Теплый дождик нежно ласкал тело, и темно-серые тучи вовсе не казались страшными и пугающими, наоборот, они обещали уют и спокойствие, котрых так не хватает в этой жизни. Я бы мог стоять вот так посреди леса целую вечность. Стоять и просто наслаждаться тем теплом, которое еще в состоянии дарить природа людям. Разве так сложно быть счастливым и одиноким? Разве так необходимо чье-то общество, чьи-то слова и чувства? Вовсе нет. Достаточно просто быть на "ты" с самим собой.
-Пап, давай в дом, счас гроза начнется!?
-Ты беги, а я еще немного побуду.
-Кей, но ты не долго, хорошо? А то еще заболеешь...- Аленка. Моя дочь. Чудный и прекрасный ребенок... хотя нет, уже не ребенок. Сколько ей? Ах да, через два месяца исполнится 19. Дети очень быстро стают взрослыми.
Позади я расслышал тихонькое хлюпанье босых ног о грязь дороги. Никак не приучу ее наслаждаться дождем.
Мужчина глубоко вздохнул и сел на дорогу, несмотря на грязь, и все усиливающийся дождь. Его лицо уже давно покрылось сетью неглубоких морщин, а волосы стали абсолютно седыми. Он не был так стар, как могло показаться с первого взгляда. Ему было всего 43. Сорок три года. Как мало и так много. Что значит этот никчемный отрезок времени по сравнению с вечность? И как же все-таки много успело выпасть на людскую жизнь.
Джинсы уже промокли полностью, а серая хлопковая рубаха пристала к груди. Но мужчине это не причиняло никаких хлопот, даже наоборот. Ему нравилось вот так вот убегать от жизни. Заглушить все мысли, абсолютно все, и просто позволить телу по настоящему почувствовать.
Последние проблески солнечного света окончательно спрятались за густыми, маслянисто-черными облаками. Сосны жалобно начали распевать свою вечную колыбельную ветру, а животное население леса спешило укрыться по своим домам.
Мужчина глубоко выдохнул набранный плавным и долгим вдохом воздух, вовсе не желая расставаться со своими ощущениями, со своей сладкой возможностью убежать из этого мира:
-А то еще простужусь... - буркнул он и быстро вскочил на все еще крепкие ноги.
Бежать к избушке было приятно, несмотря на то, что видимость резко упала. Лена предусмотрительно зажгла свет, и теперь уже тепло домашнего очага и любимый травяной чай с ежевикой манил к себе больше, чем радость слепого ощущенья.
Ноги погружались в раскисшую землю по щиколотки, но это не совсем приятное и довольно холодное ощущение чем-то привлекало, как бы наполняя существование более яркими оттенками.
Ноги со стуком пробежались по деревянным ступенькам и кладке подле двери. Сама же дверь резко распахнулась и на пороге ("Как всегда" подумалось мужчине) появилась Елена. В ее угрожающей позе не было ничего забавного или смешного, но старое болью сердце улыбнулось, получая часть заслуженного долгими муками тепла.
-Куда это ты разогнался? Ноги! Ноги обмой! Я только сегодня утром все вычистила! - большие светло-голубые глаза гневно воззрились на отца из-под раскосых бровей. Распущенные светло-каштановые волосы только добавляли грозности к ее лицу.
Но, несмотря на по-отцовски теплый и слегка упрекающий взгляд, ноги все же пришлось мыть.
Дом сразу же встретил волной тепла и ароматами сушеных трав. В самодельном камине мерно потрескивали дрова, отдавая свое тепло двум одиноким существам.
-Хух. А вообще, Лен, зря ты дождь не любишь. Это... приятно.
-Ага. Очень. Промокнуть до косточки, а потом еще неделю ходить и соплями плеваться.
-Хм. Эх, не понимаешь ты этого. Вот... А, ладно. Что там на ужин?
Ленка смахнула прядь длинных волос, выражение ее лица стало заметно дружелюбней:
-Дичь, государь-батюшка. Сегодня ваша дочь соизволит вас побаловать вашими любимыми яствами. - Что ж, поиграем.
-Дичь? - голос стает небрежным, презрительным,- Опять? Что ж это в стране моей творится?! Куды ж енто государьство котится?! Гдежь енто видано, чтобь государю холопскую жратву подавали!?
-Па, ну ты даешь, это ж какой царь пищу жратвой величал?
-Как какой? А я?
Ленка улыбнулась, тряхнула головой и "ласково" двинула меня тройной подачей в плечо. Я притворился, будто получил тяжелую травму, на что она мягко хихикнула.
А рука все-таки от меня ей досталась, тяжелая. Надо бы провести воспитательную лекцию, а то чего добро выбьет плечо к едрени-фени.
Внезапно раздался жуткий рык. Не человеческий. Жуткая смесь боли, отчаяния, предвкушения мести и раскрепощенной ненависти. Так не могло кричать ни одно существо в этом мире... да и в ближайших, наверное, тоже. Но вопреки здравому смыслу жуткий звук мощной волной раскатился по всему дому, резко и нагло врываясь в саму душу.
-Ленукс, это у меня или у тебя?
-Ась?
-Говорю: чье добро так орет?
-Твой, конечно. Ты ж сам вчера Ариэля поставил.
-Ах да... совсем забыл.
Пришло письмо. Монитор весело подмигнул индикатором питания и с пугающим звуком, будто в нем что-то надломилось, включился. Все таки "Мышь Летучая" - лучший почтовый клиент. И вирусы ее не кушают, и контроль над мессагой дает полный, да и ошибок вроде (очень пригодившихся когда-то) переполнения буфера не наблюдается.
Письмо, к сожалению, было не то, которого ждал я. Так, по мелочам. Друг приглашал скачать какую-то гадость, со свежесломанного им сервака где-то в Германии. Аниме. Не грех забить трафик по самое "не могу".
Годзилка весело рыкнул и подмигнул красным глазом, любезно спрашивая логин и пароль к FTP. После введенных мной потребностей, которые Юрка прислал с письмом, передо мной открылась довольно внушительная коллекция разнообразнейших мультфильмов. Судя по уверениям Юрки, сервак не засечет меня, даже если я солью все это добро себе. Что ж. Проверим.
Прокси услужливо выстроились в шестизначную линейку, и куча красных полосок-индикаторов медленно, но уверенно поползли к заветным 100%.
В проеме двери появилась Лена:
-Кушать подано. Пошли, а то остынет.
-Сейчас иду.
Монитор уныло потух, но жесткий бодро насвистывал свою песенку. Вообще-то качать что-то в такую погодку - не самая удачная затея. Сигналу со спутника довольно сложно пробиться сквозь плотные облака и общая производительность падала до 15% процентов от возможного.
Еда действительно очень вкусная. Утка. По специальному рецепту.
Мало кто из людей в наше время понимает, какое это удовольствие после трех часов рыскания по болоту с двустволкой, и около пяти часов орошения капканов отборными матами, обнаружить в одном из них отлично упитанную утку. Да, ее немного жаль. Но она - еда...
Ленукс с каждым разом готовила все искусней. Она знала как поддобриться ко мне. Да и сама любила, чтобы мясо было слегка солоноватое, а корка - хрустящей. Хлеб у нее тоже получался отменный. Но домашним баловала редко, часто предпочитала сходить в поселок и купить там. Денег у меня хватит еще на долго, да и профиль работы никак низкооплачиваемым не назовешь...
Интернет - великая вещь. Особенно для тех, кто знает все о его функционировании. Ленукс, похоже, тоже устремлялась по отцовским следам. Невзначай подкинутые анонимные письма в любом пробуждали охотничьи инстинкты...
Да... Это было как вчера. Она просто подошла ко мне, и потребовала, чтобы я научил ее хакингу. Я долго пытался объяснить, что являюсь, скорее, "продвинутым ламером"... но все же пришлось рассказывать и показывать кучу всего. Через месяц она почти без моей помощи стащила пароли у провайдера, обеспечив себя надолго бесплатным выходом в и-нет.
Но это все не то. Наши с ней разборки в Кваку, Варкравт\Старкрафт, разнообразнейшие леталки\плавалки\бродилки медленно, но уверенно растили ее такой же, как и я.
Я помню, как дико она смотрела на игру 98 года выпуска - "Возрождение", как презрительно морщился ее носик, но помню и как потом ночами не спала, уничтожая толпы мутантов\скорпионов\муравьев\людей, как три месяца искала беззаветный Г.Е.К.К, и как плакала, когда сначала на военной базе супермутанты подстрелили ее напарника, а потом Анклав жестоко рассправился с РукойСмерти и механическим песиком на которых ну никак не налезала броня МК2...
Она долго была не в себе. Она воспринимала все как я. Ей было противно и неприятно осознавать, что мир на самом деле ТАКОЙ. Да она почти и не видела этого мира. Ведь что такое раз в месяц всего на час оказаться в людском окружении. Она просто целеустремленно продвигалась по "магазинному" маршруту, не обращая внимания ни на ровесников, ни на вообще никого из людей. Она была предельно холодна с ними... быть может даже больше... как я... но она еще слишком юна... хотя и мне было тогда столько же.
-Па... а какая была мама?
Эта фраза резко вырвала меня из объятий древних воспоминаний одновременно прогоняя всякий аппетит. Она все еще интересовалась ею.
-Мама?... (-вздох-) Она была... красивой. Очень. - Лицо само собой стало перед мысленным взглядом, такое четкое, такое молодое... такое...
-Ты мне всегда так говоришь, но сегодня не пойдет. Сегодня ты должен мне рассказать все. Мне очень важно это знать, другие...
-Что тебе до других, Лен? Разве они все что-то значат для тебя? Чем тебе плохо со мной? Я, конечно, понимаю, что когда-то ты наверняка покинешь дом, выйдешь замуж, ну, может - выйдешь замуж...
-Потом состаришься, напишешь какие-нить мемуары... или любовные романы, заработаешь от фиговых сигарет рак...
-Пап!?..
-А потом закопают тебя где-то вдалеке, и больше никогда никто и не вспомнит о нас...
-Пап. Прекрати. Я порой даже не знаю: ты просто прикалываешься, хитро уходишь от ответа, или действительно так думаешь?
-Гм... Всего по крохе...
-Па. Расскажи про нее.
-О ком это ты?..
-Пап. Не надо. Мне нужно знать. Ты же плачешь по ночам. Думаешь, я не знаю?
Это немного выбило меня из колеи, буря воспоминаний сразу же обрушилась на седую голову. Года мелькали перед глазами как исходники тысяч программ...
-Хорошо. Про маму, значит. Она действительно была очень красивой... сильно похожа на тебя... но не такая. Твоя мать была... ну не то, чтобы так уж... Да нет. Она действительно была плохим человеком. Не очень... но...
-Ты все еще ее любишь? - полу утвердительно шепнула она. Подлая свеча (при котрой мы всегда ужинали) бросила тень на ее лицо полностью стирая грани различия с ее матерью. И вновь старая боль проснулась в столь же старой душе.
-... Да. Все еще. И мне очень сложно говорить об этом... Пожалей старика?
Слегка овальная, но уже не детская головка отрицательно покачалась со стороны в сторону:
-Ты сегодня все равно уже не уснешь. Но теперь и я тоже... Рассказывай все.
-Хм... Все значит... - вздох, слегка глубже чем я мог ожидать от своего сердца, - Ну хорошо. О том, как и где мы познакомились, и о местах не спрашивай - все равно не скажу. А вот историю поведаю.
Твоя мать никогда меня не любила... Да... никогда. В отличии от меня. Когда я увидел ее впервые, то я... далеко нет, не влюбился без ума и совести... я даже ее не заметил. Тогда я еще был молод, и полон надежд на красивую жизнь и счастье. Но, видя все те ужасы, что творились в нашем грешном мире, я видел счастье только в Любви с большой буквы.
У меня тогда была куча разных комплексов, я был и стеснителен, да и толстоват... и вообще далеко не тот, кто мог бы щелкать девчонок налево и направо. Я вырос на... черт, ведь глупо звучит... я вырос на японских мультиках - Аниме. На красивой и большой любви. Каждый вечер я мечтал - и верил - что где-то там, за многими тысячами бесконечных мгновений есть та, которая суждена мне самой судьбой. И что как только я встречу и полюблю ее "Великой_Лбовью", она так же полюбит и меня... Но! Не судилось. Я был в таком отчаянии тогда, что искал эту самую любовь всюду, где только она могла заваляться. Но не нашел. Нигде.
Тогда я понял, что все зависит только от меня. И я начал сознательно влюблять себя. Так получилось, что мне особо понравилась твоя мать - Юля. Она нравилась мне как человек. Мне нравилась ее душа, а со временем (как бывает почти всегда) - и тело. Ее лицо стало для меня идеалом, все, что она делала - откровением Бога, в котрого я никогда не верил.
Я Полюбил ее всей своей душою, уже чувствуя, как людской социум и сами люди отгрызают от меня последние остатки светлого и наивного. Потом меня несколько раз жестоко избили. Я не смог забыть, а никто так и не захотел мне помочь...
Ненависть поселилась в моем сердце. Я знал - навсегда. И вскоре зло, чистое зло от натуры, сожгло все, что я так уважал в человеке. Мне перестала быть важной мораль, мне перестала быть ценной чужая жизнь, я перестал слушать чужую боль, оглушенный ревом своей собственной...
Ох-х-х... хреново мне дочурка говорить об этом. Аж слезы на глаза выступают... я-то думал, что уже давно все забыл...
Может не нужно тебе этого всего знать? Тебе только хуже станет, да и мне вряд ли полегчает...
Она лишь слегка повела бровью... совсем как я, но осталась при своих:
-Пойду бодрящего чайку заварю - долго нам с тобой сегодня сидеть. Не перечь, па. Ты ведь кажись понял почему мне это так важно...
Честно - не понял. Но и показывать этого не хотел. Может я и догадливый, ну, может еще и чуточку проницательный, но телепатией пока не страдаю.
Эх Юлька... что ж так плохо все вышло-то? Ведь жили бы сейчас душа в душу... нет. Опять фантазирую. Ты не смогла бы полюбить меня так, как я тебя. Этому не помогла даже наша дочь.
С кухни вернулась девушка, неся на подносе две довольно большие кружки с ароматно дымящимся напитком. Мягкие тапочки из заячьей шкурки слегка шуршали по деревянному полу, а огонь всю так же мерно, слегка потрескивая пылал в камине... Все это поддерживало легкую иллюзию жизни, которая враз могла рассыпаться стоило только любому посланнику реальности постучать в дверь...
Лена поставила поднос на стол, за которым сидел ее отец, и сама села рядом, придвинув стул поближе:
-Бери, доктор сказал употреблять горячим. - ее лицо озарилось мягкой и теплой улыбкой. Но она была тревожна, что-то было не так... Вот только Сергей этого не замечал.
Мужчина глубоко втянул в ноздри слегка кисловатый запах лесных трав. Что там было - он не знал. Может современные знахарские чаеварщики знают и рецепт правдивого питья? Но он знал, что дочь верила ему. Он никогда не лгал ей даже в малом. Как и она ему. Но бывало, что он много утаивал от любопытных ушек... Как и она от него?
Ведь часто она оставалась наедине с собой, что за мысли лезли в ее голову?
-Ну что тебе еще сказать? Спрашивай... а то не знаю...
Девушка тихо сербнула чай и сузила глаза, стараясь подобрать вопрос, на котрый появилось бы много ответов, но начала с простого, хотя так важного для того, кто никогда не знал своей матери:
-Как она выглядела? Опиши со всеми деталями, ты ж "типа писатель".
-Хм...(-печальная, но теплая улыбка-) Она... У нее было овальное лицо, слегка заостренный подбородок... Очень гладкая, почти шелковая, кожа. Волосы у нее были русые, почти как у меня, но она всегда красила их в воронной цвет... не знаю, почему или зачем... Брови были очень тонкими - едва заметная полоска. Голубые глаза... Светлые, но левый почти весь был карим, хотя это вовсе не бросалось в глаза. Нос - обычный нос. С небольшой горбинкой, хотя и портил ее профиль. Губы... Слегка тонковатые, правильной формы... чудесно вписывались в ямочки, которые появлялись при улыбке.
Хм... (-мужчина вновь улыбнулся печальной улыбкой, глядя в бесконечность темноты-) Голос. Вот голос у нее был неповторимым. Я узнал бы его... да не знаю даже... но если бы она крикнула над водой, а я был бы в подводной лодке - узнал бы. Точно. Он... как бы слегка хрипловатый. Но... я не знаю, может, переболела чем в детстве... Мы мало с ней общались... Еще она часто растягивала слова, когда не знала, что сказать. Но вообще-то была беззаботной и словоохотливой. Хм... (-снова улыбка-) "дурносмешка". Она так открыто и звонко смеялась, так много чувства юмора было в ней... Было, да всплыло. Нет, она конечно оставалась такой для окружающих, но не для меня. Я долго не знал почему, а когда узнал - то пожалел о своей искренности в чувствах к ней.
Она не верила в любовь. Я так много отдал ей этой любви, но она все равно не могла поверить... впрочем, как и я. Мне хотелось ей рассказать все о моей боли, открыть, насколько же глубоко и нежно я любил ее... но я не мог. Мне хотелось просто стоять возле нее чувствуя тепло ее тела и души... Это я мог, но она никогда не позволяла... а может просто не понимала, как мне было необходимо это? А я не смог об этом сказать... Мне... Я... (-глубокий вздох. Мужчина закрыл глаза и повел головой влево и вверх. Алена знала: так он прогоняет слезы, и вообще всякие уж слишком сильно нахлынувшие чувства-). Я так ненавидел себя за то, что не мог быть боле смелым ни с ней, ни вообще, что эта ненависть поглотила все. Я уже перестал различать, что именно ненавижу. Я ненавидел все. Но больше всего - себя.
Тогда у меня были худшие годы в жизни. Мне было тогда всего лишь восемнадцать. Студент. "Лучшие годы молодости и холостятства", как сказал бы Мишка... да и многие другие мои друзья. Бесспорно, так оно и было для них. Для них. Но не для меня.
Сначала я просто страдал от того - ты заметь, что это сейчас я признаюсь и тебе и себе так легко - Я страдал от того, что не мог никак ярко показать свои чувства и добиться от нее хоть немного того же. А потом... Потом она стала меня игнорировать...
Часто в разговорах она насмехалась надо мной. Специально свысока. Всегда прожигая холодным взглядом, до самого темного места в душе. В такие моменты я впадал в агрессивную депрессию. У меня чесались кулаки, и я часто давал им волю. Иногда избивая стену или дерево, а иногда - и других людей... А она все продолжала в том же духе. Я сходил с ума. И сошел. Я не мог терпеть такой боли внутри... да и кто мог?
Но я так и не смог заставить себя разлюбить ее. Это было на втором курсе. Потом была сессия. Не знаю, каким чудом, но я ее сдал довольно успешно, хотя каждая ночь обходилась мне десятками сигарет и литрами слез, крови, отчаяния.
Потом мы разъехались по лагерям и морям - вожатыми и на отдых. Я не видел ее долго. Почти.
Не проходило ни одного дня, когда я не думал бы о ней. Практически на каждую мысль находилась другая, так или иначе связанная с ней.
Тогда я увлекся магией. Настоящей. Я начал познавать себя и мир с нуля. Своими собственными силами. Но внутри я никогда не верил, что мне что-то удается. Но я ошибался.
Лето тогда было чертовски жарким, жарче даже прошедшего. Она мне снилась чуть ли не каждый день.
Мне снилось, что она просто забывает об этой странной ненависти и холоде. Она просто была рядом, и мы шли. Шли через общежития и леса, сквозь университетские стены и подземелья ада, пролетели над неизведанными планетами и под недостижимыми глубинами...
Но однажды мне приснился сон, не связанный с моими мечтами и желаниями. Очень даже наоборот. Я помню этот сон, как будто видел его вчера.
Это было в парке, невдалеке от моего дома. Шел дождь. В парке были люди. Человек пять. Я стоял под проливным ливнем в одной рубахе и штанах, а она - в изящном голубом платье - под зонтиком. Рядом с ней был кто-то еще, но я не смог разглядеть лицо этого человека. Справа от меня был еще какой-то парень. Я его не знал. Я шел куда-то, и наша встреча явно была случайной. Она подняла свои прекрасные глаза, с вызовом ища мой взгляд. Я смотрел как всегда - слегка вопрошая, пытаясь заглянуть в душу... Но она оторвала взгляд от меня, и жестом предложила парню стать под зонтик. Тот стал. А мне пришлось стоять и смотреть, как троица удаляется... (мужчина снова закрыл глаза и повел головой, и смог продолжить, спустя целую минуту). Я проснулся... а может и не проснулся. Я так и не смог понять этого. Вот только я осознал, что в комнате есть еще кто-то.
Я не видел никого. Но чувствовал себя странно. Голова кружилась а желудок воротило. Я попытался сесть, но не смог. Голова стала непостижимо тяжелой.
И тут я увидел женщину. Так мне показалось, да и вообще, какая женщина могла оказаться на пятом этаже среди ночи? Бабушки твоей тогда дома небыло... да и одежда...
Я так и не смог сосредоточить взгляд, а "женщина" так и осталась смазанным черным пятном. Платье... а может и не платье вовсе? Но что бы это ни было, оно было похоже на множество щупалец, настолько легких, что они просто повисли в воздухе, слегка переливаясь и двигаясь в такт движению воздуха (тянуло из неплотно притворенного балкона). Я думал - что мне то ли смерть мерещится, то ли я окончательно спрыгнул с крыши. Со своей.
Но силуэт плавно двинулся ко мне. И я понял. Предо мной - моя "магическая покровительница", Госпожа. Тьма, наделенная формой по человеческим представлениям о ней. По моим представлениям о Ней.
И она заговорила со мной странным, слегка знакомым голосом. Она сказала, что я могу спросить ее о том, что считаю важным для себя. Я было подумал о смерти, будущем... прошлом... Но в мозгу вновь всплыл портрет Юли, моей единственной Наллики. И я спросил, как долго продлится ее непонятный гнев. "До зимы". Долго. Пять месяцев без тепла... Я продолжал уточнять, ибо понял, что мне необходимо это знать: от кого это будет зависеть? "От тебя". С ней что-то случится, что-то плохое? "Да, ты будешь ей нужен, но все будет как всегда". Все будет хорошо? "Настолько это возможно". "Спасибо". Госпожа улыбнулась, от нее повеяло тем самым теплом, котрого мне так не хватало. И прежде чем раствориться в темноте небольшой комнаты она шепнула: "Ты уже предрешил свою судьбу, не спеши ее портить этим". Последние слова рубанули меня как молотком и я вырубился... А может просто уснул... А может - продолжал спать.
Но поутру я помнил этот разговор так же четко, как помню его и до сих пор. Что бы это ни было, но "Госпожа" оказалась права.
Глаза Алены смотрели пристально и трезво. Она верила. Никто и никогда мне не верил так, как она.
-Пап... Ты говоришь странные вещи. О твоих "способностях" я-то знаю, сама часто читала логи... да и видела кое-что. - Альен тупо смотрел на дочь, не в состоянии поверить, что то, о чем он молчал давно было сказано... - И тебя, в принципе, приятно слушать. Ты красиво говоришь... но как-то уж больно сложно. Ты всегда, когда рассказываешь что-то мне говоришь так. А с другими нет.
-Прости... привычка, наверное...
-Да ничего. Я ж говорю, мне нравиться... вот только... кажется, будто меня тут вовсе нет, а ты все это рассказываешь себе или своей Тьме.
-Хм... извини. Я постараюсь, но я... я действительно рассказываю это и себе. Так что ты уж звиняй, если что. Такой я есть, таким и буду.
-Ладно, ладно. Но ты сильно отклонился от главной темы нашего разговора. Рассказывай, что было потом.
В уютном домике приятно пахло травами, а полумрак лишь добавлял некой мистической умиротворенности, заставляя всплывать все самое потаенное, все самое скрытное и уже почти забытое...
Дождь уже вошел в свой апогей. Тяжелые капли мерно стучали в окна, играя одним лишь им ведомый ритм. Каждые пять минут в воздухе тяжело раскатывался гром, его мать - молния - бросала странные тени на лица полуночных собеседников, стараясь свести на нет и без того тусклое свечение восковой свечи.
-А что потом? Потом я действительно еще пять месяцев страдал. Ходил как зомби: медленный на шутки, но голодный на кровь. Злым я был. Понимаешь? Действительно злым. Перестал уважать друзей. Перестал уважать всех... а себя и так никогда не уважал.
-А после зимы?
-А после зимы у Юли случилась беда. Умер ее отец. Мать впала в депрессию, да так и не вышла из нее. А твоя мама сильно изменилась. Ей было больно, но она ни за что не принимала ничьего сострадания. Она пошла "по рукам". Ни одно шумное веселье без нее не обошлось. Она стала на опасную грань между Куклой и Человеком.
Но однажды, ближе к лету, она попала в очень неприятную историю. В одной шумной компашке кто-то предложил ей наркотики. Сильные. Не те, что тогда все курили, а опасные, котрые разрушали твое сознание. И у нее не хватило сил отказаться. Ночью (я еще не спал), мне позвонил знакомый, и сказал, что с ней беда. Ну и , конечно же, я кинулся на помощь.
Она была в ужасном состоянии. Может, передозировка, а, может, просто организм так отреагировал... но, в общем, Юля вся была синяя, и я понял, что смерть смотрит в ее сторону. Тело ее уже даже почти не дышало.
Вызвать скорую никто не захотел, поскольку лишних проблем в общежитии не желали. А стоять на улице с нею на руках, дожидаясь пока приползет наша "скорая" помощь было опасно.
Я и еще двое парней... почти все знали или догадывались, что я ее люблю... привезли ее домой. Мать оказалась слегка пьяна. А узнав, что "Моя дочь наркоманка" начала поднимать шум и обвинять меня. Я долго стоял и слушал... минуты две... почти вечность с ее слабеющим телом на руках. А потом начал орать сам. Я поставил Нину Андреевну в тупик. Не позволив втиснуть ни слова. Хм... (-улыбка-) О! Я рассказал много всякого. В одну минуту пылкой речи повышенным тоном я вложил свои чувства к Юле, к людям, к жизни, к счастью; я высказал свое мнение о наркотиках, о самоубийстве, о материнской и братской нерадивости; я рассказал о построении мира... и о том, как меняются люди.
Скорая приехала поздно. Юля уже умерла. Сердце не билось, дыхания не было. Когда я осознал это, во мне что-то взорвалось. Это что-то наполнило все тело и душу непередаваемой ненавистью. И эта ненависть дала мне силы.
Я не знаю, как я это сделал, но я почувствовал ее душу. Это было, как будто нежный запах чего-то пронесся мимо меня. Но пронесся медленно нехотя. И я всем своим невидимым глазу есством рванул ее душу назад в тело, попутно отрывая куски от своей собственной души, даря миру уже другую жизнь.
А может просто показалось все. Я ведь тогда точно рассудком двинулся...
Мама твоя ожила. Через пару месяцев все стало как и раньше. Университет это дело замял, поскольку знали о ее семейном горе.
Но это уже была не та Юля, которую я знал. Она стала такой, каким был тогда я. За это я проклинаю себя до сих пор.
Я Любил. И моя любовь уравновешивала мою ненависть, не позволяя всему этому выкипеть наружу... А она не верила в любовь. Я не говорил с ней так уж, чтобы очень много, но я понял, что она начала видеть все в моем цвете. Ее стали раздражать люди и жизнь в целом... и ничто ее не держало по эту сторону.
Она ненавидела и меня, хотя и скрывала... а может и сама не знала, но ненавидела. Пусть не слабее чем остальных, но ненавидела. Пусть спокойней, чем жизнь, но ненавидела...
-Не молчи, па... а то прям жутко как-то. И вообще ты так рассказываешь, что я просто недоумеваю: откуда взялась я...
-Возле меня ее держали три чувства. Сродство души - в прямом смысле слова и в косвенном. Понимание, котрое теперь мог подарить ей только я. И обязанность. Последнее мне было неприятней всего. Я чувствовал, что она держится ко мне поближе исключительно из-за того, что чувствовала некую благодарность за сомнительное спасение и сомнительный подарок новой жизни. Твоя мама увидела мир таким, какой он есть на самом деле... а без любви этого пережить не в силах никто.
В воздухе опять повисла жутковатая пауза. Чай давно остыл, отдав лишь половину содержимого чашек. Свеча сгорела до средины, а за окном по-прежнему шел дождь.
-А дальше?
-Хм... какая ж ты настырная... А дальше все было вроде бы и не плохо. Она привыкла ко мне. Однажды, сидя вот так на моей квартире, когда за окном лил дождь, она просто и ясно сказала мне: "Женишься на мне?". Да, да. Вот так вот взяла и сказала.
И хоть я и знал, что она меня не любит, но устоять не мог. Свадьба вывела из ступора ее мать. Она пришла в себя, снова взялась за жизнь, начала пристраивать твоего дядю... брата Юли. Но не судилось. Нину Андреевну сбила машина. Кто это был так и не нашли.
Теперь в ступор упал брат Юли. Но его некому было спасать. Его просто забили до смерти. Опять же менты ничего не смогли найти. По пьяной подрались, по пьяной и похоронили...
Мужчина смолк, не мигая глядя в прошлое. Казалось, будто в его глазах, если присмотреться, можно было увидеть все те сцены и картины жестокого театра по имени жизнь, что так не вовремя объявляет первый и последний антракт... но то лишь казалось, а в глубоко посаженых серо-зеленых глазах отражалось лишь нервное пламя свечи...
-А что мама? Как вы жили? Вы были счастливы?
-Мама... жили... счастливы... Нет, нет и нет. Я забывал обо всем и действительно был счастлив. Она же притворялась, что все нормально. И мы кое-как существовали. Тогда я еще работал администратором локальной сети в одном банке. Денег хватало и на существование, и чтобы это существование было похоже на жизнь...
-Но разве мама так и не полюбила тебя? Ты ведь... хороший, я знаю...
-Что тебе сказать Лен? Я не знаю. Может и полюбила. Но она никогда мне этого мне говорила. Она мне никогда не изменяла, я ей тоже. Жили мы дружно... вот только как двоюродный брат с сестрой. Между нами постоянно что-то было.
Однажды Юля захотела ребенка. Я был очень удивлен, поскольку ждал, что она либо покончит с собой, либо просто уйдет, так и не объяснив... Через год родилась ты. Как сейчас помню. Зима, собачий холод, а я на всех парах несусь в род дом. А когда примчался, то ты уже родилась. Я как-то не думал: мальчик, девочка... я просто ждал, когда это произойдет. Блин! А какая перекошенная рожа была у медсестры, когда я ворвался в прихожую! Да оно и понятно... Лицо у меня бандитское. По-другому и не скажешь, а я еще и спешил очень... Ты же знаешь, что когда хожу, всегда злюсь на людей. И эта баба явно в глазах прочла ненависть...
-Ты говорил, что мама была плохой... почему?
Губы мужчины нервно сжались.
-Просто... она была такой же плохой, как и я.
-Ты лжешь, па. Ты ведь сам меня учил никогда не лгать в серьезных моментах. А я не думаю, что сейчас твою неправду можно оправдать...
-И в кого же ты такая проницательная взялась? Неужто в меня?
-Пап. Я серьезно. Говори все. Отступать некуда, да и не зачем. Я ведь должна знать.
-А что это за нездоровое стремление к познанию?
-...Рассказывай до конца... а потом я расскажу тебе.
"Что-то тут не то. Слишком это все резко и прямолинейно, никак не в Аленкином стиле..." подумал Альен, но в слух сказал:
-Она ушла. Нет, не от меня. От жизни. Через день после твоего рождения она отказалась говорить со мной... и кормить тебя. Мне было очень страшно и больно. К ней ходили всякие психиатры... она говорила с ними, но на ковыркастые вопросы просто не отвечала, а на все убеждения, что жить стоит - отнекивалась.
Я два месяца просидел возле койки, денно и ночно выпрашивая у нее прощения за все грехи человечества... Я хотел слышать ее голос, я хотел, чтобы она сказала что-нибудь мне. Но она молчала. Она ничего не ела после родов. Жила только на одной глюкозе. И, это-то я знаю наверняка, она уступала место смерти.
Двадцать восьмого... осенью... сегодня... она причинила мне самую большую боль. Она просто холодным голосом... уже не живым сказала: "Ты виноват во всем. Ты и твоя вонючая любовь".
Это было для меня хуже смерти. Все те разговоры... она ведь понимала меня... никто другой не понимал ни меня ни ее. Только мы вдвоем понимали друг друга, больше никто... Так думал я. А оказалось, что она так ничего и не поняла. Она чувствовала все тоже, что и я, но так и не смогла ничего понять. Думаю именно из-за этого она убила себя. Обломила кончик иглы... Говорят она кого-то проклинала в тот момент, когда кровь донесла металл до сердца... я до сих пор уверен, что меня. За то, что я вернул ей жизнь. А какой она была... веселой...
Слеза необычайно громко упала на пластиковый стол. Потом еще... и еще... Он плакал. Но его плечи не содрогались, слова не бились в истерике, лишь только губы молча пытались шептать проклятья этому миру и самому себе. Альен просто сидел и с закрытыми веками из под которых ручьями лились слезы.
-Прости па. Забудь. У тебя ведь есть я. И я-то точно тебя люблю больше всех во всех мирах. Ты мне веришь?
-Да - голос сорвался.
-Давай. Я знаю об этом ритуале. Как раз полная тьма. Свеча, слезы... кровь. Но кровь будет моя.
-Откуда?.. Давно ты это видела?
-Еще маленькой. Ты делал это каждой осенью. Думал, я не замечала? Я читала все твои книги и рассказы, но ты нигде не говорил о том, зачем ты это делал. Теперь я поняла. Это дань маме... но зачем ты извиняешься... ты ведь дал ей жизнь... каплю счастья.
-В том-то и дело, что каплю. Если бы меня не было она могла быть более счастливой... а я... - слезы вновь залили голос. - принеси мой нож. Тот, ты знаешь... с прозрачной ручкой.
Алена мигом смоталась на второй этаж и принесла отцовский нож. Он никогда ничего этим ножом не разрешал делать... теперь все стало на свои места.
-Нет па. На этот раз кровь будет моя.
В глазах отца она уже видела просыпающееся нечто. Абсолютное ничто. Отсутствие всего, что должно было быть в любом существе. Отсутствие самого существования.
Отец наклонил свечу под углом к темному окуну. Туда, откуда шла ночь, на восток.
Надрез был небольшим, на тыльной стороне ладони... у папы их сотни... сотни страшных, никем не разделенных мучений одинокой души. Нож сильно уперся в кожу, а потом плавно, будто не признавая, рассек чужую... родную плоть. Несколько секунд крови не было, несмотря на довольно теплый климат в доме. А потом темно-темно красная, она мерно потекла к кончику указательного пальца.
На указательном пальце папы была его слеза. Мы коснулись пальцами, смешивая слезы и кровь, и этим могущественным раствором затушили свечу. В тишине я едва уловила папино "Прости, Юль...".
Я знала, что теперь свою фразу должна сказать я. Папа обычно проклинал любовь...
-Пусть любовь всегда дарит только счастье.
Я телом ощутила, как он задержал дыхание... да. Я не такая как он. Стану. Но позже. А у нас все будет хорошо. Потому, что не смотря на мир в котором мы вынуждены жить, я на самом деле люблю своего отца, а он - свою дочь.