Как прекрасны родные поля после падения на них тучных масс снега! Столько барханов из сугробов вокруг, что просто диву даешься. А воздух хрустально-холодный, отмораживает конечности славных патологических героев.
Красная от мороза баба Клава ведет в детский садик "Пощада" по скрипучему снегу бедного калеку, дитя, без рук, по имени Антон. Их недолгий путь лежал через кладбище, а далее, на углу, мимо дворика серого здания морга. За оврагом, наполненным отбросами и помоями, находится цель их каждодневного путешествия - прекрасные детские ясли с черными стеклами окон, огороженные колючей проволокой. Так как воспитатели заботятся о детях и их здоровье, то не позволяют им уходить за пределы катакомб садика во избежание неприятностей.
Когда баба Клава с Антошкой проходили мимо морга, ребенок вдруг беспричинно заплакал, возможно, его впечатлила вскрытая и оскверненная сатанистами могила на кладбище. Он стал упираться своими худенькими ножками в заснеженную землю, но добрая бабка дала ему шлепок под затылок. Антон, не удержавшись, упал на ступеньки морга и расшиб свой гнойный нос в кровь.
- Вставай, бедолага, - качала головой бабка, вытирая плачущему внучонку окровавленный нос, - еще совсем немножко осталось...
Паренек встал, и содрогнулся - в окне морга улыбающееся лицо ехидного патологоанатома, который дразнил мальчика кишками, потряхивая их в руке, причем кровь от этих кишок измызгала все стекло. И долго еще, в глубине души, наш молодой герой слышал страшный хохот доброго дяденьки.
Вскоре стало смеркаться. У парадного входа яслей собрались молчаливые дети со своими родителями. Был слышен стон и скрежет молочных зубов. Щуплые искалеченные темные фигурки детей дрожали от холода и обезнадежено вздыхали, вглядываясь в костер, пылающий за холмом. Это горят трупы умерших ребятишек, которые скончались в своих тонких кроватках, а кто был просто забит до смерти в детских группах. Родителям же будет сообщено, что дети пропали без вести и никто ответственности за них не несет. Собственно и родители не беспокоятся, ибо даже рады, что избавились, наконец, от своих уродливых чад, готовых на все пойти ради объедков для поддержания своего жалкого существования, а содержать таких случайных нахлебников накладно, не по карману.
Через десять минут зловеще скрипнула тяжелая чугунная дверь и на пороге, с ржавым лобзиком в руке, показалась тяжеловесная женщина, директор воспитательного учреждения, одетая в белый медицинский халат с засохшими пятнами крови. Родители торопливо распрощались с детишками, они спешили прочь от этого здания, домой, смотреть мексиканские сериалы. И каждый заботливый отец или мать лелеял в душе надежду, что никогда больше не увидит своего ребенка, который давно стоит поперек горла.
Бабка Клава тоже распрощалась со своим внучонком. Толкнув его ногою в спину, матерясь, она плюнула в его лицо и ударила кулаком в самое больное ухо, которое давно пора удалять. Загнувшийся от боли Антон еще долго видел удаляющийся горб бабульки, спешившей домой, где ее ждут неотложные дела: она размножала падальных мух, с целью их распустить потом в общественных столовых.
Когда все родители покинули территорию детского сада, остались лишь покалеченные дети, жавшиеся маленькими телами друг к другу под призрачным светом голодной луны. На крыше мрачного здания включили сирену. Какой-то пьяный мужик на чердаке громогласно стал кричать в помятый металлический рупор:
- Все в здание! Дети, бегом в здание! Не разговаривать! Не смеяться! Руками ничего не трогать! При нарушении жестко установленных правил вы будете строго наказаны!
Из-за углов выбежали толстые санитары с дубинками в руках, которыми они сразу же принялись загонять обезумевших от ужаса детишек в помещения. Антон, мальчик без рук, попал в группу с самыми полноценными детьми, которые были собраны в ярком сортире, забрызганном калом и мочой. Парализованный старичковидный гермафродит без имени палками был до смерти забит самыми толстыми санитарами в унитаз. А все это произошло из-за того, что неуклюжий негодник с постоянно вываливающимся трактом наружу, изрыгнул желтоватую кашицу на крокодиловую туфлю одного из медбратов. От побоев бедный гермафродит скончался, вследствие чего был смыт в канализацию. Потом, спустя несколько часов детишки слышали булькающие печальные звуки, доносившиеся из труб. Но после того, как по большому сходил в раковину пятнадцатилетний дегенерат Лука, эти звуки перестали издаваться.
- И, слава богу! - сказала толстая директор яслей с лобзиком в руках, - Он давно мне надоел, этот омерзительный гермафродит!
Неуклюже отрыгнувшись, погрузив толстую руку в засаленный карман, добрая тетенька вскоре извлекла из него смятую конфету в пестром фантике, которую добродушно протянула девочке Ире с заячьей губой и атрофированными конечностями. Заячьей губкой, пытаясь принять скромный дар, бедный ребенок случайно провел по кончикам пальцев женщины. Преодолевая отвращение, толстая тетенька в наказание за это своим инструментом отпилила бедной девочке одну из ее конечностей, смутно похожую на ногу. После этого счастливая Ира принялась сосать конфетку, в которой так много битого стекла и острых металлических колючек. Так веселилась директор детсада...
А в это время слепая девочка Маня, дочь психопата Помидорова, скрывающегося в лесах, заблудилась в темном коридорчике, ведущего в морг. И не видит ребенок, что крадется за ней маленький карлик, местный дворник с добродушным лицом и приятным голосом, посредством коего он икал. А в руке у него был штопор, тот самый, который прошелся по кончикам горла урода Пети несколько минут назад в душе. Но все же было хорошо, что у слепой девочки Мани развит тонкий слух. Услышав икание, и трепетное дыхание карлика, она обернулась в его сторону и принюхалась. Ничем особенным не пахло, разве что пахло разлагающимся трупом в морге детского сада. А дворник был плохой, несмотря на то, что обладал очень добрыми чертами лица: он больно воткнул штопор в живот бедной девочки и, хихикая, убежал к своей метле. Дел у карлика еще много. Ведь скоро рассвет, а до него нужно стаскать трупы ребятишек за холмы, забросать лужи крови песком, подмести коридоры, усеянные конечностями и окровавленными внутренностями самых непослушных детей. Так веселился дворник...
В дальнем углу детской тихо. Среди разломанных деревянных лошадок и распотрошенных кукол, старый хрыч Онуфрий лизал лицо аморфного компостовидного недотроги Мити, исторгающего из своих многочисленных отверстий наружу желеобразные комочки желтой слизи. После того как противный урод вывернул из своих складчатых мешочков облезлый язык, старый хрыч из небольшой бутылочки полил его отвисшие щеки серной кислотой. Когда ребенок стал задыхаться от потных испарений, Онуфрий, нянечка, вонзил в его окровавленный рот длинную спицу, которая очень скоро достигла заднепроходного отверстия. И было смешно старому работяге, ведь он так давно не развлекался, а разрядка все же была необходима после трехдневной работы на детсадовском кладбище. Так веселился старый хрыч Онуфрий...
Через час в столовой включили тусклый свет и из углов повыгоняли к квадратному столу оставшихся в живых ребятишек. Многие из них умирали тут же, но самые стойкие все же больше хотели кушать нежели помирать, ведь после еды им позволят поиграть в кубики и в прочую ерунду, которую так любят дети. К тому же повар Емеля сварил отличный бульон из трупных отбросов предшественников. Нянечка Катя, разливая это блюдо по тарелочкам проголодавшихся детишек, ласково гладила их по головкам и шелудивостям, приговаривая:
- Кушайте, родимые. Набирайтесь жирку и радуйтесь солнцу. Пока вы дети вы должны весело жить, потому кушайте это блюдо и переваривайте...- потирая от удовольствия руки, добрая нянечка скрылась за дверьми, оставив детишек наедине со своими тарелками, на дне которых плавали экскременты.
Бульон ребятам не понравился. Они принялись плеваться и блевать, плакать и испражняться. Терпение повара Емели лопнуло, а у няни Кати надулось. Они вбежали одновременно из разных углов в помещение. Девочка Зоя с перепутанными местами пищеводом и прямой кишкой не понравилась повару первая, ибо ее перепончатая мембрана в паху все время надувалась и лопалась, разбрызгивая по сторонам драгоценные капли бульона, который она хлебала ягодицами. Разъяренный Емеля обрушил на голову Зое свою раскаленную тяжелую сковороду. Головка лопнула как арбуз, забрызгав окружающих еще теплой кровью и мозгами. Мальчик Ной с содранной кожей опустился на колени, чтобы вылизать лакомую лужицу крови с кашицей мозгов, но разгневанная нянечка Катя, стукнув каблуком под дых шестипалой девочке Артемиде, выплеснула кипяток из огромного котла прямо в лицо проказника Ноя. Хорошо, что из коридора на помощь подоспели санитары, вооруженные ножницами. Один из них, подняв за шиворот помирающего от ожогов Ноя, вонзил свои ножницы прямо в глаз бедняге. Мальчик почему-то содрогнулся и упал обессиленный к ногам негодяя, который от жалости к себе (он запачкал кровью свой галстук) упал на колени и зарыдал. Два других медбрата, работники младенческого морга, забив кувалдами девочку Лариску с некрозом лица, подбежали к трупику Ноя, опустились на колени и сердечно расплакались, жалея бедного малыша.
Пятнадцатилетний дегенерат Лука был любимцем директора детского сада, женщины сексапильной, а по сему она часто заставляла его чесать мозоли и сыпь под своими подмышками. Лука с азартом подчинялся ей, выполняя все приказы. Сначала она заставила его проглотить дробленый кирпич, потом, испражниться на серебряное блюдо и деревянной ложкой съесть это, успевая спеть веселую песенку. При виде действительно смешного зрелища, голая директор, возлегающая на грязных простынях, просто надрывалась от здорового смеха. Ее заплывшие глаза весело блестели и слезились, а влажная рука судорожно сжимала плеть, которой она частенько хлестала спину довольного и сытого Луки. А ему больше и не надо, он рад, что смог рассмешить эту тучную девственницу, которую всем сердцем своим любил, особенно складки.
...Еще час спустя, оставшиеся в живых ребятишки, наконец-то, смогли уединиться в темных игровых комнатах, стены которых как обычно были покрыты толстым слоем льда и застывшей мочи. Самые отсталые дети играли битым стеклом на вонючем полу в нечистотах. Мальчик Давид с огромной наполненной гноем головой, частенько вскрывал свою гнойную рану в паху бутылочным осколком и хихикал от приятной щекотки. Сиамские близнецы Чек и Гук играли в интересную игру - виселица. Для этого специально в дальнем углу комнаты был сделан пластмассовый эшафот, на который крепилась сама виселица с тщательно намыленной заботливыми руками веревкой. Веселые близнецы ловко поймали шестипалую Артемиду, игравшую прежде с вонючим трупиком черепахи. Затащили ее на эшафот, продели шею через петлю, а после возликовали, когда увидели импульсивные потряхивания конечностей и хрип.
- Ай-яй-яй! Бестыжие! - вдруг появилась главная воспитательница, - Вот шалопаи какие, напроказничали. Вы зачем это обидели девочку? Зачем подвесили ее? Придется вас разделить, мои голубчики...
И с такими словами она достала из-под подола верную ножовочку...
...А потом всех уложили спать на чахоточные нары. И все счастливо заснули. Даже безрукий паренек Антон, которого скоро во сне задушит карлик, в данный момент затаивший дыхание под его кроваткой. Все сладко спят, особенно истекающие кровью сиамские неровно разъединенные близнецы Чек и Гук. Через час-другой они умрут и будут сожжены в костре за холмом. А если к утру они не помрут, то будут все равно там сожжены.
Утром за детьми придут родители, многие своих детей конечно же не увидят. Но разве это важно? Ведь размножение процесс интенсивный и каждый год на свет появляются все новые и новые дети, новые калеки и дебилы, которых еще больше изуродует и искалечит современная жизнь...