Шатковская Галина Алексеевна : другие произведения.

Рассказы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказы

  Рыбацкие зарисовки
  Рыбачить зимой я ещё не решалась, но иногда, прогуливаясь по берегу реки, заходила на лёд и наблюдала за рыбалкой. В выходные в затоне собиралось много рыбаков. Некоторые сидели под палатками, другие ходили от одной лунки до другой. Несколько человек собралось возле баржи и наблюдали, как рыбак таскал окуньков, размером с ладошку. Бия покрылась белым снежным покрывалом. От косы на другой берег тянулась чуть заметная тропинка, протоптанная смелыми рыбаками. Весь затон был заставлен баржами и катерами. Портальные краны стояли на приколе, и только один черпал гравий, загружая вагоны. На левой стороне реки, у самого берега, сидело несколько рыбаков. Там иногда ловилась плотва.
  - Алексеевна, давай начинай рыбачить! - произнёс Александр Петрович, с которым я была знакома с лета.
  - Для зимней рыбалки я ещё не созрела. Да и рыбы не вижу. Кроме ершей, ничего у вас не ловится.
  - Это не важно, главное - сам процесс. Я могу продать тебе свой бур.
  - А ты чем бурить будешь?
  - У меня ещё один есть, на день рождения подарили. Старый тоже ещё хорош, но куда мне два? Приходи завтра часиков к семи, пойдём на тот берег ловить крупных окуней. Пора тебе учиться зимней рыбалке.
  - Договорились. Но у меня нет удочки, да и опыта тоже.
  - Я тебе приготовлю свою и научу, - пообещал Александр Петрович.
  На следующее утро я пошла на условленное место. Ещё издалека увидела одинокую фигуру, чернеющую на белом снегу. Это был шестидесятилетний толстячок с рюкзаком на спине, в руках он держал сложенный бур.
  - Я думал, ты не придёшь, - сказал он.
  - Раз пообещала, значит, приду.
  В затоне рыбаки уже бурили лунки. Мы, обогнув косу, двинулись по уже протоптанной тропинке на тот берег. У меня от страха дрожали коленки, а Петрович уверенно шагал по неокрепшему льду. У самого берега сидели несколько рыбаков и, пригнувшись к лункам, быстро манипулировали маленькой удочкой, ручка которой вмещалась в ладошке. Александр Петрович отошёл на несколько метров от кучки рыбаков, осмотрел вокруг себя место и сапогами разгреб снег. Расчистив таким образом небольшой участок, просверлил лунку.
  - Садись здесь, а я пробурю себе подальше от тебя, - сказал он.
  Я поставила свой стульчик, на котором рыбачила летом и стала ждать следующих указаний. Он вынул из рюкзака удочку, насадил мотыля и показал, как нужно удить. Наблюдения за рыбаками не прошли даром. Как только мормышка коснулась дна, кивок выпрямился, и я осторожно стала поднимать удочку, махая ею вверх-вниз. Я так увлеклась, что не заметила, как подошёл ко мне Петрович.
  - У тебя хорошо получается, так и продолжай, - похвалил он.
  Через несколько минут кивок изогнулся, и я почувствовала тяжесть на леске. От неожиданности дёрнула, и рыба, ударившись внизу об лёд, оборвала мормышку и ушла.
  - Первый блин комом. Я это предусмотрел и взял несколько удочек, так как на морозе вязать крючки не будешь. Работай удочкой не спеша, без рывков. Как только почувствуешь рыбу на крючке, подводи её к лунке и только тогда её вытаскивай. Опыт приходит не сразу, - стал разъяснять Александр Петрович.
  - Жалко рыбку, видно, большая была.
  - Ещё поймаешь! Значит, клёв есть, - отходя к своей лунке, сказал он.
  Прошло немного времени, кивок опять изогнулся. Я осторожно подсекла и стала подводить рыбину к лунке. Из воды показалась голова крупного окуня.
  - Есть! - обрадовалась я, снимая с крючка увесистого окуня.
  - Ну вот, начало есть, граммов на триста потянет, - определил Петрович.
  Насадив мотыля, снова опустила крючок в лунку, предварительно протерев леску ото льда. Окунь клевал не часто, но ловился крупный - триста-четыреста граммов.
  Пошёл снег, и поднялся небольшой ветерок, клёв прекратился. Подошёл Петрович и объявил:
  - Больше клевать не будет. Окунь любит ясную погоду.
  - Для меня этого достаточно. На такой улов я и не рассчитывала.
  У Александра Петровича окуней было больше десятка, а у меня восемь штук. Сложив улов и стульчик в рюкзак, пошла следом за ним по той же дорожке, уже смелее. Перейдя реку, вздохнула с облегчением.
  - Завтра поеду в рыбацкий магазин, куплю всё необходимое и буду тоже ходить на зимнюю рыбалку.
  Закупив необходимые снасти, стала готовить удочки к рыбалке. В начале зимы бурить лунки надобности не было. Лунки очищались от тонкого льда охотничьим ножом, и я садилась на вчерашнюю лунку, кем-то пробуренную. Доставала из внутреннего кармана пуховика коробочку из-под спичек и, насадив мотыля, начинала работать удочкой. Клевало хорошо, но это были ерши с палец длиной. Теперь я ежедневно шла по протоптанной дорожке вдоль Бии, не обращая внимания ни на какую погоду, и садилась на готовую лунку. Иногда рыбаки сверлили мне её, но наглеть не хотелось, и я купила у Александра Петровича бур. Некоторые рыбаки переходили на левую сторону реки, ловили крупных окуней и небольших чебаков, но я боялась провалиться и ловила в затоне. Под баржами тоже ловился окунь, но почему-то мелкий, с ладошку.
  Однажды вышла из дому затемно, начиналась метель, вокруг кружились крупные снежинки и под ногами мела позёмка. Мне нравилась любая погода: то ли мороз, то ли буран, в каждой из них была своя прелесть. Зима есть зима: главное - одеться по сезону. В затоне уже шевелились рыбаки, и лучшие места были заняты. Решила далеко не ходить и уселась недалеко от берега у самой кромки льда.
  Небо светлело, но буран усиливался, и некоторые рыбаки залезли под палатки. Я себе тоже сварганила колпак из толстого полиэтилена. Засверлила рядом со стульчиком бур и на него вешала колпак. По краю палатки я пришила тряпку из старой простыни, и она, намокнув, примерзала ко льду, не давая ветру пробираться внутрь.
  Некоторое время кивок "молчал", а затем резко изогнулся и потянул в сторону. "О, что-то есть!" - подумала я и, схватив леску руками, стала аккуратно поднимать её вверх. Из лунки показалась голова небольшого подлещика. И тут пошёл жёр. Я не успевала насаживать мотыля и вынимать очередную рыбину. Клёв прекратился так же неожиданно, как и начался. По рассказам рыбаков такой клёв был и вечером, но я на рыбалку ходила только утром. У меня ветром сорвало палатку и унесло далеко под баржу, и один рыбак принёс её на второй день. В тот день хороший клёв был у всех рыбаков, и ловился только небольшой подлещик. Ещё один раз мне удалось половить подлещиков среди дня по последнему льду. Выходной день, и рыбаков на льду было много. Бур я из дома не взяла, надеясь пробурить лунку чужим.
  - Садись у косы на мою лунку, она даже подкормлена, но пока рыбы там нет, - порекомендовал мне один из рыбаков.
  - На тебе боже, что мне негоже, - пошутила я, усаживаясь возле лунки.
  Только опустила мормышку в лунку, сразу последовала поклёвка, и на льду затрепыхался подлещик. В этот день я поймала больше десятка подлещиков, и клёв так же резко прекратился. На левой стороне Бии рыбаки ловили больших окуней у самого берега. Удивительно, как они пробирались до насадки, если там глубина была не более двадцати - двадцати пяти сантиметров. В следующий раз решила и я сесть у самого берега, но здесь в затоне. Метрах в трёх от меня блестела чистая вода, так как на берегу постоянно бежали ручейки, вытекающие из-под земли, и она не замерзала.
  Был солнечный день, интуиция меня не подвела, и я унесла домой шесть крупных окуней.
  Мне бы промолчать, но я поделилась с рыбаками своей удачей. Идя домой, подумала: "Завтра место будет занято." Так и вышло: у кромки воды стояла красивая, заводская палатка с окошками, а в ней Сергей - вертолётчик.
  Среди рыбаков было несколько Сергеев, и каждый имел свою кличку. Эта палатка стояла там до конца рыбалки, и никто не знал, ловится там что-нибудь или нет.
  На зимнюю рыбалку я ходила несколько лет, а затем продала бур и снасти отдала соседу. По первому льду рыбачить легко, а при толщине льда до семидесяти сантиметров в семьдесят лет сверлить лунки тяжело, и я отказалась от такого удовольствия, но к рыбакам ходила часто, и они с радостью делились своими успехами.
  
  Шолохов на реке Урал
  
  Наверное, все любят природу, но кто любит весну, кто лето, а для меня все времена года прекрасны: и летняя жара, и зимняя вьюга. Люблю читать книги про зверей, их повадки.
  Люблю слушать всякие рыбацкие басни, а охоту не люблю, потому что там убивают зверей Рыбаки тоже лишают жизни рыбу, но она без кислорода засыпает, и это, вроде, безболезненно. В пятидесятых годах я жила в Казахстане, там вышла замуж. И хотя в дальнейшем мы с мужем жили на Украине, часто ездили в отпуск в Казахстан к родственникам мужа.
  Однажды я услышала рассказ двоюродного брата мужа, который старше его на двадцать лет, о писателе Михаиле Шолохове. Оказывается: во время войны его семью эвакуировали в Казахстан, и она жила в пос. Дарьинск, в тридцати километрах от Уральска. Когда после войны Шолохов приехал к семье, ему так понравилась природа по реке Урал, что он часто стал сюда приезжать.
  На левом берегу Урала, в шестидесяти километрах от города Чапаевск есть живописное место - Британский яр. Там стоял "Домик Шолохова" - небольшой, с зелёной крышей и пятью светлыми окнами, окружённый тополями и карагачём. В нём отдыхал и работал писатель.
  Для Михаила Шолохова охота и рыбалка были любимым отдыхом. Общение с природой, встречи с интересными людьми, разговоры в непринуждённой обстановке обогащали писателя, дарили ему незабываемые впечатления. Его жена, Мария Петровна, не отставала от мужа. Она не хуже него стреляла и ловила сазанов до десяти килограммов весом.
  Урал издавна славился рыбным богатством. Здесь ловился жерех, сазан, судак, щука, лещ, а ещё осётр больших размеров, севрюга, шип и даже белуга. В основном рыбу ловили рыболовные колхозы, но без рыбы не уходили и одинокие рыбаки. Рыба водилась не только в реке, но и в озёрах, старицах.
  - Я в шестидесятые годы работал в рыбколхозе. Ловили рыбу сетями, - рассказывал дядя Саша. - Сети поставили с вечера, на берегу переночевали, а утром решили бредешком поймать рыбки на уху. Только затянули бредень в небольшом заливчике, как вдали показалась легковушка. Из неё выскакивает мужик и кричит:
  - Подождите, подождите, не тяните!
  - Кто это? - недоумевали рыбаки.
  - Теперь тяните, - подбежав, сказал мужик.
  Из всей бригады только двое знали Шолохова - я да Ефим Потапов.
  - Михаил Александрович, здравствуйте! Вы откуда к нам? - из воды произнёс Ефим.
  - Да вот, приехал отдохнуть, порыбачить, - раздеваясь, ответил он.
  Из "Волги" вышла его жена Мария Петровна, неся большую сумку. Следом шофёр нёс сетку с бутылками. Возле костра они расстелили клеёнку и разложили кульки с припасами.
  Шолохов зашёл в воду и стал в ряд с рыбаками. Ефим подал команду, и бредень погрузился в воду. Заливчик был неглубокий, и рыбаки обошлись без лодки.
  - Сашка, тяни по дну, вся рыба уйдёт! - закричал Ефим. Шолохов от одного края бредня перебегал к другому, помогая тянуть, но только мешал, путался под ногами - и вот бредень на берегу. Рыбы оказалось не очень много, но какая? Десятка два плотвы, два небольших сазана, один судак и, сантиметров шестьдесят, осётр.
  - Вот это удача! - обрадовался Ефим. - Это в честь дорогого гостя. Такой трофей бывает очень редко. Уха будет на славу, двойная!
  Вода в казане уже кипела, и плотва, очищенная от кишок, в марлевом мешке отправилась вариться. Два рыбака чистили рыбу, а остальные уселись вокруг "стола" и травили байки. Вспоминали всё: кто сколько ловил, в каких местах, вспомнили и охоту.
  - Помню один случай на охоте, - стал рассказывать Ефим. - Охотились на гусей, охота удалась. Уже два гуся лежали в рюкзаке, и я решил подкрепиться. Только открыл термос, как из балки вылетели три гуся. Я схватил ружьё, прицелился и выстрелил. Один камнем упал в воду, недалеко от берега. Шмель кинулся в реку и стал кружиться, ища гуся. Я тоже подбежал, и сколько не всматривался, нигде птицы не было. До сих пор не знаю, куда девался гусь?
  - Его утащила большая рыба. Так бывает, - разъяснил писатель.
  От костра запахло лавровым листом, укропом и петрушкой, значит, уха готова. Мария Петровна принесла из машины несколько глубоких мисок, ложки и стаканы. Шолохов откупорил бутылку "Столичной" и разлил по стаканам.
  - Давайте выпьем за встречу! - произнёс тост Ефим. - Когда ещё придётся так посидеть. - Наш Урал не хуже вашего Дона, разве только поуже и помельче, а рыбы здесь поболее, чем у вас. Зато весной, как разольётся, так километров на десять шириной.
  - Да-а, я помню такие случаи, - согласился Шолохов. - Урал красивая река и быстрая, но Дон для меня роднее. Это моё детство, юность.
  Выпили за встречу, потом ещё и ещё. Развязались языки, и рыбаки заговорили, беребивая друг друга.
  Молодые рыбаки, знавшие писателя только по "Тихому Дону", стали знакомиться, рассказывать о себе. Шолохов со всеми обнимался, выслушивал каждого, давал советы.
  Мария Петровна стакан у мужа не отбирала, знала, что он лишнего не выпьет, в разговор не вмешивалась. Солнце уже давно спряталось за лесом, а возле костра ещё долго слышался разговор. Обсуждали политику, ругали правительство. Потом компания расползлась: кто уснул здесь же, кто отполз подальше. Шмель растянулся у ног хозяина и повизгивал во сне. Мария Петровна улеглась на заднем сиденье "Волги", а шофёр похрапывал на своём шофёрском, только трое сидели у костра: дядя Саша, Ефим и Шолохов. Говорили обо всём: нужно ли было поднимать целину. В 1958 году выдался небывалый урожай, и впервые применили раздельную уборку, много пшеницы проросло в валках. Остальная сгнила на токах из-за нехватки транспорта и элеваторов.
  Затронули все стороны экономики. Шолохов со многим соглашался, а о многом спорил - так они просидели до самого утра. С восходом солнца на берегу зашевелились. Одни умывались, другие доедали уху. Шофёр проверил машину и объявил, что можно ехать. Мария Петровна собрала, помыла и уложила посуду в багажник - до следующего раза.
  Прощались с Шолоховым, как с самым близким человеком, приглашая приехать ещё. Уже давно машина скрылась в ковылях, а рыбаки всё стояли и рассуждали об этом событии. Потом вспомнили, что у них в реке стоят сети, и быстро спустили лодки в воду.
  
  
  
  
  
   Путешествие в прошлое
  
  Прошло почти шестьдесят лет с того времени, как мы уехали из Каменки. Послевоенные годы, голодовка, но меня, как магнитом, тянуло туда, на малую родину родителей. Иногда мама или отец рассказывали о своей молодости. Жили они до войны в селе Вербивка возле местечка Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии. Вербивка была экономией Николая - сына Василия Львовича Давыдова, декабриста, масона. Мои предки были подданные помещиков Давыдовых. Я всю жизнь задавалась вопросом: откуда в центральной Украине взялась фамилия "Шатковский" и только во время освоения Интернета смогла немного открыть завесу.
  Ещё в шестнадцатом столетии эти места являлись польским владычеством. Привилегия на основание еврейского поселения дарована была Каменке польским королём Августом III. Во всех окрестных сёлах возле Каменки были имения поляков. В сёлах жили украинцы, евреи и поляки. Значит, Шатковские - это поляки-евреи.
  В 2005 году я приехала к дочери Марине и зятю Андрею погостить в город Кременчуг и уговорила свозить меня в Каменку. С замиранием сердца я смотрела на окружающий дорогу ландшафт. Окрестности Каменки, как и много лет назад, ничего особенного из себя не представляли. Поля пшеницы, ржи и зелёная ботва свеклы. Невысокие холмы и яры, заросшие дубовыми рощами.
  Въехали мы в Каменку с Покровской стороны по дороге из Александровки.
  - Марина, притормози здесь, - попросила я дочь, не доезжая до сахарного завода. Вышли из машины и увидели на выгоне, где после войны мы гоняли футбол, большое круглое здание. Барака, где жила моя семья, уже не было, да это и понятно, кому нужно старое, ветхое жильё? Рядом с высоким красивым зданием, похожим на церковь, за аккуратным забором стояли две хаты, в одной из них когда-то жила моя подруга.
  К воротам подошла пожилая женщина.
  - Вы кого-то ищете? - спросила она.
  - После войны здесь жила Галя Безверха, - сказала я. - Жива ли она?
  - Жива, но они с мужем построили себе новый дом на окраине Каменки, в той стороне, откуда вы заехали, а я купила у них эту хату.
  - Когда-то за этим зданием стоял длинный барак. Мы в нём жили, а на выгоне гуляли,- показала я рукой в сторону церкви.
  - Несколько лет назад барак снесли, и свидетели Иеговы построили свой храм.
  - Если знаете адрес моей подруги, то дайте нам, хочется её увидеть, - попросила я.
  - Конечно, это большая радость - через столько лет встретиться.
  Андрей записал адрес, и мы поехали дальше.
  Ниже выгона, под уклоном, в небольшом парке стояло здание бывшей столовой, где после войны кормили работников сахарного завода супом из макухи.
  - В 1946 году люди сильно голодали и рады были этой похлёбке, - стала рассказывать я. - В одиночку выжить было невозможно, вот и кормили рабочих, чем могли, а Вася, мой брат, работал на заводе учеником электрика и приспособился воровать жетоны, по которым выдавали суп. Часто в столовой пропадал свет, и его посылали ставить пробки.
  Распределительный щит висел над столом, где лежали жетоны, вот он и ставил пробки с тоненькой проволочкой, чтобы она быстро перегорала, а сам напихивал в карман жетонов. Эту похлёбку нельзя было назвать супом, но всё-таки еда, а дома ждали её ещё пять человек: бабуся, мама, брат Гриша, братик Саша и я.
  Через дорогу от столовой за белым кирпичным забором стояло одноэтажное здание конторы завода, и вокруг него разрослись большие деревья, которые шестьдесят лет назад мы с мамой посадили.
  Кое-как уговорили охранника впустить нас на территорию завода, пройтись по тем местам, где я с братьями носила воду из ручья и поливала ёлочки и молоденькие деревца. Возле конторы тогда был склад угля, а когда его израсходовали, решили создать уголок для отдыха. В углу, возле мостка, у самого ручья стояла историческая достопримечательность Каменки - водяная мельничка (часовня-ротонда). К ней вела асфальтовая дорожка, с обеих сторон засаженная розами. В 1946 году моя мама работала уборщицей в конторе, и мы всей семьёй ухаживали за этим уголком природы.
  Возле завода за шестьдесят лет почти ничего не изменилось. К мостку через реку Тясмен вела та же брусчатая дорога. Стоял тот же мостик, а под ним текла неширокая река с берегами, заросшими осокой и ряской.
  Каменка ничем не отличалась от других сёл и местечек, но её название вошло в историю не только борьбой украинского казачества с поляками, но и в историю русской культуры. Каменка находилась в сорока пяти километрах от уездного города Чигирин Киевской губернии, в котором в шестнадцатом столетии был старостой Богдан Хмельницкий. В конце польского владычества и первой половине царствования Екатерины II Каменка находилась в собственности известного польского магната князя Любомирского. В то время Григорий Потёмкин, будучи уже князем Таврическим, но не утоливший, несмотря на все почести и богатства, своего безграничного честолюбия, мечтал о короне, которая сравняла бы его по положению с Екатериной II. Для этого ему нужно было стать польским магнатом, то есть обладать польскими поместьями. С этой целью он приобрёл у князей Любомирских за шесть миллионов рублей Смелянское воеводство, в состав которого входили Смела и Каменка. Смелу Потёмкин подарил своему племяннику Александру Николаевичу Самойлову, а Каменку Екатерине Николаевне Самойловой (по первому мужу Раевская).
  Замуж Екатерину выдали за Николая Семёновича Раевского совсем молоденькой, и по рассказам домочадцев она тайком играла в куклы. Её брак с Раевским был недолгим. Николай Семёнович вскорости умер от ран. Через год она вышла замуж за Льва Денисовича Давыдова. От первого брака у неё уже был сын Николай Николаевич Раевский, а во втором браке Екатерина Николаевна родила ещё четырёх детей: трёх сыновей и одну дочь. Лев Денисович Давыдов был татарского происхождения. Предок его Мурза Минчак, сын мурзы Косая, прибыл в начале пятнадцатого столетия из Золотой орды ко двору Василия I Дмитриевича и при святом крещении получил имя Симеон. После крещения он стал прозываться Симеоном Косаевичем Минчаковым. У него было два сына - Давид и Увар. От первого пошёл род Давыдовых, а от второго дворяне и князья Уваровы.
  Вступив во владение Каменкой, Екатерина Николаевна внесла в имение дух славного века Екатерины II. К ней наезжали гости из Петербурга, Москвы и соседние помещики. После окончания Наполеоновских войн в поместье Давыдовых, когда возвратились дети и внуки из дальних походов, стал раздаваться весёлый шум деревенской семейной жизни. В то время Каменка была большим, великолепным барским имением, с усадьбой на большую ногу. Да это и не мудрено: Екатерина Николаевна была так богата, что из начальных букв названий её имений можно было составить фразу: "Лев любит Екатерину". В Каменке у Екатерины Николаевны жило её многочисленное потомство. Николай Николаевич Раевский, его два сына - Александр и Николай и четыре его дочери. Оба сына были друзьями А. С. Пушкина. Первый из них был его "демоном". Из дочерей: Екатерина - невеста генерала Орлова, а Мария - жена декабриста, князя С.Т. Волконского.
  Детей у Екатерины Николаевны от брака со Львом Денисовичем Давыдовым было четверо, три сына: Александр Львович, Пётр Львович, Василий Львович и одна дочь - Софья, вышедшая замуж за Бороздина.
  Овдовев, Екатерина Николаевна остаток жизни провела в Каменке с сыном Василием Львовичем Давыдовым, который с 1819 года, уйдя в отставку в 26-летнем возрасте, находился на излечении. Василий получил хорошее образование, участник войны 1812 года под началом Багратиона. Был многократно ранен, один раз тяжело, награждён многими орденами. В имении жил гражданским браком с Александрой Ивановной Потаповой, дочерью губернского секретаря. У них родилось четверо детей, и только после рождения пятого Василий, подумав о детях, весной 1825 года повёл Александру под венец. После того, как супруги обвенчались, дети были узаконены. Через год декабрист оказался в Петропавловской крепости, а у его двадцатитрехлетней жены осталось пятеро детей. Всего у них родилось двенадцать, семеро из них в ссылке, так как Александра Ивановна в 1828 году отправилась в Сибирь следом за мужем и там прожила тридцать лет. После смерти мужа в 1856 году она вернулась в Каменку и жила в имении безвыездно с сыном Львом Васильевичем Давыдовым, который был женат на сестре композитора Петра Ильича Чайковского - Александре Ильиничне. Композитор ежегодно гостил у сестры и лестно отзывался об обитателях имения, особенно любил беседовать с Александрой Ивановной Давыдовой. В Каменке Пётр Ильич Чайковский написал тридцать своих произведений, в том числе "Евгения Онегина" и "Лебединое озеро". К сестре наведывался и неженатый ещё брат - Модест Ильич Чайковский.
  Каменка являлась историческим родовым имением, в котором царила барская и в то же время культурная жизнь. Это имение связано с именами многих декабристов. Николай Николаевич Раевский, брат Василия Львовича Давыдова по матери, был очень дружен с А. С. Пушкиным, который проездом в Кишинёв гостил в имении с конца 1820 и начало 1821 года - 2,5 месяца. "Теперь нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников", - писал А. С. Пушкин из Каменки поэту Н.И. Гнедичу.
  В 1821 году поэт посвятил Василию Львовичу Давыдову своё стихотворение.
  Меж тем как генерал Орлов -
  Обритый рекрут Гименея -
  Священной страстью пламенея,
  Под меру подойти готов;
  Меж тем как ты, проказник умный,
  Проводишь ночь в беседе шумной,
  И за бутылками аи
  Сидят Раевские мои,
  Когда везде весна младая
  С улыбкой распустила грязь,
  И с горя на брегах Дуная
  Бунтует наш безрукий князь...
  Тебя, Раевских и Орлова,
  И память Каменки любя, -
  Хочу сказать тебе два слова
  Про Кишинев и про себя.
  
  В Каменке Пушкин написал "Евгения Онегина" и "Демона".
  Среди постоянных участников вечерних "демократических споров" были Александр Львович, Н.Н. Раевский с двумя сыновьями, генерал Орлов, князь С.Т. Волконский, Охотников и Якушкин.
  От имения Давыдовых осталось немного: великолепный парк. В центре его стоит памятник декабристам. На парковом склоне сохранился грот.
  Шестьдесят лет назад парк зарос кустарником и больше был похож на лес, чем на парк.
  Весной благоухал цветущей сиренью и весенними цветами. Сейчас парк расчищен, проложены асфальтовые дорожки.
  Рядом с парком когда-то находился дом управляющего. Его построил в середине девятнадцатого века Лев Васильевич Давыдов, а ныне разместился исторический музей.
  Недалеко от парка на террасе над Тясменом стоит Зелёный карточный дом. Именно здесь бывали гости: А.С. Пушкин, П.И. Чайковский. В настоящее время в этом домике находится музей Пушкина и Чайковского. В его залах висят многие фотографии декабристов, гостей помещиков, и стоит знаменитый рояль, на котором П.И. Чайковский сочинял свои произведения.
  Почти все декабристы были масонами, и, возможно, здесь, в мельничке и гроте происходили заседания масонской ложи.
  Тясмен в Каменке протекает в узком каменном каньоне, и его каменные берега заросли кустами боярышника и шиповника. Скалы обросли редким видом лишайника. Недалеко от зелёного карточного домика, среди реки, стояла круглая скала, на которой Пушкин любил сидеть и сочинять свои стихи и поэмы. Возможно, здесь и написал он "Евгения Онегина" и "Демона".
  После ссылки Василия Львовича в Сибирь, поместье Давыдовых пришло в упадок, и внук декабриста - Николай - взял в свои руки управление имением. Он построил в Каменке сахарный завод. По пути в село Вербивка находилась Покровская экономия, которая обеспечивала сахарный завод сырьём, и здесь же жил Николай Львович Давыдов. От его имения сохранился модерновый дворец, построенный в конце девятнадцатого и начале двадцатого века, и несколько колоритных каменных хозяйственных построек.
  По пути в Вербивку мы подъехали к этому месту, и я не могла удержаться от слёз. Среди заросшего бурьяном поля стояло большое кирпичное здание в плачевном состоянии, без окон и дверей. В советское время здесь находился совхоз, во время войны - госпиталь, а в конце войны жили люди, лишившиеся своего жилья.
  - Вот в этой угловой комнате жили мы, - со слезами на глазах, стала рассказывать я. - Только потом, когда вернулся отец с войны, мы переехали в барак, ближе к сахарному заводу.
  Кроме Покровской, экономии были и в Юрчихе, Косарах, Тимошивке и Вербивке. Давыдовская молодёжь любила на Святки разъезжать по экономиям. Ехали сначала в одно село - гуляли, забирали друзей мужского пола и ехали в другое село - опять гуляли, забирали ребят и ехали в следующее.
  Дмитрий и Юрий, то ли дети Льва Васильевича, то ли его племянники, жили в селе Вербивка. Они не были ещё женаты, и к ним наезжали их товарищи во главе с Модестом Ильичом Чайковским. Молодёжь устраивала разные весёлые развлечения. Помимо поездок по соседним сёлам и пикникам они в Вербивке в каком-нибудь сарае ставили сцены из оперы "Мазепа". Аккомпанировал Модест Ильич. В сценках играли не только дети помещиков, но и девушки и парни из крестьян. Кроме представлений устраивались настоящие скачки на большом поле Покровской экономии, около самой Каменки, с тотализатором и призами.
  - Маринка, помнишь, я вам рассказывала, что в 1947 году, когда отмечали день смерти А.С. Пушкина, моя бабушка встречалась с каким-то предком Давыдовых, так это, наверное, и был Дмитрий или Юрий. Они сидели на лавочке и долго о чём-то разговаривали и смеялись. Я тогда её спросила, кто это такой и откуда она его знает? Она сказала: "Так мы ж в Вербивке вместе гуляли на досвитках". На Украине, в былые времена, молодёжь собиралась у какой-нибудь вдовушки на целую ночь - досвитки. Девушки вышивали и пели песни, ребята играли в карты и подпевали девушкам. Среди них был гармонист, и открывались танцы. В заключение пол застилался соломой, и все укладывались спать парами до утра. Пары могли целоваться, но ничего лишнего не позволялось.
  При правлении Давыдовых было построено много сахарных заводов и винокурен. С весны по осень крестьяне занимались выращиванием хлеба и свеклы на помещичьих землях. За это им платили деньги, и крестьяне жили хорошо. Соломенные крыши исчезали, а всё больше появлялись железные кровли. Зимой сельские жители работали на сахарных заводах и винокурнях, и им не было нужды уезжать куда-то на заработки, хотя это им не запрещалось. Свои земельные наделы были небольшие, и они работали на помещичьих. Бедных крестьян почти не было и не было пьяниц, разве только во время праздника иногда появлялся пьяный. Евреи, в основном, занимались торговлей.
  Мои предки были подданные Давыдовых. Прадед Гильён Василий и прабабушка Евдокия, жили зажиточно. У них были лошади и своя молотилка, много домашней живности, но Евдокия любила выпить, и Василий часто забирал её пьяную из шинка. В хозяйстве Гильёнов работали и батраки. Денег у Гильёнов было так много, что они их раскладывали на завалинке для просушки. Моя бабушка Соломия Васильевна вышла замуж за Шатковского Дорофея и получила в приданое пять "екатеринок" по пятьсот рублей. Две с половиной тысячи рублей были в то время очень большие деньги, но почему-то они никуда не были вложены. Возможно, их держали на чёрный день. После революции деньги обесценились и пропали. Во время войны и после мы, дети, ими играли. Даже уже недействующие деньги жалко было выбросить.
  У деда Дорофея был крутой характер, и он часто обижал бабушку, а потом и невестку, мою мать, но у невестки характер был строптивый, и себя в обиду она не давала, в то же время защищала и свекровь. Бабушка всю жизнь прожила с сыном Алексеем и вырастила его четверых детей. Мы все её сильно любили и со своими бедами бежали к ней, а не к матери.
  Хочется сказать несколько слов о своих родителях. Отец познакомился с мамой в церкви. И у отца и у матери были красивые голоса и они пели на хорах. Женившись, Алексей остался жить в доме родителей, так как деда вскорости парализовало и он умер.
  Во время революции Давыдовы разъехались: кто за границу, а кто примкнул к революции, и их имения растащили крестьяне. Отец в своё время закончил четыре класса приходской школы (знания которых равнялись нашим восьми), притащил мешок книг вместо какой-нибудь бороны.
  Он сильно любил читать и каждую свободную минуту сидел с книгой. Хозяйством заниматься не любил. Характером пошёл в бабушку: спокойный, покладистый, и всем руководила мама. У него всё шло на самотёк, жил одним днём. Детей любил, но воспитанием не занимался. Мальчишки учились плохо, и мама часто его ругала, что он не обращал внимания на их поведение. Он не мог ничего потребовать, добиться справедливости. Отец считал, что его дело ходить на работу, приносить деньги, а остальное приложится само собой. Мама нервничала, переживала, часто болела, но изменить ничего не могла.
  После революции все в деревнях жили очень плохо. Сельские активисты зажиточных крестьян раскулачивали и высылали в Сибирь, а у остальных всё, что они вырастили, забирали и вывозили неизвестно куда. Коммунисты "перегибали палку" и лезли из шкуры, чтобы угодить начальству, а в руководство лезли в основном лентяи, которые не хотели работать. В куркули записывали всех тех, кто работал с утра до ночи и имел крепкое хозяйство. В тридцатых годах в деревнях организовывались колхозы, и у людей забирали коров и лошадей, создавая общее хозяйство. Начался голод. Люди работали на поле за тарелку фасолевого супа. Бабуся, так ласково мы её называли, нам рассказывала, что отец и мать, заработав две тарелки, одну съедали сами, а вторую несли домой детям.
  Уже перед самой войной стали жить лучше. Заработанное зерно по трудодням развозили по домам, и голодовка прекратилась, но нагрянула другая беда - война...
  С Мариной и Андреем мы съездили тогда и в Вербивку. Нашли своих дальних родственников, познакомились. Старые все умерли, а молодые ничего не знали о своих предках, тем более о Давыдовых. Не нашли мы и имение, где жил когда-то сын декабриста - Лев Васильевич Давыдов с Александрой Ильиничной и своими детьми. В войну его полностью разбомбили. Бабуся рассказывала, что в имении Давыдовых работала горничной её старшая дочь Оляна - красавица с длинной толстой косой, и нагуляла ребёнка. В этот момент и бабуся родила последнего своего сына. Дед ещё был жив и шутил по этому поводу: "Иди, дочь, гуляй, а мама понянчит и твоего сынка". Один из них заболел корью, и оба младенца умерли.
  Уезжали мы с Вербивки с загруженным багажником. Снабдили нас и молодой картошкой, и салом, и всего натолкали, что росло в огороде. Уезжая из Каменки, заехали к моей подруге - Гале Безверхой. Нас встретила невысокая, старенькая женщина. Она долго не могла поверить, что гостья - её подруга детства, с которой они бегали в парк к танцплощадке смотреть на танцующих, с которой ходили на завод за углём. Накормила она нас большими украинскими пирогами с вишнями. Долго ещё за воротами прощались подруги понимая, что больше им никогда не придётся встретиться.
  В Кременчуг мы приехали далеко за полночь, уставшие, но довольные поездкой.
  
  
  Забавный случай
  
  Однажды произошёл забавный случай. Это было на Кременчугском водохранилище в Украине, а точнее под плотиной водохранилища.
  Весной, после таяния снегов в Белоруссии, набирается много воды в море и чтобы не прорвало плотину, на Кременчугской ГЭС периодически открывают шандоры и сбрасывают воду. Вода заливает Днепровские плавни. Шандоры закрывают, вода уходит, и много рыбы остаётся в колдобинах, ямах. В это время происходит нашествие рыбаков из близлежащих городов. Рыбаки в длинных сапогах и рыбацких костюмах ловят рыбу подсачиками, а рыбаков ловит рыбнадзор.
  И вот группа рыбаков во главе с моим бывшим мужем - Анатолием вышла на ночную рыбалку. Темнота ночи рыбакам не мешала, так как рыба выдавала своё присутствие плеском. Рыбалка удалась, и у каждого было по мешку рыбы. Со стороны Днепра послышался звук мотора, и рыбаки, притопив мешки с рыбой в ямах, разбежались по кустам. Не успеешь - конфискуют рыбу и выпишут штраф. Так и случилось: что-то помешало Анатолию спрятаться, и его осветило несколько фонариков.
  Он, не обращая внимания на освещение, стал прохаживаться по берегу.
  - Эй, рыбачок, подойди-ка сюда!
  Никакой реакции.
  - Ты, что оглох? - выходя из лодки, крикнул один из рыбнадзора.
  - Да он, наверное, глухонемой! - предположил другой.
  "Ага, я глухонемой, это мне нравится"- подумал Анатолий.
  - Да у тебя и рыбы нет, - посочувствовал один из надзора.
  - Ты можешь ловить, мы больных не обижаем. Тебя и так бог наказал.
  - Бе-е, бе-е, - проблеял "немой".
  - На вот тебе, чтобы пустой не шёл домой, корми семью, - кинул рыбнадзор под ноги "немому" два связанных леща, килограммов по три каждый.
  От неожиданности Анатолий забыл, что он немой, произнёс: - Спасибо.
  Немая сцена, а потом хохот на все плавни.
  
  Арабские Эмираты.
  В прихожей зазвонил телефон.
  - Алло! - произнесла Анна.
  - Я снова тебе надоедаю и всё-таки, что надеть? - раздражённо спрашивала Татьяна.
  - Ещё раз объясняю для непонятливых. Там сейчас температура + 25, 30 градусов, а у нас - 35, февраль.
  - Но в аэропорт мы поедем в автобусе?
  - А если, не дай Бог, он заглохнет? От Нефтеюганска до Тюмени километров 800, не ближний свет. В дороге всё может случиться. С собой возьми лёгкие брюки, кофточку, шлёпки. Не забудь купальник, а оденься теплее, но в такое, чтобы можно было сложить всё в сумку. Сама я одену китайский пуховик, он тёплый и лёгкий, джинсы, а на ноги сапоги, и успокойся ты, больше не звони. Бери побольше долларов.
  Подруги Анна и Татьяна работали в пассажирском автопредприятии. Сегодня они отправляются на неделю в Объединённые Арабские Эмираты. Группу из двадцати пяти человек до Тюмени отвезёт автобус, выделенный администрацией автопарка, а там их ожидает арендованный самолёт. Собравшиеся в гараже путешественники наконец расселись в салоне, и автобус тронулся. Провожающие с завистью помахали им руками и разошлись по рабочим местам. В числе туристов находились директор и главный инженер с жёнами. Без них этой поездки могло и не быть. После перестройки образовалась некая свобода, и директор мог себе позволить выделить некоторую сумму денег (в счёт зарплаты) на эту поездку. Желающих было много, но "кто не успел, тот опоздал", остальные в следующий раз. Кроме жён директора и главного инженера в составе группы ехали ещё шесть женщин: из ОКСа Анна с Татьяной, из бухгалтерии Фарида с Ольгой, Надежда с Полиной - штукатуры-маляры, остальные мужчины - водители автобусов и автослесари. Оставив позади мост через Юганскую Обь, автобус попал в объятия заснеженных сосен и елей, обступивших с двух сторон дорогу.
  - Теперь можно и перекусить, - предложил директор - Николай Алексеевич.
  Зашелестели пакеты, и на импровизированном столе появились бутылки и закуска. Водители городских автобусов решили расслабиться. Начались тосты, громкие разговоры, а потом и песни. Проехали Пытьях, Мамонтово, а дальше только тайга и покрытые снегом необъятные болота. Изредка вдали стояли нефтяные вышки и горели факелы. До самой Тюмени будет только несколько населённых пунктов. Анна с Татьяной притихли на сиденьях, наблюдая за пробегающими соснами в окне. От общего застолья они отказались. Подъезжая в аэропорт, в автобусе все спали, и пришлось приложить усилие, чтобы привести ребят в надлежащий вид. Около девяти часов вечера самолёт взлетел и, оставив внизу ряды оранжевых огней, взял направление на юг.
  - Может, поужинаем? - предложили мужчины.
  - Можете покушать, но без спиртного. Мы летим в мусульманскую страну, а там сухой закон, и если кого-то увидят пьяного, то отправят в тюрьму. Я не шучу, это чистая правда, - объяснил Николай Алексеевич. - А неприятности нам ни к чему.
  Хотя это был чартерный рейс, но в самолёте находилась стюардесса.
  - Через сколько часов мы прилетим? - спросила у неё Татьяна.
  - Пять часов лёту. В аэропорт Шарджа мы прибудем в двадцать три часа по местному времени, так как разница во времени три часа, то считайте...
  Мужчины в самолёте спали, а женщины тихонько разговаривали.
   В иллюминаторе сплошная темень и миллиарды звёзд.
  - Таня, ты посмотри, какая красота, - неожиданно вскрикнула Анна, глядя в окно.
  Многие проснулись и прильнули к стёклам. Слева от самолёта, далеко внизу, раскинулось дугой "бриллиантовое колье". Оно сияло разноцветными огнями. Там присутствовали все цвета радуги: красные, синие, зелёные, оранжевые.
  - Господи, такой красоты я ещё никогда не видела! - с восхищением говорила Татьяна.
  - Уважаемые пассажиры, приведите сиденья в вертикальное положение и пристегните ремни. Мы прилетаем в аэропорт Шарджа. Температура воздуха в городе + 22 градуса, - проинформировала стюардесса. Самолёт сделал круг над городом и пошёл на посадку.
  Через несколько минут шасси коснулось асфальта, торможение, и самолёт остановился. Из кабины вышли лётчики и пожелали туристам хорошего отдыха.
  - Не забудьте за нами прилететь, - пошутил кто-то из пассажиров.
  - Прилетим - не мы, так другие, здесь вас не оставим.
  В салоне зашевелились, стали переодеваться.
  - Аня, а колготки тоже снимать? - тихо спросила Татьяна.
  - Можешь не снимать, в отеле все равно придётся переодеваться.
  Зимняя одежда была сложена в сумки, и вся группа вышла из самолёта по-летнему.
  Девушкам казалось, что выходят нагишом прямо в мороз, но они попали в объятия тёплого ласкового воздуха. При входе в аэропорт их встречали приветливые мужчины в белых длинных рубахах. На голове у всех накинуты платки, придавленные чёрными ободками. Кругом дневное освещение, чистота. После таможенного осмотра туристов вывели на привокзальную площадь.
  - Вот они какие - финиковые пальмы, а сколько цветов! - крутила головой Татьяна, осматривая всё вокруг. Двое мужчин в "ночных сорочках" подвели всех к небольшому автобусу, забрали сумки и сложили в задней части автобуса, как в багажник машины.
  Улыбаясь, помогли женщинам разместиться в салоне и на русском языке пожелали "счастливого пути". Оставив освещённый аэровокзал, автобус выехал на трассу Шарджа - Дубай. Наши водители рейсовых автобусов, привыкшие к русским дорогам, удивлялись асфальтовой дороге, проложенной в пустыне. На протяжении всего пути, кроме фонарей на придорожных опорах, в бордюрах, через каждые два метра, были вмонтированы лампочки освещения. Группу сопровождала молодая девушка славянской наружности. Она на чистом русском языке оповестила всех о предстоящих на этой неделе мероприятиях.
  - Меня зовут Людмила. Всю эту неделю я буду вас сопровождать и отвечать на ваши вопросы. По приезду в Дубай вас разместят в прекрасном отеле. Для вас уже приготовлен шведский стол, и вы покушаете с дороги.
  - А что это такое - шведский стол? - поинтересовался автослесарь Владимир.
  - Вам предоставляется возможность выбирать блюда самим, какие захотите и сколько душе угодно. В столовой на столах размещены первые, вторые блюда, десерт, торты, фрукты, но сильно не увлекайтесь. На ночь постарайтесь не наедаться, а утром вам подадут всё свеженькое, и вы отправитесь по магазинам с полным желудком, - с улыбкой объяснила Людмила.
  - Вы прилетели в удивительную страну, которая расположена на берегу Персидского залива, - продолжала она. - Объединённые Арабские Эмираты живут за счёт природных ресурсов. Здесь развита торговля, туризм. Население четыре и восемь десятых миллионов человек. Третья часть арабы, остальные из стран Южной Азии и Африки. Эта страна находится в самой большой пустыне мира - Руб-эль-Хали. Пустыня покрыта песком с зелёными оазисами, в которых растут финиковые пальмы, акации и тамариск. Её покрывают огромные дюны, высохшие устья рек, цветные горы массива Аль-Хаджар. Все города Объединённых Арабских Эмиратов находятся на южном берегу Персидского залива. Его прозрачные воды омывают прекрасные песчаные пляжи. Среднегодовая температура +35,40. Летом доходит до 50, зимой + 20,23. Это федеральное государство, состоящее из семи эмиратов. Президентом является шейх из клана Абу-Даби, который уже 250 лет правит эмиратом. В стране ведётся строительство высотных современных зданий, не похожих друг на друга, строятся заводы по опреснению воды для нужд населения и полива 100 млн. деревьев. Развита торговля, туризм и сельское хозяйство. Всё это за счёт добычи нефти и газа. У этого народа свои обычаи. Например: нельзя ничего брать левой рукой, выходной день у них - пятница. Их женщины ходят в парандже. Мужчины могут иметь четыре жены. Для каждой из них он должен построить дом. Жить обязан со всеми по очереди. Если одна из жён не может принять мужа на этой неделе, то она выставляет за порог свои тапочки, тогда он идёт к другой. Все четыре семьи муж должен обеспечивать всем необходимым, жёнам дарить подарки на одинаковую сумму. Не все арабы могут позволить себе иметь столько жен. У некоторых только одна, а то и ни одной. Не все арабы богатые, есть и бедные или со средним достатком. Черновые работы: на стройке, на прокладке дорог и т. д. у них выполняют наёмные рабочие из Африки, Индии, а арабы торгуют в магазинах или работают обслуживающим персоналом в отелях.
  - Здесь хотя бы одну жену обработать, а четыре - упаси Господи, - проговорил один из водителей. В автобусе зашумели, поднялся хохот.
  - Сейчас мы въезжаем в город Дубай. Это город-рынок. Здесь вы найдёте всё необходимое для себя и семьи. Почти все улицы состоят из небольших магазинчиков. В каждый из них вас будут приглашать за покупками. Вам предложат кофе и покажут все свои товары. Не покупайте сразу всё, что приглянулось. Обязательно торгуйтесь. Вы можете купить вещь за пятьдесят процентов стоимости. Купленный товар не нужно носить с собой, вам его упакуют и отправят в ваш отель. Вам необходимо только указать наименование отеля и номер комнаты. При всех гостиницах есть склад, куда поступают купленные товары.
  - А если потеряется? - спросил кто-то.
  - Ещё не было случая. чтобы вещь потерялась, - успокоила всех Людмила.
  Через какое-то время автобус остановился возле красивого здания.
  - Это ваш отель. Сейчас вас зарегистрируют и разместят по номерам, а через час вы можете спуститься на первый этаж и поужинать вон в том ресторане, - показала рукой Людмила.
  Все номера находились на втором этаже. Анне и Татьяне достался шестой номер, расположенный у лестничной площадки.
  - Ух-ты, как красиво! - произнесла Анна, выходя на балкон.
  Прямо у балкона росла финиковая пальма. Она была невысокая, и её широкие листья доставали перила балкона. Метрах в тридцати стоял небольшой домик с плоской крышей. Повязанная платком женщина развешивала детское бельё. Внизу на зелёной траве бегали две девочки, пяти-шести лет. У домика был высокий цоколь, в котором находился гараж. Возле легкового автомобиля с поднятым капотом, копался мужчина. Весь двор огорожен высоким ажурным забором из бетона. В небольшом гостиничном номере стояло две деревянные кровати, две прикроватные тумбочки. Посередине круглый журнальный столик и два кресла. Над входной дверью висел кондиционер. В комнате было свежо, даже прохладно.
  - Аня, посмотри какой сервис! - из ванной прокричала Татьяна. - Какое мыло, шампунь, зубная паста. В ванной, действительно, всё блестело. Во всю стенку устроено зеркало. На дверях висело два больших махровых полотенца. Вместо ванны душ.
  - Да, всё здесь прекрасно. Сейчас сходим поедим, а перед сном помоемся.
  В столовой уже собралась почти вся группа. Одни ходили вокруг длинного стола с тарелками, другие сидели за столиками и ели. На краю стола лежали разносы с тарелками разных размеров. Анна взяла разнос и тоже пошла вокруг стола. В торце стояли три больших супницы, а рядом небольшие пиалы. Она налила себе один ковшик какого-то супа и поставила на разнос. Потом на тарелку положила ложку картофельного пюре, ножку курицы, полила всё это ковшиком соуса и положила несколько листиков салата. На столе находилось столько разных блюд, что глазами ел бы всё, но желудок не выдержит. Татьяна тоже стала затоваривать свой поднос.
  - Здесь такие запахи, мне хочется всё попробовать, но неудобно.
  - Не жадничай, зачем наедаться на ночь? - посоветовала Анна. - Завтра поедим побольше. Какой ты взяла суп? У меня оказался грибной, очень вкусный.
  - А у меня не могу понять, вроде молочный, но вкус сыра, тоже вкусный. Главное, супы протёртые, не нужно пережёвывать. Надо взять на вооружение.
  Женщины, поужинав, сели в мягкие кресла в холле рядом с Надеждой и Полиной.
  - Никогда не думала, что арабы так вкусно готовят и всё у них чисто и красиво, - рассуждала Надежда.
  - Я думала, что это самый грязный, невежливый народ, а оказывается, мы ничего не видели в жизни, - поддержала её Полина. Женщины ещё немного поболтали и разошлись по номерам. Анна и Татьяна вместе помылись под душем и крепко уснули.
  - Просыпайтесь сони! Проспите всё царство неземное, - пошутила Ольга из бухгалтерии. Татьяна соскочила с кровати и стала её заправлять.
  - Оставь, всё равно будут менять. В этих гостиницах постели меняют ежедневно, - объяснила Анна.
  Приведя себя в порядок, девушки спустились в ресторан. Там уже стоял шум. Шофера привыкли в гараже разговаривать громко и, забыв, что они не дома, вовсю хвалили приготовленные блюда. В этот разгар появилась Людмила.
  - Минуточку внимания.
  Все притихли.
  - Я ознакомлю вас с распорядком вашего отдыха. На всё про всё у вас неделя. За это время вы должны сделать покупки, искупаться в Персидском заливе и осмотреть ближайшие города и природу Объединённых Арабских Эмиратов. Всё это вы успеете, если будете придерживаться моих советов. Сегодня до обеда походите по магазинам, присмотритесь, что и где продают. Не спешите покупать. В два часа дня у вас обед. Поешьте поплотнее и отправляйтесь на пляж. Не увлекайтесь солнцем, без привычки ваше тело может сгореть, тогда ваш отдых пойдёт насмарку. Вечером вас кормить не будут, так что ужинать вы будете где-нибудь в кафе. Их здесь очень много. Завтра по проторенным дорожкам вы пойдёте за покупками. Торгуйтесь не стесняясь. Арабы любят торговаться, это им приносит удовольствие. Товары здесь представлены всеми странами мира, кроме России. Электронику берите, в основном, японскую, а остальное смотрите сами. Дня за три вы купите всё необходимое, а на большее у вас денег не хватит. С вами я буду ездить только по экскурсиям, остальное время вы предоставлены сами себе. Сегодня после обеда на пляж вас отвезёт автобус, а завтра мы поедем в столицу эмиратов - Абу-Даби. До встречи, - напоследок сказала она и удалилась.
  Шум в ресторане возобновился, и все принялись за еду. После завтрака группа разбрелась по магазинам. Сначала женщины ходили все вместе, но потом Фарида с Ольгой потерялись, следом исчезли Надежда с Полиной и Анна с Татьяной остались одни. Совсем отказаться от покупок не удалось, но покупали пока по мелочи. Они ходили по улицам, где с двух сторон находились магазины, примыкая друг к другу вплотную. Возле каждого стояли один или два продавца и настойчиво зазывали к себе покупателей. Каких только товаров здесь не было! Разнообразная обувь, от тканей невозможно глаз отвести. Нижнее бельё продавалось комплектами и для мужчин, и для женщин.
  В одном из магазинов женщин напоили кофе и подарили по панамке, что было очень кстати. До самого обеда женщины бродили по городу и изучали рынок. К двум часам Анна с Татьяной вернулись в отель и сразу под душ. Им не верилось, что где-то есть север с трескучими морозами, так приятно было ходить под ласковым солнцем в лёгкой одежде. Внизу вся группа уже обедала, и они присоединились к ним. Неизвестно, как ведут себя представители других стран, а русские женщины быстро сориентировались и стали незаметно засовывать в сумочки конфеты, пластики сыра, булочки, чтобы вечером поужинать на халяву. После обеда у входа в отель их ждал автобус.
  - Ты заметила, какие наши мужчины вежливые стали? - спросила Татьяна у Анны. - В гараже, если что нужно, не допросишься, могут нагрубить, а здесь за ручку возьмут, помогут зайти в автобус.
  - Там работа, автобусы ломаются, запчастей нет, все на нервах, а тут у них душа отдыхает, не только руки.
  Минут через двадцать автобус остановился возле большого парка. Водитель показал на центральную аллею и что-то сказал по-английски.
  - Что он сказал? - стали спрашивать друг у друга.
  - Он сказал, что эта аллея ведёт прямо на пляж, и в отель добирайтесь сами, - перевела жена главного инженера. Она немного знала язык.
  - Всё правильно, откуда ему знать, когда мы накупаемся, - сказал Владимир.
  По обе стороны аллеи росли рядами пальмы, клумбы с цветами, подстриженные кусты самшита, изображая разные фигуры. Вокруг многочисленных асфальтовых дорожек зеленела пушистая трава. Через равные промежутки времени на ней появлялись фонтанчики воды, высотой сантиметров тридцать. Грех не запечатлеть себя на фото среди такой красоты. У многих появились фотоаппараты и видеокамеры, явно не привезённые из дому. Начались съёмки. Снимали друг друга в парке, на пляже.
  - Я где-то читала, что все эти насаждения выросли на завезённой баржами земле из других стран. В Эмиратах есть немного плодородной почвы в горах, но они сажают там овощи и снимают урожай два, а то и три раза в год. В основном продукты закупают за рубежом, а у себя если и сажают, то в теплицах, которые защищают посадки от жары. Мы бережём растения от холода, а они от палящего солнца, - пояснила Анна и с головой бултыхнулась в прохладную воду. Температура воздуха тридцать градусов, а воды всего двадцать - двадцать два, и кажется холодной, но даже у берега она очень чистая и отдаёт голубизной, а чем ближе к вечеру, тем она становилась теплее. По приходу на пляж, кроме воды и песка никто ничего не видел, а теперь стали замечать, что и здесь растут пальмы, а под ними стоят палатки с пирожками и разными сладостями. Некоторые люди ходят с кокосовыми орехами и пьют из них какую-то жидкость. Наши тоже потянулись к палаткам. Стали наворачивать пирожки и запивать кокосовым молочком. Одним оно нравилось, а другим нет. Татьяна пила с удовольствием, а Анне молочко не понравилось, и вкус не очень, и запах какой-то неприятный. Возможно, всё зависело от зрелости кокоса?
  Солнце стало клониться к закату, и группа решила вернуться в отель. На остановке образовалась очередь, но маршрутки прибывали часто, и люди долго не стояли. На другой стороне улицы стояло четыре двухэтажных коттеджа. Они были совершенно о и расположены на небольшом расстоянии друг от друга. Все загорожены от улицы одним бетонным забором. Внутри двора росли пальмы и какие-то плодовые деревья. Возле забора подстриженные кустарники, и весь забор заплели цветущие розы.
  - Посмотреть бы, как там у них внутри дома и во дворе? - рассуждала Татьяна.
  - Естественно, богатая обстановка, во дворе бассейн, много цветов. Хозяин - богатый человек, если имеет четыре жены и построил всем такие коттеджи, - продолжила размышления Анна.
  - Эх, нам бы таких мужей, чтобы всё у нас было.
  - Нет, я не хочу быть одной из четырёх. Если муж любимый, то делить его ни с кем не смогу. Ночью буду представлять, как он обнимает и целует другую. Подъехала маршрутка, и подруги разместились в салоне. Маршрутки доставляли пассажиров в центр, а там стоило показать визитку любому арабу, и он указывал в каком направлении искать свою гостиницу. Все освоились очень быстро и на второй день сами находили всё, что нужно. После завтрака люди разошлись по магазинам. Продавцы покупки запаковывали, писали наименование отеля, номер комнаты, фамилию, и вещь отправлялась по назначению. После обеда группа поехала на экскурсию в столицу Эмиратов Абу-Даби. Как и в Дубае, в столице было много красивых парков, высотных зданий, не похожих друг на друга. На каждом шагу мечеть, с минаретов которых призывали на намаз. В центре находилось много супермаркетов. Товары такие же, как и в Дубае, но намного дороже. Много магазинов с золотыми изделиями. Все города эмиратов, как близнецы, похожие друг на друга. Анне больше всего нравилось смотреть на пустыню, которая примыкала с двух сторон к автомагистрали. Необъятный край с рыжеватым песком, по которому катятся клубком верблюжьи колючки. В одном месте, вдали видны были горы, тоже рыжие, как и пустыня. Иногда появлялся караван навьюченных верблюдов. Впереди шёл пешком араб и вёл за верёвку первого верблюда. Как и говорила Людмила, за три дня деньги истратили, всё необходимое купили.
  Иногда случались смешные казусы. Рядом с отелем находился магазинчик, в котором продавались одеяла, пледы, покрывала и разные виды штор. Анна решила купить два цветных, пушистых одеяла. Продавец в неизменной белой длинной сорочке предлагал раскрывать упаковки и выбирать понравившиеся расцветки, но сам вставал к Анне так, что она не могла открыть молнию замка, не задев торчащий спереди его "банан".
  Как ни старалась она избежать касания, ничего не получалось. Тогда Анна выпрямилась, ударила ребром ладони по выпуклости и с покрасневшим лицом вышла из магазина. За спиной она услышала крик от боли и арабское бурчание. Вечером в номер зашёл этот продавец и положил на кровать две упаковки одеял, согнулся в поклоне и задом вышел из комнаты. Татьяна смотрела на Анну, ничего не понимая.
  - Что это было? - спросила она.
  - Это было извинение за оскорбление, - объяснила Анна, смеясь.
  До прибытия самолёта оставалось ещё два дня. Как и каждый день после завтрака женщины отправлялись по магазинам. Покупали что-нибудь по мелочи, а в основном заходили в супермаркеты и золотые ряды поглазеть. Золота в эмиратах много, но жёлтое и недорогое. Купить можно, но ограниченное количество и обязательно указывать в декларации. Спрятать что-либо сложно. И людей, и покупку тщательно проверяли на таможне, и если обнаруживался незаконный провоз, золото изымали и накладывали штраф. В супермаркетах имелось всё то же, что и в небольших магазинах, но в два, три раза дороже.
  Оставшееся время туристы проводили на пляже и в прогулках по улицам. Ездить на экскурсии в другие города бессмысленно, они все похожи друг на друга, как близнецы. У арабов пятница выходной день не только на работе, но и с жёнами спать нельзя. Молодые арабы ходили по улицам следом за туристами. Многие знакомились. Разговаривать никому не запрещалось, а некоторые наглели и старались ущипнуть какую-нибудь девушку. Надежда с Полиной и Анна с Татьяной вышли вечером на улицу и прогуливались недалеко от гостиницы. За ними увязались несколько арабских мужчин. Одеты они были по-европейски: в шортах и рубашках с коротким рукавом. Один из них ущипнул Полину и отскочил. Другой ущипнул Анну и шёл как ни в чём не бывало. Анна медленно повернулась и ущипнула его ниже рукава так, что у него из глаз брызнули слёзы.
  - Окей? - спросила она и спокойно пошла дальше. Он замахал руками и с выпученными глазами перебежал на другую сторону улицы.
  В предпоследний день в складе был ажиотаж. Всё купленное упаковывалось, зашивалось в большие мешки - баулы. Швы заклеивали скотчем и на упаковках писали адрес: город, улицу, номер дома и фамилию. У каждого члена группы было не меньше шести баулов. Из крупных вещей Анна купила швейную машинку "Зингер", хлебопечку, микроволновую печь, обеим дочерям по видеокамере и себе тоже. Остальное - ткани, одежду, нижнее бельё. Всё это складывали в одну кучу. В складе лежало столько куч, сколько групп жило в отеле на данный момент. В воскресенье в аэропорт Шарджа прилетел самолёт из Тюмени. Вся группа собралась в холле гостиницы.
  - Все ли довольны поездкой? - спросил Николай Алексеевич.
  - Довольны, довольны! - ответили некоторые.
  - Наши покупки уже грузят на машину и увезут прямо к самолёту, а мы поедем автобусом, так что собирайтесь и выходите на улицу. Проверьте документы и все свои вещи, которые должны быть с вами.
  - Я за неделю так привыкла кушать в ресторане и купаться в Персидском заливе, что не хочется и уезжать, - с грустью говорила Татьяна.
  - Полностью с тобой согласна. Снова придётся натягивать джинсы, сапоги, пуховик с капюшоном и выходить на мороз, б-р-р, - подтвердила Анна.
  В самолёт группа зашла только с сумками, в которых находились тёплые вещи. Сиденья стояли только в первом салоне. Второй салон и багажный отсек полностью был загружен баулами. Самолёт поднялся в воздух, сделал круг над заливом и взял курс на север. Объединённые Арабские Эмираты остались позади со своими красивыми городами, пляжами и высотными зданиями. Под крылом самолёта ещё долго простиралась пустыня с рыжими песками, кое-где стояли такие же рыжие горы, освещённые заходящим солнцем. Затем стали появляться небольшие леса, редкие строения, засеянные поля. Ближе к северу появились города, покрытые белым снегом.
  В Тюмени туристов ждали два автобуса: ИКАРУС без сидений под товары и ПАЗ для людей. Здесь пришлось нанимать грузчиков, чтобы перегрузить товары из самолёта в автобус. Не зря Николай Алексеевич предупреждал, чтобы оставили немного денег на непредвиденные расходы. В Нефтеюганск приехали далеко за полночь, уставшие и сонные. Автобус с товарами закрыли в отдельном гараже, а утром развезли вещи по домам. Из этой поездки Анна привезла товаров столько, что одела дочерей, внуков и зятя на несколько лет вперёд. В России в советское время и после перестройки магазины стояли пустые. Заработанные деньги задерживали или заставляли брать под зарплату вещи и продукты по намного завышенным ценам. Законы не действовали и находящиеся у власти чиновники сколачивали себе миллионы. Поездка была не забываемой, хоть под конец и устали все, но положительных эмоций хватило надолго. В этой поездке Анна почерпнула для себя очень много, а именно: и эмираты, и Россия торговали нефтью и газом, но арабская страна процветала, а Россия, как была нищая, так и осталась нищей до сих пор.
  
  
  Григорий отшельник
  
  В широкой степи Казахстана, покрытой бордовыми тюльпанами, появился молодой мужчина. Он приложил ладонь ко лбу и посмотрел вокруг.
  "От грейдерной дороги будет километров восемь", - подумал Григорий. В большой глубокой балке плескалось озеро. Его берега заросли камышом и рогозом. В траве показалась голова ондатры. Балка тянулась далеко на юг и расширялась на восток и запад. От озера её отделяла широкая глиняная перемычка. На всей территории балки росло корявое чернолесье. Среди деревьев - колючие кусты терновника, дно балки полностью заплела ежевика.
  "Лучшего места не придумать", - решил он.
  - И что дальше?
  - Кто тут? - оглянувшись, спросил Григорий.
  - Никто, это твоё второе я.
  - И что тебе нужно?
  - То, что и тебе. Ты хорошо подумал?
  - А что тут думать, меня отвергло общество, и я ни за что не вернусь обратно. Жили же люди в каменном веке, тогда было намного сложнее, а я прихватил инструмент и посуду. Я же знал, куда уезжаю.
  - Может, вернёшься к своему любимому занятию - музыке? Дирижёры везде нужны, зачем закапывать такой талант?
  - Без наркотика я жить не смогу, а наркоман обществу не нужен. Ещё не всё потеряно. Может быть, вдали от людей я смогу победить этот недуг? Место нашёл подходящее. К зиме построим землянку, а сейчас достаточно и шалаша.
  - В любом деле без денег не обойтись, а где ты здесь их возьмёшь?
  - Я всё продумал. На первое время у меня немного есть. Чай, сахар купил, а там посмотрим.
  Григорий подошёл к озеру и стал всматриваться в воду. По дну плавали небольшие рыбки. Недалеко от озера он сбросил рюкзак, разделся до рубашки, достал из рюкзака топор и пошёл в лес рубить жерди на шалаш. Ровных жердей не попадалось, все какие-то корявые, а ему нужно изготовить ещё и черенок к лопате. Место для шалаша он выбрал в лесу подальше от любопытных глаз. Людей здесь не было, но это не необитаемый остров, и в любой момент может появиться кто-нибудь.
  К вечеру шалаш уже стоял. Григорий собрал сухой травы и толстым слоем застелил пол. Каркас снаружи обложил пучками камыша и заплёл ежевикой. Рядом устроил площадку для костра. Из собранного хвороста разжёг костёр и повесил над ним новый алюминиевый чайник. Накидал в воду листиков ежевики и дикой мяты, всыпал немного чая. Солнце большим красным блином уходило за горизонт. Первый день Григория-отшельника подошёл к концу. После ужина, который состоял из большого куска хлеба и двух кружек ароматного чая, он достал несколько таблеток кодеина и отправил их в рот.
  - Что ты делаешь? - спросило второе я. - Может, не надо?
  - Не твоё дело, - рассердился Григорий и блаженно растянулся на новой постели.
  Тело расслабилось, и по нему пошли тёплые волны. В голове заиграла музыка, все неприятности улетучились, перед глазами появился калейдоскоп с разными цветами радуги. Жизнь прекрасна, и он уснул.
  На следующий день Григорий проснулся рано и поёжился от утренней прохлады. На траве и листьях лежала роса. На востоке поднимался багрянец. Он вылез из шалаша, потянулся и принялся делать зарядку. Взял чайник, из носика напился воды и пошёл вдоль озера. Оказалось, что это вовсе не озеро, а старица. Весной она соединялась с рекой Урал и заливалась водой, а летом, когда река входила в свои берега, в ней оставалось много рыбы. На левом берегу Урала лежала степь. От самого берега и далеко за горизонт её покрывал ковыль. Ветер гулял в его шелковистых метёлках и то пригибал, то поднимал эти волосы. И казалось, что в степи, как воде, бегут волны.
  На холмах правого берега рос чёрный лес. Чёрным его называли потому, что там не было ни берёз, ни хвойных деревьев, ни дубов, а росла корявая ольха, клён и всякая лиственная дребедень, не пригодная для строительства. Высокий берег постоянно подмывала вода, и в реке лежали стволы деревьев и кусты. За старицей в сторону грейдера Григорий обнаружил целый участок дикой конопли.
  - Да здесь, оказывается, целый Клондайк, на такое царство я и не рассчитывал, - проговорил он вслух.
  - Это всё хорошо, но деньги всё равно нужны, - поддакнуло второе я.
  - У меня есть кларнет. Буду ездить в Уральск и зарабатывать музыкой.
  После обозрения, Григорий, довольный, вернулся к шалашу и принялся устраивать свой быт. Нарубил длинных жердей поровнее и из них сколотил подобие стола. На нём можно сушить коноплю, тёрн и ежевику. Разжёг опять костёр и сварил в казанке перловую кашу.
  - Сюда бы маслица, - предложило второе я.
  - Не мешало бы, но придётся привыкать без него.
  После каши попил чайку и снова отправил в рот несколько таблеток кодеина.
  - Ты же сказал, что будешь бороться, - напомнило ему второе я.
  - Вот приживусь здесь, тогда и начну, - залезая в шалаш, произнёс Григорий. На следующее утро он доел кашу, запил чаем и отправился к грейдерной дороге. На попутной машине Григорий доехал до города, и, устроившись на оживлённом месте, заиграл на кларнете.
  Люди проходили мимо, не обращая внимания на играющего человека. Один из них остановился и прислушался. Потом достал кошелёк и бросил в коробку из под обуви рубль. "Ого, целый рубль!" - подумал Григорий. Через некоторое время в коробке появились и другие деньги. Проиграв несколько раз свой репертуар, он собрал заработанное и пошёл в сторону магазина. По пути купил горячих пирожков и с аппетитом съел. В магазине Григорий стал заполнять свой рюкзак. Первым делом купил пять буханок чёрного хлеба, несколько видов крупы, соль, сахар, спички. Нашёл универмаг и там закупил рыбацкое снаряжение. Не забыл заглянуть и в аптеку.
  - Это уже лишнее! - изнутри прокричало второе я.
  - Я тебе сказал, что ещё не готов.
  Водрузил рюкзак на спину и отправился в обратный путь. От города до места дислокации было километров сто. Если в 1954 году по грейдеру редко проезжали машины, то в семидесятых курсировало много транспорта, ездили и автобусы, но он добирался на попутных машинах, экономя деньги. От грейдерной дороги до реки далековато, но в этом и прелесть отшельничества.
  В детстве Григорий рос послушным мальчиком, в школе учился неплохо, и его тянуло к музыке. Сначала он играл в доме пионеров на домре, сам изучил ноты и учился играть на пианино, баяне. В 1954 году его призвали в армию, а родители по зову партии и Н.С. Хрущёва поехали в Казахстан распахивать целинные земли. До армии Григорий не курил, его лица ещё не касалась бритва, не было у него и девушки. Служить его отправили в Германию и там, по воле судьбы, ему пришлось руководить самодеятельностью. Он с удовольствием организовал хор, в котором участвовали солдаты и жёны офицеров. Собрал оркестр, и стали они выступать с концертами. Такая служба ему нравилась. Вечерами давали концерты, после выступления их угощали ужином, со спиртным, конечно. На следующий день отсыпались, потом репетиции, вечером опять концерты, и так все четыре года.
  За это время он окончил заочные курсы при Московском педагогическом университете им. Крупской по музыковедению и литературоведению. Писал стихи. Там же попробовал наркотики. После армии Григорий приехал в Казахстан к родителям и немного работал при клубах, но это совсем не то, что в Германии. Местность возле Урала он исходил вдоль и поперек, как будто знал, что ему предстоит сюда вернуться. В этих местах во время Гражданской войны воевал Чапаев. Во время переправы через Урал его ранили, и он ушёл под воду. В Чапаевске на площади стояла его могила с простым памятником со звездой, обнесённая металлической оградкой. Старожилы рассказывали, что самого Чапаева в могиле нет, а захоронены некоторые его вещи.
  По правой стороне реки от Уральска и до Каспийского моря раскиданы деревни на расстоянии двадцать-двадцать пять километров друг от друга. Деревни небольшие, и в них живут, в основном, казахи и русские старики, молодежь разъехалась по городам. С родителями в Казахстане Григорий жил недолго, вернулся на Украину, женился, и у них появился сын. Намечались хорошие перспективы в жизни, но наркотики он бросить не мог и работу менял, как перчатки. Через какое-то время родители вернулись на Украину, купили в деревне домик, и он, разведясь с женой, приехал жить к ним. Ни мать, ни отец не могли понять, что творилось с сыном. Что такое наркотики они не знали, а видели, что Григорий ходил пьяный, хотя от него спиртным не пахло. От красивого стройного парня ничего не осталось, он превращался в сгорбленного старика. Перестал за собой следить, ничего не хотел делать, а только много спал. И вот однажды отец решил с ним поговорить.
  - Сын, что с тобой творится? Ты умираешь заживо, чем ты болеешь?
  - Папа, я употребляю наркотики, и избавиться от них не могу. Организм требует всё больше и больше.
  - А что же теперь делать, как лечиться?
  - От наркомании лечения нет, и я решил уехать в Казахстан. Поселюсь в степи и там, в изоляции, попытаюсь сам себя излечить.
  Так Григорий появился на реке Урал между двух деревень. До одной десять километров, до другой пятнадцать.
  Вернувшись из города, он влез в шалаш, проглотил кодеин и голодный заснул. Утром проснулся с больной головой и сразу развёл костёр. Попил чаю и занялся изготовлением удочки.
  "Сегодня ни одной таблетки", - решил Григорий и пошёл искать удилище. Оказалось, что это не простая задача. Оно должно быть ровным, длинным и гибким. В таком лесу найти что-то подобное не так-то просто, но он нашёл и сделал неплохую удочку. В балке нарыл червей и начал рыбачить. Время перевалило за полдень, солнце пекло нещадно, и клёва не было. "Какой дурак ходит на рыбалку днём?"- разозлился Григорий и вернулся в шалаш.
  Достал таблетки, посмотрел на них и положил обратно...
  - Вот молодец! - обрадовалось второе я.
  В шалаше становилось жарко, и он не находил себе места. Вспомнил сына. Ему захотелось погладить Серёжку по белобрысой голове. Представил, как жена плакала, умоляя его не глотать таблетки, а он злился и винил во всём её. Любил ли он Лиду? Наверное, да, но наркотики убивали все чувства. "Как сын теперь будет жить без него, кто его защитит? С кем он будет ходить на рыбалку?" - думал Григорий, и сердце сильно защемило, на глазах показалась слеза. Крутился, крутился, схватил рюкзак, достал лекарство и быстро проглотил.
  - Эх, рано я тебя похвалило.
  Григорий ничего не ответил, повернулся на бок и уснул. На сене сейчас лежало первобытное существо. Волосы отросли, на заросшем щетиной лице блуждала улыбка.
  Проснувшись, он выглянул из шалаша. На востоке, за рекой, поднималось багряное солнце. Всё вокруг покрывал туман. Съев кусок хлеба с водой, Григорий побежал к старице. В воде вовсю играла рыба. Он быстро насадил на крючок червя и забросил его в воду. Поклёвка - и увесистый чебак плюхнулся в ведро. За два часа рыбалки почти полное ведро рыбы. Из-за камышей показалась ондатра. Он схватил палку и ударил её по голове. Ондатра трепыхнулась, и опрокинулась на спину. Григорий залез в воду и вытащил её на берег.
  - Ну вот и мясо есть, - обрадовался он.
  У воды Григорий начистил рыбы на уху и освежевал зверька. Вернувшись с рыбалки, развёл костёр и стал варить уху. Остальную рыбу засолил в кастрюле и положил гнёт. Тушку ондатры посолил и насадил на палку. Ножом соскрёб со шкурки остатки мяса и растянул на ветках для просушки. Уха закипела, и он всыпал в неё горсть пшена.
  "Классный будет сегодня обед," - держа палку над углями, радовался Григорий. В воздухе запахло лавровым листом и жареным мясом.
  С этого момента потянулись однообразные дни. С утра рыбалка, приготовление еды, заготовка дров и рытьё ямы под землянку. Один раз в две недели он отправлялся в город за деньгами и провиантом. Шкурки из ондатры Григорий сдавал в ларёк от заготконторы. В городе люди смотрели на него с удивлением. Откуда взялся первобытный человек? Волосы его отросли ниже плеч, борода лежала на груди, но всё было причёсано и аккуратно подстрижено. Рубаха и брюки выгорели от солнца, на ногах истоптанные ботинки.
  Лето уходило, близилась осень. Землянка, яма размером три на три и глубиной два метра, почти готова. Стены её он утеплил матами из камыша, предварительно высушенного и связанного из снопиков шпагатом. Маты прибил к стене заструганными деревянными колышками. Перекрыл землянку толстыми жердями, сверху застелил слоем камыша, затем сделал ещё один накат из брёвен и засыпал землёй. Внутри устроил камелёк из сырца.
  Лист железа и трубу ему изготовили сварщики в МТС. Совсем изолироваться от людей он не смог. Его лагерь обнаружили рыбаки, с некоторыми он подружился, и его снабдили зимней одеждой и обувью. На зиму Григорий насушил тёрна, ежевики, насолил и насушил рыбы. Внутри изготовил лежанку и застлал сеном. Сначала выход из землянки он хотел сделать в перекрытии, но потом передумал, всё занесёт снегом, и он не сможет выбраться. Пришлось копать траншею и делать притвор, который открывался внутрь. Двери Григорий сделал из толстых жердей, с двух сторон обшитых камышом. Вместо навесов приспособил верёвки. Самое главное - насушил конопли и стал её курить. Этот наркотик ему понравился больше, и он перестал покупать кодеин. Григорию казалось, что теперь ему удастся избавиться от привязанности, но это только иллюзия. Избавившись от одного, он привязал себя к другому. Иногда Григорий захаживал на чужую бахчу, приносил огурцы, помидоры, а ближе к осени - арбузы, дыни. Делал это он аккуратно, много не брал, не топтал. Люди знали, что на бахчу приходит отшельник, но относились к этому благосклонно. На зиму Григорий заготовил много сухарей, даже картошки, морковки и свеклы. Зимой он не сможет ездить в город и придётся продукты экономить. Жить здесь ему нравилось, у него было всё, а главное - много наркотика. Второе я его уже не беспокоило - это бесполезно.
  Наступила зима, и Григорий больше времени проводил в землянке. Часто курил, много спал и с каждым днём слабел. Если летом ему нужно было заниматься заготовкой, то теперь его одолевала лень. Вначале он дрова приносил из леса, экономя запас. Затем рубил всё ближе и ближе и когда землянку занесло снегом окончательно, Григорий перешёл на запас. Каждое утро он открывал двери и расчищал траншею от снега. Заносил дров в землянку на несколько дней, но чистил снег ежедневно. Дни отмечал в календаре, а время определял по солнцу или просто по наступлению темноты. Часто брал в руки кларнет и играл. В этот момент Григорий уходил в прошлое. Чаще всего вспоминал те места, где встречался с Лидой. Жаркие поцелуи, рождение сына. Заканчивалась музыка, и возвращалась реальная действительность.
  Топил он ежедневно и готовил варево и чай, затем камелёк затапливал через день и питался сухарями с водой. Редко делал зарядку, играл мало, а больше спал, зарывшись в сено.
  - Вставай! - звало второе я.
  - Сейчас.
  - Затопи очаг, замёрзнешь.
  - Сейчас.
  - Чего ты добился? Наркотики не бросил, а только ослабеваешь с каждым днём!
  С усилием Григорий поднимался и затапливал камелёк. Делал лёгкую зарядку и готовил суп. Открывал двери, с большим усилием чистил траншею от снега. Отмечал в календаре пропущенные дни, без аппетита ел и, покурив, ложился спать.
  - Что ты делаешь? Иди к людям, пропадёшь, - настаивало второе я.
  - Куда я пойду? Кругом по пояс снег. До ближайшего села десять километров. Скоро весна, пригреет солнышко, зацветут тюльпаны, и мы пойдём с тобой на рыбалку.
  - До весны дожить нужно, а у тебя нет сил снег почистить, - беспокоилось второе я.
  - У меня силы воли нет. Если бы я смог бросить наркотики, жил бы совсем по-другому. Что я видел в жизни? Четыре года пьянства. Ни любви, ни ласки к сыну, только поиски наркотика. И здесь появился только потому, чтобы никто не мешал их употреблять. Во всём винил людей, и близких, и далёких. Все виноваты - только не я. Мне казалось, что никто меня не понимает, а они просили пересмотреть свою жизнь. Я сам погубил свой талант, погубил свою жизнь, и нет мне прощения.
  - Иди к людям, они спасут.
  Григорий подумал и начал одеваться.
  - Ты прав, нужно идти. Оденусь потеплее и пойду.
  Он надел тёплый свитер, ватные штаны, валенки. Штанины натянул на валенки, на голову надел шапку-ушанку. Посмотрел вокруг себя и увидел кларнет. Он нежно взял его, погладил и засунул под свитер. Надел старенький полушубок и подвязался верёвкой. "Буду держаться ближе к реке, и даст Бог, дойду". На плечи нацепил рюкзак с сухарями и вышел из землянки, прикрыв плотно двери. Григорий шёл, утопая в снегу по колено, на север, не теряя из виду белое полотно реки.
  - Иди, Григорий, иди не останавливайся! - ободряло его второе я. - Это твоё спасение.
  - Нет, это моя погибель.
  Идя опирался на палку, падал, поднимался и продолжал идти. Вокруг него, куда не глянешь, белел снег. Сколько он прошёл, неизвестно, силы покидали его, и Григорий решил вернуться, ему не дойти до людей.
  - Да-а, тебе не дойти, но и вернуться трудно, - согласилось второе я.
  Повалил крупный снег и ветерок стал заносить следы. Григорий старался не потерять из виду реку. Ветер усилился, снег закружился, и всё исчезло: и деревья, и река. Он выбился из сил, след занесло снегом, и Григорий упал.
  - Немного полежу, отдохну и потом опять пойду, - подумал он.
  - Вставай, вставай, нельзя лежать, замёрзнешь" Уже не далеко.
  - Зачем я тебя послушал? Мне не дойти, где теперь искать землянку?
  Вокруг кружилась метель, ветер свистел, рвал одежду. Он остановился, нащупал кларнет, прижал его к груди, как малое дитя, и посмотрел вокруг. Справа виднелись деревья, слева - белое полотно, значит, он идёт по берегу реки.
  "Нужно внимательно смотреть направо, среди деревьев должна быть труба из камелька", - думал он, но там торчали только кусты и деревья. Силы покинули его, и он упал. Сколько ни кричало второе я, не звало, Григорий не поднялся. Ему стало тепло, уютно, и он заснул. Вьюга кружилась, завывала, заметая лежащее тело отшельника.
  Пришла весна, набухла река, и по льду пошли трещины. Сначала одна, поперек реки, потом от неё пошли боковые трещины, и лёд "взорвался". Льдины налезали друг на друга, шипели, толкались, а вода прибывала и прибывала, слизывая с берега всё подряд. Она подняла тело отшельника и понесла вместе с льдинами.
  Утонувшего Чапаева не нашли, но поставили ему памятник, а кто похоронит тело отшельника, да найдут ли его? Каждый день мать заглядывала в почтовый ящик, но никакой весточки. Сколько горя принёс Григорий родителям, жене, сыну" Они надеялись, что он излечится и вернётся к ним. Прошли годы, и у жены появилась другая семья. Сын женился и родил своих детей, а родители умерли, так и не дождавшись своего Григория.
  
  
  
  Шахматы
  
  Анатолий в профкоме отвечал за секцию "Спорт и отдых рабочих". Когда-то в юности он неплохо играл в футбол и увлекался шахматами. Вот поэтому и вызвал его председатель профкома в кабинет.
  - Анатолий Владимирович, на следующей неделе во Дворце спорта будет соревнование по шахматам среди предприятий города. Мы должны выставить свою команду из пяти человек: четыре мужчины и одна женщина.
  - Четыре мужика не проблема, а где взять женщину?
  - Вот и займись этим вопросом, - предложил председатель на полном серьёзе.
  " Легко сказать, займись!"- думал Анатолий.
  - Что ж ты грустен и не весел, что ж ты голову повесил? - шутя, спросила его жена.
  - В профкоме завода задали мне непосильную задачу, найти женщину, которая играет в шахматы.
  - А это ещё зачем? - повернулась Галина от плиты, где жарились котлеты.
  - На следующей неделе в городе соревнование по шахматам. В команде обязательно должна быть женщина.
  - Да-а, это вопрос не простой, - согласилась она.
  Анатолий подошёл к жене, обнял её за плечи и ласково спросил:
  - Гала, а может, ты меня выручишь?
  От неожиданности Галина шлёпнулась на табурет:
  - Ты что с ума спятил? Как ходят фигуры я знаю, но не более того.
  - Эта проблема не только у нас, а у всех команд. Я уверен, что женщины ни у кого не будет, а у меня будет. Ты только посидишь за доской десять минут и заработаешь команде очко.
  - Они тоже не глупее тебя и выставят женщину.
  - Ну и что, сделаешь несколько ходов. Если она играет, то видно будет, а если подставная, как ты, согласитесь на ничью. Я подойду и подскажу. Помнишь, как ты играла с Талем?
  Галина вспомнила, как в город приезжал экс-чемпион мира гроссмейстер Михаил Таль, и в красном уголке завода состоялся сеанс одновременной игры. За длинным столом сидело девять игроков, а за десятой доской никого не было. Галина, ради шутки, села за шахматы и стала ждать. Таль прошёлся возле стола и сделал первый ход. Галина сходила так же. Гроссмейстер сделал второй ход, Галина повторила, и так несколько раз. За следующим разом он посмотрел на Галину и заулыбался. Она не выдержала и рассмеялась. Все игроки обратили на них внимание.
  - Я согласна на ничью, - сдерживая смех, предложила она.
  - Я тоже, - подавая руку, сказал Таль. Они пожали друг другу руки и разошлись.
  После сеанса он подошёл к Галине и сказал:
  - Вы должны играть в шахматы, из вас может получиться хороший шахматный авантюрист.
  - Тогда я просто пошутила, - сказала Галина мужу.
  - Я тебя немного научу, - предложил Анатолий.
  - Если будешь заниматься со мной, а не стучать костяшками домино после работы, то я согласна.
  После ужина он достал с антресолей шахматную доску, протёр пыль и расставил шахматы.
  - Садись, будем учиться. На шахматной доске шестьдесят четыре клетки. Восемь по вертикали и восемь по горизонтали. Горизонтальные ряды обозначаются цифрами, а вертикальные латинскими буквами. Каждая клетка имеет своё обозначение е2, а4 и т. д.
  - Я это тоже знаю, но я не собираюсь записывать ходы, - рассердилась Галина.
  - Ладно, оставим это на потом. Делай ход, например: пешка е4, я отвечаю е5.
  Целый вечер Анатолий объяснял Галине, какой фигурой лучше ходить, какой хуже. Она ходила, но неправильно, он нервничал. В конце концов Галина одним движением смахнула шахматы на пол и сказала:
  - Не буду я этим заниматься, некогда мне. Завтра нужно поехать на дачу и полить помидоры.
  - Гала, успокойся. Я поеду и полью, - предложил он.
  - Вот это другое дело, а то я везде сама, теперь ещё и шахматы.
  Целую неделю Анатолий приходил с работы вовремя и занимался с Галиной.
  В воскресенье супруги нарядно оделись и поехали на соревнование. Вновь построенный двухэтажный Дворец спорта находился в центре города. Шахматный клуб занимал большой зал в углу первого этажа. Там уже стояли пять рядов шахматных столов с расставленными шахматами. Анатолий зарегистрировал жену как члена команды.
  Между столиками ходило много мужчин, но ни одной женщины.
  - Я же тебе говорила, что и в другой команде будет женщина, - услышала Галина за своей спиной.
  - Ну и что? В одной команде есть, а в трёх нет, - уговаривал свою подругу мужчина.
  Судья объявил, кто с кем играет, и все заняли свои места. Галина села за пятый столик с гордо поднятой головой. Первую партию ей предстояло играть белыми. С другой стороны столика села красивая белокурая девушка, она явно нервничала. Галина сделала первый ход е4. Девушка ответила Кс6. Белые Сс4, Чёрные Кf6. Белые Кf3, чёрные h6. Белые Сf7 шах и мат. Галина поставила мат в четыре хода, рассчитывая на то, что девушка не умеет играть в шахматы. Это было рискованно, так как настоящий шахматист такой оплошности не допустит. Анатолий не думал, что она запомнила показанный дома быстрый мат, рассчитанный на новичка.
  - Ты просто молодец. Это же надо, мат в четыре хода! - восхищался он.
  - Я сразу поняла, что она даже ходов не знает, поэтому и рискнула.
  На следующее воскресенье должен определиться чемпион города, и Галина упорно изучала шахматы. Первый выигрыш её вдохновил, и она решила этим заняться всерьёз. В конце концов, не Боги горшки обжигают, что она хуже других? Не зря Михаил Таль увидел в ней авантюризм. Теперь она каждую свободную минуту посвящает изучению партий. Однажды идя с магазина, Галина присела к игравшим во дворе мужикам.
  - Разрешите и мне сыграть партию, - попросила она.
  - Да пожалуйста, - сказал сосед, освобождая ей место. Галина расставила шахматы и стала играть. Игравшие в домино мужчины обступили их со всех сторон и стали подсказывать ей, как лучше сходить.
  - Не мешайте, она лучше вас знает, как ходить, - сказал Анатолий, неожиданно появившийся возле стола. Галина растерялась и "зевнула" ферзя.
  - Сегодня проиграла, но дальше я вам ещё покажу класс.
  - Толька, а ты никогда не говорил, что у тебя жена играет в шахматы, - подтрунивали соседи.
  - Я что, должен писать объявление?
  В выходной соревнование завершилось. Ни в одной из команд женщин не было, и Галине не пришлось играть, но она упорно сидела за своим шахматным столом и приносила команде очки. Она увлеклась шахматами, и ей хотелось играть, но не с кем.
  - Первое место среди предприятий заняла команда ЖБИ. Второе - завод чистых металлов и т. д. - объявил судья. Анатолию вручили диплом за первое место среди команд. Галине вручили диплом чемпион города по шахматам среди женщин и Почётную грамоту. В городских газетах появились статьи об открытии Дворца спорта и выигравших спортсменах по всем видам спорта.
  После этих соревнований Галину взяли в сборную города, и она ездила на соревнования в другие города и в область. Галина играла и не всегда выигрывать, но самое приятное было идти Первого мая и Седьмого ноября на параде в первом ряду спортсменов с лентой через плечо: чемпион города. Она шла и с гордостью думала: вот и она нашла своё место в жизни. Оказывается, кроме работы, мужа, детей есть ещё и другой мир - шахматы. Теперь понятно, почему некоторые люди стремятся в спортзал, на рыбалку, на охоту. В этом заключается другая жизнь, интересная и увлекательная. Она благодарила мужа, что он открыл ей другой мир, хотя иногда и сам не рад этому. Галина часто уезжала, и ему приходилось заниматься домашними делами: поливать овощи на даче, готовить еду, заниматься с дочерью, зато как приятно её встречать с очередным дипломом или грамотой, видеть счастливое лицо жены. Теперь, придя с работы, он заставал её на кухне рядом с шахматной доской. На плите что-то кипело, жарилось, а она разбирала очередную партию и возмущалась:
  - Толя, вот посмотри, мне нужно было сходить конём, а я турой пошла, как я этого не увидела?
  - Гала, у тебя котлеты подгорают, и борщ уже сварился, - обнимая жену, сказал он.
  "Может, в этом и заключается счастливая жизнь?" - подумала Галина...
  
  
  
  
  В отпуске
  
  Автобус двигался по укатанной дороге в сторону Чапаева. По левую сторону, сколько глаз мог захватить, раскинулась степь. Всю её покрывал ковыль, седая полынь и ещё какая-то трава с колосками. Изредка вдали росли одинокие деревья, и вокруг них зеленела высокая густая трава - это означало, что там есть колодец. Рядом с ним устроен жёлоб для водопоя. На горизонте поднимались вверх клубы пыли, значит, к колодцу движется стадо овец или верблюдов. В открытые окна автобуса залетал терпкий запах полыни. По правую сторону дороги попадались небольшие деревни. Одни были расположены рядом с шоссе в несколько улиц, а другие километра за три, четыре от дороги. Все они располагались по берегу Урала, и в зависимости от изгиба реки, деревни, то приближались к дороге, то удалялись вместе с Уралом.
  Дома в деревнях были, в основном, деревянные. По Уралу испокон веков жили уральские казаки. Избы рубили из сосны, многие в два этажа. В настоящее время стояли жалкие перекошенные домишки вперемешку с глинобитными жилищами. После революции кочующих казахов селили рядом с русскими на постоянное место жительства. Крыши таких домов были плоские и смазанные глиной. В одну из таких деревень мы и ехали с мужем в отпуск.
  Деревня Бударино находилась в ста километрах от Уральска. Там родился мой муж Евгений, и в ней жил его старший брат Ананий. Бударино раскинулось у самой дороги на берегу старицы. Деревня большая в несколько улиц, здесь же находилась МТС. До свадьбы Евгений жил в Бударино и работал главным механиком в МТС, а я бывшая целинница - комбайнёром. После свадьбы мы уехали на Украину и обосновались там. Сейчас я с мужем и дочкой ехала в отпуск и с замиранием сердца осматривала всё вокруг. Здесь прошли мои юные годы, первая любовь и первые разочарования. До боли знакомые места. Хотелось выскочить из автобуса, убежать далеко в степь, упасть на землю и обнимать каждую былинку, вдыхать в себя запах травы.
  Автобус остановился, и мы, забрав вещи, пошли к Ананьевому хозяйству. Наша трёхлетняя дочь Лена всю дорогу спала и вышла из автобуса в плохом настроении, капризничала и сама не знала, что хочет. В деревне всё без изменений, только в некоторых дворах появились деревья. Во дворе Анания гуляли ребятишки. Их у него было пятеро - один другого меньше. Увидев входивших гостей, дети зашумели. Старшие нас узнали и кинулись обниматься. На шум вышли хозяева: Ананий и его жена - Тая.
  - Наконец-то приехали! - обрадованно проговорил брат, обнимая своего младшего.
  В этом доме была наша свадьба, и несколько месяцем мы здесь жили. Внутри дома всё осталось по-прежнему. На столе стоял тот же большой медный самовар и дымились горячие щи. Семья готовилась обедать. Тая, тихая, добродушная женщина, бегала по комнате, суетилась, не знала где посадить дорогих гостей. Наконец успокоилась и усадила всех за большой стол. Дети тоже присмирели и заработали ложками. Лена посмотрела на детскую ораву и с удовольствием стала хлебать из тарелки. Евгений достал из чемодана бутылку водки и разлил по рюмкам.
  - За встречу.
  - За приезд, - поддержал Ананий, и все выпили.
  После обеда я раздала подарки. На стол насыпала кучу конфет и подарила младшим игрушки. Старшим Мише и Володе по рубашке, Любе - платьице, она на год старше Лены. Ананию тоже рубашку, а Тае накинула на плечи большой, красивый шелковый платок с кистями. Подарки всем понравились. После обеда мужчины вышли на улицу, а мы с Таей стали вспоминать прошедшие годы.
  - Хватит, не всё сразу, а то кое-где слипнется, - прикрикнула Тая на детишек, которые раскладывали конфеты по карманам и набивали полные рты.
  Она собрала оставшиеся конфеты в мешочек и спрятала в шкафчик.
  Тая ещё ребёнком осталась сиротой и воспитывалась в большой семье далёких родственников. Воспитанием детей никто не занимался, и они набирались опыта у старших. Учились в школе до семи классов и работали в колхозе. Мальчишки уходили в армию, а потом, кто уезжал в город, а кто возвращался, женился и трудился над продолжением рода. Девушки выходили замуж и тоже рожали детей.
  Если у родных дочерей был какой-то выбор, то у Таи выбора не было. Её выдали замуж за некрасивого одноглазого парня с другой деревни без её согласия. У него вытек глаз после кори. Ананий её не обижал, и она к нему привыкла. Кроме Анания с ними жила его мать и младший брат Евгений. Вместе они построили новый небольшой дом.
  Их маму я не видела, она умерла до нашей с Женей свадьбы. Ананий и Тая хотели, чтобы мы свои деньги не тратили, а копили на свой дом, но мы не могли себе этого позволить. Во первых, я не могла привыкнуть к их пище, а во вторых, отбирать кусок хлеба у многочисленного семейства? Несколько месяцев, которые мы прожили в доме Анания, для меня показались вечностью. Меня все любили, никто не обижал, но однообразная пища мне в глотку не лезла. Ежедневно Тая вставала в пять утра, затапливала русскую печь, замешивала тесто на хлеб. Наливала в чугун воды, крошила в воду картошку, накладывала капусту, всыпала горсть пшена, взятого из мешка и не промытого, солила и ставила в печку вариться. Во второй чугунок нарезала картошки, солила, добавляла большой кусок сливочного масла и тоже отправляла в печь.
  С подошедшего теста пекла несколько штук лепёшек, обильно смазывала топлёными сливками, посыпала сахаром и складывала в стопку. Снимала с кипящего самовара крышку и накладывала по всему периметру яйца, тоже не промытые. С печки выгребала золу и сажала туда два или три батона хлеба.
  Завтрак был сытный, если забыть про немытые яйца, но ежедневно один и тот же.
  В обед вынимались и разливались щи по тарелкам. Каждый едок клал в тарелку топлёные сливки, кому сколько хотелось, и хлебал. На второе с корочкой картошка. Если было мясо, то щи были с мясом, если мяса не было, то пустые. Ежедневно одно и то же. Вечером чай, яйца и недоеденные щи.
  Однажды я купила в магазине шестилитровую (меньшей не было) кастрюлю, большую сковородку и керогаз. Прихватила ещё и вермишели. Под вечер сварила полную кастрюлю супа с вермишелью и заправила жареным луком на постном масле. Я не успевала наливать детям в тарелки. Они с таким аппетитом уплетали это варево. Я тоже отвела душу. Тая есть не стала, ссылаясь на зажарку с постным маслом.
  - Женя, я уважаю благие намерения твоих родственников, но нам нужно уйти на квартиру и жить своей семьёй. Мне надоели эти щи и немытые яйца. Тая не видела ничего другого, и они к этому привыкли. Ты служил в армии, ел другие блюда, и тебе тоже хочется разнообразия.
  - А ты взяла бы яйца и помыла.
  - Ты представляешь, что бы это было? Я сварила другой суп и она его не стала есть. Зачем нам их благотворительность? Мы сами устроим свою жизнь.
  Через несколько дней мы ушли на частную квартиру, недалеко от них. Я, как могла, объяснила Тае наши намерения.
  - Хорошо, живите, где вам нравится, только я буду печь хлеб, и дети будут носить вам молоко.
  - Это будет хорошо, я не умею печь хлеб и твои изумительные лепёшки.
  Как-то, убираясь в квартире, посмотрела в окно и увидела такую картину: Машенька и Володя несли бидончик с молоком. Недалеко от нас они заспорили: кому занести бидончик в дом? Стали вырывать один у другого, выронили его на землю и разлили молоко. Подняли пустой бидончик, во весь голос заревели и пошли обратно.
  Я убралась и решила к ним сходить. По пути зашла в магазин, купила конфет, и пошла их успокаивать.
  - Что-то вы здесь притихли, - заходя в дом, сказал Ананий.
  - Мы вспоминали Машеньку и Володю, как они носили нам молоко,- стала рассказывать я.
  - До сих пор мне жаль Машеньку. Она умерла у меня на руках, её задушил дифтерит, - с горечью сказал Ананий.
  - Няня Галя, отпустите Леночку с нами на речку купаться, - попросил Володя на следующий день.
  - Нет. На берег с вами пойду и я. Вы будете купаться, а мы с Леной посмотрим.
  - Там совсем неглубоко. Это же не Урал, а старица.
  - Лена ещё не умеет плавать, и одной ей в воду нельзя.
  Целая гурьба ребятишек подошла к берегу, и я с ними. Они на ходу раздевались и с небольшого мостика стали прыгать в воду. Лена тоже вышла на мостик и наблюдала за ними. Мальчишки один за другим выскакивали из воды и снова прыгали. Лена крутила головой туда-сюда, туда-сюда. Неожиданно она подбежала на край мостика, расставила ручки, оттолкнулась ножками и прыгнула в воду. Я не успела сообразить, что произошло. Лена не прыгнула, а плюхнулась животом. Повернулась на спину и стала барахтаться. Я кинулась к ней и, схватив за платьице, вытащила её из воды. Она с открытыми от ужаса глазами смотрела на меня, ничего не понимая. Потом, придя в себя, расплакалась. Я прижала её к себе и сказала:
   - Не плачь, успокойся, ты тоже искупалась.
  Дома дети наперебой рассказывали, как Лена прыгнула с мостика в воду, а я с ужасом подумала, что могло произойти, если бы я разрешила ей пойти с мальчишками без меня. Через несколько дней, оставив Лену с Таей, мы с мужем уехали в Коловертное к его двоюродному брату. Он на двадцать пять лет старше Евгения, и мы называли его дядя Саша.
  Село находилось на самом берегу Урала, и рядом рос большой лес. Дядя Саша там работал лесником. У него в распоряжении находилась лошадь. Жила она у него в хозяйстве, как собственность. Я раньше часто бывала у них в гостях. Семья большая, дружная. Одних детей было десять человек. Дядя Саша - сама доброта: невысокого роста, худощавый, с большой копной рыжеватых волос, причёсанных пальцами, всегда что-то делал. Вот и сегодня он готовил телегу на ночную рыбалку. Рыбачить приходилось часто: то начальство приедет на выходные, то с друзьями съездить на охоту или осетра поймать, а сейчас и сам бог велел порадовать гостей свежей чёрной икрой. Ловить осетров запрещено, но это другим, а не ему.
  - Начальству можно, а я чем хуже? - шутя, приговаривал он.
  Его жена - в противоположность мужу: высокая, полная женщина. В её обязанности входило готовить еду, кормить семью, а убирать, ухаживать за скотиной - дело старших детей. Самая старшая - Татьяна. Она руководила всем хозяйством: следила за чистотой, доила коров, сепарировала молоко. Большой двор делился на два двора: чистый и скотный, разделённый небольшим забором. Возле калитки стояли резиновые сапоги и калоши. Рядом с летней кухней стоял длинный, деревянный стол. Здесь находилась летняя столовая. Мне нравилось наблюдать за трапезой большого семейства. Возле большого медного самовара восседала хозяйка, рядом хозяин, дальше по старшинству. Хозяйка разливала щи, Танюшка расставляла на столе. Никаких капризов: что подали, съедалось немедленно.
  Через пару часов после обеда вся детвора собиралась вокруг стола. В торце стола на земле стоял ушат, а рядом большая корзина с арбузами и дынями. Тётя Лиза, вооружившись длинным ножом, рассекала арбуз на сегменты и пододвигала на середину стола. Оставшиеся корки этим же ножом сгребала и одним движением отправляла в ушат. После полдника вся эта орава отправлялась на Урал купаться. За меньшими детьми присматривали старшие. Накормив семью, тётя Лиза шла в избу отдыхать. В тихий час её никто не беспокоил.
  - Галя, ты поедешь с нами на ночную рыбалку? - спросил дядя Саша.
  - А что я там буду делать?
  - Уху варить. Сначала мы бредешком поймаем рыбки на уху, а потом поставим перемёт на осетра.
  Я не стала спрашивать, что такое перемёт, и, захватив тёплую кофту, уселась на душистое сено в телеге. Евгений поехал впереди нас на велосипеде.
  - А Женя разве знает куда ехать?
  - Он здесь вырос и знает каждую тропинку и полянку.
  Дорога петляла между овражками, заросшими ежевикой и кустами тёрна. Среди буйной зелени на деревьях появлялись жёлтые и красные листья, приближалась осень. Кусты тёрна сплошь усыпаны крупными синими ягодами, но ещё несъедобными. После первых заморозков женщины и дети отправятся за тёрном. Листья с кустов осыплются, и останутся только ягоды. Из ежевики варят варенье, а из тёрна делают пастилу, и сушат, но в основном в кадушках заливают водой и замораживают. Зимой готовый, живой компот.
  Километра через три мы приехали на поляну рядом с Уралом. Посередине - угли от костра и утоптана трава. Видно, что недавно здесь было много отдыхающих. Дядя Саша достал из мешка марлевый полог, и они с Женей установили его недалеко от телеги. Лошадь была отпущена пастись, но со спутанными передними ногами. По пути на стоянку дядя Саша в одном месте погрузил на телегу хворост и дрова, явно приготовленные заранее. Затем Женя занялся бредешком, а дядя Саша костром. Я сидела на телеге и только наблюдала. Для меня это всё было впервые, о многом хотелось спросить, но я не посмела им мешать.
  Взяв бредень и ведро, они ушли вниз по течению и скрылись за деревьями. Я удобно улеглась на сене и стала наблюдать за облаками. Солнце опускалось всё ниже и ниже, закатываясь за деревья. Неожиданно для себя я уснула.
  - Просыпайся, пора приниматься за уху, - услышала я сквозь сон.
  Солнце село, но ещё было светло. Костёр уже горел. На треноге висело закопчённое эмалированное ведро с водой. Рядом в другом ведре лежала очищенная рыба.
  - Как только вода закипит, аккуратно опусти всю эту рыбу, - инструктировал дядя Саша.
  - Через час положишь специи и снимешь с огня. Мешать не нужно, только вылавливай упавших в уху мотыльков.
  Они ушли, а я, вооружившись большой деревянной ложкой с длинной ручкой, стала отгонять мотыльков от ведра. Стремительно темнело, и над костром появлялось всё больше и больше белых крылышек. Я схватила полотенце и расправила его над ведром. Этим спасла уху от мотыльков. Целое облако их кружилось над костром и падало на огонь. Потом опустила в ведро соль, нарезанный укроп, петрушку и лавровый лист. Сняла уху с огня и накрыла полотенцем.
  Моя миссия была закончена. Я подбросила в костёр дровишек и стала ждать рыбаков на уху. С реки слышался их разговор, но я ничего не могла разобрать. В скорости появились и они, возбуждённо разговаривая. Уха оказалась очень вкусной. Почему-то уха, сваренная на костре, намного вкуснее, чем дома на плите. Мы ещё долго сидели возле костра. Потом помыли всю посуду в реке и улеглись под пологом спать. Без полога спать невозможно, заедят комары, хотя ближе к осени их намного меньше, но ещё достаточно, чтобы искусать.
  Утром я проснулась от прохлады и быстро натянула на себя тёплую кофту. Моих рыбаков уже не было, а рядом с телегой стояла лошадь, пощипывая травку. Всё вокруг блестело от росы, а полог совсем был мокрый, как после дождя. От нечего делать я начала изучать окрестность. Берег, где мы ночевали, был крутой. Его постоянно подмывало водой. Некоторые деревья лежали в воде с оголёнными корнями. В лесу росли одни лиственные деревья и кустарники. Местность неровная, все балки заросли ежевикой. На левом берегу Урала рос такой же лес, но берег был пологий и плавно переходил в степь. Из-за леса на востоке поднимался большой красный блин солнца. Я осторожно спустилась в балку и обнаружила, что лианы ежевики сплошь усыпаны крупными синими ягодами. "Странно, что никто их не собирает", - подумала я, обрывая ягоды и набивая рот. Наевшись, я вернулась на поляну. Возле телеги уже копошились дядя Саша и Евгений.
  - А где ваша рыба? - спросила я.
  - Да нет никакой рыбы, пусто всё, - сказал дядя Саша.
  - А можно, я на велосипеде поеду?
  - Да, пожалуйста, как хочешь, - согласился он. Недолго думая, я оседлала металлического коня и покатила в деревню. Дома ещё все спали. Я осторожно улеглась на полу рядом с ребятишками и быстро уснула.
  - Галя, хочешь посмотреть какую рыбу мужики поймали? - разбудила меня тётя Лиза.
  - Никакую не поймали, пусто всё - сказал дядя Саша.
  - Он тебя обманул. Иди в летнюю кухню и посмотри.
  Когда я зашла в кухню, то оторопела. На полу лежали три большущих рыбины. Около полтора метра длиной каждая, и очень толстые. Дядя Саша распорол живот одной из них и вывалил в ведро "мешок" с икрой. В ведре плёнка разорвалась, и оно наполнилось до краёв чёрной икрой. Женя высыпал её в бочонок. То же проделали и с двумя другими рыбинами. Тётя Лиза густо посыпала икру солью и мешала большущей деревянной вилкой, периодически выбрасывая плёнку, которая накручивалась на неё.
  - Один осётр Ананию, один тебе, Женя, а шип я оставлю себе, - распорядился дядя Саша.
  Только теперь я увидела, что одна рыбина немного отличалась от двух других. Спина была серовато-зелёная, бока светлые, брюхо жёлто-белое. У двух других спина серовато-чёрная, бока серовато-коричневые, а брюхо белое.
  - На вкус ни мясо, ни икра у шипа не отличается от осётра, только видом. Это осётр погулял со стерлядью, - объяснил дядя Саша.
  На столе лежал ещё один осётр, но совсем маленький. Длина его была сантиметров пятьдесят.
  - С этой рыбки мы сварим уху. Ты такой ещё не пробовала, - сказала тётя Лиза, улыбаясь.
  - Часа через три можно уже есть икру, а сейчас начнём разделывать осетров и солить мясо.
  - Да я и рыбы такой никогда не видела, и что с ней делать, не знаю.
  - Будешь помогать солить. Сначала мы её порежем на куски, как свиное сало, посолим, сложим в деревянные бочонки, а после просолки провялим на сквозняке в марлевых мешках, чтобы мухи не добрались. Эта рыба очень жирная, и она только вялится, а не сохнет. Костей в ней тоже нет, одни хрящи, хорошие на уху, - рассказывал дядя Саша.
  Перед отъездом собралась вся родня. Сварили уху, нажарили рыбных котлет, только после этой еды мне было очень плохо. Видно мой желудок не смог переварить такую жирную пищу. Своего осетра мы всего увезли на Украину. Большую часть отправили в посылках, а остальную в отдельном чемодане везли с собой. Запах вяленой рыбы распространялся на весь вагон, и пришлось угостить проводницу. Посылки пришли раньше нас, полностью пропитанные жиром, и отдали нам только тогда, когда мы одну из них вскрыли и поделились с работниками почты. Знакомым рыба тоже пришлась по вкусу.
  В отпуск мы ездили ещё несколько раз, но такой рыбы больше не ловили, а покупали в магазине только по большим праздникам и то совсем немножко.
  
  
  
  Нина Сидоровна
  
  Под магазином на детском стульчике сидела женщина. Её лицо покрывали старческие морщины. Покрасневшие глаза слезились. Она постоянно их протирала и приглаживала седые волосы, собранные в пучок и стянутые резинкой. На раскладном столике лежали газеты. Из магазина вышла продавщица, протянула ей булочку и стакан с чаем.
  - Нина Сидоровна, попей чайку. Рано ты сегодня заняла свой пост.
  - Спасибо! Не могу сидеть в голых стенах, тянет к людям.
  Я внимательно пригляделась и узнала свою сотрудницу. Двадцать лет назад мы с ней работали в производственном отделе железобетонного завода. Это была высокая красивая интеллигентная женщина, член партии. Без её участия не проходило ни одно мероприятие. На каждом собрании она выступала и если критиковала, то жёстко и справедливо. В отделе она занимала должность старшего инженера и к ней обращались, как к ведущему специалисту. Одевалась она в облегающие одежды.
  Волосы гладко причёсанные, сзади собраны в пучок и сколоты красивой заколкой. В ушах
  блестели маленькие бриллианты в золотой оправе. На груди красовалась длинная "нитка" крупных топазов, цвета чистой прозрачной воды. Все работники отдела относились к ней с уважением. Жила она в трёхкомнатной "хрущёвке". У них с мужем не было своих детей, и они взяли из детдома девочку и мальчика. Как-то во время чаепития она рассказала, как забирали детей из детдома.
  - Приглянулся нам щупленький кудрявый мальчик, явно цыганских кровей. Как попал он в детский дом, непонятно. Цыгане своих детей не бросают, значит, какая-то девка согрешила с цыганом и оставила мальчика в больнице. Пока оформляли документы, мы часто навещали Сашу и приносили ему игрушки и сладости. Мальчик делился конфетами с другими детишками, но больше всего давал маленькой девочке, которая не отходила от него ни на шаг.
  - Как тебя зовут? - спросила я её.
  - Лида, а вы Сашу заберёте насовсем, насовсем, а меня? - заплакала она, уткнувшись лицом Саше под мышку.
  У меня сердце облилось кровью и я сказала:
  - И тебя тоже заберём, обязательно.
  - Мама, мамочка! - закричала она и кинулась ко мне.
  Я подхватила её на руки, и вопрос решился сам собой. Нужно забирать обоих. Так появились у нас двое детей.
  Нина Сидоровна всю себя посвятила воспитанию своих приёмышей. Саша рос общительным, ласковым мальчиком. Хорошо учился в школе и занимался по классу аккордеона в музыкальной школе. Лида часто болела: короткие кривые ножки, короткие ручки. Наверное в утробе матери ей не хватало каких-то витаминов, или мама много курила. Лида отставала в развитии и училась неважно.
  Муж Нины Сидоровны работал на заводе главным энергетиком и часто домой приходил в нетрезвом виде. Стал болеть и неожиданно умер. Мама её жила в деревне и преподавала в школе русский язык и литературу. После смерти мужа Нина Сидоровна перевезла мать к себе, и та занялась воспитанием внуков. Дочери она привила любовь к чтению и вся квартира была заставлена шкафами с книгами. Самое лучшее отдавали детям, но видать, влияние генов родителей сильнее, и дети игнорировали хорошее воспитание. Саша рано пристрастился к рюмке. Ласковый мальчик превратился в агрессивного юношу. Воровал деньги, продавал вещи и никакие уговоры не помогали. Шикарная библиотека таяла на глазах. Женщины плакали, умоляли остепениться, но никакой реакции.
  Бабушка, не привыкшая к такой жизни, умерла. Нина Сидоровна осталась со своим горем одна. Дочь не пила, но старалась быстрее выйти замуж и западала на любого мужчину. Красивой фигурой Лида не обладала, но смазливым личиком привлекала мужчин. Любила она всех, кто к ней приближался. Ушла из дому с очередным "влюблённым" и вернулась с сыном.
  Жизнь Нины Сидоровны превратилась в сущий ад. Саша пил, забирал у неё деньги, и если денег не было продавал вещи. Пропил её бриллиантовые серёжки и бусы из топазов. Библиотеку тоже пропил. Остались голые стены. Лида ушла с очередным мужем и родила ещё ребёнка. Сын караулил очередную пенсию и сразу забирал. Если она не отдавала, пускал в ход кулаки. Побои она скрывала, и милиция не могла привлечь его к порядку. В посёлке её люди жалели и часто подкармливали.
  - Нина Сидоровна, здравствуйте! - подойдя к ней, сказала я.
  Она посмотрела на меня удивлённо и, вдруг, резко поднялась, зацепив столик.
  Газеты рассыпались, она кинулась ко мне и заплакала.
  Я обняла её, и мы долго стояли и плакали. Из магазина вышла продавщица, подходили какие-то люди, но мы никого не видели. Потом я усадила её на стульчик, собрала газеты и положила на столик.
  - Галя, сколько же лет мы не виделись? - успокоившись, спросила она меня.
  - Двадцать лет прошло, как я уехала отсюда.
  В посёлке произошли большие изменения: много новых домов появилось, у маленьких тогда детишек появились свои ребятишки.
  Люди обступили нас и наперебой стали расспрашивать. Многие меня знали, но все так постарели, что я не всех узнавала.
  Нина Сидоровна сложила газеты в сумку из-под сахара, туда же положила стульчик. Я сложила брезентовый столик, и мы пошли в сторону её дома.
  - Я не могу пригласить тебя к себе: у меня пустая квартира, сын всё пропил.
  - Мы зайдём в кафе и поговорим, - успокоила я её.
  Бывшая столовая находилась в том же здании, что и раньше, но теперь называлась кафе. При входе располагался буфет, где разливали спиртное. В самом углу зала за одним из столиков сидели забулдыги. Я усадила Нину Сидоровну возле окна. Заказала два первых и два вторых блюда, на усмотрение официанта, и кофе.
  - За компанию со мной и ты поешь, - предложила ей.
  - Я редко завтракаю. Ем один раз в день, а на ночь чайку попью, - пожаловалась она.
  - Ешь, ешь, потом расскажешь.
  Она не спеша поела суп, потом второе. Сложила тарелки и отставила в сторону. Подняла стакан с кофе, рука её задрожала, и на глазах показались слёзы.
  - Я забыла, когда сама заваривала кофе, а мы с мамой часто его пили. У мамы был ритуал: смолоть в кофемолке настоящий кофе в зёрнах, предварительно его поджарив. Варила в турке и разливала в маленькие кофейные чашечки. Ни кофемолки, ни чашечек давно уже нет, всё Саша пропил. За бутылку отдавал самые ценные вещи. Он ничего не жалел, никаких вещей не наживал поэтому отдавал без жалости. Разве я могла подумать тогда, когда забирала их с детдома, что меня ждёт такая участь. Всё самое лучшее отдавала им, а что получила взамен. Что я не так делала, где пробел в воспитании?
  - Нина Сидоровна, не вини себя. Ты ни в чём не виновата. Такое происходит и с родными детьми, а в твоих сыграли гены родителей. А где сейчас Саша? - спросила я.
  - Целый день где-то пропадает с такими, как и сам. Собирают металлолом, сдают и пьют. Как окончил школу, ни дня не работал. Поперёк нельзя сказать ни слова, такая у него агрессия. Весь мир виноват в его жизни. Приходит домой только ночевать, и когда я получаю пенсию.
  - Куда же смотрит милиция? Посёлок небольшой, все на виду и ничего не могут сделать? Наверное, и воруют.
  - Воруют, конечно, дачи грабят. Всю алюминиевую посуду у людей выгребли до последней вилки, а милиция от них кормится.
  - А Лида где живёт?
  - Где-то на новом городе с очередным мужем. Двоих детей уже родила от разных мужчин, теперь беременная от третьего. Жаль детишек, я бы забрала их к себе, но у меня никогда не бывает денег, да и Саша о них и слышать не хочет.
  - Как же ты живёшь без денег, чем кормишься?
  - На почте беру газеты под реализацию, продаю чуть подороже, этим и кормлюсь, ещё и его подкармливаю. Стыдно говорить, но хожу на поминки. Там поем, и с собой люди отдают, что осталось на столах. Летом мне приносят много овощей, фруктов. Можно и заготовки на зиму сделать, но нет ни одной банки, всё пропито, да и то, что заготовишь, он вынесет из дома. Стыдно от людей, что у меня такие дети. Лида живёт с такими же пьяницами, как и Саша. Уже двоих детей забрали в детдом, а она собирается рожать третьего. У неё нет жалости ни к детям, ни ко мне. Живёт, как кукушка.
  Мы ещё долго сидели. Вспомнили всех сотрудников, с кем работали. Кто на пенсии уже, а кто ещё работает. Я дала ей немного денег и провела до самого подъезда. С тяжёлым сердцем села в автобус и поехала в Кременчуг к своей дочери. Всю дорогу размышляла, как жизнь у всех людей складывается по-разному. Одному человеку даёт одни блага, а другому - невзгоды. Представила своих дочерей. Мои дети живут не богато, но и не бедствуют. Меня любят и не обижают.
  Прошло лет десять после нашей встречи с Ниной Сидоровной, и мне довелось ещё раз побывать в посёлке. Знакомые рассказали о дальнейшей её судьбе. В скорости, как мы расстались, Сашу избили малолетки, да так сильно, что он умер в больнице. Похоронила она его рядом с мужем и своей мамой. Часто ходила на могилки и разговаривала с ними.
  Лида продолжала рожать детей и оставлять в роддоме. В дальнейшем Нина Сидоровна отдала свою квартиру дому ветеранов, и пошла туда жить. Там и умерла. Дом ветеранов находился здесь же на краю посёлка в живописном сосновом бору. Похоронили её с почестями рядом с её родными. На похоронах было руководство завода, много говорили хороших слов. Весь посёлок провожал Нину Сидоровну в последний путь. Память о ней осталась в посёлке, как о хорошем, добром человеке.
  
  Неудачный день
  
  Наташа звонила то одной подруге, то другой, но никто не хотел лететь за брусникой. У каждой были веские причины.
  " Да что я переживаю, кроме меня будут ещё люди, может кто и знакомый окажется." - подумала она. С вечера приготовила рюкзак с ведром, туда положила плащ балоневый (на случай дождя), газеты, спички. Утром Наталья быстренько позавтракала, достала с холодильника пакет с обедом и побежала в аэропорт. Возле кассы уже стояли несколько человек. Знакомых никого не было.
  - Сегодня экипаж может взять только десять человек, - сообщила кассирша выдавая билеты. Каждый день вертолёт брал определённое число ягодников, оставляя места для вахтовиков. Ровно в 8-00 он взлетел, и набрав высоту, взял направление на север.
  Внизу под солнцем блестели большие и маленькие озёра. Лежали обширные болота с торчащими сухими елями. Некоторые сплошь заросли багульником, а другие покрыты зелёным мхом. Болота, заросшие багульником, не опасны. Там ходить трудно по кочкам, но не утонешь, а зелённый мох коварен. Он может покрывать топкие места. Между болотами и озёрами находились острова, на которых росли вековые сосны. Под ними простирались плантации брусники и черники. Вертолёт высаживал ягодников на одном из старых болот и улетал на буровую работать. Вечером забирал их обратно. Сегодня, как и всегда, он высадил людей на небольшом болоте рядом с островом.
  - Остров здесь большой, брусники хватит на всех, ещё и останется. В шесть часов вечера вас заберём, - сказал лётчик, убирая трап. Ягодники присели и укрыли головы капюшонами. Пока взлетал вертолёт, сильный порыв ветра сорвал у одной женщины с головы капюшон и разметал волосы по всей спине. Наташа подошла и помогла ей привести себя в порядок.
  - Ты что, никогда не летала на вертолёте? - спросила она.
  - Почему, летала много раз, просто не успела придержать капюшон.
  - Как тебя зовут? - спросила Наташа.
  - Людмила.
  - А меня Наташа. Муж отказался лететь, а я не понимаю, как можно сидеть весь выходной у телевизора? Меня тянет на природу в любое время года. Летом хожу на реку с удочкой. Осенью люблю ходить за ягодами, грибами. Зимой бегаю на лыжах, а он с дивана ни куда. Живот скоро на лоб полезет.
  - Я тоже люблю активный отдых. Правда на лыжах кататься не умею, но в лес хожу часто, просто так, на прогулку. Нужно запомнить болото, где нас высадили, чтобы не заблудится, - напомнила Людмила.
  - Я ориентируюсь по солнцу, а тут ещё и озеро есть, - успокоила её Наташа. Она достала с рюкзака ведро и начала собирать ягоды. Веточки брусники росли высокие и на треть покрыты крупными ягодами. Некоторые ягодники чесали брусничник "комбайнами" и в вёдрах было много мусора, а Наталья любила собирать руками, зато у неё в ведре лежали ягодки чистые без листьев. Увлёкшись она не заметила, как оказалась одна, но это её не расстроило, к концу дня все придут на болото. Выпрямившись, Наташа посмотрела вокруг себя. С одной стороны небольшое болото с багульником, а рядом озеро и с другой стороны такое же болото и озеро. "Потом разберусь"- подумала она, высыпая ягоды в рюкзак. Села на упавшее дерево, достала пакет с едой и стала обедать, оглядываясь вокруг. В тайге одной страшновато, может и мишка появиться, но
  вертолётчики хорошо знают места и где попало не высадят. Подкрепившись Наталья наполнила второе ведро. Время бежит не заметно и солнце клонилось к закату. Пора возвращаться к месту посадки. Она завязала ведро платком, что бы ненароком не разсыпать и осматрела местность. Впереди болото с озером и сзади болото с озером. Вокруг ни одной души.
  - А-у-у! - закричала Наташа. Никакого отзыва. Кричала, кричала - тишина, только ветер шумел верхушками сосен. "Вот те на, заблудилась, что ли?" - перепугалась она.
  - Спокойно, только спокойно, - вслух произнесла Наталья. - Из болота мы вышли на юг, солнце светило в левый глаз. Сейчас оно на западе, значит нужно идти в сторону солнца. Моего крика никто не слышит так, как ветер дует мне в лицо и они меня не слышат. Немного Наталья успокоилась и пошла по северной кромке острова. Прямо перед ней открылась поляна сплошь синяя от голубики. С кустиков листья осыпались, и остались висеть одни крупные ягоды. Этой поляны Наташа не видела потому, что собирала бруснику по южной кромке острова. Жаль, что столько вкусной ягоды останется под зиму, но птицам тоже пища нужна.
  - А-у-у! - опять кричала она.
  - Какого х... орёш, - произнёс мужик из-за кустов. - Потерялась что - ли?
  - Да нет, просто надоело молчать, - ответила Наташа, а на душе стало так тепло и она нисколько не обиделась на его грубость. Почти все собрались на болоте, разложили оставшийся обед и доели до последней крошки. Наташа глазами искала Людмилу, но её не было.
  - Кто-нибудь видел Людмилу? - спросила она. Все смотрели друг на друга и молчали. Минут через пять из-за сосен показался вертолёт. Ягодники присели и он сел на болото. Вертолётчик опустил ступеньки и сказал: - Садитесь. Никто не двинулся с места.
  - Кто-то потерялся? - спросил он.
  - Нет одной женщины, - ответила Наталья.
  - Факт неприятный, но не смертельный. Заходите в вертолёт, сейчас мы её найдём. Все прильнули к иллюминаторам и стали обследовать местность. На одном небольшом болоте, совсем в другом конце острова, дымился костёр.
  - А вот и ваша пропажа, не пропал даром наш инструктаж, - прокричал лётчик в открытую дверь салона. Вертолёт сделал круг, выбрал место посадки и приземлился.
  Людмила затоптала костёр и спокойно поднялась по ступенькам.
  - Никогда не думала, что заблужусь. Спасибо, что не оставили мишке на ужин. Какой-то неудачный сегодня день, - сказала она и села рядом с Натальей.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"