Шатаев Аслан Анзорович : другие произведения.

Письмо из будущего

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Действие развивается на фоне войны в Чечне. Герой влюбляется в свою одноклассницу, но не признается ей в своих чувствах. Проходит время, начинается война, в минуту опасности он обнаруживает в себе способность путешествовать во времени и решает изменить свое будущее.
    Агитки - Журнал Самиздат
[]
  "Среди неизвестного в окружающей нас природе самым неизвестным является время, ибо никто не знает, что такое время и как им управлять" - Аристотель.
  
  
  
  

Глава 1

  
  Раньше я считал, время не подвластно человеку. Время - это прямая линия, идущая только в одном направлении. И никто или ничто не способно остановить его, или повернуть вспять. Я понял, что ошибался.
  Я много читал научной литературы о времени. Однако нигде не нашел ответа на свои вопросы. Самый терзающий меня вопрос, на который не могли ответить никакие книги на земле, - почему именно я?
  Не могу сказать, когда именно все началось. Еще в детстве я чувствовал, как время "зависает". Время буквально замедлялось, даже звуки становились замедленными. Или же наоборот, время ускоряло свой темп. Чаще этот недуг у меня появлялся во время повышенной температуры. Ощущение при этом бывало весьма мерзким. Пространство вокруг словно давило на меня. Не знаю, как точно описать это состояние. Я тогда думал, что все это признаки болезни. Я рассказывал об этом матери. Та лишь качала головой и пожимала плечами. Еще мне снился часто повторяющийся один и тот же кошмарный сон. Я двигаюсь по какой-то прямой дороге (иду? лечу? парю?). И тут дорога начинает идти зигзагами, неровностями. Вокруг грязно, неприятно. И меня преследует неприятное ощущение. После пробуждения, опять это чувство "зависания".
  Я не особо удивился, когда мой друг рассказал, что с ним происходило нечто подобное. С возрастом у него это прошло. Значит, так бывает, посчитал я. Однако с возрастом у меня эти ощущения только усиливались.
  Мое первое, настоящее замедление времени, проявилось в четырнадцать лет.
  До этой истории я познал ужас войны.
  26 ноября 1994 года, в 3 часа ночи, я проснулся от прогремевших мощных взрывов. Я не мог понять, что происходит. Сначала принял это за грозу, так как за взрывами последовали вспышки. Но взрывы гремели одна за другой. Раздалась автоматная очередь. Отец, мать и брат тоже проснулись. Мы с ужасом глядели в окно, наблюдая за всем этим. Впрочем, смотреть было не на что, кроме вспышек и трассеров. Света не было. Его отключили. В последнее время его часто отключали. Почему же именно сегодня? Может, подорвали электростанцию...?
  Где-то завыла сирена, предвещавшая о начале военных действий. Взрывы и стрельба продолжались довольно долго. Через какое-то время наступило затишье. Так мне, по крайней мере, казалось, потому что я заснул. Хотя не сразу. Только под утро.
  За один день город словно пропустили через мясорубку. На местном телевидении показывали разрушения и трупы людей. Точнее их останки. После просмотров фильмов ужасов, которых я видел немало, мне казалось, меня ничто уже не может напугать. Но реальность была хуже. Намного хуже.
  Повсюду в городе стояли подбитые танки российских войск. Некоторые танки еще горели. Никогда не думал, что груда металла может так гореть. Одних русских солдат взяли в плен. А большая их часть была уничтожена.
  Война на какое-то время затихла, но это было только начало. Буквально через несколько дней все повторилось. На этот раз с большим масштабом. Я не мог понять, почему по российским СМИ это называли наведение конституционного порядка? Это была даже не война, а самое настоящее искоренение чеченского народа. Мирные жители разве боевики? А старики и дети, которых немало погибло, вплоть до грудных детей? В СМИ военные часто оправдывали свои действия, например, тем, что авиационные удары могут быть неточными, и без жертв никак не обойтись. Интересно, а наш частный сектор, находившийся в километрах пяти от дислокации боевиков, тоже стал жертвой неточных авиационных ударов?
  В конце декабря мы с семьей уехали в Курчалой. Там было более или менее безопасно. Мы поселились в пустовавшем доме рядом с домом дедушки. Света, воды и газа не было. Чтобы не замерзнуть, разжигали печку. Пришлось осваивать рубку дров. Вода не шла. Ее мы брали из колодца. Благо, их в селе было немало. Отец поехал в город и на нанятом КамАЗе привез некоторые вещи с дома. Все это уместилось в одной большой пустовавшей комнате.
  Через месяц приехал дядя и сказал, чтобы мы поехали в Хасавюрт, мол, там безопаснее. Мы так и поступили. В Хасавюрте снимали квартиру наши родственники, тоже сбежавшие от войны. У них мы и остановились. Было тесновато, но никто не жаловался. Все же лучше, чем сидеть в Чечне и думать, упадет ли следующая ракета на твой дом.
  Там мы тоже пробыли недолго. Приехал наш родственник и предложил переехать к знакомым кумыкам. Чуть больше месяца спустя мы опять собрали вещи и переехали в большой двухэтажный дом, там же, в Хасавюрте. Хозяйка была мать-одиночка с тремя детьми. Она охотно приняла нас в свой дом.
  На новом месте мне понравилось больше, чем в Курчалое, потому что здесь был свет, газ и вода. Через день приехал отец с груженым КамАЗом. Теперь домашние вещи были в надежном месте, поскольку находились за пределами Чечни. Практически все, что мне нужно было, теперь находилось здесь: моя игровая приставка, видеомагнитофон, синтезатор, на котором я часто играл, и даже придумал кое-что свое. В общем, мне уже было чем себя занять. О войне я вспоминал лишь когда смотрел телевизор. У меня появился и друг. Это был сын хозяйки дома.
  Как-то отец с матерью решили поехать домой, в Грозный, посмотреть, все ли там в порядке. Их не было дня четыре, что заставило нас с братом изрядно поволноваться. Наконец, они появились. Мать сказала, что все у нас дома было перевернуто вверх дном, двери сломаны, подвал, который отец замуровал, спрятав там некоторые бытовые вещи, был вскрыт. Все соления (их было немало) съедены. В моем чемодане, который там остался, были обнаружены фекалии. Соседи говорили, что видели, как там часто ошивались солдаты федеральных войск.
  Через какое-то время мать с отцом решили вернуться в Грозный, взяв нас с братом с собой. В городе теперь стало не так опасно, как раньше. Мой друг уговаривал моих родителей оставить меня. Я сам был не прочь остаться. Зачем возвращаться? Там все перевернуто вверх дном. Ни света, ни газа, ни воды. Чем мне там заниматься?
  Меня оставили. Брат уехал вместе с родителями. Только вещи еще не увезли. Рано.
  Я стал скучать. По родителям, по брату, по дому, по друзьям, по старой жизни. Мне уже надоели эти ежедневные просмотры фильмов и видеоигры. Каждый день одно и то же. Ничего не менялось. Чтобы как-то отвлечься, я выходил и гулял по центру Хасавюрта. Но я тут никого не знал. Хотелось вернуться домой. Пусть хоть не такой, каким он был прежде, но все же домой.
  Я раздумывал над тем, как быстро мы всего лишились. Мы жили богато, ни в чем себе не отказывая. У меня было много друзей. Не буду вдаваться в подробности, что у нас было и что не было. Одним словом, мы жили полноценной жизнью. Кто-то жаловался, ругал власть, Дудаева. Говорили, что жизнь стала хуже после отделения от России. Мне почему-то так не казалось. Наоборот, мы после отделения наши дела пошли в гору. Ине только у нас. Бывали, конечно, какие-то беспорядки, но все это наверняка были козни тех, кому не выгодно отделение Чечни.
  И тут, в ноябре 1994 года перед нами возникла огромная пропасть. Все наше счастье провалилось в эту бездну. Остались только мы, у края пропасти, держась как можно сильнее, чтобы не упасть вниз. Придется все начинать сначала. Только как долго мы будем вставать на ноги? И когда начнется это начало? И когда закончится эта война?
  В начале лета я поехал домой. На этот раз я не думал возвращаться назад. Нет уж! Увольте!
  По дороге я смотрел на разрушенные дома и ужасался. Какая же это антитеррористическая операция? Такое впечатление, что войну вели с мирными жителями, а не с боевиками.
  Грозный вообще невозможно было узнать. Площадь "Минутка", по которой мы с друзьями и одноклассниками любили ходить, превратилась в одни руины. Раньше это было самое оживленное после центрального рынка место. А сейчас оно пустовало. Я видел много съемок разрушенного города по новостям. В реальности все было иначе. То, что ты испытываешь при виде разрушений, вместо знакомых и полюбивших тебе мест, не передать словами.
  Несмотря ни на что, я рад был вернуться. Прошло полгода, как меня не было дома. А казалось, прошло полвека.
  Улица наша тоже изменилась. Из соседей здесь мало кто остался. Да и обросло все травой и бурьяном. Еще я заметил, что и живости прибавилось. Пустые дворы и обросшие места заселили всякого рода мелкие животные: белки, хомяки, птицы. Видно, они сбежали с гор, где война не прекращалась ни на минуту.
  Я ожидал увидеть наш дом полуразрушенным. Мать говорила до этого, что во дворе у нас взорвалась ракета. Мне-то подумалось, взрыв зацепил дом. Но он стоял целехонький. Только крышу задело осколками. В доме тоже все было в порядке. Относительно в порядке. Потолок и стены местами потрескались, стекла на окнах, заклеенные скотчем, повреждены, решетки и двери сломаны. Отцу с братом пришлось немало потрудиться, чтобы все исправить. Поменять стекла, починить двери. Потолок и стены пришлось оставить до лучших времен.
  Из соседей остался один мой друг. За эти полгода он подрос. Мы с ним гуляли на улице (в пределах нашей улицы конечно), сидели на скамейке и грызли семечки. Дома я читал все, что под руку попадется. Другого занятия я и не находил. Света, газа и воды не было. Что не говори, дома лучше, чем в гостях.
  Вскоре я начал ходить в школу. Точнее, продолжил учебу. Нашу старую школу разрушили до основания, а в рядом стоящей, так и оставшейся недостроенной школе, устроили базу федеральные войска. Весь состав средней школы ? 5 находился теперь в школе для глухонемых. Потом нас перевели в школу ? 42. На первой смене учились дети с 42 школы, а на второй - наши.
  Школа была не ахти какая. Почти пол здания было в копоти. Остальная часть - в нашем распоряжении. Со школьными книгами у нас проблем не возникало. С торца здания находилась заброшенная библиотека. Там все было завалено шкафами, под которыми и находились книги. Только книги эти официально нам не вручали. Мы сами пробирались через решетку и брали то, что нам нужно.
  В конце июля по новостям объявили, что будет произведен вывод федеральных войск из Чечни. Начались мероприятия по разминированию. Каждый день слышались их взрывы. Война заканчивается, думал я. Скоро начнется мирная жизнь.
  Мать с отцом поехали в Хасавюрт, забрать вещи. Приехали поздно. К сожалению, привезли не все. В основном вещи домашнего обихода.
  Добывали мы себе на пропитание тем, что отец продавал оставшийся после войны товар в Хасавюрте. В последнее время он часто туда ездил.
  В середине августа дали воду. Мы очень обрадовались. До этого приходилось с канистрами ездить по городу в поисках воды. Газ дали чуть раньше. Хотя он был очень слабый.
  Начались "зачистки". Мы ждали прибытия российских солдат как палачей. В домах, где они проводили свои "зачистки", слышались то взрывы, то автоматная очередь. "Что они там делают? - думал я - Хозяев расстреливают что ли?"
  Тетя Марина, наша соседка, поведала нам, что закрытые двери они открывают выстрелом из автомата, а в "подозрительные объекты" закидывают гранату.
  Пришла наша очередь. С нами со всеми поздоровались и без приглашения вступили в наш дом. Тут же солдат заинтересовала комната моего отца, напичканная всякой техникой.
  - Ого-гооо, - потянул старший из них по званию, - сколько у вас тут краденой аппаратуры!
  - Ничего она не краденная! - вступилась за нас тетя Марина, находившаяся в это время у нас как страховка, поскольку она была русская. Мы считали, солдаты не будут к нам придираться, увидев "свою".
  - А вы что, их защитница? - съязвил тот. - Семенов, проверь наверху.
  Я проводил молодого солдата на второй этаж. Он не стал ступать на ковер, поскольку был в сапогах. Стоял на лестнице и заглянул в открытые двери соседних комнат. В зале было еще больше аппаратуры. Она могла заинтересовать военных не меньше. Это был товар, который отец реализовывал до войны. Попробуй им это доказать. Сразу объявили бы его краденным.
  - Не стану подниматься, - сказал молодой солдат. - Там что-нибудь есть?
  - Э-э-э... нет, - выдавил я.
  И он спустился вниз.
  В это время старшего заинтересовал закрытый сейф.
  - Что там? - спросил он молодого.
  - Там все чисто, - ответил он.
  - Где ключи? - обратился он уже к нам, постучав по полуметровому сейфу.
  - Ключей нет, - ответила мать. - Муж поехал в город, а ключи забрал с собой.
  - А внутри что?
  - Его личные вещи. В основном - видеосъемки.
  - Ага, рассказывайте. - Он отошел от сейфа. - Так, освобождаем комнату. Сейчас будем взрывать.
  - Что?? - удивилась мать. - Как взрывать? Зачем?
  - Откуда мы знаешь, что там лежит? Может, целый арсенал? Короче, не мешайте! Забросим гранату - и всего-то дел.
  - Вы что, с ума сошли? - заговорила тетя Марина. - Вы же всю аппаратуру уничтожите!
  - Два зайца поймаем! Уничтожим краденую аппаратуру и вскроем сейф!
  - Я сейчас с вашим капитаном поговорю! Посмотрим, что он скажет.
  Тот недовольно скривил лицо.
  - Говорите, что хотите! - парировал он.- Гранату я все равно закину.
  Тетя Марина решительно пошла на улицу, где и ждал их капитан. Вскоре показался мужчина лет пятидесяти.
  - В чем дело? - спросил он.
  - Да вот, товарищ капитан, сейф хотим вскрыть.
  - С помощью грубой силы?
  Тот не нашел что ответить.
  - Дело в том, - стала объяснять ему мать, - что муж забрал ключ сейфа с собой.
  Капитан подошел к сейфу и сказал:
  - Семенов, помоги-ка мне.
  Семенов подошел, и они вместе потянули угол двери сейфа на себя. Дверь сейфа под их тяжестью согнулась, и можно было теперь увидеть, что находится внутри.
  - Ну, - произнес капитан, - видите, что там?
  - Видеокассеты и какие-то шмотки, - ответил ему Семенов.
  Они отпустили дверцу. Та с грохотом встала на свое место.
  - Все чисто - подытожил капитан. - Теперь пошли. У нас еще много работы.
  Капитан со своей свитой вышел на улицу.
  Так закончился день зачисток.
  В конце августа приехал из Москвы мой друг Идрис. Я был очень рад его видеть. В последний раз мы виделись до войны. Мы с ним просидели на улице до вечера, общаясь, вспоминая былое. На следующий день мы решили с ним поехать на речку, искупаться. Раньше я не умел плавать. Благодаря Идрису, я научился. Он же научил меня прыгать в воду с высокой горки. Он выглядел таким возбужденным после прыжка. Потом и меня стал уговаривать прыгнуть. Я категорически отказывался, ссылаясь на несуществующую боль в спине. Я просто боялся. Горка была слишком высокой, к тому же глубина не очень большая. А вдруг я ударюсь о дно?
  - Эх ты, трус! - засмеялся он.
  Это меня задело.
  Другие же прыгают - и ничего, думал я. Если с ними ничего не случается, что со мной может случиться?
  И я прыгнул.
  Тогда я понял всю прелесть прыжков. Меня невозможно было остановить. Я все прыгал и прыгал. Впервые, за столь долгое время, мне было действительно хорошо.
  В дальнейшем мы стали ходить с Идрисом на речку почти ли не каждый день. Матери не очень это нравилось, поскольку в незнакомых местах мы могли подорваться на мине. Я успокаивал мать, говоря, что там людно, и по незнакомым местам мы не ходим.
  Через какое-то время приехали еще двое моих друзей. Теперь я стал пропадать на улице чаще. Наши соседи тоже приезжали. На улице становилось люднее. Кто-то восстанавливал свой разрушенный дом, кто-то очищал улицу от бурьяна. Жизнь, может, не полностью, но кое-как начинала вновь закипать.
  Начало осени. Отец взял в аренду помещение и собирался открыть в нем магазинчик. Помещение требовало капитального ремонта. К концу осени мы планировали уже запустить магазин.
  Федеральные войска понемногу уходили из Чечни. Электричества до сих пор не было. Для этого сначала надо было провести провода. Власти почти ли не каждый день кормили нас обещаниями провести их.
  В тот день я лег спать с повышенной температурой. Видно, ночью простудился. Меня мучили кошмары. Я видел прямую дорогу, о которой уже рассказывал. Двигаюсь ли по ней сам, или она движет мной - не могу сказать. Идти по ней очень неприятно. Может, это даже не дорога, а тропа. Иногда эта тропа имеет другой вид. Например, вид какой-то полосы или луча. В общем, почти каждый раз картина меняется. Суть остается - некий прямой путь, и я по нему двигаюсь. При этом меня сопровождает какой-то странный свистящий звук, отдававшийся у меня в мозгу. Он не дает мне покоя. За прямой дорогой начинает идти грязная, замусоренная кривая дорога, или тропа, или полоса, или луч. И всем своим нутром, телом и душой чувствуешь себя омерзительно. Представьте себе, что вы едите грязных живых червяков, или вы вдыхаете запах сдохшей неделю назад кошки, или кто-то перед самым вашим ухом скребет гвоздем по стеклу. Все ваши чувства отвращения и страхи вместе взятые, пожалуй, можно отнести к тому, что чувствовал я. Казалось бы, ну дорога, ну кривая, ну грязная. И что такого? Неприятные чувства сами приходят, вместе с грязной дорогой. Словно, дорога та и есть само воплощение неприятных и омерзительных ощущений. Словами то не опишешь. Это было что-то запредельное.
  Дальше я встречаю кого-то на этой дороге. Я как бы знаком с ним. Он просит меня что-то сделать. А я иду выполнять его поручение.
  И просыпаюсь. Я находился в каком-то полудреме. Меня сопровождали чувство давления, зависания и бесконечности. Только сумасшедший мог бы описать так свои ощущения, но по-другому я это объяснить не могу. Мне становится плохо. Неприятные ощущения с пробуждением чуть ослабли, однако совсем не прошли. Особенно на меня давит чувство бесконечности. Попробую описать это состояние. Представьте, что вы сидите и смотрите в одну точку. Теперь представьте, что вы вынуждены сидеть так бесконечно. Примерно то же самое чувство. Возможно, кто-то из вас испытывал нечто подобное.
  Я встаю. В голове слышу голос, который уже не просит, а приказывает сделать что-то. Только я до сих пор не могу вспомнить, что именно. Голос говорил как бы быстро. Звучит он вроде обычно, а мне кажется, что он очень быстрый. Мне от этого противно. Так противно, что больно. Только боль эта другая. Не телесная. Повторюсь: нечто запредельное.
  Помню, я что-то еще отвечал голосу. И тоже говорил очень быстро. Должно быть, я говорил это про себя, иначе мать, спящая в соседней комнате, проснулась бы. Не только голоса, но и мои движения были быстрыми.
  Я ходил взад-вперед. В голову лезли посторонние мысли. Сон и бодрствование переплелись. Тиканье настенных часов действовало мне на нервы. Они словно били прямо в мой мозг. Часы тоже тикали быстро. Я закрыл уши, чтобы не слышать этого. Мне казалось, будто я стал очень тяжелым. Это чувство вкралось в каждую клеточку моего тела. Когда я касался своей руки, казалось, я зажимал ее в тисках. Стоило мне хотя бы слегка прикоснуться к какому-нибудь предмету, возникало ощущение, будто я надавил на этот предмет очень сильно. Я словно попал в тело какого-то пришельца, у которого абсолютно другие ощущения.
  Больше этого выносить я не мог. Мне надо было выйти на свежий воздух.
  Тихо, чтобы не разбудить никого, я пошел к выходу. Сколько времени - я не знал. На улице стояла ночь. Думаю, время глубокой ночи.
  Я не мог понять, куда иду. Выйдя в коридор и надев тапочки, вспомнил, что мне надо было выйти. А для чего - забыл.
  Наконец, оказался на улице. Вдохнул ночной свежий воздух, правда, перемешанный с гарью. Где-то как всегда что-то горело. Тем не менее, меня это немного вернуло к реальности. Посторонние мысли больше не лезли в голову.
  Тут я заметил, что что-то не так. Ночное пение кузнечиков было необычным. Я прислушался и понял в чем дело. Звуки стали замедленными.
  - Что происходит...? - услышал я собственный искаженный голос, прозвучавший как на замедленной пленке.
  Перед глазами пролетела какая-то мошка. Точнее, не пролетела, а двигалась лениво и медленно. Я даже видел, как крылья насекомого двигаются то вверх, то вниз. Мне тут же вспомнились документальные фильмы про животный мир, в которых точно так же показывали летящих насекомых в замедленном темпе.
  "Что это значит? - недоумевал я. - Мне это кажется, или как?"
  Я сделал шаг. То было похоже на лунный шаг. Медленный. Значит, не только все кругом двигалось медленно, но и я сам. До этого все текло очень быстро, и тут все с точностью до наоборот. Я не раз чувствовал это замедление во время "зависания". Но так явно я его еще ни разу не ощущал.
  Я сделал еще шаг. Еще. Движения мне давались нелегко. Словно я был под водой. Чувствовалось какое-то сопротивление.
  Мне захотелось бежать, освободиться от этого сопротивления. Освободиться от времени. И я побежал. Опять же, замедленно. Обычно так бывает во сне. Ты пытаешься убежать от какой-то опасности, но у тебя ничего не получается. Движения твои скованы, медлительны. Как бы ты не пытался бежать быстрее, ничего не выходит. Однако я смог. Сон это или нет - я смог. Тяжесть тела пропала вместе с сопротивляемостью. Теперь я двигался быстро. Можно сказать, быстрее, чем обычно. Вместе со мной весь мир ускорил свой темп. Меня знобило. Температура еще не прошла. Даже усилилась. Но меня сейчас это мало волновало.
  Мир кругом перестал для меня существовать. Остались только чувства. Несмотря на неприятные ощущения, я чувствовал какой-то подъем, свободу. Мне казалось, что я смогу свернуть горы. Будто весь мир был в моих руках.
  Голова вдруг закружилась. Меня затошнило. Я остановился в конце улицы и меня вырвало. Быстрое пение кузнечиков замедлилось и стало обычным. Время вернулось в обычный темп. Все странные и неприятные ощущение разом исчезли. Будто я только что пробудился ото сна.
  Я стоял посреди дороги, рядом с парком, пытаясь понять, что со мной произошло. "Зависания" проявляли себя по-разному. Такого еще не было. И вообще, понятие "зависание" я сам придумал, и ничего сверхъестественного оно не означало. Лишь какая-то болезнь, природу которой я не мог понять.
  Мысли мои оборвал какой-то шорох в парке. Я разглядел несколько человеческих фигур, двигающихся в мою сторону.
  Стоять посреди ночи на дороге у парка было небезопасно. Тем более что рядом находилась комендатура федеральных войск. Тебя непременно примут за боевика, откроют огонь и даже не спросят. А если не выстрелят, предупреждением "не шляться по ночам где попало" не отделаешься. Они обязательно прихватят тебя с собой в свою обитель и будут пытать, требуя сказать, где находятся боевики. Не важно, знаешь ты или нет ответы на их допросы. Лишь бы был повод для членовредительства. И если ты выберешься оттуда живым - считай, тебе повезло.
  У меня не было сомнений, что сие фигуры - российские военные. Уж точно не гражданские. И не боевики. Боевиков уже давно не было слышно в городе. Бои в основном велись где-нибудь в горах, где и прятались боевики.
  Не знаю, что они делали там на ночь глядя. Может, патрулировали.
  Я попятился назад. "Интересно, - подумал я, - они меня заметили?"
  - Стоять! Стрелять буду! - услышал я явно русский говор.
  Нелепо, но я вспомнил один анекдот:
  " - Стоять! Стрелять буду!
  - Стою!
  - Стреляю!"
  Анекдот не так далек от истины. Но испытывать судьбу я не стал и побежал со всех ног. За спиной послышался мат, и тут же автоматная очередь. Пули со свистом пролетели мимо, едва не задев меня.
  Про себя стал проклинать себя за эту глупость. Зачем я вообще поплел к этому парку? Кто меня заставлял? На последний вопрос у меня был ответ. Меня заставил внезапный порыв. Сейчас его уже не было. Не знаю, что на меня нашло. Эти причуды, которые я вытворял во время "зависания", не раз удивляли меня самого. Иной раз даже пугали. Помниться, я вскочил как-то ночью с кровати, во время очередного "зависания", будучи спящим, и побежал за кем-то (или куда-то за чем-то, не помню). Остановил меня обозленный крик отца из своей комнаты, который тоже спал в это время. Видно, я разбудил его своим топотом. Я тут же опомнился и задался вопросом: "Куда меня понесло?" Не найдя ответа, пошел обратно спать. А на следующий день был удивлен своим поведением. Я посчитал, что это должно быть, лунатизм. Я прочел где-то, что лунатизм - это расстройство сознания, при котором во сне совершаются привычные действия. А ведь я не спал! Я проснулся, осознавал, что бодрствую, но при этом побежал неизвестно куда и для чего. Мне было интересно не столько то, зачем и куда я бежал, а то, куда бы я прибежал, не останови меня отец. Нечто похожее было и сейчас.
  - Стоять я сказал! - не унимался голос за спиной. Снова раздалась автоматная очередь. Сердце в груди, и без того отдававшееся барабанным боем в груди, забилось еще сильнее. Словно вот-вот выскочит.
  Я бежал чуть пригнувшись, чтобы в меня не попали. Пули, ударяясь о камни, заискрились у меня под ногами. Я не мог понять, попали они в меня или нет. Ног я своих не чувствовал. Удивительно, как я еще на ногах держался.
  Либо в этот момент время опять замедлилось, либо это был поток адреналина, не знаю. Но я побежал быстрее. Бежал со всех ног.
  Поравнявшись с нашим домом, я не стал забегать. Этим я мог подвергнуть опасности свою семью. Я побежал дальше. Преследователи продолжали мне кричать, чтобы я остановился, не забывая при этом открывать огонь. К счастью, они меня уже не видели. Я бежал огородами, чтобы пули меня не достали.
  Не добежав до угла, я юркнул под слегка приоткрытую дверь ворот заброшенного дома и притих. Я не знал, заметили они это или нет.
  Их топот приближался. Я затаил дыхание. Сердце билось очень сильно. Мне казалось, они могли это услышать. Приоткрытую дверь в темноте было не разглядеть. Они не должны ее заметить. Если только не увидели, как я сюда забежал.
  Вскоре я услышал их топот прямо у ворот. Раздался выстрел и мат. Мое сердце остановилось. Ну, все, конец, думал я.
  Солдаты пробежали мимо. Когда их топот утих, я вздохнул с облегчением. Но расслабляться еще рано. Надо пробраться домой, оставаясь незамеченным.
  - Ты видишь его? - услышал я голос одного из них.
  - Он скрылся!
  - Найдите его! Он не мог далеко убежать! Возможно, где-то прячется!
  Голоса были далеко. Пока что. Надо что-то делать.
  Выходить сейчас опасно. Они меня непременно заметят. Можно попасть домой через дворы, перелезая через заборы. От моего дома меня разделяли три двора. В одном из них жили наши соседи. Остальные - пустовали.
  Медлить нельзя. Они в любой момент могли заглянуть сюда.
  Я на цыпочках миновал разрушенный дом. Растительность под ногами предательски хрустела. Но делать нечего. Добравшись до металлического забора, я встал на уступ и заглянул в соседний двор. За окнами дома стояла темнота. Видно, все спят.
  Упираясь о кирпичи разрушенного дома, я поднялся на забор. Под ногами была только земля. Можно спрыгнуть, не создавая шума. Когда же я спрыгнул вниз, забор за спиной загрохотал.
  - Он здесь! - услышал я ликующий голос одного из преследователей.
  Я побежал в сторону противоположного забора. К счастью, этот был кирпичный, и мне ничего не стоило его бесшумно перепрыгнуть. За спиной я услышал поднятый военными грохот. Они открыли ворота заброшенного двора, в котором я был. Послышалась стрельба. Видимо, прочищали путь.
  Со следующим забором пришлось повозиться. Он был слишком высоким. Я, как мог, вскарабкался на него и оказался в следующем дворе. Ворота у него отсутствовали, поэтому с улицы весь двор был как на ладони. Можно было обойти двухэтажный дом сзади, чтобы пересечь двор незаметно, но по пути находилось слишком много металлолома. Без шума никак не обойтись. Тогда бы я точно привлек внимание преследователей.
  Оказавшись на земле, я тихонько двинулся к противоположному забору, такому же высокому, настороженно оглядываясь на улицу.
  Тут один из солдат пробежал рядом с домом, в сторону своих сослуживцев.
  Я замер.
  Заметил ли он меня? Бежал он, глядя вперед. В мою сторону не посмотрел. Но он мог увидеть меня краем глаза. Что, если он меня все-таки заметил? Он пойдет к остальным, расскажет об этом и они все придут сюда.
  - Не нашли его? - донеслось до меня.
  Стало быть, не заметил, подумал я, и двинулся дальше.
  Добравшись до забора, я вскарабкался на него. Это был последний двор. Следующий - наш. Я слышал, как солдаты о чем-то переговариваются. Они все еще были в том дворе.
  За забором следовала крыша нашего навеса. Стараясь не шуметь, я пошел по крыше, пригнувшись. Когда крыша закончилась, спрыгнул с нее вниз. Приземление было шумным. Хочется думать, мои преследователи этого не услышали.
  Теперь оставалось сделать кое-что. Я оставил ворота, выходящие на улицу, открытыми. Если я их сейчас же не закрою, солдаты могут что-то заподозрить.
  Я тихо пошел к воротам. Собрался закрыть их. Услышав чьи-то шаги, замер. Кто-то из военных стоял рядом с воротами. Он стоял какое-то время на месте. Потом сделал пару шагов. Опять остановился. Выдохнул. До меня донесся запах табака. Курит. Что он там интересно делает? Наблюдает? Прислушивается?
  Он был совсем близко. Казалось, если бы не ворота, я бы дотянулся до него рукой. Я не смел шелохнуться. Даже не дышал. Сердце опять заколотилось в груди. Стоило мне сделать одно неверное движение - и он меня услышит. Бежать за мной не надо. Открыл дверь - и я перед носом. Странно, что он не заметил слегка приоткрытую дверь. Может он ее и заметил. Просто не счел это важным. Или же заметил и собирается зайти внутрь. Тогда мне конец. Я уже представлял себе картину, как военные уводят меня под дулом автомата, а мать с отцом, разбуженные криками, выходят из дома и уговаривают военных не забирать меня. Это в лучшем случае. В худшем - застрелят, как только увидят.
  - Все! Уходим! - услышал я голос одного из солдат. Стоявший у наших ворот затопал прочь.
  Я вздохнул с облегчением. Наконец-то они от меня отстали. Видимо, сдались. К тому же они понимали, что искать ночью кого-либо опасно.
  Их шаги все удалялись и вскоре совсем затихли.
  Я пригнулся и выглянул в щель на улицу убедиться, что никого не осталось.
  Никого. Все ушли. На улицу выглядывать мне не хотелось. Поэтому я просто прикрыл ворота и закрыл на задвижку, стараясь не шуметь.
  Когда я зашел, отец вышел из своей комнаты, видно, разбуженный стрельбой. На его вопрос, где я был, ответил, что выходил во двор. После чего велел мне больше не выходить.
  Я долго не мог уснуть, думая о происшедшем.
  
  

Глава 2

  
  Утром следующего дня военные провели на нашей улице зачистку. В дома они не заходили. Только прошлись по нашему району, проверяя пустующие дома и прилегающую к ним территорию. Сосед спросил у них, что случилось. Те ответили, что вчера они заметили в этом районе боевиков. Двоих они уничтожили, а один из них скрылся. Ага, подумал я, где, интересно, были эти двое? Я их почему-то не видел. Видимо, им надо было пустить страху. Мол, вот они какие, федеральные войска. Каждый день убивают боевиков! Главное, что не узнали, кто был "скрывшийся".
  Об этой истории я никому не рассказывал. А вот про то, что время как-то меняло свой темп, я и думать забыл. Это, посчитал я, было скорее временным помешательством. Мне нравилось все таинственное, неизведанное и мистическое. Я старался не пропускать ни один фантастический фильм. Однако во мне было и немало скептицизма. Чему-нибудь необъяснимому мне было свойственно всегда находить логическое объяснение. В данном случае я поступил также.
  В середине октября я перешел в другую школу, поскольку наша не работала с начала учебного года. Не знаю, с чем это связано. Такое часто бывало. Нельзя сказать, что я так рвался к познаниям. Скорее, мне хотелось перемен. Новая школа, новые знакомства, новые друзья. Здание школы восстановили недавно, и оно было намного больше, чем наше. Один его вид притягивал к себе. Учеников там тоже было много. Это была единственная восстановленная школа в нашем районе, поэтому считалась престижной. Вопреки моим ожиданиям, на новом месте мне начинало нравиться все меньше и меньше. Я никак не мог влиться в новый круг. Я там был чужим среди чужих. В этой школе большая часть учащихся знала друг друга. Меня же воспринимали как белую ворону.
  На площади "Минутка" дали свет. Нам еще не дали. Я очень надеялся, что скоро дадут. У нас был генератор, работающий на бензине. Включали мы его редко, поскольку на него приходилось тратиться. Включать его мы старались по мере острой необходимости. Например, когда матери надо пылесосить, или постирать в стиральной машинке. Телевизор мы могли смотреть через автомобильный аккумулятор. Провод от телевизора тянулся в капот нашей машины. Правда телевизор был маленький и черно-белый. Меня он устраивал. Лучше, чем ничего. Но смотреть его в любое время не было возможности: отец либо часто выезжал куда-нибудь на своей машине, либо все время смотрел новости и телепередачи про Чечню (которые я недолюбливал). Я предпочитал смотреть голливудские фильмы и развлекательные передачи.
  В последнее время участились боевые действия. Раньше они предпочтительно шли где-нибудь в горах, теперь же они разворачивались в городе.
  Наконец, на нашей улице провели электро-проводку. Оставалось ждать, когда дадут электричество. Почему-то с этим затягивали. Почти каждый день кормили нас обещаниями, что вот уже завтра дадут. Я возненавидел Горсеть и проклинал их на чем свет стоит. И не я один.
  Зимой мы завели котенка. Ночью, возвращаясь с матерью от соседей домой, мы услышали мяуканье. На улице было холодно, снег под ногами хрустел. Стоял сильный мороз. Так как котенка не было видно, мать позвала его. Тот стал мяукать громче и требовательнее. Мяуканье доносилось за автобусом наших соседей. Зайдя за автобус, мы увидели маленького рыжего котенка, прижавшегося к колесу и дрожащего от холода. Нам стало его жалко, и мы забрали его домой. Котенок оказался мальчиком. Шерсть во многих местах у него выпала. Мать боялась, что у него лишай. Но выкидывать его обратно на улицу она не собиралась. Котенка покормили, а следующий день искупали. Мать нарекла его Чижиком. До войны у нас был кот с таким же именем. Он от чего-то отравился и умер. Чижик несколько дней не мог отогреться. Каждый день лежал на печке. Через какое-то время он ожил, стал играть, ласкаться. А весной начал обрастать шерстью. Видно, никакого лишая у него не было. Наверное, шерсть выпала из-за холода. Не найди мы тогда этого котенка, он бы так и умер на улице от стужи.
  В декабре дали свет. Это был настоящий праздник для меня. Теперь не надо будет портить глаза чтением перед горящей свечкой. Телевизор я мог смотреть хоть весь день напролет, так как у нас в доме было четыре телевизора. Каждый в доме мог посмотреть то, что ОН хочет.
  Освещать улицу, или хотя бы свой двор, никто не смел. Это было все равно, что стать открытой мишенью. Отец даже в доме не давал лишний раз включать свет, чтобы с улицы не было видно.
  Наш магазинчик был уже готов. Отец начал работу. Мать с братом занимались непосредственно торговлей. Работа в первое время шла плохо. В немирное время мало кто интересовался техникой. Отец старался делать оптовые закупки в Хасавюрте всего необходимого, что бы пользовалось большим спросом. Выручки хватало в основном для продуктов питания. Мы надеялись, со временем бои стихнут, и начнется мирная жизнь.
  Новый год. Федеральные войска празднуют. На улице все небо стало светлым от запускаемых ракетниц. Помимо них, слышалась стрельба и взрывы. Но это не военные действия. Так войска справляют праздник. А нам не до праздника. Снаряды и пули, летящие над крышей, могут в любой момент задеть нас. Я вышел на улицу поглядеть на "салют", но пуля, со свистом отрикошетившая от крыши соседнего пустующего дома, заставила меня тут же зайти обратно. Еще чего доброго какая-нибудь пуля или снаряд угодит в меня. Обычно в праздничные дни военные не обходятся без выпивки. И тогда - жди беды. Немало было случаев, когда выпившие военные творили беспредел, а когда на них пытались пожаловаться, они просто напросто устраняли проблемного человека. Если же каким-то образом кому-то удавалось докричаться до суда, военного оправдывали, и даже награждали ордером героя. Вот так-то! Справедливость российских законов не знает границ!
  В новой школе занятия не проводились уже два месяца. Если бы только занятия. Саму школу закрыли. Говорили, что временно. Когда откроют - никто не мог сказать. Я решил вернуться в свою старую школу. В новой мне все равно не нравилось. Не мое это место. Тем более я стал скучать по своим одноклассникам.
  Опять же, под предлогом того, что мне нужно учиться, я перебрался в свою старую школу. Завучу не очень нравились мои путешествия из школы в школу, но все же она меня приняла обратно. По натуре она была строгой, хотя меня любила. Не знаю за что. Благодаря ей, меня не исключили из школы после одного случая, произошедшего до войны. Это, можно сказать, было недоразумение. Я как-то принес в школу газовый баллончик. Баловаться им, брызгая из него направо и налево, я не собирался. Просто один старшеклассник захотел у меня его купить. Сделка состоялась. Придя на следующий день в школу, я обнаружил, что там витает какая-то паника. В коридоре почти никого не было. Если кто и появлялся, то быстро пробегал мимо, прикрывая руками лицо. Я стоял как ошпаренный, не понимая, что здесь происходит. И тут до меня дошло в чем дело. Лицо мое начало щипать. Я вспомнил про газовый баллончик. Должно быть, тот старшеклассник прыснул им в коридоре.
  Тут же ко мне подошла завуч вместе с моей классной руководительницей и сказала, что меня хочет видеть директор. "Ну вот, - подумал я. - Кто-то на меня настучал"
  Кабинет директора был скромный на вид. На столе перед ним лежали охотничьи ножи, кинжалы, патроны и даже граната. "Вот, смотри, - сказал он мне, указывая на свой трофей, - с кем мне приходится иметь дело". Кроме меня, директора и завуча, в кабинете находились еще два моих одноклассника, стоявшие у стены с опущенными головами. Они, кстати, тоже были со мной в тот день, когда я продавал тому старшекласснику газовый баллончик. Я подумал, на меня настучал кто-то из них, но уже после они рассказали мне: на них всех настучал кто-то другой. Этот кто-то предпочел остаться неизвестным.
  "Итак, Хамзатов, ты знаешь, зачем ты здесь?" - спросил меня директор. Честно говоря, я не совсем понимал, зачем вызвали именно меня. Ведь не я распылял в коридоре слезоточивый газ. Где же тот старшеклассник?
  "Нет" - честно ответил я.
  "А я скажу почему. Вас троих видели с газовым баллончиком за школой. И на это указал не один человек. Теперь объясните нам с Натальей Ивановной, зачем вы распрыскали в школе слезоточивый газ?"
  "Это были не мы!" - заверил я.
  "А кто же тогда?"
  "Я принес газовый баллон в школу, чтобы продать его одному старшекласснику"
  "Какому старшекласснику?"
  "Я не знаю, как его зовут"
  "Странно. Мне говорили, что лично тебя, Хамзатов, видели с газовым баллончиком в коридоре, опрыскивающего слезоточивый газ"
  "Клянусь! Это был не я! Я вообще пришел только сейчас!"
  "Не ври мне, Хамзатов! - сказал он, громко стуча пальцем по столу. - За такое я могу тебя исключить из школы! Хулиганства я у себя не потерплю!"
  "Я не вру! - Я был вне себя от возмущения. Так несправедливо меня еще никто не обвинял. Я всегда был спокойным и мирным. А тут тебя обвиняют в том, чего ты никогда не делал. Еще и грозят исключить из школы. - Спросите Султана и Шамиля! Я продал вчера газовый баллон этому старшекласснику! Мы им даже не пользовались!"
  "Это правда?" - обратился он к тем двум.
  "Да" - не поднимая головы, в унисон ответили те.
  "А можете показать, кто этот ваш старшеклассник?"
  Увы, никто из нас не знал ни как его зовут, ни в каком он классе. Мы даже не были уверены, с нашей ли он школы. Так мы и ответили.
  "Смотрите мне!" - продолжал стучать пальцем по столу директор. Мне он чем-то напоминал Джохара Дудаева. И внешностью, и голосом, и даже характером. Словно сам президент отчитывал нас.
  "Всех троих исключу, если вы придумали этого старшеклассника!"
  Директор никак не хотел нам верить. Завуч стала уверять директора, что мы не способны на такое. Тем более я, Хамзатов Беслан. В конце концов, нас отпустили. "На пока что", как сказал директор. Позже, классная руководительница рассказала мне, что директор хотел меня исключить, но завуч за меня заступилась и меня оставили. Так я и не понял, поверил нам директор или нет. Того старшеклассника так и не нашли. И я его больше не видел. Видно, после того случая, стал меня избегать.
  И вот, я снова стал ходить в старую школу. Мои друзья рады были меня видеть. Все-таки старые друзья лучше, чем новые.
  21 апреля в селении Гехи-Чу ракетным ударом был убит президент Республики Ичкерия Джохар Дудаев. Это был настоящий траур для нас. Да что уж скрывать - почти для всей Чечни. Пусть он и развязал войну, но это был самый смелый и отважный человек. Удивительно, как один человек может вселять в целый народ уверенность, а после его смерти люди начинают терять всякую надежду.
  На улице каждый день кого-то убивали. Военные - боевиков, боевики - военных, военные - мирных жителей, мирные жители - военных, боевики - мирных жителей, мирные жители - боевиков, военные - военных, боевики - боевиков, мирные жители - мирных жителей. В общем, творился беспредел. Мирной жизни не предвиделось никакой. Да и вывод войск прекратился.
  В июне отключили электричество. Света не было почти месяц. Говорили, что это связано с ремонтами. Мол, многие районы еще остались без электричества, и надо туда провести провода. Наконец, в следующем месяце подали электричество. Теперь свет горел не только по всему району, но и почти по всему городу. Включать ночью свет стало уже не так опасно. Казалось бы, преддверия мирной жизни уже близко. Вскоре начнут восстанавливать город. Но не тут-то было. 6 августа 1996 года на город напали чеченские боевики. Начались ожесточенные бои.
  На нашей улице стоял недостроенный трехэтажный дом, в подвале которого устроили бомбоубежище все соседи. У нас дома был свой подвал. Никто из нашей семьи не хотел в нем прятаться от бомб, тем не менее, я присоединялся к соседям. Как бы это дико не звучало, там было весело. Почти все соседские ребята собирались в этом доме. Мои родители не были против того, что я хожу туда, поскольку там безопаснее. Над головой летали самолеты, и могли в любой момент сбросить бомбу на наш дом. Но меня это особо не волновало. Меня даже забавляла эта напряженная ситуация. То же можно было сказать и о моих друзьях. Мы вместе собирались в подвале дома и наблюдали за бомбившими самолетами, играли в карты, ну и просто веселились. Может, со стороны это и похоже на безумие - веселиться в период военных действий. Мы просто привыкли к войне.
  Перестрелка и бомбежка были интенсивными. Мы с друзьями поднялись на второй этаж дома, и наблюдали за сбиваемыми боевиками самолетами. Боевиков мы, конечно, не видели, так как бои шли далеко от нас.
  Бомбы падали то тут, то там. Мы даже слышали свист пролетающих над головой осколков от разрывающихся ракет. Не смотря на это, мы просто стояли и наблюдали. Взрослые не знали, что мы поднялись наверх. Мы часто такое проделывали, за что потом получали от ворот поворот.
  Самолетов было несколько. Помимо них в небе кружили два вертолета. С юго-западной стороны один был сбит, и он стремительно летел вниз, неся за собой полоску дыма. Мы ликовали, будто сами его сбили. Самолеты продолжали кружить по небу, осыпая землю ракетными ударами. А вертолет решил отступить. То, что произошло потом, наверное, стоило ожидать. Им на подмогу с северо-восточной стороны прилетели еще несколько самолетов, чтобы атаковать то место, откуда был сбит вертолет. После того, как они пролетели над нами, послышался свист падающих ракет. И не откуда-то, а именно над нами.
  Мы взглянули наверх, и, точно, - над нашими головами возникло несколько полосок дыма, предвещающих беду. Видно, федералы решили охватить для страховки больше местности, чтобы наверняка уничтожить врага.
  Мои друзья тут же сорвались с мест и, не оглядываясь, побежали вниз. А я стоял на месте, будто загипнотизированный. Никто из них не заметил, что я не побежал с ними.
  Свист все возрастал, приближаясь. Мне он напомнил тот неприятный звук, каким сопровождались мои сны про тропу. Звук, словно скребущий по душе. Тут же вспомнились неприятные ощущения, возникающие при "зависании". Я их не раз вызывал самовнушением. И вот, это произошло снова. Пространство начало давить на меня. Сила притяжения казалась раз в десять сильнее. Кожа стала очень чувствительной. Даже легкий ветерок превратился для меня в сильный ураган. Оконная рама, на которую я опирался, словно расширилась, стала больше, и с силой давила мне в руки (или же я в нее так сильно прижался). В общем, начался мой бред.
  На небе я разглядел точку, понемногу увеличивающуюся в размерах. Это была ракета. Она летела прямо на меня. Только двигалась она почему-то медленно. В первое время я даже усомнился, ракета ли это? Я не мог понять, сон это или явь. Чувство реальности исчезло с приходом ощущения "зависания". Звуки тоже стали замедленными. Появилось и чувство бесконечности.
  Я вспомнил про тот случай, когда я проснулся с повышенной температурой среди ночи, и вдруг заметил, что время вокруг замедлилось. Потом я вышел на улицу, и мне захотелось пробежаться, после чего время, наоборот, ускорилось. С тех пор прошел год. О том дне я вспоминал лишь как о кошмарном сне. Наверное, тогда я был в бреду, думал я. Никак иначе. Не может же время вот так просто взять и изменить свой привычный темп?
  Но вот оно опять замедлилось...
  Когда ракета исчезла с поля моего зрения, на крыше поднялся какой-то вой. Я взглянул наверх и увидел, как потолок пошел трещинами. Отвалился кусок штукатурки и плавно, подобно пуху, падал вниз. Из трещины показалась ракета. Я стоял, не веря своим глазам, но наблюдать за этим зрелищем не собирался. Мне вполне хватало вида ракеты. И я дал деру.
  Двигался я медленно. Так же, как и ракета. Не знаю, на сколько медленно. Может, раз в пять медленнее, чем обычно. В общем, мои движения были так же замедленны, как и мир вокруг.
  А мир ли двигался так замедленно, думал я.
  Неприятные чувства все еще не покидали меня. Но чувство реальности с приливом адреналина возвращалось. И в данный момент я не мог сказать, что замедление времени - бред. Я ощущал всю реальность происходящего.
  Худо-бедно я достиг лестницы. За спиной послышался вой, шум которого нарастал очень быстро. Взрыв ракеты, понял я. И тут же весь второй этаж осветился пламенем.
  Я на ходу обернулся. На месте падения ракеты образовалась сфера пламени. А из центра вылетали осколки разорвавшейся ракеты. Я успел увернуться, прежде чем пару осколок попали в меня. Как я уже говорил, движения давались мне с трудом. Я напрягал всю силу воли, чтобы все получилось быстрее. Еще какая-то невидимая сила стала подталкивать меня вперед. Только потом я сообразил, что это взрывная волна.
  В мою сторону летело еще несколько осколок, да и стена пламени, уже занявшая всю комнату, не отставала. А я уже был этажом ниже. Осколки пролетели мимо головы и врезались в стену.
  Спускаясь вниз, я увидел, что лестница под ногами пошла трещинами. Не дожидаясь, пока она обвалится, я спрыгнул вниз, на первый этаж. Спиной я почувствовал жар: огонь едва не достиг меня. Я падал вниз как тот кусок штукатурки - медленно.
  Едва моя нога коснулась пола, как время тут же вернулось в свое русло. Я тяжело рухнул на пол, отбив себе колени. Сверху на меня посыпались кусочки штукатурки.
  Раздался чей-то отчаянный крик. Ко мне подбежали, спрашивали, все ли со мной в порядке. Я на всякий случай проверил себя, хотя и увернулся от всех осколок. Мои друзья потом удивлялись, как я смог так удачно избежать гибели. Я буквально вылетел из огня, говорили они.
  На этот раз искажение времени заставило меня серьезно задуматься. Бредом я это больше не считал. Хотя никому не пришлось стать непосредственным свидетелем того, как я уклонялся от летевших в меня осколков, тем не менее, все сходились во мнении, что я спасся чудом. Это было доказательством того, что время действительно замедлилось.
  Известно, что во время прилива адреналина, человек начинает действовать быстрее обычного. Однако это не мой случай. Прилива адреналина во время войны мне хватило. Я знаю, что это такое. То было совсем другое.
  Взрыв забрал две жизни. Погибли наши соседки, находившиеся в подвале вместе с нами. Бомбоубежище их не спасло. Одна из них - мать-одиночка трех детей, мать моего друга. Вторая - тетя Марина. Пожалуй, единственная русская с нашей улицы, которая не уехала. Раньше у нас жило много русских семей, но после распада СССР они начали покидать Чечню, уезжая к своим родственникам по России. А она осталась. Не знаю почему. Может, ей не к кому было уезжать, или она не хотела покидать ставшие родными ей места.
  Похоронить ее было некому, поскольку из ее родственников в Чечне никого не было. Инициативу на себя взяли наши соседи. Они отнесли ее тело к старому кладбищу и похоронили там. Один из хоронившись спросил другого: "А на какой стороне Кибла?". Тот ответил: "Какая Кибла? Она же христианка!". "Зато мы мусульмане", - ответил тот. Так ее похоронили.
  
  

Глава 3

  
  Наши победили. 31 августа были заключены Хасавюртовские соглашения между Российской Федерацией и Чеченской Республикой Ичкерия. Но ощущения свободы и спокойствия нет. Кругом разбой, насилие, похищения людей, захват заложников, фальшивомонетчество, торговля наркотиками. И ко всему этому - навязывание Ислама силой. А как же принцип Ислама: "Нет принуждения в религии"? По телевизору каждый день показывают наказания Шариатским судом. Столько-то палок за пьянство, столько-то за воровство. Делают из этого чуть ли не телешоу. Словно специально для садистов. Или для того, чтобы народ стал таким. Это еще куда ни шло. Доходит и до публичного расстрела.
  В давние времена, еще перед возникновением первого мусульманского государства, пророк Муххамед и его сподвижники провели огромную воспитательную работу, подготавливая общество к новому общественному строю и морально, и духовно, и умственно, а не так, как это сделала власть Ичкерии. Каждый день убивали граждан нечеченской национальности. По городу сновали ваххабиты, уничтожая и убивая всех, кто был "неверным". Так, рядом с нашим магазином работало кафе, в котором хозяева устроили караоке. Как-то к ним зашли бородатые и упитанные мужики и потребовали убрать караоке. Это, мол, противоречит Исламу. Те не хотели их слушать, за что жестоко расплатились. Ночью в их кафе пустили снаряд из гранатомета. От кафе ничего не осталось. Вот она, свободная Ичкерия!
  Возникает вопрос: кто в этом виноват? Чеченцы, которые пережили войну, видели смерть близких, лишились своей нормальной жизни, остались без средств к существованию? Или боевики? Вообще, откуда взялись эти боевики, террористы, экстремисты? Где они находились 70 лет Советской власти? В подвалах, за границей, в спячке или на другой планете? Поскольку фантазия у представителей власти тогда была небогатая, их называли "врагами народа". После чего они были высланы. Помню, дедушка рассказывал, как он вместе с родителями ехал в поезде во время депортации. По дороге многие погибали от голода и холода. Во время остановок, тела мертвых просто выкидывали на голый снег. Из-за невозможности вывезти всех, 7 тысяч человек были просто расстреляны. В селе Хайбах около семисот человек собрали и заживо сожгли. Среди них находились столетние старики и грудные дети.
  Так кто же порождает этих "врагов народа", боевиков, террористов и экстремистов? В свое время Зелимхан Харачоевский сказал: "Я не родился абреком". Может быть, они тоже не родились "врагами народа", боевиками, террористами и экстремистами? Может, их породила война, историческая несправедливость, жестокости, которые нам Россия периодически преподносит, начиная с Петра I?
  Я перешел в 10 класс. Куда-то пропала Вера Степановна, наша учительница по химии. Я спросил у классного руководителя про нее. Та ответила, что Вера Степановна погибла во время бомбежки. Мне стало ее жаль. Ведь почти никто ее не любил, и я в том числе. Она была ну очень строгой. Все в школе даже в шутку говорили: "Когда же она помрет?". Ей было около семидесяти лет, а выглядела всегда бодрой. Все боялись опоздать на ее занятия. А раскрыть рот на уроке было равносильно самоубийству. Она ставила возмутителя спокойствия в угол и часами читала ему нотации. Ее боялись даже завуч с директором. Она любого могла заткнуть в три счета. Но вредной она не была. Во время занятий она старалась идти навстречу ученикам. Помогала с домашними упражнениями, участливо объясняла, если кто что-то не понял. С отстающими работала персонально. Я, пожалуй, не единственный, кто скорбел по ней. Вся школа, впала в уныние. Ценить Веру Степановну стали только после ее смерти.
  Зарплату учителям никто не платил. Несмотря на это, они приходили в школу и продолжали обучать детей. Ушли из школы только три учителя. Не знаю, куда они пошли. Может, зарабатывать себе на жизнь. Оставшиеся кое-как пытались заработать. Собирали с детей деньги для осуществления различных мероприятий, брали взятки за хорошую оценку. И делали это открыто, никого или ничего не опасаясь. Мы, ученики, их за это ненавидели, но спустя несколько лет, я думаю, каждый понимал, каково им тогда было. Зарплату им вроде бы обещали. Так проходил месяц за месяцем, год за годом. Никакой зарплаты. В надежде ли, в стремлении обучать детей ли, учителя продолжали ходить в школу.
  Учащиеся тоже не очень охотно посещали школу. Многие прогуливали занятия. Уроки стали скучным занятием. В классных кабинетах стояли только парты, стулья и доска. Другие условия отсутствовали. С отоплением школы были проблемы. Почти в каждом классном кабинете стояли буржуйки, обогревающие нас. Но газ бывал очень слабым, а то и вообще отсутствовал. И почему-то именно в школе. Приходилось мерзнуть. Книги ученики приобретали за свой счет. Заброшенную библиотеку, о которой я уже говорил, давно обчистили. Теперь там находилась комната для совершения намаза. Единственное помещение во всей школе, которое отштукатурили, побелили, постелили ковром, в общем, придали божеский вид. И то по инициативе властей. Раньше я не прогуливал уроки. Когда занятия стали мне наскучивать, я все реже появлялся на уроках, гуляя на улице вместе с другими одноклассниками. Учителя не жаловались за это родителям. Они и сами были не прочь "прогулять" урок.
  Помню, как-то вместо того, чтобы пойти в школу, я пошел со своим другом на гору, до которой было рукой подать. Была осень. Стоял холод. Небо хмурое. До сих пор не могу понять, зачем мы туда поплели. Может, хотели посмотреть свысока на город, или полюбоваться горой. Так или иначе, вернулись мы оттуда злые, замерзшие и мокрые, потому что по возвращению домой нас встретил обильный дождь. Один ботинок у меня порвался, и туда проникла вода. Лучше бы пошел в школу, думал про себя. Вечером у меня начался кашель, насморк, поднялась температура. Интересно, подумал я, как боевики ходили по этим горам? Неужели им не было холодно? Как они вообще держались за оружие? Везде грязь, слякоть.
  Вскоре я перестал прогуливать уроки. Дело в том, что мне начинала нравиться моя одноклассница. Очень странно. До этого я ее недолюбливал. Причем мне не нравился не только ее характер, но и внешность. Что-то мне в ней казалось отталкивающим. Время творит чудеса. Бог словно сжалился над ней и решил сделать ее красивой. Причем она была низкорослой. И тут вымахала, стала стройной и привлекательной. За ней бегала вся школа. Когда она заговаривала со мной, у меня перехватывало дыхание. Я не мог вымолвить ни слова. А она удивленно смотрела на меня, хлопая своими длинными ресницами. И каждый раз одно и то же. Я в свою очередь боялся к ней подойти, не то чтобы заговорить. Ее звали Седа. Она часто снилась мне во сне. Я хотел найти повод с ней заговорить, но при встрече с ней я замирал как столб. Видя мое поведение и понимая, в чем дело, она лукаво мне улыбалась, что просто сводило меня с ума. Я в первый раз влюбился.
  Седа перешла в наш класс в прошлом году. До этого она была в параллельном классе. Тогда я даже не знал ее имени, да и знать не хотел.
  В десятом классе я с ней так и не заговорил. Мне не хватило духу. Никому из своих одноклассников я не рассказал об этом. Считал, что меня обсмеют. Как такое возможно? - думал я. Совсем недавно за мной ходили толпы моих одноклассниц, и я свободно мог с ними вести беседу. Да и сейчас я нормально с ними общался. А с Седой - совсем другое дело.
  Учебный год закончился. Начались каникулы. Летом я встретил Седу недалеко от нашей школы. Она выглядела просто шикарно. Заметив меня, она остановилась, сняла солнцезащитные очки и, улыбаясь, сказала:
  - Привет!
  - Привет! - ответил я и просиял. Мне хватило того, что она просто со мной поздоровалась.
  Седа улыбалась, и ждала, пока я первый заговорю. Я промямлил что-то нечленораздельное, и пошел дальше. За спиной почувствовал ее удивленный взгляд на себе.
  "Вот идиот! - думал я про себя. - Взял и просто ушел! Что же она подумает? Надо было спросить: "Как дела?", "Что нового?".
  Несмотря на эту глупость, я был рад увидеть ее. В первый раз она со мной поздоровалась.
  В нашем магазинчике теперь дела шли немного лучше. Конечно, нам было очень далеко до того результата, которого мы добились до войны. Можно сказать, мы снова начинали с нуля. Тех поставщиков, что были раньше, не было. Почти все они уехали за границу. Приходилось искать новых.
  Магазин располагался в Микрорайоне, в центре базарчика. Народу здесь ходило много. Но все они проходили мимо. Их, в основном, интересовали продукты. В день, магазин посещали, в среднем, три десятка человек. Раньше же отец не мог спокойно передохнуть от наплыва клиентов.
  Брат открыл видеосалон в небольшом ларьке, там же, в Микрорайоне. Сначала дела шли очень плохо. Были только сплошные убытки. Через год его видеосалон был известен на весь Микрорайон.
  Я часто думал о тех двух случаях, когда время замедлилось. Бывало, сяду, и пытаюсь вызвать чувство "зависания", чтобы изменить темп времени. Я закрывал глаза, представлял себе прямую тропу, пытался вспомнить тот неприятный звук, ощущение давления и бесконечности. Несколько раз у меня получилось "вызвать" эти ощущения. Лишь на короткое время. Ощущения едва начинали появляться и тут же исчезали. Когда не получалось с ощущениями, пробовал замедлить время. Сидел, можно сказать, часами, чтобы у меня что-нибудь вышло. Хотя бы на мгновение. Все мои старания оказались тщетными. Ничего не получалось.
  Однажды мать застала меня перед этим занятием и спросила:
  - Что ты делаешь?
  - Медитирую, - быстро ответил я. - В книге вычитал.
  - А, - произнесла она и ушла по своим делам.
  После каждой такой "медитации" я махал на это рукой, считая сие занятие пустой тратой времени. Но спустя какое-то время, вновь загорался воодушевлением, и каждый раз мне казалось, что на этот раз должно получиться. И вновь неудача.
  А если замедление возникает в момент опасности? думал я. Мне уже приходилось слышать о таком. В такие моменты время, как и в моем случае, замедляется для того, кто попал в какую-то опасность. Хотя, когда я проснулся ночью во время первого замедления времени, никакой опасности не было. Как такое объяснить?
  Время - странная штука. Оно тянется невыносимо долго, когда ты за ним следишь. А когда ты чем-нибудь себя занимаешь - бежит очень быстро. В детстве время для нас течет медленно, а с возрастом оно ускоряет свой темп. В момент опасности оно замедляется, а во сне, когда мы спокойны и расслаблены, буквально пролетает. На этом я сделал вывод. Есть два времени: внешнее, то, по которому неизменно движет вперед весь мир, и внутреннее, человеческое, которое может меняться в зависимости от состояния человека. Каким-то образом я смог замедлить свое внутреннее время. Но чем связана болезнь и замедление времени? Может, болезнь как-то влияет на ту часть мозга, которая отвечает за чувство времени? Что-то подобное я видел в фильме "Феномен" с Джоном Траволта в главной роли. У главного героя появился дар телекинеза. Под конец фильма выяснилось, что у него злокачественная опухоль мозга. Что, если у меня то же самое?
  Такая перспектива меня совсем не радовала. Но все шло к этому. Странные неприятные ощущения, "зависание", замедление времени. Такое может быть связано только с повреждением мозга. Так мне, по крайней мере, казалось.
  Кошмар с тропой приснился мне опять. Снова неприятные ощущения. Если бы я проснулся, то, вероятно, заметил бы, как время изменило свой темп. Я вспомнил про свой сон лишь спустя какое-то время после того, как проснулся.
  Лето закончилось. Начался учебный год. Мне не терпелось вновь увидеть Седу. На этот раз надо с ней заговорить. Я примерно заготовил речь, которой начну разговор. Короче, был настроен оптимистически. Увы. Когда я ее встретил, история повторилась. Я остолбенел и не мог вымолвить ни слова.
  "Как же она вообще захочет со мной говорить? Я веду себя как хлюпик!"
  Надо было что-то делать. Идет последний учебный год, а я еще с ней не заговорил. Потом буду за это корить самого себя.
  Для этого я выбрал необычный способ. Я стал учиться лучше, чтобы хоть чем-то выделиться. Раньше я не очень-то любил учебу. Да и оценки у меня были не самыми лучшими. Я даже не помнил, когда в последний раз делал домашнее задание. Для того чтобы успевать, мне надо было прочесть учебники за прошедшие три года (после событий ноября 1994 года в учебники уже мало кто смотрел). Тем не менее, я взялся за это. Приобрел учебники за восьмой, девятый и десятый классы, и стал зубрить. Выучить все эти книги у меня, конечно, не было времени, да и нервов. Приходилось учить основные предметы. Даже не учить. Прочитывать. Я не пропускал ни одно домашнее задание. Чтобы у меня больше хватило на это времени, я отказался от вечерних прогулок с друзьями. Конечно, не совсем. Лишь в меру. Можно сказать, я превзошел себя. Раньше я так усердно еще никогда не учился. Мои одноклассники, да и не только они, были удивлены моей переменой. Меня стали просить помочь выполнить то или иное задание. Однако за других задания я не делал. Тогда Седа точно посчитала бы меня слабаком. Я им просто помогал. Мной уже заинтересовались другие девушки. Они стали искать повод лишний раз заговорить со мной. Хотя не знаю, что именно им было нужно: я или мой ум.
  Мои старания оказались тщетными. Седа не изменила своего отношения ко мне. Наоборот, я ей стал безразличен. Будто я этим самым показал себя с худшей стороны. Я не мог понять, почему она стала такой. Может быть, у нее появилось еще больше поклонников, и я уже был ей совершенно неинтересен?
  Между тем, мой интерес к учебе возрос. Учеба уже не стала для меня как нечто обязывающее. В начальных классах я учился хорошо. Со временем, особенно после войны, мой пыл угасал. И вот, я вновь стал получать хорошие отметки. Стремление подняться в глазах Седы подтолкнуло меня взяться за ум. Это пошло мне на пользу. Раньше меня абсолютно не интересовали такие предметы, как физика, химия, алгебра, геометрия. Сейчас же это были мои любимые предметы. Если бы не это обстоятельство, я бы не окончил школу с отличием. Но кто мог подумать, что в будущем эти познания будут абсолютно бесполезными, когда миром правит не ум, а деньги. Я знаю многих моих одноклассников, которые окончили школу с отличием, однако почти никто из них не получил хорошую работу. А кое-кто вообще не работал. Элитой стали самые закоренелые двоечники.
  На нашей улице поселились новые соседи. Это была вполне нормальная и спокойная семейка. Муж и жена, обоим лет под пятьдесят, и их дети, почти мои ровесники: дочь и сын.
  Муслим был на полтора года старше меня. Он говорил, что раньше они с родителями жили в центре. После начала военных действий они уехали в село, а после - в Волгоград. Там и жили до сих пор, у родственников, пока не приехали обратно. От их квартиры в центре города, да что там квартиры, целого пятиэтажного дома, остались только одни голые стены. Пришлось временно поселиться в пустующем доме, пока их дом не восстановят, или же пока они не найдут новое жилье. С хозяином пустующего дома они были знакомы. Он сам предложил им этот дом, поскольку не хотел, чтоб он пустовал.
  Мне сразу понравился Муслим. Я быстро нашел с ним общий язык. В нем преобладали отзывчивость, ум и хорошее чувство юмора. Мы даже нашли общее занятие - видеосъемки. Дело в том, что у моего отца была видеокамера, и она стала впоследствии для меня самым неотъемлемым предметом. Особенно после того, как я познакомился с Муслимом. Помимо съемок, мы занимались монтажом, придумывали разные скетчи и короткометражные фильмы, озвучивали на свой лад известные голливудские фильмы. А после, сами смотрели свое творение и смеялись. Остальных наших общих друзей мы тоже втянули в это занятие. Однако такого рвения, как у нас с Муслимом, у них не было. На первых порах это было лишь увлечением. Со временем оно переросло в навязчивую идею. Мы с Муслимом мечтали открыть свою киностудию.
  Нашей съемочной площадкой был пустующий домик у Зелима. Излюбленной темой у нас стал фантастический фильм "Смертельная битва". Мы придумывали одежду персонажей фильма и начинали снимать наши "смертельные битвы", дубль за дублем.
  Камера, можно сказать, теперь перешла ко мне, от отца к сыну. Раньше, до войны, отец часто делал видеосъемки. Он снимал любое, даже маленькое, событие, не говоря уже о свадьбах всех родственников вплоть до седьмого колена. Этих приятных видео-воспоминаний у нас набралась целая куча. Отец хранил видеосъемки в специальном сейфе (из-за которого произошла вышеупомянутая мной история с зачисткой). После войны желание делать съемки у него пропало. Какие могут быть приятные воспоминания в период войны? Поэтому он оставил камеру мне. К счастью, старший брат на уже мою видеокамеру не претендовал. У него появились дела поважнее. Его видеосалон процветал. Он едва успевал делать поставки, как товар тут же уходил на руки. Надо отдать ему должное, он съел на этом собаку. Многие уже узнавали его видеосалон по одному названию. Даже налоговую инспекцию было не так трудно обмануть, когда речь заходила о доходе. Я сам обслуживал целую толпу клиентов, поскольку иногда замещал работника брата, когда тот отсутствовал из-за болезни или по какой-то другой причине.
  Благодаря Муслиму, я снова стал совершать намаз. Хотя я делал его и раньше, но тут же бросал. Раньше мне мало было известно о молитве, да и вообще, об исламе. Муслим просветил меня во многом. Мне стало известно, что намаз - это неотъемлемая часть веры, и без нее ты не можешь считаться мусульманином.
  Муслим был очень начитанным. Особенно его интересовала мусульманская литература, с которой он делился со мной. Не могу винить его в том, что я чуть не пошел на войну против федеральных войск, поскольку был еще молодым и неопытным. Мы оба были.... Впрочем, об этом я расскажу чуть позже.
  Нельзя сказать, что я стал религиозным фанатиком. Или "ваххабитом". Люди очень часто путают ваххабизм с истинной верой. Кто-то из чувства неприязни к мусульманам, кто-то из-за неполноты знаний в этой области, а кто-то просто для самообмана, чтобы не утруждать себя ежедневными молитвами. В общем, я был неполноценным мусульманином, хотя другие считали иначе. Моя тетя даже назвала меня ваххабитом. В шутку, конечно. Но, как говорится, в каждой шутке - доля шутки.
  Я рассказал Муслиму о Седе. Он был единственным человеком, кому я о ней рассказал. Я выдал ему все. О том, как цепенел, когда она со мной заговаривала, как ради нее стал учиться лучше, и как впоследствии она махнула на меня рукой.
  Муслим смеялся не переставая.
  - Я ему сокровенную тайну выдаю, - не выдержал я, - а он смеется!
  - Прости, - произнес он сквозь смех, - просто никогда не слышал ничего глупее.
  - Станешь взрослее - поймешь меня.
  Наконец, Муслим подавил последний приступ смеха и спросил:
  - А ты на нее махнул рукой?
  Я не сразу нашелся с ответом:
  - Э-э-э... Наверное...
  - То есть, ты решил сдаться?
  - Ну почему сразу сдаться?
  - Так да или нет?
  - Думаю, ответ очевиден.
  - Ну тебе она все-таки нравится?
  - Конечно! Зачем, думаешь, я тебе тут душу изливаю?
  - Хорошо. Знаешь, где живет твоя ненаглядная?
  Я взглянул на него с подозрением.
  - А зачем тебе это?
  - Не волнуйся, отбить ее у тебя я не собираюсь.
  - Допустим, знаю.
  - Тогда пойдем к ней?
  Мои глаза округлились.
  - Ты чего, с дуба скатился? Как мы к ней пойдем? Постучимся и спросим ее родителей: "Можно ли нам одолжить вашу дочь на время?"?
  - Да нет, почему? Просто постоим рядом с ее домом, разведаем, что к чему. А если она выйдет, мы как бы случайно проходили мимо, и, заметив ее, поздороваемся. Вернее, ты поздороваешься. А там, гляди, вы с ней и сойдетесь.
  Я замотал головой.
  - Нет. Плохая затея. К тому же, почему ты уверен, что она вообще выйдет?
  - Не выйдет - в следующий раз пойдем.
  - Да зачем это все? Я сам с ней в школе заговорю.
  - Ты вроде махнул на нее рукой, если не ошибаюсь. - Он хлопнул меня по плечу. - Не дрейфь. Я тебе помогу.
  - Ты так говоришь, словно каждый день этим занимаешься.
  - Я каждый день занимаюсь тем, что действую, а не языком треплю.
  - Да ты философ! - засмеялся я. - Ладно, уговорил. Когда идем?
  - Пошли сейчас.
  - Сейчас? - Я заколебался. - Может, завтра?
  - Ага. А завтра ты опять найдешь какой-нибудь повод не ходить.
  - Ты просто невыносим!
  - Привыкай!
  Седа жила в нескольких кварталах от нас. Я раньше пару раз видел ее, проходя мимо ее дома, когда еще не знал, что она там живет.
  Через какое-то время мы прибыли на место. Дом почти ничем не отличался от соседних домов - скромный и однообразный. Ворота были закрыты. На улице - ни души. Только мы одни. Я почувствовал себя неуютно около ворот чужого дома.
  - Слушай, - сказал я, - мы тут стоим у дома совершенно чужой улицы. Кто-нибудь нас увидит, подумает, что мы грабители какие-нибудь.
  Муслима это развеселило.
  - Ну знаешь! Я понимаю, если бы мы тут ночью ошивались. До нас никому дела нет! Чего ты беспокоишься?
  - А Седа что подумает, когда она нас тут застанет?
  - А что подумает? - развел он руками. - Подумает, мимо проходили.
  - Давай хотя бы от дома отойдем.
  - Это можно.
  Мы отошли немного в сторону от дома, чтобы при выходе из него нас не было видно, и стали ждать. Так мы простояли целый час. Из дома никто не выходил. Я начал терять терпение.
  - Слушай, - сказал я, - пойдем домой. Я сомневаюсь, что она вообще дома.
  - Еще немного подождем.
  - Мы зря только время потеряем. Говорю тебе, там не только ее, там вообще никого там нет.
  - Откуда ты знаешь? Сейчас постучимся и выясним.
  Он повернулся идти, но я быстро схватил его за руку.
  - Ты что, с ума сошел?!
  Муслим рассмеялся.
  - Да шучу я.
  - Эти твои шуточки! Пойдем уже! Потом придем.
  - А когда это твое "потом" будет?
  - Мы что, весь день тут простоим? Можем еще ночевать будем?
  - Если надо - заночуем. Мне уже самому интересно, как она выглядит.
  - Если надо - ты и...
  - Беслан? - услышал я голос Седы.
  Я опешил, не понимая, откуда донесся голос. Сначала я подумал, что мне послышалось. Взглянув за спину Муслима, я увидел ее. Она стояла напротив ворот своего дома. Должно быть, она вышла, услышав на улице наш разговор.
  Мне польстило, что она знает мое имя.
  - Привет! Ты что тут делаешь?
  Я как всегда остолбенел и был не в силах вымолвить ни слова. Дул легкий ветерок, из-за чего домашнее платье, одетое на ней, плотно прилегало спереди, выделяя контуры ее тела. Это совсем выбило меня из колеи.
  "Соберись! - сказал я сам себе. - С тобой же Муслим! Пусть он не думает, что ты слабак!"
  - Привет, Седа! - услышал я собственный голос. - Да я... это... мимо с моим другом проходил. Думаю, вдруг Седу увижу.
  Муслим глянул на меня. В его взгляде читалось: "Что ты несешь?!"
  Действительно, что я несу? Я же себя почти выдал!
  Седа, казалось, не совсем поняла, что я имел в виду, но мило улыбнулась. Я уже не знал, как выбраться из этой неудобной ситуации, которую сам же создал. И тут на помощь пришел Муслим:
  - Это ты про нее говорил, когда мы шли мимо ее дома?
  - Э-э-э... да, - ответил я.
  Он обнял меня за плечо и подошел вместе со мной к Седе.
  - Он мне говорит, - сказал он, обращаясь к Седе, - здесь живет моя самая красивая одноклассница. А я ему, может, зайдем, поздороваемся. А он такую истерику закатил, ты что, с ума сошел, и все такое прочее. Шуток не понимает. - Он подмигнул ей.
  Улыбка Седы стала еще шире. Было заметно, как она покраснела.
  - А я разговоры услышала, - заговорила она, - подумала, отец вернулся.
  Муслим незаметно ткнул меня в бок, мол, открой рот.
  - Как дела? - спросил я ее.
  - Отлично! Ты, оказывается, умеешь говорить?
  Я не нашел, что ответить. На помощь опять пришел Муслим:
  - Представь себе! Я сам удивился, когда оно заговорило!
  Седа засмеялась. Это сняло мое напряжение. Я и сам засмеялся. Муслим оставался невозмутимым, словно он сказал что-то серьезное.
  - А вот этот длинный язык, - сказал я, указывая на Муслима, - принадлежит моему другу, Муслиму.
  - Очень приятно, - улыбнулась она. Затем повернулась ко мне. - А как твои дела?
  - Нормально.
  - Мы с тобой даже не разговаривали толком. Только привет и пока.
  - Да я, это... никак не решался к тебе подойти.
  - А почему? Я же не кусаюсь.
  - А ко мне ты сразу решился подойти, - вставил Муслим, - когда мы только познакомились.
  - Ну ты же не Седа, - толкнул я его слегка.
  - Будь я Седой, ты бы мне проходу сделать не давал.
  Мы все дружно рассмеялись.
  Обменявшись еще несколькими словами с Седой, мы с Муслимом ушли, поскольку с минуты на минуту должен был приехать ее отец.
  - Видишь? - сказал Муслим, когда мы возвращались домой. - Все не так уж и плохо. Неудивительно, что тебе она так нравится. Может, ты промолвишь ей обо мне словечко, если у вас с ней ничего не получиться?
  - Закати губу обратно. На этот раз я ее не упущу. Завтра же начну с ней сближаться.
  - Ловлю на слове.
  Весь остаток дня я чувствовал себя на седьмом небе, хотя мы с Седой просто перекинулись несколькими фразами. Мне этого было вполне достаточно. Главное, я с ней поговорил.
  Однако на следующий день во мне проснулась ревность. Что, думал я, если она стала такой любезной из-за Муслима? Может, ее заинтересовал он, а не я? Раньше она даже не обращала на меня внимания, а тут возьми, и вдруг стала разговорчивой. Другой голос в моей голове пытался найти оправдание. Она же вначале заметила МЕНЯ, не Муслима. И не проигнорировала, а поздоровалась. Хотя с чего бы ей меня игнорировать? Это же глупо. Другое дело - в школе.
  Я никак не мог успокоиться, прокручивая все это в голове. Через полтора часа надо идти в школу. Заговорив с ней сегодня, я все и выясню.
  Пошел я в школу чуть раньше положенного, чтобы застать Седу до начала уроков. Я специально не подходил к своим одноклассникам, и вообще, старался находиться вне их видимости. Не хотел, чтобы они нас с Седой отвлекали, когда я с ней заговорю. Говорить об этом легко, но я даже представления не имел с чего, собственно, начать разговор. Я очень волновался этой встрече. Старался успокоить себя тем, что это не свидание, а просто встреча.
  Заметив идущую ее вдалеке, мое волнение усилилось. В конце концов, оно переросло в панику. Мне хотелось убежать, спрятаться. Вдруг я опять ляпну какую-нибудь глупость? И тогда она точно решит, что у меня не все в порядке с головой. К тому же, я был не готов с ней заговорить.
  К счастью, рядом проходил ученик с параллельного класса. Я едва был с ним знаком, но я поздоровался с ним так, будто он был моим близким другом. Он даже был удивлен моему столь радушному "Салам алайкум!". Отойдя с ним в сторонку, я начал с ним бытовую беседу. Я встал спиной, чтобы Седа меня не заметила. Ничего, думал про себя, позже найду какой-нибудь повод с ней заговорить. Например, на перемене...
  - Привет, Седа!
  Это был мой "друг". Видимо, он был с ней знаком, и, когда она проходила мимо, поздоровался с ней.
  Я повернулся к ней.
  - Привет, Руслан! - ответила она.
  Седа взглянула на меня, ожидая, что я с ней тоже заговорю. Меня опередил Руслан:
  - Ну что, наша договоренность еще в стиле?
  - Конечно. - Она улыбнулась.
  "Какая договоренность? - думал я. - Что у нее с этим... Русланом?"
  - Тогда я буду с нетерпением ждать.
  - Ага. Увидимся на перемене.
  - Давай.
  Седа еще раз бросила в мою сторону взгляд и ретировалась. Или мне показалось, или в ее взгляде было разочарование. Однако меня беспокоило не это. Какой-то Руслан прямо передо мной предложил ей встретиться. А Седа совсем даже была не против.
  Я, убитый, пошел на занятия. Мне так и хотелось схватить этого Руслана, и вытрясти из него всю душу. Не то, чтобы на словах, а на самом деле. Застать его как-нибудь одного, и объяснить, что он сел не на тот автобус. Я едва сдерживал себя, чтобы не осуществлять эту глупую мысль. Но что делать? Я не мог успокоиться. В первый раз я встретил девушку своей мечты, а тут кто-то преградил мне путь.
  В классном кабинете было шумно, поскольку учитель по истории еще не пришел. Звонок прозвенел еще минут пять назад. Седа оживленно беседовала с Аминой, нашей одноклассницей. Наверняка обсуждают этого Руслана. Я с отвращением отвернулся, как будто они говорили о каких-то неприятных вещах.
  Вскоре появился учитель. Я часто поглядывал в сторону Седы. Она с Аминой не переставала шептаться о Руслане (я так, по крайней мере, думал). Нашли тему для разговора во время урока!
  Прозвенел звонок. Все пошли на перемену. Седа вышла вместе с Аминой.
  "Ага, - подумал я, - пошла показывать ей своего ненаглядного!"
  В коридоре я увидел всех троих: Седу, Амину и Руслана. Они стояли и мило общались. Долго на это смотреть я уже не мог, и ушел куда подальше.
  Все, думал я, с Седой покончено. Пускай встречается с кем хочет. К тому же, Руслан наверняка не единственный ее ухажер. За ней, должно быть, стоит целая очередь. Не зря она меня игнорировала. Я ее просто не интересовал. А Муслим ее заинтересовал. Поэтому она и была вчера такой любезной.
  В общем, я опять махнул на Седу рукой. Какого было мое удивление, когда я услышал, как она окликнула меня. Я шел в это время домой, после уроков.
  Я оглянулся. Седа махала мне рукой, прося подождать ее. Я огляделся вокруг, чтобы убедиться, что рядом нет других Бесланов, которых она звала. Таких, конечно же, не оказалось. Я был единственным Бесланом.
  Я ждал, пока она подойдет. За это время, пока она шла ко мне, в моей голове пронеслись десятки мыслей по поводу того, для чего она меня остановила. И все они касались Руслана. Вот именно. Руслана. Ведь я с ним стоял утром, разговаривал. А, поскольку она с ним встречается, у нее есть о чем меня спросить относительно него. Или же попросить сделать, или передать ему что либо.
  - Извини, что тебя остановила, - сказала она с ходу. - Я хотела кое о чем тебя спросить. Тебе же прямо идти, да?
  - Да, - холодно ответил я.
  - Тогда нам по дороге.
  Мы двинулись с ней по широкой улице.
  - Это касается Руслана, - произнесла она.
  Ну конечно! Как я и думал. Для полного счастья ей осталось только попросить меня свести их вместе брачными узами.
  - Ты же с ним знаком?
  - Нет. - Я старался, чтобы в моем голосе читалось максимум безразличия. - Я даже имя его забыл, пока ты его не назвала.
  - Серьезно? - На лице ее было разочарование. - Жаль... А то я хотела кое что спросить у тебя. У него самого я, конечно, это не могу спросить. Ну... знаешь... это относительно Амины.
  - В смысле? - не понял я.
  - А ты не знаешь?
  - Что я не знаю?
  Седа рассмеялась.
  - Ну, раз ты действительно с Русланом едва знаком, то неудивительно. Иначе бы он тебе рассказал.
  Я посмотрел на нее вопросительно.
  - Ладно, - улыбнулась она. - Не буду тебя томить. Дело в том, что Руслан просил меня познакомить его с Аминой. Я их свела на перемене. Амине он понравился, только ей почему-то сбрело в голову, что он уже с кем-то встречается. Вот я и хотела тебя спросить, не встречается ли он с кем.
  С меня словно сняли тяжелый груз.
  - Да-а-а, - протянул я, - как у вас все сложно. Я-то думал, Руслан твой парень.
  - Руслан? - Она хихикнула. - Нет, только не Руслан.
  После небольшой паузы, я спросил:
  - А ты с кем-нибудь встречаешься?
  - Ну-у-у... я встречаюсь кое с кем, но это так, чтобы убить время.
  - То есть, свою половину ты еще не нашла?
  - Нет. Не нашла. И вообще, я не верю в эти сказки про любовь. Люди забивают себе голову всякими глупостями и думают, что они влюблены.
  - Ты хочешь сказать, что я глуп?
  - О чем это ты?
  Она смотрела на меня, хлопая своими длинными ресницами.
  - Ладно, - произнес я, - проехали.
  Какое-то время мы шли молча, каждый думая о своем. Не знаю, о чем думала она. Все бы отдал, чтобы это узнать. А я думал о том, как бы ей намекнуть, что она мне нравится. Ее взгляд о понятии любви меня насторожил. Как она отреагирует, если я ей признаюсь в своих чувствах? Вдруг она видеть меня после этого не захочет?
  - Скоро учебный год закончится, - заговорила Седа, - и прощай школа.
  - А мы с тобой познакомились только сейчас, - вставил я.
  - И почему же?
  - Даже не знаю. Я хотел с тобой заговорить, но в последнее время ты как будто меня игнорировала.
  - Я? - На ее лице читалось удивление. Может быть, притворное. Не могу точно сказать. - Когда это было?
  - Ну, когда я серьезно взялся за учебу.
  - А, это? - Она опустила взгляд. - Я решила, что ты пытаешься привлечь мое внимание. Только я не хочу сказать, что так оно и было. Просто многие парни выделывались передо мной, пытаясь выделиться среди других то деньгами, то мускулами, то умом. А это меня, честно говоря, уже достало. Я не переношу, когда человек не искренен. Надо принимать его таким, какой он есть.
  - Сейчас ты, надеюсь, так не думаешь? - слукавил я.
  - Нет. Ты не похож на остальных.
  Мы беседовали еще минут двадцать, пока не дошли до ее дома. Попрощавшись с Седой, я пошел домой.
  Надо было все-таки признаться ей в своих чувствах, думал я. Лучше сразу все расставить на места. Если она и не захочет после этого меня видеть - пусть. Зато я буду спокоен, зная, что она не оставила мне выбора. В лучшем случае, мы начнем встречаться. Точнее, возможно бы встречались. Если бы только... Но все сложилось иначе. Я так и не поговорил с ней больше на эту тему. Как я хотел тогда все изменить.
  
  

Глава 4

  
  Учебный год закончился. Пришло время искать работу. Поступать в ВУЗ я не спешил. Хотя моей мечтой было поступить на режиссерский факультет, я пока решил оставить это для "лучших времен". То есть через два-три года, когда восстановят ЧГУ, и вообще, когда в город вернется цивилизация. Пока что властям было не до восстановлений. Ситуация в Чечне накалялась. Вернее сказать в Ичкерии. Ваххабизм разрастался подобно вирусу. Продолжались похищения людей. По новостям почти ли не каждый день сообщали о столкновениях ваххабитов то с властями, то с местными жителями. "Экстремисты" тоже не дремали. То налет на местное телевидение, то покушение на президента Аслана Масхадова, то еще что-то. Дошло до того, что президент ввел на территории Ичкерии чрезвычайное положение, а в Грозном - комендантский час. Война продолжалась. Только уже со своими. На своей же земле. А кто-то в России радовался, наблюдая за всем этим со стороны, говоря, мол, пускай друг друга поубивают.
  Мало кто любил в то время Масхадова. Я и моя семья невзлюбили его еще до избрания президентом. Большая часть моих одноклассников голосовала за Масхадова. Когда его избрали президентом, просто ликовали от радости. Со временем все изменилось. Уже мало кому нравилась политика нового президента. Говорили, что он играет на Россию, идет у них на поводу. Что ж, может, так оно и было. Впрочем, кто бы мог подумать, чем ему обернется его выслуга?
  Мы с Муслимом думали над тем, чтобы начать свое дело. Например, открыть фирму, где будем принимать заявки на съемки свадеб и торжеств. Камера у нас уже была, необходимая аппаратура тоже. Для осуществления этой идеи нам нужны были деньги. Поэтому пришлось придумать что-то другое, куда не надо вкладывать много денег.
  Думать пришлось недолго. У моего дяди была пустующая квартира на первом этаже в центре города. Он хотел сдать ее в аренду под магазин или кафе. Я сказал ему, что хотел бы там работать. Конечно, не за бесплатно, а отдавая арендную плату. На что дядя ответил: "Открывай там что хочешь. А про арендную плату забудь".
  В общем, мы с Муслимом открыли там кафе. Нам пришлось хорошенько повозиться, сделать ремонт, приобрести все необходимое, найти работников. Муслим мне в этом помог. Можно сказать, основную работу сделал он. Так как помещение нашел я, он считал себя обязанным найти все остальное. На все приготовления у нас ушло почти полгода. К концу года кафе было готово. Чтобы привлечь клиентов, мы приглашали в кафе наших друзей и знакомых. А они приводили туда своих друзей и знакомых, а те - своих, и так далее. Результат получился неплохой. Уже через месяц наше кафе было известно по всей округе. Мы с Муслимом любили посидеть в своем детище. Мы постарались придать кафе максимум уюта и чистоты, не то, что в остальных кафешках, в которых даже близко не пахло гигиеной. В работе нам помогали отец с дядей. Кто-нибудь из них приходил почти каждый день что-то предложить, посоветовать или просто, чтобы посмотреть, как идут дела.
  По будням мы с Муслимом весь день пребывали в кафе, или где-нибудь рядом с ним, следя за порядком. Прибыль у нас была неплохая. Мы ее тут же пускали на улучшение кафе, стараясь поменьше тратиться на собственные нужды. У нас появилось много новых знакомых в центре города. Нам так понравилось на новом месте, что даже после работы не хотелось возвращаться домой. В центре всегда было людно, каждый день новые лица, новые знакомства. Мы всегда были в центре событий, о новостях узнавали первыми. Скучать не приходилось. Я даже думал о том, чтобы снять в центре квартиру и жить там. Мать с отцом идею не одобрили. Им и так не нравилось, что я долго задерживаюсь после работы в центре.
  Возникали и неприятности. Как-то к нам пришел один клиент, занял отдельную кабинку, сделал заказ и долго оттуда не выходил. Наши официантки стали нервничать. Вскоре клиент вышел оттуда, пьяный в стельку. Спиртное мы не продавали (упаси Аллах). Видно, он принес спиртное незаметно с собой. За распитие алкогольных напитков в это время наказывалось шариатским судом. Клиент, пошатываясь, вышел из кафе. Никто из нас его не тронул. Пускай себе тихо уходит, думали мы. А за заказ он оплатил ранее.
  На следующий день, вечером, к нам в кафе ворвались вооруженные люди, стали утверждать, что мы продаем спиртные напитки и потребовали немедленно все выложить на прилавок. Мы с Муслимом пытались их убедить, что спиртного мы не продаем. Те даже не хотели нам верить. Они стали обыскивать все кафе в поисках спиртного, оставляя после себя погромы. При попытке Муслима остановить их, один грубо оттолкнул его в сторону, от чего Муслим повалился на землю. Но это его не остановило. Он вскочил с места и двинулся на обидчика кулаками. Удар пришелся тому прямо в лицо. Мужчина издал удивленный стон. Я полез остановить Муслима, поскольку с вооруженными людьми лучше не шутить. Те в свою очередь решили, что я собираюсь распустить руки, и двинули меня прикладом по затылку. Я почувствовал острую боль. В глазах все поплыло. Я упал. Не знаю, сколько я провел без чувств, но когда пришел в себя, увидел, как Муслима избивают сразу трое. Я попытался встать и остановить их. Они увидели, что я пришел в себя, и направили на меня свои автоматы.
  И тут в дверях показалось несколько других вооруженных людей в военной форме. Я узнал их. Это были люди из охраны Масхадова. Поскольку президентский дворец был недалеко от нас, они были нашими частыми посетителями. Мы с Муслимом успели с ними сдружиться. К счастью для нас. Иначе не представляю, чем бы все закончилось. Видимо, их привлек шум в кафе.
  При виде охраны Масхадова, наши обидчики остыли. Нас отпустили. Началось выяснение обстоятельств кто в чем виноват.
  - Они продают спиртные напитки, - заверил тот, кто меня стукнул.
  - Спиртные напитки? - удивился Мовсар, мой друг из охраны. - Я знаю этих парней. К тому же мы постоянно у них бываем. Поверьте, они спиртные напитки не продают.
  - Были свидетели, которые сообщили мне, - не унимался тот, - что из их кафе вышел абсолютно пьяный человек.
  - Он пришел со своим! - вмешался я.
  - А вы, значит, его пустили? Мои источники не врут!...
  - Твои "источники" просто стукачи, - не выдержал Мовсар. - Убирайтесь отсюда, и чтобы вас я вас тут больше не видел!
  Перечить охране Масхадова они не посмели и молча, скрежеща зубами, ретировались.
  - Вам стоит быть осторожнее в наши дни, - уже после говорил нам Мовсар. - Каждый второй ходит с оружием в руках. И если ты безоружен - считают, что с тобой можно сделать все что угодно.
  - И что же, - сказал Муслим, - нам теперь вооружиться?
  Я понял, что Муслим сказал это не в серьез, но Мовсар вполне серьезно ответил:
  - Так будет лучше для вас. Купите автомат и держите его на видном месте. Дайте клиентам понять, что у вас есть оружие. Беда одна не приходит. Тут еще эти "бородатые" везде ходят, ищут на свою задницу приключений. Зайдут к вам, увидят магнитофон и найдут повод прикопаться, мол, это шариату противоречит. Я вам помогу достать нормальный "калаш". Вы только скажете.
  Совет Мовсара был дельным. Действительно, с оружием мы будем чувствовать себя безопаснее. В те дни достать его не составляло никаких проблем. Оно продавалось почти ли не за каждым углом.
  Приобрели мы оружие через Мовсара, и в тот же день поставили его на видном месте. После работы мы с Муслимом любили пострелять из него. Раньше я ни сразу не держал автомат в руках. Как-то не доводилось. И оружием я не особо увлекался, в отличие от моих сверстников. Держа его в руках, я чувствовал некий прилив сил, словно в моих руках находился весь мир. Правда, до войны я еще стрелял пару раз из двуствольного ружья деда. Мне тогда было лет двенадцать. Помню, я чуть не упал от сильной отдачи. После смерти деда, двустволка перешла к моему отцу. А во время войны от нее пришлось избавиться, если только ты не собираешься воевать против федеральных войск.
  Ситуация на Северном Кавказе была нестабильной, в любой момент готовая вновь перерасти в войну. Боевики перешли в наступление. И объектом они выбрали Дагестан. В принципе, в этой республике были свои ваххабиты. И "контр-террористическая" операция могла бы проводиться там. Точнее бомбовые удары. Почему ее начали у нас? Не понятно.
  В последнее времяМуслим все чаще стал говорить о священной войне, то есть о джихаде. "Это долг каждого мусульманина" - говорил он. Еще он говорил, что после смерти на джихаде душа праведника сразу попадает в рай. Билет в рай, так сказать, будет уже у тебя в кармане. А если ты не пошел на джихад, то ты приравниваешься к неверным. Наказание неверным - вечные муки ада. Он еще много что говорил. Я и сам читал об этом в той литературе, которую он же мне дал. О джихаде Муслим заговорил после того, как познакомился с Абу-Бакаром. Это был очень богобоязненный человек, много знающий про Ислам. Особенно про джихад. Он, можно сказать, изменил мое отношение к миру. Он часто приходил к нам в кафе и начинал учить уму-разуму. Я слушал его с интересом. Он умел хорошо рассказывать. Его приятно было слушать. Он никогда не повышал голос, был очень приветлив и тепло к нам относился. Я многое узнал от него про джихад. Хоть берись за оружие - и в бой. В тот момент я был уверен: мы рождены, чтобы умереть на джихаде. Нас с Муслимом мало интересовало откуда он, где живет, чем занимается. Очень зря. Потому что он пришел к нам неспроста...
  - Чеченцы шли на войну в 1994 году за свободу, при этом утверждая, что они идут на джихад, - говорил Абу-Бакар. - Джихад - это не война за свободу, а война на пути к Аллаху против неверных. Наши этого тогда не понимали. А сейчас начался настоящий джихад. Наши братья в Дагестане воюют с неверными, и мы должны им помочь. Каждый мусульманин, живущий на земле, узнав, что против мусульман воюют неверные, обязан бросить все дела и помочь своим братьям.
  Я не сомневался, что все им сказанное - истина. Доля правды в его словах присутствовала. Но он кое-что не договаривал. Я понял это только потом. Действительно, чеченцы воевали за свободу, а ни за веру, действительно, каждый мусульманин обязан помочь своим братьям мусульманам в войне с неверными, то есть с агрессорами. Но существует много аспектов, которые надо учитывать. Нападение на Дагестан - это не джихад. Чтобы пойти воевать, нужно разрешение родителей. А если ты у них единственный, кто их содержит, ты не должен их покидать. В общем, таких моментов много. Я уж не говорю о том, что война была кем-то специально сфабрикована. Эти ваххабиты - только пешки в чей-то игре, в игре того, кто остается в тени. Еще древние римляне говорили "Ищите кому это выгодно". Чеченцам и мусульманам такая война точно не выгодна.
  Абу-Бакару было двадцать лет. По его словам. Выглядел он года на четыре-пять старше. Наверное, ему и было столько на самом деле. Густая борода на лице и тюбетейка на голове, с которой он никогда не расставался, внушали уважение как к истинному знатоку ислама.
  Пойти на джихад мы решились не сразу. Перед этим Абу-Бакар хорошенько нас обработал. Нас к этому еще подтолкнула вторая война, которую многие ожидали. Но никак не мы с Муслимом. У нас назревали великие планы, и мы собирались в скорейшем будущем их осуществить. Для этого надо было поступить на режиссерский. "Лучших времен" мы ждать не стали. К этому времени у нас могло появиться много конкурентов, которые могли нас просто проглотить. Мы должны были быть первыми, кто откроет в Чечне профессиональную киностудию.
  Дядя Муслима подарил своему племяннику семерку. Теперь у нас была машина. Я говорю "у нас" потому, что теперь у нас с Муслимом все было общее. Общие дела, общая работа, общая машина, общие планы. На учебу мы тоже хотели поступить вместе. Выбрав свободное время, мы поехали в ЧГУ, чтобы узнать все условия поступления. Было начало лета 1999 года. Вступительные экзамены начинались в конце августа. Времени у нас было достаточно. Мы приготовили все необходимые документы и сдали в приемную комиссию. Всего на режиссерский факультет документы сдали шесть человек. Я представления не имел, как пройдет процесс обучения шести человек, но что нас не провалят - знал наверняка. Кто же захочет провалить шесть человек на один факультет?
  Возвращаясь из ЧГУ на работу, мы заметили какую-то толпу у многоэтажного дома. Из-за стоявших людей было не разобрать, что там творится. Оттуда доносились чьи-то крики.
  - Что там? - спросил Муслим.
  - Не знаю. Может, посмотрим?
  Мы припарковались у обочины и, выйдя из машины, пошли к толпе. Крики продолжались. Мне стало не по себе. Не расстреливают ли там кого-нибудь, подумал я. Пару раз я уже видел по телевизору, как публично расстреливают преступников. Хотя, были ли это преступники, оставалось еще под вопросом. Не помню, за что расстреляли этих людей. Казнь осуществили без каких-либо веских доказательств вины. Мой знакомый рассказывал, как трех прелюбодеев, двух мужчин и женщину, поймали, мужчину раздели, и прямо в центре города избили до полусмерти. Треснуть по роже "грешников" мог любой желающий из толпы. Мне не очень хотелось смотреть на подобное зрелище.
  Дойдя до толпы, мы попробовали протиснуться в центр.
  Наконец, мы увидели виновников спокойствия. Их окружила толпа со всех сторон. Никто не смел подойти к ним близко. Люди стояли в сторонке и наблюдали.
  Два вооруженных автоматами человека, один бородатый, другой низкорослый, одетые в военную форму, грозили убить третьего, который лежал на земле, вытянув перед собой руку, словно он мог остановить пулю, если тот решит в него выстрелить. На его лице поблескивала на солнце свежая кровь. Вся одежда была в пыли.
  Меня так и тянуло отвернуться и уйти куда подальше оттуда, прихватив с собой Муслима. И, тем не менее, любопытство брало верх. Такое видишь не каждый день. Хотелось знать, чем все закончится. К тому же я до сих пор не знал, почему этого человека ждала такая участь.
  Растолкав толпу, я вырвался вперед, чтобы услышать, о чем они говорят. Муслим последовал моему примеру.
  - Ну ты его все-таки убил! - говорил низкорослый, обращаясь к лежащему.
  - Я не хотел его убивать! - отвечал ему тот. - Он сам нарвался!
  - Это не оправдание! - Он ткнул ему в лоб дулом автомата. Лежащий зажмурил глаза, ожидая выстрела. - Ты признаешь свою вину?
  - Я еще раз говорю, я не виноват!
  - Хорошенькое дело, "не виноват"! А кто пошел на него с ножом?
  - Я его хотел только припугнуть! Я не собирался его убивать! Он сам виноват!
  - Виновата твоя сестра! Она шлюха! Иначе бы ничего не произошло!
  - Сама ты шлюха! Моя сестра порядочная женщина!
  Лицо низкорослого исказилось в злобной гримасе. Он взмахнул автоматом и двинул лежащего прикладом по лицу. Тот повалился набок.
  - Заткни свою грязную пасть! Ты заслужил смерть!
  Тот выплюнул кровь изо рта и чуть приподнялся.
  Муслим спросил рядом стоящего зевака, из-за чего весь шум. По его словам, брат низкорослого изнасиловал сестру этого смертника. Смертник, узнав об этом, пошел отомстить ему, "искалечить", как он сам выразился, прежде чем придать его Шариатскому суду. Брат низкорослого не хотел признавать свою вину и полез драться. В результате смертник убил его, случайно. Теперь ему объявили кровную месть, и он должен умереть.
  Никто из толпы не смел вмешиваться. Наверное, считали, что эти люди поступают по справедливости. Не сомневаюсь, они вняли словам низкорослого о том, что сестра смертника - шлюха. На словах можно говорить что угодно. Почему-то людям свойственно верить в сплетни, а правду - отвергать. Где доказательства? Где свидетели? Разве этим не должен заниматься Шариатский суд? Я не раз думал о кровной мести, которую у нас несколько переосмыслили. Думают, убили близкого человека - надо отомстить. Не важно, специально ли, случайно ли. Даже выяснять не пытаются. В давние времена кровная месть касалась только виновника смерти близкого человека. А сейчас - кого угодно из его родственников. Я уже молчу о том, что это никак не вяжется с шариатом. И как эта толпа только могла так стоять, и наблюдать за этим? Это не справедливо.
  - Это несправедливо! - произнес смертник, будто прочел мои мысли.
  Мне хотелось что-нибудь сделать. Как-то остановить это безумие. Справедливо это или нет, разве можно при людях совершать казнь?
  Возможно, я мог кое-что сделать. Тропа. Нужно вспомнить тропу. Тропу, которая ведет к замедлению времени. Неприятные ощущения. Чувство давления. Чувство бесконечности. Мне было не по себе от этой ситуации. Возникала ирреальность происходящего. И это могло помочь мне вызвать ощущение "зависания". Обычно замедление происходит, когда мне плохо. Мне так казалось. Я не пытался как-то силой воли, или, не знаю, концентрацией, замедлить время. Достаточно было вызвать чувство "зависания". Я напряг всю силу воли, чтобы вызвать его. Вернее, чтобы вспомнить те ощущения. До сих пор острой необходимости в замедлении времени у меня не было. Может, сейчас, когда оно так нужно, когда появилась такая необходимость, у меня что-нибудь выйдет?
  Я не знал, что именно сделаю, когда время замедлится. Может, отниму оружие у этих гонцов правосудия, чтобы смертник сумел убежать. Допустим, он убежит. Они все равно найдут его и убьют. Это не выход. Тем самым я лишь приурочу его казнь. У него хотя бы будет время скрыться. Однако это тоже не выход. Если его не найдут, кровная месть падет на кого-нибудь из его родственников. Лучший выход - пристрелить этих двоих. Уж они точно заслужили смерть. Опускаться до их уровня я не собирался. Но и стоять и смотреть на это тоже не хотелось. Когда время замедлится, я что-нибудь придумаю, думал я.
  - Так ты признаешь свою вину? - говорил низкорослый, все еще держа дуло автомата на лбу смертника. - Если признаешь, возможно, я тебя не убью.
  Я сомневался в его словах. Видно, он не хотел выглядеть виновным в глазах толпы, и пытался выбить из него признание перед расстрелом.
  - Нет, - ответил тот.
  - Спрашиваю тебя в последний раз! Больше повторять не буду! У тебя больше не будет шанса выжить! Ты хладнокровно убил моего брата! Ты признаешь свою вину?
  - Ты и твой брат осквернили мою сестру. Умереть оскверненным я не собираюсь!
  - Я осквернил?! - низкорослый был возмущен таким обвинением. - Чем это интересно я ее осквернил? Это она осквернила моего брата и меня, всю нашу семью своим поведением!
  - И я и ты, мы оба прекрасно знаем, что моя сестра ни в чем не виновата! Тебе самому не стыдно за эту ложь? Ты такой же, как и твой брат! Подлый и лживый!
  Низкорослый залился краской. Было видно, что его терпение лопнуло. Он мог застрелить его в любую секунду. Если это не сделает он, это сделают его дрожащие руки, которые едва теперь держали оружие.
  Сейчас или никогда. Я должен это сделать.
  Трудно вспомнить то, что не относится к обычным чувствам. Главное, сконцентрироваться и не думать ни о чем другом.
  Ничего не происходило, поэтому я решил сконцентрироваться на том неприятном звуке. Неприятный он потому, что звучит не на самом деле, а в моей голове. Точнее, только я его слышу. Ощущение такое, словно кто-то сверлит мой мозг.
  Времени было мало, поэтому я старался вызвать и другие чувства. Чувство давления и бесконечности. Я уже говорил, что они могли возникнуть и у вас. Наверное, на медицинском термине это можно как-то объяснить, но наука не может всего знать.
  Невозможно представить себе бесконечность. Ничто не вечно. Кроме Вселенной. Так, по крайней мере, утверждают ученые. Время же не вечно. По утверждению тех же ученых, время возникло вместе с Вселенной. И вместе с ней оно исчезнет после Большого Взрыва. Вселенная бесконечна. Если представить себе эту картину - голова пойдет кругом. Как вы представляете себе эту бесконечность? Пустота, которой нет конца. Сколько не двигайся по этой пустоте - конца не будет. Такие мысли приходят тебе в голову при возникновении ощущения бесконечности. Только тебе все кажется бесконечным. Каждое твое движение. Каждая увиденная тобой вещь становится бесконечной. Не знаю, как это возможно, но в каком-то смысле в каком-то состоянии она становится именно таковой. И я это чувствовал. При этом пропадает чувство реальности. Перед тобой только одна бескрайность. Все перечисленные мной ощущения возникали либо любой из них отдельно, либо вместе с другими, в любом порядке.
  Я почувствовал легкое головокружение. Кое-что мне удалось вызвать. Чувства начинали как-то проявляться. Я уже чувствовал давление и бесконечность. Не знаю, появились ли они на самом деле, не возникли ли они в результате самовнушения, если только само чувство "зависания" не является результатом самовнушения. Вызвать их мне удалось лишь частично. Чувство реальности, казалось, пропало. Я будто бы находился во сне. В голове проносились собственные мысли: "тропа, зудящий звук, давление, бесконечность, замедление времени".
  Это были не все мои причуды. Были и другие. Об одних я забывал, а другие являлись лишь частью одного из перечисленных мной, только несколько видоизмененных. Например, чувство давления могло проявиться как чувство изменения пространства, словно оно стало больше. Комната, в которой я находился, казалась больше, чем она являлась на самом деле. И она как будто давила на тебя своим объемом.
  Мир вокруг двигался в привычном темпе. Я обманывал себя. Ничего не выходило. Как бы я ни пытался. Прошло всего несколько секунд, а казалось, прошла целая вечность. В обычном смысле этого слова. Без того замедления, которого я добивался.
  Раздалась автоматная очередь, эхом распространившаяся по всей округе. Птицы на деревьях захлопали крыльями, взмыли в небо и разлетелись в разные стороны. Тело смертника (имя которого я так и не узнал) плюхнуло на землю, и замерло. Во лбу у него зияло несколько дыр, из которых тут же потекла кровь. Его безжизненные глаза, казалось, смотрели прямо на меня, и будто говорили: "Ну почему ты меня не спас? Ты ведь мог это сделать!"
  В толпе наступила тишина.
  Я смотрел на людей, ожидая их реакции. Никто не проронил ни слова. Неужели только меня беспокоила его смерть? Почему люди не вступились за смертника? Им, что, нравится смотреть, как убивают человека?
  А что я сделал? Ничего! Вот так и остальные ничего не сделали. Я только пытался осуществить неосуществимое.
  "Нет! - думал я. - Никакого замедления времени нет! Я обманываю себя. Это чушь собачья! Как можно замедлять время? Невозможно! Такое бывает только в фантастической литературе и в кино. А это реальность. И реальность жестока".
  Двое убийц, "восстановивших справедливость", сели в машину и укатили, оставив безжизненное тело убитого на земле. Никто их не остановил. Тишина, наступившая среди толпы с момента выстрелов, переросла в оживленное обсуждение происшедшего.
  Мы с Муслимом не стали это обсуждать и уехали.
  
  

Глава 5

  
  Происшествие в центре города надолго засело у меня в голове. Я старался лишний раз об этом не рассказывать, потому что многие мои слушатели принимали сторону палачей. Сестра того казненного, говорили они, наверняка была гулящая. По этому поводу у меня начинался спор. Откуда они могут знать, гулящая она или нет? Если бы они были там со мной, увидели бы все своими глазами, в том числе и смертника, в глазах которого читалось все что угодно, кроме лжи, они возможно так не считали бы. Не хочу сказать, что все чеченские девушки чисты и невинны. Особенно в наши дни замечается деградация как девушек, так и мужчин. Но зачем говорить то, чего ты не видел?
  А между тем, мы с Муслимом нашли себе новое занятие. Во дворе многоэтажного дома, рядом с нашим кафе, на улице стоял столик для пинг-понга. Каждый день собиралась толпа молодежи и играла в настольный теннис. Мы тоже решили стать участниками. Свободное время мы проводили там.
  Никогда раньше не играл в пинг-понг. Мне очень понравилась эта игра. Бегать, прыгать и падать не надо. Просто бьешь ракеткой по мячу. Здесь главное внимание и скорость.
  Желающих сыграть было много. А стол только один. Играли до первого выбывшего. Здесь бывали и парни, и девушки, и дети, и взрослые. Другого развлечения все равно нигде не было.
  Поначалу меня обыгрывали все. Я не мог выиграть даже у восьмилетнего малыша. Меня прозвали "новичок". Было, конечно, увлекательно, но я злился из-за того, что не мог выиграть. Поэтому и проигрывал. Со временем я овладел ракеткой, научился отбивать сильные и крученые подачи, но крученым сам долго не мог научиться. Вместо этого получалось что-то неуклюжее, в результате чего шарик летел не туда, куда ему следовало. Вскоре мне удалось научиться и этому. Я стал проигрывать не так часто, и прозвище "новичок" стало неактуальным. Уровня других я не мог достигнуть, потому что ребята со двора играли уже давно. У них была хорошая практика. Хоть на олимпиаду пускай. Хорошо играть у меня получалось с такими же новичками, каким был я. Что касается Муслима, он, как выяснилось, еще в школе участвовал в олимпиаде по пинг-понгу, поэтому был хорошим соперником для лучших игроков.
  Благодаря пинг-понгу, у нас появилось много новых друзей в этом дворе. Муслиму понравилась одна девушка, из-за чего он стал ходить туда чаще. Ее звали Луиза. Она была не против встреч с ним. Только встречалась она с ним вечером, поскольку боялась, что кто-то может их увидеть. У нее тоже было свое увлечение - теннис. Она выходила под вечер с подружками во двор и играла. А после игры - встречалась с Муслимом.
  У меня появилась, если не девушка, то просто друг. Вначале я считал ее своей девушкой. Я даже несколько раз встречался с ней, но со временем понял, что не испытываю к ней никаких чувств, кроме дружеских. Раиса была подругой Луизы, и Муслим часто выпытывал у нее, что о нем думает Луиза. Та с охотой рассказывала все. В отличии от Луизы, Раиса играла в пинг-понг вместе с нами. Вначале мне это даже нравилось, но потом я решил, что она могла бы вести себя скромнее. Говорить же ей об этом не стал.
  Не прошло и месяца, с момента нашего первого появления в этом дворе, как я встретил человека, ставшего причиной моих последующих экспериментов со временем. Это была Седа. Она появилась неожиданно. Я уже успел про нее забыть, да и думать о ней, и тут, она появляется как гром среди ясного неба. В последний раз я видел ее год назад. За это время она похорошела, стала красивее прежнего. Я словно влюбился в нее вновь. Неужели мне выпал второй шанс признаться ей в любви, думал я.
  Я стоял в этот день у столика и ждал своей очереди в партию пинг-понг. Я увидел ее идущую мимо нас, и сразу узнал в ней свою бывшую одноклассницу и неудавшуюся любовь. Я окликнул ее. Седа повернулась ко мне. Не сразу поняла, кто ее позвал, и, увидев меня, просияла.
  - Беслан? - произнесла она. - Неужели ты? Привет!
  - Привет! - в ответ улыбнулся я. - А ты что тут делаешь?
  - Вообще-то живу.
  - Где? В этом дворе?
  - Да. Вон в том подъезде. - Она указала пальцем.
  И тут я заметил то, что меня расстроило. Никакого второго шанса нет. Уже ничего не изменишь.
  Ее голову прикрывала синяя косынка. Это могло говорить о том, что она носит ее из соображений соблюдения чеченских традиций, либо у нее умер кто-то из родственников, либо она замужем. Я склонялся к последнему варианту. И даже не сомневался в обратном.
  - Ты вышла замуж? - озвучил я свою мысль.
  - Ага, - смущенно ответила она.
  - И давно?
  - Года четыре назад. А сюда на квартиру мы переехали совсем недавно.
  На какое-то время я потерял дар речи. Я не знал как вести себя с девушкой, в которую был влюблен, и теперь она вышла замуж.
  - Значит, ты все-таки нашла свою половину? - нашелся я. - А как же сказки про любовь?
  Седа сначала посмотрела на меня вопросительно, и, поняв о чем я, засмеялась.
  - Это было давно и не правда! - произнесла она сквозь смех.
  - Но это все-таки было! - улыбнулся я.
  Седа перестала смеяться, секунду другую о чем-то задумалась и сказала:
  - Знаешь, честно говоря, я вышла замуж не по своей воле. Это мать все спешила выдать меня. Я даже не общалась с женихом. Можно сказать, не знала о ком вообще речь, когда зашел разговор о замужестве. Меня взяли и выдали за него. А у меня не было таких планов в ближайшем будущем. Я собиралась поступить в медицинский институт и стать врачом.
  - А сейчас разве нельзя этого сделать?
  - Нет. Муж не разрешает. Мол, дома сиди. Матери пошла пожаловаться, а она: "Делай, что он тебе говорит". У него отец какой-то бизнесмен, зарабатывает хорошие деньги. Поэтому меня и выдали за него замуж. А я должна улыбаться и делать вид, что довольна жизнью.
  Выговорившись, она помолчала, потом спросила:
  - А ты-то как? Я тебя загрузила своими проблемами. Чем занимаешься?
  - Я в кафе тут рядом работаю. С Муслимом. Это мой друг. Он был со мной тогда, когда я приходил... э-э-э... проходил мимо твоего дома.
  Седа как-то хитро улыбнулась, но ничего не сказала. Видно, она уже поняла, что тогда я не просто проходил мимо ее дома, а именно приходил, чтобы ее увидеть.
  - Точнее, мы с ним владельцы, - продолжал я. - Это прямо на углу вон того дома. - Я указал пальцем на пятиэтажный дом. - Заходи как-нибудь. Накормим.
  - Хорошо, - улыбнулась она.
  На этом наша встреча закончилась. Больше я ее не видел. Она уехала вместе с мужем куда-то за границу.
  Возвращаясь на машине после рабочего дня домой, я спросил Муслима:
  - Слушай, тебе никогда не хотелось изменить свою жизнь?
  - В смысле? - не понял Муслим.
  - Ну, если бы у тебя была возможность изменить свою жизнь. Ну если не всю жизнь, а какое-то конкретное событие.
  - Да я как-то не задумывался об этом.
  - Что, совсем?
  - А должен был?
  - Ну, представь, что у тебя появилась такая возможность. Ты бы изменил?
  - Даже не знаю... Наверное, нет.
  - А почему? Тебя все устраивает в твоей жизни?
  - Не то, чтобы устраивала или нет. Просто я не вижу причин этого делать.
  - А как же... ну, не знаю... например, война. Тебе разве не хотелось бы, чтобы ее не было?
  - Допустим, нет.
  - Значит, изменил бы?
  - Этого я не говорил. Всему есть предопределение. Нельзя просто взять и изменить историю. Все что нас ждет - записано там, - он указал пальцем вверх.
  - Так ты фаталист?
  - Я реалист!
  - Ты занудист!
  Мы рассмеялись.
  - А с чего ты это вдруг об этом? - спросил он меня.
  - Я сегодня встретил Седу.
  Муслим вопросительно взглянул на меня.
  - Подожди-ка. Причем здесь изменение жизни? Разве ты не разлюбил ее? Ты так, по-моему, сказал? Это твои слова.
  - Знаю! Я соврал!
  - Соврал? А ну-ка колись, зачем ты солгал лучшему другу?
  После небольших колебаний, я объяснил Муслиму, что не хотел ему говорить, о том, что я просто не осмелился признаваться Седе в любви.
  - Только из-за своей нерешительности ты решил оставить ее и соврать мне? - с неподдельным изумлением осведомился он.
  - Да нет. Не нерешительности. Просто у нас с ней состоялся разговор, после которого я засомневался, стоит ли ей говорить об этом.
  Он замотал головой из стороны в сторону.
  - Не знаю, что у вас там за разговор состоялся, но это только отговорки. Если ты до сих пор по ней сохнешь, в чем проблема? Иди и возьми ее!
  - Ага! Щас! Только мужу ее об этом скажу!
  Муслим опять бросил на меня вопросительный взгляд.
  - Она вышла замуж, - уточнил я.
  - Тогда понятно в чем дело. Ты попал! К черту войну! Изобретаем машину времени и возвращаем тебе Седу! Раньше не мог об этом подумать?
  Я пожал плечами.
  Муслим в ответ пожал своими, мол, что теперь с тобой поделаешь?
  - Я бы все отдал, - произнес я, - чтобы вернуться назад и исправить все.
  - Извини, Машину Глупостей еще не изобрели. Что было, то было. Забудь. Мы учимся на собственных ошибках.
  Я так не считал. Своими собственными ошибками мы губим себя. Но озвучивать это не стал.
  С началом вступительных экзаменов в ЧГУ тянули в связи с напряженной обстановкой. Стало уже не до учебы. В Дагестане шли боевые действия федеральных войск с боевиками. Через месяц боевики отступили. А 25 августа российская авиация нанесла бомбовые удары по Веденскому району. Война была совсем близко. В нескольких городах России за две недели было осуществлено три террористических акта. В Буйнакске, Москве и Волгодонске.
  И тут, в сентябре началась война. Точнее бомбардировка. Видно, Кремль осознал свою ошибку, совершенную в первую войну. Тогда в первый же день они потерпели поражение, когда ввели в Чечню пехоту и тяжелую технику. А так, уничтожение "боевиков" будет вестись с неба, без потерь федеральных войск. Эффективно и выгодно. Да и зачем гадать, есть ли среди мирных жителей боевики? Прошелся по Чечне бомбовыми ударами - и проблема решена. Ни боевиков тебе, ни мирных жителей. Одна головная боль, как ни назови тех и других.
  Президент Республики Ичкерия Аслан Масхадов, выступая по местному телевидению, говорил, что это какое-то недоразумение, что он переговорит с Кремлем и решит эту проблему. Меня удивляло, с каким спокойствием и терпением он отнесся к данной ситуации. Российская авиация бомбила его родину, без какого-либо предупреждения, а он еще пытается с ними вести переговоры.
  В первый раз услышав шум двигателей многочисленной авиации, мы с Муслимом насторожились, уставившись друг на друга. Мы сидели на улице, под зонтиком нашего летнего кафе. Денег у нас собралось достаточно, чтобы расширить владения нашего заведения. Мы приобрели еще один прилавок, столы, стулья и зонтики. Не успели мы нарадоваться этому, как в небе появились предвестники войны.
  Окружающие нас люди выглядели растерянными и испуганными. Наверное, так же, как и я, они не могли поверить, что снова начинается война. Их взгляды были устремлены вверх. Мы с Муслимом последовали их примеру. На небосводе появилось несколько дымящихся точек, приближающихся к земле. Я сначала подумал, что это ракеты. Но взрывы прогремели раньше, чем эти точки (которые оказались тепловыми ракетами) приземлились на землю. Совсем близко. Земля под нами содрогнулась. Стекла на окнах нашего кафе треснули.
  - В подвал! - автоматически закричал я и сам побежал к ступенькам, ведущим в заброшенное полуподвальное помещение прямо под нашим кафе.
  Так мы встретили первый день уже второй на нашем счету войны. Сидеть в подвале нам пришлось недолго, пока мы не поняли, что удар велся по президентскому дворцу, что был рядом с нами. Мы сели с Муслимом в машину, забрав с собой наш персонал, и уехали. Взрывы гремели один за другим, то тут, то там. Не могу сказать, где именно. Сами взрывы мы не видели. Ехал Муслим не по главной дороге, а через улицы частных секторов. И слава Богу. Зато целыми добрались до дома, успев подвезти до дома наших работников.
   Отец решил отвезти нас с матерью и братом в Баку к родственникам, подальше от войны. А сам он собирался остаться дома, охранять дом. Я же твердо решил пойти вместе с Муслимом на "джихад", втайне от родителей. Жизни в скором будущем все равно не предвиделось, а бежать со своих родных краев, когда неприятель уничтожал нашу землю, мы не собирались. Надо дать им отпор.
  В этом нам помогал Абу-Бакар. По его словам, уже много собралось добровольцев. Все что нам нужно, это только покинуть свои дома, и примкнуть к ним. Оружие нам выдадут. Я все оттягивал это, находя разные предлоги. Как-никак, идти воевать, не предупредив родителей, - не легкое решение. Родители, само собой, не отпустят нас. Я и не думал о том, чтобы их уговаривать. Это бесполезно. Муслим был примерно в том же положении, что и я.
  Время шло. День сменялся за днем. Масхадов все еще крутил старую пластинку, повторяя, что это недоразумение, и надо выйти на переговоры с российским руководством. В Кремле же ни Масхадова, ни кого бы то ни было еще, не хотели слушать. Оттуда поступил четкий приказ: "Никаких встреч ради того, чтобы дать боевикам зализать раны, не будет". В конце концов, терпение Масхадова лопнуло. Он объявил всеобщую мобилизацию.
  Мы с Муслимом уже готовы были идти на "джихад". Об этом мы рассказали только Мовсару, охраннику Масхадова. Тому стало интересно, и он попросил рассказать об этом подробнее. Абу-Бакар предупреждал нас, чтобы мы никому не рассказывали ни о нем, ни о его армии добровольцев. Однако мы решили, что Мовсар - свой человек, и не сомневались, что он знаком с Абу-Бакаром.
  - Абу-Бакар? - переспросил Мовсар. - Мне почему-то казалось, что его зовут Иса. Я его не так хорошо знаю, но еще до начала войны он приехал с Англии по-моему. Говорил, что работает в какой-то миротворческой организации. Предлагал мне присоединиться к ним. Они набирали туда молодых людей. Я отказался.
  - А нам он говорил, что всю жизнь жил в Арабских Эмиратах, - заметил я. - Приехал только недавно, чтобы помочь "братьям мусульманам в борьбе с неверными", как он говорил.
  - Он сказал, что его зовут Иса? - спросил Муслим.
  - Да. - ответил Мовсар. - Имена я хорошо запоминаю. А он меня, видно, не узнал. Хотя несколько раз проходил мимо. Больше он ничего не рассказывал? Как они себя называют, кто командир, фамилии, имена?
  - Да нет. Ничего такого.
  - Не знаю.... Я бы ему не доверял. Кто знает, вдруг он так вас завербует, что вы пойдете подрывать какое-нибудь здание в России вместе с собой.
  Мы с Муслимом переглянулись.
  - А кто он, по-твоему? - осведомился я. - Фээсбэшник?
  - Не знаю, фээсбэшник, или цэрэушник. Но ходить в его отряд я бы не стал. Если хотите, можете присоединиться к нам. Тот же джихад, как ни крути. Оружие вам выдадут.
  Мы ответили, что подумаем. Однако идти на войну у нас пропало всякое желание. И Абу-Бакар куда-то пропал, будто понял, что его раскусили. Странно.
  Если бы не Мовсар, история была бы совсем другая. К счастью, мы вовремя остановились.
  Поездка в Баку была запланирована на следующую неделю. Уезжать мне все равно не хотелось. Я предпочел бы остаться. Эти переезды мне уже изрядно надоели. Тем не менее, надо ехать. Отец так решил.
  Муслим с родителями тоже собирался уехать в Россию. Прежде чем уехать, мы с ним решили посетить наш излюбленный двор в центре Грозного. Муслим хотел увидеться с Луизой. Она через день уезжала в Ингушетию. А я еще раз надеялся увидеть Седу. Муслиму я об этом, конечно, не сказал. Как потом выяснилось, Седа уехала вместе с мужем за границу.
  На следующей неделе мы собрали вещи и выехали в дорогу. На границе Чечни образовалась огромная пробка протяженностью в два-три километра. Это беженцы, покидающие свои дома. Объехать эту пробку не представлялось возможным. Вокруг Чечни была создана блокада. И никто не мог выйти из нее, без тщательной проверки каждого, кто выходил за ее пределы. Колонна машин двигалась очень медленно. Въезжающих в Чечню почти не было. В основном - выезжающие. Так мы простояли на границе Чечнм целый день, а вечером решили вернуться, чтобы на следующий день выехать пораньше и успеть до сумерек. Дело в том, что в ночное время дороги закрывались, и никого не пускали ни внутрь, ни наружу.
  На другой день мы выехали пораньше, едва посветлело. Опять весь день придется провести на этой проклятой дороге, думал я. Хорошо, если мы сегодня успеем выехать. А дальше спокойно доберемся до Баку. Интересно, как долго там придется засиживаться? Может, война никогда не закончится? В таком случае придется осваивать новое место.
  Раньше я никогда не был в Баку. Даже не имел представление, как выглядит этот город. Кроме того, что это столица Азербайджана, я ничего о нем не знал. По крайней мере, Азербайджан - не субъект Российской Федерации, и к нам, возможно, не будут относиться так предвзято. В те дни устроиться в России на работу было проблемой. Когда узнают, что ты чеченец - отказываются брать тебя на работу. А тех, кто работал на каком-нибудь предприятии еще до начала военных действий - увольняли под каким-нибудь предлогом. С поиском жилья - та же ситуация. В России наотрез отказывались сдавать квартиру чеченцам. Посмотрим, как сложится ситуация в Баку.
  Мы уже доезжали до Аргуна. На улице было спокойно и тихо. Никакой бомбежки. До поры до времени. Послышался рев двигателей авиации. Сначала где-то далеко. Шум приближался, становясь все сильнее. Мы не обратили на это никакого внимания. Самолеты летали каждый день и бомбили. Как и в первую войну.
  По звуку казалось, что самолеты пролетают прямо над нами, и буквально в нескольких метрах над нашей головой. Может, так оно и было. Я не видел.
  Мы оказались на мосту перед въездом в Аргун. Прогремело три мощных взрыва прямо позади нас. Про себя подумал: "Ну, все! Нам конец!". От взрывной волны нашу машину слегка подбросило вверх. Отец едва успел выровнять машину. Такое впечатление, что самолеты прилетели атаковать именно нас. Поначалу я так и подумал. Позже понял, что они уничтожали мост. Чтобы не дать боевикам отступить по нему.
  Отец вжал в педаль газа до конца, и мы на дикой скорости понеслись по мосту.
  Я услышал свист падающей ракеты. В следующую секунду прогремело еще несколько мощных взрывов, оглушивших меня. На этот раз ракеты упали совсем рядом, едва не коснувшись машины. Стекла нашего автомобиля пошли трещинами. Я почувствовал, как во что-то сильно ударился локтем. Боль пронзила всю руку. Машину подбросило вверх буквально на метр. Когда земля и небо поменялись местами, я понял, что машину перевернуло в воздухе, и мы падаем вверх тормашками на асфальт. Вернее, то, что от него осталось. Весь мост покрылся трещинами от бомбовых ударов. Я успел это заметить еще до того, как мы приземлились. Он мог развалиться при малейшем толчке.
  Перед глазами за считанные секунды пробежала вся жизнь. Я не мог поверить в происходящее. Нам конец. Выхода нет. Если мы как-то и приземлимся удачно, авиация нас все равно добьет.
  Хотелось, чтобы все сложилось иначе. Но что человек может сделать? Нельзя обмануть смерть. Я, конечно, могу замедлить время. А как спасти себя и остальных? Если бы мы выехали чуть раньше, или чуть позже - этого бы не произошло.
  Думая об этом (мысли в моей голове пролетали с огромной скоростью), я, тем не менее, представил себе тропу, закрыв глаза.
  Тропа всегда толкала меня вперед. Если ты не хотел идти, это за тебя делала тропа. Я представил, что остановился. Меня все равно толкало вперед. Словно течение в реке. Тогда я представил, что остановилась сама тропа. Картина была такой четкой, что я ее видел как будто по-настоящему.
  Я подумал, а почему бы мне не пойти против течения? Двигался я по тропе только в одном направлении - вперед. Если я пойду назад?
  Неприятные ощущение все разом захлестнули меня с головой. Реальность, окружающая меня, тут же куда-то пропала. Исчезло все: звуки, запахи, осязание, ощущение, в общем, все то, что связывало меня с реальным миром. Остались только я и тропа.
  Такого еще со мной никогда не было. Это было совершенно новое для меня ощущение. Я осознавал, что не сплю, тем не менее, чувствовал какую-то отрешенность от мира сего. Может, я умер? Умирать мне точно никогда не доводилось. Следовательно, и ощущения совершенно новые.
  От такой мысли я запаниковал и открыл глаза.
  Мы все еще были в воздухе, вниз головой. Но мы не падали. Зависли. Меня должна была тянуть вниз сила притяжения. Однако я оставался сидеть на месте. Мать, отец и брат тоже сидели на своих местах. На лицах их застыл страх. Я не понимал, что происходит. Застыло абсолютно все кругом. Мир замер. Исчезли шум бомбежки и рев двигателей авиации. Был другой шум. Он громким барабанным боем отдавался у меня в ушах. И слышался отовсюду. До того, как я открыл глаза, его вообще не было. Появился он после, и удары эти были редкими. А потом они стали частыми.
  Наконец, я понял в чем дело. Время остановилось. Иначе как еще это объяснить?
  Двигаться я не мог. Меня словно зажало в тиски. Зрачки тоже не могли двигаться. То же самое можно сказать и о дыхании. Я не мог дышать, но нехватку кислорода не чувствовал. Тем не менее, мозг работал как часы.
  Все же я заметил, что машина, зависшая в воздухе, едва заметно двигается. Движение было настолько ничтожным, что трудно было определить это с первого раза. А двигалась она не вперед, как положено, а назад. То есть, время не остановилось полностью. Оно прокручивалось назад!
  Ну конечно! Тропа. Я представил, что иду назад по тропе. Наверное, это и стало причиной. Но больше всего меня поразило не то, что время двигалось назад, а то, что это смог сделать именно я. Если раньше я мог замедлять время, хотя и непроизвольно, то сейчас я собственным усилием заставил его пойти вспять.
  Время двигалось назад невыносимо медленно. Как я уже говорил, я не мог двигать зрачками глаз. Наверное, они все-таки двигались. Только так медленно, что я этого не замечал. Боковым зрением я видел почти застывший дым, образовавшийся от взрыва. Он тоже, медленно, но двигался назад. То есть сжимался.
  Пока я рассматривал все эти движения, в моих внутренних часах прошло около двух-трех минут, когда как на самом деле прошли какие-то доли секунды. То есть, если учесть то, что время двигалось медленно. Даже не так. Эти самые доли секунды двигались в обратном направлении. Барабанный бой тем временем продолжал звучать у меня в ушах, и у меня не было ни малейшего представления, что бы это могло быть. На взрывы он никак не походил. Если бы это был шум взрывов, время двигалось бы в нормальном темпе.
  Выносить этого я уже не мог. Я попытался представить, что время движется назад быстрее, напрягая всю свою волю. Ничего не выходило.
  Тогда я попытался представить себе тропу. С открытыми глазами это удавалось не очень легко.
  У меня ушло несколько моих внутренних секунд, прежде чем мне удалось их закрыть (по сути, я их наоборот открыл, относительно течения времени). Тропа появилась тут же, словно она никуда и не девалась со времени появления. Но вместо прямой, она стала кривой и неровной. Меня несло по ней куда-то назад. Медленно. Чувствовалось какое-то сопротивление. Что-то сдерживало меня. Тогда я напрягся всем телом и двинулся против тропы быстрее. Как я уже говорил, тропа перестала быть для меня частью моего воображения. Она стала второй реальностью, неким параллельным миром, который не виден простому человеку. Не могу сказать, существовала ли в действительности та тропа в каком-либо мире, или я придумал ее сам.
  Барабанный бой в ушах начал заметно усиливать свой темп, и вскоре превратился в сплошной громкий шум. До меня, наконец, дошло, что это за барабанный бой. Вероятно, так слышен шум взрывающихся ракет в замедленном темпе. Ведь звуки - это вибрации. Следовательно, каждая звуковая волна, ударяющаяся о барабанную перепонку моих ушей воспринимается мной как отдельный звук.
  Не только звук, но и темп времени усилился. Я это почувствовал и открыл глаза. Действительно, мир двигался быстрее. Только в обратном направлении. Боль в руке, про которую я совсем забыл, внезапно усилилась, я ударился куда-то локтем и боль резко перестала. Я почувствовал, как меня кидает из стороны в сторону. Ощущения при этом были странные и совершенно новые для меня, поскольку я двигался назад во времени.
  Земля и небо вернулись на свои места. Машина всеми четырьмя колесами приземлилась на асфальт и поехала задом наперед. Дым вокруг нас сжался вместе с огнем и осколками, ракета приняла свой первоначальный вид и взмыла в небо. То же самое произошло и с другими ракетами.
  Время двигалось назад все быстрее и быстрее. Словно кто-то прокручивал пленку на видеомагнитофоне назад. Неприятные ощущения усилились в десятикратном размере. Голова закружилась. Меня затошнило.
  Вернуть время в исходное положение оказалось не так уж и трудно. Я просто перестал двигаться назад по тропе, и позволил течению нести себя вперед. Как будто нажал на кнопку "воспроизведение" на пульте дистанционного управления. Время перестало прокручиваться назад и пошло обычным темпом.
  - Что с тобой? - спросил отец, увидев меня в зеркале заднего вида.
  Было странно слышать от него такой простой вопрос, когда буквально минуту назад мы попали прямо под бомбежку, и чуть было не погибли (или должны были погибнуть).
  - Мне плохо, - выдавил я из себя, скривившись от тошноты и головокружения. - Останови машину!
   Отец съехал с дороги и остановил автомобиль. Я тут же вылетел из нее, забежал за кусты и вырвал весь завтрак. Впоследствии я прозвал этот недуг временн`ой болезнью. В нее входили и неприятные ощущения, и головокружение, и тошнота. Наверное, что-то подобное чувствуют люди, страдающие морской болезнью. Но эта болезнь хотя бы известна, что не скажешь об "открытой" мной. Я не знал как мой организм или мой мозг поведут себя в будущем, после всех этих экспериментов со временем.
  Не прошло и минуты, как в небе послышался рев самолетов. Мост был впереди в километре от нас. Через полминуты от него не осталось и следа. Самолеты разбомбили его до основания. Ждать своей очереди мы не стали и тут же укатили подальше от этого места. Мост разрушен. Теперь надо искать новую дорогу, чтобы выбраться из республики.
  Я пришел в себя сразу же, как только началась бомбежка. Всю дорогу я думал о том, что мы должны были умереть там, на мосту. Но я изменил будущее. Вернулся на несколько минут назад во времени и изменил ход событий. Ни мать с отцом, ни мой брат этого не знали. Потому что для них время текло в обычном темпе.
  В моей голове никак не укладывался сам факт, что я изменил будущее. Как можно изменить то, что уже произошло (должно произойти)? Я, конечно, думал о том, что можно было бы изменить что-то в своей жизни, вернувшись в прошлое. Думать одно, а испытать - совсем другое дело.
  
  

Глава 6

  
  Из Чечни мы выехали ближе к обеду. На блокпосте проверили наши документы и произвели обыск. Все прошло без инцидентов. А вот на границе Ингушетии начались проблемы. Там тоже стояла колонна машин. Не такая большая, как на границе Чечни. Но проблема заключалась не в этом. Нас не хотели пускать за пределы Ингушетии, как и остальных. У отца с солдатом на блокпосте возник конфликт.
  - Огородили нас блокадой вокруг, - кричал отец, - и теперь, что, мы должны обратно под бомбежку идти?
  - Почему же под бомбежку? - ответил тот. - В Ингушетию же вас пускают.
  - А кто нас в Ингушетии ждет? У кого нам жить?
  - Я не знаю. Это ваши проблемы.
  - Конечно. Это наши проблемы. А ваша проблема - мы. Поэтому и истребляете нас!
  - Папаша, разворачивайтесь и валите отсюда! - не выдержал солдат.
  Моей матери едва удалось успокоить отца. Мы поехали назад в Назрань, чтобы найти другой путь выбраться из Чечни. К сожалению, другого пути не оказалось. Все дороги для чеченцев были закрыты. Был еще один путь. Через Хасавюрт. Но там пропускали только женщин. "А мужики пусть подыхают!" - как сказал отец. На вокзале нам билеты не продавали, потому что мы чеченцы. В автобус тоже не пускали. Так мы провели в Назрани весь день. К вечеру нам удалось найти человека, который мог отвезти нас до Кабардино-Балкарии. Нелегальным путем. Хотя говорить о нелегальности было глупо, поскольку нарушались все мне известные по школьной программе права человека. У водителя была некая договоренность с военными на блокпосте. Он отвозил чеченцев объездным путем. На границе их должен был ждать другой водитель - один из военных на блокпосте, - и отвезти нас дальше. Так они зарабатывали на нас.
  Отец расстался с нами, а мы поехали дальше. К вечеру мы добрались до границы. Водитель нас высадил где-то на хребте, сказав, что второй водитель должен подъехать с минуты на минуту.
  Минута-вторая длилась довольно-таки долго. Уже стемнело. Мы замерзли. Поблизости никого не было. Даже машины за горизонтом. Мы стали подозревать, что нас "кинули". Прошло около часа. Машина, наконец, появилась. До Нальчика мы добрались благополучно. В каком-то городе мы сменили машину, и дальше нас отвез другой водитель. Стояла уже глубокая ночь, и искать автобуса или поезда до Баку было бессмысленно. К счастью, в Нальчике жили наши далекие родственники. У них мы и остановились на ночь. Утром мы планировали сразу отправиться в путь. Но сделать это оказалось не так просто. Мы с братом пошли покупать билеты. На вокзале к нам подошла милиция и попросила следовать за ними. Мол, надо вас зарегистрировать. Привели нас в отдел. Задали несколько вопросов, типа, "откуда едете?", "где были во время первой войны?", "куда едете?", "зачем туда едете?", "как долго собираетесь там пробыть?", "воевали ли?" и так далее. После чего отпустили.
   Опять же, нам никто не хотел продавать билеты. Ни на поезд, ни на автобус. На следующий день брат выяснил, что можно попасть в Баку через Москву. А туда нас пускали. Это было лишней тратой денег, да и времени. У нас и без того с финансами было туго. Но делать нечего.
  Поезд Нальчик-Москва отправлялся только на следующей неделе. То есть через три дня. Мы приобрели билеты и стали ждать. На другой день к нам наведалась милиция с обыском. Видно, кто-то из соседей настучал им, что приехали чеченцы. Нас обыскали с ног до головы, обыскали наш багаж. Не обошли стороной и наших родственников. Обыскали всю их квартиру. После чего, стражи порядка ушли разочарованные, не найдя ничего незаконного.
  В Москву мы добрались более или менее без последствий. Не считая пару обысков. К этому мы уже привыкли. В столице всея Руси мы пробыли недолго. С приобретением билетов проблем не возникло. На следующий день, вечером, мы сели на поезд Москва-Баку. Состав должен был прибыть утром на третий день. Наконец-то, думал я. Закончатся наши путешествия.
  Все это время из моей головы не выходили события на мосту Аргуна. Каков предел моих возможностей? Смогу ли я вернуться на день назад? На неделю? На месяц? На год? Почему у меня раньше не получалось управлять временем? Например, когда я стал свидетелем казни человека? Я много раз пытался замедлить время. У меня ничего не получалось. А тут я повернул его вспять. Тогда, в девяносто шестом, я был на грани смерти. Ракета падала прямо на меня. На мосту было то же самое. Видимо, это происходит в момент опасности. Но ведь были моменты, когда я чувствовал замедление во время "зависания". И это случалось не в момент опасности. Значит, если действительно захотеть, можно это сделать. Только как? На мосту это сработало безотказно. Спрыгнуть с десятого этажа? Должен быть какой-то другой способ.
  Мне не терпелось начать свои эксперименты со временем. И начинать надо как только мы прибудем в Баку, в спокойной обстановке, и чтобы никто не отвлекал. Теперь я знал за какие ниточки дергать. Надо пытаться не управлять временем, а представлять себе тропу. Тропа и есть время. Дальше - легче. Неприятные ощущения появятся сами. Не надо представлять, как ты плывешь по тропе. Если она появится, то сама будет нести тебя вперед. Чтобы прокрутить время назад, надо двигаться против течения.
  Спали мы в поезде плохо, поскольку ночью на каждой станции к нам заходили таможенники и начинали обыскивать. Так было и на границе Дагестана и Азербайджана. В часа три состав остановился на границе Дагестана. Таможенники нас, как всегда, обыскали. Поезд стоял часа два. Затем мы тронулись, проехали метров триста, и опять остановились. Уже на границе Азербайджана. К нам в купе зашли таможенники, проверили наши паспорта и велели вместе с багажом следовать за ними. Поезд должен был простоять часа два. До его отъезда у нас оставалось много времени, пока нас будут проверять. Мы так считали. Но нас проверять никто и не собирался. Нас высадили с поезда, и после этого таможенники не видели нас в упор. Когда мы стали требовать объяснений, те, наконец, удосужились сказать нам, что президент Азербайджана дал указ не пускать в страну беженцев из Чечни. Это был удар ниже пояса. Мало того, что мы проделали такой большой путь, потратили столько денег, а тут прямо на посту выясняется, что мы не можем попасть в Азербайджан. Больше всего мы злились на тот вокзал, которая продала нам билеты. Неужели они не знали об этом? Они должны были быть проинформированы.
  На нейтральной полосе между дагестанской и азербайджанской границей стояла огромная колонна машин. Видно, в связи с событиями в Чечне таможенный контроль ужесточился.
  Мать пыталась договориться с таможенниками, чтобы нас пропустили. Те нас игнорировали. Они даже не умели толком разговаривать на русском. Или делали вид, что не умеют. Мать пыталась до них достучаться то превышая на них голос, то давя на совесть. Все без толку.
  Наш поезд уехал. Мы остались. С огромным багажом.
  На улице было холодно. Покрапывал дождь. Люди, видимо уже давно стоявшие на нейтральной полосе, разожгли костер в сторонке от дороги и грелись. Мы присоединились к ним. Деваться все равно некуда. Кругом одни машины. Ни кафе, ни хотя бы захудалой забегаловки. Мы стояли под открытым небом. Дерево, под которым мы стояли, сначала защищало нас от дождя. А позже с листвы стали падать большие капли. Прятаться уже негде. Возвращаться назад мы не собирались. Мать все пыталась договориться с таможенниками. Ждала, пока толпа людей разойдется. Мы с братом искали способ попасть за границу обходным путем. Брат находил какого-нибудь одинокого таможенника, отводил его в сторонку и начинал "обрабатывать". Ничего от него не добившись, искал следующего. К сожалению, подавляющая часть не разбирала даже двух-трех слов по-русски. Пока брат "обрабатывал" очередную жертву, я пошел к дагестанской границе, чтобы узнать, как добраться до Хасавюрта. Если нас не пустят, нам в любом случае придется возвращаться.
  На нейтральной полосе колонна машин двигалась намного медленнее, чем на границе Чечни. Люди здесь даже ночевали. Подавляющее большинство состояло из торговцев. Их машины были забиты всевозможным товаром, от фруктов до бытовой техники. Брат познакомился с одним русским, который позволил нам спрятаться от дождя в его КАМАЗЕ. Он сказал, что до него очередь дойдет не скоро, и ему придется провести ночь здесь. Нам он разрешил ночевать в его КАМАЗЕ, если понадобиться. Сам он сидел со своими коллегами в другой грузовой машине.
  Внутри кабины было просторно. За сиденьями можно было лечь в импровизированной спальне. Я решил ей воспользоваться. Вчера мне так и не удалось выспаться, а эта беготня меня изрядно замотала. Мать тоже легла. Место хватало на двоих. Брат куда-то пропал. Наверное, с кем-то договаривается, думали мы.
  Незаметно для себя, мы уснули. А когда проснулись, стояла уже ночь. Брат все не возвращался. Чем не повод для беспокойства?
  Я решил его найти.
  Мелкий дождь продолжал идти. Люди у костра готовили что-то вкусное. В животе заурчало. Я не ел с самого утра и был страшно голоден.
  Азербайджанские таможенники сообщили мне, что видели моего брата часа три назад. Я обошел всю таможню. Нигде его не нашел. Куда он мог пропасть?
  Среди сидящих у костра его тоже не было. Тогда я стал искать в машинах. Олег, владелец КАМАЗА, в котором мы спали, его не видел.
  Освещения там отсутствовало. Не считая свет фар машин. Многие машины стояли в стороне от дороги. Водители устроились ночевать. Неужели и нам придется провести здесь ночь?
  Тут я вспомнил, что не искал брата на дагестанской таможне. Если и там он не окажется, тогда не знаю где его еще искать. В Дагестан нас пускали без проблем. Договариваться ни с кем не нужно.
  На дагестанской таможне я нашел брата быстро. Он с кем-то о чем-то говорил. Когда я стал подходить, велел мне вернуться к матери, сказав, что сейчас придет.
  Видно, о чем-то договаривался. Только о чем?
  Я вернулся в машину и сказал матери, где брат.
  Он не возвращался довольно долго, опять заставив нас хлопотать. Вскоре он появился и сказал, что нашел кое-кого с дагестанской стороны, кто может провести нас через границу Азербайджана. Наш проводник после полуночи должен был, в обход таможни, провести нас за границу, причем пешком. За это он просил немалую сумму. Нас это устраивало, поэтому мы дали согласие.
  В назначенное время брат предварительно с ним встретился, вернулся, мы забрали весь свой багаж (семь огромных сумок) и пошли вслед за нашим проводником. Тот был довольно-таки пугливым и недоверчивым. Близко старался нас не подпускать, и спиной к нам не становился.
  Пришлось протопать километра два, не меньше, с нашим багажом. Вспотевшие, усталые и мокрые, мы добрались до остановки. Брат рассчитался с нашим проводником, и тот в сию же секунду скрылся из виду.
  Наконец, мы пересекли границу.
  На остановке мы нашли таксиста, который согласился отвезти нас до самого Баку.
  Утром мы доехали до Баку. Город был большой, с огромным населением. Дома и улицы там отличались от наших и от российских. Улицы узкие, из-за чего дорожное движение в основном одностороннее. Этажные дома создавали впечатление, будто ты попал в город девятнадцатого века. То же можно сказать и о дорогах. Еще не хватало вместо машин пустить по городу лошадей.
  Мы расплатились с таксистом почти последними деньгами, которые у нас остались. Затем позвонили по ближайшему телефону-автомату нашим родственникам, объяснив примерно, где мы находимся. Приехал мой троюродный брат на машине и забрал нас.
  У наших родственников была пустующая квартира рядом с их квартирой. В ней мы и поселились.
  Султан, мой двоюродный дядя, с женой и детьми уехал в Баку еще после первой войны. Он устроился на работу в каком-то заводе и неплохо зарабатывал. Еще в девяносто седьмом году он просил нас приехать к ним, так как в Чечне делать нечего и мир там наступит не скоро. И оказался прав. У него было трое детей: Тимур - мой ровесник, старшая дочь Мадина и младшая - Малика. До войны мы с Тимуром были не разлей вода. Я не виделся с ним до сего дня. Надо сказать, он ничуть не изменился. Такой же веселый и добродушный.
  Первые дни в Баку мне скучать не приходилось. Мы с Тимуром каждый день ездили в центр города, где собиралась чеченская диаспора. Мы сидели в кафе, пили "цяй" (так его называли азербайджанцы), ходили в интернет-клуб, часами просиживая в чеченском чате, сидели в скромной квартире Чингиса, названивая чеченским девчонкам. Новые знакомые мне понравились. Вдали от дома, здесь чеченцы были намного сплоченнее, чем у себя на родине. Все они, как и мы, сбежали от войны. Кто после первой войны, кто после второй. Некоторые поступили в ВУЗ. Я бы тоже поступил, но для этого нужны деньги. Сидеть, сложа руки, мы не собирались. Так или иначе, надо искать работу. В ближайшем будущем возвращаться домой мы не планировали. Поэтому что-то надо было начинать.
  Азербайджанцы очень хорошо относились к чеченцам. Пытались тебе во всем угодить, при встрече всегда улыбались. Среди толпы они сразу узнавали чеченца. Меня прохожие не раз спрашивали: "цецен?" (либо в их языке отсутствовала буква "ч", либо им так нравилась буква "ц"). И вообще, азербайджанцы были народом очень гостеприимным, радушным и хлебосольным. Многие плохо говорили по-русски, а иные совсем не умели. Иной раз приходилось даже пользоваться английским языком.
  Берега Баку омывало Каспийское море. Почти полгорода уходило вниз под уклон, до самого берега. Зима здесь была прохладная. Снег шел редко. Летом стояла знойная жара, но сильные ветры спасали от него. Вместо почвы - везде песок. Порывы ветра несли его по воздуху, из-за чего ты часто с ног до головы оказывался покрытым песком. Растительности здесь тоже хватало. В основном это экзотические южные деревья, которых я раньше не видел: пальмы, олива, халва, и другие, названия которых я не знал.
  Я все откладывал свои эксперименты со временем. Во-первых, потому что это был долгий и нудный процесс, во-вторых, это вызывало неприятные ощущения, а в-третьих, мне было не до этого. Я развлекался как мог, целыми днями проводя время со своими новыми друзьями, а возвращался поздно ночью. Иногда оставался ночевать у Чингиса. Иногда мы ходили на пляж близ Баку, искупаться.
  Вскоре я стал скучать по родным краям. Хотелось вновь оказаться дома, со своими близкими и друзьями. И чтобы не было войны. Мы только начинали вставать на ноги, и тут опять война все разрушила. Сейчас мы с Муслимом поступили бы в Университет, а потом открыли бы собственную киностудию. Все могло бы сложиться иначе. Интересно, смог бы я изменить будущее так, чтобы войны не было? Это не шуточное дело. Изменить какое-то отдельное событие - возможно, но войну.... Если даже и попытаюсь, то с чего начать? Как один человек может предотвратить войну?
  Историю я трогать пока не хотел. Да и сомневался, что смогу ее изменить. А вот свою историю....
  Я не переставал думать о Седе. Мне она часто снилась во сне. До сих пор корю себя за то, что упустил ее! Мне казалось, что лучше и красивее ее нет ни кого на белом свете. Я встречал много девушек, но одна из них мне не нравилась так, как Седа. Она та единственная, которая могла бы стать моей второй половиной. Второй такой не будет.
  Нет. Не могла, а может. Если я вернусь назад во времени и все изменю. Не надо для этого ничего придумывать. Надо только вернуться в тот день, когда я собирался ей признаться.
  Я не спешил с путешествием в такое далекое прошлое. Для этого мне придется вернуться на четыре года назад. А это большой промежуток времени. На мосту я вернулся где-то минут на пять назад, не больше. Усилю ли я этот промежуток? Сколько у меня уйдет на это "внутренних" часов? Если начнется головокружение и я упаду в обморок? Начинать следовало с меньшего. Сперва отправлюсь на несколько минут назад. Потом на час, на день, и так далее. А там, глядишь, окажусь и в том самом прошлом. Если повезет, осуществлю задуманное сегодня. Нет - так завтра. Времени у меня много. Прошлое никуда не денется.
  У меня возник вопрос: как вернуться назад в будущее? Замедлять время я уже, можно сказать, научился. А как его ускорять? Нечто подобное мне удалось сделать во время моего первого опыта. Сначала время текло медленно, потом из-за внезапного порыва мне захотелось побежать, и я заметил, что время ускорилось.
  Вернусь на несколько минут раньше, а там посмотрим. Если не получится - ничего. Я ничего не потеряю. Только приобрету. Дополнительные несколько минут своей жизни.
  Допустим, я попаду в прошлое 1996 года, когда мы с Седой возвращались из школы домой. Если я признаюсь Седе, что она мне нравится, и после этого вернусь в свое время, я, возможно, вместе с ней буду уже здесь, в Баку. Мы будем женатой парой. Я почти в этом не сомневался. По-крайней мере, я не раз представлял себе такое будущее. В своих мечтах. Пора превратить свои мечты в реальность.
  Часы показывали 1:27 ночи. Мать спит. Брат тоже. Тишина. Никто не мешает. Самое время начать.
  Я лежал на кровати в своей маленькой комнатке, которую освещал небольшой светильник на столе. Чтобы следить за изменением времени, я поставил рядом с кроватью часы, сделанные в форме домика. Секундные стрелки с едва слышным тиканьем отбивали секунду за секундой.
  Я закрыл глаза. Попытался представить тропу, и обнаружил, что не могу ее вспомнить. Странно. Я раньше никогда не задумывался над тем, как она выглядит. Каждый раз она выглядела по-разному. В форме дороги, тропинки, прямой линии, или пути. Но я не мог вспомнить ее ни в одной из этих форм. Тропа, довольно-таки расплывчатая, возникала и тут же ускользала из головы. В мыслях она появлялась, однако перед глазами не появлялась.
  "Что я опять делаю не так, черт бы его побрал?" - подумал я.
  Недолго поразмыслив, я понял в чем дело. Здесь главное не визуализация, а ощущения. А именно - чувство "зависания" со всеми его проявлениями. Без них время не двигалось с места.
  Через минут пять мне удалось вызвать ощущение давления, думая при этом про тропу и про неприятный звук, сопровождаемый им. Я это ясно чувствовал. От чего пришел в восторг. Словно мне удалось оторваться от земли и взмыть в небо. В детстве я старался избавиться от этих ощущений, и при любом, даже малейшем проявлении "зависания", меня бросало прямо-таки в дрожь.
  Наконец, перед глазами возникла тропа. Она была нечеткой и размытой. Тем не менее, я ее разглядел. Это была автомобильная дорога с разметкой посередине. Меня что-то несло по ней вперед. А кругом стоял мрак. Кроме дороги и меня - больше ничего. Пустота.
  У меня возникло ощущение, что я всегда существовал именно на этой дороге, а реальный мир, в котором я живу, - всего лишь сон. От этого мне стало плохо. Казалось, что я задыхаюсь.
  Я открыл глаза. Дорога исчезла. А чувство "зависания" - нет. Оно усиливалось с каждой секундой. Меня словно придавило к кровати огромным слоном. Чувство реальности пропало. Дорога осталась в моей голове. Я чувствовал течение, несущее меня по ней. Хотелось ему сопротивляться, потому что двигаться по дороге было очень неприятно. Я пытался за что-нибудь ухватиться, но, увы, кроме дороги, ничего вокруг не было. Я словно упал в реку с сильным течением. Хотел дотянуться ногами до дна, чтобы меня не несло течением, однако не смог. Либо дно отсутствовало, либо отсутствовали мои ноги. Тогда я просто повернулся лицом к течению...
  Смотря в потолок, я поймал себя на мысли, что нахожусь в каком-то бреду. Глаза мои были открыты, тем не менее, я забыл о реальности, и вообще о том, для чего вызвал чувство "зависания". Я как бы спал с открытыми глазами. И во сне мне снилась тропа.
  Чтобы отогнать сон, я присел в кровати. Движения мои были заторможенными. Я посмотрел на часы. Они показывали 1:33.
  Сначала я подумал, что часы остановились. Но секундная стрелка двинулась вперед, на одну секунду, и опять зависла. Прошло, наверное, секунды три, прежде чем стрелка снова двинулась.
  Я понял: время замедлилось.
  У меня получилось. При этом мне не пришлось испытать смертельную опасность.
  Нельзя упускать шанс. Надо двигаться дальше.
  Я лег обратно. Закрыл глаза. Повторно представлять дорогу необходимости не возникло. Она до сих пор не выходила из моей головы.
  Я стоял лицом к потоку, несущему меня по дороге. Ни своих рук, ни ног я не разглядел. Тем не менее, я двинулся против потока. Чувствовалось какое-то сопротивление. Но мне это не мешало ускориться.
  Услышав странный шум, я открыл глаза. Перед глазами все мелькало. Едва удавалось разглядеть что-либо. Если и удавалось, то на какие-то доли секунды.
  Время прокручивалось назад с бешеной скоростью. Часы превратились в минуты. Минуты - в секунды. Своим телом я управлять не мог. Я делал все то, что делал весь день в обратном направлении. Искупался в ванной, посмотрел телевизор, поужинал, оделся, пошел на улицу.... Ночь сменилась днем. За это время прошло буквально несколько минут по моим "внутренним часам". И это был не предел. Время бежало все быстрее и быстрее. Так же и по тропе я двигался ускоряясь. И чем быстрее, тем легче это удавалось. Я почувствовал некую свободу и легкость.
  Я словно ехал на машине. А время стало для меня педалью газа. Я нажимал на газ. Машина ехала все быстрее и быстрее. Переключал скорость с первой на вторую, третью, четвертую, пятую. На моей машине не было предела скорости. Я переходил на шестую, седьмую, восьмую, девятую.... Вскоре дни превратились в секунды. Следить за происходящим стало бессмысленно, поскольку разглядеть что-либо даже на долю секунды представлялось невозможным.
  Не знаю, сколько времени прошло. Ни "внутренних", ни "внешних". Но я решил остановить его. Слишком я увлекся, не думая о том, как мне придется возвращаться.
  Я сбавил скорость своей воображаемой машины времени. Время потекло медленнее. Образы, мелькающие перед глазами, становились отчетливее. Я разглядел наше кафе, дворик, что был рядом, родной дом...
  От увиденного голова тут же просветлела. Я не мог поверить, что так далеко зашел.
  Чувство реальности вернулось. Голова закружилась. Меня затошнило. Образ тропы пропал. Время перестало прокручиваться и остановилось на какой-то временной точке.
  Я чуть не упал на землю от головокружения, но меня тут же кто-то поймал.
  - Что с тобой? - услышал я голос Муслима.
  
  

Глава 7

  
  Я едва сдержался, чтобы меня не стошнило. Остановил подступившую к горлу рвоту и проглотил обратно. Вокруг меня стояли люди, и я не хотел перед ними выглядеть как зажравшийся алкаш.
  Меня кто-то потряс.
  - Что с тобой? - повторил голос Муслима.
  Я несколько раз глубоко вдохнул. Немного полегчало. Однако голова продолжала кружиться. Будто меня укачало. Затем выпрямился и посмотрел по сторонам. В глазах было мутно от слез. Я вытер их и снова осмотрелся.
  Я находился в том самом дворе в центре Грозного, где мы с Муслимом раньше играли в настольный теннис. Тут же стоял и столик для пинг-понга. На меня уставились беспокойные взгляды друзей и знакомых, которых в последний раз я видел два месяца назад. Но попал я не в прошлое двухмесячной давности. Пинг-понг я начал играть в начале 1999 года весной. Судя по всему, как раз была весна. То есть, я вернулся почти на полгода назад в прошлое.
  - Ну не молчи, - не унимался Муслим.
  - Не знаю, - ответил я. - Что-то вдруг голова закружилась.
  Он, придерживая, проводил меня до скамейки. Мои ноги подогнулись, и я плюхнулся на скамейку. Муслим сел рядом.
  Я смотрел на него довольно-таки долго, дабы убедиться в том, что он настоящий. Чувство реальности не вернулось ко мне полностью. Некоторые движения тела я выполнял помимо своей воли. То есть я осознавал, что сейчас, например, я проведу по лицу рукой. Во мне словно существовало два человека. В мою голову лезли какие-то посторонние мысли. Я пытался их прогнать, но они снова возвращались. Смысл этих мыслей едва улавливались мной. Когда я пытался сфокусироваться на них, они тут же ускользали.
  Только потом я осознал, что нахожусь в теле себя из прошлого. Физически меня тут не было. Перенеслось лишь мое сознание. Или душа, если так угодно. И оно было в теле меня-из-прошлого. А сознание меня-из-прошлого продолжало существовать параллельно с моим. Этим и можно объяснить непроизвольные движения и посторонние мысли.
  Это мне напомнило о российском фантастическом фильме, где главный герой попадает в прошлое, затем возвращается назад в настоящее. По какой-то причине будущее изменилось, и он встретил самого себя. Его двойник живет с его женой в его доме и живет его жизнью. А он уже не может претендовать на нее. Примерно то же самое и со мной. Я не могу претендовать на жизнь себя-из-прошлого, если только не хочу прожить всю жизнь с глубокой формой шизофрении.
  Я вспомнил, что нечто подобное почувствовал тогда у моста. Это ощущение прошло после бомбежки. То есть после того, как я снова оказался в настоящем (или после того, как должен был погибнуть?).
  - Когда закончишь любоваться мной - дай мне знать, - вывел меня Муслим из раздумий.
  Так хотелось рассказать все Муслиму, сказать, что я пришел из будущего. Но нельзя. После этого я точно стану для него шизофреником. Он, как и я, был скептикоп, и не верил всему, что говорят.
  Я выдавил из себя подобие улыбки и сказал:
  - Извини, просто ждал, пока голова перестанет кружиться. Сейчас вроде стало лучше.
  К нам подошли еще двое и спросили, как я. Получив ответ, они удовлетворенные, ушли играть дальше.
  - Что это вообще было? - спросил Муслим.
  - Да все в порядке. Наверное, что-то не то съел.
  - Я видел, как люди вырывают, когда они съедают "что-то не то", а не валятся с ног.
  - А ты все в своем репертуаре, - сказал я, и усмехнулся.
  - В смысле? - не понял он.
  - Не важно. Главное - я в порядке.
  - Как я могу быть уверенным, что ты не свалишься так в следующий раз?
  - Ладно, мама, я схожу завтра к врачу.
  - Очень смешно, - сказал он, и тут же забыл, о чем спрашивал.
  - Пойдем что ли работать? - сказал он.
  - То есть чай пить?
  - Уж не баклуши бить.
  Муслим попрощался с друзьями, я сделал то же самое. Затем мы пошли в свое кафе.
  Долго я здесь задерживаться не мог. Раз уж начал, надо доводить дело до конца. Для этого мне требовалось уединиться. Туалет в кафе - самое подходящее место. Не буду же я перед Муслимом корчить рожу, пытаясь вызвать чувство "зависания".
  - Странно, - произнес я.
  - Что? - спросил Муслим.
  - У меня такое чувство, будто я сплю. В голову все время лезут посторонние мысли.
  Впервые, за все время как я попал сюда, заговорил я-из-прошлого.
  Муслим взглянул на меня с беспокойством.
  - Знаешь, идея посетить врача не так уж и плоха.
  - Нет. Со мной такое и раньше бывало.
  Ответ был мой меня-из-настоящего и меня-из-прошлого. Действительно, я и раньше испытывал такое, обычно после "зависания". А потом у меня появился очень интересный вопрос. Если я и раньше чувствовал, будто во мне находится два человека, не значит ли это, что я-из-будущего уже возвращался в мое прошлое, пытаясь изменить свое будущее? Если это так, я, должно быть, пытался изменить какое-то событие. И не раз. Только что именно?... Допустим, я уже возвращался в прошлое. Разве я не должен был изменить свое прошлое так, чтобы мы с Седой были вместе? Тогда, конечно, не было бы необходимости изменять прошлое, поскольку я это уже сделал бы. Тем не менее, я бы на этом не остановился, и все равно вернулся бы в прошлое. Хотя бы ради эксперимента...
  От этих мыслей голова пошла кругом. К сожалению, я ничего не знал о путешествиях во времени. У меня не было под рукой "Руководства для путешественников во времени", поэтому не стал больше забивать себе голову глупостями. У меня и без того голова плохо соображала. А вдруг мне станет так плохо, что у меня не останется сил вернуться назад в будущее? Надо быстрее выполнить намеченное и возвращаться.
  - Я сейчас, - сказал я Муслиму, когда мы пришли в кафе. - В "крайнюю комнату" - и обратно.
  Мне хотелось остаться здесь еще немного, поиграть в пинг-понг, поговорить с друзьями, повидать родные места, поскольку я не знал, когда их еще увижу, если вообще больше увижу. Но, как уже говорил, я не могу претендовать на жизнь и на тело себя-из-прошлого.
  Я опустил крышку унитаза, сел на него и закрыл глаза.
  "Интересно, - думал я, - о чем сейчас думаю я-из-прошлого? Чем я объясняю сейчас свое поведение?"
  Ответ я примерно знал. Никак. Только мысль, появляющаяся время от времени: "Что я делаю? О чем это думаю?".
  Я запустил свою воображаемую "машину времени". На этот раз у меня получилось лучше. Время пошло в обратном направлении. Я не забывал регулировать скорость прокрутки, чтобы поймать тот момент, который мне нужен.
  Дом... центр города... мои друзья...опять дом... ночь... утро... школа...
  Я немного замедлил время. Именно школа мне нужна. С Седой разговор у меня состоялся за пару месяцев до конца учебного года. Надо еще немного прокрутить.
  Передо мной мелькнуло лицо Седы, и я так быстро остановил время, что оно в миг замерло. Я не стал его запускать, и оставил в положении "пауза", чтобы полюбоваться Седой. Она стояла передо мной как на трехмерной фотографии. Она смотрелась идеально. Будто позировала перед фотографом. Она словно была создана, чтобы ее запечатлели. Почему я не художник? Я бы запечатлел ее именно в этом положении.
  Это был тот момент, когда она подошла ко мне справиться о Руслане. Она выглядела немного смущенной. Глаза говорили: "мы плохо знаем друг друга, но я готова с тобой подружиться". На лице играла приветливая улыбка. Ее слегка вьющиеся каштановые волосы развивались на ветру. Правая рука заправляет локон волос. Левая грациозно вытянута назад, в такт походке. Одна нога слегка оголена вырезом на платье. Точно модель на подиуме.
  Долго ей любоваться мне не удалось. Меня сложило пополам. Я почувствовал головокружение и приступ рвоты. Мое альтер-эго тоже дало о себе знать. Я потерял контроль над временем, и оно пошло вперед.
  - Ты чего? - спросила ожившая Седа.
  Пришлось сдержаться, чтобы не блевануть. Вот здесь бы я точно выглядел некрасиво.
  - Ничего, - сказал я как можно спокойнее. - Живот вдруг прихватило.
  Я присел на корточки, чтобы не свалиться на землю, массируя при этом виски.
  - Не волнуйся за меня, - произнес я. - Сейчас перестанет.
  И тут же добавил:
  - Не надо было есть неспелые абрикосы.
  - Какие абрикосы? Разве они выросли? - услышал я ее почти у самого уха. Она присела рядом со мной.
  Солгал называется. Действительно, какие абрикосы в начале весны?
  - Это... дядя привез.
  Она дотронулась своей ладонью до моего лба.
  - Да ты весь горишь!
  И правда, я себя чувствовал так, будто у меня повышенная температура.
  Я попробовал встать. Чуть не упал. Тошнота начала отступать.
  - Все, - солгал я, - прошло.
  - Ты уверен?
  - На все сто. Так что ты хотела?
  - Да я кое-что спросить хотела.
  - Спрашивай. Тебе прямо идти?
  - Да.
  - Тогда пошли.
  Дальше я позволил себе-из-прошлого действовать самому, который наверняка даже не подозревал, что в его теле сидит он-из-будущего. Я помнил нашу беседу с Седой слово в слово, и мне не хотелось ничего менять. Некоторые события лучше оставить такими, какими они были.
  Сначала она спросила меня про Руслана. Я-из-прошлого подумал, что ей он интересен. Затем выяснилось, что она познакомила его с Аминой, а саму ее Руслан не интересует. Увидев эти воспоминания, я невольно улыбнулся. Видно, я-из-прошлого чувствовал себя так же паршиво, как и я себя. Но он/я держался молодцом.
  Потом я-из-прошлого задал ключевой вопрос:
  - А ты с кем-нибудь встречаешься?
  - Ну... я встречаюсь кое с кем, но это так, чтобы убить время.
  - То есть, свою половину ты еще не нашла?
  - Нет. Не нашла. И вообще, я не верю в эти сказки про любовь. Люди забивают себе голову всякими глупостями и думают, что они влюблены.
  - Ты хочешь сказать, что я глуп?
  - О чем это ты?
  Пришло время говорить мне.
  - Знаешь, - начал я. Меня охватила прежняя неуверенность. Не меня-из-прошлого, а меня-из-настоящего. Я даже не подготовился, не знал, что ей сказать. Возможно, на этом я бы и закончил, если бы не тот факт, что ради этого момента я вернулся в прошлое, чтобы изменить будущее. Не буду же я останавливаться на полпути? Лучше сказать то, что у тебя на сердце.
  - Давно хотел тебе сказать об этом, - произнес я. - Дело в том, что ты мне очень нравишься...
  - Взаимно, - сказала она. Глаза ее при этом блеснули. Это было для меня приятным сюрпризом. Седа тут же опустила глаза.
  Я хотел сказать, что она мне понравилась с первой же встречи, но потом вспомнил, как она мне "нравилась" раньше.
  - Не понимаю, почему я тебя раньше не замечал? Почему до сих пор не заговаривал с тобой? Теперь я понимаю, что многое упустил. Даже не многое, а все.
  Только сейчас я заметил, что мы с Седой остановились.
  - Мы с тобой даже толком не общались. Вроде с десятого класса учимся вместе, а я с тобой так и не заговорил. Несмотря на это, я знаю, что ты самая потрясающая девушка на свете.
  Я сделал паузу, чтобы дать ей сказать, поскольку рот ее был полуоткрыт. Но она не произнесла ни слова. Кажется, мои слова ее поразили.
  - Может, ты и не веришь в любовь, но наступит день, когда тебе придется разделить свою жизнь с другим человеком. А когда ты это поймешь, будет уже поздно. Ты поймешь, что это не тот человек, с кем бы тебе хотелось провести всю свою жизнь. Прежде чем наступит такой день, я хочу тебя попросить дать нам обоим узнать друг друга поближе. Может, ты изменишь свое мнение.
  Я почувствовал большую нагрузку в голове. Мысли меня-из-прошлого проносились в нашей общей голове с огромной скоростью. Да и мои не отставали. Ситуация была для нас обоих слишком волнующей. Я не мог сфокусироваться на одной мысли. Они все время путались. Если я произнесу еще хоть слово, то обязательно скажу какую-нибудь нелепость. На этом, пожалуй, стоит остановиться. Да и возвращаться назад. Все уже сказано. Все сделано. Остальное - вопрос времени.
  Когда я вызвал в своей голове образ тропы, контроль над телом меня-из-прошлого тут же пропал. Я слышал, как я-из-прошлого что-то говорил, а Седа отвечала. Однако не мог расслышать ни слова, поскольку время ускорилось. Сделать это оказалось не так уж и сложно, как мне казалось на первый взгляд. Даже легче, чем прокручивать назад. В этом случае приходится двигаться против течения тропы. А когда прокручиваешь время вперед - тебе ничего не мешает. Течение даже помогает.
  Прямая тропа вдруг стала извилистой и кривой, из-за чего мне пришлось замедлить темп времени. Неприятное ощущение усилилось. Кривой тропы я не видел давно. Она у меня появлялась раньше во сне. "К чему бы это?" - думал я.
  После замедления времени, я увидел проносящиеся перед глазами события последних дней. Значит, я уже близко к своему времени. Должно быть, кривая тропа - это мое настоящее время. Иначе я это объяснить не мог. Кривая тропа стала для меня отличным маяком в дальнейших путешествиях.
  Оказавшись на кровати в своей комнате в настоящем времени, я вскочил, побежал в ванную и стал блевать в унитаз. Больше я сдерживать себя не мог. Последний переход во времени был особенно тяжелым. Я сидел на коленях перед унитазом около трех минут, пока тошнота не отступила. Но голова все еще продолжала кружиться. Кроме того, появилась мигрень. Ну их к черту, эти путешествия во времени, думал я. Без крайней на то необходимости можно обойтись и без этого. Если все эти симптомы будут появляться при каждом моем путешествии, я стану больным человеком.
  Я лег обратно в кровать. Чувствовал себя ужасно уставшим.
  Часы показывали 1:37. Последний раз, когда я посмотрел на часы до того, как отправиться в прошлое, они показывали 1:33. По моим внутренним часам я отсутствовал около часа. Не меньше.
  Теперь, раз я изменил свое прошлое, что-то должно измениться. Если все пошло по плану, мы с Седой поженились, и она вместе с нами должна была приехать сюда, в Баку. Но что-то я никаких изменений не заметил по дороге в ванную. Может она в другой комнате?
  Я встал с кровати, проверил все комнаты. Седы нигде не было. Не было даже намека на ее присутствие.
  - Беслан? - услышал я сонный голос матери. - Ты почему не спишь?
  - Сейчас лягу, - ответил я.
  Что же я сделал не так? Может, она не захотела выходить за меня замуж? Или я в ней разочаровался (что мне казалось очень сомнительным)? Может, она просто не у нас? Она могла поехать с детьми к своим родителям на время, где бы они ни находились.
  Все может быть. Время, чтобы это выяснять, для этого было не подходящим. Поэтому я решил идти спать.
  Завтра все выясню.
  
  

Глава 8

  
  На следующий день я еще раз проверил все комнаты, покопался в своих вещах. Никакого намека, что мы с Седой женаты. Ни одежды, ни фотографий, ни каких бы то ни было других предметов нашей совместной жизни. Надо смотреть правде в глаза: мы с Седой не сошлись. Я стал проклинать себя за свое легкомыслие. Словами в наше время ничего не изменишь. Надо действовать.
  А разве это не должно было стать стимулом меня-из-прошлого, чтобы действовать? А что я, собственно, сделал? Что было после того, как я вернулся в свое время? Этого я не знал. Я промотал свою жизнь вперед, и ничего не помнил. Видимо, я допустил какую-то ошибку. Знать бы какую.
  Если говорить об изменениях, то они были. Все же я повлиял на прошлое. Изменения были незначительными. Например, я увидел в моих личных вещах одежду, которой раньше у меня не было. В фотоальбоме появились новые фотографии (Седы на них не было). В своей тумбочке я нашел пачку сигарет, хотя я не курил. Помню, мой знакомый предложил мне закурить еще летом. Я закурил, чтобы просто попробовать. После этого я отказался от соблазна закурить еще раз. Видимо, все же закурил. Таких мелочей было много.
  После обеда я пошел к Тимуру. Мы с ним собирались пойти к Чингису. По дороге он вытащил пачку сигарет, протянул мне одну сигарету. Я механически взял ее и закурил. Потом вспомнил, что вроде не курил.
  На меня нахлынула волна воспоминаний. Я "вспомнил" как закурил впервые. Я должен был встретиться с Седой, из-за чего сильно нервничал. Чтобы как-то расслабиться, я решил закурить вместе со своим другом Идрисом. Я попытался вспомнить, что же произошло дальше. Когда это было? И встретился ли я с Седой?
  Ощущение было очень странным. Словно в мой мозг записали новые воспоминания. Но помимо них, в моей голове оставались и старые воспоминания, те, изменения которых не коснулись.
  Потом я вспомнил встречу с Седой. Новую встречу, которая состоялась после последнего нашего с ней разговора. Я опять пошел к ней с Муслимом. И, судя по воспоминаниям, я никак не решался на эту встречу, пока Муслим опять меня не подтолкнул к этому. Я помнил ее образ, ее взгляд, свое волнение, но я не помнил, о чем мы говорили. До меня доходили лишь обрывки воспоминаний. Ясно помню, как я поздоровался с ней, и как попрощался. Еще я сделал ей комплемент о волосах, а про себя подумал: "Вот идиот! Какие волосы? Надо было сказать, например: "Ты сегодня выглядишь ослепительно". Действительно, она выглядела ослепительно. И это нельзя было не заметить. А я возьми и ляпни про волосы. Муслим не упустил момента пошутить по этому поводу. Потом Муслим увидел знакомого и отошел, оставив нас с Седой одних. Мы о чем-то шушукались.
  Должно быть, тема нашего разговора была не так важна, поэтому я ее и не запомнил. Я запомнил лишь важные и волнующие моменты.
  Что было дальше - я не помнил. Неужели эта встреча стала последней? Расстались мы вроде нормально.
  Я еще долго пытался что-то вспомнить, часто путаясь в новых и старых воспоминаниях. Однако ничего нового так и не вспомнил. Либо больше ничего не изменилось, либо мне нужно было время, чтобы вспомнить.
  Ближе к вечеру мы пошли в интернет-клуб. Общаясь в чате, я обнаружил, что у меня появилось друзья и знакомые, которых я раньше никогда не знал, а тех, кого знал я, не знали меня. Я решил оставить эту виртуальную болтовню и попробовать найти что-нибудь в интернете касательно моей проблемы.
  Войдя в поисковик, я долго думал, а что мне вообще искать? Зависание? Или тропу? Может, с кем-то и бывает такое, но этот кто-то может назвать эти признаки по-другому. Вместо "зависания" можно придумать сотни, тысячи других названий. Например, расстройство психики. А что? Вполне возможно. Может, это расстройство, а может и нет. Но это не значит, что у людей с нарушением психики не могут появиться сверхъестественные способности.
  И тут меня осенило. Я набрал в пустой графе "расстройство психики сверхспособности". Меня заинтересовала первая же ссылка. Я кликнул на ней. Через пару секунд загрузилась страница сайта. Я быстро прошелся глазами по странице и остановился на следующем абзаце:
  "Замечено, что телекинез, как и другие парапсихологические способности, иногда появляется в результате травм, заболеваний, стрессов, ударов током... Это подтверждает мысль о скрытых резервах человеческого организма, особенно мозга. В истории известны случаи, когда люди, на расстоянии гнули, перемещали, подвешивали в воздухе вилки, ложки и другие предметы, а также поворачивали стрелку компаса, изменяли ход часов, разгоняли тучи, гасили пламя свечи".
  Я стал читать дальше, задерживаясь на заинтересовавших меня абзацах:
  "Некоторые исследователи предполагают, что каждый из нас наделен подобными "паранормальными" способностями, которые когда-то являлись естественными для человека, просто они находятся в скрытом состоянии".
  "Проявления сверъестественного, как правило, связаны с некими измененными состояниями сознания. Именно в этом особом состоянии, достигнутом спонтанно или с помощью сознательных приемов, например, медитации, люди получают способность воспринимать тонкую реальность. Внешние проявления контактов с этой реальностью мы и называем паранормальными способностями".
  "Многие из вас слышали, что человек использует лишь от пяти до десяти процентов возможностей своего мозга.
  А если бы мы использовали мозг на все сто процентов? Каждый человек стал бы тогда самодостаточным носителем такого энергетического потенциала, какой способен сдвинуть горы. Иисус знал, что говорит, обращаясь к ученикам с такими словами: "Если кто скажет горе сей: "Поднимись и ввергнись в море", - не усумнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по его словам, - будет ему, что ни скажет"".
  "В "группу риска" по вероятности попадают, в первую очередь, люди, по какой-то причине "выбитые" из состояния физического или психического равновесия. Так, сотрудники питерского Института мозга человека пришли к выводу, что беременные женщины нередко способны предсказывать будущее, совершать астральные путешествия и даже... останавливать время! Обследование 400 испытуемых показало, что около трети беременным снятся вещие сны, они видят потусторонние существа и слышат странные звуки. Кроме того, женщина может внезапно в подробностях вспомнить события далекого детства, вплоть до самого рождения, и даже детали "прошлых" жизней".
  Интересно. Я не беремен, но тоже могу не только останавливать, но и поворачивать его вспять. А как они "вспоминают" эти события далекого детства? Не с помощью ли астрального путешествия?
  Я набрал "астральное путешествие во времени" и кликнул на кнопке "поиск". Выбрал один из результатов поиска.
  В статье автор описывал свое астральное путешествие в далекое прошлое. А далее:
  "Астральное тело отделяется от человека каждый день, когда засыпает. Ничего страшного и пугающего в этом нет. Ведь сон человека - это, по сути, сначала отделение от физического тела астрального тела, а потом то, что мы воспринимаем как сновидение, на самом деле только лишь жизнь в астральной плоскости нашего энергетического тела. Или как его еще называли - энергетического двойника. Все то, что мы видим во сне, происходит с нашим энергетическим двойником на самом деле в астральной плоскости. Во время сна можно считывать информацию с будущего и прошлого, такие сны обычно называют "вещими". Вещие сны человеку снятся спонтанно. Но можно процесс сновидения сделать управляемым, и во время сна получать ту информацию, которая требуется. Достигается способность к управлению снам тренировкой. Это один из способов получения информации, который родственен ясновидению".
  Дальше ничего интересного не было. Автор описывал технику астрального путешествия, которую я в принципе уже освоил. Автор говорил, что никто не покидает тело сознательно в состоянии бодрствовании. Для этого надо добиться пограничного сонного состояния. Именно так со мной и было. Я находился между сном и бодрствованием. Медитация и самогипноз, наравне с визуализацией, тоже играют немаловажную роль. Это тоже присутствовало. Я даже добавил свое - ощущения. А вот "медитации на чакрах" не было. Я обошелся без нее.
   Астральное путешествие чем-то было похоже на мое, однако несколько отличалось. Путешественник находился где-нибудь в небе или еще где. Он мог свободно перемещаться, видеть прошлое с любой точки, с которой пожелает. Я у меня с передвижением было ограничено, поскольку мое "астральное тело" находилось в теле меня-из-прошлого, вместе с его "астральным телом". А вот воздействовать на прошлое путешественник во времени, утверждал автор статьи, не мог. В этом моя прерогатива. Еще, автор говорил об управлении сном. В принципе, сон, говорил он, это путешествие в иные миры. Надо научиться управлять им. Не знаю, но что по мне, так сон - это отдельная история. Мой сон и путешествие во времени были для меня разными вещами, хоть я и находился при этом в пограничном сонном состоянии. Хотя как на это смотреть.
  В других статьях я не нашел ничего нового, поэтому сделал другой поиск: "путешествие во времени реальные истории".
  Я открыл одну из ссылок. В статье рассказывалось о нашумевшем случае пятидесятых годов. Некий мужчина в одежде XIX века неожиданно оказался в самой гуще автомобилей на оживленной улице Нью-Йорка и был задавлен одной из машин. Водитель клялся, что погибший внезапно появился перед его автомобилем, словно свалился с неба, затормозить просто не было никакой возможности. Пытаясь установить его личность, полицейские обшарили его карманы, в них оказался документ, удостоверяющий личность, выданный 80 лет назад. Выяснилось, что мужчина был коммивояжером и проживал на улице, которую снесли 50 лет назад. Эта история настолько заинтересовала полицейских, что они не поленились покопаться в архиве и найти списки жильцов указанного в документе района за конец XIX века, в них они и обнаружили таинственного коммивояжера. Дальнейшие поиски привели к неожиданной встрече. Пожилая женщина с такой же фамилией, как и у погибшего, рассказала сыщикам, что 70 лет назад при очень загадочных обстоятельствах пропал ее отец. Он вышел на улицу подышать перед сном свежим воздухом и словно испарился. Все попытки найти его ни к чему не привели. Покопавшись в коробке с фотографиями, женщина нашла снимок отца. Полицейские просто ахнули, когда на снимке, датированном апрелем 1884 года, они увидели именно того несчастного, который попал под колеса автомобиля.
  Еще более странный случай произошел в небольшом калифорнийском городке летом 1936 года. На его улице оказалась по-старомодному одетая, неизвестная никому, перепуганная старушка. Она буквально шарахалась от предлагающих ей помощь прохожих. Ее необыкновенный наряд и странное поведение привлекли любопытных: ведь в этом городке все знали друг друга, и появление такой колоритной фигуры не прошло незамеченным. Когда старушка увидела собирающихся вокруг нее людей, она с отчаянием и растерянностью огляделась по сторонам и вдруг исчезла на глазах.
  В 1966 году три брата шли ранним утром по одной из улиц Глазго. Неожиданно 19-летний Алекс пропал на глазах у своих братьев. Все попытки найти его не увенчались успехом. Алекс исчез без следа, и больше его никто не видел.
  И так далее и тому подобное. Ничего такого, что мне необходимо было знать. Но, если верить этим статьям, я не единственный путешественник во времени. Найти хотя бы одного такого человека, и спросить, каким образом он попал в прошлое или будущее.
  Я сделал новый поиск. То есть стер слова "реальные истории", оставив "путешествие во времени". Найдя нужную статью, я кликнул по ссылке. Заголовок статьи говорил сам за себя: "Путешествие во времени". Вначале в ней делались ссылки на творчества писателей фантастов, чьи произведения так или иначе касались путешествий во времени. Среди них такие, как Герберт Уэллс, Айзек Азимов, Марк Твен и другие, имена которых мне мало о чем говорили. Дальше пошла тема специальной теории относительности Эйнштейна, и работы других ученых.
  Далее перечислялись способы путешествий во времени. Первый - физический, на основе следствий теории относительности. То есть, движение со скоростью, близкой скорости света. Второй, биологический, - остановка метаболизма тела с последующим восстановлением. Например, замораживание. Это способы путешествия в будущее. А вот способы путешествия в прошлое.
  "Общая теория относительности допускает возможность существования "кротовых нор, - читал я. - Это нечто вроде туннелей, соединяющих удаленные области в пространстве. Разрабатывая теорию кротовых нор, К. Торн и М. Моррис заметили, что, если перемещать один конец (А) короткой норы с большой скоростью, а потом приблизить его к другому концу (Б), то - в силу парадокса близнецов - объект, попавший в момент времени Т во вход А, может выйти из Б в момент, предшествующий Т (таким способом, однако, невозможно попасть во время, предшествующее созданию машины времени).
  В 1936 году Ван Штокум обнаружил, что тело, вращающееся вокруг массивного и бесконечно длинного цилиндра, попадает в прошлое. Таким цилиндром могла бы быть так называемая космическая струна, но нет надежных свидетельств, что такие струны существуют.
  В 1965 году Ричард Фейман был удостоен Нобелевской премии по физике за развитый им пространственно-временной подход в квантовой механике, в рамках которого античастицы рассматривались как частицы, двигающиеся вспять во времени - в прошлое..."
  Я быстро пробежался вниз по строчкам и остановился на слове "парадокс". Вот что меня действительно интересовало.
  "Есть несколько часто упоминаемых аргументов против путешествий в прошлое:
  1. Нарушение причинно-следственных связей.
  Допустим, некто в 11 утра заряжает пистолет, в 11.30 создает машину времени и в полдень (12.00) входит в нее. Затем, пользуясь свойствами машины времени, он возвращается к моменту 11.50, поджидает, пока его более молодая версия приблизится ко входу, и пытается ее убить. Он, конечно, не может в этом преуспеть - человек способен выстрелить только при условии, что он пережил состоявшееся час назад (по его часам) покушение. Возникает, однако, вопрос: что именно помешает ему (и всем его последователям)? Не приходим ли мы в некоторое противоречие с привычными представлениями о свободе воли?
  Иногда парадоксом называют и другую ситуацию, которая формируется, например, так: если внук вернется в прошлое и убьет собственного деда, его рождение окажется невозможным; но если он не родится, то деда никто не убьет, и его рождение окажется возможно. Что же произойдет в действительности? Здесь, однако, никакого парадокса нет, также как и никакой неопределенности. Слова "человек" (или "внук") и "человек, чей дедушка не был убит в колыбели" суть синонимы.
  2. Отсутствие в нашем времени пришельцев из будущего.
  Суть ее в том, что при создании машины времени возникает крайне нетипичная для классической физики неопределенность: как бы хорошо мы ни знали начальные данные, мы не можем однозначно предсказать эволюцию пространства-времени. Причем среди бесконечно большого числа возможных вариантов всегда есть такой, в котором машина времени не появляется. Таким образом, если мы видим человека, пытающегося построить машину времени, то тот факт, что он вооружен и полон решимости через час выстрелить, не означает, что свободная воля этого человека будет вскоре чем-то ограничена. В лучшем случае он означает лишь, что одна возможность (из бесконечного количества) исключена - в течение часа машина времени в этом месте не появится".
  Далее по тематике: "последовательность событий неизменна", "последовательность событий изменяема", "последовательность событий ограниченно изменяема". В моем случае первое отпадает наверняка. На счет третьего я был неуверен, но изменить кое-что можно, и я в этом убедился.
  Я вышел из сайта и выбрал другую ссылку. Из следующей статьи я узнал, что парадокс не может возникнуть, если кто-нибудь просто наблюдает прошлое, никак с ним не взаимодействуя.
  Ниже был приведен научно-фантастический рассказ Рэя Брэдбери "И грянул гром". Герои рассказа отправляются на сафари в мезозойскую эру, охотясь на тех динозавров, которые вот-вот должны умереть. Перед возвращением в свое время, им необходимо было уничтожить все следы своего пребывания, чтобы не внести изменения в будущее (в том числе извлечение пули из тела динозавра). Люди находятся в антигравитационной тропе, чтобы случайно не задеть даже травинку, поскольку это может внести непредсказуемые потрясения в историю. Они даже дышат с помощью кислородного прибора, чтобы не заразить своими микробами древних животных. Один из охотников сходит с тропы, испугавшись тираннозавра. После возвращения в свое время, охотники обнаруживают, что их мир заметно изменился. Причина выясняется тут же: охотник, сошедший с тропы, случайно раздавил бабочку, что послужило причиной изменения будущего. Возникает так называемый "эффект бабочки".
  Я кликнул мышкой по последней ссылке.
  "Эффект бабочки" - термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем. Незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые эффекты где-нибудь в другом месте и в другое время.
  В качестве того, как избежать парадоксов, был приведен рассказ Эрика Т. Белла "Перед рассветом", в котором фигурировала электронная машина, снимающая кинофильмы из прошлого по световым отпечаткам на древних породах; роман Марка Твена "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура", где герой отправляется в прошлое во сне; кинофильм "Спящий", как Вуди Ален отправляется в будущее в состоянии летаргии; а также попадает в будущее в перевоплощенном виде или в галактику, где время течет так медленно по сравнению с земным, что по возвращении на Землю герой оказывается в глубоком прошом - за несколько веков до своей эпохи. В общем, не мой случай.
  Другая статья меня насторожила. В ней приводился в качестве примера рассказ Фредерика Брауна "Эксперимент":
  "Профессор Джонсон держит на ладони латунный куб. Время - без шести три - Ровно в три часа Джонсон говорит своим коллегам, что положит куб на платформу созданной им машины времени и отправит на пять минут назад в прошлое. "Следовательно, - поясняет Джонсон, - куб должен был бы без пяти три исчезнуть с моей ладони и появиться на платформе машины, появиться за пять минут до того, как я поместил его туда".
  - А как тогда вы можете поместить куб на платформу машины? - спросил Джонсона один из его коллег.
  - Очень просто. Когда моя рука приблизится к платформе, куб исчезнет с платформы и появится у меня на ладони, откуда я и переставлю его на платформу.
  Без пяти три куб исчезает с ладони профессора Джонсона, перемешенный на пять минут назад в прошлое будущим действием-перемещением куба на платформу машины ровно в три часа.
  - Видите? За пять минут до того, как я поместил куб на платформу, он уже там!
  - А что если теперь, когда куб уже появился на платформе, за пять минут до того, как вы его поставили туда, вы передумаете и не поставите куб на платформу в три часа? - спросил Джонсона его хмурый коллега, - Не возникнет ли при этом парадокс?
  Профессор Джонсон задумывается над интересной идеей и, решив посмотреть, что произойдет, не помещает куб на платформу ровно в три часа.
  Никакого парадокса не возникает. Куб остается на ладони. Но весь мир, включая профессора Джонсона, его коллег и машину времени, исчезает".
  Это заставило меня задуматься. Что, если из-за одной моей мысли весь мир полетит в пух и прах? Пусть это и рассказ, но до путешествий во времени для меня эта тема была просто фантастикой. А теперь я был готов поверить во что угодно. Путешествие во времени оказалось не таким уж легким, как мне казалось раньше. Единственное, что радовало - я перемещался в во времени не физически, хотя и воздействовал на прошлое. С одной стороны, как человек верующий, я должен был отрицать идею об исчезновении мира. А с другой стороны, кто может гарантировать, что я не стану причиной Апокалипсиса?
  Как бы там ни было, надо признать - путешествие во времени дело опасное.
  Я стал читать дальше.
  Следующая статья говорила о разрешении парадоксов. Разработанная многомировая интерпретация Хью Эверетта, в дальнейшем получившая развитие в работах Ральфа де Бижара, решала эту проблему на идее существования параллельных миров. То есть, вселенная в каждый микромомент времени ветвится на бесчисленные параллельные микромиры, каждый из которых представляет собой некую допустимую комбинацию микрособытий, которая могла бы реализоваться вследствие присущей микроуровню изменчивости. По формулировке Бижара, в случае изменения какого-либо события из прошлого, по такой же схеме, что и в теории множественности миров Хью Эверетта, мир расщепляется на два параллельных мира, в каждом из которых время течет по-своему. В первом весь мир, как и был, остается неизменным. А во втором, возникшем в момент внесения в него изменения, он течет уже со своей историей. Например, вы вернулись назад во времени и убили Гитлера. Мир разделился на две части. Вы окажетесь во втором мире, где убили Гитлера. Вернувшись в свое время, обнаружите, что Гитлер умер при загадочных обстоятельствах. То есть, вы попадете в будущее именно того мира, который изменили.
  "Нетрудно видеть, что в метакосмосе с ветвящимися путями времени пародокс возникнуть не может. Путешествие во времени перестает быть проблемой. Если вы вздумаете отправиться на неделю вперед во времени, то вы просто исчезнете в настоящем на неделю и появитесь снова в будущем, став моложе, чем были. Но если вы отправитесь назад и убьете самого себя в колыбели, то вселенная сразу же расщеплится. Вселенная 1 будет продолжать следовать своим путем, но вы исчезните из нее, когда достигнете определенного возраста и отправитесь в прошлое. Может быть, это будет повторяться раз за разом, и на каждом витке будут рождаться две новые вселенные. Может быть, ваше исчезновение произойдет только один раз. Кто знает? Но в любом случае появляется вселенная 2 с вами и убитым вами младенцем. Вы не исчезните, свершив свое деяние, так как теперь, став обитателем вселенной 2, вы тем самым стали чужим вселенной 1..."
  Я закрыл окно браузера. На сегодня информации хватит. Надо еще все это переварить.
  Единого мнения нет. Если этот Бижар прав, путешествие во времени не вызовет никаких парадоксов, и я могу менять что хочу. Если же он ошибся.... Как говорится, сапер ошибается лишь раз.
  
  

Глава 9

  
   Прошло почти полгода с момента моего первого путешествия во времени. На второе я никак не решался. Из моей головы не выходила мысль о том, что это может быть очень опасно. А вдруг в моем теле поселится мой двойник и не захочет или не сможет вернуться назад в свое время? Или я сам попаду в тело моего двойника из параллельного мира и не смогу вернуться из прошлого? Или же (хотя я мало в это верил, но все же) весь мир исчезнет? Вариантов много. Испытывать судьбу я не хотел.
  Султан устроил моего брата на работу на заводе. Зарплата его была не ахти какая, но все же лучше, чем ничего. На пропитание, по крайней мере, хватало. Я тоже нашел подобие работы. Дал в газете объявление, что ищу работу. Мне позвонили и предложили работу в какой-то компании. Назначили встречу, я пошел на семинар и впервые узнал, что такое маркетинг. Компания в основном реализовывала биологически-активные добавки. Мне так запудрили мозги, что я готов был хоть сейчас приступать к работе. На следующий день я пошел к своему работодателю и заключил контракт. Мне дали какую-то литературу и я уже сам стал пудрить себе мозги дома. Система обычная. Я покупаю товар у компании и реализовываю его с надбавкой. За каждый товар получаю пять процентов, сверх этого еще идет зарплата. Мне нужно было пригласить четырех работников, или дистрибьюторов, за которых я получал проценты, в процессе обучая их так же, как обучали меня. После чего я достигал второго уровня, и, соответственно, повышался процент. Когда мои работники найдут четырех дистрибьюторов, я поднимаюсь до третьего уровня. Процент опять поднимается. И так далее.
  Я не нашел ни одного заинтересованного в этом бизнесе. Мои родственники и знакомые тоже отказались. Учитывая, что я нахожусь в чужом городе, не у себя дома, найти потенциального работника и реализовывать товар было нелегко. Я купил у компании комплект товаров. Но всучить их так никому и не удалось. И вообще, это было как-то не по-чеченски.
  За три месяца, которые я там проработал, мне не удалось заработать ни копейки. Только одни растраты. Каждую неделю проводились семинары, на которые приходилось раскошеливаться. Я дал объявление в газете, что "требуются сотрудники в компанию с возможностью карьерного роста". Наш домашний телефон просто разрывался от звонков желающих устроиться на работу. В день мне звонили человек десять. В первое время я консультировал звонивших неуверенно, заикался почти на каждом слове, пытаясь говорить как можно дельнее. Доходило до того, что они просто бросали трубку, не дав мне договорить. В дальнейшем я выработал хорошую дикцию, и отвечал на любой вопрос без колебаний. К сожалению, большая часть соискателей работы знали, что такое маркетинг, и они отказывались от встречи, хотя я им и не говорил, что это маркетинг. Они догадывались сами. Либо я невзначай выдавал правду сам. Двое из десяти соглашались на встречу, но в назначенный день они, как правило, не приходили. А тех немногих, с кем я встретился, я больше не видел.
  Как-то, проверяя свою электронную почту, я увидел письмо, присланное Муслимом. Он спрашивал, как я поживаю, чем занимаюсь. Писал, что находится в Волгограде, у родственников. Я ему ответил. Как бы между делом спросил, слышал ли он что-нибудь о Седе. На следующий день получил ответ.
  "Говорил же я тебе, - писал он, - чтоб ты ее не упускал, брателло. А теперь о замужней женщине думаешь..."
  Из его письма я понял: в том, что у нас с Седой ничего не сложилось, виноват я сам. Видимо, я не уделял ей достаточно внимания. В общем, ничего не изменилось.
  Мне снова захотелось вернуться в прошлое и изменить его. До сих пор я не решался, боясь последствий изменения. К тому же, я не знал точно, почему мы с Седой не сошлись. А путешествовать во времени и выяснять это мне не хотелось. Теперь я знал наверняка. Я должен вернуться.
  Я стал строить план, вернее маршрут, по которому собирался пройти. Надо только вспомнить подходящие для этого дни, в которые я отправлюсь для внесения изменений. Путешествие во времени неприятное и тошнотворное занятие, поэтому надо все подготовить, чтобы в неподходящий момент я не потерял сознание, или случись вдруг другая непредвиденная ситуация.
  На этот раз никаких разговоров о чувствах и о любви. Я просто ее украду. Договорюсь с Муслимом-из-прошлого о месте и времени, затем отправлюсь в будущее, в назначенный день, и украду ее. Все очень просто. Тогда уж никаких отговорок у меня не возникнет. Раз украл - женись.
  Пока я все это обдумывал, нас ждала очередная дорога. Мы собирались уехать из Баку и перебраться в Хасавюрт, к родственникам. Дело в том, что Тимур вот-вот должен был жениться. А квартира, которую мы заняли, предназначалась ему. Мы, конечно, могли снять другую квартиру, и жить там, но налаживать жизнь в Баку у нас не получалось. Да и отец не хотел оставлять дом и приезжать к нам. Пришлось покинуть Азербайджан. Султан уговаривал нас не уезжать (скорее из-за приличия). Но мы настояли на своем.
  Дорога назад была не самой приятной. Мы поехали на автобусе. Меня с братом высадили на таможне, раздели нас по пояс, чтобы узнать, боевики мы или нет (у воевавших на некоторых частях тела оставались следы от ремня автомата), обыскали с ног до головы, задавали наводящие вопросы, и, в конце концов, отпустили. На блокпосте Махачкалы нас опять высадили, забрали наши паспорта и не хотели их отдавать. Меня вообще обозвали американским шпионом, поскольку на мне была куртка с надписью сзади "U.S.ARMY". Нелепость, конечно, но им только повод дай, чтобы содрать с нас деньги. Мы их им принципиально не давали. А потом пришла мать и так на них накричала, что те вынуждены были нас отпустить.
  В Махачкале мы пересели на маршрутку, которая ехала в Хасавюрт. По дороге нас остановил ОМОН. Один из пассажиров им не понравился, и они его высадили. А нас в упор не видели. Повезло...
  К вечеру мы худо-бедно добрались до Хасавюрта. Нас встретили, и мы обосновались на новом месте. Дом наших родственников был двухэтажный и очень большой. В нашем распоряжении были две комнаты и ванная. Конечно, совсем не то, что было в Баку, и все же лучше, чем ничего. В Баку мы чувствовали себя свободнее и увереннее. Но меня все это не волновало. Я думал о своем предстоящем путешествии.
  На седьмой день, после нашего приезда, я решил отправиться в прошлое. Подождал, пока все уснут, закрылся в ванной, чтобы в случае приступа рвоты, под рукой был унитаз, постелил пол одеждой из нестиранных вещей, сел, закрыл глаза и завел свою "машину времени"....
  Мы с Муслимом сидели у меня дома, просматривая наше очередное видео-творение. Я хорошо помнил этот день, поскольку мы тогда с Муслимом смеялись как никогда. Мы так удачно озвучили на свой лад известный голливудский фильм, что нам не надоедало смотреть его снова и снова. Следовательно, найти это время было не так сложно. Это было через два месяца, после нашего с Седой разговора, когда мы шли из школы домой.
  - Муслим, - начал я, - помнишь, ты как-то говорил, почему бы мне не украсть Седу?
  - Помню, - отозвался он. - Это было вчера.
  Я подумал над его словами. Может и говорил "вчера". Я этого не помнил. Для меня с тех пор прошло 3 года.
  - В общем, я решил, - сказал я.
  - Украсть ее?
  - Да.
  Муслим хлопнул меня по плечу.
  - Ну наконец-то! Что, мальчик уже подрос?
  - Ага.
  - Ты уже говорил с Седой, или еще поговоришь?
  - Я решил не говорить ей об этом.
  Муслим глянул на меня вопросительно.
  - То есть ты решил пойти на крайние меры? - спросил он.
  - Знаешь, хватит разговоров. Лучше действовать, чем языком трепать.
  Муслим засмеялся.
  - Моя школа!
  - Давай назначим время и место.
  - Я смотрю, ты это хорошенько обдумал.
  - Еще как. В день моего рождения. Вечером. У остановки "поворот".
  Муслим посмотрел на меня как на сумасшедшего.
  - Я, конечно, разделяю твой энтузиазм, но не до такой же степени. Почему именно в день твоего рождения, и почему на "повороте"?
  - Поверь мне, мы ее увидим.
  Действительно, я должен был увидеть, вернее, увидел ее тогда, в день моего рождения. В своем прошлом. Только не в старом прошлом, а в новом, которое я изменил. Я ее видел, но не заговорил с ней. Мы с Муслимом возвращались на машине моего отца из кафе, отпраздновав мой день рождения. Тогда я ее и увидел. Она шла с кем-то (вероятно, с подругой) по другой стороне улицы. Я "вспомнил" об этом после своего последнего путешествия во времени.
  - Почему мы ее увидим? - не унимался Муслим.
  Я не смог придумать ничего, поэтому сказал:
  - Не спрашивай меня почему. Я просто знаю. Не могу объяснить. Просто запомни, что я тебе сказал. В день моего рождения, семнадцатого июня. Вечером. Я возьму машину отца, и мы заберем ее на ней. Если я передумаю - можешь назвать меня трусливым слабаком. По чаще напоминай мне об этом.
  Муслим закивал головой.
  - Ладно. Надеюсь, это не шутка.
  "Делать мне нечего, возвращаться в прошлое ради того, чтобы пошутить", - подумал я про себя, а вслух сказал:
  - На полном серьезе. Я все уже решил.
  Не дождавшись от него больше вопросов, я спросил:
  - Ну, договорились?
  - Будь уверен! Если передумаешь в последний момент, я вас обоих украду и запру где-нибудь в подвале!
  - Нет, не передумаю.
  Чуть не сказав ему "Увидимся семнадцатого июня", я отправился вперед в будущее...
  Мы с Муслимом и Идрисом вышли из кафе. Я пока не вступал в разговор, чтобы проверить, что я-из-прошлого скажу. К сожалению, прочесть мысли себя-из-прошлого я не мог, как ни старался, хотя они и проносились в моей голове очень быстро. Не могу точно объяснить. Я и слышу и вижу мысли, но смысл не могу уловить. Возможно, потому, что тело одно, а сознаний два. Видно, для ума эта большая перегрузка.
  После того, как мы сели в машину, я высунулся из открытого окна и блеванул.
  - Ты чего? - спросил Муслим.
  - Переел.
  - Что ты переел? Мы только немного перекусили. Сам же сказал: "Переедать будем у меня дома".
  - Значит, перепил.
  - А как себя чувствуешь?
  - Нормально.
  - То есть, когда мы будем красть Седу, ты больше вырывать не будешь?
  Я посмотрел на него, выдавил из себя улыбку и сказал:
  - Все нормально. Уже прошло.
  Тошнота действительно прошла. Зато чувствовал я себя паршиво. В таком состоянии лучше не садиться за руль. Тем не менее, я завел машину, и мы тронулись с места.
  Мы доехали до поворота, я поставил машину на другую сторону улицы, где должна была появиться Седа, и заглушил машину.
  - Еще не передумал? - спросил меня Идрис.
  - А с чего я должен передумывать?
  - Ты же сам все это время твердил, - сказал Муслим, - что ляпнул глупость.
  - Может и ляпнул. Только передумывать не собираюсь.
  - Тебя не поймешь, - бросил Идрис. - То ты неуверен, то ты решителен.
  - Ага, - подтвердил Муслим. - Будто у него раздвоение личности.
  - Ты уверен, что они появятся?
  Я взглянул на часы, хотя мне это ничего не дало. Когда начинает темнеть в это время? Часов в восемь? Я помню, что видел их еще в дневное время суток. А сейчас был уже седьмой час. Неужели они не появятся? Если так, то причина стала в моем появлении в прошлом. Как и герой рассказа Брэдбери, я каким-то незначительным изменением прошлого способствовал изменению значительных событий. "Эффект бабочки".
  - Да, - ответил я, хотя уже сомневался, что увижу их. - Подождем еще немного.
  Не думал, что мне придется так долго пребывать в прошлом с моим-то поганым состоянием. Но оно стоило того.
  Прошло, наверное, полчаса. Скоро закат. Я стал сомневаться, что вообще увижу сегодня Седу. И тут она появилась. Седа вышла из-за угла дома с какой-то девушкой, и пошла по улице.
  - Вот она! - воскликнул я. Муслим с Идрисом тут же посмотрели в сторону, куда я указал пальцем.
  - Ты был прав! - сказал Муслим. - А кто это с ней?
  - Не знаю. Наверное, подруга.
  - А можно я ее тоже украду?
  - Можешь сделать с ней что хочешь, только не упустите Седу.
  - Будет сделано!
  Он хлопнул меня по плечу и обратился к Идрису:
  - Ну что, пошли красть для Муслима счастье?
  Они вышли из машины. Седа со своей подругой поравнялась с ними. Она узнала Муслима. Они поздоровались. Перекинулись несколькими словами, после чего Муслим схватил Седу как куклу и побежал с ней к машине. Седа кричала и пыталась вырваться. Ее подруга схватилась за голову, не зная, что предпринять. Идрис открыл заднюю дверцу машины и сам сел в нее. Муслим хотел закинуть Седу в машину, но та мертвой хваткой зацепилась за дверцу и не хотела ее отпускать. Идрису пришлось помочь, чтобы разжать ее руки и затянуть в машину. Когда она уже оказалась на заднем сиденье, Муслим сел в машину и захлопнул за собой дверь.
  - Отпустите меня! - кричала Седа.
  Я завел машину и тронулся с места.
  - Куда едем? - спросил Идрис.
  - К бабушке.
  И тут я поймал взгляд Седы в зеркале заднего вида. На лице ее было удивление.
  - Муслим?
  То ли этот момент меня сильно взволновал, то ли по какой-то другой причине, я потерял контроль над телом. Я не стал пытаться вернуть контроль над собой-из-прошлого, и сразу двинулся вперед по тропе. Время ускорилось. Больше мне в этом времени делать было нечего. Главное сделано. Пора возвращаться.
  Когда тропа пошла зигзагами, я уменьшил скорость времени.
  Оказавшись в совершенно незнакомой мне обстановке, я повернулся на бок и вырвал. Из желудка вышла лишь кислая жидкость.
  После того, как тошнота отступила, я огляделся и не мог понять, где я. Такое иногда бывает, когда ты просыпаешься.
  Я лежал на каком-то пледе, постеленным прямо на траву. Вместо подушки - рюкзак. Слева от меня - кусты. Справа - лес. У ног, рядом лежал еще кто-то. Это все, что я сумел разглядеть, потому что было жутко темно. Над головой - густая листва. Почти никакого источника света. Словно я попал в преисподнюю. На мне была теплая одежда. Тем не менее, мне было холодно. Где-то ухала сова. В остальном - тишина.
  Я присел, закрыл глаза и пытался вспомнить, где я был в последний раз, до того, как отправиться в прошлое. Мы уехали из Баку и приехали в Хасавюрт к родственникам. Точно. Я был в последний раз в ванной.
  Я открыл глаза и огляделся.
  Какого черта я делаю в лесу? Как вообще тут оказался? Что это за место? Где я? Может, я попал не в свое время? Например, в будущее. Я отчетливо помню, как тропа пошла зигзагами, и я замедлил темп времени именно в этот момент. Это должно было означать, что я приблизился к своему времени. А если я ошибся?
  Нет. Такого быть не могло. Иначе я бы почувствовал в своем теле своего двойника из прошлого. Однако же...
  Вставая с импровизированной постели, я почувствовал боль и усталость в ногах, будто весь день ходил пешком. Выпрямился, осмотрелся по сторонам. Ничего и никого. Только темный и зловещий лес. Судя по всему, здесь были только я и таинственный незнакомец, что спал мертвым сном.
  Я открыл свой рюкзак и стал в нем копаться, в поисках фонарика, или чего-нибудь в этом роде. Раз есть рюкзак, значит должен быть фонарик. Возможно, я находился в настоящем времени. Просто что-то изменилось. Например, я решил пойти с кем-то в поход. Никак иначе. Не стал же я бездомным?
  Фонарика я не нашел. Но нашел спички.
  Чиркнув спичкой, посветил кругом. Нигде не было видно следов костра. Неужели мы все это время лежали в холоде без костра?
  И тут я увидел на земле, рядом с моей "постелью", автомат Калашникова. Я не сразу понял, откуда он мог взяться, и вообще, чей он. Понемногу до меня начало доходить в чем дело. А когда я увидел на себе военную форму, всякие сомнения исчезли.
  Стало быть, я боевик?
  Почувствовав слабость в ногах, я присел. Мой мозг отказывался верить в это. Как такое возможно? Я ведь только украл Седу. Почему мое настоящее изменилось настолько сильно? Что меня побудило идти воевать?
  Я вспомнил Абу-Бакара, который предложил нам с Муслимом идти на джихад. Помнится, мы с Муслимом уже готовы были идти. У нас возник план как и когда уйти из дома. Говорить родителям мы, конечно, не собирались. Тогда бы нас, естественно, не пустили. Об этом мы хотели сообщить нашему соседу. А он бы потом передал это нашим родителям. Передумать нас заставил Мовсар, из охраны Масхадова, после того, как мы рассказали ему про Абу-Бакара и про наше решение идти на джихад. Он вывел Абу-Бакара на чистую воду. По его словам, это был человек с очень сомнительным прошлым, которому не следовало верить.
  Если бы мы не рассказали тогда об этом Мовсару...
  Если бы...
  Но все случилось именно так. Я повлиял на прошлое. Теперь оно переписано. Мы не рассказали об этом Мовсару, и все сложилось именно так, как "если бы..."
  Оставался еще один вопрос. Что стало у нас с Седой? Я ее украл. После чего мы должны были отвезти ее к моей бабушке в село. А потом жениться. Неужели я мог бросить свою жену, возможно, вместе с детьми, и пойти на джихад? Нет. Я не мог такое сделать. Это не про меня. Ну тогда, получается, я не женился на ней? Опять же вопрос: почему? Что пошло не так? Я просто был уверен, что все должно было получиться. В чем моя ошибка? Может, я на ней женился, и по какой-то причине мы развелись?
  Собрав немного хвороста, я разжег костер. Покопался в своем рюкзаке. Ничего интересного. Запасные магазины для автомата, компас, записная книжка с какими-то заметками, одежда. Больше ничего.
  Я взял записную книжку, пролистал. Судя по всему, это был мой дневник.
  Открыв первую попавшуюся страницу, я стал читать:
  
  27 августа.
  Вчера мы спрятались в подвале заброшенного дома. Нашли там много солений. Я объелся соленых помидоров. У меня до сих пор от них изжога. Нам всем, наконец, удалось выспаться. Ночью Ильяс куда-то вышел. Про него никто не вспомнил, пока на следующее утро не обнаружили его отсутствие. Командир приказал нам всем срочно уходить. Он был уверен, что его поймали федералы. А я был уверен, что он просто дезертировал. Парнишка едва держался. Видно, сломался. Особенно трудно он перенес смерть Казбека. Они едва успели подружиться.
  Сейчас мы находимся в глубине леса. Завтра мы планировали напасть на колонну федералов. Если повезет.
  
  30 августа.
  Колонну мы так и не дождались. Зато обнаружили недалеко базу федералов. Нападать на них было слишком рискованно. Мы ждали удобного случая.
  Еда почти закончилась. Мы охотились на диких зверей. Это было очень сложно, так как стрелять нельзя. Этим мы привлечем федералов. Магомед в этом преуспел. По метанию ножей он занимал первое место. Он занимался этим, по его словам, с пеленок.
  
  В моей голове промелькали обрывки воспоминаний. Я начинал вспоминать какой-нибудь отдельный эпизод, описанный в дневнике.
  
  7 сентября.
  В результате попытки нападения на базу федералов, вчера ночью погиб наш командир. Упал боевой дух всего отряда. Мы думали, что у нас был идеальный план. Все было продумано. В успехе никто не сомневался. Но мы жестоко ошиблись. Мы потеряли больше половины бойцов. Федералы застали нас врасплох. Пришлось отступить.
  Преследовать нас федералы не стали. Видимо, боялись западни. Через несколько минут, путь, по которому мы шли, разбомбила авиация. К счастью, мы находились уже далеко от того места.
  
  12 сентября.
  Вчера мне приснилась Седа. Я будто бы опять украл ее, и мы поженились. Она выглядела ослепительно в свадебном платье. Она улыбалась. Выглядела самой счастливой девушкой на земле. Я почему-то тоже присутствовал на свадьбе, хотя по чеченским канонам так не принято.
  У меня до сих пор не выходит из головы то, что я решился ее тогда украсть. Даже не знаю, что на меня нашло. Меня словно подменили. Я в это время чувствовал себя как во сне. А во сне ты можешь совершать такие безумные вещи, которые в бодрствовании ни за что бы не сделал. Вот такое у меня было состояние. Я осмелел и украл ее. Только жаль нам не удалось пожениться. У Седы оказались очень бурные двоюродные братья. Они забрали ее домой на следующий же день. А меня чуть не разорвали на части. Если бы они ее тогда не забрали, я бы сейчас жил вместе с ней где-нибудь за пределами Чечни. Какая к черту война? Это не война, а истребление. Некуда идти. И некуда бежать. Сдашься в плен - расстреляют. А потом еще и продадут твое тело родным за немалые деньги. Вернее, то, что от него осталось. Лучше умереть в бою, чем это.
  
  22 сентября.
  Вчера наш отряд попал в засаду федеральных войск. Началась стрельба. Все разбежались кто куда. Это нас и спасло. Мы с Муслимом побежали в одну сторону. Бежали не оглядываясь. Не знаю, сколько мы бежали, но по дороге забрели в какую-то подземку (судя по проржавевшим металлическим трубам внутри - времен второй мировой войны), укрылись в ней, замаскировав вход ветками. А вышли оттуда только ночью. Искать братьев по оружию было опасно. Мы решили двигаться дальше.
  Не знаю где мы сейчас. На пути мы никого не встретили. Мы с Муслимом с утра бродим по этим горам. Спускаться вниз рискованно. Нас могут обнаружить.
  
  25 сентября.
  Друзей своих мы так и не нашли. Живы ли они? Если живы, то где? Если они погибли - я им завидую.
  Еды у нас совсем не было. Мы спустились на равнину, увидев небольшое селение. Приблизившись к нему поближе, увидели пару БТРов и ушли обратно в горы. Я пытался охотиться на диких животных, метая в них ножом, но у меня ничего не получалось. Я лишь спугивал животных. Был бы сейчас с нами Магомед....
  
  На этом запись заканчивалась. Должно быть, это последняя запись.
  Теперь мне все стало ясно. Я поспешил, украв Седу. Все сложилось бы иначе, если бы я ее не крал, а просто встречался с ней.
  А так ли это? Пока бы я с ней встречался, ее украл бы кто-нибудь другой. Кто-нибудь при деньгах, с авторитетной семьей, у которого двоюродные братья Седы не посмели бы забирать ее обратно. Может, нам с ней просто не суждено быть вместе, как бы я не менял прошлое?
  Спящий в это время зашевелился, поскольку я стал создавать слишком много шуму. На это и рассчитывал. Я уже понял кто это, еще до того, как он повернулся.
  - Как спалось? - спросил я его.
  - Ты что делаешь? - спросил он меня с каким-то упреком.
  Это не был прежний Муслим. Лицо его изменилось. Он исхудал, постарел лет на десять. Лицо стало жестким. Ирония, никогда не сходившая с его лица, пропала.
  - Костер развожу, - ответил я.
  Он быстро вскочил на ноги, натянул в спешке мокасины, и энергично стал топтать разгоревшийся костер.
  - Ты с ума сошел?! - изрек он.
  - А в чем дело?
  Вместо ответа он сложил свой плед и запихнул в рюкзак.
  - Собирайся! Надо срочно уходить!
  - Ты объяснишь, в чем дело?
  Закончив собирать свой рюкзак, Муслим подошел ко мне.
  - Ты нас засветил! Разве тебе неизвестно, что нельзя разводить ночью костер?
  Действительно. Я даже об этом не подумал. Я же боевик. Федеральные войска могли заметить светящуюся точку в темном лесу.
  Не произнеся ни слова, я собрал свой рюкзак. Муслим не стал меня дожидаться и двинулся. Я схватил свой автомат и пошел за ним.
  Не успели мы пройти и десятка метров, как за нашими спинами раздался мощный взрыв.
  - Бежим! - закричал Муслим.
  Я побежал со всех ног, вслед за Муслимом.
  За спиной послышалась автоматная очередь. Видимо, они давно нас заметили. Точнее, костер, который я разжег. И собирались взять нас без боя.
  Я почувствовал жгучую боль в боку. Ноги мои подкосились, и я упал на землю. Мой автомат полетел куда-то в сторону. Пощупав бок, я почувствовал теплую жидкость. Они попали в меня! Я ранен! Неужели Муслим не видел, как я упал? Наверное, побежал дальше, не оглядываясь, думая, что я бегу за ним. Я не мог встать. Любое движение отдавалось острой болью в боку. Силы покидали меня.
  "Неужели я умираю?" - думал я.
  Превозмогая боль, я закрыл глаза и представил тропу. Самое время возвращаться в прошлое и изменить его, пока я еще живой.
  Однако образ тропы не возникал. Я не мог вызвать ни одно из тех неприятных ощущений, чтобы управлять временем. Вроде, что-то возникало, очень слабо. Но тут же исчезало. Невыносимая боль в боку не давала мне сконцентрироваться. Тогда я придавил раненное место рукой, чтобы остановить кровотечение и, возможно, подавить боль. Этим сделал только хуже. Боль усилилась. Охватила весь правый бок. Я чувствовал под кожей что-то твердое и неприятное. Скорее всего, это пуля.
  Боль мне не унять. Надо еще раз попытаться.
  Стрельба слышалась уже совсем близко.
  Образ тропы все не появлялся. Я даже напрягся, пытаясь сконцентрироваться. Увы. Мне мешала боль. Мысль о смерти не давала мне покоя. Я даже не знал, жив ли до сих пор. Может, я умер?
  Кто-то подхватил меня и поднял на ноги, придерживая. Лица я не видел, но был уверен, что это федерал.
  - Идем, - услышал я голос Муслима.
  - Я ранен! - сказал я.
  - Возможно, поживешь еще немного, если все время будешь идти.
  И мы двинулись. Почти бежали. Муслим ни на секунду меня не отпускал. Иначе бы я не сделал и шагу. Каждый шаг отдавался сильной болью в боку. Я терпел как мог.
  - Извини, что так вышло, - произнес я.
  - Ты о чем?
  - О костре.
  - Потом об этом поговорим!
  - А если этого "потом" не будет?
  Секунду-другую он молчал, дыша тяжело.
  - Забудь! - наконец произнес он.
  Мы остановились за деревом и прижались к нему, чтобы передохнуть какое-то время и оценить ситуацию.
  С южной стороны были слышны перекрикивания солдат и вспышки света. Иногда доносились выстрелы.
  Более или менее отдышавшись, мы двинулись в северную сторону.
  Я думал, а как далеко мы сумеем убежать такими темпами? За нами гонится целый отряд вооруженных федералов. Через минуту-другую они нас догонят и пристрелят на месте.
  Муслим не раз выручал меня. Он всегда помогал мне во всем. Всегда подставлял свое плечо. Не помню почти ни одного случая, чтобы он отказался помочь мне в каком-либо деле. Муслим мне стал как родной брат. Вот сейчас он тоже меня выручил. Прямо-таки вытащил из лап смерти. А я его ни разу не поблагодарил...
  - Муслим, - произнес я, - так мы точно не спасемся. Они нас догонят. Бросай меня! Мне все равно осталось недолго жить.
  - За кого ты меня принимаешь? - взглянул он на меня с искренним удивлением. - Бросить его! Мы выберемся!
  - Нет, мы не выберемся! Без меня ты еще можешь спастись!
  - Они нас не видят в темноте. У нас еще есть шанс. Добежим до ближайшей балки и спрячемся там.
  - Муслим!
  Он бросил на меня отчаянный взгляд.
  - Умирать - так вместе! - изрек он.
  За нами раздался взрыв. Я спиной почувствовал жар. Взрывная волна отбросила нас вперед на пару метров. Мы оба растянулись на земле.
  При падении я вскрикнул от резкой боли в боку. Новых ранений я не получил. Почувствовал только взрывную волну. Но откуда взялась кровь на лице?
  Лежа на земле, и не в силах больше двигаться, я повернулся в сторону Муслима. Он не двигался. На мой зов он тоже не ответил. Тогда я подполз к нему и потряс его. Никакой реакции.
  - Муслим! - закричал я. - Вставай! Они уже близко!
  Я взял его за плечо и перевернул.
  Увидев на его лбу большую дыру, я невольно вскрикнул. Пуля прошибла ему голову насквозь.
  Его безжизненные глаза смотрели на небо. Я не хотел верить, что он умер. Снова и снова проверял то наличие пульса, то дыхания, словно он от этого мог ожить.
  Муслим был мертв. Он погиб, спасая меня. Хотя мог спастись сам.
  Второй раз в жизни я видел, как на моих глазах умирает человек. На этот раз умерший оказался моим лучшим другом. С другой стороны, в моем новом прошлом я должен был видеть много смертей. Я и сам отнимал жизнь людей. Но я этого не помнил. Пока не помнил. Если вспомню, вряд ли смогу ночью спокойно спать.
  Из головы не выходил его образ, когда я его увидел при свете разожженного костра. Как он был не похож на себя! Должно быть, его изменила война. Он видел смерти своих сослуживцев, он убивал российских солдат, голодал по несколько дней, бродил целый день по горам. Так же как и я. Если изменился он, тогда и я должен был измениться. У меня было немало знакомых, которые воевали. Взять хотя бы Мовсара. Я не был с ним знаком до войны. Но, уверен, именно война сделала его таким, каким он стал. Он был хорошим другом. С этим не поспоришь. Однако, иной раз, взглянув на него, казалось, ты смотришь на какого-то робота. Он мог рассказать тебе о том, как убивал на войне. При этом на его лице не вздрагивала ни единая мышца, словно он говорил на бытовую тему. И это пугало. О нем шли дурные разговоры. Говорили, что он убивал простых мирных русских жителей в Чечне. Причем избавлялся от них с крайней жестокостью. Мы же с Муслимом посчитали это чушью. А сейчас я не сомневался, что так оно и было. Его изменила война. Как и многих других. Кто-то потерял своих родителей, кто-то детей, братьев, сестер, жен, мужей, родных. Их сердца переполнены гневом. Они жаждут мести. И идут на войну. И, сколько бы они не убивали, не могут насытиться. Потому что мертвых этим не вернешь. И гнев только растет.
  Такие же чувства нахлынули на меня, когда я наконец понял, что Муслим погиб. Мне хотелось схватить автомат, ринуться вперед и убивать всех на своем пути. Плевать на рану. Плевать на то, что меня могут убить. Даже умирая, мучаясь в предсмертных муках, я готов был убивать.
  Но я вовремя сдержал себя. Я мог еще спастись. Мог еще все исправить. Мог даже больше. Мог сделать так, чтобы войны вообще не было...
  Я опустил рукой веки Муслима и взял его автомат. Мне не хотелось его оставлять, пускай и мертвого. Но делать нечего.
  Прихрамывая, я двинулся вперед. Боль в боку я игнорировал.
  - Стоять! - услышал я за спиной крик и предупредительный выстрел. Не в воздух, а прямо мне под ноги. - Бросай оружие!
  Голос был совсем близко. На меня был направлен луч фонаря. Чудо, что меня не пристрелили сразу же. Они видимо заметили, что я ранен.
  - Бросай оружие я сказал!
  Я так и сделал.
  - Лицом ко мне! Руки за голову!
  Я повернулся, занося руки за голову, и увидел двух солдат в метрах десяти от себя.
  - Где остальные?! - кричал он во все горло, словно я был глухой.
  - Я один, - ответил я.
  Подоспели остальные. Тогда державшие меня на мушке осмелели и стали подходить.
  - На землю! Лицом вниз! Руки не отпускать! На землю я сказал!
  Видно я опускался на землю слишком медленно. Солдат въехал мне в затылок прикладом. Я повалился на землю, едва не потеряв сознание.
  - Не отпускать руки я сказал!!!
  Силы мои иссякли. Я не мог больше двигаться. Хотелось лежать так и никогда не вставать.
  Солдаты обыскали меня и стали допрашивать. В это время другой солдат нашел труп Муслима.
  - Один говоришь? - напирал на меня старший по званию, тыкая в мой лоб дуло автомата. - А это чей тогда труп?
  - Так он же мертв! - ответил я.
  - Не умничай, чурка! Где остальные боевики?
  - Не знаю я! Нас было двое!
  - Пристрелю, падла! Говори!
  - Товарищ старший сержант! - обратился к нему один из солдат, возившийся все это время в моем рюкзаке. - Мы нашли его дневник. Тут указаны даты, имена, звания.
  - Хм... А ну-ка, дай глянуть.
  Тот протянул ему записную книжку. Старший сержант пролистал его, светя фонариком, затем, обращаясь ко мне, произнес:
  - Значит, не будешь говорить? Ладно. Сдается мне, ты из тех, кто не так легко колется. Но твой дневник скажет нам больше. - Он потряс им у самого моего лица.
  - Забираем его и возвращаемся! - объявил он.
  
  

Глава 10

  
  Шли мы довольно долго. Меня вели под дулом автомата, а руки связали. На удивление, я добрался до самой их базы, не валясь с ног. Рана оказалась не так серьезна, как мне казалось. Хорошо еще, что перед тем, как идти в путь, мою рану обмотали тканью, чтобы я не потерял сознание от потери крови. Хотелось бы думать, что они собираются меня вылечить и обменять на своих пленников. Или еще что-то в этом вроде. Но этому не бывать. У них мой дневник с нужной им информацией, и они не упустят шанс им воспользоваться, выпытывая у меня подробности. Вряд ли после этого они оставят меня в живых.
  Труп Муслима они взяли с собой. Понятно, зачем. Уж не хоронить - это точно.
  - Набирайся сил, - сказали мне, закинув в камеру без окон. - Завтра ты нам все расскажешь.
  И меня оставили одного.
  Я поднялся с холодного пола и лег на жесткую кровать. Наконец-то, после такой мучительной дороги - отдых. Нестерпимая боль в боку более или менее утихла, как только я лег. Теперь следует попытаться выбраться из этого проклятого мирка. Только надо немного перевести дыхание...
  Я закрыл глаза и погрузился в сон.
  Мне снилась война. Возможно, это были мои новые воспоминания. Не знаю. Я находился где-то в горах. Со мной были Муслим и другие боевики. Мы поджидали колонну федеральных войск. Я очень сильно волновался, поскольку это был мой первый опыт. А волновали меня не столько последствия этого нападения, сколько убийства, которые я должен совершить. Руки мои дрожали. Я старался не выдавать своего волнения, поскольку думал, что меня посчитают трусом.
  Появилась колонна. Один уазик, три грузовика и один БТР. При их появлении мое сердце будто остановилось. Все мое тело покрылось гусиной кожей. Погода стояла холодной. Тем не менее, я весь вспотел. В кустах напротив стоял пригнувшись Муслим. Лицо его было напряженным. Он тоже вспотел. Рядом с ним сидел бородатый мужчина лет тридцати пяти. И он тоже вспотел.
  Трасса была в метрах пятнадцати от нас. Кругом - горы. Колонна федеральных войск почти поравнялась с нами. Я заметил, что грузовики и БТР битком набиты солдатами. Совсем молодыми. Они даже не подозревают, что их сейчас убьют. Кого-то из них заберет моя пуля.
  Прогремел взрыв. БТР впереди в мгновение ока вспыхнул как спичечная коробка.
  Меня охватило чувство давления и бесконечности. Началась перестрелка. Все двигались как на замедленной пленке. Огонь российских войск был беспорядочный. Они не знали, откуда палят. Мы же стреляли прямо в цель. Боевик, атаковавший БТР из гранатомета, уничтожил грузовик. Федералы нас заметили и направили огонь в нашу сторону. Первая же пуля попала прямо в голову бородатого.
  Это заставило меня выйти из ступора. Я прилег и прицелился в одного из федералов. Время продолжало двигаться медленно. В моей голове возникла кривая тропа, по которой я двигался. Меня словно выворачивало наизнанку.
  Я отрыл огонь. Град пуль изрешетил одного из солдат. На его лице застыло удивление. Тело его обмякло, и он повалился на землю, изрыгая изо рта кровь...
  Услышав шум открываемой двери, я открыл глаза.
  При виде голых стен с металлической дверью, сон тут же пропал.
  В камеру зашли двое вооруженных военных.
  Интересно, сколько я пролежал? Я не имел ни малейшего представления.
  - Встать! - приказал один из них, нацелившись на меня.
  Когда я встал, боль в боку напомнила о себе. Боль охватила всю правую сторону, словно пустив корни.
  Меня повели в какую-то комнату, чем-то напоминающей камеру. В ней стояли стол и два стула. Больше ничего. Пугало то, что один стул был плотно прикреплен к полу, и на нем лежала веревка и наручники. На стуле я заметил бурые пятна. Неужели это камера пыток?
  Двое солдат посадили меня на стул, связали и куда-то ушли.
  Как я мог позволить себе заснуть? Сюда в любой момент мог зайти кто-нибудь с чемоданом для пыток, или что там у него, и начать свое дело. Тогда мне точно не удастся сконцентрироваться. Я даже не придумал, как все исправить. Я собирался изменить прошлое так, чтобы предотвратить войну. И все изменится. Чечня будет целой. Погибшие останутся живыми. Жестокость, порожденная войной, исчезнет. Наша семья будет жить нормально, без страха и тревог, не оглядываясь назад. Жить той жизнью, которую у нас отняли в девяносто четвертом году. Никаких переездов, никаких зверств и жестокости, которые я видел на протяжении двух войн. Если ее не будет, мы будем жить в достатке. До начала войны бизнес отца процветал. Он и дальше будет процветать, когда войны не станет. Мне не надо будет все начинать сначала. Мое прошлое просто перепишется. У меня будет хорошая работа, машина, жена, возможно, Седа. Я, по крайней мере, надеялся, что изменение прошлого повлияет и на наши с Седой отношения. Когда тебя ничего не беспокоит, и ты живешь в достатке - чувствуешь себя увереннее.
  Но с чего начать? Как можно остановить войну? Преградить дорогу федеральным войскам?
  Прежде всего, войну надо останавливать не перед ее началом. Нужно устранить причины. Это - отделение Чечни от России, чему способствовал Дудаев. Лучший вариант - устранить его, и дело с концом. Но кто подпустит меня к такому влиятельному человеку? Если даже мне удалось бы это сделать, кто меня после этого отпустит? Будущее меня-из-прошлого будет под сомнением. И вообще, чтобы встретиться с ним, мне бы понадобилось много времени. А для этого нужно пробыть все это время в теле себя-из-прошлого. Это могло закончиться плохо для меня.
  Если я ничего не придумаю, мне в любом случае придется отсюда убираться. Сейчас, в сидячем положении, боль в боку чувствовалась не так сильно. Я еще мог вызвать образ тропы. Наверное, те, кто меня пленили, изучали мой дневник. Как только они закончат, явятся ко мне с допросами....
  Меня осенило.
  Дневник....
  Что, если я напишу письмо Дудаеву? Напишу все события, которые последуют после нашего отделения от России, обязательно укажу про его смерть. А чтобы было убедительнее, напишу о событиях в мире, которые должны произойти до начала войны и после нее. Сначала он, наверняка, не воспримет письмо всерьез. А после того, как события один за другим будут сбываться, ему придется поверить. Главным содержанием письма будет просьба отказаться ему, Дудаеву, от отделения. Он человек умный, и поэтому должен серьезно задуматься над этим.
  Попытка не пытка. Теперь мне оставалось выбрать для этого день. До того, как Дудаев стал президентом.
  Для того, чтобы мое письмо до него дошло, надо знать, где он тогда был. Я знал только, что до начала президентства он был генерал-майором авиации. Только когда? И где он в то время был?
  Решение я нашел сразу. Надо вернуться в прошлое 1999 года, когда война еще не началась, и пойти в интернет-клуб, что был рядом с нашим кафе. По поисковой программе я найду все мне необходимое о Дудаеве, затем отправлюсь в более позднее время. Жаль, нельзя будет все записать. Придется запоминать.
  За дверью послышались шаги и оживленный разговор. Они шли ко мне.
  Пока еще не поздно, надо отправляться.
  В тот момент, когда я закрыл глаза, чтобы вызвать образ тропы, дверь открыли. Я слышал голоса вошедших людей, но не хотел открывать глаза, чтобы не отвлекаться.
  - Эй, ты! - обратились ко мне. - Спать никто не разрешал!
  Я напрягся всем телом, чтобы вызвать тропу. Ничего не получалось. Вошедшие не давали мне сконцентрироваться.
  Кто-то сильно стукнул меня по плечу.
  - Ты че, оглох?!
  Звуки стали замедленными. Но дальше этого дело не пошло. Как бы я не старался.
  Прикосновение, а затем возрастающая боль в челюсти, заставила меня открыть глаза. Кулак одного из федералов пролетал мимо моего лица. Лицо его было искажено от злости. Так он и застыл с таким лицом и вытянутым кулаком. Боль в челюсти пропала. Точнее, остановилась. Как и время. Не чувствовал я и боли в боку. Все, что отвлекало меня подчинить себе время, больше не мешало.
  Время потекло назад. Кулак солдата двинулся в обратную сторону - в мое лицо. Боль возвратилась, снова не давая мне сконцентрироваться. Как только его кулак медленно прошелся по моему лицу, боль в челюсти пропала. Я закрыл глаза. Передо мной возник образ тропы. И я двигался против его течения. Только казалось, я не иду, а тащусь. Из-за моей раны.
  - Холго оч ыт!? - услышал я голос того, кто меня ударил.
  Игнорируя боль, я попытался двигаться быстрее. Я был связан на стуле, но у меня было такое чувство, что размахиваю руками и ногами, как будто я в первый раз упал в воду, и теперь пытаюсь держаться наплыву, чтобы не утонуть.
  Звуки стали ускоряться. Время двигалось все быстрее, унося меня назад от этого кошмара. Боль в боку меня до сих пор не отпускала. Зато, я мог вернуться назад, и сделать так, чтобы ее вообще не было.
  Вскоре боль прошла. А через пару минут я был уже в 1999 году.
  Я сидел в своем летнем кафе. Был полдень. Народ суетливо ходил по городу, ни о чем не беспокоясь.
  Мне никак не верилось, что все позади. Я был ранен, моего лучшего друга убили и меня поймали военные. Через пару минут всего этого не стало. Словно то был кошмарный сон.
  Я сидел один. Муслима не было видно. Меня это насторожило. Неужели Муслим все-таки погиб, подумал я. Но сразу успокоился, вспомнив, что нахожусь в прошлом.
  Интернет-клуб находился напротив. Я встал со стула, машинально придерживаясь за бок и при этом задерживая дыхание. Раны, естественно, не было. Но я все равно чувствовал в этом месте какой-то дискомфорт. Видно, мое подсознание еще не избавилось от этой раны.
  Очереди в интернет-клуб, к счастью, не было. Я сел за компьютер и начал поиск по биографии Джохара Дудаева. Результат я получил сразу же.
  У него была внушительная история военной карьеры. Начал службу в Вооруженных Силах СССР в 1962 году. В 1966 году служил в 52-м инструкторском тяжелом бомбардировочном полку, начинал помощником командира воздушного корабля. В 1971-1974 годах учился на командном факультете Военно-воздушной академии имени Ю.А. Гагарина. С 1970 года проходил службу в 1225-м тяжелом бомбардировочном авиаполку, где в последующие годы последовательно занимал должности от заместителя командира авиаполка, до собственно командира этого полка. В 1982 году стал начальником штаба 31-й тяжелой бомбардировочной дивизии 30-й воздушной армии, а в 1985 переведен на аналогичную должность в 13-ю гвардейскую тяжелую бомбардировочную дивизию. В 1986-1987 годах принимал участие в войне в Афганистане. В 1987-1991 годах был командиром стратегической 326-й Тернопольской тяжелой бомбардировочной дивизии 46-й воздушной армии стратегического назначения, одновременно занимал должность начальника военного гарнизона города. В Военно-воздушных силах дослужился до звания генерал-майора авиации в 1989 году.
  Период с 1987 по 1991 год подходил более всего. Кроме того, было указано место, где он был в то время. Город Тарту, Эстонская ССР. Я мог отправить письмо на имя начальника военного гарнизона города. Письмо наверняка дойдет до адресата.
  Я взял у администратора ручку и листок бумаги, и стал записывать все необходимое. В прошлое взять этот листок я не смогу. Но я слышал, что лучше запоминается, когда записываешь.
  Затем я стал записывать предшествующие события, начиная с развала СССР и заканчивая началом второй чеченской войны. Записал историю самого Дудаева, а после - события, произошедшие в мире с 1987 года. Слишком много я не стал записывать. Все это еще надо было держать в голове, чтобы потом вспомнить и указать в письме.
  Закончив, я оплатил за интернет, вышел со своими записями, нашел тихое и спокойное место на скамейке под деревом и сел. В метрах двадцати от себя я видел играющих в пинг-понг старых друзей. Хотелось подойти к ним, поздороваться, немного поиграть, вспомнить былые времена. Но нельзя отвлекаться. Сейчас надо сконцентрироваться на своих записях. Надо запомнить все события, и, главным образом, даты.
  На это я потратил минут пятнадцать. Записей было немного. Можно было все запомнить еще быстрее, если бы моя голова не была занята двумя меня. Мне пришлось произносить события и даты вслух несколько раз, пока я не убедился, что все запомнил. После чего я сразу же завел свою машину времени.
  Я замедлил темп времени, чтобы проверить, в каком я времени.
  Мы ремонтируем наш магазинчик в микрорайоне. Это примерно 1995 год. Еще далеко.
  Дальше.
  На следующей временной остановке я оказался в школе. Мне пришлось остановить время полностью, чтобы понять, какое это время.
  Мои одноклассники выглядели лет на десять. Все они были заняты каким-то заданием. Я взглянул на тетрадь. Урок русского языка. Я делал упражнение. Рядом сидел мой друг Султан, сосредоточенно водивший по тетради ручкой, уткнувшись в нее почти ли не носом.
  Я перевернул страницу назад и увидел дату:
  
  17.12.92г.
  
  - Это же сегодняшняя дата? - услышал я собственный детский голос.
  Султан уставился на меня вопросительно.
  - Я откуда знаю? - проворчал он шепотом. - Тебе лучше знать.
  - Хамзатов! - прикрикнула на меня наш учитель.
  Я двинулся назад во времени.
  Пока я нашел то время, которое мне нужно, пришлось останавливаться еще раза три. Один раз мне удалось взглянуть на город, каким он был до войны. На меня прямо нахлынула ностальгия. Я шел по центру города вместе со своей матерью. Все кругом казалось намного больше, чем оно было на самом деле. И здании и люди, проходящие мимо. Неудивительно. Ведь я был ребенком.
  Мать стала беспокоиться за меня, когда меня стошнило. Я уверил ее, что все в порядке.
  На столбах у дороги я заметил флаги Союза Советских Социалистических Республик. Значит, я уже близко.
  На следующей остановке я оказался дома. Мать готовила на кухне. Я подошел к ней и спросил совсем уж детским голосом:
  - Ма! А какой сегодня год?
  Мать улыбнулась и ответила:
  - Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой.
  Отлично! Мне, должно быть, лет семь. Теперь только оставалось написать письмо.
  Не теряя ни минуты, я отправился в спальню. Там были мои вещи. Тетради и фломастеры, которыми я любил рисовать.
  Я оторвал от тетради два двойных листка, нашел ручку, уселся за стол и в первую очередь стал записывать события и даты, которые у меня до сих пор вертелись в голове. Руки меня плохо слушались. Почерк получался корявый. Другими словами - детский.
  Закончив, я задумался, с чего начать?
  Недолго думая, я озаглавил свое письмо так: "Письмо из будущего".
  Затем стал писать:
  
  Уважаемый Джохар Мусаевич!
  Очень скоро Вы сделаете то, после чего начнется жестокая война, которая будет продолжаться на протяжении десяти лет. Погибнет много людей. От всей Чечни останутся одни руины. Я пишу Вам это письмо для того, чтобы не допустить этого. Не важно, кто я. Могу сказать лишь, что я был в будущем и все видел.
  23 ноября 1990 года, по приглашению идеологов Общенационального конгресса чеченского народа Зелимхана Яндарбиева и Мовлади Удугова, вас пригласят в Грозный на Чеченский национальный съезд. А 25 ноября съезд изберет собственный руководящий орган - исполнительный комитет, в состав которого войдете и Вы. 27 ноября члены исполкома примут декларацию об образовании Чеченской Республики. После распада СССР в 1991 году, в мае того же года вам предложат вернуться в Чечню и возглавить нарастающее общественное движение. 9 июня 1991 года на второй сессии Чеченского национального съезда Вас изберут председателем Исполнительного комитета ОКЧН. В сентябре возглавите митинг в Грозном, который будет требовать роспуска Верховного Совета ЧИАССР. 1 октября решением Верховного Совета РСФСР Чечено-Ингушская Республика будет разделена на Чеченскую и Ингушскую Республики, после чего начнутся многочисленные вооруженные столкновения. 27 октября Вас изберут президентом. Своим первым декретом Вы провозгласите независимость Чеченской Республики Ичкерия. Но российские власти не признают ее таковой. 7 ноября президент России Борис Ельцин издаст приказ о введении в Чечне чрезвычайного положения. Вы в ответ введете на подвластной территории военное положение. Через три года российские власти введут в Чечню войска. Будет много разрушений, много погибших. С обеих сторон. Но это будет только начало. После этого авиация начнет бомбить Грозный и другие города и населенные пункты. Вам (точнее нам) не придется ждать от войны справедливости. Это будет настоящее истребление чеченского народа. Вас, в конце концов, тоже убьют. Прямым ракетным ударом. Война утихнет на какое-то время. После нашей победы, подпишут мирный договор с российской стороной. Между тем, в Чечне начнутся беззакония, похищения, убийства людей. Появится "ваххабизм". Потом начнется вторая война. На этот раз Грозный сравняют с землей. По официальным данным, за две войны в Чечне погибли 160 тысяч человек. Подумайте об этих цифрах! И это только по официальным данным.
  Уважаемый Джохар Мусаевич! Если Вам не безразлична судьба нашей республики, судьба ее коренных жителей - откажитесь от независимости Чечни, ибо этим она станет только уязвимее. Я не могу написать всего, что я пережил, и что видел. На это у меня ушло бы слишком много времени. Но, поверьте, лучше Вам всего этого не знать. От Вашего решения зависит жизнь сотней тысяч людей. Война нам ничего не даст. Только кровь, потери, жестокость и слезы.
  Поначалу вы можете подумать, что это чья-то шутка. Но не спешите с выводами! Я прошу Вас не выкидывать это письмо сразу. Подождите хотя бы пару лет, чтобы убедиться, что это не шутка. Чтобы было убедительнее, я перечислю важнейшие события в мире, которые должны произойти в ближайшем будущем.
  7 декабря 1988 год. Землетрясение в Армении.
  Июль 1989 года. Межнациональный конфликт в Фергане (Узбекистан).
  9 ноября 1989 года - падение Берлинской стены.
  15 марта 1990 год. Избрание Горбачева Президентом СССР.
  24 по 28 февраля 1991 года. Антииракская коалиция во главе с США освобождает захваченный войсками Саддама Хусейна Кувейт.
  12 июня 1991 года. Избрание Б.Н. Ельцина Президентом РСФСР.
  26 декабря 1991 года - распад СССР.
  Январь 1993 год. Раздел Чехии и Словакии.
  В сентябре-октябре 1993 конфликт между президентом Б. Н. Ельциным, с одной стороны, и вице-президентом А. В. Руцким.
  Это перечень тех событий, даты которых я запомнил. Когда наступят эти дни, выбор за Вами.
  
  с/у
  
  На этом я закончил свое письмо. Я специально не указал дату начала войны и дату смерти Дудаева, чтобы ему не дай Бог вздумалось использовать это в своих интересах, если он все же решит объявить независимость. Эта информация могла дать ему преимущество в войне. Но лишь на какое-то время. Я-то знал, что российская власть просто так не отдаст ему Чечню.
  Это было лишь предположение. Но от случая никто не застрахован.
  Теперь оставалось достать конверт и опустить письмо в почтовый ящик. К счастью, недалеко от нас стоял газетный киоск, и там же, рядом, почтовый ящик.
  Я попросил у матери 5 копеек на покупку тетради. Я не знал, сколько в это время стоил конверт, но с обратной стороны тетради я увидел его цену: 5 копеек. Если бы я сказал, что хочу купить конверт, возникли бы вопросы. На конверт должно хватить. Мать охотно дала мне 10 копеек.
  Добравшись до киоска, я купил один конверт и тетрадь. Тетрадь я купил для того, чтобы не пришлось объясняться мне-из-прошлого, когда я вернусь домой без тетради и потраченными неизвестно на что деньгами. Конверт я заполнил прямо у киоска. Жаль, индекса не знал.
  Когда закончил, засунул письмо в конверт, запечатал и опустил в урну почтового ящика.
  После чего отправился назад в будущее.
  Как только я оказался в своем времени, голова моя пошла кругом. Я повернулся на бок, закрыв глаза ладонями, чтобы как-то унять головокружение. На этот раз меня не стошнило.
  Более или менее придя в себя, я открыл глаза и осмотрелся.
  Я лежал в какой-то очень маленькой комнате, на полу. Справа от меня был дверной проем без двери, выходящий, судя по всему, в коридор, соединяющий остальные комнаты.
  Это было совершенно мне незнакомое место.
  Где я на этот раз? Разве я не должен быть у себя дома, в Грозном? А может, это и есть мой дом? В Грозном. Мы переехали в другой дом. Или я сам переехал. И живу со своей женой. С Седой.
  Храпов я услышал много. Мои дети или моя жена их издавать точно не могли. Тогда кто?
  Я не мог не встать и не проверить где и с кем я.
  Тихо выйдя из маленькой комнаты, я заглянул в первую комнату. Здесь спали два человека. А кто - так и не понял. В следующей комнате спали шесть человек. Двоя на диване, один на раскладывающемся кресле и трое на полу. За этой комнатой находилась еще одна, за которой тоже слышались храпы.
  В доме находилось не меньше десяти человек. И до меня начало доходить кто они, и где я сам. Я не сразу это понял, потому что давно тут не был. Да и спящих я толком не разглядел.
  Ощущение "зависания" не отпустило меня полностью. Мысли в голове путались. Мне пришлось выйти на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха и прийти в себя.
  На улице было прохладно. Светало. Свежий утренний воздух вернул меня к реальности.
  Напротив домика стояла небольшая пристройка, состоящая из одной комнаты, кладовой и амбара. Дальше - большой дворик, за которым шел сарай. Еще дальше - степь. В последний раз я был здесь где-то в 1991 году. Я находился в совхозе Крепь в Волгоградской области, у моего дяди по линии матери. Сомнений нет.
  Но почему я здесь? Как сюда попал? Мы живем у них или приехали просто погостить?
  Я сидел перед порогом дома, долго над этим думая, минут десять. И только сейчас почувствовал ужасную усталость. Вчера, в другом уже для меня мире, мне не удалось выспаться. Я бежал от российских войск, меня ранили, я видел смерть друга, меня поймали и посадили в камеру. Спал я, наверное, часа два-три. То было в другой реальности. И, тем не менее, я чувствовал себя утомленным и не выспавшимся. Надо отключиться от всего и отдохнуть. Завтра все выясню.
  
  

Глава 11

  
  Часов в девять меня разбудил двоюродный брат. На мой сонный вопрос зачем, он ответил, что надо идти на поле. На какое, я спрашивать не стал. Ответа я не знал, но, так или иначе, узнаю.
  Я встал, оделся и увидел на полу, рядом со столом, сумку из-под камеры. Эта же сумка была у меня и в Баку. В ней я хранил свои видеозаписи.
  Это означало только одно. Если я приехал к ним только погостить, то мне эта сумка не нужна была. А если она тут, получается, я застрял у них надолго.... Не иначе. А зачем мне у них жить? Неужели я не сумел предотвратить войну? Я помню, еще после первой войны мы хотели уехать к родственникам в Волгоградской области. Но планы изменились. Мы уехали в Гудермес к родственникам. Сперва хотели поехать в Хасавюрт. Нас не пустили. Пришлось остановиться в Гудермесе.... Или нет. Сначала в Курчалой....
  Почему в Гудермес? Разве мы там были? Я бывал в Гудермесе лишь пару раз, и то проездом. Меня там не было с начала первой войны. Почему я решил, что я там был?
  Мысли мои путались. Я не мог понять, был я там или нет. Вроде в памяти всплывали отдельные воспоминания. Там были я, отец, мать, брат, кроме того, бабушка, тетя и двоюродная сестра. Были зачистки. Меня с братом проверяли с особой тщательностью. Задавали долгие и нудные вопросы. Еще помню, началась бомбежка, и мы спрятались в подвале...
  Но такого же не было. Может, мне все это снилось? Иногда я путал реальные события с увиденным во сне.
  Нет. Это было на самом деле. Я изменил прошлое. Оно переписано. Однако война все же началась. Мне не удалось ее предотвратить. Причин тому могло быть сотни: 1) письмо не дошло; 2) оно дошло, но в руки Дудаева так и не попало; 3) оно дошло, но Дудаев его не прочел; 4) Дудаев прочел, но посчитал это чьим-то розыгрышем; и так далее и тому подобное.
  Тогда почему мое прошлое так изменилось? По сути, я изменил его только тем, что написал в 1988 году письмо Дудаеву. Но война все-таки началась. Если ничего не изменилось, как это могло повлиять на мое прошлое?
  Опять "эффект бабочки". Одно мое появления в прошлом уже должно было сказаться на будущем. А что именно повлияло - это уже отдельная история. Не стоит этим забивать себе голову. Надо теперь выяснить, что изменилось. Если изменилась моя история, должна измениться и история войны. Я что-то упустил, или сделал неправильно. Надо заняться изучением прошлого.
  Побродив по дому, я увидел, что мать с братом тоже оказались здесь. Кроме них, была еще моя тетя, которая до второй войны жила в Грозном. Она, как и мы, бежала от войны.
  Всего в доме было двенадцать человек: моя бабушка, Зелим (мой дядя), Раиса (его жена), их дети - три сына и две дочки, тетя, мать, брат и я.
  Перед тем, как идти на поле, мы пошли завтракать: я, брат и мои двоюродные братья. Кухня располагалась в пристройке. Мы сели за стол. В углу стоял включенный телевизор. По новостям шла чеченская тема. Ничего нового. В горах идут бои. Со стороны боевиков убито столько-то десяток человек, со стороны федеральных войск - всего два-три человека. В общем, война шла своим чередом.
  Закончив, мы отправились на поле. Наконец, мне удалось узнать, что же это за поле такое. Это был посевной участок Зелима площадью в пятнадцать гектаров. А мы ему помогали собирать сено с поля.
  При виде этого огромного участка, с которого мы должны собрать все сено, у меня опустились руки. Только этого мне сейчас не хватало. Я до сих пор чувствовал себя уставшим. Встреча с военными меня уморила. Мне нужен был отдых. Минимум, на дня два. А тут сразу работать. Так сказать, с корабля на бал. Не давало покоя еще покалывание в боку, где меня ранили в другой вселенной, хотя на теле не было видно ничего.
  В процессе общения с Казбеком, старшим сыном Зелима, я узнал, что мы с ним стали близкими друзьями. С ним можно было беседовать на любую тему. Он любил слушать. А рассказывать любил еще больше. Ему удавалось любую историю превратить в анекдот, даже драматическую. Еще у него было хорошее чувство юмора, что мне нравилось в людях. Последний раз я общался с ним в девяносто первом, когда приезжал сюда с матерью на недельку. Он мне понравился еще тогда.
  Работа оказалась не такой и сложной, как мне казалось на первый взгляд. Сбор сена превратилось для нас в соревнование, кто больше и быстрее соберет. Каждый из нас выбрал себе один ряд, и продвигался вперед, собирая стог за стогом. Лучше всех получалось у младшего двоюродного брата. Он ушел далеко вперед на несколько десятков метров. На втором месте был средний брат. Казбек на третьем, за ним мой брат, а я - самый последний. Но вскоре я увлекся и догнал брата с Казбеком. В тот момент я забыл о всех своих проблемах.
  В обед мы собрались под деревом, чтобы перекусить. Еды у нас хватало. Было все самое вкусное и полезное: пирожки с мясом, молоко, помидоры с огурцами. И не с магазина какого-нибудь. Все самое натуральное. Поскольку дядя имел свое пшеничное поле, муки было хоть отбавляй. Мясо и курятина тоже свое. Нас каждый день баловали свежим молоком, а на завтрак мы обычно ели яйца всмятку. А еще у них был огород, в котором можно найти почти все известные мне овощи. Наверное, именно поэтому в Крепи не было столь острой необходимости в магазинах. Чтобы купить, например, пачку сигарет, приходилось ездить в соседнее отделение. Там находился единственный в Крепи престижный магазин. В остальных же магазинах мало что можно было найти. Только дешевые сигареты, марки которых я никогда раньше не видел.
  Из разговоров с Казбеком я начал вспоминать кое-какие отдельные события. Правда, только те, что происходили здесь, в Крепи. Я вспомнил нашу игру в футбол. Мы часто в него играли. Либо у себя дома на заднем дворе, либо ездили на кашару, к знакомым, где собирались ребята почти ли не со всей Крепи, чтобы поиграть в футбол. Вспомнил, как мы ходили на дискотеку. В нескольких километрах от нас находилась школа, где молодежь вечером устраивала дискотеки. Я там познакомился с одной симпатичной девушкой, и до сих пор с ней общался. Помимо нас, там собирались другие чеченцы. Их в Крепи было немало. Часто между чеченцами и русскими (и не только) возникали конфликты, переходящие в драки. Мне доводилось бывать в таких конфликтах лишь пару раз. Вспомнил, как мы в амбаре загружали в грузовик зерно. Еще мы возились с сеном. Как-то мне захотелось сделать на нем заднее сальто, я приземлился на голову и чуть было не свернул себе шею. Это все, что я вспомнил. Я не помнил день, когда мы приехали в Крепь. Не помнил события, произошедшие до приезда. Может я и помнил. Не знаю. Если и помнил, то не знал этого. Просто я путал старые и новые воспоминания.
  - Слушай, ты не помнишь, когда мы приехали? - спросил я Казбека после того, как мы закончили трапезничать и спрятались за одним из стогов сена покурить.
  - Ну... не помню, - ответил он. - Где-то в середине осени.
  - Какого года?
  Казбек взглянул на меня и рассмеялся, думая, что я шучу.
  - В 856 году до нашей эры, - сказал он.
  Я тоже рассмеялся и спросил:
  - Не, серьезно. Я просто забыл. Это же в прошлом году было?
  - Конечно! Такую дату не запомнить! Год начала военных действий. Ну ты даешь!
  Значит, мы выехали из Чечни примерно тогда же, когда до изменения прошлого поехали в Баку. Может, кроме этого события, ничего не изменилось? Что, если я не смогу ничего изменить, что бы я не делал? Что, если эта война должна была начаться, так или иначе? Я два раза пытался изменить прошлое так, чтобы мы с Седой были вместе, но у меня ничего не выходило. Возможно, и в дальнейшем ничего не выйдет, сколько бы раз я не пытался. Имеет ли смысл продолжать дальше? В прошлый раз я повлиял на прошлое, после чего стал боевиком. А если бы я погиб?
  В любом случае, пока не стоило изменять ничего в прошлом. У меня голова и без того шла кругом от воспоминаний, всплывающих одна за другой. Я даже вспомнил кое-какие события прошлого в те дни, когда был боевиком. Если так будет и дальше продолжаться, я в конец сойду с ума, не зная, какие воспоминания являются настоящими. Надо немного передохнуть, собраться с мыслями, и уж потом решить, стоит ли вообще больше путешествовать во времени. В первую очередь надо разобраться со своим прошлым. Вспомнить все события.
  Вечером мы вернулись домой, грязные, уставшие и голодные. А ночью собрались все вместе, считая и дядю с двоюродными сестрами, и начали играть в секи. Валютой у нас были старые советские монеты. Казбек когда-то их коллекционировал. А сейчас мы их использовали для наших игр. Игра чем-то напоминала покер. Хотя я никогда не играл в покер, но видел в голливудских кинофильмах, как в него играют. В тот момент я понял, почему у ярых игроков в азартные игры появляется такой азарт. Было очень увлекательно. Деньги у нас, конечно, были ненастоящие, но это не делало игру непривлекательной.
   Я освоился с игрой очень быстро, так как уже играл в нее в моем новом прошлом. Играть могли только шестеро, поскольку карт на всех не хватало. Приходилось ждать своей очереди, пока первый проигравший не вылетит из игры. Можно сказать, это стало их семейной традицией, играть в секи хотя бы раз в неделю.
  С ними было очень весело. Я привык к городской суете, и не признавал сельскую жизнь, считая ее скучной. Особенно жизнь в отдаленных местах, вдали от города, от цивилизации. Я задавался вопросом, чем они себя там занимают в свободное время? Как развлекаются? Разве им не скучно? Ответ напрашивался сам собой. Все как раз таки наоборот. Они проводят время лучше, интереснее нас, городских. И живут хорошо. Причем чем дальше от "цивилизации", тем лучше и спокойнее их жизнь. Мне здесь понравилось больше, чем в Баку.
  После игры я решил покопаться в своих личных вещах. Вдруг вспомню что-нибудь?
  Практически ничего не изменилось. Вот только в фотоальбоме появились новые фотографии. В первую очередь я обратил внимание на фотографию Седы. Она стояла рядом с нашей школой. Откуда у меня взялась эта фотография я не вспомнил. Наверное, она подарила мне ее. Или я сам у нее попросил?
  Любуясь ее прекрасной улыбкой, на меня нахлынули воспоминания...
  Как-то я пригласил ее в кафе после школы. До этого момента я никогда не приглашал девушку в кафе, из-за чего сильно нервничал. Во рту у меня все пересохло. Помню, она еще удивлялась, почему я так много пью сок. Мы с ней сидели довольно-таки долго, забыв обо всем на свете. Потом в то кафе, где мы сидели, зашли мои одноклассники. Они увидели, что мы с Седой сидим вместе, после чего стали дразнить нас, называя "жених и невеста". Меня это просто бесило.
  Минутку, подумал я. Это когда было? В каком мире? В моем самом первом прошлом я ее не приглашал в кафе, или куда бы то ни было еще. Должно быть, это мои новые воспоминания.
  Я не мог вспомнить, какие мои воспоминания были самыми первыми.
  А имеет ли это теперь столь важное значение? Я изменил прошлое. Его уже не вернуть. Старые воспоминания мне теперь ни к чему.
  Остался вопрос: что у меня было с Седой в моем новом прошлом? Продолжал ли я с ней встречаться? Сколько бы я не возился в фотографиях, ответа на этот вопрос так и не нашел. Зато вспомнил другие подробности моего прошлого. Новые ли, старые ли, не могу сказать. В голове все перемешалось.
  Я отложил фотографии в сторону и решил лечь спать. Остальные тоже уже ложились.
   Мне снился сон про войну. Я был боевиком. Во сне я видел те же лица, которые видел в своем предыдущем сне, когда уснул в камере. Наш отряд шел по лесу, тихо, кого-то выслеживая. Вместо Муслима со мной шел Казбек. И, что интересно, командиром у нас был Джохар Дудаев. Временами он становился нашим директором в школе, в которой я учился. Командир отдавал нам какие-то приказы. Через какое-то время мы устроили привал. Я вытащил свою записную книжку и начал писать. Я писал про Седу, как мы с ней встречались, про то, как я ее украл, а потом ее двоюродные братья забрали ее обратно. Потом мое повествование переместилось в Крепь. Я писал, как там впервые сел на комбайн, как работал на поле. И тут я со всеми переместился в свое повествование. Я был на скошенном поле. Комбайном управлял Муслим. Я шел за ним вместе с остальным отрядом. Дудаев продолжал отдавать приказы, не замолкая ни на минуту. За полем шла длинная тропа. Хотя день был солнечный, но тропа выглядела темной и мрачной. Мы остановились на границе поля и тропы, обсуждая дальнейшие действия. Дудаев отказался идти с нами, развернулся и куда-то ушел. Больше мы его не видели.
   Мы все двинулись вперед по тропе. Муслим на комбайне, я с отрядом пешком. Тропа вскоре стала дорогой. По обе стороны дороги были сплошные пески, и ничего больше. Ни деревьев, ни гор, ни тем более строений. На поверхности не было даже зяби. Только ровная, мрачная и бескрайняя долина песков.
   Комбайн Муслима исчез. Теперь он тоже шел пешком. Отряда куда-то пропал. Я оглянулся назад и увидел, что они отстали от нас. Я хотел остановиться и позвать их, однако ноги мои не слушались. Я повернулся и взглянул вниз. Мои ноги даже не двигались, но что-то несло меня вперед по дороге. Муслим, шедший рядом, исчез. Я был один.
   Я повернулся назад и крикнул отряду. Вместо этого из горла у меня вырвался какой-то слабый стон. Я отдалялся от отряда все дальше и дальше. Попытки как-то остановиться ничего не дали. Невидимая сила несла меня по дороге все быстрее и быстрее.
  Я проснулся. Вернее, открыл глаза, потому что проснулся я, видимо, раньше, поскольку стоял перед зеркалом и чистил зубы. Я стоял так довольно долго, уставившись на свое отражение в зеркале, не понимая, что происходит и как я тут оказался. Но, то, что я в Крепи, и это не сон, я понял сразу. Секунду назад я спал, а сейчас стою перед зеркалом и чищу зубы.
  Вспомнив про увиденную тропу во сне, я понял, что впервые попал в свое будущее. Это было утро следующего дня. Я каким-то образом умудрился ускорить во сне время. Меня это не удивило. Скорее насторожило. Во время сна человек совершает много непроизвольных действий. Например, может помочиться. Или ходить во сне. Перемещаться во сне во времени - совсем другое дело. Что, если я однажды попаду в далекое будущее и проснусь от того, что умираю от старости? Есть над чем задуматься.
  Мне надо на какое-то время забыть про путешествия во времени, расслабиться и отдохнуть. Сейчас моя голова была слишком забита. Воспоминания из прошлого преследовали меня даже во сне. И все было запутано. Если я хотя бы несколько дней не буду об этом думать, может, в моей голове наступит порядок?
  Я не стал возвращаться назад в свое время. Прошло всего лишь часов шесть. В своем теле я не чувствовал своего двойника, или, другими словами, себя-из-будущего. В будущее я мог отправиться без каких-либо опасений. Кроме того, это не прошлое, поэтому никаких парадоксов возникнуть не может. А вот насчет возвращения у меня были опасения. Я подозревал, что, если вернусь назад в свое время, то мое тело уже будет занято мной-из-уже-прошлого. Если я стою сейчас перед зеркалом и чищу зубы, следовательно, я совершал все свои действия в здравом рассудке. Значит, мое тело было уже занято. Однако оно не может быть занято в будущем, потому что будущее еще не наступило. К такому выводу я пришел не скоро, поскольку все было очень запутано, и пришлось поломать над этим голову. Природу путешествий во времени, как я уже говорил, я не знал, и не мог точно сказать, что прав.
  В обед мы пошли в амбар, чтоб загрузить грузовик сеном и отвезти его выгрузить покупателю. Работы было часа на два-три.
  - Мы на рыбалку вроде хотели пойти, - сказал Умар, средний брат Казбека.
  - Может, сходим туда, когда закончим? - предложил Апти, его младший брат.
  - Давай, - согласился мой брат. - А это далеко?
  - Километра четыре-пять, - ответил Казбек.
  - А рыба там будет?
  - Будет, - ответил Казбек. - Куда она денется?
  - Надо будет у Атинова удочки взять. У нас только три штуки. На всех не хватит.
  В моей памяти всплыл образ Атинова. Это был сосед и друг моих двоюродных братьев. У него много чего можно было найти. Нужны инструменты - к Атинову, нужен бензин - к Атинову, нужны деньги - тоже к нему. Тот охотно давал нам все, что мы у него ни попросим. Мы у него в долгу не оставались. Всегда выручали, когда у него возникали проблемы. А вот его мать нас жутко ненавидела. Постоянно приходила к нам во двор и требовала назад то, что мы занимали у ее сына. У Казбека были подозрения, что она частенько стучит на нас в милицию, как что не по ней. Как-то дядя спрятал у себя двух чеченцев, натворивших каких-то бед, и которых искала милиция. Никто не мог об этом знать, кроме соседки. Она запросто могла увидеть все, что творилось у нас во дворе. Пришла милиция, забрала и тех двоих и отца. Его сыновья долго бились над тем, чтобы их отца отпустили. В конце концов они добились своего, дав тем взятку.
  Атинов был полной противоположностью своей матери. Мы еще в шутку спрашивали его, мол, может это его ненастоящая мать, и его привели из детдома?
  Был третий час, когда мы закончили работу. Взяв снасти, мы отправились. Атинов пошел с нами.
  На рыбалку я шел впервые. До этого мне ни разу не доводилось удить рыбу.
  Мы пошли пешком. На дорогу у нас ушло где-то полчаса. Вскоре мы дошли до большого пруда. Рыбаков тут практически не было. Только один человек, одиноко рыбачащий у пруда. Брат поинтересовался у него, клюет ли?
  - Да всю большую рыбешку выловили, - ответил рыбак. - Ни хрена не оставили. Только мелкая попадается.
  Нам это было не важно. Главное, чтоб хоть какая-то была.
  Наживкой у нас были дождевые черви, которых мы набрали перед походом. Выбрав наиболее удобное место для ловли рыбы, мы устроились рядом все шестеро и начали готовить рыболовные снасти. Казбек показал мне, как наживать на крючок червяка и закидывать удочку. Я быстро освоился, наживил червяка, и взмахом удочки швырнул леску как можно подальше от берега. Наживка скрылась в воде. На плыву остался поплавок. Я сел на мягкую траву, устроился поудобнее и терпеливо стал ждать. Брат в это время мариновал мясо, которое мы принесли с собой, чтобы сделать из него шашлык.
  Первое время ни у кого не клевало. Казбек сказал, что улов скоро будет. Просто мы своим появлением спугнули рыбу.
  Местность была тихой и спокойной. Кругом ни одной живой души, кроме нас и одинокого рыбака. Тишину нарушал лишь шелест листьев. На ясном небе сияло яркое солнце, от которого мы спрятались под тенью небольшого дерева. Тем не менее, гладкая поверхность воды отбрасывала лучи солнца прямо нам в глаза, причиняя резкую боль. Солнце вскоре должно было переместиться в сторону от нас. А когда оно скроется за балкой, можно начинать готовить шашлык.
  Давно я так не отдыхал на природе. Последний раз я был на природе еще до войны, вместе со своими родственниками. Мы ездили в горы, в Зумс, чтобы посмотреть на земли наших предков по линии моей матери. А заодно и отдохнуть. Дорога в Зумс была просто отвратительной. Асфальт вообще отсутствовал. В дождливый день можно было легко застрять. Да и упасть в обрыв не долго. Туда лучше ездить на каком-нибудь вездеходе. Что мы и сделали. Несмотря на плохую дорогу, местность была очень красивая. Верхушкам гор, казалось, нет конца. Мы вышли из машины, и пошли пешком, поскольку дальше дороги не было. Чем выше в горы мы поднимались, тем красивее становился вид, и тем еще выше в небо уходили горы. Людей там почти не было. Сначала я думал, что их вообще нет, но поднявшись достаточно высоко, мы заметили одиноко стоявший жилой домишко. Какой-то паренек шел, толкая перед собой тележку с флягой. Видно, шел набирать воду. К дому не было подведено ни электричество, ни газ, ни водопровод. Как же они там живут без всего этого, думал я тогда. Трава и деревья были очень густыми и свежими. По дороге мы наткнулись на родник. Вода выглядела настолько чистой и прозрачной, что хотелось выпить из него. Кроме того, воздух там тоже был чистый и свежий. Чуть позже начался мелкий дождь. Мы укрылись в углублении в скалистой горе и устроили пикник. Пока мы возвращались назад, я промок до нитки, и сильно замерз. Я думал, что подхвачу простуду. Но все обошлось. Видимо, микробов на такой высоте меньше.
  Сейчас же в горах шли интенсивные боевые действия. Ходить в таких местах сегодня, да и на протяжении нескольких лет, было опасно. Горы заняли федеральные войска. Кто туда сунется - пристрелят.
  Наши горы, конечно же, не шли ни в какое сравнение с этой степью. Тем не менее, было приятно хотя бы раз уединиться, отдохнуть, забыться.
  Поплавок моей удочки запрыгал на поверхности воды.
  Увидев это, все оживились. Особенно я.
  - Тяни! - воскликнул Казбек.
  Я потянул удочку на себя. Из воды показалась мечущаяся во все стороны рыба в серебристой чешуе, сантиметров двадцать в длину. Меня охватило чувство восторга и радости. Я поймал рыбу! Не просто поймал, а сделал это первым!
  - Не такая уж рыба и маленькая, - заметил брат.
  - Бывала и побольше, - произнес Казбек.
  Я оторвал рыбу от крючка и закинул в ведро с водой. Первая добыча.
  Потом начало клевать у остальных. С промежутками пять-шесть минут, в ведре появлялась новая рыба. Вскоре им стало там тесно.
  Через полтора часа солнце скрылось за балкой. Брат развел костер. Когда от горящей древесины остались накаленные угли, он вытащил шампуры и насадил на них мясо. В приготовлении шашлыка он был асом. Поэтому это дело доверили только ему. Шашлык был готов через несколько минут. Мы с жадностью прикончили его тут же, поскольку не ели с самого утра. Получилось очень вкусно.
  Мы порыбачили еще немного и двинулись домой, с полным ведром рыбы.
  Как только мы пришли, вся рыба пошла на жарку. Как оказалось, костей у рыбы было больше, чем мяса.
  
  
  

Глава 12

  
  Зима. 2001 год.
  Прошло несколько месяцев моего пребывания в Крепи. Я уже думать забыл о путешествиях во времени. У меня было такое ощущение, будто то настоящее, в котором я находился, было настоящим. А те, что теперь находились уже в другой реальности - лишь сном. Словно я всегда жил только в этой реальности.
  Новые воспоминания всплывали в моей голове по-разному. То неожиданно, то со временем. Старые воспоминания теперь особо меня не беспокоили. Просто я перестал о них думать. И вообще, я старался больше не думать о прошлом. Не важно, о старом или о новом. Главное, не загружать свою голову. Это избавило меня от проблемы путаться в своем прошлом. В моей голове, наконец, наступила тишина.
  Ночные кошмары, как раньше, меня не беспокоили. Хотя мои сны и были какие-то неопределенные, размытые. Редко когда удавалось вспомнить свой сон. Я даже не был уверен, снилось ли мне вообще что-либо с тех пор, как я оказался в Крепи. Может быть, это были воспоминания?
  Зима в Крепи была суровая. По-крайней мере, в отличие от той, что бывала дома, в Грозном. Всю степь окутало толстой пеленой снега. Если неосторожно ходить по поверхности затвердевшего снега, можно было провалиться по пояс. Центрального газоснабжения в Крепи не было. Приходилось пользоваться либо электрическими плитками, либо газовыми баллонами. Отопление тоже работало от электричества.
  Из разговора с Казбеком, я узнал, что Муслим находится в Волгограде у родственников. При первой возможности я решил навестить его, поскольку уже ездил в Волгоград с Казбеком пару раз, к нашим родственникам. Некрасиво как-то получилось, поехал в Волгоград и даже не увиделся с лучшим другом.
  Мать с братом уехали в Грозный, чтобы проведать, как там, можно ли жить, не опасно ли? После чего должны были вернуться, чтобы решить, уезжать нам туда всем вместе или нет. Мне как-то совсем не хотелось уезжать из Крепи. Я, конечно, скучал по дому. Только по тому, который был до начала второй войны. Сейчас там разрушений было намного больше. Я видел это по новостям. "Зачем вообще туда возвращаться? - думал я. - Не лучше ли обосноваться в Волгограде? Найти работу, снять квартиру?
  Предложение работать в Волгограде я получал не раз. У меня в Крепи появилось много знакомых. Кое-кто из них жил в Волгограде и имел неплохие связи. Предложения были разные, начиная от работы частным охранником и кончая предложением начать собственный бизнес. В Волгограде был один авторитетный чеченский бизнесмен, который был лично знаком с мэром города. Он помогал в Волгограде всей чеченской диаспоре как мог. Когда у кого-нибудь возникали проблемы, скажем, с правоохранительными органами, он старался проявить участие, помогая всем, чем может. Он имел какие-то, очень далекие, но все же, родственные связи с нами. Я даже встречался с ним в Волгограде, в прошлом (до того, как попал в свою новую реальность). Это был солидный на вид мужчина, любивший хорошенько перекусить, о чем говорила его полнота. Мы с Казбеком сидели в кафе у набережной, где часто любили посидеть чеченцы. С нами были наши общие знакомые. И тут подошел он. По его лицу мы сразу поняли, что он под градусом. Он спросил, нужно ли нам что-нибудь. Мы из приличия сказали нет. Тот улыбнулся и сказал, кивая: "Я-то понимаю, что вам нужно! Я-то не дурак! Чеченцу что не дашь - все мало!". После этих слов он бросил нам на стол солидную стопку денег. Уходя, бросил, подмигнув нам: "Я-то понимаю!". Возможно, через него я мог бы устроиться куда-нибудь. Если я начну работать в Волгограде, у меня будет надежная крыша. Я еще надеялся, что мать с братом передумают возвращаться в Грозный. А может, до их приезда, я найду работу, и мне не придется уезжать. Они, если хотят, пусть уезжают. А я перееду в Волгоград, сниму квартиру (если средства того позволят), начну свой бизнес, заработаю много денег, а там, глядишь, пущу корни. Родителей с братом привезу сюда. И будем жить поживать, да добра наживать...
  На словах оно все, конечно, легко. На деле много сложнее. Работу мне давно предлагали. Вернее сказать, обещали. Однако до сих пор никто из тех, кто обещал, выйти на работу еще не предлагал. Все у них было в планах. Я решил расшевелиться, а заодно расшевелить тех, кто мне обещал работу. Если я этого не сделаю, боюсь, их планы продлятся еще на много лет. Муса, мой знакомый, предлагал мне работать управляющим в его бильярдной. Его предложение мне показалось наиболее действенным. Во-первых, мы с ним успели сдружиться, и он доверял мне. Во-вторых, он обычно доводил дело до конца. Последний раз я видел Мусу месяца два назад. Тогда в его бильярдной еще шли ремонты. По его словам, он должен был закончить ремонты в начале весны. Так что у меня было еще время. Если только он не нашел на должность управляющего кого-нибудь другого.
  Совсем без дела я, конечно, не сидел. Мы с Казбеком зарабатывали деньги чем придется. Работали грузчиками, занимались посредничеством, покупали или находили старую или испорченную технику, чинили и перепродавали. Ну и так далее и тому подобное. В общем, на карманные расходы нам хватало. Иногда, бывало, совершали сделку на крупную сумму.
   На выходные мы с Казбеком поехали в Волгоград. К сожалению, Мусу мы не застали. Он поехал по каким-то делам за город. А приехать он должен был только после выходных. Пришлось остаться до понедельника у Асет, нашей тети.
  Несмотря на то, что Мусы еще нет, мы посмотрели на его будущую бильярдную. Нам его показал младший брат Мусы. Ремонты, можно сказать, были уже закончены. В помещениях стояли столики для бильярда, стойки, шкафчики и стульчики для бара. Некоторые вещи не были даже распакованы. То есть, все необходимое Муса уже приобрел. Оставалось только все разложить по местам и привести в порядок.
  Помещение было большое. С улицы двухэтажное строение с красивым оформлением сразу бросалось в глаза. На втором этаже, судя по всему, будет vip-зал.
  На следующий день я решил увидеться с Муслимом. Но вот незадача: я не знал, где он. Я этого не помнил.
  - Ты не помнишь, где Муслим жил? - спросил я Казбека.
  - Я откуда знаю? Спроси у Мансура. Вы же с ним туда ездили.
  Чуть было не спросил его, с каким Мансуром. Но тут же вспомнил с каким, и куда мы с ним ездили. Мансур был сыном Асет. То есть, он был моим двоюродным братом.
   Днем я Мансура не застал. Его не было с утра. Он пришел домой только вечером. Я попросил его отвезти меня к Муслиму.
  От нас до Муслима было не так далеко. Как только мы приехали, я сразу узнал этот двор. Мы с Муслимом любили здесь сидеть, заводя знакомства с соседскими девчонками. Я даже несколько раз оставался у Муслима с ночевкой. Это были мои новые воспоминания.
  Дверь открыла очень симпатичная девушка лет пятнадцати. На ее лице заиграла приветливая улыбка. Я растерялся, думая, где же я ее мог видеть. Очень знакомое лицо. Я вроде бы пересекался с ней, и довольно часто, но никак не мог вспомнить где.
  - Привет, пропащая душа! - заговорила она первой. - Куда пропал? Где был?
  - Э-э-э-э... я? Привет! Ну я... это...
  - Заходи! Не стой на пороге!
  Я зашел в квартиру.
  - Муслим дома? - спросил я.
  - Ага. Телевизор смотрит. Проходи! Что ты стоишь, как чужой?
  - Да нет. Я заходить не стану.
  - Да заходи. Он один сидит.
  Квартира мне тоже была знакома. Но от того, что я не все помнил, мне как-то было неуютно. А эта девушка, видно, была родственницей Муслима. Поэтому мне и казалось, что я ее где-то видел.
  Я смущенно улыбнулся и попытался пошутить:
  - Спасибо, я пешком постою. Позови его, если не трудно.
  Она улыбнулась, как бы говоря: "Ну нет так нет. Что с тобой поделаешь?"
  - Ладно, - сказала она, - сейчас я.
  - Элита! - услышал я чей-то голос. - Кто там?
  Ее звали Элита. Раньше мне не доводилось слышать это имя. Но было что-то очень знакомое в ее имени. Оно у меня словно было записано в голове и выделено жирным шрифтом. А дальше - пустота. Одно имя.
  Лицо Элиты тоже никак не давало мне покоя. Ее образ засел у меня в голове и никак не хотел исчезнуть. Я будто не просто был с ней знаком. Словно что-то меня с ней связывало. Только что? Почему у меня такое чувство, будто я что-то сделал не так? Чего-то недосказал?
  Из-за угла коридора появился Муслим. Взглянув на меня, он недовольно сморщился, развернулся и ушел.
  - Эй! - крикнул я ему. - Ты куда?
  Он появился снова. Голова его была опущена. Походка его выглядела неестественной. Когда он делал шаг, вместе с ногой двигался и корпус тела. Так мы часто делали, изображая притворную обидчивость. Хотя ему и есть на что обижаться. Ведь я уже несколько месяцев не навещал его.
  Я улыбнулся.
  - Ну, - сказал он, - тебе что-то нужно или ты дверью ошибся?
  - Рад тебя видеть живым! - сказал я, и тепло пожал его руку, а другой рукой обнял за плечо.
  - Живым? - не понял он.
  - Забудь!
  - Ага! Значит, так ты поступил с лучшим другом? Забил на него так, что решил похоронить?
  - Да я не это имел в виду.
  - Ты сказал то, что имел в виду.
  Я не выдержал и рассмеялся.
  - Нет, серьезно, - сказал Муслим, - куда ты пропал? Я слышал, ты пару раз приезжал в Волгоград. А что не заглянул ко мне?
  - Извини. Я просто так замотался, что не успел.
  - Мог хотя бы позвонить.
  - Ну, извини, дорогая. Я больше тебя не оставлю одну.
  Пришла очередь улыбнуться Муслиму.
  - Ладно, заходи! Но я тебе это еще припомню!
  - Подожди. Меня на улице Мансур ждет.
  - Так пускай заходит!
  Я не стал говорить Мансуру, чтобы он заходил. Сказал лишь, чтобы он уезжал без меня, поскольку я задержусь. После чего вернулся к Муслиму.
  Квартира состояла из трех отдельных квартир. Так что комнат было много. Я поздоровался с остальными родственниками Муслима, спросил о житие-бытие, и этим ограничился, поскольку "помнил" их очень и очень смутно. Здесь была и сестра Муслима. А вот родителей их я не видел. Наверное, как и в моем старом прошлом, они остались в Чечне.
  Мы с Муслимом прошли в отдельную комнату и устроились на диване.
  - Рассказывай, - сказал Муслим. - Что нового? Чем занимался?
  - Знаешь... помнишь Мусу?
  - С бильярдной?
  - Да-да. Он мне работу еще предлагал.
  - И что?
  - Я подумал, принять его предложение.
  - В смысле, работать управляющим?
  - Да. То есть, предложение я и так принял, как только он сделал предложение. Вопрос был времени.
  - А ты уверен, что он тебя возьмет?
  - Обычно он просто так словами не бросается.
  - Это было почти полгода назад.
  - Знаю. Я заходил к нему сегодня в его бильярдную. Самого его не было. Уехал куда-то по делам. Завтра должен приехать. А бильярдная почти готова. Мебель, столики, все уже есть. Остались только небольшие косметические ремонты. Завтра поговорю с ним. Посмотрим. Если я все же буду работать, будь уверен, тебя тоже возьму.
  - Конечно, возьмешь. Куда ты денешься?
  - Ну а ты чем занимаешься?
  - Да чем тут еще можно заниматься? Бездельничаю! С утра до вечера. Я думал, уехать домой. В Грозном, вроде, становится спокойнее. Хотя родители не очень-то хотят, чтобы я приезжал.
  - И ты туда же! Ну, допустим, поедешь ты туда. А чем заниматься будешь? Там сплошные развалины! Ни одного целого здания не осталось! Все с землей сровняли! На каждом углу федеральные войска сидят. Если даже их оттуда выведут, чем там можно жить? Как выживать? Зачем у разбитого корыта сидеть? Мирная жизнь тоже не скоро наступит. Если наступит - город не скоро восстановят. И кто вообще возьмется его восстанавливать? Там работы лет на десять. А то и двадцать. Многие за границу уехали, и живут припеваючи. Вряд ли они захотят возвращаться. Думаю, в ближайшие лет десять там нечего делать.
  - Ты предлагаешь забыть свой родной дом, где ты вырос? Забыть свое прошлое?
  - Ага! Ты теперь у нас патриотом стал? А где наш реалист? Он бы со мной согласился.
  - Нет, серьезно. Ты бы вот так оставил свой дом и жил бы всю жизнь в Волгограде?
  - А почему нет? Мне надо зарабатывать себе на жизнь, создать семью. Разве в таких условиях, как там, можно создать нормальную семью? Еще неизвестно, когда эта война закончится. В столице, может, бои и прекратились, как говорят по телевизору. Но она все еще идет в горах. Кто знает, вдруг боевики опять в наступление пойдут?
  - И такое возможно. А возможно, завтра землетрясение будет. Или извержение вулкана.
  - Ты как-то легко ко всему относишься.
  - Если мы будем относиться к своей родине так, как это делаешь ты, то, конечно, там не будет ни мира, ни процесса восстановления.
  - Ты так говоришь, будто мы можем как-то влиять на судьбу нашей родины. Все решают те, у кого в руках власть. А мы - лишь пешки в их игре.
  - Так зачем им подыгрывать? Они будут вести свою игру. А мы - свою. Все в наших руках. Свое будущее мы строим сами.
  - Ага. Так его построили, что все закончилось войной.
  - Это уже решать не нам.
  - А кому же?
  - Как я уже говорил... - он указал пальцем в небо.
  - По-твоему, мы ничего не могли изменить?
  Муслим пожал плечами.
  - Мальчики, - сказала заглянувшая к нам в комнату Элита, - идите кушать.
  Мы с Муслимом пошли на кухню. Перед глазами все время мельтешила Элита, выполняющая роль хозяйки. Я подметил, как она замечательно справляется со своими делами. Словно она была рождена для кухни. Когда Муслим не смотрел в мою сторону, я бросал взгляд на Элиту. Я чувствовал себя неуютно. На кухне было тепло, но я весь вспотел. Я, наконец, понял, что меня так в ней смущало. Мне нравилась Элита. Не просто нравилась. Я был в нее влюблен. Это меня с ней и связывало. Только сама Элита об этом не знала. Иначе она бы это как-то показала. Возможно, она догадывалась. Не знаю. Проблема заключалась в том, что она была троюродной сестрой моего лучшего друга. Мне она очень нравилась. Но не скажу же я об этом Муслиму? Должно быть, я и приходил к Муслиму часто из-за нее, чтобы ее увидеть. Интересно, знал ли об этом Муслим?
  После ужина, я собрался уходить. Меня уговаривали остаться на ночь. Я отказался. Обещал придти еще завтра. Возможно, с ночевкой. И я ждал этого с нетерпением. Мне хотелось снова увидеть Элиту.
  
  

Глава 13

  
  На следующий день мы с Казбеком поехали к Мусе. Он только что приехал. И был рад нас видеть. Он пригласил нас в дом, находившийся рядом с его бильярдной.
  - Давно вас не видел, - сказал Муса, усевшись в кресло напротив нас. Мы же с Казбеком устроились на диване. - Рассказывайте. Как дела? Что нового в Крепи?
  - Нормально, - ответил Казбек. - Все по-старому.
  - Конфликтов никаких не было?
  - Козыкин с Ильясом опять подрались.
  - Опять?
  - Да. Причем Козыкин решил ему отомстить. Застал его одного у дороги, когда Ильяс со своим мотоциклом стоял, вышел из своего КамАЗа и, ничего не говоря, двинул ему в голову монтировкой. Потом поджог его мотоцикл и удрал.
  - Серьезно что ли?
  - Угу.
  - А тот ему что-нибудь сделал?
  - Какой там сделал! Он лежал без сознания. Пока он лежал, тот и поджог мотоцикл.
  - Ну а после Ильяс что-нибудь сделал?
  - Пока ничего. Мы с ребятами ему говорим, этого нельзя просто так оставлять. Надо поставить Козыкин на место.
  - Да-а-а. У вас там скучать не приходится. Этот Козыкин совсем оборзел. Неужели ни у кого нет на него управы?
  - Сын мента. Поэтому и оборзел. Знает, что сухим выйдет из воды. А ты почему к нам не приезжаешь?
  - Да ну! У вас там монтировками забивают! - он засмеялся собственной шутке.
  - А ты как? - спросил меня Муса. - Домой не собираетесь?
  - Мать с братом в Грозный уехали. Посмотрят, что к чему, и, если обстановка будет стабильной, уедем. Я, может, останусь.
  - Кстати, - сказал Казбек, - мы как раз хотели тебя спросить на счет твоей бильярдной.
  - Ага, - подхватил я. - Помнишь, ты мне предлагал работать управляющим?
  Муса закурил сигарету, которую до сих пор держал в руках, затянулся, выпустил клубы дыма и произнес:
  - Должен тебя огорчить. Я посчитал расходы и пришел к выводу, что не могу позволить себе управляющего. Я сам им буду. Ты уж извини. Может, когда дела пойдут хорошо, и мы начнем расширяться, я буду тебя иметь в виду. Ты будешь первым, кому я предложу работу.
  - Да ладно. Пустяки.
  Хотя я так не считал. Я был почти уверен, что Муса возьмет меня к себе на работу. Только таким я видел свое будущее. А теперь, раз ничего не получилось, у меня меньше шансов остаться здесь. Конечно, были и другие предложения, но самое дельное из них было это. Когда выяснилось, что ничего не получится, у меня опустились руки. У остальных, кто обещал мне работу, наверняка тоже найдутся какие-нибудь отговорки. А если у меня не будет реальной гарантии, что в ближайшее время я начну работать, у меня не будет причин тут оставаться. Придется возвращаться в Грозный. И жить там убогой и скучной жизнью. Этот день все равно должен был наступить. Не буду же я всю жизнь сидеть на шее у родственников? У них своя жизнь. Так или иначе, надо было возвращаться домой.
  Долго у Мусы задерживаться мы не стали. И мы вернулись домой. Я чувствовал себя подавленным. Меня все раздражало. Не хотелось даже обедать.
  Чтобы как-то отвлечься, я решил пойти к Муслиму с ночевкой. Перед этим я предварительно позвонил к ним домой. Мне ответила Элита. Узнав, что это я, голос ее повеселел. Мое плохое настроение тут же пропало.
  Я спросил, дома ли Муслим. Элита сказала, что он куда-то вышел, и будет только вечером.
  Мы с Казбеком договорились уехать в Крепь на следующий день утром. Завтра мы должны были встретиться прямо на автовокзале.
  Вечером я пошел к Муслиму. Мы сидели, вспоминая прошлое. Больше говорил Муслим, поскольку я почти ничего не помнил о своем прошлом. Я начинал с какой-нибудь фразы, к примеру: "А помнишь, как..?", "А помнишь то время..?". Муслим подхватывал и погружался в воспоминания. Так я узнавал от него свое прошлое. Мое новое прошлое почти ничем не отличалось от старого. Оно изменилось незначительно. А еще я собирался спросить у него про Седу, узнать, что у меня с ней было. Но у меня это вылетело из головы. Причиной тому была Элита. Я все время думал о ней.
  - Эй! - Муслим пощелкал перед моим лицом пальцем. - Земля вызывает Беслана! Ты вообще меня слушаешь?
  - Да, конечно!
  - Кажется, я знаю, о чем ты думаешь.
  Я насторожился.
  - О чем же?
  - О том, что тебе сказал Муса.
  Я снова расслабился.
  - Забей! - говорил он. - Мы тебе что-нибудь другое найдем. Один наш родственник работает в одном предприятии...
  Я его не слушал. Я любовался Элитой, которую видел через окно, выходящее на балкон. Она вешала стиранную одежду. Ее силуэт находился как раз за включенным телевизором. Поэтому я смело смотрел на нее, делая вид, что смотрю телевизор.
  Тут я встрепенулся, услышав по телевизору нечто интересное.
  По одному из федеральных каналов шла передача про Чечню. Там в частности рассказывалось о начале войны и причинах ее возникновения. Но не это меня заинтересовало.
  - В сентябре 1992 года обязанности президента Чечни были возложены на Зелимхана Яндарбиева, - говорил голос за кадром. Показывали кадры, снятые, вероятно, в те дни. Зелимхан Яндарбиев говорил что-то с трибуны. - Своим первым декретом он провозгласил независимость Чечни, что не было признано ни российскими властями, ни какими-либо иностранными государствами.
  - Ну конечно, - сказал Муслим. - А как же знаменитая фраза Ельцина "Берите свободы и независимости столько, сколько сможете проглотить!"?
  - В октябре президент России Борис Ельцин издал указ о введении в Чечне и Ингушетии чрезвычайного положения, - продолжал голос за кадром.
  - Яндарбиев? - удивился я. - В 1992 году?
  - Ты что, вчера родился? - сказал Муслим.
  - А как же Дудаев?
  - Ну, он был президентом до него.
  - Разве не ОН объявил независимость Чечни?
  - В смысле Дудаев? Нет, конечно. Это сделал Яндарбиев.
  - А что случилось с Дудаевым?
  Муслим рассмеялся, не понимая, шучу я или нет.
  - Что сделали? Убили! - ответил он.
  Моя голова пошла кругом.
  Дудаева убили, и до этого он был президентом. Но независимость объявил не он, а Яндарбиев, которого назначили президентом в 1992 году.
  Что же там произошло в прошлом? Мое письмо дошло до него или нет?
  Дальше в телепередаче повествовалось о начале боевых действий. В отличие от моего старого прошлого, в этом мире они начались на пару месяцев раньше - 23 сентября 1994 года. Сценарий почти тот же. Только вместо Дудаева - Яндарбиев. В июле 1996 года он был убит в результате ракетного удара, наведенного на сигнал его мобильного телефона. А вот про Дудаева они больше ничего не сказали. Так и осталось непонятным, когда и кто его убил.
  Президентом он, тем не менее, стал. И был бы им до сих пор, пока его не убили. Мне надо было выяснить, что же все-таки произошло. Мне удалось внести в прошлое значительные изменения, и это означало, что я все-таки могу изменить историю. Предотвратить начало войны.
  - Слушай, - сказал я, - я тут вспомнил. Мне надо проверить электронную почту. Здесь есть где-нибудь интернет-клуб поблизости?
  - Есть. А это до завтра не может подождать?
  - Мне завтра утром уезжать надо. Я не успею.
  - Хорошо, пойдем. А у тебя как вообще со здоровьем?
  - В смысле?
  - В смысле ты меня что-то пугаешь. То летаешь где-то в своем мире, то вопросы неуместные задаешь, то вдруг тебе почту взбрело в голову проверить.
  Я рассмеялся и, хлопнув его по предплечью, сказал:
  - Не боись! Я опасен только после полнолуния.
  - Вот теперь я за тебя спокоен. А когда, кстати, полнолуние?
  Интернет-клуб оказался совсем рядом. Он работал круглосуточно, поэтому мы могли просидеть хоть до утра. Мы заняли места рядом друг с другом. Я открыл почтовый ящик. Сейчас меня интересовал не он. Я открыл новое окошко браузера, оставив старое, чтобы, если Муслим посмотрит в мой монитор, быстро перейти на него. Иначе у него начнутся вопросы. А он любил их задавать. Я набрал в поисковой системе "Джохар Дудаев". Найденных результатов было очень мало. В моем старом прошлом я помню, что получил ссылки сайтов с именем Дудаева не меньше двух десятков тысяч. А тут эта цифра не доходила даже до ста.
  Биографии Джохара Дудаева среди ссылок я не нашел. Неудивительно, раз он не объявлял независимость. Он лишь какое-то время был президентом, после чего его убили. Что еще можно о нем рассказать?
  На одном сайте говорилось, что Дудаева пригласили в Чечню на первый Чеченский национальный съезд. Затем съезд избрал руководящий орган в лице исполнительного комитета. А потом члены исполкома приняли декларацию об образовании Чеченской Республики. Интересно, что Дудаев сначала не одобрил эту декларацию. Но потом вдруг передумал. Авторы статьи были уверены, что его к этому склонил Яндарбиев. Ведь Дудаев президентом стал благодаря ему.
  Никаких значимых реформ Дудаев не провел. У него часто возникали противоречия с Яндарбиевым. Последний пытался добиться независимости Чечни. Но Дудаеву такая перспектива совсем не нравилась. Один раз между ними завязался конфликт прямо в президентском дворце, который чуть не закончился перестрелкой. Через год Дудаев внезапно ушел в отставку. В народе о нем отзывались не очень хорошо. Его называли нерешительным и весьма подозрительным. Что стало причиной его ухода - так и осталось загадкой. Его место занял Зелимхан Яндарбиев, и первым декретом он провозгласил независимость Чечни. Через полгода он стал официальным президентом. Далее события разворачиваются все по тому же сценарию, что и в том мире, где независимость объявил Дудаев. 23 сентября 1994 года - начало введения федеральных войск в Чечню. Во главе с Яндарбиевым, чеченский народ взялся за оружие и пошел против агрессора.
  Дудаев уехал из Чечни через пару дней после введения российских войск, не принимая в войне ни прямого, ни косвенного участия. По неофициальным данным, он уехал в Турцию. В начале 1996 года он был убит неизвестными. Шли слухи, что его убрал Яндарбиев. Об этом не раз говорили по российским СМИ. Авторы же статьи считали эти слухи абсурдом. Обстоятельства его гибели были достаточно туманны и противоречивы. Они были уверенны, что с ним расправились спецслужбы.
  После гибели Зелимхана Яндарбиева, исполнение обязанностей президента Республики Ичкерия возложили на вице-президента Хож-Ахмеда Яриханова. 17 сентября были заключены Хасавюртовские соглашения между РФ и ЧРИ. В 1997 году президентом ЧРИ бил избран Аслан Масхадов. Затем последовало вторжение ваххабитов в Дагестан. И снова война.
  На этом наиболее важные для меня события, которых коснулись изменения, закончились.
  Все говорило в пользу того, что Дудаев все-таки получил письмо и отнесся к нему со всей серьезностью. Видимо, он уже получил подтверждение событиям, которые я описал в своем письме, и решил отказаться от независимости Чечни. Но я не учел одного. Независимости первоначально добивался не Дудаев. А Яндарбиев. Дудаев ушел, поняв, что все кончится плохо. У меня было такое чувство, что письмо было не единственной причиной, по которой он не захотел участвовать в войне в 1994 году. Не зря же он уехал в Турцию и скрывался там. Должно быть, он знал, что его убьют.
  Я распечатал всю хронологию войны, вплоть до наших дней, биографию Дудаева и Яндарбиева, и другие важные события, происшедшие в мире. Я решил вернуться в прошлое и написать другое письмо. На этот раз Яндарбиеву. Если письмо подействовало на Дудаева, то и на Яндарбиева может.
  Спешить с этим я не стал. Надо проверить, правду ли пишут в СМИ? Я не раз убеждался, что в СМИ редко просачивается правда. А чаще ее просто искажают. Не умалчивает ли история ничего? И вообще, мне нужно было больше информации. Самую достоверную информацию я могу получить только дома. Мать с братом вот-вот должны приехать. Надо уезжать с ними. Там я получу больше информации.
  На следующее утро мы с Казбеком уехали в Крепь. Всю дорогу меня не отпускало чувство, что я что-то забыл. Только приехав домой, вспомнил, что же это. После того, как мы с Муслимом поздно пришли из интернет-клуба, я больше не видел Элиту. Утром она, должно быть, пошла в школу. Я подозревал, что никогда больше ее не увижу. Я уеду в Грозный, а потом изменю прошлое, и мы с ней больше не увидимся.
  Почему она вызвала во мне столько приятных чувств? Может, она мне напоминала Седу? Если их сравнивать, то между ними не было почти ничего общего. Каждая была по-своему хороша.
  Вскоре приехали мать с братом. В Грозном было относительно безопасно. В самом городе боев практически не было. Лишь изредка перестрелки и подрывы. Бои шли в горах. Света и воды у нас дома не было. Газ часто отключали. В Грозный нам с братом ехать еще рано, сказала мать. Опасно. Она пока оставит нас с братом в Гудермесе у родственников, а сама поедет в Грозный. Дело в том, что к молодым сейчас в Грозном придирались. Тебя могли среди ночи забрать люди в масках, и увезти в Уазике в неизвестном направлении. А позже, если тебе повезет, отпускали с переломами и синяками. Так что пока лучше нам с братом побыть в Гудермесе. Я, в общем-то, был не против. Мне в этом мире все равно недолго оставаться. Этот мир может для меня стать таким же старым и забытым, как остальные.
  Через неделю мы все трое поехали в Чечню. Оставив нас с братом в Гудермесе, мать уехала в Грозный.
  С газом и водой проблем не возникало. Зато электричество отключали почти каждый день. Хорошо еще вечером включали.
  Мой дядя работал в газете, поэтому у него было полно литературы про чеченскую войну. Информации мне хватало с лихвой. Прежде всего, мне надо было изучить историю, поскольку она могла измениться с момента внесения мной изменений. Нельзя допустить ошибок в моем новом письме. Если я совершу хоть одну, у адресата может появиться сомнение.
  Пожалуй, информации хватит, подумал я. Пора отправляться в прошлое.
  Сначала я думал над тем, что же делать с первым письмом? Ведь, если я напишу новое письмо Яндарбиеву, и он клюнет - будущее изменится. Все те события, которые касаются Дудаева, изменятся, или совсем исчезнут. Потом я решил оставить все как есть. Некоторые события все-таки останутся прежними. Все же, Дудаев стал президентом благодаря Яндарбиеву. И независимости тоже добивался последний. Главное - чтобы письмо получил Яндарбиев. Первое письмо станет страховкой, если Дудаев вдруг решит самостоятельно добиться независимости.
  Точкой прибытия я выбрал то время, после которого написал первое письмо. Я не стал ждать ночи, чтобы отправляться в прошлое. Просто уединился в пустой комнате, и сконцентрировался. Образ тропы появился не сразу. Я будто забыл, как это делается. Мне пришлось изрядно поднапрячься. Тропа вскоре появилась. Я двинулся по ней назад.
  На этот раз я лучше подготовился к письму. Я даже записывал образец письма, которое напишу Яндарбиеву. Иногда изменял его, вносил поправки и изменения. Оно в принципе было готово. Только в моей голове.
  Как только я оказался в своем детстве, я принялся писать второе "Письмо из будущего". Я указал в письме все важные события, которые коснутся его, Яндарбиева. В отличие от моего первого письма, новое получилось больше. Страницы на две. Вроде вышло очень эмоционально и убедительно. Я, можно сказать, выплеснул на бумагу все чувства, которые меня переполнили за обе войны. Не забыл указать и даты важных событий в мире. Их я тоже указал не один десяток. Получился прямо-таки сборник предсказаний. Главное, чтобы Яндарбиев не использовал это письмо в корыстных целях, выдавая себя за второго Нострадамуса.
  Закончив, я перечитал свое творение, и, убедившись, что ничего не пропустил, отправил его по почте.
  Теперь, наконец, я сумею предотвратить войну? Я на это очень надеялся.
  Я отправился в свое время.
  
  

Глава 14

  
  По мере того, как я двигался вперед по тропе, и, соответственно, во времени, мое сознание все больше затуманивалось. Если бы я был в своей физической оболочке, я бы сказал, что теряю сознание. В общем, в какой бы форме я не существовал на этой тропе, я чувствовал, как реальность уходит от меня. И я, можно сказать, двигался дальше по тропе по инерции. Мысли куда-то пропали. Время перед глазами продолжало двигаться в бешеном темпе, но разум отказывался воспринимать то, что я вижу. Осталась одна тропа. Я видел только ее. Видел то, как двигаюсь по ней вперед. Мыслей при этом не было никаких.
  Появление кривой дороги вывело меня из этого гипнотического состояния. И то я не сразу понял что происходит, и где нахожусь. Монотонный звук, сопровождающий меня, пока я двигался по тропе, превратился в какофонию звуков. Точнее, неприятных звуков. От такого даже мертвый выскочил бы из своей могилы.
  Мне удалось остановить время с трудом. Словно тормозные колодки моей машины времени уже стерлись. Я чувствовал некую слабость. Не знаю, почему. Раньше такого не бывало. Видимо, к путешествиям во времени привыкнуть нельзя. Это не как укачивание. Скорее, как что-то вредное для здоровья. Как радиация, алкоголь, наркотики. Моя времен`ая болезнь регрессировала.
  Я пропустил кривую тропу, и дальше шла уже ровная. Время замедлялось медленно. Вскоре я смог кое-что разобрать из сменяющихся перед глазами одна за другой картин. Это были чьи-нибудь образы и места. Что-то из этого мне уже знакомое, а что-то совершенно новое.
  Время вернулось в свой нормальный темп неожиданно. Я почувствовал резкую боль в голове, за которой последовало головокружение. В глазах помутнело. Земля ушла у меня из-под ног. Должно быть, я упал, поскольку почувствовал удар. Боли я не ощущал. Все мое тело онемело.
  Откуда-то издалека донесся чей-то голос:
  - Что с тобой?
  Я чувствовал, как меня пытались привести в чувства, тряся мою голову и хлопая по щекам.
  В глазах прояснилось. Надо мной стоял испуганный Казбек.
  - Что со мной было? - спросил я.
  - Ты упал.
  Головокружение более или менее прошло. Я чувствовал себя человеком, который только что проснулся от глубокого сна и не может понять, где находится. На какое-то время из моей головы вылетели последние события. Я не знал, где я и как тут оказался. Я даже думать нормально не мог. Боль в голове до сих пор не прошла. Когда я пытался о чем-то подумать, боль только усиливалась.
  Я присел. Закрыл глаза. Потер лоб.
  - Сейчас-то ты как? - спросил Казбек.
  - Хреново, - ответил я.
  И тут я вспомнил все что произошло. Прошлое... письмо Яндарбиеву... тропа.... Я опять изменил прошлое. Но...
  Что здесь делает Казбек? Я снова в Крепи? Ведь я был в Гудермесе в последний раз. Как я сюда попал?
  Я вскочил на ноги. Казбек смотрел на меня с некой настороженностью.
  - Может, вызвать врача? - спросил он.
  - Не надо, - сказал я, оглядывая комнату, в которой находился.
  Нет. Это не похоже на домик в Крепи. Я был в другом месте. Только где? Бывать здесь мне не доводилось. Это точно.
  Комната выглядела скромной. Маленький телевизор, тумбочка, шкаф и пару диванов. За окном находился балкон. Значит, я был в квартире. Но у кого?
  - Теперь уже все в порядке, - уверил я Казбека, чтобы его успокоить, хотя не совсем был честен. Голова еще болела. И головокружение не прошло полностью. Казалось, потеряю бдительность - и тут же лишусь сознания. Надо присесть. Я так и сделал.
  - Что это вообще было? - не унимался Казбек.
  - Пониженное давление.
  - А раньше ты терял сознание?
  - Пару раз было головокружение. Но сознания еще не терял.
  - Это не шутки. Тебе надо к врачу обратиться.
  - Схожу. Только подышу свежим воздухом.
  После этих слов я вышел на балкон. Мне надо было понять, где я.
  Как только я выглянул с балкона пятого этажа на улицу, я почувствовал разочарование. Уже вопрос о том, где я, стал не так важен. Следы войны говорили сами за себя. Где же еще может быть столько разрушений, как не в Чечне? Не поеду же я в страну, где шла война? У меня опять ничего не вышло. Война была. Возможно, что-то в истории изменилось. Яндарбиев ушел в отставку. Но его место занял кто-то другой, объявил независимость, и опять началась война. А я, вместо того, чтобы быть в Гудермесе, нахожусь в Грозном. Моя история тоже изменилась. Например, я приехал из Баку, или Крепи, или Гудермеса чуть раньше. А может, я вообще никуда не уезжал. Сидел здесь, в Грозном, вместе с родителями.
  Минутку, подумал я. Это не мое время. Я же пропустил кривую тропу. После нее пошла прямая. Возможно, даже ничего и не изменилось. Просто я попал в свое будущее. Если это так, то я не смогу вернуться назад. Как я уже говорил, в моем прошлом мое тело будет занято мной-из-прошлого. Чтобы убедиться в этом, можно было проверить свою теорию. Но сейчас мне этого делать совсем не хотелось. Боюсь, для второго путешествия меня не хватит. Я наверняка опять пропущу свое время, когда буду возвращаться назад, и попаду в какое-нибудь очень далекое будущее, где мое лицо полностью покроют морщины.
  Впрочем, и это не особо меня беспокоило. Мной опять одолело отчаяние. Мне все теперь было безразлично. Ничего не поделаешь. Войну не прекратить. Как бы я не старался, она все равно начинается.
  Глядя на центр города с балкона, меня никак не отпускало чувство, что что-то не то. Чего-то было не правильно. Не так, как должно быть. Но потом решил, что мой мозг опять прокручивает мои новые и старые воспоминания, и никак не может решить, какие из них являются настоящими.
  На балкон вышел Казбек.
  - Ну, что? Идем в поликлинику?
  - Давай завтра, - устало сказал я.
  - А если ты до завтра не дотянешь?
  - Дотяну! Обещаю!
  - Ладно. Только не тяни с этим. Потом будет хуже.
  Как оказалось, квартира принадлежала моей тете. Она в данный момент находилась в другой комнате и смотрела телевизор. Казбек жил и работал вместе с ней. В одной из комнат я увидел какие-то рабочие станки. Кроме того, повсюду в комнате валялись очки, оправы и линзы. В моей голове возник образ оптики. Они работали в оптике. Я не раз там бывал в своем новом прошлом вместе с Казбеком. Еще я часто приходил к ним с ночевкой. Это все что я вспомнил. Сегодня они не работали. Вероятно, потому, что сегодня выходной.
  Наверное, сегодня я тоже пришел с ночевкой.
  В гостиной я обнаружил ежедневный календарь. Последняя дата на нем значилась
  
  10 апреля 2001 года.
  
  То есть я пропустил почти месяц своей жизни.
  День был рабочий. Вторник. Насколько я знаю, никакого праздника в этот день не было. Так почему же они не работают?
  Вечером мы с Казбеком вышли на улицу. Я заметил очень интересную вещь. В городе не было ни одного российского военного. Вместо них по городу сновали самые настоящие боевики.
  "Какого черта?" - подумал я.
  Людей в центре было мало. Если и был кто, то только люди в военной форме. Магазины и ларьки почти все закрыты.
  К чему бы это?
  Выглядело все примерно так, как было в 1999 году в моем старом прошлом, перед тем, как началась война.
  - Казбек, - обратился я к двоюродному брату, - кто у нас президент кстати?
  Он посмотрел на меня как на сумасшедшего и ответил:
  - До сих пор был Яндарбиев. А что?
  Я задумался. Вместо того чтобы уйти в отставку, как Дудаев, он держался за власть и при том продолжал воевать с Россией. Так что ли? Я, получается, усугубил ситуацию своим письмом?
  Тут мы встретили пятерых знакомых. Я узнал среди них Муслима и Мовсара. Муслим почему-то был в военной форме. Лицо его покрывала небольшая щетина.
  - Рад тебя видеть! - воскликнул я и обнял его.
  Тот как-то смущенно улыбнулся и сказал:
  - Ты, наверное, меня с кем-то путаешь.
  Я посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь понять, шутит он или нет.
  А может, нет? Может, в этом мире мы не знакомы? Муслим был еще тем шутником. Но в его глазах не было никакой иронии.
  - Извини, - сказал я. - Ты так похож на одного моего одноклассника.
  Вроде бы я все сделал правильно. Ни Муслима, ни остальных двоих мы с Казбеком не знали. Мы были знакомы только с Мовсаром и Идрисом. Мовсар был все тот же, что и в моем старом прошлом. Как и в прошлый раз, он был в охране Масхадова. Теперь уже не президента. Остальных двоих звали Хасан и Заур.
  - Что там слышно с фронта? - спросил Казбек Мовсара.
  - Басаев с Хаттабом еще держатся. Говорят, они полностью захватили какое-то село в Дагестане.
  - Ничего, - сказал Муслим. - Скоро весь Дагестан возьмем.
  - Ничего нам это не даст, - произнес Мовсар.
  - Нам это даст райские сады.
  - Вот не надо опять начинать!
  - А что? Ты считаешь, мы должны были сидеть и смотреть, как наших братьев мусульман убивают в Дагестане?
  - Они такие же мусульмане, как я христианин.
  Муслим от такой шутки загоготал.
  - Да-да, - подтвердил Мовсар свои слова. - Никакие они не мусульмане. И не ваххабиты. Кремлю надо было завязать с нами вторую войну, чтобы вернуть Чечню под свой контроль.
  - А как же подписание мирного договора в Хасавюрте? - заметил Идрис. - Думаешь, Кремль стал бы подписывать его, если бы хотел добровольно отдать нам Чечню?
  - Это тоже был их план. Они поняли, что переборщили с "контр-террористической операцией" в Чечне. Тем более на них стал давить запад. Надо было сделать передышку и создать новый план. Вторжение Басаева и Хаттаба в Дагестан - самый подходящий вариант.
  - Думаешь, Басаева и Хаттаба можно купить? - спросил Казбек.
  - Не знаю, можно или нет. Но сами они могли не знать куда их втянули. На человеческую психику можно воздействовать до такой степени, чтобы он покончил собой. А на войну пойти - тем более.
  - Да зачем Кремлю вообще Чечня сдалась? - осведомился Хасан.
  - Нефть. Все дело в нем. Все потраченные деньги можно восполнить им. Вы знаете как много у нас нефти?
  - Тогда почему Кремль не начал войну с Азербайджаном? Там тоже много нефти. К тому же он находится у Каспийского моря. А у нас никакого доступа к морю.
  - Во-первых, Азербайджан больше нас, во-вторых...
  - Это вы уже перегнули палку! - махнул рукой Муслим. - Вы еще скажите, что развал СССР тоже придумал Кремль.
  - Развал скорее придумала Америка, - сказал Идрис. - Как и войну в Чечне.
  Муслим усмехнулся.
  - Это еще зачем? - спросил он.
  - Чтобы подорвать целостность России. Действительно, зачем Кремлю Чечня, неся такие жертвы?
  - Значит, ты их защищаешь? - спросил Муслим.
  - Я их не защищаю. Я смотрю на вещи объективно. Америка и Россия - это же две мировые державы. Россия - вечная головная боль для Америки. Она все время пытается ее во всем обогнать. В техническом прогрессе, в освоении космоса, в вооружении. Что по мне, так холодная война еще не закончилась. Просто она перешла на другой уровень. Америка стравила Россию и Чечню. А кто финансирует чеченцев, как вы думаете? Арабские террористы? Завгаев? Березовский? Может быть и они. Но они только исполнители. Организатором является Америка. Выяснение отношений с помощью грубой силы осталось в прошлом. Теперь все по-другому. Не нужно тратиться на военную технику, не надо отправлять для этого бойцов армии. Для этого нужно только внедрить своего агента в лоно врага, подкупить кого надо или прочистить мозги, - и все сделано.
  - Интересно, - заговорил Мовсар. - России всегда свойственно сваливать все беды на Америку. Чуть что не то - виновата Америка. А вот американцы, наоборот, во всех смертных грехах винят Россию. Пойми кто из них прав. Друг друга обливают грязью.
  - Все мы не без греха. Но факт остается фактом. Войну в Чечне придумала Америка.
  - Ты считаешь, они купили Хаттаба с Басаевым?
  - Этого я не говорил. Хотя и допускаю такое.
  - Чеченцы не продаются!
  - Поверь мне, купить можно любого человека, какой бы статус он не занимал и какой бы он ни был нации.
  - Если следовать твоей логике, то и Магомедова подкупили, чтобы он в девяносто пятом объявил независимость Чечни.
  - Что? - невольно встрянул я в разговор. Все повернулись ко мне. - Какой Магомедов?
  - Как какой? - сказал Казбек. - Президент наш.
  - Бывший, - подчеркнул Идрис.
  Вот теперь я точно ничего не понимал. Независимость? Магомедов? В девяносто пятом году? Казалось бы, так просто, спросить - и тебе ответят. Скорее, если я задам хоть один из этих вопросов, на меня посмотрят как на сумасшедшего. Чтобы этого избежать, я решил импровизировать:
  - А кому вообще пришла в голову идея объявить независимость? Разве Магомедову?
  - Да об этом еще Яндарбиев с Закаевым говорили в девяностом году, - ответил мне Мовсар, - когда Магомедова еще не избрали. Только дальше слов дело не пошло. Замяли это. Яндрбиев вообще пропал куда-то. Навряд ли Яндарбиев его этому надоумил. Наверное, Закаев. Хотя и тот довольно долго оставался в стороне от власти.
  - А я знаю где они были, - сказал Идрис. - Их обрабатывали. Точнее, Яндарбиева обрабатывали. Готовили, так сказать, к будущей войне и к тому, какую он роль в ней сыграет. Помните его знаменитую реплику: "Война должна была начаться. Историю не изменить"? Это он неспроста говорил.
  Эта реплика стала для меня как послание. Послание для меня лично от Яндарбиева. Он получил письмо. После чего отошел от дел. Через какое-то время снова появился и подписал Хасавюртовский договор. Как и в моем старом прошлом. Но война все равно началась. Только когда?
  - Ты поосторожнее с утверждениями, - предупредил Идриса Заур, рассмеявшись. - Если тебя услышит охрана Яндарбиева, тебе уже бояться не Америки надо будет.
  - Зато он протестовал против того, чтобы в войну не втягивали Ингушетию, - заметил Казбек.
  - Это не делает ему чести. - Сказал Идрис. - Ингушетия все же ввязалась. Помните?
  - Ага, - подхватил Мовсар. - И теперь расплачивается за наши грехи.
  - Это Магомедов во всем виноват, - сказал Хасан. - Он и втянул Ингушетию в войну.
  - Кто же виноват в этом мы знаем, - подмигнул мне Идрис, ухмыльнувшись. Он, конечно же, имел в виду Америку, но для меня смысл сказанного стал совсем иным. По сути, я в этом и был виноват. Своим вмешательством я изменил ход событий и втянул в войну Ингушетию.
  - Кто бы виноват ни был, - сказал Муслим, - война действительно должна была начаться. В этом Яндарбиев был прав. Будущее делаем не мы, а... - он указал пальцем в небо.
  Вопросов у меня было много. Чтобы узнать все, мне нужен интернет. Однако все кругом закрыто. Никто не работает. Что делать?
  - У кого-нибудь из вас интернета нет случайно? - спросил я.
  - У меня на работе есть, - ответил Идрис.
  - Мне надо было срочно электронную почту проверить. Есть сейчас возможность туда пойти?
  - Конечно, - ответил Идрис. - Пойдем туда. Посидим пока, чем тут стоять.
  Работа Идриса была в нескольких шагах. Я узнал его помещение под офис. Мы все частенько собирались здесь вечером, после того, как работа Идриса закончится. Так было в моем новом прошлом. Кажется...
  Идрис включил мне компьютер. Я уселся за стол. Идрис оставил меня одного, присоединившись к остальным в зале.
  Я сразу зашел в поисковую систему и набрал ключевое слово: "война в Чечне хронология".
  В этом мире война в Чечне началась в 1997 году. В 1991 году Чечня и Ингушетия стали отдельными республиками. В том же году президентом Чеченской Народной Республики стал некий Расул Магомедов. За время его президентства в республике начинаются беспорядки. Грабежи, похищения людей, вооруженные столкновения. Кремль утверждает, что президент сам затеял эти беспорядки, дабы подорвать отношения с Россией. Магомедов, напротив, утверждает, что все затеяли спецслужбы. На свое второе избрание президент объявил независимость Чечни. Он обещал прекратить беспорядки. В Ингушетии тем временем были свои беспорядки. Там никто независимость не объявлял. Зато Магомедов решил "помочь" ингушам, введя в Ингушетию войска, чтобы навести там порядок. После напряженной обстановке в Чечне власть в Ингушетии под контроль взял Кремль, отправив в отставку всю местную власть, поскольку, по их словам, они пособничали чеченцам по вопросу объявления независимости, к чему якобы и сами стремились. Так Ингушетия была втянута в войну. В самой Чечне война началась на несколько дней позже. Главной причиной начала боевых действий в Чечне стало именно введение на территорию Ингушской Республики войск Магомедовым.
  В конце июня в Чечне началась операция по "наведению конституционного порядка". В первый же день Грозный был взят, поскольку основные силы чеченских войск были направлены в Ингушетию, где до сих пор шли боевые действия. Однако через пару дней боевики отбили российские войска и освободили Грозный. Затем началась бомбежка с воздуха. Чеченский отряд под командованием Шамиля Басаева совершил рейд на город Буденновск. Потом и нападение Салмана Радуева на Кизляр. Позже Магомедова уничтожают в его же резиденции. В общем, так война продолжалась до 1999 года. И тут на арену выходит Яндарбиев и подписывает с Россией мирный договор в Хасавюрте. Этот день назвали "встреча большой тройки". В подписании договора участвовали Александр Лебедь, Зелимхан Яндарбиев и полевой командир Ингушетии. И вот, 7 марта 2001 года Басаев и Хаттаб нападают на Дагестан. Большинство авторов статей сходилось во мнении, что это может закончиться второй чеченской кампанией.
  Теперь мне стало ясно, почему в центре так мало людей, и почему многие магазины закрыты. Все ожидали начала бомбежки. Так было в конце 1999 года в моем старом прошлом.
  Интересно было то, что сценарий войны очень схож со сценарием войны моего старого прошлого.
  Позже мы с Казбеком попрощались с ними и вернулись домой.
  Свое новое прошлое я не пытался вспоминать. От этого голова шла кругом. Я уже научился не думать о нем, когда был в Крепи. Тогда путаницы в голове не возникало. Прошлое всплывало понемногу само. Я думал о том, как исправить ошибку. Как все-таки прекратить эту войну? Письма Дудаеву и Яндарбиеву ничего не дали. Если я напишу письмо Расулу Магомедову, к власти придет другой человек, и тоже объявит независимость. И все начнется заново. А что, если письмо написать Ельцину? Может, он и не питает нежных чувств к чеченцам, но все же, если я напишу ему к чему это приведет, какие потери понесет не только чеченский народ, но и русский, какой скандал из-за этого разразится, как будет давить на Россию запад, и все остальное, он наверняка задумается. Стоит попытаться. К тому же я чувствовал себя в ответе за войну в Ингушетии. Если бы я не вмешался в прошлое, ее бы там не было....
  Мы с Казбеком сидели на парах. Мы вместе учились на юридическом факультете. Преподаватель диктовал нам что-то из учебника Гражданского права. Студенты записывали. Когда я посмотрел на свою тетрадь, то увидел, что делаю записи про войну. Про то, как я участвовал в боевых действиях.
  Я огляделся и увидел, что все студенты одеты в военную форму. И все они были мне знакомы. Только не как студенты. А как друзья, знакомые и родственники. Здесь были Казбек, Муслим, Мовсар, Идрис, Мансур и многие другие, с кем меня судьба связывала в разных вариантах моего прошлого. Также я увидел Седу с Элитой. Они были единственными девушками в аудитории. И сидели они вместе. Только на них не было военной формы.
  Тут я обнаружил, что преподаватель читает не гражданское право, а кое-что из моей личной жизни. Посмотрев на него, мне показалось его лицо очень знакомым. Я пригляделся. Это был я сам. Только намного старше. Все мое лицо было в морщинах. Волосы покрылись сединой.
  Преподаватель задал какой-то вопрос по теме. Я потянул руку, чтобы дать ответ. Но преподаватель/я-старый меня в упор не видел. Он спросил у кого-то другого. Тот ответил. Затем он задал другой вопрос. Я опять потянул руку и тут же ответил на вопрос. Тот продолжал вести себя так, словно меня вообще тут не было.
  Я подумал, может, меня здесь действительно нет?
  Попытки докричаться до своих однокурсников ничего не дали. Меня никто не видел. Я попробовал потрясти сидящего рядом со мной Казбека. Тот словно превратился в камень. Я не смог сдвинуть его ни на миллиметр. С остальными было то же самое. Я будто стал призраком.
  Тогда я подумал, а может, я попал в свое будущее? Этот преподаватель - я сам. Если это так, то я-из-будущего каким-то образом вытиснул меня из своего тела и теперь я остался без оболочки. А если я вернусь назад в прошлое, то мое тело уже будет занято мной-из-прошлого. Что же тогда делать? Оставаться призраком здесь, в будущем, или жить в одном теле с собой-из-прошлого?
  На улице раздался мощный взрыв. Стекла окон разлетелись на мелкие кусочки. Стены в аудитории пошли волнами, так, словно они были резиновыми. Присутствующие в аудитории продолжали сидеть на своих местах, как будто ничего и не было.
  Раздался второй взрыв...
  Я проснулся.
  Стояло утро. Я лежал в одежде. Вчера я прилег на диван, и, видно, так и уснул.
  Я не мог понять, был ли взрыв на самом деле? Или мне показалось. Эхо раздавшегося взрыва до сих пор стояло у меня в ушах. Часто бывает, когда человек спит, внешние шумы ему кажутся намного громче, чем они есть на самом деле. Возможно, так было и сейчас. Например, это мог быть шум захлопнувшейся двери. А я принял его за взрыв. Во время военных действий со мной часто такое бывало. Я просыпался от какого-нибудь грохота, и после гадал, был ли то взрыв. Не только во время войны. Со мной такое бывало и в Баку и в Крепи. Услышав грохот, я с испугом просыпался, думая, что началась бомбежка. Но потом, вспомнив, где нахожусь, успокаивался и ложился обратно спать.
  Словно отвечая на мой вопрос, я услышал три следовавших друг за другом взрыва. Они прогремели где-то совсем близко.
  Прислушавшись, я услышал рев двигателей самолетов, на который сначала не обратил внимания.
  Теперь у меня не осталось никаких сомнений. Это были взрывы. И удары были с воздуха. Авиация наносила на город бомбовые удары.
  Разве вчера война была? В пределах Чечни ее точно не было. Бои шли в Дагестане. Там находился отряд Басаева и Хаттаба. Неужели история повторяется? Авторы статьи, которую я прочел вчера в интернете, были правы, утверждая, что после войны в Дагестане, может начаться вторая чеченская компания. Кто бы сомневался. Интересно то, что я оказался в самой гуще этих событий.
  В комнату, как ошпаренный, влетел Казбек.
  - Ты слышал? - тяжело дыша, изрек он.
  
  ;

Глава 15

  
  Бомбежка продолжалась. Авиация наносила удары по всему городу. Взрывы раздавались со всех сторон. На небе виднелось несколько полосок дыма. Казалось, бомбы упадут прямо на наши головы. Было не разобрать, куда они целились. Может быть, и не целились вовсе.
  Меня посетило чувство дежавю. Я вроде бы уже проходил через нечто подобное. Только в каком мире? В этом? Или другом?
  Мы стояли с Казбеком на улице, наблюдая за бомбежкой, не зная, что предпринять.
  Справа от нас за многоэтажным домом в небо поднимался густой дым. Что-то горело. Это было буквально в метрах ста от нас.
  - Надо спрятаться в бомбоубежище, - сказал Казбек.
  - А где тут бомбоубежище? - спросил я.
  - В здании больницы. Это тут, рядом. Пойдем, тетке скажем.
  Идея мне не очень нравилась. Тем не менее, мы все втроем двинулись в бомбоубежище.
  Пока мы туда дошли, на наших глазах авиация нанесла удар по зданию рядом с нами. Взрывная волна едва не сбила нас с ног. В здание попало ракеты три, не меньше. Сверху посыпались куски штукатурки и плит. Вся левая сторона здания, словно игрушечная, оторвалась от основной части, и рухнула вниз. Поднялось облако пыли, которое закрыло нам весь обзор.
  Пробегая мимо этого здания, я старался не смотреть в сторону разрушений, чтобы не видеть погибших, если они есть. Или то, что от них осталось. Я почувствовал запах смерти, после чего картина погибших возникла у меня в голове. Запах был неприятный и тошнотворный, и ни с чем другим его нельзя спутать. Я уже однажды ощутил этот запах. Во время первой войны. Это было в центре города. На одной из остановок, в месте наибольшего скопления людей, мимо которого я часто проходил, взорвалась бомба. Сам этот процесс я, к счастью, не видел. Но, каждый раз проходя мимо того злосчастного места, чувствовал тошнотворный запах, который впоследствии нарек "запахом смерти". Не знаю, как его точно описать. То был запах взорвавшейся бомбы, перемешанный с запахом обгоревшей плоти. Наверное, так. Запах окончательно пропал лишь спустя недели две. А запекшаяся кровь погибших еще долго оставалась на асфальте.
  И вот, я вновь его ощутил. "Запах смерти". На этот раз он ощущался острее, тошнотворнее. Я едва сдержался, чтобы меня не вырвало.
  Мы бежали со всех ног. Ракеты падали тут и там. Казалось, вот следующая ракета упадет прямо на нас.
  Бомбоубежище являло собой полуподвальный этаж здания больницы. Поскольку этот этаж выдержал первую войну, его решили оставить под бомбоубежище, в случае начала войны. Три верхних этажа были задействованы, а полуподвальный, судя по его внешнему виду, давно заброшен. В некоторых кабинетах стояли стеллажи с многочисленными медицинскими карточками на больных, мебель и медицинская техника. Для эксплуатации ничего из этого уже не годилось. Все деревянное отсырело, покрылось плесенью, а все металлическое проржавело. Полы были влажными. В некоторых кабинетах вообще стояли лужи воды. То ли сюда вода затекала с улицы, после дождей, то ли водопровод где-то прорвало, то ли канализацию. Все было покрыто паутиной. Похоже, сюда давно не ступала нога человека.
  Здесь был в основном персонал больницы и пациенты. Все остальные - пришедшие, такие же, как и мы. По большей части женщины и дети. Пациенты были кто перевязан, кто в костылях, кто в инвалидных креслах, а кто вообще на катафалках, с капельницей. Мало того, что на улице идет война, так еще приходится любоваться на этих больных. Их вид производил угнетающее впечатление. И вообще, мне не нравилось все, что связано с больницей. С раннего детства я не любил больницы, поликлиники и врачей. Дело в том, что, когда мне было года три, я заболел желтухой, и мне пришлось несколько месяцев пролежать в больнице. Каково мне тогда было, находиться вне дома, среди чужих людей, эти нескончаемые уколы и капельницы. Делая мне укол, врачи утверждали, что мне не будет больно. Но каждый раз бывало больно. И это больше всего было обидно. С тех пор я не только невзлюбил людей в белых халатах, но и потерял к ним доверие. Для меня это были злобные обманщики, которые хотели сделать мне больно. После того, как меня выписали, мать еще долго водила меня к врачам, чтобы сделать укол, поскольку курс лечения еще не закончился.
  Я боялся не только врачей, но и все, что напоминало мне о них. Как-то мы всей семьей пошли фотографироваться. Фотограф усадил нас на стулья и включил освещение. Тут я запаниковал, заревел, вскочил со своего места, спрятался в раздевалке и ни под каким предлогом не хотел оттуда выходить. Освещение фотографа мне напомнило ослепительную лампочку стоматолога, которой он пользуется, когда заглядывает тебе в рот. Вот я и подумал, что меня обманом заманили к врачу и теперь пытаются сделать больно. Мать с отцом пытались меня успокоить, говоря, что мы просто сделаем фотографию, и ничего страшного или больного со мной не случится. Я не верил. Нет уж! Сколько раз меня пытались обмануть! Тогда они сделали фотографию без меня, чтобы показать, мол, видишь, ничего страшного с нами не произошло. Я и тогда не поверил. В конце концов, родители сдались и решили насильно меня не фотографировать. Был еще один случай. Меня в первый раз повели в парикмахерскую постричь. До этого меня стригли мать с отцом. Увидев человека в белом халате и с неизвестным мне прибором в руке, я испугался и заплакал. Но не убежал, как в прошлый раз. Каким-то чудом меня сумели уговорить сидеть на месте. Я сидел. И дал себя постричь парикмахеру. Почти все это время я рыдал. Не помню, какие мысли мне лезли тогда в голову. Может, думал, что в его руке появится огромный шприц, который он вонзит мне прямо в голову?
  Бомбоубежище постепенно заполнялось новыми людьми. Бояться, что на всех мест здесь не хватит, не приходилось, так как этаж был довольно-таки обширным. Один коридор тянулся на пару десятков метров вперед. В конце он заворачивал налево и шел дальше, почти на столько же метров. А числу пустующих кабинетов не было конца. В общем, хоть на ночь оставайся. Конечно, удобства тут отсутствовали. Едва можно было найти на чем посидеть. На влажном и холодном полу не сядешь, если только не захочешь заработать простуду. Приходилось стоять. Но большинство людей с пустыми руками не приходили. Кто-то принес с собой постель, кто-то сменную одежду, а кто-то еду. В общем, все необходимое, чтобы выжить в суровых условиях. Видимо, они планировали остаться здесь надолго, если понадобиться. А чеченцы этому уже научены. К счастью ли, к несчастью ли?
  Одно радовало - работало электричество. Благодаря ему, сюда и спустили по лифту (работающий лифт? - удивился я) тех, кто находился на катафалках и инвалидных креслах. В коридоре горели только две лампочки. Из всех остальных патронов лампочки были выкручены. Думаю, и эти две закрутили только сейчас. Вряд ли здесь оставили бы две работающие лампочки. Чеченцы обычно присваивают все, что плохо лежит.
  - Интересно, как долго будет продолжаться эта бомбежка? - спросил Казбек, не обращаясь ни к кому конкретно. Из своего нового прошлого я вспомнил, что он приехал в Грозный недавно. До этого он находился в Волгограде. Следовательно, он не прошел через все то, через что прошел я.
  - Боюсь, это затянется надолго, - проговорил я.
  Снаружи послышался чей-то отчаянный и переполненный болью крик. Он становился все ближе и ближе, пока мы все не увидели его обладателя. В бомбоубежище спустилась женщина с окровавленным лицом. Все ее платье было в пятнах крови. Люди стали подходить к ней и успокаивать ее. Но та была в истерике, и продолжала кричать. Сначала я подумал, что она поранилась и ей больно. Как выяснилось из ее причитаний, на ее глазах умерла ее дочь. Ее ли собственная эта кровь, или ее погибшей дочери, я так и не понял.
  Женщину еще долго пытались успокоить. Вокруг нее суетились врачи, которых, на благо, здесь было полно. От ее криков и причитаний всем стало неспокойно. Дети присоединились к ней и тоже заплакали.
  Люди принялись оживленно ругать российскую власть, перекрикивая взрывы. Кто-то ругал и боевиков, напавших на Дагестан, но их было единицы.
  Я в это время думал о том, чтобы выбраться отсюда. В смысле, из этого мира. Вернуться назад в прошлое и все изменить. Я бы сделал это прямо сейчас. Но у меня не было конкретного плана о том, ЧТО можно изменить. Сколько раз я делал ошибки? Один раз я стал боевиком, и чуть было не погиб. А сейчас в опасности был не только я. Своим вмешательством в прошлое я втянул в войну Ингушетию. Что на этот раз я сделаю неправильно? Втяну в войну весь мир? Стану причиной третьей мировой войны? Что бы я ни делал, все становилось только хуже.
  По этой причине я никак не решался на путешествие во времени. С другой стороны, здесь меня ничего не держит. Этот мир для меня чужд, опасен и непредсказуем. Я мог погибнуть в любой момент. Так что надо выбираться отсюда, так или иначе. Но с чего начать?
  Вчера у меня возникла идея написать письмо Ельцину. Когда я в своей предыдущей жизни изучал историю, я много узнал про биографию Ельцина. Я знал о нем практические все то, что знал о Дудаеве и Яндарбиеве. Знал, куда можно отправить письмо. Одно но. Его прошлое могло измениться так же, как изменилось прошлое в общем. Мне опять придется найти интернет и изучать биографию Ельцина? В данный момент об интернете можно забыть. Я мог вернуться к вчерашнему вечеру, чтобы покопаться в интернете, в поисках нужной мне информации.
  На улице прогремел мощный взрыв, который здорово нас всех тряхнул. С потолка посыпалась штукатурка. Свет погас. Все погрузилось во тьму. Люди засуетились. Послышался детский плач. Кто-то включил фонарь и обвел лучом всех, пока не убедился, что все целы. Больше взрывов не последовало. По крайней мере над нами.
  Кто-то принес свечки и зажег их.
  Я решил действовать. Долго тут оставаться нельзя. Если я поранюсь, то с путешествием во времени возникнет проблема. А если погибну - мне уже ничего не поможет.
  Я закрыл глаза и представил тропу.
  Как только появилось чувство бесконечности, моя голова закружилась. Я открыл глаза. Головокружение прошло. Стоило опять закрыть глаза и вызвать образ тропы, голова опять начинала кружиться.
  Этого еще не хватало. Почему сейчас? Я еще не успел сдвинуть время ни на миг, а у меня уже начались признаки временн`ой болезни. Нет. Я не могу здесь оставаться. Надо хорошенько постараться.
  Наверху раздался грохот. В конце коридора сверху что-то обрушилось, проломав потолок. Прогремел мощный взрыв. Коридор охватило пламя огня. Оно тут же было потушено посыпавшимися сверху огромными кусками плит. На наших глазах засыпало двух человек, которые как раз стояли в том месте. Взрывная волна сбила многих с ног. Свечки опрокинулись, и вновь все погрузилось во тьму. Везде стояла пыль, поднятая взрывом. С потолка, из образовавшихся трещин, на нас посыпалась пыль. Грохот наверху продолжался. Здание ходило ходуном. Еще чуть-чуть, и оно развалится подобно карточному дому. Похоже, бомбоубежище из этого полуподвального этажа было никчемным.
  Все были напряжены и испуганы. На их фоне я выглядел неестественно, потому что стоял в сторонке с закрытыми глазами, упершись о стенку. Увидь меня кто в этот момент, решил бы, что я под кайфом. Я старался отвлечься от всего и попытаться сдвинуть время с мертвой точки. При данных обстоятельствах сделать это ну никак не удавалось. Сердце билось в груди как бешеное, мозг отдавал приказ телу: бежать, бежать, бежать! А у меня были совсем другие планы.
  Грохот над бомбоубежищем усиливался. Похоже, здание начинало разваливаться. Либо все обрушится на нас, либо мы окажемся в ловушке, засыпанные сверху. Этого я опасался больше всего. Я с детства боялся замкнутого пространства. Лучше умереть, чем оказаться заживо погребенным.
  Все операции, которые я проделывал, чтобы управлять временем, я выполнял очень осторожно и медленно, чтобы, чего доброго, не потерять сознание. Чем сильнее я сопротивлялся потоку времени, тем слабее себя чувствовал. Чувство бесконечности и давления при этом усиливалось. Причем, так сильно, как никогда прежде. Или мне так казалось из-за возникающей слабости.
  На какое-то время я забылся, меня засасывало в какую-то пучину. Не знаю, сколько времени я так пробыл. Может всего секунду, а может больше. Я резко пришел в себя и открыл глаза.
  Время остановилось. Люди с ужасом на лице застыли на месте. В воздухе повисли куски плит, штукатурки и пыли. Казбек держал тетю за локоть, словно мог защитить ее от падающих плит.
  Я тоже замер, как и все. Попытка сделать движение ни к чему не привела. Мое тело словно было не моим. Я будто стал сторонним наблюдателем. Пропали всякие ощущения. До того, как время остановилось, мое сердце билось в груди как бешенное. А сейчас я не чувствовал никакого сердцебиения.
  Мне уже один раз удалось остановить время. Это было в то время, когда я отправился в прошлое, к Седе. Еще мне это почти удалось на мосту, когда мы оказались под бомбежкой. Пробовать двигаться в остановившемся времени не имеет смысла. Я это понял еще тогда. Допустим, если бы я мог двигаться, что бы я сделал? Вывел бы всех людей из бомбоубежища, пока они "зависли"? И куда бы я их вывел? На улицу, прямо под падающими бомбами? Или стал бы искать другое "бомбоубежище"?
  Мне удалось остановить время, и одно это хорошо. Теперь надо прокрутить его назад. Конкретного плана я еще не придумал. Основная идея - отправиться в прошлое и написать третье письмо. О содержании письма я решу как-нибудь на месте. Главное - выбраться отсюда.
  Я двинулся назад по тропе. Опять же, медленно и осторожно. Глаза на этот раз я не закрыл, поэтому видел, как все кругом пошло в обратном направлении. Очень медленно. Куски плит, штукатурки и пыль поднимались вверх.
  Стоило мне ускорить темп времени, как я снова чувствовал головокружение. Это меня не остановило. Я двигался по тропе все быстрее и быстрее. Упавшие свечки встали на свое место и сами зажглись. Клубы пыли и дыма уплыли в конец коридора. Возникло пламя огня, которое быстро сжалось и вскоре совсем исчезло. На том месте, где прогремел взрыв, куски плит взмыли вверх и потолок принял свой первоначальный вид.
  В глазах у меня затуманилось. Все поплыло...
  
  

Глава 16

  
  Когда пришел в себя, не знал ни где я, ни как здесь оказался. А главный вопрос, беспокоивший меня, - кто я сам такой?
  Амнезия длилась недолго. Вскоре я вспомнил, кем являюсь. И имя свое вспомнил. Но не помнил, в каком мире нахожусь. От попытки что-либо вспомнить, у меня начиналась мигрень. В голове иногда возникали какие-то образы. Только какого прошлого? Старого? Нового?
  То, что я путешествовал во времени, я помнил. И то, как изменял его. Но воспоминания были расплывчатыми. Амнезия не прошла полностью. Я помнил, что в одном мире был в Баку, в другом - в Крепи, в третьем мире я оказался в Чечне.
  А что я, собственно, пытался изменить? Этого я никак не мог припомнить.
  Я лежал в постели в какой-то незнакомой комнате. Вещи в этой комнате тоже мне не были знакомы. Абсолютно ничего из того, что бы мне напомнило о прошлом. Как я сюда попал? Где я? Что вообще произошло? Это мое настоящее или будущее? Прошлым это никак не могло быть. Во-первых, потому, что я не чувствовал себя-из-прошлого, а во-вторых, потому, что я такого прошлого не помнил... Хотя, я ничего не помнил о своем последнем прошлом. Что было вчера? Или до того, как я проснулся в этой незнакомой мне комнате? В каком я вообще был мире? В последний раз я был в Баку? В Крепи? В Чечне? А может, все это был сон, и вот я, наконец, проснулся? Тогда почему мне ничего не знакомо?
  Послышалась знакомая полифоническая мелодия. Нечто подобное я слышал на мобильных телефонах, которых у меня никогда не было.
  Я присел в кровати, после чего почувствовал резкую головную боль. Было такое впечатление, будто мне в голову забивают огромный гвоздь. Я почувствовал, как у меня потек нос. Сначала я подумал, что у меня насморк. Но после того, как вытер нос ладонью, увидел на своей руке кровь.
  С чего бы это? Судя по всему я лежал в постели и спал. Не было никаких причин, из-за которых у меня из носа могла пойти кровь. Да и раньше со мной такого никогда не было.
  Я вспомнил про свои головокружения и тошноту, возникавшие после путешествий во времени. Потом появились и потери сознания. А сейчас - кровь из носа? Да еще и частичная амнезия. Если все эти признаки появляются после путешествий во времени, значит, я был в прошлом и что-то изменил. А может, я в будущем?
  Осмотревшись, я, наконец, нашел нарушителя покоя. Мобильный телефон лежал на тумбочке рядом с кроватью. Я взял его и посмотрел на дисплей. Входящий звонок от Ильяса, имя, которое мне ни о чем не говорило. Телефон был выдвижной, корпус титановый. Фирмы "Nokia". Такой я видел в Баку у одного моего знакомого. Мне он тогда очень понравилась. Но приобретать его я все равно не собирался. Слишком дорогое для меня удовольствие.
  Несколько минут я колебался, не зная, на какую кнопку нажать, чтобы принять вызов. Вспомнив, ответил на звонок.
  - Да, алло, - сказал я в трубку.
  - Алло, Беслан, - услышал я, - ты где?
  - Я... э-э-э... дома. - Про себя добавил: "наверное".
  - Тут вчерашние покупатели пришли. Тебя ждут. Ты приедешь?
  Голос явно был раздражен. Тем не менее, его обладатель пытался этого не показывать.
  - Э-э-э, да. Сейчас буду.
  Закончив разговор, я нажал на кнопку "сброс", и стал думать, что же мне теперь делать? Я где-то работаю. Что-то продаю. Часы на тумбочке показывали 10:36. Должно быть, я опоздал на работу. Никто меня не стал за это упрекать. Лишь некий Ильяс неуверенно спросил, приеду ли я. Ни "когда я приеду", а "приеду ли я вообще". Либо у меня ненормированный рабочий день, либо я являюсь начальником на своей работе.
  Где находится место работы я, естественно, не знал. Лучше вообще никуда не выходить, пока я не разберусь с возникшими проблемами. Если кто спросит, почему я не пошел на работу, сошлюсь на плохое самочувствие. Оно и недалеко от истины.
  Комната выглядела неплохо. Довольно солидная на вид мебель. Я открыл тумбочку рядом с кроватью, покопался там и нашел несколько фотографий. На многих из них был запечатлен я сам. Здесь же лежал мой паспорт. На странице "место жительства" у меня была совершенно мне незнакомая прописка в Грозном. А когда я увидел печать отдела Загса, мои глаза полезли на лоб. Если верить паспорту, я женат, и у меня ребенок, мальчик. Я сразу обратил внимание на имя и фамилию своей супруги. Это не была Седа.
  Почему в доме так тихо? И почему моя жена меня не разбудила?
  Я встал с постели, оделся и вышел из спальни. Следующая комната была похожа на гостиную. Там тоже было тихо. Возможно, жена с сыном куда-то вышли.
  Жилище было довольно-таки большим. Я едва не затерялся в лабиринте комнат. Такой роскоши, которая была в этом доме, мы не могли себе позволить даже до войны. Неужели этой мой собственный дом? Я уж и не помню, когда в последний раз жил в собственном, целом доме, которого не коснулась война....
  Война. Вот что я пытался изменить! Я хотел ее предотвратить. А как я это пытался сделать? Что-то связанное с Дудаевым, Яндарбиевым... Письмо. Я написал им письма. Дудаеву и Яндарбиеву. Но у меня ничего не вышло. Мне лишь удавалось немного изменить прошлое. Последний раз я написал письмо Ельцину.... Нет. Не написал. Я собирался.... Или написал?
  Чем больше я об этом думал, тем моя мигрень усиливалась. Я никак не мог вспомнить, что же было в последний раз. Я сел на мягкую кровать, стоявшую у стены, напротив которой стоял большой плазменный телевизор, и попытался вспомнить последовательность события.
  С чего вообще все началось? В своем первом мире я был в Баку. Мне пришло в голову изменить свое прошлое так, чтобы в будущем быть с Седой. Первая попытка ничего не дала. После второй попытки я оказался боевиком в своем настоящем. Тогда я решил предотвратить войну, написав письмо Дудаеву. Из этого ничего не вышло. Я лишь оказался в Крепи, вместо того, чтобы быть в Баку. Затем я написал письмо Яндарбиеву. И после этого ничего не вышло. По возвращении назад я оказался.... Где же я оказался? Помню, война началась позже, чем она должна была начаться. В 2001 году началась вторая война.... Я был в Грозном. Война началась на следующий же день, как только я вернулся назад в свое время. А что было потом? Я помнил все очень смутно. Я проснулся от бомбежки... пришел Казбек.... Подвал. Мы пошли в подвал больницы. Вернее, в бомбоубежище.
  Да-да! Теперь я кое-что вспоминал. Бомбоубежище начало обрушиваться от взрывов. Я решил немедля отправиться в прошлое и написать письмо Ельцину. Как только я замедлил ход времени, моя голова закружилась, и я впал в беспамятство. Придя в себя, обнаружил, что остановил время. Потом я прокрутил время назад. Время медленно пошло в обратном направлении....
  Что было дальше, как я не пытался, вспомнить не мог. По-моему, я опять впал в беспамятство. Если так, то куда я попал? В прошлое, настоящее, будущее? Больше это похоже на настоящее. Но чтобы оказаться в ТАКОМ настоящем, я, как минимум, должен был попасть в далекое прошлое и что-то там изменить. А я не помню, чтобы что-либо изменял.
  Я вышел во двор. Кругом - чеченцы. Это однозначно Чечня. Прогулявшись по улицам, я узнал это место. Оно находилось недалеко от центра Грозного. Я видел его до первой войны. На месте моего нынешнего дома раньше стоял пустой участок отца. Помнится, он еще тогда говорил, что в будущем построит здесь мой дом.
  Сколько я не ходил по улице, я не обнаружил ни одного дома, тронутого войной. Все было цело. Ни единой пробоины. Ни одного пустующего дома. Ни одного человека в военной форме. Ни боевика, ни федерала. По дороге мне встретилось много людей нечеченской национальности. В основном, русские, ингуши. Словно войны никогда и не было....
  Стало быть, ее не было? Почему? Я написал письмо Ельцину? Тогда почему я этого не помню? Это все та же частичная амнезия?
  Я еще долгое время не мог вспомнить, как я оказался в этом мире. Как выяснилось, войны здесь с начала развала советского союза не было. В девяносто первом году президентом стал Дудаев. Никакого декрета о независимости Чечни он не провозглашал. В 1995 году на него было совершено покушение, в результате которого он погиб. Видно, от судьбы не убежишь. Исполняющим обязанности президента стал муфтий Чеченской Республики Ахмад-Хаджи Кадыров. Нового президента выбрали почти год спустя. Это был Хожа-Ахмед Нухаев. Сразу после избрания, он внес предложение разделить Чечню на две части: на Северную равнинную и Южную горную. На фоне возникших в 1994 году внутренних противоречий с главами государства и духовенства, многие идею поддержали. Как ни странно, федеральный центр принял предложение, и через год начался процесс разделения. Это был 1997 год. За этот период по поводу разделения устраивались митинги. Не многим пришлось по душе разделение. Ситуация чуть было не закончилась вооруженным столкновением. Вскоре все улеглось.
  В Южной Чечне (ЮЧ) действовали традиционно-национальные нормы, на основе кровнородственных и исламских. Федеральные законы на нее не распространялись. Тем не менее, она входила в состав Российской Федерации. В Северной Чечне (СЧ) действовали светские законы. Кто хотел жить по светским законам, оставался в СЧ, а кто по законам ислама и адатов (тех, что не противоречат Корану и сунне) - в ЮЧ. В общем, у чеченцев был выбор: либо стать гражданином РФ, либо гражданином Союза Тейпов. Трудно пришлось тем, кто остался на стороне, которую он не признавал. Наши родственники переехали из села, входящий в ЮЧ, в Грозный, так как законы были для них слишком обременительными. А мой дядя, наоборот, уехал в ЮЧ. Чтобы не было таких вот нестыковок, жители ЮЧ и СЧ могли обратиться в шариатский или светский суд, по взаимному согласию сторон. Столицей ЮЧ стал город Гудермес, а СЧ - Грозный. Контроль над границами северной и южной Чеченией (так ее официально переименовали после избрания Нухаева президентом) стоит жесткий. Главой ЮЧ был так называемый "мехкда", избираемый старейшинами тейпов.
  Изменения коснулись и России. 25 апреля 1989 года во время официального визита в Испанию Ельцин попал в авиационную аварию и погиб. Кстати, в своей другой жизни я читал статью в интернете, где говорилось, что в том же году Ельцин летел в Испанию и попал в ту же аварию, в результате чего получил травму позвоночника и был прооперирован. Там же сообщалось, что через месяц после происшествия, во время выборов председателя Верховного Совета РСФСР, в прессе появились намеки на то, что авария была организована спецслужбами. Судя по всем происшедшим изменениям, я все-таки написал письмо Ельцину. Просто я никак не мог вспомнить этого. Я сначала думал, что смерть Ельцина предотвратила войну в Чечне. Но дальнейшие события показали, что он тут ни при чем. Вопрос только в том, попало ли письмо к Ельцину? Или произошел так называемый "эффект бабочки"? Хотя существенного значения уже не имеет. Я добился того, что хотел.
  В 1991 году Горбачев был избран президентом СССР. В 1992 году - развал СССР. Следующее событие совсем выбило меня из толку. Новым президентом России стал Руслан Хасбулатов. В моем старом мире такое было бы невозможно. Чтобы президентом России стал чеченец? До второго срока он недотянул. В 1996 году его сменил другой президент, а именно - Зюганов. В двухтысячном году ему на смену пришел Владимир Путин. Его знаменитая фраза "Будем мочить их в сортире" актуальна и в этом мире, только уже не по поводу чеченцев. Войны, как я уже говорил, в Чечне не было после распада СССР, да и не предвиделось в ближайшем будущем. Я подхожу к той части повествования в этом новом мире без войны, от которого я совсем не в восторге, и которая стала причиной того, что мне хотелось вернуться в прошлое и вернуть все в прежнее, первоначальное состояние, до того, как я внес какие-либо изменения.
  Как известно из моего старого прошлого, после распада СССР Грузия отделилась от России. После этого в Грузии начались беспорядки. Главным образом, торговля оружием, наркотиками, вооруженные столкновения, похищения людей, фальшивомонетчество, геноцид, нарушения прав человека и так далее и тому подобное. Знакомый сценарий.... В моем мире такого не было. По-крайней мере в Грузии. Ко всему еще усугубились напряженные отношения с Абхазией и Осетией. Вооруженные столкновения там стали почти нормой. В начале 1995 года в Грузию ввели федеральные войска, дабы усмирить непослушных грузин. Сделать это не удалось, поскольку "бандитов" в Грузии оказалось слишком много. Кроме собственно грузин, там еще нашли пристанище "бандиты" из других регионов, скрывавшиеся от правосудия, в том числе и чеченцы. Когда Хасбулатова сменил Зюганов, в Грузию опять ввели войска. На этот раз ее предварительно осыпали бомбовыми ударами авиации. Я смотрел фотографии разгромленной Грузии в интернете. Почти та же картина, что была у нас. Людей на войне с обеих сторон погибло немало. Примерно столько же, сколько в период войны в Чечне. Война продолжается и по сей день. Российские войска как бы уже взяли контроль над центральной частью Грузии, но войны все еще идут, предпочтительно в горных районах. Появляется уже знакомый Хаттаб, который учит новобранцев военному делу.
  По сути, я войну не предотвратил. Я ее только перенес. Теперь вся Грузия расплачивается за мою ошибку. Да. Именно ошибку. Так не должно было быть. Как говорил Ядарбиев, война должна была начаться. Только не в Грузии, а в Чечне. Тому есть несколько причин. Во-первых, это решать не мне, а Всевышнему. Я вмешался. Возомнил себя богом. Муслим был прав. Я понял это только сейчас. Во-вторых, война должна была начаться по той причине, что она должна была всячески повлиять на умы людей, живущих не только в Чечне, но и за ее пределами. Как говорится, мы учимся на собственных ошибках. Сейчас я объясню, что имею в виду. Тот мир, в который я попал, был мне чужд. Чеченцы стали слишком важными и высокомерными. Ослабли моральные устои. Религией мало кто интересовался. Центральная мечеть в Грозном почти пустовала. Редко когда можно было услышать от людей упоминание Бога. В основном, что их интересовало, это деньги и развлечение. В плане религии в этом отношении преуспела Южная Чечения. И то большая часть ее населения держалась за нее только вынужденно, чтобы не подпасть под опалу Союза Тейпов. Чеченцы были не так сплоченны, как в моем мире. Да и зачем? Чечения стала богатой республикой. Строились новые заводы и фабрики. Старые улучшались. Чечения стала хорошим инвестором для иностранных государств. Все были при деньгах. Каждого интересовало только собственное "я". Везде шло строительство. Многие села расширяли свои границы, и некоторые из них уже приняли статус городов. Чеченцы стали не похожи на себя.
  Я тоже был не похож на себя. Во многом. Когда я собрался делать намаз, мой друг удивился, сказав:
  - С какого это перепуга ты начал молиться?
  Я не нашел, что ему ответить. Тем не менее, продолжал молиться. Оказывается, я не молился лет семь. В моей первой жизни я взялся за совершение намаза во время первой войны. После этого не помню, чтобы я хоть раз пропускал намаз. Особенно после того, как встретился с Муслимом. Интересно получается. Если я в своей старой жизни совершал намаз, когда как в новой не совершал, зачтется ли мне это на том свете как совершенное? Как бы то ни было, я ужесточил совершение намаза, восполняя пропущенные в этом мире. Близкие и знакомые стали смотреть на меня косо. Некоторые вообще потеряли ко мне уважение. В первое время я скрывал то, что дела религиозные ставил на первое место. Со временем я стал вести себя открыто. Даже думал над тем, чтобы уехать в Южную Чечению.
  В этом мире я был глуп, невежествен, груб и высокомерн. Я не знал элементарных вещей. Книг я вообще не читал (литературой я заинтересовался после войны в моем старом прошлом). В школе учился отвратительно (помнится, я забросил учебу, но после встречи с Элитой взялся за ум). Был большим бабником, из-за чего, кстати, ушла от меня жена. Ребенка она, естественно, забрала с собой. Из своего нового прошлого я вспомнил, что не хотел официального развода, чтобы не разделять с ней имущества. В принципе, она тоже не спешила разводиться, так как не хотела воспитывать ребенка одна. Близкие все упрашивали меня помириться с ней. Я то ли не находил подходящего времени, то ли искал повод этого не делать. Не знаю. Пока не знаю.
  Мои родители почти не изменились. А вот в семье у нас произошло пополнение. У меня появилась сестра. Родилась она в 1992 году. Поначалу я не понимал, кто она такая, когда приехал к родителям. Тем не менее, мне казалось, я ее знаю. Это был очень энергичный и веселый ребенок. Никогда не думал, что буду так рад иметь младшую сестру.
  Как и многие жители Чечни, мы жили богато. У меня был собственный бизнес, который процветал, собственный дом, жена (с которой еще надо все решить), мирная жизнь. Однако я не чувствовал себя счастливым. Не такой жизни я хотел. Не только мир для меня, но и я сам стал чужд для этого мира. Окружающие не хотели принимать нового-меня. Их больше устраивал старый-я. А меня не устраивал.
  С тех пор, как я оказался в этом мире, меня не отпускало чувство, что за мной все время кто-то наблюдает. Когда я был дома, когда находился на работе, когда ехал на машине, когда просто шел по улице. Где-нибудь недалеко всегда стояла машина с тонированными стеклами. То ли машина каждый раз была новая, то ли номера каждый раз меняли. Я не замечал, как она ехала за мной, но через какое-то время обнаруживал, что она опять стоит где-нибудь рядом. Я уже стал с опаской оглядываться назад: не идет ли за мной кто по пятам. Мне казалось, мой телефон прослушивается. Все, кто со мной заговаривал, словно пытался вытянуть из меня какую-нибудь информацию.
  Сам я считал это манией преследования. Кто может за мной следить? Кому я вообще нужен? Я не какая-нибудь важная шишка. Важной государственной тайной не владею, так как не являюсь госслужащим. И никогда им не являлся. Какой информацией я должен владеть, чтобы за мной устраивали такую слежку? Мне всего 20 лет. Должно быть, это признаки моей временно`й болезни. Или я просто схожу с ума. А может, первое является следствием второго.
  Я занимался тем, что делал до того, как попал сюда. Я управлял фирмой отца по реализации бытовой техники. Еще я учился в Северо-Чеченском Государственном Университете на экономическом факультете. Я подумал, почему же я не пошел на режиссерский? Потом вспомнил, что в моем старом прошлом я увлекся видеосъемками после войны. В этом мире у меня были другие увлечения.
  Учился - громко сказано. Скорее просто числился. Два раза в году приходил, чтобы дать взятку. Главное для меня было получить диплом. Для меня-старого. Я же стал учиться скрупулезно.
  Все были удивлены моей перемене. В первый же день моего появления в этом мире я для окружающих был сам не свой. Не помнил знакомых мне людей, не помнил события прошлого, был рассеянным и странным. А потом вдруг изменился на сто восемьдесят градусов. Начал совершать намаз, изменился характером, взялся за ум. Словно это был вовсе не я, а кто-то другой. Некоторые даже беспокоились за мое здоровье. Предлагали мне обследоваться у врача. В общем, моя перемена никому не нравилась, считая, что это не к добру. Были и те, кто был уверен, что меня пытаются переманить на свою сторону южные чеченцы, или "южане", как их называли здесь. Кстати, в народе шли байки о том, что, якобы южане промывают северным чеченцам мозги, чтобы переманить их на свою сторону и тем самым увеличить численность народов Нохчи, то есть южан. Тем самым в будущем останутся только южные чеченцы, а северная часть исчезнет вообще. Не знаю, насколько это правда. Может, так оно и есть. С возникновения Северной и Южной Чечении между ее населением шла негласная вражда. Равнинные народы недолюбливали горных. И наоборот.
  После долгих уговоров близких, я пошел к своей жене, с которой я еще не виделся со дня моего появления в этом мире, но видел на фотографиях. Я даже не знал, о чем с ней говорить. Я ее не знал!
  Моя теща напустилась на меня с порога. Она начала осыпать меня проклятиями и обвинять во всех смертных грехах. Я не понимал в чем дело, пока их соседи не сказали мне, что мой сын месяц как умер. Ему было почти полтора года. Роды были тяжелыми, и ребенка едва удалось спасти. В дальнейшем он рос здоровым. Ни я, ни моя жена не замечали ничего такого. Последствия тяжелых родов проявились только сейчас. Его еще можно было спасти, но ни у моей жены, ни у ее родственников не было для этого достаточно денег. Жена бегала по больницам, пытаясь найти того, кто поможет. И в один день он просто не проснулся. Жена обвиняла в этом меня. Если бы я был в это время рядом, сын бы сейчас жил. Ни о каком возвращении домой моей жены не было и речи. Она настаивала на разводе. Через три месяца мы с ней официально развелись. Жену свою я увидел только в суде. А сына так и не увидел. Сколько еще несчастий принес людям старый-я? Это еще раз доказывало, что я чужой в этом мире.
  Я часто думал о том, чтобы вернуться в прошлое и исправить все так, как было. Сдерживало меня то, что путешествие во времени стало опасным делом для моего здоровья. В любом случае, пока я не вспомню свое последнее путешествие, я не сдвину время с места. Я еще точно не знал, написал ли письмо Ельцину. Если написал, то когда? Мне не хотелось путешествовать во времени в поисках того момента, когда я написал письмо. На это уйдет слишком много времени. К тому моменту времен`ая болезнь может поглотить меня полностью.
  
  

Глава 17

  
  Прошло три года. С тех пор я ничего не вспомнил о своем последнем путешествии. В прошлое я так и не отправился. Жизнь шла своим чередом. Никаких существенных событий за это время не произошло. Не знаю, какую жизнь я ожидал увидеть, изменив прошлое. Как я уже говорил, я не чувствовал себя счастливым. Я все больше ушел в себя, стал замкнутым. Еще сказывалась мания преследования. Я никому не доверял. В каждом человеке видел шпиона. В связи с чем ни с кем не хотелось заговаривать. Я не раз упрекал себя за свои глупые подозрения, но ничего не мог с собой поделать. Ни к психологу, ни к психиатру я не обращался. Пытался сам с этим справиться. Не очень-то получалось. Допустим, пойду я к психиатру. Он начнет мне задавать вопросы. Что я ему скажу? Что вот я, мол, путешествовал во времени, и довел себя до этого состояния? Тогда меня точно запекут в психушку. Я начал подозревать, что никаких путешествий во времени не было, что я все это вбил себе в голову, что я просто схожу с ума.
  Война в Грузии продолжалась. Уже вторая по счету. Туда уходило воевать все больше южных чеченцев. К счастью, бомбить из-за этого ЮЧ не стали. Помимо чеченцев, туда уходили воевать и другие кавказские "бандиты". Точнее, ваххабиты. А также наемники из-за рубежа. Помню, когда в Чечне была война, у нас тоже было много иностранных наемников. Так говорили по СМИ. Боевиков я видел много. Но почему мне не доводилось видеть ни одного иностранца? Может, и было пара таких. Кто знает.
  Северных чеченцев отправляли воевать на стороне федеральных войск. Были случаи их дезертирства. Америка рьяно защищала Грузию. Признавала ее независимость. Из-за этого между Россией и Америкой часто возникала перепалка. Кстати, по новостям я мельком увидел знакомого из старого прошлого. Это был один из членов какой-то миссионерской организации. Из-за этого человека я стал в одном мире боевиком. Да, это был Абу-Бакар. Он вершил свои черные дела и там.
  В самой Чечении тоже было неспокойно. В Южную Чечению просочился ваххабизм. В горах с ее детищем шли бои несколько месяцев. Я все боялся, что Чечению втянут в войну, и мне придется опять пережить старое. Через какое-то время ваххабиты исчезли. Одни уничтожены, другие скрылись где-то за пределами Чечении. Зато в Северной Чечении было более или менее спокойно, не считая терактов. Куда же без них? Нухаев остался на второй срок. Шли слухи, что ему на смену мог прийти Зелимхан Яндарбиев. В Южной Чечении я о таких громких именах не слышал. Там шла своя жизнь. Идея переехать туда осталась неосуществленной. Меня захлестнула светская жизнь. Я даже забросил намаз. Начал пить. Чуть ли не бухать. Тем самым я пытался убежать от своих проблем.
  Как-то раз я набрался до такой степени, что не помнил, как оказался в незнакомом мне помещении. Это была какая-то заброшенная фабрика. Или что-то в этом роде. Не знаю. Мне никогда раньше не доводилось там бывать. Я сидел на стуле и был связан по ногам и рукам. Напротив меня стоял какой-то человек. Лица я его не видел, поскольку он находился в тени.
  - С пробуждением, Беслан, - произнес мужчина. Голос мне показался знакомым.
  Я попытался освободиться от веревок. Слишком туго завязано. Я даже не смог сдвинуть с места стул, на котором сидел. Видно, он был прибит к полу.
  Оставив бесполезную борьбу, я спросил его:
  - Кто вы?
  - Мы уже встречались. В прошлом. И не раз.
  Я стал весь во внимании, ожидая, что он все объяснит. Но незнакомец молчал. Казалось, он ждет чего-то от меня.
  - Чего вам от меня надо? - спросил я.
  - То же, что и всегда, Беслан. Информация.
  - Какая еще информация?
  - Знаешь, сверху считают, что ты играешь с нами, скрываешь что-то, водишь нас за нос. Они считают, что я зря трачу на тебя время. Мне удалось убедить их в обратном. Ведь твои "откровения" как-то влияют на твою память, как мы смели заметить это с нашей первой встречи. Возможна, частичная потеря памяти. Или каких-то отдельных событий. Если бы не я, ты лежал бы всю оставшуюся жизнь привязанный к койке у этих психопатов, которые считают, что лучший способ вытянуть из человека информацию - это пытки. Тебе лучше сотрудничать со мной, так как, в случае неудачи, эти парни так и поступят с тобой.
  Незнакомец замолчал.
  - Кто вы? - спросил я после недолгого молчания.
  Мужчина вышел из тени и произнес:
  - А ты подумай хорошенько.
  При других обстоятельствах, увидь я этого человека среди толпы, я бы не обратил на него никакого внимания: мужчина лет пятидесяти, невзрачный, в футболке и джинсах, русский по национальности, о чем догадался сразу же, как он заговорил. Русских в Чечении было много, почти столько же, сколько их было до развала СССР. В моем старом мире их почти не осталось.
  Лицо мужчины было до боли знакомым. Я не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречался с ним. В голове не возникало никаких образов. Но как только его увидел, я почувствовал какой-то первобытный страх перед этим человеком, некую фобию. Такая фобия зарождается в детстве. Определенно, этот человек из моего нового прошлого. И с ним связаны неприятные воспоминания меня-старого, о которых я-новый не мог вспомнить.
  - Ну что? - спросил мужчина. - Не припоминаешь?
  - Я... я не знаю!
  - Попробуем по-другому. Может, ты опять видел будущее?
  Меня как молнией сразило. Он что-то знает. Но что? Откуда? Кто он такой? Что знает о моих способностях? В голове возникло еще сотни подобных вопросов.
  - Вижу, ты удивлен, - сказал незнакомец. - Значит, ничего не вспомнил.
  Он медленными шагами двинулся ко мне и остановился в двух шагах от меня.
  - Письмо Ельцину. Помнишь?
  Через какое-то время, я, наконец, обрел дар речи:
  - Откуда вам это известно?
  - Мы давно следили за Ельциным. Прослушивали телефонные разговоры, читали его корреспонденцию. И вот, в один прекрасный день к нам в руки попадает очень интересное письмо под названием "Письмо из будущего". Это было весной 1987 года. В нем писалось о том, чтобы Ельцин не допускал начала войны в Чечне, поскольку это влечет за собой непредвиденные обстоятельства в будущем. Далее шли даты и события, которые должны произойти в период с 1988 по 2001 год. Мы сначала думали, что это чья-то шутка. Как бы то ни было, мы оставили письмо себе, на долгий ящик. Может быть, со временем что-то само всплывет. И тут мы заметили, что пару предсказаний из письма сбылись. Это были первые две даты. Война между Китаем и Вьетнамом и военная операция США против Ирана. Даты совпадали точно. Мы пришли к выводу: либо писавший действительно что-то знает про будущее, либо он откуда-то черпает эту информацию. В любом случае надо было найти этого человека. И мы начали расследование. Обратного адреса на письме не значилось, поэтому было сложно найти адресанта. Сложно, но возможно. Так мы и вышли на тебя. Конечно, мы были удивлены, увидев семилетнего мальчика. Почерк на письме тоже был написан детской рукой. Тогда все встало на свои места. Я приехал за тобой в школу и, выждав подходящего момента, похитил тебя. Это-то ты хоть помнишь?
  Я начал вспоминать, когда он упомянул школу. Все так и было. Когда я возвращался домой из школы, ко мне подъехал этот самый мужчина. Тогда он был моложе. Он спросил, знаю ли я, где находится такая-то улица. Я знал. Она находилась параллельно нашей. Я стал ему объяснять. Мужчина предложил мне поехать с ним и показать где это, если мне по пути. Мне было по пути, поэтому я согласился. Я сел в машину и мы поехали. Когда мы доехали, я попросил остановиться. Вместо этого мужчина прибавил скорость. Я сразу заподозрил неладное. Мне вспомнились истории про похищения детей, о которых я был наслышан от своих одноклассников. Похитители похищали детей и продавали их органы. Я, естественно, был в ужасе. Хотел на ходу выпрыгнуть из машины. Но двери не открывались. Похититель заблокировал их. Стекла тоже не опускались. Тогда я стал бороться с похитителем. Он меня усмирил довольно-таки быстро. Через какое-то время мы оказались в безлюдном месте. Там он и начал свои допросы: я ли написал письмо? когда написал? откуда я знаю про эти события? И так далее. Я отвечал, что был в это время как во сне, что я не помню. Между тем я плакал и рыдал. Мужчина за все это время ни разу не поднял на меня руку. Но его слова били сильно. Я чувствовал ужас перед этим человеком. Поэтому сидел смирно и не пытался убежать. Мне думалось, что он непременно продаст мои органы. Наверное, именно поэтому я сейчас испытывал перед этим незнакомцем необъяснимый ужас.
  - Я вижу, ты начал вспоминать, - сказал он, словно читал мои мысли. - Я не добился от тебя вразумительных ответов. Пришлось тебя отпустить. За тобой устроили слежку. Мы считали, что ты написал письмо под чью-то диктовку. И тут ты пишешь еще два письма. Дудаеву и Яндарбиеву. И просишь их о том же, о чем просил Ельцина. Новые два письма были маленькими рассказиками, по сравнению с письмом Ельцину, целым романом. Там перечислено намного больше событий. Мы похищаем тебя опять. На этот раз тебя забирает милиция, как свидетеля выдуманного уголовного дела. Я беседую с тобой опять. Ты говоришь, что в тот момент в твоем теле будто был другой человек, который управлял тобой. Оба раза ты ничего не помнил, что делал этот другой человек. Мы зашли в тупик. Сколько мы не бились над этим делом, вразумительного и логического ответа не получили. Между тем, события сбывались одно за другим. Тогда мы решили использовать эти данные в своих целях. Одни "предсказания" мы предотвращали, или изменяли, а другие - продавали. Знаешь, как ценны твои "предсказания"? Первую информацию мы продали Армении. Землетрясение силой 6,9 баллов. 25000 погибших. 15000 раненых. 400000 оставшихся без крова. Благодаря нам, эта цифра сузилась раз в пять. Спасено тысячи людей. С тех пор мы стали известны, как "торговцы будущим". Мы, естественно, оставались в тени. Выдавать себя не могли. Чтобы информация об этом не просочилась в народ, мы пустили слушок по СМИ, что это дело рук некой тайной организации, состоящих из предсказателей. Народ быстро проглотил этот слушок. Но в серьез никто это не воспринимал. "Торговцы будущим" стали таким же мифом, как, например, "люди в черном", или пришельцы с других планет. Ты, наверное, и сам об этом слышал по телевизору. Большинство глав других государств знали, что это далеко не миф, и информацию эту продаем именно мы. Сколько раз Запад и Европа пытались заполучить список этих событий! За твоим "Письмом из будущего" шла настоящая война. Ты, наверное, уже понял, что война в Грузии, вместо Чечении, наших рук дело. Твое письмо изменило наши планы.
  За тобой устроили слежку. Кто знает, когда на тебя вновь снизойдет озарение, и ты напишешь новое письмо с новыми событиями? Кто был этот "другой человек", который тобой управлял, мы не выяснили. Мы строили и фантастические, и мистические гипотезы. Но теперь это уже не важно. Важны события, которые ты написал.
  - Подождите. Что значить устроили слежку? Вы следили за мной?
  - Следили - это еще мягко сказано. Мы ждали, что ты напишешь новое письмо. Кроме того, мы не могли допустить, чтобы ты попал в чужие руки. Надо было, чтобы ты все время был у нас на виду. За тринадцать лет никаких новых писем, никаких новых "откровений"...
  - То есть, вы следили за мной с тех самых пор до сегодняшнего дня?
  - Верно. Сначала мы действовали осторожно. Но когда произошло последнее событие в твоем письме, мы усилили слежку. Кроме того, подкупили всех твоих знакомых и близких, чтобы они выведали из тебя новую информацию, новые события. Кто не хотел с нами сотрудничать, на того мы давили. У всех есть слабые места. Надо только знать, на что давить.
  Три года назад ты вновь стал вести себя неадекватно, как раньше, после того, как написал письма. У тебя опять начались провалы в памяти. Мы даже боялись, как бы ты совсем не потерял память. Но со временем, ты стал вести себя, я бы сказал, агрессивно с подкупленными людьми, не хотел с ними заговаривать, избегал их. Возможно, даже скрывал что-то.
  Теперь мне все стало ясно. Я не сходил с ума. За мной действительно была слежка. Они думали, что я снова видел будущее. Близкие и знакомые часто пытались вывести меня на тот или иной разговор. Например, мы как-то с другом беседовали о том, что ждет Чечению в будущем. Потом он сказал, что хотел бы предугадывать будущее, после чего посмотрел на меня выжидающе. Наверное, я должен был открыться ему, мол, я видел будущее и знаю о многих грядущих событиях. Или, например, на работе коллеги часто спрашивали о конкретных людях, о конкретных местах, хотели знать, что я об этом думаю. Помнится, Ильяс спросил меня, как я думаю, кто выиграет войну в Македонии. Меня тогда еще удивил этот странный вопрос. Я спросил его, с чего это вдруг такой интерес к Македонии? Подобных вопросов было много. И все они вели к одному: что будет? Я, само собой, не знал, что будет. Потому что в будущем я не был. А я-из-будущего меня не посещал.
  - Список твоих предсказаний закончился, - продолжал мужчина. - Теперь нам нужен новый.
  - Вы хотите, чтобы я написал новый перечень будущих событий?
  - Верно.
  - Но я не знаю новых событий.
  Мужчина вздохнул и стал ходить взад-вперед.
  - Не разочаровывай меня, Беслан. Я рассказал тебе все, что сам знаю, не утаил ничего. Теперь твоя очередь рассказать мне все, что ты знаешь. Я тебе не враг.
  - Я же говорю - я ничего не знаю!
  Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза.
  - Врать не хорошо, Беслан. Ты что-то недоговариваешь.
  - Я еще раз вам говорю: у меня нет той информации, которой вы от меня добиваетесь!
  - Ладно. Дай мне ту информацию, которой мы не добиваемся. Тогда я тебя отпущу. В противном случае мне придется отдать тебя на растерзание своему начальству. Другого выбора я не вижу.
  От этого человека нельзя было ничего утаить. Он словно читал мои мысли. Возможно, он просто хорошо знал психологию человека. Если я ему расскажу, что могу путешествовать во времени, они захотят, чтобы я отправился в будущее и вернулся с новыми событиями. Или, что хуже, будут держать меня взаперти всю оставшуюся жизнь, заставляя меня изменять прошлое. Но я мог этого избежать, поскольку могу отправиться в прошлое и сделать так, чтобы ничего этого не было. Я вспомнил, как отправлялся в прошлое, как вернулся на несколько дней назад, просмотрел в интернете историю, оправился назад в 1987 год и написал письмо Ельцину. По содержанию оно было объемнее, чем предыдущие два. Я описал больше событий. Тем самым я хотел предотвратить не только войну в Чечне, но и предстоящие катастрофы и войны в других государствах. Мне эта идея пришла, когда я читал историю в интернете. Я думал изменить не только историю Чечни, но и историю мира. Что ж, мне почти удалось это сделать. Однако за свою жизнь людям приходится платить.
  Я знал, в какое время отправляться. Надо действовать немедля. Только следовало тянуть время. Если я закрою глаза и начну вызывать образ тропы, этот тип что-то заподозрит, начнет меня трясти, или еще что-то в этом роде, из-за чего я не смогу сконцентрироваться.
  - Хорошо, - произнес я. - Мне нужно сконцентрироваться, чтобы узнать будущее.
  Мужчина закивал. Я это воспринял, как знак согласия, и собрался было уже закрыть глаза, но тут он вытащил что-то из кармана и подошел ко мне. Я испугался.
  - Что вы собираетесь сделать?
  Вместо ответа мужчина поднял то, что было у него в руке над уровнем своих глаз. Это был шприц. Он нажал на него, чтобы выдавить оставшийся воздух. Из конца иглы брызнула прозрачная струя. После чего стал поднимать рукав моей левой руки.
  - Что вы делаете? - уже запаниковал я.
  - Хочу вколоть тебе "сыворотку правды".
  Он вонзил иглу мне в вену и ввел содержимое шприца в кровь. Вытащив, приложил палец к месту укола и посмотрел на мои ручные часы.
  - Через пару минут ты все мне расскажешь.
  И тут я почувствовал слабость. Голова затуманилась. Я словно был очень пьян. Дальнейшие события я помню лишь обрывками. Мужчина задавал мне вопросы, а я на них отвечал. Не скрывал ничего. Рассказал, что могу путешествовать во времени, могу попасть в прошлое, могу и в будущее, только возвращаться не могу. И объяснил почему. Рассказал, с чего все началось. В общем, выдал всю тайну, которую не рассказывал никому. Потом он позвонил кому-то. Приехали двое мужчин в костюмах, задали мне почти те же вопросы. После чего сделали мне какой-то укол, и я уснул.
  
  

Глава 18

  
  Первое, что я увидел, когда пришел в себя - это яркий, режущий глаза, свет. Я хотел прикрыть глаза ладонью, но почувствовал сильную тяжесть в руке.
  Мне едва удалось повернуть голову набок. В шее что-то хрустнуло. Мышцы болели страшно.
  В глазах стояла мутная пленка. Поморгав некоторое время, мне удалось от нее избавиться.
  Рядом с койкой, на которой я лежал, стоял какой-то аппарат, провода которого были прикреплены к моей руке. Должно быть, это система жизнеобеспечения. Я лежал в белой комнате один. И больше никого. Окно выходило на улицу. Солнца не было. Все небо заволокло густыми тучами. Тем не менее, свет с улицы казался ослепляющим.
  В нос ударил запах дезинфицирующих средств.
  Я в больнице.
  Мне хотелось снова закрыть глаза и забыться. Но мысль о том, каким образом я здесь оказался, и что вообще со мной случилось, не давала мне это сделать. У меня было какое-то пограничное состояние между сном и бодрствованием.
  О том, чтобы встать, не могло быть и речи. При малейшем движении, мышцы всего тела начинали болеть, а кости - трещать. Большая часть тела онемела. Такое впечатление, что я пролежал тут очень долго. Кроме того, я чувствовал ужасную слабость и тяжесть во всем теле.
  Я пролежал так довольно долго, борясь с подступающим сном, пока ко мне не заглянула медсестра. Это была очень милая на вид девушка лет восемнадцати.
  У меня появилось чувство, что мы с ней знакомы. Где-то мы с ней встречались.
  Лицо девушки выражало приятное удивление. Она была рада, что я пришел в себя. Но это еще не говорило о том, что мы с ней знакомы.
  Увидь я ее сразу же, как только открыл глаза, наверное, принял бы ее за ангела. Так она была прекрасна.
  Глаза мои медленно закрывались. Больше я не мог себя сдерживать. Сон одолевал меня. Мои веки стали в сто раз тяжелее. Я проваливался в забытье. Последнее, что я услышал, это радостный крик девушки:
  - Хамзатов проснулся!
  После моего следующего пробуждения, я увидел сидящую на стуле рядом с кроватью свою мать. Увидев, что я проснулся, она не смогла сдержать слез. Я открыл рот, чтобы произнести успокоительную речь. Мое горло, казалось, сдавила невидимая рука. Во рту все пересохло. Мать, словно поняв, что мне нужно, взяла бутылку с водой, налила в стакан и поднесла к моим губам. Я жадно осушил весь стакан.
  Утолив жажду, я почувствовал прилив сил. Но не настолько, чтобы опять пробовать встать.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросила она. - Нигде ничего не болит?
  - Нет, - услышал я собственный охрипший голос. - Чувствую слабость. А так все нормально.
  Говорил я медленно. Каждое слово мне давалось с трудом.
  - Голова не кружится?
  - Нет.
  - Мы вчера с отцом приехали сразу, как только узнали, что ты вышел из комы. Врач сказал, что через некоторое время ты снова можешь прийти в себя. Отец вскоре уехал, а я осталась ночевать. Всю ночь не спала. Все боялась, что ты больше не проснешься.
  Оно и было видно. У нее под глазами появились круги.
  - Сколько я лежал? - спросил я.
  Мать задумалась.
  - Чуть больше месяца, - наконец ответила она.
  - Месяца? А что произошло? Почему я в больнице?
  - Ты был на работе. Мне позвонили и сказали, что ты попал в больницу из-за внутримозгового кровоизлияния.
  Я задумался.
  Был на работе.... На какой работе? Где я работаю? В данный момент я помнил только то, что сидящая рядом женщина - моя мать. Я даже собственное имя не сразу вспомнил.
  - Врачи до сих пор не могут дать точного ответа, - продолжала мать. - Сначала причиной считали наркотики, но в крови наркотических веществ не обнаружили. Они предполагают, что это связано с каким-то эмоциональным или физическим перенапряжением. Хотя кровоизлияние в мозг в молодом возрасте встречается редко. Я им рассказала, как у тебя в детстве появлялась частичная потеря памяти. Спрашиваю, может ли это быть как-то связано. Они стали мне что-то объяснять, я так и не поняла ничего.
  Наконец, я начал кое-что вспоминать. В частности, о своих путешествиях во времени.
  Что было до того, как я оказался здесь?
  Я стал воспроизводить в голове последовательность последних событий.
  Вечером я остался в кафе, попрощавшись с друзьями, и решил выпить. Я перебрал, не дошел до машины и...
  Меня похитили. Какой-то психопат выпытывал у меня информацию о будущих событиях. Я пытался его обмануть и отправиться в прошлое, но он сделал мне какой-то укол и у меня развязался язык. Я рассказал ему все о путешествиях во времени. Когда я закончил, он кому-то позвонил. Пришли люди в костюмах, сделали мне еще один укол, после чего я уснул.
  Все. Больше я ничего не помнил.
  - А кто тебе позвонил? - спросил я.
  - Да какая разница?
  - Это важно. Кто звонил?
  - Муслим звонил.
  Тут я опешил.
  - Какой Муслим?
  - Как какой? Друг твой.
  - В смысле который по соседству живет?
  - Ну да.
  Если память мне не изменяет, с Муслимом в этом мире я не был знаком. Тогда откуда он взялся?
  - Мама, скажи, кто у нас президент?
  Мать взглянула на меня как на сумасшедшего.
  - Алханов. А что?
  - Какой Алханов?
  - Алу Алханов.
  Она продолжала смотреть на меня тревожным взглядом.
  - С тобой все в порядке? Может, ты отдохнешь?
  Вот теперь я точно был не в порядке.
  Где я? В каком мире? Как сюда попал?
  У меня появилось плохое предчувствие. Что, если те, кто меня похитил, использовали меня и заставили каким-то образом изменить будущее? Не знаю, каким образом. Может, гипнозом, или какими-то уколами. Вербуют же смертников. Может, завербовали и меня?
  Минутку. В последний раз я собирался вернуть прошлое в прежнее состояние, собирался аннулировать три письма. Так может, я вернулся назад в прошлое и все вернул на свое место? В прошлый раз я тоже не помнил ничего из того, что изменил. Тогда объясняется кровоизлияние в мозг. Это следствие моей временн`ой болезни. Как только я вернулся в настоящее, я потерял сознание. И был доставлен в больницу с кровоизлиянием в мозг.
  Но что произошло после того, как мне сделали укол и я уснул? Не мог же я сразу отправиться в прошлое? Я потерял сознание и не мог никуда отправиться. А может, я путешествовал во времени во сне? Как тогда, в Крепи? Хотя глупо так думать. Вернуться во сне в прошлое, изменить его и вернуться обратно в настоящее? Нет. Тут что-то другое.
  К нам зашел врач и начал меня осматривать. Он уверил нас, что мне уже ничего не грозит, что худшее позади. Пару дней мне надо полежать, набраться сил, после чего можно начать процесс восстановления. Впереди меня ждали изнурительные занятия физическими упражнениями. Мои мышцы за время пребывания в коме атрофировались, и теперь надо их расшевелить. Кроме того, я совсем исхудал, был очень слаб. От того, когда я приду в форму, зависела мое желание. Если я буду заниматься физическими упражнениями с рвением, то самостоятельно ходить смогу через недельки две-три. Мне казалось, с этим не должно быть проблем. Что для меня две-три недели? Я быстро справлюсь. На мой вопрос, что со мной такое, и повторится ли это, врач дал уклончивый вопрос, который не поняли ни я, ни мать. Но уверил, что худшее позади. Думаю, он и сам не знал, что мне ответить. Моя болезнь стала для них загадкой. Лишь я один знал, чем она вызвана.
  Меня перевели в другую палату. Перед этим меня подняли с койки и усадили в коляску. Процесс был не очень приятным. Я пробовал сам встать, но был не в силах это сделать. Мышцы ныли ужасно. Я растянул мышцу в боку и она у меня болела весь день. Теперь я понял, насколько будет сложен процесс восстановления. Меня докатили до пустой палаты и уложили на новую койку.
  Через какое-то время меня приехали навестить отец с братом. Мне привезли маленький телевизор, чтобы я не скучал. Отец с матерью уехали, а брата оставили присматривать за мной.
  Вечером я попросил брата включить телевизор. Мне было интересно, что же я изменил в прошлом? Вернул ли прошлое в первоначальное состояние?
  Я долго не отрывался от телевизора, переключая то на один, то на другой канал. Так провел перед телевизором до трех часов ночи. Главными телепередачами для меня, конечно, были сводки новостей. Я не хотел упустить ни одной важной для себя информации.
  В этом мире не было ни Южной Чечении, ни Северной. Была одна единая Чеченская Республика. Две войны начались и окончились в те же дни, что и в моем первом прошлом. Президентство Ельцина, объявление независимости Дудаевым, подписание Хасавюртовского договора, все было прежним. То есть так, как если бы я не писал свои "письма из будущего". Мне все-таки удалось все вернуть в прежнее состояние. Только я ничего из этого не помнил.
  Больше всего меня удивили изменения, произошедшие за эти три года. Не буду их описывать, поскольку вы и сами все знаете. Главным образом, меня удивили преображения и процесс восстановления в Чечне. Они шли невероятными темпами.
  Я все искал повод заговорить с медсестрой, которая уже второй день заходила делать мне укол, но было неудобно перед старшим братом.
  На третий день я пробовал самостоятельно встать. Слабость и тяжесть не прошли. Такое впечатление, словно меня накручивают на вал. Так ужасно болели мышцы. Несмотря на это, я сделал над собой усилие и присел в кровати. Я сделал небольшую передышку. После чего снова принялся мучить себя. Брата в палате не было. Он куда-то отошел. Мне не хотелось, чтобы он помогал, поэтому начал вставать в его отсутствии. Еще я, наверное, должен был сделать это в присутствии врача.
  Худо-бедно мне удалось встать на ноги, придерживаясь за спинку койки. Сделать шаг я не решался. А вдруг упаду? Так и стоял, пошатываясь на месте, как старик.
  - Что, снова учимся ходить? - услышал я за спиной голос Муслима.
  Я повернулся к нему. В своей предыдущей жизни я не видел его года три. Нужно сказать, он нисколько не изменился. Все тот же Муслим, которого я знавал в своей первой жизни. Как я рад был его видеть!
  Муслим, широко улыбаясь, подошел ко мне и тепло обнял. Я, опираясь о его плечо, вернулся к своей кровати.
  - Ну, рассказывай, - произнес он, усевшись на стул рядом с кроватью, - как себя чувствуешь? Что врачи говорят?
  - Да неплохо. Иду на поправку.
  - В следующий раз предупреждай, когда будешь терять сознание.
  - Ага. Я заранее скажу, что такого-то числа в такое-то время потеряю сознание.
  - Слава Богу, чувство юмора не потерял.
  - Кто знает, что я еще потерял, пока спал?
  Муслим засмеялся.
  - Не беспокойся. Ты ничего не потерял.
  - Надеюсь на то.
  - Что с тобой вообще произошло? Я у врачей спрашивал, никто не дал точного ответа.
  - Эмоциональное перенапряжение.
  - Мне казалось, ты человек не такой эмоциональный.
  - Знаешь, я все это держал в себе. Никому ни о чем не говорил. Слишком много брал на себя. Хотел все изменить.
  - Что хотел изменить?
  - Да все. Все что меня окружало.
  - Если так и дальше будешь делать, ты себя погубишь.
  - Нет. С этим покончено. Я проснулся совершенно другим человеком, переродившимся.
  - То есть, в тебе проснулась новая личность?
  - Именно.
  - А то второе твое "я" не будет больше появляться? Кто тебя знает, вдруг ты в один день проснешься с раздвоением личности?
  Его шутка меня позабавила и я рассмеялся.
  - Не волнуйся. Со вторым "я" покончено.
  Мы еще долго общались. От Муслима я узнал, что мы с ним вместе работаем в собственной фирме по приему заказов на видеосъемки. Из-за моей комы пришлось отложить заказ государственного телевидения. По его словам, это был большой проект. Еще я узнал, что мы вместе учимся в ЧГУ. Многие наши однокурсники были обеспокоены моей болезнью. Кое-кто из них приходил вместе с Муслимом навестить меня, когда я еще был в коме.
  Вскоре, уходя, Муслим сказал:
  - Если что надо, не стесняйся, обращайся к Элите.
  - К какой Элите?
  - Как к какой? Моей троюродной сестре.
  - А где она?
  Муслим захохотал.
  - А кто за тобой все это время смотрел? - спросил он.
  - Это та медсестра? Она твоя троюродная сестра?
  - Конечно! Она разве тебе не говорила?
  - Да нет.
  - На нее похоже. Сейчас я ее поругаю!
  - Только не бей ее слишком сильно.
  - Не буду.
  После этого Муслим ушел.
  Элита... Элита.... Где же я слышал это имя? Редкое и красивое имя. Слышал я его только раз. Только где? Когда?
  Недолго думая, я вспомнил. Это было в моей прошлой жизни. В Волгограде у Муслима. Точно! Это она. Вот почему мне казалось, что где-то ее видел. Тогда ей было пятнадцать лет. Когда же это было? В 2000 году? С тех пор прошло года четыре. Сейчас ей, должно быть, около девятнадцати. Сейчас она похорошела. Стала высокой и стройной.
  Я с нетерпением ждал нашей новой встречи. Ночью она должна была прийти сделать мне укол.
  Вечером пришел врач, осмотрел меня и объявил, что можно начать физические упражнения. Но сначала надо было попробовать встать на ноги. Про свою самовольную попытку встать я ему не рассказал.
  Пришла одна из медсестер, усадила меня в коляску и выкатила на улицу. Там я и стал делать свои первые шаги. Пока что я делал это с костылями. Если бы брат меня не придерживал, я бы давно упал.
  Я быстро уставал. Не думал, что хождение может меня так уморить. Через какое-то время хождений я устал так, словно весь день таскал на спине лошадь. Как только меня довели до моей кровати, я тут же уснул. Ночью пришла медсестра, разбудила меня и сделала укол.
  - А где Элита? - спросил я.
  - Ушла, - ответила та.
  - Куда?
  - Домой, наверное.
  - Она еще вернется?
  - Я откуда знаю? - фыркнула та недовольно.
  Затем она ушла.
  На следующий день у меня болело все тело. Так не хотелось снова начинать мучения. Если я надеялся в скором времени отсюда выйти, придется потерпеть.
  Я продолжал свои занятия. На следующей неделе я уже пробовал ходить без костылей. Все равно приходилось придерживаться, чтобы не упасть. От боли я уже не чувствовал ног, но старался себя перебороть. После гуляний я ходил в спортзал и работал гантелями. На физические упражнения я тратил весь день. Отдыхал только после наступления сумерек. Я делал успехи. Врач был от меня в восторге.
  Элита все не появлялась. Я хотел спросить про нее у Муслима, когда тот пришел меня навестить, но не нашел подходящего момента. Кроме того, если я начну про нее расспрашивать, Муслим сразу что-нибудь заподозрит.
  В дневное время суток я занимался физическими упражнениями, а в ночное - сидел перед телевизором. Я старался не пропускать ни одной теленовости.
  На восьмой день моего пробуждения, я сказал брату, что он может идти домой, поскольку я мог уже самостоятельно ходить. Я остался один. Ко мне опять зашел врач, осмотрел меня, проверил кровяное давление. Все было в норме. Еще неделька - и я смогу ехать домой. Физические упражнения я могу продолжать там.
  Утром следующего дня ко мне зашла Элита. Брат ушел домой, и я смело мог теперь с ней поговорить.
  - А я думал, больше тебя не увижу, - сказал я.
  Та смущенно улыбнулась, доставая шприц.
  - Я была на занятиях, - ответила она.
  - Почему ты не сказала, что ты троюродная сестра Муслима?
  - Не знаю, - пожала она плечами - как-то подходящего момента не находила.
  - Ты здесь работаешь?
  - Нет. Я практикантка. Учусь в медучилище.
  - А мы никогда раньше не встречались?
  - Не думаю, - ответила она. - Если только не в другой жизни.
  - Должно быть, ты все это время смотрела за мной, пока я спал.
  - Можно и так сказать.
  - Получается, я у тебя в долгу.
  - А что ты можешь мне предложить?
  - Руку и сердце.
  Она смущенно улыбнулась.
  - Так сразу?
  - А чего тянуть? Я и так потерял больше месяца своей жизни. За это время я мог бы многое сделать. Почему бы за один день не сделать то, чего можно сделать за месяц?
  Элита засмеялась.
  Так я познакомился с Элитой. Второй раз. Стоит ли говорить, что в будущем мы с ней поженились? Для этого мне не понадобилось ничего менять в прошлом. Видно, нам было предначертано встретиться.
  
  

Эпилог

  
  Через несколько дней меня выписали из больницы. Больше проблем, связанных с времен`ой болезнью, у меня не возникало, поскольку я покончил с путешествиями во времени. Пускай все будет, так, как должно быть. Как говорится, все, что не делается, все к лучшему. Мне так не хватало моего старого мира! Здесь я чувствовал себя уютнее и безопаснее. Старые миры были непредсказуемы.
  Я пропустил почти пять лет своего старого прошлого. Приходилось вспоминать. Для этого не пришлось напрягать свой мозг, чтобы вспомнить события. Я просто копался в своих вещах, расспрашивал людей о своем прошлом. Чтобы не вызвать недоумение окружающих, приходилось ссылаться на то, что после комы у меня возникли кое-какие проблемы с памятью, которые со временем должны исчезнуть.
  Вот что произошло за последние пять лет. В 2000 году мы уехали из Баку в Хасавюрт. Там мы пробыли до 2001 года и приехали домой, в Грозный. В первый же день я устроился на работу у тети в оптике. Через год приехал Муслим. Вместе с ним мы открыли небольшую фирму по приему заказов на видеосъемки. В первое время мы зарабатывали копейки. Потом наш бизнес стал расширяться. В процессе восстановления Грозного у нас стали появляться конкуренты. В 2003 году мы с ним поступили на факультет журналистики. После этого мы решили открыть собственную телестудию, а в будущем создать свою телепередачу, которая будет транслироваться по местному телеканалу. Не знаю, почему журналистика. Но и это неплохо. Сейчас мы с Муслимом были на втором курсе. Работа шла хорошо. Мать с отцом работали в магазине, и, надо сказать, у них дела тоже шли неплохо. Брат продолжил учебу на юридическом факультете и устроился юристом в какой-то строительной фирме.
  Со временем я вспомнил то прошлое, которое изменил. Только очень и очень туманно. Хорошо я помнил то прошлое, в котором был я-из-прошлого, а не то, в которое отправился я сам. То есть, я вспомнил, как бывши маленьким, в меня вдруг будто вселился чужой дух и стал за меня писать письма. После этого дух покидал меня, а через некоторое время вновь появлялся, чтобы уничтожить эти же письма. Дух появлялся еще не раз. Когда я шел по улице с матерью, когда был в школе, когда общался с Седой, когда возвращался домой после того, как отпраздновал свой день рождение в кафе с друзьями. Я никому об этом не рассказывал. До того, как я начал путешествовать во времени, со мной такое бывало не раз, как я уже говорил.
  С Седой мне пришлось сложнее. Ведь малейшее изменение прошлого привело к тому, что я стал боевиком, и это чуть не привело к моей гибели. И я придумал, что делать. Я написал самому себе письмо, в котором писал о том, что я из будущего, и что я не должен ни при каких обстоятельствах встречаться с Седой, поскольку это чревато опасными последствиями в будущем. Для этого мне не пришлось писать о событиях будущего. Ведь я был в собственном теле. А это уже было доказательством. Помню, как я сначала хотел написать письмо себе из того прошлого, перед тем, как в первый раз решился на путешествие во времени, о том, что вся затея с изменением прошлого ничего хорошего не даст. Но потом понял - из этого ничего не выйдет. Если даже я напишу это письмо, я, может, и откажусь от путешествий во времени, однако остается другой мир, где я все же не получу это письмо и который вернется в мое прошлое, чтобы изменить его. А вернется он/я в уже другой, новый мир, с другой историей. Вот такой парадокс.
  Те события, которые происходили перед моим последним путешествием, я помню лишь обрывками. "Торговцы будущим" очень долго держали меня у себя, накачивая какими-то наркотиками, чтобы я, чего доброго, не отправился в прошлое без их ведома. Не знаю, как долго. Несколько дней или недель. Я стал подопытной крысой. Вокруг меня крутились люди в белых халатах, делали мне уколы, брали на пробу кровь, тыкали в меня какие-то провода, по-моему, даже вскрывали череп. Не могу сказать, чего они добивались. То ли хотели знать, откуда я черпаю информацию, то ли хотели меня зомбировать. А может, то и другое. Как бы то ни было, я не хотел этого знать, не хотел ничего вспоминать из того, что тогда было.
  Однажды мои похитители забыли меня напоить. Воспользовавшись моментом, я отправился в прошлое и все изменил.
  
  
  
  
  19 августа 2010 год.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"