|
|
||
Разрывая пласт ночного покоя, зазвонил телефон. Она повернулась и приоткрыла глаза. Был четвертый час. Телефонный звонок, как чей-то предсмертный крик, срывался откуда-то сверху, падал и разбивался об пол. Она привстала на локтях и посмотрела сквозь стеклянную ширму окна на улицу. В доме напротив, на последнем этаже, горел одинокий огонек. Его свет был ядовито-зеленым. Звонки не прекращались. В комнате было душно. Она встала и открыла окно. Февральский ночной воздух пах тишиной, теплом и тающим снегом. Она подошла к телефону:
Короткие гудки одиноко зазвучали в трубке. Она накинула халат и вышла на кухню. На столе лежала газета, с бросающимся в глаза заголовком: Мораль - религия или политика? Газета была залита красным вином и чаем. Рядом лежала начатая пачка сигарет. Она закурила и поставила чайник. Часы стучали как чье-то сердце. Она прислушалась. Стука собственного сердца слышно не было. За окном остановилась машина. Она налила чай в чашку и сделала несколько коротких глотков. Затушила сигарету. Потом прошла в комнату и открыла шкаф. На полках стояли черные папки с номерами. В дверь позвонили. Она взяла папку с номером шесть и пошла к двери. На двери висел календарь за 1866 год. Желтые цифры на черном фоне. Она достала из кармана иглу, проколола палец и обвела кровью дату 24 июня. В дверь позвонили еще раз. Она открыла. На пороге стоял человек во всем черном. Черные ботинки. Черные кожаные куртка и перчатки. Черные брюки. Очки с черными стеклами. Его волосы были тоже черные, но кое-где просматривалась проседь. Он рано начал седеть из-за смерти сына,- подумала Она. Его левую щеку пересекал отчетливый шрам. Она протянула ему папку. Он достал из кармана конверт и отдал Ей. Слегка улыбнулся обветренными губами и пошел к лифту. Она закрыла дверь. Посмотрела на конверт. Ни адреса, ни печати. Она открыла его. Конверт был пуст. Она быстро оделась и вышла на улицу. Тишина. Отсутствие любых признаков жизни. Она достала из кармана компас, сверила направление и пошла точно на север. Через двадцать минут вдалеке Она заметила чью-то фигуру. Фигура шла то ровно и быстро, как будто не касаясь земли, то останавливалась и начинала двигаться прерывистыми скачками. Вскоре они поравнялись. Навстречу шел человек в длинном черном балахоне, с абсолютно белыми, даже полупрозрачными глазами и зашитым намертво ртом. Жилистые руки протягивали Ей конверт. Она взяла его и убедилась, что он также был пуст, как снаружи, так и внутри. Она достала пистолет и выстрелила в человека. Он упал. Пошел дождь со снегом. Она возвращалась домой. У подъезда к ней подошел тот же человек в балахоне и протянул Ей нож. Она провела им по венам, на кровь не текла. Тогда Она воткнула нож в сердце. Боли не было. Она вытащила нож. Он был чист. Человек в балахоне протянул ей пистолет. Так и есть: на обойме выцарапана чем-то острым цифра шесть. Из этого пистолета Она в прошлом году застрелила человека в черном, которому несколько часов назад отдала папку. Она приложила дуло к виску и нажала на курок. В тот момент, когда пуля вошла в голову, Она вспомнила, что не выключила свет на кухне. Опять лампочка перегорит,- мелькнула мысль, и все провалилось в тишину.
Зазвенел будильник, и Она проснулась. Окно было открыто. На улице светило солнце. Из-за цветущей под окном сирени, в комнате стоял сладковатый запах. Она встала и пошла на кухню. Нажала на выключатель. Свет не зажигался. Так и есть, лампочка перегорела. Она сварила кофе. Выпила. Потом весь день сидела у окна и курила. В восемь вечера Она открыла окно и бросилась вниз.
В ресторане Её долго не обслуживали. Горел ровный мягкий свет. Играла спокойная музыка. Она курила крепкие сигары. Подошла молодая девушка-официантка со стеклянными голубыми глазами, белой фарфоровой кожей и крашеными волосами.
Официантка искусственно улыбнулась и ушла. В ресторан зашел человек с серым шарфом на шее и в серых ботинках, и прошел прямо на кухню. Там он подошел к тарелке с Её салатом и насыпал туда ядовитого порошка. Фарфоровая официантка отнесла заказ, споткнулась о стул, упала и разбилась. После съеденого салата Она почувствовала тошноту и головокружение. Всё поплыло перед глазами. Пошатнувшись, Она привстала. За окном слышались крики. Она приложила руку к своему виску и почувствовала липкий жар. Она проваливалась в него. Пульс почти не прощупывался. Она опустилась на пол и закрыла глаза.
Ветер рвал листья с деревьев и расплевывал дождь по асфальту. Люди шли под зонтами. Она шла в белом платье и босиком. Платье намокло и прилипло к телу. Волосы растрепал ветер. Капли стекали по лицу, как слёзы. От однообразной массы серых людей оторвался человек и подошел к ней. Под тенью зонта не было видно лица.
Она улыбнулась и пошла дальше. Человек откинул полу пальто, достал кинжал и воткнул Ей в спину. Кровь смешалась с дождем. Люди под зонтами шли, как будто ничего не произошло. Человек убрал кинжал и пошел дальше.
Она купила в киоске несколько газет. Потом пошла к дому. Снег падал на газеты и оставлял мокрые пятна. Она зашла в подъезд. Пахло теплой сыростью. Она вызвала лифт. В полутьме загорелся жёлтый огонек. Открылись двери. Прокуренный лифт довез Её на шестой этаж. Квартира встречала оглушающей тишиной. Она прошла на кухню и положила газеты на стол. Налила в стакан холодного томатного сока. Стала пить, просматривая газеты. Газеты пестрили заголовками: Религия и политика - два названия одной армии, Религия - политика прошлого, Политика - религия нашего времени, Мораль - основа и религии, и политики, Мораль - это смерть личности в её начале... Прочитав последний заголовок, она вдруг поняла, почему не могла умереть. Встала и включила радио. Когда садилась, задела стакан, и красный томатный сок разлился по газете. По радио играла знакомая песня, но она никак не могла вспомнить ни исполнителя, ни названия. Часы остановились. Снег на улице пошел сильнее. Она открыла окно. Холод абсолютно не ощущался. Кухню заволокла белая дымка. Она подошла к столу и взяла нож. На столе всё замело снегом. Она провела ножом по венам. Красные капли упали на белый снег. Она села на стул и опустила руку. Из вен тёк томатный сок.
|