- Килр, ты так уверен, что нам это надо? - спросил темноволосый мужчина, поправляя закрепленный за спиной лук. - Подумаешь, нарисовал нас какой-то мальчишка. - Созданная магом арка прохода на этот раз не внушала доверия.
- Он нарисовал - я увидел, - пожал плечами странник с удивительно приятным лицом. - Неужели, Лекс, тебе нисколько не интересно? - лукаво скосив глаза на стоящего рядом спутника, задал вопрос маг.
- Не скажу, что меня привлекает перспектива застрять в чужих снах, - буркнул друг.
- Не застрянем, - почему-то не слишком уверенно сказал Килр. - Если сами не захотим, - добавил он - и причина словно бы неуверенного голоса стала ясна: маг о чем-то задумался, рассматривая за пеленой перехода нечто, видимое лишь ему. - В конце концов, мы ничего не потеряем, - произнес он, обернувшись к другу и улыбаясь. - А может, даже сможем обрести.
- И что же? - скептически поднял бровь Алексар.
Килр вздохнул, словно дивясь глупости побратима. А потом посмотрел тому прямо в глаза и произнес:
- Друга... - И, чуть погодя, добавил: - Если спасем и поможем...
Спустя несколько мгновений, маг и лучник шагнули в пелену арки. Светлые пряди мага растаяли в тумане последними...
...Люблю я этот тихий парк. Его уютные старые лавочки. Древние разросшиеся деревья... Здесь так спокойно, Пак. Так тихо... Даже речка в этом месте так кротка...
Я уже давно не люблю шумных мест. Не люблю людских криков... Еще с детства, когда жил с родителями. Не повезло мне с ними... Или им со мной...
Знаешь, Пак, здесь каждое мгновение наполнено чудом... Каждый забредший сюда человек перестает быть одним из многих... и может стать сюжетом картины...
Мой старенький мольберт... В очередной раз разбираю кисти, беру палитру... Помнишь мой вчерашний набросок? Сегодня он перестанет им быть.
...Арлекин... шут... игрок... гуашевая маска, скрывшая лицо. Кто знает, что скрыто под ней?
Картина - это целая история, запечатленная в одном миге. И вот - мой Арлекин стоит на помосте, подкинув в воздух три факела и придержав до времени четвертый. Черно-красный костюм, намеченная красным улыбка... блеск глаз - и "джокер", выглядывающий из рукава. Толпа кричит. Может, ожидая, что факелы обрушатся на шута. Может - требуя бросить четвертый. В таком шуме и не разберешь. Чуть позади танцует Коломбина, жестами подначивая своего Арлекина. И губы ее тоже окрашены алым...
Каждая картина - это история. Но не в моих силах рассказать ее всю. Я не смогу сказать, как устал Арлекин смеяться на угоду публике, не скажу, что Коломбина часто исчезает за импровизированным занавесом. Не расскажу, что она молчит...
Я не смогу рассказать, что после представления актеры закроются в своем вагончике - и Арлекин с остервенением будет сдирать приставшую краску, а Коломбина зайдется в приступе доселе сдерживаемого кашля, раздирающего грудь... Я не опишу, как он после этого выскочит в город, заглянет в лавку аптекаря, а потом, на остатки меди, купит хлеба и немного фруктов... Как, вернувшись, бросит на пол приставучего "джокера"...
...Последний мазок. Чтобы передать эту историю, потребуется много полотен. Но я оставлю лишь одно возможное. То, где огни факелов почти прячут лицо актера в тенях, где Коломбина оступается, едва удержав равновесие... где толпа кричит, видя перед собой лишь шутов...
...Люди часто так бессердечны, не правда ли, Пак? Мы с тобою еще одно подтверждение этой нехитрой истины...
...Ветер... Сегодня обещали дождь, Пак. На этот раз я могу не сомневаться в том, что прогноз сбудется. Но я не мог не прийти сюда... В квартире слишком душно и пусто. Там я начинаю чувствовать себя мертвецом...
...Вчера меня все-таки выписали. В очередной раз сказав, что я проживу хорошо, если год. Врачи это повторяют уже лет шесть... или больше...
В очередной раз понимаю, что из друзей у меня осталась только Анна. И ведь ей-то я ничего не говорил о своем состоянии... Так ведь нет: не смогла дозвониться - приехала, выведала у кого-то, где я. У врачей вызнала палату. Несколько часов просидела со мной... и потом каждый день навещала...
Помнишь ее, Пак?
Она уже четыре года, как замужем. Дочке - почти три годика...
Сестра тогда сказала: "Дивная у вас девушка". И ведь не поверила в наш лепет, что она - замужем, а мы - просто друзья. Правильно сделала: "просто" друзья - давно меня бросили. Остался лишь "настоящий" друг...
Анна обещала, что приедет погостить завтра. На пару дней... Думаю, она просто хочет увериться в том, что я чувствую себя вполне приемлемо...
"Леша поймет. Он не настолько ревнив, чтобы не доверять мне или тебе. Пусть пару дней с дочкой повозится. Ему полезно будет". Повезло ей с супругом...
...Сегодня я, пожалуй, начну то, что давно хотел, но за что никак не мог взяться...
Помнишь, я при тебе как-то читал книгу о верованиях? Мне до сих пор помнится история кладбищенского пса... Его первым хоронили на кладбище, чтобы он берег покой тех, кто будет потом похоронен там. Мне по-прежнему кажется это несправедливым и жестоким: убивать собаку, чтобы она вечно стерегла чей-то покой, потеряв собственный...
Вот об этом я и напишу картину. О том, как черный пес уходит с кладбища, оставив людское - людям...
...Вот и пришла осень. Яркое великолепие красок. Чарующие листопады. Шорох под ногами... Природа только-только начинает готовиться к зиме - и еще по-прежнему тепло.
...и я снова могу прийти в этот сад чудес...
Помнишь лучника и мага, нарисованных мною два года назад? Алексар и Килр... Хороший они дуэт. И красивый...
Они - одни из тех, кто порою приходит ко мне во снах...
...Пак, я ведь давно перестал посещать психиатров, навязанных мне врачами... Может, потому, что не услышу больше ничего нового. А может - потому, что каждое мое вИдение они списывают на болезнь...
Но, как бы там ни было, Килр оказался хорошим лекарем: каждый раз, как он повозится со мной во сне, после пробуждения я чувствую себя значительно лучше...
...Яркие всполохи огня... Порою карандаш не нужен - краски ложатся просто под вдохновение...
...Лист упал, лег на воду - на полотне кленовая звезда опустилась в сердце потока маленького звенящего ручейка...
Смотри, Пак! Какая дивная девушка! Рыжая грива подобна огню. Бежит, споткнулась - обронила что-то. С таким лицом она так похожа на лисичку!
Мне редко бывает так легко и радостно. Словно это ушло с тобой окончательно...
...Люди жестоки... Разве справедливо убивать больного щенка? "Он будет калекой! Кому такой нужен!" - "Я себе его возьму. Мы с ним очень похожи..."
Пытаясь продлить чужую жизнь, как-то забываешь о своей собственной, забываешь о назначенных сроках... И живешь вопреки всему, потому что от тебя зависит жизнь еще более слабого существа...
Сколько операций мы с тобой пережили, а, Пак? Три? Или четыре? Прежде, чем они ничего не смогли изменить? Обещанные несколько месяцев растянулись почти на пять лет. Обещанные год - более, чем на шесть...
...Я больше не пойду к врачам, Пак. Они лишь разводят руками, истязая меня процедурами. Ставят сроки... Я так от них устал... Так устал от белого цвета, что почти ненавижу его!
Возможно поэтому, я порою с таким озлобленным восторгом смотрю на свои работы. Они красивы - и они не пусты. В них нет равнодушных коридоров больниц, нет халатов врачей, нет беленой бесконечности, не наполненной ничем. Тысячи тонов, оттенков. Моя боль, моя радость. Отчаяние и надежда. Накатывающее порой безумие... Но если моя тяга к созданию образов - безумие, то нет человека, счастливее безумца!
...Солнечный луч заиграл в струях ручейка. Зазевавшаяся и уронившая орех белка замерла, ожидая, когда лесная плутовка уйдет. Бабочка выпорхнула из укрытия, цепляя крылышками оставшиеся на листьях дождевые капли...
Это ли не чудо, Пак? Это ли не чудо...
...Дожди... дожди льют уже который день... И у меня нет сил покинуть этот склеп. Открытие окна не помогает разогнать унылую хмарь небольшой квартирки... Но дойти до парка сейчас выше моих сил. Да и холст размокнет сразу...
...Мне кажется, что я вижу каждую пылинку. Они, словно звездочки, сыплются с потолка... перелетают с одного места на другое... тонким слоем оседают на столе... подоконнике... мне...
Когда ты был рядом, Пак, даже в таком состоянии мне приходилось вставать и идти с тобой под дождь. А потом, укутавшись в старый плед, сидеть за столом и пить горячий чай, чтобы не навлечь простуды.
С тобою это место даже можно было назвать домом. Теперь это скорее место упокоения...
Прошло почти полгода, да? А я совсем раскис... Ты бы не позволил мне сейчас прохлаждаться. Не так ли? Мольберт я могу поставить и в комнате...
В руке дрожит карандаш. Но с каждым штрихом дрожь становиться все слабее. Движения - все увереннее...
Кладбище уже давно готово: кованая оградка... могильные плиты, обросшие мхом... корявые деревья с облетевшей листвой... лунная полночь... Краски добавят теней и тумана...
Грим улыбается, Пак. Улыбается так, как когда-то мог улыбаться мне ты... Мне так тебя не хватает...
Саблевидный хвост чуть отведен в сторону, стоячие уши расслаблены, шкура лоснится в лунном свете... С каждым штрихом я все больше и больше понимаю, что, рисуя его, - рисую тебя. Но менять этого я уже не стану...
Иди, мой друг...
...Душно... Окна раскрыты настолько, насколько возможно... Но это не спасает... Все равно ощущение такое, словно задыхаюсь... словно дышу не воздухом - а густой и вязкой дрянью...
Никак не могу привыкнуть, что такое случается все чаще. Что боль начинает брать верх над слабостью - и я хожу по комнате, в попытке хоть как-то ее унять. Потому, что лежа терпеть уже невозможно...
...В изнеможении хватаюсь рукой за спинку стула - он опрокидывается. Мелькает стена...картина... потолок... затянутые матовой паутиной...
...Что такое "дружба", Пак? Порою мне кажется, что это еще одно глупое слово, за которым нет ничего. Вполне достаточно вспомнить моих "друзей": стоило потребоваться помощи - и они исчезли... Едва поняв, что я не смогу принести им никакой выгоды... Пак, ты не был человеком, а потому оставался верным... А люди... люди...
Лишь Анна по-прежнему меня удивляет. Она единственная, кто периодически звонит, приезжает... беспокоится. Чего даже родители уже давно не делают. А она...
Я никогда не скажу ей всего. Пусть считает, что ничего чрезвычайного нет. Не хочу, чтобы она переживала и тряслась надо мной - она не заслужила... такого...
Дружба, Пак... дружба... То, что когда-то прежде я почитал почти святым. То, что потом было осквернено. То...
Они приходят, Пак. Приходят несмотря ни на что. Лучник всегда чуть резок, маг - спокоен и улыбчив. Я не смогу сказать, сколько уже раз они помогали мне... сколько раз я приходил в себя после встречи с ними...
Анна, Алексар, Килр... Я ничего не могу им дать. Но они не оставляют меня. Так же, как и ты... Почему, Пак?.. Это и есть - дружба?..
...Месяц почти что в могильнике... Отосланные в редакцию работы... Усталость... Бессилие... Слабость... такая, что карандаш выпадал из рук... И боль... такая, что часто терял связь с этим миром... Но зато я смог поговорить с ними... Теперь мне гораздо спокойнее... и гораздо легче...
Снег сменил дожди. И я по хрупкому ледку на лужах вновь иду в свое любимое место. Первая за последние годы зима, когда туда тянется лишь одна цепочка следов... моих...
Мольберт устанавливаю на пригорке... И начинаю рисовать...
...Я ненавижу больничный цвет! Но снег отдает синевой... речка... деревья... На холсте постепенно возникает костер на синем вечернем снегу - я не могу оставить немой белизны. Не могу себе этого позволить! Потому, что это даже не смерть... Это - ничто...
...В темноте мерцают волчие глаза, в них отражается отдаленное живое пламя. А янтарь взгляда отдает твоим теплом... И твоей внимательностью...
...С еловой ветки падает снег. Верхушки деревьев озаряются алым. И в моем сознании эта алая пелена становится насыщенной кровью... Густой... словно смола...
...Легкая наметка месяца - тонкая дуга, едва заметная на закатном небе... Звезда волчьего взгляда... Он так внимательно смотрит на меня... чуть склонив голову... словно видит насквозь. Тело скрыто тенью - лишь глаза сверкают в наступающей тьме...
Он мог бы прыгнуть на меня. Но не сделает этого. Потому, что видит меня. Насквозь. Видит все, что покоится в моей душе...
Он не прыгнет...
...Я не могу так, Пак... Теперь мне постоянно мерещатся тени. Но они не принадлежат тому, что мне знакомо. Они принадлежат... я не знаю кому, Пак... И это пугает меня. Все сильнее... Раньше они приходили редко... Теперь они всегда рядом...
Склеп...
Тишина... Пыль... Пустота...
Я часто вижу странную муть, похожую на паутину... Серую. Густую. Покрытую пылью.
Может быть те тени - пауки?
Неужели я - муха?.. или мотылек...
Я уже дошел до того, что ночью почти не могу уснуть: смотрю в потолок, наблюдая за мелькающими тенями. Страшнее всего тогда, когда нет сил. Потому, что я знаю: сопротивляться не смогу...
С трудом проваливаюсь в дрему... словно в болото... в зыбучие пески... А они подбираются все ближе, зная, как я беспомощен...
А потом...
Пак, я до сих пор помню, как Алексар однажды рывком выдернул меня из их объятий, держа за загривок, словно нашкодившего щенка... И сразу запахло паленым - разошелся Килр. Помню, как маг подошел и, подав руку, помог подняться. А лучник тем временем чистил клинок...
Так мы познакомились впервые. Нет... сперва все же была картина... их картина...
...Отложив кисти, брожу по дому с тряпкой. Надеясь хоть так избавиться от пыльных нитей... Но этого средства не хватает надолго... Такое ощущение, что бросаю силы на ветер, борясь с тем, с чем бороться невозможно...И порою мне кажется, что бессмысленно...
Пак, мне так тебя не хватает...
Тишина осыпается осколками...
...Новые телефоны не издают того пронзительного треска, что прежние. И это к лучшему. Но они все равно разрывают тишину пронзительным криком...
- Немедленно приезжай! Ты должен увидеть новую картину! Это шедевр!
В этом она вся: ни "Здра`сте", ни... а впрочем, не важно...
- Мам, у меня нет сил куда-либо идти. Кроме того, я совершенно не "должен" смотреть на очередной "шедевр" отца.
- Да как ты смеешь так говорить! Неблагодарный! - И в этом она тоже... - Ты со своей мазней ничего не понимаешь в настоящем искусстве! - Она никогда не умела говорить спокойно... а у меня нет сил орать на нее...
- Я не считаю треугольное солнце и квадратные глаза искусством... - Слабый голос мне самому кажется шипением...а уж ей...
- Да как ты..! - визгливый крик. Щелчок брошенной трубки - и короткие гудки.
Нам никогда не понять друг друга. Я не приму кубизма-авангардизма, а они моей реалистичной фантазии... Но треугольный человек - никогда не сойдет с холста... А Килр с Алексаром... Они уже ожили, Пак. По крайней мере - для меня...
...И все же... Я избавлюсь от этой паутины! ...хотя бы на сегодня... А то они слишком часто меня защищают... Но ведь и им надо бы отдохнуть...
...Тишина... Покой... Только часы, напоминая метроном, отмеряют сроки... срок...
Как же это... невыносимо...
...Мне нельзя слишком долго сидеть в квартире - она становится могилой. А я умираю, не в силах бороться с серым маревом...
...Парк... Пак, это теперь мое единственное спасение... Уйти так далеко, чтобы не слышать машин - и забыться, отдав всего себя кистям, краскам и холсту... нарождающейся картине... Отрекшись на время от внешней реальности...
...Посмотри, дети на льду... Снежные крепости на берегу... Я бы с удовольствием присоединился к ним... но помню, что случилось в прошлый раз... Поэтому буду просто - рисовать...
...Я создам настоящую крепость... со стенами, покрытыми льдом... Пожалуй, это будет старинный замок. Теперь продуваемый всеми ветрами. Обветшалый, но по-прежнему величественный и прочный... для своих лет...
Однажды уже павший...
На его воротах стоит девушка. Ее пряди коротко острижены, а у бедра обрел пристанище меч в простых ножнах. Кольчуга надежно скрывает девичий стан... но холодный - под стать льду - взгляд куда надежнее клинка поставит дураков на место...
Никогда не понимал любителей рисовать полуобнаженных воительниц... Латный топ и юбка на голое тело не защитят - а погубят. Даже закаленного воина. А ведь у большинства нарисованных дев нежные, ухоженные руки и лицо: словно эксцентричная дама убежала из дворца, схватив клинок и пару сегментов доспеха, и пошла позировать художнику.
Взгляд этой... этого воина не имеет ничего общего со взглядом тех "девиц" - острая сталь. Те - вечно не знают, куда деть руки, и вечно изображены в горячке боя с разметавшимися волосами... Глупо... В бою попавшие на глаза волосы - верная смерть. Даже Алексар и Килр убирают свои пряди, чтобы те не причиняли неудобств... Я не хочу, чтобы эта девушка умерла так глупо. Но она - не умрет. Так... Достаточно взглянуть в ее глаза...
Отвожу свой взгляд не в силах спорить с закаленной сталью...
...Со стены свешивается мальчишка. Увесистым снежком явно целясь в стоящую на страже. Он не попадет: она увернется, сделав лишь полшага в сторону. Он еще ни разу не попал - у ее ног расколовшиеся снежные ядра.
Нельзя отвлекать такими глупостями стоящего на посту. Мальчишку еще заставят это понять. А ведь он явно не в первый раз так развлекается: пожилой воин, идущий к проказнику, судя по лицу, не впервые собирается надирать уши.
...Может быть эта крепость, с небольшим количеством защитников, и плохо вписывается в окружающие просторы... Лес в отдалении, откуда везут на подводах поленья... река, где мужик удит рыбу... пара гусей, удирающих от девушки с толстой косой... Мирные просторы - и виднеющиеся в проеме ворот воины, отрабатывающие удары... Мир - и война...
...Может быть, на этот раз они смогут защитить свой дом лучше...
Кила...
...Сегодня Килр был взволнован... Нет, он не бегал вокруг меня кругами, не кричал, не рвал волосы. Но был бледен настолько, что даже я разглядел... А еще - он не улыбался. И был напряжен: жесты были рваными и резкими. И у Алексара тоже...
...Проснулся с головной болью и слабостью... Словно вернулось начало зимы... Даже Килр больше не может мне помочь... Может, он потому и был столь опечален и взволнован...
Но все же теперь все совсем иначе, нежели зимой...
...Пыль, так беспокоившая меня прежде... Пак, я ее уже не различаю... мир утратил краски... и потерял прежнюю четкость...
С середины зимы я живу словно в тумане. Отложив кисти - и доверившись карандашу: графику я еще способен передать, не столь сильно наврав с тонами...
Пришлось отобрать старые работы, которые я прежде и не думал "продавать"... но теперь я не способен нарисовать того, что от меня требуется - приходится выкручиваться...
...Сперва цвет пропадал редко... теперь он очень редко возвращается... И это время я трачу на то, чтобы придать жизни картинам, пытаясь воспринимать мир четким...
Очки не помогли... Значит, проблема не в глазах...
...Парк стал для меня чем-то непередаваемо далеким... Даже соседняя комната находится словно бы в другой вселенной. Была...Теперь я привычно обхожу почти всегда практически неразличимые преграды, держась за стены. А поход за продуктами...Пак, такого со мной еще не случалось! Еще не бывало, чтобы я закупал столько... опасаясь, что долго еще не смогу дойти...Зная...
...Но, поверь мне, Пак, жить почти на ощупь, с редкими моментами прозрения, совсем не страшно... Только больно... Зато тем слаще те мгновения, когда я снова вижу небо... присевшую на ветку дерева птицу... когда снова в полной мере могу творить...
...На столе лежит стопка карандашных набросков... Теперь, рисуя, я закрываю глаза, чтобы голова не так болела от растекающегося мира.. Лишь не отрываю руки от листа, чтобы не потерять линии рисунка... чтобы суметь закончить до следующего прозрения...
...Теперь, чтобы сделать то, что я раньше делал за пару дней, будучи поглощен процессом, мне требуются несколько недель... в которые укладываются считанные часы, когда я вижу почти четко...
Это пытка...Пак... Не страшная уже...но жестокая и болезненная пытка...
А ведь сейчас в парке уже должны распускаться первые весенние цветы...
Но я заперт... здесь...
Солнце приятно греет кожу... отражаясь в росе, попадает в глаза. Сидя на лавочке, сам себе кажусь пригревшимся котом, с удовольствием щурящимся на свет...
Я уже отвык от этого ощущения, и потому с таким наслаждением ловлю почти забытое чувство, разглядывая зеленые листья деревьев, любуясь цветастыми звездочками цветов, искрящейся голубой лентой реки... Словно и не было всех этих месяцев... словно ничего не было...
...Рука привычно ищет твою холку - и не находит...
...все было...
Наш любимый холмик, как всегда, пуст. И, как всегда, я устанавливаю мольберт в высшей точке, чтобы видеть все... чтобы любоваться всем...
Килр уже давно не улыбается... Алексар - давно не язвит и не острит... Знаю, что это не просто так... Они беспокоятся. Но все в порядке, сегодня мир вновь обрел четкость и цвета... сегодня я вновь посетил свой сад чудес...
Пак, я понял, что пока есть возможность, мне необходимо досказать ту историю... пока я еще могу. Пока мир не пропал вновь.
...Мрачные тона, угрюмая местность... темная, покореженная оградка, туман в сумерках, бело-серый и густой... черное пятно собаки...
Пак, ты уверен? Он ведь уходит! Уходит от людей! Почему ты считаешь, что должен быть тот, к кому он стремится?..
Идти в никуда... в пустоту... нельзя? Должен быть кто-то, кто ждет?
...Кисть дамокловым мечом зависла над полотном...
Наверное, ты прав...
Человек в отдалении... он тоже уходит, Пак... и тоже прочь от этих людей... Почему я вижу в нем свои черты, Пак?.. Почему?.. Потому ли?..
Наверное, ты прав... Так нельзя...
Они ждут... Даже здесь они меня ждут... Не я создаю картины... не я придумываю, что на них будет изображено... Я лишь воспроизвожу то, что увидел однажды... другую реальность... то, что другие видят так редко... но то, что существует...
...Понуро шедший пес поднял голову и, увидев друга, сорвался с места... поникшие первоначально, затем навострившиеся и в итоге чуть отведенные ветром назад уши... В улыбке приоткрывшаяся пасть...
...Устало и обреченно плетущийся человек с потухшим взглядом обернулся, вскинув голову, когда услышал стон переломившейся под собачьей лапой ветки... в глазах зажегся огонек радости... рука выскользнула из-под плаща навстречу когда-то утерянному другу...
...Они еще не видят двух фигур, почти скрытых туманом... но это не на долго, не так ли, Пак?..
Нельзя уходить в пустоту, да? Мы и не уйдем...
...Кисть довершает последний мазок. Чуть размывает нити тумана... Теперь видно каждое движение, следы оставленные в этом серебристом мареве: закрученные потоки белесой субстанции... крохотные вихри и полосы на полотне... словно след от фонаря на фотографии, сделанной ночью...
- Пожалуй, следует поднять его. Тебе так не кажется? - звонкий, насмешливый голос. Насмешливый?
Глаза открываются... Но горячий язык, касающийся лица, заставляет закрыть их вновь.
Осознаю то, что чувствую - и, не открывая глаз, рывком сажусь и обхватываю такую знакомую шею, зарываясь в шерсть, словно маленький ребенок... Губы, не останавливаясь, шепчут такое знакомое имя... Пак...
- Ну вот, очнулся. - Теплая рука ложиться на плечо. - Не жалеешь, Арн?
Пак, осторожно высвобождается из моих объятий, толкает носом - и укладывается рядом, положив голову на мои колени и заглядывая в мои глаза... Мой Грим...
- О чем мне жалеть, Килр? - Рука скользит по черной шерсти, ласкает чуть отведенные уши...
- Значит, не жалеешь, - произносит подошедший Алексар. - Ты так легко принял чужое имя? - он так странно на меня смотрит...
- От вас я приму любое, - не могу сдержать улыбки.
Алексар начинает смеяться, но магу хватает лишь одного взгляда на лучника.
- Не бросайся словами, мальчик, - Алексар опускается рядом, касаясь Пака. - Но Килр прав: я не смогу дать тебе иного имени. И не оскорблю друга... - он треплет мои волосы. - "Арн" - значит "творец". А ты творишь. И живешь, творя.
Алексар встает и подает мне руку. Прежде такого никогда не было. Максимум, что он позволял себе - ухватив меня за ворот, рывком поставить на ноги...
- Пойдем, Арн. Пак, дружище, это и тебя касается! - мой друг впервые так улыбается. И я не противлюсь. Вкладываю свою руку в его. Пак приникает к ноге...
- Мы не уйдем в пустоту, - подмигивает Килр. - Мы ее перешагнем. Кила будет рада познакомиться. Арн. А потом... у нас будет еще множество непройденных путей. И вечность на исправление этой оплошности!
Они веселы. Я - счастлив: Пак рядом, они - рядом! Мы снова вместе , а болезнь... Я теперь свободен от нее... и от прежнего мира... Прости, Анна...
Рыжая лисица смотрела из кустов на упавшего парня. Заинтересованным взглядом. Под ее лапой лежал прижатый орех.
Художник улыбался... Казалось, что он просто спит... и сон его прекрасен...
Солнце осело за горизонт, а юноша так и остался спать...
- Мам, а почему ты повесила эту темную картину? Ты же другие любишь.
- Сань, я ею очень дорожу.
- Но почему, мам?
- Понимаешь, доченька, на ней изображен мой друг. Который был мне очень дорог...
- Был? А ты его больше не любишь? А ты его любила, как папу? Или нет?
- Нет, не как папу. Но и не слабее. Просто - иначе. Я и сейчас его люблю...
- А почему тогда "был"?
- Просто... он умер, милая... ушел...
- Ты про того что ли, который нарисовал твой портрет?