Андрей Шульц уныло подпирал стену многоквартирного дома и методично разочаровывался в жизни. Почему-то именно сегодня это ему особенно удавалось. За последние полчаса - целых три разочарования.
Первое настигло его с самого утра, когда до конца дежурства оставались считанные минуты. Когда в кабинете затрезвонил звукопередатчик, мужчина как раз представлял, как входит домой, выпивает большую чашку крепкого ароматного кофе и заваливается спать. Нет, кофе и сон в его голове никоим образом друг другу не противоречили. Но из-за срочного вызова и то, и другое пришлось отложить на неопределённый срок.
Вторым разочарованием оказалась погода. Дождь, вяло накрапывающий ещё с вечера, за ночь усилился. Вода падала с неба, с грохотом вываливалась из водостоков и полноводной рекой текла по мостовой, напрочь игнорируя канализационные решётки. На фоне этого буйства стихии поломка служебного мобиля казалась не дополнительной проблемой, а вполне себе закономерностью. Да и есть ли смысл тащиться в гараж, если происшествие в двух минутах ходьбы, на соседней улице? Причём именно на улице, под открытым небом. То есть сейчас - под плотным навесом из туч и под потоками воды. А на календаре, как ни крути, не лето!
А на третье разочарование Шульц поначалу даже внимания не обратил. Точнее, разочарованием его не счёл. А заметил-то сразу же. Сложно не заметить, когда мимо проносится велосипед, окатывая тебя водой из ближайшей лужи.
Ничего страшного в этом событии не было. На фоне двух предыдущих - просто досадная мелочь, не заслуживающая упоминания. От брызг служебная мантия не стала ни мокрее, ни грязнее, поэтому мужчина мысленно констатировал, что день явно не задался, и на этом успокоился.
А вот велосипедист - нет.
Он зачем-то остановился на углу и обернулся. Постоял так несколько секунд, полускрытый пеленой дождя, а потом вдруг слез со своего железного коня, развернулся и двинулся обратно, таща велосипед следом.
Спустя несколько шагов стало ясно, что велосипедист - девушка. С короткой стрижкой, в мужских штанах и толстой кожаной куртке, какие носят лётчики и мотоциклисты - но совершенно точно девушка, причём совсем молоденькая.
В первый момент она даже показалась Шульцу симпатичной: большеглазая, слегка курносая, невысокого роста... А потом он попытался мысленно переодеть велосипедистку в платье, и с удивлением обнаружил, что не может. Не сочетались с ней кружева, рюши, корсеты-жакеты и прочие бальные туфельки. Зато вдруг подумалось, что такой девушке очень подошла бы сигарета. Не дамская, в длинном мундштуке, а самая обычная.
- Извините, господин полицейский, а огоньком не угостите? - Девушка словно мысли его прочитала. Она уже успела прислонить велосипед к стенке и теперь стояла прямо напротив Шульца.
Отказывать было бы невежливо, да и не хотелось. Поэтому мужчина немедленно вытащил из кармана спички... и сразу же запихнул их обратно, чтоб не показывать незнакомке мятый и промокший насквозь коробок, внутри которого булькала вода.
- Простите, они, кажется, испортились.
- Да ничего страшного, у меня сигареты тоже промокли. Но надо же было с чего-то начать разговор.
Прозвучало это совершенно буднично, и даже немного легкомысленно, но Шульц сразу же напрягся, готовясь к третьему за день разочарованию. И оно, конечно же, последовало.
- Меня зовут Анна Ковалёва, корреспондент газеты "Утренний вестник". Не расскажете, что здесь произошло?
- Не уполномочен, - привычно буркнул мужчина. И вдруг живо представил, как он сейчас выглядит со стороны: хмурый, небритый, сутулый... Да ещё и это казённое "не уполномочен"... Прямо-таки классический образ битого жизнью полицейского, специально созданный для того, чтоб отпугивать таких вот журналисточек.
Девица, однако, отпугиваться не пожелала:
- А мне не для работы, - улыбнулась она. - Так, любопытство потешить.
- Всё равно. С чего вы вообще взяли, будто тут что-то случилось?
- А что, вы просто так здесь стоите, один и под дождём? Или это такое испытание на силу воли, вместо утренней пробежки?
Вообще-то Шульц считал себя человеком спокойным. И небезосновательно. Вывести его из себя было практически невозможно. Но вот именно сейчас у этой непонятной девицы были все шансы на успех. Она почему-то раздражала его самим фактом своего присутствия. И одновременно с этим - притягивала. С ней хотелось находиться рядом, разговаривать, улыбаться... И это несоответствие действовало на нервы куда больше паршивой погоды и затянувшегося рабочего дня.
- Госпожа Ковалёва, послушайте меня, пожалуйста. Я не имею права отвечать на ваши вопросы. И не буду. Ни официально, ни как частное лицо. Если хотите, подходите завтра с утра в управление, там вам дадут официальную сводку по происшествию.
- Но так же неинтересно! - вздохнула журналистка. - Сказали бы честно, что сами ничего не знаете. А то всё по инструкции, по инструкции...
- А я и не знаю, - с чистой совестью признался полицейский. - Я даже на место происшествия ещё не был. Жду, пока мне фронт работы освободят. Так что зря стараетесь.
- Вот вечно с вами так! - Девушка надула губки и задумчиво покрутила тонкое серебряное кольцо - единственное украшение, которое на ней было.
- Не действует? - участливо спросил Шульц. Он наконец-то понял природу своего двойственного отношения к девушке, и всё встало на свои места.
- На вас - нет. Странно...
- Ничего странного, это у меня врождённое. А вот вы, госпожа Ковалёва, не покажете ли мне разрешение на право пользования подобными амулетами?
- Да есть у меня разрешение, - ничуть не смутилась девушка. - Дома лежит. Не таскать же с собой повсюду, тем более в такую погоду. И не обижайтесь на меня, пожалуйста. Мне, правда, любопытно стало, почему вы под дождём мокнете. Всегда думала, что магов на место преступления первыми запускают. Чтоб сразу посмотрели, что к чему, и шли домой. А то не по-человечески как-то получается. Такие ценные способности, а всем наплевать.
- Не наплевать. Просто всем остальным нужно, чтоб всё было в исходном положении. Никаких лишних следов, посторонних окурков, и чтоб труп не двигали. А после меня там никаких улик не найти будет.
- Ясно... Значит, всё-таки труп?
Шульц хмыкнул и проигнорировал чересчур проницательный вопрос. И, подумав, задал свой:
- Анна, а вы какую колонку ведёте?
- А что, на криминального журналиста я совсем не тяну? - девушка снова потеребила кольцо. В этот раз - чисто машинально.
- Совершенно. Элементарных вещей не знаете.
- Ладно, поймали... Я пишу "Любвные истории дам, пожелавших остаться неизвестными". Ну, знаете, "Госпожа Н. поделилась с читателями нашей газеты трогательным рассказом о своём знакомстве с первым мужем. Он в ту пору служил на флоте..."
- Я правильно понимаю, что госпожа Н., госпожа М., и прочие героини историй - исключительно плод вашего воображения?
- Совершенно верно. А что делать... Я всегда мечтала об убийствах писать, но туда девушек не берут. Не женское, говорят, дело. Приходится работать с тем, что есть.
По мнению полицейского мага Андрея Шульца, некоторым девушкам было бы уместнее писать об убийствах, чем о дамских бреднях. По крайней мере, информацией об уже свершившемся преступлении, кому-то навредить сложно. А вот истории о трагической любви госпожи Н. и господина Х. надо запретить раз и навсегда. Или хотя бы не давать их в руки романтично-настроенным барышням брачного возраста.
Но свою точку зрения мужчина озвучивать не стал. Тем более из глубин двора как раз раздалось громогласное "Андрей Франсович, подойдите к нам, пожалуйста", и он поспешил на зов.
Анна Ковалёва, сочинительница любовных историй, забыв про велосипед, бросилась следом.
Труп лежал в глубокой луже. Вокруг плавали осенние листья, окурки, щепки и даже бумажный кораблик, запущенный кем-то накануне. И заодно - всё то, что обычно размазывается по мостовой после падения человеческого тела с большой высоты. Хотя три этажа - не такая уж и высота. Тут никак не угадать: один прыгнет - ногу сломает, другой - язык прикусит, а третий... вернее, третья - голову разобьёт. Ага, как раз вот об этот выступающий камень. Не повезло тётке, что уж теперь.
Шульц подобрал мантию (хотя чего уж... всё равно теперь стирать!) и наклонился над телом. Непричастные к магии коллеги привычно отошли подальше. Любопытная журналистка хотела было сунуться ближе, но её удержали. И ведь даже не спросили, кто такая и откуда взялась. Наверняка опять амулет свой активировала. Вкатить бы ей штраф за незаконное магическое воздействие...
Полицейский вздохнул, стянул перчатки, положил одну руку на лоб мёртвой женщине, другую - ей же на грудь, и рухнул в круговорот чужих образов и воспоминаний.
***
Голова болела третий день.
Не помогали ни кофе, ни его отсутствие. Даже сны снились какие-то хаотичные, мельтешащие и обрывочные. После таких становилось только хуже. И ни на секунду не покидало стойкое ощущение какой-то гадости. Крупной, разлапистой. Такой, что зацепит всех, и правых, и виноватых. Чем одни отличаются от других - Шульц пока не понял. Он даже не знал, к какой категории причислить себя. Да и вообще все эти странные мысли явственно попахивали паранойей. Или просто усталостью. Хотелось в отпуск, причём обязательно на юг, к морю. И чтоб лето.
Но вместо этого приходилось сидеть на работе, вливая в себя четвёртую кружку кофе за день.
- Здрасьте, Андрей Франсович, - в дверь без стука нырнула давешняя журналистка. - Вы меня помните?
- Вы ко мне? - маг даже не пытался скрыть удивление. Любопытную девицу он, конечно, не забыл. Но её появления в кабинете никак не ожидал.
- Да! Понимаете, вы мне нужны. Очень-очень! - Анна без спросу оседлала стул для посетителей и уставилась на мужчину огромными золотисто-карими глазами. Волосы у неё, высохнув, тоже оказались золотистыми и кудрявыми. - Просто вот очень срочно!
- Я вас слушаю, Анна... Как вас по батюшке?
- Да просто Анна, без батюшек. Можно даже Анька, только дайте мне сказать, хорошо?
- Хорошо-хорошо, говорите, - Шульц уже понял, что просто так от этой особы не избавиться. Проще выслушать.
- Значит, так... Я потом, как вы советовали, взяла сводку о происшествиях.
- Я советовал?
- А кто же ещё! Сама бы я не додумалась. Я и не знала, что такие существуют... Ну вот, в ней написано, что та женщина сама выпала из окна. Полезла его закрывать, когда дождь начался, оступилась и выпала наружу. И это вроде как точно установлено. И вами в том числе. Да? А жила она с племянником, сиротой. И его сейчас пристроили в детский дом. Да? Так?
- Пока вроде всё верно. Печально, конечно, но и такое случается. А что тебя так встревожило?
- А то, Андрей Франсович, что директрисой в этом детском доме работает моя бабушка. И она сказала, что едва тот мальчик, Митя, к ним поступил - так чуть ли не в тот же день его совершенно случайно увидела какая-то семейная пара. И оба воспылали к нему любовью и хотят немедленно усыновить. А сами они аж из Москвы, и скоро увезут его туда.
- Так это же замечательно, - мужчина по-прежнему не понимал, в чём проблема.
- Вы так думаете? А я вот пролезла к бабушке в кабинет и заглянула в документы этого Мити. Там свидетельство об опеке датировано прошлым годом. А свидетельство о смерти его родителей выдано семь лет назад. А ещё шесть лет они куда дели? Где он в это время жил?
- А ему всего семь и есть, да? - неохотно припомнил Шульц.
- Да, как раз семь. Родители погибли где-то через месяц после его рождения. А ещё вот что: я спросила у соседей этой Настасьи Львовны, Митиной тёти. И никто не знает, откуда она взялась. Ни родных, ни знакомых, никого у неё тут нет. Приехала зимой, уже вместе с ребёнком. Получается, что оформила над ним опеку - и сразу же переехала. А теперь погибла, и его снова берут в семью - и тоже увозят. Чуете, к чему я клоню?
- Что тебе не любовные истории сочинять надо, а детективы, - усмехнулся маг.
- Зря смеётесь! - журналистка беспокойно заёрзала на стуле. - А я вот с ним поговорила... С Митей... Бабушка запретила, конечно, но я ночью пробралась туда... Да не смотрите вы на меня так, будто самому не любопытно! Вот, пробралась я к нему, и спросила, а где он жил до того, как переехал к тёте. И он сказал, что с мамой и папой. То есть, понимаете, с мамой и папой - а потом сразу с тётей. А между этим будто ничего не было.
- Так может, он с ней и жил? А документы она зимой оформила. А до этого без документов жил. Такое тоже бывает.
- Шесть лет без документов? И это полицейский мне говорит! И вы меня вообще не слушаете, что ли? Он родителей помнит. Он мне про новогодние подарки рассказывал, про то, как они на поезде ехали к морю. А ему месяц был, когда они умерли!
- Ладно, достаточно. Я понял. Это всё, или есть ещё что-то достойное внимания?
- Вроде всё...
- Тогда поступим так... - Шульц на секунду задумался, прикидывая, есть ли у него на сегодня неотложные дела, и если есть - насколько их можно отложить. - Сейчас я делаю себе свежий кофе. И спокойно его выпиваю. А потом иду в морг и пытаюсь застать там покойную Настасью Львовну и разговорить её. А ты тем временем едешь к своей бабушке на работу и выспрашиваешь все данные, какие есть, на ту пару, что готова усыновить Митю. Про полицию пока не слова, наври что-нибудь о статье про счастливые последствия несчастных случаев. Я верю, ты можешь. Если получится с ними познакомиться - совсем хорошо. Узнай, откуда они взялись, и с чего вообще их понесло в наш детский дом, если сами они из Москвы. Поняла?
- Ага!
- Тогда завтра жду тебя здесь с докладом.
- Так точно, господин полицейский! Служу Отечеству!
И девица, гордо тряхнув рыжими кудрями, умчалась вершить подвиги. А Шульц остался варить кофе и размышлять о смысле жизни. И немножко о том, не раздобыла ли журналистка новый амулет, помощнее первого. Иначе объяснить своё слишком мягкое поведение у мужчины не получалось.
***
Покойная Настасья Львовна разговорчивостью не отличалась. Шульц намучался с ней ещё тогда, под дождём. Но кое-как смог выяснить, что упала она сама и нечаянно. Никто не толкал, подножки не ставил, громких звуков рядом не издавал... В общем, никоим образом не способствовал. Так что - несчастный случай, дело закрыто, никаких проблем.
Но если настырная Анька была права, то спрашивать надо было вовсе не о том. А о чём тогда? Где эта одинокая тридцатилетняя женщина взяла ребёнка? И были ли вообще у неё сёстры с братьями? И если были - то что с ними случилось?
В общем, вопросов было множество...
А ответов - ни одного.
Ещё не до конца разлетевшееся сознание покойной послушно показывало картину собственной смерти и предшествующие ей полгода жизни. Но вот всё, что было до того - словно в воду кануло.
И объяснение у этого факта было только одно - память Настасьи Львовны основательно подчистили ещё при жизни. Удалили ненужное, добавили необходимое - и вот у неё уже есть племянник Митенька, тихий и серьёзный, хоть и несколько болезненный мальчик. И едут они с ним в уездный город Л., чтобы жить там долго и счастливо. А родители Мити давно погибли. Что с документами, вроде как, вполне согласуется. А с воспоминаниями самого мальчика, если верить журналистке, почему-то нет.
В итоге из морга Шульц вышел со стойким ощущением, что влез куда-то не туда, но зато по самые уши. Ощущение было мерзкое, голова болеть так и не перестала, а ещё, кажется, снова начал накрапывать дождик.
- А, вот вы где! - велосипед затормозил почти вплотную к магу. - Быстрее, его там увезти хотят!
- Кого?
- Да Митю же! Залезайте быстрее, я по дороге всё объясню, - после холодной подвальной тишины Анькины вопли ввинчивались в мозг как шуруп в штукатурку - легко, и кроша всё на своём пути.
- Куда?
- На багажник!
- Нет, увезти куда? И отстань со своим багажником, он меня не выдержит. Мобиль поймаем.
- Меня не пустят в мобиль с велосипедом! И не бойтесь, не уроню! Я брата старшего возила, он вас в два раза тяжелее!
Шульц с сомнением оглядел хрупкую конструкцию велосипеда, но спорить не стал. Только мантию снял, чтоб за колесо не цеплялась. Последний раз он ездил на таком агрегате лет пять назад, и прекрасно понимал, что сам он журналистку точно не увезёт, хоть она и легче. Но всё равно ситуация, когда хрупкая девушка везёт по городу взрослого, хоть и не очень крупного, мужика, казалась бредовой и постыдной. Что хорошего настроения тоже не прибавляло.
- В общем, я приехала к бабушке, а там как раз эти двое, - объясняла тем временем Анька. - С документами, со всякими справками, и с разрешением чуть ли не от губернатора. В общем, по всем этим бумажкам выходит, что Митьку они могут забрать хоть сегодня. Я, конечно, попыталась их задержать. Сказала, что статью пишу про нелёгкие судьбы сирот... Но они как-то совсем не обрадовались. Наоборот, ещё быстрее собираться стали. Мужик ещё ничего, вроде держал себя в руках, а тётка, кажется, даже испугалась. Особенно когда я сказала, что хочу их с Митькой сфотографировать. Как пример счастливого воссоединения.
- Сфотографировала?
- Нет, конечно! У меня же фотоаппарата нет! Сказала, что поехала за ним, а на самом деле - за вами.
- Правильно сделала.
- Вот и мне кажется, что правильно. А дальше что?
- Дальше... - Маг задумался, перебирая варианты. Как назло, ни один не подходил: или невыполнимые, или незаконные. А чаще всего - и то, и другое одновременно. - А я и сам пока не знаю. Но официально - повода для ареста у нас нет. Полномочий тоже. Так что будем действовать по обстоятельствам. Посмотрим, как сложится.
***
Сложилось почти сразу же.
Правда, совсем не так, как представлял себе Шульц.
Здание детского дома располагалось за городской чертой, в старинном особняке. И подъезд туда был всего один. Так что любой мобиль, едущий оттуда, гарантированно попался бы навстречу велосипедистам. Он и попался.
- Стреляй! Это они! - завопила полоумная журналистка, на полном ходу зажимая тормоза.
Оружие у Шульца было. Теоретически. На практике же оно лежало в кабинете, в сейфе, и доставалось оттуда пару раз в год для отчётности. А работа полицейского мага, как правило, не была связана с погонями, перестрелками и подобной дешёвой детективщиной. Но объяснять всё это Аньке было уже поздно. Поэтому мужчина сделал единственное, что пришло в голову - швырнул в мобиль свою мантию. Тонкая ткань, распластавшись в полёте, удачно накрыла лобовое стекло. Водитель от неожиданности крутанул руль сперва в одну сторону, затем в другую, и, наконец, вылетел с дорожной насыпи в кювет и там заглох.
Велосипед после резкого торможения тоже повело вбок, но девушка как-то умудрилась выровнять свой двухколёсный транспорт. Шульц, правда, с багажника всё равно слетел, ощутимо проехавшись по дороге локтями и коленями. Не смертельно, но и не слишком-то приятно.
Пока полицейский приходил в себя, отряхивался и попутно соображал, как он будет докладывать об этом инциденте начальству, обитатели мобиля начали подавать признаки жизни. Первым выбрался мужчина-водитель. Он же добрался до задней двери, открыл её и помог вылезти наружу женщине и маленькому мальчику. Судя по внешнему виду взрослых, пострадало у них разве что самолюбие. Оба источали такую брезгливость пополам с недоумением, будто на губернаторском балу на них внезапно свалилась сверху изрядно-дохлая свинья. Одеты, к слову, тоже были словно для бала: на мужчине фрак, женщина вся в блёстках и крашеных перьях.
Только мальчишка выглядел так, как и положено выглядеть ребёнку его возраста: мятая рубашка, короткие штанишки на подтяжках и любопытство в глазах.
- Митька, - воскликнула журналистка, заметив ребёнка, - Митька, иди сюда. Не бойся, я им тебя не отдам!
Мальчишка с радостным визгом бросился к девушке. Вскоре он уже стоял, прижимаясь к ней всем телом, а Анька гладила его по растрёпанным русым волосам и тараторила что-то успокаивающее.
Некоторое время парочка в бальном непонимающе смотрела на эту идиллию, пока наконец мужчина не подал голос:
- Простите, а вы на кого работаете?
- В смысле? - совершенно искренне не понял Шульц.
- Ну, по чьему заказу вы действуете? Зачем вам этот ребёнок? Избавиться или использовать?
- Что значит "использовать"? - ухватился за слово полицейский. - Что здесь вообще происходит? Вы кто?
- Нет, уважаемый, это вы нам объясните, кто вы такой? И на каком основании помешали нашему проезду?
- Кто помешал? Я помешал? - разыграл непонимание Шульц, втайне надеясь, что в мятой серой тряпке, валяющейся возле дороги, никто не опознает мантию полицейского мага. А если и опознает, то не сразу. - Да мы просто мимо ехали с... с женой. Тут она мальчишку в машине увидела. Ну, вскрикнула от неожиданности, я руки разжал, свёрток с тканью улетел... Досадная неприятность, но с каждым бывает.
- А вы знаете, что ваша... жена - журналистка.
- Ещё бы мне не знать.
- Тогда... - мужчина, кажется, никак не мог сформулировать основную претензию и словно ждал, что Шульц сам догадается. Но тот подыгрывать странной парочке не спешил.
- ...почему она обнимается с нашим сыном? - решила всё-таки высказаться женщина. Мелкие пёрышки на её шляпке колыхались в такт словам.
- А ваш сын в курсе, что он ваш сын? - уточнил полицейский.
- Ну... - "родители" украдкой переглянулись, и вперёд снова выступила женщина. - Митенька, иди сюда. Это я, твоя мамочка. Иди к мамочке.
- Нет, - пробормотал мальчик, даже не оборачиваясь. - Ты не моя мама. Мы договорились, что я побуду твоим сыном, пока настоящая мама не придёт за мной. Она пришла. Ты мне больше не нужна.
Сложно сказать, кого это заявление удивило сильнее: разряженную парочку, Шульца или ошалевшую журналистку. Но, кажется, всё-таки именно её.
- Повтори, что ты сказал? - прошептала Анька.
- Ты моя новая мама. Я хотел, чтобы ты пришла за мной, поэтому ты и пришла. Ты ведь теперь не прогонишь меня?
- Я не... - начала девушка, но вдруг сбилась, словно на мгновение потеряла контроль над собой, и совсем другим голосом закончила: - ...твоя мама. Я - твоя мама. Твоя мамочка.
- Да что, чёрт возьми, здесь происходит? Что за массовое помешательство? - Шульц ничего не понимал, и даже не стеснялся в этом признаться. Более того, он и разбираться в происходящем не особо хотел. Гораздо с большим удовольствием он оказался бы сейчас в своём кабинете, а то и вовсе дома. С чашкой кофе в одной руке и свежей газетой в другой. И желательно, чтоб это был не "Утренний вестник" с их страничкой о любви и бабских сплетнях.
- Я - твоя мамочка! - кричала Анька, прижимая к себе мальчишку.
- Врун малолетний, - шипела женщина, и перья на шляпке угрожающе топорщились.
- Что за идиотизм! - недовольно морщился мужчина, смахивая невидимые пылинки с рукава. - Это не по плану, всё должно быть не так.
- А как? - ухватился за ниточку полицейский. - Что всё это значит?
- Так ты не знал? - искренне удивился мужчина. - Ты пытался отобрать у нас ребёнка, не зная, кто он?
- Да не пытался я никого отобрать. Это она всё, - Щульц махнул рукой на окончательно сбрендившую журналистку.
- Тогда можешь попрощаться со своей женой. Если она уже попала под его влияние, то всё, больше не отпустит. Постепенно он изменит её память и её саму настолько, что она уже и не вспомнит, что когда-то была другой.
- Память... - пробормотал полицейский, чувствуя, как ниточка потихоньку начинает раскручиваться. - Память Настасьи Львовны была исправлена. Она была уверена, что Митька - её племянник. Так он что, сам это сделал?
- Да, конечно. Решил, что с этой женщиной ему будет спокойнее и безопаснее.
- Но документы... они же не могли появиться из ниоткуда?
- Могли. Не совсем из ниоткуда, конечно. Думаю, та женщина просто сказала, что потеряла их, и ей сразу же выписали новые. Совершенно законные, официальные бумаги. Не подделка.
- Но как это возможно?
- Очень просто. Всё, что он хочет - возможно. Это талант и проклятие этого ребёнка - его желание становится законом, непреложной истиной. Такая вот шутка мироздания.
- То есть всё, что он хочет... или не хочет...
- Да, всё, что угодно, - кивнул мужчина.
- И если он прямо сейчас захочет, например, мороженное...
- Если очень захочет, то оно появится. С неба, конечно, не свалится. Но откуда-нибудь возьмётся совершенно точно. Например, угостит кто-нибудь, совершенно случайно проезжающий мимо.
- А если он захочет, чтоб по небу пролетел аэроплан?
- Пролетит. Собьётся с курса - и пролетит.
- А если, например, войну?
- Ну что вы как маленький, в самом деле, - поморщился мужчина. - Я же сказал - любое желание. Понятно, что некоторые из них требуют больше времени для воплощения, но исполняются так или иначе - все.
- И сейчас он хочет себе новую маму?
- Папу, кстати, тоже хочет. Так что вы бы сбежали отсюда, пока не поздно.
- Да на меня, похоже, не действует, - невольно улыбнулся Шульц. - Врождённая невосприимчивость к ментальной магии.
- Рано или поздно он пробьёт и вашу защиту.
- Но вас он отпустил.
Неудавшиеся родители снова переглянулись, и в этот раз слово взяла женщина:
- Митенька - честный мальчик. Он сразу предупредил, что мы ему не подходим. И сказал, что уйдёт, как только его настоящая мама придёт за ним. Вот и ушёл. Ничего страшного, я всё понимаю.
- А сами-то вы кто?
- Лица, которые нам покровительствуют, хотели бы остаться неузнанными, - заученно проговорил мужчина. - Думаю, не стоит дальше развивать эту тему.
- Тогда зачем вы мне всё это рассказываете?
- Чтобы предостеречь. Или помочь. Решайте сами. Мне, в общем-то, всё равно. Увести этого ребёнка против его воли мы всё равно не сможем. А добровольно он не хочет. В этом нет ни вашей заслуги, ни вашей вины. Так к чему ссориться? Оставляем эту проблему вам. И... не поможете вытолкать мобиль из кювета?
***
Шульц стоял посреди дороги и растерянно смотрел вслед стремительно удаляющемуся мобилю. Тут же, неподалёку, таинственный мальчик Митька и проникнувшаяся материнским инстинктом Анька увлечённо играли в ладушки. А на душе было так тошно, что хотелось завыть.
- Маленький паршивец! - произнёс наконец полицейский, кое-как утрамбовав в два цензурных слова всё то, что просилось на язык.
- Ты что-то хотел? - немедленно откликнулся мальчик.
- Зачем ты так поступаешь?
- Как?
- Отбираешь у людей свободу воли. И не притворяйся, что не понимаешь. Ты делаешь это совершенно сознательно. Я не спрашиваю, как. Но, чёрт возьми, зачем?
- Я просто хотел, чтоб у меня была мама.
- У тебя уже была мама. И не раз. Сколько, кстати, мам у тебя было?
- Не помню. Кажется, пять. Ещё пара тёть и бабушка.
- И куда они делись потом?
- Да кто куда. Некоторые умерли.
- Чем тебе не угодила Настасья Львовна? Что она тебе сделала?
- Она пыталась меня использовать. Все пытались. И, кстати, я её не толкал.
- Но ты хотел, чтоб она упала.
- Я просто хотел, чтоб она оставила меня в покое. Задолбала!
- Она тебя любила.
- Конечно. Ведь я хотел, чтоб она меня любила.
- Ты маленький урод! Моральный урод, который с умным видом рассуждает о жизни, в которой ничего не понимает! Убирайся прочь!
- Не смей кричать на Митеньку, - неожиданно подала голос журналистка. - Митя, иди сюда. Иди к мамочке. Мамочка не даст тебя в обиду!
Мальчишка немедленно нырнул за девушку и оттуда показал полицейскому язык. И этот контраст совершенно детского жеста со взрослой речью почему-то окончательно добил Шульца. И ещё, почему-то, тот вопрос, который нарядный мужчина счёл слишком инфантильным: "А если он захочет войну?"
- Мама, этот дядя плохой! - громко заявил честный мальчик Митя. - Он нам не подходит. Мы найдём другого папу.
- Хорошо, Митенька, - послушно согласилась взбалмошная Анька. - Мы найдём другого папу.
- А вот хрен вам, а не другого папу! - возмутился Андрей. И, сам ещё не понимая причин своего возмущения, схватил мальчишку за руку и вытащил из-за спасительной женской спины. - Сейчас выпорю так, что неделю сидеть не сможешь! И посмотрим, зависит ли скорость заживания твоей задницы от твоих желаний. Лично я сомневаюсь!
- Мои желания всегда исполняются!
- Да-да, я понял. Только я вот умный и учёный. Я знаю, что такое ментальное воздействие. И есть вещи, на которые даже самый сильный маг повлиять не в состоянии. Так что снимай штаны, шутка мироздания. И только попробуй пожелать мне смерти, я тебя самого урою!
- Не надо, - жалобно проблеял Митька, снова пытаясь скрыться за материнской спиной.
- Не надо! - подтвердила журналистка, вставая на защиту ребёнка. - Не надо его наказывать!
- А это не наказание, это воспитание! И, кстати... - полицейский схватил девушку за руку и сдёрнул кольцо с её пальца. - Погоди, сейчас верну... Ага, вот так. Должно сработать. Надевай обратно.
Анька поспешно натянула кольцо... и вдруг замерла, удивлённо моргая.
- Что ты с ней сделал? - сразу же возмутился мальчишка. Видимо, почувствовал, что его влияние ослабело.
- Да ничего сложного. Просто обратил векторы заклинания, встроенного в амулет. Раньше оно заставляло всех окружающих относиться к твоей новой маме с излишним доверием. А теперь она сама будет проявлять к происходящему столько же скептицизма.
- Она же меня убьёт... - пробормотал Митька. - Как только поймёт, что я сделал, так сразу же и убьёт.
- Тогда уходи. Иди-иди, я её подержу. Не думаю, что у тебя будут проблемы с тем, чтоб найти новую маму. И эти, разряженные, не очень далеко уехали. Можешь вернуть, если хочешь.
- Не хочу, - поколебавшись, признался мальчишка. - Хочу такую маму, как она. Пусть убьёт, всё равно хочу. И такого папу, как ты. Если только лупить не будешь...
- Не будешь делать гадости - не буду лупить. Будешь - и я буду.
- Я постараюсь... Я...
- А я, между прочим, всё слышала! - перебила их Анька. Уже своим настоящим голосом. - И всё помню! И уж я то тебя точно отлуплю, мелкий ты засранец! Поперёк лавки уложу - и розгами, как мне бабушка в детстве грозилась.
- Так ведь только грозилась! - в этот раз роли новоявленных родителей поменялись, и Митька поспешил спрятаться от материнского гнева за отцовской штаниной. - И, кстати, тёть-Настя действительно сама упала. Я тут честно-честно не причём!
- Знаю я, - отмахнулся Шульц. - Я же её сам сканировал на воздействия.
- И ещё... - снова вмешалась журналистка, - С каких это пор я вдруг стала твоей женой?
- Да я ненарочно, оно как-то само так сказалось, - развёл руками полицейкий. И, вздохнув, икоса глянул на мальчишку, желания которого всегда сбывались. Пожалуй, и в этот раз тоже сбылись.
Только вот что он захочет завтра? А через год?
Как там сказал тот наряженный тип? "Избавиться или использовать"?
Шульц вздохнул. В глубине души он подозревал, что способен и на то, и на другое. Но проверять очень не хотелось.