Аннотация: Рассказ написан для конкурса Весенний Царкон-2005
Профессор Каваевский с утра был не в духе. Очередное сокращение финансирования грозило задержкой разработки новой программы расшифровки древних языков. И это в то время как в профессорском сейфе дожидалась перевода драгоценная рукопись, найденная на территории бывшего Шумера.
Ценность рукописи заключалась не только в том, что ее возраст насчитывал шесть с лишним тысяч лет, а её язык не походил ни на один из известных. И не в том, что подобных рукописей Шумера никогда еще не находили. И даже не в материале рукописи - кремнийорганическом стекле, способ изготовления которого в то время должен был быть неизвестен. Главная ценность рукописи состояла в том, что за ее расшифровку Нобелевский комитет гарантированно давал знаменитую премию.
Деньги Каваевскому были нужны, бесспорно, но более всего он жаждал всемирной славы. В мечтах Каваевский видел себя восходившим на пьедестал почета в шикарном зале и, с тщательно выставленным напоказ трепетом, принимавшим заслуженную награду. Но в действительности профессор сидел за китайским столом в кабинете с украинским евроремонтом. А сам кабинет располагался в дряхлеющем, еще сталинской постройки здании Университета.
Телефон на столе Каваевского прогудел первые ноты "Полета Валькирий".
- Слушаю, Каваевский.
- Вениамин Дмитриевич! - сквозь шум помех пробился незнакомый мужской голос. - Это вы заказывали программу для расшифровки древних языков?
- Да, я!
- Софт направили вам курьером, он должен вот-вот прибыть. Убедительная просьба, до моего приезда не устанавливайте программу, ее нужно избавить от пары багов и настроить.
- Хорошо, хорошо, - нетерпеливо отозвался Каваевский, кидая на рычаги трубку и кляня в сердцах незнакомца. Время поджимало, а этот изображает светило программирования. Вениамин Дмитриевич сам был не дискетой деланный и не сомневался в своих способностях по укрощению непослушного софта. Благо на рабочем столе у него громоздился увесистый тауэр навороченного железа с предустановленной новейшей Windows Shortrange Pro.
Пропищал интерком и секретарша сообщила о прибытии курьера. Каваевский вышел в приемную, где, расписавшись на планшете у сурового паренька в униформе с логотипом "1С", получил долгожданную коробку.
В кабинете, нетерпеливо распаковав коробку и отбросив толстенный томик руководства, Каваевский бережно уложил диск с программой на лоток привода. Нажал на кнопку и застыл в ожидании.
Зашуршал диск, но экран остался девственно черен. Профессор опомнился и включил питание монитора. Экран осветился, появилось окошко инсталлятора: "Программа расшифровки языков и перевода кодировок Shtirlitz Science v. 53.12 приветствует Вас!"
Каваевский счастливо вздохнул и, не читая возникающий на экране текст, защелкал кнопкой мыши: "Да. Согласен. Да. Да".
После очередного "Согласен" появилась и начала заполняться синим полоска инсталляции, а профессор направился к сейфу.
Пока Каваевский бережно раскладывал на столе сканера стеклянные пластины, залитые для пущей сохранности пластиком, программа установилась. Немного повоевав с опциями, профессор запустил разом распознаватель, анализатор и криптоломщик.
Теперь можно было отдохнуть и выпить кофе.
Заварив ароматный напиток, профессор позволил себе добавить в чашку несколько капель коньяку.
- Для запаха, - щурясь от предвкушения, произнес Каваевский и придвинулся к монитору, где записанный в двоичных знаках Штирлиц уже расшифровал содержимое первых четырех пластин.
Программа расшифровывала текст и сохраняла его на жестком диске небольшими фрагментами, по одному на каждую пластину. Профессор, снедая от нетерпения, загрузил текстовый редактор и открыл первый из переведенных фрагментов:
"Я, Оэ Оанн, из рода Номмо, приветствую тебя, брат мой аннедот!
Не знаю, сколько лет пройдет, пока мое послание доберется до твоих глаз. Боюсь, к этому времени от моего рода не останется и следа. Но я хочу, чтобы история Номмо влилась в океан знаний аннедотов, а не иссякла в илистой черноте космоса. Я верю, что подобно песне горного ручья, несущегося к морю, мое послание пройдет сквозь века и судьбы, вплетя нить потока Номмо в реку памяти народа аннедотов.
Ты, мой далекий потомок, верно, помнишь, как в обманчивый день Сонной воды ученые объявили, что среднее солнце Уммун вскоре вспыхнет и уничтожит нашу родную планету, наш любимый Океан. Многие решили принять смерть вместе с планетой, но большинство аннедотов построили гигантские корабли, чтобы покинуть погибающий Океан и найти себе новое место во Вселенной.
В хрониках аннедотов должна сохраниться память о том, как гигантские ковчеги - в каждом целый род - отрывались от глади Океана, окунаясь в илистую мглу космоса. Я помню, как раскрывались гигантские солнечные паруса, ловя движущую силу звезд..."
Каваевский отодвинулся от монитора и сморщил лоб.
- Похоже на какую-то мистификацию, - прошептал он, глядя на мягко светящееся под лучом сканера стекло пластин. Профессор потер ладонью лицо, затем несколькими щелчками мыша открыл энциклопедический словарь.
"Оанн, Оаннес (Оэ) - в шумеро-аккадской мифологии герой, представлявшийся в виде полурыбы-получеловека. Оаннес со свитой вышел из моря и научил жителей Месопотамии земледелию, искусству строить каналы, города и храмы, письму и наукам".
- Мистификация, - повторил задумчиво Каваевский и принялся читать следующий переведенный фрагмент.
"...Мы не успели удалиться достаточно далеко, когда Вселенная вздрогнула и пошатнулась. Ну, или нам так показалось. Ярко-алая вспышка уничтожила наш Океан и затмила полгалактики. Паруса рвались в клочья, родовые ковчеги кидало по космосу, а когда все успокоилось, мы обнаружили, что остались одни. Корабль Номмо с огромной скоростью мчался в неизведанное, а от других ковчегов нельзя было уловить и слабого блеска в черном иле космоса.
От парусов нашего корабля не осталось и трети, мы почти не могли управлять движением. Возможностей ковчега хватало лишь на уклонение от встречных астероидов, комет и прочих скитальцев космоса. Время от времени мы проносились мимо звездных систем, но никак не могли обнаружить подходящую для жизни планету.
Наконец, почти на окраине нашей галактики нашлась система желтой звезды, где спектр одной из планет обещал большое количество воды. Приблизившись, мы обнаружили, что планета пригодна для жизни и по размерам похожа на Океан, но вода покрывает ее поверхность лишь на две трети. Однако выбора у нас не было, поскольку все устали, да и ковчег не был рассчитан на столь длительное путешествие.
Мы приложили максимум усилий и поврежденный ковчег удачно приводнился. Со страхом и надеждой смотрели мы в глубины нового мира. А он оказался удивительным и непохожим на Океан. Вскоре после того, как мы покинули ковчег и вышли в глубины, нам открылось поразительное.
Неизвестно, что послужило тому причиной, но из множества существ, населяющих водные пространства, отблески разума обнаружились лишь у млекопитающих пловцов с совершенной формой тела. А полноценный разум развился только на суше. Это двуногие прямоходящие существа, чем-то похожие на аннедотов, однако не обладающие возможностью существовать в воде..."
Каваевский с трудом отвлекся от увлекательного чтения и заварил себе еще чашечку кофе.
- Занятно, - пробормотал профессор, размешивая сахар. - Двуногие - это, видимо, люди. А кто же тогда эти млекопитающие пловцы? Дельфины? А они млекопитающие или нет?..
Надо отметить, что Каваевского мало интересовали сферы, не связанные с его любимым делом. Подобно известному герою романов Конан Дойля ему было достаточно знания о том, что Солнце светит. А вращается ли оно вокруг Земли или же Земля вокруг Солнца - это, а равно многое другое, профессора не интересовало.
Поставив на стол чашку с кофе, Каваевский снова придвинулся к монитору.
"...Род Номмо в новых водах разделился, семьи двинулись на поиски места для поселения. Местные жители оказались достаточно разумны, чтобы разделить нашу дружбу, хотя многие приняли нас за богов и поклонялись, принося разные жертвы. Как мы выяснили, раньше цивилизация сухопутных существ была более развита, но со временем угасла и растеряла все свое наследие.
Мы с радостью поделились своими знаниями. Научили сухопутных письму, чтению и наукам. Показали, как строить каналы для водоснабжения и удобства нашего передвижения - все же воздух этой планеты был для нас чересчур сух.
Надо сказать, что, то ли из-за долгого пребывания в космическом иле, то ли из-за неизвестных особенностей этой планеты, наши женщины потеряли способность к деторождению. С каждым годом у нас рождалось все меньше детей. Было ясно, что род Номмо вскоре угаснет. Нам оставалось только прожить оставшиеся годы с возможным удобством и постараться оставить о себе добрую память.
Мой брат Эа Энкин с помощью местных жителей построил город Эриду на суше - для сухопутных, а рядом подводный дворец для себя. Его подруга Иа Инанн построила неподалеку город Урук. Со временем за свою мудрость эти славные аннедоты стали почитаться местными жителями за предводителей и покровителей.
Другой брат - Аэ Аммон отправился на большой континент, что почти по центру этой планеты и поселился в водах горного озера. Остальные члены семьи также расплылись по разным водам. Я же остался недалеко от Эа и тоже выстроил на суше несколько городов.
После обустройства нашей жизни мы с Эа пожелали оставить свою историю для вас - наших потомков. Мы надеялись, что аннедоты когда-нибудь найдут эту планету и узнают историю рода Номмо.
Целыми днями мы работали, занося наши знания на стеклянные и металлические пластины, и лишь с заходом солнца погружались под воду на отдых. Ночами мы с тоской смотрели в небо, где на протяжении долгих лет угасал багровый глаз наших трех солнц, выглядящих отсюда одной ярко-красной звездой. Местные жители назвали ее Трштрайа - Тройная, а в других землях ее называют Сириус - Блестящая..."
Каваевский настолько увлекся чтением, что даже не услышал мягкого хлопка закрывшейся двери.
- Я ведь просил вас дождаться меня, - донесся мягкий укоризненный голос.
Профеесор так резко вскочил, что его кресло откатилось назад и с грохотом ударило в стену. У двери стоял среднего роста немолодой мужчина, в дорогом черном костюме с галстуком в тон. В руке незнакомец держал небольшой металлический бриф-кейс.
- Кто вы, - выпалил Каваевский, - и кто вас сюда пустил?
Человек в черном костюме подошел ближе и профессор поразился бесконечной усталости, плескавшейся в его глазах.
- Ваша секретарша несколько... отвлеклась, так что извещать о моем появлении было некому, - мужчина положил кейс на сканер, рядом со стеклянными пластинами рукописи и продолжил. - Кстати, позвольте представиться - агент Джи.
Каваевский повел головой, словно его душил воротничок рубашки, которых, к слову, он никогда не носил. Внезапно охрипшим голосом он произнес:
- Агент... Джи?
- Да, - улыбнулся мужчина, - возможно, вы слышали что-то о нашей организации. Обычно ее считают выдумкой сценаристов Голливуда.
Профессор отлепился от стены, в которую непроизвольно вжимался всем телом во время разговора и на два шага приблизился к агенту.
- Агент Джи, - проговорил Каваевский, вспоминая, - черный костюм... Это был, кажется, какой-то фантастический фильм?
- Верно, - сказал агент. - Одна из лучших дезинформаций, разработанных нашими аналитиками. После трех серий фильма, после телесериала - теперь, увидев нашего работника или даже его, хм, клиента, любой человек подумает, что наблюдает развлечения фанатов или съемки новой серии.
- Так... неужели, это правда? - спросил профессор, указав на пластины под лучом сканера. - И нас действительно посещали, эээ, жители другого мира?
- Посещали, - произнес Джи, - мало того, они и сейчас живут среди нас.
- И вы скрываете их существование от людей? - осуждающе произнес Каваевский.
Агент устало вздохнул.
- Вениамин Дмитриевич, у меня две ученых степени по истории. Я являюсь вашим давним почитателем. Меня восхищают ваши знания и достижения, несправедливо недооцененные мировой наукой. Мне даже удалось прочитать вашу, еще не опубликованную работу "Анализ философии вайшешики мудреца Канады". Могу сказать, что она воистину великолепна.
Профессор скромно потупился.
- И только из моего к вам величайшего уважения, - сказал Джи, - я не стер вашу память сразу же.
Каваевский вскинул брови.
- На Земле властвуют расизм и национализм, - продолжил агент, не заметив удивления профессора. - Неужели вы думаете, что люди, не желающие или не умеющие жить в мире с людьми, будут жить в мире с существами, зачастую совсем не похожими на людей? Что нас ждет, если информация о существовании на Земле пришельцев будет открыта? Новая война? Очередной холокост?
Джи выжидающе посмотрел на профессора. Тот ненадолго задумался, а затем медленно и с горечью произнес:
- Я думаю, вы правы.
Каваевский придвинул кресло и устало опустился в него.
- Что теперь? Вы сотрете мою память?
- Только о том, что связано с этой рукописью и моим появлением, - сказал агент. - К сожалению, я не успел перехватить курьера с программой и явиться раньше. Я надеюсь на ваше понимание.
- Я понимаю вас, - с горечью проговорил профессор. - Вы знали, что у меня погиб дед во Второй мировой? Я вижу, не знали. Пусть мне этого очень не хочется, но я согласен забыть все, связанное с этой рукописью. Лишь бы не было новой войны.
- Я был уверен, что вы это скажете, - произнес Джи. - К тому же у меня есть для вас хорошая новость. Мне не хочется изымать рукопись, не оставив ничего взамен. Это будет несправедливо относительно к вашему таланту. Кроме того, крайне сложно стереть память у всех, кто знает о рукописи, и не упустить при этом кого-либо.
Агент подошел к столу сканера и открыл кейс.
- Поэтому руководство разрешило мне заменить вашу рукопись на другую. Не менее подлинную, но более безопасную. Я уверен, эта рукопись вас не разочарует, а уж Нобелевский комитет, - хитро подмигнул агент, - она приведет в восторг.
Джи аккуратно разложил извлеченные из кейса листы материала, похожего на пергамент, на столе сканера, попутно собрав стеклянные пластины. От стола агент подошел к компьютеру и пару минут бегал пальцами по клавиатуре. Затем он повернулся к Каваевскому и потянулся во внутренний карман пиджака.
- Сейчас? - спросил профессор.
Агент кивнул. Он вытянул из кармана небольшой цилиндрик и направил его на Каваевского.
- Мне было приятно с вами познакомиться, - сокрушенно покачав головой, произнес Джи, - жаль, что наше знакомство оказалось столь недолгим.
Профессор увидел яркую вспышку, а затем мир погас.
***
...Каваевский моргнул и потянулся за чашкой. Кофе почему-то совсем остыл. Профессор отставил чашку в сторону и придвинулся к монитору. Программа перевела уже три страницы текста. Каваевский облизнул пересохшие губы и, открыв текстовый редактор, принялся читать:
"Доброго вам здоровья и долгих лет жизни, возлюбленные мои отец и мать. Пишет вам блудный сын ваш, Иешуа. После долгих лет поисков вечной мудрости вернулся я на родную землю и вчера вошел в Иерусалим..."