Аннотация: Воспоминания о детских и юношеских годах
НА СЕМИ ВЕТРАХ...
Повесть
Поезд подъезжал к станции Дровяной пост. Иван Петрович, выйдя из вагона, прошёл небольшой посёлок и оказался на грунтовой дороге, ведущей в село Дуброво. Коренастый, ещё не старый, мужичок с чёрной копной волос на голове, с серыми грустными глазами. На щеках, возле рта, прорезались две глубокие, как на сосновой коре, морщины. Сатиновая косоворотка навыпуск забрана под ремешок. Шёл не спеша, переставляя тяжёлые ноги. До сих пор в ушах звенел голос секретаря райкома партии: "Пришла беда, без объявления войны на нас напала Германия, уже прорвана граница в районе Бреста в Белоруссии, со дня на день немцы будут здесь. Готовьте переселенцев к эвакуации!"
Эта новость, как тяжёлая ноша, давила его к земле, не давала разогнуться, расправить плечи. Прошло немногим больше четырёх лет, когда по зову партии приехали переселенцы с центральных областей Украины. Только начали обживаться: обустроили дома, завели хозяйство. В каждом дворе было по две-три коровы, овцы, свиньи, много всякой птицы. Небольшое село Дуброва соответствовало своему названию, находилось оно в лесу, который был хорошим подспорьем для сельчан: свиней кормил желудями, коров и овец травой, а людей - всевозможными ягодами и грибами, село снабжал дровами. Люди приехали работящие, хозяйственные, поставили колхоз на ноги.
Председатель колхоза, а это был он, с грустью посмотрел вокруг. С одной стороны дороги, сколько глаза видят, раскинулось голубое море льна, с другой - дремучий лес, вековые дубы и сосны, между ними свечами тянулись вверх ели. Над полем низко летали, во всё горло каркая, вороны. Высоко в небе парил коршун. "Перед дождём", - подумал Иван Петрович. Птицы на все голоса высвистывали свои песни. Всю эту красоту придется оставить.
С такими тяжёлыми думами Иван Петрович подходил к Дуброво. С востока надвигалась чёрная грозовая туча, изредка громыхал гром. "Хорошо, что до дождя успел вернуться", - подумал председатель. Не заходя домой, направился в контору, где уже вовсю шла мобилизация. Мужиков с 1910 года рождения и моложе сразу мобилизовали, а с 1909 и старше оставили при семьях, они не призывались по возрасту. Женщины и дети плакали, прощались со своими кормильцами, возле конторы происходила невообразимая сутолока.
Мобилизованным выдали ружья, и отряд ушёл. Всё чаще и чаще пролетали немецкие самолёты на восток, сбрасывали бомбы совсем рядом, тогда женщины хватали своих детей и прятали их в лесу. Целыми днями они сидели там, а к ночи возвращались в село. Начало июля, и в лесу созревали ягоды. Гроздья крупной сладкой малины так и просились в корзинку, каждая ложбинка заплетена ежевикой с сочными сизыми ягодами, но это изобилие сейчас никого не радовало. Неслышно в лесу детского смеха, ауканья. Переселенцы готовились к эвакуации.
* * *
Среди переселенцев были семьи Петра Костенко и Алексея Шатковского. Петр ушел с первым отрядом мобилизованных. Мотря, жена Петра, и Алексей были родные брат и сестра. У Петра с Мотрей росли четверо детей: самой старшей Гале - десять лет, за ней Ваня шести лет, Шуре - три с половиной и Вере - полтора года. У Алексея с Груней трое: Васе - тринадцать, Грише - шесть и Анне - три с половиной. Эти семьи жили очень дружно.
Петр, ещё молодой сорокалетний мужчина высокого роста с солдатской выправкой, с жгуче чёрными глазами, славился своей красотой, в колхозе он заведовал молочной фермой. Хозяйственный, чистоплотный: и своё хозяйство и колхозное содержал в идеальной чистоте. Доярки ходили чистые, коровы ухоженные, стены в коровнике побеленные. Петр, придя с работы, не заходил в дом, пока не наколет дров, не наносит скотине воды, не почистит в сарае. С Мотрей жили в любви и согласии. Мотря работала на выращивании льна, звеньевой. Это была невысокая женщина, черноглазая, с толстой косой и красивой фигурой.
Алексей в колхозе работал на разных работах. Груня, его жена, в колхозных яслях была нянечкой. С ними в семье жила мама Алексея и Мотри. Бабуся, так ласково звали её внуки, смотрела за всеми детьми и помогала по хозяйству.
У бабуси с дедом до революции было крепкое хозяйство. Своя сеялка, молотилка, две лошади. В 1926 году женили сына Алексея на Груне. Груня росла сиротой, с 9 лет жила и воспитывалась у тётки. Через четыре года выдали и дочь Мотрю замуж за Петра, сами остались жить при сыне. В 1931 году дед умер, и бабуся осталась одна. Внуки бабусю сильно любили и со всеми радостями и печалями бежали к ней, а не к маме.
Алексей, как и сестра, был невысокого роста, на всё село весельчак и балагур, ни одного праздника или свадьбы без Алексея не гуляли. Груня, наоборот, высокая, почти на голову выше мужа. У неё был узкий лоб, над серо-голубыми глазами тонкие чёрные брови. Она обладала статной фигурой, и казалось, что не шла, а плыла по дорожке, двигая бёдрами. Алексей и Груня очень красиво пели. Без них, без их песен и прибауток не проходил ни один праздник. Алексей закончил четыре класса церковно-приходской школы и сильно любил читать. В революцию со двора помещика люди тянули к себе мебель и разные вещи, а Алексей тащил через всё село мешок с книгами.
После объявления эвакуации Алексей раздобыл телегу и два коня на две семьи. Погрузили немного необходимых вещей, мешок пшена, посадили бабусю и пятеро детей: Гришу, Аню, Ваню, Шуру и Веру, а Галя и Вася шли за возом пешком. Мотря и Груня вели двух коров. Остальную живность выгнали в лес. Недалеко отъехали от села, и обоз догнали немцы. Эвакуированные ехали следом за фронтом. Немцы мчались на мотоциклах, орали песни, но никого из обоза не трогали.
В эвакуации были долго, почти полтора месяца. Ехали окольными путями и только днём, в большие города не заезжали. Вечером останавливались возле какого-нибудь водоёма, где росла трава, Алексей выпрягал лошадей и выпускал их пастись вместе с коровами на зелённую траву. Дети собирали дрова, сухой хворост, разводили костёр. Женщины, подоив коров, вешали ведро с молоком над костром и варили кашу. Питались только молоком и пшённой кашей, другого ничего не было. Если ехали через лес, собирали ягоды. Вечерами у костра вспоминали мирное время. Снова и снова переживали за своих близких, за свои подворья, что пришлось оставить, за скотину, что бросили на произвол судьбы. Перед глазами стояла ужасная картина: Груня выгоняет со двора корову, а она упирается и норовит вернуться в сарай, свиньи визжат, овцы блеют, как будто чувствуют, что их выгоняют навсегда. Бабуся плачет, повесила на двери замок, непонятно зачем, как будто пошла в магазин за покупками.
- Мама, я есть хочу, - ныла Анюта.
- Сейчас, доченька, сейчас, каша уже готова, - вываливая её из ведра в большую эмалированную миску, сказала Груня.
Поели и здесь же, возле костра, расположились на отдых. Мотря взяла ведро, миску с ложками и пошла к реке. Зашла в воду и стала мыть посуду, к ней подошла Груня, заткнув за пояс низ юбки и фартука, начала стирать детские вещи. Рядом Алексей поил скотину, ему помогал Вася.
- У твоей Гали платье совсем износилось, насквозь светится, - сказала Груня.
- У неё ещё трое платьев есть, а вот у Шуры, что на ней и ещё одно в мешке.
Женщины вышли из воды, сели на пригорке. Их окутала серо-фиолетовая мгла, из-за реки поднималась бледная луна, начали вырисовываться звёзды.
- Что нас дальше ждёт? Где будем жить, сколько протянется эта война? - рассуждала Мотря. - Где сейчас мой Петро, живой ли?
- Я думаю, война затянется надолго, - подойдя к женщинам сказал Алексей.- Немцы ушли вглубь далеко, не чувствуя никакого сопротивления. Наши войска всё отступают и отступают, но я не верю, что немцы победят. У наших есть, наверное, какая-то стратегия. Так было в 1812 году, когда на Россию напал Наполеон, тогда русские войска тоже отступали, даже сожгли Москву, а потом в Бородино как дали им прикурить, и лютая зима завершила начатое. Наполеон бросил армию и драпанул в свой Париж, а армия почти вся замёрзла.
Алексей присел на крутой бережок, на нём была тёмно-синяя ситцевая рубашка, заправленная в холщовые штаны. Он закатал их до самых колен, опустил ноги в воду и стал мыть.
- Откуда ты это знаешь? - спросила Груня.
- Про войну в 1812 году написал Лев Толстой в романе "Война и Мир". - Я же тебе читал. Забыла?
- Может, и читал, да разве всё упомнишь, в одно ухо влетело - в другое вылетело, - согласилась жена. Ещё долго сидели возле речки и тихо разговаривали.
Лето было в разгаре, тихий ветерок гулял в камышах, где-то крякали дикие утки, в реке плескалась рыба, природа жила своей жизнью, и ей никакого дела не было до переживаний людей, до проклятой войны.
Часто советские самолёты бомбили немецкий тыл, и после каждой бомбёжки валялось много трупов и раненых. Проезжая мимо сёл, видели разбитые хаты, а иногда полностью сгоревшие сёла. Люди бродили по пепелищу, разгребали угли и доставали остатки несгоревшего имущества. Столько людей погибло и где прятались остальные...
* * *
Однажды обоз остановился за околицей какого-то села. Мужчины выпрягли лошадей и отпустили пастись, дети постарше со взрослыми пошли в деревню просить хлеба. Недалеко от обоза стояла длинная конюшня. Неожиданно налетели советские самолеты и стали бомбить. Бабуся схватила Веру на руки, Шуру за руку, Ваня и Гриша побежали следом за ней в конюшню, где стояли лошади и прятались немцы, а Аня осталась на телеге, спала. Начался кромешный ад, снаряды рвались, осколки разлетались, вырывали куски земли. Бабуся кричала, выскакивая из конюшни, рвалась за Аней, но немцы её держали и заталкивали обратно в конюшню.
Аня проснулась, протянула ручонки вперёд и кричала:
- Мама, мамочка! Возьми меня, мне страшно!
Платьице на ней изрешетили осколки, волосы смешались с землёй, по личику текли грязные ручейки от слёз. Бомбёжка прекратилась, бабуся бежала к телеге, дальний край конюшни горел, немцы выводили оттуда лошадей. Аня осталась жива, и на ней не было ни одной царапины.
От реки на руках немцы несли Груню. Во время бомбёжки она спряталась в камышах, а рядом убило лошадь, и в предсмертных судорогах лошадь ударила её в поясницу. Груня потеряла сознание и, когда открыла глаза, увидела, как немцы приводили её в чувство. На телеге пришлось выделить место и для неё. Заезжая в сёла, дети просили хлеба, в некоторых люди делились едой, а в других, в основном на западе, закрывали колодцы на замок и выгоняли из села, полностью продались немцам. Сами немцы из обоза никого не трогали, иногда даже давали еду - ноги и головы лошадей.
Разгар лета. Сёла утопали в зелени, вдоль забора росли шелковицы, и у детей все руки и лица были перемазано ей. Начали поспевать абрикосы, и дети срывали ещё не дозревшие фрукты, наедались и маялись потом животами.
- Гриша, принеси морковку, вон она лежит под забором, - просила Аня.
- Если ты съешь эту морковку, больше тебе ничего не будет нужно, - говорил брат. Это лежал снаряд.
Алексей вёл лошадей осторожно, оглядывая местность впереди и вокруг себя. Очень часто советские самолёты появлялись в местах скопления немцев и техники, тогда был настоящий ад. Люди бросали всё, хватали детей и прятались, кто где мог. Обычно падали у дороги. Наверное, лётчики видели своих, и бомбы рвались в стороне от них. Немцы это поняли и шли на хитрость: как только начинался налёт и люди прятались в траву, подальше от дороги, они ложились между ними. Налёт прекращался, самолёты улетали, люди поднимались, а многие немцы оставались лежать на месте, как будто лётчики выбирали немцев, оставляя своих в живых.
Обоз двигался очень медленно и становился всё короче и короче. Люди разъезжались по своим сёлам. Семья Алексея к своему селу подъезжала ночью. Ехали по вспаханному полю. Ночь была очень тёмная, изредка тьму прорезали красные светлячки - трассирующие пули. Потом они оказались в какой-то хате, их кормили. Люди делились кровом. Аня засыпала, и ей казалось, что из печки вылезают химеры. Тех домов, которые переселенцы оставили четыре года назад, уже не было. Там жили другие люди или на том месте стояли совсем другие дома.
Мотрю с детьми приютили совсем незнакомые люди. В первую же ночь Алексей и другие мужчины ушли из села: то ли в партизаны, то ли где-то прятались, чтобы немцы не забрали и не угнали в Германию. В районе села Вербивка больших лесов не было, а был лес возле станции Знаменка, назывался он Чёрный - там, наверное, и были партизаны. На краю села стояла пустая хата с выбитыми окнами. Груня застеклила одно окно кусками стекла, найденными у разбитых домов, а другие забила досками, и семья стала там жить. Груня решила затопить плиту, но она оказалась полностью набита патронами. Она выгребла патроны и затопила, Гриша взялся подкладывать дрова и периодически в плите стали разрываться патроны.
- О, Господи, не все выгребла! - запричитала Груня.
Оказалось, что Гриша, набрав патронов, подбрасывал по одному в огонь, не соображая, к чему может привести эта шалость. Его разоблачили и строго наказали.
Потихоньку подобралась зима, намело много снега. ударили сильные морозы, стало холодно и голодно. Единственная кормилица - корова, которую Груня прятала в стогу кукурузы. Листья кукурузы она давно обгрызла и чтобы хоть чем-то её прокормить, женщины ходили в степь, где стоял стог с соловой и воровали её, их часто ловили полицаи, солому отбирали, а их закрывали в комендатуре. От такой кормёжки коровы давали очень мало молока. Одному члену семьи доставалось выпить молока одну четвёртую часть стакана два раза в день. Дети целыми сутками сидели на печке, а матери постоянно искали, чем бы протопить печку и хоть что-то дать детям поесть.
Так пережили зиму. Пришла весна, соседи помогли посадить огороды, и следующая зима была куда лучше. Партизаны стали часто делать наскоки на немцев, уничтожать технику, склады с продовольствием. Немцы зверели и отыгрывались на мирных жителях. Им нужно знать, де находились партизаны, кто их снабжал продуктами. В полицаях был Грунин троюродный брат, он знал, что её муж где-то прятался. Стали её вызывать в комендатуру и допрашивать:
- Где твой муж? В партизанах? Где находятся партизаны?
- Я не знаю, - говорила она, но ей не верили и били резиновыми дубинками. Били полицаи до тех пор, пока она не теряла сознание, потом её выбрасывали на улицу. Всё это время бабуся караулила возле комендатуры, подбирала Груню и тащила домой. Вызывали в комендатуру не только её, а и других женщин, на которых указывали продажные людишки. Груню вызывали и били два раза. На третий раз бабуся сказала:
- Возьми Сашу, который только недавно родился, может, они сжалятся хоть над дитём и не станут бить.
Но у полицаев уже ничего не было святого. Один из них схватил Сашу за пелёнки и отбросил в сторону.
- Последний раз спрашиваю, где партизаны, где они прячутся? - прокричал полицай и наставил пистолет на Груню. В этот момент из комендатуры выскочил другой полицай, совсем незнакомый ей, выбил из рук пистолет и они начали драться. Груня схватила Сашу и убежала. Больше её не вызывали и тех полицаев она не видела.
Немцы были разные - и добрые и злые. Два немца квартировали в хате с семьёй Алексея. Аня и Гриша сидели на печке, а они за столом ужинали, ели тушёнку и пили чай с шоколадом. Дети смотрели на них в четыре глаза и слюнки глотали. Когда старший по званию вышел, второй быстро наложил на хлеб тушёнки и подал им, а Груне стал говорить, что у него в Германии тоже три киндер есть.
Наступила весна 1943 года. На полях лежал ещё снег, но уже пробивались ручейки. Утром Груня пошла подоить корову, а из-за стога кукурузы вышел солдат.
- Много немцем в селе, где находятся пушки? - расспрашивал он. - Сейчас начнётся артподготовка. Незаметно сообщите людям, чтобы все прятались в погребах, будет немцам очень жарко.
Груня вбежала в дом, разбудила детей и потянула их к окну. За селом по снегу ползли люди в маскировочных белых халатах. Она быстро спрятала детей в погреб, а сама побежала к соседям сообщить о наступлении. Через некоторое время началась бомбёжка. Непрерывно рвались снаряды, строчили пулемёты. Дети кучкой сидели в погребе и дрожали от страха. Груня переживала за детей и за корову тоже. Снаряды рвались везде, и никто не знал, где разорвется следующий. Как только всё утихло, она схватила ведёрко и побежала к корове, приказав детям не высовываться. Не прошло и пяти минут, как Гриша выскочил, схватил осколок и спрыгнул в погреб. Осколок был горячий, переливался всеми цветами радуги, очень красивая игрушка. Сколько длилась бомбёжка и что было наверху день или ночь? Дети уснули.
Проснулась Аня у отца на руках, в хате полно солдат, все веселились, пели песни. Их корова уцелела, а у Моти корову забрали немцы, когда удирали из села, забрали себе на мясо. Алексей ушёл воевать в действующую армию, а семья осталась жить в уже освобождённом селе. Его семье было немного легче бороться с нищетой: Груне стал помогать сын Вася, ему уже исполнилось 14 лет, и у них была корова, а Мотря осталась без кормилицы и четверо детей один другого меньше. Одному Богу известно, как ей удавалось прокормить детей, но никто не умер, все выжили.
* * *
Сошёл снег, все вокруг зазеленело, и Вася с Гришей стали выводить свою корову на зелёную траву. Из села шла дорога в Каменку, районный центр, в 12 км от Вербивки. Шла она под уклоном и упиралась в небольшую возвышенность. Из-под этой горы выбивались ключи и брала начало какая-то речушка, вся заросшая осокой и рогозом, через неё построен небольшой мостик. В этом месте собиралось много ребятни. Редко на ком увидишь более приличную одежонку, а в основном линялое, на десять раз латанное хламьё. Ребята затевали игры, искали неразорвавшиеся снаряды, разбирали и часто погибали. Обидно было, что сохранённые в войну дети погибали после войны. Никакие уговоры, объяснения не помогали, мальчишек, как магнитом, тянуло к этим смертельным игрушкам. Братья Аннушки насмотрелись за время эвакуации на них и обходили их стороной.
В скорости Вася устроился конюхом в Покровском, бывшем совхозе, и ходил туда на работу. Раз в неделю приходил домой, отмахав 12 км. С собой Груня давала ему немного хлеба из кукурузной муки. Пока Вася приходил на работу, этот хлеб превращался опять в муку.
Дом стоял среди поля - на семи ветрах. Вокруг не было ни одного деревца, только ветер гулял по высокой сухой траве, завывал из-за угла, трепал редкие кусты чертополоха и чернобыльника. Вдали вилась грунтовая дорога в Вербивку, разбитая после дождя, с глубокими колеями, расширялась то в одну, то в другую сторону степи. Большой двухэтажный дом из серого тонкого кирпича, построенного на века, заселили беженцы. Удивительно, что он остался стоять после жестоких бомбёжек. Местами вырваны куски кирпича, осыпана штукатурка, весь израненный, но устоял. Вдали виднелись разбитые животноводческие фермы, конюшни, цистерны из-под горючего, хозяйские постройки. До революции в нём жил помещик Покровский, до войны располагалась контора совхоза "Покровский", а в войну - госпиталь. Вокруг дома валялось много мусора, окровавленных бинтов и развелось большое количество крыс. Жильцы очистили двор и подвал от грязи, привели дом в порядок, но от крыс избавиться не могли.
Семья Алексея занимала большую комнату с двумя арочными окнами. Из мебели: длинная лавка у окна, стол, две табуретки и полати, в углу, возле двери, большая русская печь. Вася с Гришей спали на полатях, Груня на лежанке, Аня с бабусей и Сашей - на печке.
Самая большая ценность у семьи была корова, которая жила в подвале. Красивая, тёмно-рыжая, с большими изогнутыми полумесяцем рогами. Больше всего она страдала от крыс. Кормить её приходилось с палкой, которой Груня их отгоняла. Отрава не помогала, а кошек они загрызали.
Однажды поздно вечером на чердаке раздалось мяуканье, Вася кинулся на чердак. Груня кричит:
- Это нечистая сила! Поздно, темно, не ходи, - но его уже не остановить. Освещая дорогу спичками, пробирался между всяким хламом к двум горящим зелёным огонькам в самом углу. Вася взял кота на руки, который не сопротивлялся, но это был, скорее собака, чем кот. Огромный тёмно-серый, с большой головой, одичавший котище.
Груня в ужасе:
- Это ведьма! Таких котов не бывает!
Кот спокойно ходил, глазищами зыркал по сторонам. Налили ему молока, но он пить не стал. Вася стал тыкать его мордой - бесполезно, а утром обнаружили перевёрнутый кувшин и молока как не бывало. Кроме Васи к себе никого не подпускал, шипел и показывал зубы. Несколько дней его не выпускали из комнаты, чтобы не убежал. Постепенно стал ко всем привыкать. Невзлюбил Сашу, который только-только начал ходить. Увидит Сашу на полу, подбегает, толкает его лапами и убегает под стол. На прогулку выводили, как собаку, на поводке. Постепенно кот привык, и уже сам стал бегать гулять. Гулял он ночью, а утром в коридоре лежала куча дохлых крыс и жители по очереди их закапывали.
Крыс кот не искал, сидел себе в коридоре у стены и ждал: бежит крыса, он её лапой по башке бах, и готово. После ночной охоты Васька, так его назвали, ложился спать. Спал он с мальчишками на полатях, залезал под одеяло не головой, а задом и сразу засыпал. Васька стал общим любимцем во всём доме, а крысы ушли из дома совсем. Очевидцы говорят, что шли сначала самые старые, очень большие с длинной шерстью, за ними поменьше, а последние самые маленькие, совсем в пушку. Ушли целым стадом, и жители с облегчением вздохнули.
Война близилась к концу. Тяжёлые были времена, продукты доставали с трудом, расходовали экономно. Груня где-то обменяла молоко на соль и поставила стаканчик в посудный шкаф, который висел в углу над ушатом с помоями для коровы.
Во все времена дети оставались детьми, и как бы ни было тяжело, им хотелось играть. Была зима, стояли сильные морозы, намело много снега. Для детей зимней обувки не было, и они искали себе развлечение в доме. Аня с Сашей на печке играла в маму и сынишку. Саша непослушный сынишка, а Аня строгая мама и ей его нужно наказать. Над шкафчиком висел детский усмиритель - ивовый прут.
- Ты непослушный мальчик! Сейчас у меня получишь, - сказала Аня слезая с печки, стала босыми ногами на ушат, чтобы достать прут. Нога соскользнула, она схватилась за шкафчик, и стакан с солью полетел в ушат. Аня, как была раздетая, так и вылетела из комнаты на улицу, Груня за ней. Аня бежала босая по глубокому снегу, острые снежинки впивались ей в ноги, легкое платьице развевал ветер, волосы растрепались, падала, вставала и опять бежала, сколько раз она оббежала вокруг дома не помнит. Груня бежала следом и кричала:
- Беги домой, тебе ничего не будет. Ты простудишься, заболеешь.
Аня забежала к соседке, забилась под стол и стала кричать:
- Тётя Маша, не пускайте маму, она меня убьёт, я рассыпала соль в ушат.
Зашла Груня, соседка закрыла Аню собой и стала уговаривать.
Груня обняла её, и обе зарыдали. Жалко было потерянную соль, а ещё жальче своих детей. которые страдали от голода, от нищеты из-за этой проклятой войны.
Пришла весна 1944 года. Вася где-то заработал немного картошки, и Груня поставила её варить на плиту, Аня с Сашей сидели на печке, свесив ноги, ждали. Саша над самой картошкой, Аня подальше. Груня положила лавровый листик, аромат щекотал в носу, слюнки текли, и тут случилось непредвиденное: от Саши коньком полилась струя прямо в картошку. Все онемели, остались голодные, а корова сказала: "спасибо".
Этой же весной Вася устроился сторожем в колхозном саду на окраине Каменки и семья переехала в небольшой колхозный дом. Возле дома был огород и сад.
- Оставьте кота, - просили соседи - Крысы могут вернуться. Пришлось уступить просьбам соседей и Ваську закрыли в пустой комнате. Кот бился в стекла окна, соседи не выдержали и открыли ему дверь. Васька догнал телегу, выскочил, уселся рядом с Васей и замурлыкал. На новом месте он целыми днями шастал во дворе, в огороде и саду.
* * *
Колхоз, где стал работать Вася, выделил немного мелкой картошки. Груня с сыном посадили огород, привели в порядок заброшенный сад, обмазали хату снаружи и внутри, отремонтировали сарайчик и стали заготавливать понемногу сено для коровы на зиму.
- Анечка, не убегай далеко от хаты, чтобы не заблудилась,- предупреждала Груня дочку. Аня гуляла, в основном, в саду. Её привлекало всё: красивые мелкие цветочки, пчелки жужжащие и ползающие по ним, копошащиеся полчища муравьёв. Насиделась на печке во время войны, ничего не видела и теперь её нельзя оторвать от разнообразия насекомых и растительности. Она бежала к маме и показывала ей какую-нибудь травку или букашку.
- Мама, посмотри какая красивая травка, какие на ней полосочки, ну посмотри!- просила Аня.
- Очень красивая, называется она шелковая трава,- говорила Груня.- Не бери в руки пчёл, у них есть жало, если ужалит, будет сильно больно. Маленький Саша не отставал от Ани ни на шаг, Аня боялась упустить из виду Гришу, тот прогонял её от себя, она мешала ему играть с мальчишками, Аня отгоняла от себя Сашу. Эта борьба продолжалась ежедневно. Груня их мирила, но не надолго. Во двор зашла почтарка, подала Груне запечатанное письмо и села возле неё рядом, она никогда не уходила сразу, знала, что может понадобиться помощь. Конверт обжигал ей руки жаром, Груня догадывалась, что лежит в конверте, и не было сил открыть его. Наконец, взяв себя в руки, открыла. Там лежала похоронка.
"Ваш муж, Шатковский Алексей Дорофеевич, пропал без вести", - говорилось в ней. Груня выронила её из рук, запустила руки в волосы и зарыдала. Саша лез ей на руки и тоже плакал, Аня смотрела на них и не знала, то ли плакать, то ли нет. Почтарка стала успокаивать Груню:
- Пропал без вести, ещё не убит. Много случаев было, что они оказывались живы.
Это была правда. Через месяц Груня получила от мужа письмо, в котором он писал, что лежит в госпитале с ранением в голову. В письме Алексей подробно всё описал. Была сильная бомбёжка с двух сторон, снаряды рвались без перерыва, Алексей и ещё два солдата спрятались в воронке от снаряда, рядом разорвался ещё один. Алексея ранило в голову, другого солдата в бок, а третьего убило совсем. После бомбёжки шла похоронная бригада и собирала убитых. Убитого солдата забрали сразу, а Алексей ещё дышал, но голова вся была в крови.
- Этого тоже можно закапывать, - сказал один из солдат.
- Нет, он ещё живой, дышит, вернёмся назад тогда и закопаем. Алексей всё слышал, но сказать ничего не мог. Через какое-то время к нему вернулось сознание, он разорвал на себе рубашку, перевязал голову и пополз. Терял сознание, опять приходил в себя и полз. Очнулся в лазарете, но в другой части. С лазарета его отправили в госпиталь. Осколком раздробило кость черепа. Сделали операцию, вынули все осколки и на счастье ни один осколок не задел мозговую оболочку. Зашили рану, и в этом месте осталась пульсирующая ямка сантиметров пять в ширину. В госпитале он лежал недолго и снова отправился на фронт. После этого его ещё два раза ранило, один раз в руку, другой - в плечо.
После войны Алексей, за рюмкой водки, часто рассказывал случаи, которые с ним происходили на войне, но оканчивались благополучно. Однажды был сильный бой, жарко было и своим и немцам. Алексей посмотрел вокруг, где можно спрятаться. Рядом стояли снопы кукурузы, в виде шалаша, он побежал туда, оббежал вокруг, нашёл вход и заскочил внутрь.
Мать честная, там битком набито немцев. Алексей не растерялся и крикнул:
- Хенде хох! Выходить по одному, - немцы стали выходить, а он думал: "Что же ему делать дальше?"
Тут подоспели свои ребята, которые тоже хотели, наверное, спрятаться, забрали у немцев оружие и повели их в штаб. Ещё один интересный случай рассказал Алексей. В часть пришло пополнение, молоденькие лейтенанты, только из училища, в общем зелень настоящая. Поступил приказ окопаться, Алексей выкопал себе небольшой окопчик, залез туда и лежит. Началась артподготовка, слышит, что кто-то его тянет за ноги, смотрит - молодой лейтенант. Алексея вытащил, а сам залез в окопчик. Что делать? Окапываться поздно, нашёл кустик, спрятал голову, а остальное пусть торчит: что будет то и будет. Началась бомбёжка. Снаряды рвались, осколки разлетались сплошным потоком. И тут снаряд попадает прямо в окопчик Алексея. Разметало лейтенантика во все стороны куда рука, куда нога...
* * *
Май 1945 года. Победа. Людей охватывало какое-то неповторимое чувство. Груня брала Анюту за руку, нарывали букет цветов и шли на вокзал. Там было много людей. Они стояли на перроне, мимо мчались товарные поезда. В вагонах широко открыты двери, солдаты пели песни, с перрона люди кидали им цветы, а они выкидывали пачки цветной бумаги. Дети собирали эти листочки и еще долго они хранились у Ани. Некоторые поезда останавливались, и из них выскакивали солдаты прямо в объятия родных.
Почти целое лето ходила Груня на станцию, но мужа так и не встретила. Уже и осень наступила, а Алексей как в воду канул. Каждый день Гриша с Анной гоняли корову на пастбище. Груня копалась в огороде, к ней подошёл Вася. За годы войны он вытянулся, возмужал. Из мальчишки превратился в красавца парня. На голове завивались пшеничные кудри, из-под чёрных бровей смотрели синие, как небо, глаза, и сказал:
- Мама, я сегодня пойду на станцию и приведу отца.
- Мы с Аней целое лето ходили за ним и не привели, а ты пойдёшь и приведёшь - так не бывает! Где же он пропал, уже почти все вернулись, а его всё нет, - сокрушалась Груня. - И никакой весточки от него нету.
Вася пришёл на станцию и стал прохаживаться по перрону. Под кудрявым клёном сидело несколько солдат, Вася присмотрелся, вроде как отец сидит.
- Вася, это ты? - вскочил Алексей и кинулся к сыну.
Так сын встретил своего отца.
На пастбище прибежал соседский мальчишка.
- Гришка, Анька, ваш отец вернулся, - закричал он. Дети бросили корову и побежали домой. Во дворе ходил какой-то дядька. "Это, наверное, и есть мой отец" - подумала Аня. Она его уже забыла.
- А кто это к нам прибежал? - проговорил он, подхватил дочку на руки и закружил с ней по двору.
На голове пилотка защитного цвета, рубашка, подпоясанная ремнём, брюки-галифе заправлены в сапоги. На рубашке красовался орден.
Груня в вышитой белой кофте, новой юбке с фартуком, готовила ужин. Её серо-голубые глаза сияли, она всё время улыбалась, по двору не ходила, а летала. Вечером собрались соседи, сели за стол, что-то пили, ели, поздравляли Алексея с возвращением. Дети сидели на печи. Саша с Гришей гудели на губных гармошках. а Аня плакала. Мальчишкам отец привёз в подарок губные гармошки, а ей ленты с какими-то дурацкими бубенцами. "Зачем мне эти ленты, если у меня острижена голова?" - думала Анюта. Груня младших детей постригла, чтобы не было вшей. На печку вылезла бабуся и стала Аню уговаривать:
- Зачем тебе эта гармошка? Всё равно на них никто не умеет играть, а ленты мы завтра на голову тебе пристроим.
Аня успокоилась и у бабуси на коленях заснула. Бабуся сидела на печи вытянув ноги, из-под косынки выбилась прядь седых волос, на руках вздулись синие вены. Лицо покрыто мелкими морщинками, в её карих глазах показалась слеза. Ей бы радоваться, сын пришёл с войны живой, но беспокойство не покидало её. У Мотри муж погиб, осталось четверо детей один другого меньше. Как она устроится на новом месте, кто ей поможет? С этими тяжёлыми думами она прилегла возле Ани и уснула. На следующий день бабуся повязала Аннушке на голову широкую ленту, как венок, а к ней привязала ленты с бубенцами, и Аня, довольная, бегала по двору и звонила своими колокольчиками.
Груне муж привёз очень красивое платье из розового шёлка длиной почти до пола, бисером расшитый лиф и подол. Он знал, что жена носить его не будет, но уж сильно оно ему понравилось. Груня несколько лет шила из него Аннушке нарядные платья.
Немного отдохнув, Алексей пошёл работать на сахарный завод. Везде не хватало мужских рук, ему выделили комнату в бараке, и семья переехала туда. Барак на два подъезда, в каждом - две квартиры: общая прихожая с большой русской печью и на каждую семью по комнате. В ней было два окна, плита и от прежних жильцов остались три кровати, что было кстати. Васю взяли на завод учеником электрика, Груню уборщицей в контору, бабуся - на хозяйстве с детьми.
* * *
Зима 1946 года. Намело много снега, ударили морозы. Голодовка. В заводской столовой варили на всех рабочих суп из жмыха подсолнечника. Этот отвар цедили и выдавали по талонам, на каждого члена семьи - тарелка. Груня с Гришей ежедневно ходили в поле за мёрзлой картошкой, там лежали кагаты не убранной с прошлого года картошки. Можно было осенью раздать колхозникам, они на себе вынесли бы и не голодали. Это считалось вредительством.
В кагатах рылось много людей. Груня с сыном приносили картошку, мыли ее, терли и цедили крахмал. Из крахмала бабуся стряпала оладьи чёрные и вонючие, заливала их молоком и ставила в духовку. Молоко немного убивало запах, и эти оладьи можно было есть.
По соседству жила врачиха, у нее росла дочь. Она часто выходила на улицу с хлебом, намазанным сливочным маслом, а Аня ела свои вонючие оладьи. Аня с завистью смотрела на кусок хлеба, а та просила дать ей оладьи. Они менялись едой, и обе были довольны...
Рядом с бараком стояли частные дома, в одном из них жила девочка Галя, одного возраста с Аней. Они подружились и друг без друга - никуда.
- Галя, пошли на завод за углём! - кричала Аня через забор. - Там вывезли вагонетку.
Из заводской котельной вывозили шлак, и люди, в основном дети, выбирали несгоревшие куски угля. Этим углём отапливали свои квартиры. На улицу выбежала, грохоча ведром, белобрысая курносая девочка с крупными серыми глазами. Иногда по дороге мимо барака автомашины-полуторки везли жмых. Под горку они убавляли скорость, и мальчишки, цепляясь за задний борт, скидывали куски жмыха, и вся ребятня целыми днями жевала, выбирая из шелухи зёрнышки.
Между бараком и частными домами был большой выгон, там дети устраивали игры. Самая любимая игра у них была "Цурки". Чертится квадрат метр на метр, посередине роется лунка, в лунку, под наклоном, ложится цурка (палка длиной 20-25 см, толщиной 2-2,5 см, заострённая с двух концов). Другой палкой, такой же толщины, но длиной 1 метр, бьют по концу цурки, которая лежит в лунке. Цурку нужно бить так, чтобы она улетала как можно дальше. Другой игрок хватает цурку и кидает в квадрат. Попавший сам становится в квадрат и выбивает цурку. С утра и до позднего вечера на выгоне стоял шум и крики, а то случались и драки, но это ненадолго - дети быстро мирились.
Пришла долгожданная весна, побежали ручейки, стала выбиваться травка. В Каменке до революции располагалось поместье Давыдовых. Давным-давно, после русско-польской войны, светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин купил его у одного поляка, и по наследству поместье перешло племяннице Г. А. Потёмкина Екатерине Николаевне. Её сын Василий Львович Давыдов жил здесь с матерью с 1819 года. В 1812 году воевал с французами под началом Багратиона, имел ранения. Полковник в отставке получил много наград, был масоном и состоял в южном обществе декабристов. Вокруг поместья разбит большой парк, который после революции пришёл в запустение, сильно зарос кустарниками, сиренью. Аромат сирени наполнял воздух. Парк превратился в лес, и, как в лесу, было много цветов: подснежники, пролески, ряст. Дети бегали туда за цветами, а когда зацвела белая акация, вся детвора целыми днями сидела на деревьях и объедала сочные сладенькие цветочки.
Проезжая дорога разделяла парк на две части. Неподалеку, утопая в зелени, находился небольшой домик, построенный по проекту Василия Львовича для игры в бильярд.. Там часто собирались декабристы и под видом игры в карты и бильярд решали свои вопросы. С ноября 1820 года по март 1821 года и в ноябре 1822 года проездом в Кишинёв в поместье Давыдовых останавливался А. С. Пушкин.
Пушкину нравились эти живописные места. "Зеленый домик", как называли его гости, стоял на самом берегу Тясмина. Недалеко в реке возвышалась скала, любимое место Пушкина.
В последствии здесь открыли музей А.С. Пушкина и П.И. Чайковского, так как П.И.Чайковский тоже часто посещал поместье в Каменке. Подолгу жил у сестры Александры Ильиничны, которая была замужем за сыном Василия Львовича. Лев Васильевич Давыдов работал управляющим в поместье у старшего брата Николая Васильевича. Самому Василию Львовичу не довелось вернуться в любимую Каменку. Он умер в ссылке в Сибири. Его жена Екатерина Николаевна (племянница Потёмкина) вернулась после смерти мужа в 1855 году и прожила до 93 лет. По проекту Василия Львовича в парке был выстроен красивый грот, а на территории завода, возле конторы у самой быстрой речушки расположилась "мельничка".
После войны в 1946 году между конторой и "мельничкой" находился склад угля, затем уголь вывезли, и Груня по своей инициативе разбила там цветники и клумбы. Вместе со своими детьми посадила ёлочки. Дети с речушки таскали воду и поливали цветы и ёлочки. Благодаря заботам и любви к цветам, Груня превратила угольный склад в райский уголок. В этом же году загорелся сахарный завод - то ли сам загорелся, то ли подожгли. Горел он ночью. До барака доносились крики:
- Выносите сахар из склада! Относите подальше, подальше относите! - командовал кто-то.
Появился сахар во многих домах. В это время Аннушка сильно болела. У неё образовался нарыв на животе, она всё время стонала, плакала. Груня носила её на руках и уговаривала:
- Потерпи немножко, скоро прорвёт.
Сутками грела в мешочках песок и прикладывала к нарыву. В ночь пожара Анна крепко заснула, проспала до утра, потом как закричит:
- Змея, змея, мама, змея!
Груня подскочила к дочери, откинула одеяло, а на животе открылась рана, и из неё вытекал гной. Она села на кровать и заплакала - наконец, опасность миновала. Из-за этой болезни Аня не ходила в школу. В первый класс она пошла в 1947 году. Весной этого года в Каменку приехал большой симфонический оркестр, много артистов, литераторов. Отмечали день смерти А. С. Пушкина. В "мельничке" развешали портреты декабристов, водили туда приезжих туристов. Груню фотографировали на фоне её цветников, пригласили на вечер в ресторан. Аня с подружками украсили большой портрет Пушкина гирляндой из сосновых веток и цветов. Всё это снимали для документального кино.
* * *
Летом Аню отправили в пионерский лагерь. Он находился в 12 км от Каменки в большом сосновом бору. Каждый день детей водили туда на прогулки. Росли там одни большие сосны. Лето стояло жарким, и в лесу сильно пахло хвоей. От этого запаха кружилась голова. Сосны росли высокие, но не стройные, какие-то корявые. Вокруг валялось много шишек, люди собирали их для топлива. Между соснами почти ничего не росло, изредка пробивалась какая-то травка или кустик боярышника, вся земля вокруг сосен засыпана сосновыми иголками. Через несколько дней после приезда у некоторых детей обнаружили чесотку и у Анны тоже, всех их положили в больницу. Ане показали кровать, на которой она будет спать. В палате, напротив её койки, лежал очень толстый мужчина, она присмотрелась и обнаружила, что он пухлый, кожа на ногах полопалась и сочилась жидкость. Аня кинулась к дверям и закричала:
- Выпустите меня, я боюсь!
Но дверь из коридора была закрыта. Она стучала кулаками и непрерывно кричала:
- Выпустите меня, выпустите! - потом потеряла сознание.
Очнулась на этой же кровати, рядом сидела нянечка, а напротив уже никого не было. Может, у него не выдержало сердце, а может, его перенесли в другую палату. К Анне положили ещё двух девочек из её же лагеря. Наступили благодатные дни. В больнице кормили три раза в день и ещё из лагеря приносили сытный обед. Дети наедались до отвала, но и крошки не оставляли в тарелках, так сказывалась на них голодовка. В лагерь они вернулись почти к концу путёвки. После прощального костра детей развозили по домам. В дорогу дали по кусочку хлеба, намазанного сливочным маслом, сверху положили ломтик голландского сыра и дали по две шоколадных конфеты.
Ане хотелось привезти этот бутерброд Саше, но запах сыра так щекотал в носу, что она не выдержала и съела, а конфетки зажала в руке и они превратились в один комочек. Саша посмотрел на него и съел вместе с бумагой.
Со стороны сахарного завода Тясмин был зажат с двух сторон скалами, дети ходили туда купаться, мальчишки прыгали со скалы в воду, но дна никто не доставал. Вода внизу чистая и очень холодная. За частным сектором и бараками протекала неширокая протока, заросшая камышом. Аня с Галей ходили туда стирать одёжки для кукол, в протоке плескались чьи-то утки, и одна из них норовила утащить у них стирку. Аня схватила большую тряпку и ударила её по голове, та закружилась и вытянула ноги. Дети перепугались, но и оставить убитую утку было жалко. Поделить её на двоих нельзя, и решили девочки ещё одну убить. Галя схватила другую утку и скрутила ей голову. Замотали уток в тряпки и с трясущими руками убежали. Их работу в камышах никто не видел. Два дня девочки на улице не появлялись, их задницы были исполосаны так, что спать пришлось на спине, зато борщ был очень вкусный.
- Бежим в парк, там сегодня танцы, - сказала Галя при встрече.
- Чем тебя били? - спросила Аня.
- Не знаю, но было очень больно, никогда воровать не буду, - сказала она.
- И я тоже, - согласилась с ней Аня.
Взялись за руки и побежали в парк. Там уже было много людей. На танцплощадке играла музыка, и танцы были в разгаре. По аллеям прохаживались парочки. Аня взяла Галю под ручку и важно повела её по дорожке, потом расхохотались и побежали к танцплощадке. Постояли, наблюдая за танцующими - скучно. Обнялись и пошли домой. В этом же году Васю забрали в ФЗУ. После училища он уехал на Дальний Восток, и в семью больше не вернулся.
Кроме коровы в хозяйстве появились козы, и дети гоняли их пасти на заводские отстойники. Перед переработкой свеклы на сахар (её мыли в специальной траншее проточной водой), свекла поступала на переработку, а вода в отстойник. Отстойников было несколько, в один вода вливалась, а другие были в запасе и зарастали буйной травой, там и пасли дети коз. Детей собиралось много, они увлекались играми и забывали про коз.
- Анька, твоя коза утонула! - крикнул кто-то.
Когда вода лилась из трубы, в этом месте сбивалось много пены. Коза видела за канавой сочную траву и решила туда перейти, ей в голову не пришло, что пена не земля и что там можно утонуть. Анна, не раздумывая, прыгнула следом за козой и с головой ушла под воду. Пена над головой сомкнулась и стала набиваться в нос, рот и во все дырки, она задыхалась, но руками шарила вокруг и наткнулась на рог козы. Ногами уперлась о дно канавы и стала тянуть козу к себе. Коза упиралась, но Анна изо всех сил её тянула и почувствовала, что её тоже кто-то тянет. Над головой показалось небо, и она втянула в себя воздух.
Мальчишки вытянули её вместе с козой и стали помогать ей очиститься от пены, а коза отфыркалась и побежала к другим козам, вроде ничего и не было. Дома Аня никому ничего не сказала, но родители всё равно узнали - и она получила свое. Бить её, конечно, не били, но ругали сильно.
- Ты же могла утонуть, ты это понимаешь?
- Я об этом не успела подумать, - оправдывалась Аня.
Недалеко в местечке жила далёкая родственница Алексея, одинокая больная женщина. У неё была небольшая, на две комнаты, хатка. Груня часто к ней ходила, носила молочка, помогала, как могла. Эта родственница уговорила Алексея переехать к ней жить, сделав на него завещание. После переезда зарезали корову (она уже была совсем старая) и стали усиленно кормить родственницу. Оказалось, что болезни - от голода! Произошло чудо - она выздоровела и собралась замуж.
Семья Алексея снова осталась без жилья. Их приютила другая дальняя родственница - баба Нина. Жила она возле железной дороги в большой хате на две половины. У бабы Нины не было одной ноги, и ходила она на костылях. Зарабатывала себе на жизнь торговлей. Торговала чужими вещами и искусственными цветами. На еду хватало и на топливо для хаты. Была она добрая женщина, своих детей у неё не было, и детей Алексея полюбила, как своих. Часто их гоняла за какие-нибудь проказы, но по-доброму. Алексею сказала:
- Живите, сколько хотите, и мне веселее с вами.
Анну с Гришей перевели в школу поближе. Рядом, по соседству, жил одноклассник Валик, и они каждый день ходили вместе с ним в школу. Рядом с железной дорогой на насыпи росли какие-то кусты, ветки толстые и высокие. По пути в школу и обратно дети садились на них и качались, как на качелях. В школе сидели за одной партой, и Валик её от всех защищал. Их стали дразнить жених и невеста. Однажды Аню вызвали в учительскую и стали стыдить:
- Как тебе не стыдно всё время водиться с мальчиком! Что в классе нет девочек? - долго ей объясняли о каком-то неприличии, довели до слёз, и из учительской она вышла вся красная.
У дверей ждал Валик. Он взял её портфель, и они пошли домой. Перешли через железную дорогу, покачались на ветках, так Анна и не поняла, за что её ругали, что она сделала такого неприличного. В классе их рассадили по разным партам.
У бабы Нины семья Алексея жила до 1950 года, но заработка Алексея для жизни не хватало, и он решил принять приглашение племянника Ивана - сына Оляны (своей сестры), который его давно звал на шахты в Александрию. Опять сборы и опять переезд, а что собирать - два мешка вещей и несколько коробок. Вечером, перед отъездом, Гриша позвал Анну:
- Выйди на улицу, тебя Валик зовёт.
Он пришёл проститься. Худенький черноволосый мальчик стоял у стены и ковырял глину, по его щекам текли слёзы.
- Вы насовсем уезжаете? - спросил он.
- Не знаю, наверное, - ответила Анна.
Так навсегда расстались "жених и невеста", писем не писали и по жизни пошли каждый своей дорогой.
На шахте Алексей работал на поверхности, заготавливал креп для штреков. Жили сначала в коморке у Ивана, а когда Ивану дали квартиру, семья Алексея заняла его комнату, опять в бараке. Комната большая, и для обогрева необходимо было много топлива. За работу платили немного, всего 300 рублей, а кормить нужно 6 человек. У Груни часто болела спина, и работала она мало. После каждой получки она покупала десять - пятнадцать килограмм солёной трески, макароны, немного овощей, бутылку подсолнечного масла и кусок тонкого сала мужу на работу. Сало он съедал, а шкурку приносил домой, которую Саша с Аней делили и с наслаждением жевали. Каждый день Груня вечером замачивала одну рыбину в воде, а утром её жарила, варила борщ или суп, иногда отваривала вермишель и жарила на подсолнечном масле. Ежедневный пищевой рацион был очень скудный. Никаких деликатесов они не видели, одевались с барахолки.
Часто Анна носила отцу обед, а он давал ей чурку сухих дров для растопки угля. Шла она через небольшой базарчик, где бабки торговали семечками и другой мелочью. Одна бабка постоянно приставала к Анне:
- Продай чурочку, я тебе три рубля дам.
Аня соблазнилась и продала. "Откуда отец узнает?" - решила она. Купила много конфет - подушечек и ела их, ела, уже тошнить стало, а они не кончаются. Ходила до самого вечера и решила их спрятать для Саши. В коридоре засунула кулёк за ящик и зашла в комнату, отец уже был дома.
- Дочка, а где же та чурочка, что я тебе дал в обед? - спросил он, вынимая из ведра мокрую сложенную в несколько раз верёвку. Взял Анну за руку и, размахнувшись, хотел ударить, а Сашка, прошмыгнув между Анной и ним, помешал, и так несколько раз. Тогда он выпорол обоих - Сашку и Аньку.
* * *
Все послевоенные годы у семьи Алексея постоянной квартиры не было, и они переезжали с одной на другую. Какое-то время занимали две комнаты в бараке возле ТЭЦ-2. Раньше там был лагерь для заключённых, которые строили ТЭЦ и брикетную фабрику. После строительства заключённых вывезли, территорию разгородили, и люди самовольно захватили бараки и обустроили себе квартиры.
В этой квартире начались юношеские годы Анны. Здесь она ходила в школу, гуляла с подругами, бегала с братом на танцы. Родители сильно любили Анну и баловали её. По дому она почти ничего не делала, крутилась перед зеркалом и любовалась собой. Из худенькой остриженной девочки Анна превратилась в красивую, стройную девушку с толстой косой, пышной грудью. На румяном лице под тонкими чёрными бровями излучали свет голубые глаза. Многие мальчишки обращали на неё внимание, и Анна стала с ними кокетничать.
К брату Грише ходили друзья, и один из них - Юра влюбился в Анну. Носил ей шоколадные конфеты. Где брал деньги на них, он же ещё не работал? Потом оказалось, воровал у людей из карманов. Рос без отца, предоставлен сам себе. Внимание Юры ей нравилось. Это было ново и привлекательно. Однажды Юра назначил Анне свидание, она согласилась, но не пошла, а с подружкой Тамарой наблюдала со стороны. На второй раз тоже самое. Юра взбесился, он понял, что Аня с ним играет. Как-то Аня с Тамарой ходили в посёлок Победа за рекой и возвращались через кукурузное поле. Из зарослей вышел Юра.
- Что, решила надо мной посмеяться? - сказал он и залепил ей пощечину. Первый урок. "Шутки шути, но знай меру"- подумала она краснея.
Вскоре его судили за воровство, и Анна больше его не видела.
Училась Аня в седьмом классе, хотя ей уже было 16 лет, в классе она была самая старшая. Училась хорошо. Была секретарём комсомольской организации школы, занималась в самодеятельности при местном клубе. Отец и мать наделили дочь по наследству чудесным голосом. Анна пела сама и в хоре, играла в спектаклях. Гриша в оркестре играл на мандолине, а Аня под оркестр пела.
Все думали, что она пойдёт в артистки. В клубе ставили спектакль "Наталка-Полтавка", и Анна в нём должна играть Наталку. В кружке появился новый участник, парень из ПТУ, и ему предложили играть Петра. Звали его тоже Петром. После репетиции он всё время провожал Анну и Тамару домой. Немного постояв, девчата убегали. Пётр был невысокого роста, русые волосы зачёсаны гладко назад, и его жгуче-чёрные глаза излучали какой-то блеск. Ходил он в форме ПТУ, а иногда одевал модный тогда белый костюм и был в нем неотразим. Подруги не знали, кто из них ему нравится. Ане он понравился сразу, но она видела, что и Тамара к нему не безразлична. Однажды Пётр задержал Анну, и с тех пор они стали встречаться.
Груня заметила перемену в поведении дочери:
- У тебя появился парень? Приведи его к нам, я должна с ним познакомиться.
На следующий день Пётр пришёл к ним домой. Груня стала его расспрашивать:
- Ты откуда сам будешь? Кто твои родители?
- Фамилия моя Тищенко, отец Василий, мама Марина. Живёт мама с сестрой в селе Жаботино, отец погиб на фронте, - рассказал Петя.
Груня растерялась. Сама она родилась в селе Телепино, и там у неё была подруга Марина, которую выдали замуж в Жаботино за какого-то Василия, но фамилию его она не помнила. "Не сын ли это подруги?" - подумала она. Груню посватал Алексей из Вербивки, а Марину отдали в Жаботино за Василия.
Груня рассказала детям о своём предположении и попросила Петра разузнать всё у матери. Теперь Петя часто приходил к Ане домой, Груня к нему сильно привязалась, готовая хоть сейчас их поженить. Анне это не нравилось, и она часто бунтовала. Петя закончил ПТУ и уехал на отработку в Ново-Волынск. Аню он полюбил и трепетно к ней относился, не нахальничал. Часто писал письма. У подруги Тамары был старший брат, наглый парень, часто к Анне приставал. Она его отшивала, и он однажды выпалил в сердцах:
- Что ты из себя недотрогу корчишь, Петька тебя давно оприходовал, он сам нам сказал!
Анну, как кипятком обдало, она кинулась к подруге и заплакала.
- Не было этого, никогда не было. Не мог он так сказать, - говорила она плача. - Когда он такое говорил?
- Мы с ребятами над Петькой смеялись, что он тебя не трогал, - стал рассказывать Николай. - А он сказал, что уже.
Анна ушла домой с разбитым сердцем, внутри всё перевернулось. "Как он мог так сказать? Опозорить меня перед всеми", - думала она. Ей казалось, что на неё все смотрят и смеются. Она села за стол и написала ему письмо, всё высказала и просила больше не писать. В скорости пришёл ответ, Анна взяла и бросила в печку, не читая. Все следующие письма отправлялись туда же. Груня не могла понять, что случилось с дочерью. На все вопросы та отвечала, что разлюбила, а может, никогда и не любила.
Прошло немного времени. Анна стояла в комнате у окна и увидела, что к ним идёт Петя. У неё ноги подкосились, и она села, сердце оборвалось, в глазах потемнело. Она не знала, что ей делать, как себя вести. В дверь постучали, но она не могла ничего сказать. Петя открыл дверь, зашёл и остановился у дверей. Он был такой же красивый, его чёрные глаза притягивали к себе. Анне хотелось броситься к нему на шею и обо всём забыть.
- Зачем приехал? - не своим голосом спросила она. - Ещё раз посмеяться? Понравилось?
- Прости меня, Аня. Я дурак, не думал, что так повернётся. Брякнул, чтобы отстали, а получилось подло. Я всё исправлю, скажу Николаю и другим, что я подлец и всё наврал.
- Никуда не нужно ходить. Ничего не нужно доказывать, главное, что ты сам понял непорядочность своего поступка.
- Аня, я люблю тебя, и мне без тебя плохо. Меня забирают в армию, сейчас еду домой, а оттуда в армию и если ты меня не простишь, я не знаю, как мне с этим жить.
Анна подошла к Петру, и они обнялись. Он целовал её и всё повторял:
- Прости меня, я - дурак.
- Успокойся. Я всё уже забыла, главное, что ты понял.
На второй день Анна пошла провожать Петю на поезд. Долго стояли на перроне, клялись в вечной любви. Он на ходу заскочил в последний вагон и долго махал рукой. Больше они никогда не виделись.
* * *
В 1944 году семья Мотри переехала в село Арсеновка на Кировоградщине к сестре Оляне. Оляна у бабуси и деда была самая старшая дочь. Служила у жены Давыдова в горничных. Так уж получилось, но она забеременела от какого-то офицера и родила дочь. Соломия - так звали бабусю, тоже родила ребёнка. Дед Дорофей часто шутя говорил дочке:
- Оставляй своё чадо матери, пусть двоих нянчит, если не научила уму-разуму, а сама иди гуляй, что теперь дома сидеть.
Оляна славилась своей красотой. Стройная, с толстой длинной косой и, как все в роду Дорофея, красиво пела. Один из двух маленьких детей заболел корью, и оба ребёнка умерли. В своём селе Оляну, несмотря на её красоту, никто не брал - покрытка. Пришлось ей выйти замуж за вдовца с тремя детьми в далёкое село Арсеновка на Кировоградщине.
Дорофей был человек с юмором, но и достаточно жестокий. По соседству с ним жила одинокая бабка, каждый вечер приходила к ним и долго с дедом беседовала. О чём-то они говорили, спорили, ругались, разбегались, потом мирились, и всё начиналось сначала. С другой деревни дед посватал бабку, и она переехала к нему жить.
Хата и сад пришли в запустение, и всё заросло буйной травой. Дорофей часто там пас свою корову. Иногда бабка навещала свою хатку и возмущалась, что кто-то выпасает там траву. После очередного посещения бабки Дорофей опять загнал корову в сад. Груня работала во дворе и видела, как свёкор быстро гнал корову обратно во двор, а от соседской хаты валил дым. Не успела она что-то подумать, как хата загорелась и сгорела дотла. Дорофей сжёг хату, чтобы бабка не ходила и не возмущалась. Жена и невестка знали его крутой нрав, и всё время были начеку. Если они подали ему горячий борщ, то сразу убегали, иначе тарелка летела следом за ними.
По приезду в Арсеновку Мотря поселилась в пустой хате под горой. Работать она стала в колхозе, дети пошли в школу. После войны Мотря получила похоронку, что муж погиб в первые дни войны. Оляна помогала Мотре. Сестра держала корову, свиней, и в огороде всё росло, как на дрожжах, а Мотре не везло - поросята умирали, а если и жили, то какие-то хилые. Огород постный и ничего не родил. Так она, бедная, и перебивалась, работала с утра до ночи, ночами шила детям одёжки, время шло, дети росли в нищете, и никто не знал, когда же к ним придёт достаток.
Алексей уже жил в Александрии, и бабуся иногда ездила к дочерям в гости. Расстояние небольшое сорок - сорок пять киллометров. С ней часто увязывалась и Анна. В пятидесятых годах автобусов не было, и добирались на попутных машинах. Ехали до небольшого районного центра Глинска, а дальше три киллометра пешком.
Кировоградщина находилась на средне-русской возвышенности, и сёла располагались в низинах. Аня с бабусей шли через весь Глинск, поднимаясь в гору. На вершине садились передохнуть. Отсюда открывался красивый вид.
Село лежало, как на ладони. Две большие улицы шли параллельно, а третья, далеко за селом, на пригорке. В центре стоял памятник, рядом магазин. За околицей - небольшое кладбище, с другой стороны - пруд, обсаженный большими плакучими ивами. Село утопало в садах.
Хата Оляны находилась в центре села, напротив памятника, а дом Мотри под самой горой, в ложбине. На склоне горы был разбит виноградник, но его забросили, и кусты зачахли. Дальше простирался большой колхозный сад, тоже пришедший в запустение. Иногда Анна сама приезжала в село на целое лето.
Самая старшая дочь Мотри Галя уже работала в городе. Ваня помогал матери в колхозе, а малышня дома на хозяйстве. Груня не хотела отпускать Анну в село.
- Там своим есть нечего, да ты ещё приедешь, - говорила она.
- Пусть приезжает, где четверо, там и пятому найдётся ложка борща, - успокаивала Мотря Груню.
Аня и Шура одногодки, Шура старше Ани на шесть дней и этим гордилась. Они часто пасли стадо тёти Оляны, отбывали очередь. Ане нравилась эта работа. Коровы паслись, а дети придумывали себе игры. Аня мечтала стать певицей и во всё горло пела перед коровами, а Шура хотела быть врачом. Аня бегала по колючкам, набивала колючек в ноги, а Шура оказывала первую медицинскую помощь, вытаскивая колючки, в этот момент Аня блаженно засыпала.
У Оляны, кроме троих детей мужа, родились и свои двое: сын Иван и дочь Галина. Иван жил в городе и работал в шахте, у него был сын Николай. Галина жила с матерью и родила ей трое внуков: Надю, Гришу и Катю. Отец их бросил, и они жили с бабушкой. Оляна была находчивая женщина и занималась спекуляцией. Ездила в большие города, покупала платки и другие дефицитные вещи и продавала в сёлах, получая неплохую прибыль. Построила в Александрии дом внуку и внучке Наде.
У Мотри и Алексея был совсем другой характер, они не могли так выкручиваться, как Оляна. Алексей переступит, но не поднимет, поэтому они и жили хуже Оляны. Она помогала Мотре чем могла. Часто давала кувшинчик кислого молока, но сметанку снимала. Давала и кусок сала, но прошлогоднего. Во всех отношениях была предприимчивая баба. Анну приглашала к себе на лето жить.
- Живи у нас, - говорила она. - У меня и молочко, и сало, ты же и моя племянница.
Но Анне нравилось жить у тёти Мотри: хоть голодно, но интересно. Каждый день Мотря варила постный борщ с фасолью. Заправляла подсолнечным маслом. Для Анны это было объедение. Она ела его и не могла наесться, такой он был вкусный. Каждое воскресенье Аня с Шурой несли в Глинск на базар десяток яиц (за неделю собиралось только десяток), продавали и покупали четок подсолнечного масла, это на целую неделю для борща. А по приходу с базара все мазали по кусочку хлеба, посыпали солью и с аппетитом съедали этот деликатес.
Целыми днями дети бегали и что-нибудь жевали, а вечером засыпали и спали, как убитые. Аня с Шурой спали на полу, подстилали сена под рядно и спали. Ночью Анну разбудил какой-то шорох под полатями, она перепугалась и стала будить Шуру.
- Шура, Шура, проснись! Под полатями что-то шевелится!
Шура спала на спине, в окно светила полная луна, и она лежала бледная, как смерть. Аня пришла в ужас и, разбудив Шуру, села на постели ни жива ни мертва.
- Что случилось? - с перепугу спросила она.
- Там что-то шевелится, - показав в сторону полатей рукой, сказала Анна. Шура вначале перепугалась тоже.
"Что же это могло быть?" - подумала она.
- Да это же наседка! - вспомнила Шура, и обе рассмеялись.
- Вы почему не спите? - послышалось с печи. - Шумите среди ночи.
У девчат сон прошёл.
- Пошли в сад по яблоки, - предложила Аня.
Яблоки были ещё зелёные, но крупные. Тётя Мотря пекла их в чугунке, и они были вполне съедобные. Подвязали рубашки платками и тихонько вышли во двор. На улице было светло, как днём. Холодная роса обжигала ноги, и они осторожно пошли в сад. Шура вылезла на дерево, рвала яблоки и клала их за пазуху. Аня наклоняла ветки и срывала яблоки с земли. Набрали их столько, что еле донесли домой.
Тётя Мотря увидела яблоки и стала возмущаться.
- Что, нельзя пойти днём? - говорила она. - Этот сад никто не охраняет. В колхозе уже молодой плодоносит.
* * *
1954 год. Гриша ушёл в армию. Анна окончила 7 классов, поступила в агромелиоративный техникум, но учиться ей не пришлось.
Н.С. Хрущёв решил распахать на Алтае и в Казахстане целину. По зову партии молодёжь рванула осваивать новые земли. Объявили переселение. Груня стала уговаривать мужа поехать тоже.
- В 1936 году мы тоже боялись ехать в Западную Украину. А разве нам там было плохо? Сколько у нас было скотины, жили так хорошо. Война всё испортила, до сих пор не можем оправиться. Ничего у нас нет: ни своей хаты, ни скотины, ни одеться, ни обуться. Дочь взрослая, а одеваем её с барахолки в обноски, - доказывала Груня мужу. - Хрущёв обещает и жильё, и корову, поросёнка. Давай ещё рискнём.
Убедила жена мужа, и он согласился. Оформление и сборы были недолгими. Бабусю увезли к дочкам в Арсеновку - не захотела она умирать в чужой земле. Анне оставаться на учёбу не было смысла: ни жилья, ни средств для учёбы не было, и она тоже решила ехать с родителями, а там что будет. Ехали они в товарном поезде, по две семьи в вагоне. Груня сагитировала ещё и соседей - три семьи.
Привезли их в г. Уральск Западно-Казахстанской обл. Распределили по сёлам, все четыре семьи поехали в село Барановка Чапаевского р-на. В этих местах воевал Чапаев в гражданскую войну. В центре Чапаевска находится его могила, на ней памятник со звездой, огороженный простой металлической оградкой, но старожилы говорят, что его в могиле нет. Чапаев утонул и его не нашли.
Село располагалось в трёх километрах от реки Урал и столько же до грейдерной дороги. Грейдерная дорога - это насыпная земляная, укатанная дорога. Хаты в селе глинобитные с плоскими крышами, тоже обмазанные глиной, ни заборов, ни огородов. Сараи для скотины были под одной крышей с хатой. Село, всего одна улица, вокруг степь и кусты перекати-поля, гоняемые ветром. В селе жили несколько семей русских, а остальные казахи. Среди русских жили, в основном, старики, молодёжь уезжала в город, и много домов пустовало.
Семья Алексея заняла дом рядом с колхозной конторой. Дом небольшой на две половины. Переселенцы стали обживаться, обещанное Хрущёвым всё дали. Алексей привёз из свинарника упитанного поросёнка, довольно большого, комбикорм. Ехали телегой мимо курятника и завхоз разрешил взять несколько штук курей. Из степи пригнали с десяток стельных тёлок. Алексей и Груня из переселенцев были старше всех, и когда выбирали тёлок, то молодые похватали себе тёлок покрупнее, а Алексей подошёл к небольшой спокойной, как и сам, тёлочке, накинул на рога верёвку и сказал:
- Пойдём, родная, домой, будешь у нас жить.
Она чем-то напоминала бывшую корову, такие же ровные рога и такого же коричневого цвета. Тёлка покорно пошла за своим хозяином. Груня, увидев коровёнку, взбунтовалась:
- Кого ты привёл, поменьше там не было? Какая из неё будет корова?
- Не ругайся, неизвестно из какой тёлки будет хорошая корова, из большой или из маленькой.
В составе переселенцев ехал один парень, и на остановках часто приходилось с ним встречаться. Он поглядывал на Анну, но Анна на него ноль внимания. После распределения он попал в Чапаевск, через несколько недель он решил проведать Анну и приехал. Его приняли, как старого знакомого, но увидев безразличное отношение к нему Анны, собрался уезжать. Анна пошла его проводить до грейдера. Вышли за околицу и пошли дорожкой к грейдеру. Навстречу им шёл молодой парень и во всю мощь пел песню, подойдя поближе, замолчал. В чёрном костюме из-под пиджака выглядывала расстёгнутая белая рубашка. Чёрные волосы кольцами спадали на лоб.
Из-под лба сердито смотрели черные глаза. Он сверху вниз смерил обоих взглядом и пошёл в село, а Анна с парнем к грейдеру. Машины ездили там редко, и Анна, оставив его у дороги, вернулась назад. Алексей огораживал двор. Он не мог жить в доме, который стоит в степи, обдуваемый всеми ветрами. Первым делом Алексей съездил в лес, напилил столбов, жердей и стал мастерить забор. Подходя к дому, Анна заметила, что отцу помогает парень, которого они встретили на дороге.
- Что делает этот парень здесь? - спросила она у матери.