-Мордред, не мельтеши, ступай лучше на кухню, парень.
Лот Оркнейский, дядя и приемный отец мальчика, подтолкнул его к открытым дверям кухни. Оттуда, жарко пахнуло жарящимся мясом и опаляемой на огне птицей. Мордред послушался и сунулся в кухню. Но здесь, мельтешил уже не он, а все остальные. Волокли оленьи туши, чистили вертела и котлы, с плеском разливали из бочонков в меха и кувшины мед и зимний эль. Женщины ругались, ошпаривали кипятком гусей, уток и друг друга. Слуги и рабы болтали и толкались, одновременно подбрасывая торф в огонь и выгребая золу. Может, и мама здесь? Мордред протиснулся к столам, где рубили на куски свиные туши и головы. Подтянулся, взглянул поверх столешницы. Нет. И здесь ее нет. Может, она еще не приехала? Приедет к самому пиру, когда все рассядутся в зале, мужчины выпьют по первой, не обращая внимания на дерущих глотку бардов, женщины начнут толкать друг друга локтями и хихикать, глядя как их мужья хвастаются. Когда все дети, местные и приехавшие с родителями уже передерутся и совместно устроят шутку взрослым, например нальют липкого меда на скамью епископа Глостбери. Может, мама приедет только тогда? А если она снова не приедет вообще? Ведь ее не было ни на Ламмас, ни на Самайн. Последний раз она приезжала перед Бельтайном, а это уже так давно.
Слезы набежали на глаза так неожиданно, еще раньше, чем Мордред понял, что ему стало очень грустно. Мальчик глубоко втянул носом, утерся рукавом и медленно, волоча ноги, пошел к выходу из кухни. Взрослые вокруг продолжали галдеть, но он не вслушивался в их слова, улавливал только какие-то отрывки. "Артур объявил, что выкопает голову Брана. Это еще зачем, как же это? А вот. Говорит, что он и сам защитит Британию от любой напасти." Мордред остановился, в последний раз высматривая среди толкущихся на кухне людей, свою мать, Моргану. "Линета, сестра Лионессы, сказала, что служанка королевы проболталась, будто у ее госпожи опять месячные. Да уж, не везет ей. А ведь, такая справная и ни у кого в их роду проблем с детишками не было. Взять хоть отца ее, Лодегранса..." Не услышав окончания фразы, Мордред пошел дальше, глядя себе под ноги. Налетевшая на него служанка запнулась и чуть не упала. Ухватилась за край стола, смахнув на пол влажную груду перьев. Прямо перед Мордредом, упало совсем целое утиное крылышко, блеснув белым "зеркальцем". Не задумываясь, мальчик потянулся к нему. Одновременно с ним, на крылышко нацелился Гифес, старый волкодав, давно отшедший от дел и ныне, отиравшийся при кухне, в тепле и сутолоке. Мордред успел стукнуть кулачком по кудлатой серой морде и завладеть случайным трофеем. Сжимая крыло в руке, он отправился в угловую башню замка и по вьющейся винтом лестнице, со слишком высокими для него ступенями, взобрался на самый верх.
Примостившись на краю открытой площадки, он плотно закутался в плед и привалился к серому, с желтой накипью лишайников каменному зубцу. Весна в этом году пришла очень, прямо таки невиданно рано, и к Имболку уже стаял почти весь снег, остался разве-что в густой тени между скал. А Имболк как раз сегодня. Поэтому, все и съехались. Дядья и тетки, другие родственники, друзья. Многие праздновали Имболк на Оркнеях, в доме короля Лота. Конечно, не все, даже из близкой родни, но многие. Бабушка Игрейн не приедет, потому что она сошла с ума, по крайней мере, так говорят. И бабушка Вивиан, тоже не приедет. Но она с ума не сошла и никогда не сойдет, потому что она - Владычица Озера. Дядя Артур, с тетей Гвиневрой никогда не приезжают. Он ведь король над всеми королями и всегда воюет с саксами. Так что, в праздники он, наверное, спит или ест. Саксы ведь тоже празднуют и не воюют на Имблок? А вот, дядя Гавейн приехал и даже дал Мордреду подержать щит. Он у него очень большой и тяжелый, говорят, еще римский. А дядя Гарет никуда и не уезжал, он с самого Лламоса так здесь и живет, не хочет встречаться с той Лионессой, о которой говорили на кухне. А ту Линету, взял в жены еще один дядя, Гахерис. Говорит, она веселая и разговорчивая. Мордред бы с ней поговорил, но она тоже не приехала. А больше всего, он хотел бы поговорить с мамой.
Мордред подвинулся совсем близко к краю и посмотрел вниз. Там, внизу, одни из ворот. Вдруг кто-то едет? Но ни ворот, вообще ничего ниже середины башни, видно не было. Густой- прегустой туман дышал, точно подходящая опара. Сизый, чуть дальше от замка седой, почти белый. Мордред выдернул из зажатого в кулачке крылышка перо, вытянул руку и отпустил его в туман. Перышко, бледное, слегка желтоватое, похожее на одуванчик, не хотело падать. Оно качалось над кромкой тумана. Медленно, будто подгоняемое чьим-то осторожным дыханием, маленькими скачками смещалось вдоль крепостной стены, пока не добралось до выступающего из стены желоба. Мордред, потерял его из виду. Перышко еще раз качнулось и попало в высунувшийся вверх язык тумана. Мигом намокло и тяжелой каплей упало вниз, к подножью стены.
***
-Ответь мне что-нибудь, королева.
Не дождавшись ответа, Ланселот закинул руки со сцепленными пальцами за шею и отвернулся. Смотрел в окно, на то, как двое слуг ведут нового коня для королевской конюшни. Как могучий чалый крутит головой, силится встать на свечку, но его удерживают на растяжках опытные конюхи. Смотрел и все еще ждал. А Гвиневра, продолжала молча сидеть на кровати, зажав ладони между колен и скрыв опущенное лицо рассыпавшимися волосами цвета спелого ячменя. Волосами, которые как знал Ланселот, всегда пахнут ежевикой и, немножко боярышником.
***
Когда первое перышко исчезло, Мордред вырвал и выпустил второе. Это, было совсем другим. Крепкое, светло коричневое, с твердой белой остью. Оно, легло на воздух горизонтально. Сначала, чуть отлетело вверх, а потом, как узкая лодка, стремительно и плавно, полого понеслось вниз. И скрылось в тумане. Пронзив туман, оно долетело до моста, по которому приезжали гости и, попало под железную подкову конского копыта.
***
-Я знаю, что ты был против их затеи, Гавейн.
-Это все уже не важно, Ланселот.
-Но ты мой друг, лучший, если не считать Артура! И ты же знаешь, мне пришлось убить их. Пришлось...
-Хватит слов, Ланселот. Гарет, Агравейн и Гахерис мертвы. Я стою перед тобой и не вложу меч в ножны.
Отразив первый удар Гавейна, Ланселот прижал его щитом к стене и закричал ему прямо в лицо:
-Бросай меч! Бросай! Не надо!
Гавейн вывернулся и ткнул Ланселота в колено мечом. Тот, проворно убрав ногу, резанул острием по державшей меч кисти. Хлынула кровь, Гавейн не удеожал меча и упал на одно колено. Ланселот отступил.
-Хватит, Гавейн. Кровь пролилась. Ты мстил за братьев и свой долг выполнил.
-Это не твоя кровь! - от боли в рассеченной кисти, голос Гавейна дрожал и срывался на всхлип. Он встал, оставив на земле щит, поднял меч левой рукой и, широким, почти круговым взмахом, попробовал достать Ланселота. Тот увернулся, оставив на пути самого кончика меча, свое левое плечо. Тонкий разрез на стеганом поддоспешнике, наполнился кровью.
-Теперь и моя. Этого достаточно?
-Нет! Ты не понимаешь!
Вздохнув, Ланселот отбил новый удар Гавейна щитом и вонзил свой меч в бок друга. Снизу вверх, на четверть длины клинка. Гавейн подался вслед за извлекаемым из его тела оружием, сел, лег на бок. Ланселот, отвернулся и пошел прочь.
-Добей меня. Я все равно умираю!
-Нет. - Ланселот не повернул головы, -Может, тебя найдут и выходят.
-Никто меня здесь не найдет. И уж подавно...
Больше, Гавейн говорить уже не мог и только смотрел вслед уходящему Ланселоту. А потом, закрыл глаза.
***
Третье перышко, прежде чем отпустить, Мордред подержал на ладони. Узкое, белое перышко из "зеркальца". Плотное, с чуть растрепанной верхушкой. Мордред перевернул ладонь, но перышко пристало к коже и не хотело падать. Мордред пошевелил ладонью. Встряхнул ей. Отделившись от его руки, белое перышко не полетело вниз, а подхваченное неощутимым ветерком, кружась и поворачиваясь, полетело вдаль. Оно спустилось почти к самой кромке тумана, окунулось в нее, но вынырнуло и, поднявшись выше, полетело в сторону моря.
***
Низко сидящая в воде ладья с резной змеей на носу, не взмывала на волны и не скатывалась с них вниз. Волны, расступались перед ней, и ладья скользила по воде, гладкой и спокойной как серая кисея. Только брызги клочья пены, все равно захлестывали ладью, напоминая, что вокруг нее - шторм. Широко открытыми, сухими глазами, Моргана смотрела вперед. Только вперед. Ни разу, с того времени как они вышли в море, она не посмотрела на брата, лежащего на дне ладьи, закутанного в теплый плащ, на котором, все больше проступало большое кровяное пятно. Артур говорил, а Моргана, крепко-крепко держала его за руку.
-Хорошо, что я вернул Эскалибур, Владычице Озера. Успел. Он ведь ни к чему мне на Авалоне. Мы там будем вдвоем, сестра? Или встретим кого-то еще? А Мерлин, он там? Или все еще в хрустальном гроте?
Моргана, еще крепче сжала его ладонь, когда море швырнула ей в лицо, целую пригоршню горько-соленой воды. Так и должно быть, подумала она. На глазах должна быть соленая влага. Вот горечь, горечь лишняя. Ее у нее и так хватает. Внутри. В сердце.
-Авалон, значит яблочный, да? Значит там сад? Я очень люблю спать в саду. Может, там я наконец отосплюсь? Я так долго не высыпался! А теперь, буду спать долго-долго.
***
Мордред уже очень замерз. И ему становилось все печальнее и грустнее. Но вдруг, его щека почувствовала легкое, нежное прикосновение. Мама! Она приехала и отыскала его здесь! Мальчик, улыбаясь и, наконец, дав волю давно рвущимся на волю слезам, вскочил на ноги и повернулся, сбросив плед.
Кроме него, на площадки никого не было. Холодный ветер, завернул его в свое колючее покрывало. Мальчик поднял руку к щеке. Значит, это ветер, принес откуда-то перо и бросил ему на лицо. Черно-серое, совсем не утиное перо. Мордред покрутил перо в пальцах за черенок. Длинное, хищное как наконечник копья. Он смял перо в кулаке, бросил в туман и не стал смотреть, как оно падает. Над его головой, раздалось далекое карканье. Только оно проводило смятое перо, канувшее в тумане.