Аннотация: Милиция, осматривая квартиру самоубийцы, обнаруживает на столе исписанный сверху донизу лист бумаги. Но вместо объяснения причины, побудившей его расстаться с жизнью, автор предсмертного письма рассказывает о давней поездке в городок Г., где на заброшенном кладбище он пытался сфотографировать призрак...
"В то лето родители, желая избавить единственного сына от трагикомедии назревшего развода, отправили меня на два месяца в городок Г. - к дальним, но гостеприимным родственникам. Ехал я с радостью: какой шестнадцатилетний не любит путешествовать? К тому же отец изобразил Г. как чудное местечко, расположенное в живописной местности и нашпигованное памятниками архитектуры: "Кучу снимков привезешь!" Я был страстным фотографом, и стены моей комнаты почти сверху донизу были увешаны собственными "шедеврами". "И речка, пляж, загоришь, как на море!"
Однако Г., расположенный на стыке трех границ - польской, украинской и белорусской - разочаровал меня с первого взгляда. "Чудное местечко" оказалось маленьким и обшарпанным городком; хваленые памятники архитектуры были представлены лишьрассыпающейся церквушкой 18 века, а из узкой и мутной речонки расположенный выше по течению калийный комбинат сделал сточную канаву, загорать на берегах которой никому не приходило в голову. Родственники, у которых я поселился, были люди простые и радушные, но говорить с ними было не о чем. Впрочем, пожилая супружеская чета, независимо от личных качеств - не самая лучшая компания для подростка. Я раз прошелся по городу, два прошелся, сфотографировал церквушку, горсовет, двух девушек с мороженым - и отчаянно заскучал. Как на зло, у родственников даже телевизора не было.
- Да, молодежи у нас, конечно, скучновато, - согласился со мной Викентий Андреевич, бывший военный, а ныне военрук в местной школе. - Кто поспособнее да посмелее, уезжают после школы в большие города.
Мы разговаривали, стоя у плетня, как и подобает соседям.
- Я думал, Г. - старый город, с историческими памятниками...
- А он действительно старый, только вот памятники не сохранились. Кроме церкви и заброшенного кладбища.
- Церковь я уже сфотографировал, а что за кладбище?
- Как, ты еще не слышал главную нашу легенду?
- Не-а. Расскажете - услышу.
- На западной окраине Г. есть заброшенное кладбище, интересное старинными скульптурами, склепами, надгробными плитами 17 и 18 века. С начала 19 века там никого не хоронят, хотя места достаточно. Более того, кладбищенские ворота с того времени не просто заперты на ключ, а запаяны намертво! По легенде, их запаяли их из-за Белой панночки. Была у местного графа дочка-красавица, и умерла она молодой. А граф был вольнодумец, не захотел, чтоб дочку отпевали, и так захоронил - без церковного обряда. Стала она по ночам вылезать из могилы и душить прохожих. И тогда, чтоб избавиться от напасти, кладбище обнесли высокой стеной, а ворота запаяли. Она не может выбраться наружу, и бродит среди могил.
- Да какой дурак тебе это рассказал! - всплеснула руками моя родственница, когда я за ужином поделился с ней соседским рассказом. - Викентий? Да он же ничего не знает, он же не местный, приезжий! Все ж совсем не так было.
И добрая душа поведала мне, как все было на самом деле. Надо признать, ее версия была гораздо поэтичнее нескладного рассказа военрука.
Рано-рано, на самом рассвете, летел над дремлющей землей ангел. И обронил он, подлетая к Г., кольцо, исполнявшее желания, любые, даже самые невозможные. Кольцо упало на шлях, по которому гнал стадо пастух Юшка. Юшка был блаженный, цены деньгам не знал, пас стадо за харчи, и подобрал кольцо не оттого, что было оно из червонного золота, а оттого, что понравился ему его блеск.
Целый день сидел Юшка на пеньке и забавлялся кольцом, пуская солнечные зайчики, а когда погнал череду обратно, то пересекла ему путь похоронная процессия. Хоронили графскую дочку, и везли ее, как положено у богатых, на подводе, запряженной шестью черными волами. Пышный гроб был открыт, и все могли полюбоваться на красоту покойницы. А умерла она совсем молоденькой, шестнадцати годов, и лежала в гробу как куколка: кудри длинные, золотые, личико беленькое, гладенькое, платье французское венчальное, все в кружевах. И казалось, что не умерла она, а спит.
Посмотрел Юшка на покойницу, и жалко ему стало ее до невозможности. На земле весна, все цветет, небо голубое улыбается, солнце сияет - а ее, куколку, увозят черные волы из этого мира, и спрячут ее красоту в сырую землю, и никто ее не увидит больше. И пожелал Юшка, чтоб красавица вернулась - прокатилась себе на волах и вернулась. И было его желание таким странным потому, что был он блаженный и не знал, чего можно желать, а чего нельзя.
В ту же ночь графская дочка вернулась домой, в том же белом платье, только землею перепачканном, и горько-горько спросила у родителей, зачем они ее закопали в сырую землю? Там темно, и исплакались ее очи ясные. Там сыро, и развились ее кудри золотые. Как увидел свою дочку граф, так и умер на месте от разрыва сердца; а мать в тот же миг с ума сошла.
Так исполнило кольцо желание Юшки. И каждую ночь покидала свою могилу графская дочка, и приходила к тем, кто знал ее живой. Скучно мне! - жаловалась она. На кладбище все мертвые, я одна живая. Но не была она живая, потому что руки ее были холодны как лед, а дыхание убивало. И много людей так умерло, и не знали, что делать.
Собрался городской магистрат, стали важные люди судить-рядить, как избавить город от напасти. Пока судили-рядили, приходит в залу стражник и говорит, что блаженный Юшка к ним просится, есть ему что сказать. Впустили Юшку, и покаялся блаженный, что это он белую панночку на город напустил, и обещал вернуть ее обратно в могилу и успокоить навеки. Только про кольцо он ничего не сказал - боялся, что отнимут, и нечем солнечные зайчики станет пускать.
Но не поверили знатные люди Юшке и велели наказать его за дерзость плетьми. Потащили его на расправу, а как он не хотел идти, то волокли его по земле. Пока волокли, кольцо-то из дырявого кармана и вывалилось и глубоко в землю ушло. Высекли блаженного и выгнали из города. А кладбище обнесли высокой стеной, а ворота запаяли навеки. Нет теперь хода белой панночке к живым людям! А если кто пойдет туда ночью, то живым не вернется.
И теперь иногда, - закончила легенду родственница, - в лунные весенние ночи, слышно, как она царапает ограду изнутри и вздыхает - выбраться хочет.
Отчасти от скуки, отчасти по врожденной склонности ко всему необычному старая легенда меня заинтересовала. На следующий день я, разумеется, нашел кладбище, и, увидев, что каменная ограда ниже человеческого роста (вросла за века в землю), не долго думая через нее перемахнул.
Грустное зрелище предстало перед моими глазами. Старинные каменные надгробия были почти неразличимы за высоченной травой, скульптуры ангелов покрылись пятнами мха. Я буквально продирался сквозь заросли, но кроме сорных трав меня ничто не останавливало и не тревожило. Может, потому, что был чудесный летний день и меж покосившихся каменных крестов порхали бабочки. Мне хотелось проверить легенду и найти могилу белой панночки - и представьте, я ее нашел! Ангел скорби грустно взирал на белое мраморное надгробие, на котором с огромным трудом можно было разобрать имя - Ванда Эльжбета, и годы жизни. Ванда Эльжбета, чью фамилию стерло время, родилась в марте 1784 года и умерла 27 апреля 1800 года, то есть в шестнадцать лет.
Конечно, не существовало решительно никаких доказательств, что под мраморной плитой лежала именно героиня легенды - мало ли девушек в ту эпоху умирало в молодом возрасте? Более того, если легенда не лгала и белая панночка была дочерью графа, она не могла покоиться на городском кладбище - у графов, магнатов были свои родовые усыпальницы - крипты. Но я тогда этого не знал, вообразил, что передо мной та самая могила и загорелся диким желанием - сфотографировать... призрак.
Только в дурной голове отчаянного подростка могла зародиться такая мысль - нелепая с материалистической точки зрения и совершенно безумная, если поверить в легенду. Три дня я колебался, или, если честно, боялся - и именно желание не выглядеть трусом в собственных глазах подтолкнуло меня на безумную выходку. Часов в одиннадцать, когда родственники захрапели, я прихватил фотоаппарат, сунул в карман фонарик и выскользнул из дому.
Ночь была облачная и ветреная, впрочем, ветер был теплым. Улицы Г. были пустынны, и чем ближе я подходил к кладбищу, тем тревожнее мне становилось. Но жажда приключений вкупе с подростковым задором оказалась сильнее здравого смысла, и я перебрался через ограду.
Ночью все кладбища выглядят мрачно, а заброшенные - и подавно. В шепоте высоких трав и разросшихся кустов мне слышался чей-то шепот, смутно видневшиеся в темноте скульптуры, казалось, шевелились. Не знаю, почему я не повернул назад. Без десяти полночь я добрался до могилы панночки - и в тот же миг ветер стих, а из-за туч выглянула луна, заливая маленькое королевство мертвых своим бледным светом. Тревога моя, как ни странно, прошла. Я присел на упавший на землю каменный крест и стал ожидать чего-то сверхъестественного, не отводя глаз с могилы ровесницы.
Сначала сердце мое билось сильно, но шли минуты, а мир вокруг оставался неизменным. Все так же светила луна, все так же пахло какими-то свежими травами. Мало-помалу мысли мои ушли далеко. Я пытался представить себе давным-давно отшумевшую жизнь. Устраивал ли отец панночки балы? Какие танцы на них танцевали? Ездили ли они на охоту? О чем мечтали тогда мои ровесники? Панночка, наверно, как все девчонки, мечтала выйти замуж. Был ли у нее жених? Наверно, был, если хоронили в подвенечном платье....
- У меня не было жениха, - прошептал мне на ухо печальный и нежный голос. - В платье похоронили по обычаю - девушек хоронят в подвенечном наряде. Я так и не узнала любви, я только читала о ней в романах.
Я вздрогнул и оглянулся, чувствуя, как по спине струится ледяной пот. Сзади никого не было. "Пора убираться отсюда", - подумал я и быстро-быстро пошагал к ограде.
Поваленные памятники преграждали мне путь, ветви хлестали меня по лицу, длинные травы норовили запутать, как в силках, а в ушах неотступно звучал все тот же, исполненный сладкого яда голос:
- О мой рыцарь, мой жених! Ты наконец-то пришел ко мне после двухсот лет ожидания. И я буду твоей, но не сейчас, ты еще слишком молод. Я приду к тебе в твой двадцать пятый день рождения, и мы обвенчаемся навеки....
Не помню, как я перелез через ограду и добрался до дома родственников: более-менее пришел в себя я только к рассвету..."
- Слушай, я не понял, что это за бред? - майор Кандыба смачно выругался.
- Не знаю. На столе лежало. Написано синей шариковой ручкой на белой бумаге формата А5.
- И на хрена это читать? Картина и без того ясная: оснований для возбуждения уголовного дела нет, потому что имело место самоубийство. Дверь была заперта изнутри, в квартире нет следов борьбы, беспорядка. Самоубийца открыл окно, встал на подоконник и прыгнул вниз. Кстати, что соседи из дома напротив видели, ты с ними говорил?
- Ну да. Они говорят, что он был один. Одна фигура в проеме окна, никто его не толкал.
- Ну так все, чего ты канителишься, стажер?
- Они еще говорили...
- Что? Вот навязали на мою голову стажера-имбецила, прости Господи.
- Что он, когда прыгать собрался, вытянул вперед руки и держал их так, как будто обнимал кого-то.