Шелковенко Александра Юрьевна : другие произведения.

Киевляне в Москве

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    От авторов: В книге "Страна Моксель" Владимир Белинский бессовестно перевирает историю. Он показывает древних москвичей "кровожадными дикарями", а древних русичей - "невинными жертвами". Но так ли всё однозначно? На этот вопрос мы и постарались ответить. Иван Деникин, Александра Шелковенко
  Глава 1. Первопроходцы
  
  Странный это край - берёзы да ели. Промеж ними юлят звериные тропинки: оступишься на такой - и завязнешь в болоте. Двух дружинников так потеряли.
  
  Если бы не Iлля - тучный коренастый туземец племени мурома - не пройти бы тут русинам. Но Iлля - дикарь, сын леса. Пригибается, нюхает воздух, точно зверь, прищуривает глаза... и безошибочно находит очередную оленью стёжку. И ведёт всех за собой, осторожно, прощупывая дорогу ногой. А уж потом машет рукой князю Юрiю.
  
  Так идут киевляне много дней. И тупое, бессмысленное однообразие леса наваливается на них, давит. Одни, вдали от родины и цивилизации, люди дичают. Усталость усыпляет все прочие чувства. И Олекса, как и прочие русины, забывает про абстрактные понятия: "хорошо/плохо", "благородно/бесчестно". Остаются лишь инстинкты. Словно в тумане, вспоминает он разграбленные туземные сёла, убитых дикарей, сожжённые хаты-"iзбушкi". Ни жалости, ни стыда. Что сказал бы папа-священник, если бы узнал про "подвиги" сына? Олекса старается об этом не думать.
  
  Он всматривается в чужой не-руський лес, хоть и знает наперёд: нет там ничего интересного. Или опасного. Волки не отважатся напасть на многочисленный отряд, медведь - тем более. А туземцы... Что с них взять? "Бiднi, добрi дикуни", - говорил о них отец Олекси. И добавлял, что живут они во тьме язычества, и что долг христианина-русина - приблизить их ко Христу.
  
  "От i наближаємо" - мелькает в голове. Злая ирония пересиливает усталость. И вспоминает он перекошенное страхом лицо туземки. И его, Олекси, пощёчину. И треск разрываемой одежды. И дикое пряное наслаждение. А на лице дикарки - лишь боль и нечеловеческий страх. Ни следа ненависти - туземцы ещё не знают, что это такое. Не знают жажды мести.
  
  - Вони живуть у гармонiї з природою, - сказал как-то Добриня. - Iзольованi примiтивнi суспiльства. Iдеал простоти. Агресивнi тенденцiї зведенi до мiнiмуму.
  
  Добриня редко раскрывает рот. А уж по душам говорит с одним лишь Олексой - остальные не поймут. В дружине князя Юрiя собрались, прямо скажем, не философы: хорошо, если читать и писать умеют. А кто ещё попрётся за князем-неудачником в непролозные холодные чащобы?
  
  - Чом ти тут, Поповичу? - спросил как-то Добриня.
  
  - Шукаю пригод, - коротко ответил Олекса, давно привыкший к своему прозвищу.
  
  А Добриня молча кивнул. Проницательный он: сразу понял, что парень не хочет говорить.
  
  А Олекса и сам не смог бы объяснить, почему записался в дружину к Довгорукому. Назло отцу? Но ведь дело не только в этом. Мир посмотреть? Но тогда поехал бы в Константинополь или хотя бы Корсунь - грелся бы сейчас на песочке возле тёплого моря. Обнимал бы стройных смуглых блудниц. А он, как дурак, загнал себя в северные болота и идёт по ним, вечно усталый и полуголодный - потому что много ли отберёшь у небогатых лесных дикарей? Видно, совсем уж плохо пришлось князю Юрiю, если пошёл грабить убогих. А тем более, устраивать тут княжий стол.
  
  
  
  Глава 2. Река Ма-Асква
  
  Река была широкая и мутная. Текла она медленно и лениво. Заболоченные берега поросли редким тростником. Но слева, прямо под обрывом, в неё впадала речушка поменьше - прозрачная, чистенькая, с песчаным неглинистым дном. Будет где напиться.
  
  - Далi не йдемо! - объявил князь Юрiй.
  
  И все вокруг поняли, что тут и будет граница его владений - если можно так назвать многие вёрсты непролазных лесов и болот. А идти далее и правда не имело смысла: сёла становились всё реже, туземцы - всё беднее, а чащи - непроходимее. Даже Iлля начал уже путаться в этом краю: холодные муромские земли казались отсюда благословенным югом.
  
  - Тут буде фортеця, - Довгорукий указал булавой прямо под копыта своего коня.
  
  - Добре мiсце, княже, - одобрил Добриня, как всегда по правую руку князя.
  
  Юрiй недовольно покосился: кто он такой, чтоб оценивать княжьи решения? Но промолчал. Если бы не Добриня, не ушли бы киевляне дальше северной границы Руси. Немолодой и тщедушный, он не только дружинников держал в безоговорочном подчинении, но и туземцами повелевать умел. Напугать залещанского аборигена - проще простого. А вот заставить поступать по-своему - тут нужно умение. А Добриня точно знал, когда надавить, а когда ослабить хватку, как заинтересовать и как поставить на колени. Говорят, это он приручил Iллю.
  
  И будь Добриня почестолюбивей, да ещё и княжьих кровей, мог бы он и сам сколотить дружину, покорить пару племён и стать каким-нибудь Князем Мокшанским или Клязьмянским. К счастью для Юрiя, Добриня - всего лишь боярский сын. А главное, власть, как таковая, его не интересует. Непонятно вообще, почему он, человек образованный и не бедный, впутался в эту историю. Спросить же Олекса не решался.
  
  Князь подал знак, и люди спустились с коней. Приятно всё-таки, размять ноги после долгого перехода, а то и просто повалиться в высокую траву - отдохнуть малость.
  
  - Ожина! - воскликнул Олекса чуть не по-детски.
  
  Не ослабляя лат, поспешил он к высоким колючим ежевичным кустам. И так радостно ему стало, что нашёл на чужбине хоть что-то знакомое! Любимые с детства ягоды таяли во рту.
  
  Утолив первый голод, Олекса поднял голову... и увидел пару бледно-голубых глаз.
  
  Прямо перед ним, локтях в четырёх, стоял человек. Был он низкорослый, в диковинной одежде и с долгой нечёсаной бородой. Типичный туземец. Дикарь с интересом разглядывал незваного гостя. Не прячась. И невдомёк ему было, что жалкая жизнь его в опасности.
  
  - Тут тубiлець, - сообщает Олекса товарищам.
  
  - Тихо, Поповичу, налякаєш! - шепчет Добриня.
  
  Впрочем, напрасно он волнуется: туземец и не думает убегать. Стоит, как пень, и таращит глаза на пришельцев. И улыбается добродушно. Словно отряд конных воинов - не источник опасности, а какой-то занимательный спектакль.
  
  - Tabula rasa, - непонятно бормочет Добриня.
  
  - Я їх вiдучу усмiхатися, - кривится князь.
  
  Добриня лишь пожимает плечами: мол, дело твоё, княже. Он машет рукой и двое дружинников спешат к дикарю и заламывают руки. На лице туземца - изумление. Будто и поверить не может, что люди на такое способны.
  
  - Iлля, перекладай! - приказывает князь.
  
  Iлля вперевалочку подходит к пленнику. И Олекса усмехается: по одежде не отличить муромца от русина, а вот бриться сын леса так и не научился - борода такая же, как и у пойманного залещанина.
  
   Iлля что-то болбочет пленнику. Тот, кажется, понимает. И отвечает на том же непонятном наречии.
  
  - Йÿштерге єго звать, - переводит Iлля. Как ни старается он говорить по-русински, а всё равно выходит неправильно. Речь у него корявая, порой и разобрать сложно. А случается, что и вовсе выдумает какие-то новые слова. - У нiх тут цєлая дєрєвня, за прiгоркам.
  
  "Дєрєвнєй" Iлля называет село - видимо от русинского слова "дерево". И то правда: туземные сёла полностью деревянные.
  
  - Спитай, що це за рiчка! - князь показывает на бОльшую из рек.
  
  Iлля переводит.
  
  - Ма-а-Асква, - смешно выговаривает абориген. И, показав на меньшую, чистую речку, добавляет совсем уже что-то нечленораздельное.
  
  - Ну, це вже занадто, - решает князь Юрiй. - Цю я нарiкаю Неглинкою.
  
  Он потирает гладко выбритый подбородок.
  
  - Годi балакати! - повелевает наконец. - Хай веде нас до свого села! Берiть дикунiв, скiльки впiймаєте, i зганяйте на будову. Та вiзьмiть там щось поїсти!
  
  Добриня молча выехал вперёд и часть отряда - та, что справа, выстроилась за ним. Это его, Добринi, гвардия - "правий sector", как говорит он в шутку.
  
   Князь одобрительно кивает: без Добрыни бы ратники наломали дров. Туземцы нужны живыми, здоровыми и не в очень расстроенных чувствах. А развлечься можно и после.
  
  Iлля обратился к пленному и по-дикарски приказал ему показать "дєрєвню". Тот не отпирался, не таился - даже вроде бы рад был, что чужаки заинтересовались родным селом.
  
  "Бiдолага" - промелькнуло в голове у Олексы - "Не розумiє, дурний, що на нього чекає". Но он сразу же задавил в себе ненужную жалость. Не в церкви они - а на краю неведомой земли. Да и чего варваров жалеть? Нехристи, дикари. "Але ж вони теж люди!" - снова прозвучал в голове голос отца (как всегда некстати).
  
  
  
  Глава 3. Уроки цивилизации
  
  Этим туземцам повезло более других. Жалел их князь: для строительства нужны люди. И потому не разорили их село дотла, да и вообще старались не убивать - и даже не бить понапрасну. В отношении всего остального, Добриня держал войско в ежовых рукавицах: потому и туземки остались всё больше нетронуты киевлянами.
  
  Но человеческая-то природа берёт своё! И дружинники, объединившись небольшими группами, выезжали на ловы - другие "дєрєвнi" искать. Сколько сёл они нашли и что там творили, про то не сказывали. Впрочем, и так ясно. Олекса поехал с ними лишь однажды - и ему не понравилось. Он не понимал бессмысленной жестокости. Ну ладно, пограбили, с туземками "побаловали". Но зачем убивать, мучить? И зачем сжигать их дурацкие деревянные "iзби"? А воины и сами не понимали зачем бесчинствуют. И Олексi показалось, что злило их миролюбие дикарей, мягкость их характера, робость. Словно мстили русины за это!
  
  В лагерь он вернулся задумчивый. И так ему вдруг всё осточертело! И лес этот неестественный, берёзовый. И убогие меховые палатки. И сирый деревянный остов строящейся крепости. А больше всего - эти люди: и преследователи, и жертвы. И злила его жестокость русинов, и бесила безответность туземцев. Хоть раз бы ударили в ответ. Всё равно б не пощадили, но хоть опасались бы - а значит хоть немного уважали б. Но местному дикарю и в голову не придёт сделать больно другому человеку - пусть даже чужаку, захватчику.
  
  Словно больной, развёл Олекса костёр. Долго сидел в одиночестве и смотрел на пламя. Добриня неслышно сел рядом. И неожиданно положил руку на плечё.
  
  - Ковтни, Поповичу, легше буде, - сказал старик, протянув меховую сумку с мёдом.
  
  Олекса глотает хмельной напиток. Становится теплее и спокойнее. Добриня гладит его по голове, по плечу. И убирает руку.
  
  - Ностальгiя, юначе? - говорит тихо.
  
  - Що це таке?
  
  - Туга за домiвкою.
  
  Олекса задумывается на миг.
  
  - Нi, чого нема - того нема, - и как-то само собой так получается, что выкладывает он Добринi всё, что на душе.
  
  Старик качает головой.
  
  - В кожного на землi своя доля, - говорит он тихо. - На все свiй час. Час карати i час мучитись. Час страждати i час мститися.
  
  - Ти про що? - не понимает Олекса.
  
  - Те, що ми тут робимо, то є вкрай небезпечне, - Добриня опускает морщинистое лицо. - Колись за це доведеться платити.
  
  - Хочеш сказати, що нас покарає Бог?
  
  - Це досить ймовiрно. I зробить Вiн це руками наших жертв.
  
  Олекса удивлённо смотрит на него - не рехнулся ли старик? Тот грустно усмехается.
  
  - Тобi здається, що це неможливо, - констатирует Добриня. - Ти думаєш, що тубiльцi назавжди залишаться добрими i тихими. Так?
  
  Олекса кивает.
  
  - Але ж я їх знаю, - сообщает старик. - Це ж я приборкував дикуна-Iллю, я його виховував. I повiр менi - в них є колосальний потенцiал. Вони швидко вчаться. Якби ми навчили їх доброму, подiлилися досягненнями цивiлiзацiї - не було б вдячнiшого народу!
  
  - А ми їх взагалi нiчому не вчимо, - обрывает Олекса.
  
  - Помиляєшся, Поповичу! - очи русина пылают - не то возмущением, не то страхом. - Ми вчимо їх вбивати. А ще - грабувати, ґвалтувати, брехати. I дай Боже, щоб вони не засвоїли урок!
  
  - Поки що вони не навчилися навiть втiкати, - парирует Олекса и сам удивляется презрению в своём голосе.
  
  - Поки що, - Добриня тяжело вздыхает. - Коли вони навчаться, буде пiзно.
  
  
  
  Глава 4. Весна в чужом краю
  
  Даже в этом ледяном краю наступает весна. Олекса уже отчаялся её ждать. Холод убивал его морально. Не хотелось ни двигаться, ни общаться, ни думать. Целыми днями валялся на своём ложе, укрывшись медвежьей шкурой.
  
  Остальные были не в лучшем состоянии. За зиму двое русинов умерло от простуды, а может - от тоски по далёкой родине. Ещё несколько лежали больные. И если бы не Iлля, доставший у аборигенов какие-то туземные лекарства, умерших могло бы быть больше.
  
  Маленькую крепость занесло снегами по самые башни. И если бы аборигены вздумали напасть - им бы ничего не стоило пробраться по сугробам прямо в окно терема и перебить усталых обезволенных русинов. Но такое дикарям и в голову бы не пришло - смирный народ. Делай с ними что хочешь - они и руки не поднимут, чтобы защититься.
  
  Князь Юрiй, не будь дурак, ещё летом вернулся с дружиной в свою Суздальську фортецю, - она и побольше, и поцивилизованней, а главное - южнее, да и к родине ближе. Добриню оставил за старшего, а с ним - маленький гарнизон. "I чом я тут залишився? - думал потом Олекса. - Чом не поїхав з Князем?"
  
  Наверное, боялся за себя: в Суздали всегда будет соблазн вернуться домой, к маме с папой под крылышко. А из этих болот разве сбежишь? Вот и наказание за гордость и трусость - бесконечная нечеловечески холодная зима.
  
  После Пасхи стало как-то легче. Снег начал понемногу таять и на мокрой глинистой земле появились зелёные ростки. На деревьях набухли почки.
  
  - У Києвi зараз вже сади цвiтуть, - вздыхал Олекса.
  
  - Ностальгiя, - понимающе усмехался Добриня. - Перший рiк є найтяжчий.
  
  Видимо он и сам когда-то прошёл через что-то подобное - и не один раз.
  
  - Тобi треба рухатись, - повторял Добриня. - Фiзична активнiсть допомагає перебороти депресiю.
  
  Когда на деревьях зашумели листья, Олекса собрал моральные силы и заставил себя сесть на коня. Доехал до туземного села-"дєрєвнi". Увидев русина, аборигены согнулись в поклоне.
  
  "Дєрєвня" сильно выросла с прошлого лета. Конечно, наиболее гордые и непокорные туземцы убежали прочь и попрятались в лесных чащах. Но на их место неожиданно повалили другие аборигены - попослушнее. Добриня дал им понять: кто работает на русинов и во всём их слушается - того не тронут. Конечно, русин им господин: что захочет, то возьмёт без спроса. А понравится ему какая женщина - лучше не перечить. Но зато не станет ни жечь ни убивать. А будет слишком уж своевольничать - можно пожаловаться Добринє: он такого не любит.
  
  Многих туземцев это устраивало. Они не просто покорились русинам, но и старались во всём подражать хозяевам.
  
  - Трохи гротескно в них це виходить, - говорил Добриня. - Та що поробиш?
  
  Старшим над аборигенами Добриня назначил их соплеменника - туземца Iллю. Iлля подошёл к делу основательно: для начала начал учить их говорить по-русински, а вернее - на диалекте собственного сочинения. Iлля называл это наречие "русскiм язиком". И сколько ему не повторяли, что у киевлян - руська мова, а "язик" - во рту, туземец лишь пожимал могучими плечами.
  
  - Нам зараз не до фiлологiчних аспектiв, - махнул рукой Добриня и больше уж не пытался исправлять "русскiй язик" аборигенов. Хорошо, что хоть так говорят!
  
  Олекса проехал пол-"дєрєвнi", когда конь вдруг заржал, встал на дыбы и скинул всадника.
  
  Очнулся он на лавке, в туземной хате ("iзбє"). Над ним склонилась девушка удивительной красы - омывала ему лоб холодной водой. Встретилась взглядом с Олексой и нежно улыбнулась.
  
  - Как ти сєбя чувствуєш? - сказала она "русскiм язиком" туземцев. - Я так пєрєжiвала...
  
  Завороженный, смотрел Олекса в васильковые глаза незнакомки. Она тоже не отрывалась от него. Прядь золотых волос упала Олексi на щеку. Девушка засмеялась и убрала её.
  
  - Хто ти така? - вымолвил русин.
  
  - Альонушка мєня звать, - она смотрела на него с восторгом и нежностью.
  
  - Оленка... - повторил Олекса на киевский лад.
  
  Он попробовал встать, но тело не слушалось.
  
  
  
  Глава 5. Дикарка
  
  Стоя на башне, Добриня смотрел на ленивую мутную реку. Локтях в пятистах, находился маленький каменистый пляж. Там, по утрам, любили купаться воины. С башни, конечно, мало что было видно, но не зря же дана человеку фантазия. Глядя на фигурки, что плещутся в воде, Добриня представлял себе стройные молодые тела, широкие плечи, налитые мускулы, ноги...
  
  Но сегодня, с самого утра, моросит дождь. Да и холодно нынче. Вот и нет никого на пляже. "Може то й на краще," - думает Добриня. К чему пустые грёзы? Всё равно ведь ничего никогда не выйдет!
  
  За долгие годы, Добриня научился сдерживать свои чувства. "Я свiдомий свого грiха, - повторял он мысленно. - Нiколи не дам йому волю!" И не давал. В юности, чтобы справиться с недопустимыми желаниями, заставил себя учиться лучше других: за книжками да пергаментами как-то не до телесных вожделений. А после и вовсе покинул родину. "Де я тiльки не студiював? - грустно улыбался Добриня. - Європа, Вiзантiя, Халiфат... А розуму не здобув". Изредка встречал Добриня таких же, как он сам. Одни боролись с недугом, другие же говорили: мы - такие как есть, и жить будем так, как хотим! Они скрывались от социума, встречались помеж собою тайно. Их разоблачали - арестовывали, мучили, казнили. Но они - хоть иногда, хоть на миг - были счастливы. Не то, что Добриня.
  
  "Може вони мають рацiю?" - думал он часто. Может настанет день - и без страху выйдут они на улицы больших городов. И будут их многие сотни. И никто-никто не посмеет кинуть в них камень! Может и в Киеве когда-нибудь такое случится. А может - и в этой забытой Богом фортецi, возле реки со странным названием "Маасква".
  
  - Вiтаю, - услышал Добриня и открыл глаза.
  
  - Як справи, Олексо? - улыбнулся он. - Як там твоя аборигенка?
  
  - Хай вона сама тобi скаже, - засмеялся Олекса.
  
  - Здравствуй, начальнiк, - раздался звонкий голос туземки. За миг она уже стояла на башне. Олекса обнял её.
  
  - Обережно, не впадiть, - нахмурился Добриня.
  
  Он знал, что некоторые русины завели себе туземных подруг из числа "русскiх людєй". Но те жили в соседней "дєрєвнє", а кавалеры регулярно наведывались в гости. Один только Олекса додумался поселить дикарку у фортецi. Не нравилось это Добринi, но и остановить безобразие он не мог: Олекса - его единственный друг в этой чащобе.
  
  "Зрештою, я завжди був проти апардеїду, - подумал он, припомнив экзотическое фризское слово, выученное в годы европейских странствий. - Треба ж iнтегрувати дикунiв до нашої цивiлiзацiї. Зробити з них справжнiх русинiв."
  
  Пока он пытался оправдать собственное бездействие высокими гуманитарными идеями, туземка "интегрировалась" по-своему. Как ветер, носилась она по фортецi и всюду совала свой веснущатый носик.
  
  - А чьо ета таакоє? - спрашивала она всех подряд, показывая то на оружие, то на доспехи, то на совсем уже обыденные предметы. Всё вокруг интересовало её.
  
  Вот и сейчас не могла угомониться:
  
  - Расскажи мнє пра Кiєв-ґрад! - воскликнула она ни к селу ни к городу, обращаясь к Добринi.
  
  - Київ - найбiльше мiсто Схiдної Європи, - буркнул Добриня, чтоб отвязаться.
  
  - Ґєйропи? - переспросила девушка.
  
  - Не "ґейропи", а Європи! - виправив Добриня.
  
  - Ґєйропи... - снова сказала Оленка i задумалась на миг. - А кто там ґлавний?
  
  Как-то так всё вышло, что начал Добриня ей рассказывать про русинских князей, в особенности же про Володимира Великого.
  
  - Да єму памятнiк нада паставiть, Владiмiру-то! - вискликнула варварка. - Вон там i паставiм!
  
  И она показала пальцем в лесную чащу. Олекса засмеялся такой наивной непосредственности. Улыбнулся и Добриня, представив себе памятник Святому Володимиру в залещанских дебрях.
  
  - Хєрсанес наш!!! - победоносно закричала Оленка, узнав про взятие города князем Володимиром.
  
  - Херсонес то є вельми сакральне мiсто, - пошутил Добриня.
  
  - Сакральноє мєсто! - повторила залещанка. - Сакральний Хєрсанес!
  
  Олекса вздохнул - мол что с аборигенки возьмёшь? Добриня же рассмеялся. Tabula rasa, дитя природы. Ему нравилось наивное любопытство дикарки. Да и поговорить хотелось. И, опершись поудобнее на стену, Добриня продолжил рассказ про Київську Русь.
  
  
  
  Глава 6. Беспокойство
  
  Чёрный лес казался живым существом. Ветви вековых деревьев напоминали гигантские щупальца - казалось, схватят сейчас и утянут в непроглядную темноту. Олекса перекрестился и побрёл дальше. Кусты царапали ему лицо, рвали одежду. Но он не останавливался. Лишь крепче сжимал в руке факел.
  
  - Я... маю... дiзнатися... - шептал он сам себе.
  
  Странное оцепенение овладело им. Не знал, куда он идёт и зачем, что встретит на пути и вернётся ли живым. Всё это казалось сейчас второстепенным. "Головне - не зупинятися," - стучало в голове.
  
  И всё же он внимательно смотрел под ноги. Чтобы не было как с Добринею. Добриня погиб час назад. Погиб глупо и неожиданно. И необъяснимо.
  
  Олекса вытер лицо от пота. На рукаве осталась кровь - проклятая ссадина на лбу! "Шляк би це трафив!" - выругался он.
  
  А началось всё так невинно! С утра выяснилось, что со склада пропало несколько головок сыра. Сыр был хороший, дарницький, присланный с самой Руси. Поиски ничего не дали. Русины ничего подозрительного не заметили, а туземцы - разумеется, из "русскiх людєй" - лишь отводили взгляд и приговаривали: "Нє знаю, нє вєдаю". Такая реакция показалась странноватой, но Добриня был противником физического воздействия, да и вообще гуманистом. Потому пытать никого не стал. Даже не ударил. Но, краем глаза, следил за происходящим.
  
  Пополудни, среди "русскiх людєй" началось какое-то странное движение. Под тем или иным предлогом, они покидали фортецю.
  
  - Ходiмо на рекогностування - прошептал Добриня.
  
  И они с Олексою пошли в сторону "дєрєвнi". Не спешили, не оглядывались по сторонам. Громко говорили о всяких пустяках. Казалось, что гуляют они просто так, абы ноги размять. В "дєрєвню" даже и не заходили, стали себе на околице и продолжали беседу.
  
  В селении аборигенов также царило оживление. Собравшись маленькими группками, они о чём-то беседовали, порой спорили. Говорили, конечно же, "по-русскi" - родной язык был у них теперь не в чести. Добриня с Олексою неплохо уже понимали "русскiй язик", но тут ничего разобрать не сумели. "Русскiй мiр, русскiй мiр" - эхом доносилось до них.
  
  - Чому вони говорять про мир? - не понял Олекса. - Хiба ж у нас вiйна?
  
  Добриня пожал плечами.
  
  Солнце опускалось за лес. В сумерках всё сложнее было разглядеть аборигенов. И всё тише звучали их голоса. Вот уже и стемнело, а в "дєрєвнє" - ни огонька. Мёртвая тишина окутала селение.
  
  - Там нiкого нема! - воскликнул Олекса.
  
  Добриня положил ему руку на плечо - мол, спокойно, разберёмся. Он стукнул кремнем о кольчугу и зажёг факел. Осторожно побрели они по извилистым улочкам, заглядывая в "iзбушкi". "Дєрєвня" и вправду опустела. Ни души.
  
  - Дивись, - шепнул Добриня.
  
  На пыльной земле остались отпечатки "лаптєй", традиционной обуви аборигенов. Десятки следов. И все вели в одну сторону.
  
  Добриня с Олексою пошли в том же направлении. Так и оказались они в чаще леса. А потом Добриня провалился в яму, вырытую прямо посреди тропинки, и напоролся на врытый в землю деревянный кол. Он умер мгновенно.
  
  Яму вырыли несколько часом назад, словно во сне констатировал Олекса. Земля ещё совсем свежая.
  
  Кто? Зачем? Почему? Туземец не способен на такое! Они смирные, тихие. И мухи не обидят. А уж ставить ловушки на людей...
  
  Может, нечистая сила?
  
  
  
  Глава 7. Поляна
  
  Так и шёл он вперёд по ночному лесу, пока, наконец, не увидел вдалеке неясный свет. Подкрался и замер: посреди поляны горел костёр. Возле костра возвышалось пирамидальное сооружение в человеческий рост. На нём стояла Оленка.
  
  У её ног проходили колонны туземцев. Одна за другой. Колонны были ровные, прямоугольные. Словно армия какая.
  
  - Наша матушка Рассiя всєму свєту галава! - скандировали аборигены.
  
  - На Кiєв, на Галiч! - командовала Олена.
  
  - Ми смєло в бой пойдьом за Русь святую! - откликались "бойцы". У каждого в руке была долгая палка изображавшая, видимо, копьё.
  
  Олекса оторопел. Что это за спектакль? Каков его смысл? Идти войной на Русь... за Русь?
  
  - Не бачу логiки, - прошептал русин.
  
  Олена подняла руку и все затихли.
  
  - Масква, как многа в етом звукє для сєрдца русского слiлось! - провозгласила она.
  
  Аборигены подали ей поднос с сыром. Широко взмахнув рукой, Олена кинула еду в огонь.
  
  - Санкциi! Санкциi! - закричали дикари.
  
  Сыр плавился и горел.
  
  Олекса с ужасом смотрел на происходящее. Что это? Зачем?!
  
  Кусты за спиной зашуршали. Обернуться Олекса не успел - ему заломили руки за спину, закрыли рот.
  
  - А вєдь чурка! - сказал кто-то.
  
  А потом был удар в затылок. И темнота.
  
  
  
  ...
  
  
  
  - Аставьтє нас! - доносится откуда-то из внешнего мира.
  
  Топот множества ног. Шаги удаляются. Тишина.
  
  Кто-то проводит рукой по щеке. Олекса открывает глаза.
  
  - Оленко...
  
  Девушка склонилась над ним. На лице - злая улыбка.
  
  - Оленко, що то було?
  
  - Есть такое поверье: хочешь победить врага - сожги его еду..
  
  - Що?!
  
  - Что слышал. Киевляне пришли на нашу землю. Грабили, убивали, жгли. Вы думали, что всесильны. Но мы быстро учимся. Быстрее, чем вы думаете.
  
  Она переводит дух. Очи сияют.
  
  - Мы станем такими же, как вы - жестокими и безжалостными. Русь будет тут, в Залесье, на Ма-Асквае! А вас мы превратим в младших братьев!
  
  - Оленко, ти мариш!
  
  - Я брежу? - Олена смеётся. - Да что ты вообще про меня знаешь?! Я знаю про тебя всё: где ты родился, кто твой отец, чего ты боялся когда был маленький и о чём мечтаешь теперь. А вот скажи, как меня звали в детстве?
  
  Олекса краснеет.
  
  - Меня звали Асталче, по-русински "красуня"...
  
  
  
  Глава 8. Асталче
  
  Её звали Асталче, что значит "красавица". И имя это ей очень подходило. Высокая, стройная, с долгими золотыми волосами. В васильковых глазах - ум и озорство. Но озорство доброе, весёлое. В каждом её движении была нежная женственность. И в то же время - великая внутренняя сила.
  
  З детства была Асталче непоседой - бегала по лесным тропинкам, купалась в прохладных озёрах, а порой, сплетя из высоких трав специальную сеть от пчёл, лазила по деревьям за диким мёдом.
  
  Жила она в селе, состоящем из трёх приземистых деревянных хат (в Залесье такие называют "iзба"). Не большое село, но и не маленькое. А до соседнего целый день идти надобно. Но слава о красивой и весёлой девушке разнеслась далеко - за целых пять дней пути. Как-то приходили к Асталче свататься, но она лишь расхохоталась по-доброму: хоть и миновала её 16-я зима, а замуж не спешила. Всё ждала, что сама отыщет своего суженого. И будет это парень ей под стать: и красивый, и умный, и добрый. И будет у них любовь на целую жизнь, и много-много детей. Но время шло, а молодец всё не появлялся. Ничего, думала Асталче. Куда спешить?
  
  В то утро вышла она из "iзби" пораньше и пошла в лес собирать грибы. А с ней - Чувар, весёлый белый щенок. И так они вдвоём забегались, заигрались, что не заметили, как время подошло к полудню. Вот идут они к селу, а в руках у Асталче - тяжёлая корзина с грибами да ягодами. И солнце светит ласково. Хорошо!
  
  И вдруг на тропинке видит человека странного вида. Высокий, в железной одежде и такой же шапке. Вроде и мужчина, а бороды нет. И кричит ей что-то по-непонятному.
  
  Чувар, виляя хвостом, кинулся к незнакомцу - для него каждый человек друг. А тот выхватил длинный, в два локтя, нож и перерубил пёсика пополам.
  
  Асталче и вскрикнуть не успела, как пришелец повалил её на землю и навалился сверху. Что было дальше она не могла потом вспомнить. Помнила только резкую невыносимую боль. И внезапный стыд. И что где-то далеко, в селе, раздались нечеловеческие крики ужаса. Кричала ли она сама - того не помнит.
  
  И сама не могла потом понять, как нащупала рукой долгий нож, которым убили Чувара, как подняла такую тяжесть, как вонзила в безбородого колонизатора. Кровь потекла у чужака изо рта. Он захрипел и упал на спину. В карих глазах застыло неимоверное удивление - не ждал он такой смерти.
  
  Долго сидела Асталче в оцепенении. Она убила человека! Как такое возможно? Не могла она такого сделать, это наверное почудилось. Но вот он, чужак, лежит рядом, залитый кровью. Не двигается, не дышит.
  
  И забыла Асталче обо всём. Обняла колени окровавленными руками и дрожала - хоть и тёплый выдался день. И не могла прийти в себя.
  
  А потом услышала голоса - чужие, незнакомые. И слов было не разобрать. Голоса приближались и она поняла - надо прятаться. Подтянула разорванную одежду и бросилась в лес. Тут она дома - каждый кустик знает, каждое дерево. А вот чужаки тут как слепые котята. Затаилась она за пнём и смотрела, как они нашли они труп товарища, как удивились безмерно, как начали кричать и размахивать длинными ножами. Но найти Асталче, конечно же, не смогли. Погрузили мёртвого на коня и убрались восвояси.
  
  От села пахнуло дымом. Асталче пошла туда. Она уже ничему не удивлялась, ничего её не пугало. Как во сне была. Обвела мутным взглядом горящие "iзби". Посмотрела на трупы на земле - все тут были, никто не спасся.
  
  Обернулась - и молча ушла прочь.
  
  ...
  
  
  
  Олексi тяжело на душе. Сердце бьётся, как ненормальное.
  
  - Оленко, я не знав... Пробач...
  
  - Что ты не знал?! Не знал, как ведут себя киевляне в Залесье? Может и не участвовал в этом безобразии?
  
  Олекса опускает голову.
  
  - Поздно каяться. Я грехов не отпускаю - обращайся к папочке. А хочешь знать, что было дальше?
  
  
  
   Глава 9. Родина-мать
  
  - Много ты намучилась, доченька, - вздыхает Яга. - Страшно и подумать, что ты претерпела.
  
  Асталче молча пожимает плечами.
  
  - Много горя принесли нам русины, - продолжает старушка. - И что им не сиделось у себя, на Руси? Зачем пришли к нам, в страну Моксель?
  
  Асталче поднимет голову - очи сверкают, как молнии! А может это просто так кажется - всё-таки зима уже, огонь пылает в очаге, летят искры вверх, тонут в густом дыму. Тесно в "iзбi" у Яги.
  
  - Грабят нас русины, неволят, - качает головою старушка. - И когда эта беда закончится?
  
  - Когда прогоним их к Лоухе! - неожиданно выкрикивает Асталче. - Иначе они не понимают!
  
  Яга смотрит на неё с испугом. Почитай полгода прошло, а девица и далее не в себе. Иногда такое скажет, что и слушать страшно.
  
  - Но этого мало, - тихо продолжает несчастная. - Прогоним - придут снова. Нужно нам самим идти на их Русь - сделать им то, что они делают с нами.
  
  - Что ты такое говоришь, доченька? - ужасается Яга. - Разве можно другому горя желать?
  
  - Можно, - сухо говорит Асталче. - И нужно.
  
  Тяжело Яге такое слушать. Но не даром же она шаманка! Знает, как помочь бедной девочке: надо пойти к Родине-матери и принести ей подношение. Она добрая - поможет исцелить Асталче.
  
  Деревянная хата Яги стоит на сваях, похожих на огромные куриные лапы. Спустившись по лесенке, идут девица со старухой заветной тропинкой. Снег скрипит под ногами, а вокруг - заснеженные ели. Мороз щиплет щёки, подгоняет.
  
  Вот и святилище. Под огромным еловым навесом - деревянная статуя женщины. Руки у неё скрещены на груди. Голова скромно опущена.
  
  - Родина-мать! - говорит Яга. - Заступница наша.
  
  - Заступница! - Асталче вздрагивает от нервного смеха. - Да у неё и оружия-то нет!
  
  Яга с ужасом смотрит на девушку.
  
  - Как же она нас защитит? - не унимается несчастная. - Со скрещенными руками?
  
  - Не обижайся на неё, Родина-мать, - тихо говорит Яга. - Вразуми бедняжку. Вот, дары наши прими...
  
  Она ставит у ног статуи лукошко с сушёными подберёзовиками и подосиновиками. Кланяется до земли и идёт прочь, утягивая за собой Асталче.
  
  С того дня переменилась девушка. Каждое утро идёт в лес с топором, возвращается лишь затемно. Где ходит и что делает - не сказывает. Качает головой Яга - может, на поправку пошла бедняжка?
  
  А весной, как начал снег таять, взяла Асталче Ягу за руку и сама потянула ко святилищу.
  
  - Смотри, что я сделала! - говорит.
  
  А сама аж сияет. И улыбка у неё широкая - как когда-то. Лишь в глазах какие-то странные искорки.
  
  Смотрит Яга - и за сердце хватается: старая Родина-мать порубана на части. А на её месте - новая статуя, вырубленная из цельного дуба.
  
  - Вот наша новая Родина-мать! - говорит Асталче с гордостью. - Ей и поклоняться будем! А старая своё отжила.
  
  У новой Родины волосы распущены, голова гордо поднята. И руки занесены над головой: в одной - щит, а в другой - длинный нож, как у русинов.
  
  - Уж она-то сможет нас защитить! - радуется Асталче. - А подносить ей надо не грибочки и ягоды, а свежую кровь.
  
  И достаёт девица из клети синицу, и мгновенно перерезает ей горло, окропив кровью ноги Родины-матери.
  
  - Что ты, родная... - Яга и слов-то не находит. Страшно ей всё это.
  
  Но Асталче её не слушает, сама с собой говорит:
  
  - Синичка - цвета русинских хоругвей, жёлтая с синим. Придёт день - мы и их принесём в жертву. И поставим нашу Родину-мать у них в Киеве!
  
  Яга тихо плачет.
  
  - Девочка... да ведь ты стала... русинкой... киевлянкой...
  
  А Асталче лишь звонко смеётся.
  
  
  
  Эпилог
  
  - Оленко, не всi русини поганi. На Русi є багато добрих, розумних, щирих людей. Ти ж зрозумiй, князь Юрко набрав покидькiв, пройдисвiтiв!
  
  - Потому что только они и согласились идти в Залесье? А добрым людям не было до нас дела?
  
  - Чому це?
  
  - А тому, что они ничего не сделали, чтобы остановить Долгорукого. Они что, не видели, кто идёт на север?! Не знали, на что способны эти негодяи?! Знали - и промолчали! А может и рады были: очистилась Русь от всякого человеческого мусора! И какое им дело до каких-то там туземцев?! Мы же, для русинов, "грязные дикари", правда?
  
  Олекса не знает, что ответить.
  
  - Мы станем вами, а вы - нами. Русь будет в Ма-Асквае, а киевляне будут нам кланяться. В Киеве мы поставим Родину-Мать и меч её будет касаться вашего неба. По всей Руси забудут русинську мову и заговорят на "русскам язикє"!
  
  - Ну й уява в тебе, - вздыхает Олекса. - Вибач, але це - нiсенiтниця. Ти зовсiм не знаєш нашої цивiлiзацiї, не знайома з нашою культурою. Те що ти кажеш - неможливо у принципi! Анi зараз, анi за тисячу рокiв. Щоб кияни заговорили "на русскам язикє"?! Це ж смiшно!
  
  - Посмiємося за тисячу рокiв. Не буде спокою анi вам, анi країнi вашiй. Чи пригадаєте тодi "славетного" князя Юрка Довгорукого?
  
  - Та хто ж його вважає за славетного?! Так, дрiбний невдаха.
  
  - А чего же ты пошёл за неудачником? Почему ваши русины не посадили его в яму?
  
  - Ми поважаємо права людини.
  
  - А права туземца?! Впрочем, это пустой разговор. Прощай, Альошенька!
  
  - Куди ти?
  
  - В Суздаль, к вашему князю-"неудачнику".
  
  - Навiщо?!
  
  - Увидишь...
  
  Она идёт к дверям.
  
  - Оленко! Кохана моя!
  
  Девушка оборачивается.
  
  - Забудь меня, Альошенька. Забудь навсегда.
  
  Олена исчезает за дверью.
  
  Олекса пытается встать. Ноги почти не слушаются. Голова болит. Шатаясь, он подходит к окну.
  
  На дворе светает. Оленка седлает коня - его коня. Потом садится верхом и едет прочь.
  
  
  
  ...
  
  
  
  Прошло два года. Олекса вернулся на Русь. Живёт в Чернигове, работает летописцем в городской управе. Политикой не интересуется. С отцом помирился. Про Залесье старается не вспоминать.
  
  Лишь изредка доходят до него новости от старых знакомых. Юрко Довгорукий и далее сидит в своей Суздальськiй фортецi и, говорят, провозгласил её "княжим столом". Смешно, конечно, но Олекса не удивляется - очень похоже на князя Юрка. Ещё, вроде бы, женился. И жена, говорят, писаная красавица - светловолосая, голубоглазая. А сама - и умная, и ласковая, и решительная. Недавно родился у них сын. Имя ему - Андрiй.
   Венеция, март 2016
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"