Костя Панов, на трындычишном нашем наречье Костепан - мужик работящий. На работе за двоих успевает дел наворотить - не всяк за ним угонится. После еще и редкий день на колымной шабашке не задержится. И только потом домой идет, как принято говорить, "усталый, но счастливый".
После шабашки с друзьями бывает отметит окончание дела, но в застолье лишнего не переберет. После выпитой стопки-другой лишь лицо обветрелое от улыбки блаженной облинеет до солнечного окружья. С такой улыбкой и домой идет.
А дома что? Лишь Костепан через порог шагнет, жена Настя вмиг всю улыбчивость с мужика сшибает - и пропойцей его назовет, и шаромыгой, и дурнем из дурней. Да еще кучу всяких слов подобных, неизвестно из каких закромов бабской башки выудит. Да всей этой "артиллерией" по мужику, по мужику. А заканчивает свой "речитатив" одинаково.
- .... Нет, чтоб, как все люди нормальные, взял бутылку да дома за столом и выпил бы культурно... - пеняет мужу
Теща обычно при этой головомойке присутствует. Молчит. Смотрит на зятя понимающе, но слова поперек дочери не решается сказать.
Однажды попробовала вступиться за мужика: "Роботает, как черт, мужик-от так и не грех, что выпьет малость. Домой ведь после идет, а не гулеванит."
Дочь в ответ и маму на одну "алкашную" скамью усадила с мужем, припомнив, как та однажды на свадьбе напилась так, что отец ее на руках тащил.
Костепан "бабу" свою слушает и в толк не возьмет, в чем же его провинность? Зарплату домой полностью до последней копейки приносит, даже на табак загашника не оставляет. От колымных денег, если оторвет "копейку", то без этого нельзя, не по-людски. Компанию чтобы поддержать и все. И не засиживается в тех компаниях, предаваясь опойства. Пока речи у мужиков здравые, так, что не поговорить-не побалакать?
После пары стаканов уж очень затейно всяк говорить начинает. А истории при этом сыплются - одна занятней другой. Да и про жизнь нынешнюю много умного говорится. И все в точку. Что про перестройку минувшую с ваучерной обдираловкой; что про "фекации" - электрическую, коснувшуюся каждого с пользой, и газовую маячившую несбыточностью обещанного когда-то коммунизма; что про правителей нынешних и прошлых; что про начальников - непомерно жиреющих и жирнющих.
Но лишь начинают языки у мужиков за кочки-зуботычины цепляться, тут и про дом Костепан вспоминает. Прощается с мужиками и восвояси.
В доме и около него обделано у Костепана все "по евростандарту". Котельная на угле и дровах. Вода из собственной скважинки - холодная. Водонагреватель стоит электрический на кухне - в любой момент кран открыл - чуть не кипяток течет. "Удобства" не в углу двора в щелястой будке, а в избе. С цепочкой, за которую дернешь и слушай минутное бурлыканье в трубах, будто в городской квартире. А недавно телефон приобрел - "мобельный" по самому выгодному тарифу, если не говоришь, то и не платишь.
На телевизоре лежит трубка украшением. В руки возьмет его Костепан, повертит. Бывает, полномера чьего-то наберет, но потом выключит.
Внял Костепан женкинам словам. После очередного колыма домой возвращался в обычном радужном настроении, перед домом своим останавливился, любуется. И есть чем. С мужиками опойничать не стал. "За успешное окончание дела", да "посошок" - двойной, но кто за это осудит - выпил и домой. По дороге в магазин зашел. Для "культурного" застолья покупки сделал: себе поллитровочку. сыну и теще Васильевне по паре бананов, а женке - "бабе" своей разлюбезной - ананас африканский покрупнее выбрал. Для пущей "культурности" покупки уложил в целлофановый пакет с ручками, на котором девка костястая рот до ушей раззявила, будто дареный конь, а сбоку надпись "Fine 120".
Стоит Костепан и на дом свой любуется. Старую поговорку на новый лад переиначил:
- Изба крепка, а санки наши быстры...
Сам словам таким подивился. В Армии Костепан танкистом был. Вспоминал то время часто. И поговорку про броню и скорость часто упоминал к месту и не к месту. А в тот момент, исказившись, слова той поговорки, имеющей песенные корни, в самую точку пришлись. У мужика нашего и изба крепка и броня.
В самом светлейшем расположении духа в избу вошел. На стол пакет поставил и стал покупки раскладывать. Когда пакет опустошил и свернул его аккуратно, чтоб в карман положить, вдруг почувствовал позади и холод за воротник скользнул. А после и вовсе почувствовал, как пространство позади него разделяться стало, и оказался он, будто на краю оврага, а всё семейство: сын Васятка, кот Васька, жена Настя и теща Васильевна по другую его сторону. И даже показалось, что, если обернется он сейчас, то голова у него закружится и сбрящит его в бездну овражную. Оглянулся.
- Дур-реннь...- накинулась на него жена.
Васька, испугавшись, вырвался из рук Васятки и кинулся к порогу. Но дверь в сени закрыта, кот обратно и под стол заскочил. Затаился там, но мордочку настороженную и любопытную из-за ножки стола высунул.
Полнейшее оцепенение охватило Костепана. Всё сделал, как жена учила - бутылка для семейного культурного застолья, фрукты. Разве, что коту ничего не прикупил. Можно было и ему пару мойвин взять, но разве же все мелочи предусмотришь.
А Настя меж тем громкость чуть сбавила, зато обороты и частоту звука увеличила.
- У всех - мужики, как мужики. А мой...
- Что "мой"? - не выдержал Костепан. Слово за слово. Уже и он слова бросал ответно, не совсем вникая в их суть. На слово жены полусловом, большего при всем желании не достичь, отвечал. Настя меж тем ананас в руки взяла. Костепан контрмеры принимает, бутылку прихватил.
Грохнуть ею, не грохнет никого, но для безопасности и целостности посудинки прибрал от греха. Шваркнет ее о пол баба, и вся "культурность" по избе разлетится.
Пятиться стал к двери. Настя поняла маневр супостата. Замахнулась фруктом-ананасом, но Костепан, не дожидаясь, когда прилетит в него "чудо африканских садов и огородов", выскользнул в сени и далее во двор. С горячки хотел шибануть бутылку о ворота, но удержался. Кабы ананас в руках был, так и раздумывать не стал бы. А тут поллитровочка - на тяжкой шабашке заработана, бабским помойным благословением сдобренная. Уж нет...
Во дворе взгляд его упал на лестницу, приставленную к веранде. Недавно дымоход чистил. На крышу слазил, а лестницу так и оставил прислоненной к летней комнатке. Что его понесло по этой лестнице вверх, и сам не сразу понял.
Гонит нелегкая и все тут - чего понимать. На веранду влез и хотел на ней расположиться для "культурпитейства". Но показалось, что и Настя на такую то высоту залезет, не пинать же ее - хоть и вредная, но ведь не всегда.
Переведя дух на крыше веранды, стал к коньку избы карабкаться. Весело ему стало: то ли от ветерка гуляющего меж домов, то ли от далей на миг открывшихся. Даже запел, точнее, заорал диким голосом несуразное:
- .... На крышу дома своего...
А в голове уже мысль родилась, усесться на конек крыши, и выхлестать назло бабе всю бутылку, трубадуря на виду у всей улицы.
- Я т-те, покажу крышу..., - Настя, скво его разлюбезная - Око Орлицы, Мозги Ослицы, Рука Чингачгука-Бондарчука - запустила ананасом в Костепана. И угодила подлая в самое темечко мужику, в самую точку, где волосенки чахлой пшеничкой на колхозном поле, едва скрывали нарождауюся проплешь.
Костепан выгнулся. Встал во весь рост и валиться стал. Руками замахал, будто кур ощипанный. Бутылка из руки выскользнула и по замысловатой "гипербе", кувыркаясь в воздухе, "прилобилась" на голову тещи. Удар пришелся вскользь, но и этого хватило, чтоб рассечь Васильевне голову. Даже не охнув, она медленно пала наземь.
Васятка с перепугу присел. Ананас, отскочив от Костепанова темечка, скатился по крыше и едва не упал на мелкую, не годящуюся для мишени башку кота Васьки. Васька, рыкнув кратко, взлетел на яблоню, и, угнездившись в развилке стволов, зорко следил за происходящим.
Настя к матери кинулась. Но увидала, что дурень ее по крыше катится, отшатнулась от родительницы и кинулась мужа ловить. Руки расставила, угадала. Удержать тушу не смогла, но удар смягчила. Костепан вгорячке, рухнув на землю, вскочил, но тут же повалился на бок. Нога оказалась сломанной и вывернутая в сторону казалась чужой и лишней.
Настя хотела мать поднять. Но у нее тоже одна из конечностей, занятых в совершении подвига, отказалась слушаться. Даже пошевелить не может левой рукой. Но реагировать надо на происходящее. И тогда она заорала, сколько дури в глотке хватило:
- Уб-би-ли.... Убил-ли..., - кого она имела в виду, непонятно. Сама орала - значит, не убитая; Васильевна уже пошевелилась и постанывала, лежа на травке, истекая кровью; а Костепан матерился, на чем свет стоит, обвиняя в беде африканских колонизаторов, которые возят награбленные ананасы в нашу страну.
Наконец здравое прорвалось сквозь антиколонизаторские призывы:
- "Скорую" вызывайте....
- Как? У нас же телефона нет...
- Ты что, дура.... У нас же есть этот, - смешался - Модельный.... Который в кармане носят...
Настя орать перестала. К матери подскочила. Вокруг нее суетится, одной рукой машет, не зная, что делать.
Видя, что от нее ничего не добьешься, на Васятку закричал Костепан:
- Ты, то, чо, пень-колода, таращишься.... Не видишь, родители погибают.
Принес Васятка "модельный" телефон. Однако номер набрать страдальцы не могут.
Все же домучили аппарат. Отозвалась "скорая". Все разом орать в трубку стали, взывая о помощи: и Костепан, и Настя, и Васильевна, и Васятка, и Васька с яблони.
В "скорой" поняли, что произошло ужасное: муж, перепившись, укокошил все семейство, а сам, забравшись на крышу и выпив там для "храбрости" сиганул вниз, чтоб инсценировать нападение на всю семью и на него в том числе.
Первыми приехали ОМОНовцы. Целый УАЗик. Повыскакивали - в касках, бронежилетах и с автоматами. К приезду "скорой" бойцы уже разобрались в происшедшем и, хватаясь за животы, с трудом заползая в машину, ржали молодецким хохотом, отчего Васька, вконец запутавшись в происходящем и в целях самосохранения, взобрался на вершину яблони. Но там не усидел, сучок, в который он вцепился, не выдержал тяжести. Васька упал на Васятку, поцарапав парнишке руки.
Приехала вскоре и "скорая". Оказал врач первую помошь пострадавшим. На одни носилки Костепана загрузили; на другую тещу. Настя сама в машину села. На улице остались два сиротинки - Васька да Васятка.
Как ребенка оставить одного дома? Полбеды пока случилось, а что если болесть-напасть продолжит "химерствовать" в доме Костепана?
Шофер предложил "сирот" к соседям определить. Костепан не согласился.
- Надо с собой взять хотя бы Васятку. А кота можно и соседям оставить.
Шофер ругаться стал:
- Я что, всю улицу должен загрузить?
Костепана это возмутило. Он мужик начитанный. Много всякого из книг мудрого почерпнул. В том числе и про медицину:
- Ты, что, клятву Гиппопократа не давал, олух?
Шофер было смутился. Но и он не меньше мудрости хлебнул из всяких источников, но больше из телевизионных. Больше всего он - душа дорожная - про путешествия разные любил смотреть. И лазающий по крыше Костепан напомнил ему шарпа, карабкающегося на Эверест с ящиком водки для российских альпинистов.
- Чав-во... Помолчал бы уж шарап гималайский, - и по газам.
Машина резким вывертом взад дернулась. И дикий вопль тут же пронзил пространство.
- М-м-я-у-у... - это Васька, испугавшись взревевшего чудища, вырвался из рук пацана и стрелой, пущенной сослепу в сторону болота, на котором давно уже не живут лягухи, юркнул под УАЗик. Проскочить не успел. Колесо машины наехало на хвост коту. Машина заглохла.
Настала очередь и Васятке свою долю семейного "подвига" свершить. Он бесстрашно кинулся на выручку четвероногого друга. Но друг не понял порыва Васятки и вцепился когтями в рожицу спасителя. Парнишка отскочил. Две, будто сходящиеся к горизонту полосы трехрядного шоссе, царапины пролегли по щекам Васятки, разбегаясь от подглазья.
Васька самостоятельно выбрался из свершившегося конфуза. УАЗик лишь слегка дернулся, а кот уж хвост вырвал и по лесенке, не касаясь, казалось, перекладин, взлетел на самый конек крыши - туда, куда стремился хозяин, но, не добравшись, рухнул с высот невеликих. И то, что не "допел", допив, хозяин, исправно довел до логического конца его кот. А, как коты свои свирели выводят, описывать не надо...
Врач из машины вышел, глянул на Васятку:
- Ну, ведь не тридцать седьмой год, чтоб родителей в казенной машине увозить от детей, - и усадил плачущего Васятку себе на колени.
- Поехали... Без кота - он всё равно не наш клиент, а ветеринаров. У них и хирург есть - хвост вправить либо пришить... - Скомандовал
В больнице Васятке замазали всю рожицу зеленкой. Васильевне зашили и забинтовали голову. Насте наложили гипс на сломанную руку. Ну а Костепана увезли из операционной в палату. Сердешному "Шарапу" требовалось отлежаться некоторое время на больничной койке.
Пребывая в больнице, Костепан нет-нет да думал, куда могли после описанных происшествий деться бутылка и ананас. У Насти, навестившей его в больнице с Васяткой, спросить не решался. Попытался "обходной маневр" совершить:
- Ананас то, Васятка, скушал?
- Ты, все еще, ирод, не угомонился.... - Настя поняла хитрый ход Костепанов.
- Да я ни чо... Да я так... К слову пришлось.
- У тя все со слов начинается, а посля дел таких наворотишь, что и не знаешь, умом ли думал или еще каким местом...
- Это вы, бабы, место для мыслительности имеете, а мужика...
- Костя... - строго произнесла, осаждая "всбрыкнувшего мерина козлиного пола", как она говорила, - Я, эть, слушаю-слушаю, да обихожу твоим же костылем. Не гневи лучче...
- Ну ... - только и пробубнил муж.
Вернулся из больницы Костепан через неделю с лишним. В дом заковылял, цепляясь всем и за все, а там - стол накрыт, как на скатерти самобранке всего наставлено. Бутылка злосчастная посреди стола на почетном месте - "для культурности" застолья. А рядом в блюде с яблоками ананас.
Костепан на миг даже про костыльки забыл. Вскочил, ананас схватил и на одной ноге к окну заскакал. И на скаку швырнул фрукт-овощь вредный в растворенное окно. И чуть вся канитель-карусель в обратном круженьи не завертелась.
В это время под окнами ехал с пруда рокерок на древнем мопеде - сосед дед Федор. Он уж так привык к дороге, что позволял себе во время движения вздремнуть чуток. Раньше, пока к такой езде не приноровился, падал несколько раз. Но в последнее время дремал во время езды очень чутко. Для пущей безопасности приспособил, привезенную с войны для непонятной даже самому надобности, немецкую каску. Чтоб не приняли его за "проклятого фрица" уговорил внука нарисовать по бокам по красной звезде.
Ананас лишь скользнул по каске. Дед мотнул головой - проснулся. И обнаружил, что в дреме проехал мимо дома. Быстренько развернулся и все же шваркнулся, наехав на ананас. Но к падениям уже привыкший, лишь обматерил, валяющуюся на дороге "шишку":
- Вот, Пиночет их Бушу в задницу, каких мутанцев в лесу наросло, что и не проехать теперича по улице, не то, что раньче бывало...
Поднял взревевший было и замолкнувший мопедишко, и покатил его к дому. Отойдя метров десять от места падения, обернулся и сказал что-то совсем уж непонятное:
- Под Сталинградом "лимонка" под ногами не взорвалась и вот опять.... Видать заговоренный я.... А вот Костя выйдет на улицу и, пожалуй, запнется да вторую ногу сломает.
Поставил мопед к забору. Вернулся к ананасу и зашвырнул его в канаву. При этом съежился. Видимо, вспомнил вновь про "лимонку"...
Костепан же смотрел, как дед воюет с вредным фруктом, и думал. О чем? Да ни о чём - что тут думать?
Затем поднялся с лавкими. Васятка ему костыли подал. Уперся Костепан в "ходули", поднялся и в комнату, шваркая по "линолиму" здоровой ногой - швырьк-швырьк! и стуча по полу - туку-тук! пошкандябал. За стол уселся, а тот всякими кушаньями уставален, но чего-то не хватаяет:
- Васят, сходи ко в магазин.
- Зачем пап? Если за куревом, так мне не дадут.
- Нет, Васят, табак у меня есть. Купи ко ананас....