Мягкая трава приняла меня в свои объятья. Сколь же долго я не позволял себе вот так упасть на ковер изумрудного бархата и просто полежать, не думая ни о чем. Глядя на облака, плывущие в небе...
Я закинул руки за голову. Расслабился. Позволил своему сознанию отречься от земного. От "нужного", от "должного", от "необходимого". Не знаю, впервые за сколько я почувствовал себя свободным. И даже счастливым. Шляпа слетела с головы, и ветер игриво перебирал пряди. В этот миг я, наверное, мог бы взлететь: земное не держало меня крючьями, скованными из серых будней. Клинок цвета небесной лазури рассек их, словно гнилые нити.
Как же сложно было пересилить привычку и сделать то, что когда-то сделал бы без оглядки на прочих. Позволить себе "слабость" и "ребячество". Повалиться на траву и с улыбкой посмотреть на небо, разглядывать тонкие ветви над головой и облака, сплетая из тех и других фантастические картины.
Вечер постепенно окутывал мир синей кисеей. Облака сменили белизну на пурпурный оттенок, а затем на лиловый. Потом постепенно истаяли, став жемчужной дымкой на фоне темно-синего шелка. Ветер что-то спокойно напевал, что-то рассказывал... Подмигнула первая звезда. За ней вторая. А вскоре и весь небосвод усыпали мерцающие льдинки, странно теплые по ощущениям. Луна, словно кругляш из белого серебра сияла среди звездной россыпи.
Мне было тепло... И так хорошо, как уже давно не было.
Недоуменно я коснулся глаз, почувствовав нечто забытое. Потом посмотрел на пальцы...
В звездном свете на них сияла влага...
И что с того, что человек лежит в снегу и, улыбаясь, глядит на небо, усыпанное морозными звездами. Плащ темными крыльями распят на крохотных льдинках. Пусть. Пусть человек верит в то, во что желает верить.
Ветер смахнет снежную пудру с улыбающегося лица, осушит мокрые, еще не застывшие дорожки.