Аннотация: Городское фэнтези. Полный текст находится здесь, в закрытом разделе: http://newfiction.ru/forum/viewtopic.php?f=174&t=1852 Условия доступа выложены на сайте.
Глава 1.
Я не знаю - кто я такой. И никто не знает. Даже наше всемогущее ФСБ, способное пересчитать прыщи на заднице будущего президента США. Мама пыталась разыскать мою родню, задействовала знакомых фээсбэшников, с которыми была дружна, которым не раз помогала за время своей работы следователем. Тогда они еще назывались "кэгэбэшники". Или просто "соседи". Почему соседи? Потому, что "жили" они через стену, в одном и том же здании. Так вот ни "соседи", ни собственный розыск ничего не дали - я не существовал. Нет, так-то существовал, с 1970-го года - тогда в наличии имелось тело ребенка примерно полугода от роду, но по документам - меня не было.
Как не было и моих родителей, погибших в жуткой автокатастрофе. Со слов очевидцев, огромный бензовоз-краз выскочил с второстепенной дороги на трассу, и со всего размаху ударил "шестерку", в которой ехали мои биологические родители. В лоб ударил. А потом загорелся.
Не осталось ничего - только пепел, искореженный металл, запах гари. И я - валявшийся на обочине, тихо пищавший в куче грязного, покрытого жирной, страшной копотью снега.
Водителя не нашли. Говорили, что он сгорел в кабине КРАЗа, что это вообще не водитель этой машины, а пьяный угонщик, но разве кому-то от этого легче? Мне, моим родителям - разве от этого легче?
Меня сберег ангел-хранитель - по крайней мере, так сказал знакомый священник, к которому мама отнесла меня, чтобы окрестить.
У мамы были (впрочем, и есть!) необычайно разносторонние связи во всех слоях населения - от уголовников и продавцов на рынке, до священника, настоятеля храма "Покрова пресвятой Богородицы", кстати - ее бывшего "клиента". Она познакомилась с ним во время одного расследования (что-то связанное с кражей из храма), и много лет поддерживала дружеские отношения.
Кто были мои родители? Как они выглядели? Иногда мне думается - что было бы, если бы они остались живы? Я бы не знал маму. Я бы не поступил в юридический институт, и не стал бы милиционером. Я бы...да много чего бы я мог, или НЕ мог, если бы бешеный КРАЗ не раздавил мою прежнюю жизнь, пройдя по ней тяжелыми, грязными шинами!
В истории нет сослагательного наклонения - "Что было бы, если бы". Оно так, как есть, и не может быть по-другому. Увы.
Поиск по номерам "шестерки" ничего не дал - люди, которые были указаны в регистрационной карточке автомобиля, никогда не жили по указанному в ней адресу, и вообще не существовали на белом свете. Мама тогда даже подумала, что это были какие-нибудь тайные агенты КГБ, "под прикрытием", как сейчас стало модно это называть. Но и поиск в КГБ ничего не дал. Нет таких людей, и все тут. И никогда не существовало.
Конечно, могло быть так, что информация о моей прошлой семье в ранге "Перед прочтением сжечь", но скорее всего - мои родители были преступниками, скрывающимися от правосудия. Если знать - как и к кому обратиться, даже в Советском Союзе, с его жесткой системой контроля и мощным правоохранительным аппаратом, можно было выправить нужные документы и скрыться, растворившись в трех сотнях миллионов жизней и судеб людей, большинство которых не знают, и никогда не узнают о существовании друг друга.
Как я оказался у мамы? Да просто. Ну...для нее - просто. Как раз тогда она решила, что хочет ребенка. Почему сама не родила? Не могла. Так бывает... Был у нее муж, были другие мужчины, но детей не получилось. "Не дал бог" - как говорят по этому поводу любопытные "скамеечные" бабки, провожая взглядом несчастливую соседку - вроде и красивую, и при хорошей должности, но вот...несчастливую, и все тут. Без семьи, без детей - какое счастье?
Мама всегда была женщиной "резкой", конкретной, со связями, особенно тогда - старший следователь РОВД. Задумано - сделано. "Дома малютки" по всей стране - обзвон через многочисленных знакомых, и вот он я - копошащийся в пеленках, пахнущий аммиаком комочек плоти.
Я пробыл в "доме малютки" дней десять, или около того, а потом...потом няни - одна за другой, лица их я не помнил, кроме одной, тети Тани - добродушной дебелой селянки, обосновавшейся в столице и подрабатывающей нянькой у "богатых" москвичей. Почему я запомнил именно ее? Потому что был свидетелем того, как мама выгнала тетю Таню - со скандалом, буквально с треском - и тогда я впервые узнал, насколько жесткой, и даже жестокой может быть моя добрая, всегда тихая, спокойная мама, ни разу не повысившая на меня голос.
За что она выгнала няньку? За длинный язык, само собой. Та гладила меня по голове, приговаривая: "Сиротка, бедненький! Плохо, небось, без мамки-то, да?"
Сколько тогда мне было? Года полтора? Я уже умел говорить, и первое, что спросил у мамы - кто такой "сиротка"?
Я не знаю, зачем нянька это сделала - от "большого" ума, или нарочно, чтобы насолить следовательше (это потом мама узнала, что у няньки не так давно посадили брата), но факт был фактом - она заронила в мою душу подозрение, что со мной что-то не так. И когда я стал постарше и поумнее (мама тогда отказалась говорить насчет "сиротки"), выяснил, что же все-таки со мной - "не так". Тем более, что доброхотов нашлось просто-таки "выше крыши" - начиная с бабок на скамейке у подъезда, и заканчивая "добрыми школьными друзьями", не дающими забыть о происхождении человека без имени, без национальности, без судьбы.
Как ни странно, новость меня не потрясла. Настоящих родителей я не знал, не помнил, и честно сказать - не особо о них жалел. Абсолютно чужие мне люди. Может хорошие, а может и плохие. А вот мама - она всегда рядом, ясная, прямая, как кол, и такая же опасная для врагов. Ее побаивались, я знал об этом. И ненавидели. В школе учатся разные дети, и у них разные родители. Не все из родителей законопослушны, и нет школ специально для детей работников правоохранительных органов.
Ясли и детский сад не задержались у меня в памяти - какие-то бесформенные тетки в белых халатах, похожие на ожившие облака, вкусный запах из кухни - мне нравилась вермишель, зажаренная с яйцами, больше нигде в жизни я не ел такую вкусную вермишель!
Дети - как игрушки, игрушки - как дети. Горки, гуляние на улице, сон в деревянной кроватке - обычно я оставался на продленку, мама много работала. Работа следователя - хлопотная работа, и с ней не до семьи.
Потом школа, первый класс - школу я ненавидел. Люто ненавидел! Ну, только представить - мальчишка-сирота, приемыш у следователя РОВД! Наглый ментовский выкормыш так и напрашивается на хорошенькую трепку!
И я получал. Приходил домой с разбитой физиономией, прятал ее от мамы. Почему-то мне казалось, что когда она узнает о том, как надо мной издеваются по дороге в школу, и с занятий - она возьмет служебный пистолет, пойдет, и всех их застрелит. И ее посадят. И тогда я останусь один. Совсем один. Как клен с промерзшим стволом.
Я когда слышал эту песню, эти стихи, у меня почему-то слезы наворачивались на глаза - так было жалко этого клена, завязшего в сугробе и отморозившего ногу. Я сразу представлял, что клен - это я, замерзаю на улице, а где-то далеко меня ждет мама, и никак не может дождаться...
Само собой - мама меня сразу раскусила. Конечно, никакого пистолета она не достала, но в школе была, и мало никому не показалось. Мои обидчики имели очень бледный вид - как и директор школы, до которого дотянулись руки всемогущего ГОРОНО - страха и ужаса нерадивых директоров школ, допустивших во вверенных им заведениях хулиганский, не допустимый советской школой беспредел.
От меня отстали. Любви мне это от соучеников не добавило, но трогать теперь боялись - волшебные слова "детская комната милиции" действовали на хулиганов, как волшебное заклинание.
Смешно, но мне, первоклашке-второклашке эта самая "детская комната" представлялась чем-то вроде темного подвала, на стенах которого развешаны многочисленные орудия пыток и истязаний, а сами дети в этой комнате сидят в клетках, похожих на клетки зверей в передвижном зверинце - вонь, грязь, и исхудавшие физиономии хулиганов, отбывающих свой положенный судом срок!
Через некоторое время я убедился, что все это совсем не так, что тетенька в детской комнате милиции хотя и строгая, но справедливая, что сама комната - обычная комната с папками на полках, со стульями, сиденья которых засалены поколениями задов хулиганствующих огольцов, а сама постановка на учет суть формальность, которая ни к чему обычно не ведет. На учет можно было попасть и просто за разбитое стекло кабинета, и за взрывпакет, сделанный из алюминиевой пудры и марганцовки - чем баловался каждый второй, а может и каждый первый едва вошедший в разум пацан.
Мама не ограничилась ковровой бомбардировкой учебного заведения, в котором мне предстояло промучиться десять лет. Как человек, который ничего не оставляет на волю случая, и умеет просчитывать на несколько ходов вперед, она закономерно предположила, что скоро воронки от бомбежки засыплют, страх перед расплатой притупится, и преследование начнется с новой силой - только на уровень выше, так как обидчики подрастут, как и их обиды. Только теперь они будут умнее и подстерегут меня не в окрестностях школы, и возможно даже не сами - мало ли какие друзья есть у малолетнего хулигана, иногда эти друзья куда как страшнее того, кто сам не решается напасть на свою жертву, само собой, заслуживающую страшной кары. А нафиг стучать на пацанов и натравливать "ментовскую" мамашу!
Конечно, потом все это закончится для недальновидных придурков очень и очень плохо, но мне-то будет все равно - я останусь инвалидом, или буду гнить в тесной могилке, под темным каменным обелиском с моей улыбчивой овальной фоткой, выцветшей под палящими лучами летнего солнца, исхлестанной осенними дождями и зимним морозным ветром. Нет, такая участь мою маму точно бы не устроила, и я сейчас думаю - скорее всего, она бы тогда точно пошла и перестреляла всю эту шелупонь.
Но мама очень умна, и потому поступила единственно правильно и радикально - если в этом мире ценят силу, значит надо быть сильным. И отправила меня в секцию бокса, к Тимофею Петровичу Солодкому, бывшему чемпиону Союза в тяжелом весе.
Помню, как я впервые появился в спортзале - до сих пор картина стоит передо мной, будто было все это только вчера - ринг, зал с мешками, острый запах пота и кожи перчаток, висящие на канатах бинты, которыми нужно бинтовать руки, прежде чем перчатки боксерские надевать.
И Петрович - громадный, эдакий Кинг-Конг, с ручищей, способной раздавить твою руку, если сожмет ее чуть покрепче. Если бы не травма, он стал бы олимпийским чемпионом, точно. Но...бокс не очень здоровая штука, хотя и полезная - особенно, если тебя пытаются обидеть малолетние отморозки.
Кто ему была моя мама - не знаю. Вероятно, он тоже был одним из ее "клиентов". Должник по жизни. И ему она доверила самое дорогое, что у нее было - сына.
Как ни странно, дела в секции у меня пошли очень хорошо. Да не просто хорошо, а замечательно! Вдруг обнаружилось, что я довольно силен, сильнее, чем все мои сверстники из "нулевой" группы секции. Более того, я обладаю резким, нокаутирующим ударом, и это - в свои восемь лет!
Когда обнаружилось впервые - честно сказать, я напугался. Спарринг с Володькой Дубининым, таким же спиногрызом, как и я, что может произойти в этом бою, когда мы занимаемся всего лишь седьмой месяц? Нам до сих пор вообще не разрешали спарринговаться, справедливо полагая, что проку от этого месилова бестолковых новичков никакого не будет - один вред! И вот, мы на ринге, преисполнены торжественности момента. И первая же моя "двоечка" проходит на-ура, и Володька валится на пол, будто ему врезал не такой же оголец, как он сам, а парень года на четыре-пять постарше!
Переполох был! Петрович белый, как мел! Только представить - восьмилетка в глубоком нокауте! Похоже, он мысленно уже сухари сушил. Готовился к отсидке.
Все закончилось хорошо, Володька оклемался, без последствий, но с тех пор меня ставили спарринговаться только с парнями старше меня меня года на три, и больше. И то не обходилось без проблем - нокдаун, нокаут - если работали в полную силу - совсем не был такой уж и редкостью. Я работал кулаками, как машина для забивания свай. И еще - оказалось, что у меня невероятная скорость, и малочувствительность к боли. Я переносил на ногах такие удары, которые свалили бы бойца раза в два старше, а если мне разбивали губу, ставили синяк под глаз - просто этого не замечал. Да и заживало на мне все, как на собаке - все удивлялись, и в первую очередь тренер.
Петрович пророчил мне великое будущее, он говорил, что мальчишку с такими данными, как у меня, еще не встречал, что если я буду работать как следует, тренироваться - олимпийское золото у меня в кармане.
Наверное, так бы и было, если бы Петровича не убили как раз после городских соревнований, на которых я выиграл нокаутами - вчистую, в первых же раундах, под рев ошеломленной толпы. Он погиб в своем подъезде, от удара шилом прямо в сердце, в спину.
Убийц так и не нашли. Поговаривали, что Петрович ввязался в игру на подпольном тотализаторе, проиграл большую сумму и его убрали.
Я рыдал. Честно сказать, он мне был как отец, которого у меня никогда не было. Если бы я смог найти его убийц - растерзал бы на месте, забил до смерти. Возможно тогда у меня окончательно утвердилась мысль пойти работать в милицию... Мне было шестнадцать, скоро конец учебе в школе, надо думать - кем быть, как жить, и вообще...чем быть в этом мире. Я люто ненавидел шпану, моя мама следователь, моего тренера подкололи отморозки - куда я еще мог пойти? Кем стать?
И кстати, насчет шпаны - как и предполагалось, меня попытались достать уже через год после того, как мама навела террор в моей "дорогой" школе. Это были трое пацанов старше меня - по крайней мере, года на два. Главный обидчик при этом маячил на горизонте, старательно делая вид, что не имеет к происходящему ровно никакого отношения.
Парнишки заступили мне дорогу с сакральным, набившим оскомину вопросом:
- Ты чо, внатури?! Ты чо тут ходишь, козел?!
Отвечать я не стал. Первым пал тот, что в середине - хлесткий выстрел правой рукой в солнечное сплетение, и добивающий свинг слева, в висок.
Второй попытался дернуться, но тут же залился кровью от кросса в нос, а затем упал, получив подлый удар левой - в пах. Я был ниже их на полголовы, потому почти не пришлось нагибаться.
Третий все понял чутьем уличной битой-перебитой дворняги, и бросился наутек и за помощью - к недругу, остолбенело наблюдавшему за эпической битвой Давида и трех Голиафов. Но уйти не успел - подножка сзади, а потом - уже на земле, сверху вниз, в скулу, так, что хрустнули кости лица.
Недруг вкурил ситуацию позже всех, видимо потому, что не ожидал подобного результата - я не афишировал свои тренировки, и старался не выделяться на физкультуре, хотя давно уже мог уделать любого из одноклассников одной левой. Он бросился бежать. Но бежал как-то вяло, будто его не слушались ноги, и когда я его настиг, упал на землю, зажал лицо руками и начал рыдать: "Прости! Прости! Не надо!"
Нет, я не могу себе соврать. Не простил. Хотя сейчас об этом вспоминать довольно-таки неприятно. Я измордовал парнишку так, что на следующий день его лицо напоминало окрашенную в желтый и синий цвета боксерскую грушу.
Был скандал. Было разбирательство. Если бы я ограничился только нанятыми за три рубля хулиганами - рты оппонентов не раскрылись бы с самого начала. Но у нанимавшего были родители - отец, директор овощной базы, мать, секретарь какого-то из начальников отдела городской администрации. Они желали моей крови, и маме стоило большого труда и больших интриг сделать так, чтобы сложилась правильная картина происшедшего - идет маленький мальчик, на него нападают трое здоровенных хулиганов, и он дает им отпор. Хулиганы повержены, а при попытке задержать организатора нападения, пострадал главный участник событий, их организатор - сын директора овощебазы.
Мама потом рассказала - пришлось обрабатывать хулиганов, заставив их искренне рассказать - кто и почем нанял этих придурков, и стоило все это больших усилий - папочка пустил в ход мощный катализатор процесса - деньги, которых у него, само собой, было более чем достаточно.
Впрочем, "в те времена далекие, теперь почти былинные", деньги значили еще не все. Главное - связи, деньги уже потом. Нет связей - лишишься и денег, а то и самой жизни, пущенной под колеса тяжелой ржавой машины под названием "Система". Несколько проверок на базе, совет не рыпаться - и заявление по поводу избиения сына рассосалось само собой.
Сейчас, скорее всего, так бы уже не вышло, сейчас по главе угла деньги, а тогда - борьба с нетрудовыми доходами и корпоративная солидарность ментов - не были пустым звуком и придумкой досужих журналистов. Дело заглохло. И после этой моей показательной экзекуции меня обходили стороной даже старшеклассники.
Вот тогда, во время этой драки, вернее сказать - избиения - я впервые УВИДЕЛ.
Это было слабое зеленое свечение - оно шло от двоих, от того мальчишки, которого я ударил первым, и от заказчика нападения. Слабое, едва заметное, но все-таки вполне себе ясное и различимое.
А еще, было очень странное ощущение - когда я бил этих двух, у меня будто бы прибавилось сил! Голова стала ясной, звонкой, тело работало, как хорошо смазанный механизм! Мышцы едва не звенели от переполнявшей их энергии!
А еще...я наслаждался! Наслаждался избиением, наслаждался "процессом"! И это наслаждение похоже...нет, тогда я не знал, на что это похоже. Узнал гораздо позже. Гораздо. Мне едва исполнилось девять лет, и ни о каких оргазмах я тогда и не помышлял. Даже не догадывался, что существуют такие... понимаешь ли...процессы в организме человека. Интернета в то время не было, так что половое просвещение нашего "мелкого народца" происходило естественным образом, с помощью картинок, рассказов старших-товарищей брехунов, да глупых похабных анекдотов, о которых люди предпочитают не помнить, когда становятся совсем уже взрослыми.
Мне просвещаться особо-то было и негде. И некогда. Со сверстниками в школе я не дружил, вся моя жизнь была в спортзале - тренировки, парная-баня по сроедам и субботам, дорога домой, ужин, уроки, сон, школа, и так по кругу.
Честно сказать, другой жизни я не представлял, да и не хотел. Ну а половое просвещение на уровне подворотни получить в секции было практически нельзя - Петрович строго следил за поведением своих воспитанников, и если что - мог влепить и подзатыльник. А рука у него была тяжелая, кирпич ломал! Это уже потом, на сборах, на соревнованиях, живя в одной комнате с соратниками наслушался всякого...но тогда - ничего подобного не было.
История с нападением закончилась, но я вспоминал и вспоминал то состояние, которое возникло у меня во время драки, и зеленое свечение, о котором я, глупый мальчишка, тут же доложил своей любимой маме.
Как и следовало ожидать - мама, как поступили бы все мамы на ее месте, всполошилась, и потащила меня по врачам. Последним из которых был психиатр - старая толстая тетка, которую мама звала Мариванна.
Врачи, само собой, ничего у меня не нашли, кроме патологически безупречного здоровья (так сказал мамин знакомый, доктор медицины, профессор) и могучей мускулатуры, достойной взрослого парня (и это выдал профессор). Я и сам не заметил, как за год постоянных тренировок развился, подрос, даже ходить стал иначе - выпятив вперед грудь, плавно, с достоинством (Это мама сказала, искренне радуясь, что ее идея выросла в хорошее дело).
А вот Мариванна докопалась до меня по-полной. Дурацкие тесты, которые я прошел не задумываясь, чем ее удивил, и даже потряс (это потом я узнал, что старая карга подсунула мне тесты для претендентов на работу в милиции), и больше часа терзала меня вопросами, на которые я отвечал спокойно, без эмоций, совершенно доброжелательно, чем потряс ее еще больше. Она так и сказала маме - любой другой мальчишка на моем месте к концу беседы уже трясся бы от злости, или изнывал от скуки. Я же вел себя так, будто такие обследования совершенно рутинное дело, и я прохожу их каждый день, дважды в день - до обеда, и после обеда.
Кстати сказать - я тогда так и не понял, чего она разволновалась. Я-то совершенно не волновался! Меня все это даже забавляло! Напоминало игру, в которой один задает вопросы, пытаясь вычислить лжеца, а другой старается солгать как можно увереннее, так, чтобы допрашивающий не смог тебя поймать на лжи.
Честно сказать, эти глупые тесты на самом-то деле были составлены для людей не очень великого умственного развития - например я легко разделил их на три части - первая группа касалась моего физического здоровья, где каждый вопрос дублировался трижды, разными словами. Психического здоровья (Тут я немало повеселился! "Слышите ли вы голоса, которые никто не слышит?") Ну и вопросы, которые одновременно отвечали и за моральный облик, и просто показывали вру я, или нет, склонен ли к лжи, или нет.
Например такой вопрос: "Можете ли вы взять товар в магазине "по блату", без очереди?" Попробуй на него ответить - "Нет!" Тут же попадешь в разряд лжецов. Вся наша Система состоит из "по блату", и даже девятилетка, пусть и со способностями вундеркинда (как сказала Мариванна), прекрасно все это дело понимал.
Ну, дальше пошли новомодные тесты на айкью (Мариванна притащила их из каких-то зарубежных журналов), головоломки, и все такое прочее. Я решил их довольно быстро, и без проблем.
И вот когда дело дошло до зеленого свечения, с точки зрения Мариванны я уже был готов рассказать все, что угодно, лишь бы вырваться из пухлых ручек маститого профессора. (Да, она тоже была профессором - мама стреляла только из крупного калибра). Легонько, наводящими, осторожными вопросами Мариванна пыталась влезть мне в мозг, выудить из него рыбку информации, но я не дал ей никакой возможности этого сделать.
Зеленое свечение? Да это я так...показалось. От волнения.
Здоровья прибавилось из-за того, что я побил хулиганов? Ну а то же! Любой, кто победит врага, будет радоваться, и здоровья у него точно будет больше! Ведь так же?
Но последнее, что добило потрясенного психиатра, это то обстоятельство, что мой мозг категорически отказался впадать в гипноз. Мариванна бубнила свои усыпительные мантры, болтала перед моими глазами невесть откуда взявшимися у нее серебряными часами на длинной цепочке - никакого эффекта. Я не желал засыпать. Как насмешка над всей отечественной и зарубежной психиатрией.
Когда мы с мамой вышли из психиатрической лечебницы на освещенную солнцем улицу, я облегченно вздохнул - мне совсем и никак не нравилась перспектива остаться в психушке под "наблюдением опытных врачей", как советовала сделать светоч современной психиатрии, доктор наук и профессор, в миру - Мария Иванова Кольцова. Уж больно ей хотелось понаблюдать за странным ребенком в благоприятных лабораторных условиях, провести ряд опытов, а потом написать научный труд - ничуть по большому счету не заботясь о том, как скажется на психике девятилетнего мальчишки отрыв от привычного окружения и перенос во враждебную ему среду.
Ученые, они сродни наркоманам, готовы на все ради очередной дозы того, что им хочется больше всего на свете. Наркам - наркота, ученым - знания. Только вот ни я, моя мама не собирались приносить мое тело в жертву на алтарь научного прогресса. Обойдутся, большеголовые! Перебьются.
Мама молчала, я молчал, и больше тема зеленого свечения никогда не поднималась в нашей семье.
Вот только я эту тему не забыл. Ощущение радости, счастья, наслаждения - каждый, кто хоть раз испытал, попробовал нечто подобное - уже никогда не забудет, и...захочет все это повторить!
Но повторить удалось только через пять лет, когда мне исполнилось четырнадцать.
Все эти годы я прилежно учился - что не составляло абсолютно никакого труда. Вдруг выяснилось, что я обладаю абсолютной памятью, то есть достаточно мне прочитать текст только один раз, и запомню его на всю свою жизнь. И неважно, что это за текст - я могу повторить его слово в слово, запятую в запятую. И потому - учиться мне было легко и приятно.
Особенно из-за того, что по большому счету, в школе я бывал не так уж и часто. Тренировки занимали все мое свободное время, а выезды на сборы, на соревнования - и все не свободное. Бесконечные справки от общества "Динамо", которые я таскал в школу, чтобы оправдать многонедельное отсутствие на занятиях, ничуть не добавляли мне любви ни учителей, которых раздражал мой эдакий слишком вольный образ жизни, ни одноклассников - по той же причине, а еще потому, что при всей этой вольности экзамены я сдавал на "отлично". Память - есть память. Ну что поделаешь, если мой интеллект выше на несколько порядков, чем у сверстников?
Кстати - маму это обстоятельство на самом-то деле пугало. Ведь началось все с того, что меня как следует отлупили по дороге из школы, надавали по башке, вот мама и боялась, что где-то в моей детской головенке "шарики зашли за ролики", и я стал чем-то вроде гениального идиота, человека-счетчика, или чего-то похожего.
А еще - что у меня в голове таится опухоль, которая давит на мозг и вызывает гениальные способности, а также...галлюцинации, выражавшиеся и зеленом свечении вокруг неких объектов.
Нет, вслух она об этом не говорила, но время от времени все-таки таскала меня по врачам - для профилактики заболеваний, как она говорила. Я сдал кучу анализов, я просвечивал голову - уж и забыл сколько раз - но каждый раз врачи убеждали мою маму, что у нее на попечении ненормально здоровый ребенок, у которого не то что головных болей не имеется, нет даже ни одного больного зуба - все белые, ровные - как на подбор!
В конце концов моей упорной, даже несколько фанатичной маме надоело ходить по многочисленным профессорам, с изумлением поцокивающих языками в безуспешной попытке разгадать замысел Бога, подарившего миру такое чудо как я, и она наконец-то от меня отстала, строго-настрого приказав доложить, когда у меня начнутся очередные глюки. То есть потребовала того, что я бы не сделал никогда и ни под каким видом - помня последствия некогда сказанных мной неосторожных слов.
Да, после того, как я попал в школу, умнеть стал не по дням, а по часам, будто в моей голове нажали некую кнопку, включающую механизм ускоренного обучения.
Впрочем - я об этом совсем не задумывался. Моя жизнь мне нравилась, и шла она как по рельсам - скоро я стал чемпионом города среди детей, потом среди юношей, бокс занимал все мое время, не оставляя его на какие-то посторонние мысли, дела, даже на романтические бредни, овладевающие каждым нормальным мальчишкой с наступлением его половой зрелости. Можно сказать даже так - вся моя сексуальная энергия тратилась на совершенствование моих бойцовских качеств.
Нет, не скажу, что в моей голове не возникали сладострастные картины, на которых я совершенствую свое сексуальное умение (нулевое, если не считать кое-какой информации, полученной от приятелей по секции), но дальше "самообслуживания" дело не шло. И повторюсь - времени на это не было никакого.
Две тренировки в день - какие к черту девушки? Мама даже обеспокоилась, и одно время принялась меня аккуратно, настороженно расспрашивать - как мне нравятся девушки, и нравятся ли вообще? Я вначале смущался, а потом стал просто хохотать, чем привел в смущение уже саму маму, которая никак не могла спросить в прямую - не гомик ли я?! Пришлось уже мне, без обиняков заверить, что никакого удовольствия от созерцания и тисканья мужских задов у меня нет, что я нормальный парень, но у меня просто не хватает времени на всю эту ерунду. Под ерундой я подразумевал романтику, вздохи под луной, дрожащие от возбуждения руки и неловкий секс, заканчивающийся обычно неприятностями - большими, и маленькими.
В четырнадцать лет я выглядел совершенно взрослым, разумным парнем - это отмечали даже соседи, для которых я был примером того, какой должна быть современная молодежь. Я выносил мусор, выбивал ковры, всегда приветливо здоровался с соседями, помогал донести сумку, или затащить шкаф - благо силы у меня было, хоть отбавляй.
Да, силы у меня хватало. Я легко жал "сотку", а ударом кулака мог свалить человека массивнее себя раза в два. Во мне было больше шестидесяти килограмм тонких стальных мышц, крепчайших сухожилий и больше ста семидесяти сантиметров роста. И я все еще рос. Быстро рос, и однажды Петрович сказал, что если я буду так расти, то скоро вымахаю под два метра, а может и больше. Что не очень хорошо для боксера - как и лишняя мышечная масса - удар становится менее резким, вялым, хотя и шанс, что тебя пошлют в нокаут, становится таким же, как у боксеров веса "пера". Тяжеловесы очень устойчивы на удар. Масса, однако. Да и кости черепа крепче, чем у обычного человека.
Вообще-то мне всегда нравились средневесы, или полутяжи - и фигура в порядке, и удар пушечный. А что эти тяжеловесы? Пыхтят, толкаются - сумоисты, да и только, а не настоящие боксеры! Но против природы не попрешь - что дала, то и дала.
Но опасения Петровича были напрасны. Мой рост, в конце концов, остановился на отметке 187 сантиметров, да там и застыл, как и вес, который уже несколько лет колеблется от восьмидесяти, до восьмидесяти трех килограммов. В зависимости от интенсивности тренировок. Только теперь уже не боксерских.
В общем - я был примером для молодежи, гордостью мамы, и завистью соседей, непутевые отпрыски которых вечно попадали в неприятности, зависая в детской комнате милиции. Ничего не предвещало беды. Но разве Провидение отличается справедливостью и любовью к людям? Разве есть в мире справедливость кроме той, которую мы творим своими собственными руками?
Мало было того, что некогда разбились в катастрофе мамины родители, оставившие ей эту квартиру.
Мало того, что судьба лишила ее возможности родить собственных детей.
Мало того, что мои родители сгорели в адском огне по вине пьяного угонщика, решившего прокатиться на бензовозе.
Мама едва не погибла. Она возвращалась с работы ночью, когда сзади какая-то тварь нанесла ей удар по голове - куском металлической трубы.
Нет - никаких происков преступников, отправленных мамой за решетку. Это была середина семидесятых, когда милиционер - лицо неприкасаемое, почти священное, когда их не били по голове кастетом, не стреляли в упор - трудно сейчас представить, но тогда каждое применение огнестрельного оружия считалось ЧП, на которое выезжал районный прокурор, а то и прокурор города! Менты ловили преступников, преступники убегали, каждый делал свою работу, и случаи мести были большущей редкостью. Не то, что в девяностые.
Это было банальное ограбление - ей разбили голову, забрали кошелек с двадцатью рублями и мелочью, сорвали с пальца (с мясом) колечко, которое родители подарили на выпускной вечер, а потом избили - так, что сломали ребра, ноги, нос, нижнюю челюсть.
Зачем били? Может потому, что испугались? Увидели удостоверение майора милиции, и первой реакцией, как у испуганной бродячей собаки, стало: "Броситься, укусить!"? А может мстили в ее лице всем ментам на свете - мразь всегда винит в том, что он стал мразью всех, кроме самого себя. Кто виноват, что мразь оказалась в тюрьме? Конечно, менты! Если бы не они - жил бы на украденные у соседа деньги припеваючи, а тут они - "волки позорные"!
Черт с ними - с деньгами! Черт с ним - с кольцом! Но зачем увечить, тварь?! Зачем пинать женщину, которая и так уже находится без сознания, и ничего не может тебе сделать? Никогда не понимал этих бесов. Этих рептилоидов. Ни-ког-да!
Маме тогда было...сколько ей было тогда...так...меня она взяла, когда ей было всего 33 года, и врачи накануне сказали, что она никогда не сможет иметь детей.
Мне, когда ее изувечили, было полных четырнадцать лет. Так что ей тогда...47 лет. Достаточно еще молодая женщина, крепкая, сильная (в молодости занималась многоборьем!) - потому видать и сумела выжить. Но...не без последствий.
Инвалидность, полупарализованная левая сторона тела, трясущаяся голова - тень от прежней, цветущей, сильной, энергичной женщины, майора милиции, следователя, раскручивавшего самые сложные дела, о которые сломали зубы и более "звездастые" коллеги.
Когда я узнал о беде - мы были на соревнованиях в Новосибирске. Позвонили мамины сослуживцы.
Со мной не было истерики. Я не плакал. Просто окаменел от горя и сделался жестким, как гранит. Тренер хотел отправить меня на поезде - одного, снять с соревнований, но я знал, как нужна нашей команде моя медаль и остался до конца - еще на два дня. Каждый день звонил в больницу - дважды в день. И потом перед глазами стояла картина - я приезжаю, прихожу в больницу, а мне говорят: "Отмучилась, сердешная!" Почему-то именно так, такими словами, как из старой книги Тургенева, или Толстого. И кровь стыла в жилах.
И я выиграл золотую медаль, и разразился невероятный скандал. Не потому, что выиграл, а потому КАК выиграл. Я едва не убил несчастного мальчишку, который вышел на ринг и встал против меня. Будто замкнуло. Будто я хотел выместить на этом парне всю обиду, всю злость, всю ненависть к тем тварям, которые покалечили мою маму! Я бил, бил, и бил - страшно, как в мешок, сам получая удары и не обращая на них никакого внимания! Меня просто не интересовали потуги "мишени", неспособной нанести мне ровно никакого вреда! Ну да - разбитые губы, подбитый глаз, кровь из носа - ерунда! Кровь остановилась у меня через несколько секунд, губы зажили - через день, синяки рассосались через сутки. Парню пришлось гораздо хуже. Я месил его так, что прежде чем судья остановил бой "за явным преимуществом", я успел сломать противнику челюсть в двух местах, разможжил нос, рассек брови (обе!), и он напоминал собой отбивную, а не живого человека.
Потом обнаружилось, что у него сломаны еще и три ребра - результат моего апперкота в ошеломляющей, невероятной по скорости, убийственной серии.
Тренер потом сказал, что никогда еще не видел такой феноменальной скорости и такой феноменальной глупости, как в этот раз. Я абсолютно не заботился о своей безопасности, как берсерк, готов был убивать, и быть убитым, поставив на карту всю свою жизнь. И это уже был не спорт. И этому, он, тренер, нас никогда не учил. И очень жалеет, что не отправил меня домой, как хотел до того. К черту такие медали, к черту такая жизнь - если его ученик превращается в зверя, неспособного жалеть людей! И даже сказал - теперь он сомневается, правильно ли делал, что учил меня всему, что знает сам.
В общем, мы поссорились - если можно так сказать. Ссорился, скорее, Петрович - я только насупившись молчал, думая о своем. А когда Петрович устал, и махнув рукой ушел в свое купе, я улегся лицом к стене и пролежал так до самого приезда, поднимаясь только чтобы пойти в туалет, да набить желудок чем-нибудь питательным, не разбирая вкуса - молодой организм требовал своего, даже если мозг и был залит пенящимся потоком горя и досады.
С вокзала я поехал в больницу - Петрович выдал мне деньги на такси, а перед тем, как посадить в машину, вдруг прижал к себе - сильно, по-отцовски, и глухим голосом, полным сдерживаемой ярости и боли, сказал: "Держись! Все будет хорошо! Я верю! Маме привет передавай!"
Уже потом, когда Петровича не было в живых, я узнал - он поставил на уши весь город. Он связался с криминальными боссами, пытаясь узнать, кто же напал на мою мать. Он объявил награду за головы этих тварей и пообещал, что удвоит ее, если тварей доставят к нему лично, и живыми.
Тренер по боксу - в "Динамо" он, или в "Трудовых резервах", всегда имеет связь с миром криминала. Большинство из уголовных авторитетов новой волны девяностых прошли через секции бокса или единоборств, и большинство из членов их бригад - бывшие военные, или спортсмены. А чаще - и то, и другое разом. Мир профессионального спорта не так уж и велик, и тренеры в них - как опорные столбы платформы, стоящей над морем людей.
Кроме того, справедливо не надеясь на наши правоохранительные органы, которые без смазки работают довольно-таки вяло, он активировал всех знакомых ментов, дойдя вплоть до самой верхушки ГУВД (благо, что общество-то "Динамо"!).
Увы, ничего из этого не получилось. Преступники как в воду канули. Скорее всего, они были приезжими из какой-нибудь восточной республики, и после совершения преступления в панике свалили к себе на родину, справедливо опасаясь жестокой расплаты(Майора, мента - святотатство! Все равно как на бая напасть!)
Меня пустили к маме в палату реанимации - сам не знаю почему. Туда вообще никогда никого не пускают, но меня пустили. Скорее всего, постарался тот же всемогущий Петрович, который ничего не пускал на самотек. Кроме своей жизни...
Я стоял на коленях у маминой постели и смотрел в покрытое синяками лицо с таким ужасом, которого не испытывал никогда в жизни, даже тогда, когда меня пообещали бить каждый день, "пока я не сдохну, захлебнувшись кровью". Тогда я почему-то знал, что у негодяев ничего не выйдет - наверное потому, что у меня была моя мама, способная тучи развести руками, опрокинуть гору, поднять грузовик, убить всех вокруг - если со мной что-то случится! А теперь она лежала передо мной - безмолвная, съежившаяся, фиолетовая от побоев и тихонько, с хрипом дышала через маленькие трубочки, введенные в ее ранее красивый, греческий нос.
Тогда я и решил стать тем, кто наказывает негодяев. Санитаром леса, карателем, мстителем, тем, кто вершит правосудие, тем, кто восстанавливает справедливость - какой бы цены это не стоило. Но еще не знал - как именно я буду карать.
Она начала узнавать меня через неделю. Через месяц - стала шевелиться, садиться в постели. Еще через месяц - начала ходить. С палочкой, по стенке, чтобы добраться до туалета.
Помню, как она меня стеснялась. Настояла, чтобы мы наняли сиделку, говорила, что умрет, но не позволит себе делать это при сыне. Я обижался, но мама настояла на своем. И я понял ее. Она, моя опора, мой стальной столб, несокрушимый и несгибаемый, не могла себе позволить стать ржавой балкой, ни на что не годной, никчемной, готовой ежесекундно рухнуть. У сильных людей свои причуды, а моя мама была не просто сильной, она на самом деле была стальной!
Месяц я не ходил на тренировки. Во-первых - беда с мамой, и я пропадал в больнице, где меня знали уже все медсестры, безуспешно строившие мне глазки.
Мне, четырнадцатилетнему мальчишке! Ну не смешно ли? Ну да, я выглядел взрослым, да, я был чемпионом и красавчиком - бокс не смог изувечить ни моего прямого (как у мамы!) носа, ни безупречной формы ушей, ни длинных пальцев пианиста с ровными, как вычерченными ногтями, за которыми я ухаживал с детства (мама настояла, научила!).
Я был высок, плечист, вежлив и культурен, хорошо, модно одевался (спасибо маме и Петровичу - дефицит не был для меня дефицитом). Как сказала одна из медсестер (я слышал из палаты) - "Он похож на Алена Делона и одновременно - на Гойко Митича!".
Смешно, правда - как это так, с мелкими чертами, "французистый" киноактер, и одновременно - гроза всех белых злодеев, самый "индеистый" индеец всех времен и народов?! Честно сказать, тогда я подошел к зеркалу, и долго рассматривал свою совершенно тривиальную физиономию - ну что они такого во мне нашли? Меня слегка раздражали их посягательства на мою персону, неужели им непонятно - у меня мама тут, она искалечена, ну какие к черту амурные дела? Тем более - с подростком!
Но я никогда вероятно не смогу понять женщин - что же во мне их все-таки привлекает? Может они чувствуют во мне убийцу, и подсознательно тянутся к "плохому парню", как звериная самка старается приблизить к себе опасного самца - чтобы не загрыз, а еще - чтобы ее дети были самыми сильными и опасными в стае? Может быть. Это закон выживания, закон стаи. А что такое человеческое общество, как не разросшаяся до невероятного размера стая зверей?
Во-вторых, я не ходил на тренировки потому, что не хотел видеть тренера. И не из-за того, что он наговорил мне всех тех гадостей, что я выслушал в вагоне поезда. Они, эти упреки, были заслужены, и я это знал. Хотя себе говорил, что обижен, что он меня оскорбил, что я не заслужил таких слов!
Заслужил. Я умен, и тогда был умен, хотя мне было всего четырнадцать лет. Но я ведь тоже человек...наверное. Ничто человеческое мне не чуждо!
Ночевать уходил домой - если меня прогоняли. А если нет - спал на стульях, решительно отказываясь прилечь в сестринской. По-звериному чуял, чем может закончиться, и мне это казалось кощунством. Мать при смерти, а я? Как я посмею делать это рядом с ней?!
Ко мне приходили ребята из команды. Я никогда с ними не особо дружил - так, приятели, но все равно мне было приятно. Они притаскивали полные сумки всякой еды, яблоки, апельсины, а когда я пытался дать денег (у нас дома всегда лежали деньги, мама от меня ничего не прятала) - возмущались, говорили, что это от всего клуба, и чтобы я не беспокоился и скорее возвращался назад.
Я знал, что это Петрович. Он не приходил, но я всегда знал, что тренер где-то рядом, за спиной, прикрывает. И когда маму выписали домой, и у нас появилась сиделка - пришел в клуб.
Тренер не удивился, он кивнул мне, будто ничего за это время не случилось, и виделись мы только вчера, а потом позвал в кабинет, оставив за себя Вовку Карева из старшей группы, который нередко проводил тренировки вместо него.
Когда мы вошли в кабинет, сели друг напротив друга, Петрович долго молчал, глядя мне в глаза, стараясь поймать мой взгляд. Но я упорно не хотел на него смотреть, рассеянно вглядываясь в старый линолеум рядом со стулом, потертый, серо-рыжий, проживший здесь не меньше десятка лет. Потом тренер бросил глухим, чужим, каким-то надтреснутым голосом:
- Будем жить?
- Будем жить... - кивнул я, помолчав, добавил - Тренер, я найду их. Все равно найду.
- Может быть - подумав, ответил Петрович - Чего в жизни не бывает? Только одного прошу, сделай так, чтобы ты - был. Ты мне дорог. И не потому, что приносишь медали, не потому, что ты гениальный боксер. Это все преходяще, это шлак! Просто ты - это ты. Ты мне как сын. И я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. И вот еще что - я сделал все, что мог. Если бы можно было найти - их бы нашли.
- Я найду! - упрямо повторил я, и неожиданно для себя вдруг бросил - Хочу пойти учиться на юридический. Пойду в менты.
- Почему нет? - не удивился Петрович - Мама следователь...хмм... (он немного запнулся, прокашлялся), кем быть сыну? Боксерский век недолог, а юридическое образование ценится во все времена. Правда, я хотел предложить тебе пойти в физкультурный, но если ты решил в юридический - кто тебе помешает? Только не я. И не мама. Ты сам кузнец своего счастья, и никто не вправе тебе указать, как жить. Но я надеюсь, что ты изменишь свое решение, ведь у тебя еще три года, не правда ли? За это время мы с тобой такого шороха наделаем - небу станет жарко! Все медали - наши! Все чемпионства! А потом...потом Олимпийские игры! И я знаю - ты их выиграешь! Сто процентов! А потом уже делай, что хочешь! Хорошо, сынок?
Я вскинул голову, посмотрел в грубоватое, с расплющенным носом лицо Петровича, и у меня вдруг защипало глаза. Я уткнулся лицом в ладони, и у меня полились слезы - ручьем, жгучие, как кипяток.
Это был последний раз, когда я плакал. Даже когда убили Петровича, и я смотрел, как его тело опускают в могилу - не плакал. И не молился.
Ненавидел. Я ненавидел тварей, которые сделали ЭТО с мамой, с Петровичем, со мной. Все, что не убивает, делает нас сильнее? Чушь! Полная чушь! Я уже был сильным. Я был таким сильным, что миру не стоило меня заводить. Потому, что ему придется убить меня, или убью его я! Мир, который создает этих тварей - плохой мир. И его нужно чистить. Обязательно нужно чистить!
Я начал искать. Один, не боясь ничего. Сказать по правде - я ненормальный. И не потому, что мне нравится убивать Тварей, нет. Нормальный - чего-то боится. Я же не боялся ничего.
Нет, было кое-что, чего я боялся - это того, что кто-то что-то сделает моей маме. Она не должна была больше испытать того ужаса, что пришелся на ее долю. В остальном - мне плевать на боль, плевать на темноту, на то, сколько передо мной противников. Я вел свое расследование, и вел его так, как не могут его вести менты - настоящие менты, правильные менты. Я не говорю о тех, что подобных бандитам, или маньякам - таким как я. Правильный мент должен захватить преступника, а потом попытаться его расколоть, запутывая в показаниях, ловя на неточностях, давя данными экспертизы. Мент-бандит просто выколачивает показания - и неважно, виноват при этом подозреваемый, или нет.
Мне всегда вспоминался фильм "Рожденная революцией", я помнил его почти наизусть. В этом фильме чекист спрашивает старого кадра, сыщика из "бывших" - как они допрашивали подозреваемых? Как добивались признания? И тот, интеллигентный, умный, знающий сыщик говорит: "Мы сажали подозреваемого в комнате, я вызывал двух жандармов, и они начинали негодяя бить. И били, пока он не сознавался! Пока не рассказывал все, что знает о деле! И о других делах!"
Самое смешное, что методы полиции не изменились со времен Зубатова, начальника царской охранки - это я узнал уже учась на юридическом в МГУ. Преподаватель, который читал нам лекцию, так и сказал - "Со времен Зубатова".
Меня тогда это почему-то потрясло - как это так? Жандарм, и наше социалистическое общество! Как можно сравнивать?! Что он такое говорит?! Но препод говорил абсолютную правду, и чем больше я врезался в "гранит науки", тем больше понимал, что так все на самом деле и обстоит. Если хочешь искоренить преступность - действуй так, как действовала царская охранка - стукачи, предатели, внедренные агенты, ну и...силовые методы, "недостойные звания советского милиционера".
Само собой - никто не отменял дедукции, никто не отменял тупого, тяжелого труда, когда опер обходит десятки, сотни адресов, вытаптывая один, единственно нужный, но если у тебя нет агентуры, нет жесткости, и даже жестокости - ничего ты не добьешься, будь ты хоть семи пядей во лбу. Это мне объяснил старый опер, с которым меня свела мама, моя вездесущая мама. Даже будучи едва живым инвалидом, она направляла меня, подталкивала по той дороге, которую я выбрал, не позволяя свалиться в канаву и набить шишек.
Но пока мне было лишь четырнадцать лет. И я, безумный, собирался найти и покарать тех, кто напал на майора милиции. Взрослую, сильную женщину, которая однажды в одиночку вырубила подозреваемого, напавшего на нее в кабинете. Вырубила так, что его едва откачали врачи скорой помощи, поглядывавшие на мою маму с таким выражением, будто перед ними сидела не сорокалетняя, не очень-то и могучая женщина, а какой-то монстр, изувер, пытающий всех, кто попадает в его окровавленные руки. Это мама рассказала - смеялась, когда рассказывала. И мне было смешно. А потом, когда это подтвердил бывший опер дядя Андрей, да со всеми подробностями - у меня мороз побежал по коже. Тот тип душил маму, и чуть ее не задушил - она успела схватить пресс-папье, и если бы не оно...сейчас я бы жил уже в детском доме.
Я не знал, где искать злодеев. Но знал, что мне нужно их найти. И узнать все, что я хочу знать.
Итак, как найти злодеев? Проще всего сделать так, чтобы они тебя сами нашли - это очевидно настолько, что ясно даже школьнику, весь мир которого сосредоточился на маме, секции бокса и школе. Именно в таком порядке.
А чтобы узнать, о преступниках и преступлениях как можно больше, что надо? Почитать книжки, само собой!
Книжек у мамы хватало. Следователь без юридической литературы - как плотник без молотка. Целый шкаф специфической литературы, которую еще и не во всех библиотеках найдешь. Начиная с римского права и заканчивая комментариями к уголовному кодексу. Все это я изучил и как мог осмыслил - за месяц - у постели мамы в больнице, дома, в каждую свободную минуту. Не просто прочитал - запомнил. Моя ненормальная голова не забывала ничего. Совсем ничего.
За ними настал черед детективных романов - всех, что я мог достать. Всех, что были дома, всех, что мне выдали в библиотеке. На них ушло недели две. Я просматривал романы, интересуясь не сюжетом, а хитросплетениями конкретных преступлений. Зачем мне "сахарные сопли" о страданиях героев, когда нужна всего лишь выжимка, соль романа - схема преступления и возможные действия преступника в соотношении с преследующим его сыщиком!
Как оказалось, дельных детективных романов было не так уж и много. Все больше политизированная чушь, извлечь что-то ценное из которой было довольно трудно. Но были и дельные книги, из которых я узнал многое о психологии преступников, об их образе жизни, о том, как и где их можно найти. И о методах работы милиции. Та же "Рожденная революцией" мне очень недурно помогла. Она вышла как раз в 1974 году, и я не отрываясь смотрел, как экранные милиционеры борются с преступностью. Правильные милиционеры.
В общем, я начал свою Чистку, когда мне было четырнадцать с половиной лет. Дитя, в самом деле. Умный, но...глупый. Сейчас вспоминаю, как бродил по улицам, в надежде наткнуться на негодяев, и невольная улыбка раздвигает мои губы. Мне казалось, что только лишь я выйду на улицы города в кромешную тьму, так сразу на меня набросятся кучи злодеев, которых тут же повергну наземь, и начну...ну,что начну? Допрашивать, само собой!
Это потом я стал работать тоньше, досконально изучив такую науку, как "Виктимология", науку о жертвах.
Как сделать, чтобы преступник на тебя напал? Чтобы совершил преступление? Как его спровоцировать? Все это и рассматривает виктимология, в общем-то, не очень уж и сложная наука.
Например - если девушка, одевшись максимально смело (микроюбка, чулки, просвечивающие сквозь кофточку груди), идет с парк с группой молодых людей, распивает с ними спиртные напитки - что может произойти с ней дальше, с максимальной вероятностью события? Нет, ее не похитят инопланетяне. И ей не дадут медаль "За подвиг на пожаре". Ее нормально завалят и отымеют всей группой, потому что будут считать, что ради того она сюда и пришла. Ради того пила, курила, и позволяла хватать себя за сиськи.
Или, например, мужчина, напившись пьян, достает пачку денег прямо там, в пивнушке, на глазах у многочисленных зрителей, а потом шатаясь уходит в ночь - что будет с ним дальше? Точно - его нагонит не влюбленная девушка, и не старушка, мечтающая пожелать этому гражданину доброй ночи и счастливого утра.
Почему я в первые дни и недели своих ночных патрулей не мог найти того, кто пожелает на меня напасть? Почему ни один преступник не заинтересовался моей одинокой фигурой? Я понял это не сразу. А когда понял - все стало на свои места. "Виктимология", однако!
Какой идиот пойдет на высокого, спортивного парня в спортивной же куртке, который выглядит одновременно как Ален Делон и Гойко Митич?
Кому охота наскакивать на чувака, который или морду разобьет, или сбежит, унося с собой мифическое богатство?
У таких "гойко" в кармане обычно максимум мятая трешка, за которую они будут биться, будто защищают "злой город" Козельск от Батыева войска!
Вот если бы я был девчонкой в короткой юбчонке, либо подвыпившим мужиком с толстым портфелем - тогда да! А так...одно лишь пустое времяпровождение. Холодно, неуютно и скучно.
Кстати сказать - сложнее всего было объяснить маме - зачем это я брожу по улице темными вечерами. Не стоило надеяться, что она не услышит, как я выхожу из дома. Пришлось сказать, что бегаю ночью, перед сном, что иначе не усну - весь на нервах, весь на переживаниях. Глупое объяснение, да, но какое еще я мог придумать? Сказать, что иду искать негодяев, искалечивших ее, сделавших инвалидом?
Или что - сказать, мол, иду на свидание к девушке?
Конечно, мама не поверила. Когда приходил, она тихо выходила навстречу, принюхивалась - вдруг я попал в дурную компанию, курю, выпиваю, или...еще чего хуже! Но я не пил - вообще. И не курил - курящий спортсмен - это урна с бычками, как сказал некогда Петрович. Боксер без "дыхалки" - не боксер. Курение не добавляет "дыхалки", точно!
Не раз замечал, как мама осматривает мои руки - нет ли следов от шприца? Смешная...если бы я захотел, то мог бы наширяться, и она никогда бы не могла найти следов!
Во-первых, на мне все заживало, как...как...на мне!
Во-вторых...не знаю, можно ли это считать во-вторых, но...наркотики на меня просто не действовали. Это я выяснил не скоро, через несколько лет, тогда об этом не знал, но все обстояло именно так. Меня не брал алкоголь, на меня не действовали наркотики - они вызывали у меня лишь расстройство желудка. Смешно, но объяснимо - организм выводил из себя токсины, а как лучше их выбросить? Конечно, через естественные отправления.
От алкоголя я буквально едва не упускал в штаны (от крепкого, и когда много выпито), а от наркоты прошибал понос - пробовал, в студенческое время, чисто ради эксперимента, уже зная о своей - дурацкой, надо сказать - особенности организма.
Почему дурацкой? Ну, только представить - компания, все выпивают - новый год там, либо день рождения, а я после нескольких бокалов шампанского, либо после нескольких рюмок коньяка бегу в сортир! А у самого "ни в одном глазу", хоть ты тресни! Даже обидно!
Вообще - неприятно сидеть трезвым в пьющей компании. Когда ты такой как все, когда подвыпил - окружающие кажутся вполне нормальными, шутки - веселыми, женщины - красивыми, а мир добрым и хорошим. Пока не наступило похмелье, само собой. А если ты трезв, и вокруг все пьяны?
О боже мой...если бы люди видели себя, выпившего несколько рюмок водки! Если бы они хоть раз оказались в компании этого себя , посмотрели на происходящее со стороны! Пошлые, тупые, несмешные шутки, пьяные, потные женщины, с размазанной тушью и помятыми юбками, громогласные парни, вдруг возомнившие себя неотразимыми мачо и одновременно Жванецкими!
И тут я - такой весь правильный, такой трезвый, непьющий, "мать его за ногу"!
Приходилось изображать из себя подвыпившего, незаметно выливая алкоголь, либо бегать в сортир, чтобы избавиться от токсинов - что не прибавляло уважения у честнОй компании.
Впрочем - скоро я научился бороться с этой всей напастью. Все просто. Нужно твердо сказать - не пью, и все тут! Не нравится? Значит, пошли вы все...! Но это уже было потом. Когда понял.
В общем, мама от меня отстала. Ну, бродит по вечерам, и пусть себе бродит! Может и правда с девочкой какой встречается? Она все лелеяла мечту меня оженить - позже, конечно, но тренироваться-то надо? Разработать мышцы, так сказать!
Помню, как впервые выловил у себя из кармана пачку презервативов - я ржал, аж слезы потекли! Мама, милая мама! Она и тут все продумала до мелочей!
Кстати сказать, после этого все пошло как по маслу - надо было просто надорвать пачку и выкинуть один презерватив. Вроде как пустил в дело. И тогда мамина душенька довольна - не просто так ходил, а по поводу! "Сынок-то, повзрослел! Мужчина!"
Только вот изредка вставляла прозрачные намеки, мол, "..и почему это к нам никто не ходит...пригласил бы кого-нибудь...чего там, под дождем-то тискаться! Я ежели чего - отвернусь, и уши заткну!" Меня разбирал истерический смех, я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться, и останавливала только одна мысль - о том, что не выдержу, и сдам себя с потрохами.
Нет уж, не надо маме знать! Ни к чему это. Мамы должны узнавать о плохом в последнюю очередь. Или вообще не знать. Лучше - никогда.
В общем, когда мои потуги вызвать на себя огонь потерпели фиаско, я решил перейти к более активным действиям, не ждать, когда на меня нападут, нападать сам. На кого?
А вот тут вопрос интересный. Я снова начал видеть "зеленых", так я их называл. Вначале нечетко, а потом - все ясней и ясней. Это потом я начал называть этих гадов "тварями" и "рептилоидами", ведь в то время о рептилоидах понятия никакого не имели, хотя ходили рядом с ними, жили с ними, и даже спали в одной постели.
Твари ничем не отличались от других людей, кроме двух важных особенностей. Первая - то самое зеленое свечение, иногда яркое, иногда тусклое, совсем тусклое - будто в центре лба у человека мерцало зеленое, пульсирующее пятно.
Но были такие, что просто светились, как фонари! О них едва не били протуберанцы, как от солнца в периоды его активности!
Что это было за свечение, что я вижу - не знаю. Аура, так называют что-то подобное. Но почему тогда не вижу ауру нормальных людей? Животных? Растений? Ведь аурой обладают и они! Нет, я вижу ауру только Тварей. Зато ясно, четко, даже за несколько километров от себя. Когда Тварь с яркой аурой далеко, за пределами видимости глазами, вижу эту Тварь чем-то иным, не глазами. Каким-то участком моего странного мозга, передающего картинку - зеленую точку, пылающую за горизонтом, яркий маленький костер дикарей-каннибалов, на котором жарят неудачливого путешественника или миссионера.
И еще интереснее - я вижу Тварей по телевизору! Тогда - существовали только черно-белые телевизоры, но если Тварь была крупной, созревшей - той самой, с протуберанцами - то чтобы увидеть ее суть - особых усилий прилагать не приходилось. Достаточно одного взгляда.
Серое облако-свечение вокруг человека - вот как я видел картину с экрана телевизора.
Иногда мне казалось, что это самое облако складывается в дьявольскую морду - с рогами, со всеми причитающимися бесу причиндалами. Только тогда я был совершеннейшим атеистом (по-другому и быть не могло - советский школьник борется с поповским мракобесием!), потому мысли об одержимости бесами отбрасывал сразу же, после появления в моем светлом атеистическом мозгу этой крамольной мысли.
Но это уже потом. Тогда, когда я начал Чистку, я видел не так четко, и не всегда. Только самых сильных Тварей, в полной их "половой зрелости" и боевой готовности.
Глава 2
Итак, что я имею? Опыт двух недель бестолковой, пустой беготни по городу.
Что мне нужно? Найти тех, кто мог бы на меня напасть, если бы я был виктимной жертвой.
Как найти? Само собой, воспользовавшись моим умением видеть то, чего никто не видит!
Зеленое свечение - вот ключ ко всему! Я это знал, чувствовал так же ясно, как чувствуют холод и тепло, кислое и сладкое, горькое и соленое. Я ЗНАЛ, что эти, с зеленым свечение, есть центральные фигуры в мире криминала.
Впрочем, для этого не надо было быть вундеркиндом - просто сложить два и два.
Во-первых, когда меня преследовали в школе, во главе всего заговора стоял мальчишка с зеленым свечением, среди тех, избитых мной - тоже был парень из "зеленых". Когда я ходил по городу в поисках приключений на свою мускулистую задницу, не раз видел стайки парней криминального вида, и в центре всегда был парень с ярким зеленым свечением! Организаторы, идейные вдохновители всего темного, гадкого - вот кто эти "зеленые!
Где "зеленый" - там и беда. Где зеленый - там вся шпана и преступники, разного возраста, разного ранга преступной иерархии. Так что - искать следует "зеленых"! Все просто!
Угу, просто. Стоит только устроить свару возле пивнушки, либо у шинка - тут же и менты налетят. Повяжут, а потом маме отдуваться. И все мое расследование накроется медным тазом. Мама тут же все поймет.
Но все оказалось просто. Я сам удивился - как просто! Хотите выманить человека в пустынное место? Хотите, чтобы он за вами пошел - сам, без принуждения, горя желанием? Подойдите к нему и скажите: "Ты, козел ....!"
А потом харкните ему в лицо. И бегите! Как можно быстрее бегите! Но так, чтобы он не отстал - некоторые люди бегают не очень хорошо и не посещают тренировки. Опять же - курение, алкоголь и наркотики не способствуют хорошей физической форме!
Их было четверо. В главе - довольно крупный парень с меня ростом, но гораздо шире в плечах. И в животе. Когда я харкнул ему в лицо, он вначале просто удивился, вытаращился на меня так, будто увидел Змея Горыныча и Конька-Горбунка одновременно. И я его понимаю! Стоишь себе, такой весь авторитетный, рассказываешь корешам, как зону топтал, какие на ней правильные порядки, какие там замечательные пацаны, и как ты среди этих пацанов мАзу держал, и тут вдруг подходит лох педальный, и плюет тебе в рожу!
Первая мысль - этого не может быть!
Вторая - кто такой?! Может кто-то прислал, от Больших?
И только третья - ах, ссука! Ну, держись, внатури!
Когда подбежали ко мне - запыхались, будто бегали с мешком цемента на плече - и не меньше, чем километра три, бодрой рысью без остановки.
Я же - свежий, как после душа. Даже не вспотел. Тренировки, а еще - мой организм, непонятно за что мне данный судьбой. Ну не устаю я так, как обычные люди - бывало после тренировки все скрипят, стонут, валятся с ног - а мне еще столько тренировки, и еще два раза по столько - и хоть бы хны! Ненормально, да, но такой уж уродился!
- Ты чо...
Вот что у них за привычка такая? Скольких я уже отоварил, и девяносто процентов из них начинали с "Ты чо...?!"! Зачем говорить? Зачем вонять из своей поганой пасти? Просто врежь, да так, чтобы наверняка завалить, и не надо слов!
Помню анекдот такой: "Выходит мужик на крыльцо, видит, а на плетне черт сидит. И грозно так спрашивает мужика: "Ты чо?!"
Мужик подумал, и отвечает: " А ты чо?!" Черт тоже задумался, и грустно говорит: "И правда - чо это я?"
Так вот, когда я в очередной раз слышал этот вопрос, тут же вспоминался анекдот, и мне хотелось хихикнуть. Как и сейчас, когда я его вспомнил впервые.
- Чо лыбу-то давишь, козел?! - разъяренный "зеленый" шагнул вперед, намереваясь сцапать меня за отвороты куртки, и тут же нарвался на мощнейший, нокаутирующий прямой правой. Рухнул во весь рост, не издав ни звука.
Остальные трое полегли точно так же - они пытались размахивать руками, ногами, один изобразил что-то вроде новомодного карате, беспомощно, тупо изображая некий прием, который вероятно должен был сразить меня наповал. Никто не сумел даже дотронуться. Жалкие, медлительные, как слизняки на лесной тропинке! Нажми каблуком - и брызнули гады, расплескав свою вонючую жижу!
Добро я, или Зло?
Наверное - бить людей плохо. Но если я бью - плохих? Тех, кто обижает хороших? Кто тогда я?
Разве Добро не должно быть с кулаками? Или это положено только Злу?
Кто поставил людей в неравное положение? Кто решил, что Добро должно подставлять щеку торжествующему Злу? Зачем Он это сделал?
Я не согласен. Я категорически не согласен! Бунт!
Потом я их бил. Методично, по одному, стараясь не выключить сознание навсегда. Не знаю, выжили они после той экзекуции, или нет. Мне и сейчас это не интересно. А тогда было неинтересно вдвойне. Я переломал им кости, наверное - отбил внутренности. Но сразу не убил. Тогда - я еще не убивал.
Они ничего не знали об избиении моей матери, совсем ничего. Бормотали что-то свое, сдавали какие-то преступления, но я не вслушивался. На кой черт мне их дурацкие грешки, когда мне важнее другое! Совсем другое!
И опять - то ощущение наслаждения, покоя, обновления организма - в том момент, когда борова-"зеленого". Захватывающее ощущение! Потрясающее! Остановился уже в последний момент, когда негодяй выглядел уже отбивной, а не человеком.
Да, тогда я еще не был готов убивать!
После этой акции я на всякий случай затих. "Залег на дно". Неделю выходил просто так - гулял, дышал воздухом, но ничего не предпринимал. Отдыхал. И самое смешное, что именно тогда, когда я не искал шпану - они сами меня нашли. Докопались.
Через три дня после прошлого избиения, прямо у нас во дворе...
Что стукнуло им в голову, почему они не знали меня, я тогда честно сказать - удивился. Когда проходил мимо детской площадки, в спину мне прилетела пустая бутылка - просто так, ни за что. Просто потому, что захотелось - идет какой-то придурок, чистенький весь, маменькин сынок, надо же его достать! Унизить, вытереть об него ноги - и только так возвысишься, а как еще иначе-то?
Здоровый парень, "старик", как говорили тогда. Он смотрел на меня лениво, без испуга, крепкий, плечистый, и не было в нем ни капли "зелени". Только "зеленый змий", а еще - ущербная, униженная душа, о которую вытерли ноги десятки, а может и сотни людей. Ведь наверное только так можно стать одержимым бесами, не будучи на самом деле "одержимым"?
Один из компании меня знал - Митяй, с третьего подъезда. Он предупредительно хлопнул приятеля по плечу, и вполголоса бросил, нарочито растягивая гласные, как завзятый блатарь:
- Коляан, внаатури...это тот чемпиоон...из этого дома! Кончай до нево докапывацца...уроеет! Знаешь, какой он боорзый? Просто вглушняк!
- Он меня - уроет?! Борзый?! - парень встал, и когда полностью распрямился, оказалось - он выше меня на полголовы - крепкий, спортивный. Из-под рубашки выглядывал тельник.
Не из блатных, точно - мелькнула мысль - и двигается как боец, как на шарнирах парень - скорее всего, что-то из единоборств. Боевое самбо, или наподобие.
- Ты меня уроешь, да? - лениво спросил "тельник", демонстративно разминая ладони, и я понял - он меня знает! И все это затеяно нарочно, чтобы спровоцировать на драку!
Зачем? Да кто ж нает? Вероятно, это вроде того, как если надеть камуфляж и пойти туда, где тусуется шпана. Тут же нарвешься на неприятности: "Ты чо, крутой, внатури? Небось десантник, да? А давай проверим!" Вот и здесь было что-то такое, из той же поганой пьесы.
Он встал в стойку - нечто среднее между боксерской и борцовской - руки на уровне груди, полусогнуты - можно ударить, а можно захватить. Ноги правильно - левая чуть вперед, слегка согнута, стоит не прямо, а чуть боком - чтобы не сломали. Так ставят ноги опытные бойцы. У боксеров обычно другое - они за ноги не боятся, удары ниже пояса, пинки - дисквалификация.
Но было у меня перед любым поклонником восточным единоборств и даже перед теми, кто прошел обучение в спецвойсках - огромное преимущество. И не знают об этом только болваны, вроде этого "десантника", разыгрывающего передо мной последний акт спектакля (ясное дело - спектакль, даже "типа шепот другана" - все рассчитано на широкую аудиторию в узком кругу) Какое преимущество? Самое главное. Я умел наносить удары в полную силу, и умел держать удар.
Все эти спортивно-прикладные единоборства - балет. Самый настоящий балет, не имеющий ни малейшего отношения к реальности. Чтобы на самом деле чего-то добиться в этом деле, нужно заниматься годы и годы, но даже после того на пути может попасться некий уличный боец, или боксер, который буквально втопчет тебя в грязь.
Каратеист, кунгфуист, ушуист - да чего только не повылезло в наше время! Нахватавшиеся верхов, аферисты всех мастей, "сенсеи"! И безразлично, как эти балеруны себя называют - все они практикуют бесконтактный бой, когда рука или нога останавливаются перед лицом противника, не доводя дело до победного конца. И тогда в реальном бою, мозг, который привык тормозить удар в сантиметре от цели, автоматически проделывает то же самое.
Это, кстати, нам рассказал Петрович, которого мы однажды вконец достали своими глупыми вопросами по поводу: "Какой боец сильней - боксер, или каратист?!" Середина восьмидесятых, начали появляться секции единоборств, в дальнейшем по глупости, по недомыслию запрещенные советской властью - вместо того, чтобы взять их под контроль.
Чем помешал им этот "балет", когда те же боксеры гораздо сильнее и опаснее доморощенных "каратек", или поклонников совсем уж экзотического айкидо? Тогда бы по логике следовало запретить и боксеров, самих по себе являющихся мощным оружием, не хуже крупнокалиберного пистолета, или дробовика!
Он напал неожиданно, без предупреждения. Удар ногой в колено, потом крюк правой - размашистый, хлесткий, способный снести башку любому, даже подготовленному бойцу. Явно - связка отработана до совершенства. И беспроигрышна - на его взгляд.
Конечно, ни в какое колено он не попал - Петрович еще в самом начале моей карьеры боксера учил - ноги чуть согнуты, никогда не ставь их так, чтобы можно было сломать ударом. "Жизнь штука сложная, и тебе может пригодиться моя наука - помни, сломали ногу - ты труп. Потому что боец, это наполовину - ноги. По тому, как он их ставит - можно понять, готовится ли к удару. Если ноги неловки - противник достанет, и сокрушит. Если ставишь ноги неверно - равновесие нарушено, а значит - ты и удара дельного не нанесешь, и сам равновесие не удержишь. Ну а если кто-то ударит тебе в колено - считай, пропал. Боксер без ноги - инвалид без коляски! Ползи, и надейся, что пощадят!"
Я хорошо запомнил науку тренера. И когда удар тяжелого берца сотряс мою ногу - он всего лишь чуть согнул ее в колене, угодив сбоку, а не в коленную чашечку - куда и было задумано.
Подло. Гадко. Чтобы искалечить. Ведь я ему ничего не сделал! Я всего лишь мальчик из благополучной семьи, спортсмен, отличник, не пьющий и не курящий - ну как это может вызвать такую шипучую ко мне злобу? Ненависть, достойную самого худшего из подлецов мира?
ЧТО я ему сделал, чтобы он решил сломать мою жизнь? ПОходя, ради самоутверждения, ради пьяной компании, радостным гоготом встретившей триумфальное наступление неформального вожака!
Нет, я не разозлился. В бою я всегда холоден, как лед - тоже одно из моих странных свойств. Я не дурею от ярости, не начинаю ненавидеть противника. Практично и незамысловато - есть противник, его надо уложить. Вот и все. Только один раз я потерял над собой контроль - в тот день, когда узнал о нападении на мать. Но после этого дня, всегда - робот. Холодный, бездушный...опасный.
Первым ударом я сломал ему нос. Это хорошо отрезвляет горячие головы, а кроме того, затрудняет дыхание. Боль от перелома носовых хрящей такова, что иные, случается, теряют сознание.
Но только не этот парень. Он и правда был крепким орешком. То ли обкуренный, то ли налитый выше бровей дешевым алкоголем и тупой злобой - "десантник" будто не заметил хлещущих из расплющенного носа горячих струй, не услышал мерзкого хруста, сопроводившего мой удачный "панч".
Я легко уходил от размашистых, с потугой на умение ударов безнадежно проигрывавшего бой "десантника", и молотил, молотил, молотил - как в грушу, без особых усилий, без ярости, и...не в полную силу. А зачем в полную? Зачем нокаутировать? Вы хотели зрелищ? Получите, и распишитесь. Вот вам зрелище! Вот вам гладиаторы! Вот вам кровушка - вы ее хотели напиться? Вы хотели насладиться унижением? Болью? Так вот она вам боль, смотрите! Наслаждайтесь!
Ни одного удара, который мог бы выключить сознание. Ни одного смертельного удара. Только кровавые, разрывающие кожу, плющащие мясо, отбивающие внутренние органы - незаметные, быстрые, как молния - "крюки", "кроссы", "апперкоты", "свинги", "хуки", "оверхенды" и "боло-панчи", все, чему меня учили больше шести лет, все, что я впитал, как впитывает воду сухой песок пустыни!
Глупый парень...если определять мой уровень по категориям восточных единоборств, то я был где-то на уровне второго дана, или по союзным меркам - мастер спорта международного класса. Так сказал Петрович, а я ему верил больше, чем самому себе. Если сказал - значит так оно и есть.
А кто такой этот "десантник"? Парнишка, сходивший в армию и нахватавшийся "боевых искусств" - по верхам, для парадов, и праздников "День десантника", когда бравые ребята ломают хрупкие доски, и на плацу изображают бой, достойный Евпатия Коловрата. Балет, однако! Балеруны!
Но он все еще стоял на ногах - пошатываясь, пытаясь вяло парировать мои жалящие удары - под гробовое молчание "свиты", как-то сразу притихшей, опечалившейся, понявшей свое место в этом мире.
А потом произошло совсем уже дурное. Парень взревел, сунул руку вниз, к ноге (я так и не понял, где он там у него был!), и в руке его блеснул нож - здоровенный, странной формы - с расширяющимся к концу клинком и пилообразной вогнутой серединой.
Я никогда раньше не видел таких ножей. Через несколько лет я описал этот нож знающему человеку, даже нарисовал его (благо память у меня абсолютная, а рисую я довольно неплохо), и мне тут же было сказано, что это нож десантника, "стропорез". Его использовали, чтобы освободиться во время падения от опутавших парашютиста строп, или с той же целью на земле, чтобы быстрее вступить в бой. И что эти ножи были и боевыми - десантники затачивали до бритвенной остроты режущую кромку возле острия, и тогда можно было наносить колющие, рваные, и резаные раны. Когда я поинтересовался, откуда же у хулигана мог взяться номерной боевой нож - инструктор не удивился, и доступно пояснил, что этот нож, как и многое другое, мог запросто попасть на рынок оружия от черного копателя, который достал клинок на местах боев ВОВ. Как и множество другого военного барахла, оставшегося там, где оно оказалось в далекие военные годы. Обычное явление, ничего особого и удивительного.
В общем, "десантник" поступил "не по пацански". И тогда я этого "десантника"...нет, не убил. Случайно не убил. Они там выпивали, закусывали. Вся эта пакость попадала на пол - огрызки, окурки...шкурка от сала. Вот на ней я и подскользнулся.
Нож пропорол рукав почти новой спортивной куртки (Импортной, между прочим! Со спецсклада, только для чемпионов!), пропорол кожу, оставив на ней длинный, рваный разрез, не задев мышцы предплечья, а потом выпал из ослабевшей руки хозяина, челюсть которого была сломана в трех местах.