Стоял зловещий ледяной зимний вечер. Такой, какими когда-то славилась Сибирь. Ветер свирепствовал, поднимая с земли притоптанный снег, неровно лежащий на тротуаре. Крепкий мороз давал понять, что
зима кончится нескоро.
Люди в этот вечер были тоже какие-то ледяные. Спешащие с работы домой, они казались серыми, безликими тенями, мелькающими на фоне наступающей черной ночи.
У дороги, прислонившись к забору, лежал немолодой человек. Полушубок был расстегнут, шапка валялась в стороне. Он беспомощно протягивал в темноту улицы руку и, робким шепотом обращаясь к прохожим, молил: "Ради Христа, люди, поднимите меня, ради Христа...", а
когда они проходили мимо, даже несмотря в его сторону, глядел им долго в след и повторял в полголоса: "Прости вас Бог. Прости вас бог..."
Он был беспросветно пьян уже третьи сутки, но все прекрасно понимал. Он видел равнодушные лица, и невыразимая боль сжимала его сердце. Он жалел себя, но более тех, чье сердце замерзло с наступлением морозов и никогда, увы, не растает. А прохожие бежали мимо, погрузившись в свои проблемы, кутаясь в огромные воротники дорогих шуб; проходивший рядом мальчишка подопнул шапку...
Вот подошла собака, обнюхала, лизнула и отправилась своей дорогой.
Он понимал все. Но уже не чувствовал обмороженных рук, немного покалывало щеки, но ощущение боли уже покидало его.
На миг в глазах промелькнул страх, а если это конец? Ему уже не подняться. Но тут же страх сменился печалью: "а зачем подниматься? Кто меня ТЕПЕРЬ ждет? - думал он и отвечал себе, - никто, никто".
Крупные слезы блеснули в глазах и упали на заледенелый асфальт...
Покатились еще две. Он сбросил их гордым взмахом руки. Приподнялся, но снова упал и не мог более пошевелиться.
Наступила ночь. Улицы опустели. Случайные прохожие с презрением шарахались от него. А он все лежал, более не протягивая руки, и, погружаясь в забытье, повторял тише и тише: " Прости вас Бог, прости вас Бог... "