Был осенний листопад. По аллее брела молодая женщина, смуглая миловидная брюнетка с карими глазами. Касаясь волос, плеч и рук ее, багряные листья медленно опускались на землю, шуршали под ногами. Звали эту женщину Нина Одинцова. Она шла, понуро опустив голову, не разбирая дороги, с единственной мыслью, которая, как раненая птица, билась, отдаваясь в висках и затылке: "Что делать? Что делать? Что делать?"
Ей надо было принять решение, срочно найти выход из создавшегося положения, которое, вообще-то, было самым обычным. Она ждала ребенка. Беременность - светлый момент в жизни женщины. Но, увы! Далеко не каждой. Вся сложность состояла в том, что Нина не была замужем. На мучивший ее вопрос, было два ответа: оставить беременность или избавиться от нее.
* * *
По трудовому соглашению, после окончания учебы в институте, она приехала работать на Дальний Восток в город Николаевск на Амуре. В этот далекий суровый край, где выплачивали "северные", где один год работы приравнивался к двум. Трудовое соглашение было сроком на три года. Местных кадров в городе не было, Судоверфь, куда она получила назначение, держалась на приезжих молодых специалистах. Встретили ее хорошо. Обеспечили жильем - выделили комнату в коммуналке ведомственного дома. Она отработала положенный срок и осталась еще на один. Вот уже и он подходил к концу. А сама Нина за это время от рядового инженера проектировщика доросла до уважаемого всеми начальника техотдела. И близкий друг у нее появился, ее Володя, потомок Амурских казаков по фамилии Приходько. Красивый лицом и телом богатырь, которого она любила. Было ему 26 лет, учебой он себя особенно не обременял, работал на Судоверфи электриком. Жил с родителями, а к Нине захаживал вечерами, и ночевать частенько оставался. Он и был отцом этого ребенка.
* * *
Листья падали, кружились, мысли бежали, неслись, летели. Нина вспомнила, как прошлой осенью, под таким же дождем багряно-золотистой листвы, шли они с Володей, как он целовал ее и шептал на ушко ласковые слова. И она чувствовала себя самой красивой, самой счастливой женщиной на свете. И вот снова осень, и снова багряный листопад. Но нет в душе счастья, одна горечь.
А мысли бежали, неслись, летели и как маленькие острые кинжалы, ранили душу: "Два варианта, два варианта. Первый - оставить ребенка. Для этого надо, чтоб Володя предложил или, хотя бы, согласен был на мне жениться. А это под большим вопросом. Родить ребенка, не будучи замужем? Но это же - позор! И как к этому отнесется Володя? Второй вариант - сделать аборт... Нет, это просто невозможно!"
По телу пробежала дрожь. О втором варианте даже подумать было страшно. Аборты еще с 1936 года были запрещены законом. И преступником становился не только тот, кто производил его нелегально, но и та несчастная, которая решилась на него. Ей выносилось общественное порицание. По существу, это была судимость. Заседал суд, допрашивали обвиняемую, свидетелей, зачитывали приговор. А потом шла бумага еще и на работу. Там собирали общее собрание. И все повторялось, только уже в своем рабочем коллективе. Выспрашивали: "Как? Почему? Кто отец?" И это общественное порицание оставалось в личном деле, как судимость.
"Хорошо было древним римлянкам", - думала Нина,- никто не обращал внимания на то, что незамужняя женщина прерывала беременность. Эмбрион считался частью ее тела, и она сама решала избавляться от него или нет".
Да, так, действительно, было у древних римлян. Но цивилизация с тех пор "продвинулась далеко вперед" и теперь, в 1955 году, не в Риме, а в ее родной стране, такие вопросы решали не женщины, а государство.
* * *
Быть матерью одиночкой Нина стеснялась, да и не хотела. Большие надежды она возлагала на сегодняшний вечер. Приготовила ужин, купила пол-литра водки. Сама она её не любила, ей нравилось белое виноградное сухое и полусладкое вино. Но сегодня она будет пить водку, Володя любил, когда она составляла ему компанию. Он говорил, что водка освобождает ее от постулатов ложной морали и Нина становится сама собой, такой, как Бог ее создал. Он делал с ней тогда все, что хотел, и называл ее "моя Ева, моя любимая Ева". Нет, он не обижал ее. Просто у него были свои оригинальные проявления любви. Так реализовывалась его страсть. А сегодня "Ева" сделала бы все, что угодно, лишь бы он предложил ей выйти за него замуж.
Она готовилась к его приходу. У нее было красивое, еще ни разу не одеванное белье. Володя любил раздевать ее сам. Ему это доставляло удовольствие. Все его привычки и причуды Нина знала наперечёт. Вот только не знала, когда лучше сказать о беременности: до свершения любовного таинства или после. Думала, думала и решила, что лучше всего во время этого. Так и сделала и была очень удивлена, что он никак на ее слова не отреагировал. Ласкал, целовал, называл любимой, а о беременности и рождении ребенка не сказал ни слова. "Не торопится Володя делать мне предложение. Не умолять же его об этом?" - думала Нина, хотя была полностью готова и на это.
А Владимиру, когда она сообщила ему эту новость, было не до ее беременности. У него и мысли-то нормально не работали в тот момент. Только инстинкт, животный инстинкт. И решила Нина, что поговорит об этом еще раз "на трезвую голову".
* * *
На другой день Владимир вспомнил ее слова, но не обрадовался этому известию. О детях он, вообще, еще не думал. Но сообразительность проявил: "Когда женщина говорит, что должен родиться ребенок, она намекает, что мужчине пора на ней жениться", - сделал он для себя вывод. Да в принципе, он и не исключал такую возможность, проанализировав всё с помощью поставленных самому себе вопросов и ответов на них: " Красивая? - Красивая. Меня любит? - Любит. Зарабатывает хорошо? - Даже очень. Чего мне еще нужно?", - так он мысленно порассуждал и пошел к родителям сообщить, что у любимой женщины от него скоро должен родиться малыш, и он, наверное, должен жениться на ней.
- Появится казак! - сказал отец.- Еще один Приходько. От це гарно!
- Рано ему жениться,- возразила мать.
- Раз женилка выросла, пусть женится,- высказал свое окончательное мнение отец, уходя на работу. Иначе думала мать.
- Не твоя это судьба, сынок, - стала она отговаривать его. - Не останется она здесь жить, уедет после окончания трудового договора к себе на родину. А ты как же? С ней же ведь поедешь...
- Конечно, с ней.
- Здесь ты свой. Тебя все знают. Здесь ты нужный специалист. А там кем будешь? А она и там будет начальником. Бросит она тебя.
- Не бросит, - самоуверенно произнес Владимир.- Таких, как я, не бросают.
Увидев, что ее слова не очень подействовали на решение сына, мать привела последний довод:
- И на кого ты нас оставишь?- запричитала она, пустив слезу, чтобы разжалобить сына.- Mы уже старые с отцом. Как мы тут одни без тебя будем?
И слезы, слезы, слезы... Володька любил свою мать. Не мог он допустить, чтоб она из-за него плакала. И поэтому быстро поменял свое первоначальное решение. Только спросил:
- А как быть с беременностью?
- Как, как? А как другие поступают? Пусть ноги попарит, да попрыгает с табуретки, волчком покрутится. Выкидыш и случится.
- Ей будет больно?
- Да нет. Ну, так, самую малость.
* * *
А Нине, когда пришел к ней вечером после работы, сказал:
- Зачем нам ребенок? Нам итак хорошо, вдвоем. Ведь верно, Нинок?
На ее глаза набежали слезы, но она с улыбкой ответила ему:
- Да, хорошо.
- Мама сказала, что нужно ноги попарить, да попрыгать с табуретки, волчком покрутиться. Выкидыш и случится.
"Мама, мама... Вот о ком мне нужно было помнить. А я и забыла про его маму. Теперь никакие мольбы мои не помогут. Он не пойдет против своей матери", - с горечью и обидой подумала Нина, против своей воли подчиняясь решению этой женщины.
Ноги парила, с табурета прыгала, волчком крутилась. Выкидыш не случился. Крепкое здоровье было у девушки.
- Пусть выпьет отвара полыни. Поможет... И будет выкидыш. Хинина можно выпить. Тоже помогает.
И это все попробовала. Не помогло.
И вот она уже шла, постукивая каблучками, по деревянному тротуару к бабке-знахарке. Да, не удивляйтесь, тротуары в то время в городе были деревянными. И далеко не на всех улицах они, вообще, были. И бабки-знахарки, которые решали судьбы молодых женщин, тоже были в городе. И шла она к одной из них на подпольный аборт. И адрес этой бабки дал ей ее любимый Володя, а ему - его мать. Шла она и мысленно просила прощения у не родившегося ребенка, у ребенка, который уже никогда не родится: "Прости, малыш, нет у меня другого выхода. Прости".
* * *
- Вернулась твоя Нина?- спросила мать у сына.
- Вернулась.
- Дошла своими ногами?
- Своими.
- Значит, все будет нормально.
Владимир верил матери. Но вышло все очень плохо. Уже третий день Нина лежала с большой температурой, в лихорадке, истекая кровью. Владимир бегал от нее к родителям, от родителей снова к ней. Менял кровавые простыни, говорил утешающие слова. Врача не вызывали. Он сразу бы установил незаконное прерывание беременности. И от этого его матери было страшно. Ведь цепочка бы дотянулась и до нее. Она направила Нину к этой бабке. Да и Нина сама, и в первый день, и на второй, не хотела обращаться к врачу, боялась суда, общественного порицания. А потом ей стало так плохо, что не пугало уже предстоящее наказание за подпольный аборт.
- Володя, я больше не могу... Мне очень плохо... Давай вызовем врача, шептала она посиневшими губами.
И он снова бежал к матери.
- Пройдет!- успокаивала она сына.- Пусть потерпит. Не она первая, не она последняя.
И он передавал эти слова Нине. Сначала она верила, что так у всех бывает, надеялась, что кровотечение остановится само собой. И лихорадка пройдет. А потом впала в забытье и как бы уснула. Уснула и больше не проснулась.
* * *
Хоронили Одинцову Нину всей Судоверфью. Много народу провожало ее до кладбища. Был осенний листопад. Каждый шаг людей сопровождался предсмертным шелестом опавшей листвы. Женщины шли, тихо переговариваясь между собой:
- А от чего умерла-то?- спросила одна.
-Было у нее сильное кровотечение, и еще сепсис.
- Сепсис? А что это такое?
- Заражение крови.
- Умершая-то была полюбовницей Володьки электрика?
- Да
- То-то я смотрю, он и его мать хозяйничают в ее комнате. Распродают вещи...
- Говорят, Володькина мать-то была против ребенка.
- Да, ну? Сама-то, небось, родила... А другим, значит, нельзя?
- А отчего кровотечение-то началось?- спросила опять первая.
- Мне врачиха по секрету сказала, что умерла она от подпольного аборта. Спицей ей бабка аборт сделала,- ответила та, что все на свете про всех знала.
- А кто сделал-то?
- Много будешь знать, скоро состаришься...
- В тюрьму ее за такие дела...
- В тюрьму, в тюрьму... А как без них-то, без этих бабок. Сама знаешь, в жизни все бывает...
* * *
Так из-за запрета на аборты произошло сразу два убийства: не родившегося маленького человека и молодой, красивой женщины в расцвете сил. Кто занимался этим криминальным делом, осталось тайной. Нина умерла, а Владимир и его мать, как ни в чём не бывало, продолжали жить, по-хозяйски распродавая всё, что осталось после Нины в ее квартире. Они молчали, не выдали эту "бабку". Оставили ей возможность ещё кого-нибудь отправить на тот свет...
Случилось это в октябре 1955 года, а в ноябре этого же года государство сняло запрет на аборты. Там, на верху, решили, что рождаемость достаточно поднялась и закон этот можно отменить.
Осень 1955 года была теплая. И только в ноябре закончился листопад.
2014г.![[]](/img/s/sherbak_w_p/themis/i33.jpg)
Где ты, Фемида?