Щербинин Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Залы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Дмитрий Щербинин

"Залы"

(мистический детектив для детей)

  
  

Глава 1

СЛУЧАЙ В ПОДЪЕЗДЕ

  
   Этот день начинался так же, как и все остальные учебные дни: Саня проснулся, умылся, позавтракал, надел тёплую одежду (дело было зимой), и, прихватив с собой рюкзак с учебниками, вышел из квартиры. Он совсем даже и не думал, что в этот день случится хоть что-то необычное. Ну, дойдёт он до школы, отсидит уроки, потом вернётся домой, приготовит заданное в школе, поиграет на компьютере, и... пожалуй, всё. Эх, скорее бы весна наступала!
   Вот он в лифт вошёл, вот проехался до первого этажа, и там только понял, что забыл включить плеер. Ведь он каждый день шёл в школу и возвращался из неё с включенным MP3-плеером.
   А плеер лежал в кармане его зимней курки. Надо было только достать наушники и нажать кнопку "Play". Он остановился на верхней ступеньке и начал доставать наушники. Что-то они там запутались - никак не желали доставаться...
   Итак, нахмурившийся Саня стоял на месте и думал, что пока он наушники не распутает, всё равно никуда он не пойдёт, пусть из-за этого даже придётся опоздать на первый урок (а он и так уже опаздывал).
   И тут распахнулась дверь их подъезда.
   Саня ещё не мог видеть, кто там вошёл, так как между ним и вошедшим имелась ещё одна дверь. Но он знал, что это мог быть кто угодно, и совсем не обязательно житель их подъезда, так как уже вторую неделю кодовый замок на двери был сломан, и она открывалась от простого движения руки любого желающего...
   Саня ожидал, что вот сейчас и вторая дверь раскроется, и он увидит-таки, кто там пожаловал. Но дверь не раскрывалась, хотя мальчик точно чувствовал, что кто-то в подъезд вошёл. Он чувствовал скопившееся между дверьми напряжение, а потом и что-то прерывистое дыхание услышал.
   Мальчик был заинтригован, теперь он верил, что в этот зимний день ворвалось нечто нежданное...
   Забыл Саня про свой плеер, и медленно и бесшумно начал спускаться. Вот остановился возле двери. Приник к ней ухом. Так и есть: с противоположной стороны доносилось чьё-то хрипловатое дыхание. И только тогда испугался Саня, только тогда подумал, что это наверняка какой-нибудь преступник. Может, он забежал в их подъезд, чтобы ограбить случайного прохожего?!
   Мальчик ещё не решил, что ему делать дальше, когда услышал какие-то крики с улицы. До него донёсся жалобный мужской голос:
   - Вы не видели человека с листами?!
   Кто-то ему ответил:
   - Что вы кричите? Какого ещё человека с листами?..
   - Он у меня листы выхватил. Бесценные листы с картинами...
   - Ограбили вас что ли?..
   - Да, да ограбили, - стенал тот неведомый мужчин. - Это такая трагедия! Вы даже и не знаете, что те листы - это самая большая драгоценность для меня. Грабитель побежал сюда, я это точно видел. Он такой высокий. Вы случайно не видели?
   - Нет, извините, не видел. Я сам только что из соседнего подъезда вышел. Вам надо в милицию об ограблении заявить. Извините, я спешу на работу...
   Видно этот рассказ о похищении каких-то там листов не произвел на случайного прохожего никакого впечатления. Зато Саня переживал очень сильные эмоции.
   Ведь теперь он видел грабителя буквально в шаге от себя. Дело в том, что сбоку от двери в стене была трещина, через которую можно было видеть закуток между двумя дверьми. И в этом закутке стоял, практически полностью его заполняя, здоровенный мужчина. В руках он держал кожаную сумку, молния на которой была расстёгнута, и виднелись там свернутые в рулоны листы. На этих листах что-то было нарисовано, но что именно там было нарисовано не смог разглядеть Саня, так как в закутке было весьма сумрачно.
   С улицы стали приближаться шаги. И Саня догадался, что это потерпевший решил проверить его подъезд.
   Понял это и грабитель. Обеими руками ухватился он за дверную ручку, и даже зубы стиснул (да-да - Саня отчётливо услышал, как заскрипели его зубы).
   Тот мужчина с улицы подошёл, потянул за ручку, но дверь, как и следовало ожидать, даже и на самую малость не приоткрылась. Грабитель очень крепко её держал.
   А с улицы доносилось жалобное, едва ли не плачущее бормотание:
   - Ну вот... закрыто... И на что же мне теперь надеяться?.. Но как же я смогу прожить без них... эх...
   Санино напряжение усилилось до такой степени, что он отчётливо слышал частые-частые удары своего сердца. Конечно, ему очень хотелось помочь этому несчастному человеку. Но как?
   Можно было, конечно, закричать, что мол, грабитель, стоит за этой дверью. Но что бы это дало? Ведь преступник был таким огромным, что без труда мог расправиться и с Саней и, судя по всему, с обладателем жалобного голоса. Во всяком случае, Сане пострадавший представлялся щупленьким, интеллектуального вида человеком с очками, возможно сутулым.
   А ещё мальчик представлял, как после его предупреждающего крика грабитель наброситься сначала на него, а потом и на улицу выскочит, собьёт с ног уже ограбленного и убежит, куда ему нужно. А может у этого преступника и нож или даже пистолёт припасён?! Что, если он задействует оружие?!
   От этой мысли на Санином лбу выступила капелька пота (и это несмотря на то, что в подъезде было весьма холодно - этим холодом несло с улицы), и к тому же он громко вздохнул. Но преступник так был поглощён удерживанием двери, и с таким вниманием вслушивался в уличные звуки, что не услышал Саню.
   Это невнимание грабителя к происходящему за его спиной заметил Саня. И тогда он подумал: "А почему бы мне не вытащить незаметно листы из его сумки, а потом ускользнуть назад, в свою квартиру? Потом пусть преступник убегает, думая, что украденное все ещё у него, ну а я выйду из подъезда и найду пострадавшего"
   И вот Саня начал просовывать руку в отверстие. Но неосторожно просовывал, и задел рукавом за остатки картонного листа, которым когда-то пытались заделать пробоину в стене. Раздалось негромкое шебаршение, которое самому Сане показалось ударом грома. Но ещё когда зародился этот шебаршащий звук, отдёрнул он руку, а сам отшатнулся назад, в непроницаемую тень под лестницей. Все эти движения он умудрился проделать бесшумно.
   Под лестницей, вжавшись в стену, он и замер. Глядел мальчик на ту часть громадной фигуры, которая была ему видна через пролом в стене. Преступник, продолжая удерживать сильной своей рукой дверь на улицу, обернулся. И за проломом на стене мелькнуло его лицо, которое Саня из-за теней не смог толком разглядеть, но которое показалось ему страшным, не человеческим, а каким-то демоническом.
   Некоторое время грабитель смотрел, казалось, на самого Сашу, а мальчик всё не двигался, не дышал, но ему казалось, что долго он этого напряжения не выдержит, а закричит, зовя на помощь. И вряд ли тогда кто-нибудь действительно успеет ему помочь.
   Но вот из проёма раздалось сопенье, и страшное лицо отдёрнулось - стало частью мрака. Саня про себя досчитал до десяти, и только тогда посмел подумать: "Ну, кажется, не заметил".
   После этого наисильнейшим стало желание как-нибудь незаметно, совсем бесшумно выскользнуть на лестницу, и там уж броситься наверх, укрыться в своей квартире и до самого вечера никуда не выходить.
   Он на цыпочках прокрался к первой ступени, даже и поднялся на неё, и тут вдруг с ясностью необычайной понял, что, если даст этому преступнику убежать с украденными листами, то уже никогда этого себе этого не простит. Так же он понимал, что если будет медлить, размышлять, то никогда не решится на задуманное.
   И вот с решимостью обречённого шагнул он к пролому, стремительно, но с большой ловкостью запустил в него руки. Смутно видел он эти скрученные листы, но в то же время ожидал, что сейчас капканом схватит его ручища грабителя, может и руку сломает.
   Но как раз в это время преступник примкнул ухом к наружной двери, и из всех сил пытался понять, что происходит на улице - отошёл ли от подъезда потерпевший.
   Тем временем Санины подрагивающие пальцы дотронулись-таки до одного скрученного в рулон листа. Остальные листы находились ниже, и надо было только немного сместить пальцы, чтобы дотронуться до них...
   Но Саня не успел.
   Грабитель решил, что его жертва ушла в какое-то другое место, распахнул дверь и выскочил из подъезда.
   При этом Саня испытал такое разочарование, что вырвался из него жалобный стон:
   - Эх!..
   Но убегавший, тяжёлые ноги которого извлекали из снега скрип, уже не услышал его, наверное и думал он о другом...
   Несколько секунд поражённый своей неудачей Саня простоял на месте, в нелепом положении - высовывая через пролом руку. И только потом осознал, что в его руке остался-таки один лист.
  

* * *

  
   Медленно, стараясь ненароком этот драгоценный лист не помять, Саня просунул руку обратно в подъезд. Затем медленно начал подниматься вверх по ступеням. И, надо сказать, прибывал Саня как бы в некоторой прострации. Наверное, это из-за пережитого напряжения, он даже и не вполне осознавал, где находится.
   Так механически поднялся он на несколько этажей, и также механически уселся на ступеньку и развернул лист.
   Вот увидел он то, что там было, и совсем позабыл и про грабителя, и про страх свой...
   Прежде всего, надо сказать, что на листе была изображена картина. Можно сказать, что это был архитектурный пейзаж, но...
   Центральное место на картине этой занимала огромная, величественная зала, в перспективе уходящая вдаль. По полу этой залы двигались некие фигуры, которые Саня и не мог толком разглядеть, но это были не только люди, а также и сказочные существа, необычной гармоничностью своих форм будящие воображение...
   Долго можно было разглядывать эту залу, так как присутствовало в ней огромное количеств форм. Но Санино восхищённое внимание уже поглотила боковая галерея, нарисованная с краю листа. За этой галереей открывалась ещё одна зала. И вот что удивительно: несмотря на то, что из-за отдалённости та зала занимала гораздо меньше места на листе, но количество образов увиденных там Саней было не меньше, чем в первой зале.
   То есть, конечно, из-за соблюдения пропорций те образы были меньше, чем в первой зале, но эти образы - и вздымающие в загадочном, чуть сумрачном и слегка дымчатом воздухе колонны, и удивительные существа, которые шли между ними, были прорисованы с такой же живой отчётливостью и чёткостью, как и в первой зале. И даже в самых отдалённых местах той залы мог Саня угадывать совсем уж крохотные по размерам образы. Но он точно знал, что, если бы он обладал орлиным зрением или же если бы у него был микроскоп, то и там бы увидел бы что-то или кого-то прорисованной с фотографической точностью, но окружённым волшебной аурой сна.
   Саня совершенно позабыл о течении времени. Зачарованный, вглядывался он в полотно. Вот, в той второй отдалённой зале увидел он ещё одну боковую галерею. Зрение его напряглось, и проникло уже в третью залу. Наверное, на полотне эта зала занимало совсем незначительное пятнышко, но Санино напряжённое зрение угадывало и уже почти разглядывало там огромность прекрасных форм. Тёплые волны заполнили его мозг, и казалось ему, что он попал в прекраснейший сон, и парит уже по этим бессчётным, наполненным жизнью залам.
   Но также как и прекраснейший сон может разбиться от звонка будильника, так и Санины счастливые видения были прерваны хлопком двери за его спиной.
   Он аж подскочил, начал разворачиваться, но делал всё это так неловко, что едва не полетел вниз с лестницы.
   Вышла на лестницу соседка, которую он едва знал. Она собралась на работу, и так увлечена была своим продвижением к лифту, и одновременным разговором по сотовому телефону, что Саню совсем не заметила.
   Лифт поглотил соседку и уехал, а Саня ещё целую минуту простоял на месте, с изумлением вспоминая последние события, и не веря, что все эти удивительные дела произошли с ним.
   А потом так и хлопнул себя по лбу, и подумал:
   "Да что ж это я так глупо себя веду. Конечно, надо найти этого ограбленного гениального живописца, и вернуть ему то, что мне удалось спасти. Надеюсь, удастся разузнать о нём больше".
   С такими мыслями он помчался вниз по ступеням...
  
  
  
  
  

Глава 2

О ЗАЛАХ.

  
   До того, как выскочил Саня из подъезда, странное чувство нереальности происходящего не оставляло его. Всё казалось Сане, что сейчас он проснётся и, как это часто бывает, забудет об увиденном сне.
   Но, когда выскочил он из подъезда в морозный воздух, когда редкие, но проворные пушистые снежинки улеглись на его щёки и лоб и, легонько покалывая, начали таять, он, чувствуя привычную вещественность окружающего мира, понял, что это всё-таки не сон.
   Саня жил в массивном, высоком, с целым десятком подъездов доме, а поблизости ещё несколько таких же домов возносились к светло-серому небу...
   Сейчас, помимо летящих снежинок практически никакого движения не было заметно. Большинство людей разошлись уже по своим работам, кто в школу, кто в институт. Кто-то, впрочем, оставался дома...
   В отдалении Саня всё же разглядел несколько человеческих фигур, но по их привычно-деловой, не встревоженной походке понял, что они не имеют отношения к интересовавшим его событиям.
   Быстро пошёл он в одну сторону, но шагов через двадцать остановился, и столь же решительной походкой устремился в другую сторону. Так прошагал он с полсотни шагов, но вдруг совсем остановился и задумался:
   "Ну и что я так бессмысленно из стороны в сторону мечусь?.. А что мне делать? Может, кричать: "Э-эй, у кого тут картины украли?!" Как это глупо. Но что же всё-таки делать? Ведь гениальный художник страдает, а я мог бы его хотя бы немного, хотя бы одной спасённой картиной порадовать..."
   Вот он остановился на краю дороги и так стоял в задумчивости, и никак не мог решиться, в какую сторону ему пойти...
   А к Саниному дому с одной стороны примыкал парк. Парк начинался сразу за глубоким оврагом, через который удобнее всего было перейти по насыпи, или же по мосту.
   Но теперь заметил Саня свежие человеческие следы. Они спускались по глубокому снежному насту в овраг, и совсем уже тоненькой вереницей поднимались по противоположному его склону к спящим, величественным деревьям...
   И Саня подумал, что это, должно быть, следы ограбленного художника. И вот бросился Саня по этим следам в сторону парка.
   Он так торопился, что в нижней части оврага споткнулся, упал в снег, но при этом выставил лист с бесценной картиной вверх, и картина не пострадала. Ну а потом Саня карабкался по противоположному склону, и очень волновался. Вот сейчас он встретит гения!
   А потом подумал: "А что, если это следы грабителя?! Хорош же я буду - догоню этого детинушку, а он у меня спасённую картину отнимет".
   Но вот вбежал Саня в парк, и сразу же волнение оставило его. Эти прекрасные, укутанные мягким снегом деревья действовали успокаивающе.
   Саня пробежал ещё немного, и там притормозил, перешёл на шаг, а потом и вовсе остановился, вслушиваясь. Удивительная, приятнейшая тишина наплывала со всех сторон. Возможно, вдалеке и шумел машинами город, но парк отгонял этот шум. Парк спал, и, казалось, стоит только приглядеться и уже можно увидеть эти парковые, древесные сны плывущими в воздухе.
   Пожалуй, впервые чувствовал Саня такое очарование от природы. И даже удивлялся, как это он прежде такой красотищи рядом со своим домом не замечал.
   А потом услышал Саня тихое всхлипывание. Казалось, что это парк вздохнул печально; казалось, что увидел во сне своём какую-то давнюю, солнечную весну...
   Но мальчик уже знал, что это - печалиться об украденных у него шедеврах художник.
   И Сане очень захотелось поскорее его обрадовать. Мальчик поспешил туда, откуда этот всхлип услышал, и вот увидел художника. Тот сидел на поваленном, припорошённом снегом бревне, спиной к мальчику. Он, как и ожидал Саня, был сутуловатым, одет был в уже поношённую, хоть и тёплую, как раз по погоде одежку, а из-под сдвинутой набок шапки-ушанки выбивались его густые, светло-пшеничного цвета волосы.
   И, когда Саня окликнул его, художник обернулся к нему.
   Это был человек неопределённого возраста, но, пожалуй, всё же за тридцать. Лицо его было таким худым, и щёки такими впалыми, что невольно приходило сравнение с изрядно погоревшей свечой. Но печальные глаза художника радовали ясным, приветливым светом. В этих глазах виделся могучий, творческий дух. Это были такие иконописные глаза, которыми можно было любоваться как произведением искусства.
   На бледной щеке художника подрагивала слеза, которая в этом зимнем парке казалась крапинкой солнца, слезою весны...
   Художник недоумённо смотрел на Саню, а Саня разглядывал это необычайное лицо и особенно глаза.
   Наконец художник спросил своим печальным голосом:
   - Да? Чем обязан?
   А Саня про себя отметил: "Да - это именно такой человек, который мог нарисовать прекрасную картину".
   Вслух же он произнёс:
   - Мне удалось спасти одну из ваших картин.
   И он протянул к художнику лист, который всё это время держал за спиною.
   Как же просиял бледный лик художника! Казалось, что вспыхнул под этой тонкой оболочкой могучий пламень, и сейчас весь парк станет царствием весны...
   Художник вскочил, шагнул к Саше, и воскликнул громко:
   - Как же хорошо! Счастье какое!
   Он протянул свои тонкие и длинные, артистичные пальцы к листу, но так и не дотронулся до него, а замер в нерешительности - боялся до своего произведения дотронуться.
   - Возьмите же, - проговорил, вновь вглядываясь в бескрайние залы, Саня.
   - Да, конечно, - прошептал художник и бережно принял слегка подрагивающими пальцами полотна.
   Потом спросил робко у Сани:
   - А остальные?..
   Мальчик вздохнул - ведь ему очень не хотелось огорчать этого талантливого, хорошего человека, и произнёс:
   - Нет. К огромнейшему сожалению мне удалось спасти только эту картину...
   И затем мальчик кратко поведал о том, что случилось в подъезде. Художник напряжённо, внимательно его слушал, а в конце рассказа, когда одинокая снежинка упала на его полотно, вздрогнул так, будто его иголка уколола, и произнёс:
   - Ну что ж, раз такое приключилось, то оставаться здесь и дальше не имеет никакого смысла. Пойду я домой...
   - Да, конечно, хорошо, - пробормотал Саня, но голос его был несчастным.
   На самом деле мальчику не хотелось терять связи с этой историей. А такой вариант, что вот сейчас художник уйдёт, и он его никогда больше не увидит, показался Сане даже страшным.
   Почувствовал Санино состояние и художник. Он произнёс:
   - Ну что ж, если ты хочешь, можешь пройти в моё жилище... Да-да, я приглашаю тебя в гости.
   От этих слов Саня просиял и выпалил:
   - Ну, конечно же, я согласен! И ещё: вы даже не сомневайтесь, что вместе мы отыщем грабителя и вернём ваши картины.
   - Так бы хотелось в это верить, - молвил художник, осторожно сворачивая лист с картиной.
  

* * *

  
   Саня ожидал, что они пойдут в город, и даже хотел посоветовать художнику возвращаться не прямо через овраг, а по насыпи. Но к его удивлению художник направился в глубины парка. Сначала шёл он медленно, но потом начал наращивать скорость. Через сугробы прорывался этот тощий человек, а мальчик едва за ним поспевал.
   Наконец они вышли на хорошо вытоптанную тропку, и там идти стало легче.
   - Куда мы идём? - спросил Саня, но художник не успел ответить, потому что они оказались перед воротами лесничества.
   Одна из створок ворот приоткрылась, и навстречу художнику выбежал, дружелюбно виляя хвостом, крупный рыжий пёс. Пёс не лаял, а только урчал - видно было, что он хорошо знал художника.
   Следом вышел, полностью распахнув створки, невысокий, но широкоплечий мужчина, с бородой такого же рыжего цвета, что и шерсть пса.
   И художник поздоровался с этим человеком:
   - Здравствуйте, Яков Трофимович.
   Бородатый лесничий отвечал ему приветливо:
   - Здравствуйте, Емельян Олегович. Что-то с утра вы солнцем сияли, а нынче помрачнели. Аль случилось что?
   И художник Емельян Олегович отвечал учтиво:
   - Случилось-то, случилось, но вам волноваться ни к чему. Ибо и не вы мне поможете, но за участие благодарю вас. Доброго дня вам, Яков Трофимович, желаю.
   Два этих старомодных, но именно своей романтичной старомодностью и приятные Сане человека раскланялись и разошлись. Бородатый Яков Трофимович пошёл со своим псом по каким-то парковым делам. Ну а Емельян Олегович и Саня прошли во двор лесного хозяйства.
   Прежде, бывало, Саня проходил возле этого забора, но во внутренний двор никогда не заглядывал. Оказывается, там было очень даже мило, ухоженно. Декоративное озерцо отражало зеркалом льда сероватый свет хмурящегося снеговыми тучами неба. На берегах озера стояли присыпанные снегом скамеечки, а рядом изящно выгибались молодые, совсем белые берёзки.
   И ещё несколько деревянных скульптур украшали эти двор. Скульптуры изображали зверей как в реальности существующих, так и фантастических.
   - Эти скульптуры тоже вами созданы? - спросил Саня.
   А Емельян Олегович ответил:
   - Скажем так - в их создании принял некоторое участие и я.
   - Вы здесь живёте? - спрашивал Саня.
   - Да..., - коротко ответил Емельян Олегович, но чувствовал, что думал он о чём-то ином и едва ли вообще понял вопрос Сани.
   Они прошли в дом, построенный в старорусском стиле. Внешне этот дом похож был на сказочный терем. Внутри это сравнение со сказкой ещё усиливалось. Несмотря на обилие выточенных из дерева, стилизованных под старину вещей и полное отсутствие столь привычной для Сани электронной техники, мальчик чувствовал себя очень уютно...
   По длинному коридору, на стенах висели вышитые с большим вдохновением дивные лесные пейзажи, прошли они к высокой створчатой двери. Сама дверь имела цвет зари, а на её поверхности позолоченной ковкой изгибались ветви деревьев.
   Емельян Олегович достал с висевшего на шее шнурка ключ и пояснил Сане:
   - Дверь закрывал не от недоверия, а оттого, что чувствовал: творческая моя мастерская в уединении должна прибывать. Никто, кроме меня, до поры до времени не должен был внутрь заходить. Но теперь, когда произошли столь страшные изменения, ты можешь зайти.
   Художник распахнул дверь, и жестом пригласил Саню зайти.
  

* * *

  
   Первое, что увидел Саня - это огромное, в его рост, око. Сначала ему показалось, что это великан на него смотрит, и только потом догадался, что это картина.
   И изображенное око было столь же бездонным, как и око человеческое, которое, как известно, есть отражение души.
   Саня оглядывался, надеясь увидеть и иные столь же изумительные картины, но больше ничего, кроме аккуратно расставленных на полках наборов красок, а также каких-то непонятных приборов, которые словно из средневековой алхимической лаборатории в это помещение перекочевали, не увидел.
   Емельян Олегович уже предугадывал его следующий вопрос и ответил:
   - Все свои картины, кроме одной, ещё не совсем завершённой, которую ты и видишь, и которая называется "Душа Любимой", сегодня я нёс с собой, и все они, за исключением одной, похищены.
   - А какие там ещё были картины?
   - Вся эта серия, которую я творил несколько лет своей жизни, называлась "Залы", и на всех них изображены были залы. Не было ни одного повторяющегося полотна, ни одного зала, похожего на другой. Хотя все они были частью целого, и даже если бы было утеряно хотя бы одно полотно, то нарушилось бы целое...
   - И сколько же на каждой картине было изображено залов? - поинтересовался Саня.
   - Я никогда не считал, потому что, если бы руководствовался математическими расчетами, а не чувством, то никогда бы не достиг конечного результата, - тут Емельян Олегович добавил трагичным голосом. - Впрочем, результат оказался весьма трагичным.
   - Вы, наверное, картины в какую-нибудь галерею несли? - спросил Саня.
   - Нет... не в галерею..., - произнёс художник задумчивым, печальным голосом.
   Чувствовалось, что он вновь ушёл в свои мысли и переживания...
   Саня помолчал. Молчал и Емельян Олегович. С тоской и мукой вглядывался он в изображённое на полотне око.
   Проходили секунды, и ничего не происходило. Саня решил досчитать до ста и, если ничего не произойдёт, то всё-таки задать ещё один вопрос. Он досчитал даже до ста пятидесяти, а Емельян Олегович так и стоял на месте и не двигался.
   Тогда Саня прокашлялся и спросил:
   - На встречу с кем вы шли?.. Скажите, если это, конечно, не секрет...
   Емельян Олегович ответил:
   - Вообще-то это был именно секрет, и даже тайна. Но теперь так многое нарушено, и я могу рассказать...
   И вот какую удивительную историю рассказал Емельян Олегович Сане:
  

* * *

  
   Много лет назад, когда Емельян Олегович был ещё совсем молод, его уже считали подающим большие надежды художником. А его необычайно одухотворённые, воспевающие красоту природы картины кое-где экспонировались.
   Но все знали, что после гибели родителей Емельян Олегович вёл очень уединённый образ жизни. Если он не выбирался на длительные, уединённые прогулки на природу, то сидел в своей квартире, и читал классическую литературу или же вглядывался в полотна художников эпохи Возрождения. И особенно он любил пейзажи.
   Казалось ему, что, вглядываясь в какую-нибудь тенистую рощу или же в далёкий, украшенный романтическими развалинами холм, он видел такое множество деталей, сколько просто не могло разместиться на простом полотне. Иногда ему казалось, что он даже заглядывает за тот далёкий холм, замок или гору, и видит ещё более дивный, одухотворённый пейзаж...
   Созерцание таких восхитительных полотен находило отражение и во снах Емельяна Олеговича. В этих снах бродил или летал он в глубинах этих пейзажей, и видел такие дали, такие образы, которые ещё ни один художник не привнёс на свои картины.
   И ещё одно: со временем Емельян Олегович стал чувствовать, что некоторые детали из его снов находят отражение в реальности.
   Вот, например, увидит он во сне какую-нибудь птицу, которая среди облаков летит, а потом и в свете дня увидит в небе такой же восхитительный, быть может, другими и незамеченный рисунок облаков, и птицу именно в таком необычным, но особо гармонирующим и с небом, и со всей природой, живописном образе. Или ещё какую-нибудь незначительную деталь там, во снах своих отметит Емельян Олегович: вот ручей так блестит, так журчит, такая в нём мощь жизни чувствуется, что, кажется, заключён в нём целый океан. А потом в весеннем парке такой же ручей приметит, и усядется возле него, и созерцает долго-долго, чувствуя, сколь же прекрасна жизнь.
   Ну а потом эти образы из снов и из реальности воплощал Емельян Олегович на своих полотнах, которые со временем становились всё более совершенными, одухотворёнными...
   Наверное, расскажи он кому-нибудь о том, что некоторые детали из снов находят отражение в реальности, ему бы не поверили. Ведь как обычно бывает: человек видит что-то в реальности. Быть может, это что-то на него и не производит большого впечатления, но в подсознании всё же откладывается и потом среди снов человек видит это отложившееся впечатление реальности. У Емельяна Олеговича всё было по-другому: сначала он среди снов какой-либо образ видел, а потом уже в реальности находил его воплощение.
   Так или иначе, он об этом, сокровенном, никому не говорил, так как вполне справедливо полагал, что если воплотит в слова это таинство, то и утеряет его.
   Со временем всё больше и больше доверял своим снам Емельян Олегович. Совершенно убеждён он был, что сны общаются с ним, подсказывают ему правильный жизненный путь...
   И вот пришёл этот вещий и долгожданный, столь долго ожидаемый и предчувствуемый Емельяном Олеговичем сон. Во сне том оказался он в залах столь же бездонных, как и душа его. Из залы в залу парил он, и в каждой зале находил радующие его глаза образы.
   Существа, которые попадались на его пути, были такими дружелюбными, такими понятными ему, будто частью его души являлись. Но всё дальше и дальше уводило Емельяна Олеговича духовное устремление, предчувствовал он встречу...
   И вот закончилось это путешествие. Казалось бы, последняя зала осталась за его спиной. Но там, впереди, были ещё и новые залы, не менее, а может даже и более прекрасные, чем пройденные им. И эти новые залы сочетались с залами, порождёнными душой Емельяна Олеговича, но в тоже время чувствовал художник, что порождены они иной душой, и он уже чувствовал эту душу.
   Вот она - родная, любимая. То был призрачный, сияющий образ девы в длинном белом платье. И она, не прикасаясь к полу, парила к нему; чарующе улыбалась ему - она была его второй половинкой, Любимой.
   Встал пред нею на колени Емельян Олегович и улыбнулся. Она к нему руки протянула, а он к ней, но так и не встретились их пальцы - суждено было Емельяну Олеговичу проснуться.
   Художник вскочил с кровати. Он знал, что уже не сможет заснуть в эту ночь. А ещё Емельян Олегович твёрдо знал, что он должен делать.
   Эта любимая его, единственная во всём мире половинка его души, жила где-то в том огромном городе, что и художник. И реальность разъединяла их, так что только во сне они и могли пока что встретиться. Но ведь и она стремилась к нему, как и он к ней. Вот и был у них единственный путь друг к другу - через эти залы, но залы надо было внести в реальность. Для того, чтобы воплотить их в архитектурные образы, понадобился бы труд всего человечества, и это, быть может, было бы самым прекрасным, так как объединило бы всех людей для прекрасной цели и сделало бы мир лучше. Но Емельян Олегович чувствовал, что картины с воплощёнными на них залами - это действительно то, что он сможет сотворить. Также он чувствовал он, что и вторая его половинка тоже начала воплощать на полотнах эти виденные во сне залы.
   Обычный человек подивился бы: как же можно через нарисованные залы найти путь друг к другу? Но Емельян Олегович не был обычным человеком. Он знал, что, когда отобразит на полотнах виденное во сне, то найдёт путь к единственной также легко, как и во сне.
   Итак, он взялся за эту творческую работу. Он совершенно точно знал, что не должен показывать новые свои картины публике, иначе нарушится вся магия сна, и никогда-никогда не встретиться он со своей Единственной.
   К тому времени Емельян Олегович стал превосходнейшим художником, но всё же простыми кистями и красками невозможно было изобразить нарисованное. И вот тогда пришёл ему на помощь его старый учитель рисования, который даже и не расспрашивал Емельяна Олеговича, так как вполне чувствовал сокровенную тайну, но, чувствуя также и значимость этой тайны, многие усилия приложил для помощи своему лучшему ученику.
   У этого старого учителя уже много приспособлений было для так называемой микроскопической живописи. То и кисточки столь тонкие, что не смог бы их человеческий глаз разглядеть. То и аппараты, им самим в юности разработанные, но видом своим словно из средневековья пришедшие: они не позволяли бы руке хотя бы самую малость дрогнуть, когда она тончайший штрих выводила. То и краски, в рецепт приготовления которых входили десятки и даже сотни растительных кореньев, трав, лепестков и пыльцы...
   И всем этим старый учитель научил Емельяна Олеговича пользоваться, всё это передал ему в наследство.
   Но не мог уже жить в своей квартире Емельян Олегович. Душа его к природе стремилась, вот поэтому однажды он и пришёл в лесное хозяйство. Сначала не очень то доверчиво к нему там отнеслись, но вскоре зарекомендовал он себя с самой лучшей стороны.
   Не показывал он картины с залами, но иные картины, на которые не столько времени он тратил, но всё равно замечательные, он мог преподнести обитателям лесного хозяйства. И с его участием построили они замечательные скульптуры, украсили коридоры, и сделали ещё многое, от чего их лесное хозяйство стало напоминать маленькое сказочное королевство.
   Ну а о свойствах картин с залами уже знает читатель. Они поглощали в себя, они в самых маленьких своих уголках таили огромные залы...
   Долго ли творил эти картины Емельян Олегович? Он и не смог бы на этот вопрос ответить...
   Но однажды почувствовал, что нанёс последний штрих, и что, стало быть, такой же последний штрих нанесла и единственная его. Нельзя сказать, что какое-то особое счастье наполнило его в те мгновенья, ведь вся его жизнь и без того была творческим счастьем.
   Свои бесценные полотна аккуратно он свернул, и уложил в простую сумку. И с этой сумкой вышел в зимнее утро. Пошёл по парку, по тропке, но среди прекрасных деревьев видел он залы из своих снов, видел дорогу, знал, что с каждым шагом приближается к Любимой...
   Ничто не предвещало беды, казалось тогда Емельяну Олеговичу, что и нет, и не может быть на свете никакого зла. Но зато зло его поджидало. Это был тот здоровенный мужичина, которого видел потом в своём подъезде Саня. Он набросился на художника откуда-то из-за дерева и выхватил у него сумку. Произошло это столь нежданно, что поначалу Емельян Олегович, уже лишившийся сумки, и не осознал случившегося, а продолжал идти всё вперёд да вперёд...
   А потом перестал видеть залы, перестал видеть путь, обернулся и осознал свою потерю. А в отдалении, среди деревьев увидел он фигуру того преступника. Вот и бросился за ним, да так быстро, что начал догонять грабителя, хотя и тот бежал довольно-таки проворно.
   - Остановись! Зачем тебе эти картины?! Ведь в них - моё, а не твоё счастье?! - так кричал Емельян Олегович, но преступник только быстрее припустил.
   Между тем Емельян Олегович, который за всеми своими духовными исканиями, к сожалению совсем не уделял времени физическому развитию, начал уставать. Он тяжело дышал, а в боку его кололо всё сильнее и сильнее. И, как ни старался он, а ноги становились чужими - переступали с трудом, тяжестью наливались...
   В общем, Емельян Олегович начал отставать. И уже на выходе из парка споткнулся и повалился лицом в снег.
   Когда поднялся, то заметил, что грабитель бежит в сторону дома, в котором жил Саня. Опять бросился за ним несчастный художник, опять упал, а когда поднялся, то уже никого не увидел...
  
  
  
  
  

Глава 3

КТО ЖЕ ЭТО БЫЛ?

  
   - Вы очень необычный человек, но даже если бы вы мне эту историю рассказали, то я бы вам всё равно не поверил, - так говорил Саня Емельяну Олеговичу, и тут же добавил. - Но знайте, что я вам верю. Ведь я видел вашу картину. Да вон она в ваших руках. Дайте-ка я на неё ещё посмотрю. Хотя нет. Не надо. Ведь я опять полечу через эти залы... То есть...В общем, вы не волнуйтесь. Мы их обязательно найдём! - воскликнул Саня, которому уже очень хотелось Емельяну Олеговичу помочь.
   - Найдём... будем стараться, - печально вздохнул художник.
   - И вот начнём размышлять, - говорил, прохаживаясь из угла в угол по мастерской, Саня. - Ведь этот напавший на вас человек не мог быть каким-то случайным грабителем. Ну, вы понимаете: просто не могло быть такого совпадения, чтобы в этот утренний час вы шли по парковой дорожке со своей драгоценной ношей, а он вас поджидал.
   - Пожалуй, что ты прав, - печально вздохнул Емельян Олегович.
   - А если это заранее планировалось, то он должен был знать и о картинах ваших, и о ходе работы.
   - Может быть, - произнёс Емельян Олегович, и прикрыл свои глаза, в которых вновь блеснули слёзы.
   - Ну а кто мог знать о том, как вы работаете? - спрашивал Саня.
   - Да, пожалуй, что и никто, кроме разве что Единственной моей. Она всё должна была чувствовать, и сейчас тоже трагедию переживает, - с большим чувством молвил Емельян Олегович.
   - И всё же кто-то должен был знать, - уверенно проговорил Саня. - И большое подозрение падает на тех людей, которые в этом лесном хозяйстве работают.
   - Что? - Емельян Олегович непонимающе уставился на Саню.
   - Ну, я говорю, что кто-то из лесников, с которыми вы здесь общались, мог быть с грабителями за одно. Может, вы как-нибудь случайно обмолвились, что вот в такой-то день и в такой-то час пойдёте по парку с бесценными своими картинами.
   Но покачал головой Емельян Олегович, и ответил:
   - Об этом я совершенно точно ни с кем не разговаривал. И не потому что не доверял этим людям, а потому что до последнего часа и не знал, когда будет работа завершена. И, Саня, ещё раз повторю: всю эту историю с залами я держал в тайне от мира. Никто про это не мог знать, никто в эту мастерскую кроме меня не заходил, и ещё не было такого случая, чтобы я забыл дверь закрыть. Может и невнимательный я, но о таких важных вещах никогда не забывал. И ещё раз повторю: здесь, в лесном хозяйстве, работают такие замечательные люди, которым я полностью доверяю. Так что даже и не думай, что кто-нибудь из них мог быть грабителем.
   - Хорошо, оставим вариант с вашими соседями, - кивнул Саня. - Ну кто же это тогда мог быть... Может, это ваш старый учитель? Ведь он то точно о чём-то догадывался, раз помог вам с самого начала...
   И дальше Саня с увлечением начал развивать эту теорию:
   - Вот именно так всё и было! Он разгадал ваш талант большущий, даже и помощь вам оказал, но с таким расчетом, чтобы созданное вами потом себе присвоить. Вот дождался он этого дня, нанял какого-то громилу, и с его помощью завладел уникальными полотнами, которыми теперь может продать за миллионы долларов!
   Саня был уже совершенно уверен в своей правоте, и даже чувствовал себя гениальным сыщиком, эдаким Шерлоком Холмсом третьего тысячелетия. Он говорил так быстро, как только мог:
   - ...Ну а как он мог этот день узнать, тоже ясно. Установил здесь камеры слежения, да ещё и с микрофоном, так что и видеть и слышать мог абсолютно всё. Когда вы собирались идти к своей единственной, он уже вручал наёмнику задаток, и говорил, где именно вас поджидать...
   Тут Саня резко оборвался, и, выпучив глаза, зашептал:
   - А ведь он и сейчас нас слышит. Как же я об этом сразу не подумал...
   Но тут Емельян Олегович прервал его. Он произнёс:
   - Да о ком же говоришь ты? Неужели об учителе моём? Что за фантазия тебе в голову пришла? Знай же, что фамилия его была Щук. Этот достойнейший человек никогда бы и помыслить не мог, чтобы какой-либо вред причинить людям. Одни лишь светлые воспоминанья у меня о нём остались. Он не мог участвовать в этом заговоре не только поэтому, но и потому, что несколько лет назад, как раз в середине моей работы над циклом картин "Залы", он умер. Эта весть достигла и меня, отшельника; но не в газетах я об этом прочитал, потому как и газеты не читаю и телевизор не смотрю, но во сне увидел я его могилку скромную на кладбище. И на следующий день, под печальный шелест дождя (а дело было осенью), вошёл на кладбище. И действительно, без труда нашёл я там точно такую же могилку, что и во сне видел. Ну а на надгробии высечено было имя моего дорогого учителя, а также дата его рождения и дата смерти. Я положил на его могилу заранее приготовленные цветы, и мысленно попрощался с ним...
   Саня чувствовал сильное смущение. Ведь он, только желая показать себя эдаким разумником, открывателем, говорил нехорошо о достойнейшем человеке. Быть может, этот Щук был самым близким другом в жизни Емельяна Олеговича. И поэтому говорил Саня:
   - Вы извините меня, пожалуйста...
   А художник отвечал:
   - Ничего, не волнуйся. Ведь от слов твоих всё равно ничего не изменилось.
   Саня ещё раз извинился, а потом замолчал. Молчал и Емельян Олегович. Взгляд художника затуманился, казалось, он видит что-то незримое для Сани, прекрасное.
   Наконец мальчик прокашлялся и произнёс:
   - Насчёт Щука я ошибся, насчёт лесников ошибся, но в одном не мог ошибиться - вас ограбили люди, которые знали вас.
   - Но как же так может быть? - подивился, вырванный из своих видений Емельян Олегович. - Ведь меня всегда окружали только хорошие люди. А подобный поступок могли совершить только преступники...
   Тут Саня про себя отметил, что Емельян Олегович по своему отношению к миру такой наивный, словно ребёнок.
   И сказал ему Саня:
   - И всё же вы должны хорошенько подумать. Ведь не может быть такого, что и в прошлом ни разу вам плохой человек не встречался. Может, не обратили вы на этого человека внимания, забыли про него, ну а теперь вот постарайтесь вспомнить.
   Задумчив сидел Емельян Олегович. Совсем он не двигался и даже, как казалось Сане, не дышал. Стало вдруг очень-очень тихо. И в этой необычайной тишине мальчик сначала собственного сердца не смог расслышать, а потом и дыхание своё...
   Наконец обратился он к Емельяну Олеговичу:
   - Что же вы?
   И тут заметил Саня, что на лбу художник прорезалась новая морщинка. Глубокая то была морщинка, и неприятно было на неё смотреть. Также, видно было неприятно и пришедшее к Емельяну Олеговичу воспоминание.
   Вот, что он сказал:
   - Так я в своё творчество углубился, что и позабыл о неприятном и тёмном. А ведь, действительно, зачем мне, к свету идущему была память о каком зле? А вот теперь вспомнилось. Слушай же...
  

* * *

  
   И рассказал Емельян Олегович Сане, что в давние уже годы его юности, когда был он художником большие надежды падающим, была у него не то что даже приятельница, а так, - дальняя знакомая, которую он всего-то и видел несколько раз. Звали её Марфой Марковной Съешь.
   "Познакомились" они на некой вечеринке, куда, по природе своей замкнутому Емельяну Олеговичу вовсе не хотелось идти, но куда он всё же пошёл из вежливости, так как пригласили его. На вечеринке этой собирались творческие люди, не только художники, но и поэты и писатели, и музыканты, и архитекторы, и просто вдохновенные мечтатели. Там преподносили они на суд товарищей свои творения, и, в общем, очень весело и хорошо проводили время.
   Это были очень хорошие люди. Но в тот вечер у них было двое гостей: Емельян Олегович и Марфа Марковна Съешь. Если Емельян Олегович только рисовал, то Марфа Марковна, представила не только картины свои, но пришла со скрипкой, и заявила, что сыграет им несколько композиций собственного сочинения.
   Их ещё не представили друг другу, а Емельян Олегович уже заметил её, и сразу же отвернулся, и старался больше не глядеть на неё, и держался от неё подальше. И это вовсе не потому, что Марфа Марковна была уродливой. Вовсе нет, она была красива, но это была какая-то ужасная красота. За поверхностной ладностью чёрт, чувствовалась и почти даже проступала какая-то жуткая, дрожь вызывающая дисгармония. Некоторые гости тоже кое-что чувствовали, и держались рядом с Марфой Марковной разве что из учтивости...
   Наконец пришло время демонстрировать свои творения. Первой была очередь Емельяна Олеговича. У стены были расставлены его холсты, и он, как автор, сорвал с них покрывала. В безмолвном восхищении разглядывала публика его пейзажи. Чувствовали люди тепло его души.
   Только в эти минуты решился Емельян Олегович на Марфу Марковну глянуть. Она стояла чуть в стороне, и тоже смотрела на картины Емельяна Олеговича. Глаза её были тёмными, и казалось излишне впечатлительному Емельяну Олеговичу, что страшные эти глаза сейчас разрастутся, и поглотят созданное им. Казалось, что даже от одного взгляда этих глаз полотна Емельяна Олеговича съёживаются и темнеют.
   Поэтому он извинился перед присутствующими, и поспешил вновь накрыть холсты и отнести их в сторону.
   После этого пришла очередь представлять своё творчество Марфе Марковне, и сказала она голосом, в котором не возможно было угадать ни одного чувства:
   - Свои картины я поддержу музыкой...
   Хотели ей помочь картины возле стены поставить, но она никому не позволила к ним прикоснуться, а сама там установила. Картины были накрыты тёмно-сиреневыми тканями.
   Не стала Марфа Марковна той ткани сдёргивать, но когда взяла в руки скрипку, и играть на ней стала, то ткани сами упали.
   Музыка её вовсе не была безобразным, ученическим скрежетом, от которого сведущие в музыке люди могли бы зажать уши. Марфа Марковна играла виртуозно; музыка её была сложнейшей, но музыка эта была столь же уродливой, тёмной, дисгармоничной, хаотичной, как и то, что сразу почувствовал в самой Марфе Марковне Емельян Олегович.
   Вместе со звуками этой адской музыки начала сползать с картин материя, и все зрители-слушатели смогли увидеть её картины. На картинах с гениальным мастерством, с тончайшей продуманностью изображён был некий адский мир. С каждого миллиметра напирало огромное количество царапающих душу образов, и одновременно музыка скрежетала, била, угнетала.
   Емельян Олегович чувствовал, как мрак щупальцами вползает в его душу, как подбирается к его сердцу, снам, как сжимает и давит его. Эта злобная, адская мгла жаждала подчинить его, она вампиром кусала его, чтобы и он, наполнившись дисгармонией, порождал в новых своих творениях столь же дисгармоничные образы.
   Нечто подобное чувствовали и все присутствующие. Но всё же главный удар был направлен именно на Емельяна Олеговича. Именно на него смотрела, играя на скрипке, Марфа Марковна Съешь.
   И Емельян Олегович понимал - она мстит ему за то, что его картины столь не похожи на созданное ей. Емельян Олегович чувствовал вдохновение свыше, душа же Марфы Марковны была отравлена мраком.
   Но Емельян Олегович никогда не чувствовал себя борцом. Он всегда был романтиком и мечтателем, но вступать в подобные схватки со злом - это было для него внове. Он ничего не предпринимал, но просто стоял, чувствовал ужас, и не замечал, что из носа его течёт по подбородку и далее - скапывает на рубашку кровь.
   Но вот это стало невыносимым. Емельян Олегович уже не понимал, ни где он находится, ни кто его окружает. Он закричал. Страшен был его вопль, казалось, что это медленно разрезают на куски живого человека. Кто-то отшатнулся от него подальше, а кто-то напротив бросился к нему. Его пытались успокоить, но он по-прежнему ничего не воспринимал, кроме ужаса и продолжал кричать.
   Ну а Марфа Марковна не останавливалась - играла да играла, и какофония суетливых криков звучала естественным фоном к её дисгармоничной музыке.
   Не в силах и дальше это выдерживать, закричал Емельян Олегович и, расталкивая гостей, бросился к выходу. Уж и не помнил он, как до дома своего добежал. И хорошо ещё, что в живых остался, а ведь мог бы, например, под машину попасть.
   После этого заболел Емельян Олегович. Температура его к сорокам градусов доходила. Но больше всего страдал Емельян Олегович от тех кошмарных снов, которые теперь неустанно к нему приходили. Образы из картин Марфы Марковны и музыка её адская в душу его вклинились. И огромных усилий стоило ему из этих сумерек вырваться, и вновь начать рисовать радующие людей гармоничные творения.
   Ещё несколько раз были такие случаи, что Емельяну Олеговичу, казалось, будто он на улице видит Марфу Марковну. Тогда он поворачивался и бежал из всех сил...
  

* * *

  
   Вот такой была рассказанная Емельяном Олеговичем история. Выслушал его Саня и спросил:
   - Так вы думаете, что Марфа Марковна как-то за вашей мастерской наблюдала?
   - В общем да... Хотя и не совсем так..., - уставшим от долгого, непривычного ему говора голосом произнёс Емельян Олегович. - Видишь ли, теперь, вспоминая тот счастливейший сон, который послужил толчком к созданию серии картин "Залы", припоминаю я такое чувство, будто бы кто-то наблюдал за мной. Не хотелось мне на это чуждое внимание отвлекаться, и как-то отступило оно, хотя и не пропало совсем. И теперь вот думается, что это Марфа Марковна в сокровенный мой сон проникла...
   - Ну, это уж что-то совсем невероятное, - покачал головой Саня.
   - Да и мне это кажется невероятным, - признал Емельян Олегович, а потом добавил раздумчиво, - Но ведь и Марфа Марковна могла что-то принять от моих картин. Ведь на той вечеринке она созерцала их с очень большим вниманием. Видно было - ненавидела она моё творчество, но и не могла полностью от его воздействия избавиться. И почему же не предположить тогда, что если уж души люди могут неким мистическим образом связываться, а потом встречаться в мире снов, то и мы, противоположности и враги друг друга связались?..
   Саня прокашлялся и сказал:
   - Ну что ж, давайте тогда подведём итог к вышесказанному. Марфа Марковна попала в ваш сон, увидела эти залы; почувствовала, наверное, и ваши замыслы, и решила этими картинами завладеть. Правда, не совсем понятно, зачем они ей понадобились? Что она с ними будет делать? Неужели уничтожит?
   Тут Саня замолчал, так как ужаснулся высказанному вслух предположению.
   Эта мысль, что его картины могут быть уничтожены, подействовала болезненно и на Емельяна Олеговича. Он побледнел больше прежнего, и дальше за сердце схватился.
   Саня поспешно забормотал:
   - Ну это я зря конечно взболтнул. Не подумал. Не станет она ваши картины уничтожать. Не зачем ей это. Да, может, и ошибаемся мы, и Марфа Марковна вовсе в этом деле не замешана... Воды вам принести? Где у вас здесь вода?
   - Нет, не надо воды. Я чувствую себя вовсе не плохо для человека, потерявшего самое дорогое в жизни, - заверил его Емельян Олегович. - Только вот теперь уверен, что именно Марфа Марковна Съешь за этим похищением стоит. Она - злейший мой враг. Но я никогда не хотел ни вражды, ни войны, и поэтому смог забыть о ней. А теперь вот вспомнил, и это воспоминание уже не выкинешь. И вот что, Саша, если ты хочешь мне помочь, так давай сейчас же начнём её поиски. Кто знает, может ещё не поздно. Может, удастся спасти картины.
   Мальчик улыбнулся и сказал громко:
   - И вы ещё спрашиваете?! Ну конечно я буду вам помогать. Давайте начнём наши захватывающие поиски.
   - Опасные поиски, - поправил его Емельян Олегович.
  
  
  
  
  

Глава 4

ОПАСНЫЕ ПОИСКИ

  
   Итак, Саня и Емельян Олегович вышли из лесного хозяйства и по дорожке направились в сторону города.
   И Саня говорил:
   - Ну, Емельян Олегович, нам надо подумать, с чего же поиски начать.
   И на это Емельян Олегович произнёс:
   - Да с чего-нибудь, конечно, начнём. Почувствуем что-нибудь и...
   Но тут Саня прерывал его:
   - Нет. Это не правильно, то, что выговорите. В поисках не только на чувства, но и на разум надо полагаться. Поэтому постарайтесь ещё что-нибудь про Марфу Марковну Съешь вспомнить. Известно ли вам, где она жила?
   От этих слов вздрогнул Емельян Олегович и проговорил:
   - Да что ты, Саня, никогда я этим не интересовался, а всегда старался подальше от неё держаться. Так что даже и не представляю, где она жила...
   - Так мы можем в адресной книге поглядеть, фамилия то такая редкая, - произнёс Саня. - Хотя, конечно и не факт, что она в нашем городе прописана, а может и прописана да под иной фамилией. В общем, на этот вариант не очень-то стоит надеяться. Ну, ничего мы и ещё что-нибудь получше придумаем...
   Так они до самого Саниного подъезда шли и думали (и почему-то, не сговариваясь, решили сначала зайти именно к Сане). Что касается словесной части их думанья, то это были словечки наподобие "эх", "н-да", "вот такие дела", что же касается внутренней части, то там было не лучше. Ничего хорошего к ним в головы не приходило, и не понятно было, с чего начинать поиски.
   Но вот, наконец, и Санин подъезд.
   Как только зашли они в тот закуток, который между двумя дверьми располагался, Саня произнёс:
   - Подождите-ка. Здесь какой-то запах чувствуется. Ведь я здесь каждый день прохожу, и знаю - не должно быть этого запаха. Но теперь я вспоминаю, что впервые почувствовал этот запах сегодня утром, когда здесь стоял грабитель...
   Тут Саня вздрогнул и пролепетал:
   - Ой. А, знаете, что это значит? Может он и сейчас здесь находится...
   И совсем уж тихим шёпотом добавил:
   - Наверное, вернулся, когда выяснилось, что одна картина пропала. И вот, что мы будем делать: я сейчас потихоньку загляну в подъезд, а вы стойте наготове. Может, бежать придётся...
   - Ага, - кивнул Емельян Олегович.
   Тогда Саня осторожно положил ладонь на ручку от второй двери, и чуточку приоткрыл её.
   Только это он и успел сделать, как дверь резко рванулась. Так Саня перепугался, так растерялся, что забыл эту ручку выпустить и выгнулся следом за дверью. Емельян Олегович, пытаясь удержать его, схватил Саню за плечи, но рывок двери был настолько сильным, что они уже вдвоём ввалились внутрь подъезда.
   Саня вскрикнул, так как в сумерках подъезда показалось ему, что перед ним находится физиономия грабителя. Но так же испуганно вскрикнула и эта физиономия. И только тогда понял мальчик, что дверь рванула одна из бабок-соседок, которая сделала это резкое и сильное движение из-за могучей своей комплекции. Но теперь она была напугана не меньше Сани - пятилась, глядела на мальчика округлившимися глазами, и если бы Саня не сказал:
   - Не волнуйтесь. Это я так, случайно.
   То она бы споткнулась и упала на лестницу.
   Но вот она остановилась, сощурила глаза, и проговорила:
   - А - это ты...
   Ну а Емельяна Олеговича она словно и не заметила, зато начала стремительное движение вперёд. Конечной целью этого движения был продуктовый магазин, так что оттолкнула она со своего пути и Саню и Емельяна Олеговича.
   Когда тяжёлая поступь соседки смолкла в отдалении, Саня вздохнул и произнёс:
   - Ну и напугался же я.
   - А я подумал, что это сама Марфа Марковна Съешь, - пробормотал Емельян Олегович.
   - Это было бы здорово. Если бы мы её встретили, то она бы от нас, не отдавши картины, не ушла бы, - произнёс Саня.
   Но Емельян Олегович ответил:
   - Нет-нет. Даже и не говори про неё. Только сейчас понимаю, сколько страшно мне с ней встречаться.
   - Вы должны перебороть свой страх, - довольно-таки уверенно произнёс Саня.
   Но Емельян Олегович покачал головой и вымолвил:
   - Вот если бы ты хоть раз Марфу Марковну повстречал, то совсем по-другому бы говорил...
   - И, надеюсь, что это встреча произойдёт в самое ближайшее время, - молвил Саня.
   Разговор этот происходил в довольно-таки нелепом месте: всё в том же тесном, тёмном закутке между двумя дверьми.
   Но вот Саня повёл носом, и произнёс:
   - А запашок-то от того грабителя остался.
   Это был какой-то непередаваемый, довольно-таки острый, и в тоже время тяжёлый, затхлый запах. Он был настолько чужд Саниному подъезду, что его ни с чем нельзя было спутать.
   И мальчик заявил:
   - А странно, что этот запах до сих пор не выветрился. Всё-таки прошло уже почти два часа...
   Затем он обратился к Емельяну Олеговичу:
   - Подержите-ка, пожалуйста, дверь на улицу открытой.
   Так Емельян Олегович и сделал: раскрыл дверь, так что беловатое сияние зимнего дня наполнило этот закуток. Ну а Саня нагнулся и начал разглядывать довольно-таки грязный, со следами стаявшего снега пол. И при этом он приговаривал задумчиво:
   - А как же всё-таки по-разному идёт время. Бывает так - промелькнёт целый день, и не заметишь, что он был. И, напротив, иной день, вот такой как сегодняшний, столько событий вмещает, что на целый роман хватит...
   Тут он приметил что-то, ещё ниже согнулся, и вот поднял с пола, и поднёс к самому лицу Емельяна Олеговича источник острого запаха.
   Это была пуговица необычайной, треугольной формы, из которой торчали несколько оборванных тёмно-зелёных ниток. Саня кивнул на старый домофон, который был вделан в стену, между первой и второй дверью, и давно уже не работал, зато из раскуроченного его нутра торчало несколько железок. На одной из этих железок болтался кусочек тёмно-зеленой нитки.
   И мальчик произнёс:
   - Ну здесь-то всё понятно. Заскочил он в подъезд, волновался, дёргался, а этих железок и не увидел. Зацепился за них пуговицей, дёрнулся, вот и оторвалась пуговица. Всё же нам очень повезло.
   И Саня вновь начал разглядывать эту удивительную треугольную пуговицу.
   - Это как вещественная улика, да? - спросил Емельян Олегович.
   - Да, это улика. И она нас выведет к преступнику, - произнёс Саня.
   - По запаху что ли?
   - Да. По запаху. По следу, - кивнул Саня.
   - Понадобиться пёс, - сказал Емельян Олегович.
   - И не простой пёс, а специально обученный для подобных розысков. А то ты сунешь какой-нибудь дворняге подобную пуговицу, а она и не поймёт, что от неё требуется, да ещё, пожалуй, и тяпнет тебя... то есть - меня...
   И тут же радостным голосом добавил Саня:
   - А ведь есть у меня один знакомый, который как раз такого пса держит. Пойдёмте за мной.
   И вот они вновь вышли на улицу и направились в сторону Саниной школы, которая располагалась совсем неподалёку
   Тот знакомый, о котором говорил Саня, носил имя Виталик, и учился в параллельном с Саней классе. Изредка они разговаривали в школе на переменах, также Саня несколько раз бывал у этого Виталика в гостях - они обменивались марками, (так как оба собирались марки). И в гостях у Виталика Саня видел пса Думку (так назвал его дедушка Виталика, который был очень задумчивым человеком). Но Думка не склонен был как задумчивый меланхолии, а был он очень резвым псом, и, главное, выполнял разные команды - ходил на задних лапах, катал мяч и перепрыгивал через жёрдочку. Также Думка знал команду: "Взять след!". Но прежде ему надо было дать понюхать какую-нибудь вещь от того человека или зверя, которого надо было найти. Ну а нюх у Думки был превосходным. Что касается его породы, то это был колли...
  

* * *

  
   В прежние дни, уж если Сане и доводилось прогуливать школу, так он, собственно к школе, и приближаться не смел, а бежал, например, в кинотеатр. И зачем ему было приближаться к школе - ведь там обитали "училки-мучилки", особенно ужасные в день прогулов.
   Но это в этот день Саня не боялся даже их классной руководительницы Ярославны Захаровны. И, Саня решился прямо-таки на героический поступок.
   Он сказал Емельяну Олеговичу, чтобы он подождал его внизу, возле раздевалки, ну а сам даже не снимая верхней одежды, бросился по безмолвной лестнице вверх.
   Остановился он, тяжело дышащий, только возле той комнаты, где по расписанию должен был заниматься класс Виталика. Услышал доносящийся из-за двери голос грозной "математички" Пелагеи Святославовны, и даже съёжился. Так ему страшно сделалось.
   И всё же переборол свой страх Саня, распахнул дверь, заглянул дверь и проговорил громко:
   - Виталия Скоротечного к директору!
   Виталик, который в это время играл со своим приятелем в морской бой, аж подскочил, и испуганно посмотрел сначала на Пелагею Святославовну, а потом и на Саню. Он словно бы спрашивал: "Зачем же к директору? Ведь это страшно! Это так сурово! И что там со мной сделают? Может всё-таки не надо к директору".
   Так как возникла заминка, то Саня повторил таким же решительным голосом:
   - Виталий Скоротечный, вас вызывают к директору. Поторопитесь, пожалуйста.
   Из Саниных уст это прозвучало через чур напыщенно, так что в классе послышались смешки.
   Видя, что Виталик пошёл без рюкзака, Саня добавил:
   - Возьмите, пожалуйста, свои вещи.
   Тут Пелагея Святославовна спросила:
   - Да что же такое случилось?
   Саня посмотрел в её кажущиеся стальными глаза и ответил:
   - Ничего страшного, Пелагея Святославовна. Вы не волнуйтесь, а продолжайте урок.
   Тем временем Виталик собрал свои вещи и с видом обречённого вышел из класса.
   Уже в коридоре Виталик спросил:
   - За что к директору?
   - Пошли скорее, - шепнул Саня.
   - За что к директору-то?
   - Про директора это я специально соврал, чтобы тебя из класса вывести. До перемены просто невтерпеж было ждать.
   - Да ты что?! - накинулся на него Виталик. - Знаешь, как ты меня перепугал?! Хотя я вроде и не совершал никаких преступлений, а всё равно - знаешь как страшно... Дурак ты, Санька!
   - Когда ты узнаешь, в чём дело, то не будешь ругаться.
   - Сомневаюсь. Наверняка какая-нибудь ерунда. Ну, признавайся: наверное, хочешь выменять у меня какую-нибудь редкую марку, а?
   И хотя Саня отрицательно покачал головой, Виталик продолжал:
   - Вот и знай, что теперь ни за что тебе ни одной марки не выменяю. Что хочешь за неё предлагай...
   Но они спустились до раздевалки, где Саня познакомил Виталика и Емельяна Олеговича.
   При виде этого незнакомого человека с таким бледным, тонким и одухотворённым лицом, Виталик подумал, что, может, и не зря его вытащили со скучного урока, и он приготовился слушать.
   И в течение следующих нескольких минут, пока они шли до дома Виталика, а потом ещё несколько минут, когда они шагали уже к Саниному дому, но в сопровождении весело помахивающего хвостом Думка, - в течение всего это времени Виталик слушал. Рассказывал ему то Саня, то Емельян Олегович, и хотя всю историю, особенно касающуюся прошлого Емельяна Олеговича у них не было возможности рассказать, всё же самое основное они успели рассказать.
   А когда уже подходили к подъезду, Саня произнёс:
   - И очень жаль, что спасённая картина осталась в мастерской Емельяна Олеговича, а то бы сейчас показал её тебе и ты бы точно согласился помогать нам.
   На это Виталик ответил:
   - А я так согласен вам помогать. Очень вы меня заинтересовали. Страшновато, конечно, ведь придётся иметь дело с преступниками, но я же не один, а с вами буду...
   - Вот и замечательно! - воскликнул Саня и крепко пожал руку Виталика.
   Виталик даже смутился, и он сказал, обращаясь и к Сане и к Емельяну Олеговичу:
   - Да что вы. Я думаю каждый, расскажи вы ему такую историю, согласился бы вам помочь.
   Саня ответил:
   - Сомневаюсь, что прямо-таки каждый. Но мы больше никому пока что об этом рассказывать не собираемся. Нам не нужно ходить большой толпой. Ведь толпа издали заметна, а нам надо оставаться незаметными.
   И вот возле Саниного подъезда они дали понюхать Думке треугольную пуговицу, а также приставшие к ней зеленоватые пуговицы. При этом Думка несколько раз чихнул, и даже потёр передними лапами нос. Затем Виталик отдал своему колли команду:
   - Взять след!
   Думка припал носом к истоптанному снегу, и начал нюхать. Даже слышно было, как он сопит. Чувствовалось, что пёс старался - хотелось ему порадовать своего хозяина и его знакомого.
   И вот Думка негромко гавкнул и активнее завилял хвостом. Это он взял след.
   Итак, впереди всех бежал Думка, за ним, придерживая его на поводке, чтобы он совсем не убежал, поспешал Виталиком, ну а за Виталиком семенили Саня и Емельян Олегович.
   Вот обогнули они дома Санька, а там, разъединенные тремя озёрами, стояли во множестве большие и очень большие жилые дома. Думка подбежал к автобусной остановке, и там замер. Он всё ещё внюхивался в спрессованный шинами снег, но видно - потерял след, и даже хвост его поник.
   - Э-эх, да ведь грабитель на машину или на автобус сел! - воскликнул очень расстроенный Саня.
   В это время на остановке стояла только одна какая-то бабка. Восклицание Сани напугало её. Она попятилась, перекрестилась, а потом поспешила куда-то - быть может, к себе домой.
   - Прошу прощения, - сказал ей вслед Саня, но бабка его уже не услышала.
   Тут Виталик произнёс:
   - Но ведь ещё не всё потеряно. Будем всё-таки верить, что грабитель сел в автобус, а не в машину. Ведь иначе незачем ему было подбегать к остановке. А из того, что он на одной остановке сел, следует, что на другой остановке он вышел. Так что нам надо проверить все остановки проходящих здесь автобусов.
   Саня посмотрел на прикреплённое к остановке расписание, и заметил:
   - А автобусов здесь немало проходит... Ну да ладно, конечно мы попробуем.
   Как раз в это время подошёл очередной автобус, и они зашли в его салон. В этот час все уже либо разъехались на работу, либо в школу, в институт, или ещё куда-нибудь. В общем, в автобусе было совсем мало пассажиров...
   На каждой остановке вся компания вместе с Думкой выскакивали наружу. Там пёс быстро нюхал снег, и отрицательно качал головой. Тогда они заскакивали обратно в салон.
   Немногочисленные пассажиры начали коситься на них, а шофёр даже сказал через динамик:
   - Прекратите хулиганить!
   На это Саня заявил:
   - А мы не хулиганим. Мы проводим детективное расследование.
   Емельян Олегович шепнул ему:
   - Лучше бы ты потише.
   - Да, конечно. Ведь мы должны соблюдать конспирацию, - кивнул Саня, но их, впрочем, всё равно никто не слышал.
  

* * *

  
   На очередной остановке Думка несколько раз громко пролаял и завилял хвостом.
   - Есть! - торжествующе воскликнул Саня.
   Потом они оглянулись. Ни Саня, ни Виталик ни разу не были в этом районе.
   Кругом стояли старые дома. Но это были дома построенные добротно, как говорится - на века. Дома были массивными: по двенадцать-пятнадцать этажей, встречались и более высокие. Сане эти дома показались мрачными. Даже чем-то напомнили они ему сказочных чудищ.
   Но весело размахивал хвостом Думка, и всё рвался вперёд - тянул за собой поводок с Виталиком. Пёс даже несколько раз тявкнул, а Виталик прикрикнул на него:
   - Тише, Думка, тише. Ведь надо соблюдать конспирацию...
   На что Саня сказал:
   - Хороша конспирация, когда мы среди улицы идём. Хотя нас то ни грабитель, ни Марфа Марковна Съешь не знает. А вот вас...
   Здесь Саня посмотрел на Емельяна Олеговича и покачал головой.
   А художник отозвался:
   - Да, конечно, и об этом сразу надо было подумать. Ведь стоит Марфе Марковне, например, в окно выглянуть, как она меня и заметит.
   И Виталик предложил:
   - Так что давайте мы вас загримируем.
   - Да как же вы меня загримируете?
   - Накладные усы и борода помогут.
   Емельян Олегович провёл рукой по своему подбородку, где имелась маленькая, светлая бородка.
   Саня поддержал своего товарища:
   - Да. Вместо вашей бородки, наложим вам такую большую и тёмную бородищу, ну и усы соответственные. Ну а глаза ваши очками тёмными закроем.
   Художник отозвался со вздохом:
   - Вот глаза то самое главное закрыть. По глазам она меня в первую очередь и узнает. Да только и с закрытыми глазами, она почувствует меня.
   - Не. Не почувствует, - уверенно сказал Виталик. - Какая-то там старушенция.
   - Почему же старушенция? - пожал плечами Емельян Олегович. - Я, право, и не ведаю, сколько ей сейчас лет.
   - Однако ж, где мы возьмём накладную бороду и усы? - поинтересовался Саня.
   - А знаю я один магазинчик, он в нашем районе расположен, - ответил Виталик. - Вот как будем обратно возвращаться, так и заглянем туда.
   Во всё время этого разговора Емельян Олегович не слишком то внимательно слушал ребят, а всё больше оглядывался по сторонам или же голову задирал - смотрел на верхние окна домов.
   Наконец Саня спросил:
   - Вы что-нибудь необычное здесь замечаете?
   - Всё здесь странное, - ответил Емельян Олегович. - И чувства мои странные. Кажется, будто прежде уже был здесь. Хотя, может, и ошибаюсь я; ведь так давно по городу не ходил, а, поглощённый своим творчеством, в парке жил.
   Между тем снег, который прежде падал отдельными снежинками, полетел чаще и быстрее. И вот уже начался настоящий снегопад. Обзор сразу же ухудшился, и верхние окна зданий уже скорее угадывались, чем были видны на самом деле. Но до вечера оставалось ещё прилично времени.
   И вдруг из серого сумрака выступила и стремительно стала надвигаться на них какая-то тёмная фигура. И тут Сане стало очень страшно. Думалось ему, что это сама Марфа Марковна Съешь на них наступает. Растерялся он, обернулся к Емельяну Олеговичу, но тот только мельком взглянул на надвигавшуюся фигуру, и остался таким же задумчивым и печальным.
   Оказалось, что это вовсе не старуха, а какой-то старик шёл, сжимая в одной руке палку, на которую опирался, а в другой - пустую авоську...
   После этого происшествия Саня сказал:
   - Знаете что, Емельян Олегович, а вам ни в коем случае нельзя идти за нами дальше. Ведь в следующий раз нам может не посчастливиться. С вами нас узнают прежде времени.
   Как раз в это время они проходили возле небольшого, окружённого невысокой металлической оградой скверика. Там стояли высокие и полные, кажущиеся сейчас совсем чёрными ясени. Емельян Олегович в глубокой задумчивости посмотрел на эти деревья, и произнёс так тихо, что ребята едва его услышали:
   - Я буду ждать вас здесь.
   И он на лавку, которая едва выступала из-под высокого сугроба, возле одного из ясеней.
   - Хорошо, - кивнул Саня. - Мы только проверим, в каком доме, и в какой квартире они живут, после чего вернёмся к вам.
   Тут Виталик потянул своего друга за рукав и сказал ему:
   - Мы теряем время. А ты только погляди, какой снегопад начался. Скоро все следы заметёт, и Думка нас уже никуда не приведёт. И больше такого шанса у нас не будет.
   - Да я уж понимаю, что больше не будет такого шанса, - кивнул Саня. - Ладно, пошли скорее.
  
  
  
  
  

Глава 5

ПЕРВЫЙ ДОМ

  
   И они поспешили за колли, который, неустанно размахивая хвостом, всё рвался вперёд. Они пробежали немного, после чего Думка свернул в совершенно тёмную арку.
   - Да-а, мрачное местечко, - вздохнул Саня. - Такое чувство, будто в средневековье попали. Арки, тёмные переходы. И ветер здесь так воет... брр...
   А несущийся им навстречу ветер, задевая за края арки, действительно свистел с такими вибрациями, что, казалось, это какой-то ледяной голос всё наговаривал и наговаривал что-то. Вместе с ветром залетали в арку и снежинки, но гораздо более сильный снегопад был на дворе.
   Это был внутренний, закрытый со всех четырёх сторон двор и та арка, по которой прошли ребята, была единственным проходом, через который можно было попасть на двор.
   Думка больше не вилял хвостом, он внюхивался в только что наметённый снег, взрывал его носом, фыркал.
   Тогда Саня взмолился:
   - Ну, Думка, не теряй след. Я тебя очень прошу. Ты уж постарайся, а? Ведь совсем чуть-чуть осталось. Только и надо-то определить, в каком из этих подъездов они живут.
   А Виталик произнёс:
   - Ты, Думка, вспомни, чему я тебя учил. Взять след. Думка. Взять след!
   И тут вновь завилял хвостом колли, и даже гавкнул, после чего рванулся с такой силой, что поводок выскользнул из рук не ожидавшего этого Виталика. Ребята бросились за псом, а он уже подбежал к одному из подъездов, и, остановившись возле двери, задрал голову и продолжил гавкать.
   Вот ребята оказались возле него. Виталик прошипел:
   - Да что же, Думка, за характер у тебя такой громогласный? Тише ты. Впрочем, всё равно спасибо, что привёл нас сюда. Без тебя мы бы никак не справились.
   Затем Виталик произнёс:
   - А теперь мы будем стоять здесь, и ждать, пока кто-нибудь из жильцов из подъезда не выйдет, или же пока не войдёт в него. Вот тогда мы пройдём. Ведь все эти кодовые замки - такая ерунда. Кто захочет, всё равно пройдёт.
   - А где ты здесь вообще видишь кодовый замок? - поинтересовался Саня, и дёрнул дверь.
   На двери действительно не было ни кодового, ни какого-либо иного замка. Так что она сразу распахнулась.
   - Удивительно. Я думал, что сейчас уже и не осталось дверей без кодовых замков, - покачал головой Виталик.
   - А здесь вообще всё странное: и арка, и подъезд, и подъезд этот...
   Быть может, в иные дни этот подъезд не был таким тёмным, но сейчас, когда тучи над городом сгустились, и шёл сильный снегопад, там вообще практически ничего не было видно.
   - Лампочку бы что ли включили, - проворчал, медленно пробираясь вперёд Виталик.
   Тут Саня налетел на него.
   - Ты чего, - спросил он шёпотом.
   - А здесь стоит вроде бы кто-то, - не своим голосом пролепетал Виталик.
   - Что ты такое говоришь? Кто там может стоять? - изумился Саня, и тут же почувствовал сильный страх.
   - Эй, есть здесь кто-нибудь? - дрожащим голосом спросил Виталик.
   И тут вспыхнул, показавшийся им невыносимо ярким огонёк зажигалки. Высветилось очень широкое лицо неопределённого возраста и пола. И это лицо произнесло неприятным, то ли мужским, то ли женским голосом:
   - Ходят тут всякие...
   Тут Саня забормотал:
   - А мы тут... В общем... Мы тут...
   Он пытался придумать, зачем же они вошли в этот подъезд, но как назло из-за испугу ничего не приходило в голову. Но тому, с кем они встретились, это было совсем неинтересно. И это существо стремительно прошло мимо них.
   Следом за Думкой, который примолк и больше не вилял хвостом, стали они подниматься по затенённой лестнице. Теперь было видно, что и стены и ступени покрыты были многочисленными трещинами.
   Саня провёл ладонью по лбу и произнёс:
   - Уф, я так перепугался, что у меня даже пот выступил. Сначала в нашем подъезде страху натерпелся, а теперь ещё и здесь. Скоро у меня на этой почве комплекс разовьётся. Буду бояться заходить в любые подъезды.
   Виталик вздохнул и ничего не ответил.
   - Что ты? - спросил у него Саня.
   - Да я сейчас такого страха натерпелся, что... В общем, думал такое только в фильмах бывает.
   Между прочим, несмотря на то, что дом был высоким, лифты в нём отсутствовали. Напряжённый, готовый к опасной схватке Думка поднимался всё выше и выше...
   Саня повёл носом и прошептал:
   - А ведь здесь уже не только собачьим, но и нашим человеческим обоняньем можно почувствовать этот запах неприятный. Никаких сомнений нет, что грабитель где-то здесь затаился...
   Он сказал это "затаился", а не "живёт" потому, что за каждым углом, на каждой лестничной площадке в тени непроглядной мерещились ему контуры грабителя - между прочим вооружённого, и готовящегося на них напасть. Так что и двигались ребята на цыпочках, всё вглядывались в эти тени, и оказывалось в конечном итоге, что не грабитель там стоит, а, например, какая-нибудь вынесенная из квартиры старая тумбочка...
   Так уж бывает, что когда что-нибудь не нравится, то длится это долго-долго. Так что и ребятам уже казалось, будто поднялись они не иначе как на Останкинскую башню...
   Но вот на последней лестничной площадке (выше был только чердак), Думка остановился и безмолвно кивнул на одну из дверей. Освещение там было сумеречным, но всё же оно казалось лучшим, чем на первом этаже, так как не совсем замыкалось стенами, окружавшими внутренний двор. И в этом освещении можно было разглядеть дверь, на которую кивал Думка.
   Та дверь была обита тёмно-бардовой, местами вылинявшей материей. Имелся там глазок, такой же треугольной формы, как и пуговица грабителя, найденная в Санином подъезде. Но зато кнопки звонка не было.
   И Саня, пытаясь отогнать чувство страха, проговорил:
   - Ну здорово... Даже и звонка нет. Что же нам - стучать что ли в эту дверь?
   А Виталик ответил:
   - Постучать-то, конечно, можно, да только вот непонятно, что мы там говорить будем.
   - А ведь твоя правда! - здесь Саня даже по лбу себя хлопнул. - Какие же мы, однако, сыщики!.. Даже и не подумали, о чём говорить, как представиться. Ведь нельзя же так сходу спрашивать о том, что нас действительно интересует. А надо как-нибудь потихонечку, осторожно всё выведать...
   - Ты бы потише, - шикнул на него Виталик.
   - Да я и так шёпотом разговариваю.
   - А ты лучше вообще помолчи, - и, схватив Саню за рукав, Виталик шепнул ему на ухо. - Может, у них здесь какое-нибудь подслушивающее оборудование установлено, может, и видеокамера в каком-нибудь тёмном углу затаилась. Так что давай-ка мы лучше спустимся вниз по лестнице, да и решим, как нам представиться и что говорить...
   Но они так и не успели спуститься по лестнице, потому что в это мгновенье дверь распахнулась. Да так резко распахнулась, что, если бы Саня и Виталик не одёрнули головы назад, то остались бы с битыми носами.
   Оба мальчика одновременно издали испуганный и изумлённый вопль. Перед ними стояла некая фигура, которую они не могли разглядеть, так как за её спиной на потолке горела яркая красная лампочка, и свет её бил в глаза, заставлял щуриться.
   Думка просунул свою голову между подрагивающими ногами ребят и, глядя на эту фигуру, зарычал.
   Вообще-то и Саня и Виталик думали, что вот сейчас нахлынет на них многократно усиленный, тошнотворный запах грабителя, но вместо этого пахло каким-то очистителем воздуха, кажется лимонным.
   И не мужской, а старушечий голос обратился к ним:
   - Ну, что такое?.. Чего здесь болтаетесь, а?
   - Мы, в общем... Мы того..., - забормотал, напряжённо стараясь придумать хоть что-то вразумительное, Саня.
   Ну а Виталик пробормотал первое, что ему пришло в голову:
   - Вообще-то мы должны доставить письмо.
   - Какое ещё письмо? - мрачным, подозрительным голосом спросила старуха.
   - Нам не сообщалось подробностей, не знаем мы, что там написано, - решил, за неимением лучшего, вторить своему другу Саня.
   - Ну, так давайте письмо сюда, а сами убирайтесь! - прошипела старуха.
   Но на это Виталик возразил:
   - Нет, письмо нам приказано отдать не вам.
   - Не мне?! - вскрикнула старуха, и тут повернулась так, что стало видно её лицо.
   Она была страшной: с огромным носом, на котором бугром выступала непомерная родинка, а за массивными распухшими скулами совсем не видно было её глаз. Но всё же глаза, по-видимому, были, так как ребята чувствовали её недобрый, пристальный ребят.
   Вот она придвинулась к ним и зашипела:
   - Так кому же, как не мне?
   Саня полез дрожащей рукой в карман, сжал лежавшую там треугольную пуговицу, но подумал, что всё же не стоит показывать её старухе. Он хотел сказать: "Нам поручено передать это письмо высокому человеку с треугольными пуговицами" (ведь иных примет грабителя он не знал), но совсем забыл он о том, что побледневшие его губы были плотно сжаты, и единственное, что из него вырвалось, был странный, пыхтящий звук, выражающий скорее удивление.
   То, что хотел сказать Саня, сказал Виталик:
   - Мы должны передать это письмо высокому человеку с треугольными пуговицами.
   Старуха аж крякнула - видно, не ожидала такого услышать. Но вдруг приблизила она своё страшное лицо к ребятам. И почувствовали они за лимонным освежителем воздуха тот затхлый, острый запах которого они искали и боялись.
   И спросила она:
   - Ну а кто же вам это письмо велел передать?
   Саня смог произнести:
   - Э-э... кто... в общем...
   Но дальше никак не шло. Думал сказать, что это от Марфы Марковны Съешь, но тут же одёрнул себя такой мыслью: "А может перед нами стоит сама Марфа Марковна. Надо быть осторожными. Впрочем, о какой осторожности можно говорить, когда мы так глупо, непродуманно ведём себя".
   - Так от кого же письмо?! - вкрадчивым и, вместе с тем злобным голосом, спрашивала старушенция.
   Скорее всего, или Саня или Виталик ляпнул бы здесь какую-нибудь глупость, да не успели. Одновременно услышали они какой-то негромкий, поскрипывающий звук за своими спинами и чуть сверху.
   И вспомнили они, что находятся на самом верхнем этаже, и что над ними только чердак. Вспомнили заржавленный, страшный люк на этот чердак. Люк они видели только мельком, но и этого было достаточно. Представили, как открывается он, и как начинает спускаться, сзади к ним подкрадываться здоровенный детинушка - преступник.
   И теперь то единственное, чего они желали - это поскорее выскочить из этого страшного подъезда. Вот рванулись они назад, но крючковатые руки старухи вытянулись следом за ними с чрезвычайной скоростью. И вцепились сильные, костистые пальцы в их запястья, сдавили с такой силой, что невольный вздох вырвался из ребят.
   И говорила старуха, зловеще:
   - Нет. Не так быстро. Сначала вы расскажите НАМ всё-всё...
   Вновь за спинами ребят раздался скрежещущий звук, и в этот раз сильнее и ближе, чем в первый раз.
   Уже никаких сомнений не оставалось в том, что кто-то спускался с чердака!
   Саня и Виталик попытались вырваться, и хорошо так рванулись. Но и старуха держала их крепко: двоих мальчишек у неё хватило сил удержать, и даже с места она не сдвинулась, словно бы к полу приросла...
   И тогда залаял Думка. Громко он лаял, и с такой угрозой, какой прежде не слышал от своего миролюбивого колли Виталик.
   Причём лаял в такой близости от костистых рук старухи, что она могла чувствовать его жаркое дыхание. А клыки у Думка, как и полагается любому псу, были острыми, а челюсти - сильными.
   И вскрикнула испуганная старуха:
   - Ах, здесь и пёс?! Вот ведь окаянные!
   Видно, что собак она боялась. Всё-таки разжались её ручищи, и отшатнулась она в свою квартиру. Дверь начала закрывать.
   Ну а Саня с Виталиком развернулись да и бросились со всех сил бежать. И краем глаза заметили, что люк на чердаке теперь действительно раскрыт и спускаются оттуда чьи-то массивные ноги в тёмно-зелёных башмаках. А так как неприятный запах при этом многократно усилился, то у ребят уже никаких сомнений не осталось в том, что это грабитель идёт.
   И вот побежали они вниз по лестнице. Через несколько ступенек они перепрыгивали, и даже Думка обогнали. Но всё то им казалось, что недостаточно быстро они бегут, и что разбойник их догоняет, и сейчас вцепиться в их плечи, развернёт. Даже и грохот от его тяжеленной поступи им слышался. Но на самом деле этот грохот порождали они сами, когда бежали.
   Вот выскочили они на двор, и оказалось, что снегопад уже закончился, и сразу посветлело, хотя небо ещё оставалось завешенным тучами.
   - Хорошо, что хоть немного посветлело, - проговорил Виталик.
   - Быстрее бы весна наступала, - молвил Саня, и при этом вспоминал он картину Емельяна Олеговича.
   Хотелось ему в этой картине оказаться, и полететь сквозь бесконечные залы, видя образы необычные, но прекрасные, гармоничные...
   Через арку выбежали они на улицу, и бросились к тому скверу, где оставался Емельян Олегович. И только тут поняли, что сквер этот примыкал к тому дому, из которого они только что вырвались.
   И Саня сказал:
   - А ведь, стоит этой бабке или её наёмному грабителю из окна выглянуть, и они увидят Емельяна Олеговича. И тогда уж они точно всё поймут!
   - Кого они увидят?! - воскликнул Виталик. - Тут и видеть-то некого.
   Сквер был маленьким, и сразу весь просматривался. Но ни на скамейке под старым ясенем, ни в каком-либо ином месте сквера не видели они Емельяна Олеговича. Художника вообще нигде не было видно.
   - Ну, вот надо же, - огорчённо проговорил Саня. - И куда же ему понадобилось уходить и зачем?
   Думка несколько раз гавкнул, и Виталик шикнул на него:
   - Да тише ты. Нас заметить могут...
   И ребята покосились на дом, в котором жила старуха. Но, если она и следила за ними, то они этого не заметили. Рядами возносились вверх однообразные тёмные окна, и даже невозможно было определить, за каким окном находится та квартира...
   Тогда Саня сказал:
   - А я точно помню, что Емельян Олегович всё-таки подходил к скамейке. Так что...
   Он не договорил - ребята бросились к скамейке. Из-за прошедшего сильного снегопада никаких следов там, к сожалению, не было видно. Но Думка вновь начал разрывать носом снег, нюхал, иногда чихал, выдыхая подтаявшие снежинки.
   Виталик фантазировал:
   - А что, если его похитили?
   - Ну ты скажешь тоже - "похитили", - мрачным голосом отозвался Саня. - Ведь и бабку и того здорового грабителя мы видели в другом месте, стало быть, и некому было его тут похищать.
   Но Виталик развивал свою теорию:
   - А ведь бабка могла многих нанять. Может, здесь целая банда действует. Так что увезли Емельяна Олеговича, и больше мы его никогда не увидим...
   Но тут залаял, виляя хвостом, Думка.
   - Учуял! - обрадовался Саня. - Ну, давай, быстрее веди нас...
   Но не так то легко было даже и такому смышленому псу, как Думка выискать правильный след. Он долго ещё рыхлил носом снег, потом бросился к дому, но не к тому, в котором только что побывали ребята, а к тому дому, который стоял напротив него.
  
  
  
  
  
  

ГЛАВА 6

ВТОРОЙ ДОМ

  
   И выглядел этот дом точно так же, как и дом, в котором обитала старуха. То есть входы в подъезды размещались во дворе, единственный проход на который вёл через арку.
   Никого в этом дворе не было, зато Думка уверенно побежал к одному из подъездов. Как и в подъезде, где старуха обитала, на двери отсутствовал замок. И темно в этом подъезде было, так что ребята уже подготовились, что с кем-нибудь столкнуться. Но ни с кем они не столкнулись.
   Виталик говорил:
   - Думка, не подведи нас. Укажи, где Емельян Олегович находится.
   Вскоре они услышали мелодию "К Элизе" Бетховена. И хотя друзья не были большими любителями классической музыки, но эту то композицию знали. А сейчас она исполнялась с такой особой чувственностью, что они невольно и заслушались ею, забыв даже и о страхах свои и о волнениях.
   И, надо же, - Думка остановился как раз возле той двери, из-за которой вырывалась эта дивная мелодия. Дверь была немного приоткрыта, так что и слышимость была превосходной.
   Саня, который искренне желал Емельяну Олеговичу счастья (впрочем, в не меньшей мере желал ему счастья и Виталик и даже Думка) - так вот, Саня предположил:
   - А что, если, сидя на этом дворике, Емельян Олегович, увидел в одном из окон свою возлюбленную. Ту, которую он во сне чувствовал, и для которой свои картины с залами рисовал. Так вот: он бросился к ней, они встретились, и вот теперь играет эта вдохновенная музыка. Даже и мешать им как-то неловко. Может, пойдём, а вернёмся сюда через недельку...
   - И всё же надо проверить, - сказал Виталик.
   И Саня сразу с ним согласился, так как прежде всего ему хотелось убедиться, что с Емельяном Олеговичем действительно всё хорошо.
   Они сделали движение к двери, но первый толкнул её нетерпеливый Думка. Дверь полностью раскрылась, и они увидели широкий коридор, на стенах которого висели пейзажные полотна. Из комнат, вместе с чарующей мелодией "К Элизе", выливалось тёплое золотистое свечение - казалось, что там поселился кусочек столь желанного ими весеннего солнца.
   И Саня пробормотал:
   - Ну, точно нашли друг-друга, - и тут же добавил. - Однако, надо бы всё-таки проверить. Мы только заглянем потихонечку и сразу же убежим...
   На цыпочках шли они по коридору. Думка понимал, что от него требуется соблюдение тишины, и он эту тишину соблюдал.
   Они бесшумно ступали, окружённые прекрасными, вдохновенными пейзажами, но, хотя им этого и хотелось, не вглядывались в них, так как, прежде всего надо было выяснить, как же дела у Емельяна Олеговича.
   Вот остановились они возле дверей из полупрозрачного, тонированного стекла. Именно из-за этих дверей и выливался тёплый золотистый свет.
   Подошедши к этим дверям, и Саня, и Виталик прислонились к ним ушами. Думали, помимо "К Элизе", ещё и какие-нибудь слова услышать. Так они эти слова хотели услышать, что надавили на дверь через чур сильно. Распахнулись створки, а ребята повалились на пол. Хорошо хоть не ударялись, так как на полу лежал мягкий ковёр.
   Ну а мелодия "К Элизе" не прервалась, не сбилась. Можно было подумать, что эту мелодию по радио передавали. Но исполнял её Емельян Олегович - он сидел за пианино, спиной к ребятам и играл. Однако их появление не осталось для него незамеченным. Над пианино висело зеркало, и в нём увидел он, как повалились они на пол, как потом поднялись.
   Он всё играл, и говорил:
   - Вот в этой квартире я жил до того, как начал рисовать серию картин "Залы"; до тех пор, пока не переселился в лесное хозяйство.
   - Во как! - удивлённо проговорил Саня, и начал внимательнее озираться.
   Он всё ещё надеялся, что из-за какого-нибудь угла выйдет возлюбленная Емельяна Олеговича, но, к сожалению, никого кроме них в этой квартире не наблюдалось.
   Виталик робко влил свой голос в музыку пианино:
   - А вы что же об этом только когда во дворе сидели, вспомнили?
   - Да. Вот вы ушли, снегопад ещё усилился, а я по сторонам посмотрел да и понял, что уже видел всё это. Было такое: сидел я на лавочке под ясенем, а с неба падал снег, и вот именно в этом сквере. Конечно, вам странным может показаться, что сразу я об этом не вспомнил, но ведь все эти годы я поглощён был творчеством, так что и ни к чему мне было вспоминать о таких мелочах, как прежнее моё жилище. А вот теперь я вернулся сюда...
   - Как же вы внутрь проникли? - поинтересовался Виталик. - Что, разве дверь не была запертой?
   - Дверь была запертой, но я ношу с собой связку со старыми ключами, один из которых и подошёл к ней. Вот я открыл, и вошёл в свою квартиру...
   - В свою квартиру, - повторил Саня задумчиво.
   - Да, именно так, - печальным голосом отозвался Емельян Олегович, продолжая вдохновенную свою игру.
   - Нет, нет. Подождите, что-то здесь не так, - молвил Саня. - Ведь вы здесь уже очень давно не были, правильно?
   - Ну да...
   - А сколько именно?
   - Этого я не помню. Но сколько то лет. Какая разница?
   - Так ведь не могла же всё это время квартира стоять пустой.
   - Ну почему же не могла? - говорил, думая о чём-то своём, Емельян Олегович.
   - Ну а кто бы платил за воду, за электричество?
   И Саня кивнул на очень красивую золотом сияющую люстру, которая висела под потолком.
   Вот тогда и прекратил играть Емельян Олегович. Он даже отскочил от пианино, и уставился сначала на ребят, потом на люстру, и проговорил:
   - А ведь ваша правда. Не помню я, чтобы у меня такая люстра была. А вон и телевизор стоит.
   И он кивнул на современный, с плоским экраном телевизор, который стоял на тумбочке в углу.
   - Да, дела, - вздохнул художник. - Надо же, какой я рассеянный. Не замечаю ничего, кроме того, что мне хочется замечать. Удивительно только, сколь же многое от моего старого убранства здесь сохранилось...
   - Нам надо уходить отсюда. А то скоро хозяева могут вернуться, и подумают, что мы грабители, - сказал Виталик.
   - Да. Конечно. Уходим, убегаем, - кивнул Емельян Олегович. - Прощай, старая моя квартира, именно в твоих стенах я увидел сон с залами...
   Но как раз в это время из коридора раздался щелчок. Дело в том, что когда они входили в квартиру, шедшей позади Виталик сделал бессознательное движение - толкнул лестничную дверь, и она закрылась.
   А теперь из коридора доносились два голоса: мужской и женский. Женщина спрашивала:
   - Странно, мы разве забыли свет выключить свет в большой комнате?
   - Что-то этого я этого не помню, - ответил мужчина.
   Стоявшие в комнате уставились на люстру. Её включил Емельян Олегович, когда входил. Ведь тогда на улице бушевал тёмный снегопад, и он многого не мог разглядеть в комнате.
   Но теперь уже поздно было её выключать, а надо было думать, что же дальше делать.
   - Бежим, - шёпотом предложил Виталик. - В коридор выскочим, оттолкнём их, и мы уже на лестнице.
   - Нет, нет, что ты, нельзя так, - замотал головой Емельян Олегович, и кивнул на диван. - Давайте-ка там спрячемся...
   Но под диваном было слишком тесно для всех них, так что туда забрался только Емельян Олегович. Саня забрался в шкаф и, проявляя немалую ловкость, смог протиснуться в самую дальнюю его часть - за какими-то старыми платьями там укрылся. Что касается Виталика, то он вместе с Думкой спрятался за тёмной шторой, которая тяжёлыми складками дыбилась сбоку от окна. Штора эта не доставала до пола примерно на сантиметр, так что, если приглядеться, то можно было там увидеть и ноги Виталика и лапы Думки. Виталик очень напрягся - думал, что попадёт в милицию, как грабитель; ну а Думка был весел, и хорошо ещё, что хвостом не махал, а то колыхания шторы точно бы его выдали...
   Недолго им пришлось ждать. Вот распахнулись двери, и вошли хозяева квартиры, которые затаившиеся не могли разглядеть из своих убежищ. Люстра была выключена, и комната заполнилась ровным сероватым светом недолгого зимнего дня, который, однако же, столь многое успел в себя вместить...
   Женщина спросила:
   - Может, грабители к нам забрались?
   Все затаившиеся, кроме Думки, напряглись больше прежнего. А Саня, в нос которого набилась пыль, чувствовалась, что вот-вот чихнет. Но он даже и носа не мог зажать, так как двумя руками придерживал чемодан, который грозился обрушиться на него с какого-то ненадёжного возвышения.
   - Шутишь? - несколько натянутым голосом спросил мужчина у своей супруги.
   - Ах да, действительно шучу! - ответила женщина, и тут же спросила. - А как думаешь: действительно могли бы воры польститься на нашу квартиру?
   - Могли бы, - ответил мужчина. - И, в основном, из-за картин этого чудака...
   - Да, уж чудака. Емельяном Олеговичем его звали...
   С этими словами жена ушла на кухню, где начала что-то готовить, а супруг её уселся в кресло и включил телевизор. Там шёл футбол, но звук был практически выключен, так что не мешал разговору хозяев квартиры.
   - Помнишь, как досталась нам эта квартира? - спрашивала с кухни жена.
   - Ну а то! Разве же забудешь такое, - отозвался муж. - Когда мы были молодыми, и только поженились, нашёлся этот твой троюродный брат, которого ты прежде никогда и не видела, и ни с того ни с сего предложил нам эту квартиру, со всей обстановкой.
   - Ага. Сначала даже и не верилось в это. Думала, это какие-то дурацкие шутки, а потом встретились... Он, меня, кажется, и не замечал. Говорил только, что уходит жить на новое, лучшее место, а всё это навсегда оставляет нам. Причём бумаги пришлось оформлять нам, так как он в этом совершенно ничего не смыслил.
   - Ведь он - гений! - многозначительно воскликнул её супруг.
   - Ну, да, а некоторые гении мало чего в этой жизни понимают. Те его картины, которые здесь сохранились, действительно гениальны, об этом и гости наши говорят.
   - И мы даже не разу не пытались приценится, за сколько хотя бы одну такую картину можно продать, - произнёс муж.
   - И правильно сделали, потому как очень уже к ним привыкли. Будто бы картины эти - часть нас. Я же говорила тебе, что в лучших своих снах, я внутри этих пейзажей гуляю.
   - И я то же, - отозвался супруг.
   Тут же жена добавила задумчиво:
   - А, может, и не правы мы. Может, не должны картины в этой квартире пылиться. Их место в музее. Пусть все люди видят эту красотищу...
   В это время она вошла в комнату, и приятный аромат разогретого яблочного пирога хлынул в ноздри затаившихся. Муж и жена уселись на диване, под которым лежал Емельян Олегович, а кушанья поставили на столик, который стоял перед ними.
   Между прочим, Саня с самого утра ничего не ел, а теперь пустой желудок напомнил о себе - заурчал. И казалось мальчику, что желудок урчит так громко, что все должны его услышать. И все свои мысленные усилия он направил на желудок, будто бы простой командой: "Тихо!" - мог заставить его прекратить это урчание.
   Так как всё внимание Санино было направлено на желудок, то о носе своём он забыл. Вот и чихнул.
   Его и без того округлившиеся в тёмном шкафу глаза, выпучились ещё больше. Саня похолодел, и одновременно с тем капли пота скатывались по его лбу. Руки его задрожали, и чемодан навалился на его голову.
   Но, кажется, пронесло - супруги слишком заняты были своей беседой и ничего не замечали.
   Жена говорила:
   - А какой всё-таки странный дом, в котором мы живём.
   Муж отвечал:
   - Да и я, сколько живу, не могу к нему привыкнуть...
   - Особенно к соседке нашей, - вздохнула жена.
   - О да. Это престранная женщина, хотя и не совсем правильно называть её соседкой. Ведь живёт она в доме напротив.
   На это супруга ответила:
   - Но её балкон располагается как раз напротив нашего балкона, и столько удивительного было в её поведении...
   Тут Саня и Виталик припомнили, что бывшая квартира Емельяна Олеговича располагалась не на последнем этаже, а, стало быть, не могла она располагаться напротив квартиры страшной старухи, которая жила под чердаком.
   Между тем разговор продолжался. Муж говорил:
   - Помнишь, как часто выходила она на балкон, и всё глядела в наши окна?
   - Да, такое не забудешь! И хотя нас разделяло некоторое расстояние, всегда мне казалось, что она прямо рядом. И взгляд у неё был такой недобрый, жгучий. Иногда мне даже казалось, что она перескочит со своего балкона и растерзает нас на кусочки.
   - А помнишь, сколько я страха натерпелась, когда она к нам пожаловала? - спросила жена.
   - Да и я был напуган, когда увидел, какая ты бледная, - ответил супруг её, - Думал уж, скорую помощь придётся вызывать, но к счастью обошлось...
   - А ты только представь: собралась я в магазин за продуктами, раскрываю дверь на лестницу, и вижу: перед дверью стоит Она, соседушка наша. И ведь не звонила, а словно бы поджидала, когда я дверь раскрою. Я тогда, помню, спросить смогла: "Кого вам?", а она и отвечает: "Емельяна Олеговича". Мне тут так страшно сделалось, что я и позабыла, что Емельян Олегович уже давно здесь не живёт. Вот и спрашиваю её: "А вы кто будете?". Она и отвечает: "Марфой Марковной Съешь меня зовут. Вы только скажите Емельяну Олеговичу, чтобы он не волновался из-за меня. Ведь я пришла к нему с самыми лучшими чувствами"...
   На этом рассказ женщины был прерван, так как супруг её дёрнулся, и проговорил:
   - Ой, что это меня снизу кто-то пихает?
   - Да что ты такое придумал? Кто тебя может снизу пихать?
   - И, правда, кто? - задумчиво произнёс мужчина.
   Ну а толкнул его Емельян Олегович. Он, лежащий под диваном, так и подскочил при имени ужасной для него Марфы Марковны Съешь. Ударился, между прочим, затылком, и этот то толчок и почувствовал мужчина.
   И вновь раздались жующие звуки, и женщина продолжила свои воспоминания.
   - Ну, я, в общем, опомнилась, и говорю, что никакой Емельян Олегович уже давно здесь не живёт. Тут эта Марфа Марковна так внимательно мне в глаза посмотрела, и ведь прочитала, что я правду говорю. А глаза у неё такие удивительные - такие глубокие и загадочные, никогда мне этих глаз не забыть! И спрашивает она: "Ну а куда же он переехал?". Я и отвечаю: "Это мне не известно", так как Емельян Олегович действительно никаких координат, где его искать, не оставил. После этого я захлопнула дверь, закрыла её на все замки, и сидела в квартире, и от страха тряслась до тех пор, пока ты не вернулся.
   - А помнишь, как эта Марфа Марковна в последние годы изменилась? - спросил мужчина.
   - Да уж. И я до сих пор не знаю, как эти изменения воспринимать...
   - И всё ты, любопытная - купила себе бинокль, чтобы наблюдать, чем она там занимается.
   - Ну и что? Я уж думать начала, что она какая-то маньячка.
   - А оказалось, что не маньячка, а художница.
   - Однако ж ранние её картины были прямо-таки маниакальными. Какие-то ужасы непонятные там были нарисованы, и мне от вида этих картин просто плохо становилось. Ночью потом кошмары снились.
   - Но новые то её картины вовсе не такими ужасными были.
   - Да, постепенно она улучшать их стала. А потом появилось несколько пейзажей, очень похожих на картины Емельяна Олеговича. Я тогда ещё подумала: может, и сама эта Марфа Марковна бинокль прикупила, и наблюдает за нашей квартирой и срисовывает пейзажи. И только потом догадалась, что пейзажи развешены так, что через окно она их никак не могла увидеть. Так что... так что и не знаю, что тут подумать. Прямо мистика какая-то, правда?
   - Ага, - кивнул её супруг. - Но ведь самые интересные события начались недавно...
   - Ты про её исчезновение говоришь?
   - Ну да, конечно.
   - А я - про то, что ещё незадолго до этого случилось. Ты же знаешь: с одной стороны я пообещала себе, что никогда больше за этой Марфой Марковной следить не буду, так как подобное подглядывание - это очень плохо. Но и любопытство один раз всё же перебороло меня. Заглянула я в бинокль и увидела эту картину с залами... Да, вот представляешь себе - целых полчаса всё глядела и глядела на эту картину всё оторваться не могла. Если бы ты тогда не пришёл, так, может, целые сутки бы созерцала. Там залы были нарисованы. Прекрасные, огромные, величественные залы... Одна зала перетекала в другую, и так до бесконечности. В общем, это трудно объяснить. Это нужно было самому видеть. А ты не захотел...
   - Конечно. Ведь мы же с тобой вдвоём решили, что никогда больше не будем таким подглядыванием заниматься.
   - Да, но я просто хочу сказать, что у этой Марфы Марковны, которая прежде только ужас вызывала, теперь проснулся какой-то прекрасный, небесный талант. Емельяна Олеговича я называла великим художником, но и эта Марфа Марковна оказалась не менее великой. И от чего только такая трансформация произошла - ума не приложу... Я бы даже сказала, что эта Марфа Марковна и Емельян Олегович дополняют друг друга. Кажется, они были созданы друг для друга...
   Тут вновь подскочил её супруг.
   - Да что ж такое? - спросила она.
   - Да меня снизу всё время кто-то толкает.
   - И что ты только такое выдумываешь? Подумай, кто тебя может толкать снизу? Кто, по-твоему, может сидеть под диваном?
   - Может, и в самом деле грабители к нам забрались?
   - Грабители? - хмыкнула она. - Ну я же пошутила, когда о грабителях говорила. И сам подумай: если бы какой-нибудь грабитель действительно забрался под диван, то стал бы он дёргаться? Зачем? Ведь он же не такой дурак, и понимает, что подобными рывками выдаст себя. Впрочем, можешь посмотреть...
   - Сейчас посмотрю, - ответил муж.
   Он начал выгибаться вниз, но, видно, съеденный пирог сделал его менее поворотливым, так что он вздохнул и, откинувшись назад, сказал:
   - Но это действительно всё глупости какие-то. Конечно, никто там не лежит..., - и, помолчав немного, добавил. - Однако, в этом доме чёрт знает что начинает мерещится.
   - Ну, уж исчезновение Марфы Марковны мне не померещилось! - заявила жена.
   - Ты просто очень эмоционально это восприняла, - сказал муж. - Она просто переехала на другую квартиру, а ты вообразила себе похищение.
   - Но я же тебе рассказывала, как всё было. Я тогда вновь не удержалась, взяла бинокль, посмотрела в её квартиру, и что же увидела... Там был какой-то верзила и ещё некая уродливая старушенция. Впрочем, верзила сразу же подскочил к окну и занавесил шторы. Я долго глядела, всё ждала, но ничего не происходило. Точнее - это снаружи не происходило, а внутри - очень даже происходило. Потом надоело мне ждать, пошла я в ванную, возвращаюсь...
   - А её квартира уже пустая, - закончил уже ни раз слышанный рассказ муж.
   - Да - совершенно пустая. Стены голые, ни штор, ни мебели. Обчистили подчистую.
   - Не обчистили, а перенесли на другой этаж... ой, тьфу! Уже заговорился. Переехала она, конечно же, вот. И это к лучшему. Не нужны нам такие соседи, хоть они сто раз гении...
   - Зря ты так говоришь. Картины она научилась рисовать действительно восхитительные. И где она сейчас?
   - Да не всё ли равно? - спросил муж. - Вот не увидим мы её больше, и славу богу! Нас другая картина ожидает.
   Тут жена оживлённо проговорила:
   - Ох, ну и заговорились же мы с тобой! Один раз собрались в кинотеатр и то опаздываем.
   Они ещё несколько минут собирались, а потом хлопнула лестничная дверь...
  

* * *

  
   Только хозяева квартиры ушли и тут же комната, в которой они разговаривали, наполнилась грохотом. Прежде всего, загрохотало в шкафу. Это Саня, пытался высвободиться из-под чемодана, который так немилосердно навалился на него всей своей немалой тяжестью. В результате дверца шкафа раскрылась, и Саня вывалился на пол вместе с чемоданом, который раскрылся и раскидал по полу какие-то тряпки.
   Помимо того задёргался диван - это Емельян Олегович пытался из-под него выбраться, но так волновался, что никак это у него не получалось. Зато доносился его возбуждённый голос:
   - Вы слышали, да? Вы слышали?! Это просто удивительно... Вы хоть понимаете, что это значит? Это значит...
   Но он уже наглотался пыли и от его кашля диван задёргался больше прежнего.
   Наконец, почувствовав неистовый, собачий восторг от всей этой кутерьмы, Думка выскочил на середину комнаты, и несколько раз громко гавкнул. Виталик бросился было за своим псом, но запутался в шторе, за которой всё это время таился, и повалился на пол.
   И в это время вновь хлопнула лестничная дверь. Раздался женский голос:
   - Ну, надо же - забыла свою сумочку.
   А с лестницы, едва слышный, донёсся голос её мужа:
   - В большой комнате посмотри.
   Быстро стали приближаться шаги.
   И уже некогда было прятаться, - Саня не успел бы забраться в шкаф, Виталик не успел бы укрыться за шторой. Ну а Думка так и стоял посреди комнаты и хвостом размахивал. Он совсем не понимал, какая им грозит беда...
   А шаги раздавались уже совсем рядом. Вот приоткрылась дверь.
   И Саня, и Виталик раскрыли рты и застыли; готовые, впрочем, сказать что-нибудь совсем глупое - попытаться оправдаться за своё присутствие в чужой квартире.
   Они так ожидали женское лицо увидеть, и так этого боялись, что им показалось, что действительно видят они женское лицо. Но на самом деле не лицо, а одну лишь руку они увидели. Рука эта через проём вытянулась, и схватила сумочку, которая на стуле лежала, начала утягиваться, но так уж получилось, что сумочка зацепилась одной из своих бляшек за дверную ручку.
   - Ну что ж такое?.. - вздохнула женщина, и раскрыла дверь.
   Теперь был виден её затылок, так как она склонилась, пытаясь высвободить сумку от дверной хватки. Но стоило ей только немного голову приподнять, и она увидела бы незваных гостей...
   Саня и Виталик так и застыли с раскрытыми ртами, ну а Думка смотрел на женщину и дружелюбно размахивал хвостом. Должно быть, он надеялся, что она станет с ним играть.
   Десять секунд высвобождала женщина сумку, но для ребят эти секунды превратились в часы.
   Наконец сумка была освобождена и женщина подняла голову. Но смотрела она не в комнату, а в коридор. Вот захлопнула дверь, и раздались её шаги - в этот раз удаляющиеся, хлопнула входная дверь.
   Но ещё несколько секунд в комнате хранилась тишина. Ни Виталик, ни Саня не могли поверить, что их так и не заметили.
   Наконец Саня сказал тихо:
   - Кажется, ушла...
   И тут же выбрался из-под дивана Емельян Олегович. Он продолжал уже начатую речь:
   - Вы понимаете, что это значит, да? Ведь выходит, что Марфа Марковна Съешь - это и есть моя вторая половинка...
   - Ну, дела, - покачал головой Виталик.
   А Саня произнёс:
   - Мы вообще-то сначала подумали, что Марфа Марковна - это та старуха, с которой мы в соседнем доме столкнулись. Ну и не удивительно. Ведь вы Марфу Марковну такой страшной ведьмой описывали, что... В общем, теперь оказывается, что главная героиня во всей этой истории - это именно Марфа Марковна.
   А Виталик произнёс:
   - Но тогда вообще ничего не понятно. Если Марфа Марковна раньше была плохой, а теперь решила перевоспитаться, то кто такая эта страшная старуха?
   И Виталик, и Саня и даже Думка посмотрели на Емельяна Олеговича. Они ждали, что он это им сможет объяснить, но он сказал:
   - Нет. Не знаю. Но мы должны этого выяснить. Если, конечно, вы всё ещё согласны мне помогать...
   - Конечно, согласны, - ответили ребята.
   А Саня добавил:
   - И пора нам из чужой квартиры уходить...
  
  
  
  

Глава 7

ПРИБЛИЖЕНИЕ НОЧИ

  
   И вот они вышли на лестницу. Емельян Олегович закрыл дверь старым ключом, который хранился у него. Шли очень осторожно: всё вслушивались, не возвращаются ли опять, за чем-нибудь забытым хозяева квартиры. Будто эти хозяева, встретив их, смогли бы определить, что они именно в их квартире были.
   Но так никого и не встретили. Вышли во двор...
   Там Виталик посмотрел вверх. Завеса скрывавших небо туч всё ещё испускала светло-серое сияние, но уже чувствовался в этом снежном свете некое потускнение - первые знаки приближавшегося вечера...
   А Саня посмотрел на часы и сказал:
   - Ну вот. Шестнадцать часов. В это время я уже должен возвращаться из школы. А мать моя возвращается с работы, расспрашивает, как прошли занятия.
   - И я тоже должен домой возвращаться, - сказал Виталик.
   - Однако по домам мы не пойдём, - заявил Саня.
   - А пойдём мы в магазин, покупать защитную экипировку для Емельяна Олеговича, - добавил Виталик.
   - Да. Ведь дальнейшее расследование мы будем проводим поблизости от дома той страшной старухи, и она ни в коем случае не должна увидеть вас в нашей компании, - произнёс Саня.
   Емельян Олегович не стал спорить, хотя он и понимал, что какие-то накладные усы и борода всё равно не защитят его от проницательных взглядов его врагов.
   И вот они вышли на улицу. Ребята шли, и переговаривались вполголоса, едва ли не шёпотом, опасаясь, что немногочисленные прохожие услышат их сокровенные, тайные разговоры.
   Вот, что говорил Виталик:
   - Итак, мы разрабатываем план наших дальнейших действий.
   А Саня отвечал таким деловитым голосом, будто на большом собрании председательствовал:
   - Думаю у присутствующих никаких сомнений не возникает в том, что неожиданно перевоспитавшаяся Марфа Марковна Съешь оказалась в лапах злобных похитителей. И, таким образом, гражданка Съешь из главной подозреваемой попадает в разряд потерпевших...
   Здесь Саня сделал эффектную паузу.
   Виталик кивнул, и пробормотал:
   - Да, да, конечно же. Тут и сомнений никаких нет...
   Емельян Олегович шёл, погружённый в свои воспоминания и, кажется, совсем не воспринимал того, о чём говорили ребята. Ну а Думка озирался по сторонам и весело размахивал хвостом - он радовался каким-то своим, собачьим радостям.
   Саня продолжал:
   - И очень-очень высока вероятность того, что Марфа Марковна Съешь томится на чердаке дома, соседнего со старым домом Емельяна Олеговича. Туда же, скорее всего, и мебель перенесли. Ну а картины Емельяна Олеговича хранятся в квартире у старухи. На повестке дня два вопроса: как мы будем спасать вторую половинку Емельяна Олеговича (она же Марфа Марковна Съешь), и как мы будем спасать бесценные картины?..
   Виталик принимал самое живое участие в каждом Санином слове, ну а Емельян Олегович по привычке среди грёз своих пребывал. Сны свои дивные художник вспоминал - ведь он привык, что сны для него больше, чем реальность значат.
   Ребята даже и не подумали о самом естественном решении - обратиться в милицию с заявлением об ограблении и об похищении человека. Им самим хотелось героями себя проявить.
   Виталик говорил:
   - Моё предложение: взять это чердак штурмом.
   - Да ты что! - воскликнул Саня, но про себя восхитился геройством такого замысла.
   - А что? Ты сам подумай: нам известно только двое преступников: это старуха и здоровый мужик. Старуха не в счёт. Ну а из-за мужика этого, конечно, могут определённые проблемы возникнуть. Но ты только послушай, как я предлагаю действовать. Значит, заходим мы в подъезд ночью, поднимаемся тихо-тихо до самого чердака, а потом врываемся туда и освобождаем Марфу Марковну. Ведь они совершенно не ожидают такого нападения - они просто не будут готовы к нему. Пока они опомнятся, мы уже далеко убежим...
   - Не, не годится, - покачал головой Саня. - Ведь это преступники, и они ко всяким неожиданностям должны быть готовы. И очень даже вероятно, что у этого мужика может оказаться оружие...
   - Какое оружие? - содрогнувшись, спросил Виталик.
   - Ну, какое-какое. Огнестрельное, скорее всего. Например, пистолет. Или даже автомат.
   И Саня обратился к Емельяну Олеговичу:
   - Вам, кстати, ещё повезло, что при ограблении он оружия не применил. А то, знаете ли, пустынная парковая аллея, свидетелей нет...
   - Да, да, - умиротворённым голосом произнёс Емельян Олегович, который в своих светлых грёзах пребывал.
   Саня говорил Виталику:
   - А вообще первая часть твоего плана хороша. В ночной, тихий час мы пробираемся в этот подъезд, тихонечко поднимаемся до чердака. Но далее - мы не врываемся туда, а также тихонечко прокрадываемся туда. Конечно, нам ещё очень повезти должно, чтобы этот чердак не заперт был. Но всё же мы должны попробовать. Если нам повезёт, и мы незамеченными окажемся на чердаке, то постараемся найти там и Марфу Марковну Съешь. Наверное, она связана. Незаметно, от преступников, мы должны развязать её. Ну а дальше видно будет.
   Емельян Олегович отозвался на эти слова своим задумчивым голосом:
   - Марфа Марковна... Залы... Неужели это она?..
  

* * *

  
   Через некоторое время из магазина, в котором продавались реквизиты для всевозможных праздников и розыгрышей, вышли трое: Виталик, Саня, и ещё некий мужчина. У этого мужчины была длинная, чёрная борода; и солидные, закрученные вверх, прямо-таки буденовские усы. Чёрные очки закрывали глаза этого человека. Но, конечно же, этим "незнакомцем" был Емельян Олегович, для которого ребята только что купили соответствующий реквизит, и прямо в магазине, в специальной кабинке загримировали.
   Между прочим, на улице уже зажигались первые фонари. Всё-таки быстро наступают зимние сумерки.
   Ребята придирчиво осмотрели Емельяна Олеговича, и сказали:
   - Ну вот, теперь вас никто не узнает...
   А художник ответил своим мечтательным голосом:
   - Ах...
   Виталик и Саня переглянулись, и подумали об одном и том же: "А может и зря мы Емельяну Олеговичу все эти вещи покупали. Может ему, человеку мечтательному, и не место в нашем расследовании. Пускай сидит в своём лесном хозяйстве и спокойно дожидается, когда мы вернём ему Марфу Марковну Съешь и похищенные картины..."
   Так что Саня и обратился к нему с подобным предложением:
   - Послушайте, Емельян Олегович, а может и не стоит вам больше с нами бегать? Ведь вы сегодня уже столько волнений пережили...
   Но Емельян Олегович отвечал:
   - Ни в коем случае. Ведь вы же понимаете, как это для меня важно. Так что я должен присутствовать при этом расследовании от начала и до самого конца...
   - Хорошо, а покушать вы не желаете? - спросил Саня.
   - Покушать? Э-э, как-то и не думал о еде. Так что, наверное, не надо.
   - Да вы, наверное, с самого утра ничего не ели? - поинтересовался Виталик.
   Тут Емельян Олегович ответил:
   - Конечно, я ничего не ел утром. Ведь сегодняшний день должен был стать самым важным днём в моей жизни. Мог ли я думать о какой-то там еде? Я вот не помню - ел ли я что-нибудь вчера?
   - Наверное, всё-таки поели что-то случайно, между делом, а то бы уже в голодный обморок упали, - сказал Виталик.
   - Может, и поел что-то. Да только я уж не помню, - вздохнул Емельян Олегович.
   Тогда Саня предложил:
   - А пойдёмте, лучше, ко мне. То есть прямо ко мне пройти не получится, так как у меня сейчас уже мама с работы вернулась, и для неё будет шоком, что я привожу чаёвничать каких-то незнакомых, бородатых мужиков. Вы уж извините, Емельян Олегович...
   - А?.. Да ничего. Так что же дальше то? - пробормотал Емельян Олегович, скрытые под очками глаза которого видели им же созданные бесконечные залы.
   - Я смогу вынести вам чай и блюдце с печеньями на лестницу, - сказал Саня. - А потом ещё и супа разогрею. В общем, покушаем. Согласны?
   - Согласен, - ответил Емельян Олегович.
   - Ну, вот и замечательно, - улыбнулся Саня, который чувствовал, что за этот день он нагулялся, и хотелось ему хоть недолго дома в тепле посидеть.
   У Виталика он спросил:
   - Ты как - пойдёшь с нами?
   - Не. Я к себе домой сбегаю, Думку отведу. Ну и поем и отдохну, кстати... А давай лучше договоримся, где мы перед походом на чердак встречаться будем?
   Они как раз стояли на возвышенности, от которой открывался превосходный вид на окружённые домами три озера. Саня кивнул на это место и сказал:
   - Давай здесь и встретимся. Как думаешь: в девять часов нормально будет?
   - Не-а. Лучше попозже. Часов в двенадцать. Тогда больше будет вероятность, что преступники будут спать.
   - В такое время нас родители из дома не выпустят, - заметил Саня.
   - Конечно, не выпустят, - подтвердил Виталик. - Да они нас и в девять вечера не выпустят. Они же за нас волнуются, совсем маленькими нас считают. И бояться, что сцапают нас страшные дяди бандиты. Поэтому лучше вообще ничего не говорить, а незаметно выскользнуть из квартиры.
   - Хорошо. - охотно согласился Саня. - Мои предки в это время ещё телевизор смотрят, и не услышат, как я буду собираться. А в комнату они потом никогда не заглядывают. Так что они вообще ничего не заметят.
   Виталик продолжал:
   - Лучше бы конечно туда вообще часа в четыре утра отправиться, тогда наибольшая вероятность застать их спящими, но, боюсь, что в это время я уже и сам не выдержу и засну.
   - Да и я..., - тут Саня даже зевнул. - После такого дня тяжёлого конечно и поспать захочется. Но, впрочем, я сейчас себе и Емельяну Олеговичу крепкого кофе заварю. И ты тоже кофе себе завари. Ну, до встречи.
   - До встречи.
   И они расстались.
  

* * *

  
   До Саниного подъезда дошли без каких-либо происшествий. Ну а возле самого подъезда Саня остановился. Он сказал:
   - Мне уж, честно говоря, страшно внутрь заходить. А ну как опять столкнусь там с кем-нибудь?
   - Да уж, - вздохнул Емельян Олегович, задумчиво-мечтательное настроение которого всё никак не проходило.
   Саня взялся за ручку двери и произнёс:
   - Ну а впрочем, надо бороться с этими глупыми страхами. Конечно же, никто нас там не поджидает...
   И он решительно распахнул дверь.
   В закутке между двумя дверьми действительно никого не было. Тогда Саня и художник прошли внутрь. И вторую дверь столь же решительно распахнул мальчик.
   Подъезд был в погружен в вечерний сумрак, но как раз в то мгновенье, когда мальчик распахнул дверь, включили электрический свет. И стало видно, что на лестнице стоит и смотрит прямо на них некто.
   Этот некто был высокого роста, у него была длинная чёрная борода, солидные "буденовские" усы, а на глазах - чёрные очки. В общем, внешне он весьма походил на загримированного Емельяна Олеговича; вот только если от Емельяна Олеговича никаких неприятных запахов не исходило, то от этого человека шёл тот, уже слишком хорошо знакомый Сане острый и вместе с тем затхлый запах.
   Прежде Сане не доводилось видеть в лицо похитителя картин и сообщника старухи, но благодаря этому характерному запаху у него никаких сомнений не осталось, что это именно похититель стоит перед ним.
   И Саня отдёрнулся назад, затылком уткнулся в грудь Емельяна Олеговича. От этого толчка художник так покачнулся, что едва совсем не упал...
   Всё же Саня решил, что ему ни в коем случае нельзя показывать, как он на самом деле испугался. Так что и сказал он дрожащим голосом:
   - А знаете: нам совсем не страшно. Вот.
   И тут же подумал, что прозвучало это как-то неправдоподобно.
   И тогда грабитель спросил таким сиплым, будто он сильно простыл, голосом:
   - Вы здесь картины не видели?
   - А? - переспросил Саня.
   - Картины. С залами. Потерял я здесь.
   - Картины... Залы... - мечтательно вздохнул Емельян Олегович.
   Тут Саня поспешил сказать:
   - Нет-нет. Никаких подобных картин мы здесь не видели.
   Но грабитель смотрел уже не на Саню, а на Емельяна Олеговича. Зловещим голосом спросил:
   - А мы прежде не встречались, а?
   Емельян Олегович ничего не ответил, но он нахмурился. Сейчас, приглядевшись, начал он узнавать человека, который утром выхватил бесценные его картины и наполнил прекраснейший день его жизни трагическими тонами.
   И он сказал вполне честно, то, что чувствовал:
   - Возможно, что и встречались, - и совсем невесёлым был его голос.
   Тогда грабитель больше прежнего насторожился и вкрадчиво спросил:
   - А вас случайно не Емельяном Олеговичем зовут?
   Саня понимал, что сейчас художник по простодушию своему ответит, что его действительно зовут Емельяном Олеговичем, и что он художник. Поэтому мальчик поспешно выпалил:
   - Нет! Это не Емельян Олегович. Его Владимиром Ильичом зовут. Он наш школьный учитель по математике и занимается со мной как с отстающим.
   - Понятно, - сказал грабитель, и всё так же внимательно разглядывал Емельяна Олеговича.
   - Разрешите, - произнёс Саня, пытаясь пройти мимо вора по лестнице.
   Тот нехотя посторонился, но из подъезда выходить не стал. Он приговаривал негромко:
   - Так, стало быть, не Емельян Олегович... Хм-м... Очень и очень это сомнительно.
   Наконец Саня и Емельян Олегович дождались лифта. Мальчик нажал на кнопку своего этажа, и как только двери закрылись, произнёс:
   - Ну, насилу отвязались. Надеюсь, он больше не будет возвращаться в наш подъезд.
  

* * *

  
   Поднялись на Санин этаж, и там мальчик сказал Емельяну Олеговичу:
   - Ну что же. Вот мы и на месте. Здесь можете чувствовать себя как дома...
   Затем Саня выглянул на лестницу и сказал:
   - Никого здесь нет. Так что располагайтесь там со всеми удобствами. Сидите, отдыхайте, а я скоро вынесу вам покушать.
   Если уж посмотреть на обшарпанную лестницу, и сопоставить Санины пожелания с настоящим гостеприимством, то это могло сойти за издёвку. Но, конечно, ни Саня не собирался издеваться над гениальным художником; ни сам Емельян Олегович, не воспринимал предлагаемые ему условия как дискомфортные.
   Так что он сказал:
   - Да. Я буду ждать, - и таким тоном, будто давал какую-то торжественную клятву, а не о еде разговор шёл.
   Итак, Саня вошёл в свою квартиру.
   И сразу же его ждал голос его мамы:
   - Так, Александр. Давай объясняй. Где ты был?
   - В школе, - пробубнил, опустив голову, Саня.
   Он почувствовал, что матери уже стало известно, что в школе он не был. И вот действительно сказала она:
   - Так почему же тогда только что звонила твоя классная руководительница Ярославна Захаровна и спрашивала: не заболел ли мой сын, и почему его не было сегодня на занятиях. А что я могла ответить, если ничего о твоём местоположении не знала. Я волновалась. Так объясни же, где ты был? В кино? Или, может, в парке?
   - Да. Я объясню, - печально вздохнул Саня, а сам отчаянно пытался придумать какую-нибудь правдоподобную историю.
   А про себя отметил, что Емельяну Олеговичу ещё некоторое, неопределённое время придётся поголодать на лестнице.
  

* * *

  
   А Емельян Олегович стоял на лестничной площадке. Он положил ладони свои на подоконник, и через стекло смотрел на парк.
   Висящее над парком небо приобрело столь характерный для зимы тёмно-тёмно-оранжевы цвет, смешенный с какими-то непередаваемыми, глубокими тёмно-багряными, тёмно-рубиновыми, тёмно-сиреневыми и ещё многочисленными, снежными, и в тоже время пушистыми, уютными оттенками...
   Долго смотрел Емельян Олегович на парк, но, как это часто с ним бывало, не замечал он течения времени. Зато шептал Емельян Олегович:
   - А может, зря я сегодня за грабителем побежал? Может и без картин смог бы до любимой своей дойти? Здесь, кажется, всё так близко...
   Неизвестно до чего ещё дошли бы его романтические размышления, но тут чья-то сильная рука легла на его плечо, сжала его и развернула.
   Практически рядом увидел он двойника себя, загримированного. Только этот двойник был шире его в плечах, и источал пренеприятный запах.
   Емельян Олегович так размечтался, относительно возможной встречи с любимой, что даже и не осознал, что к нему подкрался грабитель. И Емельян Олегович сказал:
   - Здравствуйте.
   - Ну, здравствуй, коль не шутишь, - хмыкнул грабитель, и тут же осведомился. - Так вы всё-таки Емельян Олегович, да?
   - Да. Это я, - кивнул художник. - А вас как зовут?
   - Меня?.. Ну... Олегом Емельяновичем.
   - Да, Олег Емельянович, понимаю.
   - В общем, Емельян Олегович, ты нам и нужен. Так что пойдём.
   - Э-э, да, видите ли, я здесь одного своего друга дожидаюсь. Мы договаривались...
   - Ну, ничего-ничего. Друг твой как-нибудь и без тебя обойдётся, а вот нам ты, Емельян Олегович, очень сейчас понадобился. Так что пошли. Я тут расслышал, ты что-то и про встречу с возлюбленной шептал. Вот и эту встречу мы тебе поможем устроить. Договорились?
   Такой аргумент показался Емельяну Олеговичу убедительным, и он в согласии кивнул.
   Так что, когда через полчаса на лестничную площадку всё-таки выскочил несущий крепкий кофе и поднос с печеньями и булками Саня, он уже никого там не обнаружил. Зато он почувствовал уже слишком хорошо знакомый ему запах преступника.
  
  
  
  
  

Глава 8

В ЛОГОВЕ

  
   Менее чем через минуты в квартире Виталика зазвонил телефон. И Виталик как-то сразу почувствовал, что звонит именно Саня. Он схватил трубку и спросил:
   - Что случилось?
   А Саня выпалил:
   - Художник похищен.
   - Встречаемся сейчас же? - деловито спросил Виталик.
   - Да.
   - На том же месте, где и договаривались?
   - Да.
   Вот и весь разговор - краткий, но очень содержательный. Оказывается, и Виталика ожидала дома длинная и скучная лекция о том, как нехорошо прогуливать уроки. Ведь и ему домой уже звонили: интересовались, почему его не было на занятиях.
   Виталик не собирался брать с собой Думку, но когда уже подбежал к условленному, правда совсем на другое время, месту встречу, то Саня, который уже стоял там, спросил:
   - Это ты правильно сделал, что пса взял. Он нам поможет. Главное, чтобы не начал лаять, в ненужное время.
   Виталик обернулся и обнаружил, что колли действительно увязался за ним. Тогда мальчик произнёс:
   - Да. Думка нам действительно поможет.
   Далее они побежали к автобусной остановке, так как и не сговаривались, но чувствовали полное согласие в том, что надо ехать к дому, где обитала страшная бабка.
   Но автобуса долго не было, так что, не в силах и дальше выжидать, Виталик и Саня побежали к этому дому, так как уже неплохо помнили дорогу.
   Виталик спрашивал:
   - Как думаешь, он его (имелся в виду, конечно, Емельян Олегович), на чердак потащил, да?
   - Либо на чердак, либо на квартиру под чердаком. Но скорее всё-таки на чердак. Там у них склад, - убеждённо говорил Саня.
   - А как думаешь, зачем он им понадобился?
   - Ну не знаю...
   - Но ведь сначала то он им не нужен был. Сегодня утром этот грабитель только картины вырвал, и стал от Емельяна Олеговича убегать.
   - Да уж, - загадки. Ну, ничего, скоро нам всё будет известно.
   Вот за таким оживлённым разговором они и добежали до дома, в котором обитали похитители.
   И почему-то и Саня, и Виталик совершенно уверены были в том, что им удастся с этими преступниками справиться. Что касается Думки, то он в силу своего характера был весел - озорно размахивал хвостом.
  

* * *

  
   При входе в арку ребята приостановились. Дело в том, что спереди им слышались некие зловещие голоса. А так как и в арке и во внутреннем дворе было совсем темно, то и не понятно было, кто же это там говорит.
   Саня шепнул:
   - Наверное, это они.
   - Да, - кивнул Виталик (и он имел в виду преступников).
   Думка гавкнул.
   - Тише ты! - шикнули на него мальчики.
   Пёс замолчал, но зловещие голоса звучали всё в той же тональности.
   Так как другого пути не было, то друзья решили всё-таки идти через арку. Шли медленно, зато сердца у них стучали быстро-быстро. Казалось им, что преступники совсем близко и наблюдают за ними.
   И только когда вышли они во внутренний двор, то догадались, что это не разговоры зловещие они слышали, а стон ветра...
   Но вот и подъезд. Открыли дверь. Конечно же, внутри было совсем темно. Тут Саня хлопнул себя по лбу:
   - Надо же, какие мы с тобой глупые. Не догадались фонарик с собой взять.
   - А я вот взял фонарик, - улыбнулся Виталик.
   Фонарик, который он достал из кармана, испускал слабый, тускло-золотистый лучик. И этого лучика едва хватало на то, чтобы отбрасывать небольшое, призрачное пятнышко на ступени, по которым они подымались.
   Светили они и на растрескавшиеся стены и в многочисленные тёмные углы, на поворотах лестницы. Но, в общем, этого света было совсем недостаточно для того, чтобы они почувствовали себя в безопасности. По-прежнему за каждым углом мерещились им зловещие фигуры. А перед тем как подняться на последний этаж, ребята решили выключить фонарик. Им казалось, что так меньше будет вероятность, что им заметят...
   Когда прокрадывались возле закрытой двери от квартиры старухи, то казалось им, что сейчас эта дверь распахнётся, старуха выскочит, схватит их своими когтистыми ручищами и закричит, зовя своего могучего помощника.
   Но дверь пока что не распахивалась, и ребята начали подъем к чердачному люку. Впереди пробирался Саня, за ним - Виталик, и замыкал шествие Думка.
   Чувства ребят обострились. Они осторожно и медленно ступали на ступеньки, но эти старые, проржавленные ступеньки немилосердно скрипели.
   Уже ребята почти и не ступали на них. Так сделают осторожный-осторожный, медленный шаг, да и застынут, вслушиваясь в произведённый небольшой тяжестью их тел и ступенями скрежет. И думали они: "Ну вот уж если даже и спали эти бандиты, то теперь то они проснулись и наверняка обо всем догадались и наблюдают за нами. Вот-вот набросятся на нас, схватят и... в общем, надо отсюда бежать, пока ещё не поздно!"
   Но, несмотря на такие трусливые, хотя, по сути, и справедливые мысли, друзья всё же продолжали подниматься по лестнице, а неистощимый на счастье Думка все колыхал застоявшийся воздух маятникообразными движениями своего хвоста.
   Шедший первым Саня в мучительном напряжении думал о желанной тишине, когда, ступив на очередную ступеньку, затылком ударился об чердачный люк. Произведённый от этого звук, был подобен удару колокола.
   Воображение Санино тут же нарисовало следующую картину: люк распахивается и высунувшаяся оттуда рука бандита хватает его и утаскивает на чердак, где ожидает несчастного мальчика не иначе как умерщвление.
   Но тут сзади раздался жалобный, едва ли плачущий голос Виталика:
   - Саня, что ты молчишь? Ты ещё жив?
   - А что ты так кричишь? - зашипел на него Саня, хотя Виталик-то и шептал едва слышно.
   Но и Саню можно было понять и простить. Ведь за этот день он пережил столько, сколько он и во всю прошлую жизнь не переживал (впрочем, отмечу, что и Виталик пережил за этот день не многим меньшим его, но зато не видел незабвенной картины с залами, а поверил во всю эту историю на слово).
   Итак, Саня надавил ладонями на люк. Может, где-то в глубине души он даже и надеялся, что люк окажется запертым, и тогда им придётся отступить и закончится этот разыгравшийся в их воображении кошмар. Но люк оказался незапертым.
   С таким тяжким, гулким звуком, будто это врата ада раскрывались, люк приподнялся.
   - Ну что там? - пролепетал Виталик и даже от нетерпения легонько подтолкнул Саню кулаком в спину. Ну а Думка ткнулся мокрым своим носом в коленную чашечку Виталика и радостно взвизгнул.
   Тут распахнулась дверь, но не на последнем "подчердачном" этаже, а ещё на этаж ниже, и сердитый мужской голос прокричал, будя тех, кто ещё может быть, не спал:
   - Ну что ж там весь день-деньской и шумят, и гремят и двигают все что-то. Покоя от вас нет! Хоть поспать то дайте нормально!
   И та дверь с сильным грохотом была захлопнута. Виталик произнёс:
   - Конспираторы то из нас, прямо сказать, никакие.
   - Да уж, - хмыкнул Саня.
   По правде сказать, это последнее происшествие даже и не напугало друзей, а подбодрило их: дало почувствовать, что их окружают не какие-то безликие тёмные силы, а вполне определённые люди, от которых, если понадобиться, можно и помощи ожидать.
   Так что Саня сильнее надавил на люк и открыл его полностью, аккуратно и бесшумно уложив на чердачный пол. Затем Саня юркнул в эту загадочную чердачную темень. Но, сделав лишь пару шагов, он обернулся, глядя как из ставшего уже привычным подъездного сумрака, выкарабкивается вверх сначала Виталик, а потом лёгкой тенью вздымается Думка.
   Как и следовало ожидать, на чердаке присутствовал сильный запах грабителя. Но к этому запаху ребята уже успели привыкнуть, так что новых приступов ужаса не последовало.
   Зато Саня подскочил к Виталику и шепнул ему:
   - Если на нас сейчас нападут, то мы будем сопротивляться. Правильно?
   - Да, мы будем драться, - в тон ему отвечал Виталик и нажал на кнопку своего фонарика.
   И тут же прошептал Виталик:
   - Я и не знаю, правильно ли сделал, что включил его. Может, нам в потёмках надо было искать, а тут уж..., - он не договорил.
   Рука Виталика, а вместе с ней и луч фонарика задрожали. Он попытался поддержать эту руку второй своей рукой, но в результате тряска только усилилась.
   А дело в том, что на самом краю порождаемого фонариком светового пятнышка увидел он некое движение. И вот теперь слабый луч фонарика метался из стороны в сторону, тщетно пытаясь отыскать этого пока что неведомого противника.
   Виталик шептал:
   - Здесь кто-то есть...
   Саня вторил ему:
   - Это громила-похититель. Сейчас он подкрадывается к нам, чтобы задушить... Ой-ой! Мне показалось, что он до моей шеи дотронулся.
   Но на самом деле это не чья-то ручища, а неожиданный порыв сквозняка хлестанул Саню по шее.
   И вдруг Думка рванулся в темноту.
   - Куда же ты, Думка? - зашипел Виталик. - Вернись немедленно.
   Ещё быстрее метался из стороны в сторону луч фонарика. Но нигде не было видно пса.
   Тогда Виталик проговорил:
   - Хотя бы ты, Саня, не исчезай.
   - Не исчезну, - ответил Саня и схватил своего друга за свободную от фонарика руку.
   Но вот появился Думка. Он вынырнул из темноты так же неожиданно, как и канул в ней. Он вернулся не один: в клыках своих он нёс крысу, которая пищала и дёргала грязным своим хвостом.
   - Выброси немедленно эту гадость! - скомандовал Саня, и Думка подчинился своему хозяину.
   Крыса, возмущено визжа, убежала во тьму.
   Виталик сказал:
   - Ну, теперь мы, по крайней мере, знаем, кто здесь пробегал.
   - Тише ты, а то ещё накликаешь беду, - произнёс Саня.
   - То есть, в каком это смысле - беду накликаю?
   - А ты вот будто не знаешь, как это во всяких фильмах бывает. Сначала герои оказываются в каком-нибудь страшном месте и слышат зловещий шорох. Они бояться, но оказывается, что причина этого шороха какая-нибудь ерунда. Но как только вздохнут они спокойно - случится самое страшное. Так что сейчас...
   - Да ну тебя, Саня, наговоришь тоже, - махнул рукой Виталик и сделал несколько решительный шагов вперёд.
   Тут же раздался неслабый грохот и луч фонарика, сначала метнулся под потолок, а потом и вовсе погас.
   - А-а! Спасите! - вскрикнул Саня, и, подождав несколько секунд, позвал, - Ты живой?
   - Живой, - с кряхтеньем отозвался Виталик. - Только вот споткнулся я обо что-то, и фонарик из моих рук выскользнул. Куда же он закатился? Никак его не могу найти... Ага, вот он.
   Тут вновь появился световой луч, и попал прямо на Санино лицо. Несмотря на слабость свою, едва не ослепил уже привыкшего к потёмкам мальчика.
   Виталик произнёс довольно-таки громко:
   - По-крайней мере, теперь мы можем особо не таиться. Потому что, если здесь кто-то и был, то он уже давно о нас знает.
   И Виталик позвал:
   - Э-эй, есть здесь кто-нибудь?
   - Да что ты делаешь? - зашипел на него Саня.
   - А что такого? Видишь, никакого ответа нет, только крыса опять в каком-то дальнем угле зашебаршила... Можешь и сам позвать...
   Но Сане всё грезилось, будто из тьмы наступают на него похитители. Крадутся страшные старухи, тянутся к нему своими кривыми, костистыми ручищами.
   И отшатнулся Саня. Упёрся спиною в стену, и в небольшой выступ на этой стене. Включились сразу несколько мутных, проржавленных лампочек под потолком.
   И теперь можно было увидеть и Виталика, который в нелепой позе лежал на полу, и деревянный ящик, об который он споткнулся. Думка как раз собирался через этот ящик перепрыгнуть. Ещё в отдалении метнулось, хранясь в укромных своих норах крысы. И всё.
   Больше на этом чердаке не на что было смотреть. Это вообще было небольшое помещение, отделённое от остальных чердачных частей этого массивного, старого дома, хоть и ветхими, но совершенно непроходимыми частично железными, частично бетонными перегородками.
   Не говоря ни слова, ребята начали осматривать эту часть чердака, хотя место, хотя уже и чувствовали, что ничего там не найдут. И действительно - не нашли. Усталые, запылённые, разочарованные стояли они под тусклой лампочкой и без интереса глядели на то, как Думка отрабатывает прыжки через ящик.
   Саня спросил мрачно:
   - Ну и что дальше?
   Виталик ответил:
   - А пойдём мы вниз.
   И уже совершенно не обращая внимания на скрип ступеней, спустились они с чердака на этаж. Там Саня, совершенно не ожидая, что это приведёт к каким-то результатам, подскочил к двери в квартиру старухи и толкнул её. Дверь распахнулась
   Саня похолодел. Но вот присвистнул и молвил:
   - Виталик, ты погляди-ка. А ведь они уже съехали.
   Виталик подошёл, заглянул и увидел совершенно пустой коридор. Ни мебели, ни каких-либо украшений на стенах не было. Но дверь в дальней части коридора была закрытой, и, возможно, кто-то за этой дверью находился.
   Думка проскользнул между ног ребят, и побежал по коридору к этой двери. Он уже привык забегать во всякие незнакомые помещения и весьма этому радовался.
   - Стой, Думка, - позвал его Виталик, но пёс сделал вид, что не слышит его.
   Он добежал до запертой двери, и быстро толкнул её лапами. Дверь раскрылась. И вновь ребята испытали чувство страха. Показалось им, что из-за двери несётся на них нечто полупрозрачное, призрачное.
   Потом поняли, что это снег.
   Тогда они прошли в эту комнату.
   Если не считать снега, то комната эта также была пустой. А снег летел через раскрытую настежь балконную дверь. На улице снова мело. С этой стороны дома всё же было не так темно, как со стороны двора. Электрическое сияние долетело с улицы, оттуда же доносился гул от проезжавших машин, даже и нотки отдельных человеческих голосов случайно долетали.
   Саня закрыл балкон, и ребята начали осматривать помещение. Ничего страшного или хотя бы подозрительного они не нашли, хотя осмотрели и другую комнату, и кухню и ванную, и даже туалет. Имелся в этой квартире даже и небольшой чуланчик, который, также как и все остальные помещения совершенно пустовал.
   - Быстро же они съехали, - сказал Виталик.
   -Ага. Времени зря не теряли, - кивнул Саня.
   - Сразу чувствуется: они большие профессионалы в своём преступном деле, - произнёс Виталик.
   - А мы большие не профессионалы в своём детективном деле, - вздохнул Саня.
   - Да уж - детективы из нас никакие, - горестно проговорил Виталик.
   И вот они вышли из пустой квартиры, и медленно начали спускаться по лестнице. Теперь они уже совершенно не боялись того, что кто-то на них нападёт...
   Виталик приговаривал:
   - А жалко Емельяна Олеговича. Ведь его похитили. Заявить что ли о похищении человека?
   - Нет. Подожди. Мы сами это дело распутаем, - сказал Саня.
   - Но что делать? Где искать? Эй, Думка, может, ты сейчас у подъезда следы найдешь? - спрашивал Виталик.
   Пёс охотно тявкнул, но Саня покачал головой, и проговорил:
   - Что-то очень я сомневаюсь, в том, что там какие-нибудь следы сохранились. Ведь, если какую мебель вывозили - так именно вывозили, на машине то есть, а не руках несли. А машина потом выехала на дорогу, где её следы со следами иных машин слились. Да я сейчас думаю, что Емельяна Олеговича от моего подъезда вообще ни к этому дому повели, а уже в какое-то иное место, куда они переехали. Вот там и надо было Думку использовать. Он бы, может, и унюхал следы, а теперь уже всё равно поздно, так как все следы снегом занесло...
   - Зацепочку бы какую-нибудь найти, - пробурчал Виталик.
   Тут Саня резко остановился и проговорил:
   - Подожди-ка! Да как же мы сразу не подумали.
   Тут и Виталик понял, и выпалил:
   - Бывшая квартира Марфы Марковны Съешь!
   - Ну да, конечно же, - кивнул Саня. - Ведь она там так долго жила. Конечно, Марфу похитили, а квартиру обчистили, но кто знает - может, осталась там некая, столь необходимая нам зацепочка...
   Они припомнили, на каком этаже размещалась в противоположном доме бывшая квартира Емельяна Олеговича. Затем спустились до первого этажа, и начали подниматься, высчитывая нужный им этаж.
   Вот и дверь.
   На двери висел старый, проржавленный замок. Нескольких рывков оказалось достаточно для того, чтобы замок окончательно сломался, и они смогли войти внутрь...
   И вновь пустынный коридор с закрытой дверью в дальней его части. Всё повторяло старушечью квартиру, ну а также естественно и бывшую квартиру Емельяна Олеговича, так как и построены были эти квартиры по одной планировке.
   Но, толкая дверь в комнату Марфы Марковны, Саня почему-то ясно представил, что эта комната не будет такой же пустой как комната в квартире старухи. Распахнул он дверь, и показалось Сане, что он видит там саму Марфу Марковну - такую тёмную, загадочную, но уже не страшную.
   Но это все сумеречное освещение подступающей зимней ночи играло с его воображением. На самом деле было так. Дверь на балкон и прежде была не закрыта, а только лишь прикрыта, а потом от порывов ветра она раскрылась полностью и оттащила штору.
   Сквозь летящие снежные вуали, загадочными мистическими пятнами выделялись окна соседнего дома, и на этом же фоне чёрной и неземной какой-то фигурой поднималась верхняя часть ясеня, который рос в сквере между двумя домами. И именно эту верхнюю часть ясеня и принял Саня за Марфу Марковну. Но кроме только что вошедших ребят ни одной живой души не было в этой комнате...
   Мальчики начали делать обыск. И опять их ожидали пустые помещения, опять обыскивали каждый уголок и ничего не находили.
   Вдруг залаял Думка. Ребята бросились к нему. Пёс стоял, ударяя передней лапой по не примечательной плитке на кухонном полу. Саня покопался у себя в карманах и нашел монетку. Ребро этой монетки он засунул в зазор между плитками и надавил. Раздался щёлкающий звук, и плитка откинулась в сторону.
   - Молодец, Думка, и что бы мы без тебя делали..., - похвалил пса Саня.
   Под плиткой в небольшой полости лежал целлофановый пакет.
   - Нашли, нашли, - проговорил Виталик с таким видом, будто это был уже окончательный результат всех их поисков.
   Саня раскрыл пакет и достал из него сложенный вчетверо бумажный лист. Это был самый обыкновенный лист, вырванный из обыкновенной тетради.
   Саня этот лист развернул и, чтобы лучше было видно, подошёл к окну.
   Содержимое листка он прочитал вслух, выразительным, будто он на уроке литературы у доски задание отвечал, но несколько удивлённым голосом:
  
   За окном, сквозь зимнюю стужу,
   Вижу свет далёких дней.
   Там, где ветер снежинками кружит -
   Колыханье зеленых ветвей.
  
   Там, где двигают и убегают,
   Я успею ещё разглядеть:
   Над вершиной берёзы сияет
   Сизокрылая звёздная медь.
  
   Прочитав эти строки, Саня перевернул лист, надеясь увидеть там какое-то вразумительное объяснение всему этому, но на листе, помимо указанных строк, ничего не было.
   Виталик встряхнул пакет, и из него вылетел, едва не разбившись об пол, маленький, простенький бинокль.
   - Вот так штукенция, - проговорил Виталик, крутя бинокль в пальцах. - Разобрать его что ли? Может внутри какая-нибудь действительно полезная записка окажется.
   Но Саня возразил:
   - Подожди ты разбирать. Мне кажется, бинокль придётся по прямому назначению использовать. А записка у нас уже есть. Ведь здесь не просто стихотворение. В этом стихотворении есть некое указание. А зачем бы его стали так укромно прятать?
   - Ну, мало ли, зачем? Может, для отвода глаз. Впрочем, если у тебя есть какие-то варианты, так, пожалуйста, говори...
   - Пока что вариантов нет, так как стихотворение кажется мне через чур туманным, - признался Саня.
   - Да ладно. Чего тут туманного? В первой его строчке говорится про окно. А через какое окно эта Марфа Марковна любила смотреть? Ну, естественно, через окно в своей комнате. И наблюдала она за бывшей квартирой Емельяна Олеговича.
   - Действительно! Ты просто гений! - воскликнул Саня. - И сейчас на улице действительно "ветер снежинками кружит". Ну а что касается загадочного описания в последнем четверостишии, то это, наверное, описание одной из картин Емельяна Олеговича.
   - Ага, - кивнул Виталик.
   - Вот только мы же сегодня уже слышали, что из этой квартиры невозможно разглядеть ни одну из картин Емельяна Олеговича.
   - Лучше чем гадать, давай-ка сами посмотрим, - сказал Виталик и, подхватив бинокль, бросился в комнату Марфы Марковны.
   Саня, а также и радостно повизгивающий Думка, бросились за ним.
   Чтобы лучше видеть, Саня вышел на балкон.
   Только он посмотрел на бывшую квартиру Емельяна Олеговича, да тут и подскочил и воскликнул:
   - Ничего себе!
   - Что там такое? - живо спросил Саня.
   А Виталик ответил:
   - Там происходит ограбление.
   - Ну-ка дай мне поглядеть...
   - Ага... сейчас... ещё секундочку...
   - Ну, давай же. Кто там грабит то?
   - Старуха и громила.
   - Те самые?
   - Ага...
   - Ну, ничего себе! Дай же посмотреть!
   Но, наверное, увлечённый Виталик так и смотрел бы в бинокль, время от времени комментируя происходящее, если бы Саня этот бинокль у него не выхватил.
   И вот что он увидел:
   Все двери в той квартире были раскрыты, и там орудовали, собирая картины Емельяна Олеговича в ящики, старуха и служивший ей громила.
   Грабители многое в той квартире передвинули, так что начало второго четверостишия найденного стихотворения: "Там, где двигают и убегают..." - было вполне справедливым.
   "Я успею ещё разглядеть" - вспомнил продолжение Саня, и начал внимательнее вглядываться, одновременно повторяя про себя следующие строки: "Над вершиной берёзы сияет сизокрылая звёздная медь".
   И вот что увидел: в коридоре дверца шкафа приоткрылась так, что в ней отразилась единственная картина Емельяна Олеговича, которую грабители ещё не успели снять со стены.
   На картине этой изображён был заснеженный склон холма. А на холме том стояла высокая, стройная берёза. Небо было завешено тучами, но всё же в просветах меж ними виделись звёзды. Вот и вся картина.
   Лишь мгновение видел этот пейзаж Саня, а потом старуха закричала что-то, стала указывать на эту картину, и её помощник, снял картину со стены, поспешно уложил её в ящик.
   В следующую секунду свет в той квартире был выключен, и Саня ещё смог разглядеть, как закрылась там дверь на лестницу.
   После этого Саня почувствовал, что Виталик толкает его в плечо и спрашивает:
   - Ну, давай рассказывай, что там происходит... Что же ты молчишь?
   И Саня сказал:
   - Обчистили они ту квартиру, и смылись. Но всё же я успел увидеть то, что нам нужно.
   - Что же это такое?
   - Берёза. Я её хорошо заполнил. Такое видное, красивое и одинокое дерево, на холме растёт.
   - Ну и что же нам с того?
   - А я пока и не знаю, но нам надо будет это дерево найти.
   - Много деревьев в мире...
   - А мы будем искать только в нашем парке.
   - Наш парк тоже немаленький.
   - А мы обратимся к этому бородатому лесничему...
   - К какому ещё бородатому лесничему?
   - Ну, есть такой. Работает в том лесном хозяйстве, где Емельян Олегович жил. Имя-отчество этого лесника я сейчас забыл, но это не важно. Придём к нему, и объясним: такая-то и такая-то береза, растёт на холме в вашем парке, укажите нам, пожалуйста, дорогу до неё.
   - Хорошо придумано, но когда же мы пойдём туда? Сейчас, наверное? - спросил Виталик и зевнул.
   - Да. Сейчас, - кивнул Виталик и тоже зевнул.
   - Однако спать хочется, - пожаловался Саня.
   - Да и у меня тоже глаза слипаются, - признался Виталик, и посмотрел на наручные часы. - Время-то ещё совсем детское - всего девять часов.
   - Наверное, мои домашние сейчас уже начинают волноваться из-за меня, - произнёс Саня.
   - Да и мои тоже, - вздохнул Виталик.
   - Так что придётся нам отложить это предприятие до завтра, - мрачно проговорил Саня.
   - Придётся, - буркнул Виталик.
   Но когда они вышли из-под арки на всё ещё оживлённую улицу, то Саня сказал:
   - Нет, нельзя до завтра откладывать.
   А Виталик сразу с ним согласился:
   - Нельзя откладывать. Ведь Емельяна Олеговича сегодня похитили. Стало быть, и спасать его надо сегодня.
   - Да. А завтра, может, уже и поздно будет эту берёзу искать, - сказал Саня.
  
  
  
  
  

Глава 9

В ПАРКЕ

  
   Когда они уже шли по улице, Виталик спросил у Сани:
   - Ну, как думаешь, во сколько мы вернемся?
   - Думаю - поздно.
   - Так уже и сейчас поздно. Во всяком случае, для наших родителей...
   - Ну, тогда уж значит, что скорее рано. Утром, я имею ввиду... А родителей всё-таки жалко. Ведь они заметят наше исчезновение, и очень будут волноваться. Может быть, и милицию вызовут, - со вздохом произнёс Саня.
   - Тогда давай позвоним им и скажем, что мы пошли на День Рождения, - предложил Виталик.
   - Точно. А вот твои предки знают, когда у меня День Рождения?
   - Нет. Откуда? Ведь мы прежде особо и не общались.
   - Вот и замечательно, что не знают. Стало быть, можно их и обмануть. Мои тоже ничего о твоем дне рождения не знают. Но сейчас узнают.
   И Саня достал из внутреннего кармана своего зимнего пальто сотовый телефон и позвонил к себе домой. Трубку взяла мама, и ей Саня сказал, что пошёл на День Рожденья к своему другу. Добавил, что вернётся он только следующим утром. Конечно, мама была возмущена. Но Саня начал уговаривать её. Говорил, что всё хорошо, что следующим утром он, выспавшийся, забежит домой, возьмет рюкзак и пойдёт в школу на занятия. На этом он и прекратил разговор.
   Потом звонил к себе Виталик, и сообщил своим домашним то же, что и Саня, только с точностью наоборот. То есть говорил о том, что сейчас он на Дне Рождения у Сани, где и пробудет до следующего утра. Родители его, естественно, начали возражать. Но на это ноте Виталик и вынужден был прервать разговор, так как батарейки в "сотовом" уже садились.
   Во время переговоров с домашними, ребята, кстати, не останавливались, а очень быстро и едва даже не бежали, в сторону парка.
   С оживлённых, ярко освещённых улиц перешли они на улицы более тихие и, наконец - на улицы кажущиеся совсем безжизненные. Только ветер передувал с одного снежного бархана на другое сероватые, шебаршащие кисеи.
   Но вот и парк. Он надвинулся своим тёмным, многообразным великолепием и сразу начал вбирать, бесследно рассеивая, излишнее напряжение и усталость.
   Чем дальше они шли по какой-то неширокой, но совсем не заметённой из-за защиты ветвей тропке, тем тише и покойнее становилось в их сердцах. И Виталик спросил:
   - Слушай, Сань, а ты расскажи ещё об этой картине с залами. Что действительно такая замечательная картина?
   И Саня ответил мечтательным голосом:
   - Я даже и не могу сказать, что это просто "замечательная" картина. Её невозможно описать словами. Её надо видеть и чувствовать. Но, впрочем, кажется мне, что здесь, на природе, мы всё-таки ближе к этой картине, нежели в городе.
   - Ты говорил, что эту картину Емельян Олегович оставил в своей мастерской, в лесном хозяйстве? - поинтересовался Виталик.
   - Ну, да, - кивнул Саня.
   - Мы всё равно в лесное хозяйство идём. Так, может быть, и в мастерскую заглянем, а? Очень мне хочется на эту картину поглядеть.
   - Сейчас нам лучше времени не терять. На эту и на другие картины ты ещё в будущем успеешь налюбоваться. А вот, кстати, и лесное хозяйство.
   Они вышли к высоким деревянным воротам, которые оказались немного приоткрытыми. Заглянули во внутренний двор, который из-за обилия тёмных, сумерками порождённых частей, казался ещё более сказочным, нежели днём.
   - Эй, есть здесь кто-нибудь? - позвал Саня и прислушался.
   Где-то далеко-далеко, в городе, завыл двигатель самосвала, но этот звук показался таким слабым, призрачным, и тишина быстро поглотила его...
   Только ребята подошли к той постройке, в которой находилась мастерская Емельяна Олеговича, как дверь раскрылась, и на крыльцо вышел широкоплечий, бородатый мужчина. Причём даже и в сумеречном свечении отражённых в тучах городских фонарей было видно, что его борода рыжего цвета.
   И Саня тут же выпалил:
   - Здравствуйте. Вы только не бойтесь. Мы уже встречались сегодня.
   Мужчина этот улыбнулся и сказал.
   - Здравствуйте. Я и не боюсь совсем. С тобой я уже действительно встречался. Ты сегодня с Емельяном Олеговичем здесь проходил. А вот друга твоего я вижу впервые.
   - Это Виталик, - представил Саня.
   - А это Думка, - указал на своего немного и только для вида присмиревшего колли Виталик.
   - Очень приятно, - ещё раз улыбнулся лесник. - Ну а меня, если запамятовали, Яковом Трофимовичем зовут.
   - Так мы к вам вот по какому вопросу, - проговорил Саня и вдруг прочитал по памяти: "Над вершиной берёзы сияет Сизокрылая звёздная медь".
   Тут он замолчал и выжидающе посмотрел на Якова Трофимовича.
   - И что же? - спросил Яков Трофимович.
   - Так вы не знаете такой берёзы?
   - Похоже, что я знаю, ну очень много берёз с подходящим описанием, - ответил лесник.
   - Тогда, может быть, вам поможет такая дополнительная деталь: берёза та растёт на холме, и помимо неё, никаких иных деревьев и даже кустов на том холме нет.
   - А, ну так сразу бы и говорили, - улыбнулся Яков Трофимович. - То берёзу зовут у нас Одинокий, а холм - Печальным.
   - Отведёте нас туда? - хором спросили Саня и Виталик.
   - Отчего же не отвести? Отведу. Завтра днём приходите.
   - Нет. Нам прямо сейчас туда надо.
   - Так ведь время уже позднее. О вас дома будут волноваться.
   - Не будут. Мы домашних уже предупредили.
   - Ну, хорошо. Сейчас соберусь и пойдём. Кстати, интересно, а как это вам удалось так тихо войти? Ведь обычно, когда кто-нибудь входит, так наш пёс Янтарь лает. Он не злой пёс, и лает только для приличия. Но что же он заснул что ли? Эй, Янтарь!
   Никакого ответа не последовало.
   И вдруг Думка насторожился и зарычал на дверь, из-за которой вышел Яков Трофимович.
   - Очень странно, - проговорил Яков Трофимович. - Почуял ваш пёс кого-то, что ли? А, Думка? Что ты?..
   - А вы сами ничего странного не заметили? - спросил Саня.
   - Вообще-то - было кое-что странное, - припомнил Яков Трофимович. - Ведь вот сейчас выходил я во двор свежим воздухом подышать, так почему-то дверь уже прежде меня отпертой оказалась. Я сначала на это и внимания не обратил: а теперь вот и думаю, кто ж её стал бы открывать? Ведь никого, кроме меня, здесь сейчас нет. Емельян Олегович здесь раньше жил, так он же предупреждал, что надолго исчезнет.
   - Он действительно исчез, - мрачно проговорил Саня.
   А Яков Трофимович быстро обернулся к двери и спросил вполголоса:
   - Тогда кто же это может быть?
   А Виталик прошептал:
   - Да-да, там точно кто-то есть. Мне сейчас из глубин этого дома какой-то шорох послышался.
   Думка зарычал. Виталик склонился и шепнул своему псу:
   - Тихо, Думка, а то выдашь нас раньше времени.
   Яков Трофимович скользнул на крыльцо и распахнул дверь. Ребята последовали за ним. И вот они оказались в тёмном коридоре. Там Яков Трофимович спросил:
   - Как думаете, где сейчас может быть грабитель?
   - В мастерской Емельяна Олеговича, - шепнул ему Саня.
   И они пошли по этому длинному коридору в сторону мастерской. Свет они не включали, так как вполне справедливо полагали, что преступник может это заметить и скроется раньше времени.
   Вот дошли они до двери в мастерскую художника, и увидели, что она немного приоткрыта. А в зазор проходил слабый свет...
   Яков Трофимович шепнул:
   - А может это, всё-таки Емельян Олегович вернулся?
   Но Саня повёл носом и, почуяв хорошо знакомый запах громилы-грабителя, ответил:
   - Совершенно исключено.
   А Виталик добавил:
   - Будьте осторожны.
   Саня зашептал уже возле самых дверей:
   - План таков: мы врываемся в мастерскую и кричим: "Ни с места! Руки вверх! Вы арестованы!" Преступник будет поражён. Он не успеет опомниться, а мы уже набросимся на него и скрутим.
   На это Яков Трофимович ответил:
   - Хорошо, но я пойду первым, так как я всё же половчее вас буду.
   Он решительно шагнул к двери, распахнул её, и...
   Ребята бросились за ним, и увидели, что в мастерской включена только одна из нескольких лампочек. Тусклый её свет едва высвечивал это помещение и массивную, тёмную фигуру человека, который копался в ящиках. И Саня, и Виталик сразу узнали прислужника страшной старухи.
   А вот Яков Трофимович был изумлён, и поэтому растерялся. Всё же он до последнего мгновенья верил, что никакого преступника там не окажется, а окажется Емельян Олегович, вместе с которым они посмеются над этим недоразумением, а потом попьют чай. А оказалось, что там - действительно какой-то преступник.
   Грабитель прекратил ворошить ящики, обернулся к вошедшим и выпрямился во всей свой немалый рост.
   И тогда Яков Трофимович начал кричать:
   - Ни с места!..
   Но грабитель видел, что в руках лесника нет оружия, и поэтому не собирался его слушать.
   Он бросился к окну, оттолкнулся ногами от полу, и, прикрыв руками лицо, высадил стекло.
   - Стой!.. Стой! - кричали Саня и Виталик, и тоже бросились к окну.
   Вот они добежали до подоконника, и увидели, что грабитель уже мчится, размахивая длинными своими ручищами по широкой тропе в сторону ворот.
   И тут Думка, хотя его и не просили о помощи, сам решил действовать. Сначала он запрыгнул на спины стоявших возле подоконника друзей, затем ещё раз прыгнул, и оказался уже на улице. Широкими прыжками понёсся он вслед за грабителем.
   Виталик крикнул ему:
   - Думка, да что же ты?!.. - и уже тише добавил. - Ведь это же опасно...
   Но колли и не думал останавливаться. Возле самых ворот нагнал он грабителя, и прыгнул на него сзади.
   А тот не ожидал такого нападения, так как Думка бежал совершенно бесшумно. И вот они повалились на снег. Думка хотел обезвредить преступника, но не знал, как это делать, так как Виталик ещё не успел его этому обучить. Пёс только рычал на него, пытаясь предупредить, чтобы он не делал резких движений.
   Но мгновение первое растерянности прошло, и рука грабителя метнулась в карман. Думка зарычал сильнее, но на более решительное действие не решился, так как был добрым пёс.
   До этого мгновенья и Саня, и Виталик, и Яков Трофимович стояли у выбитого окна, и как зачарованные наблюдали за происходящим. Но теперь все разом закричали:
   - Нет! Стой! Нет!!
   Они перебрались через подоконник, спрыгнули на снег и побежали к воротам.
   А преступник достал из кармана пистолет и, ткнув его в нос Думки, нажал на спусковой крючок. Раздался негромкий щёлкающий звук, колли отдёрнулся назад и беззвучно упал на снег.
   Грабитель выскочил за ворота...
   Первым к Думке подбежал Виталик. Он повалился рядом со своим верным псом на колени и, обхватив его шею, стал его звать, всхлипывая:
   - Думка... ну что же ты, Думка?..
   Слёзы покатились по щекам Виталика, и он не стеснялся этих слёз.
   Рядом с ним опустились в снег и Яков Трофимович с Саней. Лесник быстро посмотрел на пса, дотронулся до его шеи и заявил:
   - Будет жить.
   - Что?! - Виталик аж подскочил, и тут же начал быстро спрашивать. - Но он тяжело ранен? Ему нужная медицинская помощь? Может, в больницу его отнести?..
   На это Яков Трофимович ответил:
   - Он вообще практически не ранен, если не считать царапины на носу.
   И тут лесник снял с носа Думка миниатюрную капсулу с иглой.
   - Снотворное, - пояснил Яков Трофимович. - Таким же образом, думаю, был усыплён и наш пёс Янтарь.
   Тут и Яков Трофимович и Саня бросились к воротам, вдогонку за грабителем.
   Вот выскочили они наружу, остановились, огляделись. От ворот в разные стороны парка расходилось множество тропок, и ни на одной из них не было заметно никакого движения.
   Парк казался таким умиротворённым, ночь укутывала его своими мягкими вуалями; безмолвием дышали снежные небеса...
   Стараясь не поддаться очарованию природы, Саня выпалил:
   - Ну, как думаете, куда он побежал?
   А Яков Трофимович ответил:
   - Понятия не имею.
   Прошли немного по одной из тропок, но быстро поняли, что это бессмысленно и вернулись.
   Виталик уже поднял Думка на руки и говорил:
   - Давайте отнесём его внутрь здания. Пускай отсыпается там.
   - Хорошо, - кивнул Яков Трофимович.
   А Саня произнёс:
   - Думаю, мы можем даже не обыскивать мастерскую Емельяна Олеговича. Мне, например, и так ясно, что пропала картина с залами - та единственная картина из этой серии, которую мне удалось спасти...
   - А может, и не пропала, - сказал Виталик, - Ведь, когда мы ворвались, он всё ещё продолжал что-то искать.
   Так что решили всё-таки и мастерскую проверить.
   И Думку и Янтаря, который оказался крупным, беспородным псом янтарного цвета отнесли на кухню и уложили на коврик под столом. Там двое усыплённых продолжили созерцать свои собачьи виденья.
   Ну а люди прошли в мастерскую.
   Как же там всё было разворошено! Многие диковинные приборы Емельяна Олеговича валялись перевёрнутыми на полу. И, судя по всему, были повреждены.
   Пропала картина "Душа Любимой", на которой изображено было бездонное око той, которую искал Емельян Олегович. Помнил Саня, в какой ящик Емельян Олегович убрал картину с залами, раскрыл его и ящик оказался пустым.
   - Всё обчистил, - вздохнул Саня.
   - Сейчас я буду звонить в милицию, - сказал Яков Трофимович.
   - Подождите! - взмолились ребята, - Ведь прежде вы обещали показать нам холм, на котором растёт одинокая берёза.
   - Я это говорил, когда ещё не знал, что здесь произошло.
   - Ну, пожалуйста, - упрашивал его Саня. - Ведь если сюда понаедет милиция, то вы раньше, чем до завтрашнего утра не освободитесь, а нам туда надо прямо сейчас попасть.
   - Нет, - покачал головой Яков Трофимович. - Здесь и помимо милиции дел вон сколько: надо окно выбитое заколотить, а то промёрзнет помещение, и испортятся краски Емельяна Олеговича. Вон видите - на верхних полках они нетронутые стоят. Но краски эти совершенно особые, много трудов на их изготовление было потрачено, и холод для них губителен. Так что придётся вам до утра ждать.
   - Не можем мы до утра ждать! Знайте, что и Емельян Олегович похищен, - выпалил вдруг Саня, хотя до последнего мгновенья и не собирался говорить об этом, так как пришлось бы давать ещё и дополнительные, неправдоподобные объяснения.
   Яков Трофимович уставился на ребят, а потом махнул рукой, и проговорил:
   - Ну, уж это вы привираете. Чтоб Емельяна Олеговича похитили...
   - Вот честное слово! - воскликнули ребята.
   - И что же прямо на ваших глазах его похитили?
   - Нет, но в моём подъезде, - признался Саня.
   - Ну, нет не верю. В такое я поверить не могу. Вы прямо о мафии какой-то рассказываете...
   - Но всё же отведите нас к той березе, а? - упрашивал Саня.
   - Нет, - покачал головой Яков Трофимович. - Но если уж вам так не терпится поскорее там оказаться, так есть у меня карта, по которой сможете вы до одинокой берёзы добраться.
   И Яков Трофимович достал из чулана лист, протянул его ребятам и произнёс с торжественным видом:
   - Вот, отдаю вам последнее из художественных творений Емельяна Олеговича, которое хранится здесь. Это карта нашего парка, которую он нарисовал ещё до того, как пришёл жить к нам. Ведь он всегда очень этот парк любил, часто гулял по нему...
   И ребята увидели сделанную с художественным изяществом, и с огромным количеством тончайших деталей карту.
   Сразу увидели они на карте и холм, и одинокую берёзу на нём. Холм этот украшен был маленькими золотистыми крапинками, а берёза вытягивала свои тонкие, изящные ветви к ним. С таким искусством было вырисовано это дерево, что ребятам даже показалось, что слышат они шелест её ветвей.
   Яков Трофимович указал, где на этой карте лесное хозяйство находится, и как идти от него к этой берёзе. А идти им предстояло немало - практически через весь парк.
   Стали прощаться. Виталик говорил:
   - Ну, мы к вам ещё следующим утром заскочим. Надеюсь, Думка к тому времени уже проснётся.
  

* * *

  
   По парковым тропкам спешили Виталик и Саня и были они похожи на героев старой сказки. Иногда, на полянках они останавливались. Там всё же было светлее, и можно было свериться с их картой. Ребята выискивали кое-какие предметы, хоть и внушительных размеров, но плохо различимые в темноте. Вон, например, три древних-предревних дуба великанами громоздятся. Или же три оврага вместе сходятся - всё это было отмечено на карте Емельяна Олеговича...
   Долго же они шли. Даже и подустали, но не останавливались; хотя и была заманчивая перспектива посидеть на лавочке, когда они проскакивали через артерию городской цивилизации - через асфальтированную дорожку, столь редкую в этом парке.
   А потом деревья расступились, и друзья увидели холм, известный под именем Печального. А на холме том росла, белоснежьем своего ствола и ветвей к небу вздымаясь, высокая, стройная берёза.
   Ребята, как увидели это место, так сразу в снег повалились, и некоторое время, несмотря на холод, так и пролежали там, не шевелясь. А дело было в том, что они ведь ожидали, что это место окажется самым центром всей преступной деятельности. В их разумении и страшная старуха, и её помощник должны были обитать именно здесь.
   Но не было слышно ничего настораживающего. Сейчас они находились в самой тихой части парка: далеко от города, далеко от машин. Впрочем, и город уже почти не шумел, а засыпал, укутанный мягчайшим снежным одеялом.
   И ничего, кроме тихого дыхания дремлющей зимней природы, не слышали ребята...
   Но, несмотря на то, что не пили они ни крепкого чая, ни кофе, друзья и не думали теперь о сне. Морозец бодрил, а то загадочное, глубокое и древнее, что окружало их, порождало в их сердцах романтические чувства, которые хотели выразиться в творчестве...
   Но вот зашумело на ветви одного из стоявших поблизости деревьев и, глянув туда, ребята увидели, что сидит там, нахохлившись, птица. Вот встрепенулась она и с уханьем среди деревьев полетела...
   Тогда Саня шёпотом спросил:
   - Ну, как ты думаешь - ОНИ всё-таки здесь?
   - А где ж им ещё то быть? - пожал плечами Виталик.
   - Да что-то не видать их, хотя... Наверное у них тут под холмом тайное убежище устроено, - предположил Саня.
   - Так нам, наверное, лопата понадобиться, - проговорил Виталик.
   - Лопата - дело хорошее, да долго же мы ей будем сквозь морозную землю пробиваться.
   - Действительно...
   - А лучше уж сразу дверь найти, - сказал Саня, на что Виталик ответил:
   - Так дверь - это тоже дело хорошее, вот только вряд ли сквозь неё удастся нам незамеченными проскочить.
   - Ну, а может, мы какую-нибудь запасную дверь найдём или, ещё лучше - трубу. Во, точно - трубу то мы и отыщем. Ведь у них же там, внизу, должно быть очень холодно, стало быть, и обогреваться они должны активно.
   Тогда ребята стали глядеть, где из-под земли валит дым, но такого места они не нашли.
   Виталик предположил:
   - Слушай, Сань, а может, эта берёза - это на самом деле трубка замаскированная, как ты думаешь?
   - Думаю, что вряд ли. Не похожа, она на трубу, а похожа на живое дерево. Причём на очень красивое дерево.
   - Твоя правда.
   - Но проверить всё-таки надо, - закончил Саня.
   И вот они поползли к холму по-пластунски. Причём снег был таким рыхлым и таким глубоким, что они порою полностью, с головой под него погружались, а потом, словно утопающие, отфыркиваясь этим безвкусным мороженым, вырывались вверх, глотали ночной воздух и ползли дальше. Иногда они прямо под снегом ползли - прорывали там туннели, и всё надеялись, что сейчас провалятся куда-то вниз, к Емельяну Олеговичу и Марфе Марковне, чтобы спасти их. Так доползли они до холма, и начали карабкаться по его склону...
   Как и следовало ожидать, у старой берёзы (хотя из-за стройности её никак нельзя было назвать старой) - была мощная корневая система, и некоторые из этих корней выбивались прямо из склона холма. Они выкручивались обледенелыми, недвижимыми змеями и, ежели заглянуть меж ними, то можно было увидеть миниатюрную пещерку.
   Пробрался в эту пещерку Виталик, и начал ощупывать стены. И тут оказалось, что в одной из стен был проход - такой маленький, что снаружи его и заметить было невозможно.
   И тогда Виталик позвал:
   - Эй, Сань, а вот и проход в их подземное убежище.
   Но, чтобы протиснуться в этот проход, и Виталику и Сане пришлось скинуть свои зимние куртки, и даже свитера. Оставшись только в рубашках и брюках, поползли они по проходу.
   Проход этот действительно уходил вниз, но неожиданно быстро закончился.
   Виталик включил слабый свой фонарик и тщательно высветил им земляную пещеру, в которую они попали. По стенам её проходили, а местами свешивали корни берёзы. Воздух был холодным, и в фонарном лучике был виден пар, который они выдыхали. Но земля вовсе не была холодной, и, если приложить к ней ладонь, то даже можно было почувствовать исходящее из неё тепло.
   По-поводу этого тепла Виталик сказал:
   - Это наверняка из их подземного убежища исходит. Уже немного осталось...
   И он начал прямо руками копать землю. На его счастье земля была мягкой, и работа пошла быстро. Помогал Виталику и Саня.
   И вот ребята воскликнули одновременно:
   - Есть!
   - Докопались, - торжествующим шёпотом добавил Саня.
   А на самом деле они дотронулись до зарытого под землю металлического кольца. Дёрнули они за это кольцо, и распахнулась, закопанная под землю крышка.
   От этого сильного рывка, самих ребят землей присыпало, но они и так уже были сильно грязными. Ждали они, что снизу, из подземного убежища хлынет свет, и даже сощурились. Но никакого света не было. Тогда они подползли к откинувшейся крышке и посветили вниз. Тут и увидели, что никакого подземного убежища там тоже нет.
   На самом деле они раскрыли сундук. В сундуке лежали золотые монеты, а сверху - лист, развернув который, ребята прочли следующие строки:
  
   "Во время одной из своих прекрасных прогулок по парку, нашёл я эту пещеру, и этот клад с монетами, неведомо кем, и неведомо в каком году здесь зарытый. И задался я мыслью: на что мне эти сокровища? Они не нужны мне. Они только творчеству моему помешают. Так оставлю я их здесь, но не навсегда. В тот день, когда встречусь с Любимой, вместе с ней вернёмся мы сюда, и клад будет извлечён, и отдан тем, кто в нём действительно нуждается. Это будет скромный подарок тому прекрасному миру, в котором я живу.

Емельян Олегович".

  
   Ребята ещё раз прочитали эту записку, а потом начали перебирать золотые монеты. Впрочем, на то, чтобы переложить их из одного место в другое потребовались бы многие часы.
   И Виталик спросил:
   - Как думаешь: на какую здесь сумму?
   А Саня ответил:
   - Думаю, на миллионы. Причём не рублей, а долларов.
   - Почему же Емельян Олегович никогда не говорил об этом? - поинтересовался Виталик. - Неужели он всё-таки скрытный?
   Саня произнёс задумчиво:
   - Нет. Он не скрытный. Он наоборот очень открытый, и... очень наивный. И ещё он... в сердце своём очень чистый. И именно эта чистота позволила ему создать прекрасные полотна. Понимаешь ли, для других людей найти такой клад - это мечта всей жизни, а для Емельяна Олеговича - это просто эпизод, причём далеко не самый значительный, о котором и упоминать не стоит. Ведь ты же заметил, что для него так называемые блага жизни, совсем ничего не значат. Он, наверное, даже и представить не может, на что можно употребить эти сокровища. Понимаешь: обитая в своей маленькой мастерской, он был гораздо счастливее чем, ежели жил бы в роскошной вилле на берегу моря. Он счастлив своим внутренним миром...
   И тут рядом с ними раздался новый голос.
   Ещё только эти первые, неожиданные нотки прозвучали, как друзья вскрикнули. А голос говорил:
   - Да, это Емельян Олегович. Я узнаю его.
   Дрожащий луч фонарика высветил лицо, которое появилось в том проходе, через который они сами сюда проползли. Это было женское лицо неопределённого возраста, но столь же одухотворённое, как и лицо Емельяна Олеговича. Тёмные густые брови, волевые, энергичные черты делали её похожей на цыганку.
   Из ребят вырвалось невольное восклицанье:
   - Марфа Марковна Съешь!
   - Да, это я, - ответила она.
  
  
  
  
  

Глава 10

МАРФА МАРКОВНА

  
   - А вы, собственно, что здесь делаете? - спросил, внимательно разглядывая её лицо, Саня.
   - То же, что вы, - ответила она.
   - Мы ищем Емельяна Олеговича и его картины, - ответил Саня.
   - И вас мы тоже искали, - добавил Виталик.
   А Марфа Марковна проговорила:
   - Ну а я искала только Емельяна Олеговича.
   - Что же вы - любите его? - спросил Саня.
   - Люблю, - ответила Марфа Марковна.
   - Но ведь вас же похитили. Правильно? - поинтересовался Виталик.
   - Похитили, и казнить хотели, да мне сбежать удалось.
   - Так, стало быть, вы знаете, где их логово находится?
   - Точно не знаю, а только предполагаю...
   - Так отведёте нас туда, - попросил Саня.
   - Отвела бы, если бы только знала - зачем?
   - Возможно, там сейчас Емельян Олегович томится, - ответил Саня.
   - Что? - переспросила Марфа Марковна. - Так они и его похитили?
   - Ну да, а вы разве не знали?
   - Нет. Если бы знала, так по-другому бы себя вела. Ладно, давайте-ка выбираться отсюда...
   И она поползла назад, а ребята последовали за ней. И пока они выбирались из пещеры, а потом продирались от Печального холма к парковым дорожкам, Марфа Марковна по просьбе ребят рассказывала историю своей жизни.
  

* * *

  
   Так уж получилось, что читатель этой повести впервые познакомился с Марфой Марковной Съешь с негативной стороны. По воспоминаниям своей юности Емельян Олегович судил, что эта Марфа Марковна - главная его противница.
   Но почему же Марфа Марковна стала такой? Почему душа её порождала адские картины и чудовищные скрипичные дисгармонии?..
   Марфа Марковна родилась в деревне, которую окружали поля бескрайние. Рощицы берёзовые белизной своей под голубыми небесами сияли. Речки да ручейки журчащие, родниковые, отражали в себе золотые крапинки солнца и кучерявые сизообразные облака.
   Но красота природы боролась в душе Марфы Марковны с чудовищными образами из её снов. А уж откуда эти сны к ней приходили - то одному Дьяволу было известно. В великом ужасе просыпалась девочка, плакала, стенала, и колыбельные матери не могли привнести мира в её душу...
   Но со временем Марфа Марковна научилась находить упоение в кошмарных образах. И уехала она из деревни потому, что в окружающем природном, чистом мире было слишком много противного тому, перед чем она сдалась.
   Она чувствовала, что, обосновавшись в каком-нибудь старом городском здании, окружённая недобрыми жильцами, подтекающими потолками и скрипучими половицами, она много приблизиться к желанной дисгармонии. Именно в подобной квартире она и поселилась.
   Ещё с детства чувствовала Марфа Марковна, что есть в ней талант художника. Вот теперь и рисовала. Из всех сил впитывала она из окружающего негатив, а потом с яростью выплёскивала его на свои полотна. Но и этого казалось ей мало, и к каждой своей картине подобрала она ещё и мелодию на скрипке.
   Что же получала она взамен за все эти труды?..
   Помимо денежной платы, - а находились такие люди, которые склонны были к созерцанию безобразного, и платили большие деньги за очередное творение Марфы Марковны, она ещё, и это было самым главным, ночами не терзалась больше, а спала спокойно. Правда, снилось ей то же, что и во времена кошмаров - т.е. те же самые образы, которые она на картины свои выплёскивала...
   Однажды встретила Марфа Марковна старуху, - старую и сморщенную ведьму, которая сделалась главной заказчицей её картин. Чем более отвратительное полотно порождало сознание Марфы Марковны, тем больше старуха платила. Представилась та старуха исключительно по фамилии, а фамилия у неё была - Нефтъ (с твёрдым знаком на конце)
   Дошло до того, что из различных линий мира кошмарных снов Марфы Марковны начал складываться лик этой старухи.
   Во снах Нефтъ подступала к ней, и требовала:
   - Ты должна мне принести сокровище!
   - Какое же я ещё вам должна принести сокровище, когда картины свои ношу исправно, - удивлялась Марфа Марковна.
   - Нет. Ты должна мне принести клад древний, в землю зарытый.
   - Так я не знаю, где клад зарыт.
   - А я тебе помогу. Наведу тебя на человека, с которым душа твоя самым неизъяснимым образом связана. А этот человек выведет нас к кладу.
   - Откуда же вам это известно? - удивлялась Марфа Марковна.
   - А на картах я нагадала, - отвечала, ухмыляясь, и жёлтыми своими клыками поблёскивая, Нефтъ.
   Вот так и общались они.
   Однажды Нефтъ сообщила Марфе Марковне, куда она должна идти, чтобы Емельяна Олеговича увидеть...
   Читатель уже знает, как прошёл тот вечер, и какое впечатление произвело творчество Марфы Марковны на Емельяна Олеговича. В те минуты она его действительно ненавидела и готова была растерзать за то лишь, что он творит столь непохоже на её творчество.
   Но, странное дело: в очередном её сне подобно чистой слезинке ребёнка блеснул какой-то образ из картины Емельяна Олеговича. И образ этот не вызвал отторжения. А потом, в последующие ночи, образов этих стало больше. Они росли, заволакивая кошмары. И поняла Марфа Марковна, что на самом-то деле Емельян Олегович - это её спаситель.
   Знала про всё это Нефтъ и ухмылялась, приговаривая:
   - И это мне на пользу. В своих снах Емельян Олегович и тебя и меня к кладу выведет.
   Сама старуха Нефтъ жила в доме, напротив дома Емельяна Олеговича. Она издавна за ним наблюдала. А что касается гаданий её карточных, то она совершенно точно вывела, что на одной из своих картин этот художник укажет точное местоположение клада.
   Нефтъ переселила Марфу Марковну в квартиру напротив квартиры Емельяна Олеговича, так как верила, что именно ей откроет художник местоположение клада.
   Если бы Емельян Олегович не был так поглощён своим творчеством то, просто посмотрев в сторону соседнего дома, увидел бы ту, которую боялся больше всего на свете. А Марфа Марковна неустанно пожирала его своими тёмными глазами, и смешанное чувство ненависти и любви клокотало в этих глазах.
   Однажды, засыпая, увидела Марфа Марковна прекраснейшую, огромную залу, и вдруг поняла, что на самом-то деле Емельян Олегович был предназначен ей судьбою как муж. И, если бы однажды она не поддалась тьме, то уже сейчас он и она жили бы счастливейшей парой, и творили бы неустанно вдохновлённые полотна. И, несмотря на то, что уже спала Марфа Марковна, слёзы хлынули из её глаз, и долго она плакала, во сне моля о том, чтобы Емельян Олегович простил её.
   И вот зала обрисовалась чётче, наполнилась превеликим множеством образов, и Марфа Марковна, чувствуя, что Емельян Олегович где-то впереди, устремилась к нему. Из залы в залу парил её дух, до тех пор, пока они, наконец, не встретились. Да - это был тот сон, который сам Емельян Олегович расценивал, как лучший сон в своей жизни. Этот сон и послужил импульсом для создания серии картин "Залы".
   Узнала об этом Нефтъ и обрадовалась. Она была уверена, что в одной из задуманных им картин Емельян Олегович нарисует местоположение клада.
   Но не знала старуха, что карта уже нарисована. Это вообще была одна из самых первых картин Емельяна Олеговича. То была карта парка, который он любил безмерно, и по которому так часто гулял.
   Эту карту рисовал он долгое время, нанося на ограниченный лист бумаги огромное количество с изящнейшей точностью выведенных деталей. Быть может, именно благодаря этой карте, в которую вложил он столько любви к природе, и развился в Емельяне Олеговиче его талант художника. Читателю уже известно о том, что он нашёл клад с золотыми монетами. Художник не придавал этим денежным сокровищам большого значения, так как сокровища природы всегда восхищали его больше, чем деньги. Тем не менее, на карте обозначил он и местоположение этого денежного клада.
   Затем, уже переселившись в лесное хозяйство, он подарил карту парка тем людям, которые там работали, да и позабыл о ней, так как все помыслы Емельяна Олеговича были устремлены на создание серии его картин "Залы"...
   Ну а что же Марфа Марковна?..
   После того дивного сна, когда её душа встретилась с душой Емельяна Олеговича, стала она совсем замкнутой, неразговорчивой. Даже и со старухой Нефтъ, которая ежедневно требовала от неё отсчётов о том, как продвигаются дела по добыче клада, Марфа Марковна разговаривала односложно. И Нефтъ чувствовала, что Марфа Марковна что-то скрывает от неё. А Марфа Марковна скрывала от неё свою любовь к Емельяну Олеговичу.
   Правда в её душе происходила борьба. Вспышки прежнего безумия иногда наполняли её яростью, вновь и вновь всплывали перед глазами кошмарные, ею же порождённые образы. Но она с негодованием отвергала всё это, безобразное, и вновь и вновь, как к спасителю своему взывала к Емельяну Олеговичу...
   А потом случилось какое-то наважденье. Марфа Марковна, так внимательно следившая за ним, вдруг потеряла его из вида, и только через невыносимо долгий промежуток неопределённости выяснила, что он переехал. Об этом доложила она старухе Нефтъ, и старуха так на Марфу Марковну зашипела, что та подумала, что загрызёт её старуха. Но Нефтъ кое-как сдержала свою ярость, и прошипела только одно слово:
   - Ищи!
   И Марфа Марковна начала искать.
   А Емельяну Олеговичу, хоть он нисколько и не заботился об этом, удалось оставить практически никаких следов о своём переезде. И не только Марфе Марковне, но и самой старухе Нефтъ потребовалось немало времени, чтобы снова его найти.
   Теперь они наблюдали за ним издали. Немало помог им в этом приехавший из деревни сын старухи Нефтъ, которого звали Олегом Емельяновичем. Этот Олег Емельянович и был тем пренеприятно пахнущим верзилой, который в конечном итоге вырвал у Емельяна Олеговича его картины. Иногда он, загримировавшись, проникал на территорию лесного хозяйства, и через окно подсматривал за мастерской художника - выяснял, как идет у Емельяна Олеговича работа....
   Ну а что касается Марфы Марковны Съешь, то она к величайшему неудовольствию старухи Нефтъ отошла от дел. Сидела в своей квартире, и рисовала новые и новые, уже отнюдь не безобразные, но прекрасные картины. Картины эти отражали состояние её души, и видно было, что всё ближе Марфа Марковна в душе своей к Емельяну Олеговичу приближается. Несколько раз видела эти картины старуха Нефтъ, и рычала:
   - Да ты совсем с ума сошла! Смотреть на эту мазню тошно! Ты прямо как Емельян Олегович становишься!.. Может, и картину с кладом для меня нарисуешь?
   Ничего не отвечала Марфа Марковна. Она и не замечала злобной старухи, так как в свои чувства была погружена...
   Не замечала любви Марфы Марковны и старуха Нефтъ, так как и сама, из-за постоянной своей, ставшей уже почти безумием, жажды клад обрести, ко многому стала слепа...
   Так продолжалось до тех пор, пока Нефтъ в очередной не заглянула в квартиру Марфы Марковны. Старуха как раз собиралась стребовать с Марфы Марковны отсчёт о том, что ей удалось новенького про Емельяна Олеговича выяснить. И тут загляделась на нарисованные ей картины и прорычала:
   - Да ты, как я погляжу, совсем уже в Емельяна Олеговича превратилась...
   А Марфа Марковна отвечала кротким голосом:
   - Ещё не совсем, но всеми силами стремлюсь к этому.
   Тут и прозрела Нефтъ. Поняла, что Марфа Марковна уже не у неё в услужении. Тогда вскрикнула Нефтъ:
   - Ну а если ты так к нему приблизилась, так, может, и укажешь нам, где клад находится. Не так ли?
   - Этого я не знаю, - ответила Марфа Марковна, и правдивыми её слова были.
   Тогда старуха Нефтъ рявкнула на сынка своего Олега Емельяновича, который как раз в квартиру ввалился:
   - Ну, давай, хватай её! Свяжем её да на чердак отнесём, благо, что и нести то недалеко...
   Хорошо ещё, что всё это Марфа Марковна заранее предчувствовала. Так что и написала стихотворную записку, впоследствии Саней и Виталиком найденную.
   Сильному Олегу Емельяновичу не составило большого труда схватить Марфу Марковну, и с кляпом во рту отнести на чердак. Что же касается мебели из квартиры Марфы Марковны, то она была перевезена в другое место, в ещё одно убежище старухи Нефтъ.
   Убежище то располагалось в старой усадьбе, которая в уже знакомом читателю парке стояла. Как же удалось старухе Нефтъ заполучить доступ к этой старинной усадьбе?
   А здесь помогли ей старые связи, так как Нефтъ была по-своему могущественной старухой, а усадьба та с давних пор находилась на реставрации. Однако никакой реставрации там не проходило, а только зажигались иногда поздними вечерами огни за мутными окнами. Туда старуха Нефтъ и сын её Олег Емельянович время от времени наведывались.
   Ну а Марфа Марковна связанная и с кляпом во рту находилась некоторое время на чердаке. Надеясь получить у неё сведения о кладе, томила Нефтъ её голодом, но Марфа Марковна Съешь о кладе ничего не знала, а если бы даже и знала, то не сказала бы алчной карге.
   Нефтъ ворчала на неё:
   - Думала я тебя в долю взять, но ты меня перехитрить вздумала. Что ж. Будет тебе за это жестокое наказание. Никаких драгоценностей ты не получишь, а только умрёшь...
   Ничего Марфа Марковна ей не отвечала, но только о своём возлюбленном, о Емельяне Олеговиче думала. Как же помочь ему? Как предупредить о грозящей ему опасности? Ведь Марфа Марковна лежала связанной, ослабшей от голода...
   Наконец наступил тот день, когда Емельян Олегович должен был встретиться с нею. И Марфе Марковне даже место их встречи приснилось. То было возле трёх прекрасных озёр, поблизости от дома Сани. Но никакого Сани Марфа Марковна тогда ещё не знала, а только лишь три эти озера во сне увидела...
   Нефтъ, совершенно уверенная в том, что местоположение клада изображено на одной из картин из серии "Залы", послала своего сынка Олега Емельяновича на ту парковую аллею, по которой Емельян Олегович должен был проходить.
   Читателю уже известно, что Олегу Емельяновичу удалось выхватить у художника его полотна, и что одно из этих творений по стечению обстоятельств попало к Сане.
   Остальные картины Олег Емельянович отнёс к Нефтъ. И, когда ведущие своё расследование Саня и Виталик пожаловали к её квартире, Нефтъ как раз заканчивала исследование картин серии "Залы", и все больше убеждалась, что никаких указаний на клад в них нет. Что касается Олега Емельяновича, то он как раз готовил к транспортировке Марфу Марковну Съешь.
   Старуха Нефтъ решила уничтожить Марфу Марковну. Для этого упаковали её в чёрный мешок, вынесли во двор, и там положили в багажник потрёпанной, многое повидавшей иномарки.
   К речке повёз Олег Емельянович Марфу Марковну. Там ещё заранее выбрано было безлюдное место с прорубью. В эту то прорубь и сбросил Олег Емельянович Марфу Марковну. Но и Марфа Марковна заранее предчувствовала, какую ей участь уготовила Нефтъ, поэтому и подготовилась. Ведь ей хотелось жить и любить, а умирать совсем не хотелось.
   И ещё когда на чердаке она находилась, то, связанная, ужом извиваясь, подползла к столику, где помимо прочих предметов, держал Олег Емельянович несколько пилочек, которыми подпиливал и подтачивал длинные и жёсткие свои ногти. Эту то пилочку и подхватила Марфа Марковна и в рукаве своём спрятала. Невнимательный, расхлябанный Олег Емельянович этой потери не заметил, ну а Марфа Марковна времени даром не теряла. Всё время, какое у неё оставалось она, пальцы свои выворачивая, с настойчивостью и воодушевлением путы перерезала. Медленно эта работа продвигалась и совсем Марфа Марковна измучилась, но всё же к тому дню, когда ей уготовлено было в речке утонуть, путы практически полностью были перепилены.
   И вот оказалась она в ледяной воде. Словно тысячи игл её пронзили, и если бы могла она под водой закричать, так и закричала бы. Но ей страстно жить хотелось! И вот сильнейшим движением рук разорвала она уже ослабленные путы, а потом той же пилочкой и мешок разрезала. И оказалась Марфа Марковна в ледяной воде. Уже вдалеке в этом тёмном царствии увидела она бледное сияние от проруби, но течение её всё дальше относило. К счастью, ещё во время своей деревенской жизни научилась Марфа Марковна хорошо плавать. Вот и теперь усиленно руками заработала - к этому свету поплыла. И вынырнула.
   На её счастье Олег Емельянович уже уехал, так как торопился ещё одно задание гневной своей матери Нефтъи выполнить: разыскать, во что бы то ни стало Емельяна Олеговича и то полотно, которое из-за Сани пропало. Ведь все полотна были на обратной своей стороне пронумерованы, так что и не сложно было подсчитать, что одной картины всё же не хватает.
   Дрожащая, зубами стучащая побежала Марфа Марковна в сторону города. Возле котельной увидела она трубы из земли выходящие. Сильный жар от тех труб исходил. Подбежала к ним Марфа Марковна и стояла рядом до тех пор, пока вместо холода не почувствовала жар, и не пропотела.
   Затем дошла до того места, где должна была с Емельяном Олеговичем встретиться - то есть до трёх озер, возле Саниного дома. Но, конечно же, не встретила там художника. Уже сумерки город охватили и, возможно, именно в это время пробежали где-то рядом с ней Саня и Виталик, но не заметили, так как и не знали ещё её, и она их не знала.
   Ну а потом вошла печальная Марфа Марковна в парк, и долго, в одиночестве, по дорожкам бродила. Вспоминала она свои сны, которые столь многое для неё значили. В одном из этих, очищенных от кошмаров снов довелось ей возле одинокой берёзы побывать. И почему-то подумалось Марфе Марковне, что там может с Емельяном Олеговичем повстречаться.
   Вот и пошла туда, и очень обрадовалась, когда увидела какие-то следы, которые сквозь сугробы именно к печальному холму и к одинокой берёзе вели. Теперь уже никаких сомнений у Марфы Марковны не осталось, что вот сейчас со своим возлюбленным встретится.
   Радостно вскрикнула она, и только когда в пещере прорвалась, и начала вниз по лазу протискиваться и голоса Сани и Виталика услышала, то поняла, что ошибалась. Но всё же не остановилась, а когда имя Емельяна Олеговича и строчки им написанные услышала, то новая надежда в её сердце расцвела.
  

* * *

  
   Вот какую историю рассказала ребятам Марфа Марковна, пока пробирались они сквозь сугробы, а потом уже и по хорошо протоптанным парковым дорожкам шли.
   Ребята не перебивали её, слушали внимательно, а по окончании рассказа Саня произнёс:
   - Надо же, какая запутанная история.
   На что Марфа Марковна ответила:
   - История то, конечно, запутанная, но скоро распутается. И до грядущего рассвета либо встречусь я с Емельяном Олеговичем, либо погибну. И, думаю, вы понимаете, где нам его искать.
   - Конечно! - кивнул, улыбаясь, совсем забывший про естественную усталость Виталик. - Мы идём в старую усадьбу.
  
  
  
  
  

Глава 11

СТАРАЯ УСАДЬБА

  
   Оказалось, что недолго оставалось до этой старой усадьбы идти. Ведь большую часть пути они проделали во время рассказа Марфы Марковны. И вот остановились они возле невысокого забора, над которым возносились чёрные ветви росших по ту сторону деревьев.
   А небо стало настолько тёмным, насколько может стать тёмным зимнее, завешенное тучами небо, висящее над парком, который окружён большим городом. То есть количество отсветом от сияющих электричеством улиц на нём уменьшилось до минимума...
   И кто же первым подтянулся, подпрыгнув и ухватившись руками за верхнюю кромку забора? Нет - не Саня, и не Виталик, а Марфа Марковна. С такой ловкостью она это проделала, будто была школьной спортсменкой-отличницей, а не солидной женщиной. Но ведь и действительно, глядя на неё, невозможно было определить её возраст. Одновременно казалась она и молодой и старой. И только то, что она всё ещё была красивой, можно было сказать с совершенной уверенностью.
   Вот заглянула она через забор и сказала ребятам:
   - Ну что ж. В усадьбе горит свет. Можете перебираться через забор... Если, конечно, не боитесь.
   Тут Саня и Виталик проговорили:
   - Ну, конечно же, мы не боимся, а думаем только о том, как бы всё это поскорее и посчастливее заканчивалось...
   Через некоторое время они, пригибаясь, уже подползали к усадьбе. Совсем недалеко оставалось до крыльца, когда дверь вдруг распахнулась, и на крыльцо вышел Олег Емельянович. Вместе с ним выскочил большой, лохматый и беспородный пёс, которого Олег Емельянович беспощадно пнул ногой, и прорычал на него:
   - Ну, ты смотри у меня! Следи зорко, если увидишь кого, так грызи врага беспощадно, а то совсем разленился, дармоед такой!
   Пёс повёл носом и зарычал. Но рычал он не на тех кто за ближайшим сугробом ненадёжно укрылся, и кого пёс сразу почуял, но на Олега Емельяновича, которому он совсем не хотел служить.
   Испугался этого рычанья Олег Емельянович, так как совсем не хотелось ему оставаться покусанному. Так что захлопнул он прямо перед носом разъярённого пса дверь, и уже изнутри усадьбы прокричал:
   - Ты у меня порычи ещё! Вообще за этой Марфой Марковной в прорубь поплывёшь...
   И изнутри усадьбы зазвучали ещё тяжёлые, скрипом отдающиеся шаги. Не успели ребята и Марфа Марковна опомниться, а пёс уже оказался рядом с ними. Шумно он их разнюхивал и дружелюбно вилял хвостом.
   - Ну, здравствуй, - сказал Виталик.
   Пёс ещё сильнее завилял хвостом.
   Тогда Марфа Марковна молвила:
   - Если уж ты такой дружелюбный так, может быть, проведёшь нас каким-нибудь потайным путём внутрь усадьбы?
   Пёс негромко тявкнул - словно бы сказал "да", и побежал вдоль стены.
   - Ну, надо же, какой умный пёс, - порадовался Саня.
  

* * *

  
   Пёс забежал на ту сторону усадьбы, к которой примыкали несколько покосившихся, почти совершенно разрушенных вагончиков. В этих вагончиках должны были бы жить рабочие-реставраторы, но в них давным-давно никто, кроме, разве что крыс, не жил.
   Один из вагончиков был придвинут вплотную к стене, и пёс забрался под его колёса. Недолго думая, друзья последовали за ним. И вот увидели, что там, в стене усадьбы чернел пролом. Пролом был нешироким, но так как никто из присутствующих не страдал лишним весом, то кое-как протиснулись они внутрь. Оказались они в какой-то холодной комнатушке, со стен которой свешивались порванные обои, а возле двери навалены были обломки мебели.
   Мороз ощутимо начинал кусаться, так что завал у двери разобрали они с большим проворством, и выглянули в коридор.
   Прислушались... Ничего, вроде бы не было слышно. И уже собирались бежать дальше, вглубь усадьбы, когда пёс предупреждающе проскулил. Только успели они отшатнуться назад, как в дальней части коридора запылала свеча.
   Бесшумно закрыли они дверь, и все навалились на неё. Вслушивались, как приближаются шаги. Сразу и старуха Нефтъ и Олег Емельянович подходили. Старуха хрипела:
   - Здесь кто-то есть. Чую это!
   Да Олег Емельянович отвечал сумрачным голосом:
   - Да никого здесь нет, маманя. Кому здесь что нужно? Разве что этот глупый пёс осмелился меня ослушаться, и вернулся. Ну, тогда ему не поздоровиться, и он прекрасно об этом знает.
   Но Нефтъ гремела:
   - Нет. Не пёс. Другие... Они за нами пришли... Они тоже за кладом охотятся!
   - Да что вы такое говорите?! - возмущался Олег Емельянович. - Ведь никто про этот клад, кроме вас и не знает. Да и вам то только карточное гадание на клад указывало...
   - Молчи! Не смей в моих карточных гаданьях сомневаться! - возмущалась Нефтъ.
   И тут дверь за которой укрылись Саня, Виталик и Марфа Марковна Съешь начала дёргаться с такой силой, что они едва-едва смогли её удержать. С той стороны кричала Нефтъ:
   - Вот видишь - забаррикадировались они! Ломай дверь!
   - Да что вы! - злым голосом отозвался Олег Емельянович. - За этой дверью мебель сломанная навалена, а вы - "забаррикадировались". Совсем уже...
   - А ты мне не перечь, а лучше стрельни в эту дверь, вот тогда и выясним точно, есть там кто-то, иль нет.
   - Да вы, маманя, видно подзабыли, что здесь до города рукой подать, и всякие бдительные граждане могут этот выстрел услышать. Так понаедет сюда милиция, и как мы объясняться станем. Наше положение здесь не слишком-то надёжное. Особенно в последнее время, когда мы так много суетимся.
   - Ты мне не перечь! - взвизгнула Нефтъ, и дёрнула дверь с такой силой, что ручка отвалилась, и сама Нефтъ с грохотом повалилась на пол.
   Однако вторая половинка ручки ещё оставалась целой, и ребята удерживали дверь.
   Нефтъ неистовствовала:
   - Ты что ж это меня не ловишь?
   А сын её отвечал:
   - А у меня уже глаза слепнут. Так спать хочется. Совсем вы меня сегодня загоняли. День какой-то безумный - то одно, то другое. То картины похить, то Марфу Съешь утопи, то Емельяна Олеговича найди, то квартиру этих соседей из соседнего дома обчисть, то лесное хозяйство ограбь. И всё напрасно! Где этот ваш распроклятый клад, а? Где?! Везде только пейзажи, залы какие-то, и прочая, никому ненужная мазня.
   - Ты на меня не очень то кричи, а то я тебе глаза выцарапаю! - взвизгнула Нефтъ.
   - А вы поспать мне дадите? - спросил Олег Емельянович.
   - До тех пор пока клад не найдём не будет ни тебе, ни мне ни сна, ни покоя, - проворчала Нефтъ.
   - Ну, так я скоро прямо на ходу засну.
   - Ты мне лучше подняться помоги...
   И стоявшие за дверью услышали, как Олег Емельянович помогает подняться этой отвратительной старухе. Шаги стали отдаляться, но голоса преступников ещё некоторое время были слышны.
   Нефтъ говорила своему сыну:
   - Никакого сна тебе не будет, пока не выудим из этого распроклятого художника, где клад находится.
   - Так сколько уже его спрашивали, а он отвечает, что никакого клада, кроме своей возлюбленной не знает. И ведь не обманывает.
   - Тоже мне психолог нашёлся! - хмыкнула Нефтъ. - Всё он знает, и всю информацию из него можно выудить. Раз он такой неразговорчивый да скрытный, так можно применить несколько способов, чтобы язык ему развязать.
   - Какие же это, например, способы? - спросил Олег Емельянович, и в голосе его послышалось заметное оживление.
   И уже едва расслышали те, кто за дверью стояли:
   - Можно его, например, раскалённым утюгом прижечь, или зажать его пальцы в тиски, или...
   Тут Марфа Марковна шепнула ребятам:
   - Вот видите, как мы вовремя. Ещё немного, и Емельяну Олеговичу не поздоровилось бы. Впрочем, ему и сейчас грозит большая беда.
   Тут Саня проговорил:
   - А давайте захватим преступников штурмом. Ну, они же не ожидают нападения. Вот набросимся на них, и повяжем.
   - Поддерживаю идею, - кивнул, приоткрывая дверь в коридор, Виталик.
   Но Марфа Марковна возразила:
   - Ведь вы же слышали, что у Олега Емельяновича есть огнестрельное оружие.
   - Ну и что? - пожал плечами Саня. - Ведь он же сонный. И опомниться не успеет, как мы его уже скрутим.
   - Может он и сонный, но инстинкт самосохранения у него развит как у зверя. Ведь он же преступник, и всё время живёт в напряжении, боится быть пойманным, - сказала Марфа Марковна. - Так что он может выстрелить. Как вы понимаете, одной пули будет вполне достаточно...
   - Ну а что же тогда делать? - с некоторым даже возмущением спросил Виталик. - Ждать что ли?
   Да и Саня нахмурился:
   - Ведь эти злодеи собираются Емельяна Олеговича пытать.
   Марфа Марковна вздохнула и молвила:
   - А у меня, думаете, душа не болит?.. Ну ладно, давайте пробираться к ним. Там, может быть, и придумаем что-нибудь. Но никаких стремительных нападений не будет. Ясно?
   - Да... Ладно..., - нехотя кивали ребята.
  

* * *

  
   Какой же скрипучей была эта усадьба!
   Как ни осторожно ступали они, а пол всё ж поскрипывал. Так что после каждого шага приходилось им останавливаться, да вслушиваться - не наделали ли они переполоха. Только дворовому псу удавалось двигаться и проворно и бесшумно. Он забегал вперёд и указывал кратчайший путь.
   И вскоре они подкрались к приоткрытым дверям, из-за которых выбивался тусклый порывистый свет от нескольких свечей, а также доносились голоса.
   Ворчала старуха Нефтъ:
   - Вот надо же какое невезенье - утюг не работает!
   Олег Емельянович отвечал с ехидцей:
   - Вот если бы вы, маманя, хотя бы раз в году занимались одеждой: то есть стирали и гладили её, так и утюг бы содержался в порядке, и сейчас можно было этого художника прижечь.
   Раздался печальный голос Емельяна Олеговича:
   - Совершенно не понимаю, зачем вам это нужно? Ведь если бы даже и знал местоположение клада, то есть любимой моей, так всё равно бы вам не сказал.
   - Молчи! - взвизгнула Нефтъ. - Вот пальцы твои в тисках зажмём, так по-другому запоёшь, и всё нам с большой охотой выложишь... А ты что истуканом встал?! - прикрикнула она на Олега Емельяновича.
   - А что мне делать? - спросил он и зевнул.
   - Что-что?! Будто не ясно, неси тиски.
   - А где мне эти тиски искать?
   - Где-где. В чулане.
   - В каком ещё чулане? Здесь много чуланов.
   - Ну а я почему знать должна? Посмотри, например, в самом большом чулане, который в подвале. Там много всякого барахла валяется, может и тиски найдёшь.
   - Ну, хорошо...
   Шаги Олега Емельяновича заскрипели к двери, и стоявшие за ней ребята едва успели отпрянуть.
   Но вот крикнула Нефтъ:
   - Э-эй, а пистолет-то мне оставь.
   - Это с какой ещё стати? - возмутился Олег Емельянович.
   - А с такой стати, что я тебе уже говорила: чувствую - где-то поблизости враги наши, и мне, бедной старушке, нужна от них защита. У тебя то вон сколько силищи, а мне нужна защита.
   - Да что вы себе такое в голову то взяли. А? Нет здесь никого кроме нас, да ещё этого художника.
   - Ну а раз ты так уверен, что никого нет, так можешь спокойно мне оружие отдать и не бояться, что кто-либо на тебя нападёт, - рассудила старуха Нефтъ.
   Олег Емельянович заворчал, но всё же подчинился старухе - отдал ей свой пистолет.
   Ребята, Марфа Марковна и пёс отскочили в тёмный угол, и тут же дверь распахнулась, и вышел из помещения Олег Емельянович. Всем видом своим выражал он недовольство. Всё ворчал:
   - Ишь, карга старая... и никакого отдыха из-за неё нет. Выдумала себе клад, а может его и в природе не существует...
   Тут глянул Олег Емельянович в тот угол, где все затаились. Он остановился, нахмурился, и прошипел испуганным голосом:
   - Эй, стоит там, что ли кто-то? А ну-ка, давай выходи...
   Конечно, никто не ответил. Все стояли и не двигались. Даже и дворовый пёс прекратил хвостом размахивать.
   Тогда Олег Емельянович провёл своей широкой ладонью по лбу и проворчал:
   - Ну вот - уже и мерещиться невесть что стало. Всё-таки надо поскорее с этим художником расправиться, и спать ложиться.
   И он пошёл вниз по тёмной скрипучей лестнице.
   Саня прошептал:
   - Ну что - нападаем на Нефтъ и освобождаем Емельяна Олеговича? Правильно?
   - Нет, не правильно, - покачала головой Марфа Марковна. - Неужели не понимаете, что старуха сейчас сидит там да на дверь смотрит. Только мы ворвёмся, а она и стрелять начнёт. И хоть одна пуля обязательно цель найдёт.
   - Тогда пошли за этим вонючкой, - кивнул Виталик на широкую спину удаляющегося Олега Емельяновича.
   - А вот это уже лучше, - кивнула Марфа Марковна. - Главное, незаметно к нему подкрасться и оглушить чем-нибудь. Появился тут у меня один план...
   И ребята со всей возможной осторожностью последовали за Олегом Емельяновичем. Всё же ступеньки продолжали скрипеть, но погружённый в своё ворчание Олег Емельянович не замечал этого скрипа.
   Вот раскрыл дверь кладовой и начал возиться с выключателем. В сумерках слышались щелчки выключателя и ворчание преступника:
   - Да что же это такое?.. Кажется, что здесь вообще ничего не работает! Ввязался я в это дельце, а не видать мне клада как своих ушей... Ну и что теперь делать? Придётся подниматься наверх, брать свечи, и возвращаться сюда... Прямо, как в средневековье живём...
   В это мгновенье сзади подкрался к нему Саня и, приложив к шее Олега Емельяновича округлый кусок заранее подобранной кухонной трубы, прошептал зловещим голосом:
   - Ни с места. Ни звука. Или стреляю.
   И впрямь - прижимавшийся к шее кусок трубы можно было принять за пистолетное дуло.
   Задрожал Олег Емельянович и вымолвил сдавленным голосом:
   - Помилуйте.
   На что подошедший спереди Виталик ответил:
   - Помилуем, если ты рыпаться не будешь.
   - Ага, - кивнул Олег Емельянович, и тут же дёрнулся вниз.
   Он в одном движении умудрился ногами ударить Саню, а Виталика пихнуть затылком в живот. Так что оба мальчика повалились на пол.
   Но на этом сопротивление Олега Емельяновича было пресечено. Вдруг он перестал дрыгаться, а только лежал на полу и хрипел:
   - Уберите... Перестаньте... Я больше не буду...
   Дело в том, что на него навалился дворовый пёс и острыми своими клыками приник к его горлу. Правда он и не сжимал клыков, а ждал дальнейших указаний.
   - Вот молодец, пёсик, - проговорил с оханьями, и потирая свой ушибленный живот, Виталик.
   Тут сверху раздался крик Нефтъ:
   - Что там такое происходит?! Немедленно отвечай, а иначе стрелять буду!
   Тут Саня пихнул Олега Емельяновича и шикнул на него:
   - А ну-ка отвечай ей, что всё нормально, и что ты сейчас поднимешься...
   Олег Емельянович не стал возражать, и отозвался не совсем естественным голосом:
   - Всё у меня хорошо... Просто замечательно! Кхех... Да... Сейчас поднимусь...
   - Давай скорее возвращайся, - прикрикнула Нефтъ.
   - Скоро вернусь! - сдавленным голосом выкрикнул Олег Емельянович, а потом прошептал жалобно, к ребятам обращаясь, - Вы только не убивайте меня. Ладно?
   На что Саня ответил:
   - Конечно, убивать мы вас не станем, но сдадим вас, куда следует.
   - В милицию то бишь, - пояснил Виталик.
   А Марфа Марковна добавила:
   - Но прежде для проведения одной блистательной операции нам понадобиться ваша вонючая одежда.
   - Что? - прохрипел, выпучив глаза, Олег Емельянович.
   Марфа Марковна сказала:
   - А вы не кричите.
   - Не буду, - испуганным голосом обещал Олег Емельянович. - Вы только ничего плохого мне не делайте...
   - Не сделаем, не сделаем. Хотя стоило бы. Только вот кляпом вам рот заткнём, чтобы вы потише себя вели.
   - Что..., - начал было возмущаться Олег Емельянович, но тут дворовый пёс так выразительно зарычал на недавнего своего мучителя, что Олег Емельянович решил, что лучше бы ему всё-таки помолчать...
   Кляп был изготовлен быстро. Сделали его ребята из какого-то тряпья, да и заткнули им рот преступника. Затем, порывшись немного в погребе, нашли и верёвки, но прежде, преодолев отвращенье, сняли с Олега Емельяновича верхнюю одежду, а затем верёвкам тщательно, по рукам да по ногам его связали...
   И всё это время сверху доносились крики Нефтъ:
   - И что же там всё копаешься, а?!.. Немедленно возвращайся!
   Так как Олег Емельянович лежал с кляпом во рту, то и ответить он ничего не мог.
   А замысел Марфы Марковны Съешь, который полностью поддержали ребята был таков: кто-то из них, то ли Саня, то ли Виталик должен был переодеться в Олега Емельяновича, и в таком виде, но только спиной пятясь, в комнату к Нефтъ войти. И дальше продвигаться так, чтобы старуха лица переодевшегося не увидела....
   Но верхняя одежда Олега Емельяновича была чрезвычайно просторной, так что и на Сане и на Виталике и уж тем более на Марфе Марковне смотрелась она нелепо.
   И тогда Саня предложил:
   - Слушай, Виталик, а давай мы в этой одежде вдвоём укроемся. Думаю, со стороны это вполне нормально будет смотреться.
   Так они и нарядились: вдвоём влезли и в брюки и в рубаху Олега Емельяновича. Однако со стороны это смотрелось отнюдь не нормально, а очень странно. Получилась неуклюжая, мешковатая фигура, которая и передвигалась неестественно. Сверху торчала только голова Сани, а Виталику пришлось согнуться - убрать свою голову в плечо Олега Емельяновича.
   Марфа Марковна посмотрела на них и вздохнула:
   - Ох, боюсь я за вас ребята. Может, всё-таки что-нибудь другое придумаем.
   - Нет, - раздался сдвоенный, ребячий голос этого лже-Олега Емельяновича.
   - Не забывайте, что у Нефтъ пистолет, - молвила Марфа Марковна.
   А в это время уже и сама старуха Нефтъ закричала сверху:
   - Возвращайся немедленно, бездельник, или я буду стрелять!
   - Пора, - вздохнули ребята и, хватаясь за перила, начали подниматься по лестнице.
   Вот и дверь, за которой должны была Нефтъ и Емельян Олегович находиться. В нерешительности остановились перед этой дверью ребята. Всё-таки жутковатым было чувствие того, что на противоположной стороне двери ожидает их встреча с вооружённой злодейкой...
   Вот вскрикнула Нефтъ:
   - Ну и что же ты за дверью то остановился, а?!.. Давай-ка входи, да поскорее. Или это не ты?!.. А ну-ка отзовись!
   Больше нельзя было терять времени, и Саня с Виталиком сделали этот шаг. Дверь приоткрылась, но никто из ребят так и не увидел бабки, так как сразу отвернулись они. А Виталику, который в рубашке плече свою голову укрывал, вообще плохо было. Мало того, что он ничего не видел, так он ещё и задыхался, так как одежда вся насквозь пренеприятным запахом Олега Емельяновича пропиталась.
   Итак, шагнувши в комнату, ребята сразу же отвернулись и медленно, шажок за шажком, начали назад пятиться.
   Комната заполнилась ворчливым голосом Нефтъ:
   - Э-эй, а чего это ты так идёшь странно? И выглядишь ты странно. Чего это тебя так всего раздуло да перекосило, - и вскрикнула повелительно. - А ну-ка повернись ко мне и отвечай.
   Но этот лже-Олег Емельянович не слушался её, а всё продолжал пятиться, приближался к ней.
   Тут Нефтъ заверещала испуганно и зло:
   - Да ты ли это вообще?.. А ну-ка повернись и отвечай...
   И сама Нефтъ вскочила со скрипучего кресла, на котором сидела до этого и шагнула к нему. Остановившись в паре шагов за его спиной, и прохрипела:
   - А ну-ка немедленно обернись ко мне, или я стреляю!
   И тогда Виталик прошептал тихо-тихо:
   - Ну, всё. Пропали мы.
   Однако, настороженная Нефтъ услышала даже и этот шёпот и пророкотала:
   - Что ты там такое сказал?!.. А ну-ка повтори...
   И Саня, и Виталик чувствовали, что пистолетное дуло направлено на них, а палец старухи напряжён - готов нажать на курок.
   И тогда дверь, через которую они только вошли, вновь распахнулась и на пороге предстала Марфа Марковна Съешь. Вскрикнула она:
   - Остановитесь! Не стреляйтесь! Я вам всё объясню!
   Взвизгнула Нефтъ удивлённо:
   - Это ты?! Ведь ты же должна была утонуть! Ну сейчас я с тобой покончу!
   И тут негромко, но восторженно и счастливо проговорил Емельян Олегович:
   - Любимая! Милая моя! Вот свершилось!
   - Встретились мы! - вскрикнула Марфа Марковна и, забывши даже о Нефтъ, бросилась к нему.
   Понимали Саня и Виталик, что вот именно сейчас, когда внимание старухи отвлечено на Марфу Марковну, надо им действовать. Но те нелепые одеяния, которые были на них, сильно затрудняли их движения. Развернулись они, но сделали это так неуклюже, что, вместо того, чтобы выбить из рук старухи оружие, начали падать на неё.
   Но Нефтъ по-прежнему замечала только Марфу Марковну, - почему-то образ её, бегущей к Емельяну Олеговичу, показался старухе самым жутким из всех когда-либо виденных ею образов. Она и сама не понимала, почему, но всё же решила, что самое главное для неё сейчас - это не допустить их встречи.
   Вот нажала она на курок. Невыносимый, оглушительный грохот переполнил то небольшое помещение, в котором они находились...
   И как раз в это мгновенье падающие Саня и Виталик навалились на неё, и все втроём повалились они на пол.
   - А-а! - рычала Нефтъ. - Живой я вам не дамся, и вас постреляю...
   И ещё один выстрел грохотнул. Конечно, ребята не могли допустить, чтобы следующая пуля в них попала, так что и ухватили Нефтъ за руку, и дёрнули её так, что пуля ушла в потолок, оставив в сумраке над их головами пятно непроницаемой черноты...
   Затем, общими усилиями выхватили пистолет и отбросили его в сторону. Пронзительно завизжала Нефтъ, попыталась хоть кого-нибудь из ребят укусить, но так и не смогла до них дотянуться.
   Так она визжала, так извивалась, что пришлось и её вязать по рукам да по ногам теми верёвками, которые удерживали шторы.
   И только связали её, то услышали жалобный, всхлипывающий голос Емельяна Олеговича:
   - Марфа... очнись... скажи мне хотя бы одно слово... хотя бы взгляни на меня... Марфа... Марфа...
   Обернулись ребята на этот голос и увидели, что художник склонился над Марфой Марковной, которая как упала, когда выстрелила в неё Нефтъ, так и лежала с тех пор недвижимая.
   Ребята тоже подбежали к ней, склонились...
   Из-за их спин раздалось злобное хихиканье Нефтъ:
   - А-а, так всё-таки не суждено было вашему счастью случиться. Ну и поделом же. Будете знать, как от меня клад укрывать!
   Но на эти её завывания даже и не обращали внимания ребята. Велико было их горе, чувствовали они боль Емельяна Олеговича. А по щекам художника катились слёзы, падали на сразу сильно побледневшие щёки Марфы Марковны.
   И вот вздрогнула, закашлялась Марфа Марковна.
   - Жива... Всё-таки жива..., - зашептал Емельян Олегович и робко улыбнулся.
   Тогда Виталик сказал:
   - Надо бы скорую помощь вызвать.
   А Саня поддержал его:
   - Да. Я сейчас сбегаю.
   Но уже открыла глаза Марфа Марковна и смогла проговорить:
   - Нет. Не надо скорой помощи. Я вполне здорова.
   - Но как же так..., - начал было Емельян Олегович, однако Марфа Марковна не дала ему договорить.
   Она вынула из-под своего платья металлическую пластину со старинным барельефом, изображающим какую-то сценку из рыцарской жизни. И прошептала она:
   - Прежде чем сюда идти заметила я на стене это украшение, и решила использовать его как щит. Удар пули был всё же очень силён, и я на недолгое время лишилась чувств. Но обошлось без серьёзных повреждений, и даже кровотечения у меня нет...
   Ответом на эти слова прозвучали злобные завывания старухи Нефтъ, и радостные восклицания ребят и Емельяна Олеговича.
   - Помогите-ка мне подняться, - попросила Марфа Марковна, и они, подхватив её под руки, поставили Съешь на ноги.
   Внимательно посмотрела Марфа Марковна в глаза Емельяна Олеговича и произнесла:
   - Вот и встретились...
   - Вот и встретились, - ответил художник.
   И обнялись они и поцеловались.
   Саня и Виталик отошли немного в сторону и стали думать над тем, что делать с бессильно рычащей Нефтъ и её сынком Олегом Емельяновичем.
   - Надо бы их в милицию сдать, - произнёс Саня.
   - Да. Полностью с тобою согласен. Там им самое место, - кивнул Виталик.
   Затем Саня обратился к Нефтъ:
   - А куда вы дели картины Емельяна Олеговича и Марфы Марковны?
   Нефтъ выпучила на него свои безумные глаза и прошипела:
   - Все эти бесполезные картины я сожгла. Да! Вот так то! - хмыкнула она злобно.
   - Да как вы могли! - гневно выкрикнул, вспомнив прекрасные и бесконечные залы, Саня.
   Тогда Нефтъ захихикала и заверещала:
   - Да вот так вот и могла! И теперь очень радуюсь тому, что сделала это!..
   Тогда Емельян Олегович молвил:
   - Ну, ничего страшного. Теперь я такое светлое, счастливое чувство в себе чувствую, что смогу заново все эти картины нарисовать.
   Тут в комнату ворвался дворовый пёс, и сразу же подскочил к большому ящику, который стоял возле стены. Залаял он на этот ящик и начал размахивать хвостом. Вновь зашипела старуха Нефтъ, но уже ничего шипеньем своим не могла поделать...
   Следом за псом подбежали к тому ящику и Саня с Виталиком, откинули крышку и увидели, что картины Емельяна Олеговича и Марфы Марковны лежат там целые и невредимые.
   Общими усилиями собрали они эти картины, и ещё раз надёжнее связав Нефтъ и Олега Емельяновича, вышли из усадьбы и направились в сторону города, который только-только пробуждался. Постепенно светлело небо...
   Вообще-то и Саня, и Виталик беспрерывно зевали, но всё же понимали, что надо ещё с преступниками разобраться. Поэтому все вместе пошли в милицию, где в самых общих чертах рассказали о том, что с ними случилось. И в милиции им не очень то поверили, так как очень уж невероятной вся эта история казалась.
   Но, тем не менее, всё же направили наряд проверить усадьбу. И что же? Нашли там следы обитания Нефтъ и Олега Емельяновича (от последнего ещё и сильный запах остался); нашли там мебель, которая Марфе Марковне Съешь принадлежала. Нашли также и картины, которые были похищены из бывшей квартиры Емельяна Олеговича, и о пропаже которой уже заявили нынешние её жильцы. Но ни Нефтъ, ни Олега Емельяновича в усадьбе уже не было. Как им удалось высвободиться из пут, которые со всей возможной тщательностью наложили на них ребят - это осталось загадкой.
   После этого в милиции записали домашние адреса Сани, Виталика, а также и Марфы Марковны и Емельяна Олеговича. Ведь они ещё могли понадобиться в качестве свидетелей. Кстати, Марфа Марковна заявила, что она живёт с Емельяном Олеговичем. Соответственно и адрес назвала один на двоих. Это был адрес её нынче пустующей квартиры...
   И в блеклых лучах пробуждающего зимнего дня расстались они. Зевающие Саня и Виталик пошли по своим домам. Ну а Марфа Марковна и Емельян Олегович - в квартиру, которой суждено было наполниться не только их личным присутствием, но и новыми картинами...
  
  
  
  

ЭПИЛОГ

   Конечно на следующий день ни Саня, ни Виталик не пошли в школу. И не обращали они внимания на родителей, которые читали им длинные и нудные лекции о том, как надо себя вести, и как учиться. Ведь и Саня, и Виталик совершенно точно знали, что сделали в прошедший день очень много хороших и значимых дел. Ну а что касается пропущенных в школе занятий, то они чувствовали, что смогут в короткое время наверстать пропущенное...
   Проспали они не так уж и долго - до обеда. Потом созвонились, и договорились встретиться возле дома Сани. На том месте, где открывался такой восхитительный вид на три озера.
   Когда они туда пришли, то увидели, что там уже стоят, взявшись за руки сияющие счастьем любви Емельян Олегович и Марфа Марковна Съешь. Они несколько не удивились, увидев своих друзей, но, постояв ещё немного в безмолвии, направились в сторону лесного хозяйства...
   Там им предстояла встреча с проснувшимся псом Думкой. Колли Виталика приветствовал всех их громким и счастливым лаем и щедрым маханием хвоста.
   Затем все вместе направились они к одинокой берёзе и немало времени потратили на извлечение клада. Старые золотые монеты складывали в мешки, которые заранее подготовили Емельян Олегович и Марфа Марковна. После того, как все драгоценности были извлечены, оказалось, что их так много, что даже и общими усилиями едва можно было эти мешки поднять.
   Конечно, богатство там было огромное. Все четверо могли до конца своих дней жить в роскоши, ни в чём себе не отказывая, но в тоже время все они чувствовали, что роскошь эта вовсе не нужна, так что все без исключения ценности были переведены в фонды, которые ещё заранее приметили Емельян Олегович и Марфа Марковна. И многие люди, которые действительно нуждались в поддержке, вскоре очень благодарили своих благодетелей, хотя лично и не знали их.
   После этого пришло время расставаться. И Саня спрашивал:
   - Ну а что же ваши картины?
   - Пока что ещё не знаю, - отвечал Емельян Олегович.
   - Да как же не знаете?! - энергично говорил Виталик. - Неужели хотите, чтобы пылились они! Вы их должны для людей выставить.
   - А может вы и правы, - робко улыбался Емельян Олегович. - Может, удастся устроить выставку наших с Марфой Марковной картин. Пусть люди приходят и любуются на наши залы...
  

КОНЕЦ

26.02.05

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"