Гуляя в ночных парках больших или маленьких городов, не важно, что ночи на сумрачных улицах совсем не белые, в городе не стоят на постаментах каменные стражи-львы, мы все равно понемногу, краем сознания, погруженного в полудрему электрическими, а когда-то газовыми, фонарями, их неярким, лучше синим светом, вспоминаем таинственный, и с каждым новым годом все более удаляющийся от нас в бесконечном темном потоке Реки Времени по направлению в какую-то мутную, не отпускающую обратно пустоту, город переулков, тупиков и потоков скверны, рек и каналов, текущих из ниоткуда в никуда, и луж, и вони, и заводского смрада труб, вечной неустроенности окраин, пьяненьких и проституток, бедных сонечек мармеладовых, или воришек-подростков, что орудуют на рынках, город фонарных столбов и мостов, город-мир, город-библиотека, город-лабиринт Достоевского и Блока, он оплетает своими долгими щупальцами, погаными и склизкими, но я, к счастью, довольно далеко от Петербурга.
2. Замечательный подлец
Чтобы рыцарям Грааля
вопросов не задавали...
<розенкрейцеры>
-Было утро, когда замечательный подлец вышел из своего дома на Трупной площади?
-Да, было утро. Да, его дом у Трупной площади, а из окон видны трубы, которые заполняют сажей и дымом все окрестные улицы.
-Была осень.
-Голуби купались в грязных лужах.
-Мило...
-Ничего не поделаешь, лето кончилось.
-Но чем же так примечателен замечательный подлец? И кто он такой?
-Он врач.
-Без комментариев.
-А как вы думаете, какой был год?
-Я думаю, что 1898 год.
-Вообще, да.
-Но куда же направлялся замечательный подлец?
-13 сентября, в понедельник 1898 года он направлялся в больницу, к себе на работу.
-Его работа - лечить людей?
-Как вам могло такое примерещится...
-Я видел это.
-Расскажите.
-Просто кошмар.
-Подробнее, если можно.
-Был поздний вечер, уличное освещение было недостаточным, как жалование большинства врачей, из-за этого дорогу в больницу людям и нелюдям освещали только горящие призрачным светом лампы из окон. И он лечил. Из кабинета доносился скрежет и лай, а по полу лилась теплая слизь...
-Молчите! Достаточно.
-Он был простой фельдшер в небольшом провинциальном городке...
-Я вас ударю.
-Он, этот подлый врачеватель сирых и убогих, был примечателен тем, что подал нищему на улице графа N. золотую монету и сказал: "Помолись за меня..." Потом вернулся и дал (не кинул в изъеденную молью шляпу, а положил в протянутую ладонь) еще одну золотую монету со словами: "Помолись за мою жену и сына". У него жена была на сносях, должна была вот-вот родить наследника.
-Сколько ему было лет?..
- О, он был почти мальчишка, всего лет двадцать. Кто мог знать, чем всё обернётся.
- Но зачем вы называли его подлецом? И что произошло?
- Примерно следующее. Нищему тем же вечером нарисовали пёрышком (такой воровской нож, если не знаете) вторую улыбку от уха до уха. Из-за двух золотых монет.
- Тошнит... Это ужасно. Мне кажется вы зря называли молодого человека подлецом. Я уверен, он не хотел ничего дурного. А полиция? Что же полиция?
- Полиция среагировала быстро. Уже утром наш юный врач был избит, пришедшими к нему домой жандармами, причём на глазах беременной жены, затем привезён в участок и после долгого допроса с пристрастием был заключен в сырую темную камеру.
- За что?!
- Он подал нищему. Иногда и этого достаточно.
- А жена, что его бедная жена?
- Вас так взволновала эта история. Вот, выпейте воды. Жена... Прежде, чем говорить о её судьбе, следует упомянуть о нашем юном враче. Его отпустили на третий день после ареста, многочисленных унижений и побоев, не найдя в его действиях состава преступления. Отпустили злого, голодного и избитого, харкающего кровью, простуженного... Его бедная семнадцатилетняя беременная жена умерла от ураганной инфекции, не разрешившись от плода. В этом месте следует заметить, что молодой человек был единственным профессиональным врачом в этом городке. А его жена умерла от того, что никого не оказалось рядом, на второй день пребывания мужа под арестом. Когда он вернулся, то нашёл мёртвую жену с не родившимся младенцем внутри и лужу свернувшейся крови.
- Бедняжка! Что с ним произошло после этого?
- Его нашли через два дня после памятных событий стоящим на коленях в луже крови рядом с распространяющим злой дух трупом. Знаете, он был совсем седой.
- ...
- Хорош ли мой рассказ?
- Чудовищен.
3. Эврика
Мы все имеем понемногу,
Кого-нибудь и как-нибудь...
Перифраз
Я услышал этот разговор случайно и не был его участником. Просто сидел на скамейке в парке. Уже темнело, но фонари еще не зажгли, поэтому собеседники меня не могли видеть. Это были два довольно молодых господина в длинных чёрных плащах (очевидно, по случаю дождя и ветреной погоды) и высоких цилиндрах, наподобие тех, в которых рисуют Пушкина на литографиях. Один из них, тот что был в цилиндре светло-серого цвета, очень нервничал, то и дело подёргивал головой, и теребил перчатку на правой руке. Он ушёл первым, двигаясь быстрым нечетким шагом.
Я понимаю, конечно, что с моей стороны это было бестактно. Я самым наглым образом подслушал их разговор. До сих пор стараюсь доказать себе, что все - случайность (с недавних нигилистических времен стало модно списывать все на роковые случайности), но не могу. Логика противится, брыкается ногами, упирается, хватаясь за дверной проем, даже пытается укусить, злая девчонка. Как будто я хочу над ней снасильничать! Наверное я слишком склонен к состраданию, не терплю женских слёз. Оставив в покое логику (она все-таки меня укусила, некоторое время я ее не встречал совсем), я смирился с тем, что я, и в правду, иногда совершенно не кстати имею склонность лезть в чужие дела. Совесть меня за это грызет. Совесть и логика. Отношения у меня с ними бывают такими непростыми...
Кстати о дамах. В парке я ждал Эврику. Мы были знакомы с нею около полугода, ее отец был стацкий советник. Обыкновенно она не опаздывала, но не в этот раз. Я, признаться, расстроился. Ее облик так меня вдохновлял... Нет, не в этом совсем смысле! Я пишу иногда стихи, несколько из них даже были опубликованы.
Что же до Эврики, мы были близки с ней лишь духовно.
А что такого? Кажется, ничего, но... Кто-то, наверное, подумает, что я онанист.
Впрочем, мне все это безразлично. Каждый волен думать, как пожелает, мне нет до этого дела, если я не на службе, а служу я в тайной полиции в чине титулярного советника, хотя мне и двадцать лет только. В целом же, я ко многому терпим, не голова, а дом терпимости.
Мы не были близки (в известном смысле слова) с Эврикой, потому что отец ее, как уже говорилось, стацкий советник, а я его подчиненный. Судьба...
Эврика на свидание не пришла, с горя я отправился прямиком в публичный дом в поисках утешения. Какой же я подлец... "Синий мундир", подглядываю, подслушиваю, подозреваем в онанизме, еще и такой неверный. Кто ж меня такого пожалеет? Во мне самом нет жалости к себе. Распни, распни меня судия!
4. Константиновский рубль
У ей керенки есть в чулке!
Александр Блок
Утром болела голова и, как написал бы какой-нибудь английский физиологист, "ныли все члены", имея в виду только один. Болела не очень сильно, в пределах нормы реакции. "Члены" тоже. Я открыл глаза, пора было подниматься с постели. Левой рукой я стал искать под кроватью носки и обувь, но нащупал сначала только мелкую монету. Выкинул даже не глядя. Она прозвенела куда-то примерно по странно извилистой траектории.
Эта траектория навела меня на мысль о недавно услышанной мной истории. Для себя я озаглавил её "Замечательный подлец", этакая история - невозвращение в духе Достоевского, или даже Гоголя, в чьем творчестве всегда отмечается обилие мертвых дев.
Кстати о верности мертвым девам, похоже, вчера я не ошибся, Эврика на свидание не приходила. Но, думаю, её можно извинить. Несчастье, вчера её зверски убили. Я обижался, идиот.
-- Вам сообщение,-- сообщил курьер.-- Прошу проследовать на Трупную площадь, нужно опознать убитую. Подпись: стацкий советник Петров.
После смерти она стала еще прекраснее. Но лик ее немного портила дорожная грязь...
-- И как тебе?-- подавленно спросил ее отец.
Я посмотрел внимательно на труп хорошо знакомой мне девушки. Юбка была разодрана, промежность вся в крови (свернувшаяся кровь - крайне мерзкая вещь), глаза закатились, изо рта свисала нитка густой слюны, лицо разодрано.
Эврика...
Меня вырвало.
- Как, - бесился стацкий советник Петров, отец Эврики. - Как тебе это?
- Тошнит, - честно сказал я.
- Смотри, не отворачивайся, смотри внимательно и говори, кто это мог сделать?!
- Я не знаю...
- Не знаешь?!... - Лицо стацкого советника побелело, с глазами творилось нечто невероятное. Через некоторое время его под руки отвели от трупа, уже начинавшего распространять мерзкий запах гниения.
Нагнувшись к мертвой, я увидел, что в чулке у нее что-то поблескивает в утреннем свете несмелого солнца. Я протянул руку.
- Ты что?!!... - взбеленился кто-то, но я велел ему заткнуться.
В чулке лежала монета. Рубль с профилем царя Константина, отрекшегося от престола. Я поднялся и увидел перед собой статую льва. И в этом ужасном и величественном звере мне почудился символ, который вот-вот поймешь.
В тот же день я узнал, что "замечательный подлец", этот несчастный сумасшедший, сбежал из "желтого дома".
"У парадного входа дома для умалишенных тоже стоит молчаливый страж в образе каменного льва", - вспомнил я.