- Баба с возу, мужик на рыбалку, - пробубнил Василий Почечуйкин, когда жена его вошла в остановившийся против дома автобус. Бросил в траву чинарик, докуренный до фильтра и поднялся с лавочки, на которой томился в ожидании сладкого момента, когда уедет Люська к маме на три дня, а, может, (пусть тёща до ста лет живет, но пусть поболеет подольше) и на недельку.
Во дворе взял вилы, ведерко из-под майонеза, окликнул пса Вермута, названного в честь сдохшего три года назад беспородного кобелька Верного, а также в соответствии с ностальгическими мыслями хозяина о былом времени, когда в магазинах было пусто, но бормотень красила полки сельмагов, продмагов и гастрономов пойловым изобилием.
С вилами на плече, с ведерком в руке и Вермутом на "хвосте" отправился Васька к заброшенной ферме за деревней, где от былых строений социалистического скотоводства остались стены с редкими блямбами шифера на ребрах крыш и навозные кучи, поросшие густым чернобыльником.
Настроение у Почечуйкина, как говорится, лучше не бывает. На работе отпросился на три дня, сославшись на то, что жена уезжает к теще, а у него же "хозяйство". Жене тоже сказал, что взял отгулы и при этом сослался на то же самое: "Как дом то на целый день оставлять без пригляду?". Люська с этим согласилась, но с оговоркой:
- Какой из тя приглядчик то. Ладно, у нас у нас и унести то толком нечего, а то бы..... - махнула рукой и тоже, верно, подумала, что неплохо и ей отдохнуть от "козла лешачинного".
Червей накопал Почечуйкин, возвращается, но чего-то не хватает ему. Зуд какой то, а, может, и не зуд в душе, но что-то свербит.
- К Сашке Светлакову, что ли завернуть? - спрашивает сам себя, но, вроде, причины нет. А беспричинно как зарулишь? Думать надо.
С Сашкой они друзья детства, в армии вместе служили, но, самое главное, родились в одном месяце - апреле с разницей в несколько дней. Когда им стукнуло по пятьдесят - Сашке раньше, Васька пришел поздравить друга с утра и с бутылкой "косорыловки" местного производства, получаемой путем разбавления спирта бодяжного свойства родниковой водой. От порога поздравлять стал дежурными словами, но Сашка его остановил - дескать, кончай пустомельничать. За стол усадил и "настоящей" водки бутылку поставил. Сели, "культурно" в стопарики водочки налили, Васька тост произнес: "Вот.... Значит, какое дело, Саш.... В апреле все великие люди родились. Ленин. Гитлер. И мы с тобой, Сашка". Таким уместными эти слова показались обоим, что неделю не просыхали, поднимая тосты за всех, родившихся в апреле великих людей, среди коих нашлось и для них местечко.
За несколько домов до Сашкиного дома сначала услыхал Васька, как гармошка надрывается, а потом уже увидал, что все окна дома Сашкиного открыты. Явно идет гульба у друга:
- Чо это на Сашку нашло? Не должно бы.... - чего не должно быть и сам не понял. С другой стороны, ясно, Сашка просто так не будет гулеванить. У него же хозяйство - скотины с десяток голов, еще гуси и курей полтора десятка. У тут посреди недели вдруг праздник.
Во двор Почечуйкин зашел, у ворот сразу же вилы поставил. Вермуту приказал стеречь их, а сам в избу направился.
В избе все понял - сын Сашки из армии вернулся. А это событие. У Сашки детей пятеро, а Володька, что дембельнулся, старший. Теперь будет в доме еще один мужик. Правда, недолго, пока не женится.
- Василий! Дружбан! Заходи!
Сразу же "штрафную" до краев. В другое бы время ни "штрафной", ни "посошка". А тут все - и "здрасте", и "пожалуста", и причину посещения придумывать не надо.
Васька во вкус только вошел, а тут семейство Светлаковых чай удумали пить. Вечно у них, не как у людей - водка и вино на столе не кончились, а они чаевничать.
Остатки вина и водки убрали. Самовар поставила на стол жена хозяина Наталья. Тут же конфеты, печенье в вазочках на столе появились. А Васька только свою речь тостальную приготовился сказать, которую в редком застольи не произносил. Уже мысленно все нюансы ее, соответствующие "поводу" вывел, а тут нате-пожалуйста - чай. Перед самоваром такие важные речи не произносятся, а как бы хотелось то блеснуть своими "глубокими" знаниями в области происхождения человека:
- Ето самоё.... Я чо хочу сказать ту... Кто таку муру выдумал, что человек произошел от обизяны? Опять же Адам с Евой никак в прардители человеческие не годятся - уж больно оне какие-то оммороженные, хотя и в жарком субстропическом климате паслися, пока их сотона не смутил. Не так всё было. Человеки произошли от Бони и Клавдеи, про которых американские лижесеры кино сняли. Конечно, не в прямом смысли от них, а от таких же супостатин, но иного роду. От которых род человечески пошел, те на инопланетной планете жили и потому являлись инопланетянами. А как к нам угодили, спросите? Так и угодили. У них там, на планете той, цивелизация, не чета иным, вроде нашей. Воровства нет, хотя и воры, и жулики, конечно, есть. И другого безобразия хватает, но справляются. А с этими - Бонькой и Клавкой - ну ни как не получается. Смертную казнь ихний Ельцин или еще как - не знаю, отменил. Куда жуликов девать, потому не знают. Собрали "думу" свою и порешили, что, раз перевоспитать или пришибить их нельзя, то надо их куда то отправить, чтоб обратной дороги не нашли. И отправили на необитаемую планету - Земля. Привез каторжан космический корабль на Землю, с парашютом вышвырнули и обратно улетели. Оказались Боня и Клавдя на нашей планете вдвоем. Воровать не надо и нечего все им принадлежит, как при коммунизме недопостроенном. У зверья тырить добычу опасно - закону никакого не признают хыщники. Поймают и без суда-следствия сожрут - и весь тебе закон. Что делать то ссыльным? В блуд ударились. А вы говорите - яблоко да сотона. Никакого сотоны не надо, если человека с бабой на ниобитаемый остров высадить. Так и тут - стали Боня с Клавкой потомков строгать. Больше шести миллиардов настрогали к сегодняшнему дню на Земле. И у всех воровские гены заложены от Бони и Клавдии - тут уж с наукой я соглсный. Что не так разве? Так. И во мне, конечно, тоже эти гены есть. Только я им ходу не даю. Недосуг мне этим делом заниматься, да и не решил я еще к 50 годам, где и что умыкнуть по-крупному. А по мелочам то тащу, как и все. Чо уж греха таить....
Но не пришлось такую речь произнести. Только и пробубнил так, чтоб никто не разобрал:
- В этой бане хрен помоешься.... - и стал подниматься из-за стола.
- А чай, Жена Сашкина, будто издевается.
Но Василий виду не подал:
- Так я это, Наташ.... Спасибо, вообщем. Я вот за червями...
- На рыбалку собираешься, - перебил Сашка.
- Ага.
- Ак чо. Ладно. Теперь у меня помощник прибыл. Глядишь, когда и к тебе присоединюсь.
Вышел Почечуйкин из дому. Вилы на плечо, ведерко в руки, Вермут в арьергарде и к дому. Пока шел прикинул, что в таком "недопитии" на рыбалку идти не резон. Денег Люська, конечно, оставила на пропитание - на бутылку хватит. А потом?
- А потом и думать будем, - настроение вернулось.
Вилы под крыльцо, ведерко туда же. Вермуту приказал:
- Сидеть! - ага, послушает пес.
На рыбалку в тот день Василий Почечуйкин не попал. Пришел в себя уже под утро. На столе две пустых бутылки из-под водки и одна недопитая (понюхал) с самогоном.
- И то хорошо....
Сел, на зелье смотрит. И выпить бы надо, но чувствует, не полезет. А куда деваться? Собрался с духом, затолкал в утробу стакан отравы и снова спать завалился.
Проснулся оттого, что кто-то трясет за плечо. Открыл глаза, паренек какой то перед ним стоит. Не сразу, но сообразил:
- Тьфу, мать твою так, Володька!
Обрадовался. Подумал. Похмелиться позвать пришел парень, а тут другое:
- Дядь Вась, папа за вилами послал.
- Так бери.
- А где?
- Где-то во дворе. Погоди. Под крыльцом, кажется
Володька ушел, а у Василия "дума" - и порыбачить хочется, и "здоровье" не то "маненько". Нашел "компромисс", зашел к соседям-шинкарям и в долг бутылку самогона взял. Домой вернулся и быстренько ополовинил.
На душе сделалось и вовсе погано. Какая тут рыбалка. А еще про "грех" свой вспомнил, камнем левое подреберье придавило.
- Знать, подходит пора расплачиваться за него, - подумал и встал решительно, но тут же сел.
- Володька же лопату унес. А куда я без нее, - все перепуталось в голове у Почечуйкина. Но зато нашлась причина не идти в лес для "грехоискупления", что положительно отразилось на настроении.
А "грех" Васькин был в следующем. Лет десять он проработал вальщиком в леспромхозе где-то в Архангельской области. Лесу навалил немерено-несчитано. И однажды послали его с напарником на лесовосстановление - посеять семена деревьев на вырубке. Загрузили они на трелевочник мешок семян, ящик водки в магазине прикупили для "увеселения мероприятия", ибо считалась работа по посеву вроде субботника - а какой субботник без обильного водкопития?
Спиртное уничтожили, а про семена вспомнили, когда мучимые похмельем собрались обратно в поселок. Что делать? Конечно, похмеляться. Семена высыпали, мешок для отчетности в кабину закинули и в поселок. В конторе отчитались, в доказательство выполненной работы мешок пустой предъявили. Проверить то другим способом нельзя. Деревца раньше чем через пять лет не появятся на вырубке, а к тому времени "либо ишак, либо султан, либо Васька с напарником сдохнут".
А через какое то время про "грех" этот не перед конторой, а перед природой-матушкой вспомнил Почечуйкин. Случилось это накануне новогодних праздников. Так же сидел он в одиночестве и маялся от тихушного потребления "кососрыловки". Неспешно попивал он "напиток", вспоминал молодость и, когда дошел в них до работы в леспромхозе, тогда и навалилось на душу. Не выдержал. Взял лопату и пошел в лес. Решил, что елку на Новый год не срубит, а выкопает с корнями. Посадит, решил, ее в кадушку, а весной высадит перед окнами. Так и сделал. Елку домой принес, но садить не стал, ибо к тому времени протрезвел и рассудил, что если сделает задуманное посредь зимы, то засмеют его, а для надсмехательства над его персоной и без елки всяких житейских эпизодов в судьбе почечуйкинской хватает.
Размышляя об этом, вспомнил, что не лопату, а вилы отнес Володька. Но идти в лес за елкой раздумал. Хоть и не зима, но и не весна либо осень на дворе, когда деревья высаживают. Так и заснул на диванчике перед включенным телевизором, убаюканный рассуждениями о "грехах" и способам их искупления.
Разбудил его Сашка Светлаков. Почечуйкин обрадовался, было, но друг его сразу же огорошил, стал вилы требовать.
- Какие вилы? Ты чего, Сань? Я же Володьке дал их.
- Не надо мне твои вилы.
- Тогда чо надо то?
- Вилы. Мои вилы мне надо.
- А я при чем?
- Так ты же их взял.
- Не брал я их, Сань. Ты чего?
- Как не брал. А вчера?
- Когда вчера?
- А когда за червями ходил.
- Ну.... Ходил....
- Вилы, значит, и взял мои.
- Да я со своими ходил.
- А наши тогда где?
- Откель мне знать.
- Оттэль и знать. Я вчера, когда Володька заявился, у ворот их на новый черенок насаживал. Володьку увидал и поставил их у ворот. А когда ты ушел, то их не стало.
- Так и я не видал никаких вил. Свои поставил, Вермуту поручил охранять, а сам к вам зашел. Может, спер кто их.
- Ну да. Кто их сопрет? Я же не на улице их оставил, а во дворе. А во двор кроме тебя никто не заходил. Значит, ты их и взял.
- Да не брал я их, Сань, - упирается Почечуйкин.
Слов за слово. Уже психуют мужики, доказывая всяк свое. Уже к "биографиям" перешли.
- Ты всегда таким был - что ни возьмешь либо испортишь, либо ухайдакаешь, - пеняет Сашка другу.
- Это я то все порчу и не возвращаю?
- Ты... Ты.... А забыл, как мою "парадку" взял, чтоб в отпуск съездить в армии? И что ты мне вернул?
- Так ведь это когда было то. И потом со всяким может случиться....
- Такое только с тобой и может произойти. Это ж надо до такого додуматься, крепость материала штанов испытывать, "жигуля" из грязи вытаскивать.
- Но ведь выдержали!
- А во что превратились?
- Ну, дак это....
Разругались в итоге мужики, так толком и, поняв из-за чего больше - то ли из-за штанов, то ли из-за вил. Сашка убежал и так дверью хлопнул, что чуть полати не рухнули. А Васька прямо из горла допил бутылку и пошел просить в долг другую. Выпросив ее, все же решил дойти до реки.
На реке Почечуйкин успокоился немного. А когда хлебнул самогона, то даже и прикемарил на бережку. Когда проснулся, поймал пару десятков пескарей да окунишек.
Нарыбачившись, домой побрел неспешно. На улицу деревенскую вышел, навстречу Наталья Светлакова. Почечуйкин поздороваться с ней хотел, а она отвернулась демонстративно.
Почечуйкин метров десять еще прошел, пытаясь понять этот демарш. Понял, обернулся и во след Наталье кинул:
- Не брал я ваши вилы! Не брал....
Та обернулась, лицом искривилась:
- Конешно.... Конечно..... У них ноги, поди, выросли, - и дальше пошла.
Васька матюгнулся тихо и дальше пошкандыбал.
Вечером историю с вилами уже обсуждали на лавочке возле магазина. Одни осуждали Почечуйкина, как непутевого, которому и снега зимой давать не следует, а тут доверили инструмент, как человеку. Другие виноватили Сашку за то, что дает вещи всякому встречному-поперечному.
Разрешил ситуацию дед Федос - самый старый житель деревни. Не потому, что мудр, а по иной причине. Какая у деда мудрость, если он и годов то своих не мог сосчитать. На вопрос о том, сколько отвечает:
- Нет ишшо ста то. Как сполнится век, так собес сообшшыт. В восимисят пенсию прибавили, значит, и в сто добавят. Так и узнаю, если конечно, доживу.
Дед шел с речки, где выловил с десяток самых бестолковых окунишек и ершей, зацепившихся по неосторожности за крючок дедовых уд. Поравнявшись с собравшимися у магазина односельчанами, поздоровался и, как обычно спросил:
- О чем толкуете?
- Да о чем-о чем? Вот Сашка Светлаков дал Почечуйкину вилы и теперича меж имя война.
- Из-за вил? - подивился дедок. - Раньше из-за девок, помню, воевали, а ныньче из-за вил. Чудно. И чо воевать из-за них?
- Как чо? Вещь ведь.
- И то правильно, - согласился дедко.
Пошел, было, дальше, но остановился:
- А кто у кого вилы то умыкнул?
- Вот бестолковый! Говорят же - Васька у Сашки взял вилы и ухайдакал.
- А, может, Сашка сам ребятишкам отдал их?
- Каким ребятишкам, дед?
- Так этим.... Своим ребятишкам и отдал. Они на реке плот соорудили. Скачут на нем и в царя морского играют. А царь то, вроде, с вилами у них, как на картинке.
Нашлись вилы. Сашка для примирения к Почечуйкиным с бутылкой водки пришел. Одной, конечно, дело примирения не закончилось. Еще пару раз за вечер сходили за самогонкой. Потом еще пару дней опохмелялись.
На третий день встретились на лавочке. Трясет обоих, а опохмелиться не решаются. Сашку пригрозилась жена домой не пускать, если пьяным заявится. У Почечуйкина к вечеру должна Люська приехать. Сидят задумчивые и хмурые.
- Саш, вилы то нашел? - зачем-то спросил друга Почечуйкин.
- Нашел.
- И хорошо....
- Да-а....
Еще посидели молча с десяток минут. Почечуйкин про свою теорию "происхождения видов" вспомнил:
- Не от обезьяны человек произошел.....
- Знаем уже, от инопланетян, - перебил его Светлаков.
- И не от инопланетян, а. судя по по нам с тобой, так от БАРАНА. А как еще понимать? Вилы нашли, а от радости с десяток пропили.
- Не меньше, - согласился Сашка.
Снова молчание. Почечуйкин о "грехе" вспомнил:
- Слушай, Саш, ты на Новый год елку то будешь ставить ребятне?
- А как же?
- Ты знаешь, не руби сам то. Я тебе принесу.
- За вилы что ли?
- Нет. Я ее тебе выкопаю. В ведро ее поставишь, а весной перед окнами в землю пересадишь.
- Вась, ты, пожалуй. Стаканчик то прими на душу. А то у тебя с головой что-то не того.
- Ну, уж и с головой. А почему бы, в самом деле, елки на Новый год с корнями в кадушки не ставить, а весной в землю не пересаживать? Ведь без всякой пользы рубятся деревья, хотя и для дела вроде....