Всемогущая мафия, от которой содрогается весь подлунный мир, сметая ус-тоявшееся благополучие так называемых стран "Большой семерки", круша окоченев-шие бетонно-дубовые режимы, полоня африканско-азиатско-латиноамериканские нар-коимперии, неслышной поступью недоразвитого социализма подкрадывалась к не-сметным богатствам бездонных закромов одной из великих держав мира. Вы, конечно, поняли, как называется упомянутая выше держава. Но автор сего писания, воспитан-ный в духе /страхе/ борьбы за победу чего-то над чем-то и во всем мире, безмерной преданности идеалам ... и делу..., не смеет из врожденной и благоприобретенной скромности / пришибленности/ упоминать всуе имя означенной державы. И к тому ж связан автор клятвой, произнесенной на плацу в/ч 68991 в городе Кунгуре недалеко от низнесенного вглубь земли к гробам забытых предков стадиону, нарушение которой грозит презреньем всего трудового народа, но коя не противоречит героическому вос-хвалению достижений и успехов в борьбе со спрутом всемирной мафии - порождением проклятого капиталистического прошлого.
Итак, мафия заграбастала своими грязными руками закрома родины. Но страна широка еще наша. И много в ней лесов полей и рек, до которых черные силы мирового порожќдения капитализма еще не добрались. Но, словно волчья стая, окружи-ли и, щелкая по ахидски начищенными "Блендамедами" до саванной белизны зубами, готовы вцепится в глотку несчастной жертвы, недавно еще называемой великой и мо-гучей. Да, недалеко еще то время, когда, огородившись железным забором, наводил "могучий и великий страх на всех заморских кусошников. Но сейчас железный забор растащили - каждый, кому здоровье позволяет, отляшил кусок того забора и привесил на двери своей квартиры. Если раньше жили за железным забором в общей конюшие, то теперь у каждого есть свой "железный занавес".
И, как бы ни суровы были последствия клятвоотступничества, не вьдержать все-таки, верно, автору и произнесет он имя своей много пережившей Родины - клятвой любовь не удержать. Можно любить или нет душой и сердцем... Но любить по коман-де! Простите, это смешно. Итак, уважаемый чтец, отправимся в некую губернию нашей России... В город Х-ск упомянутой губернии, куда тремя годами раньше вернулся с Се-вера Ричард Львович Сердечкин...
Кто такой наш главный герой?
В свое время, окончив школу в .Х-ске, Ричард, одурмаќненный призывами к покорению суровых окраин страны, впав в гипнотическое помешательство от чрезмер-ной дозы опиума геологической романтики, а также под воздействием бившейся в под-сознании поганенькой мысли о "длинном рубле", без всякого сожаленья покинул уезд-ный (районный в то время) городишко и окунулся, будто в прорубь, в серый омут большого города. В проруби той сначала ожгло фасадом благополучия и кажущегося по сравнению с Х-ском изобилием, а после, будто обморозило заторможенное сознание и подсознание замысловатой реальностью студенческого бытия.
Учеба давалась легко Ричарду, ибо наделен был от природы, да и от Бога, верно, светлой головой и сметкой. Пожалуй, это то и сыграло с ним нехорошую шутку, крылья подрубило соколику, будто тяжким похмельем огрев его нелицеприятной дей-ствительностью. Ибо все науки геологические, как и так называемые гуманитарные, яко на бетонных столпах, покоились на всевозможных догмах, в коих усомниться было величайшим преступлением. Но что делать, коли лезут сомнения те в голову? Попро-бовал бедный Ричард усомниться в одной из таких железобетонных догм, ибо приучен был жить "не по шаблону"... После сомнений тех семестр целый без стипендии обхо-дился. Не поставили бедолаге зачет и, хоть тресни, не докажешь, пришлось с хлеба на воду перебиваться. Уж и не рад был сомненьям своим. Но что поделать, если главной заповедью развитого социализма было - не усомнись! А он усомнился. Пусть и покаял-ся, но... Сколько после этого было всего погружено в вагоны и выгружено из них на железнодорожной станции... Один Бог ведает. Но прорвался студент чрез все препоны. И после того в открытую уж не в чем не сомневался, а заглушал сомненья свои горь-кой.
После ВУЗа, движимый остатками не выветрившейся еще чумы романтики, приехал Ричард в далекий северный городок. По приезду же сразу впрягся в тяжелый воз геологических поисков, улетая на долгие месяцы то в тундру, то в тайгу, забывая про цивильную жизнь. В последней не много утех было - вино, преферанс да случай-ные женщины.
И, видимо, чтоб скрасить эту жизнь, в конце концов, женился Ричард. Моло-дым отвели отдельную комнату в одном из бараков на окраине города. Барак, бывший когда-то конюшней, поделен был надвое длинным коридором. А бывшие стойла разде-лялись деревянными перегородками, покрытыми еще слоем штукатурки, но в результа-те реконструкции стойла и остались стойлами. Особенный этот конюшенный колорит еще более расцветал по осени, когда возвращалась с "поля" бичевская братия, напоми-ная при этом не просто конюшню, а горящую конюшню. Целый месяц, а то и более все это хитрое строение хрипело, стонало, орало, материлось, трещало - ходило ходуном круглые сутки, ибо одни, прочухавшись, начинали искать для поправки здоровья зелья соответствующего; другие к тому времени только в раж начинали входить; третьи со-всем безумели к тому времени и, отмахав потребное, оседали в осадок. И так сменяя друг друга на поприще буйства, тяжкого забытья и нескончаемого пиршества кувырка-лась долгие недели бичевская братия.
Потом кто-то возвращался в леса; кто-то начинал полуќправедную конторскую жизнь в камералке; кто-то совсем в мир иной отселялся. И наступало некое умиротво-рение, кое нет-нет да и взрывалось локальным буйством отдельных обитателей "козло-дерки". Но это были уже робкие отголоски отшумевшей бури, которые лишь слегка разнообразили гнетущую обстановку обители.
Ричард попал в ту категорию искателей, коим суждено было после такой межсезонной кутерьмы непременно возвращаться в глушь и даль немереных просторов Родины, чтоб продолжить поиски так нужных кому-то золота, алмазов и других полезных ископаемых. Зачуханный и замордованный такой жизнью и работой, без прежнего блеска мутящего сознание романтики возвращался Ричард в "поле". Начальник хвалил его за рве-ние в работе и за способности его поисковые, всячески поощряя настырность и упрямство Ричарда в "достижении поставленных целей". Ричард и рад был, дурак простодырый...
Пока бедолага рыл и копал Землю-матушку, молодая жена его сначала втихую, а потом и воткрытую стала сожительќствовать с начальником Ричардовым. И в один пре-красный день, когда получили Сердечкины однокомнатную келейку, обставили ее нехит-рой мебелью, ждало Ричарда великое потрясение. И, верно, только схожесть его ры-царского характера со своим тезкой (по созвучию) - правителем и главой крестовых походов возвысила его над встретившей его в тот злополучный день по возвращении из лесов "моло-дой" парой, проживающей в праздности медового месяца, под крышей однокомнатного шалаша. Не занес и не опустил меч возмездия на головы "голубков" Ричард, а, гордо раз-вернувшись, отправился обратно в бывшую конюшню к своей бичевской братии.
Залив, отмеренным кубометром зелья неприятность, с ним приключившуюся, вер-нулся Ричард в леса, чтоб с удвоенной злостью и упрямством впрячься в опостылевшую лямку поисков и разведки полезных ископаемых.
А тут и времена другие подошли... Работал Ричард недалеко от деревни лес-ной, в глухих лесах затерявшейся, и встретилась ему вблизи той деревеньки бабуля старень-кая, козу пасущая. И спросила она Ричарда - "что, мол, ищете, сыночки?".
- Золото, - как и подобает геологу, ответил бабульке Ричард.
Бабушка прошамкала что-то себе под нос, платок на голове поправила и, вздохнув глубоко, молвила:
- Нет здесь, сыночки золота... Одна глина...
Пророческими оказались слова старушки... И года не проќшло, как приняло демо-кратическое правительство многострадальной державы "Программу...", в которой говори-лось, что полезные ископаемые у нас кончились, и осталась одна глина. (Автору же ка-жется, что вдали от всевидящего ока партии и ее поганых структур трудилась геологи-ческая наша братия, как и должно трудиться, как может только свободный человек тру-диться, когда не дергают труженика... Потому, наверное, единственные, кто для буду-щего смог потрудиться - геологи. Уж, сколько лет, как не существует практически у нас геология, беды в том нет покуда.) А раз нет в наших недрах ничего, то и искать нечего. Глина же повсеместно есть - бери, сколь влезет. Только беда, не хотят капиталисты по-купать нашу глину. А сами не знаем, что делать с таким изобилием. Вот и сидим как свинья под дубом, на самых больших в мире запасах глины.
Оставшись не при делах, как в поисках полезных ископаемых, так и в личной жизни, побичевав с незадачливыми соратниками, собрал Ричард Львович Сердечкин нехитрые свои пожитки и, будто из долгого крестового похода, вернулся в Х-ск.
В свои тридцать пять лет единственное, что умел делать Ричард, искать. Ну а так как в земле уже все найдено, кроме полумифических кладов, то, прикинув так да сяк пошевелив неглупой своей мозгой, среди всех авантюрных побуждений выбрал Ри-чард занятие, как ему казалось самое подходящее к его опыту жизненному - открыл в Х-ске детективное агентство с хитрым названием "AW", что означает, если переменить латинские буквы на русские - "антивор". Таким образом, исходя из названия, основной задачей агентства была борьба с расхитителями частной (следуя веленью времени) и "народной" собственности. Почему слово "народной" взято в кавычки, думаю, ясно и дураку - никогда ничего в самом то деле народу не принадлежало, кроме "своих це-пей", как сказал известный классик марксизма и тут же указал путь, как обновить упо-мянутые цепи не уменьшая их тяжести - по закону сохранения массы, который гласит, что, если шило поменять на мыло, то ни в голове, ни в суме не прибавится.
Сотрудников у Ричарда пока не было, ибо платить им надо, а денег даже на то, чтоб зарегистрировать у местных властей свое сомнительное мероприятие, еле на-шёл - пришлось продать самое ценное в доме цветной телевизор и обходиться дальше старым черно-белым. Но что не сделаешь для воплощения грандиозных планов....
Обосновался со своим агентством Ричард в одной из половин родительского "пятистенка", стоящего на окраине X-ска. Отец его умер более десяти лет назад, а мать через три недели после возвращения странствующего рыцаря в родные палестины /да простится автору здесь масло масленое... Но уж больна звучно это родная палестина.../
Чтоб обставить свое дело на широкую ногу, нарисовал Ричард и щит реклам-ный на листе фанеры. На щите том изображен был мужик с мешком, перемахивающий через забор. А мужика того молния пронзает, на которой вырисовано две буквы - "А" и "W". В районной же газете напечатал Ричард объявление об открытии своего агентст-ва, для чего пришлось продать соседям, оставшуюся после смерти матери козу. Вся ор-ганизационная канитель этим и закончилась. Осталось ждать клиентов... Но клиент по-чему-то не шел. Знать оттого, что золотом люди не были богаты, а копались все в той же глине, пытаясь вырастить невиданный урожай. Глину же даже "проклятые капита-листы" за бесценок не берут. А наш жулик хотя и тянет сперва, а потом думает, зачем, но и ему глина не нужна... А, может, еще и потому клиент не идет, что привык к тому, что украденное не вернет никто, а посему лучше самому украсть, чтоб скомпенсиро-вать потерю. По закону Иоанна Тихого - у тебя украли, и ты укради - и так до беско-нечности... Никто в накладе не будет.
Не теряя надежды на то, что клиент пойдет, лишь бы с места сдвинуться, за-сел Ричард за изучение политической и экономической обстановки в стране и в регионе - очень полезное дело для досуга - в такую чащобу себя загонишь, не скоро выберешь-ся... И по этой причине просматривал Ричард по двум программам, кои транслирова-лись в Х-ске все телепередачи. Вечера же просиживал в читальном зале городской библиотеки за чтением газет.
Больше двух недель изучал Ричард жизнь страны по газетам и телевизору. По прошествии двух недель погрузился новоявленный политолог в глубокие размышле-ния. Что-то писал, рисовал какие-то схемы и диаграммы. Временами рвал и бросал в печь труды свои. Снова погружался в размышќления... И в один прекрасный вечер вдруг, осенило И вывод, сделанный Ричардом был весьма и весьма пугающ - на стра-ну наступает всемирная мафия мирового империализма! Не больше и не меньше... Все, мол, к своим рукам мафия та прибирает. В больших городах все проклятая скупила-захапала, живого места на теле страны не остается. Лишь отдельные островки не тро-нуты в глухомани российской вроде Х-ска... А тут еще указы президента (верно куп-ленного той мафией) вводят частную собственность на землю - давая "зеленую улицу" заморским хапугам и к их Х-ску. Продажу, залог и прочие злодеяния против земли кор-милицы затеяны. В Х-ске и уезде кроме земли и купить-то нечего. Поэтому следовало ожидать, что главный свей удар нанесет мафия по Х-ску, скупая земли окрестные. Тут уж ясно окончательно стало Ричарду, кто главный объект его деятельности. Главное
же направление в работе - борьба против мафии в отдельно взятом, уезде!
Для более эффективной борьбы против скупщиков земли необходимо, при-шел к выводу Ричард, внедриться в соответствующие структуры. Или заиметь надо своих людей в земельном комитете. Комитета такого оказывается, в Х-ске не было. Слыхом о таком никто не слыхивал. И тогда решил Ричард, оценив все варианты, взять под контроль землеустќройство. Чтоб не откладывать дело в долгий ящик, на другой день с утра пораньше отправился Ричард к Главному землеќустроителю района. Пред-логом было устройство на работу.
Прочитав на прибитой к двери табличке имя отчество землеустроителя, шаг-нул Ричард в кабинет. Имя, вычитанное на двери, смутно поколебало, легким ветерком будто, в памяти что-то далекое и туманное. Но тут же и упокоилось все, не оставив следа...
В сидящей у окна женщине, узнал, Ричард первую свою школьную любовь Гелю, теперь Ангелину Семеновну. И ясно стало, почему встревожилась память перед дверью землеустроительского кабинета. С Гелей учился Ричард в одной школе (един-ственной тогда в Х-ске), но на два класса выше. Последнее ж не помешало вспыхнуть однажды первой и неясной обоим тягой друг к другу. Ох, и нацеловались голубки как-то после школьного, вечера... Но после этого любовь почему-то на убыль пошла и вскоре вовсе угасла. Но сейчас вспомнилось то далекое первое ликованье молодости. И, будто полыхнуло от этого воспоминанья в голове Ричарда. Удивилась и Ангелина.
- Чарли... - невольно вырвалось у нее.
- Ричард, я... - поправил забытый возлюбленный.
- Ах, да... Прости... Я слыхала, что ты приехал...
- Да, приехал вот - заполнил возникшую паузу Ричард.
- И чем заниматься здесь думаешь? Ты ведь насовсем к нам? - посыпались, будто о стенку горох, вопросы - А, впрочем, зачем тебе заниматься то чем не попадя. Небось золота на всю жизнь запасся?
- Какое золото? Далось оно всем... И в глаза его не видывал...
- А что искал столько лет? .
- Да все...
- Плохо искал, значит, - разочарованно подвела итог первой части разговора Ангелина.
- На работу возьми... - после паузы, вновь возникшей, молвил Ричард.
- Зачем ко мне то с этим? Я ж не отдел кадров. Взять бы взяла. Ты геодезией можешь заниматься?
- Могу, конечно... Что там хитрого...
- У нас пока по штату нет должности свободной. Но по трудовому договору работу могу частенько подкидывать... Сейчас, вон, колхозы на паи делят... Обмерять-перемерять много придется...
- Вот, он подход, к преступной мафии - с радостью подумал Ричард - паи то и будет мафия скупать. Кто скупает, тот и мафиози... Вот он след-то...
Вслух же промолвил:
- Мне в аккурат такая работа нужна...
Вот и договорились... Завтра как раз в "Заветах Ильича" собранье будет о разделе колхоза на паи. Правда, что там деќлить неизвестно. Уж два года как ни предсе-дателя, ни правлеќния в колхозе нет. Все порастащили, поразрушили. Предсеќдатель их-ний особняк себе в городе построил и носу с тех nop в хозяйстве не кажет. Тащить то нечего оттуда больше. О работе и раньше не радел, а уж когда бардак нонешний по-щел, так... Ты завтра съезди на собранье то, а потом договор заклюќчим, если сладится там что. Хотя сильно в том сомневаюся. Уже четыре paзa собирались они... Соберут-ся... Вопрос поставят - в колхозе жить или на паи хозяйство делить... За колхоз прого-лосуют дружно и опять до следующего собрания разбредутся дорастаскивать послед-нее...
- Ладно, съезжу...
- Если что, теодолит есть у меня. Мерная лента тоже. Но лучше аршин на мес-те сделай. Без него если обмеры будешь делать, не поверят. И жалоб потом не обе-решься. Пока с аршином не обойдешь, все участки не уймутся... Такой уж народ... Уж восьмой год работаю, изучила. Один приехал то или с семьей? - неожиданно перешла Ангелина, как бы ставя точку на деловой части разговора, на другую тему
- Один... Какая там семья...
- Золото не нашел, семьи нет...
- Далось тебе это золото - с раздражением чуть не вскричал Ричард - нет у нас золота больше. Одна глина осталась...
- Пожалуй так и есть - как бы вслух размышляла Ангелина - Сколь не вали назьму да навозу в землю, все недород... Ну, так езжай завтра. Автобус в шесть утра.
- Ага, поеду. До свиданья. А сама-то как? - запоздало поинтересовался Ри-чард.
- Живу, - неохотно ответила Ангелина - Пока, - и уткнулась в какие-то бума-ги, лежащие пред ней на столе.
- Весь вечер просидел Ричард в глубокой задумчивости. То думал над пла-ном действий по борьбе с мафией. То неожиданно начинал мечтать об Ангелине, Геле, ибо прознал днем, что живет она вдвоем с дочкой, что мужа опойку прогнала два года назад... И последнее давало некую надежду, пусть и слишком запоздалую, наладить и семейную жизнь.
К утру план действий был готов, как в отношении с мафией, так и с Ангели-ной.
В шесть тридцать, как и положено, с получасовым опозданием, перевалива-ясь о боку на бок, старенький ПАЗик повез незадачливого детектива на первое его де-ло.
Собрание в колхозе "Заветы Ильича" намечено было на десять часов утра. Однако только к полудню бывшие колхозники собрались в хиреющий и разваливаю-щийся на молекулы сельский клуб, над которым развевался выцветший флаг родины Парижской коммуны. То ли по недомыслию, то ли, не понимая разницы между вдоль и поперек, (не на лавке, чай, лежать в ожидании батькиной науки - как не стали поперек лавки умещаться, так и по фигу все науки), но, означенќный флаг развевался не только над клубом, но и над сельсовеќтом. Только над сельсоветом раньше, говорят, висел флаг российский, чтоб не подумал кто, будто разделилась деревня на два суверенных конца, каждая из которых имеет свой флаг, разночтение в полосах флага устранили. И то, что не удалось Наполеону с его намеренной армией, сельские умельцы сделали в один миг. Им бы еще следовать законам Франции, тогда не надо было б думать о судьбе колхо-зов. А просто объявить, как в свое время о сексе, мол, во Франции нашей колхозов нет... И если на клубе флаг висит уж со времени известного путча, то на сельсовете флаг примерно раз в год меняется.
Народ расселся в небольшом зале клуба. Кто раньше пришел, тот успел за-нять немногие уцелевшие стулья; опоздавшие либо в контору и сельсовет сбегали за оными; дабы подчеркнуть свою значительность и близость к руководству, либо просто выдрали половую доску в бывшем кабинете директора клуба. Люди, одним словом, ждали очередного действия затянувшейся комедии, переругиваясь, поплевывая шелу-хой от семечек, зевая и глазея по сторонам и непременно в облезший потолок.
Приехавший из города сельхозначальник, бывший парторг колхоза Худоро-стов, а также звеньевая Зинаида, имеющая несколько почетных грамот то ли за надои, то ли за лояльность женскую к колхозной верхушке, как и в старые добрые времена, заняли свой привычный насест в президиуме на сцене клуба. Не хватало лишь кумачо-вой скатерти на столе - при саморазделе имущества весь запас кумача прихватила жена упомянутого парторга Валентина, склочная деревенская баба, спящая, как говорят, на ходу, но люто ревновавшая ко всем своего плешивого супостата и, говорят, не без при-чины... Непременный при подобной процедуре графин и стакан граненый принес из дому парторг. С опаской сейчас смотрел он, то на графин, то на сидящую во втором ряду жену, которая уже узрила на столе, числящиеся среди домашней утвари стакан и графин. Посему грозно смотрела на мужа, давая понять, что все увидела, просекла и, не приведи господи, если разобьет кто одну из посудин, несдобровать тогда "супостату", не-смотря на его высокое положение хоть и бывшего, но секретаря. В душе же ругала Валентина своего суженого такими оборотами, что, если б воспроизвести их на слух, то даже привычное ко всякому общество, наверняка б позатыкало уши. И дурак он и кобель... Да к каждому та-кому званью несчетное количество самых заковыристых прилагательных. И все это сдобрено лихим матом. Да и как не хаять его, если все начальство в дом, под себя гребет, а этот дурак простодырый наоборот... Никому не надо, а этот и графин, и стакан, пожалте, принес.
Люди то за пай пришли бороться, а этот опять агитировать будет, чтоб колхозом дальше жить, чтоб обобществить все, что порастащено. Найдешь дураков, жди... Кто ж нынче от себя-то понесет...
Ричард же Львович сел в самый последний ряд, спрятавшись за спину здоро-венной бабы, проработавшей долгие годы в колхозной столовой, но сейчас пребываю-щей по причине закрытия упомянутого заведения не у дел. Перебиваясь, как она всем жа-лобилась, с хлеба на воду, мечтала бывшая работница общепита, чтоб вернулись благие вре-мена, когда всего вдоволь было - и мяса, минующего колхозный котел, и масла, выкроен-ного за счет подмены его маргарином, и того же маргарину. А торговлишка водкой втихую какой доход давала - и за счет разбавления напитка горячительного, и за счет торговой надбавки, коя кроме разивающей, никем не регулировалась. А уж про налоги на подполь-ный доход и знать не знали, и ведать не ведали, что вообще такой может существовать, не слыхивали. На кой черт ей, поэтому пай нужен... Колхоз и только колхоз! А то, что за время такое - не своровать хлеба горбушку, ни самогонки выгнать для удовлетворения ночных потребностей жаждущих трудящихся. Да и трудящимся то скоро и пропивать не-чего будет. Свое пропито, колхозное допропивается... Так скоро и тупик ждет... А потому - даешь колхоз - житницу пьяных трудящихся!
Собрание открыл уставший крутиться на стуле с оборванной обшивкой и тор-чавшим сбоку гвоздем, парторг.
- Дорогие товарищи! Мы...
- А чо не господа то ? - спросила Манька Анучина местная шалава, то и по-крепче прозванья заслуживает.
- Твоя, Манька, хоть и на "А" букву фамилья начинается, но все равно, как не меняй буквы так Онучиной и останесся...
- А ты не обскорбляй женщину... Управу-то вмиг найду... Ельцину вот обпи-шу, как коммунисты над вдовой изгаляются, так он на тя укорот найдет... "Внуковский то еродром" на башке твоей пригладит...
- Это Манька то вдова? - не то с удивлением, не то с восхищеньем выкрикнул кто-то из зала - вроде все четыре живы, а двое, вона, в президиум пробрались...
Манька сидела на одной из досок, вырванных из пола в кабинете бывшем зав-клуба - первого Манькиного мужа, который сбежал после недолгого с ней сожительст-ва, не оставив соответствующей записи ни в паспортах, ни в книге записей граждан-ских актов в сельсовете, но успел замесить с Манькой дитя малое, которому в сей год исполнилось семь лет. На собрании сидел Гришка (так звали мальца) по праву руку от матери самым большим в "лесенке дураков" - четырех ребятишек-погодков - чернявый старший, как уж упомянули, Гришка; рыжая, вся в веснушках Машка, названная в честь великомученицы мамки; такой же цветом и мастью Мишка и, наконец, самая ма-ленькая Зойка трех лет отроду голубоглазая и белобрысая девчушка. Меньше всего по-следнюю занимало происходящее вокруг. И она долго не могла придумать занятие для своей непоседливой натуры. Наконец забава нашлась, поковыряв в носу, вытянула Зой-ка длинную зеленую "козу" и теперь пыталась избавиться от нее. Это ей не удавалось, ибо "коза" оторвавшись от одной руки, тут же повисала на другой. Сначала это забав-ляло Зойку, но вскоре злить начало. Наконец она придумала, как избавиться от надо-евшей "козы". Намучавшись, Зойка просто взяла прилепила зеленую скотину на спину сидящему перед ней деду Никите, который ничего не видел и не слышал, потому как погружен был в послеобеденную дрему. Столько лет ему было, что подумать можно, глядя на него, что привычка спать после обеда сохранилась у него со времен царя Алексея Михайловича, в чье царствование был дедушка Никита добрым молодцом, и, когда все народонаселение Руси от простого холопа до наизнатнейшего боярина по-гружалось в спячку. И в снах тех всяк видел себя и богатым, и знатным. Верно, мечта разбогатеть, не слезая с печки, родилась в тех же послеобеденных дремах. И не мало лет, даже столетий понадобилось, чтоб некий пройдоха с грецкой фамилией наказал своей фигой из трех букв несуразность таких мечтаний. И заглохла (надолго ли?) веко-вая мечта наших вчудоверцев.
Даже ребенок понял, что на спящих нас хочешь "козу" вешай; хочешь лапшу на уши; хочешь хомут на шею... Вот и повесила Зойка надоевшую "козу" на дедкову спину.
Гришка же, сознавая свое старшинство мужицкое в семье, видя, что мать обижают, вскочил на лавку, разглядеть чтоб лучше обижавшего, и выкрикнул с непод-дельной, но детской, вроде шутейной, угрозой:
- Не смей мамку забижать, а то подкараулю, когда ты в мамкиной койке валяться будешь - койка-то еенная в аккурат возле печки стоит, так я на тя кирпич то и спихну прямо на кочан твой лысый...
Тут жена парторгова вскочила, будто рыба на отмель, рот раскрывает, а зву-ков нет. Наконец, к Гришке повернувшись, неожиданно тоненьким, елейным таким го-лоском, каким милостыню просят, вопросила вкрадчиво и умильно:
- И часто оне там, Гришенька, за печкой то кочевряжатся?
- А как ты, тетка Валя в город на рынок, так оне и за печку... Нам пряников али хлебца белого да погулять выпроваживают.
- Ах, ты, кобель... Ох, кобелина...- и парторгова жена, раздвигая стулья, опро-кидывая самопальные лавки, танку уподобившись, ринулась к трибуне. Но перед самой трибуной вдруг остановилась, на Маньку обернувшись, огненным взором обожгла, но той хоть бы хны...
- А чо б мне партейного ребятенка не завести. Изба ишь большая. И партей-ным, и прочем еся, где разместиться. Колхозом и будем проживать с партейным руко-водством, в теремке будто... Гамузом то, как набздехаем - и зимой жарко будет, дров не надо, печь не топи - прям кумунизма, -изгалялась Манька - советска власть есть, элек-тричество, как у многодетных не обрежут... Прям таки по ленински получится...
Совсем смешалась женка парторгова - то ли Маньке в космы уцепиться, но обратно надо сквозь народ продираться, то ли руку протянуть до оплешины мужа сво-его, но там уж и драть то нечего - почитай все повыдрано либо само повыпало, что на пустой башке расти будет... Так и стояла в нерешиќтельности, безмолвно рот разевая, будто дурь, что Манька швыряла, ловила и проглатывала. А глазами то на Маньку та-ращится, то на мужа своего простодырого. Но вот решиќлась... На сцену вскочила пташ-кой-вороной и на мужа пошла тучей прегрозной с громом и молниями. Худоростову явно не до регламенту стало. К трибуне попятился, уперся в нее, торкнулся задом хлипким и замер, кроликом обреченным перед змеем поганым будто. Но не поднялась рука разъяренной парторгши на "кролика" - хотя и графин уж ухватила и над головой занесла, чтоб разразить супостата. Но, увидев его жалќкого и раздавленного, отступила. К Маньке опять обернулась:
- Ладно, крыса амбарная, забирай сокровище. И приданое вот тебе... - и гра-фин по замысловатой траектории, крутясь и роняя редкие капли, будто плюясь, полетел в Маньку.
Но то ли рука дрогнула, то ли не рассчитала (какой уж тут расчет?) не доле-тел, бывший казенным, сосуд до Маньки, ибо спрос с дурака никакой, посему и кары лютой не последовало. А пострадал, как и всегда в таких случаях, невинный. Постра-давшим этим оказался единственный кто, находясь в зале, не был ни участником коме-дии, ни зрителем - спящий дедко Никита. Отскочив от дедовой головы, графин с грохо-том упал под лавку. Туда же, не приходя в сознание, а может, перейдя из сна послеобе-денного в сон вечный, сполз медленно, заваливаясь на бок, и дед Никита.
- Люди... Спасите ради Христа... Смертоубийство...- заверещала, будто ре-жут, будто в саму ее угодило злосчастной посудиной, бабка Никитиха. Издав положен-ную моменту меру воплей, и сама полезла под лавку подымать своего убиенного, как ей казалось, супруга.
Спас же деда его малахай, сшитый, если не из обрезков, оставшихся при ши-тьи шапки Мономаховой, то,.тем же неизвестным мастером и в то далекое время. Дед не погиб - просто от удара графином нарушилось зыбкое равновесие, кое поддержива-лось разве что святым духом. И в результате того нарушения материальная, телесная часть деда переместилась в пространстве, а почивавший в глубокой дреме разум даже не среагировал на происшедшую подвижку бренного тела. Так и продолжал спать дед Никита, покуда бабка не свалилась и не придавила его все тяжестью своей к полу, пла-ча и рыдая о нем, как об умершем, называя при этом супруга и "голубком ненагляд-ным", и "милым Никитушкой", и еще всякими словами любомудрыми, кои в послед-ний раз говаривала дедку, когда был он молодым. И так давно то было /верно при том же Алексее Михайловиче/, что бабка сама удивилась любвесловию своему. Дед же то ли от слов таких, то ли от тяжести, придавившей его, начал оживать. Да и как тут не ожить, если за последние несколько десятилетий не слышал он ничего кроме ругани и брани, от которых многократно за долгую жизнь спасался дед, переселяясь на различ-ные сроки в баньку. А тут и "Никитушка", и "ненаглядный"... За столько лет и слова доброго не слыхивал от старухи своей - все больше "дурак старый" или в лучшем слу-чае "вражина". Дед, следует отметить, тем же отвечал ей, заглазно называя бабку свою "старой ведьмой", а обращался к ней, буде потребность какая возникала, просто "ста-рая".
В происходящем разобраться деду было не по силам. И сначала он просто хо-тел вывернуться из-под тяжести, придавившей его и затруднявшей дыхание. Но, видя тщетность своих усилий, решил видно осмыслить происходящее да с силами собраться, чтоб выбраться из-под бабки. На беду свою неправильно сориентировался в ситуации и, истолковав все по своему, накинулся на супругу свою вместо того чтоб успокоить её:
- Ты, чо ето старая удумала? Уймись... Место ишь нашла забавляться то... Дома для энтого нет... Сорок лет не до того было, а тут на - принародно затеяла... Уй-мись... Да подняться дай...
Никитиха после слов этих обомлела. Подумав секунду, вдруг со всего разма-ху, на сколько позволяло замкнутое пространство под лавкой, заехала деду, будто маль-цу-озорќнику, звонкую оплеуху. Малахай, казавшийся до этого приросќшим к голове вла-дельца, свалился в лужу воды, вытекшей из графина. Уже не единожды попадавший в подобную головоќмойку дедко не стал даже пытаться защититься от тумаков, а ползал и извивался, шаря руками по полу, отыскивая свой малахай. Наконец, водрузив малахай на законное место, и, вывернувшись из-под бабки, приступил дед Никита к основному маневру - бегству на четвереньках сквозь частокол ног и под улюлюканье сельчан к спасительному выходу, проявляя при этом чудеса увертливости и сноровки, которые помогли, верно, когда спасался от гнева царского за участие в стрелецких незадачах.
Манька же, как главная героиня спектакля, вскочила и, приплясывая на месте, сколь позволяло зигзагообразное межрядье партера, завопила (именно завопила, ибо трудно отнести даже к примитивной частушке дичайший экспромт, который вьдала в следующее мгновенье незатейливая актриса):
У меня изба полна
малыми ребятами,
а, ты парторгу не нужна,
дура толстопятая...
Ошарашенная своим промахом, испугавшись свершенного смертоубийства, опозоренная вдобавок ко всему обидной частушкой, жена бывшего парторга грохну-лась на пол посредь сцены, как и требовал того жанр вершившегося представления.
Худоростов кинулся сперва к поверженной супруге, но, будто на преграду налетев, остановился взревел вдруг неожиданно громко и властно:
- Воды... - и кинулся в зал, расталкивая зрителей и участников представления. Вот уж заветный графин в руках спасителя. Круша-раздвигая сидящих, вернулся быв-ший парторг на покинутую было сцену - что за спектакль, что за соцреализм такой, ес-ли партия в стороне от событий.
Набрав воды в рот, бывший парторг прыснул в лицо покоящейся супруги, но ту не пробрало. И тогда незадачливый спаситель вылил остатки воды в графине на ли-цо несчастной. Та вздрогнула, глаза приоткрыла...
- Валя... Валя... - бубнил возле нее парторг. Валя постепенно пришла в себя, на сцене села. Огляделась затем вокруг, осмысливая происходящее. И тут на глаза ей дед Никита попался, зал покидающий - живой и здоровый. То ли от радости, что смер-тоубийства не совершила, то ли движимая вспыхнувшей вновь злостью вскочила-вспорхнула бывшая парторгша, выхватила графин у безмолвствующего супруга и ог-рела опостылевшего супостата злополучной посудиной по ненавистно розовеющей плешине. Медленно, не понимая, и, удивляясь будто, осел Худоростов на пол. Видать прописано было в тот день стать безвестному графину орудием возмездия...
Затем поставила графин на стол, чем и закончилось в тот день путешествие графина по воздушному пространству клуба колхоза "Заветы Ильича". Слегка, то ли пнув то ли просто задев ногой Худоростова, спустилась Валентина со сцены, доиграв свою невыгодную роль, и направилась к выходу.
Ну а в зале представление своим чередом развивалось... К бывшему парторгу, несмотря на неслыханное падение авторитета партии, сбегались, будто на похороны вождя, и участники представления, и часть "массовки". Манька Анучина, оторвавшись от своей "лесенки дураков", прорывалась через плотные ряды трудящихся масс, разда-вая отдельным особям тех "масс" матюги и оплеухи; звеньевая Зинаида, вспомнив бла-женные минуты, проведенные в районном Доме колхозника, раньше всех оказалась возле распростертого тела и со слезами на глазах обмахивала платком лицо повержен-ного; первейший опойка деревенский Ванька Политура тоже пытался оказать помощь пострадавшему памятуя старые времена, когда проворачивали с парторгом небольшие делишки по превращению колхозной собственности в самогон, предлагая промыть ра-ну на голове какой-то непонятной жидкостью, извлеченной по такому случаю из по-тайных карманов пиджака-подергайки. Ваньку с его жидкостью слегка оттерли в сто-рону. А он и не настаивал шибко то. Просто отвернулся от зала - не от стеснения, а чтоб кто под локоть не толкнул и, запрокинув голову, влил часть той жидкости в широ-ко раскрытый рот. Закончив процедуру принятия "вовнутрь", спрятал пузырек и на-правился к уездному начальнику.
Начальник тот сидел, как окаменевший, и с ужасом смотрел на происходя-щее, не зная как вести себя в случившейся незадаче. А, увидев Ваньку Политуру, дви-жущегося явно к нему, попытался отвернуться и этим как бы обособить себя от
столь мерзкого типа. Увы... Поздно.
Ванька сел на свободное место, кое вначале собрания занимал бывший пар-торг, дернул за рукав слегка увертывающегося начальника:
- Слышь, начальник, - по лагерному, хотя и не бывал в местах тех по причине полнейшей своей никчемности (не украсть, не обмануть) обратился Политура к от-брыкиќвающемуся начальнику - ты по какой надобности здесь?
- По государственной...- нехотя, и в то же время многозначительно отвечал начальник.
- Да какая ж польза может быть государствию от ентого дурдома? - удивился Ванька и, заканчивая дипломатическую часть разговора, предложил - На "пузырек" да-вай, я мигом слетаю.
- На службе не пью. - Отрезал уездный чиновник, но уж больно неуверенно.
Почуяв слабину в голосе начальника Политура продолжил натиск уже уве-ренней:
- Да какая тут служба? В дурдоме этом... Без присмотра дураков пооставляли, а теперь хотите, чтоб они туда добровольно пошли? Давай, не выкобенивайся... Хо-чешь самогону принесу. Он подешевше... А?
- Товарищ, сядьте... - начал урезонивать Политуру чинуша.
- Какой я те товарищ? Слыхал, что Манька сказала - господин... Так и обра-щайся, господин Политура...
- Ладно, ладно... Сядьте на свое место в зал, господин Политура...
- А... Ты, еще и обзываешься, - взвился Политура - У меня, между прочим фамилья есть - я Иванов. Понял? И я на своем месте, - продолжал куражиться Ванька - Я может вою свою трудовую жизнь потратил на то, чтоб в президиум попасть, чтоб, как Сталин, с трибуны трудовой народ видеть. И тех видеть, кто трудовому трудяще-муся к светлому будущему дорогу загораживает. Может, теперь я и есть самый глав-ный парторг, потому как прежние хвост поджали... А нам трудовым трудящимся те-рять нечего, окромя своих цепей, - начал цитировать на свой манер Политура классика марксизма, не ведая того, что Маркс то и не хотел, чтоб рушились в России устои кре-стьянской жизни, что и путь то к социализму предлагал основоположник для Русской страны свой, особый. Но где знать о том Политуре... А потому и продолжал он свою речь, вдохновленный предстоящим выпивоном, ибо уверен был, что держит свою жертву за самые жабры. - Так даешь, или нет? А то я сейчас в повестку дня вопрос по-ставлю о том, как в прошлый приезд свой лез ты, начальничек, все к той же Маньке, да занято было.
- Угомонитесь, пожалуйста, - начал сдаваться начальник уездный - Василий, кажется... Сколько надо то?
- Иван Федорович я - направил Политура - Две десятки давай, - потребовал деревенский шантажист, понимая как крепко уцепил он городского "карася", который теперь любую наживку проглотит, что не подкинь ему к откормленному рылу.
- У меня десятка только, - робко пробовал скостить сумму "карась".
- Не ври... Вона, у Зинки займи. И ее в кампанию возьмем, - а шепотом доба-вил
- Потом с ней останешься, дурень.
- Ладно... На двадцать... Только Зинаиду зааркань, - наконец сдался началь-ник. И глаза его покрылись масляной пленкой, а руки непроизвольно потерлись одна о другую в предвкушения сладостного греха.
- Все будет на мази. - уверил Политура и проинструктировал - Выходите с ней втихаря. Все равно сегодня уж ничего не сладите... И за клубом ждите.
Шепнув Зинке что-то, Политура исчез. Спустя пару минут тихо, будто при-ведения, растворились за кулисами и Зинка с новым хахалем.
Манька, приведя в чувство бывшего парторга, в сопровождении "лесенки ду-раков" повела ушибленного за печку - за свою, разумеется, ибо в клубе все печки были разобраны и половина кирпичей приватизирована, а другая просто побита. Потихоньку разбрелась и публика, сожалея, что так кратко представление, а когда то следующее будет... Вслед за уездным начальником покинул клуб и Ричард, поняв, что никакой "шабашки" ему не светит в "Заветах Ильича", сожалея о потраченных напрасно день-гах.
И еще думал Ричард, покидая зал заседания, что, если и проникнет в "Заветы Ильича" преступная (будто другая бывает?) мафия, то несладко ей придется здесь и скорей всего позорно сбежит, ибо советская власть все таки успела создать в много-страдальной стране человека борца, которому абсолютно все до фени - что после ком-мунистической обираловки остатки добра растаскивать, что у мафии тянуть - с голоду-хи тянули все, что не попадя, Колымы не боясь, а уж с похмелья и подавно не остано-вятся.
Автобус, к счастью, ждать долго не пришлось - минут тридцать. Но и за этот промежуток времени чуть не впал детектив в соблазн. Когда уж к остановке подходил, попался навстречу Ванька-Политура, затаренный зельем. Остановив Ричарда, стал По-литура и его в компанию зазывать, ибо уверен был, что не без денег приехал мужик из города, хотя и неизвестно для чего. А раз с деньгами лишним в компании не будет. А чтоб завлечь Ричарда в свои коварные путы, приглашал его, не требуя денег, уверяя, что выпивка есть, а кончится это, мол, еще добудем. По секрету сообщил еще, что "крутит" он начальника уездного, который якобы у него у Политуры на большущем крючке. И показал этот крючок Ричарду, поднеся к лицу загнутый указательный палец с въевшейся в кожу грязью с длинным ногтем на конце, под которым мазутная чернота копилась, верно, со дня рожденья. Что "раскручивать" Политура горазд, это сразу по-нял Ричард, ибо чуть не согласился на предложение того. Правда, гульнуть на халяву у Ричарда была другая причина. По причине дичайшего безденежья он уж давно забыл, как это делается.
Удержало от соблазна Ричарда то, что вспомнил он свою главнейшую в этот период цель жизни. И с великим трудом, с тяжким усилием сумел таки удержаться...
По приезду в Х-ск Ричард не пошел к землеустроителыие - какой смысл в том, если собрание не состоялось, а значит и работы в "Заветах Ильича" не предвидит-ся. Отложил назавтра визит свой к Ангелине.
Тайная миссия так же не удалась. Трудно было кого либо из присутствующих на злополучном собрании заподозрить в связях с мафией. Уездный начальник явно не тянул на, роль самого никудышного мафиози - уж слишком склонен к пьянству и блу-ду. Таких к мафиям и близко не подпустят. Не годился на роль мафиозного пахана и парторг по причине явной своей простодырости, что подтверждало полнейшую гни-лость и неспособность "руководящей и направляющей" к серьезным делам, чего тре-бовала сама жизнь. Да и в массе хохочущей над примитивной комедией зрителей труд-но выделить было кого-то, кто б мог думать на том представлении о чем-то не связан-ным с посмешищем.
Верно, выжидает мафия, - размышлял незадачливый политолог - Чужими ру-ками хотят жар загрести. Либо уж слишком высоко проникли эмиссары капиталисти-ческой мафии во власть нынешнюю - сперва, узаконят свою поганую деятельность, во-ду замутят. А потом уж в воде той мутной наловят карасей жирных. Трудно совладать с имя будет. Это не коммунисты с их агитацией, кою все равно в итоге многие раску-мекали. Нынешние, глубоко запрятали свои истинные планы. Чтоб наверняка хапнуть. И поболее...
И еще многим другим размышлениям предавался Ричард вечерком после не-удачной поездки в "Заветы Ильича", попивая жиденький чаек в пустом своем агентст-ве. А когда мысли о мафии опротивели, вспомнилась Ангелина - сначала смутные вос-поминания о давно забытых вечерах, постепенно перешедќшие в какие-то неясные очер-тания легких мечтаний; потом уж совсем дикое в голову взбрело, что-то в духе Винни Пуха - А не сходить ли к ней в гости? Правда и ответ на сей вопрос сразу же явился разочарованно-убивающий - Не пустит... А если и пустит, не далее порога. При ее должности не позволит в открытую ухаживать. Но подход-то должен быть...
Мысли об Ангелине оборвали чьи-то шаги и шорох под окном. Ричард встал к окну подошел... Оперевшись на палку, стоял и глядел на окно местный фермер Пет-руха. Увидав высунувшегося в окно Ричарда спросил:
- Можно ль к тебе, хозяин?
- Заходи, Петро. Чо, как бедный родственник...
- Так ведь у тебя заведенье тепереча... И вывеска вон...
* * *
- А, ты, чо? В заведенье пожаловал? Или так... - вопрошал - Ричард. И, будто споткнувшись в речи своей, чуть не раздраженно, продолжил. - Заходи, здесь за чайком и потолкуем...
- Да, дело есть... Сейчас зайду... - засуетился под окном Петро - Фу, ты, лешак черномазый... - Последнее относилось к здоровенному догу по кличке Джек, неотступ-но следовавќшему за хозяином и крутившемуся в ногах, как глупая болонка. Пес нехотя отошел от хозяина, но, увидев возле канавы глоданную и переглоданную кость, устре-мился к последней. Петруха же в дом зашел, пошаркав перед тем на крыльце, как и ве-лось во все времена на Руси, о валявшуюся там мешковину.
- Обжился значит... - после рукопожатия начал издалека разговор Петруха пе-ред тем, как перейти ко своей надобности - А жонка как?
- Про женку спросил... Сейчас про золото спросит, - подумал Ричард. И, чтоб отвлечь Петруху от глупых расспросов, предложил пройти тому в "кабинет", дабы там изложить суть своего дела. Однако и тех несколько секунд, пока шел фермер в кабинет и усаживался на стул, хватило, чтоб задать поганые вопросы о золоте, о богатстве, кое якобы все везут, кроме ленивых, с Севера...
Неуваженье к клиенту, тем более к первому клиенту, выказать Ричард не мог, а потому с видимым оживлением поведал о своих незадачах в личной жизни и на по-прище золотоискательства.
Наконец места клиента и сыщика заняты, любопытство посетителя удовле-творено...
- Итак, какое у Вас господин Поныряев дело? - начал официальную часть приема Ричард.
- Ну, уж и господин... Ты, Ричард, почем за работу берешь? Поденно или в процентах ?
- В процентах от чего? - не понял Ричард и с сожаленьем подумал, что о рас-чете за проделанную работу расценков не разработал - явное упущение в организации дела.
- Ну, верно, в процентах от стоимости возвращенного имущества. - предпо-ложил клиент.
- Примерно так и есть, от возвращенного имущества, - смутившись от такой незадачи, после некоторой паузы ответил Ричард. - И что у Вас пропало? Вы говорите, а я на магнитофон показания запишу, затем перепишу кратко поведанное, Вами на бу-магу, а Вы подпишете, Петр Алексеич.
- Зачем на магнитофон-то? Не согласен...
- А что?
- А вдруг потом услышит кто, наговоренное мной.
- Не услышит. Тайна следствия гарантируется. - Попытался успокоить клиен-та сыщик. - Да и сам подумай, как я за тобой записать успею все, что ты наговорил? - сбился в конце фразы с официального тона Ричард.
- Это уж тебе видней - не соглашался Петруха. - Давай без матюгальника твоего...
- Ну, ладно... Тогда коротко... Суть дела только...
- Ты, ведь знаешь, Ричард, что я фермерством занимаюсь. - Начал свое дело излагать Петруха, по-своему понимая краткость изложения. - Так вот...
- Подожди, Петро. Что пропало у тебя, скажи сначала, чтоб мне озаглавить "дело".
- А, понял... Значит так... Прихожу я этта, неделю назад где-то, а двери с пе-тель сняты...
- Итак, кража со взломом...
- Нет, кражи не был... Двери вот...
- Двери, значит пропали... Подожди... Так и озаглавим - "Дело ЉЉ. О про-паже дверей..."
- Нет, двери-то не пропали, рядом приставлены...
- Так, что пропало-то, Петро... Я совсем в тупике... Вещи пропали какие или нет? - по второму кругу повел опрос Ричард.
- Да не было вещей никаких...
- Как это так - двери на месте, вещей не было, следовательно, и не пропада-ли... Замки были на дверях?
- Были
- Сломаны?..
- Угу...
- Тоже на месте?
- Рядом валяются.
- И что же искать?- удивился Ричард...
- Навесы... - наконец-то выдал Петруха и облегченно, будто гора с плеч, вздохнул.
- Какие навесы? - не понял Ричард и вопросительно на Петруху уставился.
- На дверях навесы были... - путано объяснять принялся Петруха - Железки такие... На которых двери висят и крутятся...
- Странно... Очень Странно это. И как их искать?
- Вот и в милиции эдак же сказали. А ты частник - тебе это дело сподручней.
- И сколько пара навесов стоит?
- Тыщ пятнадцать...
- Вот возьми и купи, дешевле обойдется... Все равно покупать придется... Кто ж тебе две железки искать возьмется? - попытался отвязаться от клиента Ричард, поняв наконец "цену" дела, не стоившего и выеденного яйца.
- Так ведь не два навеса умыкнули... - не унимался Петруха.
- А сколько?
- А, вот, считай: калитка возле ворот - раз; калитка позади двора - два; туале-ты "М" и "Ж" - еще две пары; сарайка, где инструменты и инвентарь лежит - уже пять; на теплушке да на тамбуре к ей - семь; в складе с досками две двери - девять. Еще три пары навесов на чердаках... Итого - двенадцать. А прошедшей ночью с ворот, с одной створки навесы сняли... С другой-то створки не сняли почему-то... Верно, помешал кто-то.
- Да, богатый урожай навесов вырастил фермер Поныряев на своем подво-рье... - сострил Ричард.
- Чо лыбисься-то... Все наростопашку счас. - С явным недовольством отреа-гировал на остроту сыщика клиент.
- Ну что Вам сказать, Петр Алексеич, - перешел на официальный тон. Ричард после недовольства, высказанного Петрухой - дело я, конечно, заведу, но успех трудно гарантиќровать. Покури минут пятнадцать, покудова я все это дело оформлю. Потом распишешься... И примем ваше дело к произќводству. А подозрения есть какие-нибудь? Может, угрожал кто?Или, может, кто-нибудь стройку затеял великую поблизости?
- Ума не приложу...
Выпроводив Петруху из "кабинета", взял Ричард папку-скоросшиватель и написал на ней, сперва, единичку против значка Љ, а ниже - "Дело о пропавших наве-сах". Внизу поставил дату - 10.06.19.. г. Затем кратко изложил суть дела на двух листах бумаги, и позвал Петруху, чтоб тот расписался на каждом из листов. Сложив подпи-санные листы в папочку,обратился к клиенту:
- Итак, Петр Алексеич, мы (надо полагать "я") берем в производство Ваше заявление. Гонорар составит 10% от стоимости возвращенного имущества, который за-платите по окончании дела. Вас это устраивает?
- Ты мне главное эту падлу найди, чтоб впредь не тащил гад... А уж с гонора-ром разберемся.
Прощаясь уже, Ричард присоветовал клиенту:
- Слушай, Петро, а ты на внешней то ограде навесь двери, да у каждой по волчьему капкану поставь. Или, вон, Джека своего на ночь запусти на территорию - Он, мерин эдакий, с любого штаны снимет.
- Попробую, - буркнул Петруха и удалился. На следующее утро, размышляя о появившемся деле, не спеша брел Ричард к центру Х-ска, чтоб доложить Ангелине о поездке в "Заветы Ильича". Хотя выгоды от этого никакой не сулило, но, чтоб занять себя как-то, визит сей был необходим. Необходим был еще и потому, чтоб поддержать первые зарождающиеся деловые (пока деловые) контакты в Х-ске.
Уже свернув со своей улицы Х-ских Коммунаров на центральную, носящую, как и во всех совдепских городах, славное название вождя мировой голытьбы, нос с носом столкнулся Ричард, с Карлой. О том, кто же сей Карла следует остановиться в этом описании, ибо в дальнейшем повествовании займет сей выродок советской демо-графии соответствующее место среди персоний описываемого действа.
Свое имя "Карла" получил Игорек за рост свой малый и наполеоновски-петушинно-люмпенский норов. Если еще угодно читателю несколько штрихов к порт-рету сего Х-ского отеребка, пожалте - Тоня-лунатик, который знаком всем по замор-скому пошлому сериалу, где герои с упрямо безразќличном видом, подобно домашним животным, ходят из угла в угол, околачивая органом деторождения груши или бананы - неважно, и, ожидая, как кошки шелудивые, когда кто-нибудь пнет их либо погладит. Представили этого Тоню? Прекрасно. Теперь представьте, что пьет упомянутый Тоня, не просыхая изо дня в день... Еще отнимите ростику два три вершка и увеличьте талию в полтора два раза. И портрет Карлы готов... Еще можно было б упомянуть об его злобности и завистќливости, ленью кота и трусливостью, пакостностью хорька...
Промышлял сей блататуй с малых лет тем, что тянул помалу все, что попада-ло под руку. По крупному тащить боялся, ибо еще по малолетству внушил ему старый, кондовый ворюга по кличке. "Папа", оттянувший уже не один срок, что зад у Карлы такой аппетитный, что в зоне такой он вряд ли убережет от посягательств лагерных за-всегдатаев, не ведающих женской ласки и перебивающихся мужеложеским эрзацем. Сам "Папа", оттянувший уже не один срок, облизывался при этом масляно и блудливо, борясь с обильной течкой слюны.
Промышлял поэтому Карла тем, что раздевал пьяных мужиков, снимая с них часы, шапки, и опустошал карманы своих жертв. Такой промысел казался ему наиболее
безопасным. Однако, и на старуху бывает поруха, погорел в один прекрасный день Кар-луша и загремел в места, про которые говорят, дескать, не столь отдаленные. Отсидев
положенное по статье соответствующей годешник или полтора в означенных местах, вернулся Карла в Х-ск. Весь в наколках, еще более задирист и нагл. А спустя месяц или два купил то ли на заработанные в зоне копеечки /что сомнительно/, то ли обчистив ко-го фартово, "Яву" - хотя и с рук, но недешево. Выпив дешевого "одурину" гонял Карла по улицам Х-ска, будто неистовый мотоковбой, по простому сумасшедший. Асфальт же Х-ска не отличается ровностью и гладкостью. А по сему мотородео по улицам горо-да кончилось для Карлы весьма плачевно - "Ява" вдребезги; Карла с пробитым черепом
оказался в реанимации, где пробоину в Карлиной башке, полученной от столкновения с асфальтовым айсбергом, задраили металлической пластиной. Самого же Карлу с вели-кими почестями, кои выказали местные "подкарлочники" ему, определили в инвалиды соответствующей группы, надеясь, видимо, избавить социалистическое производство, таким образом от возможного внедрения в него столь опасного элемента. Хотя отме-тить следует, что и до получения пробоины Карла не очень-то и стремился выказать свои трудовые таланты.
Назначили новому пенсионеру соответствующую сумму материального по-моществования, от коего талия Карлы раздалась в окружности еще более; а вот убогий словарный запас и до того скудный обеднел еще сильнее, сузившись до нескольких фраз, смысл которых не мог объяснить и сам Карла - что же до х-ских мещан, не ве-дающих воровского жаргона, то те понимали все буквально - "Козел", домашнее жи-вотное; "Петух", муж курицы; "Машка", это девка, верно, такая же разбитная, как Кар-ла. Что поделать, если все мужское население Х-ска, за исключением опоек да бобы-лей, спать ложилось в постель с женами. Козу же в кровати или козла могли предста-вить только в анекдотах про Чапаева да Петьку - провинция, где им во всех тонкостях современных наречий разобраться... А потому, когда называл Карла кого-то "Козлом" или еще каким подобным словом, то слышал в ответ непременное:
- Сам, козел (петух, Машка) - что приводило Карлу в неописуемую ярость, коя мало кому грозила нанесением побоев или обид, ибо жители Х-ска от природы бы-ли крепкими, сильными и к тому же имели характер задиристый, а по пьяни ярко вы-раженный буйный. Карла это уж давно понял, а потому злость и гнев его петушиный выливался смесью (не гремучей)десятка беспорядочно-перемежающихся поганых слов.
Вот и в это утро, когда направлялся Ричард к землеустроительнице Ангелине, выплыл навстречу ему обозленный Карла изливал поганую словесную вязь из "коз-лов", "петухов", "машек" и прочих непотребных слов. Ричарда увидев, остановился; смолк, обдумывая видимо, что сулит встреча со старым обидчиком-соседом, который и постарше был, и посноровистей. Наконец, не выдержав долгой паузы, выдал:
- Здорово, Чардаш...
Ричард хотел мимо пройти, не останавливаясь. Но где там разойтись на узеньком деревянном тротуаре двум человекам столь отвратным друг другу, да один из них к тому же и глаза с утра залил. Причем основательно. И было с чего гулять Карле-на днях он видео двойку справил, поэтому и гулял. Знать деньга завелась. Ричард знал это. Мог предположить и об источнике дохода Карлы. С месяц назад приехала в Х-ск
мужичок с Воркуты, дабы квартиру купить в тихом провинциальном городке. Кварти-ру купил, еще и денег, говорят, миллионов пять осталось. Покупку мужичок отметил
славно... Так, что на билет до Воркуты занимать пришлось. В гульбище том и Карла участие принимал... А спустя пару недель после отъезда мужика того и видиком обза-велся. Еще и на пропой деньги оставались, верно. На свои то ой как не любил гужевать Карлуша...
- Ступай, Игорь... - начал было вполне миролюбиво Ричард.
- И ступлю... козел...
- Сам козел, Машка и петух - отработанным приемом огрел Карлу соседушко.
И тут случилось небывалое... Карла, вместо того, чтоб всклокотать словесным вулканом, вдруг наклонил свою пришибленную башку и, будто бычок рогатый, понес-ся на Ричарда. Последний опешил сперва, застыл. Но ситуация в тот день была явно не в пользу Карлы, ибо ослепленный яростью, забыл несчастный коварную особенность х-ских тротуаров, которые могут неожиданно проломиться либо взыграть неожиданной качелью, когда одна нога вдруг проваливается на конце доски другой же конец стре-мится соприкоснуться со лбом пешехода, норовя набить здоровенный шишак на том месте, где отсутствует у зазевавшегося прохожего рог. Про эту особенность х-ских тро-туаров сложилось даже частушка, что "... тротуары, как в Москве - на один конец на-ступишь, другим шваркнет по башке". Уважаемый читатель обрати вниманье свое на то, какие дивные рифмы рождаются неуемной фантазией народной - "Москва" и "баш-ка", как тонко подмечено... По башке Карлу не шваркнуло. Сделал он это сам, столк-нувшись с еще одной коварной особенностью х-ских тротуаров - вылезший наполовину из расшатанных досок гвоздь. Об него то и споткнулся взбрыкнувший молодым быч-ком Карла...
- Ну вот... Еще одна пробоина... - прокомментировал падение и столкновение лба с тротуаром Ричард.
Карла не шевелился после падения. Ричард посему волноваться уж начал - не убился ли бедолага. И даже нагнулся, за плечо тряхнул осторожненько:
- Жив ли...
Карла не сразу, но все же шевельнулся, промычал что-то,
- Жив, - Облегченно констатировал Ричард. И, обойдя приходящего в себя Карлу, двинулся дальше по своейнепонятной надобности.
Верно и встреча эта с Карлой не сулила ничего доброго, ибо Ангелина оказа-лась занятой какими-то своими срочными неотложными, землеустроительскими дела-ми. Встретив Ричарда, и, поздоровавшись с ним, молвила, будто на ходу:
- Знаю все... Этот вражина и на работу не появляется... Керосинит до сих пор в "Заветах Ильича" этих... Ты, извини,Ричард... Заходи... Или звони... - с этим и ушла.
Ричарду ничего не оставалось после этого, как вернуться в свое агентство, где предаться размышлениям о житии своем нескладном да о навесах злополучных. Так и просидел весь день... Затем вечер... А поутру прибежал Петруха... Весь взлохмаченный, будто пес побитый. Запыхался - видно, что торопился:
- Здорово... - с порога то ли прохрипел, то ли проговорил.
- Привет, Петро. Заходи... Кто ходит в гости по утрам... - начал было балагу-рить с ранней пташкой Ричард. Но вид Петрухи, явно чем-то озабоченного, не позволил закончить Ричарду начатую бодренькую фразу. Да и Петруха остановил его:
- Погоди... Ты ночью вой собачий слышал?
- Да-а... Что-то припоминаю. - но тут осенило будто Ричарда. - Никак твой кобелюга ворюгу сожрал? И над жертвой несчастной выл от жалости?
- Како там сожрал... В капкан угодил, вот и выл. Насилу освободил его. Толь-ко когда намордник натянул, да скрутил вожжами всего, тогда и смог вытащить из кап-кану... Сейчас вот за ветеринаром бегал. Пейсят тыщ содрал коновал...
- Погоди... Ты, Петро, по порядку, остановил Ричард его, хотя смутно стал догадываться о происшедшем.- Объясни, какой капкан, где? И причем здесь коновал?
- Во, я и говорю... Я значит, как ты велел...
- Ничего я не велел, - перебил Ричард. - Ладно, рассказывай.
Во, значит, как ты... То есть не велел... Я так и сделал. Вчера новых навесов днем-то навешал. Замки новые... Чтоб ключи токо у меня были... У каждой двери, где навесы-то приладил, по капкану замастырил. Да на ночь-то Джека выпустил. Чтоб уж наверняка сцапать вражину. А он враг-то этот дверь ту снял, отогнул в сторону... А Джек-то и прыгни в дыру-то... Да верно не рассчитал и вместо ворюги в капкан и уго-дил.
- Понял... - Вновь встрял Ричард. - Ты, что Петро валенком подшитым делан? Додумался ж до такого...
- Ну, уж сразу и валенком... - обиделся Петруха -Вражина-то сбег... А собаку тепереча чтоб вылечить, надо коновалам тыщ триста отвалить.
- Придется выложить... Ума если нет, на базаре не купишь... Ты разницу меж-ду "и" и "или" представляешь? Я ж если и советовал тебе чего, так совсем не то, что ты сотворил. Я тебе ж сказал: либо капканов понаставить, либо Джека запустить на ночь за забор. А ты что сделал? И богу свечку, и черту кочергу? И то, и другое. Еще б самому надо бы ночью дежурить отправится...
- Может, лучше б самому-то...
- Конечно, Петро... Чтоб самому угодить в капкан... И чтоб Джек, не разо-бравшись в впотьмах тебя сожрал... И еще ваќриант есть - рядом ЛЭП 10 кв. проходит. По проводку подвел бы к навесам... Глядишь к утру б нашли три трупа - твой, Джека и ворюги... Да этот ворюга сейчас, со смеху сдыхает.
- Так, чо присоветуешь то, Ричард? - обреченно как-то произнес Петруха, как бы прося снисхождения - какой угодно срок, мол, дайте, только не расстрел.
Ричард, увидев такую обреченность, удержался от рвавшегося наружу вулка-на хохоту и просто сказал сдержанно и примиряюще будто:
- Нет уж, Петро... Слишком строго ты советов придерживаешься...
- А ты не навалом их давай, а один... Да такой, чтоб...- и Петруха осекся вдруг, будто самому явилась светлая мысль - возможно так, ибо был Петро из тех мяг-ких русских мужичков к которым тянулись дети и ластились все твари земные. - Соба-ку вот жалко... Скулит спасу нет.
- Понятно... За верную службу - да в капкан волчий, -посочувствовал Ричард.
- Ну, ладно... Пойду я...
- Ты, Петро, не расстраивайсь шибко-то, - попытался успокоить на прощание Ричард своего первого клиента и неплохого, в общем-то, мужика - Придумаем что-нибудь?
- Самому что ли покараулить двери те окаянные...- предположил уж на поро-ге почти Петруха.
- Можешь и caм, - согласился Ричард - Только капканов не ставь больше, а то сам в них угодишь...
На том и расстались. И печальное это происшествие пробудило вдруг в бывшем разведчике недр позабытое желание искать пресловутое золото. Но постепенно желание это трансформировалось уже в некую внутреннюю потребность разгадать эту тайну про-пажи навесов. Как зуд, засвербило от этого возникшего желания сначала в каких-то глу-хих закоулинах мозга, а потом захватило и все мозговые центры, будто всеобщей моби-лизацией, призывая свергнуть и завоевать... А что завоевывать, партия знает... Какое-то время спустя, поуспокоившись от вспыхнувшего порыва бестолкового энтузиазма, по-шагав из угла в угол требуемое время, вернулся, наконец то, к действительности, к кото-рой пробудило Ричарда обыденное и простое желание попить чайку, ибо противно на-туре человеческой с голодным желудком подниматься даже на великие дела.
А за чаем вспомнилось еще одно неотложное дело - позвонить Ангелине, вдруг там, какие подвижки возникли в деле перемера земельных ресурсов. Телефона у Ри-чарда не было. И, если возникала необходимость позвонить кому-либо, шел к соседке тетке Дине, у которой аппарат этот был. И сейчас, подумав, что надо идти к соседке звонить, Ри-чард вдруг прекратил чаепитие, недопив чай и до половины стакана, и, взяв из сахарницы пяток каких-то конфет, валявшихся там еще с тех времен, когда в кармане окромя "вшей на аркане" водились и денежки, отправился к тетке Дине, чтоб, совместив там приятное с полезным, дать импульс дальнейшим своим деяньям в столь бурно начавшийся день. К то-му же плестись к Ангелине без предварительного разговора не хотелось, а вдруг опять пьяная Карла навстречу попадется, что намного хуже и сулит явную неудачу, как при встрече с черней кошкой.
Поразмыслив так и эдак, накинув замок на дверь, отправился Ричард с визи-том к соседке, замок не запер, ибо ключ остался в избе, а возвращаться, помня о том, что приметы иногда и сбываются, не стал.
- Уйду, и у меня навесы поснимают...- не без ехидства, подумал Ричард, но тут же успокоил себя - Пусть срывают враги, если смогут... Навесы до того древние, что их только тронь, они на молекулы развалятся.
По х-ской традиции не в дверь постучал Ричард, а в окошко. Сонная и рас-трепанная тетка Дина лишь на краткое мгновенье показалась в окне и, уже исчезнув, прокричала:
- Сейчас, Ричард... Иду...- и через секунду стояла в двери и зазывала раннего гостя:
- Входи, соседушко... Входи.
- Вот теть Дин чайку пришел попить... Со своими конфетами... Да позво-нить бы надо. Можно ль? - сразу, сходу выдал Ричард все свои надобности.
- Как нельзя? Почаще мог бы старуху навещать.. А чайку-то попьем с тобой. Как не попить... У меня, верно, и чайник еще не остыл, а остыл, так мигом взогрею. Я то и воду холодную, когда попью - мне и хорошо. Сахарком воду то подслащу - мне и ладно. А ты то, интеллигент, небось с блюдечка привык, пить? Да купецкий чай пьешь, поди. А конфеты-то шоколадные? - затараторила тетка Дина, ибо очень охоча была по-говорить - вот только свободные уши ныне редкостью стали.
- Нет "Школьные"... - только и успел вставить пару, словечек Ричард, как тетка Дина снова перехватила, инициативу уже надолго...
- Ну "Школьные", так "Школьные". Сладкие и ладно. Нынче пензия то ма-лая, где нам на конфеты то разжиться. А в гости ныне и подавно не к кому не пой-дешь... Не зовут... А самой насылаться неудобно. Вот раньче то... И молода была... И корову держала. Хоть и плохо с кормами было, а все равно исхитрялась продержать скотину. А теперь и под выпас лугов отводят, и под сенокос тоже. А силов то уж нет. Когда и куплю в магазине, либо на рынке молока, но не напокупаешься на нонешную пензию, - очередную тираду слов выдала тетка Дина. После чего сделала паузу, чтоб, набрать в грудь побольше воздуху и с выдохом излила на гостя, очередной ушат во-просов и ответов:
- А чо Петруха то с утра к тебе прибегал? Вот эть мужик от из совхозу ушел - не ладно там ему.... Скотину сам откармливал.... Теперь воныш доски пилит да в Моск-ву возит - миллионщиком, верно, стал хуже капиталиста. Ужо вот Зюганова-то из-берем, так он всех энтих мильоныциков в прах развеет...
- Да пусть работает, теть Дин... Не опойка ведь, пусть живет как хочет, - всту-пился Ричард за Петруху, ибо возникла, очередная пауза секундная. - С утра ведь до ночи в делах и заботах,- попытался в отведенной краткой паузе защитить своего клиен-та Ричард.
- Пожалуй, что и так... Не всяк эдак то сможет...- Легко согласилась с таким доводом тетка Дина - Работящий мужик то. Только вот единоличник и кулак... Раньше б за такое вмиг услали куда следует.Услали б, и концов не нашлось...
- Баушка моя, помню сказывала, когда улица наша еще деревней была, воку-рат коллективизация началась. Так пол деревни укатали так, что до сих пор ни по ком вестей нет, - внес и свою долю слов Ричард, превращая тем самым затянувшийся моно-лог тетки Дины в беседу...- Кто раньше успел написать донос на соседей, те и остались. А кто не успел,тот, как говорится, опоздал; кто раньше встал, того и валенки... Так ли было то теть Дин? Ты те времена-то помнишь, наверное?
- Да. А как же... Почти так и было... Я, в то время девчушкой малой была и не все помню хорошо. Понять не могла многое. Например: за что и куда людей увозят. Даже завидовала. Сама бы ровно с радостью, куда уехала. А тут на новые места люди уезжают и не радуются. Чудно...