Аннотация: Воспоминания о гибели одной ДРГ, услышанные мною много лет назад, а сейчас литературно обработанные и описанные на столько, на сколько память позволила восстановить их.
Гибель Голиафа
Много лет назад довелось мне работать над большой статьёй об Отечественной Войне народа Абхазии (грузино-абхазской войне 1992-1993 годов). Память об этих событиях тогда была ещё свежа, ветераны молоды а их рассказы эмоциональны и полны мелких деталей.
Собирал воспоминания я где-то с месяц. Встречался со многими людьми, чью судьбу так, или иначе, опалило пекло начала девяностых. Многое слышал. Слышал были, слышал небылицы. Но одна история особенно врезалась в память.
Сейчас, по прошествии уже почти 20 лет, я могу что-то путать, забыть какие-то детали, что-то, может, приукрасить - время любит стирать из памяти даже то, что кажется запечатлённым там навечно. Но что бы не стёрлось всё окончательно, решил я перенести услышанное на бумагу. Если где-то буду ошибаться, либо придавать литературности, не судите строго - постараюсь излагать, по возможности, без огрех, не искажая сути...
Что бы читатель понял, о чём пойдёт речь, разрешить устроить небольшой экскурс в историю и провести этакую обзорную рекогносцировку.
Ткуарчал - бывший Тварчели - один из двух городов Абхазии, находящихся не на побережье. Расположенный в горах, в двадцати километрах от моря, он сообщается с остальными городами по одноколейной железнодорожной ветке, да по единственной автомобильной трассе, служащей как для въезда, так и для выезда.
Основанный в 1942 году, как индустриальный центр, этот город отличается несколько более прохладным климатом, нежели прибрежные населённые пункты. Хотя и в этом шахтёрском городе средняя зимняя температура составляет +8 градусов.
Полностью окружённый горами, город не имеет чётких границ. Его центр, именовавшийся ранее Квезани, окружён включаемыми в город посёлками. Кроме того, город разделён на две части: Верхнюю и Нижнюю площадки. Для того, что бы попасть из одной части в другую, необходимо либо воспользоваться канатной дорогой, либо проехать по шоссе с большим перепадом высот, либо пройти по длинной лестнице из сотен ступеней.
Через город протекает река Аалдзга, в которую на северо-восточной оконечности города впадает небольшой приток.
Ткуарчал расположен в восточной части Абхазии, относительно недалеко от границы с Грузией.
Как железнодорожная ветка, так и трасса к городу начинаются в прибрежном городке Очамчира и заходят в Ткуарчал с юго-западной оконечности.
С севера город окружён полукольцом высоких хребтов. С юга же горы ниже и больше похожи на огромные сопки. Поэтому со стороны моря можно найти множество троп, ведущих в Ткуарчал через вечнозелёные субтропические леса. Эти пути непроходимы для техники, но подвластны пешеходу. И всё же самые удобные лесные тропы пролегают в распадках между горными хребтами. Этих распадков три: на востоке, на западе и один на севере, немного восточнее двух с половиной километровой вершины Дауч.
В городе и его окрестностях расположены месторождения полезных ископаемых, в частности, угля. Поэтому, наряду с промышленными производствами, в Ткуарчале имеются значительные запасы взрывчатых веществ, используемых в горнодобыче.
Так же на момент начала войны в оружейной комнате городской милиции хранилось около пятидесяти автоматов АКС-74У и некоторое количество пистолетов ПМ, ТТ и револьверов "Наган" для вооружения ВОХровцев.
Оружие, находившееся на руках у населения, было куда более интересным. При любой власти и любых законах жители горных селений хранили дома или в тайниках разнообразные "стволы". В 1992 году парк этого "огнестрела" оказался самым разношёрстным, начиная от гладкоствольных ружей и "трёхлинеек" образца 1891 года, заканчивая "эхом Великой Отечественной" в виде ППШ, МП-38/МП-40, МГ-42 а так же самодельными эрзац-образцами.
Позже на городских производственных мощностях удалось развернуть производство мин, пистолетов-пулемётов и револьверов "Заря" собственной конструкции. Так же ткуарчальцы занимались восстановлением или переделкой повреждённого оружия. Производились даже боевые арбалеты. Правда, об успешном применении последних я даже не слышал.
В общем, худо-бедно, но какое-то оружие нашлось. Хотя и его не хватало. А вот с боепитанием всего этого "зоопарка", естественно, возникали большие трудности. Из-за этих трудностей значительная часть оружия, принесённого населением, весьма быстро была либо выведена из обращения, либо переделана.
Горе поделить на большее и меньшее невозможно. Но если его представить как чашу, во время грузино-абхазской войны самый большой глоток из этой чаши всё же достался, наверное, именно жителям Ткуарчала.
Этому городу достались 413 дней блокады и постоянных обстрелов, накрывавших все уголки и все окрестности. В этом городе люди гибли от голода и болезней, не имея возможности получить помощь. Именно из Ткуарчала 14 декабря 1992 года вылетел вертолёт с беженцами, в том числе детьми, сбитый рядом с селом Лата.
Но именно Ткуарчал сыграл важную роль в разгроме грузинской вооружённой группировки.
Окружённый, находящийся в глубоком тылу противника, он стал источником постоянной головной боли грузинского командования. Не сказать, что наличие блокированной, но непокорённой территории легко давалось и абхазской стороне. Задача снабжения Ткуарчала и попытки его деблокирования так же отнимали много сил. Омыт Ткуарчал и кровью российских военных, погибших при осуществлении гуманитарной миссии. Но, тем не менее, непокорённый город стал символом сопротивления и стойкости, а так же плацдармом, с которого осуществлялись удары в тыл грузинской армии.
А ведь всё могло пойти иначе.
Насколько я помню из рассказов очевидцев, изначально город предполагалось сдать.
14 августа 1992 года, в первый же день войны, войска Госсовета Грузии встретили первое сопротивление. Это случилось в Очамчирском районе.
Спустя некоторое время наступление Национальной Гвардии и других вооружённых формирований Госсовета прекратилось, и стороны приступили к переговорам. Все события разворачивались у моря, а про Ткуарчал просто забыли.
В это время в шахтёрском городе проходил сход. По его итогам грузины - депутаты городского собрания, отправились в Очамчиру для оценки обстановки.
На побережье они застали боевые части Госсовета. В самой Очамчире царили мир и порядок. Были развёрнуты пункты оказания помощи, полевые кухни, работала администрация.
Депутаты вернулись в свой горный городок и сообщили о том, что, по их мнению, сопротивляться не стоит. Был проведён ещё один сход. На нём было принято решение о том, что желающие могут уйти в горы для ведения партизанской войны. Но в целом населённый пункт предполагалось передать под контроль новых властей.
Решение это было принято не сразу. Не сразу были разработаны процедуры передачи. А фронт тем временем успел "укатиться" до самой реки Гумиста. Это около шестидесяти километров по прямой, и почти сто, если двигаться по трассе. Ткуарчал оказался в тылу. И Очамчира оказалась в тылу. А в саму Очамчиру вошли тыловые части и разношёрстные националистические формирования.
Делегаты - грузины вновь поехали на встречу с представителями военной администрации. Но когда вернулись, принесли безрадостную весть. Город оставлять нельзя. В Очамчире не удалось найти никаких признаков руководства. В городе анархия, бандитизм и беззаконие. Оставшиеся жители в панике.
Тогда было решено заминировать единственную ведущую в город дорогу и организовывать оборону. Город и окрестности начали обрастать фортификацией. Появились блок-посты. Были организованы дозоры и секреты. Довольно быстро выделилась группа руководителей обороной города, были сформированы подразделения различного назначения. Начали решаться задачи обеспечения оружием.
Через несколько дней на заминированной дороге показался один из грузинских отрядов, двигавшийся под прикрытием бронетехники. Однако, получив отпор, отряд быстро откатился на исходные позиции. С этого момента началась блокада Ткуарчала.
Надо заметить, что обороняющиеся не сидели, сложа руки, в своей цитадели. Постоянные вылазки ДРГ, пробития "коридоров" к морю, действия на путях снабжения противника, линиях электропередач, захваты "языков", работа по эвакуации населения и представителей старой администрации - всё это отвлекало с других фронтов значительные силы грузинской армии.
Но и осаждённые несли постоянные потери. Эти потери резко возросли после разгрома грузинской группировки в Гаграх - госсоветовцы попытались "отыграться" за это поражение на блокадном городе.
Для удержания города нужны были оружие, боеприпасы, нужны были пленные для организации обмена. Всё это можно было взять только у самих же грузин.
Для решения таких задач в городе был создан ряд ДРГ (диверсионно-разведывательных групп). И в далёком 1997 году мне посчастливилось очень долго и интересно общаться с одним из бывших командиров такой группы, и поведавшим мне историю, которую постараюсь передать ниже.
Нас трое. Отар, так назовём моего собеседника, я, выступающий в роли корреспондента и ещё один его гость. Представитель командования, скажем так.
Мы пьём кофе, наслаждаемся прохладой, истекающей в жар южной ночи из установленного на подоконнике древнего кондиционера, и ведём беседу.
- Знаешь, что такое "независимость"? - начал разговор мой собеседник.
- Это сложное понятие...
- Да, ты прав. Сам посуди, независимых стран нет. Разве что дикари в дебрях Амазонки думают, что они независимы. Россия, Абхазия, Грузия, Китай, да даже США - все зависят друг от друга. И все могут, так или иначе, влиять друг на друга.
В этом мире всё переплетено. Переплетено настолько, что все заявления о свободе, демократии, независимости и прочем - не более чем ширма. Иногда эта ширма полезна. Иногда служит прикрытием чьей-то корысти.
Нет независимости! Все страны, все люди, даже самые могущественные, зависят от кого-то и чего-то.
Но за что же тогда мы боролись? Для чего эта кровь, эти жертвы? Почему мы так дорожим Победой?
Дело в том, что нет независимости в том виде, в котором нам её представляют. Мол, кто-то от кого-то отделился, и свободен, как ветер! Нет, не бывает так. Никто не станет свободным, как ветер - скорее, отрезав себя от остального мира, утонет в пучине, созданной своими же руками. Даже Советскому Союзу не удалось стать самодостаточным. Да...
Для нас же с тобою "независимость" - это право жить на своей земле, право не быть людьми второго сорта, право чтить память и культуру предков, хранить её.
Для нас "независимость", это когда тебя не гонят из твоего дома. "Независимость", это когда тебя не заставляют забыть свой язык. Независимость, это когда тебя не заставляют либо поставить в паспорте штамп о другой национальности, либо уехать со своей земли. Вот что такое для нас "независимость". И вот ради чего мы решились вступить в бой.
Был ли выбор?
Не было выбора. Если бы он был, если бы был шанс на мирное сосуществование, мы бы не взяли в руки оружие.
Была ли у грузин своя правда?
Да, наверное, была. Нет абсолютно правых и абсолютно виноватых. Но их правда основывалась на ложных убеждениях. Они ошибались. Поэтому мы победили.
Мой собеседник встаёт, выключает кондиционер и распахивает окно.
В комнату медленно, словно тягучая смола, затекает горячий воздух. Кажется, он затягивает с собою мглу позднего вечера, стрёкот цикад, шум отдалённого прибоя. Медленно, вязко окружающая атмосфера напитывается ароматами цветов с солёными нотками ночного прибоя.
Штиль. Не слышно дуновения ветерка. Не шелохнутся во мраке ветви деревьев. Не зашуршит листва...
Супруга Отара приносит нам ещё по чашечке кофе и конфеты. Ставит на стол пепельницу. Мы молча закуриваем, выпуская густые клубы дыма.
Помещение вмиг заполняется хмурым ароматом недорогих сигарет. Но хозяин включает вентилятор, и белый дым, разрываемый в клочья потоком воздуха, словно испуганный призрак, вытягивается в струи и уносится в окно.
Город уже спит.
Темны улицы.
Не слышно редких автомобилей.
Только стрёкот цикад, шелест крыльев летучих мышей, да далёкое мурлыкание прибоя.
И лишь иногда раздвинет вязкую смолу ночи колонна БТРов, заставляя рёвом своих двигателей испуганно смолкнуть всё живое. В такие секунды мир будто бы съёживается, сжимается. Словно задаёт немой вопрос: "Что, опять?!"
Но рёв моторов смолкает. Затягивается расплёсканная ночная смола. И мир будто бы выдыхает с облегчением: "Нет, свои..." - и вновь наполняется тонкими, будто хрупкие хрустальные струнки, ночными мелодиями.
- Войну я встретил по дороге на работу. Подхожу к остановке, а там люди толпятся, что-то обсуждают. Спрашиваю, что случилось? А мне отвечают, что война началась. Я, было, не поверил - продолжает мой собеседник. Поспешил на работу - как я без неё? - но до работы так и не дошёл...
Да, в войну поначалу не верилось. Сам вспоминаю день, принесший страшную новость. Я тогда был в горах, на даче. И до самого вечера не мог понять, что такое происходит. В местечке, где стоял наш дом, был очередной перебой с электричеством и все новости мы черпали из слухов и рассказов, передававшихся из уст в уста.
Я сейчас даже не помню дату. Война началась 14 августа. Но к Сухуму и к местам, где я был, она докатилась не раньше 18 числа, а в день, когда мы узнали о ней, уже вовсю были слышны отдалённые стрельба и канонада. И даже слыша пальбу, люди надеялись, что это какое-то странное недоразумение...
И вот мы сидим, вспоминаем, кто и как встретил войну.
Чёрная и сладкая, как кофе в наших чашках, ночь обволокла город, утопила в себе его дома, улицы, пляжи, парки. И лишь в обшарпанной девятиэтажке на восточной оконечности Сухума из окон одной квартиры струится в густоту ночного кофе поток света.
Сидят в той квартире курсант и два офицера. Один офицер воевал в осаждённом городе. Второй - на море. А курсант оказался в войну на территории, занятой противником.
И вот собрались они по просьбе курсанта. Офицеры пришли, что бы дать интервью. А вышло так, что все трое пьют кофе, курят сигареты, да вспоминают о том, что было всего лишь пять лет назад. Впрочем, тогда это было "целых пять лет назад". Тогда казалось, что уже минула сама Вечность...
Мы долго беседуем. Я, правда, стараюсь больше слушать и запоминать, потому что блокнот отложен в сторону. Мне совершенно не хочется своим стенографированием нарушать спокойный ритм беседы.
Мои собеседники вспоминают. Рассказывают о разных случаях. Иногда предаются рассуждениям о смысле войны, ценности жизни, уважении к противнику. Иногда жалеют грузин. Иногда ругают. Правда, ругают, в основном, правительство Грузии, да тех, кто приехал на войну для того, что бы её поддержать.
Отар вспоминает, как грузины, призванные из Очамчирского района, отказывались стрелять в абхазцев. И тогда их подразделения "разбавили" контингентом, доставленным из Картвеле и Сванетии.
Вспомнил о том, как грузинские призывники под руководством неопытных офицеров, побросав оружие, полезли собирать в чьём-то саду мандарины. И в таком состоянии были обнаружены двумя разведчиками, возвращавшимися в Ткуарчал.
Естественно, все призывники и их сопровождающие погибли. До оружия, брошенного в паре десятков метров, не добежал никто.
Рассказал он о том, как его группу обстреливал штурмовик, а бойцы группы в отчаянии пытались отвечать огнём из самодельного противотанкового ружья, двух пулемётов и нескольких АКС-74У.
Рассказал, как грузинский БРДМ повадился беспокоить пост и в итоге получил в борт очередь из ДШК.
Вспомнил он и обмен пленными, когда за живых гвардейцев госсоветовцы отдали ещё теплое истерзанное тело абхазской девчонки-связистки.
Много было воспоминаний. Когда-нибудь постараюсь вспомнить и описать.
Не было только рассказов на тему "знаешь, как это делается?" Я такие рассказы называю КМБ. Когда собеседник начинает объяснять, как правильно стрелять, вести наблюдение, или идти в головном дозоре...
И лишь один раз, когда речь зашла о минах, Отар мельком примерил к себе роль учителя. Но столь тонко, что я заметил это лишь спустя долгое время.
- С минами у нас было туго.
Что-то нам удавалось захватить. Что-то изготавливали на заводе - благо, аммонала было более, чем достаточно. Но чаще всего мины приходилось делать самостоятельно.
И именно после применения мин мне довелось горше всего переживать за гибель вражеского солдата. Да, за врагов тоже переживаешь...
Отар затянулся сигаретой, выпустил облако сизого дыма, тяжело вздохнул, будто бы до сих пор сожалел о гибели неведомого мне бойца, и продолжил.
- Мины, они имеют нехорошее свойство убивать и калечить после войны.
Их ставили все. И мы, и грузины. Грузины ушли, а где они оставили нам "сюрпризы"? Да, поди, разберись.
Мы тоже карты минных полей часто не составляли. Сапёр поставил поле, а потом погиб. И где он это поле ставил? Как? Многие были самоучками - порою, новички могли даже и не обозначить поле.
Я своих всегда строго наказывал, если они ставили мину, и не подавали потом доклад о том, где она стоит. Самим же после войны это всё дело снимать! И всё равно, впопыхах, при уходе от преследования, в азарте боя... Поставил "растяжку", а где, в каком месте? Не помнит...
Так вот, про того воина...
Начали у нас гибнуть люди.
Наш отряд тогда активно работал на подрыве ЛЭП, добыче оружия и разведке позиций противника для планирования пробития коридора к морю. Поэтому новостями интересоваться особо некогда было. Война. Люди на войне часто гибнут. Только слышал, что одного из командиров чуть под трибунал не отдали, и всё.
И такая ситуация. Мы только вернулись с задания. Доложил я Геннадию Васильевичу (Г.В. Никитченко - заместитель командующего Восточным фронтом). А тот мне говорит: "Зайди к Мерабу Борисовичу (М.Б.Кишмария - командующий Восточным фронтом)"
Захожу.
А тот мне с порога: "Есть задача для твоих ребят. Несвойственная".
- Разрешите спросить? Какая такая "несвойственная"?
- Вы же у нас ДРГ. Вот придётся вам выступить в роли ПДГ (противодиверсионная группа).
Я, было, начал объяснять, что противодиверсионная и диверсионная работы, они, конечно, очень плотно взаимодействуют, плечом к плечу идут, можно сказать, но в роли ПДГ мой отряд ни разу не выступал. Да и вообще, если для ПДГ главная задача - найти ДРГ, то для ДРГ встреча с ПДГ означает провал задания, какими бы крутыми там кто-то себя не выставлял.
- Видать, придётся временно пересмотреть привычки... - прервал меня Мераб Борисович - Сложный случай у нас. Получи вводную.
Дело оказалось, действительно, не простым.
С месяц назад погиб блок-пост. Не то, что бы важный - находился на направлении, откуда противника никто особо не ждал. Но, тем не менее, ни стрельбы, ни сигналов тревоги... Только когда техника полыхнула, подняли дежурное подразделение на помощь. Но противника и след простыл.
Блок-пост вырезали. Забрали оружие и боеприпасы. А "запорожец", на котором бойцы ездили, сожгли.
Был устроен "разбор полётов". Командиров чуть ли не под трибунал. Блок-пост переоборудовали. Вырубили растительность в радиусе ста метров, разобрали руины домов, крупные камни поубирали. Все подходы заминировали. Поставили "растяжки", нажимные мины, проволоку с банками натянули...
Через какое-то время - обстрел того же блок-поста. Ни подрывов, ни срабатывания самодельной сигнализации. Открыли огонь с нескольких направлений из зарослей, выпустили "Муху", да растворились в ночи, успев убить ещё одного бойца на посту.
Командование обсудило вопрос. Ещё раз прошлись по окрестностям блок-поста. При этом сняли несколько "растяжек", оставленных противником.
Внимательно осмотрели лес. Выявили места, откуда удобнее всего вести огонь. Заминировали их. Причём поставили мины на неизвлекаемость.
Знаешь, как мы на неизвлекаемость часто мины ставили?
Разгрузочные мины для нас были ценностью. Поэтому чаще всего мы использовали подручные средства.
Часто делали так. Если была у кого-то РГД или Ф-1, ставили нажимную мину на неё. Рычаг гранаты - под мину. Что бы удобнее было, можно изолентой приклеить. Перед постановкой чеку распрямляли. Потом ставили всё это в грунт. Граната снизу, мина сверху, рычаг своим весом прижимает. Убеждались, что конструкция не развалится, аккуратно вынимали чеку.
Всё, после этого осторожно замаскировал, и не трогай!
Если кто-то поднимет нажимную мину, рычаг гранаты соскакивает.
Понятно, можно в сторону отскочить и лечь. Граната в земле, да есть запас по времени на горение запала. Поэтому можно укрыться, а осколки, по большей части, уйдут вверх. Но всё равно это лучше чем ничего.
Опасно ставить такую? Да. Да и гранаты с ударниковыми запалами были редкостью. У нас всё больше были тёрочные, а то и просто поджигные, самодельные. Поэтому такие конструкции ставились редко.
А вот у того блок-поста не пожалели сил - поставили. И выставили ещё секреты в лесу.
Через несколько дней в лесу перестрелка.
Выдвинули группу поддержки. Да поздно. Один из секретов расстрелян.
А ещё через пару дней - опять обстрел блок-поста. И знаешь, что самое интересное? Одну из позиций противник оборудовал прямо над миной.
Знаешь, как неизвлекаемую мину обезвредил? Очень просто! Прокопал вокруг неё круг, нашёл где-то старое ведро, накрыл им, заглубив в прокоп, и притромбовал землёю! Будто бы посмеялся над нами! Предохранительный колпачок над миной организовал!
Командование начало заметно беспокоиться.
Что там такое происходит?! Линии соприкосновения нет. До грузин довольно далеко. С той стороны их блок-посты и секреты, да мины. Местность непроходимая для техники, да и место такое, что случись что, за блок-постом пробиваться уже тяжело.
Но была вероятность того, что огонь по посту отвлекающий. Так как силы ограничены, серьёзное усиление одного направления неизбежно привело бы к ослаблению другого. И думалось, что беспокоящие действия противника в одном и том же месте не прощупывают оборону, а создают ширму для удара там, где его не ожидают.
Поэтому работа по поиску ДРГ велась весьма серьёзно. Работала ПДГ, в тылу работали службы безопасности. Искали следы группы, выслеживали её. Но всё казалось бесполезным. Группа выходила, проводила обстрел и растворялась в ночи. Хорошо ещё, что стало обходиться без новых жертв. Но и противника зацепить никак не удавалось, несмотря на усиление поста, обустройство в стороне от него дополнительных позиций с пулемётом и прочие меры.
Был, правда, ещё один инцидент.
ПДГ попыталась организовать засаду в лесу, перед блок-постом. Оборудовали позиции. Замаскировали.
На позиции выдвигались скрытно. Установили режим секретности. Но в одну из ночей вместо нападения на блок-пост, одно из укрытий противодиверсантов подверглось обстрелу. Короткий, но плотный огонь, и нападавшие, словно призраки, опять исчезли.
В общем, действовали против нас профессионалы. Поэтому было принято решение отправить на борьбу с разведчиками противника тех, кто сам хорошо знает и применяет их приёмы.
Ну и вышло так, что моя группа оказалась единственной, которая успешно справлялась со всеми задачами, не неся потерь. Поэтому из всех разведывательных подразделений выбрали моё.
Пришли мы на место. Стали осматривать позиции, откуда когда-либо вёлся огонь по посту.
Выяснилось, что чаще всего позиции менялись от нападения к нападению.
Попробовали искать следы в лесу. Но ПДГ столь активно полазила по нему, что найти следы диверсантов среди следов наших бойцов было затруднительно.
Стали решать, что делать.
Среди моих ребят было много охотников. Опытных охотников. Решили, в первую очередь, напрягать их.
Задачу сформулировали следующим образом. Необходимо было найти маршрут, по которому противник выдвигается к нашим позициям.
Теоретически, одну точку этого маршрута мы знали - это место гибели секрета. Но более поздние секреты и засады в этом месте никого не засекли. Значит, маршрут был изменён. А может быть, он менялся от раза к разу. До грузин - час ходьбы - вполне достаточно для того, что бы выйдя на закате, осторожно, по всем правилам, к четырём - пяти утра подобраться к нам.
Зато мы установили, что огонь по нашим позициям ведут примерно пять человек. Это огневая группа. Если есть группа обеспечения пути отхода, группа управления и группа минирования, то это, получается человек десять - пятнадцать. Но такое количество людей просто не сможет "раствориться" в лесу, буквально нашпигованном секретами и засадами. Значит, скорее всего, в огневых контактах участвует всё подразделение.
Провели совещание. На нём я задал вопрос, как часто меняются места расположения секретов и перестанавливаются мины?
Мне ответили, что секреты меняли места после очередных обстрелов. Мины точно так же переустанавливали после огневых контактов, да и то, не все.
Мы попросили убрать всех наших из леса, что бы попробовать найти следы противника. Секреты и засады так же попросили больше не выставлять, что бы бесполезно не рисковать людьми.
Все эти дни меня мучали три вопроса.
Во-первых, почему ДРГ столь неуловима? Уже усилена охрана поста, лес утыкан минами, в зарослях и тут, и там, наши наблюдатели. А противник раз за разом, за исключением редких случаев, подходит к самому посту, отрабатывает по нему и растворяется, словно сахар в горячем чае.
Во-вторых, почему противник нападает на один и тот же пост? Зачем ему это? Отвлекающий манёвр? Решение хитрой задачи? Охота на кого-то? Или что-то другое?
В-третьих, если враг так неуловим, почему нападения не совершаются каждую ночь? Кто и как устанавливает интервалы между атаками? Почему до сих пор действует только относительно небольшая группа и её ещё не поддержали более существенные силы для окончательной ликвидации нашего присутствия в том районе?
Все события выглядели нелогичными с военной точки зрения и невероятно странными.
Мы сами начали дежурить на посту, пытаясь застать нападение. И оно не заставило себя долго ждать.
Короткий кинжальный огонь с пяти позиций, выстрел из подствольника и противник исчез в зарослях, как только заработал установленный в стороне от поста пулемёт.
Обстрел. Несколько секунд. Потом разрыв ВОГа рядом с бетонным укрытием... Никто не пострадал, но огонь заставил всех прижаться к земле. А когда мы открыли ответный огонь, противника, судя по всему, на его позициях уже не было.
Я взглянул на часы. 04:30. Время, когда сильнее всего клонит ко сну. Плюс, темень. Безлунная ночь... Может, они выбирают наиболее тёмные ночи?
По идее, будь у противника желание захватить пост, он бы при таком раскладе это вполне мог бы сделать. Неудачно пост расположен. Надо переносить. Вот и командующий говорил об этом. Почему ещё не перенесли? Что согласовывают?
Выстрел из подствольника... ВОГ лёг точно в центре наших укреплений, не задев никого только потому, что после первого нападения было приказано оборудовать позиции, пригодные для круговой обороны...
И чего это так этот ВОГ беспокоит? Ладно, решу потом...
Я запретил вести какие-либо действия ночью. Поэтому осматривать окрестности стали сутра. И опять, за исключением следов позиций, да оставленных мин, ничего не нашли. Но я внимательно посмотрел на наш пост с тех мест, откуда вёлся огонь. Вернулся к посту, посмотрел с него... Я всё пытался понять, как бы я вёл себя на месте командира той ДРГ? Вернее, представлял себе, и понимал, что не могу до конца представить - я хоть и прожил много лет в этих краях, слишком плохо знаю лес, через который противник сближается с нами...
А ведь мы всегда действовали успешно...
Как-то это не вязалось...
Наш отряд провёл собрание, на котором решил попытаться выяснить, где же производится инфильтрация на нейтральную территорию.
Начались поиски "лазейки". Несколько раз выходили к грузинским позициям, наблюдали, искали... Всё тщетно.
Заодно я изучал местность. Присматривался. Присматривался, в том числе, и к следам, которые мы оставляли - совершенно бесследно ходить невозможно - человек всегда оставляет крохотные, почти незримые, следы.
Но от нас уже требуют результат, а результата нет! Работаем уже неделю, а ничего не выяснили!
И вдруг нам повезло.
Одной из ночей резко упала температура, и к утру на пост и окрестности опустилось облако тумана.
Мы усилили наблюдение. Организовали укрытие личного состава. А к утру, как и подозревали, произошёл обстрел.
И опять ВОГ. Опять в центр укрытий.
И опять мгновенный отход...
И... И что такое? Опять работа с прежних позиций? Почему эти ребята изменили своим привычкам? Что не так?
Впрочем, кое-о-чём я уже догадывался...
Как всегда, я запретил преследование противника в ночи. Но через полчаса забрезжила зоря. И стоило показаться лучам солнца, как ко мне подошёл взволнованный снайпер, один из охотников - следопытов.
- Отар, надо идти!
- Куда?
- Пошли, поднимай группу, пока следы видны!
- Какие следы?
- На росе.
Я осмотрелся. Всё вокруг было покрыто росой.
Трели ночного мира за окном смолкли. Наступила предрассветная тишина. Как раз самый тёмный час, самое сонное время.
Супруга Отара давно уснула, и хозяин отошёл на кухню, приготовить ещё кофе.
Тишина. Только с кухни доносится позвякивание посуды, да легкий ветерок, родившийся в этой ночи, доносит до девятиэтажки шелест прибоя.
Всё живое спит. Предрассветные часы, они такие. Нередко, стоя в карауле на отдалённом посту, сам прикорнёшь. Если несёшь службу на вышке, то повесишь бронежилет на ручку поворота прожектора, сверху - шлем, что бы проверяющий, подкрадись он втихомолку, видел силуэт. И вот лежишь, сквозь дрёму поворачивая прожектор посредствам вращения "броника"... Вроде кто-то на вышке есть. А, с другой стороны, и нет никого...
Да и вряд ли проверяющий дойдёт до поста. Все отдыхают перед новым трудным днём. А если и найдётся кто особо ретивый, пока дотопает в твою глухомань, заметят его, позвонят другие часовые: "Готовься, к тебе гости!"
Но это в мирной жизни. На войне всё иначе. Там может прийти совсем не проверяющий. А спать хочется не меньше. Реакция притупляется, мозги отказываются работать. Поэтому предрассветный час - самый лакомый для ДРГ.
Хозяин возвращается с подносом кофе и очередной порцией конфет.
Мы делаем по глотку. Кофе великолепен!
Сигареты. Сизый дым "Апсны" без фильтра и "Космоса" из мягкой пачки. Замерцала лампочка - какой-то перебой с электричеством. Ещё глоток. Я наслаждаюсь тем, как горячий, но всё равно освежающе-бодрящий напиток растекается по телу, наполняет его новыми силами...
А хозяин продолжает рассказ.
- Мы быстро выдвинулись к зарослям. Нашли одну из позиций. И охотник повёл нас за собою.
- Смотрите, смотрите! - приговаривал он - Смотрите, какой чёткий след!
Я, признаться, прямо чёткого следа не видел, но на росе было заметно, где она оказалась более-менее свежей, а где - нетронутой всю ночь.
Теперь, когда мы шли по уже найденному следу, были видны и примятые листья, и пригнутая трава, заметённые отпечатки ботинок. Это как, знаешь, такие объёмные картинки... Пока глаза не настроил, можно смотреть на картинку вечно, и ничего не видеть, кроме однообразного странного узора. Но стоит понять, как перефокусировать зрение, и проступают удивительные фигуры. Так и здесь. Вот хоть на корточках весь лес обыщи - ничего не найдёшь. А стоит зацепить след, он становится виден, как нарисованный красной краской по белому листу.
По следу мы добежали почти до самых грузинских позиций. Ну как добежали - дошли. Гнаться было незакем, а вот мины всю дорогу выискивали. И одну-таки, нашли. Наш противник тоже не был простаком. Впрочем, он это не раз уже доказал.
И вот примерно в двух-трёх километрах от грузин в наш след влилось ещё четыре.
ДРГ уходила с позиций поодиночке, объединяясь недалеко от места инфильтрации.
Следующим утром я был на докладе у Геннадия Васильевича.
Не успел я войти, как услышал вопрос: "Ну что, нашёл?"
- Так точно... След нашёл.
- Давай там засаду ставь!
- Не хочу бойцами рисковать. Разрешите ещё немного "поиграть" с ДРГ.
- Да уже наигрались! Сколько людей погибло! Ликвидируй их, и дело с концом!
- У меня же не ПДГ, а ДРГ. Я о действиях ПДГ знаю в теории. Хочу сохранить людей. Разрешите всё же действовать аккуратно. Тем более, на посту уже никто не гибнет.
- Да, ты прав. Действуй, как считаешь нужным. Но не тяни резину. ДРГ необходимо ликвидировать.
И тут я заметил то, что мне было нужно. Старый школьный стул в углу комнаты. Фанерный такой. Весь расслоившийся...
- Разрешите, я этот стул возьму?
- Для чего он тебе? На дрова, что ли?
- Да нужен...
- Забирай... Ох, самим сидеть неначем... Да что с тобою поделаешь, Отар? Забирай!
На блок-пост я вернулся со спинкой и сидением от стула...
В тот же день мы с бойцами расслоили фанеру на тонкий шпон, маленькие лучинки. Затем прошлись по всему маршруту грузинской ДРГ.
Эти лучинки мы рассовали под дёрн в местах, где были выявлены следы грузин. Сами при этом максимально старались не следить.
К тому времени у меня в голове уже сложилась полная картина сути и порядка действий противника. И теперь оставалось только подтвердить одно предположение. Если оно оправдается, нам ещё до очередного обстрела удастся нанести диверсантам невосполнимый урон...
На следующий день мы вновь выдвинулись в лес.
Но первым делом я осмотрел мины, которые были поставлены нашей ПДГ ещё несколько дней назад.
Позавчера я аккуратно домаскировал их. А вот сегодня я увидел, что у некоторых нажимных мин были видны следы от щупов. Почти незаметные, но иногда их можно было увидеть.
Мы прошли вдоль тропинок, по которым перемещалась в ночь обстрела ДРГ. Проверили осколки от стула. И, как я и предполагал, некоторые были сломаны. Причём - позавчера мы нашли все пять тропинок - на всех пяти тропинках обнаружились сломанные лучинки.
Всё стало ясно, как день.
Остался только один вопрос, как ликвидировать диверсантов. Своими людьми рисковать я не хотел.
В Ткуарчале выпускались мины. И гранаты. И снаряды. Снаряжённые аммоналом.
Но часто мы использовали самодельные мины. При этом действовали по принципу "кашу маслом не испортишь". Поэтому рядовым случаем был следующий. Ведро аммонала. Внутри гвозди, подшипники, болты, осколки чугунных труб - всё это вперемешку со взрывчаткой. В качестве инициатора - обычный УЗРГ или УЗРГМ от гранаты. Ну или сама граната. Второй вариант - два ведра разного объёма. В меньшем - взрывчатка. Меньшее ведро вставляется в большее, а между ними всё заполняется поражающими элементами. В принципе, я разницы между первым и вторым вариантами, кроме сложности изготовления, не видел.
Но, в любом случае, когда такая мина взрывалась, не то, что трава и кусты - деревья выкашивались в радиусе десяти метров. Поражающие же элементы убивали и калечили метров на пятьдесят, а то и больше.
Было решено ставить именно такие мины. Мы начали подготовку.
Через пару дней у нас всё было готово. Два оцинкованных ведра, одно в зелёной эмали и несколько старых ржавых из обычной жести. Мины поставили. Сразу десять штук. Стали ждать ночи.
И тут я встречаю Геннадия Васильевича.
- Отар! Ты чем занимаешься? Зачем твои бойцы из леса камни таскают?
Я и не знал, что ответить. Только развёл руками: "Так надо". Это я приказал принести камни. Но объяснять, зачем и как, признаться, было некогда. Спешил.
- Ты мне этот детский сад брось! Не на КМБ, что бы с камнями развлекаться!
Ночью произошёл подрыв.
Бойцы, было, ринулись в лес, но я остановил: "Ждём утра".
Потом было ещё два подрыва.
Потом всё стихло.
Едва забрезжил рассвет, мы ринулись в заросли.
Вечером меня поздравляли с успешной ликвидацией ДРГ...
Отар отхлебнул уже остывающий кофе. Задумчиво посмотрел в ночь.
- Знаешь, наверное, надо рассказать, как я их "выкупил". А потом про них. Про них надо обязательно рассказать. Мне искренне жаль этих воинов. Это были воины. И будь проклят тот, кто их послал против нас...
Мой собеседник закурил, собираясь с мыслями. Где-то в ущелье раздались петушиные крики. Мир просыпался. Вот-вот, и забрезжит рассвет. Ещё один рассвет мирной жизни...
Но мы сидим в девятиэтажке. Пьём кофе, прогоняя сон, и вновь и вновь возвращаемся мыслями туда, в войну... Это, наверное, как печать, как клеймо...
Странно. Вот кого-то война сделала чутким, чувствующим чужую боль, полным сострадания. А я вот, наоборот, почему-то довольно циничен, холоден и спокоен. Я могу переварить любую трагедию и сказать, так, мол, всегда бывает. А кто-то до сих пор наполняет свою душу болью при одной мысли даже об убитом враге.
Это же враг! Что его жалеть?
Но нет... Какое-то рыцарское благородство есть в некоторых людях. Они осматривают свой жизненный путь, и сопереживают...
И если они сопереживают врагам, то я не могу представить, какие муки им приходится переносить, при воспоминаниях о гибели своих... Я иногда благодарю Бога за то, что я не такой... Я никогда не хочу переживать, оглядываясь в прошлое. И я научился не делать этого. Река времени - великая река - открой шлюзы, не противься - смоет всё... Но некоторые держат шлюзы закрытыми. Возможно, где-то там, куда мы все уйдём, им за это воздастся. Но лично я не хочу таким образом зарабатывать прощение. Потому что душевная боль - она куда страшнее телесной. И я её боюсь. И я её изгнал. Я, лучше, отвечу там по существу. Без скидок и преференций. А вот кто-то, наоборот... И, наверное, благодаря таким людям в нашем мире ещё сохраняется что-то хорошее: сострадание, благородство, милосердие... Это как идеал советского солдата. Бесстрашный, но благородный...
- Как я их понял? Да, такого противника, наверное, надо понять, прежде чем сумеешь победить.
Я поставил перед собою три вопроса. И последовательно искал на них ответы.
Первый из вопросов оказался самым выжным.
Почему грузинская ДРГ была такой неуловимой?
Всё просто.
Сколько среди нас было кадровых военных? Раз, два, и обчёлся.
Да, кто-то из нас служил срочную службу. Да, нашлись офицеры. Но ведь часто даже командиров подразделений не назначали сверху, а выбирали сами бойцы.
Заметная часть из нас никогда раньше не была в армии. Заметная часть если и была, то давно позабыла свои навыки. Мы всему учились заново. Причём, не в учебных частях, а прямо в бою. Многим пришлось сдавать экзамен, даже не послушав теорию. И скидок на этом экзамене никто не делал.
Потихоньку мы научились драться в обороне. Научились вести наступления. Научились отходить на позиции. Некоторые научились вести разведку, диверсионную работу. Мне, например, повезло - я срочную службу служил в разведке.