Аннотация: Британского журналиста похищают в Чечне. А что будет дальше - узнайте сами.
1
Хауэрс чувствовал себя неуютно, хотя был под охраной. Здоровый чеченец в военной форме, с опущенной бородой и целым снаряжением, нацепленным на ремне, мог внушить любому страх. Он уже бывал в горячих точках, но чтобы в одиночку и инкогнито, - никогда. Иностранным журналистам не так легко было попасть в Чечню. Ему пришлось это сделать скрытно. Дома его отговаривали от этой поездки. Хауэр настоял на своем. У него появилась возможность попасть в Чечню, и он не мог упустить ее. Проблема Чечни его интересовала, а, как он знал, сообщения средств массовой информации России всегда были искаженными или неполными. Надо было увидеть собственными глазами, что там происходит.
Хауэрс так рвался в Чечню и был так уверен в своем решении, что коллеги посчитали его безумцем. Он их и не осуждал за это, поскольку подобного рода инициатива была не в его духе. До сих пор его приходилось уговаривать на ту или иную поездку, а тут он сам туда рвется, да еще и один.
С некоторых пор чувство страха стало ему чуждо. И произошло это совсем недавно, из-за несколько необычного обстоятельства. Где-то полгода назад Хауэрс ехал ночью через лесополосу из Манчестера, взяв интервью у известного политика. По дороге ему захотелось облегчиться, он остановил машину и вышел. Тут из темноты вылетела здоровая бешеная собака и напала на него. Все произошло очень быстро. Последнее, что он помнил - это как животное вгрызлось в его горло зубами. Дальше ничего не помнил. В себя пришел только утром, в больнице, весь забинтованный. Там ему сказали, что ему очень повезло. Недалеко от места происшествия оказался патрульный, который нашел его всего искусанного и без сознания. Еще чуть-чуть - и он бы умер от потери крови. Ему сделали укол от бешенства, и очень скоро он вылечился. С тех пор что-то в нем изменилось, он почти ничего не боялся, все делал уверенно и, чуть что не по нему, сразу лез в драку. Сейчас ему казалось, он мог бы ужиться с чеченцами, но он глубоко ошибался...
- Раньше здесь было так красиво, - нарушил молчание водитель. - На этом месте был большой парк с фонтаном, весь покрытый зеленью, за ним - Нефтяной институт, дальше - огромный крытый бассейн, куда мы в детстве с приятелями часто ходили, еще дальше - парк Кирова. Там было много аттракционов.
- Да, - подтвердил Аюб.
- Русские разрушили все это до основания.
- Когда вы говорите "русские", - с акцентом начал Хауэрс, - вы обобщаете это понятие?
- Нет, почему? Речь вдет именно о тех, кто этому способствовал. Хотя, как бы там ни было, я дышу не ровно к любому русскому, кем бы он ни был. Пусть даже он на нашей стороне, пусть даже молится на чеченцев. Я им не доверяю. Вы посчитаете меня расистом, но я не могу ничего с этим поделать. Война может полностью перевернуть внутренний мир человека.
- Скажите, а вы участвовали в боевых действиях?
- Я не воевал.
- А чем вы занимались до войны?
- До войны я был начальником охраны. Это была хорошая работа, Я неплохо зарабатывал. Когда началась война, несчастья стали сваливаться на меня одна за другой. Во время бомбежки погибли мать и отец. Они спрятались с соседями в бомбоубежище, но их достала глубинная бомба. Я с женой и двумя детьми решил поехать к своей сестре, которая жила на окраине города. Когда мы приехали, ее дом оказался разрушен прямым попаданием ракеты. Сама же она осталась внутри. Мы пробыли в пригороде около недели, потом решили уехать в Нальчик к родственникам. Но прежде я поехал обратно в центр, чтобы забрать там кое-какие вещи. Забирать оказалось нечего. Наш дом был снесен, как и сотни других домов по нашей улице. Я поехал назад, а когда приехал, не нашел жены с детьми. Сосед сказал, что они вынуждены были уехать вместе с хозяевами дома в Ингушетию, поскольку оставаться стало уже опасно, и дал мне адрес, куда они уехали. Я поехал за ними, но границы Чечни были перекрыты уже второй день, а они выехали еще утром. Получалось, что их тоже не пропустили через границу. Я поехал обратно, рассчитывая, что они тоже приедут или уже приехали. На второй день они тоже не появились. Я искал их около недели, и только потом выяснилось, что их машину обстреляли, никто из них не выжил. Потом, через месяц, я уехал в Нальчик. Вот так, всю войну одни несчастья. Хотя война есть война. Какое же тут счастье?
Хауэрс вспомнил свою жену Бэтти, которая так не хотела, чтобы он уезжал в Чечню. Она за него очень боялась. Он успокаивал ее, говоря, что достанет отличный материал и получит за это очень хороший гонорар. Тогда у них будет возможность поехать отдохнуть в Майами, как он давно ей обещал. Но Бэтти от этих слов не загорелась энтузиазмом. Она так на него посмотрела тогда, что ему расхотелось ехать. Но было уже поздно. Все уже было готово для поездки. Оставался только день. Еще он вспомнил, как поругался с женой. В одну из ночей Бэтти проснулась и увидела Уилла идущим по улице. Он часто выходил ночью на улицу покурить, поэтому она не обратила на это внимания. Однако Уилл долго не появлялся. Это заставило ее забеспокоиться. Всю ночь Бэтти не смыкала глаз, уже окончательно решив, что ее муж ушел к другой. К утру она уснула, прямо в кресле. Услышав скрип кровати, она проснулась и быстро пошла в спальню. Ее муж лежал на кровати. Вся его пижама была запачкана, лицо измазано, волосы растрепаны, ноги в грязи. Разбудив мужа, она начала обвинять его, что он ушел ночью к другой, напился и еще посмел притопать домой. Однако сам Уилл убеждал ее, что ничего подобного не было, и он не понимает, почему такой грязный. В общем, он ничего не помнил. "Конечно, не помнишь, потому что ты пьян!" - кричала она. Бэтти попросила его дохнуть, чтобы проверить, пил ли он. Как выяснилось - нет. Тогда она засомневалась в своих подозрениях. Уилл сказал, что он, наверное, ходил во сне, как это было в детстве. Он стал убеждать ее, что у него нет другой, и никогда не было. Через месяц история повторилась. Он опять пропал ночью и вернулся только под утро. Еще через месяц - то же самое. Жена на ночь стала прятать ключ от двери, но Уилл выходил через окно. На этот раз Бэтти нашла его утром на пороге у входа. Тогда жена отнеслась к этому серьезнее. Она повела его к врачу. Тот ничего необычного не обнаружил, сказал лишь, что это простые признаки сомнамбулизма, вызванного расстройством сознания, и посоветовал обратиться к психотерапевту.
- Вон там был Президентский дворец, - оборвал водитель его мысли, указывая на руины.
Хаузрс повернулся и увидел огромный портрет Джохара Дудаева на фоне разрушенного Президентского дворца.
- Видите эти пустые площади? Все они были застроены многоэтажными домами. Военные сравняли их с землей. Вот сюда я раньше часто заходил покупать сладости, - сказал он, указывая на пустую площадь, с разбросанным гравием на земле. - Здесь был магазин "Столичный".
Вдруг обгоняющий их "Уазик" резко свернул и преградил им дорогу.
Водитель быстро нажал на тормоза. Не успел он это сделать, как из машины выскочили люди в военной форме, в масках и с автоматами. Аюб молниеносно схватился за свое оружие и вышел из машины.
- Что случилось? - обеспокоенно осведомился журналист.
Один из людей в военной форме подошел к Аюбу и потребовал документы. Другие стояли, выставив вперед автоматы.
- А в чем дело? Кто вы такие? - спросил Аюб, не опуская свой автомат.
- Кто там у вас сидит? - спросил человек в маске, кивнув на Хауэрса.
Аюб повернулся и хотел было объяснить, как человек в маске врезал ему прикладом автомата в затылок. После этого остальные подбежали к машине. Один, вплотную подойдя к машине, держал остолбеневшего от изумления водителя на мушке, а двое грубо вытащили журналиста из машины и быстро повели его к "Уазику".
- Что вам надо? - кричал Хауэрс. - Отпустите меня!
Они забросили его в "Уазик", сели в машину и тронулись. Хауэрс сопротивлялся, кричал, в надежде, что его кто-нибудь услышит. Но один из них ударил его прикладом по голове. После яркой вспышки в глазах Хауэрса потемнело. Он потерял сознание...
2
Хауэрс открыл глаза. Он ничего не помнил. Сначала он подумал, что опять ходил во сне и теперь оказался черт знает где. Голова сильно болела.
Вокруг было темно. Лишь откуда-то сверху был виден маленький луч света.
Хауэрс двинулся, но не смог встать. Окончательно придя в себя, он вспомнил, что произошло. Его похитили и теперь держат в подвале. Он сидел связанный на стуле, а рот был чем-то заклеен. Он осмотрелся вокруг. Свет падал лишь на пустые банки, больше ничего толком он не сумел разглядеть. Судя по всему, он находился в подвале. Хауэрс попробовал развязаться, но это оказалась лишняя трата сил. Веревка завязана слишком туго.
Сверху послышались шаги. Хауэрс насторожился. Только сейчас он начал соображать, что с ним будет. По новостям ему не раз приходилось видеть записи, на которых боевики истязали заложников. Дверь подвала открылась, и солнечный свет осветил весь подвал, отчего Хауэрс прищурился. В подвал стал спускаться какой-то мужчина с пластмассовой бутылкой в одной руке, а в другой он держал что-то перед собой, но что, он не мог разглядеть, поскольку был виден только силуэт мужчины.
Человек нащупал выключатель и включил свет. Хауэрс увидел интеллигентного на вид мужчину средних лет. Сочетание больших глаз, густых бровей и волевого подбородка с ямочкой придавало ему уверенность и некое обаяние. На нем был плащ и темные брюки. Перед собой он держал видеокамеру с выдвижным дисплеем.
- Ну что, - заговорил мужчина, - проснулась, английская скотина?
Хауэрс замычал, показывая этим, что хочет говорить.
Он подошел к журналисту, поднял бутылку над его головой и стал выливать на него воду. Хауэрс начал размахивать головой. Вылив половину бутылки, мужчина убрал ее и спросил:
- Напился?
Журналист опять замычал. Продолжая держать перед собой камеру, тот присел.
- Чего же ты там говоришь? Проклинаешь, небось? - он убрал скотч.
Уилл молчал, опустив голову.
- Ну, говори же. С заклеенным ртом ты был разговорчивее.
- Что вы от меня хотите? - наконец произнес Хауэрс.
- От тебя мы ничего не хотим, а вот от твоего начальства нам нужен выкуп.
- Вас после этого поймают и накажут.
- Вы посмотрите, какой смелый! - язвительно заметил тот. - Дорогие англичане! Приветствуйте самого смелого представителя Англии Уилла Хауэрса!
Хауэрс молчал.
- С тобой даже неинтересно. Обычно другие кричат: "Не бейте меня! Прошу вас! У меня дома жена и дети!" Что же ты за заложник такой? Может, тебя надо привести в чувство?
Он встал и ударил Хауэрса бутылкой по лицу. Из носа журналиста пошла кровь.
- Ну что, мразь, пришла в себя?
Хауэрса переполнило чувство гнева. Как же ему хотелось врезать этому садисту как следует!
- Больше синяков - меньше получите денег, - проговорил журналист.
Мужчина вытащил из-за плаща пистолет "Стечкина" и наставил на его ноги.
- Значит, умничаешь?! - он выстрелил ему выше колена. Хауэрс вскрикнул. Острая боль пронзила всю ногу. - Давай будем считать. Это было минус тысяча долларов. - Он выстрелял в плечо. Хауэрс начал кричать. - Это минус две тысячи. Может, твои раны стоят дороже? Как насчет десяти тысячи долларов?
Он опять прицелился, но Хауарс закричал:
- Нет! Не надо!
- А-а, не надо? - с издевкой сказал тот. - Что же ты раньше не сказал, а то я подумал, ты хочешь за себя скидку.
Он приблизил видеокамеру к исказившемуся от боли лицу Хауэрса, затем, выключив, убрал ее в сторону и сказал журналисту:
- Не беспокойся. Просмотрев эту кассету, твои хозяева поймут всю серьезность наших намерений. Мой напарник, Хасан, позаботится о том, чтобы эта кассета немедленно попала в Англию. Теперь слушай меня очень внимательно. Я включу камеру, а ты слово в слово скажешь по-английски то, что я тебе сейчас скажу. Добавишь что-то свое - прострелю башку. Слушай: "Пожалуйста, помогите мне! Они убьют меня, если вы не принесете полтора миллиона долларов". Понял?
Он включил камеру, и Хауэрс повторил все по-английски. Когда он закончил, мужчина выключил камеру и отложил ее.
- И вы рассчитываете получить эти деньги? - спросил Хауэрс, превозмогая боль.
Похититель усмехнулся и ответил:
- Конечно. Только не мы, а лично я. Как только я получу эти деньги - сорвусь за границу, и никакие ваши суперагенты меня там не найдут.
- А как же ваш напарник?
- Он остается в стороне... Вообще, почему я тебе это рассказываю? Заткнись и не задавай лишних вопросов, а то получишь еще пару "скидок".
Хауэрс замолчал. Этот тип не шутил. Ему выстрелить в него ничего не стоит.
Нога журналиста болела так, будто ее протыкали множеством гвоздей, не говоря уже о плече, куда, казалось, залез огромный зубастый стервятник и поедал его мышцы. Если его начальство быстрее не примет меры по его выкупу, он не протянет с этими ранами и двух дней. Ему еще повезло, что этот сумасшедший не выстрелил ему прямо в кость, хотя и задел ее слегка на ноге. Самое страшное было бы, если бы пуля попала прямо в чашечку колена. Мужчина вытащил из кармана бинт и, присев, произнес:
- Придется тебя перевязать. Нельзя же допустить, чтобы ты отдал концы до того, как тебя выкупят.
Затем он оторвал длинный кусок от бинта, свернул его несколько раз и приложил к ране журналиста на ноге. Хауэрс от боли застонал. После чего мужчина взял скотч с полки и обмотал им несколько раз рану. То же он проделал и с раной на плече.
Закончив, он придвинул к себе стоявшую у стены табуретку и сел напротив заложника.
- Ты знаешь, - сказал он, - я тут как раз одну историю вспомнил, которая произошла во время войны. Рассказать ее было бы как раз к месту. Меня как-то поймали русские, посчитав боевиком. Они держали меня связанным в подвале. Они делали со мной все, что им заблагорассудится. Среди этих свиней, знаешь, были такие засранцы, живодеры, убийцы, наркоманы! Когда им было нечего делать, они начинали меня бить, допрашивать - просто мучить. То, как я с тобой обращаюсь, это еще цветочки. Боевикам удалось захватить здание, где меня держали. Они так и ахнули, увидев меня. Я весь был изуродован побоями. У меня были сломаны пальцы рук и ног, три ребра, нос. Тех русских, которые надо мной издевались, держали в плену. Я не мог спокойно спать, вспоминая эти ужасные дни, эти четыре недели. Я кипел яростью, жаждая отомстить. И как-то я решил пробраться к пленным ночью. Я стал убивать их одного за другим, стараясь делать все то, что они вытворяли со мной. Я убивал их мучительно. Прикончив всех до одного, я поджег то место, где их держали. Но я до сих пор не могу забыть те дни. Эти четыре недели изменили мою жизнь. Если я кому-нибудь не сделаю больно, я могу сойти с ума.
- Ты и так шальной, - холодно бросил Хауэрс.
- Не-ет, я только пытаюсь избежать помешательства.
- Делать больно - это разве нормально? Ты ведь... сумасшедший.
- Кстати, я вспомнил про одного русского, которого я так же похитил. Он начал действовать мне на нервы и пришлось его пристрелить.
Хауэрс промолчал. Мужчина встал.
- Ну вот, - произнес он, - мы с тобой и познакомились.
Он взял скотч и стал приближаться к Хауэрсу.
- Вы не можете меня здесь оставить! - взмолился журналист.
- Это вполне осуществимо, как ты заметил, - сказал он, обматывая его рот скотчем. - Ты хорошо говоришь по-русски, но тебе придется помолчать пару часов, а может и дней.
Хауэрс не сопротивлялся. Закончив свое долгое обматывание, будто он готовил подарок к Новому Году, чему еще не хватало надписи: "Не открывать до Рождества", он привстал, поднял его голову за волосы и, смотря в глаза Хауэрса, сказал:
- Сиди здесь тихо. Понял? А то пришью.
Хауэрс бросил на него такой яростный взгляд, что тому стало не по себе, и он оттолкнул его в сторону. Ему даже показалось, что глаза журналиста стали желтыми.
Фыркнув, мужчина поднялся вверх по лестнице, вышел из погреба и, закрыв дверь на замок, удалился.
И вот, он опять остался один, раненный в ногу и плечо. Сколько же ему терпеть этого сумасшедшего? Дня три? Четыре? Как бы он хотел избавиться от этого маньяка, если бы далась такая возможность, он бы задушил его голыми руками. Хауэрс думал над тем, чтобы еще раз попытаться развязать веревку и сбежать, но он вряд ли сможет это сделать в таком состоянии. Тогда придется ждать выкупа. Он попытался двинуться, чтобы чуть приподнять руку, но потом пожалел об этом: в плечо ударила острая боль, отчего он простонал. В глазах потемнело, тело ослабло, и он снова потерял сознание.
3
Хауэрс завернул за угол Двенадцатой улицы, где в двух-трех кварталах была его квартира. Но как только он вышел из-за угла, вместо Двенадцатой улицы перед ним возник разрушенный город. Он сразу подумал: "Сделаю-ка я репортаж об этом городе",
и пошел вперед. Среди руин был небольшой базар, где покупателями были одни чеченские боевики.
За спиной журналиста оказалась Бэтти. Она умоляла его не ходить в этот город, но он ее не слушал и пошел дальше. Хауэрс вытащил фотоаппарат, чтобы сделать снимки. Он нажал на кнопку, но она не поддалась. Он увидел, что это не фотоаппарат, а пистолет "Стечкина". За спиной послышалось рычание. Он повернулся и увидел огромного волка. Глаза этого хищника светились, как в фильмах ужасов. Он тут же вспомнил фильм про оборотней, с Джеком Николсоном в главной роли.
- Ты не Джек Николсон? - спросил он волка. Волк в ответ лишь гавкнул, как собака. "Он хочет на меня напасть", - подумал он.
Повернувшись, Хауэрс хотел бежать, но не смог двинуться: он был связан. Волк напал на него, вцепившись зубами в плечо. Дверь открылась, и в подвал зашел мужчина в плаще. Волк отстал от Хауэрса и перегородил ему дорогу. Тот хотел обойти хищника и избить Уилла, но хищник напал на него и повалил на землю. Вцепившись ему в бок, волк оторвал туловище. Половина тела, что была в пасти хищника, продолжала размахивать руками и кричать.
- Yes! - произнесло животное.
Хауэрс почувствовал, что уже развязан, но он все еще не мог двинуться, даже пальцем шевельнуть. По всему телу внезапно пошел жар, словно его окунули в горячую воду.
Разорвав того на части, словно куклу, зверь повернулся к Хауэрсу. Англичанин попытался закричать, но из горла вырвался лишь слабый хрип.
Вздрогнув, Хауэрс проснулся. Кто-то открыл дверь подвала: он услышал это сквозь сон. Он не представлял, сколько проспал. Наверху был включен свет. Он заметил, что стены там были из дерева и в щелях висели клочки сена. Вероятно, он находился под хлевом.
Вошедший стал спускаться. Он включил свет. Это был кто-то другой. Наверное, Хасан, напарник того психа. В руках он держал пластмассовую бутылку с водой.
Хауэрс разглядел его хорошенько. На вид обычный мужчина лет тридцати тридцати пяти, на равнодушном лице небольшая щетина, невысокого роста, но здоровый телом.
- Ты уже проснулся? - спокойно спросил он, словно так, если бы спрашивал об этом кого-то из членов своей семьи в домашней обстановке. Хасан подошел к нему и поднял бутылку. Журналист закрыл глаза и опустил голову, думая, что его сейчас обольют. Но этого не произошло. Он открутил пробку и отклеил скотч со рта Уилла. Журналист сразу же стал жадно глотать вечерний свежий воздух, подувший в подвал. Нос его был забит, и это не давало ему нормально дышать.
- На, попей, - сказал Хасан, поднеся бутылку к его рту.
Хауэрс стал отхлебывать свежую холодную воду. Когда он выпил достаточно, Хасан убрал бутылку.
- Когда меня отсюда выпустят? - тихо спросил журналист.
-Мы получили из Англии ответ, - ответил Хасан. - Они выкупят тебя, через дня три, не позже.
Хасан заметил большой синяк на носу Хауэрса.
- Тебе лучше не связываться с Супьяном, - сказал он. - Он псих.
Англичанин посмотрел на него с некоторым удивлением.
- Да, - подтвердил он свое мнение, - именно. Он психопат, за что я его терпеть не могу. Он любит издеваться над людьми. Это как бы его хобби.
- Я заметил, - согласно кивнул журналист. Потом сказал: - Послушайте, меня слишком сильно завязали. Может, ослабите веревку, а то она сильно давит на раны.
- Извини, но тебе придется потерпеть.
- Пожалуйста, - умолял Хауэрс. - Я не могу перенести эту боль.
Хасан посмотрел на измученное лицо Хауэрса и решил ему помочь.
- Ладно, - кивнул он, - только без глупостей.
- Разве в таком состоянии я смогу сделать какую-нибудь глупость? Меня, между прочим, ранили в двух местах.
- Да. Супьян говорил мне. Что с ним поделаешь? У него свой характер.
Хасан присел и развязал узел на ногах англичанина. Хауэрс потянул незаметно руки за спиной, чтобы таким образом ослабить веревку так, чтобы он мог потом развязаться. Хасан начал тянуть веревку на груди Хауэрса вниз, стараясь опустить ее как можно ниже от раны. Хауэрс в это время развязывал руки. Когда Хасан уйдет, он сможет сам освободиться от веревки и убежать отсюда. Но тут же в голове прозвучал вопрос: "А как же быть с закрытой дверью? Выломать ее? Но чем?"
Хасан потянул веревку на себя, проверяя ее на прочность, но веревка буквально вырвалась, и он упал вместе с ее концом.
Он быстро встал и произнес:
- Что это?
Хауэрс быстро вырвал освободившуюся правую руку и что есть силы ударил кулаком в лицо Хасана. Удар, на счастье, оказался сильным. Хасан упал без чувств. Хауэрс был удивлен тому, как он решился на такое, несмотря на возможные последствия. Если бы он промахнулся? Или удар оказался бы недостаточно сильным? Поражаться этому дальше было некогда. Хасан мог прийти в себя в любую секунду. Журналист выдернул из веревок левую руку, быстро, чтобы не мучиться от боли, но боль оказалась не столь сильной, какой он ожидал. Затем он стал развязывать ноги.
Хасан начал шевелиться. Хауэрс машинально встал на ноги, полностью развязавшись, но рана ноги дала о себе знать, и он свалился на землю. Журналист вскрикнул, отчего Хасан, уже придя в себя, вздрогнул. Хауэрс схватил стул, на котором был привязан и ударил им встававшего Хасана. Стул разломался на части. Удар опять оказался удачным: тот упал. Теперь ему надо быстро выползти из подвала, пока Хасан лежит без чувств.
Дверь распахнулась, и появился Супьян. Он чуть не вскрикнул, увидев эту сцену, и быстро спустился, перепрыгивая через две-три ступеньки. Хауэрс потянулся к обломку стула, чтобы врезать как следует этим куском деревяшки в Супьяна. Однако Супьян опередил его, врезав каблуком ботинка в ребро англичанина. Хауэрс скрутился на земле от боли и застонал. Еще один удар пришелся ему прямо в висок. Из глаз посыпалась искры.
- Ты что это себе позволяешь, тварь?! - прохрипел Супьян.
Кто бы мог подумать, что Супьян явится сюда именно тогда, когда он поразил Хасана? Теперь ему остается только молиться. Этот псих может избить его до полусмерти, а возможно и убьет. Ведь для него это раз плюнуть. Бэтти тысячу раз была права, когда говорила, что его могут похитить. Не надо было приезжать в эту идиотскую страну. Он сейчас сидел бы дома с женой перед телевизором, отхлебывая кофе. Затем пошел бы в свою комнату и готовил бы материал для газеты. Да, Супьян ему задаст. Но какой-то голос в его голове успокаивал его: "Все будет хорошо, все вскоре будет под контролем". Что-то должно произойти, что-то очень важное, и он это чувствовал.
4
На удивление, Супьян Хауэрса не стал бить. Он на него даже не закричал. Виновником он посчитал Хасана, за то, что он не следил за журналистом. А Хауэрса привязали на железном стуле, и на этот раз более туго. Хасан же больше англичанину не доверял и обращался с ним уже жестче.
Шли вторые сутки. Раны болели ужасно, из-за чего он спал очень плохо, просыпаясь несколько раз за ночь. Ему снились одни кошмары. Когда пришел Хасан, Хауэрс слегка двинулся на стуле, чтобы привести в чувство свое онемевшее тело, которое, казалось, пролежало на этом железном стуле несколько лет. Боясь очередного фокуса со стороны журналиста, Хасан дал ему кружкой по голове и предупредил, чтобы он не смел даже шелохнуться, пока он не уйдет. Журналист оправдывался, но Хасан ему не верил. Заклеив его рот скотчем, он ушел, так и не дав ему воды. А еду они ему не давали с тех пор, как сюда упекли. "Пусть скорее выкупят, и сами его кормят", - говорил Супьян.
Ночью, когда журналист спал, в подвал ворвался Супьян. Лицо его выглядело возбужденным. Он спустился и начал просто так его избивать, до тех пор, пока ему это не надоело. Он бил его ногами, кулаками, опрокидывал его со стулом, катал по земле. И чем дальше он заходил, тем больше возбуждался. Супьян бил по нему так, словно он и не человек вовсе, а боксерская груша. Зачем только Хасан связался с этим маньяком-психопатом? Сделав свое дело, Супьян вышел из подвала. Все тело Хауэрса превратилось в один большой синяк. Оно разрывалось от боли. Он даже забыл о ранах. Из его глаз потекли слезы. Как бы ему хотелось, чтобы все это оказалось кошмарным сном. Он был сейчас похож на безобидного плачущего маленького мальчика, но внутри он кипел яростью, жаждал мести. Он почувствовал, что теряет сознание. То ли от боли, то ли от страданий, то ли от ярости, он не знал точно. Возможно, от всего сразу.
5
Шел четвертый день. Его стали посещать уже реже. Утром, часов в шесть, к нему пришел Супъян и рассказал какую-то безумную историю, происшедшую с ним в раннем возрасте. Он сидел вечером с другом у костра. По какой-то причине они поругались, и Супьян врезал тому деревяшкой в шею, но он даже не подозревал, что на ней торчал гвоздь. Его друг стал истекать кровью. Он постепенно терял сознание. Супьян побежал к его родителям и соврал, что тот нечаянно лег на гвоздь и теперь лежит без сознания с кровоточащей раной. Его друга отвезли в больницу. Через несколько дней он оттуда вышел. Но осталась очень страшная проблема: у мальчишки был задет спинной мозг, из-за чего он остался инвалидом на всю жизнь. Он не мог двигать головой и стал заикаться.
"Да, - думал Хауэрс, - нашел свободные уши".
Когда он ушел, журналист уснул. Проснувшись через несколько часов, он словно обезумел. Он сам не понимал почему. У него было такое состояние, что он готов был убить кого-нибудь, в первую очередь тех, кто никак не решался его выкупить. Сам не зная как, он разорвал скотч на рту, при этом искусав свои губы. Кровь испачкала весь рот. Затем он стал кричать. Через минуту появился Супьян. На его лице была тревога. Он не сразу понял, что произошло с Хауэрсом, увидев его окровавленное лицо и искусанные губы. Когда до него дошло, он врезал ему кулаком по лицу и выпалил:
- Чего орешь, как резаный?! И какого черта ты скотч разгрыз?! Еще раз такое выкинешь, я отрежу твой язык! Понял?!
Обмотав скотч несколько раз, не обращая внимания на искусанные губы, Супьян быстро удалился.
С Хауэрсом что-то происходило, что-то очень странное. Он не знал, что именно. В его ранах мышцы будто двигались сами по себе. Временами раны без причины издавали резкую, пронзительную боль. Что-то странное творилось с органами восприятия. Слух улавливал малейший шорох, нюх стал как у собаки, он как будто видел в темноте лучше. Не накачали ли они его наркотиками? Он никогда не пробовал наркотики, но знал немало людей, которые иx принимали. Он как-то застал на работе своего коллегу нюхавшим кокаин. Деваться тому уже было некуда, он стал умолять Хауэрса никому об этом не рассказывать. Как-то он приставал к Уиллу, уговаривая его попробовать. Из-за этого они разругались и больше не разговаривали. У него был еще один знакомый, куривший косяк. Он был хорошим человеком, и Хауэрс его уважал. Он пытался помочь ему бросить это, но тот сказал, что не может этого сделать, что ему это нужно, как воздух. Помнится, он рассказывал про свои галлюцинации после очередного косяка. Он как будто бы видел души умерших, каждый звук он слышал многократно усиленным, например, жужжание мухи ему казалось шумом вертолета, и еще многое другое. Вскоре он умер от передозировки.
Хасан сообщил Хауэрсу, что его выкупят послезавтра. Что они там делают? Думают выкупать его или нет? А что они послезавтра скажут? Что у них трудности, и "не могли бы вы подождать еще дня три, мы проводим благотворительную акцию для выкупа нашего журналиста, если не соберем эти несчастные полтора миллиона долларов, то извините, мы должны посоветоваться, и возможно, нам понадобится еще неделя"?
Нет! Так дело не пойдет. Он должен что-то делать, как-то сбежать отсюда. Надо как-то поссорить Супьяна с Хасаном. Может, Хасан избавится от Супьяна? Тогда что-то может измениться. Они оба помогают друг другу, у каждого из них свои функции, у каждого свои связи. А друг без друга они наверняка не смогут вести дело с выкупом. К тому же они даже не друзья, если верить Супъяну, а просто-напросто заговорщики. Он должен их сцепить, и он знал, как это сделать.
6
Хасан зашел к нему вечером, с бутылкой воды. Отклеив скотч от лица Хауэрса, он замер, уставившись на его искусанные, окровавленные губы.
- Боже! - воскликнул он. - Что он на этот раз с тобой сделал?
- Это не он, - охрипшим голосом ответил Хауэрс.
- А-а! Это когда ты утром пытался снять скотч? Ты же разгрыз себе губы! - журналист молчал. - Ладно, все! Выпей вот, и я сваливаю.
- Ты должен знать кое-что, - сказал журналист.
- Что?
- Насчет Супьяна.
Хасан посмотрел на него подозрительно.
- Ты о чем это? - спросил он.
- Супьян хочет убить тебя и оставить деньги себе.
- Чего?! - нахмурился тот. Он положил бутылку и подошел к нему поближе. - Думаешь, я куплюсь на твой очередной фокус?! Ты однажды пытался сбежать! А что ты сейчас задумал?! Ты меня не обманывай и держи свой язык за зубами!
- Я не вру. Если ты не поверишь мне, то скоро тебя уже может не быть на этом свете.
- А откуда ты можешь об этом знать?
- Я понял это по его разговору.
Хасан пристально взглянул на него, пытаясь понять, правду ли он говорит.
- А что он говорил обо мне?
- Он сказал, что ты остаешься в стороне, а потом стал уводить разговор в сторону. Я сразу все понял. Это было написано на его безумном лице.
Хасан задумался.
- Что он еще говорил? - уже с интересом спросил он.
- Больше ничего и, думаю, вряд ли будет еще что-либо говорить на эту тему. Кроме того, он рассказывал мне какие-то безумные истории. Например, про то, как он стал убивать людей после того, как его пытали военные. Он тебе об этом не рассказывал?
- Да, я слышал кое-что, но про то, как он убивал людей, - нет. Как его поймали федералы, били, издевались. Боевики его оттуда вызволили, а русских посадили в подвал. Потом подвал загорелся по неизвестной причине, и все пленные в нем погибли.
- Да. Только не по неизвестной причине - его Супьян поджег.
- Что??? Это он тебе об этом рассказывал?
Хауэрс кивнул.
- Он еще кое-что рассказывал. Про заложника, которого убил просто потому, что тот ему не понравился. Про какую-то женщину, которая ему откаќзала в любви, и он ее тоже пришил, еще несколько безумных историй.
Хасан вновь погрузился в раздумья, ходя взад-вперед. Журнаќлист не сводил с него глаз.
- А зачем он тебе все это рассказывал? - спросил Хасан.
- Кто его знает? У всех маньяков есть свои причуды.
- Ты меня не обманываешь? Смотри, если обманул - тебе не поздоровится. Поверь мне, я с тобой нянчиться не стану.
- Побереги свою злость. Я тебе точно говорю - он хочет тебя убить.
Хасан ничего не ответил и, повернувшись, вышел из подвала, забыв заклеить рот Уилла.
Теперь придется только молиться за Хасана. Как говорится, надежда умирает последней. Не дай Бог, если Супьян узнает о том, что Хауэрс ему рассказал, - он начнет свое "любимое" занятие.
Прошло часа четыре. Никто не приходил. Кровь продолжала течь. Лучше бы ко рту был приклеен скотч, тогда бы она не шла. Израненное тело продолжало болеть, но он к этому привык. Живот Уилла урчал от голода. Он сейчас съел бы целую жареную индейку, бутерброд, сэндвич, пиццу... Жена часто готовила ему курочку с хрустящей корочкой, с пюре и рисом, блюдо она заливала томатным соусом. Было очень вкусно. Несмотря на боль и кровь на губах, он съел бы пять-шесть таких порций.
Ночью пришел Супьян. Выглядел он раздраженным и усталым. Хауэрс следил за ним внимательно, пытаясь понять, обсуждал ли с ним Хасан вечерний разговор.
- Салам, Уилли, - сказал он. Журналист в ответ опустил глаза.- Что нового? Ничего? Все по-старому? Извини за некоторые неудобства. Я постараюсь достать для тебя широкоэкранный телевизор, чтобы тебе не было скучно.
Журналист молчал.
Супьян заметил, что рот Хауэрса не заклеен.
- Ах, этот чертов Хасан! Это ты его попросил?
- Ничего я не просил.
- Тогда почему твой рот не заклеен? Скотч сам отклеился, что ли? Или ты опять разгрыз его?
- Не знаю я! Может, он забыл!
Супьян подошел к нему поближе.
- Ты на меня не кричи, - сказал он, - знаешь, что я с тобой сделаю? - он вытащил пистолет и приставил его прямо к уху Хауэрса. - Я тебя запросто могу пристрелить. Мне это сделать ничего не стоит. Чтобы прострелить такую тупую иностранную башку, я готов пожертвовать двумя миллионами.
Журналист молчал, закрыв глаза.
- Кстати, - сказал Супьян, - ты знаешь, что твоя башка стоит уже два миллиона? - Хауэрс открыл глаза. - Да. Два миллиона. Я решил повысить ставку: они стали с этим затягивать, а я не люблю, когда что-либо затягивают. Хасан предупредил их, что, если они не пошевелят своими задницами, получат своего журналиста мертвым.
Супьян взял табуретку, что стояла недалеко, и сел на нее. Разглядев лицо Уилла, он сказал:
- С таким изуродованным лицом ты напоминаешь мне Сурхо. Я давно был с ним знаком.
"Ну вот, - подумал Хауэрс, - опять начинается".
- Мы с ним были хорошими друзьями, - продолжал он. - Мы почти все всегда делали вместе: гуляли вместе, ели вместе, вместе...
- Занимались любовью, - неожиданно для себя вставил Уилл.
Супьян вскочил с табуретки и выпалил:
- Ты что это себе позволяешь?! - схватил его за волосы и с размаху ударил кулаком по лицу. Видно, и себе сделав больно, стал трясти руку. Это его обозлило еще сильнее. Он поднял табуретку и несколько раз ударил ею по голове Хауэрса. Каждый удар отдавался невыносимой болью в голове, котоќрая и так болела. Онемевшая же кожа лица, казалось, не чувствовала уже ничего. Уилл едва не потерял сознание.
Утолив свою злость, Супьян немного успокоился и сказал:
- Молчи и никогда не смей меня перебивать! Извращенец!
Попытка заткнуть маньяка-рассказчика оказалась неудачной, он все равно продолжил:
- Так вот! Однажды мы с ним поругалась из-за мелочи... если ты еще раз меня перебьешь, я отрежу твой язык и заставлю сожрать! Мы играли с ним в карты у меня дома. Удача была на моей стороне, я у него выигрывал раз шесть подряд. Видимо, он не стерпел, начал блефовать и делал это так нагло, что я взбесился. Я стал на него кричать. Сурхо сначала удивился моему внезапному гневу, а потом сам стал на меня кричать. Я зашел слишком далеко и ударил его. На меня что-то вдруг нашло, и я напал на него. Не знаю почему, но я не мог остановиться. Я избивал его, пока мои руки не онемели. Он давно потерял сознание. Потом я пошел за ножом и стал бить им в живот Сурхо, хотя он лежал и не двигался. Я не мог контролировать себя... Его лицо тогда было почти таким же, как твое. Только твое... - Он опустил брови и стал внимательно разглядывать его лицо. - Мне кажется, твое стало чуть... Где твой синяк под левым глазом? Сегодня утром он был, а сейчас его совсем не видно. Говорят, при голодании синяки быстро исчезают, но я не думал, что так быстро. И вообще, мне кажется, ты лучше выглядишь, чем утром. Вид у тебя какой-то... тупой.
Хауэрс действительно чувствовал себя лучше, и он заметил это только сейчас. Утром все его тело просто разрываюсь от боли, а сейчас боль утихла. Словно его вытащили из грязи и искупали.
- Ты вообще какой-то странный, - говорил Супьян. - То скотч грызешь, то характер свой проявляешь, прямо-таки чеченский, скажем, характер, то меняешься на глазах. А может, ты и не англичанин вовсе? Нет, точно - либо чеченец, либо не человек. Какой-нибудь инопланетянин. Может, ты великий Джидай?
Супьян поднял голову журналиста за волосы.
- Почему ты все время молчишь? - спросил он. - С Хасаном ты более разговорчив.
- С психами не разговариваю, - ответил Хауэрс, смотря ему прямо в глаза.
- Молчать!!! - закричал Супьян, оттолкнув его голову. Затем, положив на его плечо руку, стал прикидываться дружелюбным: - Извини, браток. Не знаю, что на меня нашло. Просто вырвалось, - с этими словами Супьян резко толкнул его. Хауэрс упал на пол вместе со стулом, больно ударившись головой. Супьян начал хохотать.
- Полежи тут немного, Скайуокер, - сказал он и удалился.
Отлично. Теперь он лежит. К тому же голову ушиб, мало того, что Супьян долбил по ней табуреткой. Может, она скоро перестанет болеть, как его избитое тело и раны? Хауэрс немного знал про голодание, знал, что после него синяки быстро исчезают. Если голодать больше полумесяца, исчезают даже небольшие шрамы. Жена этим увлекалась. Она даже Уилла пыталась втянуть, но его не хватило и на сутки. Бэтти же проголодала двадцать два дня. Перемены на ее теле были весьма удивительными. Ее синяк, который она получила незадолго до голодания, пропал. Даже следа не осталось. Шрам на ее плече не исчез, но значительно уменьшился, его почти не было видно. Кроме того, цвет ее лица стал значительно свежее, когда как она всегда выглядела бледной; еще она вылечилась от некоторых болезней. Нет, голод тут ни при чем. С ним происходит что-то другое.
7
Супьян закрыл дверь подвала на замок. Он вышел из хлева и направился к небольшому дому. Сейчас он думал о том, чтобы побыстрее добраться до кровати и как следует отдохнуть. День сегодня выдался трудным. Весь день он ходил по разным делам, которые должен был закончить до того, как покинет Чечню. Сначала он поехал за билетом на поезд Грозный-Махачкала, который отправляется через пять дней, чтобы затем из Махачкалы полететь на самолете в Азербайджан. В Баку жил его старый знакомый, Муслим, который уехал туда еще в девяноста четвертом году. Недавно он приезжал в Грозный и звал к себе Супьяна. По его словам, он неплохо там устроился, открыл какое-то предприятие, и, если Супьян приедет, они бы неплохо сработались вместе. Супьян обещал приехать. Через пять дней он это сделает. Если он не уедет из Грозного, он может сойти с ума, живя в такой обстановке. Его нервы не выдерживают, не убив кого-нибудь в течение месяца, пусть хоть твоя жертва - законопослушный гражданин. Супьян разочаровался в людях. Любой человек, считал он, потенциальный преступник, и если убить его - на Земле станет на одного паразита меньше. С другой стороны, убийство его даже забавляло. В него после этого словно вселялась энергия убитого. Он чувствовал себя заново рожденным. Паразиты есть везде. В Баку их тоже найдется немало. Кто-то ведь должен их уничтожать.
После того, как достал билет, он поехал на работу, чтобы уладить свои дела до отъезда, только никому не говоря об этом, тем более Хасану. Ему это знать ни к чему, ведь он все равно уберет напарника. Это было задумано с самого начала. Супьян мало с ним был знаком, но много о нем знал. Хасан раньше работал в батальоне оперативного реагирования, принимал участие в боевых действиях, а сейчас работает в УБОПе, но у него проблемы с финансами: он повяз в долгах. Когда Супьян предложил ему это дело, тот не сразу согласился. Супьян прочел ему целую лекцию о том, что деньги с неба не падают, упустит шанс - навсегда останется нищим и в скором времени окажется попрошайкой. Хасан, в конце концов, сдался.
Супьян вошел в дом. В прихожей на диване лежал Хасан и смотрел телевизор.
- Новости еще не начались? - спросил Супьян, зевая.
- Сейчас должны начаться.
Супьян сел рядом с ним. После рекламы последовали новости, которые начались с сюжета о похищенном англичанине.
- Сегодня вечером к нам поступило сообщение, - объявил ведущий, - что чеченские похитители повысили цену выкупа за английского журналиста Уилла Хауэрса на пятьсот тысяч долларов. В настоящее время цена выкупа составляет два миллиона. При этом они добавили, что "не собираются ждать выкупа неделями, и, если английское государство не ускорит процесс выкупа, они получат своего журналиста мертвым". Конец цитаты.
На экране появились кадры, снятые Супьяном, когда он стрелял в заложника.
- Издательство "Лондон пресс" может выкупить своего журналиста уже завтра, - продолжил диктор.
- Все у них "может быть"! - проворчал Супьян. - Они, наверное, испытывают мое терпение.
Последовали другие новости. Хасан сбавил звук телевизора и отложил пульт в сторону. Затем повернулся к Супьяну. Тот посмотрел на него с некоторым недоумением.
- Что ты сделаешь с деньгами, когда получишь их? - спросил Хасан. Супьяну вопрос показался подозрительным.
- Ты что это вдруг об этом?
- Ну, честно, - не отставал Хасан, - что ты с ними сделаешь?
- Я... поеду в Москву и начну свое дело.
- С двумя миллионами?
- Конечно. Без денег же я не доеду.
- Мы их, вроде, собирались поделить. Помнишь?
Супьян посмотрел на него так, словно тот его грубо обозвал.
- Ну да... Конечно! Я просто оговорился.
- Ты не оговорился. Ты хочешь оставить деньги себе.
Супьян сначала замешкался, потом усмехнулся.
- Оставить деньги себе? Ты что, ненормальный? Я просто оговорился.
Он замолчал, ожидая реакции Хасана.
- Мне все рассказал Уилл, - произнес Хасан.
Супьяна как молнией поразило.
- Что?!
- Он сказал мне, как ты говорил, что я остаюсь в стороне. И еще сказал, что ты не только хочешь меня кинуть, но и убить.
Супьян смотрел на него с фальшивой усмешкой, опустив глаза, затем сказал:
- И ты ему поверил? Поверил журналисту, которого мы держали четыре дня без еды в подвале, который сделает все, что угодно, чтобы выбраться оттуда? Ты вообще соображаешь? Как я могу тебя кинуть, уж тем более убить, когда ты же мне во всем помог?
- Ты вполне на это способен. Я видел, что ты сделал с Уиллом, как ты его изуродовал. Ты оказался сумасшедшим. Неудивительно, что те, кого ты нанял для похищения Уилла, не хотели больше иметь с тобой дела. Почему тебе доставляет удовольствие делать больно людям?
- Слушай, кончай молоть чепуху! Ты слишком далеко заходишь!
- Это я слишком далеко захожу?! Это ты заходишь! Ты себя уже не контролируешь!
- Чего ты от меня добиваешься? Чтобы я исправился? Я же тебе все растолковал, объяснял, как со мной обращались военные во время войны. Это меня и сделало таким. Только это не значит, что я убиваю всех людей и собираюсь пришить тебя.
- А как насчет Сурхо?
Супьян опустил взгляд.
- Что? - тихо переспросил он.
- Сурхо, которого ты убил из-за какой-то мелочи.
Супьян открыл рот, потом закрыл, не найдя нужных слов.