Промозглый осенний ветер завывал в подворотнях и закоулках прибрежного района, теребил скукожившиеся флаги и обвислые паруса на мачтах кораблей, стоящих на приколе у Порто Аттико. Непогода прогнала нищих и бездельников с улиц города, распихала несчастных завсегдатаев пристани по грязным подвалам и дешевым ночлежкам. Лишь один человек, самый горький пьяница и гуляка среди неугомонной местной братии, сжимая в руке полупустую бутылку дешевого рома, спускался вниз по улице Сан Лоренцо. Мужчину звали Джеромо Лактис и он направлялся к портовым складам на виа Дель Молло, невзирая на пробирающий до костей холод и противную слякоть. Две недели назад его вышвырнули с проходившей мимо торговой шхуны. Выгнали Лактиса вполне заслуженно - он еще легко отделался, потому как в условиях открытого моря воровство нередко и вовсе карается смертной казнью. Но Джеромо, как никто другой, умел определять стороны света даже без компаса и при любых погодных условиях (а еще, твердили матросы на судне, он с той же поразительной точностью умел определять - где и что плохо лежит). До поры до времени, дар уберегал его от неизбежной участи вора и мошенника в условиях открытого океана. Но, после очередной и совсем уже наглой кражи прямо из каюты капитана, терпению последнего пришел конец - вахтенные пинками согнали Джеромо с палубы на берег. Так Лактис оказался в незнакомом порту, без денег, и без надежды. И вот сейчас он, голодный, сильно подвыпивший и готовый на все ради звонкой монеты, направлялся к неприметному лазу возле третьего склада Венецианской торговой компании у пристани Боккардо. Каким ветром в его обычно пустую голову надуло весть о том, что этот склад недавно облюбовал для хранения товаров известный торговец антиквариатом Антонио Марцани, доподлинно неизвестно. Но Джеромо искренне надеялся, что предстоящая экспедиция заметно пополнит его кошелек, изрядно опустевший за те дни, которые он провел на берегу.
Но планам Лактиса не суждено было сбыться. Внезапно будто сама вечерняя мгла за спиной Джеромо с негромким шипением уплотнилась, сгустилась, образовав правильный вертикальный овал, парящий над землей. По краям образования заструились фиолетово-серые искры, всполохи мертвенно-бледного света брызнули из центра во все стороны. Неизвестно откуда сразу же потянуло сыростью, вязкий мертвенный запах мигом окутал улицу, растекся по мостовой, тонкими струйками хлынул в подвалы домов. Провал зашипел, затрещал, взвизгнул, как будто само мироздание выпучивалось, корежилось, разрывалось на части. А затем, прямо из мрака неизвестности, на растрескавшуюся старинную брусчатку шагнул... человек? Высокий, неестественно стройный, посреди сумеречного города он казался воплощением невероятной грации и таинственной неведомой силы. Мерцающий в полумраке ореол бледных волос окружал темное лицо, подчеркивая этим ощущение нереальности. Незнакомец быстро осмотрелся по сторонам, несколько раз резко втянул носом воздух, словно принюхиваясь и замер, с интересом разглядывая Джеромо. Сам Лактис ничего этого не видел, так как все произошло у него за спиной, но отчего-то остановился на месте и насторожился. Напряженными, упругими движениями незнакомец приблизился к нетвердо стоящему на ногах пьянчужке, обошел вокруг него и пристально заглянул в глаза. Джеромо неуклюже отшатнулся, попытался отмахнуться, словно увидел самого черта и не поверил в происходящее. В слабом лунном свете вор сумел разглядеть дорогой темно-фиолетовый камзол незнакомого покроя, щедро усыпанный изображениями омерзительных пауков, вышитых серебряными нитями. Великолепную перевязь, изящные ножны и замысловатый эфес клинка, похожий на клубок мерцающей паутины. А еще Джеромо увидел руки незнакомца - изящные, но сильные, моментально сомкнувшиеся на оружие, едва Лактис попробовал сунуть рука за пазуху, стараясь нащупать припрятанный там нож.
- Аль вир'с ло? - произнес незнакомец тягучим низким голосом, - Гро'эхх' ррраххх? Говоришь ли на языке низших, жалкий?
Последние слова, хотя и произнесенные с каким-то странным гортанным акцентом, Джеромо сумел разобрать. Пусть он и был сильно пьян, но подобного обращения не потерпел бы никогда и ни от кого на свете. Однако этот незнакомец отчего-то внушал ему просто животный, панический ужас.
- А? Что? Ах ты, нехристь... - заплетающимся от хмеля языком пробормотал Джеромо, отшатнулся в сторону, швырнул в незнакомца бутылку, и хотел было убежать. Но не успел. Одним неуловимым движением незнакомец выхватил клинок, и лезвие, словно ожившее в умелой руке хозяина, описало невероятную дугу. Джеромо хрипло вскрикнул и тяжело осел на мостовую, безнадежно пытаясь зажать рукой рассеченное до кости горло.
- Я и не надеялся на достойный прием, но встретить сразу по прибытии грязное пьяное животное - это уж слишком, - сквозь зубы процедил незнакомец, одновременно привычным движением добивая бьющегося в агонии Джеромо. Затем убийца равнодушно перешагнул через умирающего человека, отмерял три широких шага вперед, присел на колено, коснулся ладонью земли и прошептал:
- Ну, здравствуй, родина-мать. Мы вернулись, твои прекрасные блудные сыны. Скучала? Завела себе новые игрушки? Они уже беспокоят тебя? Не волнуйся, скоро мир вернется на круги своя. Мы исправим эту досадную ошибку творца, клянусь именем королевы. Так прими в свое лоно дом Заартал'н'Лолт, гордых, неустрашимых и беспощадных эдморов...
Последняя капля теплой человеческой крови, в полутьме улицы казавшаяся вязким сгустком ночного сумрака, сорвалась с острого лезвия и упала на грязную мостовую. Вечернее небо, только что казавшееся спокойным и унылым, вдруг расцвело всполохами ярких вспышек. Молнии прорезали густую завесу облаков и разом ударили в землю. Грохот небесного молота - грома - спустя мгновение отозвался многоголосьем разбитых стекол.
Вслед за этим, из мерцающего овала вышла первая стройная шеренга хмурых грозных воинов. Подошвы сапог из прочной кожи пещерных свипей бесшумно ступали на камни, холодным матовым светом сияли в полумраке обнаженные клинки из закаленной гамуросской стали, зачарованные самой матерью-хранительницей Заартал'н'Лолт. Десятки и сотни, воины шли, заполняя собой переулок дона Перлатти, улицу святого Лоренцо, площадь Феррадо...
К незнакомцу приблизился воин в темно-серой накидке, расшитой красными молниями, скрещенными в центре. Отрапортовав жестом руки, вскинутой к груди, он доложил:
- Первый отряд дома на месте, владетель Кай'ё'Рэт. Ждем ваших приказов.
Незнакомец, названный Кай'ё'Рэтом, поднялся и недоуменно взглянул на воина:
- Осмотрись вокруг, Парай'Орн! Тысячи грязных лачуг, мрачные подворотни и промозглые каменные подвалы. Неужели ты не слышишь, как здешние обитатели умоляют нас об избавлении? Идите и помогите всем этим жалким! Немедленно!
- Слушаюсь, владетель!
Парай'Орн прокричал несколько слов на том же странном языке, воины разбились на группы по три и молча, не издавая ни единого лишнего звука, направились к дверям ближайших домов. Удары ручных таранов срывали двери с петель, на деревянные крыши домов летели ярко пылающие факелы, град стрел из луков и арбалетов осыпал раскрытые окна и тех людей, которые проснулись и в ужасе выбегали из своих жилищ. Но и на улице спасения не было.
А из портала выходили все новые и новые отряды. Командиры получали подробные указания от Парай'Орна и немедля вели угрюмых воинов дальше, в еще не охваченные нападением кварталы. Ветер разносил удушливый запах гари, перепуганные люди метались в пелене дыма, кричали, звали на помощь. А между ними, словно и не замечая жара пламени, внезапно, будто из ниоткуда возникали эдморские убийцы. Не зная пощады, они яростно срубали тяжелыми зазубренными топорами головы ничего не соображающим мужчинам, вспарывали короткими острыми клинками животы кричащих от ужаса женщин, и коротко, резко, неумолимо рассекали беззащитные детские шеи.
Крики и пожары в портовом районе стихли лишь к утру, когда в живых не осталось ни единой человеческой души. А с рассветом воины Кай'ё'Рэта маршировали уже по проспекту Рима, победоносно вступив в верхний город. Самое интересное для эдморов здесь еще только начиналось...
3 марта 1464 года
Неаполь
Буйство красок нежданно разразившейся весенней ярмарки поражало воображение случайного прохожего. Крестьяне с уцелевших окрестных ферм воспользовались защитой стражи Магистрата и навезли целые горы всевозможной провизии - подводы заполнили площадь от края до края. Мастеровые из квартала Сан-Джори выставили палатки, нарочито громко бряцали оружием кузнецы с улицы Пантико, радовали глаз расцветки домотканых пледов и накидок, праздношатающихся горожан донимали навязчивые уличные мимы. Город оживал после долгой холодной зимы и столь же длительной осады, всего месяц назад снятой с Неаполя четвертой ударной имперской армией под предводительство непобедимого "Испанского хитреца" - маршала Амигеля дель Сорро. Войска, с огромным трудом, но весьма незначительными потерями, сумели отбросить эдморских захватчиков всего на пару десятков миль от крепостных стен. Кровопролитные сражения на юго-востоке шли день и ночь, множество отрядов бледноволосых шныряло по окрестным лесам, досаждая армии мелкими стычками и представляя серьезную угрозу фермам - но, все равно, усталые и довольные люди спешили урвать у судьбы свой кусочек счастья.
Мужчина, неспешно гуляющий меж торговых палаток, не походил ни на крестьянина, ни на ремесленника, ни, упаси боже - на доверчивого покупателя. Взгляд его серых бесцветных глаз отстраненно скользил по селянам, горожанам, солдатне. Изредка замирая на редких образцах антиквариата, выставленных для торга собирателями древностей. Но ничего достойного его внимания так и не нашлось.
Он уже хотел покинуть торговую площадь, когда его внимание привлекли угрожающие крики людей на противоположной стороне.
- Утопить гаденыша, да! - требовал первый голос.
- Нет, нет, вздернуть! - настойчиво повторял второй.
- Сжечь его! Непременно сжечь на большом костре! - визгливо прозвучал голос епископа Непольского Мийема Пабуя.
Оставить подобное событие без внимания мужчина не мог. Уверенным шагом он направился к толпе, и при его приближении люди моментально умолкали и почтительно расступались.
- О, у нас высокие гости! Сама Инквизиция пожаловала... - язвительно ухмыльнулся желтизной кривых зубов местный священник, - желаете присоединиться, архимагистр Мартин Ингирами?
- Хочу знать, что происходит, - холодно произнес мужчина.
- Вот, взгляните, поймали бесовское отродье! - не скрывая отвращения, епископ жестом указал на небольшую деревянную клетку. Внутри, на жесткой соломенной подстилке, жалобно скуля и потирая разбитую коленку, из которой сочилась кровь, лежал подросток-эдмор. По человеческим меркам ему можно было дать не больше семи - восьми лет, хотя люди давно уже знали, что бесы живут намного дольше и стареют - гораздо медленнее. Грязный, оборванный, наверняка страшно голодный, он скорчился в углу, обхватив ладонями голову, на которой не было ни единого волоса. Обозленный, полный ненависти взгляд пленника обреченно скользил по лицам людей, окружавших клетку и замирал, натыкаясь на толстые сучковатые палки или остроконечные пики, которыми горожане, с видимым удовольствием, били и кололи подростка.
Несколько долгих секунд Мартин внимательно смотрел на мальчишку, словно пытался проникнуть взглядом под его темно-серую кожу, разглядеть трепыхающееся сердце, пронзить лысый череп и вызнать мысли юного паукопоклонника. Затем резко отвел взгляд и громко спросил:
- Кто поймал его? Кто хозяин раба?
- Я, монсеньер... - неохотно отозвался невысокий плотный мужчина, судя по одежде - охотник... или же браконьер, черт их теперь разберешь. Официально церковь не поощряла владение людьми, но все же статус раба, которым Мартин наградил подростка, давал тому пусть и небольшой, но реальный шанс выжить. Потому как пленных эдморов всегда сжигали. Так захватчикам мстили за издевательства и пытки над людьми, ведь бледноволосые обожали устраивать кровавые оргии и наслаждаться человеческой болью, принося несчастных в жертву темной богине Лолт. Быстрая смерть от зачарованного клинка считалась в те годы редкой удачей.
- Сколько хочешь? - громко произнес Мартин, - Сколько денег хочешь за мальчика! - с ударением на слове "мальчик" прибавил он. Нотки властности отчетливо прозвучали во второй фразе.
- Не знаю... Сто монет? - неуверенно начал новоявленный рабовладелец.
- Вот, возьми, - Мартин отвязал от пояса мешочек и, не глядя, бросил его в сторону хозяина, - Открой клетку.
Охотник подхватил деньги и повиновался. Мальчишка затравленно взглянул на открытую дверцу. Мышцы его напряглись, он еще больше вжался в угол, и пальцы пленника отчаянно ухватили жидкий пучок соломы - никакого другого оружия у него сейчас не было.
Мартин склонился перед клеткой и тихо произнес:
- Если ты убежишь от меня в городе, тебя наверняка схватят и казнят, ведь я уже не смогу оказаться рядом и помочь. Да и денег в моем кошельке не так много, чтобы выкупать глупого мальчишку еще раз. На твоем месте, я бы старался держаться поближе и не отставать. Понял меня?
Пленник размышлял не дольше одного удара сердца, а затем резко кивнул.
- Отлично. Я рад, что мы поняли друг друга, - усмехнулся Мартин, - Я буду звать тебя Араксин. Иди за мной.
Странная пара неторопливо двинулась через площадь: одетый в строгую мантию тайной службы святой католической церкви мужчина в ранге архимагистра и оборвыш-подросток эдморских кровей. Но ни один человек в округе не рискнул хихикнуть или даже просто усмехнуться, глядя им вслед.
Едва закрылась тяжелая дубовая дверь в доме Мартина, как мальчишка отскочил в сторону, опустился на колени и сжался в углу. Архимагистр грустно усмехнулся:
- Боишься? Это нормально. Страх - это хорошее чувство, не боятся только дураки и фанатики. Но я не хочу, чтобы ты вырос ни тем, ни другим.
При слове "вырос" брови мальчишки недоуменно взлетели вверх - кажется, он и не предполагал, что ему суждено остаться в живых. И, наверное, уже размышлял - зачем высокому седому мужчине, наделенному немалой властью среди людей, может понадобиться эдморский подросток. Не иначе, этот архимагистр задумал какую-то особо изощренную пытку.
Словно прочтя мысли оборванца, отец Мартин отпер только что запертый им замок на двери и прошел дальше в дом. Произнеся на ходу:
- Ты свободен, мне не нужны рабы. Только помни, что я говорил о людях в городе. Пойми - твои сородичи принесли им слишком много бед и несчастий. Тебе все равно, но даже я могу их понять. Вот только оправдать - это вряд ли...
Мальчишка, приоткрывший было створку двери, тяжело вздохнул и нехотя закрыл ее.
- А что значит мое имя - Араксин? - негромко произнес он. Но архимагистр все же услышал вопрос. Он выглянул из комнаты, плотно сжал губы, а затем так же тихо ответил:
- Так звали моего сына. Бледноволосые убили его вместе со всей моей семьей. Мы жили в Генуе...
Кадык на шее мужчины резко дернулся, но архимагистр сдержал чувства, рвущиеся наружу.
- Переоденься, наверху есть комната, там остались кое какие вещи сына... И спускайся ужинать. Да, я очень давно ни с кем не делил пищу у себя дома, поэтому ложка у нас будет одна на двоих. Прости... - с этими словами он обернулся и исчез за дверью комнаты.
Подросток медленно встал на ноги, задумчиво почесал затылок и еле слышно прошептал:
- А что такое - ложка, и зачем она нужна?
Прежде он всегда ел только руками и никогда еще не жил в настоящем каменном доме.
Окрестности Рима
4 августа 1473 года
Сумерки укутали отвесный берег Тибра, невесомой тенью струилась дымка над разогретой за день водой. Скрылась в полумраке старая деревянная пристань, унылые бараки черни и пустующие склады торговцев. Утихли звуки, угасли краски - лишь завораживающе серебрилась лунная дорожка на поверхности вечной реки. Беспокойный день, полный тревог и волнений, растворился в океане вечности - весь, без остатка.
Юный Араксин Ингирами даже не старался двигаться бесшумно. Это умение, впитанное сыновьями Лолт вместе с молоком матери, давало о себе знать - ни единый звук не нарушил спокойствия и умиротворения, царившего вокруг. Юноша подошел к обрыву, расстелил на шершавом песке тонкую накидку и присел на колени, словно вознося хвалу многоногой темной богине. Так прошло немного времени... Ровно столько, чтобы Араксин смог убедиться в отсутствии слежки или же случайных прохожих. Тогда он встал, свернул накидку, направился к ближайшему хлипкому сараю, отодвинул одну из досок и через мгновенье скрылся внутри.
В неровном, дрожащем свете масляной лампы, буквы ложились на лист неровно, строки толкались, сталкивались, словно хотели помешать друг дружке. Юный Ингирами старался, как мог, надеясь, что учитель сумеет пробиться сквозь корявый почерк и слабое знание латыни. Дописав, он еще раз бегло перечитал донесение вслух, опасаясь, что в спешке мог упустить какие-либо важные детали:
-... пятого числа месяца аугустуса, ...собор святого Петра, ... свой человек среди братии откроет ворота, ...за час до полуночи, ...цель - маршал дель Сорро.
Убедившись, что все в порядке, юноша свернул лист вчетверо и затолкал в узкую щель меж полом и стеной. Именно отсюда ее должен рано утром забрать гонец тайной службы и доставить лично архимагистру Мартину. Тогда у маршала будет еще целый день на то, чтобы подготовится к нападению, а у Араксина - чтобы незаметно исчезнуть.
Все также бесшумно, юноша выскользнул из сарая и еле заметной лесной тропинкой вернулся в лагерь. Храбрые воины-эдморы крепко спали, уютно устроившись в походных спальниках - свиная кожа и овечья шерсть оказались не хуже, чем истлевшие под гнетом времени плетеные мешки из пушистой невесомой паутины арамехов.
Не дремал лишь караульный. Остановив юношу жестом, он шепотом спросил:
- Хорошо помолился владычице? Готов завтра умереть за нее?
- Да, готов! - тихо, но уверенно ответил Араксин, - но только я постараюсь остаться в живых. Моя жизнь и мой клинок принесет больше пользы хранителям, чем глупая и бессмысленная смерть.
- Ну, да... Твоя правда, - нехотя кивнул часовой.
Засыпая, юноша повторил про себя молитву, произнесенную на берегу. Правда здесь, среди бледноволосых, он не мог рисковать и потому не перекрестился, завершая разговор с Богом. По этой же причине он не носил и крест.
Окрестности Рима
5 августа 1473 года
Еще не проснулись жаворонки, когда юношу разбудил болезненный пинок под ребра. Уже через мгновение он - в полной готовности, одетый, обутый и вооруженный - пережевывал скудный полевой завтрак, давясь и едва успевая запивать черствую пшеничную лепешку горьковатым настоем тысячецвета. Вокруг сновали воины - убирали следы ночевки, точили узкие короткие клинки и смазывали смертельным паучьим ядом наконечники стрел.
Не успел Араксин проглотить последний кусочек, когда к нему подошли трое: двое воинов, имена которых юноша не успел еще запомнить и Марсалорн - предводитель отряда и самый опытный боец в группе.
- Араксин, ты пойдешь в тройке с Мирсулом и Зарланом! - распорядился главный. - Вы должны пробраться в город и в назначенное время оказаться на площади перед храмом Святого Петра. Мимо стражи Магистрата через ворота вам, конечно, не пробраться, но я объяснил Мирсулу, как найти потайной лаз под городской стеной. Это часть старых катакомб, которые вырыли еще первые христиане - по этому ходу они незаметно покидали город, чтобы поклонятся своему беспомощному распятому мессии, и возвращались назад, избегая попадать на глаза римской страже. Древние правители империи не очень-то любили святош, и правильно делали, между прочим. Пусть теперь эти труды праведные против них же и сыграют, хе-хе... - злорадно рассмеялся эдморский воин.
Брови Араксина на мгновение взлетели верх - тайная служба, конечно же, знала о существовании подземелий в Риме. Но архимагистр Мартин пребывал в абсолютной уверенности, что все проходы, ведущие наружу, уже давным-давно завалены или замурованы. Между тем Марсалорн продолжал:
- По этому проходу вы попадете в заброшенный колодец на заднем дворе одного трактира. Хозяина мы уже подкупили, он пустит вас в дом и подберет одежду уличных комедиантов. Переоденьтесь, намажьте белым гримом лицо и руки, наденьте парики - так меньше шансов, что вас узнают. Хозяин покажет дорогу, пойдете на улицу Машерино. Укроетесь в предпоследнем доме перед выходом на площадь. Дом сейчас пустует, останетесь там до вечера. В половине восьмого к вам присоединяться остальные и тогда выдвигаемся на позиции. Все ясно?
- Да! - дружно кивнула троица, и уже через несколько минут маленький отряд отправился в путь.
Попасть в город оказалось много проще, чем того ожидал юный Ингирами. Но подкоп, безусловно, могли бы вырыть и пошире. Однако и так, не обремененные от природы лишним весом, эдморцы всего за час проползли добрые полмили по низкому тоннелю, по колено заполненному грязной вонючей водой. Отыграли костяшками пальцев условленную дробь на задней двери таверны и спустя три вздоха услышали скрежет отпираемого замка. Хозяин, невысокий полный и традиционно лысоватый итальяшка, жадно выхватил из рук Мирсула мешочек с золотом, и, бормоча что-то на своем бестолковом языке, буквально запихал эдморов внутрь. Костюмы оказались малы, обувь натирала ступни, а слишком жидкий грим норовил слезть и показать миру истинный цвет кожи новоявленных комедиантов. Но за долгие годы войны захватчики привыкли к вечной неустроенности и сносили неудобства молча. Все окупится сторицей, если сегодня получится убить одного из лучших маршалов имперской армии. Это деморализует силы людей и позволит повелителю Коё победить в предстоящем сражении за Рим. Если падет столица - сопротивление людей угаснет, и вскоре уже вся объединенная Европа ляжет у ног дома Заартал.
Ах, если бы владетель Кай'ё'Рэт знал, что молниеносная атака и уничтожение Генуи вовсе не станет началом победоносного шествия эдморов по миру людей. Долгие годы слились в века с тех пор, как последний из расы перворожденных покинул эту землю. Люди давно стали другими...
Но первые доклады разведки, казалось, предвещали легкую победу - население близлежащих земель оказалось раздроблено на небольшие города-государства, не имело единого руководящего центра и сколь либо серьезной армии. В результате, молниеносный бросок Кай'ё'Рэта на юг позволил без труда захватить и полностью уничтожить несколько крупных поселений - под натиском захватчиков пали Болонья и Флоренция, Анкона и Перуджа. В плотном кольце блокады оказался Рим, передовые отряды бледноволосых подошли вплотную к Неаполю. Беспощадность воинов и коварство магии Лолт не знали преград. Казалось, еще немного и весь мир падет ниц пред могуществом новых хозяев.
Но внезапно нашлась в мире сила, которая смогла объединить вечно враждующие мелкие поселения, и они начали быстро сливаться в единое государство под знаменем святой католической церкви. Страх перед захватчиками, которых люди моментально окрестили адскими демонами за цвет волос и кожи, сплотил человеческую империю буквально за несколько лет. Первому римскому императору-папе даже не пришлось очень сильно стараться. Отчаявшиеся люди готовы были пойти за любым сильным лидером, лишь бы победить в этой войне - ведь на кону стояло выживание людей как расы. А с дальних окраин объединенной империи на помощь шли все новые и новые отряды человеческих воинов. В ряды католической армии становились германцы и французы, австрийцы и венгры, сербы и даже русские казаки. Так, спустя тридцать девять лет после открытия портала, вместо разрозненного стада вчерашних потомков животных, Кай'ё'Рэт воевал уже с огромной страной, имевшей жесткую иерархию власти и многочисленную армию, дисциплинированную и неплохо обученную. Молниеносное наступление захлебнулось в море человеческой крови. Люди ни капельки не торопились сдать свою землю на откуп пришельцам из-за барьера миров. Магия бледноволосых всегда славилась своим коварством и изощренной жестокостью. Зачарованные клинки воинов помнило вкус крови тысяч и тысяч жертв, но - людей оказалось слишком много! Правда, и это не остановило бы наступление армии дома Заартал'н'Лолт, если бы на сторону людей не встало само мироздание. По непонятным причинам портал в родной мир эдморов закрылся. Подкрепление от дружественных домов-кланов осталось за барьером. Лучшие хранительницы дома Заартал вынуждено покинули поля сражений и принялись искать причину столь неожиданного явления. А в это время имперская армия раз за разом наносила поражения Кай'ё'Рэту. И вот сейчас у бледноволосых появился отличная возможность перетянуть удачу к себе. Если имперская армия лишится столь умелого и талантливого военачальника накануне главного сражения, исход битвы за столицу новой империи будет предрешен. Такой прекрасной возможности Кай'ё'Рэт ждал очень давно, и именно поэтому Араксина посчитал, что передать сведения о готовящемся убийстве в канцелярию тайной службы - крайне важно.
Но сейчас он напряженно ждал - сидел на полу, расстелив полевую накидку, и сосредоточенно изучал подробную схему внутренних покоев собора Святого Петра. Комната маршала была обведена жирными линиями - подкупленные эдмора мелкие церковные служки, за определенное количество презренного желтого металла, сумели выведать эту тайну, весьма тщательно охраняемую стражей инквизиции. Если бы не продажность людей в целом, и некоторых высокопоставленных чиновников империи в частности, воевать против них стало бы гораздо труднее.
Спутники Араксина тоже не теряли времени даром. Мирсул внимательно наблюдал за улицей, переходя от одного окна к другому. Зарлан только что закончил шлифовать и теперь вновь смазывал ядом кинжал, которым он хладнокровно убил хозяина таверны, едва тот выполнил свою часть сделки. Обычно бледноволосые так не поступали, иначе никто бы не стал иметь с ними дела. Но сегодняшнее нападение было слишком важным, а как иначе получить гарантию того, что жадный итальяшка не побежит в тайную службу, надеясь еще раз перепродать важную информацию?
День тянулся невыносимо медленно, а подходящего момента, чтобы незаметно скрыться, никак не находилось. Араксин всерьез начал волноваться - часы на стене показывали уже около восьми, а никаких стоящих идей в голову так и не пришло. Мирсул и Зарлан постоянно находились рядом, ускользнуть от лучших эдморских разведчиков не представлялось возможным, а времени оставалось все меньше и меньше. Юноша помнил, что архимагистр Мартин, приемный отец и наставник юноши, строго наказал ему любым путем избежать проникновения внутрь собора. В суматохе боя юного эдмора легко могли убить, приняв за врага, а терять столь ценного помощника, да еще приемного сына, глава тайной службы вовсе не собирался. Однако юноша ни на мгновение не оставался один, и постоянно находился в поле зрения своих товарищей, как будто им приказали неотрывно следить на юным Ингирами.
Гулкий бой часов заставил Араксина вздрогнуть от неожиданности - пробило восемь. Сразу вслед за этим раздался условленный стук. В открытую дверь ввалились еще четверо эдморов, закутанные с ног до головы в яркие пестрые наряды восточных танцовщиц.
- На переодевание - две минуты, затем выходим! - одной из красавиц оказался Парай'Орн, командир отряда убийц и доверенное лицо самого Кай'ё'Рэта. Сердце юного Ингирами забилось сильнее - теперь скрыться не удастся, придется идти в собор. Иначе его раскроют и немедленно убьют.
Внутреннее убранство храма вовсе не поражало роскошью или великолепием - длительная война истощила богатства страны. Сейчас собор больше напоминал военный штаб действующей армии, чем главную католическую святыню. Война, как всегда, преобразила все на свете. Впрочем, в данном случае церкви скорее повезло. До начала войны между людьми и эдморами, католичество не имело и сотой доли той власти, которую получило теперь. Этот храм не так давно представлял собой лишь небольшую базилику с останками апостола Петра. Сейчас же он монументально возвышался над окрестностями, став центром сопротивления всего человечества.
Прячась в рваных складках теней, живущих во внутренних покоях собора там, где не горели редкие смоляные факелы, убийцы быстро двигались по боковому коридору храма. Стражники, охранявшие запасной выход из здания, были мертвы - они не успели даже опомниться и вытащить оружие, когда из шумной галдящей толпы уличных артистов в них полетели тяжелые короткие дротики, пущенные умелой рукой Марсалорна. А вскрыть замок на двери, сделанный всего лишь лучшими умельцами из числа людей, для Мирсула оказалось и вовсе плевым делом.
Парай'Орн, лично спланировавший нападение, продумал все до мельчайших деталей - как проникнуть внутрь, как обойти тайные посты стражи, где расправится с маршалом и даже каким образом незаметно покинуть здание. Не учел он лишь одного - Амигель дель Сорро уже давным-давно покинул храм, в его покоях бледноволосых ожидает засада, а все пути к отступлению перекрыты лучшими бойцами имперской гвардии. Знал об этом лишь Араксин... Знал и никак не мог сообразить - что и как предпринять, чтобы спастись. Но тяжелое дыхание Зарлана, бегущего позади, сводило на нет любые попытки скрыться или избежать схватки. Оставалось резво перебирать ногами, стараясь не отстать от маячащей впереди широкой спины Мирсула.
Они пересекали небольшую залу, расположенную еще довольно далеко от покоев маршала, когда резкий свист арбалетных болтов ударил по чувствительным ушам Араксина. Эдморы среагировали молниеносно, но двигаться быстрее стрел не могли даже они - двое воинов, шидших первыми, замертво рухнули на красивый мраморный пол. Вслед за этим под потолком ярко вспыхнули факелы, заливая все вокруг желтым дрожащим светом и лишая, тем самым, бледноволосых убийц своих естественных преимуществ. По стенам взметнулись резкие колючие тени, ощерились зачарованные клинки, тонко запела в предчувствии свежей крови гамуросская сталь - схватка в соборе началась. Около двух десятков вооруженных гвардейцев бросились на немногочисленный отряд эдморов из боковых дверей залы, имперские воины на верхнем ярусе спешно перезаряжали арбалеты - на их лицах блестел пот, и они изо всех сил крутили тугую рукоятку блока, натягивая струну. Они торопились, ведь пара точных выстрелов могла бы существенно облегчить бой для тех, кто дрался с эдморами мечами и кинжалами. А гвардейцы, заключив отряд убийц в круг, методично наносили удары, стараясь переиграть умелых и бесстрашных темнокожих воинов.
Юный Ингирами несколько раз пытался увернуться, выскользнуть из горячки боя и незаметно скрыться в каком-нибудь укромном месте, но невероятным образом каждый раз оказывался в гуще событий. Он не мог драться с людьми, его вера и его чувства не позволяли ему причинить вред человеку, но иного выхода сейчас не было - или он убьет, или убьют его...
Вот только в рукопашной схватке бледноволосые заметно превосходили людей. Раз за разом на изящный пол собора падали воины империи, раз за разом удовлетворенно выкрикивали победный клич эдморы.
На миг Араксин встретился взглядом с командиром гвардейцев. Тот стоял на верхнем ярусе балюстрады, и лютая ненависть до краев наполняла красным его глаза. И этот взгляд, на понятном лишь воинам языке сказал Араксину - я убью тебя. Юноша отшатнулся в сторону, словно отгоняя видение. Махнул клинком наотмашь, отбрасывая очередного атакующего, и случайно задел шейную артерию гвардейца лезвием кинжала, зажатым в другой руке. Воин с хриплым криком упал на пол, обливаясь хлынувшей кровью, и Араксин услышал полный ярости вопль - кричал командир. Вслед за этим он спрыгнул вниз, выхватил длинный тонкий клинок, почти такой же, как у эдморов, и одним точным выпадом пронзил бледноволосого бойца, отправив его к тем двум товарищам, что лежали неподвижно. А уже через мгновение теснил в угол комнаты еще одного эдмора. Превосходство в схватке внезапно перешло к людям...
Юный Ингирами и сам не помнил, каким чудом сумел тогда выбраться из собора, добежать по ночным улицам до постоялого двора и нырнуть в спасительный лаз. На шатающихся от усталости ногах он брел по окрестным полям, надеясь добраться до фермы Аброзия Ферлио. Он гостил там всего неделю назад, когда хозяин фермы и отец обсуждали между собой маршрут, по которому Араксину предстояло скрыться от возможного преследования. Всего проработали четыре маршрута отступления, но Араксин решил воспользоваться именно этим - ферма располагалась ближе всего от города, да и, что греха таить, обворожительная Люция, дочка Амброзия, очень приглянулась юному эдмору. Впрочем, и девушка не раз дарила улыбку угрюмому и малообщительному чужаку, который непостижимым образом тронул сердце красавицы. Может потому, что юный Ингирами, как никто другой, знал истинную цену свободе и счастью...
Из последних сил юноша постучал в двери и прислонился к стене, опершись на спину. Отер дрожащей от усталости ладонью испарину со лба, отбросил в кусты окровавленный клинок и замер в ожидании. Через мгновение дверь открылась и Араксин, почти без сознания, ввалился в дом. Он и представить не мог, что по его следу, не останавливаясь ни на мгновение, идет командир особого отряда гвардейцев граф Лиентин дель Моргл. Он поклялся, что проклятый бледноволосый, которого он запомнил время схватки в соборе, умрет самой ужасной смертью на свете.
Ферма Амброзия Ферлио
6 августа 1473 года
Розовый куст благоухал, наполняя воздух неповторимым ароматом весны и любви. Раны на теле эдмора затягивались быстро, и сейчас Араксин уже вполне самостоятельно передвигался на ногах, любуясь очаровательным профилем красавицы Люции. Девушка отказывалась идти на прогулку, опасаясь за здоровье юноши, но он все же настоял, уверяя - что чувствует себя превосходно. Хотя иногда чуть заметно спотыкался и хватался рукой за стволы деревьев, окружающих живописную лесную тропинку.
Молодые отправились на берег реки, прошли по узкой песчаной полосе на высоком берегу Тибра, спустились к самой воде и больше часа беззаботно плескались в теплой, прозрачной воде. Араксин все никак не мог насмотреться на красавицу - дочку фермера, и поэтому домой они вернулись лишь под вечер.
Еще только подходя к дому, юный Ингирами нутром почуял неладное. Он жестами остановил Люцию и попросил ее не издавать звуков, а сам, осторожно подошел к двери. Приложил ухо к замочной скважине и так замер на некоторое время. Затем, словно успокоившись, медленно отворил створку... и дернулся всем телом, рванулся вперед, резко крикнул так, что стаи окрестных ворон разом взвились в воздух. В доме все оказалось перевернуто вверх дном, старинная резная мебель сломана, дорогая венецианская посуда разбита... Но эти мелочи не имели теперь никакого значения - ведь хозяин дома, его супруга и младшая дочь, с ног до головы покрытые кровью, лежали на большом круглом столе в гостиной. Они еще дышали, но страшные открытые раны на их телах говорили только об одном - им не выжить. А напротив входа, наведя на Араксина взведенный арбалет, сидел в кресле командир гвардейцев, которого юноша видел в соборе.
- Ну, вот ты и вернулся, гаденыш, - скривив рот, произнес граф дель Моргл, - я уже отомстил твоим друзьям-пособникам за смерть моих людей, а сейчас приготовься сдохнуть и ты, бесовское отродье!
Араксин мог бы сказать этому безумному вояке много разных умных и правильных слов о том, что они не противники, и что схватка в соборе - всего лишь нелепая случайность. Но говорить почему-то расхотелось, а черная эдморская кровь на мгновение вытеснила из разума юноши все, чему долгими вечерами учил мальчика мудрый отец Мартин. Он прыгнул, прекрасно зная, что не успеет обогнать болт. Но он слишком сильно хотел добраться до тонкой открытой полоски в дорогих стальных доспехах, за которой виднелось горло чудовища в обличье человека, сидящего напротив. Очень сильно хотел.
Болт разрезал воздух стремительной молнией, блеснул в лучах заходящего солнца и глухо ткнулся во что-то позади. И тут же раздался хриплый сдавленный стон. Араксин, рискуя получить смертельный удар, исхитрился и взглянул назад. И обмер - беспомощно шаря рукой по косяку и пытаясь удержаться на ногах, на землю оседала Люция. Колючее оперение болта торчало прямо посередине ее груди, заливая красным роскошную белизну дорогого китайского шелка.
Больше юный Ингирами не стал терять ни мгновения. Взвившись коршуном, он в сумасшедшем прыжке загнал острие клинка в горло чудовищу, по иронии судьбы родившегося человеком.
Предместья Парижа
4 сентября 1478 года
Далеко в прошлом остался проклятый Италийский полуостров, понемногу утихла боль в сердце, растаяли в тумане времени события пятилетней давности. Хоть память эдморов и гораздо яснее человеческой, но если ты сам очень хочешь забыть, то на свете нет ничего невозможного. А еще из памяти и сердца навсегда вычеркнул отец и все учение святой католической церкви. Потому, что даже сам человеческий бог не смог защитить ни себя, ни самую чистую и безвинную из всех своих дочерей своих. Чего же тогда ожидать другим?
Сейчас Араксин служил в особом тайном отряде бледноволосых, охранявших семью Лор'н'рины Лолт, матери-хранительницы дома Заратал. Попал он туда совершенно случайно, сразу после того, как вышел из тюрьмы, где просидел четыре года за убийство графа, и отрекся от приемного отца - архимагистра Мартина. Араксину грозило гораздо более серьезное наказание за гибель дворянина, но благодаря протекции руководства Инквизиции, срок удалось существенно скостить. Однако юноша уже не оценил должным образом вмешательства Мартина - в его душе вместо благодарности жила только пустота и разочарование.
После сокрушительного разгрома армии Кай'ё'Рэта в битве за Рим, война между людьми и эдморами сама по себе незаметно начала стихать. Единой могучей армии дома Заартал больше не существовало. И хотя небольшие разрозненные отряды вчерашних грозных захватчиков еще шныряли по разоренной войной и болезнями стране, приближенные и личная охрана хранительницы дома покинули материк и обосновались на острове Сицилия. А оставшиеся в живых бывшие воины паучьей королевы стали расползаться по стране, потихоньку обосновываться в маленьких уединенных селениях, нередко заводить семьи и даже рожать детей от девушек человеческого рода. Встретить на дороге темнокожего и бледноволосого эдмора, ныне беззаботно возделывающего землю или примерно работающего на хозяина-человека, стало не такой уж большой редкостью. К ним, как и ранее к варварам с севера и востока, постепенно все привыкли.
Не смирился с таким положение дел лишь один только Араксин. Он не верил больше в наивные проповеди христианских священников, но и безумная магия темной богини совсем не прельщала его. Решив, в конце концов, стать простым наемником, он, тем не менее, волею случая оказался на службе именно у своих сородичей. И сейчас, если те обрывки разговоров, которые он намеренно выведывал при каждом удобном случае, не обманывали - он сопровождал в тайную поездку по Европе младшую дочь самой владычицы дома.
Еще слухи донесли, что хранительницы наконец-то сумели придумать хитроумный способ открыть порталы в мир, откуда пришли неудачливые завоеватели. Это меняло многое - если сейчас в этот мир придут армии дружественных домов, неустойчивый баланс немедленно рухнет. Вновь пожаром вспыхнет едва угасшая ненависть, опять начнется война, прольются реки крови с обеих сторон...
Юный Ингирами не хотел этого. Он уже не верил в безоговорочную победу эдморов и боялся, что после новой волны насилия, люди не остановятся и уничтожат оставшихся бледноволосых. Ведь избежать массовой гибели после разгрома в битве за Рим удалось лишь выплатой огромной контрибуции из богатой некогда казны дома. Даже побежденные, воины были нужны владычице гораздо больше, чем презренные желтые слитки металла.
Оставалась последняя ночь - утром отряд намеревался войти в предместья французской столицы. Араксину не спалось. Он чувствовал приближение чего-то непостижимого, таинственного. А еще - юноша стал замечать непонятные пристальные взгляды, которыми его награждали служители культа Лолт. Причины такого отношения пока оставались для него загадкой, которую требовалось разгадать во чтобы-то ни стало.
Главный шатер хранительницы установили на вершине пологого холма, обильно заросшего бурьяном, со всех сторон расположились четыре усиленных дозора стражи. Проскользнуть незамеченным меж постов элитных эдморских воинов не сумел бы никто, потому Араксин еще вечером незаметно подсыпал в пару бутылок молодого виноградного вина надежное сонное зелье. Распитое вместе с караульными, зелье подействовало немедленно, и если бы юноша заранее не принял настой песчаного корня, противодействующий зелью, лежать бы ему сейчас точно так же - вповалку меж брошенных наземь клинков. Все прошло замечательно - кое-чему юношу все же успел научить архимагистр Мартин, в тайне от собратьев по службе изучавший наследие знахарей и ведьм, живших среди людей.
Миновав караульных, спящих глубоким сном, юный Ингирами подполз к шатру, приложил ухо к ткани и услышал голоса:
- Для того, чтобы чары сработали, нужна темная душа, добровольно принесенная в жертву! Мать сказала, что это обязательное условие, иначе заклятие не сработает, - надменный и чуть визгливый голос наверняка принадлежал хранительнице. Араксина всего аж передернуло от презрительных эманаций, которые вполне осязаемо излучала юная Раслин'на Лолт.
- Это невероятная глупость, госпожа! Уж поверьте, госпожа, никто из нашего племени не согласится умереть добровольно. Даже если предположить, что у нас есть души, в чем лично я весьма сильно сомневаюсь, - Араксин сразу же узнал собеседника хранительницы, пускай он слышал этот голос всего один раз в жизни.
- Ваши предположения не играют сейчас никакой роли, владетель. Есть условие и вы должны его выполнить. Совет хранителей и сама мать с огромным трудом получили секрет заклятия, и я не собираюсь обсуждать с вами деталей. Или владетель забыл слова клятвы, принесенные на алтаре королевы Лолт? - в голосе Раслин'ны недвусмысленно прозвучали угрожающие нотки.
- Что ж, у меня есть на примете один юнец. Есть у него душа, или нет - не так уж и важно, потому что для него смерть может стать лучшим выбором. Я знаю о нем все - люди внушили ему веру в своего беспомощного бога, а затем гнусно надругались над его чувствами и желаниями. Я уверен, что в его сердце до сих пор живет мечта о мести. Он должен ненавидеть людей гораздо больше, чем даже мы...
- Не знаю, что чувствуете вы, но я людей всего лишь презираю. Ненавидеть можно только равного себе, а люди - они так мало отличаются от животных. Даже их глупая вера... Кстати, ваша идея превосходна - открыть портал в подземельях главного собора Парижа, и показать наивным людишкам, что бесы могут войти в любое место, даже в храм. Представляю себе лица католических святош - им нечего будет ответить, люди перестанут подчиняться церкви и тогда имперская армия развалится изнутри. Просо гениальная идея, владетель!
- Благодарю вас, Раслин'на. Я старался...
- И у вас получилось. Действуйте, владетель Кай'ё'Рэт. Я верю в нашу победу!
- Рад служить вам, хранительница!
На этом разговор закончился, раздались удаляющиеся тяжелые шаги и юноша постарался как можно скорее убраться восвояси, опасаясь попасться на глаза страже. Все, что нужно, он уже узнал и почти сразу догадался, что речь идет именно о нем. Ведь никто другой из свиты хранительницы никак не подходил под описание. Вот только хочет ли он, чтобы бледноволосые вновь наполнили этот мир реками крови и мерзкими отвратительными обрядами во славу темной паучьей королеве?
Араксин вернулся в свою палатку, не раздеваясь лег в походный спальник и крепко задумался. Выходило, что бледноволосые действительно обнаружили способ вновь открыть портал. Ведь не устроили же Кай'ё'Рэт и Раслин'на эту поездку для лишь для того, чтобы таким хитроумным способом убить его? Даже если бы узнали, что однажды именно благодаря юноше отряд лучших убийц дом попал в засаду - наверняка нашлись бы методы и попроще. Хотя - судя по словам Кай'ё'Рэта, он кое-что все-таки знал о прошлом юного Ингирами! И при этом никак не проявил этого знания, напротив - взял юношу в охрану семьи самой главной хранительницы дома. Значит, слухи не врали и подкрепление для армии эдморов очень скоро может ступить на землю этого мира. И война вспухнет с новой силой...
Араксин встал и принялся массировать виски кончиками пальцев, разгоняя застоявшуюся кровь. Неужели только от него одного сейчас зависело будущее этой земли, которую люди называли Европой? Если он согласится, то портал откроется сейчас, если откажется и сбежит - то требуемой жертвой станет кто-то другой и эдморы так или иначе заполучат себе энергию темной души, которая откроет врата. Что же делать? Как обмануть Кай'ё'Рэт, каким образом помешать планам владетеля и юной хранительницы?
А может, действительно - это самый лучший выход для него? Умереть во славу темной богини, как и предписано с рождения любому эдмору из дома Заартал? Открыть портал и уничтожить людей, обманувших его и отнявших у него мечту о счастье и любви? Они ведь вполне этого заслуживают - их подлость, низость и предательство не раз открывало запертые двери и впускало смерть и опустошение в города, поселения, дома... Сколько людей погибло из-за того, что каждый человек думал в первую очередь только о себе и своей корысти. О мелкой выгоде, которую ему посулят эдморские шпионы! А взамен - без каких либо угрызений совести продаст соседа, друга и уж тем более случайного незнакомого человека. И разве не заслужил мучительную смерть проклятый граф дель Моргл, в приступе безумной ненависти убивший всю замечательную семью Ферлио, которая столько раз привечала и дарила заботу юноше? А Люция, юная Люция, не сделавшая никому ничего плохого - за что умерла она? Почему Бог позволил этому случиться?
Араксин подошел к столу, зажег свечу и дрожащей рукой налил себе темного густого вина. Сделал большой глоток и вдруг с ненавистью отшвырнул кружку! Нет, он не будет уподобляться этой отвратительной привычке людей - глушить боль в пьянстве.
Юноша вновь опустился на пол и обхватил голову ладонями. Мысли о Люции не давали покоя - почему, почему он не смог ее спасти, сберечь... В сотый раз юноша вспоминал каждый час, каждый миг, когда находился с ней рядом. Вспоминал ее улыбку, звук ее голоса, слова... В ту ночь, когда он ввалился в дом Амброзия Ферлио - обессиленный и истекающий кровью, Амброзий легко приподнял юношу и донес на своих могучих плечах до кровати. А Люция все ночь не отходила от юного Ингирами, меняла повязки и поила целебным отваром трав. На столе горела одинокая свеча и в ее неровном свете кровь юноши на повязках казалась угольно-черной. Он тогда еще пошутил, что теперь она точно знает - кровь у него эдморская, настоящая, цвета глухой темной ночи. Слова давались с трудом, губы кривились от боли, и в ушах противно шумело. Но он отчетливо услышал слова девушки. Она сказала, что неважно, какого цвета твоя кровь - имеет значение лишь то, во что веришь в глубине души, что считаешь добром, а что - злом. Он ответил, что все понимает, и вот тогда Люция поцеловала его в соленые распухшие губы...
Он запомнил вкус ее губ... И значение сказанных слов. В них выкристаллизовался смысл того, чему долгие годы учил приемного сына архимагистр Мартин. Суть того, что нельзя винить весь народ в грехах отдельных нелюдей, и что нужно, обязательно нужно уметь прощать...
Предместья Парижа
5 сентября 1478 года
Прямо с утра Араксина вызвал к себе сам Кай'ё'Рэт. Когда юноша заглянул в шатер, владетель стоял около стола и с интересом разглядывал небольшой ларец, щедро украшенный самоцветами и позолотой. Заметив вошедшего, военачальник жестом подозвал его:
- Мне порекомендовал тебя Марсалорн и его слову я могу доверять. Ведь ты служил именно под его началом во время войны, не так ли? - доброжелательно заговорил владетель.
- Да, вы правы, владетель, - согласно кивнул юноша.
- Марсалор уверен, что ты отлично справишься с заданием, которое я хочу тебе поручить. Это несложное, но крайне ответственное дело и я хочу, чтобы ты отнесся к нему самым серьезным образом. - Кай'ё'Рэт поднял глаза и его взгляд выражал крайнюю озабоченность.
- Я клянусь, владетель, - пока юный эдмор не мог понять, к чему клонит Кай'ё'Рэт, - что исполню ваш приказ.
- Хорошо, я рад слышать уверенность в твоем голосе, Араксин. - Владетель удовлетворенно кивнул. - Задание состоит в следующем: ты должен доставить в Париж вот этот ларец, - Кай'ё'Рэт указал рукой на то, что стояло на столе перед ним, - и сделать это незаметно. Дело в том, что экипаж хранительницы Раслин'на могут обыскать и найти этот предмет. Сейчас мы путешествуем тайно, и никто не знает - кто мы есть на самом деле. Но если будет найдено Око Миров, нас раскроют и немедленно уничтожат.
Владетель внимательно взглянул на молчавшего Араксина и добавил:
- Теперь ты понимаешь, насколько сложная и одновременно простая задача стоит перед тобой. Артефакт, называемый Око Миров, нужен нам для того, чтобы открыть портал в наш родной мир. Если ты въедешь в городские ворота один, то тщательно осматривать тебя, скорее всего, не станут - мало ли сейчас неприкаянных эдморов шатается по миру. А наша карета спокойно проедет в город - даже обыскав ее, стражники не найдут ничего подозрительного и не заподозрят нас ни в чем предосудительном. В крайнем случае, небольшое подношение начальнику решит любые проблемы - люди обожают деньги, тебе ли этого не знать... - при упоминании людей, Кай'ё'Рэт презрительно скривил губы. - Ты все понял, воин? Я могу положиться на тебя?
- Да, безусловно! - встрепенулся Ингирами. Поручение владетеля его крайне обрадовало. Ведь Кай'ё'Рэт и не подозревал о том, что юноша слышал его разговор с хранительницей.
- Хорошо, - вновь кивнул владетель, - и помни - артефакт сейчас важнее всего на свете. Ты должен, во что бы то ни стало, доставить Око Миров в четверг, ровно в полночь, к собору Парижской богоматери. Я встречу тебя, и мы вместе откроем портал. Ты станешь героем, помни об этом, Араксин!
- Я не забуду этот день! - ответил юноша.
- Не сомневаюсь, - Кай'ё'Рэт улыбнулся, - подойди ко мне и протяни руку.
Араксин повиновался, не понимая - что все это значит. Владетель взял в руки ладонь юноши, внезапно резко сжал ее и юный Ингирами почувствовал резкую колючую боль. Он инстинктивно одернул руку и увидел, как из крохотной ранки на пол скатилась капля темной крови.
- Это наша гарантия. Теперь я уверен, что ты не захочешь сбежать вместе с уникальным и крайне важным артефактом, - пояснил Кай'ё'Рэт, укладывая в маленький футляр тонкую короткую иглу, - Теперь в твоей крови медленно действующий яд. Это редкостная гадость, которая приведет к страшной мучительной смерти в том случае, если через трое суток ты не примешь противоядие.
И только Араксин хотел было сказать, что он думает по этому поводу, как владетель остановил его жестом:
- Пойми, это необходимо. Сейчас неспокойное время и мы не можем доверять даже самым преданным воинам. Так будет лучше для всех - тебя не станут искушать опасные мысли, а мы будем точно знать, что артефакт окажется в нужном месте и в нужное время. Вот, держи, - Кай'ё'Рэт подал Араксину ларец, - и отправляйся немедленно. Ты должен попасть в город раньше нас. Артефакт понадобиться через три дня, в ближайшее полнолуние. Но лучше подготовить все заранее. Поторопись!
- Я выполню приказ, владетель, - с этими словами юноша покинул шатер и уже через несколько минут выехал в направлении Парижа. А через некоторое время в голове юноши окончательно созрел хитроумный план.
Париж
6 сентября 1478 года
Ювелир рассматривал безупречный небесно-голубой камень несколько долгих томительных минут.
- Что ж, думаю, я смогу подобрать для вас точную копию этой бесценной красоты. Но стоить это будет...
- Деньги не имеют для меня значения, - нетерпеливо оборвал его Араксин.
- Хорошо... Тогда подождите немного, - с этими словами старик исчез за маленькой дверцей, укрепленной кованой решеткой. Ждать пришлось долго и юный эдмор начал уже беспокоиться, как вдруг ювелир вынырнул из-за прилавка с двумя очень похожими друг на друга камнями в рукам. Вот только Око Миров чуть заметно светилось в приглушенном свете мастерской. Спутать два камня можно было только при очень ярком освещении, но вряд ли в подземельях Нотр-Дамма таковое отыщется. Впрочем, Араксину не оставалось ничего другого, как только надеяться на удачу, потому что времени придумывать что-то еще уже не осталось.
- Это обычная стекляшка и она ничего не стоит, - прошептал старик, - Только помните, что вы меня не знаете и никогда не видели! - в глазах человека ясно отражался страх за себя, ведь ювелир связался с бледноволосым. Но там же светилась и жажда наживы - цена, которую он заломил за копию артефакта, оказалась просто невероятной. Но юноша всего лишь усмехнулся про себя - сейчас все это уже не имело значения.
- Договорились, - нетерпеливо ответил Ингирами, сунул в протянутую руку старика тугой кошелек с монетами и торопливо вышел из лавки.
Подменить артефакт не составило большого труда, но Араксин всерьез опасался, что перед церемонией Око Миров заберут, и подмена обнаружиться. Но приходилось рисковать - яд определенно действовал, потому что юноша чувствовал небольшую слабость и головокружение. Пока эти симптомы предстоящей гибели не сильно беспокоили юношу, но отчетливо давали понять - тянуть с противоядием не стоит. Именно поэтому он решился придти в собор и попытаться спасти свою жизнь. Надеясь, что подмену обнаружат не сразу и он успеет получить противоядие и покинуть место проведения ритуала. Умирать ни ради темной королевы, ни просто там он пока что не собирался...
У входа в собор его встретим сам Кай'ё'Рэт, и приказал следовать за ним в подземный зал для проведения церемонии. Они спускались по узкому темному проходу, редкие масляные лампады освещали путь, и несколько раз Араксин чуть не подвернул ногу. А владетель как будто родился в этих подземельях, он двигался легко и быстро, будто скользя по шершавой поверхности каменных степеней. Юноша все ждал, когда же его посвятят в план предполагаемого действия. Но владетель, кажется, вовсе не собирался этого делать. Юный Ингирами всерьез забеспокоился - первоначально он собирался преспокойно доставить Око Миров в подземелье, а затем отказаться от предложения умереть во славу темной богини. Представляя, какие в этот момент лица будут у хранительницы и владетеля. Ведь если план Араксина удастся, и никто не заметит подмены - то портал не откроется уже никогда. А Око Миров, покоящееся в самом глубоком месте на дне Сены, уже никто не сможет найти.
Десять огромных смоляных факелов освещали маленькую залу, расположенную, казалось, так глубоко, что прямо под утрамбованным земляным полом громко шептались адские создания. У дальней стены, на возвышении, расположился грубый деревянный трон, на котором сейчас гордо восседала сама Раслин'на Лолт в длинной темно-синей мантии, расшитой серебристыми нитями так, что одеяние казалось окутанным мерцающей паутиной.
Едва захлопнулась тяжелая дубовая дверь, как Кай'ё'Рэт почти что вырвал ларец с артефактом из рук юного эдмора. В тот же миг, с обеих сторон, к юноше подошли два высоких сильных воина, незаметно появившихся из ниш вдоль стен, и крепко его схватили.
- Ведите его сюда! - жестко приказал Кай'ё'Рэт, указывая на большой круглый камень, лежащий на полу в центре залы. Юный Ингирами вздрогнул - неужели хранительница хочет провести ритуал прямо сейчас? Ведь Кай'ё'Рэт говорил, что открыть портал можно только в полнолуние, а до него еще целых три дня! И почему ему ничего не сказали о добровольном жертвоприношении? Неужели они разгадали его намерения?
Воины грубо толкнули Араксина в спину, он шагнул вперед, делая вид, что повинуется, а затем изо всех сил рванулся назад, стараясь сшибить конвоиров с ног. Подобной прыти от него явно не ожидали - первый воин отлетел в сторону, когда юноша ударил его головой в живот. Второй, вместо того, чтобы схватить Араксина руками, принялся вытаскивать клинок из ножен, теряя драгоценные секунды...
До спасительной двери оставался всего один шаг, когда Раслин'на, словно нехотя, взмахнула рукой. Воздух в зале в один миг будто сгустился, посерел, пропитался смрадной сыростью темного колдовства, отвратительной слизью повис на стенах и потолке. Из огромных вспухших наростов к Араксину метнулись сотки тонких скользких нитей, оплели руки и ноги, повалили на пол. Он судорожно вырывался, сбрасывая с себя мерзкую паутину, но все новые и новые нити тянулись к нему, сковывали движения, невыносимо жалили обнаженные участки кожи, отсекали путь к спасению...
А всего в паре шагов от юноши стоял владетель Кай'ё'Рэт и взахлеб смеялся над безнадежными попытками юноши вырваться из оков заклятья. Еще бы, ведь он не видел ни слизи, ни страшных нитей - перед ним на грязном полу корчился от ужаса и бился в приступах невыносимой боли приемный сын архимагистра Мартина, старого и ненавистного врага владетеля. Кай'ё'Рэт искренне и беззастенчиво наслаждался местью, ведь сейчас несчастный находился в полной его власти.
- Все, хватит с него, - чуть слышно проговорила Раслин'на и вновь коснулась ладонью невидимых простым смертным магических полей. Заклятье исчезло, но обессиленный юноша уже не мог самостоятельно подняться. Все те же двое воинов схватили его за руки и потащили к алтарю, бросили на центр камня и отошли подальше.
С огромным трудом Ингирами чуть приподнял голову и, борясь с накатывающей тошнотой, взглянул на хранительницу. С его пересохших губ беззвучно сорвалось:
- Я все же перехитрил вас...
Но Кай'ё'Рэт услышал эти слова. Он подошел ближе и, злорадно ухмыляясь, ответил:
- Нас нельзя переиграть, глупец! Никакой артефакт для ритуала не нужен, требуется лишь твоя жизнь, добровольно принесенная в жертву. А ты в этот зал пришел сам, по собственному желанию, и потому все условия выполнены...
Араксин хотел закричать от злости, но из его горла вырвался лишь сдавленный хрип. Они перехитрили его, подло и предательски. Все это - одна большая ловушка, тщательно спланированная владетелем и юной хранительницей. А он, словно последний глупец, сам взошел на алтарь, надеясь обвести вокруг пальца самых хитрых и лживых эдморов на свете - правителей дома Заартал'н'Лолт.
- Закрой глаза и вознеси хвалу матери-хранительнице Заартал'Лолт, - нараспев проговорила Раслин'на, слегка покачиваясь в ритуальном трансе, - так ты будешь меньше страдать...
Но юный Ингирами не послушался. Он из последних сил попытался встать, уже чувствуя, что по телу струится смертельный холод, а вокруг алтаря разливается искрящаяся тьма. Но изменить что-либо он уже не мог. И в голове его, успев на мгновение обогнать волну ледяной смерти, пронеслась последняя отчаянная мысль - неужели его смерть принесет новую войну, водоворот ужаса и страха захлестнет мир, сотрет с лица земли живущие здесь народы, разорит страны.... Он с радостью отдал бы все на свете, не задумываясь, умер бы - и сделал это совершенно добровольно на самом деле - за то, чтобы портал так и не открылся. Может, поэтому он и пришел сюда, в подземелье, подменил камень. Ведь насколько проще было сбежать и бросить все. Пусть бы Раслин'на и Кай'ё'Рэт нашли другого добровольца и попытались с его помощью достичь поставленной цели. А яд в крови? Так ведь Араксин уже давно почти и не жил, с того самого дня, как умерла Люция. Однако он пришел в собор - осознанно или нет - рискуя жизнью. Надеясь, что его смерть не поможет открыть портал, введет эдморов в заблуждение и заставит искать другой путь... Но додумать мысль до конца обреченный так и не успел - острое лезвие равнодушно коснулась его беззащитного горла.
Время замерло, его холодные острые иглы вонзились в хрупкую плоть юноши, разорвали ее на части и разметали по миру. И вот тогда яркая, нестерпимо-жгучая вспышка очищающего света, озарила подземелье, мигом растопив уродливые наросты темной магии на грязных каменных стенах.
Араксин плыл над землей, уже не чувствуя тела, ощущая только ласковый нежный свет, несущий его на волнах ослепительно-блистающей чистоты. Он слышал слова - владетель и хранительницы кричали от боли и ненависти, не понимая, из-за чего заклинание не сработало. Юноша не мог радоваться своей смерти, но чуть заметно усмехнулся - теперь-то он точно знал, в чем ошиблись Кай'ё'Рэта и Раслин'на. Но уже не мог никому рассказать об этом. А еще - он понял, что Бог никогда не обманывал юного Ингирами и не обещал больше того, что было в его силах. Именно поэтому в ушах Араксина сейчас молитвенным перезвоном колоколов звучало слово - "аutothysis", а истинная светлая душа его без промедления взлетала к небу...