихие,
Страсти ведал роковые;
И коварство, и любовь
Горячили ему кровь.
Даром времени не тратя,
Дня без строчки он не жил,
Русского Парнаса ради
Своей жизни не щадил.
И толпою злых сальери 
Одинокий окружён,
Зависть лютую не смея
Отразить их, был сражён.




        ***
             (дружеский шарж на Луну 30-го Ноября 2012г.)

Пьяная в стельку луна 
С распухшей пунцовою рожей
Из-за леса неслышно взошла
На пороге моей прихожей. 




        ***

Волны пылали на льдинах
В лучах догоравшего солнца,
Как угли в остывших каминах,
В избах зарделись оконца.

Туч проплывали громады,
Потоками первого снега
Стекали, как водопады,
Каскадами пенными с неба.

И осень свершалась, как осень
Свершалась когда-то в день первый,
И сумрак раскидистых сосен
Дышал первобытною верой.




         ***

О, цивилизация, известен мне твой лик
И лицемерия раздвоенный язык!
Как под личиною добра 
Свершаются подлейшие дела;
Как под личиною искусства
Самое низкое возносится беспутство.




           ***

Как мало жизни впереди, как много смерти;
Как много там вещей, как мало дел.
Как я устал от этой вечной круговерти,
От истребляющих друг друга тел.
Не выразить и русскими словами
Ни гнева полноты, ни полноты любви.
Ах, если б дать взглянуть моими вам глазами
На этот мир в запёкшейся крови.
Вы стали б дальше жить и продолжать молиться?
Кому? Зачем? - я думаю, что нет. - 
И в тамбуре прокуренном томиться,
Выклянчивая мелочь на билет;
Терпеть всю боль, глотая слёзы,
Или в купе просторном не скупясь,
Выстраивать в уме космические грёзы,
По-философски над толпой глумясь? 
В глухом лесу ли, в чистом поле
Остановите жизнь, под визг колес и брань
Я выйду из неё одним усильем воли
В предсмертную предутреннюю рань.




Болотные Кочки и Горы
       (басня)

В долине меж высоких Гор
Расплылась зыбь широкого болота.
Затеяли в болоте Кочки спор,
О том, что никому от злополучных гор
Во всей округе нет прохода.
"Ах, кабы бог послал нам чуда! -
Пищал болотных Кочек хор. - 
И отменив неправый приговор,
С болотной кочкою сравнял вершины Гор.
Мы напоили бы тогда безжизненные скалы,
И на камнях пустых взросли бы наши травы!
Завидуйте же нам надменные Утёсы!
На наших волосах бриллиантовые росы,
А ваши головы седы иль безволосы".
"Вы правы, - Горы им с высот своих трубят. - 
Но наши головы по волосам не судят,
А ваши головы под пышной зеленью таят
Воды гнилой неистощимый яд.
И кто задумает по ним ступать,
Того не терпится вам тотчас же предать.
И зелень ваша пусть набралась сока,
Да ни один пастух в ней стада не пасёт,
Ведь зелень та лишь грубая осока,
Что даже в корм скотине не идёт.
И ни одна тропа или дорога 
Через болото же не ищет брода;
И путник предпочтёт суровый путь чрез горы,
Чем испытать болотных кочек хилые опоры.
Пускай, высоки и круты наши вершины,
Они являются красою всей долины,
А вы ж хоть и низки, да непреодолимы.
Века гниёте вы в безвыходной трясине,
Прикрывшись зеленью обманчивых лугов,
Тропою легкою по гибельной равнине,
Заманивая легковерных простаков".
      _______________

Так славы легкой ищущих в миру
Читатели к стыду поставят
С моими Кочками болотными в ряду
И там их гнить в забвении оставят.




           Синица
           (басня)

Синица прыгала, вертелась, как юла;
Птица известная синица - 
Синицына природа такова,
Что ей секунды смирно не сидится. 
Пока в синице бьётся сердце,
Синица будет хлопотать и суетится.
С Синицей рядом оказалась тут Сова.
"Послушай барышня, - ей говорит она. - 
Уж у меня от прыганий твоих в глазах рябит
И даже кружится немного голова!
Как можешь выдержать ты этот ад сама?"
Всё вертится Синица, но молчит.
Сова подождала 
И громче ей кричит:
"Ах, кумушка, смотреть мне право больно,
Как вертишь ты всё время головой,
Тебе, должно быть, и во сне-то незнакомо,
Что значит тишина, покой?"
Синица, как нарочно, вертится, хлопочет,
Сову и вовсе примечать не хочет.
На сей раз у Совы не стало уж терпения
И чтобы не терять напрасно время,
Сова её хватила клювом в темя.
Синица замерла на миг от удивления.
"Прости, ты что-то мне сказала? - 
Синица ей с испугу отвечала. - 
А я-то, кажется, немного задремала!"
          _______________

Так человек хлопочет, крутится, трещит
По телефону без умолку,
А приглядишься - боже мой, да он же спит!
Добьёшься разве от такого толку?!




           Учёный Вор
             (басня)

 "На все ремесла есть свои науки, 
Лишь воровское ремесло
Даётся неохотно в руки,
И не бывает так, чтоб долго в нём везло.
Я часто от людей слыхал подобный вздор!" -
Так размышлял один учёный Вор.
Учёность же его вся состояла в том,
Что он в приметах был глубоким знатоком.
Ведь там, где дело случай всё решает, 
Приметы  знать не помешает.
Иной воришка-то о ловкости хлопочет,
А он, учёный Вор, приметы соблюдёт
И, как по маслу, украдёт,
Что комар носу не подточит.
Где кошка ль чёрная ему дорогу перейдёт - 
Ни-ни, уж он на дело не идёт.
Ворона ль каркнет, 
Бабу ль с вёдрами пустыми на дворе приметит - 
Из дома ни ногой;
Зато в другой раз кошку пёструю он встретит
И воротится с полною сумой.
Но года не прошло, наш Вор сидит в темнице:
Наукой он своей решил прожить в столице,
И в первую же ночь, в чужом крадясь саду,
Попался сослепу в засаду,
И предан был закону за награду.
Не веря до конца безжалостной судьбе,
Сидит учёный Вор и горько причитает, 
На Бога да на Случай всё пеняет:
"На чём попался я, чтоб кончить жизнь в тюрьме?!
Ни одного в ту ночь мне не было знамения -  
Я все приметы бдел, идя на преступление!
Несправедливо, господи! За что
Судьба со мною так жестока,
Ведь у меня ж не просто воровство,
А целая была наука!?"
Но скоро Богу этот вздор прискучил,
Явился Вору он в ночи грознее тучи:
"Зачем, глупец, ты верил так в свои гадания,
Толпы необразованной предания,
Как лучше б верил ты в меня
И соблюдал мои заветы,
А раз не хочешь, так пеняй же на себя
Или на тех, кто выдумал приметы!"
          _______________

Скажу я то ж на злобу дня:
Иные сходно ищут счастья,
Переставляя по фен-шую мебеля,
На звездные календари валят ненастья;
Лягушечек буддийских полон дом,
Фортуны же всё нет и нет успокоения,
В душе по-прежнему смятение. 
Идут они к психологам потом,
(Но о психологах смолчу,
Я с ними спорить не хочу)
А там известные таблетки от волнения;
А от таблеток к докторам,
А уж от докторов на свете нет спасения - 
Ведь самая наука там.
Когда же, наконец, откажут доктора,
Наступит запоздалая пора
Для каждого хоть и немного
Вместо наук поверить в Бога.




           Шелкопряд
            (басня)

                        Я царь - я раб - я червь - я Бог!
                                          Г. Р. Державин.

На ярмарке одной давным-давно
Известный мастер Ткач и Шелкопряд
Заспорили о том, чьё лучше полотно.
Судить их спор взялся весь ткацкий ряд:
За два стола их мигом усадили
И по команде ткать пустили.
"Букашка жалкая, не больше муравья,
Какой же это ткач? - подумал наш ловкач. - 
Сейчас с ним без труда расправлюсь я!"
И свой станок пустил он тотчас вскачь.
У Шелкопряда же работа шла не диво.
Да что и говорить,
Ведь истинны труды ведутся кропотливо,
И качеству во вред лишь служит прыть. 
Еще не кончен спор, уж Ткач торжествовал:
Полотен груды вкруг него лежали,
А Шелкопряд один лишь плат соткал;
Ткача с победой все уж поздравляли.
 "Знатно! На диво! То-то же отлично! - 
Ткачу помещичьи дивились мужички. - 
Из этого рубах с десяток б вышло, 
Ещё обрезки бы сгодились на портки.
А этот-то червяк как смел с тобой тягаться?
Всего один платок соткал,
Да тот так тонок, мал,
Что, кажется, вот-вот уж норовит порваться!"
"Постойте, - тут один купец им отвечал. -
Судить о мастерстве вы лучше не беритесь,
Когда количеством считать труды стремитесь.
Таких платков нигде я не встречал:
Ни здесь, ни у кого в столице.
Я по любой цене его куплю,
Не побоюсь преподнести самой царице.
А что ж наш Ткач? - 
А Ткач распродал мужикам полотна по рублю.
          ________________

Нам на примере басни этой должно
Судить о мастерстве не ложно:
Если ничтожный червь в чём божий дар имеет,
В том превзойти его никто уж не сумеет.
Представьте же, каких высот бы человек достиг,
Коль скоро б он в себе подобный дар постиг!




    Пчела, Комар и Муха
          (басня)

Знакомые Пчела, Комар и Муха,
Однажды летом повстречав друг друга,
О вкусах завели учёный спор
И из друзей врагами сделались с тех пор.
Пчела приятелям все уши прожужжала
О том, что нет вкусней цветочного нектара.
"Нектар, какая гадость! - Муха ей в ответ. -  
В помойку загляни, вот, где ассортимент,
Так уж ассортимент для истинных гурманов,
Недаром там так много тараканов!"
Комар лишь нос свой от друзей воротит:
"Ты любишь сладкое, Пчела, ты, Муха, любишь гниль, - 
Пищит Комар, - По мне и то, и это гиль!
Кровь слаще и свежей всего в природе.
Спросите самого царя зверей,
Он поклянется вам при всём честном народе,
Что человечьей крови нет вкусней!"
          _______________

А кто из них был прав, читатель сам рассудит.
Однако, я скажу: кто пьёт нектар цветов,
Тот верно уж помои пить не будет
И с голоду умрёт, не станет сосать кровь.




          Лоси и Лиса
            (басня)

За первенство в лесу между двумя Лосями
Случился бой: ударились они могучими рогами,
Друг друга жмут, ревут, вращают головами.
Проходит час, другой, а битве нет конца - 
Равны по силе оба молодца.
Но тут на шум идёт коварная особа - 
Лиса, любимица Крылова и Эзопа.
За пнём соседним она встала
И говорить с врагами дружелюбно стала:
То одного, то вдруг другого хвалит
И, раззадорив, пуще прежнего их стравит:
"Ты, левый, точно лев! - 
Кричит Лиса, за пень присев. - 
А тот, что правый, верно прав!" - 
Кричит она, чуть-чуть привстав. 
Давать советы мастерица:
"Ты слева заводи ему свой рог!
Ты справа бей копытом в бок!" - 
Подсказывает хитрая Лисица.
Лоси хрипят уже все в пене,
Рога сцепились их, голов не развести;
И валятся гиганты на колени
В своей бессильной ярости.
От устали смертельной изнывая,
Они плутовку требуют к себе,
Ничуть в пылу вражды не сознавая,
Что если б не Лиса, не быть такой беде.
И говорят: "Что хочешь, требуй с нас, Лисица,
Только скажи, как нам рогами расцепиться?"
Лиса из-за укрытия выходит,
Рога переплетённые обходит.
"Всегда я ближнему помочь бываю рада, -
Плутовка говорит. - Мне в том одном уж будет вся награда!
Друг друга в стороны, друзья, что мочи есть, тяните,
А сидя так, рогов своих вы не освободите".
И Лоси, в новый спор вступив,
На этот раз недолго бились
И вскоре насмерть уморились,
Рогов никак не расцепив.




         Поколение язычников

                       И кто я такой, чтобы говорить им,
                       Что это мираж?
                         "Поколение дворников" Б. Гребенщиков.

Это поколение язычников и сумасшедших,
Разговаривающих со своими телефонами
И спрашивающих у них, что делать и куда идти.
Они не умеют считать, читать и писать;
Иначе откуда столько просчетов, 
Столько глупостей написано
И столько мудрых книг забыто.
Они молятся на холодильники и на автомобили,
Они проводят жизнь в бдении у алтаря телевидения
И заточают себя в монастыри интернета.
Свою машину они любят больше жены или мужа,
А свой компьютер знают лучше лучшего друга.
Вещь-отец, вещь-сын, и вещь-святой дух.
Кто будет ей усердно молиться,
Тот выслужит себе царствие небесное ещё при жизни.

Это поколение язычников и сумасшедших;
Они думают, что счастье их детей в их вере,
Но дети вырастут и, обнаружив, что смерть украдёт их вещи,
Сочтут отцов обманщиками и дураками.
Их увлечёт за собой первый встречный торговец душами;
И, обретя новую религию,
Которая откроет перед ними цели свободные от смерти,
Нескованные удовлетворением одних инстинктов плоти,
Это поколение новых иезуитов сожжет своих язычников-отцов
На кострах из их деревянных идолов. 




         Великолепия полны

                                     Из Альфреда Теннисона

Великолепия полны замка древнего столпы
И пики снежные, воспетые в предании;
Трепещут длинные лучи через озёра и ручьи,
И дикий водопад срывается в сиянии.
Труби, горн, труби, пусть дикие эха взлетают. 
Труби, горн; в ответ эха стихают, стихают, стихают.


Чу! Слышишь? Внемли! Как тонок, ясен глас земли,
И тоньше, и ясней чем далее летит;
О дивный звук, издалека с утёсов и под облака
Эльфийской цитадели горн трубит!
Труби, пусть багровых долин голоса к нам взывают:
Труби, горн; в ответ эха стихают, стихают, стихают.


Любовь моя, их голоса в твоих смолкают небесах
И тают на холмах, лугах и реках: 
Раскаты их в тиши с души и до души
Передаются вечно в наших эхах.
Труби, горн, труби, пусть дикие эха взлетают,
И эха в ответ стихают, стихают, стихают.




            Ответ

                        Из Вальтера Скота
 
Трубите в горны, что сил есть у вас,
Всему человечьему миру воззвание:
Одной славной жизни насыщенный час 
Стоит дороже чем век без названия.




         Я видел храм

                        Из Вильяма Блейка
 
Я видел чудный храм;
Небес сокровищницей грезился он нам.
Снаружи многие молились и скорбели,
Но преступить порог его не смели.
И видел я, как змий возрос
Меж белокаменных колонн на входе,
И, двери сокрушив, в святилище он вполз
И осквернил его касанием гадкой плоти,
И, прянув к алтарю через жемчужный неф,
Он яд свой на алтарь изверг струёю;
И мир весь обратился в хлев,
И обратился я свиньёю. 




    Нитка и Иголка
       (басня)

Нитка была прочна, длинна, 
Была у ней беда одна:
Куда б ни тыкалась она,
Не прошивала полотна.
"Сестрица, тут нужна сноровка, - 
Ей говорит тогда Иголка. - 
Возьмись за швы ли, за узоры,
Но из тебя не выйдет толку".

Хорошие продюсеры
Похожи так на ту иголку,
Лишь с разницею часто той,
Что любят нитью шить гнилой.




Не стой над могилой моей и не плачь

                              Из Мэри Фрай

Не стой над могилой моей, слез не лей;
Меня там нет. Я не сплю под землёй.
Я - тысяча ветров в бескрайних полях.
Я - искры бриллиантов на свежих снегах.
Я - солнечный луч на спелом зерне.
Я - дождь, шуршащий в осенней листве.
Когда ты проснешься, то слышишь меня,
Я возвещаю рождение дня
Щебетом птиц, уходящих в полёт.
Я - ночной свет мерцающих звёзд.
Не стой над могилой, не плач обо мне;
Меня там нет. 




        Я должен в моря отправиться вновь 

                                          Из Джона Мейсфилда

Я должен в моря отправиться вновь в одинокий бескрайний простор,
Я прошу корабль с путеводной звездой, чтоб манила во мраке мой взор,
И руля содрогание, и ветра вой, и белого паруса трепет,
И серый туман над гладью морской, и серый рассвет в небе.

Я должен в моря отправиться вновь на призыв всемогущий прибоя, 
И нельзя отрицать, дик и звучен тот зов, нежели всё земное. 
И прошу я хороший ветреный день, стаи быстрых седых облаков,
Крики чаек, летящие брызги с кормы и воздушную пену валов.

Я должен в моря отправится вновь, цыганской вверившись доле,
За крыльями чаек, за песней китов, где ветры бушуют на воле, 
И всё, что прошу я, меня угости лишь шуткой весёлой пирата
И дай мне заснуть, когда всё позади, а большего мне и не надо.




          Стой*

"Стой!" -
Твержу я, как слова молитвы;
Дух отрицания алчет жертвы
И приближает час падения роковой.
Он выползет на свет из чрева ада,
Сольется детский взор
Со взором полным яда,
И зла несокрушимая армада,
И демон оступятся пред тобой.
Он опустится на колени
И, раздирая в кровь лицо,
Воскликнет: "О, мгновение,
Как же прекрасно ты постой!"
Творение и творец неразделимо
Слились в тебе на этот краткий миг,
В твоих глазах свет всей вселенны
Вдруг отразился и померк.
Вернулся вновь твой облик прежний:
Ты женщина, ребенок, человек.
Лишь этот миг в тебе был вечный - 
Божественного поцелуя след.
Замри такой, останься недвижимой,
Без вечности твоей в творение смысла нет,
Дай насладиться красотой незримой,
Пролей и на меня свой милосердный свет!

* По одноимённому стихотворению в прозе Тургенева.




       Храм
(к фотографии на обложке)

Торжество красоты
Абсолютной простоты:
Оливковая зелень
И белые стволы,
Нет солнечной погоды,
Нет горных рек и круч -
Российский храм природы
Степенен и могуч.




 Осень 999й пробы

Эта осень 999й пробы
В неё рождается поэт;
Осень 999й пробы
Бывает раз в тысячу лет.

Осень 999й пробы
Накормит голодный мир,
Сбросив свои щедроты
В недра нищенских дыр. 

Осень 999й пробы -
Соблазн для убийц и воров
Войти с топорами под своды
Её беззащитных лесов.




    Мёртвая бабочка

Мёртвою бабочкой ветер играл,
Я за игрою его наблюдал:
Стиснув в объятиях, бросал он о камни
Хрупкое тело с крылами рваными.

И тот же удел поджидает поэта:
Как один день пройдёт его лето,
Но будут трепать ещё много столетий
Книжки его бестолковые дети.




         ***
       (сонет)          

Сахарной пудрою снега
Осенние тучи порошат 
Следы уходящего лета,
А боги премудрые где-то
Месяц на звёзды крошат,
И крошки сыплются с неба,
Искрами звёзд падучих
В глаза звездочётам впиваясь,
Стихами желаний колючих
В душах поэтов сплетаясь.
Дерев колыбели качает
Ветер холодной рукою,
Воя, как пёс одичалый,
С невыразимой тоскою.




К начинающему стихотворцу

Когда ничего не умеете, 
А чувства есть задушевные,
Марать бумагу не смеете,
Предвидя итоги плачевные.

Возьмите чистую душу -  
Она вам послужит бумагой,
Выньте её наружу
Белой, как снег, тетрадой. 

Чёрную брать бесполезно: 
На чёрном чернил не видно,
Не будете знать, что пишите,
Да и потом будет стыдно.
 
Грязные мысли - чернила;
Чернил не бывает белых
Особенно у поэтов,

Особенно у неумелых.




     М. Ю. Л.

Он был так юн;
Его язвительный и гордый ум
Бичом стал для людей.
В одно и то же время
И гений, и злодей - 
Он презирал людское племя;
"Стреляй, мне всё равно", - 
Читается в бесстрастном взгляде
Печально смелых глаз; и гордое чело
Под пули подставлял не глядя,                    
И убивал в бою не раз,       
Как часто тот, кто жизни сам не любит,
Чужую жизнь свободно губит.
То призывая смерть, то жить спеша,
Его до времени созревшая душа
Металась словно раненая птица,
Хоть в ком-нибудь одном участия ища,
Но билась лишь о каменные лица.
Тогда, быть может, сам призрев себя, 
Он воссылал молитвы и проклятия,
Но, никого по правде не любя,
Ни для кого не раскрывал объятия.
Насмешник, фаталист, изгнанник 
Погиб чужой всему 
Небес пророческий посланник
У гордости своей в плену.
Обида в сердце с юношеских лет
На смерть его великого кумира
Разбила в прах фиал возвышенных надежд
И лиру ядом напоила.
Возрос он, молодой анчар,
В пустыне суетного света
Не принялся его бессмертный дар, 
Лежала на стихах кончины ранней мета. 




   Собрание Земноводных
         (сонет)

Континент правды омывает океан лжи;
Все обитатели континента - земноводные
Такие как: черепахи, крокодилы, тюлени, моржи...
Тюлени выползают на пляж, когда сытые,
А крокодилы, когда голодные...

Черепахи выходят на берег только, чтобы откладывать яйца:
Они идут еле-еле, прячут голову в панцирь и всего на суше боятся,
Но зато в воде они плавают не хуже, чем рыбы.
А моржи ничего не боятся - они толстокожи,
И лежат на песке, как окаменелые глыбы.

Моржи за правое дело не щадят животы
И на море взирают брезгливо, 
Но, сказать вам по правде, ползти до воды
Им лень, и они целый день ждут прилива!




  Прощай мой старый мир

Прощай, мой старый мир,
Мой самый лучший друг,
Оставь мне на прощание лиру,
Пока ещё не вырвало из рук                        
Время твою седую гриву.

Прощай, мой старый мир,
Ты замыкаешь круг
Всех перемен моих, всех осеней и весен,
И сердце тяготит мне сладостный  недуг,
Как отголосок декадентских песен.

Прощай, мой старый мир,
Как юности мечта,
Ты был по-детски чист и прост, и ясен;
Как заходящая за горизонт звезда,
Твой смертный час таинственно прекрасен.




          ***

                    Притязание разбивается о притязание,
                    стремление о стремление, мощь о мощь. 
                    Право на стороне победителя, а закон 
                    для нас - лишь пределы наших сил. 
                            "Разбойники" Фридрих Шиллер.

Мир - это тюрьма, арестанты - все страны, 
Разбойники и шарлатаны.
Пахан лежит в чести на лучшей койке,
Вокруг сидят его шестёрки.
Новичков бьют и держат у параши.
В этой тюрьме нет стражи.
У кого есть перо, тот и  прав.
Там не соблюдают человеческих прав,
И не работает женевская конвенция:
Все судьи куплены, закон один - коммерция.
Не ложись спать, ни к кому не поворачивайся спиной -
Пырнут ножом и скажут, что ты покончил с собой.
Никто не дождётся ни амнистии, ни честного суда;
Никто живым не выйдет на свободу никогда,
Потому что начальник тюрьмы знает:
Исправившихся или невиновных стран не бывает.




            ***

Как жалок я в своей обители ничтожной! 
Как жалок жизни путь петляющий и ложный! 
Как жалки все веления страстей,
Стремления, идеи, мысли, чувства!
И только вдохновенное искусство - 
Спасительная гавань для людей.